Цитаты Гитлера все скажут сами за себя. Афоризмы, цитаты, высказывания знаменитых людей в переводе с немецкого на русский язык. Адольф Гитлер — немецкий политик и оратор, основоположник и центральная фигура национал-социализма, основатель тоталитарной диктатуры Третьего рейха, глава Национал-социалистической немецкой рабочей п Смотрите видео онлайн «Адольф Гитлер цитаты и. речь гитлера на немецком скачать mp3 или слушать онлайн бесплатно на
Полный текст заявления Гитлера от 22 июня 1941 года
Журналистка немецкого телеканала опозорилась на весь мир, использовав термин, который был в ходу во времена Гитлера. Речь рейхсканцлера А. Гитлера в Рейхстаге 1 сентября 1939 Немецкий является языком оригинала многих из нижеприведенных цитат, потому что среди немцев было много великих людей.
Полный текст обращения Гитлера к немецкому народу 22 июня 1941 года
Адольф Гитлер (1889-1945) был диктатором Германии с 1933 по 1945 годы и является одним из ключевых персонажей Второй мировой войны. Адольф Гитлер — немецкий политик и оратор, основоположник и центральная фигура национал-социализма, основатель тоталитарной диктатуры Третьего рейха, глава Национал-социалистической немецкой рабочей п Смотрите видео онлайн «Адольф Гитлер цитаты и. Цитаты Гитлера все скажут сами за себя. В заключение, несмотря на то что фразы Гитлера на немецком являются частью истории, их использование должно быть осознанным и ответственным. Адольф Гитлер — немецкий политик и оратор, основоположник и центральная фигура национал-социализма, основатель тоталитарной диктатуры Третьего рейха, глава Национал-социалистической немецкой рабочей п Смотрите видео онлайн «Адольф Гитлер цитаты и. Пользователь Микола Довгенький задал вопрос в категории Лингвистика и получил на него 2 ответа.
Известные цитаты Гитлера (100 цитат)
| "Why We Are Antisemites" - Text of Adolf Hitler's 1920 speech at the Hofbräuhaus | Carolyn Yeager | Сравнение речи Гитлера и Путина найдены поразительные 3. |
| "Why We Are Antisemites" - Text of Adolf Hitler's 1920 speech at the Hofbräuhaus | Carolyn Yeager | Выражение “Гитлер капут” имеет хорошие шансы навсегда выветриться из коллективной памяти немцев. |
| Воззвание фюрера к немецкому народу 22 июня 1941 г. - Нацистская пропаганда против СССР. | September 1, 1939, justifying the German invasion of Poland. Short video clip excerpt. |
| Полный текст заявления Гитлера от 22 июня 1941 года | Выступая перед делегатами Рейхстага Германии 20 февраля, я впервые огласил требования, основанные на непререкаемом принципе. |
| Хайль Гитлер | это... Что такое Хайль Гитлер? | Der Fuerer ist gefallen-Сообщение немецкого радио о смерти Адольфа Гитлера 1 мая 1945 года. и другие mp3 песни этого артиста и похожие треки. |
Цитаты Гитлера на немецком
К 1921 году Гитлер стал лидером партии, переименовав ее в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию, или НСДАП часто сокращенно называемую нацистской партией. В 1933 году Гитлер был назначен канцлером Германии, и в течение нескольких лет установил авторитарное правление, известное как Третий Райх. Гитлер был известен своей агрессивной внешней политикой и убеждением в расовой превосходственности арийцев.
Но, по мнению свидетелей Иеговы , произносить выражение «Heil Hitler! Поэтому свидетели Иеговы отказывались произносить нацистское приветствие [10] [11] [12]. Кристин Кинг и другие историки отмечают, что свидетелей Иеговы арестовывали за отказ произносить нацистское приветствие, а их детей исключали из школ и разлучали с семьями [9] [13] [14] [15]. После Второй мировой войны править После Второй мировой войны в некоторых странах нацистское приветствие и восклицания Heil Hitler!
В Австрии действует аналогичный закон. В России в 2012 году рассматривался законопроект о введении штрафов за нацистское приветствие или за приветствие, схожее с ним [16] [17] , который так и не был принят.
