В те годы начал писать повесть «Алые паруса». Особенно это справедливо по отношению к его главному произведению — повести-феерии «Алые паруса». Рассказы» от автора Грин Александр Степанович ISBN: 978-5-699-81799-3, с доставкой и по низкой цене. Новелла «Алые паруса» впервые опубликована в 1923 году. Автор стремился показать в своём произведении возможность победы мечты над будничностью.
Юбилей. «Алые паруса» наполнены ветром надежд
| Век с капитаном Грэем. Как Александр Грин создавал «Алые паруса» | «Алые паруса» – повесть-феерия русского писателя, прозаика, поэта, представителя неоромантической школы Александра Грина (Александр Степанович Гриневский) (1880-1932). |
| Алые паруса. Грин Александр (1916) — читать онлайн | Александр Грин «Алые паруса» написал как повесть-феерию с элементами неоромантизма и символизма. |
История праздника «Алые паруса»
Они только смеются и издеваются над девочкой. Спустя годы повзрослевшую Ассоль встречает юный капитан Грэй, который влюбляется в неё с первого взгляда. Узнав о заветной мечте девушки, юноша приказывает поменять обычные паруса своего судна на алые. Он подплывает к берегу на маленькой лодке, чтобы забрать Ассоль на борт своего корабля. В краткий пересказ повести «Алые паруса» мы сознательно не включали детали, которые могут отвлечь от повествования. Ниже даём несколько фактов из истории Ассоль и Грэя. Они могут быть ответами на каверзные вопросы тестов по литературе: Мать Ассоль звали Мери.
Раньше Лонгрен служил моряком. После смерти жены он зарабатывает на жизнь изготовлением игрушек.
Измученная туберкулезом и частыми родами мать пугала мальчика, обещая ему участь босяка.
Болезненно впечатлительный юноша запоем читал переводные романы о приключениях, в одиночку шлялся по улицам или терроризировал окрестные леса, паля из собственного ружьишка в птиц без разбора. Друзей у него не было. Из приличной гимназии его вышибли за дурацкие стишки собственного сочинения — вундеркинд в ядовитом пасквиле прошелся по преподавателям: «Инспектор, жирный муравей, гордится толщиной своей...
Боясь неизбежной порки, Саша решил бежать из Вятки в Америку, но к вечеру замерз, проголодался и вернулся домой. Ему не везло во всем, даже в городской лотерее-аллегри: «Я проставил на билеты пять рублей, беря все пустые трубочки... До сих пор не забыть мне, как к колесу подошла дурная, как грех, девица, взяла два билета, и оба они оказались выигрышными: самовар и часы».
В шестнадцать лет, кое-как окончив реальное училище, Гриневский уехал в Одессу — поступать на корабль. Долговязый, щуплый, болезненно вспыльчивый подросток воображал себя ловким, подтянутым юнгой. Год он провел в одесском порту, перебиваясь с хлеба на воду, но жестокая школа жизни не искоренила пылкого воображения.
Гриневский успел послужить учеником матроса, сходить в Крым и даже в Египет. Однако со всех пароходов Грин вылетал после первого максимум второго рейса. Матросы травили «барчука» и жестоко издевались над ним, а с офицерами гордый юноша раз за разом спорил и даже лез в драку.
С позором вернувшись в родную Вятку, Гриневский промаялся там зиму и на следующий год отправился искать счастья в Баку. Босяцкая жизнь его затянула, он бедствовал, голодал, побирался, ночевал где придется и брался за любую работу. Успеха, ожидаемо, не достигал нигде, порой ему не платили, плюс он подцепил малярию.
После Баку был Урал, золотые прииски, лесосплав, год солдатчины, ячейка эсеров и виток революционной работы. Молодой подпольщик прославился пылкостью агитации и растратой партийных денег. Он наконец встретил первую любовь — потомственную революционерку Екатерину Бибергаль.
Чувства Гриневского были столь пылки, что, не пережив отказа вступить в брак, он стрелял в возлюбленную. Но и в этом не преуспел — промахнулся, оцарапав лишь кожу. Вскоре горе-подпольщик оказался арестован, попал в тюрьму, отсидел первый срок, после чего разочаровался в терроре и бомбах.
Но зато именно эсеры его совратили, толкнув на скользкую стезю литературы.
Прокурор требовал 20 лет каторги, но адвокат сумел снизить меру наказания до 10 лет ссылки в Сибирь. После царского манифеста 17 октября 1905 года, когда выпускали из тюрем политических заключенных, А. Гриневского из-за попыток побега оставили в камере. Тогда возле тюрьмы собралась многочисленная демонстрация: люди требовали освободить всех политических заключенных. О волнениях в Севастополе доложили царю, в итоге появился новый документ, даровавший свободу и остальным узникам. В здании бывшей севастопольской тюрьмы на площади Восставших 13 лет назад по инициативе художника Владимира Адеева была открыта музейная комната Александра Грина. Небольшая экспозиция разместилась в бывшей одиночной камере, где будущий писатель отбывал наказание после неудачного побега.
Тогда и началась работа над созданием музея. Эта одиночная камера была единственная идеально сохранившаяся, — вспоминает основатель музея. Он сетует: музей работает более 10 лет, но мало кто из местных жителей знает, что в Севастополе существует такое мемориальное место. Лишь единицы — краеведы, любители истории и творчества Грина приходят сами и приводят в музей своих друзей. Кажется, В. Адеев может говорить о писателе бесконечно. По его убеждению, где бы ни был Грин в Севастополе и что бы с ним ни случалось здесь, всё он перенес на страницы своих произведений. Он не любил морального насилия над собой.
Это его возмущало, из-за этого он часто попадал в критические ситуации. Конечно, Грин не сразу начал писать свою Гринландию. Вначале были тексты, связанные с революционной деятельностью. Но, находясь в тюрьме, он начинает думать о той, другой стране, которую будут строить после революции, — считает В. Адеев и добавляет: — Не будь Севастополя, не будь тюрьмы — не было бы и Грина писателя.
