Ниже вы найдете правильный ответ на Народный поэт-певец у народов Кавказа 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска. Новости Новости. Ниже вы найдете правильный ответ на Народный поэт-певец у народов Кавказа 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска.
На Кавказе
1. Народный поэт-певец и музыкант у кавказских народов. В 2007 году Муцураев раскритиковал упразднение Умаровым ЧРИ и провозглашение Имарата Кавказ, а также объявил о сложении оружия перед пророссийскими властями Чеченской Республики под гарантии Рамзана Кадырова, что не будет осуждён. Ответ на вопрос Акын, переехавший с Памира на Кавказ, в слове 4 букв: Ашуг. Народный Певец-Поэт 4 Буквы. Акын, Переехавший С Памира На Кавказ 4 Буквы.
Певец-поэт у кавказских и соседних с ними народов, 4 буквы, сканворд
Они оказали огромное влияние не только на ашугскую поэзию, но и на всю письменную литературу Азербайджана. Термин «Ашуг» известен в Азербайджане с 15 в. Ашуг в Азербайджане издавна назван «Эл анасы» «Мать народа» , т. Лирическая поэзия Ашуг насчитывает десятки форм и видов. Существует богатая ашугская музыка. Могие любовные, героические, любовно-моралистические народные дастаны также приписываются Ашуг Традиции ашугской поэзии живы и поныне.
Опутанный сетью тросов, «Лосось» казался снизу жалким, беспомощным. Все шло отлично, но вдруг невесть откуда подкатил сиявший медной трубой флагманский катер «Ростислав» с Главным Командиром флота Виреном, которого никто не ждал. Начальство, руководившее спуском, при появлении ядовитого адмирала пришло было поначалу в легкое замешательство, но тут же, шалея от рвения выказаться перед «Главным черномором», явило великую распорядительность. Десятки ртов одновременно стали выкрикивать совершенно противоположные команды, в воздухе заплескались рукава кожаных и каучуковых форменных пальто, и минуту до того четкая организация превратилась в балаган. Длинный хобот плавкрана дергался то влево, то в право, «Лосось» начал угрожающе раскачиваться.
Неизвестно, чем бы это кончилось, если б вдруг не заглохла машина, дававшая крану жизнь. Из окошка крановой будки показалась свекольная от гнева физиономия английского мастера, и сверху посыпались замысловатые ругательства, свидетельствующие об успешном освоении англичанином богатств народного языка россиян. Свирепый Вирен одобрительно кивнул заморскому спецу и резюмировал его английские годдемы и русский мат парой своих сочных оскорблений в адрес оплошавших распорядителей. После этого все руководство спуском было поручено старому заводскому такелажнику Филиппычу. Тот за шесть с половиной минут завершил операцию, а через час, приняв от Несвитаева в презент варварски полную кружку спирта, который подводники почему-то называли шилом, пренахально хвастал, что, мол, кабы не ихние высокородия, он-де эту муру закруглил бы в пять минут... Тихонько постучавшись, в каюту бочком вошел крупный Павел Бордюгов, вестовой Несвитаева, моторист с «Лосося». Покосился на своего начальника, лежащего с полузакрытыми глазами, понял, не спит, наблюдает; аккуратно повесил на спинку кресла выутюженный сюртук с узкими серебряными погонами инженера, смахнул ветошкой невидимую пыль со стола. Переминаясь, вежливо кашлянул: какие, мол, указания на сегодня? Плохо мамаша поживает. Горе у нас.
Братуху моего старшого, Степана, повесили намедни. В общем, ваше благородие, эсер был брат. Два месяца тому участвовал в покушении на какого-то военного прокурора, и вот. Глупости насчет другого вестового оставь. А сейчас иди к боцману, скажи, я отпустил тебя до затрашнего утра. Побудь с матерью. Отдай вот это матушке. Он вытащил из мундира, вложил в нагрудный карман робы вестового несколько синеньких пятирублевок. Ведь мы с тобой побратимы в некотором роде, так ведь? Павел упрямо мотнул головой и, выложив на столешницу деньги, вышел.
