Новости. Знакомства.
Украинскому народу вручена немецкая премия Льва Копелева за мир и права человека
писатель, германист, правозащитник, автор "Вуппертальского проекта" - по сближению культур и народов России и Германии, прообраз Льва Рубина - одного из главных. Новости истории События Из Союза писателей СССР исключён Лев Копелев. Премия Копелева вручается Форумом Льва Копелева в Кельне, начиная с 2001 года, и не предусматривает денежного вознаграждения. Лев Копелев стремился напомнить нам, что знаменитое изречение Гете, в котором он призывает современников научиться если не любви. 9. Статья Копелева Л. «С чужого коня и среди грязи долой» в газете «Московские новости», №35 за 1994г., с публикацией его письма в «Литературную газету».
В Германии виртуально наградили лауреатов премии имени Льва Копелева
Он считает, что сегодня сложно объяснить, почему именно на этих представителей украинского народа пал выбор представителей Форума им. Льва Копелева. Но когда были массированные атаки зимой 2022 года, и когда Киев был на грани остаться без света и тепла, и эти обстрелы еще в мае 2022 года… Было все очень серьезно, и работа местной власти была не среди последних для того, чтобы мы пережили тот период», — считает Владимир Яворский. Премия — признание заслуг украинцев Политолог, эксперт Агентства политического консалтинга «Фабрика медиа» Алексей Курпас отмечает, что премия имени Льва Копелева — это признание реальных заслуг украинцев с начала российской агрессии. Они выполняли даже больше, чем от них ожидали. Они сделали все для того, чтобы защитить страну и помочь тем, кто оказался, как многие украинцы, в ситуации непонятно, что делать, как жить дальше», — говорит Алексей Курпас корреспонденту Русской службы «Голоса Америки». Он подчеркивает, что сейчас, когда некоторые чиновники играют в политику, позабыв, что в стране идет большая война, люди на местах продолжают делать свое дело.
Политолог и историк Александр Палий считает, что кандидатура мэра Киева Виталия Кличко среди тех, кто получит премию для украинского народа выбрана заслуженно. А может быть, даже и никто. Поэтому мы видим, что он и в боксе, и в политике, и в нынешних экстремальных условиях ответственно делает свое дело», — говорит Александр Палий корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
JPG В июле 1990 года я пришел в этот дом, который помнил еще моделью на столе Маргариты Ивановны, пришел на торжественное собрание в Библиотеку имени Маргариты Ивановны Рудомино, в день, когда открывали мемориальную доску у входных дверей. Это было чудом. Но ведь и сама Маргарита Ивановна была чудом, и вся ее жизнь, единственная в своем роде, — необычайная судьба доброй и светлой души, пережившей злое и темное время Лев Копелев, из книги «Великий библиотекарь» 4 Еще с середины 1930-х годов жизнь связала его с Библиотекой иностранной литературы, Маргаритой Ивановной Рудомино и ее наследием.
В своих воспоминаниях Копелев прямо называл существование Библиотеки «чудом».
Сам Солженицын, который поддерживал в Марфино дружеские отношения с Копелевым, признавался, что Лев Зиновьевич стал в его романе прототипом Рубина. Слева - Л. Копелев, в центре А. Солженицын В 1954 году Копелев был освобожден, а спустя два года полностью реабилитирован. В первое десятилетие после освобождения Лев Зиновьевич, работавший научным сотрудником во ВНИИ искусствознания, создавал исключительно искусствоведческую дитературу. Но с 1970-х стал описывать свою жизнь: она запечатлена в трех его книгах. В романе «И сотворил себе кумира» он рассказал о детстве и юности; «Хранить вечно» - о конце войны и заключении в лагере.
Книга «Утоли моя печали» названа по церкви, перестроенной в советское время под марфинскую «шарашку». В 1977 году за свою общественную деятельность Л. Копелев был исключен из Союза писателей с полным запретом публиковаться, а ранее его исключили из КПСС. В 1980 году он выехал в Германию. Таким образом, жизнь Льва Зиновьевича словно бы раскололась пополам. Он описал это вместе со своей женой, писательницей Раисой Орловой, в двух книгах — «Мы жили в Москве» и «Мы живем в Кельне».
