Самым известным жанром саг является "Слендингасогур" (саги об исландцах), в которых рассказывается о путешествиях викингов, миграции в Исландию и вражде между исландскими семьями.

Сага – исландские повествовательные произведения XIII – XIV веков, записанные на древнескандинавском языке. Саги оказались ценным вкладом исландцев в европейскую литературу и в изучение средневековой истории.

Значение слова Сага

средневековый жанр древнескандинавской литературы; героический эпос, соединяющий стихотворные и прозаические описания деяний древних скандинавов со сказаниями о германских языческих богах и о мифологической картине мира. Сага — это особый жанр литературы, который появился в древности и до сих пор пользуется огромной популярностью. Кроме указанных в этой статье памятников, особое внимание привлекают саги, содержание которых так или иначе связано с Россией. Íslendingasögur) — разновидность саг, являющаяся вершиной исландской средневековой литературы. Саги оказались ценным вкладом исландцев в европейскую литературу и в изучение средневековой истории. Кроме указанных в этой статье памятников, особое внимание привлекают саги, содержание которых так или иначе связано с Россией.

Что такое САГА простыми словами

Не случайно тяжба на тинге иногда превращалась в настоящее сражение, как это произошло в «Саге о Ньяле». Наконец, привести приговор в исполнение должен был сам истец или тот, кто за это по тем или иным причинам брался, иначе приговор оставался пустым словом. Таким образом, самопомощь господствовала и в тяжбе. Для того чтобы кровавая месть была эффективной формой самопомощи, она должна была быть долгом, т. Поэтому убийство в силу долга мести — это совсем не то, что месть в современном значении этого слова. Выполняя долг мести, человек не задумываясь рисковал собственной жизнью или жизнью близких, совершал далекие и трудные поездки, проявлял огромную выдержку, выжидая удобного случая, иногда в продолжение многих лет. В «родовых сагах» описываются случаи такой затяжной мести. Быстрое осуществление мести или ее осуществление в состоянии аффекта считалось плохим выполнением долга. Напротив, чем более долгим было выжидание удобного случая, чтобы осуществить кровавую месть, чем больше выдержки проявил при этом человек и тем самым чем меньше он был в состоянии аффекта во время ее осуществления, тем лучше было выполнение долга. Когда аффект отсутствовал, выполнение долга выступало, так сказать, в чистом виде.

Таким образом, убийство из мести вовсе не было проявлением жестокости, тем более что оно, как правило, было аналогично честному и открытому бою: убитым мог быть только мужчина, но не женщина или ребенок, удар наносился открыто, не со спины или прикрытия, и днем, а не ночью, и было принято, чтобы совершивший убийство сразу же сам объявлял кому-нибудь о случившемся. Раз убийство из мести осуществлялось независимо от чувств того, кто убивал, или даже вопреки им, кровавая месть могла быть направлена не на самого обидчика, а на его родича, домочадца или сторонника. Выбор того, кто становился объектом кровавой мести, определялся не его участием в нанесении ущерба, а его весом в глазах других людей, его опасностью в будущем или просто случайностью. Таким образом, кровавая месть могла быть направлена на человека, по отношению к которому у того, кто ее осуществлял, не было никакого чувства обиды, гнева или ненависти. Важно было, чтобы общее количество убитых в распре оказалось с той и другой стороны одинаковым. Поэтому, если распря кончалась мировой, то производился расчет: убийство такого-то идет за убийство такого-то, рана такого-то — за рану такого-то и т. Разное число убитых и раненых могло быть компенсировано вирой. Поскольку кровавая месть была долгом, то естественно, что она представлялась благом и подвигом. Она была лучшим удовлетворением оскорбленного и лучшей почестью убитому.

Убийство из мести воспевалось в стихах, и она — одна из главных тем «родовых саг». В литературе о «родовых сагах», как правило, молчаливо предполагается, что две формы правды о прошлом, характерные для сознания современного человека, — правда художественная и правда историческая — существовали и в сознании людей древнеисландского общества. Концепции развития «родовых саг» и оценки сущности каждой из них обычно сводятся к такому подведению под одну из двух привычных для современного человека рубрик. В соответствии с этим рассказываемое в саге толкуется одним из трех способов: либо как историческая правда, и тогда сага анализируется методами исторической науки — устанавливается хронология событий, описываемых в саге, проводится сопоставление с показаниями других источников и т. Приписывая наши представления о литературных жанрах людям древнеисландского общества, современные исследователи обычно считают «родовые сага» чем-то так же четко отграниченным, как и литературные жанры нашего времени, и нередко противопоставляют эти саги как «художественную литературу» некоторым другим сагам как «исторической литературе». Однако ничего подобного такому делению не существовало, конечно, в представлении средневекового исландца. Ни «родовые саги», ни «королевские саги», ни «саги о древних временах» все эти названия возникли только в новое время не осознавались как особые жанры. Это сказывается, в частности, в том, что в рукописях они нередко расположены вперемежку, а также в том, что в «родовых сагах» нередко встречаются вкрапления, ничем не отличающиеся от «саг о древних временах» или «королевских саг», а в «королевских сагах» — вкрапления, ничем не отличающиеся от «родовых саг» или «саг о древних временах». Исследователи «родовых саг» уже второе столетие колеблются между «теорией книжной прозы» и «теорией свободной прозы» см.

Слабая сторона «теории свободной прозы» — это, конечно, то, что она предполагает, с одной стороны, существование «записывателей», аналогичных современным собирателям фольклора, а с другой стороны, — в отношении устных саг — «авторов», аналогичных современным авторам. Но «теория книжной прозы» в еще гораздо большей мере игнорирует характер авторства в «родовых сагах». Она предполагает известным то, что не может быть сколько-нибудь точно известно, — размеры авторского вклада в саге — и неизвестным то, что прекрасно известно, — форму «устной традиции, послужившей источником письменной саги» так сторонники «теории книжной прозы» называют устную сагу. Очевидно, что, будучи синкретической правдой, эта устная традиция не могла не быть повествованием с большей или меньшей примесью скрытого вымысла, т. Сторонники «теории книжной прозы» говорят: надо исследовать только то, что известно, и игнорировать то, что неизвестно. Тем самым они, по существу, предлагают игнорировать происхождение письменной саги вообще. Особое внимание они уделяют датировке отдельных саг, т. Это последнее различие они совершенно не замечают: слишком уж оно очевидно. Между тем в области датировки отдельных саг современным исследователям обычно не удается достигнуть достаточно убедительных результатов.

Дело в том, что критерии, используемые в датировке «родовых саг», — заимствование из других письменных саг, упоминание лиц или событий, позднейших по сравнению с тем, о чем рассказывается в саге, и прочие «отражения времени написания» в саге, большая или меньшая «зрелость стиля» и т. А заимствования из других письменных саг самый популярный критерий для датировки саг предполагает, кроме того, что автор саги был не только писателем-профессионалом, но и еще литературоведом-профессионалом или саговедом? Но еще гораздо менее убедительных результатов достигают исследователи, пытающиеся определить, кто был автором той или иной «родовой саги». Это и понятно: ведь такие попытки целиком основаны на молчаливом допущении, что у каждой из этих саг был совершенно такой же автор, как и у литературных произведений нашего времени, т. Недопущение это находится в вопиющем противоречии со всем, что известно об авторах в отношении «родовых саг», и, в частности, с тем, что неизбежно обнаруживается в исследованиях, основанных на этом допущении. Группу, отличную от «родовых саг», образуют саги о событиях более недавнего прошлого по отношению ко времени написания , чем то, которое описывается в «родовых сагах». Большая часть таких саг собрана в компиляции, которая называется «Сага о Стурлунгах» Стурлунги — знатный исландский род, к которому принадлежал, в частности, Снорри Стурлусон. В «Саге о Стурлунгах» рассказывается о событиях с 1117 по 1266 г. Название это, однако, — недоразумение.

В сагах этих описывается отнюдь не эпоха, современная их написанию, как в реалистических романах Нового времени, а просто более недавнее прошлое, чем то, которому посвящены «родовые саги». Эти саги могут быть и рассказом очевидца. Тем не менее они о прошлом, а не о настоящем. Правда, автор реалистического романа о современности тоже может иметь в виду то, что «случилось в недавнем прошлом». Но ведь роман — художественная, а не синкретическая правда, и время в нем фиктивное, параллельное реальному историческому времени. Автор романа, говоря «случилось в недавнем прошлом», вовсе не имеет в виду, что описываемое действительно случилось в прошлом, а только, что оно могло бы случиться в настоящем. Между тем в эпоху, когда писались саги, такого повествования о настоящем вообще не могло быть, и это одно из наиболее заметных различий между нашими современными и древнеисландскими представлениями о литературе. Вымысел правдоподобный, но сознательный и рассчитанный на то, что он будет осознан, приобрел права гражданства в Европе только в романе из современной жизни, т. Еще позднее правдоподобный, но сознательный вымысел появился в повествовании о прошлом, возник исторический роман.

Развитие истории как науки и реалистических романов из современной жизни сделали возможным его появление. Таким образом, необходимой предпосылкой для исторического романа были не только исторические «не романы», т. В историческом романе обращение к прошлому обусловлено тем, что вымысел уже давно стал в литературе сознательным и в частности уже давно применяется в реалистическом изображении современности. В сагах, наоборот, обращение к прошлому обусловлено тем, что художественный вымысел еще не был сознательным и поэтому не мог применяться к изображению современности. От «родовых саг» «Сага о Стурлунгах» отличается большей фактографичностью — одних имен в ней свыше трех тысяч на девятистах страницах. Поэтому многие считают, что она — «историческая литература», тогда как «родовые саги» — «художественная литература». Делая отсюда все выводы, некоторые ученые считают даже, что, с одной стороны, все диалоги в «Саге о Стурлунгах» — а их там очень много — это исторические факты, а с другой стороны, что персонажи «родовых саг» — это художественное изображение известных нам из «Саги о Стурлунгах» людей XII—XIII вв. Содержание и «родовых саг», и «Саги о Стурлунгах» — распри между исландцами в прошлом. И в тех, и в других сражения и убийства образуют драматические вершины, которым предшествуют вещие сны, предвестия и т.

И в тех, и в других цитируются строфы, о которых утверждается, что они сочинены персонажами саги. И те, и другие содержат ссылки на устную традицию вроде «рассказывают», «правдивые люди говорят» и т. И в тех, и в других приводятся генеалогии и другие сведения, которые явно не выполняют никакой художественной функции. Одинаковы в них трафаретные выражения и стереотипные описания ранений и убийств. Есть в «Саге о Стурлунгах» и скрытый вымысел, и притом такого же характера, что и в «родовых сагах»: скрытый вымысел, конечно, — все диалоги, а также предвестия, предчувствия и вещие сны, предшествующие драматическим событиям, строфы, сказанные потусторонними персонажами, привидевшимися кому-то во сне таких строф немало в «Саге о Стурлунгах» и т. Правда, в «родовых сагах» больше эпической стилизации и драматизации событий, т. Но различие в количестве вымысла в «родовых сагах», т. Поскольку вымысел был скрытым, он не мог быть заметен исландцу XIII в. Для него и «родовые саги», и «Сага о Стурлунгах» были просто сагами, т.

Естественно, однако, что количество вымысла в саге прямо пропорционально времени между событиями, описываемыми в ней, и временем ее написания, поскольку в устной традиции — а наличие той или иной устной традиции в основе письменных саг не подлежит сомнению — количество скрытого вымысла должно было увеличиваться по мере того как события становились более удаленными во времени и, следовательно, менее известными, иначе говоря, по мере того как возможность принять вымысел за правду увеличивалась, а возможность заметить вымысел уменьшалась. К сагам о недавнем прошлом относятся и так называемые «саги о епископах» или «епископские саги». В Исландии было два епископства — в Скальхольте, на юге Исландии, и в Холаре, на севере страны. После того как в 1199 г. Так возникла первая епископская сага «Сага о Торлаке Святом». Затем была написана сага о холарском епископе Ионе Эгмундарсоне, который был объявлен святым в 1201 г. Позднее были написаны саги о других исландских епископах, в том числе о Гудмунде Арасоне, епископе, который сыграл большую роль в распрях эпохи Стурлунгов сага о нем входит в состав «Саги о Стурлунгах». В «епископских сагах» рассказывается об исландской церкви, выступающей в лице ее главы — епископа. Но церковь в Исландии была ближайшим аналогом государства.

Поэтому в «епископских сагах» охват действительности становится, по сравнению с «родовыми сагами», менее полным, более выборочным. Вместе с тем, поскольку в «епископских сагах» говорится о недавнем прошлом они охватывают период от около 1000 до 1340 г. Но основная особенность «епископских саг» — это тенденция выдавать за правду то, что было в интересах церкви. В «Саге о Гудмунде Арасоне» есть такое наивно откровенное обоснование этого нового вида правды: «Все люди знают, что все то хорошее, что говорится о боге и его святых — это правда, и поэтому хорошо верить хорошему и плохо верить плохому, хотя бы оно и было правдой, и всего хуже верить тому, что плохо солгано». Другими словами, правда — это то, что выгодно для церкви. Наиболее явное проявление нового вида правды — это так называемые «чудеса» по-исландски jarteikn, буквально «знак, знамение». Перечни их обычно включаются в издания «епископских саг», и они обильно представлены и в самих этих сагах. Рассказы о том, как исполнялись желания всякого, кто обращался за помощью к святому, — слепой прозревал, глухой обретал слух, калека исцелялся от увечья, рана исчезала мгновенно, тяжелобольной выздоравливал, и при этом от него распространялся чудесный аромат, и даже мертвый оживал, — выдавались за правду потому, конечно, что верить в них казалось чем-то хорошим, а не верить — чем-то плохим. Иначе говоря, назначение этих рассказов заключалось в прославлении церкви и ее святых.