Произведения А. Грина уносят читателя из серой реальности в вымышленную страну: туда, где веет ветер дальних странствий, живут добрые и смелые люди, а в залитых солнцем гаванях своих женихов ждут юные красавицы. Вера в мечту и светлое будущее — главное очарование гриновских миров. Мечты сбываются, если они настоящие Судьба проверяла Александра Гриневского Грин — это псевдоним на прочность не раз, бросая в тюрьмы и обрекая на нищенское существование, но он сумел сохранить внутри себя удивительный волшебный мир. Первые заметки, относящиеся к «Алым парусам», А. Грин начал делать в 1916 году. Полностью работа над повестью завершилась спустя четыре года. Известный читателям вариант «Алых парусов» сложился к декабрю 20-го. В дальнейшем автор неоднократно вносил в рукопись правки. В мае 1922 года в газете «Вечерний Телеграф» опубликовали одну из глав повести — «Грей». А первое издание знаменитой феерии вышло в свет в 1923 году в петроградском частном издательстве Френкеля. Первоначально повесть называлась «Красные паруса», а местом действия был революционный Петроград. Потом писатель решил заменить красный цвет на алый, а героев из революционного Петрограда переместил в вымышленную Гринландию, в прибрежную деревушку Каперна. Узник севастопольской тюрьмы В Севастополь А. Гриневский приехал в 1903 году. Он поселился на улице Театральной, сейчас ул. Шмидта, и занялся революционной агитацией среди матросов. Через несколько месяцев его арестовали за «речи противоправительственного содержания» и распространение революционных идей, которые вели к подрыву основ самодержавия и ниспровержению существующего строя. За попытку побега перевели в севастопольскую тюрьму строгого режима, где будущий писатель просидел больше года. Суд состоялся в феврале 1905 года.
Мятежная душа
- Александр Грин
- Подписаться
- Зачем подросткам читать «Алые паруса» | Онлайн-журнал Эксмо
- Алые паруса — Грин А.С.
- Книга "Алые паруса": кто написал, в каком году?
- Большое плавание
Алые паруса - слушать онлайн аудиокнигу Александра Грина
Алые паруса. Автор: Александр Грин. Однако в отечественном кинематографе «Алые паруса» появились лишь однажды в 1961 году. Читать онлайн книгу «Алые паруса» автора Александра Грина полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай. Тегиалые паруса художник а игошин, андрей платонов алые паруса, грин где написал алые паруса. Вот как начинается написанный в одно время с «Алыми парусами» рассказ «Корабли в Лиссе», который сам Грин считал одним из самых удачных своих произведений. В краткий пересказ повести «Алые паруса» мы сознательно не включали детали, которые могут отвлечь от повествования.
Алые паруса
В одном из магазинов игрушек он увидел корабль с белым парусом. Именно тогда он понял, что это какая-то подсказка, но сразу не мог ее сформулировать и понять. И только спустя немного времени, когда он представил эту лодочку под алым парусом, он вдруг увидел развитие сюжета. Александр Грин В 1928-м Александр Грин опубликовал самую значимую свою работу — роман «Бегущая по волнам», полный фантастики и мистики.
Произведение многосюжетное, в его основу легли символы, мифы, архетипы и сказочные мотивы. Бегущая по волнам — полная таинственности Фрези Грант помогает всем потерявшимся в океане. Год спустя писатель радует своих поклонников произведениями «Дорога никуда» и «Гнев отца».
Перед самой смертью Грин работал над романом под названием «Недотрога», однако произведение так и осталось незаконченным. Личная жизнь Несмотря на то, что отец писателя придерживался католического вероисповедания, Александра крестили в православной церкви. В годы жизни в Крыму Грин часто посещал церковь, особенно любил делать это на Пасху.
Известный литератор имел достаточно бурную личную жизнь. Он был официально женат два раза. Первый раз сочетался браком в 1908 году с Верой Абрамовой, отец которой был богатым чиновником.
Именно с супруги он писал главную героиню Геллю в произведении «Сто верст по реке». Александр Грин с Верой Абрамовой Семейная жизнь продлилась всего пять лет. Инициатором развода стала супруга, которой порядком поднадоели выходки мужа, его неуправляемость и непредсказуемость.
Грин любил покутить, и это тоже не делало Веру счастливой женщиной. Писатель предпринимал несколько попыток, чтобы вернуть жену, он посвящал ей свои книги, одна из них вышла с эпиграммой — «Единственному моему другу». Но Абрамова оставалась непреклонна и развод состоялся.
Наверное, писатель очень любил свою жену, потому что до последних дней носил с собой ее портрет. Несмотря на все это, в 1921-м в личной жизни Александра появляется Нина Миронова, ставшая его второй женой. С ней он прожил до самой смерти.
Этот брак был счастливым, супруги жили в любви и понимании. Когда во время войны полуостров оккупировали немцы, женщину отправили на принудительные работы в Германию. После победы Нина вернулась в Союз, но ее ждало обвинение в измене и десять лет лагерей.
Жены писателя знали друг друга, сдружились после его смерти, и все трудности старались преодолеть вместе. Смерть Сердце известного писателя Александра Грина остановилось 8 июля 1932 года. Он умер от онкологии, доктора диагностировали у него рак желудка.
Местом упокоения прозаика стал Старый Крым, его могилу украшает необычный памятник в виде героини самого известного произведения автора — «Бегущая по волнам». Его книги не печатали. Кто сумел разглядеть в них антисоветскую подоплеку и назвать их далекими от пролетарских идей, так и осталось тайной.
Но факт остается фактом, только после смерти Сталина произведения Грина попали на полки магазинов, а сам писатель был реабилитирован.
Просто некоторым людям нравятся читать ночью, днём, у них возникает желание что-то почитать, когда они устали или им просто скучно или надоело играть в игры. Я признаюсь тоже не очень люблю читать когда меня заставляют насильно, а я люблю, когда у меня желание возникает. И я заметила, когда я перестала читать чаще, то я стала совершать ошибки в словах, речь моя хорошо понизилась. А когда начала опять чаще читать, то всё стало ещё лучше.
