Ученого и писателя Александра Зиновьева с семьей (женой Ольгой Мироновной и дочерью Полиной) выслали из СССР «за измышления о советской действительности и враждебную. 29 октября известному социологу и писателю Александру Зиновьеву исполнилось бы 90 лет.
Столетие Александра Зиновьева торжественно отметили в Москве - Россия 24
Межрегиональный центр науки и культуры «ЗИНОВЬЕВ-ЦЕНТР» – первый шаг к созданию Международного центра имени нашего великого соотечественника Александра. Кстати, Петра Капицу и Александра Зиновьева одновременно в 1974 году избрали в Академию наук Финляндии. Александр Александрович Зиновьев — выдающийся философ, социолог, писатель и публицист. В 1978 году Зиновьев был выслан из СССР из-за опубликованной на западе.
Почитайте Зиновьева
Поэзия и изобразительное творчество мыслителя дополняют образ того, что именуется феноменом Зиновьева. Жизнь и судьба мыслителя уникальны. Храбрый, бесстрашный Зиновьев — гвардии капитан штурмовой авиации — участвовал в боях за освобождение Берлина, Будапешта, Кракова. Роман «Зияющие высоты», а позже и «Желтый дом» Александра Зиновьева, профессора, доктора философии, заведующего кафедрой логики в МГУ, читала вся интеллектуальная мировая элита. После публикации романа «Зияющие высоты» в Швейцарии, переведенного на 26 языков, мыслящий мир следил за обширным литературным творчеством и публицистикой Зиновьева и за его человеческой судьбой на протяжении всей его жизни.
Зиновьева тема поиска выхода из тупика современной цивилизации как западной, так и российской. В фильме использованы кино-видеоматериалы интервью, бытовые и любительские съёмки , охватывающие последние 40 лет жизни А.
Зиновьева, анимированы известные живописные и графические работы А. Часть материалов обнародуется впервые.
И, конечно, мы будем помнить Александра Александровича Зиновьева как мужественного, несгибаемого, обладающего огромным внутренним достоинством человека.
Уверен, что памятный вечер с участием общественных деятелей, представителей науки и культуры станет одним из ярких, запоминающихся мероприятий, приуроченных к юбилею Александра Зиновьева». В течение всего 2022 года в России была проведена серия мероприятий , посвященная ученому. Творческое наследие Александра Зиновьева включает в себя около 40 книг и охватывает ряд областей знания: социологию, социальную философию, математическую логику, этику, политическую мысль.
В этот период тот самый идеальный коммунизм, в который так верили многие, сильно контрастировал с действительностью: репрессии учащались, случаи несправедливого наказания никого не удивляли. Еще в школьные годы Александра и сторонников его взглядов посетила мысль убить Сталина, но к счастью, юноши не нашли оружие, поэтому идею пришлось оставить. В 1939 году, выступая на очередном комсомольском собрании, Зиновьев в чувствах высказал все, что копилось в его душе и голове насчет культа личности. Наказание не заставило себя долго ждать. И разговорчивого студента быстро исключили из комсомола, затем отчислили из института и направили к психиатру. Подросток подвергся жестким допросам, в ходе которых его переводили то на одну, то на другую квартиру ведомства.
Воспользовавшись удобным моментом, Александр сбежал. После этого в течение года ему пришлось скрываться и бродяжничать. В 1940 году Зиновьев оформил новый паспорт на фамилию Зеновьев, аргументируя это утерей документа. Так властям не удалось отыскать его и подвергнуть аресту. Во время военных событий Александра Александровича направили в кавалерийскую дивизию, затем он попал в танковый полк, а после этого побывал в авиационной школе в Ульяновске, где экстерном прошёл обучение и попал в запас. Повоевать в воздухе Зиновьеву было не суждено.
Он успел сделать несколько вылетов в течение двух последних месяцев войны, но все-таки был удостоен Красной Звезды. Этот город подарил ему знакомство с первой женой. Поэтому несостоявшуюся карьеру военного летчика Зиновьеву заменила семейная жизнь. В 1946 году Зиновьев решил уволиться из Вооруженных сил. Осуществив задуманное, он перевез маму и младших братьев в столицу, а сам восстановился на философском факультете МГУ. Обучал детей в школе, а наряду с этим сам учился в аспирантуре.
Тема его будущей диссертации была тесно связана с работами Карла Маркса о капитале. В 1952 году Александром Александровичем был организован Московский логический кружок, который посещали многие участники. Но с течением времени их взгляды на вопросы логики разошлись. Александр дважды пытался защитить кандидатскую, но оба раза его ждала неудача. Неизвестно, чем бы закончилась и третья попытка, если б настойчивого аспиранта не поддержал министр культуры Георгий Александров, вступившийся за Зиновьева по просьбе давнего друга Карла Кантора, которому когда-то давно помог Зиновьев. Этот период в стране характеризовался становлением логики как науки.
И Зиновьеву очень нравилось его дело. Первые его статьи отклонялись и не проходили в печать. Добиться желаемого результата получилось спустя полтора года. В период с 1960 по 1972 года активно публиковались статьи и монографические труды философа. За продуктивную работу Зиновьева удостоили степени доктора наук. Из учителя Александр Зиновьев вырос до преподавателя.