В январе 1985 года Копелев пишет письмо бывшему другу, в котором обвиняет того не столько в моральной нечистоплотности, сколько в том, что Солженицын стал рупором мирового мракобесия. В упрёк он ставит ему и ненависть к протестантам, левым, социал-демократам и пр. Судьбы Льва Копелева и Александр Солженицына похожи: оба — фронтовики Копелев дослужился до майора , получили несколько орденов, оба попали в ГУЛАГ в самом конце войны из-за идеологических разногласий с властью. Копелева реабилитировали в 1956-м, затем была работа в Институте истории искусств, которую он совмещал с активной правозащитной деятельностью.
Именно он «пробивал»в печать первую и знаменитую повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Эмигрировал он позже Солженицына — в 1980 году в Германию. Именно в немецком Кёльне в январе 1985 года ещё был жив Черненко, никто не верил в какую-то «перестройку» он пишет знаменитое письмо к Солженицыну, в котором прослеживает моральное падение своего бывшего друга. У письма была трудная история. Сам Копелев не хотел его огласки, пока был жив. Но всё же один из его друзей заставил в 1993 году снять табу с письма. В 1997 году Копелёва не стало. Мы публикуем часть этого письма Копелёва, в котором описывается переход Солженицына на сторону реакции и мракобесия. В течение десятилетия ты представлял нашу литературу с таким замечательным достоинством, с такой безоговорочной правдивостью, и вот это достоинство, эта правдивость стали колебаться, давать трещины, обваливаться, потому что ты вообразил себя единственным носителем единственной истины. Непомерное усиление идеологической сосредоточенности автора может стать и разрушительным, когда художник превращается в пропагандиста, в иллюстратора.
Но ещё мучительнее было читать в "Архипелаге" заведомо неправдивые страницы в главах о блатных, о коммунистах в лагерях, о лагерной медицине, о Горьком, о Френкеле очередной образ сатанинского иудея, главного виновника всех бед, который в иных воплощениях повторяется в Израиле Парвусе и в Багрове.
Перипетии судьбы Льва Копелева
Он говорил о том, что советские диссиденты, приезжающие на Запад без средств, без знания местных условий, в первое время совершенно беспомощны. И кто их встречает с распростертыми объятиями иногда уже в аэропорту? Они снабжают их деньгами, достают им квартиры, работу... Мы не вправе винить эмигрантов за то, что они презрительно относятся к нашей демократии, к нашим представлениям о социализме. Презрительно и даже враждебно. Они, прежде всего, слышат тех, кто их приветливо встречает, кто им льстит, обеспечивает им жизнь.
А там, у них, в Советском Союзе, само понятие социализма стало ругательством, что вполне понятно. Брандт и Бар согласились с Беллем и с Л. Они стали наперебой рассказывать, с какими усилиями удалось добиться отъезда из Чехословакии Ледерара — этого добивались именно социалисты — но, приехав на Запад, он попал в объятия своего земляка и друга Пахмана5. Болтает и пишет реакционнейшую чепуху. Брандт жалуется на трудное материальное положение Соц.
Социнтерн — организация без своих фондов. Белль поддерживает. Обещают подумать. Но памятную записку, разумеется, представлю. Была представлена на следующий день.
И о личных судьбах людей, нуждающихся в помощи, преследуемых, не могу не говорить, особенно сейчас, здесь. И особенно о тех случаях, когда требуется срочная помощь. Войновиче и Г. Владимове, об их писательских и гражданских судьбах. Бранд просит достать ему книги Войновича и Владимова.
Бар: Разумеется, мы постараемся помочь. Но не забывайте, что эти случаи несравнимы с вашим. Ваша судьба в Германии — особая. Нам было очень трудно вытащить вас именно потому, что вы упорно отказывались уезжать без обратного билета. А эти ваши коллеги ведь не откажутся заниматься политической деятельностью.
Брандт и Бар соглашаются, что нужно помочь, обещают продумать формы и средства. Брандт просит написать и об этом памятную записку с краткими характеристиками каждого, с тем чтобы можно было говорить конкретно. Реально можно рассчитывать на что-либо, если каждый раз говорить об одном-двух конкретных людях. Общие разговоры остаются общими разговорами. А длинные списки могут произвести только неблагоприятное впечатление...