Иногда попадаются нужные рассказы, от которых можно уснуть, а когда смешные, то можно поржать "как конь".
Героиня Ассоль и вырезанные персонажи Несомненно, главные герои повести «Алые паруса» — это Ассоль и капитан Артур Грей. Александр Грин симпатизирует романтическим персонажам из-за их непоколебимой веры в свою мечту. Жители города Каперна, которых автор показывает обывателями, ему неприятны. Они не поют, не читают сказок и даже считают Ассоль не от мира сего. Сергей Беляков Историк, литератор — Есть романтические персонажи, которые ему бесспорно симпатичны: Ассоль, ее отец и, конечно, Грей. Есть и персонажи второго плана, которые им противостоят. Мир жителей Каперны, которые не поют песен и не рассказывают сказок, — обывательский мир, которому противостоят романтические герои Грина.
Романтическим героям он, конечно, сочувствует, они у него побеждают пошлость и скуку этого обывательского мира. В повести «Алые паруса» были и два героя, которые со временем исчезли из черновиков Александра Грина. Герой-рассказчик и летающий человек Мас-Туэль, который обрел свой дар благодаря силе желания. По задумке писателя герой-рассказчик видит корабль с парусом, но из-за необычного солнечного эффекта парус кажется ему не белым, а почти алым. Он рассказывает эту историю Мас-Туэлю, а тот, в свою очередь, делится с ним историей Ассоль. Позже Грин принял решение отказаться от второстепенных героев, оставив только две сюжетные линии — Ассоль и Грея. Вероятно, автор решил убрать Мас-Туэля из-за того, что его способности были слишком фантастические и затмили бы собой основную идею, которую он донес до читателя на примере Ассоль и капитана Грея. Кстати, в многочисленных черновиках автора «Алых парусов» можно найти и совсем другое имя главной героини — Аюта.
Почему Александр Грин сделал паруса алыми? Первое название повести — «Красные паруса». А первое место действия — революционный Петроград. Александр Грин вдохновенно встретил февральскую революцию, но к октябрьской его настроение резко изменилось.
Мы не отвечаем за работу розничных и интернет-магазинов. В карточке книги вы можете узнать, в каком интернет-магазине книга в наличии, сколько она стоит и перейти к покупке. Информацию о том, где еще можно купить наши книги, вы найдете в разделе «Где купить». Если у вас есть вопросы, замечания и пожелания по работе и ценовой политике магазинов, где вы приобрели или хотите приобрести книгу, пожалуйста, направляйте их в соответствующий магазин.
Мы уважаем законы РФ Запрещается публиковать любые материалы, которые нарушают или призывают к нарушению законодательства Российской Федерации. Удалить из избранного.
"Алые паруса"
Грин обдумывал и писал «Алые паруса» среди смерти, голода и тифа. «Алые паруса» – культовое произведение российского писателя Александра Грина (настоящая фамилия – Гриневский). За свою жизнь Александр Грин написал более 400 произведений, но самое любимое и известное — это сказочная феерия «Алые паруса». В ролях: Анастасия Вертинская, Василий Лановой, Елена Черемшанова и др. Особенно это справедливо по отношению к его главному произведению — повести-феерии «Алые паруса». Первые заметки, относящиеся к "Алым парусам", Александр Грин начал делать в 1916 году.
Алые паруса - слушать онлайн аудиокнигу Александра Грина
чудесную романтическую историю о любви капитана Грэя и прекрасной девушки Ассоль - в бурное революционное время начала двадцатого века. поделка и Грин ее не писал - уж больно слащавый текст. Однако в 1953 году (к сожалению, уже после смерти автора) запрет сняли, и «Алые паруса» начали издавать миллионными тиражами. На тему "Алых парусов" писали песни Владимир Ланцберг, Юрий Чернавский и Алексей Свиридов. Александр Грин «Алые паруса» написал как повесть-феерию с элементами неоромантизма и символизма. Однако в 1953 году (к сожалению, уже после смерти автора) запрет сняли, и «Алые паруса» начали издавать миллионными тиражами.
Алые паруса
Выставку дополнят красочные афиши, выпущенные в канун экранизации повести и предоставленные на мероприятии отделом эстампов и фотографий. Выставка продолжит работу до 31 августа 2023 года. Фотография предоставлена организаторами.
Вот как начинается написанный в одно время с «Алыми парусами» рассказ «Корабли в Лиссе», который сам Грин считал одним из самых удачных своих произведений: «Есть люди, напоминающие старомодную табакерку. Взяв в руки такую вещь, смотришь на нее с плодотворной задумчивостью. Она — целое поколение, и мы ей чужие. Табакерку помещают среди иных подходящих вещиц и показывают гостям, но редко случится, что ее собственник воспользуется ею как обиходным предметом. Столетия остановят его? Или формы иного времени, так обманчиво схожие — геометрически — с формами новыми, настолько различны по существу, что видеть их постоянно, постоянно входить с ними в прикосновение — значит незаметно жить прошлым? Может быть, мелкая мысль о сложном несоответствии?
Трудно сказать. Раз и навсегда, в детстве ли или в одном из тех жизненных поворотов, когда, складываясь, характер как бы подобен насыщенной минеральным раствором жидкости: легко возмути ее — и вся она в молниеносно возникших кристаллах застыла неизгладимо... Ее требования наивны и поэтичны: цельность, законченность, обаяние привычного, где так ясно и удобно живется грезам, свободным от придирок момента. Такой человек предпочтет лошадей — вагону; свечу — электрической груше; пушистую косу девушки — ее же хитрой прическе, пахнущей горелым и мускусным; розу — хризантеме; неуклюжий парусник с возвышенной громадой белых парусов, напоминающий лицо с тяжелой челюстью и ясным лбом над синими глазами, предпочтет он игрушечно-красивому пароходу. Внутренняя его жизнь по необходимости замкнута, а внешняя состоит во взаимном отталкивании». Глубокие наблюдения, сильные образы, очевиден писательский ум, а не только талант. Но читать, вникать в суть — трудно. Текст как спрессованная глина... Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой, он не увидел, как всегда еще издали, на пороге дома свою жену Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания.