Этот новый вид правды — так сказать, «церковная правда», или, поскольку в Исландии церковь была зарождающимся государством, «государственная правда», — был, конечно, большим регрессом по сравнению с синкретической правдой «родовых саг». В этих сагах гораздо более неправдоподобного, чем в «родовых», в них много сказочной фантастики, и это, очевидно, объясняется тем, что события, описываемые в саге, тем меньше подчинялись требованиям правдоподобия, чем больше они были удалены от настоящего. Характерно, что в «сагах о древних временах» встречаются заверения авторов в том, что рассказ, несмотря на кажущееся неправдоподобие, правдив, так как в далекие времена люди были крупнее и сильнее и вообще жизнь подчинялась другим законам. В романе — будь то роман из современной жизни, исторический роман из жизни любой эпохи или даже фантастический роман из жизни будущего — события могут трактоваться в принципе в одной и той же манере, т. Между тем для древнеисландских саг характерно, что определенная трактовка того, о чем повествуется, полностью обусловлена тем, когда произошло то, о чем повествуется. С точки зрения современного литературоведения «саги о древних временах», «родовые саги» и «Сага о Стурлунгах» — это три различных жанра. Для каждой из этих трех разновидностей характерна специфическая манера, грубо говоря, — авантюрно-сказочная, драматико-реалистическая и протокольно-натуралистическая. Но с точки зрения исландца XIII в. Различным осознавалось только время, когда произошли события в этих сагах, — далекое, менее далекое и недалекое прошлое.

Время, таким образом, было хотя и единым, но неоднородным на своем протяжении. Далекое прошлое, или периферийное время, было временем, когда неправдоподобное было возможным. Но именно в силу этого нет четкой границы между «сагами о древних временах» и так называемыми «лживыми сагами», обширной группой, которая объединяется только тем, что входящие в ее состав произведения не претендуют на то, что они — правда. Название «лживые саги» распространяют нередко и на «саги о древних временах» или, во всяком случае, на большинство из них. Те из этих саг, в которых находят какое-то отражение походы викингов, называются также «викингскими», а те из них, которые всего ближе к иноземным рыцарским романам, — «рыцарскими». Все эти саги вместе называются также «мифогероическими». Можно их назвать также «романическими», и, пожалуй, это последнее название всего лучше передает их сущность. Наиболее знаменитые из «саг о древних временах» и, по-видимому, отражающие наиболее раннюю стадию их развития основаны на древних героических сказаниях или древних героических песнях. Но героические сказания, как и героические песни, — это хранившаяся в устной традиции синкретическая правда о далеком прошлом.

Поэтому и саги, основанные на них, вероятно, тоже в какой-то мере принимались за правду. Самая знаменитая из саг этого рода — «Сага о Вёльсунгах». Она возникла, по-видимому, в середине XIII в. В большей своей части она — прозаический пересказ героических песней, совершенно аналогичных тем, которые представлены в рукописи «Старшей Эдды», т. Сага эта позволяет восстановить предположительно, правда содержание и тех героических песней, которые были в рукописи «Старшей Эдды» на месте лакуны см. Поэтому «Сагу о Тидреке» относят обычно к «переводной литературе», а не к «сагам о древних временах». Изобилующая сказочными мотивами «Сага о Хрольве Жердинке», несомненно, в какой-то мере основана на древних датских героических сказаниях. На героических песнях и сказаниях разного происхождения основана в значительной своей части «Сага о Хейдреке» она называется также «Сагой о Хервёр и конунге Хейдреке». Эта возникшая в середине XIII в.

Исследователи, как правило, относят эту песнь к самому древнему слою эддической поэзии, и поэтому она обычно включается в издания «Старшей Эдды». Другие стихотворные вставки в этой саге — «Загадки Хейдрека», «Предсмертная песнь Хьяльмара» и «Песнь Хервёр» — считаются подражаниями эддическим песням. Такие эддические стихи есть и в некоторых других «сагах о древних временах», и это свидетельствует о том, что «саги о древних временах» считались в чем-то аналогичными древней героической поэзии. Однако в большинстве «саг о древних временах» никакая основа из синкретической правды не прощупывается. Сказочная фантастика в них господствует. Герой сражается с великанами и прочими сверхъестественными существами, добывает клад из могильного кургана, прибегает к помощи волшебного меча или других заколдованных предметов, всегда одерживает победу, несмотря на превосходство его врагов, и в конце концов, несмотря на козни злой мачехи или других злых существ, в жены ему достается «королевская дочь. Однако что касается тех «саг о древних временах», которые называются «викингскими», то сказочная фантастика, не связанная ни с какой определенной эпохой или страной, как правило, все же не исчерпывает их содержания. Нередко в них находит отражение, хотя и преломленное сквозь призму волшебной сказки, скандинавская действительность эпохи, непосредственно предшествовавшей заселению Исландии, — походы и быт викингов, скандинавское язычество, родовые и племенные распри. Действие в этих сагах обычно локализовано в реальном мире — Норвегии, Швеции, Дании, Англии или на каком-то неопределенном «востоке».

Обычно в них упоминается значительно больше имен и названий, чем это необходимо в волшебной сказке, и многие из героев — реальные исторические лица. Вообще в «викингских сагах» есть кое-что общее с «родовыми сагами». В них немало генеалогий фантастических, правда, и распри играют в них немалую роль. Саги эти, как правило, и по рыхлости своей композиции ближе к «родовым сагам», чем к волшебной сказке с ее композиционной стройностью: они обычно состоят из механически нанизанных трафаретных эпизодов, таких как битва с великаном, встреча с мужелюбивой великаншей, сражение с викингами, поединок с берсерком и т. Характерно также, что когда в «родовой саге» действие переносится в эпоху, предшествующую заселению Исландии, то она тем самым превращается в «сагу о древних временах»: появляются сказочные мотивы, правдоподобие исчезает, масштабы делаются фантастическими, и даже стиль меняется — предложения становятся более округленными, но менее содержательными. Таким образом, «родовая сага» и «сага о древних временах» — это как бы результат наложения одной и той же сетки на две различные действительности — прошлое в Исландии и далекое прошлое вне Исландии. К «сагам о древних временах», в которых не прощупывается никакой исторической основы, относятся «Сага о Хрольве Пешеходе» ее герой носит имя знаменитого викингского вождя, завоевавшего Нормандию, т. Самые знаменитые из «саг о древних временах», не имеющих исторической основы, это «Сага об Одде Стреле» и «Сага о Фритьофе». Сюжет первой очень похож на сказание о вещем Олеге.

Вёльва предсказала Одду, что он погибнет от своего коня, и, хотя Одд сразу же убивает его и глубоко зарывает в землю, когда через триста лет Одд возвращается на родину, он умирает от укуса змеи, выползшей из черепа его коня. Этот странствующий сюжет представлен и в других литературах в частности, в английской. Сюжет этой саги — сентиментальная история любви доблестного Фритьофа к добродетельной Ингибьёрг, с которой Фритьоф после преодоления всех препятствий в конце концов благополучно соединяется. Уже в самом сюжете «Саги о Фритьофе» очевидно влияние рыцарских романов с характерной для многих из них сентиментальной трактовкой романических отношений. Влияние куртуазной идеологии заметно и во многих других «сагах о древних временах», даже в тех, которые основаны на древних героических песнях. Герои в таких сагах нередко являют пример рыцарского служения даме и куртуазного обхождения. Но влияние куртуазной идеологии всего сильнее в тех «лживых сагах», в которых персонажи носят не скандинавские, а различные иноземные имена, и в которых скандинавская действительность не находит никакого отражения. Эти саги называются также «рыцарскими». В сущности, эти саги и есть своего рода рыцарские романы.

Многие из них еще не изданы, и даже самые подробные истории исландской литературы не перечисляют их всех.

Сага: родословная слова Сага — это древнескандинавское «сказание». Понятие ведет свое происхождение от слова segja, что значит "сказывать", "рассказывать". О том, что такое сага, лучше всего узнавать из первоисточников — ими являются древние скандинавские предания. Устные саги до нашего времени практически не дошли, но имеются письменные источники — достаточно путанные и противоречивые. Саги родовые и саги королевские Все старинные саги можно условно разделить на два больших раздела: родовые и королевские. Что такое "сага родовая"? Это сборник самых архаичных сказаний о древних богах и героях. Как правило, родовые саги описывают отношения внутри одного рода в течение нескольких поколений.

Для этих повествований характерна бытовая реалистичность, простые диалоги, минимум описаний и сравнений.

А если речь идёт о воспоминаниях или мемуарах — о том, что сейчас зовётся книгопродавцами non-fiction — нам, читателям, понятно, что сейчас мы отправимся не в историческую реальность, а в чьи-то воспоминания. В саге же говорится не о чьих-то выдумках, а о правде. Саги используют правду о прошлом особого рода. Михаил Иваныч Стеблин-Каменский предложил в своё время называть её "синкретической" — третьим видом памяти о прошлом наряду с правдой исторической правдой, но не искусством и художественной искусством, но в сущности неправдой. Ближе всего синкретическую правду можно сравнить с передачей в быту разговора или какого-то события — это буквально байка в курилке, когда события передаются реалистично, но очевидно неточно, с какими-то купюрами и умалчиваниями.

Нет оснований считать байку — ложью, в то же время исторической правдой её не назовёшь. Что же тогда делать с "сагами о древних временах", которые зачастую представляют собой общегерманские мифы и легенды? Ответ двойственный. Во-первых, сами их составители и собиратели полагали, что в доисторическое время — то есть когда-то давным давно, когда происходили события саги — могло случаться и такое, чего нынче уже не встретишь. Великаны, волшебные мечи, драконы — как раз из этой области: они жили когда-то, но теперь вымерли, исчезли, улетели, и нигде их не найти. Во-вторых, некоторые из таких саг называются в других сагах "лживыми".

Один конунг на празднике в Рейкьявике говаривал, что они всего забавней. Саги всегда происходят в прошлом, хотя никогда не указывают точных дат. Иногда встречаются отсылки, мол, происходило дело давно, ещё до объединения Норвегии королём Харальдом, — но для составителей и читателей это и не было важно. Саги меряют время годами жизни и поколениями людей: тех, кто жил на острове — и их предков. Повествование редко доводится до современников рассказчика или его самого, но — будь уверен — он сам наверняка знал свою генеалогию от самого заселения. Это, впрочем, не редкость даже сейчас.

Как и раньше, исландцы понимают свою связь с прошлым не как повод отмечать придуманные праздники, а как ниточку родства с предками. Эта деталька — отношение к собственной истории — в сознании исландцев жива до сих пор, несмотря на то, что авторство сейчас — норма вещей, а правда о прошлом для современного человека делится только на художественную и историческую. Есть даже байка, показывающая это на примере. Как-то ночью после знатной гулянки трое студентов Рейкьявикского университета ловили такси, чтобы поехать домой. Вся троица была уже изрядно пьяна, и таксист устроил проверку: спросил, знают ли они хотя бы одну сагу. Компанию спас студент-айтишник: он вспомнил первые строчки самой знаменитой исландской "Саги о Ньяле", — и довольный таксист довёз друзей до дома совершенно бесплатно.

До 13 в. Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. Под редакцией проф.

Горкина А. Содержание Канон принцип саги Сага всегда начинается с представления действующих лиц, описания их родословной. При этом употребляются стандартные клише: "Жил человек по имени. Женат он был на.

Все более или менее значимые действующие лица характеризуются таким образом. Иногда рассказ начинается за несколько поколений до появления главного героя героев , восходя ко временам заселения Исландии и возникновения государств Скандинавского полуострова. Вообще, для саг характерно очень большое число действующих лиц, иногда до сотни и более. Затем рассказ переходит к основным событиям - распрям в родовых сагах , правлению в королевских сагах , которые тоже описываются со всей подробностью, вплоть до указания, кто кому и какую рану нанес в бою и какое возмещение было за это выплачено.

Часто дословно цитируются другие памятники - например "Книга о заселении земли" или тексты древнескандинавских законов. Хронология всегда достаточно четко выдерживается - точно указывается, сколько лет прошло со времени того или иного события.

Значение слова "сага"

Что такое сага в литературе определение кратко	Сага – это особый жанр эпической литературы, который имеет глубокие исторические корни.
Что значит семейная сага	Выражение «лживые саги» встречается в древнеисландской литературе только один-единственный раз.

Словарь Ушакова

Что такое сага? Происхождение слова ::
Что такое литературный жанр?
Что такое правда?
Сумеречная сага
Сага. Исландское наследие
Содержание статьи

Как написать сагу

Ученые когда-то считали, что эти саги передавались устно из поколения в поколение, пока писцы не записали их в тринадцатом веке. Однако большинство ученых теперь считают, что саги были сознательными художественными творениями, основанными как на устной, так и на письменной традиции. В исследовании, посвященном описанию предметов одежды, упомянутых в сагах, делается вывод, что авторы попытались создать историческую «атмосферу» в истории, одев персонажей в то, что в то время считалось «старомодной одеждой». Однако эта одежда не современна событиям саги, поскольку она ближе к одежде, которую носили в 12 веке. Лишь недавно начало 20-го века рассказы о путешествиях в Северную Америку современная Канада были подтверждены. Большинство саг исландцев относятся к периоду 930—1990 гг. Саги о королях, епископах, современные саги имеют свои временные рамки. Большинство из них были записаны между 1190 и 1320 годами, иногда существовали как устные традиции задолго до этого, другие - чистая выдумка, а для некоторых мы знаем источники: автор саги о короле Сверрире встречался с королем и использовал его как источник. Хотя саги, как правило, анонимны, отличительное литературное движение 14 века включает саги, в основном на религиозные темы, с известными авторами и характерным латинским стилем. Подавляющее большинство текстов сегодня называют «саги» были составлены в Исландии.