Last night there were fourteen, of which one was quite serious. I have, therefore, resolved to speak to Czechoslovakia in the same language that Czechoslovakia for months past has used toward us and the Sudeten German minority.
This attitude on the part of the Reich will not change. The other European States understand in part our attitude. I should like here above all to thank Italy as well as Hungary, which throughout have supported us, but you will understand that for the carrying on of this struggle we do not intend to appeal to foreign help. We will carry out this task ourselves.
The neutral States have assured us of their neutrality, just as we had already guaranteed it to them. When statesmen in the West declare that this affects their interests, I can only regret such a declaration. It cannot for a moment make me hesitate to fulfil my duty. What more is wanted?
I have solemnly assured them, and I repeat it, that we ask nothing of those Western States and never will ask anything. I have declared that the frontier between France and Germany is a final one. I have repeatedly offered friendship and, if necessary, the closest co-operation to Britain, but this cannot be offered from one side only. It must find response on the other side.
Germany has no interests in the West, and our western wall is for all time the frontier of the Reich on the west. Moreover, we have no aims of any kind there for the future. With this assurance we are in solemn earnest, and as long as others do not violate their neutrality we will likewise take every care to respect it. I am determined to solve 1 the Sudeten question and 2 to see to it that a change is made in the relationship between Germany and Czechoslovakia that shall ensure a peaceful co-existence.
In this I am resolved to continue to fight until either the present Czechoslovak government is willing to continue to bring about this change or until another Czechoslovak Government is ready to do so. I am resolved to remove from the German frontiers the element of uncertainty, the everlasting atmosphere of conditions resembling civil war. I will see to it that in the East there is, on the frontier, a peace precisely similar to that on our other frontiers. In this I will take the necessary measures to se that they do not contradict the proposals I have already made known in the Reichstag itself to the rest of the world, that is to say, I will not war against women and children.
I have ordered my air force to restrict itself to attacks on military objectives. If, however, the enemy thinks he can form that draw carte blanche on his side to fight by the other methods he will receive an answer that will deprive him of hearing and sight. This night for the first time Czech regular soldiers fired on our territory. Three German soldiers and five Sudeten Germans were killed by Czech soldiers at Egerteich without provocation.
Since 6. Whoever fight with poison gas will be fought with poison gas. Whoever departs from the rules of humane warfare can only expect that we shall do the same. I will continue this struggle, no matter against whom, until the safety of the Reich and its rights are secured.
For five years now I have been working on the building up of the German defences.
Allerdings deutete anfangs nichts darauf hin, dass es ihm gelingen sollte, einmal die Geschicke der Welt zu bestimmen. Die ersten 30 Lebensjahre nennt Fest deshalb "ein zielloses Leben". Wie wurde Adolf Hitler zum Diktator? Dieses begann am 20.
Er wuchs zusammen mit seiner Schwester Paula und den beiden Halbgeschwistern Alois und Angela zusammen auf. Da dieser als uneheliches Kind geboren wurde, trug er fast 40 Jahre lang den Nachnamen Schicklgruber. Alois Hitler war Zollbeamter und mit Klara in dritter Ehe verheiratet. Als er dann die Realschule in Linz besuchte, verschlechterten sich seine Noten drastisch, er blieb mehrmals sitzen und wechselte die Schule.
Знаменитый фрагмент из фильма “Der Untergang” (рус. “Бункер”) — Речь Гитлера в бункере
Меня потрясло не то, что ты меня обманываешь, а то, что я тебе больше не верю. Тот, у кого нет двух третей времени на себя, — раб. Тот, у кого есть «Зачем» жить, вынесет любое «Как». То, что делается из любви, всегда находится по ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше Dem wird befohlen, der sich nicht selber gehorchen kann. Приказывают тому, кто сам себе не умеет повиноваться. Надежда — это радуга над падающим вниз ручейком жизни.
Фридрих Ницше Weltkind немец. Без музыки жизнь была бы глупостью. Иметь фантазию — не значит что-то выдумывать; это значит, делать что-то новое из вещей. Религия — это благоговение — в первую очередь перед тайной, которую представляет собой человек. Пауль Томас Манн Wenn man jemandem alles verziehen hat, ist man mit ihm fertig. Если ты простил человеку все, значит с ним покончено.