Вместо нее, у детской кроватки — нового предмета в маленьком доме Лонгрена — стояла взволнованная соседка. Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо, сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду, затем сел, потупился и стал крутить ус. Ус был мокрый, как от дождя». Кажется, сам Грин не называл свои «Алые паруса» феерией, ограничиваясь жанром «повесть». Мне определение «феерия» тоже не нравится. Скорее, поэма в прозе... Мы, советские дети 1970-х, жили словно бы окутанные алыми парусами. Для наших родителей одним из символов оттепели был фильм по этой повести с Анастасией Вертинской и Василием Лановым в главных ролях, они слушали рок-оперу «Алые паруса», в газете «Комсомольская правда» первым делом искали полосу «Алый парус»; когановская пиратская бригантина подымала именно алые паруса... И книга Грина была у них всегда рядом — ею лечились, укреплялись, черпали из нее силы. Меня она с того самого детства раздражала, но и притягивала.
И я часто ее перечитывал, злясь на себя, на автора, на родителей. Но магия, или, как нынче принято говорить, химия, не отпускала. И вот после сорока лет пребывания на Земле, написав кучу, как я считаю, беспощадно-честных книг, нигде не отступив от правды жизни, мне захотелось создать нечто подобное «Алым парусам». И я понимаю, как это сложно, почти невозможно.
Романы, повести, рассказы А. Грина открыли для меня душу Севастополя, его свет, цвета, воздух, — рассказывает художник. Он утверждает, что страна Гринландия существует, но сам Грин в романе называет ее Гринлендс. Я же сопоставлял настоящие улицы с улицами, описанными Грином.
С феодосийскими музейщиками было много сложных разговоров на эту тему. Они ревностно отнеслись к тому, что именно я нашел и описал Гринландию, — рассказывает В. В 2018 году в свет выходит книга художника «Гриновские места в Севастополе», в которой на карте страны Гринландии проявлены севастопольские мотивы. Гриновская тема — основная в творчестве В. Его волшебные пейзажи узнаваемы, но никогда вы не найдете той точки, с которой они были написаны, поскольку места придуманы художником и изображены такими, какими хочет их видеть он. К сожалению, уже долгое время фрегат приписан к порту Сочи. Тем не менее до начала СВО парусник часто швартовался на центральной пристани Севастополя возле пл. Нахимова, и поэтому жители города до сих пор считают его севастопольским.
В августе 2021 года для участия в фестивале «Таврида» парусник «Херсонес» впервые был оснащен алыми парусами. Он пришел в бухту Капсель под Судаком, где вместе с инсталляциями «Ассоль» и «Человек, смотрящий в море» дополнил масштабную композицию, посвященную знаменитому произведению А. Тогда, по словам капитана парусно-учебного судна «Херсонес» Александра Онищенко, перевооружение белых парусов на красные было осуществлено силами экипажа за 10 дней, хотя по нормативам производится командой за 25 дней. В настоящее время парусник «Херсонес» постоянно ходит под алыми парусами. Когда же люди видят приближающийся к берегам корабль под алыми парусами, они испытывают настоящий восторг: кричат, машут руками, всячески приветствуют, запускают фейерверки, — делится эмоциями капитан. Он и сам любитель творчества А. Грина, прочитал его книги от корки до корки. Онищенко уверен, что человеку нужна сказка, и парусник «Херсонес» под алыми парусами дарит ее людям.
Свою книгу Александр Грин посвятил любимой жене Нине. До своего последнего вздоха великий и многострадальный писатель не утратил веру в лучшее, надежду и силу духа. Именно этими чувствами пронизана и вся повесть. Почему «Алые паруса» — повесть-феерия? Жанр «Алых парусов» — повесть-феерия. Такие произведения представляют собой сказочное повествование с фантастическим сюжетом.
Историк и литератор Сергей Беляков заметил, что «Алые паруса» — нетипичное произведение этого жанра. С одной стороны, действия повести происходят в сказочных обстоятельствах, но с другой, эта история не такая чудесная. Сергей Беляков Историк, литератор — Это своеобразная сказка, она не совсем волшебная, если не считать предсказания, которое Ассоль услышала в детстве. Ведь там почти нет мистики, нет сверхъестественного. Есть, как будто бы, цепь случайностей, которая и образует эту сказку. Поэтому это и феерия, и романтически-сентиментальная повесть.
Обязательная часть таких представлений — зрелищные визуальные решения, танцы и музыка. Пример такого действа — балет «Спящая красавица» в постановке Мариуса Петипа. В кинематографе феерии были очень популярны в начале XX века, до страшных событий Первой мировой войны. Героиня Ассоль и вырезанные персонажи Несомненно, главные герои повести «Алые паруса» — это Ассоль и капитан Артур Грей. Александр Грин симпатизирует романтическим персонажам из-за их непоколебимой веры в свою мечту. Жители города Каперна, которых автор показывает обывателями, ему неприятны.
Они не поют, не читают сказок и даже считают Ассоль не от мира сего.
История праздника «Алые паруса»
Лишь единицы — краеведы, любители истории и творчества Грина приходят сами и приводят в музей своих друзей. Кажется, В. Адеев может говорить о писателе бесконечно. По его убеждению, где бы ни был Грин в Севастополе и что бы с ним ни случалось здесь, всё он перенес на страницы своих произведений. Он не любил морального насилия над собой. Это его возмущало, из-за этого он часто попадал в критические ситуации. Конечно, Грин не сразу начал писать свою Гринландию.
Вначале были тексты, связанные с революционной деятельностью. Но, находясь в тюрьме, он начинает думать о той, другой стране, которую будут строить после революции, — считает В. Адеев и добавляет: — Не будь Севастополя, не будь тюрьмы — не было бы и Грина писателя. В 1905 году А. Грин переезжает из Севастополя в Петербург уже другим человеком, он — охваченный жаждой писать. Гриновский художник Владимир Адеев В.