Они действительно были побратимы: три года назад Бордюгов спас Несвитаеву жизнь — во время катастрофы «Дельфина» вытащил захлебнувшегося подпоручика на поверхность. Первый визит к Нептуну Через десять дней у плавпричала в бухте Южной рядом с «Лососем» стояла уже вторая американская субмаринка — «Судак». Присыпанный снежком «Судак» стоит, не шелохнется, а «Лосось» с утра будто ожил: внутри что-то утробно урчит, корпус вздрагивает, из зарешеченной круглой дыры позади рубки — голубой шлейф бензиновой гари. Нынче «Лососю» предстоит впервые окунуться в черноморские волны. С высокого борта «Днестра» дивятся матросы-надводники: такое махонькое суденышко «Лосось» — мальчишка соплей перекинет — а поди же, с утра в эту прорву пятый воз разной утвари вваливают. Невдомек флотским: у подводной лодки лишь одна пятая корпуса над водой, оттого и кажется игрушечной. Отрядный коняга Кингстон, доставив очередной воз на пирс, прядет ушами, фыркает раздраженно: к духовитому перегару от флотских привык, но бензиновая гарь явно не по лошажьему нутру. Внутри лодки душно, жарко, пахнет горячим машинным маслом, красками, парами аккумуляторной кислоты. Тусклые электрические лампочки высвечивают фантастическое нагромождение механизмов, приборов, сплетенных в змеиные клубки трубопроводов, кабелей. Попавшего впервые в эту железную утробу берет оторопь: матерь божья, да тут ступить негде, не то чтобы работать и жить.
Но при всем кажущемся хаосе здесь нет ничего лишнего, рационализм в компоновке инженерных хитросплетений достиг тут совершенства. Несвитаев с трюмным квартирмейстером Сорокиным возятся с главным осушительным насосом: неисправен насос. Инженер все эти дни докладывал — нельзя с такой неисправностью в море выходить — куда там! Завотрядом Белкин — опытный, казалось бы, подводник — балагурит: на носу, мол, б декабря, Николин день, тезоименитство царя, Вирену-де неймется телеграфировать государю о досрочном вводе в строй Черноморской эскадры первой подлодочки — окунемся уж как-нибудь, порадуем державного вождя флота. В машинном отделении кондуктор Горшков взъелся на моторного квартирмейстера 1 статьи Павла Бордюгова, вестового Несвитаева: — Почто давеча масло в циркуляшке не проверил? Внушал я тебе? Видно, креста на тебе нет. Ну погоди, возвернемся с морей, ужо я тебе организую в бога душу! Кондуктор последнюю фразу шепчет яростно, но воровато озирается и осеняет рот крестным знамением: ругань, божба на военном судне, тем более на лодке — ни-ни! Сверху, в круглом проеме входного люка черным лаком сверкнули модные узконосые, на низком каблуке, штиблеты, и сам капитан-лейтенант Белкин явился в лодке — щеголеватый, с лихо закрученными вверх усами.
Глянул из-под короткого нахимовского козырька фуражки искристо и шало, бодро спросил: — Ну что, водяные черти, нырнем? Встретился с нехорошим взглядом инженера Несвитаева, нимало не смущаясь, добавил: — Представляешь, Алеша, нас в городе, оказывается, вот уже неделю, как зовут водяными чертями. И почему?
Интерес юноши к Дагестану и Чечне был всегда велик. Этот интерес подогревали и его товарищи, сыновья кумыкского шамхала Тарковского Шах-Вали и Мехти Гасан-хан, которые учились вместе с ним в школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге. Шах-Вали бывал в ауле Буйнак, на родине Аммалат-бека, и многое рассказывал Лермонтову об этом легендарном человеке, о Дагестане.
Как, впрочем, и Мехти Гасан-хан, который впоследствии служил вместе с ним в лейб-гвардии гусарском полку. В это время в Дагестане, недалеко от Темир-Хан-Шуры, имамом Шамилем было организовано крупное восстание горцев. Лермонтов был командирован туда в составе гвардейского экспедиционного корпуса. Поэт записал в своем дневнике: «Сражение у «Грозной скалы» было коротким, но яростным. Наши солдаты немного растерялись и отступили за речку. Горцы отличные стрелки, и очень метко попадают в цель.
Я чудом остался жив». Известно, что Михаил Юрьевич был смелым воином. Он мог один на лошади скакать неподалеку от позиций, где находились горцы, нисколько не думая о том, что может быть убит. Также известно, что сами горцы очень уважали Лермонтова за его беспримерную храбрость. Один из его сослуживцев вспоминал: «Лермонтов был отчаянно храбр, удивлял своей удалью даже старых кавказских джигитов. Солдаты любили своего отважного поручика, который был вместе с ними в жарких делах».