Он вспоминает, как ему удалось убедить Брежнева в необходимости разрешить жене А. Сахарова ездить на лечение в Италию. Брандт говорит, что очень рад этому. Оба слушают с большим интересом, переспрашивают. Брандт спрашивает, чем конкретно Лев собирается заниматься в ближайшие дни.
На следующий день мы ужинали у Бара, и Лев очень подробно рассказывал ему и его жене историю жизни доктора Гааза, о которой они фактически ничего не знали. Это очень хорошо, что вы о нем пишете. Надеюсь, книга будет у нас опубликована. После этого мы все еще пили кофе с коньяком и довольно долго говорили о некоторых вопросах мировой политики поездка Шмидта в США, визит папы, события в Польше, новый президент США , говорили об экономике ФРГ, о забастовке почтовых служащих. Под конец Брандт пригласил фотографа, хотел, чтобы мы все вместе сфотографировались, поручил Бару составить короткое коммюнике об этой встрече спросив предварительно, не считает ли Лев это неудобным для себя и не хочет ли он редактировать текст коммюнике.
Лев сказал, что полностью доверяет г-ну Бару. После чего Брандт проводил нас до входных дверей, показав по дороге выставку плакатов СДП и витрину с материалами по истории партии. Кёльн Это письмо для всех родных и друзей. И вчера опять вернулись в Кёльн, где в огромной и малость хаотической квартире Белля чувствуем себя всего домашней... Но уже начинаем искать пристанище для более оседлой жизни.
Пока все предложения нас не устраивают. Очень сильное впечатление произвел Гамбург. Очень большой, просторный, разноликий. Эльба и Альстер два рукава, один разлившийся озером — реки, в которые заходят океанские суда. Яростная пестрота, особенно вечером...
И тут же, в нескольких кварталах, — центр, старые церкви — некоторые очень хороши — суровая протестантская готика с позеленевшими медными и бронзовыми шпилями.. Светлая зелень старой меди просвечивает в разных местах — шпили, крыши, статуи... Великолепная ратуша, мощная, с башней посередине и аркадами — северный ренессанс. И длинная темно-серая эстакада надземной дороги, прорезающей прибрежную часть центра, не кажется уродливой, хотя сама по себе эта железобетонная стоногая штуковина должна была бы раздражать — одно из первых уже с начала века сооружений всевластного городского конструктивизма. Этакая горизонтальная сестрица Эйфелевой башни...
Мы жили в районе Бланкенезе — район вилл на самом высоком холмистом правом берегу Эльбы, а наш приятель Отто живет в Брамсфельде — район более скромный с многоквартирными домами. По пути от нас — старая церковь, в подворье которой — могила Клопштока... Однако с описанием города ничего не получается. И не только потому, что все время отвлекаюсь. Видимо, нет у меня способности описывать, закреплять даже самые сильные впечатления от местностей, от городов, зданий, улиц.
Не хватает слов. Недостаточно работает правое образотворческое полушарие... В последние два дня в Гамбурге шел сильный густой снег, вечером 5-го даже вьюжило. И стал этот чужеземный город неожиданно по-родственному похож на наши — правда, больше на Питер, чем на Москву цвет Медного Всадника обилен и част, особенно в центре. Перехожу к людям — случайные встречи мне были очень интересны, авось и вам тоже.
Появляется мама — молодая, миловидная, в хорошей шубке. Она с сыном едет из Бельгии в Вупперталь к родителям, помочь матери подготовиться к Рождеству, но на Рождество вернется к мужу и старшим детям. Муж — бельгиец, каменщик, уже три года безработный. Живут на пособие, у них трое детей, свой дом, сад, огород. Живут, в общем, сносно.
Она довольна жизнью. Дети говорят и по-немецки и по-французски. И к моим родным ездим часто в гости... Нужно, чтобы не было вообще никаких границ в Европе, чтобы все жили, где хотят... Нет, в Вуппертале я не хочу жить.
Конечно, это моя родина, я там родилась, в школу ходила... Но сейчас там хуже стало. Полно иностранцев. Больше всего — турок. Скоро мы — немцы — будем у них ботинки чистить.
Шофер такси в Гамбурге — едем долго, успеваем поговорить — моложав, темно-рус, кудряв, с бачками, пригож, с холодноватым синим взглядом... Югослав из Загреба, в Гамбурге уже четырнадцать лет. Да, католик. Но вражду с сербами придумывают политики-эмигранты. Мы все — югославы.