Адеев — член Союза художников России — родился в 1949 году, в Севастополь из Ялты семья художника перебралась в 53-м. Я начал иллюстрировать произведения писателя, когда учился в художественной школе, и по сей день иллюстрирую его повести. Художник Вячеслав Яковлев как-то давно сказал мне: ты рисуешь гриновские места и вроде как бы стесняешься в этом признаться. Если тебе нравится Грин, то и пиши картины в этом духе. После его слов всё стало на свои места: мое видение обрело очертания гриновской страны. Романы, повести, рассказы А.
Грина открыли для меня душу Севастополя, его свет, цвета, воздух, — рассказывает художник.
Он не взял денег назад и не хотел более говорить об этом. Его мать была одною из тех натур, которые жизнь отливает в готовой форме. Она жила в полусне обеспеченности, предусматривающей всякое желание заурядной души, поэтому ей не оставалось ничего делать, как советоваться с портнихами, доктором и дворецким. Но страстная, почти религиозная привязанность к своему странному ребенку была, надо полагать, единственным клапаном тех ее склонностей, захлороформированных воспитанием и судьбой, которые уже не живут, но смутно бродят, оставляя волю бездейственной. Знатная дама напоминала паву, высидевшую яйцо лебедя. Она болезненно чувствовала прекрасную обособленность сына; грусть, любовь и стеснение наполняли ее, когда она прижимала мальчика к груди, где сердце говорило другое, чем язык, привычно отражающий условные формы отношений и помышлений.
Так облачный эффект, причудливо построенный солнечными лучами, проникает в симметрическую обстановку казенного здания, лишая ее банальных достоинств; глаз видит и не узнает помещения: таинственные оттенки света среди убожества творят ослепительную гармонию. Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге — их сила в чувстве, не в самих них. Она решительно не могла в чем бы то ни было отказать сыну. Она прощала ему все: пребывание в кухне, отвращение к урокам, непослушание и многочисленные причуды. Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить на любой лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть, что ему вздумается. Его отец некоторое время боролся с этим, но уступил — не принципу, а желанию жены. Он ограничился удалением из замка всех детей служащих, опасаясь, что благодаря низкому обществу прихоти мальчика превратятся в склонности, трудно-искоренимые.
В общем, он был всепоглощенно занят бесчисленными фамильными процессами, начало которых терялось в эпохе возникновения бумажных фабрик, а конец — в смерти всех кляузников. Кроме того, государственные дела, дела поместий, диктант мемуаров, выезды парадных охот, чтение газет и сложная переписка держали его в некотором внутреннем отдалении от семьи; сына он видел так редко, что иногда забывал, сколько ему лет. Таким образом, Грэй жил в своем мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромнопестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником. Ему шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и тем получив стройное выражение стали неукротимым желанием.
До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада — просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол — во множестве садов иных, и вдруг увидел их ясно, все — в прекрасном, поражающем соответствии. Это случилось в библиотеке. Ее высокая дверь с мутным стеклом вверху была обыкновенно заперта, но защелка замка слабо держалась в гнезде створок; надавленная рукой, дверь отходила, натуживалась и раскрывалась. Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть в библиотеку, его поразил пыльный свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре верхней части оконных стекол. Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода. Темные ряды книжных шкапов местами примыкали к окнам, заслонив их наполовину, между шкапов были проходы, заваленные грудами книг. Там — раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами, там — свитки, перевязанные золотым шнуром; стопы книг угрюмого вида; толстые пласты рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь — чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты; разнообразие переплетов, грубых, нежных, черных, пестрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких.
Шкапы были плотно набиты книгами. Они казались стенами, заключившими жизнь в самой толще своей. В отражениях шкапных стекол виднелись другие шкапы, покрытые бесцветно блестящими пятнами. Огромный глобус, заключенный в медный сферический крест экватора и меридиана, стоял на круглом столе. Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону.
Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух. Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном.
Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека он расставил ноги, взмахнув руками ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что? Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину.
Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла. Грэй несколько раз приходил смотреть эту картину.
Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя. В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. Там, сея за кормой пену, двигались корабли. Часть их теряла паруса, мачты и, захлебываясь волной, опускалась в тьму пучин, где мелькают фосфорические глаза рыб. Другие, схваченные бурунами, бились о рифы; утихающее волнение грозно шатало корпус; обезлюдевший корабль с порванными снастями переживал долгую агонию, пока новый шторм не разносил его в щепки. Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом; экипаж, сидя за трактирным столом, воспевал плавание и любовно пил водку.
Были там еще корабли-пираты, с черным флагом и страшной, размахивающей ножами командой; корабли-призраки, сияющие мертвенным светом синего озарения; военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли с мрачной тайной и бунтами; корабли открытий и корабли приключений. В этом мире, естественно, возвышалась над всем фигура капитана. Он был судьбой, душой и разумом корабля. Его характер определял досуга и работу команды. Сама команда подбиралась им лично и во многом отвечала его наклонностям. Он знал привычки и семейные дела каждого человека. Он обладал в глазах подчиненных магическим знанием, благодаря которому уверенно шел, скажем, из Лиссабона в Шанхай, по необозримым пространствам.
Он отражал бурю противодействием системы сложных усилий, убивая панику короткими приказаниями; плавал и останавливался, где хотел; распоряжался отплытием и нагрузкой, ремонтом и отдыхом; большую и разумнейшую власть в живом деле, полном непрерывного движения, трудно было представить. Эта власть замкнутостью и полнотой равнялась власти Орфея. Такое представление о капитане, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли, по праву душевных событий, главное место в блистающем сознании Грэя. Никакая профессия, кроме этой, не могла бы так удачно сплавить в одно целое все сокровища жизни, сохранив неприкосновенным тончайший узор каждого отдельного счастья. Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди. Осенью, на пятнадцатом году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и проник за золотые ворота моря. Вскорости из порта Дубельт вышла в Марсель шхуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой девочки.
