Это было для Льва Рубинштейна удивительно, потому что бабушка по материнской линии, жившая вместе с ними, была носителем той самой еврейской традиции, которыми славился древний народ. Лев Семёнович Рубинштейн. В своей изумительной книге «Целый год. Поэт Лев Рубинштейн называл свою жену «первым и строгим читателем». новости города Иваново и Ивановской области. Сегодня в Москве попрощаются со Львом Рубинштейном. – «Лев Рубинштейн – это Чехов сегодня: подтекста больше, чем собственно текста, здесь всё в лакунах и переходах, интенциях и провисаниях», – пишет о Вас Дмитрий Бавильский.
Писатель Борис Акунин подтвердил, что поэт Лев Рубинштейн находится в тяжелом состоянии
– «Лев Рубинштейн – это Чехов сегодня: подтекста больше, чем собственно текста, здесь всё в лакунах и переходах, интенциях и провисаниях», – пишет о Вас Дмитрий Бавильский. Лев Семёнович Рубинштейн. В своей изумительной книге «Целый год. "Мой друг Лев Рубинштейн, один из лучших людей на свете, выдающийся поэт, попал в беду.
Сбивший поэта Льва Рубинштейна водитель отделался условным сроком
Остаются сполохи памяти, вспышки. Вспышки прошлого... С текстами Льва Рубинштейна я познакомился, как часто случалось в нашем круге московских концептуалистов, раньше, чем с ним самим. В мастерской у Эрика Булатова.
Это был уже канонический «Каталог комедийных новшеств» 1976 года, ходивший в «концептуалистском самиздате»: библиотечные карточки с краткими текстами посередине. Одно предложение, прочтение, пауза от перекладывания карточек, еще предложение, прочтение, пауза и — вот оно... Как у Пригова, Монастырского, Вс.
Некрасова, — новое, новое, что раздвигало стены культурного поля, заставляло их камень трескаться под напором. И расширялось страны Поэзии пространство! В трещины били свежие и сильные лучи.
Их источник — поэт Лев Рубинштейн. В этих лучах было тепло и светло. И свежо!
Остро пахло новым поэтическим озоном. Этот запах ни с чем не спутаешь. От него вскипает кровь, а в мозгу звенят хрустальные сферы обновленных слов...
Его карточки испускали некую семиотическую прозрачность, не оставляющую места для лакун двусмысленности или недосказанности. Цельность светового потока. Концептуальный лаконизм.
Чистота внутреннего строя. Эти аккуратные стопки карточек светились новым, сдвигающим старое, семантически и стилистически обветшавшее, выродившееся, ставшее поэтической рутиной. Он умел использовать поэтическую рутину как никто.
Рутинное в лучах его поэтики прорастало новыми смыслами, становясь ready made или образами Уорхола. Карточки вызывали восторг и недоумение. Именно такой должна быть новая поэзия.
Своими картотеками, как бульдозерами, Лев Рубинштейн сдвинул замшелый к середине 70-х мирок отечественной подпольной поэзии, безнадежно опирающийся на кости замордованного большевиками Серебряного века. К тому времени в этих костях остался лишь запах поэтической плоти. Но многие, многие еще обсасывали эти кости...
Лев Семенович был настоящим творцом нового. Расчистив свое поле, он спокойно отошел в сторону, оценил работу, удовлетворенно кивнул, поправив очки, и занялся эссеистикой. Зарабатывать деньги на тиражировании своего поэтектонического сдвига он не стал.
Семена в сие поле бросали уже другие. Академизация метода — это было не его. Как истинному новатору ему это претило.
Только единицы из поэтов такого масштаба способны на такое... Лев сделал дело — и двинулся в другое пространство, где ему было интересно. Он впивался в мир и писал его.
Писал людей, события, воспоминания, сюжеты человеческой комедии. Советской и постсоветской. Его эссе исчерпывающе точны.
Это взгляд человека, не уставшего от жизни, от человеческого. В нем никогда не было ни высокомерия, ни мизантропии. Ни усталости восприятия мира.
Многие ли из больших поэтов способны этим похвастаться? Я думаю, это не только характер, но и осознание важности проделанной работы. Это успокаивает творца.
В поэзии и в жизни он ненавидел пафос. Несмотря на едкость, ирония его была мягкой и беззлобной. В 80-е и 90-е мы часто выпивали, случалось многое, но я не помню, чтобы он кого-то унизил или на кого-то наорал.