Здесь жить лучше, заработок лучше, в отпуск езжу домой. Там братья, сестры. Братья — инженеры. Как живут? Да после смерти Тито ничего не изменилось.
Трудно там жить. Здесь легче. Я работаю часов по 12 в день, иногда меньше. Но я сам себе хозяин. А если я самостоятельно работаю, я это все оплачиваю сам.
Если надо, работаю и в воскресенье. Мне нужно платить бывшей жене на двух детей. За квартиру плачу мало, всего 200 марок в месяц за две комнаты, живу с одной знакомой... Плачу мало потому, что живу уже давно и дом принадлежит городу. Расспрашивает о том, как работают шоферы такси в Москве.
Хорошо, что они имеют свободные дни, хорошо, что квартиры дешевле, но сколько он должен работать, чтобы купить собственную машину?.. Да, социализм — это хорошо только по идее. А наши молодые хозяйки здесь — невестка Белля, Тереса, ее сестры: Эухениа и Марианна, и подруга негритянка Марта — все за социализм. Приятель Марион Денхофф — Клаус Гросснер — лет тридцати с небольшим, юрист, теологосоциолог, математик, экономист. Долговязый, приветливый без амикошонства, на вид интеллигентный студент или аспирант.
Он глава двух фирм, одна обеспечивает оптимальным прогнозированием заказчиков со всех континентов, другая консультирует непосредственно центр управления европейского сообщества в Брюсселе. Сейчас он занят проектами атомных электростанций в ФРГ расчеты с учетом политических противоречий, экономических условий, природных и т. Просто ему все это очень интересно и с премьер-министрами, и с учеными — нобелевскими лауреатами — он встречается, как с партнерами в увлекательной и полезной не только — и, пожалуй, даже менее всего — ему лично полезной игре. Их в этом году вышибли из многих рынков японцы и тайваньцы и филиппинцы, которые производят дешевле радиоприемники, магнитофоны, измерительные приборы и т. Им грозило банкротство.
Уже уволили тысячи рабочих и служащих. Но сейчас мы им помогли, главное, удалось объединить несколько банков — много малых банков подключились. Нужно помочь АЕГ удержаться на плаву... Нет, рабочие не пострадают, если фирма даже обанкротится. Вернее, не очень пострадают.
Есть правительственные фонды на пособия. Это большое достижение нашего социально-либерального правительства. Пожалуй, для первого такого письма хватит. И я устал, и вам, наверное, уже наскучило. Здесь мне все очень любопытно.
Уверен, и у нас там есть силы, чтобы работать и жить не хуже или хотя бы не настолько хуже. Нет, не подражать надо, не обезьянничать, не копировать... Это всегда муть. Ведь и японцы никому не подражали, хотя у всех учились. Надо бы по-своему, совсем по-своему, но зная, понимая их преимущества, их силы, используя их опыт...
Начать бы опять с того места, до которого дошли было Рябушинский, и Щукин, и Манташев, и Столыпин с Кривошеиным. Ну да хватит. Пустился, старый дурак, в мечтания. Целую всех моих родных и милых, Лев. Дорогие и родные!
Очень трудно писать много, даже только несколько писем, так как все время что-то срочно пишу, читаю корректуру, готовился к лекции, отвечаю на телефонные звонки а мы-то отвыкли было от телефона7 , куда -то нужно идти и т. В общем, стресс, иногда уже и раздражающий. И все нарастающая страшная тревога за Польшу, ежедневно смотрим здесь телевизор. И тревога острее, злее. Неужели повторят август 1968 года?!
Ох, и тошнехонько!!! А тут вокруг пресыщенно-благополучная пестрая комфортабельная жизнь, такая чужая, такая далекая всему нашему, что не вызывает ни зависти, ни восхищения, ни гнева, а только некое отчужденное любопытство и печальные сравнения... А людей хороших вокруг нас много. И на лекции моей первой позавчера в здешнем университете было ощущение неподдельной доброжелательности, приветливости, которую излучала огромная аудитория говорят, что было больше 200 слушателей. Главное, что пропал первоначальный тупой страх — каково перед незнакомыми, на чужом языке, да еще в последние полчаса узнал, что времени у меня не два часа, а один как уложусь?