А вот что мы читаем в дневнике самого поэта: «Следующим утром снова был бой. Мы оттеснили горцев. В этом бою я получил ранение».
Однажды с ним приключилась история, которая другого муравья или даже там леопарда могла превратить из доброго в плохого, злого, недоброго, неприятного, - так была сильна эта история-приключение. Но муравей выстоял, потому что сильнее всего на свете - это доброта. Если ты будешь добрым к другим, то и другие будут добрыми к тебе. Если ты будешь добрым, значит, ты будешь сильным, и никто не сможет тебя победить.
Почему на Кавказе так любят Лермонтова
Борис Леонидович часто бывал в Грузии, много переводил грузинских поэтов. Его переводы грузинской классической поэзии содействовали изданию на русском языке монументальной антологии грузинской поэзии, начиная с V века. Восприятие Пастернаком Кавказа далеко от бездумной туристской восторженности. Однако преобладает восприятие Грузии полное восхищения. Она лежит перед глазами поэта на арене всемирной истории. Кавказ приобретает вселенский масштаб. Книга «Сестра моя — жизнь» открывается стихотворением «Памяти Демона», грузинский мотив которого воспринят через поэзию М. Во «Втором рождении» Кавказ — образ социализма, такого общества вне сплетен и клевет, которое создается не ценой страданий и жизней, а восторженным порывом всех. Образец такой гармонии встречает поэта на пороге Грузии. Это — Кавказский хребет. Грузия, приравненная к истинному социализму — это страна, где естественно развязываются любовные, семейные, бытовые узлы так и оказалось в жизни поэта.
Исторический аспект сравнения со временем покорения Кавказа здесь не главное. Не столько две эпохи, сколько история и природа — по такому руслу направлена поэтическая мысль. Никогда природа не представала у Пастернака так открыто в качестве примера, образца. Начатые задолго до войны переводы грузинских поэтов Пастернак продолжил и во время войны и после нее. В этих переводах, а также в заметках об искусстве перевода, Пастернак предстает, как вдумчивый мастер.
Ценою больших усилий и тяжких жертв, осваивая новый вид морского оружия, они много сделали для создания отечественного, русского, подводного флота и практически заложили основы того мастерства, которое помогло потом советским подводникам успешно топить хваленых гитлеровских морских асов. И на гребне Октябрьского разлома большинство офицеров, не говоря уже о матросах, оказалось на стороне трудового народа. Интересные это были люди. Повесть охватывает события на Черноморском флоте и в Севастополе с 1907 по 1909 год, построена на историческом материале. Все, что происходит на ее страницах, даже отдельные эпизоды, имело место в действительности. Не вымышлены и фамилии персонажей, изменена лишь фамилия главного героя. В центре повествования — молодой инженер Алексей Несвитаев — думающий, честный офицер, прототипом для которого послужил один из ведущих конструкторов первых советских подводных лодок. Для работы использован большой исторический материал. Автор рассчитывает на внимание не только тех, кто интересуется историей нашей Родины. Пролог Осенним утром 1907 года катился по Тавриде необычный железнодорожный состав: за паровозом — наглухо запечатанный товарный вагон, следом — открытая платформа, на которой громоздилось нечто внушительное, длинное, укрытое брезентом; и замыкал короткий состав желтый спальный вагон. На крупных станциях эшелон не останавливался да на малых тоже подолгу не задерживался и весь путь от Балтийского до Черного моря одолел за какие-то сорок с небольшим часов. Видно, были обстоятельства, которые заставляли маленький похожий на черного жука паровоз торопко крутить колесами. Наш эшелон бодро катил по сложным и, увы, неславным страницам истории России. Болью поражения в Японской войне, разочарованием в недавней революции, повальным отречением от опасных, как показала жизнь, идеалов свободы веяло с этих страниц. Но даже когда умирают идеалы, остаются законы механики, по которым крутятся паровозные колеса. Они-то и