В тот момент, когда человек сомневается в смысле и ценности жизни, он болен. Зигмунд Фрейд Wir streben mehr danach, Schmerz zu vermeiden als Freude zu gewinnen. Мы больше стремимся к тому, чтобы избегать боли, нежели к тому, чтобы ощущать радость. Мужчину легко узнать, женщина же не выдает своей тайны. Прекрасно то, что нравится, даже не вызывая интереса. Иммануил Кант Habe Mut, dich deines eigenen Verstandes zu bedienen.
Имей мужество использовать свой собственный разум. Нужно думать, как единицы, и говорить, как большинство.
But on this occasion I am speaking to the whole German people and therefore I should like to bring forward a few examples which show how important these principles were proved to be when they were put into practice. There are many people for whom this is the only way of explaining why we talk of a Nationalist Socialist Revolution, though no blood was shed and no property wrecked.
For a long time our ideas of law and justice had been developing in a way that led to a state of general confusion. This was partly due to the fact that we adopted ideas which were foreign to our national character and also partly because the German mind itself did not have any clear notion of what public justice meant. This confusion was evidenced more strikingly by the lack of inner clarity as to the function of law and justice. There are two extreme poles which are characteristic of this mental lack: —- 1 The opinion that the law as such is its own justification and hence cannot be made the subject of any critical analysis as to its utility, either in regard to its general principles or its relation to particular problems.
According to this notion, the law would remain even though the world should disappear. Between these two extreme poles the idea of defending the larger interests of the community was introduced very timidly and under the cloak of an appeal to reasons of state. In contradistinction to all this, the National Socialist Revolution has laid down a definite and unambiguous principle on which the whole system of legislation, jurisprudence and administration of justice must be founded. It is the task of justice to collaborate in supporting and protecting the people as a whole against those individuals who, because they lack a social conscience, try to shirk the obligations to which all the members of the community are subject, or directly act against the interests of the community itself.
In the new German legal system which will be in force from now onwards the nation is placed above persons and property. The principle expressed in that brief statement and everything it implies has led to the greatest reform ever introduced in our German legal structure. The first decisive action taken in accordance with the fundamental principle I have spoken of was the setting up not only of one legislator but also of one executive. The second measure is not yet ready but will be announced to the nation within a few weeks.
In the German penal code, which has been drawn up with this wide general perspective in view, German justice will be placed for the first time on a basis which ensures that for all time to come its duty will be to serve in maintaining the German race. Although the chaos which we found before us in the various branches of public life was very great indeed, the state of dissolution into which German economic life had fallen was still greater. And this was the feature of the German collapse that impressed itself most strikingly on the minds of the broad masses of the people. The conditions that then actually existed have still remained in their memories and in the memory of the German people as a whole.
As outstanding examples of this catastrophe we found these two phenomena: — 1 More than six millions of unemployed. The area covered by the German agricultural farms that were on the point of being sold up by forced auction was as large as the whole of Thuringia more than 8. In the natural course of events the falling off in production on the one side and the decrease in purchasing power, on the other, must necessarily bring about the disruption and annihilation of the great mass of the middle class also. How seriously this side of the German distress was then felt might subsequently be measured by the fact that I had to ask for full owners for the period of four years especially for the purpose of reducing unemployment and putting a stop to the dissolution of the German agricultural population.
I may further state that in 1933 the National Socialists did not interfere with any activities which were being carried out by others and which at the same time promised success. The Party was called to take over the government of the country at a moment when the possibilities of redeeming the situation in any other way had been exhausted and particularly when repeated attempts to overcome the economic crisis had failed. After four years from that date I now face the German people and you, gentlemen and members of the Reichstag, to give an account of what has been accomplished. On this occasion I do not think you will withhold your sanction from what the National Socialist Government has done and you will agree that I have fulfilled the promises I made four years ago.
It was not an easy undertaking. I am not giving away any secrets when I tell you that at that time the so-called economic experts were convinced that the economic crisis could not be overcome. In the face of this staggering situation which, as I have said, appeared hopeless to the minds of the experts, I still believed in the possibility of a German revival and particularly in the possibility of an economic recovery. My belief was grounded on two considerations: — 1 I have always had sympathy for those excited people who invariably talk of the collapse of the nation whenever they find themselves confronted with a difficult situation.