Хотя термин «сага» обычно ассоциируется со средневековыми текстами, саги - особенно в жанрах легендарных и рыцарских саг - продолжали составляться в Исландии по образцу средневековых текстов до девятнадцатого века. Пояснения к написанию саг Исландцы выпустили большой объем литературы в зависимости от численности населения. Историки выдвинули различные теории относительно большого объема написания саг.

Судя по тому, что большинство этих саг сохранилось во многих рукописях и что эти саги были излюбленным материалом для пересказа в стихах римах , произведения эти пользовались большой популярностью, и нет никаких оснований полагать, что они были рассчитаны на менее квалифицированного или менее требовательного читателя, чем тот, на которого рассчитывались классические саги. Напротив, поскольку они пришли на смену классическим сагам и стали господствующим литературным жанром, они, видимо, в каком-то отношении казались лучше того, чему они пришли на смену. Выражение «лживые саги» встречается в древнеисландской литературе только один-единственный раз. Оно, конечно, не было обозначением определенной разновидности саг таких обозначений вообще еще не существовало, они все возникли в новое время , а просто выражало определенное отношение к сказочной фантастике, а именно — то, что она осознавалась как вымысел. Но в новое время это выражение стали применять для обозначения всех тех саг, в которых господствует явный вымысел. Так его употребляем и мы. А теперь перейдем к существу дела. Противоречие, лежащее в основе архаического реализма классических исландских саг, заключается в том, что они создавались как правдоподобный вымысел, т. То, что многое в классических сагах и в самом деле историческая правда, никак не меняет существа дела. Ведь и в современном историческом романе обычно есть историческая правда. Тем не менее в целом он — роман, а не история, правда не историческая, а художественная, и осознается как таковая. Историки древнеисландской литературы до сих пор не могут освободиться от иллюзии, в силу которой архаический реализм классических исландских саг кажется им тождественным реализму произведений Нового времени. Они до сих пор принимают правдоподобный, но неосознанный вымысел в исландских классических сагах за вымысел осознанный, т. История исландского сагописания — история постепенного преодоления противоречия, лежащего в основе архаического реализма классических саг, т. В конечном счете, когда вымысел, но уже не только осознанный, но и правдоподобный, стал средством правдивого изображения действительности, возник реализм в его классической форме. Но это только в конечном счете. В исландской средневековой литературе эта стадия развития не была достигнута: вымысел там оставался неправдоподобным, хотя и стал осознанным. Вымысел должен был стать осознанным в той мере, в какой он был неправдоподобным: его неправдоподобность делала его заметным, очевидным, явным. Естественно поэтому, что развитие осознанного вымысла в сагах началось с обращения к сказочной фантастике. Но сказка — это литературный трафарет, а не жизненная правда. Таким образом, преодоление противоречия, лежащего в основе архаического реализма саг, т. Развитие осознанного вымысла в древнеисландской литературе началось в тех сагах, в которых рассказывалось о, так сказать, периферийном прошлом, т. Рассказ о периферийном прошлом — наиболее благоприятная почва для сказочного вымысла: чем больше удалены во времени события, о которых повествуется в устной традиции, тем меньше рассказ о них должен подчиняться требованиям правдоподобия. Характерно, что и в «родовых сагах» т. Общая тенденция развития сказывается также в том, что в тех «сагах о древних временах», в которых прощупывается древняя устная традиция, сказочная фантастика представлена в основном мотивами сказок-бывальщин, т. Эти мотивы всего чаще — добывание клада, охраняемого могильным жителем, с которым надо сразиться, чтобы овладеть кладом, встреча с великанами, великаншами, карликами и т. Характерно также, что для этих саг отнюдь не обязателен сказочный конец свадьба героя с королевской дочерью и его воцарение. Они могут кончаться и смертью героя. Между тем в тех «сагах о древних временах», в которых не прослеживается никакой древней устной традиции, т. Эти мотивы — запечная молодость героя, злая мачеха, добывание волшебного средства, различные чудесные превращения, помощник, с помощью которого кто-то вызволяется у злых сил, преодолевается непреодолимое препятствие, решается невыполнимая задача и т. В этих сагах сказочный конец обязателен. Само собой разумеется, что осознанность вымысла никогда не находила прямого выражения в «лживых сагах». Именно для «лживых саг» характерны заверения их авторов в том, что рассказ, несмотря на кажущееся неправдоподобие, правдив. Пространные заверения такого рода есть, например, в прологе, эпилоге и середине «Саги о Хрольве Пешеходе». Сага эта изобилует сказочными мотивами в ней есть и заколдованные доспехи, и разные другие волшебные предметы, и всевозможные чудесные превращения, и преодоление непреодолимых препятствий, и решение невыполнимых задач и т. Сага эта, несомненно, не содержит абсолютно ничего исторического, хотя герой этой саги носит имя исторического лица — знаменитого викингского вождя, завоевавшего Нормандию. Заверение в правдивости, образующее пролог к этой саге, повторяется в «Саге о Сигурде Молчаливом», одном из «поздних средневековых исландских романов», изданных Агнетой Лот. Такие заверения — это, конечно, художественный прием, вошедший в употребление в связи с тем, что вымысел стал осознаваться как полноправное литературное средство. Дело в том, что каким бы неправдоподобным ни был вымысел, который преподносится в литературном произведении, в той мере, в какой это произведение — литература, фантастическое должно подаваться так, как будто оно действительность. Сама подача фантастического конкретность описаний, натуралистичность деталей и т. Заверения в том, что, несмотря на кажущееся неправдоподобие, рассказ правдив, — одно из средств подачи фантастического так, как будто оно действительность. Заверяя в правдивости своего рассказа, автор как бы надевает маску правдивого рассказчика. Однако он прекрасно понимает, что его рассказ — вымысел, и поэтому он обычно не выдерживает своей роли. Так, в прологе к «Саге о Хрольве Пешеходе» вслед за пространными заверениями в том, что рассказ, несмотря на его неправдоподобие, правдив, поскольку и неправдоподобное вполне возможно и только глупые и серые люди не верят неправдоподобному и т. Все же всего лучше и всего полезнее выслушать то, что рассказывается, и получить от него удовольствие, а не вред, ибо известно, что человеку не приходят в голову другие грешные мысли, пока он с удовольствием слушает забавный рассказ». Другими словами, не любо — не слушай, а врать не мешай! Осознанность вымысла сказывается в «лживых сагах» всего больше в том, что в них обязателен конец, характерный для волшебных сказок, — женитьба героя на королевской дочери и его воцарение. Ведь, конечно, всегда было очевидно, что только жизнь сказочного героя кончается свадьбой с королевской дочерью, вообще же жизнь кончается смертью.

Это позволяет авторам более глубоко раскрыть персонажи и развить сюжеты. Каждая книга в саге предлагает новые приключения и открывает новые стороны мира фэнтези. В современных сагах фэнтези мы встречаем разнообразных героев — от традиционных рыцарей и магов до необычных существ и обычных людей, попадающих в невероятные ситуации. Они сражаются за будущее своего мира и за свои идеалы. Истории в сагах фэнтези часто переплетаются, герои могут встречать друг друга и объединяться в борьбе против общего врага. Это создает ощущение огромной эпической саги, в которой каждый персонаж играет свою роль и оказывает влияние на ход событий. Современные саги в жанре фэнтези предлагают увлекательные и захватывающие истории, позволяющие нам окунуться в мир фантазии, забыть о реальности и отправиться в незабываемое путешествие. Они дают нам возможность мечтать, верить в чудеса и испытывать настоящую радость от чтения. Характеристики саги Одной из ключевых характеристик саги является присутствие героических действий и поступков. Герои саги обладают особыми качествами, такими как мужество, честь, смелость. Они способны сразиться с врагом, пройти через множество испытаний и достичь своей цели, не смотря ни на что. Такие герои вдохновляют нас своей отвагой и решительностью. Сага также отличается насыщенной и детальной описательностью. Писатели саги уделяют внимание каждой мелочи и детали, чтобы мы могли максимально погрузиться в атмосферу происходящего и представить себе все события. Читая сагу, мы переносимся в другое время и место, становимся свидетелями исторического события. В саге часто присутствуют элементы волшебства и фантастики. Мы можем встретить магических существ, волшебные артефакты и совершенно невероятные события. Это делает сагу еще более захватывающей и увлекательной. Саги часто основаны на реальных исторических событиях, что добавляет им дополнительного интереса и значимости.