Когда успокоился — заставил себя сначала примерно так, как некогда, когда шел на передовую. Мол, двум смертям не бывать, если бояться, только хуже будет, забудь все, думай лишь о том, что нужно делать сейчас, — возникло и уже до конца не остывало чувство радости от этого множества молодых глаз, лиц...
Ему сделали замечание. Лихой разведчик, щеголявший блатным форсом, изумился таким непривычным нежностям и повторил. Его тут же быстро, молча, но основательно отмолотили. Для молодых солдат работа с единственной девушкой стала этакой целомудренной рыцарской игрой. Летом 1943-го года в батальоне появился новый уполномоченный особого отдела. Самоуверенный, нарочито серьезный и щеголеватый старший лейтенант. Помполит говорил: «Он как жозя какая-нибудь полчаса причесывается, полдня сетку на волосах носит и воняет одеколоном как целая парикмахерская... Через несколько дней к помполиту пришли бойцы из ячейки управления, батальонные разведчики.
Они сказали, что особист пристает к Варьке, она его отпихивает, а он грозит, запрещает жаловаться. Девка боится, плачет, но они вот разузнали и просят помполита распорядиться как надо, а не то, если этот пижон в погонах опять полезет к девочке, то до утра не доживет, а кто - что, все равно не найдут, а если и найдут, так дальше фронта не пошлют. Розанов сердито сказал, что последних слов он не слышал, и столь же решительно пообещал, что Варьку никто не обидит. В тот же вечер он вместе с командиром в присутствии еще одного приезжего офицера вызвал ловеласа. Разговаривали коротко и недвусмысленно. Особист был достаточно смышлен. Он понял, что в дивизии, где все, начиная от командира генерал-майора Казанкина и до любого мальчишки из рядовых, считали себя членами единого братства парашютистов, гордились «птичками» на погонах в голубых петлицах и притом большинство офицеров воевали вместе уже третий год, он, при всех своих могучих полномочиях, беспомощен, одинок перед братством фронтовиков, «много о себе понимающих и отчаянных»... Он выслушал все, что сказал помполит при выразительном молчании двух свидетелей, кисло ухмыльнулся: «Ладно, раз такое мнение, нужна мне ваша телка. А сплетни вам не стоило бы слушать. Но теперь я, конечно, в батальоне не останусь, раз такая обстановка и командование бессильно...
Отчаянная Люся была медсестрой в стрелковом батальоне. Высокая, стройная, рыже-золотая. Лицо немного узкое, овалом, заостренным книзу, розовое, словно прозрачное. Глаза густой, почти лиловой синевы, губы яркие, пунцовые, без всякой помады, на верхней губе глубокая полукруглая луночка как изгиб лука на старинных рисунках. Красавица и щеголиха, храбростью она восхищала даже отчаянных разведчиков, которых тогда зимой 1943 года было нелегко удивить. Она вынесла из-под огня больше полутораста раненных. Несколько раз ходила с разведчиками в дальние рейды по немецким тылам. Во время тяжелых боев под новый 1943 год заменила убитого командира, дважды поднимала роту в контратаки и удержала ключевую высотку. У нее был «полный набор» медалей и орденов, включая орден Ленина и Красное Знамя. Но Люська слыла беспутной.
О ней говорили, что дружков она меняет чаще, чем подворотнички безукоризненной белизны. Рассказывали, что однажды в перерыве между двумя атаками она успела приласкать какого-то пулеметчика в воронке между нашими и немецкими окопами. Вскоре после того, что ее наградили орденом Ленина, в политотдел армии прибыл помощник начальника политуправления фронта полковник Ф. Он вызвал Люсю. Когда она пришла и лихо козырнув, «доложилась», полковник величественно указал на дверь всем, кто был в кабинете. Но все, что они говорили, было отлично слышно через фанерную перегородку, разделявшую блиндаж на собственно кабинет и «прихожую». Ты у нас прославленная, можно сказать, геройская девушка. Удостоена высшей награды. В газетах про тебя писали, для кино снимали. В общем, как говорится, краса и гордость.
Вот и нам в политуправлении фронта про тебя известно. Сам командующий и член военного совета интересовались... У тебя, можно сказать, всеармейская, всесоюзная слава...
Статья 29 Пункт 4: Права и свободы человека и гражданина. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом. Пункт 5: Гарантируется свобода массовой информации.