Этот юнга был Грэй, обладатель изящного саквояжа, тонких, как перчатка, лакированных сапожков и батистового белья с вытканными коронами. В течение года, пока «Ансельм» посещал Францию, Америку и Испанию, Грэй промотал часть своего имущества на пирожном, отдавая этим дань прошлому, а остальную часть — для настоящего и будущего — проиграл в карты. Он хотел быть «дьявольским» моряком. Он, задыхаясь, пил водку, а на купаньи, с замирающим сердцем, прыгал в воду головой вниз с двухсаженной высоты. По-немногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб. Капитан «Ансельма» был добрый человек, но суровый моряк, взявший мальчика из некоего злорадства.
В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя, как месяца через два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: — «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина, пальцы не разгибаются, голова трещит, а ноги трясутся. Все эти мокрые канаты в два пуда на весу рук; все эти леера, ванты, брашпили, тросы, стеньги и саллинги созданы на мучение моему нежному телу. Я хочу к маме». Выслушав мысленно такое заявление, капитан Гоп держал, мысленно же, следующую речь: — «Отправляйтесь куда хотите, мой птенчик. Если к вашим чувствительным крылышкам пристала смола, вы можете отмыть ее дома одеколоном «Роза-Мимоза». Этот выдуманный Гопом одеколон более всего радовал капитана и, закончив воображенную отповедь, он вслух повторял: — Да. Ступайте к «Розе-Мимозе».
Между тем внушительный диалог приходил на ум капитану все реже и реже, так как Грэй шел к цели с стиснутыми зубами и побледневшим лицом. Он выносил беспокойный труд с решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой. Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что непридержанный у кнека канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица. Он молча сносил насмешки, издевательства и неизбежную брань, до тех пор пока не стал в новой сфере «своим», но с этого времени неизменно отвечал боксом на всякое оскорбление. Однажды капитан Гоп, увидев, как он мастерски вяжет на рею парус, сказал себе: «Победа на твоей стороне, плут». Когда Грэй спустился на палубу, Гоп вызвал его в каюту и, раскрыв истрепанную книгу, сказал: — Слушай внимательно! Брось курить!
Начинается отделка щенка под капитана. И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по книге древние слова моря. Это был первый урок Грэя. В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы». В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю.
Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я: приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я — в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок. Все было то же кругом; так же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; ее узор на фасаде здания сдвинулся и разросся. Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье. Она стояла перед распятием: ее страстный шепот был звучен, как полное биение сердца. Затем было сказано: — «и мальчику моему…» Тогда он сказал: — «Я …» Но больше не мог ничего выговорить.
Мать обернулась. Она похудела: в надменности ее тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращенной юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах — вот все. Но в эту минуту она жила сильнее и лучше, чем за всю жизнь. Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упреков и возражений, но про себя — во всем, что он утверждал, как истину своей жизни, — видела лишь игрушки, которыми забавляется ее мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли.
Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день, взяв крупную сумму денег, он вернулся в Дубельт и сказал капитану Гопу: «Благодарю. Вы были добрым товарищем. Прощай же, старший товарищ, — здесь он закрепил истинное значение этого слова жутким, как тиски, рукопожатием, — теперь я буду плавать отдельно, на собственном корабле». Гоп вспыхнул, плюнул, вырвал руку и пошел прочь, но Грэй, догнав, обнял его. И они уселись в гостинице, все вместе, двадцать четыре человека с командой, и пили, и кричали, и пели, и выпили и съели все, что было на буфете и в кухне. Прошло еще мало времени, и в порте Дубельт вечерняя звезда сверкнула над черной линией новой мачты. То был «Секрет», купленный Грэем; трехмачтовый галиот в двести шестьдесят тонн.
Так, капитаном и собственником корабля Артур Грэй плавал еще четыре года, пока судьба не привела его в Лисс. Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками. Рассвет Струя пены, отбрасываемая кормой корабля Грэя «Секрет», прошла через океан белой чертой и погасла в блеске вечерних огней Лисса. Корабль встал на рейде недалеко от маяка. Десять дней «Секрет» выгружал чесучу, кофе и чай, одиннадцатый день команда провела на берегу, в отдыхе и винных парах; на двенадцатый день Грэй глухо затосковал, без всякой причины, не понимая тоски. Еще утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день начался в черных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием.
Тогда он занялся делом. В сопровождении боцмана Грэй осмотрел корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос, почистить клюзы, переменить кливер, просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда. Под вечер он уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок, возникающих в его зыбких слоях.
Табак страшно могуч; как масло, вылитое в скачущий разрыв волн, смиряет их бешенство, так и табак: смягчая раздражение чувств, он сводит их несколькими тонами ниже; они звучат плавнее и музыкальнее. Поэтому тоска Грэя, утратив наконец после трех трубок наступательное значение, перешла в задумчивую рассеянность. Такое состояние длилось еще около часа; когда исчез душевный туман, Грэй очнулся, захотел движения и вышел на палубу. Была полная ночь; за бортом в сне черной воды дремали звезды и огни мачтовых фонарей. Теплый, как щека, воздух пахнул морем. Грэй, поднял голову, прищурился на золотой уголь звезды; мгновенно через умопомрачительность миль проникла в его зрачки огненная игла далекой планеты. Глухой шум вечернего города достигал слуха из глубины залива; иногда с ветром по чуткой воде влетала береговая фраза, сказанная как бы на палубе; ясно прозвучав, она гасла в скрипе снастей; на баке вспыхнула спичка, осветив пальцы, круглые глаза и усы.
Грэй свистнул; огонь трубки двинулся и поплыл к нему; скоро капитан увидел во тьме руки и лицо вахтенного. Пусть возьмет удочки. Он спустился в шлюп, где ждал минут десять. Летика, проворный, жуликоватый парень, загремев о борт веслами, подал их Грэю; затем спустился сам, наладил уключины и сунул мешок с провизией в корму шлюпа. Грэй сел к рулю. Капитан молчал. Матрос знал, что в это молчание нельзя вставлять слова, и поэтому, замолчав сам, стал сильно грести.