0 мыслей о “Завещание Александра Зиновьева”
- Александр Зиновьев - биография, новости, личная жизнь
- Александр Зиновьев. Россия все ближе к гибели и полному исчезновению
- Прогнозы Александра Зиновьева о будущем России и мира
- 0 мыслей о “Завещание Александра Зиновьева”
- Ольга Зиновьева: «Спасая мужа, я сильно покалечила агента КГБ»
- Зиновьев Александр Александрович
Правила комментирования
- "Приватизировал" Горького
- Содержание
- Александр Зиновьев - биография, новости, личная жизнь
- Основная навигация
- Памяти Александра Зиновьева » АПН - Агентство Политических Новостей
- Выступление Владимира Путина на «Валдае»: цитаты
Разместите свой сайт в Timeweb
- Конституция «лодырей»: детство будущего философа
- 15 цитат из книг Александра Зиновьева | Онлайн-журнал Эксмо
- Основная навигация
- Колокол Центрального телеграфа Москвы после реставрации вновь будет отбивать каждый час
- А. А. Зиновьев. Пророчества гения о России
100-летие Александра Зиновьева
Стал одним из символов возрождения философской мысли в Советском Союзе. После публикации на Западе книги «Зияющие высоты», полной острой сатиры и принесшей ему мировую известность, в 1978 году был выслан из страны. Вернулся в Россию через 21 год.
И это и сделало нашу страну великой». В честь празднования учреждены юбилейные медали «100 лет со дня рождения Александра Зиновьева». Средство массовой информации, Сетевое издание - Интернет-портал "Общественное телевидение России". Главный редактор: Игнатенко В.
Встречался с итальянским кардиналом Джанфранко Равази. В нашем доме был представлен весь мир... Алексей пригласил меня в Нижний, когда здесь проходил Всероссийский философский конгресс. Я проводила круглый стол, посвященный Александру Александровичу. Интерес у участников вызвала особенная глубина мысли Зиновьева и человечность. Он - человек мира. Философ, мыслитель, думатель, который разговаривал со всеми. Алексей Дьяконов: Митрополит Николай тоже образец человечности. Он был близок всем, кто с ним общался. Он тоже человек мира. Клуб имени митрополита Николая - площадка, где могут соединиться люди совершенно несовместимые. Владыка на церковные праздники собирал у себя людей, которые в другой ситуации никогда бы не сели за один стол. Ольга Зиновьева: По этому же принципу проходили наши журфиксы в Мюнхене, где встречались самые разные люди. Для нас не существовало сословности в отношениях. Алексей Дьяконов: Решающую роль играет сила личности. Мы говорим о трех сильных личностях, которые каждый в своей эпохе могли объединить людей в каком-то определенном контексте. А как, кстати, Александр Зиновьев к Горькому относился? Ольга Зиновьева: Как к собственности. Он делил писателей, художников, музыкантов, композиторов, ученых, архитекторов на своих и не своих. Свои - это те, чей авторитет, знания, уровень творчества он принимает. Горький, Чехов, Салтыков-Щедрин - свои. Петров-Водкин - свой художник. Предсказал трагическую судьбу Сирии В Нижнем Новгороде Максим Горький вместе с Валерием Чкаловым и Козьмой Мининым вошел в тройку лидеров акции по присвоению имен великих людей аэропортам. Вы бы за кого проголосовали? Ольга Зиновьева: Как вдова участника Великой Отечественной войны, летчика-штурмовика я должна была бы сказать "Чкалов". Но Горький - фигура, которая придала городу особое литературное узнавание. Михаил Фридман: Выбор имени должен быть связан не с популярностью личности, а с исторической потребностью.
Повторимся: он считал свою деятельность в конечном итоге полезной для того самого социума, который он отвергал. Это была, скажем так, позиция бойца, действующего «по обстановке» и своё понимание последней оценивающего куда выше любых приказов — особенно если есть подозрения в бездарности или продажности командования. Позиция эта, разумеется, опасная — поскольку отрыв от социума чаще всего означает включение в другой социум, иногда невидимый тому, кто к нему присоединяется, так сказать, спиной вперёд. Человек, воображающий себя волком-одиночкой, оказывается прикормленным и манипулируемым «полезным идиотом», действующим в интересах какой-нибудь коллективности, как правило, мерзкой. Именно это, к примеру, произошло с большинством советских диссидентов. Зиновьева, кстати, попользовали тоже. Осознал он это поздно — но хоть осознал. В конце жизни Александр Зиновьев всё-таки пришёл к удовлетворительному решению дихотомии «быть вне общества — действовать в интересах общества». Формула оказалась простой: можно быть вне социума, но вместе со своим народом: отвергая социальное единство, пребывать в единстве национальном. Например, в своих интервью он объяснял причину своего возращения в Россию так: «Мой народ оказался в грандиозной беде, и я хочу разделить его судьбу. С этой целью я и вернулся. Что я могу здесь сделать для моего народа? Я десятки лет работал как исследователь и социальных процессов, и исследователь самого это фактора понимания, о котором я говорю, я много сделал. Я хочу передать это моему народу, по крайней мере, тем, кто хочет это получить от меня и как-то использовать. Вот мое место. Я, конечно, чувствую себя в этом отношении одиноким, но я отдаю отчет в том, что это вполне естественно. С кого-то, все начинается все-таки с кого-то, с единицы. Пусть я буду этой исходной единицей». При всей кажущейся эмоциональности, это безупречно логичное рассуждение. В самом деле, современный россиянский «социум» — это тоже своего рода единство, но единство антинациональное, то самое, которое Пелевин ехидно описывал как «заговор против России, в котором участвует всё взрослое население России» добавим, участвует недобровольно и в большинстве случаев не сознательно, но участвует. Зиновьев в России был «со своим народом», но вне «российского общества» — настолько вне, что какой-нибудь бомж выглядел на его фоне куда более вписанным в коллективное тело эрефского «общества», полагающего бомжа своей необходимой частью. Во-первых, он