английский писатель, автор романа "Луна и грош". английский писатель, автор романов "Театр", "Бремя страстей человеческих", "Пироги и пиво, или Секрет в шкафу", "Острие бритвы". Главная» Новости» Писатели юбиляры в 2024 году в библиотеке по месяцам список. Французский писатель 19-го века, автор романов социальной и психологической направленности. Но «Луна и грош» — именно такой роман. Ниже вы найдете правильный ответ на Автор романа "Луна и грош" 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска.
Какой сегодня праздник: 26 апреля 2024 года
Произведение русского писателя И. Бунина из сборника «Листопад». Фильм Романа Полански "Горькая ". Ответы на сканворды и кроссворды. Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд. хом пользовались и романы Моэма — «Бремя страстей человеческих» — прак- тически автобиографический роман, «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Остриё бритвы».
Плоды греха в романах Уильяма Сомерсета Моэма «Луна и грош» и «Бремя страстей человеческих»
В романе Сомерсета Моэма «Луна и грош» отражен творческий путь французского художника Поля Гогена. Английский писатель ХХ века, автор романов: 'Бремя страстей человеческих', 'Театр', 'Луна и грош', 'Разрисованная вуаль' (моэм). м, последняя - м). Луна и грош (The Moon and Sixpence ; англ. буквально «Луна и шестипенсовик») — роман английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма. Испанский художник, один из самых значительных представителей кубизма (1887-1927) (4 буквы, кроссворды, сканворды).
Что скажете о пересказе?
- Автор романа луна и грош - четыре буквы сканворд
- Писатель Сомерсет - ответ из 4 букв
- Ответ на сканворд или кроссворд: Автор романа Луна и грош
- Другие вопросы к сканвордам и кроссвордам
- Уэллс Герберт
Отзывы на книгу «Луна и грош»
Во вступительном очерке к роману повествуется о родном городе автора — Сейлеме, о его предках — пуританах-фанатиках, о его работе в сейлемской таможне и о людях, с которыми ему пришлось там столкнуться. Драма, экранизация. Режиссер: Альберт Левин. В ролях: Джордж Сандерс, Альберт Бассерман, Герберт Маршалл и др. Экранизация одноименного романа Уильяма Сомерсета Моэма. Английский биржевой маклер Чарльз Стрикленд. Теодор Драйзер, американский писатель, автор знаменитого романа «Сестра Керри», который рассказывает о жизни молодой женщины, стремящейся к успеху и борющейся с общепринятыми нормами общества. В романе «Луна и грош» Моэм рассуждает о трагедии художника, в «Узорном покрове» — об участи ученого, а в «Театре» — о буднях актрисы.
«В поисках потерянного рая»
Вот хотел человек рисовать — бросил всё, кардинально изменил свою и рисовал рисовал рисовал! Он не гнался за славой, не гнался за богатством! Он пытался найти себя, пытался выразить себя в картинах. Оценка: 10 [ 11 ] Линдабрида , 16 апреля 2015 г. Чем старше становишься, тем реже удается перелистнуть последнюю страницу и сказать: «Этот роман совершенен». Но «Луна и грош» — именно такой роман. Авторский стиль точен и афористичен. Мысли Моэма поражают не только меткостью, но и выстраданностью. Сюжет берет за горло с первой страницы. Композиция безупречна.
Сын художника Стрикленда — священник — пишет приглаженную биографию отца. Педантичный немец Вейтбрехт, напротив, «отлично разбирается в мире подсознательного» и готов выдать дюжину фрейдистских толкований на каждый жест героя. Кто из них прав? Моэм откровенно смеется над обоими. Его собственный ракурс удивителен. Рассказчик, откровенно говоря, очень мало знаком со Стриклендом, еще меньше способен его понять. И благодаря этому Стрикленд так и остается для читателя неразгаданной тайной, как и его последняя картина. Первая мизансцена — чопорное викторианское общество, великосветские приемы, охота миссис Стрикленд за знаменитостями. Ах, какая мысль — поместить в эту среду художника с темпераментом Гогена!