What do they mean by a collapse? The German people were already in existence before they made any definite appearance in history as it is known to us. Now, leaving out entirely what their pre-historic experiences may have been, it is certain that during the past two thousand years of history, through which that portion of mankind which we call the German People has passed, unspeakable miseries and catastrophes must have befallen them more than once. Famines, wars and pestilences have overwhelmed our people and wreaked terrible havoc among them.
It must give rise to unlimited faith in the vital resources of a nation when we recall the fact that only a few centuries ago our German people, with a population of more than eighteen millions, were reduced by the Thirty Years War to less than four millions. Let us also remember that this once flourishing land was pillaged, dismembered and devastated, that its cities were burned down, its hamlets and villages laid waste, that its fields were left uncultivated and barren. Some ten years afterwards our people began again to increase in number. The cities were rebuilt and began to be filled with a new life.
The fields were ploughed once more. Songs were heard along the countryside, in concord with the rhythm of that work which brought new life and livelihood to the people. Let us look back over the development, or at least that part of it known to us, through which our people have passed since those dim historic ages down to the present time. We shall then recognize how puny is all the fuss that these weakling fools make who immediately begin to talk about the collapse of the economic structure—and hence of human existence—the first moment a piece of printed paper loses its face value somewhere in the world.
Germany and the German people have mastered many a grave catastrophe. Of course, we must admit that the right men were always needed to formulate the necessary measures and enforce them without paying any attention to those negative persons who always think that they know more than others. A bevy of parliamentarian weaklings are certainly not the kind of men to lead a nation out of the slough of distress and despair. I firmly believed and was solemnly convinced that the economic catastrophe would be mastered in Germany as soon as the people could be got to believe in their own immortality as a people and as soon as they realized that the aim and purpose of all economic effort is to save and maintain the life of the nation.
But unfortunately I have observed that the worst theorists are always busy in those quarters where theory has no place at all and where practical life counts for everything. It goes without saying that in the economic sphere and with the passing of time experience has given rise to the employment of certain definite principles and also definite methods of work which have been proved to be productive of good results. But all methods and principles are subject to the time element. To make hard-and-fast dogmas out of practical methods would deprive the human faculties and working power of that elasticity which alone enables them to face changing demands by changing the means of meeting them accordingly and thus mastering them.
There were many persons among us who busied themselves, with that perseverance which is characteristic of the Germans, in an effort to formulate dogmas from economic methods and then raise that dogmatic system to a branch of our university curriculum, under the title of national economy. According to the pronouncements issued by these national economists, Germany was irrevocably lost. It is a characteristic of all dogmatists that they vigorously reject any new dogma. In other words, they criticize any new piece of knowledge that may be put forward and reject it as mere theory.
For the last eigtheen [sic] years we have been witnessing a rare spectacle. Our economic dogmatists have been proved wrong in almost every branch of practical life and yet they repudiate those who have actually overcome the economic crisis, as propagators of false theories and damn them accordingly. You all know the story of the doctor who told a patient that he could live only for another six months. Ten years afterwards the patient met the physician; but the only surprise which the latter expressed at the recovery of the patient was to state that the treatment which the second doctor gave the patient was entirely wrong.
The German economic policy which National Socialism introduced in 1933 is based on some fundamental considerations. In the relations between economics and the people, the people alone is the only unchangeable element. Economic activity in itself is no dogma and never can be such. There is no economic theory or opinion which can claim to be considered as sacrosanct.
The will to place the economic system at the service of the people, and capital at the service of economics, is the only thing that is of decisive importance here. We know that National Socialism vigorously combats the opinion which holds that the economic structure exists for the benefit of capital and that the people are to be looked upon as subject to the economic system. We were therefore determined from the very beginning to exterminate the false notion that the economic system could exist and operate entirely freely and entirely outside of any control or supervision on the part of the State. Today there can no longer be such a thing as an independent economic system.
That is to say, the economic system can no longer be left to itself exclusively. And this is so, not only because it is unallowable from the political point of view but also because, in the purely economic sphere itself, the consequences would be disastrous. It is out of the question that millions of individuals should be allowed to work just as they like and merely to meet their own needs; but it is just as impossible to allow the entire system of economics to function according to the notions held exclusively in economic circles and thus made to serve egotistic interests. Then there is the further consideration that these economic circles are not in a position to bear the responsibility for their own failures.