Термины, обозначающие время у скандинавов и восходящие, разумеется, к глубокой древности, почти все указывают на цикличность его восприятия либо на связь течения времени с человеческой жизнью: аr «год», «урожай», «плодородие» ;ti «время», «сезон» —ср. На него в королевских сагах наслаиваются другие представления. В сагах объектом описания служит не простая преемственность времен, а лишь те отрезки времени, которые наполнены значительным, с точки зрения автора, содержанием. Следовательно, сага объемлет серию эпизодов, следующих один за другим, но не всегда и не обязательно непосредственно связанных между собой во времени. Время — параметр человеческих деяний: где ничего не происходит, там как бы и нет времени, его невозможно заметить. Однако в королевской саге этот принцип уже не может быть проведен вполне последовательно. Ведь королевская сага охватывает весь период правления конунга. Здесь течения времени невозможно вовсе не замечать даже тогда, когда не происходит, казалось бы, ничего особенно значительного. Поэтому автору подчас приходится искать дополнительный материал, которым можно было бы заполнить такие временные «пустоты». К тому же автор сообщает, сколько лет жил или правил данный конунг, на каком году жизни случилось то-то и то-то. Особенно много подобных вех в «Саге об Олаве Святом», центральной саге «Круга Земного», и не потому, что он правил дольше других напротив, его царствование длилось лишь пятнадцать лет , а потому, что его правление было наиболее значимым в истории Норвегии. Королевская сага не знает «абсолютной» хронологии, система отсчета в которой была бы независима от содержания саги, но она имеет свои собственные временные ориентиры, придающие изложению большую направленность во времени, чем это присуще саге родовой. Ритм отдельной человеческой жизни и даже народа и государства отчасти определялся природными циклами. Весной конунги собирали флот и отправлялись в поход, зимой они сидели в своих усадьбах или ездили по пирам и кормлениям в разных частях королевства, и очень часто в королевских сагах группировка разнородного материала происходит вокруг такого рода временных ориентиров. Время — это течение жизни людей, оно не существует вне и помимо людей и их деятельности. В Прологе к «Кругу Земному» Снорри выделяет две эпохи истории: «век кремаций» brunaold и «век курганов» haugsold. После того как одного датского конунга, Дана Гордого, погребли по его повелению в кургане в королевском облачении и вооружении, вместе с его конем и многочисленными сокровищами, начался век курганов. Уже отмечено, что термин 51d значил и «век» и «род человеческий». Такое же понимание времени, как длительности жизни людей, обнаруживается и в обычае, согласно которому договоры и соглашения между людьми сохраняют силу, пока они живы. Мир между конунгами Ингьяльдом и Гранмаром должен был соблюдаться «до тех пор, пока живут три конунга» 62, гл. Но с особой ясностью связь времени с человеческими действиями проявляется в убеждении, что люди способны воздействовать на ход времени и определять его качества. Разные отрезки времени имеют, по их представлениям, разную наполненность и неодинаковую ценность. Термин «год» означал вместе с тем и «урожай». В языческую эпоху на Севере соблюдался обычай ежегодно устраивать пиры и жертвоприношения, для того чтобы год и урожай были хорошими и богатыми. Полагали, следовательно, что от этих пиров и жертв зависели качества времени. Возможно, в древности скандинавы верили в то, что без подобных обрядов и приношений богам новый год вообще не мог бы начаться. В конунге таилась некая сила, с помощью которой он обеспечивал благополучный ход времени и преуспеяние своего народа. Больше всего такого рода упоминаний в «Саге об Инглингах». Главнейшая функция древних конунгов состояла в том, чтобы своими сакральными действиями поддерживать «добрый урожай» и мир в стране. Об Одине сказано, что все население Швеции платило ему подать «пенни с носа» , а он защищал страну и совершал жертвоприношения, для того чтобы время было хорошее, обильное. При Фрейре во всех странах собирали добрый урожай, и жители Швеции это приписывали Фрейру и поэтому ему поклонялись усерднее, чем другим богам, ибо в его дни благодаря миру и хорошим урожаям народу жилось лучше, чем прежде. На протяжении трех лет после смерти Фрейра его скрывали в кургане, объявив, будто он жив, и тем самым поддерживали «доброе время и мир». Так продолжалось и при его сыне. Но при конунге Домальди урожаи ухудшились и в Швеции наступил голод. Тогда жители ее устроили в Упсале большое жертвоприношение: на первый год в жертву принесли волов, но это не помогло; не улучшились урожаи и на следующий год, когда были совершены человеческие жертвоприношения. На третий год вожди на собрании в Упсале решили, что голод — от Домальди, и высказались за то, чтобы принести его в жертву; конунга умертвили и его кровью омыли алтарь. После этого, при сыне Домальди, в стране царили добрый урожай и мир. При одном из последующих конунгов, Олаве Лесорубе, опять из-за неурожая начался голод, причем Снорри, с одной стороны, объясняет это вполне рациональными причинами — притоком населения, так что земля не могла всех прокормить, — а с другой стороны, указывает, что конунг мало занимался жертвоприношениями и это не нравилось шведам, привыкшим приписывать своему конунгу как урожаи, так и недороды. Они считали, что виновником голода является конунг Олав, и умертвили его в собственном его доме, принеся его в жертву Одину «ради урожая» 62, гл. Самым счастливым из конунгов в отношении урожаев считался конунг Хальвдан Черный, и после его гибели жители всех областей просили, чтобы тело его погребли в их земле, «ибо они верили, что у тех, кто им обладает, будут хорошие урожаи». С общего согласия тело Хальвдана разделили на четыре части: голову погребли в кургане в Хрингарики, а другие части по жребию распределили между прочими областями Уппланда и тоже похоронили в курганах, и все эти курганы названы именем Хальвдана. Время может быть «добрым» и «недобрым», существует уверенность в его качественной неоднородности. Эта способность государя не зависит от его личных качеств, а носит магический характер. Самая власть понималась как сакральная: конунг находится в особых отношениях с высшими силами, поэтому благотворное воздействие на урожаи и время правитель мог оказывать не только при жизни, но и после смерти. О вере скандинавов в человеческую способность при помощи богов воздействовать на время свидетельствует легенда о конунге Ауне, который, желая продлить свою жизнь, приносил Одину в жертву своих сыновей. Когда он заклал своего первого сына, Один пожаловал ему еще шестьдесят лет жизни, хотя Аун уже был стариком. По истечении этого срока конунг вновь принес в жертву сына и получил от Одина ответ, что он останется в живых до тех пор, пока будет приносить ему в жертву сыновей каждые десять лет. Так Аун заклал семерых сыновей и настолько одряхлел, что утратил способность передвигаться и его носили. Жертва восьмого сына дала ему еще десять лет жизни, но он уже не поднимался с постели. После принесения девятой жертвы Аун жил, питаясь из рожка, как младенец. У него оставался последний сын, но шведы воспротивились этой жертве, и тогда Аун умер 62, гл. Едва ли нужно искать в этой легенде отражение мифа о Кроносе, пожиравшем своих детей. Тема воздействия на время и преодоления старости занимала скандинавов, создавших миф о яблоке, которое хранилось у богини Идунн: откусывая от него, асы возвращали себе молодость. Любопытно, что в легенде об Ауне не возникает вопроса о природе долголетия сыновей конунга, которые ведь тоже должны были жить чрезвычайно долго некоторые — более ста лет , для того чтобы стать жертвами своего жадного до жизни отца... Воздействие на время есть определенная форма отношения к будущему. О пророчествах и вещих снах речь впереди, но уже сейчас нужно подчеркнуть, что представление о способности видеть будущее, которой в сагах наделены многие люди, обусловливалось особым пониманием природы времени. Прошлое уже миновало, но при восприятии времени как циклического считалось, что когда-то оно возвратится вновь. Будущего еще нет, но вместе с тем оно уже где-то таится, вследствие чего провидцы способны его с уверенностью предрекать. В этом отношении к будущему, как бы расположенному рядом с настоящим и прошлым, нет ничего специфичного для исландских саг, ибо такое же представление о времени лежит в основе понимания времени и судьбы многими народами. Но, как мы далее убедимся, тема будущего и способности прозревать его и предсказывать получает в королевских сагах новый смысл и выполняет важную роль в структуре латентно заложенной в них исторической концепции. В «Круге Земном», как и в других сагах, множество анахронизмов: отношения, сложившиеся явно в более позднее время, переносятся в прошлое. Не останавливаясь на рассмотрении этих ошибок, зададимся вопросом: чем вызваны анахронизмы? Снорри знает, что история несет с собой изменения, что жизнь человеческая неустойчива и преходяща. Но перемены, затрагивающие людей, мало касаются или вовсе не касаются хозяйства, быта, морали, права, социальных отношений. Как и другие средневековые историки, Снорри не замечает историчности всего существующего. Время течет не во всех сферах жизни, человеческая драма разыгрывается на относительно неподвижном фоне; во всяком случае, эти декорации меняются мало и лишь в деталях. Ведь для древних скандинавов, как мы видели, время — это человеческая жизнь, форма существования рода людского. Тем не менее, опираясь в основном на то же восприятие времени, которое присуще сагам об исландцах, саги о конунгах несколько его изменяют в связи с необходимостью изображения более сложного сюжета, требующего новых хронологических рамок и большего внимания к времени. Время саг о конунгах уже не «родовое» и не «местное» касающееся событий в одной части Исландии , а «государственное», историческое. На протяжении периода, охваченного «Кругом Земным» с IX в. Естественно, что в сагах о конунгах возрастает чуткость по отношению к ходу времени. Длительность человеческой жизни, по новым верованиям, определяется не судьбой, многократно упоминаемой в «Круге Земном», а зависит от бога. Конунг Инги, отвергая совет своих приверженцев не участвовать в битве с врагами и бежать, заявляет: «Пусть Господь решит, сколько еще должна продлиться моя жизнь... Прежние представления о времени сочетаются с новыми, согласно которым время сотворено богом. Что несет с собой время — прогресс или упадок? Это один из коренных вопросов, ответ на который определяет во многом характер всей культуры. Но этим формам миропонимания присущи во многом несхожие оценки течения времени. Языческое восприятие жизни опирается на миф, миф же предполагает возможность повторения изначального состояния, которому придается особая значимость. Это изначальное время когда был создан мир и заложены образцы поведения человека, возвращается при воспроизведении мифа, в моменты празднеств и жертвоприношений. По сравнению с мифологическим временем, в котором сливаются отдаленное прошлое и вечность, текущее земное время представляется несамостоятельным, несамоценным. Поэтому лучшее время лежит в прошлом, нынешний же мир идет к упадку и концу. Необычайно интенсивно выражено это миропонимание в «Прорицании вёльвы» — самой замечательной из песней «Старшей Эдды», где сконцентрирована квинтэссенция древнескандинавской языческой философии. В противоречии с пессимистическим взглядом на судьбы богов и людей, обреченных на гибель, находится заключительная часть этой песни, обещающая обновление и возрождение мира, но это либо результат христианских влияний, либо проявление циклической концепции. Христианское понимание времени тоже отчасти опирается на миф и тоже связано с постоянным воспроизведением сакрального времени в таинствах и праздниках; и здесь земное время получает пониженную оценку в сравнении с вечностью, находящейся у бога. Но христианский миф — это миф, существенно преобразованный и насыщенный новыми элементами. Это понимание времени исходит из эсхатологии: будущее, конец света, несет с собой и расплату и искупление. Пессимизм в отношении земной жизни сочетался у них с трансцендентным оптимизмом — человеческое время в конце концов растворится в божественной вечности. Если языческое мировосприятие протекает под знаком прошлого, поскольку мир осознается как вечное повторение прежде бывшего, то в христианском мировоззрении наряду с прошлым принципиальное значение приобретает также и будущее и время оказывается как бы «распрямленным» между сакральным прошлым творением мира и искупительной жертвой Христа и будущим концом света и вторым пришествием Спасителя. Выше упоминалась периодизация ранней истории Скандинавии, которая дана в «Прологе» к «Кругу Земному»: «век кремаций» сменяется «веком курганов». Но нигде Снорри не развивает другой периодизации, которая, казалось бы, должна быть куда более существенной с точки зрения христианина: время язычества и время торжества истинной веры. Именно такова была историческая схема всей средневековой церковной историографии, в особенности в Раннее Средневековье наряду с учениями о четырех монархиях и о возрастах человечества. Разумеется, в сагах о конунгах демонстрируется переход от язычества к христианству и выделяется центральный эпизод в этом развитии — правление и мученическая смерть Олава Святого, при котором христианизация одержала основные победы. И все же провиденциалистская концепция христианской историографии не получает в «Круге Земном» самостоятельного значения. Ее можно заметить в речах отдельных персонажей, в ссылках на божью волю и в рассказах о чудесах святого Олава, которые должны свидетельствовать о всемогуществе Господа и о вмешательстве его в человеческие дела. Но все христианские эпизоды «Круга Земного» не включаются в ткань повествования сколько-нибудь органически и вряд ли определяют концепцию истории. Как мы далее увидим, в этой концепции языческий миф переплетается со своеобразно перетолкованными христианскими представлениями. В сагах широко используется мотив вещего сна и прорицания. Эти сны и пророчества образуют важный составной элемент саги и выполняют существенную функцию в системе ее изобразительных средств. Мотив провидения в будущее непосредственно связан с идеей правящей миром и человеческими жизнями судьбы, которой никто не может избежать и которая обнаруживает себя таким чудесным образом еще до того, как она реально наступит. Идея судьбы в свою очередь ведет к постановке коренных этических проблем: человек, знающий собственную судьбу, неизбежно вырабатывает свое отношение к ней, он должен смело встретить уготованную ему участь, и это знание окрашивает все происходящее в трагические тона. Сны — это проявления судьбы. Они некоторым образом ниспосылаются человеку таинственными силами. Поэтому вещий сон герой саги видит обычно в критический момент своей жизни, когда судьба «близка», и в специфических условиях, благоприятствующих тому, чтобы пришел такой сон. Формы заглядывания в будущее в королевской саге приобретают дополнительный смысл. В отличие от саг родовых, где прорицания касаются индивидуальных судеб или, самое большее, будущего той или иной семьи, в королевских сагах они связаны с толкованием истории целого государства. В них предрекаются судьбы династии и королевства, а в отдельных случаях дается оценка дальнейшего хода истории. Таким образом, в форме предсказаний выявляется историческая концепция, лежащая в основе королевской саги. Подобный способ осмысления хода истории связан с присущей жанру саги невозможностью прямого высказывания точки зрения автора. Вещий сон содержит некий символ и намек, он открывает путь для обобщения, указывает на сущность происходящих и долженствующих произойти событий, что позволяет понять, как мыслили историю автор саги и его современники. Оставляя в стороне вещие сны, связанные с личной судьбой того или иного правителя в этих снах общая концепция истории могла и не раскрываться , обратимся к снам, содержащим указания на судьбы страны. Таковы сны, о которых рассказывал претендент на норвежский престол Сверрир, возглавивший в последней четверти XII в. Сверриру посвящена особая сага, которая была написана, как уже упоминалось, ранее «Круга Земного» 51. В отличие от саг «Круга Земного», рисующих историю Норвегии post factum Снорри Стурлусон жил намного позднее описываемых им событий , «Сага о Сверрире» повествует о совсем недавних делах, поэтому и тон в ней и цели, которые преследовались при ее сочинении, отчасти иные. Сверрир, безвестный выходец с Фарерских островов, выдавал себя за незаконного сына покойного норвежского конунга Сигурда Рот, и понятно, что он нуждался в обосновании своих притязаний на престол. Это обоснование и должны были дать его вещие сны, о которых он сам и рассказал. Главный аргумент в пользу «легитимности» его власти не генеалогия. Сверрир видит во сне покойного короля Олава Святого, «небесного патрона Норвегии», и тот якобы вручает ему свой меч и боевой стяг, защищает Сверрира своим щитом и дает ему имя Магнус Магнусом звали сына Олава, но вместе с тем magnus значило по-латыни «великий». Таким образом, притязания Сверрира, в отличие от притязаний других претендентов, опираются не на происхождение из рода конунгов в этом отношении противник Сверрира король Магнус Эрлингссон обладал преимуществами , — они обоснованы тесной связью Сверрира с наиболее авторитетным в глазах общества святым королем-христианизатором Олавом, связью не родовой, а мистической, сакральной. Иной характер носят «династические» сны в «Круге Земном». Снорри Стурлусон показывает, что в такого рода снах использовался мотив древа, символизировавшего род конунгов. Жене конунга Хальвдана Черного Рагнхильде приснилось однажды, что она в саду отдирает от своего платья колючку и эта колючка вырастает в ее руке в большую ветвь, один конец которой касается земли и быстро пускает корень, а другой вздымается высоко в небо.

Понятие сага и ее влияние на развитие сюжетов.

Постепенно этот приём перекочевал в литературу и обиходную речь. Так мы говорим: «день прошёл», «финансы поют романсы», «воет ветер» и тому подобные выражения Олицетворение позволяет некому образу стать более реалистичным и красочным, вызывает некоторый резонанс с чувствами писателя или читателя, придаёт действию юмористический оттенок. Умение писателя придать не живому предмету чувства, свойственному живому существу является одним из показателей его мастерства и чем ярче будет образ, тем благосклонней его воспримут читатели. Урбанизм — от латинского «город», направление в литературе, которое в основном описывает жизнь, события, особенности, происходящие в городской среде. Буржуазная революция, бурное развитие промышленности и в следствия этого новые взаимоотношение людей, слом старых моральных основ, новая психология, повышение уровня жизни повлекли за собой появление такого литературного течения как урбанизм. В теме городской жизни показаны противоречия развития капиталистического общества, быстрое обогащение одних и стремительное обнищание тех, кто создаёт блага для общества. Новый нарождающийся рабочий класс, не имеющий собственности, лишь способный продавать свой труд, через это обеспечивать уровень жизни всего общества, оценил свою силу, начал отстаивать свои права на достойное существование. Правящая буржуазная верхушка всячески сопротивлялась тому, что бы рабочий класс имел гораздо больше прав и привилегий. Это приводило к классовым битвам, в которых рабочие отстаивали свои права. Что бы противостоять буржуазии, которая захватила в свои руки все рычаги управления государством, рабочим приходилось объединяться в профессиональные союзы, устраивать стачки, забастовки, другие методы борьбы, в которых были и вооружённые способы отстаивания своих прав. В тоже время города были сосредоточением научных достижений, взлётов культурного развития, местом, где человек может реализовать свои способности.