Моэм сам лукаво намекает, как много мог бы извлечь из этого материала, изменив композицию. Но нет. В начале романа Стрикленд предстает перед нами безукоризненно скучным респектабельным маклером. Новая сцена — и мы видим его глазами брошенной жены: он уехал в Париж, конечно, с какой-нибудь актрисой или буфетчицей, он оставил семью в нищете, а сам, говорят, купается в роскоши! Кстати, миссис Стрикленд — мастерица по части мизансцен, и читатель поступит правильно, если, как и рассказчик, подметит, что она запаслась пачкой носовых платков, прежде чем разыграть чувствительную мелодраму. Еще перемена декораций — и бедный Дирк Стрев впервые распознает в Стрикленде гениального художника. Дирк — единственный в романе, кого по-настоящему жаль — он просто попал под каток. Стрикленд в Париже — страшный в своей предельной целеустремленности. Ему все равно, чьи судьбы он ломает.
Ему все равно, что он ломает и свою собственную судьбу. И, наконец, Таити, где мы снова видим Стрикленда глазами других людей — беззаветно влюбленной Аты, добродушно-снисходительной Тиаре, пьянчужки-моряка. И, конечно, глазами доктора-француза, увидевшего расписанные Стриклендом стены хижины — и замершего от соприкосновения с чудом. Здесь и раскрывается наконец подлинный Стрикленд? Как знать. Хорошо это или плохо, но в мир приходят порой люди, которым мало обыденных радостей. Пусть другие копят гроши, а им подавай луну с неба! Хорошо это или плохо, в обыденной жизни такие люди обычно невыносимы. Да и их жизнь зачастую невыносима тоже.
Ну, так стоило ли тянуться за идеалом, далеким и обманчивым, как лунный свет? Каждый решает для себя сам. Оценка: 10 [ 6 ] Velary , 19 марта 2017 г. Прочитала неделю назад, но не знала, что написать в рецензии, кроме «это абсолютное совершенство и полностью идеальный роман», но вот сформулировала. Написано в отстранённой манере, скупым языком, но пробирает до глубины души. Оглянувшись назад на свою жизнь, что ты увидишь? Что был хорошим членом общества, примерным семьянином, обеспеченным клерком? Или что был... Чарлз Стрикленд неимоверно раздражал меня на протяжении всего романа.
Не переношу хамов. Но закрывая книгу, невольно проникаешься к герою если не восхищением, то по крайней мере уважением. Да, его поведение шло вразрез со всеми общепринятыми нормами, ну и что?
Перейти к характеристикам Книга «Луна и грош : роман» есть в наличии в интернет-магазине «Читай-город» по привлекательной цене. Если вы находитесь в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону или любом другом регионе России, вы можете оформить заказ на книгу Уильям Сомерсет Моэм «Луна и грош : роман» и выбрать удобный способ его получения: самовывоз, доставка курьером или отправка почтой.
Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы.
Узнав о своей болезни, он хотел уйти в лес, но Ата не пустила его. Они жили вдвоём, не общаясь с людьми.
Несмотря на слепоту последняя стадия проказы , Стрикленд продолжал работать, рисуя на стенах дома. Эту настенную роспись видел только врач, который пришёл навестить больного, но уже не застал его в живых. Он был потрясён.
В этой работе было нечто великое, чувственное и страстное, словно она была создана руками человека, проникшего в глубины природы и открывшего её пугающие и прекрасные тайны. Создав эту роспись, Стрикленд добился того, чего хотел: он изгнал демона, долгие годы владевшего его душой. Но, умирая, он приказал Ате после его смерти сжечь дом, и она не посмела нарушить его последнюю волю.
Вернувшись в Лондон, автор вновь встречается с миссис Стрикленд. После смерти сестры она получила наследство и живёт очень благополучно. В её уютной гостиной висят репродукции работ Стрикленда, и она ведёт себя так, словно с мужем у неё были прекрасные отношения.
Слушая миссис Стрикленд, автор почему-то вспоминает сына Стрикленда и Аты, словно воочию увидев его на рыбацкой шхуне. А над ним — густую синеву небес, звезды и, насколько хватает глаза, водную пустыню Тихого океана. Автор: Г.
Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры.
Альбом полчает наилучшие рецензии в российских, а так же зарубежных изданиях. Музыка Калевалы - задорный и разудалый фолк-метал.
Аудиокниги слушать онлайн
Гоген открыт к взаимодействию с коллегами по цеху: известно о его дружбе с Камилем Писсарро, Ван Гогом. Стрикленд, к слову сказать, — угрюмый и нелюдимый волк-одиночка. Даже поездка Гогена на сказочный остров Таити, как выясняется из воспоминаний современников, является не просто порывом души, а официальной миссией, ради которой художник готов выпросить у начальства деньги. Поступок абсолютно невозможный для мятежного и совершенно оторванного от «мира сего» героя Моэма. А самое главное, что под маской напускного цинизма Поля Гогена таится душа ранимая и чувствительная. Несмотря на то, что художник оставил свою семью, он позднее искренне раскаялся в этом, пытался воссоединиться с родными. И неизбывная тоска из-за ранней смерти сына и дочери значительно сократила дни великого постимпрессиониста... К слову сказать, ничего подобного не наблюдается в Стрикленде. Мысли о покинутых супруге и детях даже не посещают его. Чарльз Стрикленд — вообще своего рода уникум. Поневоле удивляешься, насколько ярко и убедительно получился у Моэма, в целом, сторонника умеренной жизненной позиции, образ такого ницшеанского размаха.
Герой романа «Луна и грош» — человек баснословной силы и масштабных страстей. Как и положено гению бунтарства, он имманентно, фатально одинок. Его мятежность отметает все человеческие привязанности и добровольно обрекает душу на вечное изгнание. Именно поэтому Стрикленд ничего не хочет знать ни о родственных обязательствах, ни о дружеской преданности и уж тем более — о человеческой благодарности. Чего хотя бы стоит вероломство по отношению к спасшему ему жизнь хорошему человеку Дирку Стреву! И уж совсем убивает наповал история с Бланш. Стрикленд не просто внушает пустые надежды несчастной влюбленной женщине, с полнейшим равнодушием доводит до самоубийства, но и сразу же выбрасывает ее из памяти, как досадный и малозначительный эпизод. Поучиться бы каноническим демонам книжного романтизма, всем этим Клодам Фролло, Хитклиффам, Дорианам Греям и Печориным... Словом, Чарльз Стрикленд — настоящий социопат. Безжалостный, циничный и непреклонный.
Однако когда читаешь «Луну и грош» с предельной внимательностью, начинаешь понимать, насколько все непросто. Ведь Моэм замышлял посвятить свое произведение не описанию патологий нравственности, а осмыслению возможностей созидания человеческого духа. Иначе он не характеризовал бы своего героя как «подлинного идеалиста», «фанатика и апостола». В образе Стрикленда писатель художественно исследует очень занимательную для него проблему — природу Творчества. И оно предстает в романе не как осознанное ремесленничество, а как «пламенный, мученический» экстаз. Дело в том, что, по мнению Сомерсета Моэма, Чарльз Стрикленд — образчик первозданного, возможно, идеального состояния Творца.