In its modern phase of the development, the economic system concentrates enormous masses of workers in certain special branches and in definite local areas. New inventions or a slump in the market may destroy whole branches of industry at one blow. The industrialist may close his factory gates. He may even try to find a new field for his personal activities.
In most cases he will not be ruined so easily. Moreover, the industrialists who have to suffer in such contingencies are only a small number if individuals. But on the other side there are hundreds of thousands of workers, with their wives and children. Who is to defend their interests and care for them?
The whole community of the people? Indeed, it is its duty to do so. Therefore the whole community cannot be made to bear the burden of economic disasters without according it the right of influencing and controlling economic life and thus avoiding catastrophes. It was exclusively a problem of how industrial lab our could best be employed on the one side and, on the other, how our agricultural resources could be utilized.
This is first and foremost a problem of organization. Phrases, such as the freedom of the economic system, for example, are no help. What we have to do is use all available means at hand to make production possible and open up fields of activity for our working energies. If this can be successfully done by the economic leaders themselves, that is to say by the industrialists, then we are content.
But if they fail the folk-community, which in this case means the State, is obliged to step in for the purpose of seeing that the working energies of the nation are employed in such a way that what they produce will be of use to the nation, and the State will have to devise the necessary measures to assure this. In this respect the State may do everything; but one thing it cannot do—-and this was the actual state of affairs we had to face—-is to allow 12. For the folk-community does not exist on the fictitious value of money but on the results of productive labor, which is what gives money its value. This production, and not a bank or gold reserve, is the first cover for a currency.
And if I increase production I increase the real income of my fellow-citizens. And if I reduce production I reduce that income, no matter what wages are paid out. Members of the Reichstag: Within the past four years we have increased German production to an extraordinary degree in all branches. And the whole German nation benefits by this increase.
For it there is a demand today for very many million tons of coal more than formerly, this is not for the purpose of superheating the houses of a few millionaires to a couple of thousand degrees, but rather because millions of our German countrymen are thus enabled to purchase more coal for themselves with their increased income. By giving employment to millions of German workers who had hitherto been idle, the National Socialist Revolution has brought about such a gigantic increase in German production. That rise in our total national income guarantees the market value of the goods produced. And only in such cases where we could not increase this production, owing to certain conditions that were beyond our control, there have been shortages from time to time; but these bear no proportion whatsoever to the general success of the National Socialist struggle.
The four-year plan is the most striking manifestation of the systematic way in which our economic life is being conducted. In particular this plan will provide permanent employment in the internal circulation of our economic life for those masses of German lab our that are now being released from the armament industry. One sign of the gigantic economic development which has taken place is that in many industries today it is quite difficult to find sufficient skilled workmen. I am thankful that this is so; because it will help to place the importance of the worker as a man and as a working force in its proper light; and also because in doing so—though there are other motives also—we have a chance of making the activities of the party and its unions better understood and thus securing stronger and more willing support.
Seeing that we insist on the national importance of the function which our economic system fulfils, it naturally follows that the former disunion between employer and employee can no longer exist. But the new State will not and does not wish to assume the role of entrepreneur. It will regulate the working strength of the nation only in so far as such regulation is necessary for the common good. And it will supervise conditions and methods of working only in so far as this is in the interests of all those engaged in work.
Under no circumstances will the State attempt to bureaucratize economic life. The economic effects that follow from every real and practical initiative benefit the people as a whole. At the present moment an inventor or an economic organizer is of inestimable value to the folk community. For the future the first task of National Socialist education will be to make clear to all our fellow-citizens how their reciprocal worth must be appreciated.
We must point out to the one side how there can be no substitute for the German worker and we must teach the German worker how indispensable are the inventor and the genuine business leader. It is quite clear that under the aegis of such an outlook on economic life, strikes and lock-outs can no longer be tolerated. The National Socialists State repudiates the right of economic coercion. Above all contracting parties stand the economic interests of the nation, which are the interests of the people.
The practical results of this economic policy of ours are already known to you. Throughout the whole nation there is a tremendous urge towards productive activity. Enormous works are arising everywhere for the expansion of industry and traffic. While in other countries strikes or lock-outs shatter the stability of national production, our millions of productive workers obey the highest of all laws that we have in this world, namely the law of common sense.