начинал с марксизма, причём с марксизма в высшей степени талмудического. Школьником он переписал — пёрышком, от корки до корки — «Капитал» тем самым бессознательно исполнив мицву: переписать собственными руками Тору. Он долгое время пребывал в убеждении, что ничего более мощного, чем марксизм, человеческий гений не создавал». Впоследствии он сделал исключение для своего собственного учения. Для Щедровицкого сознание отдельного человека было не точкой свободы, а областью проектирования, строительства, при упрощении позиции — манипулирования. Механизмы индивидуального мышления, по Щедровицкому, являются чем-то простраиваемым, причём в ходе коллективной, по сути, практики. Что касается отношения к социальности, то Г. Решение не оригинальное, но эффективное, к тому же Щедровицкий реализовал его с блеском. На этом принципиальной решении — строить свой мир, а потом с его помощью менять мир окружающий — основаны странноватые «духовные практики» Московского методологического кружка: например, «организационно-деятельностные игры», направленные на метанойю, «перемену ума» участников согласно легенде, игры, на которых ни один из участников не тронулся умом «до клиники», считались неудачными. Впоследствии, уже после смерти Г. Они же впоследствии занялись — понятное дело, не самодеятельно, а под заказ — крупномасштабными социальными экспериментами в некоторых российских регионах. Но это всё было потом. Возвратимся на прежнее и поищем точки сходства. В ту пору и Щедровицкий, и Зиновьев сошлись в трёх важнейших вопросах: практически — о неприемлемости текущей реальности «как она есть» то есть в «антисталинизме», понимаемом очень широко , идеологически — об исторической обусловленности всех форм мышления то есть в том или ином понимании материализма , и исторически — о российском социализме. Сам Щедровицкий описывал консенсус по последнему вопросу так: «Мы оба считали, что социализм, сложившийся в России, носит, по сути дела, национально-русский характер, как ничто более соответствует культурным традициям и духу русского народа и, короче говоря, есть то самое, что ему нужно при его уровне самоорганизации, уровне культурного развития и т. И мы оба знали, что миллионы людей находятся в условиях подневольного труда или просто в концлагерях. И все это очень органично замыкалось общим пониманием принципа диктатуры, ее социально-организационных структур». Трудно сказать, разделял ли тогда Зиновьев эту типичную, то есть интеллигентскую и русофобскую, точку зрения. Во всяком случае, Георгий Щедровицкий понимал его так. Что не мешало ему и тогда, и в дальнейшем быть в некоторых отношениях очень советским человеком. Это, в частности, продемонстрировала жизненная траектория Г. Это было связано с разницей в исходных позициях. Щедровицкий вышел из среды творцов и главных выгодополучателей советской революции, а Зиновьев, как русский, принадлежал к её жертвам. Сам Щедровицкий прекрасно осознавал эту разницу в генезисе, разницу определяющую и абсолютную: «Для Давыдова, Ильенкова, Зиновьева, Мамардашвили и для многих других… определяющей действительностью, куда они помещали себя и где они существовали, была историческая действительность. У меня же это представление о себе было изначальным в силу положения семьи. Я по происхождению принадлежал к тем, кто делал историю». И ещё одно. Для Зиновьева время «создания теории всего» довольно быстро прошло. Для Щедровицкого оно продолжалось всю жизнь. Если коротко, то он понимал «методологию» как «мета-до-логию». Sapienti sat. Но, так или иначе, два неглупых человека нашли друг друга. В дальнейшем к ним присоединился Борис Грушин впоследствии сделавший крепкую советскую карьеру, выездной, один из организаторов ВЦИОМа, апологет «первоначального накопления», в 1993 году добравшийся аж до Президентского совета, зато потом ставший «убеждённым антиельцинистом» , а также Мераб Мамардашвили писать о котором я, пожалуй, побрезгую. С этих четырёх фамилий начался Московский логический кружок. Несмотря на дворовое происхождение — ну, собрались несколько молодых студентиков-аспирантиков и что-то там промеж собой непонятное крутят — кружок стал событием. У него даже появились конкуренты: «гносеологический кружок» Эвальда Ильенкова. О котором я тоже ничего говорить не буду — не от омерзения, а из жалости. Это был незаурядный человек, в силу своей природы не имевший иммунитета против духа времени. Самым известным его достижением стала статья «Идеальное» в Философской энциклопедии. Что касается Александра Зиновьева, то он удовлетворяться лаврами автора статьи в энциклопедии явно не собирался. Демобилизовался он с чемоданом рукописей, более или менее законченных. Одну из них — «Повесть о предателе» — он показал Константину Симонову и ещё одному товарищу. Симонову рукопись понравилась, и ему стало жаль автора — он понимал, что за это сажают. Поэтому он спросил Зиновьева, давал ли он ещё кому-нибудь рукопись. Тот назвал имя второго. Симонов скомандовал: «Беги и забери». Зиновьев послушался, утащил рукопись прямо со стола и уничтожил. К утру к нему пришли с обыском. Это надолго — но не навсегда — отбило ему вкус к изящной словесности. С тех пор он писал только философские труды. Ранним стартом это назвать никак нельзя. Но мы, как обычно, никак не выдерживаем хронологию — то поминаем диссертацию, то логический кружок, то поздние работы. Пора бы и честь знать. Так вот. В 1951 году Александр Зиновьев получил диплом с отличием и остался работать на кафедре в аспирантуре. К тому моменту знакомство с Щедровицким переросло в совместную деятельность, Московский логический кружок уже вовсю работал, привлекая неокрепшие умы. Под осторожным покровительством всё того же Войшвилло Зиновьев и компания обсуждали разные интересности. На скучной, как засохшая муха, кафедре логики началась какая-то жизнь. Для студентов того времени Зиновьев — один из кумиров, «борец с догматизмом» как тогда аккуратно называли легальных диссидентов. В 1954 он защищает уже упомянутую кандидатскую по диалектической логике, в 1955 — становится сотрудником Института философии Академии наук СССР, где работает год. После он начинает готовиться к докторской, которую и защитил в шестидесятом. Наступает время социального триумфа отщепенца. С момента защиты докторской диссертации он пишет и публикует серию книг, которые делают ему имя. Последней — или первой по счёту, если брать известность в широких кругах — стали «Зияющие высоты». Прежде чем приступить к анализу «литературной» кавычки тут уместны части творчества Зиновьева, имеет смысл ещё потоптаться на чисто философских его трудах. Достаточно привести список названий — «Философские проблемы многозначной логики» 1960 , «Логика высказываний и теория вывода» 1962 , «Основы научной теории научных знаний» 1967 , «Комплексная логика» 1970 , «Логика науки» 1972 , «Логическая физика» 1972 , «Нетрадиционная теория кванторов» 1973 , «Логика классов множеств » 1973 , «Очерк эмпирической геометрии» 1975 — чтобы понять: Зиновьев был, что называется, «интересным автором». Разумеется, «интересным» с советской точки зрения, когда просвещённая публика охотилась за томами «Истории античной эстетики» Лосева и взахлёб читала «умственные» статьи в «Литературной газете» где изредка дозволялось что-нибудь «этакое»: я, например, узнал о существовании Мартина Хайдеггера именно из статейки в ЛГ. Но всё ж по тем временам это было «ново и смело». Конечно же, Зиновьев был тщеславен. Он брал «горячие» темы и писал о вещах, которые, по его мнению, должны были задеть струны души. Это, в частности, привело его к ряду опрометчивых и даже конфузных шагов: например, к доказательству недоказуемости Великой теоремы Ферма. На самом деле, насколько я понял, Зиновьев построил вариант логической системы, в рамках которой утверждение, похожее на Великую теорему, и в самом деле недоказуемо. Это своё решение он упрямо публиковал, начиная с 1975 года, несколько раз, в том числе в иностранных изданиях. Интереса это не вызвало: ферматистов в мире хватает… Того же времени были и его разработки в области «логической физики» — давешняя статья о решении парадокса Зенона была как раз из этой серии. Итак, Зиновьев был «в успехе». Карьера шла вперёд: доктор наук, завкафедрой, старший научный сотрудник, наконец — профессор. В таком положении можно было позволять себе многое, в том числе легальную фронду, благо время подошло впоследствии Зиновьев назовёт это «временем кукишей», имея в виду интеллигентские фиги в кармане, которыми тогда обзавелись «все приличные люди». Вокруг профессора вьётся рой студентов и аспирантов, ловящих каждое его слово. Наконец, Зиновьев женится — на юной стенографистке Ольге Мироновне Сорокиной. К тому времени за плечами у профессора уже был один неудачный брак, но тут всё склалось. Тогда же он, наконец, получает отдельную квартиру, через какое-то время площадь расширяется за счёт квартиры умершего отца Ольги. Наконец, осуществляется мечта всей жизни — собственный кабинет, который тут же становится местом паломничества студентов, учеников и знакомых. Спустя годы Зиновьев заметит по этому поводу: «улучшение жилищных условий сыграло огромную роль в нарастании оппозиционных и бунтарских настроений в стране». IX ЧАСТЬ Теперь, наконец, можно приступить к главному — то есть к зиновьевским сочинениям литературного свойства «романами» это называть было бы неправильно. Первым и самым известным сочинением профессора логики стали «Зияющие высоты». Название Зиновьев придумал ещё в сорок пятом — когда ему в очередной раз зачесалось написать какую-нибудь гадость про «советских». При Сталине, разумеется, это было чистой воды самоубийством. При Хрущёве же, напротив, открылись перспективы, «задышало» — так что с пощёчиной общественному вкусу были все резоны повременить. При Брежневе всё застопорилось как вообще всё застопорилось при Брежневе. Злость копилась, мысли приходили в систему. Одним из побудительных мотивов к сочинительству послужила пресловутая «Пражская весна». Это, если кто не помнит, была такая тогдашняя «бархатная революция»: измена сверху, полезные идиоты в середине, дураки снизу. Как там обстояло с человеческим лицом у чехов, сейчас более-менее понятно — точно так же, как потом в Польше, далее везде. То есть местные элитки хотели бежать на Запад вместе со страной, рассчитывая получить за это много вкусных пряников. Желание нормальное: кто ж вкусные пряники не любит, а тут была маза заполучить их целый мешок. Метод тоже был избран правильный: реформирование социализма вплоть до полной его ликвидации. Надежда была на то, что Совок — грозный, но неповоротливый — не посмеет вмешиваться в социалистический эксперимент, а потом будет уже поздно. Совок, как известно, посмел-таки вмешаться. Это вызвало бурю негодования по всему миру 1 , не исключая Союза. Нет, даже так: в Союзе негодование было исключительно сильным. Пожалуй, именно чехословацкие события дали толчок массовой интеллигентской фронде. Сейчас, вспоминая историю советского инакомыслия, трудно вызывать в себе какие-либо чувства, помимо усталого отвращения. Нам, бомжующим на помойке истории, в позорной «эрефии», теперь приходится делать специальное усилие, чтобы напомнить себе — советские порядки и в самом деле были в выcшей степени кривыми, косыми и во всех отношениях некузявыми. И тогдашние «альтернативно мыслящие» имели весомые основания для недовольства и протеста. То что этот протест был озвучен в основном дураками и подонками, а попользован жуковатыми хитрованами, сдавшими страну не за понюх табаку, дела не меняет. Впрочем, как не отменяет подонства и дури интеллигенции. Интересно, что Зиновьев понимал это уже тогда. В своей автобиографии, написанной ещё «до всего», он констатировал следующее: «С моральной точки зрения советская интеллигенция есть наиболее циничная и подлая часть