Когда он говорил, всегда было интересно. Советскую власть он воспринимал как стихийное бедствие и старался не замечать. Путинскую Россию уже замечал, переживал, что огромная страна катится-уплывает в прошлое — темное, мрачное, и писал об этом по-своему, много, подробно, с человеческой болью.
Сполохи памяти... Чтения Рубинштейна в мастерских, квартирах, в выставочном зале на Кузнецком. Его особенная манера откладывать прочитанную карточку, как сорвать лист с невидимого древа.
Их с Ирой маленькая квартира на Маяковке, я ночую у них на кухне. Лева и Пригов, поющие «Давай пожмем друг другу руки — и в дальний путь на долгие года». Триумфальные выступления Рубинштейна в Бремене, Бохуме, Берлине.
Презентации его немецких книг. Наши расслабленно-веселые прогулки по летнему Берлину, когда он получил стипендию от DAAD и год прожил там. Его карточки по-прежнему источают свет.
Их прочтут многие люди.
Причём, здесь важна не только литературная составляющая, но и изобразительное и вербальное искусство. В 70-х о молодом поэте начали говорить далеко за пределами России, и он стал популярным. Подтекста больше, чем текста, пауз — чем слов. Здесь всё в лакунах и переходах, в интенциях и провисаниях. Экскурсия по семейному альбому грозит обернуться спазмом в горле, выкачанным из лёгких временем, которого, как воздуха, уже не хватает. Которое хватает за горло. Тексты его много меньше в сравнении с опытами Пригова или Сорокина напоминают традиционные способы бытования художественных произведений.
Это высшая степень мизантропии или свободы — не объяснять, не пытаться быть понятным, понятым. Но предлагать себя как данность: если происходит какое-то, вне смысла, совпадение с читателем — пожалуйста, а если нет, то не очень-то и хотелось», — писал Дмитрий Бавильский. После университета Рубинштейн работал учителем в школе, затем перешёл на работу в журнал «Новый мир». В 1990 году он стал главным редактором журнала «Знамя». А после начала перестройки популярность пришла и в России. Самые известные его произведения — «Домашнее музицирование» и «Целый год. Мой календарь», которые переведены на английский, французский, шведский, польский и другие языки. В 2012 году за книгу «Знаки внимания» автор удостоился литературной премии «НОС».
Творчество Льва Рубинштейна, отмечают критики, отличается своей оригинальностью и глубиной. Многие его стихи были переведены на разные языки мира. Среди его наиболее известных произведений можно назвать «Поэму о любви», «Стихи о войне», «Стихи об искусстве» и другие. Лев Рубинштейн и общественная позиция Лев Рубинштейн также в конце 90-х и начале 2000-х стал активно заниматься общественной деятельностью и политикой. Он был колумнистом таких популярных журналов как «Итоги» и «Еженедельный журнал», где вёл рубрику «Разговоры запросто» — там он нередко описывал свои воспоминания и рассуждал на актуальные темы. Я знаю, что есть и другие люди, по-моему, не очень счастливые. Они, как правило, придирчиво смотрят скептическим глазом на всё, что отличается от привычных им среды и атмосферы.
По информации канала, Рубинштейну установили венозный катетер, через который в организм поэта поступают необходимые лекарства. Врачи считают, если журналист выживет, он останется инвалидом.
Согласно источникам канала, в отношении 63-летнего водителя, сбившего поэта на улице Образцова, возбуждено уголовное дело по статье "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств".
Смерть Льва Семёновича была абсолютно предотвратима. Этот злополучный переход не должен был быть таким. Переход не должен был позволять водителю слепо гнать, человек на нём должен быть хорошо и чётко виден.
Л. С. Рубинштейн и В. В. Путин. Кто больше Матери-Истории ценен?
Так они в шутку называли сами себя. С оркестром Лев Рубинштейн сыграл не один концерт. Выступали они и в Ельцин Центре с песнями военных лет. Песню «Когда весна придёт, не знаю» сл. Фатьянова, муз. Мокроусова из фильма «Весна на Заречной улице» поэт и сам исполнял не раз.
Поэтому в этот вечер она прозвучала особенно трогательно и сразу настроила слушателей на особый лирический лад. В память о поэте музыканты исполнили фокстрот Артура Полонского «Цветущий май», песни «Случайный вальс» сл. Долматовского, муз. Фрадкина , «Тишина за Рогожской заставою» сл. Бирюкова , «Совесть, благородство и достоинство» слова и музыка Б.