Within these four years which have passed we have succeeded in bringing about the economic redemption of our people; but we realize at the same time that the results of this economic work in town and city must be safeguarded. The first danger that threatens us here is in the sphere of cultural creativeness. And that danger comes from those who are themselves active in that sphere. For our fellow-countrymen who are engaged in artistic and cultural productivity today, or are acting as custodians and trustees of cultural works, have not the necessary intuitive faculties to value and appreciate the ideal products of human genius in this sphere.
The National Socialist Movement has laid down the directive lines along which the State must conduct the education of the people. This education does not begin at a certain year and end at another. The development of the human being makes it necessary to take the child from the control of that small cell of social life which is the family and entrust his further training to the community itself. The National Socialist Revolution has clearly outlined the duties which this social education must fulfil and, above all, it has made this education independent of the question of age.
In other words, the education of the individual can never end. Therefore it is the duty of the folk-community to see that this education and higher training must always be along lines that help the community to fulfil its own task, which is the maintenance of the race and nation. For that reason we must insist that all organs of education which may be useful for the instruction and training of the people have to fulfil their duty towards the community. Such organs or organizations are: Education of the Youth, Young Peoples Organization, Hitler Youth, Lab our Front, Party and Army—all these are institutions for the education and higher training of our people.
The book press and the newspaper press, lectures and art, the theatre and the cinema, they are all organs of popular education. What the National Socialist Revolution has accomplished in this sphere is astounding. Think only of the following: — The whole body of our German education, including the press, the theatre, the cinema and literature, is being controlled and shaped today by men and women of our own race. Some time ago one often heard it said that if Jewry were expelled from these institutions they would collapse or become deserted.
And now what has happened? In all those branches cultural and artistic activities are flourishing.
Мой ответ: Германская гарантия является общей и непременно обязывающей нас. Однако Россия нам никогда не заявляла, что она имеет интересы в Румынии, за исключением Бессарабии. Уже занятие Северной Буковины явилось нарушением этого заверения. Поэтому я не думал, что Россия теперь вдруг может иметь какие-либо дальнейшие намерения против Румынии. Россия решила долее не терпеть этого. Готова ли Германия не оказывать Финляндии никакого содействия и, прежде всего, сейчас же отозвать германские войска, направляющиеся на смену в Киркенес?
Мой ответ: Германия, теперь, как и прежде, не имеет политических интересов в Финляндии. Однако германское правительство не может потерпеть новой войны России против маленького финского народа, тем более, что мы никогда не сможем поверить в угрозу Финляндии для Советской России. Мы вообще не желаем, чтобы в Балтийском море вновь возник театр военных действий. В немецком оригинале «угрозу со стороны Финляндии» — «von Finnland bedroht» S. Мой ответ: Болгария — суверенное государство, и я не знал, что подобно тому, как Румыния у Германии, Болгария вообще просила бы гарантии у Советской России. Кроме того, я должен обсудить это с моими союзниками. Согласна ли Германия на это или нет? Мой ответ: Германия в любое время готова дать свое согласие на изменение Статута Монтрё1 в пользу черноморских государств.
Германия не согласна на присвоение русскими опорных пунктов в проливах. Здесь я занял единственную позицию, которую я мог занять как ответственный вождь Германии, а также как ответственный представитель европейской культуры и цивилизации. Последствием было усиление советской деятельности, направленной против Германии, и, прежде всего, немедленно начатое внутреннее разлагание2 нового румынского государства и попытка устранения болгарского правительства путем пропаганды. При помощи увлеченных неопытных членов румынского легиона удалось инсценировать в Румынии путч, целью которого было свержение главы государства генерала Анто-неску и создание хаоса в стране, чтобы путем уничтожения законной власти устранить предпосылку для вступления в силу обещанной германской гарантии. В немецком оригинале «Status von Montreux» S. В немецком оригинале «разложение изнутри» — «inneren Aushoehlung» S. Несмотря на это, я все же считал лучшим хранить молчание. Тотчас же после неудачи этого предприятия началась вторичная усиленная концентрация русских войск на германской восточной границе.