Однако, город был безжалостным местом, где человек, не вписавшийся в его структуру мог стать изгоем, город подавлял волю отдельного человека, представляя его жителей некой безликой массой, лишь отдельные яркие личности могли направлять волю простых людей и не всегда в благо. Основоположником урбанизма считается английский писатель Уитмен, который в своём произведении, изданном в 1855 году «Листья травы», прославлял бурный рост городов, представляя это, как апофеоз развития человеческого общества. Другие писатели, как Золя, Достоевский, наоборот считали города источником зла, мрачными и нелюдимыми местами, подавляющими волю человека. Почвенничество — литературное движение, противоположенное урбанизму, зародившееся в 1860 -х годах. Оно заключало в себе разновидность европейского романтизма, но выраженное на русской литературной основе, тяготевшей к позднему славянофильству. Свои взгляды почвенники излагали в литературных журналах «Время», «Эпоха», и представлены были такими писателями как Аполлон Григорьев, Михаилом и Фёдором Достоевскими, Николаем Страховым. Свои взгляды они противопоставляли тем, кто склонялся к нигилизму, на страницах журнала «Русское слово» Писарева, проводил острую полемику с революционными демократами, представленными журналом Чернышевского «Современник». Почвенники отстаивали представление о «русской идее», веру в нашу русскую самобытность. Они признавали за русским народом миссию спасения всего человечества, выступали за идею сближения образованных людей с народом на основе национальной религиозно - этической почве. Почвенники выступали за развитие национальной промышленности, торговли, свободу личности и печати, при этом отвергая революционные, социалистические идеи, проповедовали христианские воззрения, отрицая материализм.

Они осуждали буржуазный запад, считая, что его бездуховность приведёт к загниванию. В СССР движение почвенников возродилось в так называемой «деревенской прозе». Хотя КПСС и не одобряло это литературное течение, не соответствующе принципам социалистического реализма, основанного на позиции ортодоксального марксизма-ленинизма, эта литература весьма нравилась читателям. В своих произведениях эти авторы старались сохранить истоки русской культуры и исторической памяти. В современном литературном мире произведения почвенников представлены такими авторами как Роман Сенчин, Михаил Тарковский, Наталья Ключарёва и прочие, старающиеся продолжить линию писателей, повествующих о жизни простых деревенских жителей с их простым, незамысловатым бытом, красотой сельской природы, честными и искренними отношениями. Стилистика — раздел теории, изучающий особенности языка произведений, разновидности изложения литературного произведения. Основные стили, встречающиеся в литературе это: разговорный стиль, научный стиль, официально-деловой стиль, публицистический стиль, художественный стиль. Разговорный стиль используется для неформального общения, в быту, в неформальной обстановке при решении различных жизненных ситуаций, межличностного контакта. Используется, в основном в устной речи, в форме, диалога между людьми. В разговорном стиле большую роль играют вербальные установки такие, как жесты, мимика, ситуации и прочее.

Для этого стиля являются типичными образность, когда странные, с литературной точки зрения фразы, воспринимаются однозначно, хотя и не несут полной смысловой нагрузки. Например: «Мне нужна тарелка», с указанием рукой или кивком головы. Так же характерна эмоциональность, особенно если один из общающихся является ярким представителем экспансивного типа. В манере общения проскальзывают слова жаргонные, как «палево», «отморозок» так и разговорного стиля, «раздолбай», «пацан», и им подобные. В разговорном стиле часто допускаются оговорки, сокращения слов, за счёт выпадения гласных, упрощение речи, большая скорость произношения, повторения слов паразитов. Научный стиль — применяется в сфере науки и обучения. В научном стиле широко используется терминология, логичность изложения материала, однозначность, стандартность, образность и прочее. Научный стиль можно разделить на три категории: собственно научный, который излагает различные научные постулаты в виде монографий, статей, выступлений с докладами, диссертации. Научно-учебная категория: в эту сферу входят учебники, лекции, с помощью которых происходит обучение в той или иной научной деятельности. Эта категория довольно изменчива, в связи с новыми открытиями, фактами, методами исследований.

Научно - популярная категория рассчитана на широкие слои населения, в ней в упрощённой форме излагаются знания, исследования, события. Это делается с целью просветить широкие массы людей посредством сообщений, статей, очерков, книг. Главным достоянием научного языка должна быть ясность, то есть способность чётко и просто донести главные мысли, изложенные в научном труде. Официально-деловой стиль — средство письменного общения в сфере деловых отношений, управления, юридических вопросах. Официально — деловой стиль используется в экономике, законодательстве, административном управлении различных уровней, дипломатических отношениях между государствами, приказные функции в военной области, уставы и прочее. Официально-деловой стиль является самым стандартизированным, в котором недопустимы отступления от определённых рамок, особая фразеология и лексика, консервативный характер. Официально-деловой стиль отличается сжатостью, чёткой последовательностью изложения в некоторых случаях обязательные формы, как дипломы, различные свидетельства, денежные документы и прочее. При этом широко используется особая терминология, стандартных наименований различных учреждений, аббревиатуры. Публицистический стиль используется в средствах массовой информации, на собраниях, митингах, общественно-публицистической и литературно-критической литературе с целью донести определённую информацию до сознания слушателей, читателей и через это руководить их действиями. Для того что бы донести до масс свои идеи, используются несложные приёмы, логичность, жестикуляция, образность, эмоциональность, сравнительная оценка.

В публицистическом стиле важную роль играет личность, воздействующая на массы, через эмоциональность способность завести массы на решение той или иной проблемы, затронуть те стороны бытия, волнующие каждого из массы людей, знание путей решения проблем, преодоления трудностей, образ врага, неотвратимая логичность и доказательность.

Позднее сагами стали называть поэтические сказания и легенды, а также литературные произведения разных форм и эпох, которые описывают большой временной отрезок, а также имеют обширную географию и множество сюжетных линий. Роман повествует об истории семи поколений семьи афроамериканского писателя — от свободной жизни в африканской Гамбии, перешедшей к рабству в Северной Каролине, до дальнейшего освобождения и процветания в эпоху борьбы за гражданские права. Писатели иногда включают слово «сага» в название книги, как английский прозаик Джон Голсуорси в «Саге о Форсайтах». Саги могут пересекаться с другими жанрами, например с научной фантастикой, как «Хроники Дюны» Фрэнка Герберта.

Под редакцией проф. Горкина А. Содержание Канон принцип саги Сага всегда начинается с представления действующих лиц, описания их родословной. При этом употребляются стандартные клише: "Жил человек по имени. Женат он был на. Все более или менее значимые действующие лица характеризуются таким образом. Иногда рассказ начинается за несколько поколений до появления главного героя героев , восходя ко временам заселения Исландии и возникновения государств Скандинавского полуострова.

Вообще, для саг характерно очень большое число действующих лиц, иногда до сотни и более. Затем рассказ переходит к основным событиям - распрям в родовых сагах , правлению в королевских сагах , которые тоже описываются со всей подробностью, вплоть до указания, кто кому и какую рану нанес в бою и какое возмещение было за это выплачено. Часто дословно цитируются другие памятники - например "Книга о заселении земли" или тексты древнескандинавских законов. Хронология всегда достаточно четко выдерживается - точно указывается, сколько лет прошло со времени того или иного события. Отношения полов в сагах никогда не описываются так, как это принято в литературе нового времени. Все, что происходит между супругами, упоминается лишь постольку, поскольку имеет отношение к сюжету. О любовной связи между мужчиной и женщиной, не состоящими в браке, вообще говорится только намеками.

Всё, что происходит между супругами, упоминается лишь постольку, поскольку имеет отношение к сюжету. О любовной связи между мужчиной и женщиной, не состоящими в браке, вообще говорится только намёками. Часто в сагах выступает и фантастический элемент — эпизоды с привидениями, нежитью, различными знамениями и т. Довольно распространённым мотивом в родовых сагах является победа главного героя над викингом-берсерком во время пребывания в Скандинавии. Разновидности саг Корпус текстов, известных нам как саги, традиционно разделяется на несколько циклов, в соответствии с обобщающей тематикой произведений и временем действия: « Саги о древних временах » — саги, повествующие о легендарной истории Скандинавии, основанные на общих для всех германских народов мифах и героических сказаниях и содержащие ряд сказочных мотивов.

Самыми известными из этих саг считаются « Сага о Вёльсунгах », « Сага о Хрольве Жердинке и его витязях », некоторые исследователи относят «Сагу об Инглингах» к сагам о древних временах.

ВРЕМЯ, СУДЬБА, МИФ И ИСТОРИЯ В САГЕ

Часто семейная сага в литературе основывается на реальных исторических событиях и фигурах, что добавляет ей достоверности и интереса. это один из видов былинного эпоса, который имеет особое значение в русской литературе и культуре. САГА (др.-сканд. saga, от segja – сказывать), повествовательная прозаическая форма в ср.-век. Захватывающая семейная сага английской писательницы Дафны Дюморье 1907—1989, книги которой стали классикой готической традиции в литературе XX века. Значение семейных саг в современной литературе и культуре Семейные саги занимают особое место в современной литературе и культуре, так как отражают распространенные и важные жизненные темы и проблемы. исторические рассказы гл. образом о родовых распрях (т. н. родовые саги).

От эпического фэнтези до научпопа: гид по литературным жанрам

У саги есть еще одна художественная особенность, которая для исландской поэтики саги является основной, а у современных авторов саг не встречается никогда. «Сага о Форсайтах» являет собой образец классической саги. Понять, что такое сага, невозможно без знакомства с древнеисландскими памятниками литературы. это особый жанр в литературе, который имеет свои характерные особенности и отличается от других жанров. Сага представляет собой одну из форм эпической литературы, которая имеет корни в древности. Семейная сага или семейная хроника — жанр литературы, предметом которого является изображение жизни нескольких (как правило, от двух до четырёх) поколений одного семейства.

Что такое сага?

Этот жанр впервые появился в Скандинавии, где саги служили для передачи и сохранения исторической и мифологической информации. В сагах присутствуют сложные и динамичные сюжетные линии, которые охватывают множество персонажей и их судьбы. Они рассказывают о великих приключениях героев, доблести, предательстве, любви и смерти.

Почвенники отстаивали представление о «русской идее», веру в нашу русскую самобытность. Они признавали за русским народом миссию спасения всего человечества, выступали за идею сближения образованных людей с народом на основе национальной религиозно - этической почве. Почвенники выступали за развитие национальной промышленности, торговли, свободу личности и печати, при этом отвергая революционные, социалистические идеи, проповедовали христианские воззрения, отрицая материализм. Они осуждали буржуазный запад, считая, что его бездуховность приведёт к загниванию. В СССР движение почвенников возродилось в так называемой «деревенской прозе». Хотя КПСС и не одобряло это литературное течение, не соответствующе принципам социалистического реализма, основанного на позиции ортодоксального марксизма-ленинизма, эта литература весьма нравилась читателям.

В своих произведениях эти авторы старались сохранить истоки русской культуры и исторической памяти. В современном литературном мире произведения почвенников представлены такими авторами как Роман Сенчин, Михаил Тарковский, Наталья Ключарёва и прочие, старающиеся продолжить линию писателей, повествующих о жизни простых деревенских жителей с их простым, незамысловатым бытом, красотой сельской природы, честными и искренними отношениями. Стилистика — раздел теории, изучающий особенности языка произведений, разновидности изложения литературного произведения. Основные стили, встречающиеся в литературе это: разговорный стиль, научный стиль, официально-деловой стиль, публицистический стиль, художественный стиль. Разговорный стиль используется для неформального общения, в быту, в неформальной обстановке при решении различных жизненных ситуаций, межличностного контакта. Используется, в основном в устной речи, в форме, диалога между людьми. В разговорном стиле большую роль играют вербальные установки такие, как жесты, мимика, ситуации и прочее. Для этого стиля являются типичными образность, когда странные, с литературной точки зрения фразы, воспринимаются однозначно, хотя и не несут полной смысловой нагрузки.

Например: «Мне нужна тарелка», с указанием рукой или кивком головы. Так же характерна эмоциональность, особенно если один из общающихся является ярким представителем экспансивного типа. В манере общения проскальзывают слова жаргонные, как «палево», «отморозок» так и разговорного стиля, «раздолбай», «пацан», и им подобные. В разговорном стиле часто допускаются оговорки, сокращения слов, за счёт выпадения гласных, упрощение речи, большая скорость произношения, повторения слов паразитов. Научный стиль — применяется в сфере науки и обучения. В научном стиле широко используется терминология, логичность изложения материала, однозначность, стандартность, образность и прочее. Научный стиль можно разделить на три категории: собственно научный, который излагает различные научные постулаты в виде монографий, статей, выступлений с докладами, диссертации. Научно-учебная категория: в эту сферу входят учебники, лекции, с помощью которых происходит обучение в той или иной научной деятельности.