А самое главное, что под маской напускного цинизма Поля Гогена таится душа ранимая и чувствительная. Несмотря на то, что художник оставил свою семью, он позднее искренне раскаялся в этом, пытался воссоединиться с родными. И неизбывная тоска из-за ранней смерти сына и дочери значительно сократила дни великого постимпрессиониста... К слову сказать, ничего подобного не наблюдается в Стрикленде. Мысли о покинутых супруге и детях даже не посещают его. Чарльз Стрикленд — вообще своего рода уникум. Поневоле удивляешься, насколько ярко и убедительно получился у Моэма, в целом, сторонника умеренной жизненной позиции, образ такого ницшеанского размаха. Герой романа «Луна и грош» — человек баснословной силы и масштабных страстей. Как и положено гению бунтарства, он имманентно, фатально одинок. Его мятежность отметает все человеческие привязанности и добровольно обрекает душу на вечное изгнание. Именно поэтому Стрикленд ничего не хочет знать ни о родственных обязательствах, ни о дружеской преданности и уж тем более — о человеческой благодарности. Чего хотя бы стоит вероломство по отношению к спасшему ему жизнь хорошему человеку Дирку Стреву! И уж совсем убивает наповал история с Бланш. Стрикленд не просто внушает пустые надежды несчастной влюбленной женщине, с полнейшим равнодушием доводит до самоубийства, но и сразу же выбрасывает ее из памяти, как досадный и малозначительный эпизод. Поучиться бы каноническим демонам книжного романтизма, всем этим Клодам Фролло, Хитклиффам, Дорианам Греям и Печориным... Словом, Чарльз Стрикленд — настоящий социопат. Безжалостный, циничный и непреклонный. Однако когда читаешь «Луну и грош» с предельной внимательностью, начинаешь понимать, насколько все непросто. Ведь Моэм замышлял посвятить свое произведение не описанию патологий нравственности, а осмыслению возможностей созидания человеческого духа. Иначе он не характеризовал бы своего героя как «подлинного идеалиста», «фанатика и апостола». В образе Стрикленда писатель художественно исследует очень занимательную для него проблему — природу Творчества. И оно предстает в романе не как осознанное ремесленничество, а как «пламенный, мученический» экстаз. Дело в том, что, по мнению Сомерсета Моэма, Чарльз Стрикленд — образчик первозданного, возможно, идеального состояния Творца. Того, о ком писал несравненный Платон. Творца — избранника всемогущих богов. Проводника высших идей. А как иначе объяснить то, что «биржевой маклер», «скучнейший малый» вдруг как от удара молнии преображается, становится провидцем великих тайн искусства?
Ни Киплинг, ни Моэм не вписались целиком в эти новые тенденции, хотя и не остались в стороне. Того же Киплинга не зря относят к прото или предмодернистам. Что касается Моэма, то один исследователь назвал его пара-модернистом, затронувшим практически все темы, волновавшие признанных модернистов, но сделавшим это, не выходя за рамки своей внешне реалистической поэтики. АМ Как смотрится после «деколониального поворота» моэмовское восприятие Востока и Запада? И как оно изменилось в обществе в целом? МТ Несмотря на свой скепсис по отношению к империи, соответствовавший умонастроениям первой половины XX века, когда британцы все чаще убеждались в том, что ни политически, ни экономически, ни этически оправдать наличие колоний нельзя, Моэм все равно остается англичанином с определенной историей, выходцем из определенного класса, что сообщает его взгляду на тот же Восток свои особенности. Его восточные произведения — это мир скучающих и лицемерных английских аристократов, предприимчивых дельцов, миссионеров, ученых, мир, в котором местное население — безмолвные статисты. Хотя, несомненно, они уже не представлены просто как набор стереотипов. Более того, его герои-англичане часто убеждаются, попав на Восток, в том, насколько поверхностны были их прежние представления о живущих там людях. Но все же этот Восток мы видим именно и прежде всего глазами англичан. И здесь Моэм верен правилу — писать о том, что хорошо знаешь и чувствуешь. Для этого английского взгляда колониальный иной остается непрозрачным, неизбежно уступает персонажам-англичанам по своей сложности и психологической достоверности. Тут есть где разгуляться постколониальному романисту — скажем, переписать « Узорный покров », сделав главными героями присутствующих у Моэма только фоном китайцев. Что касается системы ценностей, то она, увы, почти