Бронированные1 и парашютные части перебрасывались во все возрастающем числе непосредственно к германской границе. Германская армия и страна знают, что еще несколько недель тому назад на нашей восточной границе не находилось ни одной танковой или моторизованной дивизии. Однако, если требовалось последнее доказательство, несмотря на все диверсии и маскировку, для подтверждения наличия тем временем создавшейся коалиции между Англией и Советской Россией, то оно было представлено югославским конфликтом В то время, как я старался сделать последнюю попытку умиротворения Балкан и в дружеском сотрудничестве с Дуче пригласил Югославию присоединиться к Пакту трех держав, Англия и Советская Россия в совместной работе организовали путч, который в одну ночь устранил тогдашнее правительство, склонное к взаимопониманию. Теперь может быть сообщено германскому народу, что сербский государственный переворот, направленный против Германии, произошел не только под знаком английской, но главным образом под знаком советской агитации. Так как мы и тут хранили молчание, советское правительство предприняло еще один шаг. Оно не только организовало путч, но несколько дней спустя заключило всем известное дружеское соглашение с подвластными ему новыми "людьми"2 с целью укрепить сербов в их оппозиции против умиротворения Балкан и возбудить их против Германии. В немецком оригинале — «Panzerverbaende» — Panzerbrigade, Panzerdivison S. Здесь и далее по тексту — «танковые соединения, танковые бригады, танковые дивизии».
В немецком оригинале «с новыми ставленниками» — «mil den ihr ergebenen neuen Kreatur» S. И это не было платоническим намерением: Москва потребовала мобилизации сербской армии. Так как и теперь я все еще считал лучшим не говорить, власть имущие Кремля сделали еще один шаг вперед: Германское правительство имеет теперь документы, которые доказывают, что с целью окончательно завлечь Сербию в борьбу Россия обещала поставлять через Салоники оружие, самолеты, боеприпасы и прочий военный материал для борьбы против Германии. И это происходило почти в тот самый момент, когда я сам дал совет японскому министру иностранных дел д-ру Мацуоке примириться с Россией в надежде послужить этим делу мира. Только быстрый прорыв наших несравненных дивизий в Скопье, а также занятие Салоник, помешали намерениям этого советско-англо-саксонского комплота. Сербские военные летчики, однако, прилетели в Россию и были сейчас же приняты там как союзники. Только победа держав Оси на Балканах разрушила план впутать Германию этим летом в борьбу на Юго-востоке, длящуюся месяцы, а в это время закончить концентрацию советской армии, усилить ее боеспособность, чтобы потом совместно с Англией и с помощью ожидаемых американских поставок быть в состоянии задушить и раздавить Германию и Италию. Этим самым Москва не только нарушила условия нашего дружеского пакта, но и изменила ему самым жалким образом.
И все это происходило в то время, когда власть имущие Кремля до последней минуты официально, как и в случаях Финляндии и Румынии, лицемерно говорили о мире и дружбе и составляли с виду безвредные опровержения. Однако, если до сих пор в силу обстоятельств я был принужден постоянно молчать, то теперь настал момент, когда дальнейшее созерцание являлось бы не только греховным упущением, но и преступлением по отношению к германскому народу и ко всей Европе.
Надо выбрать одно.
Нам нужны свободные люди, которые чувствуют и знают, что Бог находиться в них самих. Я не измеряю её по нашим новым фабрикам и новым мостам, которые мы строим, а также по новым дивизиям, которые мы можем мобилизовать. Напротив, в центре суждения об успешности этой работы стоит немецкий ребёнок, стоит немецкая молодёж.
Только тогда, когда созданы условия для их роста и развития, я могу быть твёрдо уверен в том, что иой народ не исчезнет, а, значит, и наша работа не окажется напрасной. Мы не желаем удобной жизни, мы стремимся постичь тайну жизни с её сотнями тысяч и миллионами проявлений. Мы вопрошаем звёзды, чья воля заставляет их чередовать свои восходы и закаты.
И мы вопрошаем воды, в какую даль и глубину устремляют они свой бег. Мы достаточно сильны сердцем, чтобы не убегать от вечных вопросов «откуда» и «куда» и мы не можем согласится с тем, что научное познание законов природы может дать законченное объяснение этих причин. Наше благоговение перед глубиной мира не исчезает перед лицом необходимости вести борьбу за существование.