влекли сейчас за собой платформу с запеленутой в брезент подводной лодкой «Лосось». После Цусимы россияне с горечью постигли: флота больше нет. Флот нужно было создавать заново. Но какой? И нужно ли вообще? Мнения троились. Царь от него отмахивался: нужен флот, нужен. Другой великий князь, шеф флота Алексей Александрович, мужчина корпулентный, ориентируясь, надо полагать, в основном на свой семипудовый вес, ярился и стоял на строительстве флота мощного, броненосного. Николай II слушал тоскливо: где взять денег? Поди, на эти самые броненосцы Морское ведомство запросит пару сотен миллионов. А после Японской войны казна пуста, как голова этого Алексея Александровича. Кази — царь к его мнению прислушивался — настаивал на флоте минном, малотоннажном, зато многочисленном. Алексей Александрович — «семь пудов августейшего мяса», как однажды прилепил ему кличку тот же Кази, — сопел и стоял на своем. Августейший шеф флота задумался и, честно припомнив, что сам порой оказывался в пикантном положении объевшегося Голиафа, сдался. Царь облегченно вздохнул и волеизъявил: быть флоту минному и подводному! Интерес к боевому подводному флоту возник во многих странах как-то сразу, в начале 20 века, века гонки вооружения. Восемь пудов пироксилина, которые одной только самодвижущейся миной Уайтхеда так тогда назывались торпеды можно скрытно вмазать в борт противника, — не шутка. А если этих мин несколько? Не все державы делали одинаковую ставку на подводное оружие. Немцы и британцы пока ориентировались на крупные линейные силы. Зато во Франции и Италии фантазия конструкторов Лабефа и Лауренти была неистощима, там вовсю клепались подводные лодки — ныряющие, полупогружные и других оригинальных проектов. Россия решила рискнуть. И не было в этом ничего странного: так же естественно, как текут со Среднерусской возвышенности к разным морям могучие русские реки, так и нация, разрастаясь по их течению и мужая, исторически закономерно должна была в конце концов к этим морям выйти. Но, овладев морскими берегами, их надо было защищать. И не только с суши, не только с морской поверхности, но и из-под воды. И потому, едва успев выйти в начале 18 века к Балтийским водам, русский человек сразу же стал думать, как овладеть морскими глубинами. В 1724 году крестьянский сын Ефим Никонов исхитряет «потаенное судно», сиречь первую русскую подводную лодку, на палубе которой устанавливает связку медных труб, начиненных селитрой! Нераскрытая тайна: уж не первая ли это в мире ракетная подводная лодка? В 1866 году по проекту И. Александровского строится подлодка с механическим двигателем, работающим на сжатом воздухе, вслед за ним, в 1884 году, С. Джевецкий создает лодку с электрическим двигателем, питающимся от аккумуляторной батареи. И все это — в нищей России, в других странах пока ничего подобного нет! Наконец, Иван Григорьевич Бубнов совместно с инженером Беклемишевым конструируют и в 1903 году спускают на воду первоклассную по тем временам боевую подводную лодку «Дельфин», по своим качествам ничуть не уступающую заморским образцам.
Тимур Муцураев Добро пожаловать в АД рус. Дата обращения: 27 мая 2021. Основным фактором для широкого распространения песен об исламе, джихаде, Чечне и друзьях под несложные гитарные мотивы являлся русский язык исполнения [4]. В Чечне его творчество было популярно как у чеченских сепаратистов, так и среди российских солдат [2]. Некоторые песни, позднее признанные в России экстремистскими, стали своеобразными «гимнами» сепаратистского и ваххабитского движений в Чечне [6] , что нашло отражение в том числе в художественной литературе о чеченском конфликте [7]. Свои песни Тимур Муцураев посвятил самым разнообразным темам, в основном религиозным и историческим [2] [6] , в том числе истории Чечни и её самобытности [4] [6]. Заметное место заняла в его творчестве тема любви — любви к женщине и любви к Родине. Однако наибольшую известность получили песни на стихи Аслана Яричева, занимающие в его творчестве центральное место [8].