населения. Она лучше образована. Ее менталитет исключительно гибок, изворотлив, приспособителен. Она умеет скрывать свою натуру, представлять свое поведение в наилучшем свете и находить оправдания. Власти хоть в какой-то мере вынуждены думать об интересах страны. Интеллигенция думает только о себе». И закончил: «Она не есть жертва режима. Она носитель режима». Слово «носитель» здесь употребляется в том же смысле, в котором говорят об инфекциях: есть «заразы», носители которых сами не слишком от них страдают — зато хорошо их разносят. Интеллигент разносит соввласть, инфицирует ею общество. Тут стоит вспомнить, что именно интеллигенты эту заразу в России и принесли откуда — вопрос другой, хотя «и так ясно», в чьих лабораториях делались эти штаммы. Стоит также вспомнить, что именно «либералы», всё лучше устраивавшиеся при «совчине» 2 , стали главными уклющителями Зиновьева в последние годы его жизни в Союзе. Впоследствии, уже в эмиграции, ситуация дошла до прямого конфликта — но там уже включилась прямая конкуренция. Забавно, что противоположная сторона, то есть «коммуняки», относились к Зиновьеву хорошо — ну, в том смысле, в котором эти люди вообще могут «быть хорошими». Его «не хотели терять», предлагали всякие ништяки и пряники по-советски, лишь бы он бросил дурить. Но Александр Александрович дурить продолжал, и тогда его — не без тяжёлогого вздоха — таки списали с глаз долой. Когда его провожали из Союза, у него, помимо всех прочих советских благ, отобрали даже военные награды и разжаловали в рядовые. Но вернёмся к «Высотам». Писать книгу Зиновьев начал в начале семидесятых. Ей предшествовали несколько статей, опубликованных в Польше и Чехословакии, которым, как это обычно у нас бывает, «давали больше свободушки», чем коренным русачкам. Ещё одним заходом было эссе об Эрнсте Неизвестном, по сути — социологический этюд на тему того, как общество обходится с талантливыми людьми. Нет, не «советское общество» — а социум как таковой. Это имело непосредственное отношение к тематике «ЗВ». Книга была закончена в 1975 году и практически сразу переправлена во Францию «с оказией». Оказия оказалась, впрочем, кривоватая, книжка доехала не в полной сохранности, часть текста бесследно пропала. Об этом Зиновьев узнал достаточно поздно и дико взбесился. Впоследствии он восстановил потерю с лихвой, написав «Светлое будущее» и «Записки ночного сторожа». Отдельный вопрос — печатание книги. Сам Зиновьев, конечно, хотел видеть её опубликованной. Однако ему не хотелось делать это безо всякого повода. Александр Александрович, откровенно говоря, стал ждать, когда его обидят, благо поводов было предостаточно: с ним вообще обходились несправедливо пусть даже это была такая же несправедливость, «как у всех». Непосредственным поводом для отмашки к публикации стало очередное «непущание» Зиновьева за границу. Он считался «невыездным» и по неписанным советским правилам «должен был это понимать». Но именно этого — «понимать» — он и не хотел. Здесь же случай был химически чистым. Зиновьева как раз избрали действительным членом финской Академии Наук. Зиновьев собирался в Финляндию на семинар по логике видимо, к Хенрику фон Вригту, знаменитому финскому логику. Буквально накануне отлёта делегации Зиновьева «зарубили». Зиновьев по этому поводу устроил публичный протест — встретился с западными журналистами и сделал заявление. На следующий день он пошёл сдавать партбилет. Секретарь партбюро, относившийся к Зиновьеву с симпатией, пытался отговорить его от глупого, с его точки зрения, шага. Профессор выслушал и ушёл, оставив партбилет секретарю. Дальше началась обычная в таких случаях свистопляска. Зиновьева даже умудрились исключить из Философского общества, в котором он не состоял. Тем не менее, в тот момент компромиссы ещё были возможны — но дальше начался процесс публикации «Высот», и все мосты были сожжены. Об этом нужно, опять-таки, сказать подробнее. Не то чтобы Зиновьев всерьёз ожидал, что его книга будет немедленно издана. Но вообще-то в те годы практически любая сколько-нибудь вменяемая рукопись «из-под железного занавеса» вызывала интерес и могла рассчитывать на публикацию — хотя бы за счёт какого-нибудь цеерушного фонда. Но с «Высотами» дело шло туго. Как выяснилось позже, её отказались публиковать все русскоязычные издательства. Дмитриевичу текст очень показался и он взялся за издание 3. Рекламировал книгу даже Владимир Максимов, старый антисоветский зубр. Так или иначе, книга вышла — и, что называется, пошла. Книжка не просто вышла, а была переведена, прочитана. Для русскоязычного сочинения, к тому же написанного отнюдь не набоковским языком и теряющего в переводе две трети гэгов и примочек 4 , полной намёков на малоизвестных на Западе людей, к тому же с весьма пессимистической моралью — можно говорить об успехе. Конечно, не таком, как у солженицынского «Архипелага», но всё-таки это был именно что успех. Разумеется, это перевело статус Зиновьева — находящегося, напоминаю, в пределах Отечества и не намеренного собирать чемоданы, во всяком случае, по доброй воле — ниже плинтуса. Его доисключили отовсюду, откуда ещё не успели, выгнали откуда только могли и начали потихоньку вредить. Досталось и родственникам — в частности, старшему брату, военному, почти дослужившегося до генерала, которого за отказ публично отречься от набедокурившего младшего выгнали из армии и выслали из Москвы. Вокруг семейства Зиновьевых образовалась пустота — та самая, схлопывающаяся. В частности, семейство Зиновьевых лишилось легальных источников заработка. Приходилось существовать на случайные деньги — фактически, на доброхотные даяния. Зиновьев продолжал писать. Засим последовала реакция — по сравнению со сталинскими и даже хрущёвскими временами довольно мягкая. Зиновьева было решено выслать, причём тихо и без шума, по приглашению от какого-нибудь западного университета. Посадили бы, но в ту пору власть боялась «нового Солженицына» или даже «нового Синявского» и вышла установка «не связываться». Впрочем, «по приглашению» выслать строптивого профессора не получилось — пришлось жать масло, ставить сроки… В августе 1978 года семья Зиновьевых отправилась в Мюнхен — как все тогда думали, навсегда. Более того, в эту клоаку их затаптывают ногами либералы в особенности те, которые сами были прототипами зиновьевских персонажей. Последующее «обратное предательство» Зиновьева — то есть его возвращение в Россию и фактическое присоединение к «красной» оппозиции — тому весьма способствовало. Помню, как одна интеллигентная дама на возрасте, безумно гордившаяся любовно собранной антисоветской библиотекой с перепечатанным на машинке Солженицыным, ксеренным Шаламовым и т. И та, и другая реакция, в общем, понятны, но нам сейчас неинтересны. Более того — смысл произведений Зиновьева в наименьшей мере состоит в их «антисоветском пафосе». Это не значит, что его там нет. Просто сейчас он идёт в ту же цену, что и, скажем, пафос Свифта, который в своих сочинениях тоже ведь тонко намекал на родную Британию. Но мы читаем «Гулливера» не за этим — и уж тем более не поэтому. Но для того, чтобы понять, чем именно зиновьевские инвективы отличались от прочей «антисоветчины», придётся малость углубиться в последнюю. А также поговорить о своеобразной зиновьевской социологии. Вся антисоветская литература, написанная на русском языке, целиком и полностью находится в русле той традиции, которая в своё время породила «критический реализм» и прочие «свинцовые мерзости русской жизни» от которых большевики впоследствии взялись лечить Россию по принципу similia similibus — и прописали русским свинцовые примочки. То есть это была литература обличительная и разоблачительная — либо впрямую, с конкретными именами и обвинениями в лицо, либо «с эзопчиком», через «сатиру». Обвинения бросались либо отдельным людям скажем, Ленину или Сталину , либо каким-нибудь коллективными сущностям например, «Партии» или «бюрократии». В пределе они адресовались двум метасуществам — Власти и Народу. Власть обличалась опять же, если доводить дело до предельного поинта за её активность, народ — за его пассивность впрочем, активности народа — особенно русского — принято было тоже заранее бояться, потому как ничего хорошего антисоветчики от него не ждали. Отношения власти и народа описывались в категориях «строя» в данном случае «советского» , который и был основной мишенью критиков. Ибо, с их точки зрения, единственным источником всего хорошего и всего плохого в стране была именно власть и её конкретные действия. Зиновьев же демонстрировал совершенно иной подход к социальной реальности. Если с чем-то его сравнивать, то он был близок — как по стилю, так и по предмету основного интереса — к популярным в среде советских инженеров Паркинсону и Мерфи, то есть к жанру «иронических социологических трактатов». Это очень специфический жанр, начатки которого можно усмотреть у великих сатириков прошлого, но по существу он родился во второй половине XX века. Это прямое художественное изображение общественных отношений на микроуровне, с карикатурными человечками-муравьишками, движимыми социальными законами. Зиновьев называл это «социологическим романом» — когда объектом литературного интереса становятся не герои и не их частные отношения, а то общее, которое через них просвечивает. Кстати: уж если искать западноевропейские корни зиновьевского творчества, то стоило бы обратить внимание не только на Свифта, но и на… Диккенса, чьи персонажи тоже деформированы «невидимыми социальными силами». К «обычной» литературе всё это имеет примерно такое же отношение, как попытка рисовальщика натюрмортов — скажем, каких-нибудь яблок на подносе — изобразить на холсте гравитацию, которая удерживает эти яблоки на подносе. Понятно, что такой рисовальщик неизбежно ударится в гротеск и сатиру: желание изобразить «саму тяжесть» неизбежно приведёт к тому, что яблоки получатся изрядно расплющенными. Но это вовсе не насмешка над яблоками — это именно что желание хоть как-то выразить, подчеркнуть то невидимое, что составляет основной предмет интереса. В этом смысле зиновьевские ушлёпки не более «сатиричны», чем паркинсоновские бюрократы. Объектом зиновьевского интереса был не «советский строй», а советский образ жизни. Его Зиновьев считал первичным, а «власть» и её трепыхания рассматривал, выражаясь по-марксистски, как «надстроечное явление». Не то, чтобы оно было совсем незначимо, напротив — но огромная роль властных институтов в «совке», как и сами эти институты, были порождением советского образа жизни, а не наоборот. То же самое касается и «народа», в котором многие искали исток и причину советских ужасов.
«Я НЕ БЛАГОПРИСТОЙНЫЙ ПРОФЕССОР». К 100-летию Александра Зиновьева /Подборка материалов
Да простит мне профессор МГУ Александр Зиновьев поэтическую вольность! Фотографии из репортажа РИА Новости 04.08.2023: П/к "45 лет изгнания Александра Зиновьева из СССР. Из-за него Зиновьева лишили всех научных званий и наград (включая боевые, полученные во время Великой Отечественной войны), после чего выслали из СССР. «Мы обязаны переумнить Запад», — эти слова выдающегося русского мыслителя Александр Зиновьева напомнил Сергей Миронов на концерте в Колонном зале Доме союзов. Да простит мне профессор МГУ Александр Зиновьев поэтическую вольность!
Александр Зиновьев – русская судьба
Александр Зиновьев — все последние новости на сегодня, фото и видео на Рамблер/новости. Фотографии из репортажа РИА Новости 04.08.2023: П/к "45 лет изгнания Александра Зиновьева из СССР. Сегодня работает Биографический институт Александра Зиновьева. Александр Зиновьев получил всемирную известность прежде всего как логик, социолог, писатель, автор созданного им жанра социологического романа. Александр Зиновьев внёс достойный вклад в развитие логики, философской социологии, прославился как вольнодумец, писатель.
15 цитат из книг Александра Зиновьева
Так обстоит дело с Александром Зиновьевым (1922–2006) – грандиозным русским философом, социологом, писателем, орденоносцем Великой Отечественной войны. С 1978 по июнь 1999 года Александр Зиновьев с семьёй жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом. И хотя нижеприведённые прогнозы были сделаны Александром Зиновьевым ещё в 2004 году, думаю, что своей актуальности они не утратили. Если кто-то не читал одну из последних лекций Александра Зиновьева, то ПРОЧИТАЙТЕ. Москва, 3 мая 2006 г, Александр Зиновьев. По приглашению Международного медиаклуба «Формат А3» в Минске побывала вдова и соратница Александра Зиновьева, выдающегося прозаика, социолога.
Завещание Александра Зиновьева
Дело в том, что товарищ весь опус построил на защите "светлого образа" А. Зиновьева от посягательств тех, кто составил программу празднования 100-летия выдающегося русского философа и вообще занимается продвижением его наследия», - написал Поляков в своем аккаунте Facebook. Также он написал статью «Философия скандала. Ведь именно «Зиновьевский клуб», соучредителями которого являются вдова философа Ольга Мироновна Зиновьева и гендиректор МИА «Новости» Дмитрий Константинович Киселёв, подаётся Рубцовым как конспирологический центр, вынашивающий на пару с телеканалом «Царьград» зловещие планы по «захвату» ИФРАНа с тем, чтобы превратить его чуть ли не в оплот клерикально-националистического «мракобесия». Соответственно, всякий, кто готов внести любой — даже очень скромный — вклад в работу клуба по достойной встрече столетнего юбилея Александра Зиновьева, немедленно зачисляется Рубцовым в команду «рейдеров», - написал Поляков в статье.
Александр Александрович Зиновьев — выдающийся философ, социолог, писатель и публицист.
Я счастлива, что Россия наконец открывает для себя Зиновьева — автора 70 книг с лишним книг». Юрий Башмет, дирижёр: «Насколько я понимаю, мысль, наука, культура, живопись, музыка всегда были вместе в нашей истории. И это и сделало нашу страну великой». В честь празднования учреждены юбилейные медали «100 лет со дня рождения Александра Зиновьева».
И я тоже. Таким я был, когда состоял в КПСС, таким остаюсь поныне. Но называть коммунистом Зиновьева, который ревизовал Маркса, ненавидел Сталина, презирал Брежнева и Горбачева, крайне жестко оценивал многие стороны советской действительности, я бы не стал. Каждый человек, если он свободолюбив, амбициозен и хочет реализовать свои способности, добиться в жизни чего-то серьезного своими собственными усилиями в соревновании с другими, по существу либерал, даже если не знает трудов Адама Смита, Хайека, Фридмэна. Зиновьев — это великий вольнодумец, интеллектуально абсолютно свободный человек еще в «Зияющих высотах» объявивший себя «государством из одного человека», то есть свободным как от всего общества, в котором жил, так и мирового сообщества. В этом смысле он не просто либерал, а суперлиберал в немыслимой степени. Я не знаю второго человека в мире, который делал бы такие заявления. Между тем, либерализм — враг коммунизма. Могут ли в одном человеке уживаться коммунист и либерал? Я утверждаю: могут. Если тот и другой — либерал и коммунист — не фанатики, не фундаменталисты, не догматики. И опять же я сошлюсь на ближайший пример — на самого себя. Я могу считать себя либералом, потому что вот уже тринадцать лет живу и действую в условиях свободы и рынка и мне удается быть успешным, мне нынешние времена в принципе нравятся. Я говорю «в принципе» потому, что многое в российской действительности мне отвратительно и я с тоской вспоминаю о некоторых великих достоинствах социалистического прошлого. Я верю в компромисс, в возможность конвергенции социализма и либерализма. Более того, берусь утверждать, что иного варианта у человечества, оказавшегося на краю пропасти, уже нет. Необходим философский реализм, реалистическая философия, когда вынуждены вступить в диалог и найти общий язык вера и наука, рынок и плановость, сила и справедливость, богатство и бедность, война и мир. Я имею в виду силы и институты, их руководителей, стоящих за этими понятиями. Если считать, что Зиновьев коммунист, то справедливо сказать, что он и либерал. Иначе он перечеркивает самого себя, отчаянно боровшегося за свое право думать и говорить то, что он хотел, жить так, как он прожил всю свою жизнь… Если из противоречия извлечь ненависть, то мыслимое враждебным может оказаться соединимым. Для этого люди должны не только прекрасно мыслить, но иметь прекрасные сердца, наполненные любовью и добротой к человеку и пониманием: или договоримся, или погибнем. Но именно на поле вынужденного романтизма нас ждет спасение. О судьбе социалистического идеала я думаю то же самое, что тридцать и двадцать лет назад. Идеал социальной справедливости, хотя бы относительного социального равенства и братства, неистребим и вечен. С уничтожением СССР и большинства других соцстран этот идеал заметно потускнел, но не исчез. Вся Европа в известном смысле представляет континент социализма. Ультралибералы считают США самой социалистической страной в мире. Конечно, во всех этих оценках много пустой риторики, но есть и правда. А вот социал-демократический Коминтерн, социал-демократические партии во многих странах — это действительный факт нынешней реальности. А недавно произошедшая национализация нефтяных и газовых месторождений в Боливии и Венесуэле? Это явный знак того, что латиноамериканский континент очень скоро может превратиться в вулкан социализма. Но так, как сделали это Горбачев и Ельцин… Небывалая в мире ошибка, небывалая в мире цена за реформы. Сколько бы ни пыжились, каждый из них, доказывая свое величие, неизбежность отступлений от якобы имевшихся у них «правильных» замыслов. Мне, например, ясно одно и главное: в обоих случаях страна оказалась в слабых руках безответственных людей. По этому поводу я написал недавно