Но но мы не желаем превратиться в бездеятельных фантазёров или людей, которые, снедаемые постоянными сомнениями, не способны вести активную жизнь. Скорее мы стремимся принять жизнь такой как она есть в повседневности, со всеми ее горестями, которые так же, как и радость, ведут нас к постижению смысла бытия. Бог, в которого мы верим соответствует нашим сердцам.
Он пребывает в наших сердцах тогда, когда они открыты и находятся в гармонии с миром. Бог живёт в нас, потому что мы постоянно ищем свидетельства Его Силы в мире и стремимся приобщиться к ним. Разве это не требует гордости и благородного мужества, чтобы обрести Бога в себе?
Разве это не требует благородной стойкости и способности — утвердить себя как человека перед Всемогущим Богом? Мы возносим мольбу к Богу и Его мировому творениию с тем большей верой, чем более гордыми и уверенными мы ощущаем себя. Смеющийся глаз, легкий шаг, дух, который воистину способен радоваться и возвышаться, искренняя юность, неподдельная стойкость, любовь, дружба — вот заповеди, данные нам Богом.
И вновь мы соглашаемся с мыслями автора, которого мы упоминали в начале и который завершает утверждение своего поэтического кредо словами, представляющими символ Веры для всех нас: «Сила Божия творится руками человеческими». Всемогущий есть наш Судья. Наша задача — исполнить наш долг так, чтобы мы смогли предстать перед Ним как Творцом всего мироздания в соответствии с данным Им законом, законом борьбы за существование.
Ванюшкиной Из сборника «SS Ideology, translated from original SS publication» Когда людские сердца разбиваются от горя, а души разрываются от отчаяния, тогда из мглы прошедших времен на нас смотрят наши великие предки, не раз преодолевавшие нужду и заботу, позор и муку, духовную несвободу и физическое принуждение. Они смотрят на нас и протягивают нам, отчаявшимся смертным, свою вечную руку помощи! Горе народу, стыдящемуся опереться на нее!
Речь 18. Смысл и цель существования государства заключается в том, чтобы гарантировать народу нормальное питание и достойное место во власти. Заключительная речь 27.
Доклад 27. Речь 20. Прокламация 01.
Вырвавшийся на свободу революционный поток должен быть направлен в надежное русло эволюции. Речь 06. Но кардинально изменить само положение вещей может только эволюция!
Прокламация 05. Речь 07. Мы верим в то, что своей борьбой мы лишь исполняем волю Создателя, наделившего каждое живое существо инстинктом самосохранения.
Да будет жить наш народ! Важно только одно — чтобы был наш народ! Речь 28.
Известные цитаты Гитлера (100 цитат)
| "Why We Are Antisemites" - Text of Adolf Hitler's 1920 speech at the Hofbräuhaus | Carolyn Yeager | This list is incomplete; you can help by adding missing items. (February 2011). |
| Ответы : Что тут говорит Гитлер? На немецком пожалуйста | On September 12, 1938, Adolf Hitler, Chancellor of the Reich, addressed the German Reichstag. That morning, The German Reich had crossed the German-Czech frontier, thus initiating the Invasion of Czechoslovakia. Delegates, Men of the German Reichstag! For months we have been suffering under. |
| Речь Адольфа Гитлера в Рейхстаге 1 сентября 1939 года | Пикабу | Из анализа публикуемой речи Гитлера хорошо видно, что нападение на СССР воспринималось немцами в контексте войны с Англией, и Сталин рассматривался как английский союзник, достигшей с главным противником Германии большой степени кооперации. |
служба утерянных цитат - 9
Например: фразы для похода к врачу — собраны вот, а фразы для того, чтобы объясниться с парикмахером — А сегодня на очереди фразы на немецком языке, которые могут пригодится вам в самых разных жизненных ситуациях. Originally posted by azovpanzerat Обращение Адольфа Гитлера к германскому народу 22 июня 1941 Германский народ! Цитаты Гитлера Представляю вам цитаты Гитлера. Адольф Гитлер (1889-1945) был диктатором Германии с 1933 по 1945 годы и является одним из ключевых персонажей Второй мировой войны.