Но даже не это, пожалуй, было сутью подводников. Демократизм во взаимоотношениях офицеров и матросов. Немыслимый в условиях флота надводного. Ничто так не сближало людей, как подводная лодка. Одна общая судьба, впрессованная в тесную стальную оболочку, один в скромном кипарисовом окладе образ Николы Морского над глубиномером, один общий камбуз, один да извинят меня дамы красной медью сияющий подводный унитаз и тридцать кубометров отравленного воздуха — поровну, честно, на всех членов экипажа. Фанаберия надводного золотопогонства была бы тут просто смешна и неуместна. Все были на виду друг у друга, все друг друга прекрасно знали и не то чтобы уважали в современном смысле слова, но были крепко привязаны один к другому, ибо «член экипажа подводной лодки, не пользующийся признанием и авторитетом среди офицеров и нижних чинов, — как говорилось в «Положении о прохождении службы в Подводном плавании» от 1906 года, — подлежит списанию с нее». За 13 лет существования царского подводного флота никогда никто из офицеров-подводников не опозорил себя рукоприкладством. Но покуда я испытывал терпение читателя экскурсом в прошлое, наш эшелон проскочил первый туннель перед Севастополем. Подводники приникли к окнам. В глаза плеснулась изумрудная зелень Севастопольской бухты. Утром Алексей Несвитаев, инженер-подпоручик, помощник командира «Лосося», проснулся от привычного корабельного шума; даже не проснулся, только начал всплывать из глубин предутреннего крепкого молодого сна. Над головой, по верхней палубе плавучей базы «Днестр», где жили подводники, ломовыми битюгами громыхали матросы в безразмерных башмачищах, «гадах». Сипло гудели боцманские дудки. Бр-р, отвратительный звук, а, поди, открой Морской устав: исхитрил же некий вдохновенный композитор из этих неэстетичных звуков целую серию командных рулад... Несвитаев открыл глаза. Боже, ну что они так гремят! У нашего подпоручика побаливает голова. После банкета. Почти непьющий, вчера выпил — по поводу спуска на воду «Лосося». Он снова прикрыл веки. Сегодня воскресенье, можно не торопиться с подъемом. Ну и спуск был давеча — и смех и грех. Пухлые губы молодого офицера скривились в усмешке: при всем своем добродушии он не лишен язвительности... Так как операцию по спуску «Лосося» предполагалось провести в режиме строжайшей секретности, то, естественно, к концу недели ажитация вокруг подготовки к спуску, подогреваемая разнотолками вредного, настырного городского обывателя, достигла такого накала, что в конечном итоге о точном времени и месте спуска знал хоть и не весь город, но три четверти его населения; лишь глухие, младенцы и старые маразматики не ведали об этом. Неудивительно, что к началу потаенной операции к запретному месту потянулись не только мастеровые Лазаревского адмиралтейства, — противоположный берег бухты Южной был усеян любопытствующими горожанами. Новый, за русские хлеб и сало приобретенный недавно у Британии плавучий кран фирмы «Сван-Хунтер и Ричардсон», натужно заскрипев стальной мускулатурой, выдохнул клуб дыма с паром и тяжело оторвал от платформы стотонную лодку. Несвитаев с тремя матросами сидел уже в ялике, готовый, как только «Лосось» приводнится, забраться внутрь, проверить, нет ли где течи. Опутанный сетью тросов, «Лосось» казался снизу жалким, беспомощным. Все шло отлично, но вдруг невесть откуда подкатил сиявший медной трубой флагманский катер «Ростислав» с Главным Командиром флота Виреном, которого никто не ждал. Начальство, руководившее спуском, при появлении ядовитого адмирала пришло было поначалу в легкое замешательство, но тут же, шалея от рвения выказаться перед «Главным черномором», явило великую распорядительность. Десятки ртов одновременно стали выкрикивать совершенно противоположные команды, в воздухе заплескались рукава кожаных и каучуковых форменных пальто, и минуту до того четкая организация превратилась в балаган. Длинный хобот плавкрана дергался то влево, то в право, «Лосось» начал угрожающе раскачиваться. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б вдруг не заглохла машина, дававшая крану жизнь. Из окошка крановой будки показалась свекольная от гнева физиономия английского мастера, и сверху посыпались замысловатые ругательства, свидетельствующие об успешном освоении англичанином богатств народного языка россиян. Свирепый Вирен одобрительно кивнул заморскому спецу и резюмировал его английские годдемы и русский мат парой своих сочных оскорблений в адрес оплошавших распорядителей. После этого все руководство спуском было поручено старому заводскому такелажнику Филиппычу. Тот за шесть с половиной минут завершил операцию, а через час, приняв от Несвитаева в презент варварски полную кружку спирта, который подводники почему-то называли шилом, пренахально хвастал, что, мол, кабы не ихние высокородия, он-де эту муру закруглил бы в пять минут... Тихонько постучавшись, в каюту бочком вошел крупный Павел Бордюгов, вестовой Несвитаева, моторист с «Лосося». Покосился на своего начальника, лежащего с полузакрытыми глазами, понял, не спит, наблюдает; аккуратно повесил на спинку кресла выутюженный сюртук с узкими серебряными погонами инженера, смахнул ветошкой невидимую пыль со стола. Переминаясь, вежливо кашлянул: какие, мол, указания на сегодня? Плохо мамаша поживает. Горе у нас. Братуху моего старшого, Степана, повесили намедни. В общем, ваше благородие, эсер был брат. Два месяца тому участвовал в покушении на какого-то военного прокурора, и вот. Глупости насчет другого вестового оставь. А сейчас иди к боцману, скажи, я отпустил тебя до затрашнего утра.