Грэй взял направление к открытому морю, затем стал держаться левого берега. Ему было все равно, куда плыть. Руль глухо журчал; звякали и плескали весла, все остальное было морем и тишиной. В течение дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что все это составило бы не одну толстую книгу. Лицо дня приобретает определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий, подобные внушению аромата.
Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: — «Я жду, я вижу, я скоро узнаю …», — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в отношении архитектурного замысла. В этих веяниях была еще сила светлого возбуждения. Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан, явственный, как присутствие спящего человека.
Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось. Матрос неопределенно хмыкнул. Загвоздистый капитан. Впрочем, люблю его. Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща.
Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитый дымом, сверкая, дрожал воздух. Грэй сел у костра. Кстати, ты взял не хинную, а имбирную. Только было темно, а я торопился. Имбирь, понимаете, ожесточает человека. Когда мне нужно подраться, я пью имбирную.
Пока капитан ел и пил, матрос искоса посматривал на него, затем, не удержавшись, сказал: — Правда ли, капитан, что говорят, будто бы родом вы из знатного семейства? Бери удочку и лови, если хочешь. Не знаю. Может быть. Но… потом. Летика размотал удочку, приговаривая стихами, на что был мастер, к великому восхищению команды: — Из шнурка и деревяшки я изладил длинный хлыст и, крючок к нему приделав, испустил протяжный свист. Наконец, он ушел с пением: — Ночь тиха, прекрасна водка, трепещите, осетры, хлопнись в обморок, селедка, — удит Летика с горы!
Грэй лег у костра, смотря на отражавшую огонь воду. Он думал, но без участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит его; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей. Она бродит в душе вещей; от яркого волнения спешит к тайным намекам; кружится по земле и небу, жизненно беседует с воображенными лицами, гасит и украшает воспоминания. В облачном движении этом все живо и выпукло и все бессвязно, как бред. И часто улыбается отдыхающее сознание, видя, например, как в размышление о судьбе вдруг жалует гостем образ совершенно неподходящий: какой-нибудь прутик, сломанный два года назад. Так думал у костра Грэй, но был «где-то» — не здесь. Локоть, которым он опирался, поддерживая рукой голову, просырел и затек.
Бледно светились звезды, мрак усилился напряжением, предшествующим рассвету. Капитан стал засыпать, но не замечал этого. Ему захотелось выпить, и он потянулся к мешку, развязывая его уже во сне. Затем ему перестало сниться; следующие два часа были для Грэя не долее тех секунд, в течение которых он склонился головой на руки. За это время Летика появлялся у костра дважды, курил и засматривал из любопытства в рот пойманным рыбам — что там? Но там, само собой, ничего не было. Проснувшись, Грэй на мгновение забыл, как попал в эти места.
С изумлением видел он счастливый блеск утра, обрыв берега среди этих ветвей и пылающую синюю даль; над горизонтом, но в то же время и над его ногами висели листья орешника. Внизу обрыва — с впечатлением, что под самой спиной Грэя — шипел тихий прибой. Мелькнув с листа, капля росы растеклась по сонному лицу холодным шлепком. Он встал. Везде торжествовал свет. Остывшие головни костра цеплялись за жизнь тонкой струёй дыма. Его запах придавал удовольствию дышать воздухом лесной зелени дикую прелесть.
Летики не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку. Он тихо отвел рукой ветку и остановился с чувством опасной находки. Не далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую, лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль.
Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку. Грэй присел на корточки, заглядывая девушке в лицо снизу и не подозревая, что напоминает собой фавна с картины Арнольда Беклина. Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй все еще сидел в той же малоудобной позе. Все спало на девушке: спали темные волосы, спало платье и складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в силу сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его теплую подмывающую волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: — «Капитан, где вы? Когда он наконец встал, склонность к необычному застала его врасплох с решимостью и вдохновением раздраженной женщины. Задумчиво уступая ей, он снял с пальца старинное дорогое кольцо, не без основания размышляя, что, может быть, этим подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии. Он бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка.
Мизинец нетерпеливо двинулся и поник. Взглянув еще раз на это отдыхающее лицо, Грэй повернулся и увидел в кустах высоко поднятые брови матроса. Летика, разинув рот, смотрел на занятия Грэя с таким удивлением, с каким, верно, смотрел Иона на пасть своего меблированного кита. Что, хороша? Я поймал четыре мурены и еще какую-то толстую, как пузырь. Уберемся отсюда. Они отошли в кусты.
Им следовало бы теперь повернуть к лодке, но Грэй медлил, рассматривая даль низкого берега, где над зеленью и песком лился утренний дым труб Каперны. В этом дыме он снова увидел девушку. Тогда он решительно повернул, спускаясь вдоль склона; матрос, не спрашивая, что случилось, шел сзади; он чувствовал, что вновь наступило обязательное молчание. Уже около первых строений Грэй вдруг сказал: — Не определишь ли ты, Летика, твоим опытным глазом, где здесь трактир? Ничего больше, как голос сердца. Они подошли к дому; то был действительно трактир Меннерса. В раскрытом окне, на столе, виднелась бутылка; возле нее чья-то грязная рука доила полуседой ус.
Хотя час был ранний, в общей зале трактирчика расположилось три человека.
Единственной возможной верой человека феерия провозглашала веру в мечту, осуществляемую другим человеком. Бондаренко же пишет так: «Первое, что бросается в глаза - это название приморского городка, родины Ассоли - Каперна. Для меня Каперна и Капернаум сразу же становятся тождественными, поскольку миф Грина о первом городе тождественен евангельскому мифу о втором. И мифы эти, стоит напомнить, - вовсе не несбывшееся, нереальное, но, наоборот, самая объективная реальность. Созвучие и сходство одного и другого города несомненно подразумевалось Грином, а что до других поразительных совпадений, то они могут быть и непреднамеренными, но все же являются необходимой частью мозаики мифов, а стало быть, появляются неспроста. Капернаум в Евангелии - место проповеди Спасителя, город, где Им было сотворено множество чудес.