Михаил Альтшуллер отметил, что Лев Семёнович не обладал выдающимися вокальными данными, но имел тонкий слух, что позволяло ему очень точно интонировать. Кроме того, он любил песни военных лет и времён молодости своих родителей, к которым был искренне привязан. Моя дочь сделала подборку фотографий, которые вы видите, от крошечного Лёвы до Лёвы последнего. Мы зашли сюда и увидели много говорящих Лёв. И это круто, потому что он был одним из самых красивейших людей, которых я встречала.
Всё это трудно поддаётся осмыслению. Лёва умер чуть больше месяца назад. Четыре дня назад мы впервые праздновали его день рождения без него. Мы часто говорим слова «навсегда останется в нашем сердце», и не всегда это бывает так. Но Лёве в силу уникальных его качеств поэта, писателя и человека как-то удалось.
Он уже в нашем сердце и останется там навсегда, — заключила ведущая. Она прочла выдержки из последней книги поэта «Бегущая строка», которую автор не успел подержать в руках. Она вышла в свет уже без него. И это первая книга, которую, сокрушается Татьяна, она не сможет у него подписать. Они вспоминали поэта, читали свои и его стихи.
Под влиянием работы с библиотечными карточками с середины 1970-х годов он создал собственный жанр, возникший на границе вербальных, изобразительных и перформативных искусств — жанр «картотеки». Рубинштейн - один из основоположников и лидеров московского концептуализма. Лев Рубинштейн — участник многих поэтических и музыкальных фестивалей, художественных выставок и акций. Первые его публикации по-русски и в переводах появились на Западе в конце 1970-х годов.
Лев Рубинштейн с матерью. Но все равно, они оба родились до революции, их детство — это гражданская война со всеми последующими «прелестями». Они оба родились в черте оседлости в довольно бедных еврейских семьях. И были уверены всю свою жизнь, что хорошую жизнь им дала Октябрьская революция.
Они были уверены, что благодаря ей смогли получить образование и жить в столице. В какой-то степени они были правы. Они не очень хорошо знали настоящую историю, ведь черту оседлости отменили не большевики, а правительство Керенского, и это было достижением не Октябрьской революции, а Февральской. Ваша семья — ортодоксальные евреи? Моя семья такой не была. Последним носителем этой еврейской цивилизации была моя бабушка по материнской линии. Мы жили вместе, это было очень странно, ведь мои родители были абсолютные атеисты, ярые комсомольцы 30-х годов. Бабушка Льва Рубинштейна.
Никаких суббот и синагог в нашей семье не было. Но иногда какие-нибудь еврейские праздники бывали, правда, я их так не фиксировал для себя. Я считал, что это обычные семейные праздники: у нас вдруг собирались гости из друзей и родственников. У меня было огромное количество дядей и тетей. Они все были сильно старше моих и без того немолодых родителей. Мой отец был шестым в семье, а мама пятой, и я очень поздно родился. Но в моем детстве все родственники еще были живы и часто собирались у нас на праздники. Огромная семья!
Квартира-то была очень маленькой, но все входили. Для ребенка пространство тем больше, чем больше в нем помещается людей и предметов. То есть чем теснее, тем просторнее. Потому что ребенок, во-первых, не занят хозяйством, во-вторых, он маленький, ему хорошо даже под столом. И когда за стол садились, тесня друг друга, 20 человек, в моем представлении стены комнаты сами раздвигались. Старшие родственники Льва Рубинштейна. Потом постепенно все стали уходить, как в «Прощальной симфонии» Гайдна, гася свечку. Все стали умирать, и праздники ушли с ними.
Бабушка, с которой мы жили — мамина мама, — была очень верующей: перед сном читала молитвенник, в субботу зажигала на подоконнике менору-семисвечник, у нее была отдельная посуда. Этого я в детстве тоже не мог понять и считал, что это свойства бабушек в принципе: она бабушка, поэтому у нее отдельная посуда. Я знал, что не дай Бог в какой-то кастрюльке, где бабушка кипятит молоко, сварить яйцо, потому что она соблюдала все эти кошерные законы. Но, конечно, настолько, насколько это было возможно в советское время в начале 50-х годов. В своей семье я от этого был защищен и огражден. О том, что я еврей, узнал не дома, а во дворе. Иногда это произносили прямо с ненавистью. Тогда даже в еврейской среде слово «еврей» произносили, понизив голос.
В СССР это было повсеместно.
Перед тем как раввин совершил прощальный ритуал, прозвучало стихотворение «Мне приснилось» Льва Рубинштейна, записанное на одном из его поэтических вечеров: «Мне приснилось, что нам всем жить приходится наощупь: здесь лазейка, тут забор, там стена добротной кладки… И приходит наша жизнь — от решенья до сомненья, от кивка до междометья, от мечты до маяты… Снилось, будто свет погас где-то там, посередине. И уже не слышен глас вопиющего в пустыне.
И развеялось тепло — не вернуть его обратно…» Почти десять минут собравшиеся слышали голос поэта, глядя на его фото, транслировавшиеся на экране, подходили к гробу, говорили последние слова. После чего крышку закрыли. Лев забрал с собой свою последнюю книгу — «Бегущая строка».
Поэта Льва Рубинштейна сбила машина, его доставили в больницу
Происшествия - 9 января 2024 - Новости Санкт-Петербурга - Лев Семёнович Рубинштейн (19 февраля 1947[2][3], Москва — 14 января 2024[4][5], Москва[1]) — российский поэт, библиограф и эссеист, обозреватель, общественный деятель, журналист. Поэта Льва Рубинштейна сбила машина в Москве, его госпитализировали в тяжёлом состоянии. Поэт Лев Рубинштейн умер в 76 лет после того, как его сбила машина на пешеходном переходе в Москве. Книги Льва Рубинштейна «Целый год» и «Бегущая строка» можно приобрести в магазине «Пиотровский». Писатель Владимир Сорокин рассказывает о российском поэте, писателе и эссеисте Льве Семеновиче Рубинштейне, его жизни и вкладе в литературу.
Поэта Льва Рубинштейна сбила машина в Москве
Лев Рубинштейн участвовал во многих поэтических и музыкальных фестивалях, был одним из основоположников и лидеров московского концептуализма. Лев Рубинштейн начал заниматься литературой в 1960-х годах. Дочь поэта Льва Семеновича Рубинштейна на своей странице в “Живом Журнале” сообщила о его смерти. Лев Семенович Рубинштейн, или «Программа совместных переживаний». Лев Рубинштейн всегда будет в нашей душе», — говорится в публикации. 8 января Рубинштейна сбили на нерегулируемом пешеходном переходе через улицу Образцова. Лев Семенович Рубинштейн родился 19 февраля 1947 года в Москве. Его отец, Семен, был инженером-строителем, служившим на фронте во время Второй мировой войны, известной в России как Великая Отечественная.
В Москве поэт Лев Рубинштейн попал под машину
Поэта, одного из лидеров московского концептуализма, соратника Пригова, Сорокина и Кабакова вспоминает его товарищ, ресторатор Николай Борисов. Николай Борисов и Лев Рубинштейн Познакомились мы в 2004 году. Я только вернулся из Америки, где учился в аспирантуре Университета Орегона и преподавал русский язык. Где-то там, за общим столом, мы с Львом Семеновичем и познакомились. Он был человеком легким, без пафоса и московского снобизма. С ним мог заговорить каждый: без страха и пиетета. Не знаю, почему мы всю жизнь обращались друг к другу на «вы».
Так сложилось: он называл меня «Никой», я его — «Львом Семеновичем».
Остаются сполохи памяти, вспышки. Вспышки прошлого... С текстами Льва Рубинштейна я познакомился, как часто случалось в нашем круге московских концептуалистов, раньше, чем с ним самим. В мастерской у Эрика Булатова.
Это был уже канонический «Каталог комедийных новшеств» 1976 года, ходивший в «концептуалистском самиздате»: библиотечные карточки с краткими текстами посередине. Одно предложение, прочтение, пауза от перекладывания карточек, еще предложение, прочтение, пауза и — вот оно... Как у Пригова, Монастырского, Вс. Некрасова, — новое, новое, что раздвигало стены культурного поля, заставляло их камень трескаться под напором. И расширялось страны Поэзии пространство!
В трещины били свежие и сильные лучи. Их источник — поэт Лев Рубинштейн. В этих лучах было тепло и светло. И свежо! Остро пахло новым поэтическим озоном.
Этот запах ни с чем не спутаешь. От него вскипает кровь, а в мозгу звенят хрустальные сферы обновленных слов... Его карточки испускали некую семиотическую прозрачность, не оставляющую места для лакун двусмысленности или недосказанности. Цельность светового потока. Концептуальный лаконизм.
Чистота внутреннего строя. Эти аккуратные стопки карточек светились новым, сдвигающим старое, семантически и стилистически обветшавшее, выродившееся, ставшее поэтической рутиной. Он умел использовать поэтическую рутину как никто. Рутинное в лучах его поэтики прорастало новыми смыслами, становясь ready made или образами Уорхола. Карточки вызывали восторг и недоумение.
Именно такой должна быть новая поэзия. Своими картотеками, как бульдозерами, Лев Рубинштейн сдвинул замшелый к середине 70-х мирок отечественной подпольной поэзии, безнадежно опирающийся на кости замордованного большевиками Серебряного века. К тому времени в этих костях остался лишь запах поэтической плоти. Но многие, многие еще обсасывали эти кости... Лев Семенович был настоящим творцом нового.
Расчистив свое поле, он спокойно отошел в сторону, оценил работу, удовлетворенно кивнул, поправив очки, и занялся эссеистикой. Зарабатывать деньги на тиражировании своего поэтектонического сдвига он не стал. Семена в сие поле бросали уже другие. Академизация метода — это было не его. Как истинному новатору ему это претило.
Только единицы из поэтов такого масштаба способны на такое... Лев сделал дело — и двинулся в другое пространство, где ему было интересно. Он впивался в мир и писал его. Писал людей, события, воспоминания, сюжеты человеческой комедии. Советской и постсоветской.
Его эссе исчерпывающе точны. Это взгляд человека, не уставшего от жизни, от человеческого. В нем никогда не было ни высокомерия, ни мизантропии. Ни усталости восприятия мира. Многие ли из больших поэтов способны этим похвастаться?
Я думаю, это не только характер, но и осознание важности проделанной работы. Это успокаивает творца. В поэзии и в жизни он ненавидел пафос. Несмотря на едкость, ирония его была мягкой и беззлобной. В 80-е и 90-е мы часто выпивали, случалось многое, но я не помню, чтобы он кого-то унизил или на кого-то наорал.
Когда он говорил, всегда было интересно. Советскую власть он воспринимал как стихийное бедствие и старался не замечать. Путинскую Россию уже замечал, переживал, что огромная страна катится-уплывает в прошлое — темное, мрачное, и писал об этом по-своему, много, подробно, с человеческой болью. Сполохи памяти... Чтения Рубинштейна в мастерских, квартирах, в выставочном зале на Кузнецком.
Его особенная манера откладывать прочитанную карточку, как сорвать лист с невидимого древа. Их с Ирой маленькая квартира на Маяковке, я ночую у них на кухне. Лева и Пригов, поющие «Давай пожмем друг другу руки — и в дальний путь на долгие года». Триумфальные выступления Рубинштейна в Бремене, Бохуме, Берлине. Презентации его немецких книг.
Наши расслабленно-веселые прогулки по летнему Берлину, когда он получил стипендию от DAAD и год прожил там. Его карточки по-прежнему источают свет. Их прочтут многие люди.
В 2005 мы и Рубинштейны случайно обнаружили, что снимаем две половины одного дома под Москвой — чтоб жить там летом с маленькими детьми. В итоге несколько сезонов мой сын Богдан и внучка Льва Лиза росли там вместе.
Ко Льву приезжали его друзья, ко мне мои. Месяц назад мы с другом обсуждали, что в течение многих лет постоянно встречали Льва на разных митингах. И хорошо бы, мол, спросить в интервью, что именно несло его туда. Предположили, что очевидная любовь Рубинштейна к разным хорошим компаниям и способность за 3 минуты становиться душой любой из них — особым образом сочетается с неким непонятно откуда взявшимся, нерациональным, казалось бы, упорством гражданского долга. И есть в этом что-то от особой протореспубликанской модели, очень редкой в нашей стране, где весь здравый смысл говорит о том, что с милыми друзьями надо общаться не на площадях в окружении пафосных лозунгов и ментов с дубинками, а в безопасных, по возможности частных пространствах… Таким я Льва и запомню — осматривающимся на митинге в поисках друзей, в опустевшей Москве, где наш язык носится из прошлого в будущее и обратно, шумит в кровельной жести, трубах, наших телах и прочей хрупкой материи.
Лев, Ирина, Маша, Лиза, мои слезы и все возможные сопереживания. Много говорили. Горячо, страстно, иногда ссорясь, иногда ссорясь серьезно. И очень многие «свалили». Я остался.
И об этом ни разу не пожалел. И что будешь делать? Ты что, не видишь, что ли, что…» — и так далее. Как это не вижу?
В 2012 году стал лауреатом литературной премии « НОС-2012 » за книгу «Знаки внимания» [6]. Маленькая ночная серенада. Из «Большой картотеки». Всё дальше и дальше. Вопросы литературы. Сидура, 1997.