Эта категория довольно изменчива, в связи с новыми открытиями, фактами, методами исследований. Научно - популярная категория рассчитана на широкие слои населения, в ней в упрощённой форме излагаются знания, исследования, события. Это делается с целью просветить широкие массы людей посредством сообщений, статей, очерков, книг. Главным достоянием научного языка должна быть ясность, то есть способность чётко и просто донести главные мысли, изложенные в научном труде. Официально-деловой стиль — средство письменного общения в сфере деловых отношений, управления, юридических вопросах. Официально — деловой стиль используется в экономике, законодательстве, административном управлении различных уровней, дипломатических отношениях между государствами, приказные функции в военной области, уставы и прочее. Официально-деловой стиль является самым стандартизированным, в котором недопустимы отступления от определённых рамок, особая фразеология и лексика, консервативный характер. Официально-деловой стиль отличается сжатостью, чёткой последовательностью изложения в некоторых случаях обязательные формы, как дипломы, различные свидетельства, денежные документы и прочее.

При этом широко используется особая терминология, стандартных наименований различных учреждений, аббревиатуры. Публицистический стиль используется в средствах массовой информации, на собраниях, митингах, общественно-публицистической и литературно-критической литературе с целью донести определённую информацию до сознания слушателей, читателей и через это руководить их действиями. Для того что бы донести до масс свои идеи, используются несложные приёмы, логичность, жестикуляция, образность, эмоциональность, сравнительная оценка. В публицистическом стиле важную роль играет личность, воздействующая на массы, через эмоциональность способность завести массы на решение той или иной проблемы, затронуть те стороны бытия, волнующие каждого из массы людей, знание путей решения проблем, преодоления трудностей, образ врага, неотвратимая логичность и доказательность. Для достижения таких целей создаётся обстановка торжественности, ощущения причастности каждого к решению великих проблем, призывы к патриотизму, сознательности граждан. Создание в речи или в литературном произведении ярких, легко запоминающихся образов путем эпитетов, поговорок, сравнений, резкая смена ритма речи, доведение до восторга слушателей. Основными жанрами публицистики являются прежде всего публичное выступление как непосредственный контакт с массами в виде речи или доклада, дискуссия, с самым не предсказуемым её течением, критическая заметка, статья, рецензия, очерк, зарисовка, порой определяемые как «чёрный пиар» с использованием довольно язвительных эпитетов. Художественный стиль используется в художественной литературе, применяется в романах, рассказах, повестях, поэмах, стихах, пьесах и прочее.

Использование этого стиля в литературе применяется для воздействия различными методами на читателя, посредством воздействия на его психику, чувства, воображение, применяемые автором, который посредством своего взгляда на события, изложенные в литературном произведении. При этом автор может применять многие приёмы добиваясь различных целей для воздействия. Так он может передавать не только какую-либо информацию, но при помощи художественных образов, например, описания природы вызывать эстетическое наслаждение данным образом. Чем сильнее, ярче и правдивее образ, созданный писателем, тем больше он воздействует на читателя. Кроме этого, между читателем и автором создаётся некая коммуникативная связь, совпадающая у них в мыслях, символах и образах. В книжной литературе используется некоторые специфические приёмы, называемые тропами, служащими для усиления воздействия на читателя: Метафора от греческого «перенос», то есть использование слова или выражения в переносном смысле, «давление упало», «мир пошатнулся». Метонимия от греческого «переименование», замещаемое слово используется в переносном смысле «стакан воды», когда правильно стакан с водой, «разлить кувшин», разлить вино из кувшина и прочее. Эпитет от греческого «приложенное», помогает придать слову новое значение, насыщенность, красочность например «холодная злоба», «пытливый ум».

Синекдоха разновидность метонимии, основанная на переносе одного значения на другое по признаку количественного между ними, замена слова обозначающее целое, словом которое обозначает часть, например к человеку имеющего бороду обращаются: «Эй, борода, иди сюда». Гипербола от греческого «переход, чрезмерность, избыток», обозначающая явное намеренное преувеличение, с целью усиления выразительности и особого подчеркивание выраженного смысла, высказывания типа: «реки крови», «сто потов» и прочие. Лилота часто называют обратной гиперболой, этот приём используют для уменьшения размера, силу или значения описываемого: «дуну и упадёт», «рукой подать». Сравнение уподобления одного предмета или явления другому по их общему признаку, важное для выявления новых свойств, «глуп как пробка», «скользкий, как змея», «слово током ударило». Перифраз от греческого «иносказание», способ, когда в литературе одно понятие выражается с помощью нескольких путём описания, «лев царь зверей», «дети — цветы жизни». Аллегория, то есть иносказание, условное изображение абстрактных идей, посредством художественного образа, маскировка истинного смысла, например горящая свеча не только источник света, но и символ надежды, изображение животных как выражение человеческих чувств, осёл — упорство, заяц- трусость.

Сохранилось огромное множество саг. Общее в них только то, что это всегда повествования о прошлом.

Различия же между отдельными разновидностями саг вытекают из того, насколько далеко это прошлое и где происходило то, о чем рассказывается. Саги, в которых рассказывается о событиях до заселения Исландии «саги о древних временах» , отличаются от саг, в которых рассказывается о событиях первого века после заселения Исландии «саги об исландцах», или «родовые саги» , а также от саг, в которых рассказывается о событиях в Исландии в XII—XIII вв. Но есть и различие между сагами, в которых рассказывается о событиях в самой Исландии, и сагами, в которых рассказывается о событиях в Норвегии и других странах «королевские саги» , и это второе различие часто перекрывается первым. Другими словами, различия между сагами сводятся к тому, что в них рассказывается о далеком, менее далеком и недавнем прошлом, и также к тому, что в них говорится о событиях в Исландии и вне ее. Невозможно обнаружить такие разновидности саг, которые отличались бы только трактовкой одного и того же материала. Название «саги об исландцах», в сущности, условно, это не любые саги, в которых рассказывается об исландцах. Саги в которых говорится об исландцах, живших после XI в. Не относятся к «сагам об исландцах» и саги, в которых рассказывается об исландских епископах т.

Вместе с тем к «сагам об исландцах» обычно относят короткие рассказы об исландцах, представляющие собой фрагменты так называемые «пряди» из «королевских саг». Название «родовые саги» тоже, в сущности» условно, так как не все они — истории нескольких поколений одного рода. В последнее время название «родовые саги» стало непопулярным среди специалистов, потому что оно связывается с непопулярным представлением о происхождении этих саг «родовые саги» — это как бы запись устной традиции, а не литературные произведения. Все же названию «родовые саги» в этой книге отдано предпочтение. Поскольку «родовые саги» — самые своеобразные и знаменитые из исландских саг, они называются и просто «исландскими сагами» так они названы, в частности, в их русских переводах, вышедших в 1956 и 1973 гг. Но название «исландские саги», в сущности» тавтологично, так как, хотя известны некоторые саги норвежского происхождения и само слово «сага» — общескандинавское, саги специфичны в первую очередь для Исландии. Поэтому «родовые саги» иногда называются и просто «сагами». Все эти рукописи — списки с несохранившихся рукописей.

От более ранней эпохи сохранились только фрагменты «родовых саг». Они датируются примерно серединой XIII в. Кто писал эти саги, неизвестно. Нигде в древнеисландской литературе авторы не называются, и попытки установить их никогда не приводили к сколько-нибудь убедительным результатам. Считается установленным, однако, что большинство «родовых саг» было написано на протяжении XIII в. Впрочем, очень многое в датировке «родовых саг» остается спорным, и ни одна из них не может быть датирована сколько-нибудь точно. Всего сохранилось около сорока «родовых саг», не считая так называемых «прядей об исландцах». Сохранившиеся «родовые саги» вместе с «прядями об исландцах» составляют в популярном исландском издании двенадцать томов, или около пяти с половиной тысяч страниц.

Во многих «родовых сагах» цитируются скальдические отдельные строфы. Но в некоторых «родовых сагах» их нет совсем. В «родовых сагах» рассказывается о людях и событиях первого века после заселения Исландии, т. Каким образом в XIII в. Этот вопрос уже давно волнует ученый мир. В сущности, это вопрос о том, что такое «родовые саги». В первой половине прошлого века установилось мнение, что «родовые саги» — это запись устной традиции. Но во второй половине прошлого века господствующей стала теория — она впоследствии получила название «теории книжной прозы», — согласно которой в XIII в.

Таким образом, согласно этой теории, «родовые саги» — это письменные произведения, созданные определенными авторами. В начале нашего века на смену «теории книжной прозы» пришла «теория свободной прозы», согласно которой не только содержание, но и форма «родовых саг» сложилась до записи, и, таким образом, саги эти с некоторыми оговорками в отношении саг наиболее длинных и сложных по композиции — запись устной традиции, о ряде случаев, возможно, даже дословная. С 30-х гг. Таким образом, за последние полтора века мнение ученых о происхождении «родовых саг» три раза качнулось, подобно маятнику, из одного крайнего положения в другое, и есть признаки того, что маятник продолжает свое колебание. Правда ли то, что рассказывается в «родовых сагах», или вымысел? Каково соотношение правды и вымысла в них? Несомненно только одно; не только те, кто писал «родовые саги», верили в то, что все в них — правда, но и слушатели или читатели этих саг, т. Наивная вера в абсолютную правдивость «родовых саг» долгое время господствовала и в науке.

Эти саги назывались «историческими» в отличие от саг, в которых господствует сказочная фантастика и которые еще в древности были названы «лживыми». Финн Йоунссон 1858—1934 , исландский ученый, посвятивший всю свою жизнь изучению древнеисландской литературы и знавший ее как никто ни до ни после него, до самой смерти сохранил наивную веру в то, что все, рассказываемое в «родовых сагах», — это в основном правда. Да и до сих пор «родовые саги» обычно издаются как исторические произведения; тексты их сопровождаются хронологическими таблицами, географическими картами и указателями имен, а в примечаниях к текстам указывается, верна ли генеалогия, приводимая в саге, нет ли ошибки в сведениях, сообщаемых о данном лице, не упоминается ли оно также в других сагах и т. Между тем вымысел в «родовых сагах», в сущности, очевиден. Для того чтобы его обнаружить, вовсе нет необходимости, как неоднократно делали исследователи, сопоставлять данную сагу с более достоверными историческими источниками, например с «Книгой о заселении страны», или проводить какие-либо другие научные разыскания. И дело совсем не в том, что в «родовых сагах» есть кое-что неправдоподобное. То, что кажется неправдоподобным с современной точки зрения, могло казаться вполне правдоподобным с точки зрения людей того времени. Все тогда верили в колдовство, привидения, предсказания и т.

Кроме того, неправдоподобного в «родовых сагах», в сущности, совсем немного, и его вкрапления есть только в некоторых из них. Даже в рассказах о колдовстве, обильно представленных в «родовых сагах», часто не происходит ничего такого, что не могло произойти в действительности. Так, например, хотя в «Саге о Греттире» рассказывается о том, как старуха Турид погубила Греттира с помощью колдовства, т. В «Саге о людях из Озерной Долины» рассказывается, что один пастух видел, как женщина, слывшая колдуньей, вышла из своего дома, обошла вокруг него против солнца, посмотрела на соседнюю гору, махнула каким-то узелком и что-то сказала, потом вошла в дом и заперла за собой дверь. Обвал, который вскоре после этого засыпал дом вместе со всеми, кто был в нем, в том числе и с колдуньей, рассматривается в саге как вызванный ее действиями. Вполне реальные факты — непогода, болезнь, смерть, кораблекрушение, падеж скота, любовная неудача и т. Но обычно в результате действий колдунов и колдуний ничего фантастического не происходит. Вера в колдовство не мешала объективно правильному восприятию самих фактов и проявлялась только в фантастическом объяснении причинной связи между этими фактами.

Вымысел очевиден в «родовых сагах» прежде всего из самой их манеры повествования, из того, что в этих сагах всегда подробно описываются действия их персонажей и приводится все сказанное ими в описываемой ситуации, нередко и то, что никто не мог видеть или слышать. Если этот вымысел все же не замечали в Исландии в течение многих столетий, то это, конечно, потому, что там сохранилась способность поставить себя на место тех, кто писал эти саги, и наивно не замечать в них вымысла. Когда же исследователи потеряли наивную веру в абсолютную правдивость саг, вымысел в них стал им вдруг очевиден и они, естественно, пришли к убеждению, что он был очевиден и тем, кто писал саги, т. И вот «родовые саги» стали считать произведениями, совершенно тождественными реалистическим романам, а тех, кто писал эти саги, — такими же сознательными авторами как авторы романов. Но в наивном доверии к абсолютной правдивости «родовых саг» было, в сущности, больше их понимания, чем в недоверии к их правдивости. Современный человек осознает в рассказе о прошлом две формы правды: правду историческую и правду художественную. Первая — это правда в собственном смысле слова, но она — не искусство. Вторая — искусство, но ведь она, в сущности, — неправда.

Другими словами, для современного человека, с одной стороны, возможна правда, которая, как ему хорошо известно, — неправда, а с другой стороны, для него несовместимы искусство и в собственном смысле слова правда. Решая вопрос о том, что такое «родовые саги» — история или художественный вымысел, исследователи, как правило, исходят из представления, что историческая и художественная правда были различимы и для тех, кто создавал эти саги. Между тем, поскольку эти саги принимались за правду т. Но тем самым это была не только правда в собственном смысле слова, но также и искусство, т. Синкретическая правда, т. Она отнюдь не нечто среднее между двумя другими правдами. Она в корне отлична от обеих современных правд. Она богаче и содержательнее их обоих.