Но в жестоких сердцах жителей города и проповедь, и чудеса не пробудили ни веры, ни любви, ни покаяния, только страх охватил горожан. Подобно этому все жители гриновской Каперны со страхом и возмущением встречают чудо корабля под алыми парусами, чудо любви. Грина обвиняли и продолжают обвинять в человеконенавистничестве, в презрении к обывателю, далекому от фантазий его «недотрог». Но вспомним гневные слова Христа, обращенные к Капернауму и его жителям: «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься» Mф 11:23. Другое важное место в «Алых парусах», которое вызывало много споров - это та сцена, когда на глазах у Лонгрена гибнет Меннерс, и тот не делает ничего для того, чтобы его спасти. И вот как критик комментирует этот эпизод: «Говорили о жесткости, даже жестокости Грина, о том, что герои его не следуют заповеди «не убий». И как вообще можно говорить о христианстве и гуманизме Грина?
Этот момент долго смущал меня, и мне казалось, что и сам писатель понимает безрассудную жестокость своего героя. Как сказал Лонгрен: «Черную игрушку я сделал, Ассоль». Объяснение снова приходит из Евангелия, из слов проповеди Спасителя в приморском Капернауме: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» Mф 18, 5. Так и злосчастный Меннерс находит смерть за обиду женщины и ребёнка. Для нас важно, что именно в Капернауме звучат слова Спасителя: «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» Мф 18:3-4. Ассоль и есть то дитя, что поставил Спаситель между своими учениками.
Ассоль из Каперны, бесхитростно молящаяся своему Богу утром: «Здравствуй, Бог! Как же относиться к такому подходу? Действительно ли феерия Грина - это зашифрованное Евангелие? Ставил ли Грин такую задачу? Думаю, то, что увидели в «Алых парусах» уважаемые авторы, есть скорее результат их доброжелательного, но иногда вольного толкования. Грин и в самом деле писал и жил по своим правилам. Так же, как и его герои.
Но считать их христианскими? Все вышеприведенные построения весьма любопытны, но оба пишущих не приводят в своих статьях ключевую сцену из «Алых парусов», прямо, а не иносказательно, касающуюся Христа. Эта живость, эта совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни; тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, т. В таком виде он находил картину более сносной. Увлеченный своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил: - Зачем ты испортил картину? Я этого не хочу».
Это очень по-гриновски, очень трогательно и по-человечески понятно, особенно если учесть, что речь идет о порыве восьмилетнего мальчика. Но примечательно, что процитированные выше критики не пишут об этом ключевом эпизоде, потому что он уводит от христианского миропонимания и не укладывается в концепцию «Алых парусов» как книги, по духу близкой к евангельской. Скорее наоборот. И если не подменять факты их интерпретацией, то следует признать: сам Грин в образе Грэя не имел в виду Жениха, и то царство, куда увозит капитан «Секрета» Ассоль, не есть Царство Небесное. Да и Каперна, если уж на то пошло, скорее, берет начало не от евангельского Капернаума, а от одноименного петербургского кабака «Капернаум», завсегдатаем которого был до революции Грин.
Нина-Ассоль скончалась 27 сентября 1970 года. А Грина стали издавать миллионными тиражами, до сих пор с успехом по телеканалам повторяют замечательный фильм «Алые паруса» с Анастасией Вертинской в главной роли. Корабль с алыми парусами каждое лето входит в Неву, на праздник выпускников петербургских школ…. Хорошо бы при этом из репродукторов звучали слова писателя: «… Я понял одну нехитрую истину.
Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное — получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя. Когда начальник тюрьмы сам выпустит заключённого, когда миллиардер подарит писцу виллу, опереточную певицу и сейф, а жокей хоть раз попридержит лошадь ради другого коня, которому не везёт, — тогда все поймут, как это приятно, как невыразимо чудесно. Но есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение, и — вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим — значит владеть всем». Тяга к романтике неистребима в душе русского человека.
Александр Степанович Грин
| Почему «Алые паруса» с нами навсегда? | «Алые паруса» – повесть-феерия русского писателя, прозаика, поэта, представителя неоромантической школы Александра Грина (Александр Степанович Гриневский) (1880-1932). |
| 100 лет феерии Александра Грина «Алые паруса». История о сбывшейся мечте. Юбиляр под обложкой | Новелла «Алые паруса» впервые опубликована в 1923 году. Автор стремился показать в своём произведении возможность победы мечты над будничностью. |
| Алые паруса - слушать аудиокнигу Грина | В окончательный вариант «Алых парусов» этот герой, как и писатель Гирам, не вошел. |
| Краткая история создания повести «Алые паруса» Александра Грина | О том, кто написал «Алые паруса», в советскую эпоху знали даже школьники. |
| Алые паруса (повесть) | «Алые паруса» — это история любви, почти за вековое свое существование ставшая такой же классической и известной, как истории Ромео и Джульетты или Орфея и Эвридики. |
Читать книгу: «Алые паруса»
Произведение: Алые паруса. Автор: Грин Александр Степанович. Судьба Грина, история повести алые паруса, особенности алых парусов, образы ассоль и грэя. Алые паруса» повесть-феерия Александра Грина о непоколебимой вере в чудо и всепобеждающей, возвышенной мечте, написанная в годах. «Известия» предложили зрителям «Алых парусов» поделиться своими романтическими историями. Критики не считают «Алые паруса» лучшим произведением писателя, но читатели иного мнения.
Первой публикации повести «Алые паруса» - 100 лет
В 1916–1922 годах Грин написал повесть «Алые паруса», которая его прославила. чудесную романтическую историю о любви капитана Грэя и прекрасной девушки Ассоль - в бурное революционное время начала двадцатого века. История «Алых парусов» берет начало в далеком 1968-м.