не изменилась, во всяком случае, в том, как условный Восток и Запад продолжают относиться друг к другу. Колониализм вроде бы закончился, а колониальность как тип мышления и восприятия осталась. МТ Выстраивать тут какие-то генеалогии — неблагодарное занятие. Пусть этим занимаются авторы учебников по зарубежной литературе. Все равно их никто не читает. Литературный процесс — явление более сложное и не линейное. На мой взгляд, названные авторы — фигуры разного порядка. Дойл — это совсем уж массовая беллетристика. Киплинг и Моэм пересекаются в своем двойственном отношении к империализму, оставаясь при этом аутсайдерами литературного канона, а Конрад — это слишком высоколобая фигура для подобной компании, хотя его хрестоматийное « Сердце тьмы » послужило основой и стало мишенью критики в ряде постколониальных романов и публицистики. И в этом смысле все четверо так или иначе реагируют в своих произведениях на неизбывную для Великобритании тему империи и колоний. Просто каждый это делает в свое время и в своей эстетике. АМ Моэм много путешествовал и повсюду чувствовал себя «как дома» — это британская черта, имперская? МТ Думаю, что нет. То есть, возможно, карикатурный британец в пробковом шлеме и полагал, что ему принадлежит весь мир, но вряд ли Моэм был настолько наивен или старомоден. Скорее, мне кажется, это черта писательская и к тому же связанная с тем, что в Великобритании-то он как раз не мог себя ощущать в полной мере в безопасности в силу самых строгих законов против гомосексуализма. АМ Не связан ли секрет необыкновенно устойчивой популярности Моэма в России с тем обстоятельством, что и мы когда-то были империей? МТ Не думаю, что здесь есть прямая связь, да и популярность Моэма в России — величина не постоянная. Мне кажется, что колониальная тема все же не превалирует у Моэма так, как у Киплинга. Нередко, это лишь антураж, необходимый ему для исследования человеческой природы. Известно, что Моэм сам сознавал, что ему, как автору, не хватает воображения а также лиризма и метафоричности , что он нуждается в реальных историях, которые затем перерабатывает в рассказах, романах и пьесах. И его бесконечные, порой оканчивавшиеся скандалами поездки в дальние страны — это не столько колониалистский зуд или ориенталистская тоска, сколько попытка собрать необходимый материал. Параллели между российской империей и Великобританией, как и между российским и британским имперским сознанием, весьма условны. Интересно, что для отечественного читателя экзотичность колониальной прозы — это почти всегда экзотичность чужая, переводная — Африка, Азия, Америки, запечатленные писателями западных империй. И эта чужая экзотичность манит больше, чем своя ориенталистская тематика. В русской литературе эквивалентами являются, например, произведения о Кавказе писателей XIX века, но они все написаны в другую эпоху, другим художественным языком. И в этом смысле, косвенно, конечно, колониальные рассказы Моэма, как и других англичан, восполняют эту отсутствующую у нас свою традицию. К тому же, важно, что это как бы чужой колониализм, к которому российский читатель не имеет прямого отношения и потому не испытывает чувства вины. АМ Тогда в чем секрет его успеха у читателей? МТ Скорее Моэм нравится тем, кому он нравится, потому что пишет он достаточно занимательно и доступен пониманию обычного читателя, потому что подмечает самые различные аспекты человеческой природы, не замеченные другими, включая недостатки, пороки, но при этом не скатывается к нравоучениям и обвинениям. И потому его маска холодного и отстраненного наблюдателя не раздражает, а наоборот, очень пристала автору. О закате империи и кризисе имперского сознания своих соотечественников Моэм тоже говорит не прямо или даже вовсе не говорит, а исподволь подводит читателя к такому выводу с помощью определенной оптики, внешне вроде бы незаинтересованного способа подачи материала и представления персонажей. АМ А почему многие английские критики, в особенности литературный кружок Блумcбери, были столь невысокого мнения о творчестве Моэма? МТ На это счет существует множество мнений. Например, критики пишут о том, что блумсберийцы высмеивали всех, кто был на них не похож, и, возможно, также и тех, кто мог быть им соперником, что их раздражала нешуточная успешность Моэма как писателя, что они считали его произведения слишком банальными и не достойными упоминания, что трезвое отношение Моэма к писательству как к ремеслу претило их культу «искусства для искусства» и «башни из слоновой кости». Кстати говоря, блумсберийцам удалось в этом убедить и английское литературоведение последующих десятилетий, исключившее Моэма из университетских программ. Даже в МГУ уже моего времени мы не изучали Моэма в курсе зарубежной литературы, хотя нас мучили «Театром» весь первый семестр на английской кафедре якобы для лучшего овладения языком. Это тоже следы исключения Моэма из серьезной литературы. АМ Хотел бы теперь вас спросить о взглядах самого Моэма на модернизм, ведь о многих своих современниках-модернистах Моэм был невысокого мнения, о том же Джеймсе Джойсе, к примеру, полагал, что тот специально затуманивает смысл слов. МТ Что касается скептического отношения Моэма к высокому модернизму, то действительно в своей книге «Подводя итоги» и в других текстах он выступает скорее за демократичность искусства, которое должно быть понятно любому сколь-нибудь образованному человеку, и против литературного снобизма, основанного на нарочитой усложненности и туманности, которые для Моэма являются, прежде всего, показателями неспособности ясно мыслить. Но нельзя сбрасывать со счетов, вероятно, и горечь и даже желчность Моэма, которые, впрочем, скорее всего, были результатом глубинной неуверенности в себе, ранимости и ощущения отверженности, как свидетельствуют некоторые биографы писателя. И это при его огромном успехе у читателей. В строгом смысле, конечно же, причислить Моэма к модернистам нельзя. Но он оперирует многими темами, лейтмотивами, идеями, которые были центральны для модернизма и для эпохи в целом. Это касается разочарования в человеке и в обществе, размышлений о закате колониализма, фиксации на темной стороне души. Хотя делает он это по-своему, не используя вроде бы типично модернистские приемы, стилистические изыски и эксперименты. Его колониальные произведения пронизывает не только ощущение отчаяния и скорого конца — в отличие от Киплинга, который писал индийские рассказы в зените имперской само уверенности, но и тема изгнания, центральная, в свою очередь, для модернизма, а десятилетия спустя и для постколониальной литературы. Причем она существует у Моэма на разных уровнях — и как его собственная писательская судьба изгнанника из высокого канона, и как сюжетный троп множества рассказов, и как повествовательная стратегия. Вообще именно колониальные рассказы Моэма могут быть отнесены к некой форме модернизма — ведь здесь он экспериментирует с повествовательной полифонией, элементами потока сознания и другими «фишками», которые стали фирменными знаками признанных модернистов. Мне было бы интересно снять биографию Моэма АМ В традиции старого русского театра актера, исполняющего главную роль, принято было называть «сюжетом». Сомерсет Моэм — и как драматург, и как прозаик — тоже считал, что человек и его характер первичны, что сюжеты ткутся исключительно благодаря ему, человеку, а никак не наоборот. В какой степени это правило соблюдается на мировой театральной сцене? Ильгар Сафат В современном театре уже давно нет никакой нормативности. Возможно все, и это, к сожалению, не всегда приводит к высоким результатам. В каждом конкретном случае можно увидеть, либо не увидеть, привязанность к «фокальному» как теперь выражаются персонажу. Но зрительский стереотип, не знаю, к сожалению или к счастью, все еще требует «героя», «сюжет» в терминологии старого русского театра , за которым нужно наблюдать. В моем случае, тоже не все всегда однозначно. Иногда мне интересен «протагонист», и я выстраиваю всю канву вокруг его приключений. Иногда же, напротив, мне интересен именно «фон», создающий мир, и погруженного в него главного героя. Все зависит от конкретного материала, с которым приходится работать, и моего к нему отношения. Но, в отличие от Моэма, я, наверное, не так догматичен. АМ Вопрос к Ильгару Сафату — театральному режиссеру, кинорежиссеру, прозаику — вам сегодня Моэм интересен больше как драматург или писатель? ИС По-настоящему драматурга понимаешь тогда, когда ставишь его в театре. В этот момент автор, как пациент, лежит перед тобой на операционном столе, и ты узнаешь о нем все, или почти все. Мне пока не доводилось ставить Моэма на сцене. Но его проза знакома мне с детства: «Луна и грош», «Театр», в советское время эти книги были почти в каждом