И я уверял, что ты никак не шовинист, не антисемит, что недобрые замечания о грузинах, армянах, "ошметках орды", латышах, мадьярах - это случайные оговорки. И я ощущал себя в безвыходном лабиринте. Ведь в шестидесятые годы твои книги, твои выступления были и впрямь безоговорочно замечательными и значительными событиями нашей общественной жизни. Ты стал тогда плодотворной, объединяющей силой освободительного движения, которое нарастало ещё и после 1968 года. И всё же я продолжал защищать тебя, либо отрицая то, что становилось очевидным, либо стыдливо молчал, - и всё ради великого "общего дела". Сейчас уже видно, что те, кто задумал твою высылку, добились в конечном счёте идеологического, политического выигрыша. Пока ты был в Москве, твой миф, созданный естественно, всем ходом событий предшествующих лет, объединял и оплодотворял силы духовного сопротивления в стране и вдохновлял всех зарубежных противников сталинщины. Но, оказавшись на Западе, ты стал силой разъединяющей. Ты сам теперь создаёшь свой миф, а искусственные, самодельные мифы бесплодны. Ты оказался не объединителем, как надеялись мы, а главой одной секты фанатично преданных приверженцев или расчётливо услужливых раболепных порученцев. Но сам зло и спесиво напускаешься на Шрагина, на Тарковского, на Эткинда, на Синявского, на всех плюралистов. И во всех твоих окриках нет ни доказательств, ни серьёзных возражений - где уж там говорить о терпимости к инакомыслию, - а только брань и прокурорские обвинения в ненависти к России. Любое несогласие или, упаси боже, критическое замечание ты воспринимаешь как святотатство, как посягательство на абсолютную истину, которой владеешь ты и, разумеется, как оскорбление России, которую только ты достойно представляешь, только ты любишь. Твою статью о фильме Тарковского могли бы с самыми незначительными словесными изменениями опубликовать "Советская Россия" и "Молодая гвардия". И суть, и тон, и стиль публицистики В.
Академгородок, 1966. Пост 8. Дело Даниэля и Синявского. Они выступали в защиту. Лев Копелев
Раиса Орлова, Лев Копелев "Мы жили в Москве 1956-1980" Москва. Лев Копелев так же, как Богатырев, пробивал эту стену страха и отчуждения, которая была, на мой взгляд, не менее прочной, чем Берлинская. "Форум имени Льва Копелева" – это немецкая некоммерческая организация, которая хранит наследие писателя и диссидента Копелева и продолжает его дело в области защиты прав. Организации, в которых Копелев Лев Александрович выступает директором или учредителем по данным Единого государственного реестра юридических лиц (ЕГРЮЛ).
К 100-летию Льва Зиновьевича Копелева (+ ФОТО)
Министерство юстиции добавило немецкий «Форум имени Льва Копелева» в перечень иностранных и международных неправительственных организаций. Последние новости о персоне Лев Копелев новости личной жизни, карьеры, биография и многое другое. Надгробие на могиле ва на Донском кладбище (уч. у колумбария 12). Адвокат из Чечни Зайнап Гашаева в воскресенье, 20 ноября, в Кёльне получила премию Льва Копелева. Германский "Форум имени Льва Копелева" (Lew Kopelew Forum) Минюст включил в перечень нежелательных организаций. Майор Копелев Лев Залманович, обладая литературным талантом, выдумкой и исключительной инициативой, является автором большей части оперативных листовок.
Лев Зиновьевич (Залманович) Копелев. Сердце всегда слева (2017)
Предлагаемое читателю повествование является частью автобиографической трилогии. Книга «Хранить вечно» впервые издана за рубежом в 1976 и 1978 гг.
Организация названа в честь родившегося в Киеве писателя и правозащитника Льва Копелева. Согласно информации с официального сайта, форум занимается исследованием тем, связанных с политическими, социальными и культурными изменения в странах Восточной Европы Ежегодно организация вручает правозащитную премию, лауреатами которой в последние годы становились «ОВД-Инфо», глава карельского «Мемориала» Юрий Дмитриев, а также беларуские оппозиционерки Светлана Тихановская, Мария Колесникова и Вероника Цепкало.
Командир и комиссар всегда жили в одной землянке. Шатров то и дело тревожился: - Носит его там черт, опять полез днем, куда не надо, там каждый вершок простреливают. Батальонной поварихой была Варя, восемнадцатилетняя девочка из сибирского таежного села.
Рослая, пышная, но с детским округлым скуластым лицом и толстой темно-русой косой. Она оказалась единственной девушкой среди нескольких сотен молодых парней. Варя считала КП батальона, расположенный в лесу в 500-700 метрах от передовой, глубоким тылом, очень досадовала, что ей не доверяют быть снайпером. А у нас, знаешь, кака школа, однако, каждая девчонка стрелять умеит, а я и мальчишков перестреливала хоть с колена, хоть стоя, хоть по тарелочкам... Но и командир, и помполит строго запрещали ей отлучаться от главного поварского дела. Но Варя дружила с бойцами, которых кормила шаньгами и пельмешками, и, несмотря на запреты, «сбегала на огневую».
И каждый раз она обязательно ухитрялась пострелять. Веселая добрая девочка азартно спорила. К Варе в батальоне относились как к общей сестре. Подшучивали по поводу снайперских претензий и нескольких кулинарных неудач. Были и влюбленные. Но словно по молчаливому уговору никаких ухаживаний.
Молодые офицеры, которые были ее соседями по землянке, иногда затевали с ней возню, но она лихо управлялась с крепкими парашютистами, так же, как легко ворочала тяжелые термосы. Розанов снабжал ее книжками, требовал, чтобы она занималась, «после войны пойдешь учиться на доктора». Один из дивизионных разведчиков, «гостивших» в батальоне, рассказывая в присутствии Вари какую-то байку, «выразился». Ему сделали замечание. Лихой разведчик, щеголявший блатным форсом, изумился таким непривычным нежностям и повторил. Его тут же быстро, молча, но основательно отмолотили.
Для молодых солдат работа с единственной девушкой стала этакой целомудренной рыцарской игрой. Летом 1943-го года в батальоне появился новый уполномоченный особого отдела. Самоуверенный, нарочито серьезный и щеголеватый старший лейтенант. Помполит говорил: «Он как жозя какая-нибудь полчаса причесывается, полдня сетку на волосах носит и воняет одеколоном как целая парикмахерская... Через несколько дней к помполиту пришли бойцы из ячейки управления, батальонные разведчики. Они сказали, что особист пристает к Варьке, она его отпихивает, а он грозит, запрещает жаловаться.
Девка боится, плачет, но они вот разузнали и просят помполита распорядиться как надо, а не то, если этот пижон в погонах опять полезет к девочке, то до утра не доживет, а кто - что, все равно не найдут, а если и найдут, так дальше фронта не пошлют. Розанов сердито сказал, что последних слов он не слышал, и столь же решительно пообещал, что Варьку никто не обидит. В тот же вечер он вместе с командиром в присутствии еще одного приезжего офицера вызвал ловеласа. Разговаривали коротко и недвусмысленно. Особист был достаточно смышлен. Он понял, что в дивизии, где все, начиная от командира генерал-майора Казанкина и до любого мальчишки из рядовых, считали себя членами единого братства парашютистов, гордились «птичками» на погонах в голубых петлицах и притом большинство офицеров воевали вместе уже третий год, он, при всех своих могучих полномочиях, беспомощен, одинок перед братством фронтовиков, «много о себе понимающих и отчаянных»...
Он выслушал все, что сказал помполит при выразительном молчании двух свидетелей, кисло ухмыльнулся: «Ладно, раз такое мнение, нужна мне ваша телка. А сплетни вам не стоило бы слушать. Но теперь я, конечно, в батальоне не останусь, раз такая обстановка и командование бессильно... Отчаянная Люся была медсестрой в стрелковом батальоне. Высокая, стройная, рыже-золотая. Лицо немного узкое, овалом, заостренным книзу, розовое, словно прозрачное.
Глаза густой, почти лиловой синевы, губы яркие, пунцовые, без всякой помады, на верхней губе глубокая полукруглая луночка как изгиб лука на старинных рисунках. Красавица и щеголиха, храбростью она восхищала даже отчаянных разведчиков, которых тогда зимой 1943 года было нелегко удивить.
Организация была основана в Кельне после его смерти в 1997 году. С 2001 года Форум присуждает премию имени Льва Копелева за свободу и права человека людям, проектам или организациям, которые «проявляют активное участие в деятельности, верной духу» правозащитника.