Если тот, кто пишет, считает написанное своим домыслом, то тем самым он считает себя автором написанного. Но если он думает, что просто передает правду, то как он может принимать себя за автора? Таким образом, поскольку «родовые саги» принимались за правду, хотя на самом деле были художественным вымыслом, очевидно, что авторство было в «родовых сагах» неосознанным, т. Не случайно в древнеисландском языке не существовало никаких лексических средств для выражения понятий «автор» и «авторство» в отношении саг, между тем как в отношении стихов такие средства были например, слово «скальд». Те, кто писал «родовые саги», могли записывать устную традицию или списывать с того, что уже было написано другими! Но они могли вносить и свое в записываемое или списываемое, и в этом они не отличались от тех, кто передавал устную традицию, потому что и устная традиция не передавалась, конечно, слово в слово. Таким образом, вымысел в «родовых сагах» — это, так сказать, «скрытый вымысел», т. Синкретическая правда, поскольку она была единственно возможной в рассказе о прошлом, должна была быть значительно шире, чем любая из двух правд современного человека.

Ведь она включала в себя и то, что с современной точки зрения только правдоподобно, только художественная правда, а не правда в собственном смысле слова. Некоторое представление об отношении тех, кто создавал сагу, к рассказываемому, о мере их свободы по отношению к тому, что представлялось им правдой, дают рассказы об одном и том же событии в двух разных сагах такие рассказы нередко встречаются в «родовых сагах» , пересказы в прозе стихов, цитируемых в саге, разные «редакции» той же саги. Как литературное явление «родовые саги» — нечто единственное в своем роде. То, что становится возможным на самой высокой ступени литературного развития, сочетается в них с тем, что перестает быть возможным, как только самая низкая ступень остается позади: с одной стороны, своей объективностью они превосходят самые объективные литературные произведения Нового времени; с другой стороны, подобно самым архаичным литературным жанрам, они в значительной степени — вымысел, наивно принимавшийся за правду; с одной стороны, они — продукт высокого мастерства, шедевры повествовательного искусства; с другой — результат слабого развития авторского самосознания. В «родовых сагах» часто находят сходство с реалистическими романами нового времени, и принято говорить о «реализме» саг и т. Но верно ли, что «реализм» саг — то же самое, что реализм в литературе Нового времени? Реализм в литературе Нового времени — это художественная правда, правдоподобный вымысел, осознаваемый как искусство, и не как правда в собственном смысле слова, между тем «родовые саги» — это синкретическая правде художественный вымысел, осознававшийся как правда в собственном смысле слова. Реализм литературы нового времени относится к реализму саг, как правдоподобие — правде.

Поэтому, если и употреблять слово «реализм» в применении к сагам, следовало бы оговаривать, что это, так сказать, «реализм правды» в отличие от «реализма правдоподобия». Когда считают реализм саг реализмом правдоподобия, то нередко принимают содержание за форму. Дело в том, что само соотношение формы и содержании в произведениях, представляющих собой синкретическую правду, не соответствует современным представлениям в этой области: то, что в реализме правдоподобия — форма, то в реализме правды может быть содержанием, и наоборот. Современному читателю всего больше бросается в глаза в «родовых сагах» то, что они содержат огромное множество сведений имен, генеалогий, географических названий и т. В реалистическом произведении Нового времени назначение такого рода сведений заключалось бы в том, чтобы придать правдоподобие рассказываемому, сделав его подобным но отнюдь не тождественным! Другими словами, в случае реализма правдоподобия такие сведения были бы художественным приемом, элементом художественной формы. Между тем очевидно, что в «родовых сагах» такие сведения некоторые исследователи называют их «художественно мертвыми элементами» сообщаются просто потому, что они действительно осознавались как правда и поэтому входили в сагу как неотделимая часть ее содержания. Не случайно в сагах сохранилось такое множество «художественно мертвых элементов»!

Когда в современных работах о «родовых сагах» излагается содержание той или иной саги в виде конспекта, то все «художественно мертвые элементы», конечно, опускаются и, следовательно, принимаются за нечто, не входящее в содержание саги, т. Но именно поэтому такой конспект дает, в сущности, совершенно ложное представление о том, что представляет собой данная сага. Человеку той эпохи, наверное, показалось бы, что такого рода конспект выхолащивает сагу, лишает ее содержания. Стиль «родовых саг» определялся как «чистая», «безусловная» или «абсолютная» проза. Для него характерно прежде всего отсутствие каких бы то ни было украшений или фигур, даже эпитетов, не говоря уже о метафорах. Таким образом, для стиля «родовых саг» характерно минимальное отклонение от языка живой речи. В этом прозаизме, несомненно, есть известное сходство с тем отказом от риторики и фигуральности, который с возникновением реалистического романа стал характерной чертой реалистической литературы вообще. Однако сходство это чисто внешнее.

Прозаизм реалистической литературы Нового времени — одно из проявлений характерного для этой литературы стремления к жизненной правде, а вместе с тем и реакция против стилистической условности и приподнятости барочной литературы предшествующей эпохи. Между тем прозаизм стиля «родовых саг» — это, конечно, прежде всего следствие того, что, хотя эти саги не просто запись устной традиции, они несомненно в какой-то мере восходят к этой традиции. Не случайно все синтаксические и лексические особенности этих саг — преобладание синтаксических структур, максимально простых по построению и элементарно между собой связанных, невыдержанность синтаксической связи, беспорядочное чередование прошедшего времени с настоящим и прямой речи с косвенной, преобладание самых простых, элементарных слов и в то же время большая идиоматичность выражения, обилие стереотипных выражений, указательных и личных местоимений и наречий места и времени, повторения одного и того же слова в том же предложении и т. Но прозаизм стиля «родовых саг» — это, конечно, следствие и того, что они продукт неосознанного авторства. В произведении, представляющем собой синкретическую правду, авторская активность направлялась, естественно, не столько на содержание или передаваемые факты сами по себе, сколько на форму, т. Но поскольку эта авторская активность была неосознанной, то форма оставалась неосознанной, а следовательно, и не отграниченной от содержания. Прозаизм «родовых саг» и есть эта неотграниченность формы от содержания, минимальная самостоятельность формы, минимальная стилизация. Отсюда, однако, отнюдь не следует, что в стиле «родовых саг» нет искусства.

Напротив, в нем есть то высокое искусство, которое возможно только при неосознанном авторстве и суть которого в том и заключается, что оно незаметно. Таким образом, если прозаизм стиля реалистической литературы нового времени — это форма, осознанная на фоне противоположной ей формы, то прозаизм «родовых саг» — это форма, не осознававшаяся как таковая и не отграниченная от содержания. Скальдические стихи тоже подразумевают направленность авторской активности на форму, а не на содержание. Но в то время как для «родовых саг» характерны минимальная самостоятельность формы и минимальная стилизация, для скальдической поэзии, наоборот, характерны максимальная самостоятельность формы и максимальная стилизация. Причем большего стилистического различия в пределах одной литературы, чем стилистическое различие между «родовыми сагами» и скальдической поэзией, вероятно, не существует в мире. Дело, очевидно, в том, что, хотя и «родовые саги», и скальдическая поэзия подразумевают направленность авторской активности на форму, а не на содержание, в скальдической поэзии эта активность осознана, а поэтому форма в ней резко отграничена от содержания, тогда как в «родовых сагах» эта активность не осознана, и поэтому форма в них не отграничена от содержания. Но неограниченность формы от содержания влечет за собой возможность распространения авторской активности и на содержание. Поэтому в «родовых сагах» много скрытого вымысла.

Между тем, несмотря на всю вычурность скальдических стихов, скрытого вымысла в них, в сущности, нет. Этим, конечно, объясняется, в частности, то, что скальдические стихи, исконные в саге, уже давно были признаны более надежным историческим источником, чем саги. Однако и здесь сходство между «родовыми сагами» и реалистическими романами чисто внешнее. В реалистических романах незамкнутость композиции — это, с одной стороны, сознательно стремление к правдоподобному изображению многогранности и бессюжетности жизни, широты и открытости мира, т. Между тем в «родовых сагах» незамкнутость композиции целиком объясняется неосознанностью авторства и тем, что они — синкретическая правда. Материал, композиционно не оправданный, включался в сагу либо потому, что он уже был в источниках саги, либо просто потому, что он принимался за правду. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. Но действительность интересовала людей того времени в одном определенном аспекте: интересовали события.

А событием в исландском обществе было прежде всего нарушение мира, распря. Поэтому распри — основное содержание «родовых саг», и распри определяют их внутреннюю логику, их композицию. То, что отдельные саги нередко довольно отчетливо распадаются на ввод участников распри, развитие распри, ее кульминацию, осуществление мести, примирение и последствия распри, — не композиционный прием, конечно, а естественное отражение того, как протекала всякая распря в действительности. Композиция саги оказывается стройной, только поскольку содержание саги исчерпывается одной распрей с небольшим количеством участников, т. Но содержанием саги может быть распря, в которой много участников, или несколько последовательных распрь, как, например, в «Саге о людях с Песчаного Берега». В таком случае композиция саги оказывается гораздо сложней: в ней может быть несколько вводов участников, несколько кульминации и т. Многие «родовые саги» распадаются на более или менее самостоятельные части или эпизоды, как, например, «Сага о людях со Светлого Озера», и это, конечно, тоже не композиционный прием, а навязано саге ее материалом, т. В реалистической литературе Нового времени чужеродные элементы в произведении, например документы, письма, дневники и т.

Но в «родовых сагах» они, конечно, просто следствие того, что эти саги — синкретическая правда. В сагу включалось все, что содержало сведения о данной распре или ее участниках, как бы произведение, послужившее источником, ни отличалось по форме или содержанию от «родовых саг». Таким образом, наличие вставок, по стилю и содержанию далеких от того, что считается типичным для «родовых саг», на самом деле типично для этих саг. В сагу оказываются включенными и генеалогические перечни, и юридические формулы, и фантастические рассказы о приключениях исландцев вне Исландии в духе «саг о древних временах», и выдержки из «королевских саг», и выписки из разных других произведений, как, например, рассказ о битве при Клонтарве в «Саге о Ньяле», и целые новеллы с мотивами из фабльо или рыцарского романа, как новелла о Спес в «Саге о Греттире». Такого же происхождения, конечно, и стихи в «родовых сагах». Но это, впрочем, не исключает того, что со временем скальдические строфы стали более или менее обязательным композиционным элементом и сочинялись специально для данной саги. Характерно, однако, что обычно, чем эти строфы меньше вяжутся с прозой, тем они более исконный элемент в саге. В сущности, единство отдельной «родовой саги» часто не многим больше, чем единство всех этих саг вместе.

Важным элементом саги является ее продолжительность — многие саги имеют многочисленные главы и отличаются большим размером. Также, саги обычно содержат богатую галерею персонажей, каждый из которых имеет свою уникальную судьбу и задачу, которую они находятся решать на протяжении всего повествования. Примером саги является известная «Сага о Гретти Сильном» Grettis saga , которая рассказывает о приключениях отважного викинга Гретти. В этой саге описываются его битвы с монстрами, поединки с врагами и его собственную внутреннюю борьбу, которая закончится его гибелью.

Эта сага является ярким примером северной эпической литературы и демонстрирует все главные особенности жанра. Определение саги Термин «сага» происходит от древнеисландского слова «saga», которое означает «рассказ» или «история». Саги были важной частью устной традиции древних северных народов, и передавались от поколения к поколению. Одной из особенностей саги является ее эпический стиль.

Саги обычно сконцентрированы на отдельных персонажах и их судьбах, характеризуются глубиной описаний и проникновенностью. Они обычно имеют сложную и запутанную сюжетную линию, с большим количеством пересекающихся историй и персонажей.

Значение слова Сага

С точки зрения литературоведения, сага - это совокупность литературных произведений, записанных в Скандинавии в указанное время. В современном мире появилось еще одно значение этого слова как в литературе, так и в кинематографе. Обычно это жизненные истории, принявшие определенную форму и схожие свой эпичностью или содержанием с первоисточником. Современное поколение должно хорошо понимать, что такое сага, ведь сейчас это распространенное жанровое явление.

Принцип В саге-первоисточнике канон повествования всегда строго соблюдался. Оно начиналось представлением всех героев, правда, иногда описывались несколько поколений, прежде чем появлялся главный персонаж. Важно было все: кто чей муж, имена всех детей и дальних родственников, их род занятий и прочее.

Многие саги начинали свое повествование с момента зарождения государственности в Исландии Скандинавии. Для этого жанра было характерно огромное количество действующих лиц. Их было настолько много, что запросто можно запутаться и вообще потерять нить рассказа.

Хронология саг строго выдержана. Всегда можно понять, о каком отрезке времени идет речь. В произведениях нередко можно встретить фантастические элементы например, борьбу с нежитью, привидениями.

Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А. Кюсю, административный центр префектуры Сага. Машиностроительная, хлопчатобумажная, фарфоро керамическая промышленность. В древнескандинавской поэзии народное сказание, былина, памятник мифологического или легендарно исторического характера ист. Сага о Фритиофе.

Картина создается не средствами живописания и вчувствования, а средствами остроумия и мысли — средствами «рассуждения». Думаю, так получилось потому, что автор уже с самого начала работы со всею живостью «вообразил», чем был древний Север, а все его анализы и скептические концепции создавались, чтобы дооткрыть этот синтетический образ, очистить его от чуждых ему привнесений. Заключительная глава называется «Стоит ли возвращаться с того света?