доме, в каждой семье. Так что, наверное, все-таки проза Моэма оказала на меня большее влияние, чем его пьесы. Но мне, несомненно, хотелось бы поставить его в будущем. АМ Как вы относитесь к положению Моэма, что драматургия свернула с правильного пути, когда в погоне за жизнеподобием отказалась от стихотворной формы? Стихи могут поднять драму на такой уровень красоты, о котором прозе не приходится мечтать? И возможен ли сегодня поворот к шекспировским временам? ИС Мне очень понятно это его утверждение. Несколько лет назад я и сам начал, но, к сожалению, все никак не могу закончить пьесу в стихах. Сложность именно в том, что ты очень далеко отрываешься от внешней действительности, переносишься в сферу чистой эстетики и в какой-то момент начинаешь терять связь с современностью. Возможно, с точки зрения «чистого искусства» это не так уж и плохо, хотя тенденции современного театра, да и искусства в целом, направлены в противоположную сторону, к документальности и даже к публицистике. Это вопрос вкуса. Я не большой любитель «публицистического театра». Мне ближе идея театра как магии, сновидения, в которое режиссер должен попытаться погрузить своего зрителя. И, с этой точки зрения, идея «стихотворной формы» в театре, о которой говорил Моэм, мне понятна и близка. Думаю, что, в принципе, возвращение к «шекспировской» театральности возможно. И, кто его знает, может быть, оно уже происходит?! Достаточно вспомнить молодежную моду на реп-текстовки. Если, конечно, мы можем допустить, что это тоже поэзия. АМ Уже в начале ХХ века Моэм сетовал на то, что очень трудно найти режиссера, который бы довольствовался тем, чтобы просто поставить пьесу автора. Моэм даже вывел такую максиму: «Хороший режиссер тот, кто меньше всего творит». В этой связи у меня к вам вопрос, а может ли быть хороший режиссер хорошим драматургом? И как вам кажется, почему сэр Уильям Сомерсет Моэм столь радикален в своих взглядах на универсальность? ИС Режиссер, на мой взгляд, просто обязан если не быть драматургом, то, по крайней мере, знать законы драматургии и ее историю. Пока ты не будешь разбираться в том, как этот «Deus ex Machina» работает, ты не сможешь свободно им управлять. Но, зная законы и принципы драматургии, ты станешь уже осторожнее с текстом автора. Это отнюдь не значит, что текст драматурга нельзя править или сокращать, но ты, по крайней мере, не станешь допускать ненужных профанических вольностей. Если пьеса хорошо написана, в ней и менять ничего не хочется. Если ты понимаешь красоту структуры произведения, ты, скорее всего, постараешься ее сохранить, а не разрушить. В посредственных текстах знание законов драматургии может помочь тебе выровнять структуру, найти ее оптимальную форму и объем. Поэтому, в каком-то смысле, я могу согласиться с радикальным высказыванием Сомэрсета Моэма, но с оговоркой, что речь идет только об идеальной пьесе и идеальном режиссере. Чего, к сожалению, в реальности, увы, никогда не бывает. АМ Пьесы Моэма всегда имели и продолжают иметь успех.
Владимир Набоков — фигура загадочная. У одних его имя вызывает восторг и преклонение, у других — опасливое непринятие. Но отрицать его значение для мировой литературы невозможно, оно огромно. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество — судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность — он преломляет в своем, ярком метафорическом слове. За шестьдесят с лишним лет писательской работы Набоков написал более пятидесяти книг. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества еще впереди. К юбилею писателя Библиотекой Академии подготовлена выставка-персоналия «В поисках потерянного рая». Абонемент художественной литературы,2 корпус, 1 этаж. Критические статьи о творчестве писателя.
Луна и грош (1942)
Роман «Лолита» – единственное произведение автора, которое он сам перевел на русский язык. Сомерсет Уильям Моэм всегда открыта к прочтению онлайн. Теодор Драйзер, американский писатель, автор знаменитого романа «Сестра Керри», который рассказывает о жизни молодой женщины, стремящейся к успеху и борющейся с общепринятыми нормами общества. Роман «Лолита» – единственное произведение автора, которое он сам перевел на русский язык. ЭПИГРАФ АВТОР ---> Уильям Сомерсет Моэм родился 25 января 1874 года на территории британского посольства в Париже. автор романа луна и грош — ответ на кроссворд / сканворд, слово из 4 (четырёх) букв.