небольшое стихотворение. Ах, ты Русь — без конца и без края — Что ж творишь ты, глумясь над собой? Ну, а я-то — зачем я рыдаю Над твоей непутевой судьбой? Все-то грусть и мечта тебя манят В неизвестность и светлую даль… Поутру отыскал я в тумане Твою темно-вишневую шаль… И откуда в тебе эта «жаба», Словно злая болезнь завелась? И опять ты, как пьяная баба, Не тому мужику поддалась. И пьяна-то была ты не шибко, Ну, а он был паскуда и враль… …Небывалая в мире ошибка. Безутешная в сердце печаль… — Каким Зиновьеву в последние годы виделось будущее России, и как он оценивал ее настоящее? Он считал, что Россия будет развалена совместными усилиями изнутри и извне. На Путина он смотрел с надеждой. И я согласен с ним. В последние два года происходит нечто, что вселяет надежду на возвращение сильной и целостной России. Наша страна ни в каком смысле не имеет права находиться в роли гончего пса у ноги «охотника», в роли которого ныне выступают США. Вот это гибельный путь. Коль у нас сегодня не хватает сил, чтобы в полной мере противостоять США и их союзникам, то, как правильно говорил Зиновьев, «мы должны переумнить Запад». Это вполне возможно. Именно поэтому, видимо, Зиновьев не раз говорил, что был бы рад на сей раз ошибиться в своих прогнозах. Назову только наиболее крупные работы: «Молодежь и молодежная политика» 2000 г. Только что вышли сразу три книги: «Между будущим и прошлым. Социальная философия о Происходящем», «Образование. Человек» — сборник некоторых наиболее серьезных статей, опубликованных за последние пять лет, а также книга «Главный противник» — документы внешней стратегии и политики США. Пересказывать свои взгляды на будущее России я не стану — это попросту невозможно. Коротко скажу, что в последние два года и особенно месяцы Президент РФ Владимир Владимирович Путин говорит и делает именно то, что необходимо для возрождения нашей страны. Еще не все и не так решительно, как хотелось бы, но — лед тронулся. Решение демографической проблемы тянет за собой весь узел социальных вопросов, как минимум тех, которые обозначены как Национальные проекты. Обеспечение национальной безопасности, в свою очередь, требует существенного пересмотра подходов и приоритетов во внешней стратегии и политике. Если власть сделает серьезные шаги по этому пути, это поднимет общенародный дух, вдохновит людей. А мы знаем, на какие жертвы и подвиги способен российский народ и прежде всего русский, когда речь заходит о защите Отечества. Но это — только начало. Вперед и смелее! Так ли это на самом деле? Какой, в самых общих чертах, представлялась Зиновьеву доктрина развития России? Коммунизм — идеология. Либерализм — идеология.
Все жители носили одинаковые фамилии и много рассуждали о политике. Все они мечтали перейти из политического строя «социзм» в «полный социзм». В июне 1976 года Зиновьева в очередной раз отказались выпустить за границу: философа пригласили в Финляндию на логический коллоквиум. Тогда он решился на конфликт с властями. На следующий день писатель встретился с французскими и шведскими журналистами и дал интервью о свободе слова в СССР. Заявление Зиновьева опубликовали в западных газетах. Затем философ сдал партийный билет в Институте философии. В августе 1976 года роман «Зияющие высоты» опубликовало швейцарское издательство. Зиновьев вспоминал: «Хотя я уже почувствовал, какая расправа ожидала меня за это, я успокоился. Совесть моя была чиста. Мой бунт состоялся». Писателя уволили из Института философии и лишили всех степеней, званий за «антипатриотические действия, несовместимые со званием советского ученого». Александр Зиновьев остался без средств к существованию. Чтобы заработать, он распродавал книги из домашней коллекции, одежду, мебель, редактировал научные тексты. В этот период философ начал писать сразу два новых романа: «В преддверии рая» о социализме и «Светлое будущее» о диссидентском движении и эмиграции. Автор писал о нем как о «полководце, не выигравшем ни одного сражения, и о теоретике, не сделавшем ни одного открытия». Оба текста опубликовали весной 1978 года в Швейцарии. В свободное время он продолжал работать. В 1981 году автор написал книгу «Коммунизм как реальность» — о советском обществе. Ее перевели на английский и немецкий языки, а вскоре Зиновьев получил за нее премию Алексиса де Токвиля. В 1982 году Александр Зиновьев выпустил роман «Иди на Голгофу». По сюжету, главный герой произведения, пьяница Иван Лаптев, создал собственную религию и вообразил себя богом. В этом же году Зиновьев опубликовал книгу «Homo Soveticus» — размышление о «человеке советском», его установках, поведении и внутренней логике. В середине 1980-х вышли еще две работы: сатирическая «Пара Беллум» об отношении Запада к возможной войне с СССР и «Нашей юности полет» — о сталинизме от лица бывшего последователя. Книги Зиновьева, пишущего по-русски, переводятся на все языки мира и интерес к ним огромен. Можно с уверенностью сказать, что Запад после его книг в значительной степени изменил отношение к советской реальности. Алексей Хвостенко. Парижская газета «Русская мысль» Александра Зиновьева часто приглашали на интервью, иногда он читал публичные лекции. Публицист Эдуард Лимонов вспоминал: «Когда я поселился во Франции, он находился в зените славы. Его приглашали на телевидение комментировать любое событие в России, любой чих, не говоря уже о смерти генсеков».
Выставка «Сияющие высоты Александра Зиновьева»
Философ Александр Зиновьев прожил большую, трудную и, несмотря на обретение мировой известности, очень печальную жизнь. Фильм снят в год столетия философа, классика русской литературы, «рисующего писателя» Александра Зиновьева. Формально 2022 год указом президента был объявлен Годом Александра Зиновьева. Александр Александрович Зиновьев, несмотря на многократные заявления о том, что не вернется во вражескую Россию, все же возвратился на родину в 1999 году.