Стоит или не стоит, однако же один древний исландец все-таки вернулся и предстал автору этой книги, — случилось это в городе Рейкьявике, в отеле. Вся книга — путешествие из нашего века в исландскую древность. Привидение ив эпилога проделало обратный путь — из древности к нам. Вторым путешествием проверяется первое. Автор имеет удовольствие выслушать от призрака сплошные подтверждения всему описанному им. Призрак и вызван был для дачи показаний, как свидетель. Надеюсь, что читатели не станут осуждать автора книги за его шутку. Она изящна, изобретательна и в конце концов выполняет серьезную роль, ибо для автора всего дороже, сходна ли Исландия, им построенная, с настоящей древней Исландией. Исландец, вернувшийся из своего века, поддерживает автора даже в том, что относится к собственной его, автора, современности, и притом к самой злободневной.

Он излагает свой взгляд на детективный роман, явственно совпадающий с авторским. Что защита истины и действительности поручена фантому, это всего лишь самая крупная из шуток, заключенных в этом эпизоде. Небольшая книга М. Стеблина-Каменского несомненно оставит след в науке, и даже не в одной, а в нескольких. Она принадлежит и наукам, и тому, что хорошо бы по-старинному назвать изящной словесностью. Она займет ум всякого, кто размышляет над происхождением поэзии, над законами духовной жизни. Она посвящена древнейшим временам, и в ней нет ничего архаического. Для теории нет архаического материала, к какому бы материалу ни прикоснулась теоретическая мысль, она омолаживает всякий. Может быть и то, что перед лицом мысли предмет ее не имеет возраста, старинное теряет свою старинность.

Изучение древних эпох истории и истории культуры образует как бы атомный отдел гуманитарной науки. Здесь в открытом виде даны первоначала и вместе с ними первозаконы. Эти эпохи менее всего терпят голое описательство, — сам материал науки не столько дан ей, сколько ею же воссоздается, от исследователя требуется мысль, пытливость, догадливость, воображение и соображение. Не случайно мы так часто встречаем эти качества у ученых, посвятивших себя изучению ранних культур, и они налицо у одного из них, у автора «Мира саги». Книга эта по существенному своему характеру не может не стать популярной. Здесь играет роль далеко не одна только исключительная ясность изложения, свойственная ей. Популярность лежит не в простоватости манеры и в многословии, как в это верят иной раз. Популярно интересное, а это условие полностью налицо в книге М. Популярно талантливое, тем более высокоталантливое, к разряду которого принадлежит эта книга.

Это сознают и те, для кого создается художественная правда. Если же художественная правда принимается за правду в собственном смысле слова, как это бывает, например, с детьми, то для современной цивилизации это пережиточное явление, реликт того состояния сознания, когда еще не было деления на две правды. Таким образом, из двух правд о прошлом, возможных для современного человека, одна — это правда в собственном смысле слова, но она — не искусство; другая — это искусство, но она, в сущности, — неправда. Другими словами, для современного человека, с одной стороны, возможна правда о прошлом, которая, как ему самому известно, — неправда, а с другой стороны, для него несовместимы искусство и в собственном смысле слова правда.

Две правды, о которых идет речь, не только друг друга подразумевают, обусловливают и ограничивают, но они и противоположны. Резкая и четкая граница лежит между ними. Что-либо промежуточное или среднее между ними невозможно, как невозможно нечто среднее между тем, что было в действительности, и тем, чего в действительности не было, а только могло бы быть. Роман, повествующий о подлинных событиях или действительно существовавших людях, — это роман в совершенно такой же степени, как и всякий другой.

Если в романе и есть правда в собственном смысле слова взятые из жизни факты и т. Один и тот же автор может, конечно, написать и исследование, и роман. Но не может историческое исследование быть одновременно романом, точно так же, как исторический роман — это всегда роман, а не исследование. В литературе о сагах, как правило, молчаливо предполагается, что две формы правды о прошлом, характерные для сознания современного человека, существовали и в сознании людей древнеисландского общества.

В соответствии с этим рассказываемое в сагах истолковывается одним из трех способов. Оно либо истолковывается как историческая правда. Тогда оно анализируется методами современной исторической науки: проверяется хронология, проводится сопоставление с показаниями других источников и т. Либо рассказываемое в сагах истолковывается как художественная правда.

Тогда оно анализируется как художественная литература нашего времени, т. Либо, и всего чаще, рассказываемое в сагах истолковывается как нечто среднее между исторической и художественной правдой, т. Все концепции развития древнеисландской литературы, все классификации саг, все оценки сущности каждой из них сводятся к такому подведению под одну из двух привычных для современного человека рубрик, соответствующих двум описанным выше формам правды. Существовали ли, однако, эти две формы правды в сознании людей древнеисландского общества?

Множество фактов говорит в пользу того, что для людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, так сказать «синкретическая правда». Тот, кто сообщал синкретическую правду о прошлом, стремился одновременно и к точности, и к воспроизведению действительности во всей ее живой полноте. Но тем самым это была не только правда в собственном смысле слова, но также искусство или органическое сочетание того, что в сознании современного человека несочетаемо. Синкретическая правда нечто навсегда утраченное.

Она отнюдь не нечто среднее между двумя другими правдами. Она гораздо богаче и содержательнее обеих современных правд. Она в корне отлична от них обеих. Она — нечто третье.

Поэтому пытаться определить, что в сагах — историческая правда, а что — художественная, значит искать различие, в отсутствии которого и заключается сущность представленной в сагах правды. О том, что в сознании людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, говорят прежде всего данные языка. В древнеисландском были только слова и выражения, которые всего ближе по значению к современным «правда» и «ложь». Однако у этих слов было явно более широкое значение, чем у соответствующих слов в современных европейских языках, так как они могли относиться и к тому, что с современной точки зрения надо назвать «художественной правдой» или «художественным вымыслом», но никак не просто «правдой» или «ложью».

Можно было бы предположить, что к понятиям «художественная правда», «художественный вымысел» и т. А в рассказе о быке Брандкросси есть такое высказывание: «Хотя некоторым кажется этот рассказ сомнительным, слушать его забавно er gaman at heyra hana ». В обоих случаях речь идет о произведениях, правдивость которых, видимо, вызывала сомнения в силу их явного неправдоподобия. Однако в «сагах о епископах», т.

Так что древнеисландские слова, которые мы переводим как «забавный», явно не имеют ничего общего с современным словом «художественный». Не было в древнеисландском и никаких слов, обозначающих произведения, которые претендуют на то, что они только историческая правда или только художественная правда. Ничего аналогичного таким современным обозначениям литературных произведений, как «роман», «повесть», «рассказ», «новелла», «драма» и т. Поэтому утверждать, например, что «автор этой саги хотел написать роман, а не историческое исследование» — а такие утверждения нередко встречаются в современных работах о «сагах об исландцах» — так же абсурдно, как приписывать автору саги понимание того, что такое сценарий кинофильма или телевизионный спектакль.

В древнеисландском языке существовало универсальное слово «сага» saga, очевидно, от segja "говорить" , которое обозначало любое как письменное, так и устное повествование. Исходным его значением было, вероятно, «сказанное», «высказывание». Это слово могло обозначать и сами события, о которых повествуется. И так как события, о которых повествуется в саге, это всего чаще распря, saga может значить «распря».

Но в то время как в современном исландском у этого слова есть два четко различающихся значения — «сага как литературное произведение» и «история как наука», в древнеисландском нет ни малейшего следа такого различия. Считалось ли повествование правдивым или лживым, оно одинаково называлось этим словом. В новоисландском это слово действительно приобрело значение "наука", "ученость". В древнеисландском, однако, оно явно обозначало любые знания, в частности знание саг, как устных, так и письменных, а могло оно значить также «писания», «заклинания» и «стихотворение».

Но дело в том, что эта «научность» Ари — его индивидуальная особенность, а вовсе не свойство якобы существовавшего в то время научного жанра ср. Древнеисландские переводные повествования, как исторические, так и неисторические, тоже обозначались словом saga. Но эти обозначения включают в себя, как правило, все то же слово saga и, следовательно, осознавались лишь как разновидность того, что обозначалось этим словом. Эти данные языка говорят недвусмысленно о единстве правды в сознании людей древнеисландского общества.

Единство правды имело место, конечно, и в отношении «саг об исландцах», самого своеобразного из всей древнеисландской прозаической литературы, и самыми своеобразными они, по-видимому, потому и кажутся современному человеку, что в них единство правды находит наиболее полное выражение. За что принимали эти произведения те, кто их создавал, и те, для кого они создавались? В литературе о «сагах об исландцах» принято либо совсем обходить этот вопрос, либо давать на него уклончивый ответ. Между тем только исчерпывающий ответ на этот вопрос позволил бы понять, в чем заключается неповторимость этих произведений.

По-видимому, в последнее время в литературе о «сагах об исландцах» господствует представление, — правда, обычно только косвенно выраженное, — что они считались художественным вымыслом, созданным из того или иного материала, совершенно так же, как авторы нашего времени создают свои произведения — романы, повести и т. Дело в том, что с нашей современной точки зрения «саги об исландцах» — действительно в большой или меньшей степени художественный вымысел и в той мере, в какой он правдоподобен, — художественная правда. Но были ли они художественным вымыслом или художественной правдой с точки зрения людей древнеисландского общества? Очевидно, нет.

Ведь таких понятий не существовало. Когда говорят, что замыслом автора той или иной «саги об исландцах» была художественная, а не историческая правда, то по существу утверждают, что его замыслом было написать исторический роман, т. Иногда, впрочем, и прямо утверждают, что «саги об исландцах» — это исторические романы по замыслу их авторов. Совершенно несомненно, конечно, что у «саг об исландцах» были определенные литературные прообразы.

Но могли ли этими прообразами быть произведения, которые появились шестьсот лет спустя? Ведь исторический роман возник как жанр только в начале XIX в. Можно, конечно, предположить — и это тоже иногда делается, — что прообразом той или иной саги была другая сага, а та уже была, в сущности, историческим романом. Но что было прообразом этой другой саги?

Для исландцев XIII в. В сущности, логичнее, чем считать прообразом «саг об исландцах» исторический роман, предположить, что их прообразом был рыцарской роман о Тристане и Изольде — произведение, возникшее в XII в. Правда, считается установленным, что первые «саги об исландцах» были написаны до 1226 г. Но хронологическая неувязка здесь не так уж велика.

Во всяком случае она не в шестьсот лет, как в случае, когда «саги об исландцах» принимаются за исторические романы. Хуже то, что это предположение основано только на непонимании литературоведческих терминов. Дело в том, что в большинстве европейских языков «романом» называют и средневековый рыцарский роман, и современный реалистический роман. Эти два жанра характерны соответственно для эпох, разделенных полутысячелетием интенсивного литературного развития, и далеки друг от друга как небо от земли.

По-английски эти два жанра и называются двумя разными словами romance и novel. Если бы эти два жанра и на других языках назывались двумя разными словами, то, конечно, никому и в голову не пришло бы сопоставить «саги об исландцах» с рыцарским романом о Тристане и Изольде, потому что саги имеют общее только с реалистическим романом и «романы» они только в этом смысле! Между тем предположение, что прообразом «саг об исландцах» был роман о Тристане и Изольде, очевидно, основано только на том, что и эти саги, и роман о Тристане и Изольде — «романы»! Первое — невероятно.

В знаменитом описании праздника в Рейкьяхоларе «лживыми сагами» — и это единственное место в древнеисландской литературе, где говорится о «лживых сагах», — названы типичные «саги о древних временах» — произведения, изобилующие трафаретно фантастическими приключениями и явно неправдоподобные, но отнюдь не «саги об исландцах», произведения, в основном правдоподобные даже с нашей современной точки зрения, а, учитывая суеверия и верования людей XIII в. Известно, что «саги об исландцах» использовались как надежные источники теми, кто, как они сами заявляли, хотели быть «правдивыми» и кому современные исследователи верят как «историкам». Это относится прежде всего к Стурле Тордарсону, который писал такие общепризнанно «исторические» произведения, как «Сага об исландцах» из «Стурлунги», «Сага о Хаконе Хаконарсоне» и «Книга о заселении страны». Эта техника позволяет современным ученым отделять историю от вымысла, но, по-видимому, в то же время заставляет их забывать, что исландцы XIII в.

Нельзя ли предположить, однако, что, хотя слушатели или читатели «саг об исландцах» и принимали их просто за правду — как и все в Исландии вплоть до самого недавнего времени, — те, кто писали эти саги, все же знали, что они неправда, и сознательно старались обмануть своих читателей, придавая вымыслу возможно большее правдоподобие?

Что такое САГА простыми словами

Примером саги в литературе является «Сага о Вольнаре» Шарлотты Бронте, роман, который охватывает несколько поколений семьи Вольнар и их судьбы. Как семейные саги отражают социальные изменения Семейные саги, в качестве типичного жанра литературы и кино, часто используются для отражения социальных изменений в обществе. Часто семейная сага в литературе основывается на реальных исторических событиях и фигурах, что добавляет ей достоверности и интереса. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. Название saga, вероятно, происходит от исландского глагола segja — говорить, и обозначает как устное повествование, так и оформленное в письменном виде.

Новости что такое сага в литературе

Значение слова Сага

Что такое САГА простыми словами

Значение слова "сага"

Словарь Ушакова

Как написать сагу

Понятие сага и ее влияние на развитие сюжетов.

ВРЕМЯ, СУДЬБА, МИФ И ИСТОРИЯ В САГЕ

От эпического фэнтези до научпопа: гид по литературным жанрам

Что такое сага?

Значение слова Сага

Что такое САГА простыми словами

Похожие новости: