Новости детский дом что такое

Так вышло, что в наш детский дом забрасывали группками детей из разных мест. Новости Хабаровска: Петиция за сохранение детского дома № 5 стала массовой. За две недели ее подписали почти 25 тысяч человек со всей России. По статистике на 2016 год, более 148 тысяч детей из детских домов воспитывалось в приемных семьях. Пять тысяч из них вернулись обратно в детдом. Статья автора «Счастливое детство» в Дзене: Детский дом — это учреждение, которое предоставляет жилье и уход за детьми, оставшимися без попечения родителей или не имеющими возможности жить в семье.

Новости Республики Коми | Комиинформ

В одном из детских домов, где он жил, туалет открывали два раза в день: утром на полчаса, вечером на час, всё остальное время они терпели. Для пилота выбраны 11 регионов, рассказала «Ведомостям» детский омбудсмен Мария Львова-Белова. Бывший еврейский детский дом в Берлине-Панков. Детский дом Софианлехто с 1930 года в Хельсинки, Финляндия. Спросила дома, что это такое было? Она ответила, что мне показалось — этаж-то восьмой, что я могла оттуда увидеть.

Путь к «Возрождению»: как и для чего детские дома стали Центрами содействия семейному воспитанию

Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения. В рамках последнего также зачастую существует разделение на младшую школу и старшие классы. Что такое тренировочные квартиры? Тренировочной называется квартира, в которой поселяются сотрудник детского дома и 5 выпускников. Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения. В рамках последнего также зачастую существует разделение на младшую школу и старшие классы.

Присоединяйся!

  • Детский дом — Википедия
  • Ребенок в детском доме. Как живут дети в детских домах? Детдомовские дети в школе
  • Почему проблема сирот касается вообще всех
  • Дети-сироты в Древней Руси

«Институт уполномоченного становится системным партнером государства»

  • За 30 лет воспитали 43 ребенка: как работает семейный детский дом
  • За 30 лет воспитали 43 ребенка: как работает семейный детский дом
  • В Коми расследуют случай нападения на подростка в детском доме
  • О жизни в детском доме честно и без прикрас (история с хорошим продолжением) - Гатчинская правда

История детских домов в России

Алана Семигузова: На протяжении нескольких лет я как волонтер посещаю один детский дом и один дом-интернат, если говорить о регулярных посещениях. Анастасия Урнова: А легко ли вообще вам туда попасть? Открыты ли они для волонтеров и, скажем так, общественности? Алана Семигузова: Ну, вообще вот в те учреждения, которые я посещаю, меня пускают, руководство открыто. И мы, соответственно, стараемся как-то разнообразить жизнь детей, организовать для них какие-то развлечения. Есть такие учреждения, которые не пускают. Ну, лично мое мнение: скорее всего, в этих учреждениях есть какие-то проблемы. Видимо, они не хотят, чтобы о них стало известно кому-то.

Анастасия Урнова: Вот те учреждения, куда все-таки вы попадаете, как вы можете оценить то, что там происходит, вообще состояние учреждений, какие отношения с детьми? Алана Семигузова: Вы знаете, вот те учреждения, которые я посещаю, они находятся в нормальном состоянии. Директора, воспитатели этих учреждений очень добрые, к детям относятся замечательно, стараются, чтобы у детей было все, чтобы им было уютно в том доме, где они живут. Конечно, есть там определенные проблемы. Вот детский дом, который я посещаю, давно уже требует ремонта крыша, то есть она течет. Но как-то руководство старается сделать все для того, чтобы такие проблемы никак не отразились на качестве жизни детей. Анастасия Урнова: Хорошо, Алана, спасибо вам большое, что рассказали.

Напомню, с нами, со студией на связи была Алана Семигузова — волонтер и юрист из Читы. Да, Александр, пожалуйста. Александр Гезалов: Вы знаете, я как-то под Новый год получил такую информацию. В один детский дом предложили ночью прийти всем желающим и поздравить детей с Новым годом. Вот это такое какое-то, мне кажется, легкое, лайтовое волонтерство без погружения в проблему детей, о чем Маша говорила, — мне кажется, это приводит к тому, что люди следят действительно, не течет ли крыша, поиграть, еще что-то. А погружаться в проблемы… Вот она назвала бы конкретного Васю, с которым она взаимодействует, и говорила бы о его трудностях — было бы понятно, что она про конкретного Васю знает. А когда я приезжаю одна или один, а там много детей, нет супервизии, нет специалистов и так далее — это все такое, знаете, помазание системы.

И у нас таких волонтеров достаточно много. Анастасия Урнова: То есть вы считаете, что такое волонтерство в принципе неэффективно? Александр Гезалов: Ну, оно как бы для нее. А для детей-то что? Или, например, допустим, когда… Мария Хадеева: Давайте еще спросим, что такое эффективность. Вы говорите про неэффективность. Эффективность — это что?

Александр Гезалов: Критерии эффективности — это же конкретная судьба, конкретное сопровождение, конкретное наставничество. А когда со всеми общо… И еще она говорит, что есть хорошие детские дома… Анастасия Урнова: После ваших слов никто, я чувствую, в детские дома не поедет. Александр Гезалов: Нет, не в этом дело, не в этом дело. Нужно выстраивать систему… Нет, надо выстраивать систему между учреждением и, допустим, той же благотворительной организацией, которая этим занимается. Анастасия Урнова: Разумеется. Александр Гезалов: Ну, взять тот же Челябинск. Почему там произошло?

Какой-то непонятный мужик пришел и начал взаимодействовать. Никакой ответственности, никаких документов, никто ничего не подписывал, никто никого не проверял. Ну, он-то оформил, а сама система чем занималась? Анастасия Урнова: Я читала, что он, между прочим, специально для этого прошел необходимые курсы, получил какие-то справки о том, что… Он вообще чуть ли не на работу хотел туда устраиваться. Александр Гезалов: Об этом и речь, об этом и речь. Мария Хадеева: Государственная система подготовки. Анатолий Васильев: Он формально сделал вещи, за которые к нему не придерешься.

Александр Гезалов: Да. Анастасия Урнова: Ну а как государство еще может проверить, кто приходит в детский дом, если не по справкам, не по прохождению того или иного обучающего курса? Мария Хадеева: Можно я не то чтобы в защиту волонтерства? Просто я начинала тоже ездить по детским домам, когда я была лидером волонтерского движения в банке, в котором я на тот момент работала. И я хочу сказать не в пику Александру. Он, без сомнения, прав, готова под каждым словом подписаться. Но мамы всякие нужны, мамы всякие важны.

Нужно и такое тоже. Просто вопрос в том, что я бы людей, которые ездят с праздниками, с разной регулярностью и общаются со всеми детьми, не брала бы как экспертное мнение относительно состояния детей или даже состояния детского дома. Александр Гезалов: Об этом и речь, да. Мария Хадеева: Потому что даже если в момент они приехали, а там течет крыша, то это не значит, что там вообще хорошо. Анастасия Урнова: Елена, вначале вы сказали, что вы недавно ездили в Читу и как раз смотрели, что там. Елена Альшанская: Ну, это не недавно, это было, когда там был скандал. Как вы помните, там была история… Мария Хадеева: Несколько месяцев назад.

Елена Альшанская: Это было в прошлом году. Была история с тем, что АУЕ, вот вся эта история. Ездила не я, а ездили сотрудники нашего фонда с мониторингом. Потому что мы довольно регулярно ездим по разным детским домам России. И вот после этого случая как бы нас пригласили присоединиться к поездке в Читу. И, честно говоря, впечатление, которое сложилось у них, вот такое стандартное. Мы про это уже здесь много говорили.

Это в основном удаленные детские дома от центров, от больших населенных пунктов, в такой чудовищной окружающей нищете. Нет возможности найти какое-то другое занятие зачастую, и не только детям из детских домов, но и детям из обычных семей, кроме как шляться с какими подростковыми бандами. Отсутствие такой системной работы с семьями кровными, с семьями приемными. При этом там был один детский дом, который был по семейному типу, небольшой, и тоже существовавший в этой среде совершенно особняком. А все остальные — это была, к сожалению, вот такая грустная история про то, что внутри происходит примерно то же самое, что и снаружи, вот такая безнадега, где дети, в общем-то, включаются в эту историю. Ну, старшие выпускники возвращаются в детский дом, подсаживают детей на вот такую как бы историю. Очень романтизируется эта история — что-нибудь украсть, вылезти ночью через забор детского дома.

А другого какого-то романтизированного, но нормального досуга нет у детей там. У них альтернатива — сидеть на кровати в детском доме. Или ты такой крутой, вылезаешь, воруешь, со старшими делишься, а они тебя потом поддержат. И вот эта вся романтика за счет этой безнадеги, собственно говоря, и возникает. Я вернусь к тому, о чем мы говорили до сюжета, — о том, что, собственно говоря, взрослые плохие, дети плохие подобрались. Сама система действительно создает вот эту атмосферу, в которой взрослые не справляются. Они на самом деле не могут справиться.

Единственное здесь решение может быть какое? Это действительно вот эта тотальная малокомплектность. Я была в Ирландии, и там максимально разрешенное количество детей на учреждение, групповой дом — это шесть человек. Но — дом. Анастасия Урнова: Ну, их мало, наверное. Александр Гезалов: Где Ирландия, а где Россия? Елена Альшанская: Ну, у нас так не будет.

Но хотя бы… Мария Хадеева: Это как один район в Подмосковье. Елена Альшанская: Можно я договорю? Александр Гезалов: А потом я скажу. Елена Альшанская: Ограничение хотя бы в 30. Плюс эти маленькие группы. Восемь — это большие группы. Маленькие — это пять-шесть.

И плюс вторая история — конечно, там должна быть в первую очередь задача социально-психологической реабилитации этого ребенка. И третья история — это открытость. То есть ребенок должен быть максимально включен в социум. Во-первых, люди увидят, когда с ним что-то не так. Если он будет все время с ними, он кому-то что-то расскажет, у него возникнет доверие. А когда он за этим забором постоянно… Александр Гезалов: То придет Серега. Елена Альшанская: То придет Серега через этот забор, да-да-да.

Александр Гезалов: И никто за забором ничего не увидит. Елена Альшанская: И он за забором останется. Анастасия Урнова: Анатолий, пожалуйста. Анатолий Васильев: Вы знаете, я хотел сказать, что тема волонтеров тоже должна рассматриваться под разным углом. Вот есть опыт очень хороший в Москве вот Аня этим занимается , когда волонтеры приходят не с подарками, не с жалостью… Александр Гезалов: Да-да-да, не поиграть. Анатолий Васильев: …не унижают ребенка своим отношением. Потому что ребенок сразу чувствует, что он особый, раз ему подарки принесли какие-то чужие люди.

А вот система наставничества, которая уже сейчас внедряется, она адресная, конкретная, она помогает вытягивать конкретных ребят из этой системы. А иначе рождается иждивенчество. Мы сами загоняем проблему в угол. Анна Кочинева: Я хочу еще раз подчеркнуть и поддержать Анатолия, что действительно нужно. Но для этого существуем мы — некоммерческие организации, которые помогают детским домам, которые, как сказала Елена, не справляются. Мы помогаем им наладить эту связь между волонтерами и ребятами. Мы помогаем подготовиться, самим внутренне подготовиться этим волонтерам к тому, как вести себя с этими ребятами.

А почему нельзя дарить подарки? А что им собственно нужно? А как наладить с ними контакт? А как выходить из сложных ситуаций? А как продолжить общение после того, как он вышел из детского дома что еще более важно? Вот собственно мы этим занимаемся, и Лена этим занимается. Ну, это из тех, кого я близко знаю.

Александр Гезалов: Да все занимаются. Анна Кочинева: И Александр. Мы все этим занимаемся. И еще очень много-много организаций. И я могу призвать всех, кто нас сейчас смотрит, найти наши контакты в Интернете или позвонить — и мы с радостью, мы открытые. Анастасия Урнова: Узнать, как можно помочь. Анна Кочинева: Мы открыты для всех.

Александр Гезалов: И ответственность уже не конкретного человека, а организации. А у нас сейчас, кто захотел, пришел и так далее. Берем, допустим, одну Владимирскую область. Там 150 или 130 детей, которые находятся в детском доме. В базе данных на то, чтобы взять ребенка — 180. Кого они хотят взять? Они хотят взять маленького, здоровенького.

Получается, что как бы все хотят брать, но не хотят брать подростков. И такой возникает флер. Много людей, которые находятся в базе данных как приемные родители, но подростков взять особо желающих… Ну, конечно, есть, но такого нет. Это говорит о чем? То, что школа приемных родителей, надо тоже менять формат. Мы готовим к тому, что будут подростки из детских домов, будут проблемные в том числе. Понятно, что они там уже много чего пережили.

И к этому нужно готовиться. Поэтому появляются разные клубы, которые помогают. Мне кажется, пока мы это не повернем в том числе, у нас так и будут… Мне, например, звонят на днях: "Саша, хотим взять ребеночка до трех лет". Ну, я же понимаю, что это невозможно. И таких людей много. Мария Хадеева: Вот у нас приемная семья. У нас после закрывшегося детского дома мы купили квартиру в этом поселке.

И женщина, которая 20 лет проработала воспитательницей в этом доме, стала приемной мамой. Ну, то есть единомоментно до шести детей, включая ее биологическую дочь, она сейчас воспитывает в доме "РОСТ". И я просто хочу сказать, что исключительно подростков, но да, здоровых, потому что в селе и в поселке нет возможности и нет коррекционной школы, она очень далеко. Александр Гезалов: Вот. Мария Хадеева: Проблема не маленьких, до трех лет, здоровых, славянской внешности. Начинают бороться учреждения, начинают бороться, потому что подушевое финансирование. Мария Хадеева: Начинают запугивать, начинают отговаривать.

Александр Гезалов: Манипуляции. Мария Хадеева: Я просто про то, что твой вектор надо направить не только на школу приемных родителей, но и на опеки, между прочим. Александр Гезалов: Понятно, понятно. Мария Хадеева: В том числе на департаменты социальной защиты. Анастасия Урнова: И еще одна очень большая проблема — я надеюсь, что мы с вами успеем про нее подробнее поговорить — про то, как люди берут детей. Потому что я тоже очень много читала про то, что и прячут детей, и требуют денег за то, чтобы забрать детей. Александр Гезалов: Кошмарят.

Анастасия Урнова: Масса всего! Просто я хочу закрыть тему с насилием, потому что мне кажется, что мы на ряд важных вопросов не ответили. Один из них такой. Человек сталкивается с ситуацией — его сегодня, возможно, бьют, еще что-то плохое с ним происходит. Что делать? Вот есть хоть какая-то организация, какой-то телефон, по которому можно позвонить и получить помощь реальную, здесь и сейчас? Анатолий Васильев: Я единственное могу сказать, что мы в своей детской деревне а де-юре мы организация для детей-сирот создали службу по правам ребенка, в которую обязательно входит воспитанник, ребенок.

И все дети, зная о том, что что-то где-то, они или на ухо, или как-то, но преподнесут этому ребенку старшему. Плюс они знают, кому из взрослых можно сказать, что где-то что-то кого-то… Анастасия Урнова: Ну, это в рамках вашей организации. Анатолий Васильев: Да. Ну, я и могу только за свою организацию. Александр Гезалов: На самом деле организации, которые так или иначе занимаются надзором и контролем, много. Это и уполномоченные по правам ребенка, и прокуратура… Анатолий Васильев: Их полно. Анастасия Урнова: А может ли им позвонить ребенок?

Александр Гезалов: Но тут другой момент: уровень доверия к ним у детей… Елена Альшанская: Может, может. Александр Гезалов: Может. Там все висит, но не работает. Анатолий Васильев: Не работает система. Александр Гезалов: Вот мальчик этот, например, рассказывает, да? Анастасия Урнова: Что он звонил в полицию. Александр Гезалов: Да, он звонил в милицию.

Анастасия Урнова: И она приезжала, но уезжала. Александр Гезалов: Здесь вопрос: как создать такое количество информационных каналов, по которым дети могли бы кому-то транслировать о своей проблеме?

До трех-четырех лет маленькие сироты содержатся в домах ребенка, затем их отправляют в детский дом, а по достижении семилетнего возраста местом постоянного жительства воспитанника становится школа-интернат. Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения. В рамках последнего также зачастую существует разделение на младшую школу и старшие классы. И те и другие имеют своих учителей и воспитателей, располагаются в разных корпусах. В итоге в течение жизни детдомовские дети не менее трех-четырех раз меняют коллективы, воспитателей и среду сверстников. Они привыкают к тому, что окружающие взрослые - временное явление, и скоро будут другие. По штатным нормативам на 10 детей приходится всего лишь одна воспитательская ставка, в летний период - один человек на 15 детей.

Никакого реального присмотра или настоящего внимания ребенок в детском доме, конечно же, не получает. О повседневной жизни Другая проблема и характерная особенность - в замкнутости мира сирот. Как живут дети в детских домах? И учатся, и общаются они, круглосуточно варясь в среде таких же обездоленных. Летом обычно коллектив отправляют на отдых, где детям предстоит контактировать с такими же, как они сами, представителями других казенных учреждений. В результате ребёнок не видит сверстников из нормальных благополучных семей и не имеет представления о том, как общаться в реальном мире. Дети из детского дома не привыкают к труду с малолетства, как бывает в нормальных семьях. Их некому приучить и объяснить необходимость заботиться о себе и о близких, в результате работать они не могут и не хотят. Им известно, что государство обязано позаботиться о том, чтобы подопечные были одеты и накормлены.

Необходимости в собственном обслуживании нет. Более того, любая работа например, помощь на кухне под запретом, регламентированным нормами гигиены и техники безопасности. Отсутствие элементарных бытовых навыков приготовить еду, прибраться в комнате, зашить одежду порождает самое настоящее иждивенчество. И дело даже не в банальной лени. Данная порочная практика губительно сказывается на формировании личности и способности решать проблемы самостоятельно. О самостоятельности Ограниченное, до предела зарегламентированное общение со взрослыми в условиях группы никак не стимулирует развитие ребенка в детском доме в плане самостоятельности. Наличие обязательного твёрдого распорядка дня и контроль со стороны взрослых отсекает всякую необходимость самодисциплины и планирования ребёнком собственных действий. Детдомовские дети с младенчества привыкают лишь выполнять чужие указания. Как результат, выпускники казенных учреждений к жизни никак не приспособлены.

Получив жилье, они не знают, как жить в одиночку, самостоятельно заботиться о себе в быту. У таких детей нет навыка покупки продуктов, приготовления пищи, грамотного расходования денег. Нормальная семейная жизнь для них - тайна за семью печатями. В людях такие выпускники совершенно не разбираются, и в результате очень и очень часто попадают в криминальные структуры или просто спиваются. Печальный результат Даже во внешне благополучных детских домах, где поддерживается дисциплина, не отмечено вопиющих случаев жестокого обращения, детям некому привить нравственные идеалы и дать хотя бы элементарные понятия о жизни в обществе.

Боялась, что их будут обижать. Но приняли нас хорошо, и со временем я успокоилась. Тут было тепло, сытно, чисто, друзья появились. Хотя каждый раз, когда заканчивались занятия, и я оставалась одна я любила быть одна, специально искала укромные уголки , то сидела и думала: как там мама? Он же привык с нами жить, а теперь возвращается в пустой дом. Папа несколько раз нас навещал, мы просились домой, но он говорил: «При первой возможности». Мама однажды приехала — я удивилась, что чистая и трезвая. Привезла карамельки и пряники. Плакала, обещала навести дома порядок и нас забрать. Но больше мы ее не видели. В 2001-м папы не стало, я не знаю, где его могила. Мы с сестрами ездили искать, но не нашли, возможно, его похоронили как бездомного. Когда нас забрали, он какое-то время держался, а потом начал пить вместе с мамой. Сосед говорил, что в последний раз видел, как он шел по рельсам с работы. Возможно, поезд... Никто не знает. Смерть папы стала для меня ударом. Воспитательница, видимо, хотела поддержать, рассказала, что, когда ее мама умерла, она часто видела рядом белое облако, а в нем лицо мамы. Я начала ждать облако. Но оно не появилось. И ни одного сна о папе тоже не было. А мама? Она жила так же, как и раньше. Ушла года четыре спустя. На ее похороны мы ездили. В детском доме у нас были занятия, на которых мы разбирали жизнь «за территорией». Мне больше всего нравились уроки этикета, я даже книжку выпросила почитать. Как сервировать стол, как правильно благодарить, принимать гостей… Этот урок вела молодая красивая женщина. И я хотела быть на нее похожей. Тогда же решила, что буду врачом или учителем. Помню урок, на котором обсуждали, что такое семья. Учительница говорила, что семья — это когда все хорошо, все любят друг друга, все счастливы. Но у меня был иной опыт, поэтому я подняла руку и сказала, что в семье бывает и по-другому: кто-то пьет, кто-то бьет. И все равно надо с этим жить и помогать друг другу. Учительница ответила, что мы говорим об идеальных семьях. Я стояла на своем: идеальных мало, а что делать другим? Как жить, когда мама пьет? И почему это происходит? Меня это очень задевало. Преподаватель сказала, что в жизни бывает всякое и люди иногда падают и слабеют. Моя мама ослабела, получается… Отворилась дверь, и в комнату вбежали два обаятельных белобрысых мальчишки. Это Даниил и Ярослав, сыновья Мотяшовых. Затем вошел Константин, муж. Десять лет он ходит в море, сейчас служит первым помощником капитана на корабле дальнего плавания. Мотяшовы с сыновьями Даниилом и Ярославом Константин сразу предупредил, что согласен на интервью при одном условии: я не буду в красках расписывать их нынешнюю жизнь. И рядом примеры, когда люди после детского дома идут вверх, а потом резко вниз. Никто не знает, что будет дальше... Мотяшов начал говорить. Ранее детство — В детский дом я попал из приюта. Мне было 8 лет. А до этого жил с мамой. Она была наркоманкой. У меня был старший брат и младшая сестра Маша, в честь бабушки ее назвали. Бабушка потом тоже, кстати, стала наркоманкой, мама ее подсадила. Баб Маша умерла от передоза во сне. Я к тому времени уже видел, как выглядит передоз, но у нее все прошло тихо, просто остановилось сердце. Я проснулся, а она рядом лежит, холодная. Да, детство у меня было такое, что сейчас думаю, какая жесть! Как это можно было выдержать? Но когда ты маленький и в этом живешь, тебе это не кажется таким уж страшным. Отца я видел один раз, издалека — когда его пересылали из «зоны» в «зону», мы специально ездили смотрели, как он перебегает. Типа свидание с отцом. Таким я его и запомнил. Дядя тоже сидел. А когда вернулся и поселился у нас, то заразил младшую сестренку туберкулезом. Она умерла в три годика. Себя я помню рано и помню много, но все такое... Даже Вере еще не все рассказал. Я видел, как жарят и варят наркотики, в шесть лет старался это повторить — игрался. Мы в Кулешовке жили, мать покупала у цыган наркоту, бодяжила ее с водой и продавала, на эту разницу мы покупали еду. В доме постоянно были наркоманы. И я помню, что у меня тогда начало развиваться предчувствие: перед тем, как что-то случится, а случалось часто, у меня сильно билось сердце и внутри было нехорошо. Едем с мамой, помню, с комбината детского питания, она там работала, а меня аж колотит. Я маме говорю: «Дома что-то плохое будет». Она: «Да нет, тебе кажется». Приходим, а у нас в доме один наркоман душит подушкой другого. Ноги у того, что с подушкой, были в бутсах. Я это почему-то очень хорошо запомнил. А тот, второй, синий уже лежит, давно умер.

В таких случаях дети зачастую получают не совсем корректный психиатрический диагноз и медикаментозную терапию. Потому что психиатры, к сожалению, тоже не учитывают этот опыт и переживание ребенком потери семейного проживания. Физическое и сексуальное насилие В условиях огромного коллектива и отсутствия реабилитации в сиротских учреждениях часто происходят акты физического и сексуального насилия. Прежде всего это делают дети друг с другом, а воспитатели не могут справиться с ситуацией. Няня, которая остается ночью одна с 15—40 детьми, не сможет ничего сделать, если одни мальчики пойдут бить других. Бывает, что на ситуацию закрывают глаза и, более того, используют ее, чтобы выстроить контакт с агрессором, который будет помогать поддерживать порядок в группе. Насилие в детском доме может использоваться взрослыми как педагогический инструмент, и вместо того чтобы его остановить, они позволяют ему происходить 5. Отношение к детям с инвалидностью Самая тяжелая картинка, которую мы видим сегодня. Кроме тех проблем, которые есть у каждого ребенка — горе, потеря семьи, возможно, непроработанная травма или опыт насилия, — добавляется проблема, связанная с их основным заболеванием. Для детей, имеющих тяжелые множественные нарушения, уход в специализированных учреждениях социальной защиты осуществляется в основном младшим персоналом, не имеющим специальной подготовки. Кроме того, именно там, где детям нужно в два раза больше внимания и ухода — они зачастую не могут сами поесть, встать и так далее, — персонала не больше, что казалось бы логичным, а меньше, чем в организациях, где живут дети без особенностей. Мы видим совершенно неудовлетворительный уровень ухода за такими детьми, а состояние их здоровья часто ухудшается в системе государственной заботы. Постоянные переводы с места на место Есть дети, которые к 11—12 годам пережили от семи до восьми перемещений между организациями, годами не виделись со своими братьями и сестрами и не общались с ними. До сих пор в большинстве регионов ребенок идет по этому горестному «сиротскому этапу». После изъятия из семьи детей определяют в больницу, где они проводят около двух месяцев, затем примерно на полгода в приют. Далее братьев и сестер делят и отправляют малышей до 4 лет в дом ребенка, а старших — в детский дом. Отсутствие перспектив Если выяснится, что ребенок отстает в развитии, его переводят в коррекционный детский дом. Цепочка может закончиться детским домом-интернатом, где еще несколько лет назад образованием детей не занимались вообще. Ребенок сидит на одном месте с минимальным уходом и перспективами в будущем, после чего по достижению совершеннолетия попадает либо в психоневрологический интернат, либо в дом престарелых. Зачастую он остается без каких бы то ни было перспектив, чтобы учиться, работать, видеть мир и участвовать в его жизни. Как выпускник коррекционного интерната сломал систему и поступил в вуз Что представляет из себя реформа детских домов? Тогда же ввели «План развития жизнеустройства ребенка», по которому детские дома вместе с опекой каждые полгода должны пересматривать мероприятия по устройству ребенка и выяснять, почему он еще не дома, почему не устроен к бабушке, почему ему не ищется новая семья, если возвращение в кровную невозможно. Раньше в большинстве случаев ребенку искали новую семью, в то время как ситуация с кровной не была исчерпана полностью. Этот план, по сути, заставляет организации и органы опеки действовать последовательно. Что говорится в реформе Пребывание ребенка в интернатном учреждении всегда считается только временной мерой — до его возвращения в кровную семью или устройства в приемную.

Статьи по теме:

  • Анна Кузнецова: детские дома-интернаты должны быть в зоне особого внимания во всех регионах
  • Как я выпустилась из детского дома и нашла работу
  • Мы подобрали для вас самые важные запросы
  • Разделяй и воспитывай. Какие проблемы сохраняются в системе устройства и защиты ребенка
  • Что еще почитать
  • проблемы и факты о детских домах

Закрытие детских домов в России: реальность или миф

Telegram: Contact @minsoc52 Вот уже 18 лет наш сайт помогает детям обрести новый дом, родителей, веру в будущее, а опекунам и приемным родителям — родительское счастье и новых членов семьи.
«Детский дом не тюрьма». Жизнь в приюте глазами его воспитанников Детские дома и интернаты для детей с тяжёлыми нарушениями интеллектуального развития – в системе социальной защиты.
За 30 лет воспитали 43 ребенка: как работает семейный детский дом Сегодня решила написать о том,почему дети попадают в детский дом,собрала основные причины.
Вы точно человек? Детский дом бьет еще и по будущему, он бьет по созреванию, он бьет по развитию. Даже максимально плохая семья лучше, чем детдом.
Всех под опеку? Детский омбудсмен объявила о новом наступлении на детские дома Так вышло, что в наш детский дом забрасывали группками детей из разных мест.

Детские дома

А взрослым мужчинам — папе и дедушке — он предлагал… заняться с ним сексом. С Лешей стали общаться психологи и восстановили его прошлое. Оказалось, его кровные родители — наркоманы, избивали сына, держали в голоде, продавали за дозу наркотиков. Полицейские подобрали истощенного мальчика на улице и передали в приют. Конечно, семья не была готова, что ребенок окажется таким травматиком, что в его прошлом — жесткое сексуальное насилие. Это вообще очень сложно понять сразу. Из-за «заморозки» даже сотрудники детских домов не всегда могут видеть травмы ребенка.

С Лешей больше года работали специалисты, стало полегче, но потом произошел серьезный откат. Тогда родители опустили руки, поняли, что не справятся, и решили отказаться. И специалисты центра начали подыскивать другую семью, которая будет готова взять такого травмированного и неадекватного ребенка, нам было важно не отдавать его обратно в детдом. И такая семья нашлась. Но в момент, когда Лешу стали готовить к другой семье, у него что-то переключилось. Впервые за практически два года семейной жизни он сказал маме: «Не отдавай меня никому, я тебя люблю и хочу быть с тобой».

И Семеновы решили его оставить. Мальчик стал спокойнее, у него появилась привязанность и доверие к родителям. Специалисты считают, что работать с такой травмой надо еще долго, но есть шанс на практически полную реабилитацию. Например, что грязную одежду не выбрасывают, а стирают, или что родители уходят на работу, приходят, на заработанные деньги покупают в магазине еду, готовят ужин — так устроены товарно-денежные отношения. Когда уже достаточно взрослый ребенок не знает, что такое времена года, все, кто не знаком со спецификой таких детей, думают: «У ребенка, мягко говоря, задержка развития или умственная отсталость». Это просто наследие прошлой жизни, а не органическое поражение головного мозга.

В кровной семье ребенком никто не занимался, а в детском доме он просто не видел, как мама ходит на работу и покупает продукты, в столовой ему давали готовую еду, он не знает, что такое мыть посуду. Но эта задержка развития абсолютно компенсируемая, все пробелы можно быстро наверстать. И приемный родитель должен быть к этому готов. Многим кажется, что раскачивание перед сном или просьбы вполне взрослых детей купить им бутылки с сосками — еще одно проявление умственной отсталости. Это классические последствия детского одиночества, никакого отношения к умственным способностям не имеющие. Попав в семью — естественную среду выращивания — ребенок пытается компенсировать этапы, не прожитые в раннем детстве, добирает недоданные объятия, заботу, сживается с ощущением защищенности.

И если приемный родитель прошел нормальную подготовку, то такой период обычно переживается достаточно легко. История: Все восемь лет своей жизни Аня провела в доме-интернате. Она была «отказницей с рождения», а потенциальных усыновителей отпугивал ее диагноз — у девочки обнаружили тяжелую патологию центральной нервной системы, в результате которой Аня не могла ходить и постоянно пользовалась памперсами. Главным аргументом для ее будущей приемной мамы Ларисы стали слова сотрудников детдома: «Девочка интеллектуально сохранна». Первые месяцы дома мама провела за консультациями: хотела понять возможности для лечения и реабилитации. Все визиты к врачам Аня переносила спокойно, никогда не плакала и не кричала.

Напрягалась Лариса из-за двух моментов. Во сне дочь постоянно сосала палец, из-за чего на нем образовалась незаживающая болячка. А дома у нее резко портилась дикция, Аня коверкала слова. Когда Лариса переспрашивала, девочка плакала, дело доходило до истерики. Наложилась и другая проблема — Лариса не могла уговорить дочь заниматься развивающими играми. Аня только раскрашивала картинки, да и то сильно «не по возрасту» для детей 3 лет, очень простые и яркие.

Психолог не выявил у девочки отставания в развитии и каких-либо интеллектуальных нарушений и объяснил Ларисе причину такого поведения.

Дети подвергаются постоянному стрессу, который медленно атрофирует чувство стыда, стеснения, личных границ. Впоследствии знакомство с этими границами проходит очень тяжело: это осложняет социализацию ребенка и в семье если повезет , и в обществе. Что происходит с внутренним миром ребенка в таких условиях, догадаться несложно: это очень глубокие травмы на всю оставшуюся жизнь. Человек не может развиваться как личность, если ему не позволено даже остаться наедине с собой.

Детский дом — «территория безопасности» Многие детские дома России, конечно, внешне изменились к лучшему. В них тепло, приличная мебель, новая сантехника, однако мало что в нашей стране делается действительно для людей. Мастерские, приусадебные участки и кухни, где ребята могут учиться готовить, — все это исчезло из детских домов под предлогом обеспечения детской безопасности. Никому не хочется нести ответственность за то, что они могут пораниться. Да и возиться с детдомовскими никому не хочется — воспитатели получают не самую большую зарплату, и мотивации для того, чтобы работать сверх необходимого минимума, у них мало.

Готовит ли детдом к суровым будням? Вся эта безопасность, режим и вездесущие ограничения, кроме которых ничего нет, — все это приучает детей к определенному укладу, далекому от реальности. Бытует мнение, что детдомовские дети очень независимы и самостоятельны, однако на деле все наоборот. Воспитанники выходят из приюта совершенно неприспособленными к жизни — весь их мир состоял из упорядоченной, повторяющейся цепочки событий и людей, которые говорили им, что делать.

Над своим малышом не надышишься, все внимание — ему, нежному и беспомощному, вся любовь, вся ласка и забота. И это сегодня, в обеспеченном обществе, с хорошей медициной, с правами ребёнка и ювенальной юстицией. А как представить жизнь ребёнка, оставшегося сиротой? И не сегодня, а в дремуче-незапамятные времена, когда и взрослому-то выжить было трудно.

Сирот было немало, и они все-таки выживали. Потому, что даже в древности на Руси об осиротевших детях заботились. Плохо ли, хорошо ли — как могли. Традиция заботы о сиротах крепла с годами и веками. Как это происходило, рассказывает MedAboutMe. Пройдите онлайн-тест, чтобы узнать есть ли у вас аллергия Дети-сироты в Древней Руси В дохристианские времена участь сирот была туманной и непредсказуемой.

В людях такие выпускники совершенно не разбираются, и в результате очень и очень часто попадают в криминальные структуры или просто спиваются. Печальный результат Даже во внешне благополучных детских домах, где поддерживается дисциплина, не отмечено вопиющих случаев жестокого обращения, детям некому привить нравственные идеалы и дать хотя бы элементарные понятия о жизни в обществе. Такой расклад, к сожалению, порожден самой системой централизованного государственного воспитания сирот. Педагогические задачи в детских домах чаще всего сводятся к отсутствию ЧП и широкой огласки. Сиротам-старшеклассникам объясняют права ребенка в детском доме и по выходу из него на жилье, пособие, бесплатное образование. Но данный процесс ведет лишь к тому, что те забывают о всяких обязанностях и помнят лишь, что им все-все должны - начиная с государства и кончая ближайшим окружением. Многие дети из детского дома, выросшие без духовно-нравственного стержня, склонны к эгоизму и деградации. Стать полноценными членами общества им уже практически невозможно. Альтернатива есть... Выводы печальны: большой государственный детский дом-интернат в качестве формы воспитания сирот целиком и полностью доказал свою неэффективность. Но что можно предложить взамен? Среди специалистов считается, что оптимальным для таких детей может стать лишь усыновление. Так как только семья может дать то, чем ребенок в детском доме обделён в казенной среде. Знающие не понаслышке о жизни в приемных семьях твердо уверены в необходимости государственной помощи людям, решившимся на подвиг воспитания чужого ребенка-сироты. Таким родителям необходима поддержка государства, общества и церкви, так как у приемных родителей с их нелегкими обязанностями всегда масса проблем и сложных вопросов. Имеются патронатные семьи, способные заменить детский дом-интернат. При этом государство платит родителям зарплату, и никакой тайны усыновления не существует - сирота знает, кто он и откуда. В остальном же такой воспитанник - полноправный член семьи. Еще вариант Другая форма организации жизни сирот - семейный детский дом. По такому пути часто идут негосударственные заведения подобного типа. Жилые помещения там могут быть поделены на отдельные квартиры, "семьи" состоят из 6-8 детей, мамы, официально назначенной на эту должность, и ее помощницы. Дети все вместе и по очереди заняты покупкой продуктов, готовкой и всеми необходимыми домашними делами. Ребенок в детском доме подобного типа ощущает себя членом большой дружной семьи. Также интересен опыт детских деревень SOS, в устройстве которых реализована модель воспитания педагога из Австрии. В нашей стране имеются три подобных деревни. Цель их - также максимально приблизить условия жизни воспитанников к семейным. Кроме того, существуют детские дома малокомплектного типа. Устроены они по образу и подобию обычного казенного учреждения, но число детей там значительно меньше - порой не более 20 или 30 человек. В таких масштабах обстановку гораздо проще сделать домашней, чем в огромном интернате. Ребенок в детском доме такого типа посещает обычную школу и общается с ровесниками из нормальных семей.

В Коми расследуют случай нападения на подростка в детском доме

Всегда приятно увидеть результат собственного труда, где каждый внёс частицу своего тепла.

Обитатели скудельни жили за счет пожертвований общины и собственного труда. Первое официальное заведение для сирот учредил князь Ярослав Владимирович, сын Владимира — крестителя Руси. Открытое Ярославом заведение приняло на иждивение 300 мальчиков-сирот, чтобы воспитывать их и обучать.

Сестра Владимира Мономаха Анна основала похожее сиротское заведение для девочек, воспитанницы которого не только питались и одевались за счет княжеской казны, но и обучались грамоте и ремеслам. По мере распространении христианства увеличивалось количество православных храмов и монастырей. При каждом из них были приюты для сирот и больных, о которых заботились монахи и прихожане. Сиротам — опеку государства Иван IV хоть и известен как Грозный, на Стоглавом Соборе 1551 года приказал строить во всех городах богадельни и приюты для сирот, больных и нищих.

Спустя столетие царь Федор Алексеевич издал указ, предписывающий давать сиротам на государственном попечении не только пищу и крышу над головой, но и обучение ремеслам, чтению, счету и письму. Зарождение системы государственной системы опеки над сиротами не мешало сохраняться общественным традициям помощи обездоленным. Действовала система «приймачества», когда сирот и подкидышей принимали в семью, растили и воспитывали.

А ситуация с приемом детей на так называемую «передержку» скрывает подводные камни. Такова ситуация сегодня в России: детские дома поменяли вывеску, но состояние и содержание работы с неблагополучной семьей осталось прежней, отмечают эксперты Сейчас самый популярный метод реформ — это переименовывать, считает учредитель благотворительного фонда и одноименного московского детского хосписа «Дом с маяком» Лида Мониава.

Переименовали детские дома — и вот уже регион, в котором нет ни одного детского дома», — говорит Мониава. По ее словам, проблему сиротства сегодня решают «легко» — просто не признают детей сиротами. Грядут увольнения В настоящий момент на сайте Министерства образования Московской области Государственных казенных общеобразовательных организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей числится всего 6: в Егорьевске, Орехово-Зуево, Железнодорожном, в селе Алмазово Щёлковского района, в городе Руза и в селе Непецино Коломенского района. Министерство комментирует , что и эти оставшиеся будут закрыты расформированы до конца 2021 года. Сотрудники этих учреждений на условиях анонимности подтверждают информацию, однако этому они совсем не рады.

Ирина Н. На днях она узнала о грядущем увольнении. Потом нас будут объединять с детским домом-интернатом в Непецино. И часть сотрудников уволят. В нашем ребцентре у всех детей есть родители, просто они либо лишены родительских прав, либо в местах лишения свободы, либо пьют и не работают.

А непецинские дети — именно детдомовские, у них никого нет.

День смеха прошел шумно и весело, а на протяжении всего праздника ребят не покидало веселое, бодрое, позитивное настроение. Занятие было направлено на преодоление тревожности, развитие у детей уверенности в себе, формирование открытых отношений между участниками группы через смешанную игровую деятельность. После прослушивания и анализа сказки Сутеева «Мешок яблок», ребята выполнили такие упражнения, как: «Цвет настроения», «Я испытываю тревогу, когда…», а так же комплекс нейропсихологических игр, направленных на конструктивное взаимодействие между участниками. Кроме этого, с ребятами была проведена арт-терапевтическая методика «Моя яблонька» с целью обучения выделять и анализировать сильные и слабые стороны своего характера. В конце занятия участники обменялись своими впечатлениями.

Как хорош и разнообразен мир растений! Он встречает ребенка морем красок, звуков и запахов, тысячами загадок и тайн, заставляет остановиться, прислушаться, присмотреться, задуматься… Наша первостепенная задача, как педагогов, донести каждому ребенку, что природа — наше богатство и очень важно понимать, беречь и любить её, научиться жить в гармонии с окружающим миром. Все эти простые истины и стали поводом для проведения познавательно — развлекательного занятия «Растения под охраной», цель которого формирование грамотного и гуманного поведения в природе, воспитание чувства ответственности и бережливого отношения к растениям. Провели занятие Лесовичок, Фея цветов и Доктор Айболит. Герои не только рассказали воспитанникам о богатом растительном мире нашего края и редких вымирающих растениях, но и с помощью интерактива, вместе с ребятами, побывали в среде их обитания. Юные экологи в игровой форме повторили правила и законы природы, вместе с Лесовичком прияли участие в экологической викторине и в игре «Деревья под защитой».

С Феей Цветов ребята поиграли в подвижную игру «Растут цветы», а в игре «Полянка» посадили редкие растения луга. Доктор Айболит рассказал о «зеленой аптеке» растительного мира и вместе с ребятами приготовил сладкое лекарство — варенье, угостил воспитанников ароматным чаем из зверобоя. Занятие получилось не только познавательным, но и увлекательным. А главное, что ребята прониклись любовью, заботой и пониманием того, что богатством природы нужно распоряжаться бережно! С целью закрепления знаний детей по противопожарной безопасности, знаний о причинах возникновения пожара и правилах поведения при возгорании 28 марта для воспитанников детского дома был организован и проведён тематический день «Не шути с огнём». В ходе тематического дня ребята приняли участие в познавательно-игровой программе «Уроки безопасности», в спортивном развлечении «Юный пожарный», в выставке поделок «Берегись огня».

Малыши с удовольствием участвовали в эстафетах: «Кто быстрее вызовет пожарную команду», «Кто быстрее оденет пожарную форму», «Чья пожарная машина быстрее доедет до пожара», «Тушение пожара», «Спасение своих друзей из огня», тренировались в ловкости, смекалке, быстроте, учились ориентироваться в проблемных ситуациях. Так же «юные спасатели и пожарные» отвечали на запутанные вопросы и играли в интеллектуальную викторину. Юля Ч. Ребята продемонстрировали свои познания по пожарной безопасности и сделали вывод, что пожарный — это очень важная и нужная профессия в жизни. В начале мероприятия педагоги познакомили воспитанников с биографией замечательного детского писателя. Дети узнали много интересных эпизодов из его жизни и совершили круиз по сказочной стране дедушки Корнея!

Ребята дружно выполняли задания, отгадывали загадки, определяли сказочных героев и с удовольствием участвовали в литературной игре. Так же дети показали мини-спектакли по мотивам сказок «Муха-Цокотуха», «Мойдодыр», «Федорино горе», «Айболит». Вниманию всех участников была представлена книжная выставка «Сказки дедушки Корнея», где ребята увидели популярные и любимые произведения. Данное мероприятие было направлено на формирование у дошкольников потребности в чтении, знакомство с биографией и творчеством Корнея Чуковского. Фестиваль проводился с целью выявления и пропаганды инновационных идей, решений и передового педагогического опыта в сфере преподавания. В рамах фестиваля работали следующие секции: «Творческая мозаика», «Когда закончился урок…», «Психологическая копилка».

На Фестивале педагогических идей Шуйский детский дом представляли воспитатели Климова О. На секции «Творческая мозаика» воспитатели Климова Оксана Евгеньевна и Горбунова Анна Николаевна выступили с мастер-классами: «Оберег для дома — подкова на счастье» и «Линейный календарь». Учитель-логопед Тамара Николаевна Охлопкова представила доклад «Работа с неговорящими детьми». Социальные педагоги Светлана Александровна и Елена Геннадьевна поделились опытом работы с детьми из замещающих семей по социальному проекту «Я-волонтёр», а педагог-психолог Светлана Валерьяновна рассказала о «Развитии родственных связей детей-сиблингов, как значимого компонента социальной ситуации развития личности ребенка». Каждый педагог, участвующий в мероприятии смог почерпнуть для себя что-то новое и интересное для дальнейшего использования в своей работе. Цель данного мероприятия заключалась в том, чтобы помочь будущим родителям осознать необходимость создания и поддержания теплых семейных отношений, способствовать приобретению родителями практических знаний по созданию благоприятной психологической атмосферы в семье.

В ходе мероприятия обсуждались вопросы о роли и значении семейных отношений в развитии эмоционально — чувственной сферы ребенка. Участники тренинга выполняли следующие упражнения: «Подари улыбку», «Недетские запреты», «Связующая нить», «Душа ребенка», «Что я сделаю для того, чтобы мой ребенок стал счастливым» и другие. В общем кругу по окончании занятия будущие родители высказались об эффективности занятий, о возможности использования полученных знаний на практике в воспитании детей и сделали вывод о том, что в каждой семье ребенок должен видеть тепло, любовь и уважение. Встреча прошла в тёплой и непринуждённой обстановке. В работе сессии принимала участие социальный педагог Центра подготовки приемных родителей и сопровождения замещающих семей Шуйского детского дома Шураева Светлана Александровна. Мероприятие открыла директор Ресурсного центра добровольчества — Виктория Титова презентацией о деятельности волонтерского направления в Ивановской области.

Затем участники сессии продолжили работу в направлениях «Первые шаги» и «Шагаем вместе». Каждый узнал о портале Добро. О своем опыте работы рассказали эксперты и победители грантовых конкурсов Росмолодежь, волонтёры-активисты города Шуи, Шуйского, Лежневского, Савинского и Родниковского районов. Каждый участник смог получить индивидуальную консультацию представителей Ресурсного центра организации добровольческой деятельности «Ивановский Волонтерский Центр». В реалиях современного мира воспитание патриотических чувств у подрастающего поколения — важнейшая задача взрослых. Знакомство с историей России, её достижениями способствует воспитанию достойных граждан, настоящих патриотов своей Родины.

В ходе теплой встречи педагоги затронули важные темы любви к Родине, к её истории. Вниманию детей было представлено слайд-шоу, познакомившее воспитанников с достопримечательностями Крыма, ребята посмотрели небольшой видео-ролик об истории полуострова и его воссоединении с Россией. В ходе мероприятия звучали стихи о Родине, песни о дружбе и Крыме.

проблемы и факты о детских домах

Ребята посмотрели очень увлекательное и интересное представление, которое подготовили и исполнили воспитанники Шуйского детского дом-школы. В рамках инициативы «Семья вместо детского дома» предложены 9 решений проблем в области сиротства. В одном из детских домов, где он жил, туалет открывали два раза в день: утром на полчаса, вечером на час, всё остальное время они терпели. Главное отличие детского дома от подобных ему учреждений состоит в том, что в нем дети только проживают и проводят свободное от учебы время, а получают образование они в ближайших школах. 12 апреля учитель-логопед Шуйского детского дома Тамара Николаевна Охлопкова приняла участие во II межрегиональных образовательных Чиндиловских чтениях «Разумное, доброе, вечное». «Приемные дети – это крест на своей судьбе», «нормальных детей в детдомах нет, брать их опасно», «у них плохая генетика», – часто говорят о детях-сиротах из детских домов.

Вы точно человек?

Список детских домов, приютов и реабилитационных центров(с адресами, контактными телефонами и данными руководителей учреждений), которым благотворительный фонд «Милосердие» оказывает регулярную помощь. Детский дом — все новости по теме на сайте издания За инвалида больше дают: что стоит за снижением числа детей-сирот в детдомах. читайте последние и свежие новости на сайте РЕН ТВ: Две воспитанницы детдома пропали в сильный мороз в Красноярском крае Шесть подростков устроили побег из детского дома в Красноярском крае. Понятно, детские дома, которые сейчас официально именуют центрами семейного воспитания (звучит особенно цинично на примерах насилия там), куда более закрытые специальные учреждения, чем исправительные колонии или воинские части.

Детский дом

Новости – ОГКОУ "Кинешемский детский дом" Итак, нужно признать, что большие государственные детские дома – это самая малоэффективная форма воспитания сирот.
В Коми расследуют случай нападения на подростка в детском доме Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения.
Новости детского дома – Ивановский детский дом «Ровесник» Новости детского дома. Ивановский музей камня.
Вы точно человек? Когда я выпустился из детского дома, то был похож на Маугли – не знал, что такое коммунальные платежи, как работает стиральная машина, как зарабатывать деньги и главное, как их тратить.
БЮРО ДОБРЫХ ДЕЛ | Мы заботимся о детях, которые остались без попечения родителей Детские дома не помогают детям, а вредят им — к таким выводам на основании многочисленных исследований пришли развитые страны еще в середине прошлого века.

Детские дома

Home Archive for category "Новости детского дома". Марина провела в детском доме пять лет: она оказалась там в 12 лет и не попала в приемную семью. Главное отличие детского дома от подобных ему учреждений состоит в том, что в нем дети только проживают и проводят свободное от учебы время, а получают образование они в ближайших школах. Новости и СМИ. Обучение. Интернаты и детские дома меняют названия. Помощь молодым мамам – выпускницам детских домов, оказавшимся в трудной ситуации.

Как живут российские сироты и почему это должно волновать каждого из нас

Анастасия Урнова: Ну, порезы. Александр Гезалов: Челябинск. Анастасия Урнова: Ну, последнее. Александр Гезалов: Поэтому, конечно, когда это выплескивается, все эмоционально реагируют. Но, на мой взгляд, если сегодня взять информацию из прокуратуры, из Следственного комитета и ее постоянно выкладывать, то это уже будет просто нормой.

Ну, то есть будут понимать, что это существует, это есть. Но когда это вдруг неожиданно появляется и опять затихает, со временем опять появляется, возникает клиповая история. Анастасия Урнова: Исходя из того, что вы говорите, то сейчас это, по сути, норма? Александр Гезалов: А?

Анастасия Урнова: Исходя из того, что вы говорите, я правильно понимаю, что сейчас это, по сути, норма? Александр Гезалов: Да нет, это всегда было. Анна Кочинева: Это вообще. Анастасия Урнова: Ну, я и говорю: это норма, потому что это повсеместно?

Александр Гезалов: В этом году системе детских домов исполняется ровно 100 лет. Я в этой теме 50 лет. Я родился, пригодился и так далее. Но всегда во всех учреждениях так или иначе возникали трения и между детьми, и с сотрудниками.

У нас, например, в детском доме вообще были бунты: мы, дети, против воспитателей, воспитатели против нас. И возникает такая некоторая каша. Как выруливать? Как выживать ребенку?

Как выстраивать свои отношения? Поэтому здесь, конечно, нужны значимые взрослые, которые могли бы это изменить. Мария Хадеева: Я Александра хотела бы поддержать, но сказать, что все-таки, прежде чем говорить, нужно определиться с терминами. Александр Гезалов: Конечно.

Мария Хадеева: То есть когда вы говорите о насилии, то это достаточно… Александр Гезалов: Это необязательно избиение. Мария Хадеева: Вот. Это очень широкий такой и многозначный термин. Анастасия Урнова: И в каких формах оно проявляется?

Мария Хадеева: Дело в том, что то, что выплескивается, и то, что, естественно, находит огласку — это крайняя форма. Александр Гезалов: Это крайняя форма. Мария Хадеева: То есть это запредельна сама ситуация. И если говорить опять же… То есть я не так глубоко, допустим, как Александр, и не так давно в этой системе, но если говорить о том, что я вижу, то крайние формы насилия — все-таки редкость.

В целом… Александр Гезалов: Да-да-да. И это, разумеется, очень эмоционально откликается, потому что тема болезненная. Если говорить о детских учреждениях как о некой системе, в которой, абсолютно верно было сказано, существует иерархия, то, разумеется, подавление и конфликты тех или иных уровней — это данность. И так было всегда.

То есть вот, наверное, ответ на ваш вопрос. Анастасия Урнова: Да. Елена Альшанская: То, что говорит Маша… Нужно понимать вот то, о чем уже здесь говорилось про травмы. Ребенок приходит в детский дом в ситуации… Он не в санаторий на отдых приходит.

Он приходит в ситуации, когда либо произошел отказ от ребенка, либо его забрали у родителей, которых он любил. У него была к ним привязанность, но вот государству показалось, что что-то они делают не так. Или там вообще происходила какая-то чудовищная ситуация: папа на глазах у ребенка зарубил маму. То есть там всегда что-то такое уже травматичное, и сама эта ситуация травматичная для ребенка.

Дальше вы собрали целое учреждение таких детей. То есть вы набрали в учреждение кучу детей с разными травматичными ситуациями и разным опытом. Кто-то жертва насилия. Кто-то жил в условиях, когда ему разрешали гнобить других детей.

Кто-то просто переживает, что он потерял свою маму. Александр Гезалов: Кто-то в будке жил с собакой. Елена Альшанская: Кто-то жил в будке с собакой. Вот вы их всех собрали вместе.

И у вас в лучшем случае на это учреждение один психолог, у которого нет задачи заниматься их индивидуальной реабилитацией. А дальше… Мария Хадеева: Да даже если бы она и была, выполнима ли она? Елена Альшанская: Ну, он не справился бы с ней. Если бы она была, она была бы невыполнима.

Мария Хадеева: Невыполнима, да, по умолчанию. Елена Альшанская: А дальше нам нужно из них строить коллектив, который будет красиво танцевать перед спонсорами, в школу ходить, кушать. И что, кроме насилия, извините, иерархии, позволит вам решать эту задачу? Это как вы возьмете взрослых-травматиков, не знаю, всех из Афганистана одновременно, тех, у кого все умерли в автокатастрофе — и сделаете такую клинику невроза без единого врача, без единого психолога.

И скажете: "А сейчас у нас будет кройка и шитье, потом обед, потом ужин". У вас будет кошмар. Собственно говоря, это мы и устраиваем для детей в детских домах. Мария Хадеева: Я просто хочу сказать, что есть случаи… Ну, к сожалению, ныне уже закрытые в связи с повальным закрытием детских домов, и, к сожалению, это коснулось в первую очередь маленьких детских домов, потому что их выгодно было закрывать, чтобы показать… Александр Гезалов: Статистику.

Мария Хадеева: …количество для статистики. И укрупнять. То есть то, что, например, произошло с моими приемными детьми в том детском доме, где они были… А это был сельский детский дом, где было всего 24 ребенка. И был закрыт этот детский дом, и они переведены, совмещены с коррекционным интернатом в 70 километрах на 100 человек.

Но суть не в этом. Я просто хотела сказать, что есть учреждения, в которых вот эта жуткая статистика, о которой мы говорим, она если не нулевая, то стремится к этому. И это, конечно… Это то, о чем говорила и Елена, и Анатолий. Это все одно и то же.

То есть это маленькие группы, устойчивая привязанность, семейного типа так называемые, по которым пытаются построить. Просто большие учреждения сложно по этому типу построить. Но если, например, говорить про конкретный детский дом на 24 ребенка, то это небольшие группы, это часто семьи, то есть из поселков и сел там братья и сестры. Это снижает… Анастасия Урнова: Напряженность?

Мария Хадеева: …вот это нагнетание внутри как бы. И это устойчиво. Это одни и те же воспитатели, которые живут в этом же поселке. Это та же сельская школа, которая знает всех этих детей, и так далее.

То есть я уверена, что каждый из нас ни одно учреждение с нулевым вот этим коэффициентом сможет назвать. Анастасия Урнова: Но я тем не менее хочу, чтобы мы послушали просто реальную историю выпускника детского дома Павла Александрикова, которую взяли наши коллеги из программы "За дело! Давайте послушаем, с чем столкнулся он. СЮЖЕТ Анастасия Урнова: К счастью надо сказать, что тот интернат для детей, о котором рассказывает наш герой, уже закрыт, но вообще он находился в Москве.

Это даже не какое-то отдаленное небольшое поселение. Нет, это происходило в Москве. Естественно, как вы понимаете, недавно. И когда он говорит о том, что вызывал полицию, а никого эффекта не было — ну, по крайней мере, судя по тому, что пишут в Интернете, это суперраспространенная ситуация.

Можете ли вы подтвердить, что эта проблема есть? Да, пожалуйста. Наталья Городиская: Я хочу прокомментировать. Как раз в нашей семье подростки приемные появились из прекрасного детского дома.

Не буду называть регион, но там все было по семейному типу уже тогда, много лет назад. В хорошем спальном районе города детский дом, где 100 человек-воспитанников, но там у них как раз спальни по три человека, гостиная, кухня. И они сами там… ну, пусть они не готовили, но носили себе еду. Я помню, были дежурные, разливали.

То есть вот так более или менее, как мы говорим сейчас, как раз уже работало. Но я знаю от детей, которых мы вывозили в социальные проекты, адаптационные, и старшие дети как раз рассказывали да и среднего возраста , что как раз нянечка, вот эта ночная воспитательница говорила: "Ребята, вы идите, малышей уложите спать". Сами они уходили пить, как рассказывали дети нам уже. И старшие дети — кто как мог — укладывали малышей.

Ну, мы сами понимаем, что происходило в этих спальнях. И то, что там происходили случаи, что девочки занимались проституцией, и в пять месяцев делали девочке искусственные роды — это я все видела своими собственными глазами. И поэтому у нас было дикое желание, когда закрывали этот детский дом… А его нужно было закрыть и отчитаться, что на территории города нет детских домов. Его увозили больше чем за 200 километров.

У нас, у всех волонтеров было дикое желание взять подростков тех, с которыми мы работали потому что маленькие дети тогда уходили в семьи очень быстро , забрать и по семьям вот так их хотя бы нам, нашим, кому-то вот так их раздать, потому что было безумно жалко. Мы понимали, что с ними там будет происходить. Одно училище, одна профессия, все пьют. То есть там село вообще глухое, и жизни там никакой нет, будущего нет.

И поэтому, да, действительно у нас в семье пять подростков в течение года появилось. Это было очень сложно, но тем не менее. Мы просто по-другому вообще поступить не могли. Но это было уже много лет назад.

И я думаю, что если в таком прекрасном детском там тоже песни, пляски, спонсоры и все что угодно происходило это, то всей России… Анастасия Урнова: К сожалению, исходя из того, что вы все говорите, я делаю вывод, что во многом же проблема не только в том, что это люди с психологической травмой… Я имею в виду — дети в одной организации. Но когда мы слышим о сотрудниках, ну, очевидно садистах… Елена Альшанская: Это то, что я вам говорила… Мария Хадеева: Здесь много моментов. Вот Лена начала говорить. Вы смотрите, у нас любые учреждения, неважно, дом престарелых… Я вообще поражаюсь!

Нет, конечно, широка страна моя родная, но иной раз едешь и думаешь: тут не то что вечером выйти, тут днем-то ехать страшно. В каких выселках это находится? Туда не доехать. Ну, понятно, чтобы не сбежали.

То есть места страшные. И кто там будет работать? Кто остается жить в сельской местности за те копейки, которые там платят? Все, кто хоть что-то может, уезжают — если не в Москву, Петербург и другие миллионники, то хотя бы в райцентр, где зарплата повыше и есть хоть какая-то работа.

То есть понимаете, да? Мы столкнулись с тем, собственно… Когда появился наш онлайн-проект, мы сначала искали учителей, просто обычных учителей, которые будут приходить и дополнительно за какие-то деньги с детьми заниматься. Не пошло, их нет. Потому что даже студенты педколледжа уезжают учиться.

И это надо брать просто, помимо психологической травмы и людей, еще надо брать тот срез, где находятся эти учреждения, и тех людей, которые живут в местах, где находятся эти учреждения, которые готовы работать за эти деньги и приходят туда. Анастасия Урнова: Анна. Анна Кочинева: Да, важно еще добавить, что… Ну, в целом представьте, что вы прекрасный человек, вы руководитель детского дома. Вам дали в подчинение сотрудников тоже совершенно прекрасных.

И у вас 100 детей разного возраста, с разными травмами, с разным бэкграундом, из разных мест пришедших. Вы хотите им дать самое лучшее? Безусловно, хотите. Вы говорите этим желанием.

Но вам нужно как-то выстроить систему, чтобы это все работало, чтобы они по часам ходили есть, чтобы они ходили учиться, чтобы все, что запланировано… чтобы они плясали перед спонсорами, как Елена говорит, чтобы они выполняли все необходимое. Вы будете первый год стараться сделать это демократическим способом. Но я больше чем уверена, что в итоге все сведется к диктатуре. Анастасия Урнова: К тоталитарному.

Анна Кочинева: Я как раз на днях пересмотрела фильм, который называется "Эксперимент", про то, как взрослых успешных людей поместили в замкнутое пространство и сказали: "Вы сейчас сыграете роль надзирателей, а вы сыграете роль заключенных". И что из этого получилось? В течение уже первых пяти дней люди начали проявлять крайние формы насилия по отношению друг к другу. Анастасия Урнова: То есть система их ломает.

Анна Кочинева: Система, человек так устроен, психика так устроена. Анастасия Урнова: Разрешите я просто вас прерву, потому что с нами на телефонной связи Алана Владимировна Семигузова. Алана Владимировна, здравствуйте. Слышите ли вы нас?

Алана — волонтер и адвокат в Чите. Скажите, пожалуйста, со сколькими учреждениями вы сотрудничаете и что вы видите в своей практике? Алана Семигузова: На протяжении нескольких лет я как волонтер посещаю один детский дом и один дом-интернат, если говорить о регулярных посещениях. Анастасия Урнова: А легко ли вообще вам туда попасть?

Открыты ли они для волонтеров и, скажем так, общественности? Алана Семигузова: Ну, вообще вот в те учреждения, которые я посещаю, меня пускают, руководство открыто. И мы, соответственно, стараемся как-то разнообразить жизнь детей, организовать для них какие-то развлечения. Есть такие учреждения, которые не пускают.

Ну, лично мое мнение: скорее всего, в этих учреждениях есть какие-то проблемы. Видимо, они не хотят, чтобы о них стало известно кому-то. Анастасия Урнова: Вот те учреждения, куда все-таки вы попадаете, как вы можете оценить то, что там происходит, вообще состояние учреждений, какие отношения с детьми? Алана Семигузова: Вы знаете, вот те учреждения, которые я посещаю, они находятся в нормальном состоянии.

Директора, воспитатели этих учреждений очень добрые, к детям относятся замечательно, стараются, чтобы у детей было все, чтобы им было уютно в том доме, где они живут. Конечно, есть там определенные проблемы. Вот детский дом, который я посещаю, давно уже требует ремонта крыша, то есть она течет. Но как-то руководство старается сделать все для того, чтобы такие проблемы никак не отразились на качестве жизни детей.

Анастасия Урнова: Хорошо, Алана, спасибо вам большое, что рассказали. Напомню, с нами, со студией на связи была Алана Семигузова — волонтер и юрист из Читы. Да, Александр, пожалуйста. Александр Гезалов: Вы знаете, я как-то под Новый год получил такую информацию.

В один детский дом предложили ночью прийти всем желающим и поздравить детей с Новым годом. Вот это такое какое-то, мне кажется, легкое, лайтовое волонтерство без погружения в проблему детей, о чем Маша говорила, — мне кажется, это приводит к тому, что люди следят действительно, не течет ли крыша, поиграть, еще что-то. А погружаться в проблемы… Вот она назвала бы конкретного Васю, с которым она взаимодействует, и говорила бы о его трудностях — было бы понятно, что она про конкретного Васю знает. А когда я приезжаю одна или один, а там много детей, нет супервизии, нет специалистов и так далее — это все такое, знаете, помазание системы.

И у нас таких волонтеров достаточно много. Анастасия Урнова: То есть вы считаете, что такое волонтерство в принципе неэффективно? Александр Гезалов: Ну, оно как бы для нее. А для детей-то что?

Или, например, допустим, когда… Мария Хадеева: Давайте еще спросим, что такое эффективность. Вы говорите про неэффективность. Эффективность — это что? Александр Гезалов: Критерии эффективности — это же конкретная судьба, конкретное сопровождение, конкретное наставничество.

А когда со всеми общо… И еще она говорит, что есть хорошие детские дома… Анастасия Урнова: После ваших слов никто, я чувствую, в детские дома не поедет. Александр Гезалов: Нет, не в этом дело, не в этом дело. Нужно выстраивать систему… Нет, надо выстраивать систему между учреждением и, допустим, той же благотворительной организацией, которая этим занимается. Анастасия Урнова: Разумеется.

Ну, понятно, чтобы не сбежали. То есть места страшные. И кто там будет работать? Кто остается жить в сельской местности за те копейки, которые там платят?

Все, кто хоть что-то может, уезжают — если не в Москву, Петербург и другие миллионники, то хотя бы в райцентр, где зарплата повыше и есть хоть какая-то работа. То есть понимаете, да? Мы столкнулись с тем, собственно… Когда появился наш онлайн-проект, мы сначала искали учителей, просто обычных учителей, которые будут приходить и дополнительно за какие-то деньги с детьми заниматься. Не пошло, их нет.

Потому что даже студенты педколледжа уезжают учиться. И это надо брать просто, помимо психологической травмы и людей, еще надо брать тот срез, где находятся эти учреждения, и тех людей, которые живут в местах, где находятся эти учреждения, которые готовы работать за эти деньги и приходят туда. Анастасия Урнова: Анна. Анна Кочинева: Да, важно еще добавить, что… Ну, в целом представьте, что вы прекрасный человек, вы руководитель детского дома.

Вам дали в подчинение сотрудников тоже совершенно прекрасных. И у вас 100 детей разного возраста, с разными травмами, с разным бэкграундом, из разных мест пришедших. Вы хотите им дать самое лучшее? Безусловно, хотите.

Вы говорите этим желанием. Но вам нужно как-то выстроить систему, чтобы это все работало, чтобы они по часам ходили есть, чтобы они ходили учиться, чтобы все, что запланировано… чтобы они плясали перед спонсорами, как Елена говорит, чтобы они выполняли все необходимое. Вы будете первый год стараться сделать это демократическим способом. Но я больше чем уверена, что в итоге все сведется к диктатуре.

Анастасия Урнова: К тоталитарному. Анна Кочинева: Я как раз на днях пересмотрела фильм, который называется "Эксперимент", про то, как взрослых успешных людей поместили в замкнутое пространство и сказали: "Вы сейчас сыграете роль надзирателей, а вы сыграете роль заключенных". И что из этого получилось? В течение уже первых пяти дней люди начали проявлять крайние формы насилия по отношению друг к другу.

Анастасия Урнова: То есть система их ломает. Анна Кочинева: Система, человек так устроен, психика так устроена. Анастасия Урнова: Разрешите я просто вас прерву, потому что с нами на телефонной связи Алана Владимировна Семигузова. Алана Владимировна, здравствуйте.

Слышите ли вы нас? Алана — волонтер и адвокат в Чите. Скажите, пожалуйста, со сколькими учреждениями вы сотрудничаете и что вы видите в своей практике? Алана Семигузова: На протяжении нескольких лет я как волонтер посещаю один детский дом и один дом-интернат, если говорить о регулярных посещениях.

Анастасия Урнова: А легко ли вообще вам туда попасть? Открыты ли они для волонтеров и, скажем так, общественности? Алана Семигузова: Ну, вообще вот в те учреждения, которые я посещаю, меня пускают, руководство открыто. И мы, соответственно, стараемся как-то разнообразить жизнь детей, организовать для них какие-то развлечения.

Есть такие учреждения, которые не пускают. Ну, лично мое мнение: скорее всего, в этих учреждениях есть какие-то проблемы. Видимо, они не хотят, чтобы о них стало известно кому-то. Анастасия Урнова: Вот те учреждения, куда все-таки вы попадаете, как вы можете оценить то, что там происходит, вообще состояние учреждений, какие отношения с детьми?

Алана Семигузова: Вы знаете, вот те учреждения, которые я посещаю, они находятся в нормальном состоянии. Директора, воспитатели этих учреждений очень добрые, к детям относятся замечательно, стараются, чтобы у детей было все, чтобы им было уютно в том доме, где они живут. Конечно, есть там определенные проблемы. Вот детский дом, который я посещаю, давно уже требует ремонта крыша, то есть она течет.

Но как-то руководство старается сделать все для того, чтобы такие проблемы никак не отразились на качестве жизни детей. Анастасия Урнова: Хорошо, Алана, спасибо вам большое, что рассказали. Напомню, с нами, со студией на связи была Алана Семигузова — волонтер и юрист из Читы. Да, Александр, пожалуйста.

Александр Гезалов: Вы знаете, я как-то под Новый год получил такую информацию. В один детский дом предложили ночью прийти всем желающим и поздравить детей с Новым годом. Вот это такое какое-то, мне кажется, легкое, лайтовое волонтерство без погружения в проблему детей, о чем Маша говорила, — мне кажется, это приводит к тому, что люди следят действительно, не течет ли крыша, поиграть, еще что-то. А погружаться в проблемы… Вот она назвала бы конкретного Васю, с которым она взаимодействует, и говорила бы о его трудностях — было бы понятно, что она про конкретного Васю знает.

А когда я приезжаю одна или один, а там много детей, нет супервизии, нет специалистов и так далее — это все такое, знаете, помазание системы. И у нас таких волонтеров достаточно много. Анастасия Урнова: То есть вы считаете, что такое волонтерство в принципе неэффективно? Александр Гезалов: Ну, оно как бы для нее.

А для детей-то что? Или, например, допустим, когда… Мария Хадеева: Давайте еще спросим, что такое эффективность. Вы говорите про неэффективность. Эффективность — это что?