Поэт-певец на Кавказе
Ответь на все вопросы в тесте и узнай, кто ты из сериала Слово Пацана: Кровь на асфальте. Ответь на все вопросы в тесте и узнай, кто ты из сериала Слово Пацана: Кровь на асфальте. Дагестанские поэты прошлых веков и нашего времени – творцы сильных, наполненных высоким смыслом произведений, воспевающих национальную культуру, народ и природу. 4 буквы. Ответы для кроссворда. бард.
Кавказская
Слушай онлайн музыку жанра Кавказская бесплатно и без регистрации Скачивай популярные хиты лучших групп и исполнителей в отличном качестве всего в 2 клика! Мы нашли 1 решения для Народный поэт-певец на Кавказе, которые вы можете использовать для решения своего кроссворда. Посмотри список топ-исполнителей kavkaz, чтобы найти новую музыку. Гибель поэта во время дуэли стала огромной потерей, равных таланту Лермонтова было немного. четвёртая буква. Дагестанские поэты прошлых веков и нашего времени – творцы сильных, наполненных высоким смыслом произведений, воспевающих национальную культуру, народ и природу.
Народный поэт на Кавказе
Устады имели свои школы, где обучали своих учеников азам ашугского творчества. Они оказали огромное влияние не только на ашугскую поэзию, но и на всю письменную литературу Азербайджана. Термин «Ашуг» известен в Азербайджане с 15 в. Ашуг в Азербайджане издавна назван «Эл анасы» «Мать народа» , т. Лирическая поэзия Ашуг насчитывает десятки форм и видов.
В современном Азербайджане профессиональных ашугов разделяют на две категории: ашуги-исполнители и ашуги-поэты. Ашуги-исполнители, будучи профессиональными сказителями, не занимаются поэтическим творчеством. Благодаря своим индивидуальным способностям и тонкому пониманию специфики родного фольклора они вносят различного рода вариации и изменения в свои дастаны и сказания, особенно в их прозаические формы. А ашуги-поэты, наоборот, наряду со сказительской деятельностью, занимаются еще и поэтическим творчеством.
В Азербайджане таких ашугов называют устадами, что в переводе с азербайджанского языка означает «выдающийся мастер».
Поэзия ашугов всегда была любима простым народом, и, благодаря этому, их песни, дастаны и сказания передавались из уст в уста и дошли до наших дней. В современном Азербайджане профессиональных ашугов разделяют на две категории: ашуги-исполнители и ашуги-поэты. Ашуги-исполнители, будучи профессиональными сказителями, не занимаются поэтическим творчеством. Благодаря своим индивидуальным способностям и тонкому пониманию специфики родного фольклора они вносят различного рода вариации и изменения в свои дастаны и сказания, особенно в их прозаические формы.
А ашуги-поэты, наоборот, наряду со сказительской деятельностью, занимаются еще и поэтическим творчеством. В Азербайджане таких ашугов называют устадами, что в переводе с азербайджанского языка означает «выдающийся мастер».
А сейчас иди к боцману, скажи, я отпустил тебя до затрашнего утра. Побудь с матерью. Отдай вот это матушке. Он вытащил из мундира, вложил в нагрудный карман робы вестового несколько синеньких пятирублевок. Ведь мы с тобой побратимы в некотором роде, так ведь? Павел упрямо мотнул головой и, выложив на столешницу деньги, вышел.
Они действительно были побратимы: три года назад Бордюгов спас Несвитаеву жизнь — во время катастрофы «Дельфина» вытащил захлебнувшегося подпоручика на поверхность. Первый визит к Нептуну Через десять дней у плавпричала в бухте Южной рядом с «Лососем» стояла уже вторая американская субмаринка — «Судак». Присыпанный снежком «Судак» стоит, не шелохнется, а «Лосось» с утра будто ожил: внутри что-то утробно урчит, корпус вздрагивает, из зарешеченной круглой дыры позади рубки — голубой шлейф бензиновой гари. Нынче «Лососю» предстоит впервые окунуться в черноморские волны. С высокого борта «Днестра» дивятся матросы-надводники: такое махонькое суденышко «Лосось» — мальчишка соплей перекинет — а поди же, с утра в эту прорву пятый воз разной утвари вваливают. Невдомек флотским: у подводной лодки лишь одна пятая корпуса над водой, оттого и кажется игрушечной. Отрядный коняга Кингстон, доставив очередной воз на пирс, прядет ушами, фыркает раздраженно: к духовитому перегару от флотских привык, но бензиновая гарь явно не по лошажьему нутру. Внутри лодки душно, жарко, пахнет горячим машинным маслом, красками, парами аккумуляторной кислоты.
Тусклые электрические лампочки высвечивают фантастическое нагромождение механизмов, приборов, сплетенных в змеиные клубки трубопроводов, кабелей. Попавшего впервые в эту железную утробу берет оторопь: матерь божья, да тут ступить негде, не то чтобы работать и жить. Но при всем кажущемся хаосе здесь нет ничего лишнего, рационализм в компоновке инженерных хитросплетений достиг тут совершенства. Несвитаев с трюмным квартирмейстером Сорокиным возятся с главным осушительным насосом: неисправен насос. Инженер все эти дни докладывал — нельзя с такой неисправностью в море выходить — куда там! Завотрядом Белкин — опытный, казалось бы, подводник — балагурит: на носу, мол, б декабря, Николин день, тезоименитство царя, Вирену-де неймется телеграфировать государю о досрочном вводе в строй Черноморской эскадры первой подлодочки — окунемся уж как-нибудь, порадуем державного вождя флота. В машинном отделении кондуктор Горшков взъелся на моторного квартирмейстера 1 статьи Павла Бордюгова, вестового Несвитаева: — Почто давеча масло в циркуляшке не проверил? Внушал я тебе?
Видно, креста на тебе нет. Ну погоди, возвернемся с морей, ужо я тебе организую в бога душу! Кондуктор последнюю фразу шепчет яростно, но воровато озирается и осеняет рот крестным знамением: ругань, божба на военном судне, тем более на лодке — ни-ни! Сверху, в круглом проеме входного люка черным лаком сверкнули модные узконосые, на низком каблуке, штиблеты, и сам капитан-лейтенант Белкин явился в лодке — щеголеватый, с лихо закрученными вверх усами. Глянул из-под короткого нахимовского козырька фуражки искристо и шало, бодро спросил: — Ну что, водяные черти, нырнем? Встретился с нехорошим взглядом инженера Несвитаева, нимало не смущаясь, добавил: — Представляешь, Алеша, нас в городе, оказывается, вот уже неделю, как зовут водяными чертями. И почему? Недавно у вокзала, за ночлежкой некоего Кассиди, нашли убитую девицу.
Так одна бабка на базаре заявила: дело рук водяных чертей с самотопа-нырялки. И весьма убедительно аргументировала обвинение: какой, мол, порядочный человек полезет под воду — только головорез отчается на такое! И весь город подхватил: «водяные черти». Завотрядом говорил пустяки, а сам выжидающе глядел на инженера. Отдав команду на выход в море, завотрядом направился в корму к матросам, — невозмутимый, самоуверенный. Но кто-кто, а Несвитаев знал: на душе у Николая Михайловича сейчас скверно. Весь водяной балласт принят, но лодка словно зацепилась горбом рубки за свод моря. А море сегодня красивое на редкость, будто не декабрь стоит, а ранняя осень — не шелохнется густо-синяя пелена его.
С катера-отметчика и неуклюжего киллектора-спасателя черти его по воле Вирена принесли! Выпуклый глаз перископа затравленно озирается по сторонам, порою в его зрачке яростно вспыхивает пойманный солнечный зайчик. В голосе самолюбивого Белкина — вибрация туго натянутой струны. Андреев, командир лодки, молчит. Несвитаев зло шлепнул перчаткой по гильзе «минимакса», огнетушителя. И черноморская вода, объявшая тело «Лосося», утробно урча, ворвалась в него через открывшийся кингстон. Стрелка глубиномера дрогнула и медленно поползла вверх: полсажени... Море сомкнулось над субмариной.
Из трюма слышалось пыхтение матроса, закрывающего кингстон, но урчание воды не прекращалось, усиливалось. Закрыть кингстон!