Александр Гезалов: Критерии эффективности — это же конкретная судьба, конкретное сопровождение, конкретное наставничество. А когда со всеми общо… И еще она говорит, что есть хорошие детские дома… Анастасия Урнова: После ваших слов никто, я чувствую, в детские дома не поедет. Александр Гезалов: Нет, не в этом дело, не в этом дело. Нужно выстраивать систему… Нет, надо выстраивать систему между учреждением и, допустим, той же благотворительной организацией, которая этим занимается.

Анастасия Урнова: Разумеется. Александр Гезалов: Ну, взять тот же Челябинск. Почему там произошло? Какой-то непонятный мужик пришел и начал взаимодействовать.

Никакой ответственности, никаких документов, никто ничего не подписывал, никто никого не проверял. Ну, он-то оформил, а сама система чем занималась? Анастасия Урнова: Я читала, что он, между прочим, специально для этого прошел необходимые курсы, получил какие-то справки о том, что… Он вообще чуть ли не на работу хотел туда устраиваться. Александр Гезалов: Об этом и речь, об этом и речь.

Мария Хадеева: Государственная система подготовки. Анатолий Васильев: Он формально сделал вещи, за которые к нему не придерешься. Александр Гезалов: Да. Анастасия Урнова: Ну а как государство еще может проверить, кто приходит в детский дом, если не по справкам, не по прохождению того или иного обучающего курса?

Мария Хадеева: Можно я не то чтобы в защиту волонтерства? Просто я начинала тоже ездить по детским домам, когда я была лидером волонтерского движения в банке, в котором я на тот момент работала. И я хочу сказать не в пику Александру. Он, без сомнения, прав, готова под каждым словом подписаться.

Но мамы всякие нужны, мамы всякие важны. Нужно и такое тоже. Просто вопрос в том, что я бы людей, которые ездят с праздниками, с разной регулярностью и общаются со всеми детьми, не брала бы как экспертное мнение относительно состояния детей или даже состояния детского дома. Александр Гезалов: Об этом и речь, да.

Мария Хадеева: Потому что даже если в момент они приехали, а там течет крыша, то это не значит, что там вообще хорошо. Анастасия Урнова: Елена, вначале вы сказали, что вы недавно ездили в Читу и как раз смотрели, что там. Елена Альшанская: Ну, это не недавно, это было, когда там был скандал. Как вы помните, там была история… Мария Хадеева: Несколько месяцев назад.

Елена Альшанская: Это было в прошлом году. Была история с тем, что АУЕ, вот вся эта история. Ездила не я, а ездили сотрудники нашего фонда с мониторингом. Потому что мы довольно регулярно ездим по разным детским домам России.

И вот после этого случая как бы нас пригласили присоединиться к поездке в Читу. И, честно говоря, впечатление, которое сложилось у них, вот такое стандартное. Мы про это уже здесь много говорили. Это в основном удаленные детские дома от центров, от больших населенных пунктов, в такой чудовищной окружающей нищете.

Нет возможности найти какое-то другое занятие зачастую, и не только детям из детских домов, но и детям из обычных семей, кроме как шляться с какими подростковыми бандами. Отсутствие такой системной работы с семьями кровными, с семьями приемными. При этом там был один детский дом, который был по семейному типу, небольшой, и тоже существовавший в этой среде совершенно особняком. А все остальные — это была, к сожалению, вот такая грустная история про то, что внутри происходит примерно то же самое, что и снаружи, вот такая безнадега, где дети, в общем-то, включаются в эту историю.

Ну, старшие выпускники возвращаются в детский дом, подсаживают детей на вот такую как бы историю. Очень романтизируется эта история — что-нибудь украсть, вылезти ночью через забор детского дома. А другого какого-то романтизированного, но нормального досуга нет у детей там. У них альтернатива — сидеть на кровати в детском доме.

Или ты такой крутой, вылезаешь, воруешь, со старшими делишься, а они тебя потом поддержат. И вот эта вся романтика за счет этой безнадеги, собственно говоря, и возникает. Я вернусь к тому, о чем мы говорили до сюжета, — о том, что, собственно говоря, взрослые плохие, дети плохие подобрались. Сама система действительно создает вот эту атмосферу, в которой взрослые не справляются.

Они на самом деле не могут справиться. Единственное здесь решение может быть какое? Это действительно вот эта тотальная малокомплектность. Я была в Ирландии, и там максимально разрешенное количество детей на учреждение, групповой дом — это шесть человек.

Но — дом. Анастасия Урнова: Ну, их мало, наверное. Александр Гезалов: Где Ирландия, а где Россия? Елена Альшанская: Ну, у нас так не будет.

Но хотя бы… Мария Хадеева: Это как один район в Подмосковье. Елена Альшанская: Можно я договорю? Александр Гезалов: А потом я скажу. Елена Альшанская: Ограничение хотя бы в 30.

Плюс эти маленькие группы. Восемь — это большие группы. Маленькие — это пять-шесть. И плюс вторая история — конечно, там должна быть в первую очередь задача социально-психологической реабилитации этого ребенка.

И третья история — это открытость. То есть ребенок должен быть максимально включен в социум. Во-первых, люди увидят, когда с ним что-то не так. Если он будет все время с ними, он кому-то что-то расскажет, у него возникнет доверие.

А когда он за этим забором постоянно… Александр Гезалов: То придет Серега. Елена Альшанская: То придет Серега через этот забор, да-да-да. Александр Гезалов: И никто за забором ничего не увидит. Елена Альшанская: И он за забором останется.

Анастасия Урнова: Анатолий, пожалуйста. Анатолий Васильев: Вы знаете, я хотел сказать, что тема волонтеров тоже должна рассматриваться под разным углом. Вот есть опыт очень хороший в Москве вот Аня этим занимается , когда волонтеры приходят не с подарками, не с жалостью… Александр Гезалов: Да-да-да, не поиграть. Анатолий Васильев: …не унижают ребенка своим отношением.

Потому что ребенок сразу чувствует, что он особый, раз ему подарки принесли какие-то чужие люди. А вот система наставничества, которая уже сейчас внедряется, она адресная, конкретная, она помогает вытягивать конкретных ребят из этой системы. А иначе рождается иждивенчество. Мы сами загоняем проблему в угол.

Анна Кочинева: Я хочу еще раз подчеркнуть и поддержать Анатолия, что действительно нужно. Но для этого существуем мы — некоммерческие организации, которые помогают детским домам, которые, как сказала Елена, не справляются. Мы помогаем им наладить эту связь между волонтерами и ребятами. Мы помогаем подготовиться, самим внутренне подготовиться этим волонтерам к тому, как вести себя с этими ребятами.

А почему нельзя дарить подарки? А что им собственно нужно? А как наладить с ними контакт? А как выходить из сложных ситуаций?

А как продолжить общение после того, как он вышел из детского дома что еще более важно? Вот собственно мы этим занимаемся, и Лена этим занимается. Ну, это из тех, кого я близко знаю. Александр Гезалов: Да все занимаются.

Анна Кочинева: И Александр. Мы все этим занимаемся. И еще очень много-много организаций. И я могу призвать всех, кто нас сейчас смотрит, найти наши контакты в Интернете или позвонить — и мы с радостью, мы открытые.

Анастасия Урнова: Узнать, как можно помочь. Анна Кочинева: Мы открыты для всех. Александр Гезалов: И ответственность уже не конкретного человека, а организации. А у нас сейчас, кто захотел, пришел и так далее.

Берем, допустим, одну Владимирскую область. Там 150 или 130 детей, которые находятся в детском доме. В базе данных на то, чтобы взять ребенка — 180. Кого они хотят взять?

Они хотят взять маленького, здоровенького. Получается, что как бы все хотят брать, но не хотят брать подростков. И такой возникает флер. Много людей, которые находятся в базе данных как приемные родители, но подростков взять особо желающих… Ну, конечно, есть, но такого нет.

Это говорит о чем? То, что школа приемных родителей, надо тоже менять формат. Мы готовим к тому, что будут подростки из детских домов, будут проблемные в том числе. Понятно, что они там уже много чего пережили.

И к этому нужно готовиться. Поэтому появляются разные клубы, которые помогают. Мне кажется, пока мы это не повернем в том числе, у нас так и будут… Мне, например, звонят на днях: "Саша, хотим взять ребеночка до трех лет". Ну, я же понимаю, что это невозможно.

И таких людей много. Мария Хадеева: Вот у нас приемная семья. У нас после закрывшегося детского дома мы купили квартиру в этом поселке. И женщина, которая 20 лет проработала воспитательницей в этом доме, стала приемной мамой.

Ну, то есть единомоментно до шести детей, включая ее биологическую дочь, она сейчас воспитывает в доме "РОСТ". И я просто хочу сказать, что исключительно подростков, но да, здоровых, потому что в селе и в поселке нет возможности и нет коррекционной школы, она очень далеко. Александр Гезалов: Вот. Мария Хадеева: Проблема не маленьких, до трех лет, здоровых, славянской внешности.

Начинают бороться учреждения, начинают бороться, потому что подушевое финансирование.

Ещё 20 — находятся там на временном размещении. Только в семье человек может стать личностью, научиться любить и быть любимым.

Никакие учреждения это дать не могут.

Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения. В законопроекте содержатся новые подходы к передаче детей-сирот на воспитание в семьи, которые позволят развивать институт опеки, совершенствовать условия для подготовки лиц, желающих взять в свою семью ребенка-сироту. Впервые законопроектом предлагается ввести в федеральное законодательство понятие «сопровождение». Планируется, что этим полномочием будут наделены уполномоченные региональные органы власти и организации, в том числе НКО.

Детские дома

Детский дом: миссия невыполнима? - С него начались кардинальные перемены в российских детских домах, школах-интернатах и домах ребенка.
Воспитательница в детском доме откровенно рассказала о работе с сиротами - 15 июня 2023 - НГС55.ру В рамках инициативы «Семья вместо детского дома» предложены 9 решений проблем в области сиротства.
Мария Рыльникова рассказала о том, почему детский дом - это плохо Как отмечают представители профильных НКО, воспитанники интернатов, которые были временно помещены в детские дома по заявлению родителей — «скрытые» сироты, поскольку они не имеют статуса «сирота» или «оставшийся без попечения родителей».

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий