У евреев был обычай: цари и победители въезжали в Иерусалим на конях или ослах, и народ торжественными криками, с пальмовыми ветвями в руках встречал их.
Поиск: иранцев
При Сасанидах некоторые эпизоды стали обрабатываться письменно, на языке уже пехлевийском. Старейшее из дошедших до нас произведений этого рода составлено не позже 500 года: «Памятная книга подвигов Зарира» [6]. При Хосрове I Ануширване 531—579 сказания про староиранских царей от баснословного, мифического периода до времён исторических собраны были в один исторический свод, « Ходай-наме » точнее, по-пехлевийски, «Хватай-намак» — «Книга владык» , который при последнем сасанидском царе Ездигерде был не позже 636 года вновь обработан и доведён до Хосрова II Данишвером, с помощью великого жреца и одного вельможи. При аббасидских халифах , в половине VIII века, перс ибн аль-Мукаффа , известный переводчик « Калилы и Димны », перевёл «Ходай-наме» с пехлевийского языка на арабский, после чего она стала доступна всему мусульманскому миру до нас перевод ибн аль-Мукаффа не дошёл, но обширные выписки из него сделаны у арабского историка ат-Табари умер в 923 году [7]. Лет через сто после смерти ибн аль-Мукаффа, когда Хорасаном и Бухарой владела династия Саманидов, старавшаяся быть независимой от багдадских халифов и проникнутая чисто-персидским национальным духом, один саманидский вельможа озаботился составить для тусского правителя Мохаммеда Абу Мансура новоперсидский прозаический перевод сасанидской «Книги владык» с пехлевийского языка — и вот этот-то перевод, или, скорее, переработка, дополненная по другим пехлевийским книгам, был исполнен в дни молодости Фирдоуси особой комиссией из четырёх зороастрийцев в 957—958 году под заглавием «Шахнаме» «Книга царей». Саманидам для политических и национальных целей желательно было иметь эту «Шахнаме» и в обработке стихотворной.
За это дело взялся по поручению нововоцарившегося саманида Нуха II ибн-Мансура 976—997 его придворный поэт Дакики, по религии зороастриец. Он успел составить около тысячи стихов из середины произведения о введении Зороастрийской религии в Иране при царе Гоштасне , но погиб в том же году, и его задачу решил исполнить Фирдоуси, причём удержал готовые тысячу стихов Дакики; раздобыть же прозаический новоперсидский оригинал что, по мнению поздних биографов Фирдоуси, вдали от столицы было делом очень трудным оказывалось лёгким потому, что составлен он был тут же в Тусе, всего лет 20 назад. Сперва Фирдоуси работал урывками, у себя в Тусе, но, когда ему перешло за 60 лет, он принялся за работу с большим усердием, переехал в Халенджан недалеко от Исфахана к саманидскому вельможе Ахмеду, и таким образом через 25 лет, в 999 г. Фирдоуси получил от него щедрый подарок и нашёл нескольких других покровителей среди саманидских сановников, но как раз в этом же 999 году Хорасаном завладел завоеватель-тюрк Махмуд Газневидский , и материальное положение Фирдоуси ухудшилось. Через 11 лет, вновь переработав свою «Шахнаме», Фирдоуси отправился с ней 1010 в Газни к Махмуду, при дворе которого проживали многие поэты-панегиристы.
Как поэт уже знаменитый, Фирдоуси надеялся за посвящение «Шахнаме» Махмуду получить хорошее вознаграждение. Махмуд по-персидски знал настолько, чтобы понимать панегирики и Фирдоуси на это не поскупился , но сама «Шахнаме» была для него во всех отношениях неинтересна: её поэтического достоинства он оценить не был в состоянии, герои-язычники ему — сунниту, могли быть только противны, да противен и их поэт-еретик Фирдоуси был шиит ; национальный персидский дух, веющий из «Шахнаме», был для тюрка чужд, а восхваление победоносной борьбы Ирана с Тураном способно было возбудить в нём прямо враждебные чувства; оттого все восхваления Фирдоуси Махмудовой щедрости, которые вставлены были Фирдоуси в «Шахнаме», не трогали Махмуда, а когда он наконец отпустил Фирдоуси подарок, то это была очень маленькая сумма, которая средств к жизни 76-летнему старику никак обеспечить не могла. До Махмуда через завистников дошло, что Фирдоуси своей наградой недоволен, и он погрозил затоптать его слонами; для этого достаточно было бы сослаться на то, что Фирдоуси — еретик. Фирдоуси бежал из Газни в Герат и в виде приложения к «Шахнаме» написал сатиру на султана, в которой советовал венценосцу бояться молниеносного стиха поэта, упорно повторял, что навсегда останется шиитом, издевался над суммой, полученной от Махмуда за свои 60000 двустиший «раз пива напиться» — иронически выразился он ; «Да чего и ждать было от сына раба? Впрочем, эта сатира не сделалась составною частью «Шахнаме», потому что табаристанский князь Испехбед Шехрияр из царского иранского рода , к которому направился Фирдоуси после полугодичного пребывания в Герате и который признавал верховную власть Махмуда, побоялся, как бы известие о сатире не дошло до султана.
Он заплатил Фирдоуси так передавали Арузию 100000 дирхемов, то есть по 1000 дирхемов за каждый стих сатиры, и поэт её вычеркнул. Таким образом, сатира осталась Махмуду неизвестной; тем не менее, Испехбед при всём своём уважении к таланту знаменитого поэта постеснялся держать его у себя долго, и Фирдоуси нашёл прибежище у буида Баха ад-Давле и его сына и преемника с 1012 года Султана ад-Давле, которые были независимыми государями западной половины Персии и хотя исповедовали шиизм, держали в полном повиновении даже главу суннитов — багдадского халифа. Фирдоуси посвятил буидскому султану объёмистую романтическую поэму «Юсуф и Зулейха» на сюжет библейской и коранической легенды об Юсуфе Иосиф , которая, несмотря на преклонные годы поэта, всё же отличается вдохновением; быть может, она была вчерне набросана им в более молодые годы [8]. Скиталец в то время потерял своего единственного сына. Остался ли Фирдоуси и буидским приёмом не слишком доволен или же просто стосковался в непривычном климате и обстановке Ирака, но только он вернулся на родину в Тус; вскоре после 1020 года он умер и, так как духовенство отказалось похоронить его на общем мусульманском кладбище, то его похоронили под городом [9].
Предание, имеющееся уже и у Арузия, сообщает, что незадолго до смерти Фирдоуси султан Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих — из посвящённой Махмуду же «Книги царей» знаменитого Фирдоуси, который теперь в Тусе проживает в бедности. Махмуд, который о сатире на него ничего не знал, мог сообразить, что «Книгой царей» прославлено теперь в целом Иране его собственное имя; поэтому можно поверить словам предания, что он немедленно распорядился послать в Тус Фирдоуси богатый дар 60000 серебряных дирхемов — по сообщению Арузия; 60000 золотых червонцев — по невероятным поздним преданиям. А Фирдоуси незадолго перед тем шёл по базару и услышал, как один ребёнок распевает стих из его сатиры: «Будь Махмуд царского рода, он бы увенчал мою голову царской короной». Старик вскрикнул и упал без чувств; его отнесли домой, и он скончался. В то самое время, когда через одни городские ворота выносили для похорон его труп, в другие городские ворота вступали верблюды с дарами от Махмуда.
Горн «Gesch.
Всё это будет доступно в ближайшее время. Посмотреть ответ — Книга о царях у иранцев. Происхождение слова Посмотреть ответ.
Загрузка книг проводится ежедневно в 9 и 23ч. Ру Жан-Поль. История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней Наука об Иране не заняла место, какое бы ей полагалось, и иранский мир мы знаем поверхностно.
Как будто на него накинули большое покрывало, сквозь которое просвечивают лишь отдельные огни: Сузы, Персеполь, Самарканд, Герат, Исфахан, Шираз, миниатюры, стихи...
Тем не менее оба этих царя были переоценены и пересмотрены относительно Сасанидских идеалов, явно появляющихся на протяжении всей поэмы. Бахрам Тур, упоминаемый Фирдоуси, в основном решительно утверждает собой введение в поэму нового элемента — акцента на удовольствии. Например, от эротических наслаждений, что по-видимому, становится основной и часто единственной деятельностью монарха. Бахрам Тур представлен как идеальный царь, в значительной мере занятым своими удовольствиями, но при этом сильно любит своих подданных даже, если его визирь беспокоится об увиденном им.
В частности, о чрезмерной привязанности царя к женщинам. Две истории: одна начинающаяся с комедии, а оканчивающаяся трагедией, а другая произошедшая в его царствование — полностью комична также останавливается на удовольствии, что само собой есть в начальных частях поэмы - это питьё вина. Первая оканчивается запрещением вина, а вторая — запрещением пить чрезмерно много вина. Кажется, совпадением то, что обе истории касаются вина во время правления Бахрама, при этом меняя ортодоксальную интерпретацию Корана, аннулирующую запрет на вино, если оно употребляется в умеренных количествах. В конце поэмы, когда Ростам, сын Хормозда, пророчит беды от вторжения арабов, режим и правление Бахрама Гура олицетворяет собой всё то, что арабы могут разрушить, мы понимаем, что акцент на чувственных удовольствиях и сопутствующей роскоши при правлении намеренно даются как альтернатива к цивилизации, принесённой мусульманскими завоевателями — арабами, которые характеризуются Ростамом и по-крайней мере полностью отрицательных и мрачных понятиях.
Но, несмотря на однозначно мрачное пророчество Ростама, финальные эпизоды поэмы сильно различны. Хормозд и Хосров Парвиз являются запутанными и слабыми царями, кажется унаследовавшими привязанность Бахрама Гура к удовольствиям, но у них нет его щегольства и показательной щедрости, и они не в состоянии управлять привязанностями и взглядами своих подданных. За ними остаётся переносная «чернота». Смысл империи был уничтожен слабостью, жеманностью и убогими распрями её правителей. Также завершение поэмы проникнуто духом вторжения.
Хоть поэт решительно сожалеет о цивилизации, разрушенной вторжением, но описание переговоров между арабами и персами подчас склоняется в пользу арабской морали. Несмотря на неоспоримую значимость и известность своих отрывков, Шахнаме никогда не была обыкновенной поэмой, а её моральная сложность придёт к неразрешимым моральным противоречиям на последних страницах. В конце поэмы видно, что гордость примерно также сильна, как и недоумение. Как он часто подмечает, когда он пишет о безвременной смерти какого-то героя, то не может принять безучастность небес. И в этом смысле он не может осознать божественных целей, что к концу поэмы достигает своего апогея.
Хоть и в описательной части, посвящённой Сасанидам, мы можем сожалеть об отсутствии эпической силы, бывшей в ранних частях поэмы, в последней части есть другие компенсирующие выгоды, притом чаще всего окончанию уделяется меньше внимания, чем началу поэмы. Такое качество, как большее количество деталей может дать сопровождающим обстоятельствам еще большую живость к примеру, сцена, в которой менестрель играет для Хосрова Парвиза , а также пафос обстоятельств например, события, приведшие к смерти Хосрова Парвиза ,-всё это на фоне интенсивных трагических событий к примеру, самоубийство Ширин кажется, что эта сцена что-то берёт из истории о самоубийстве Клеопатры над телом Антолия, чтобы избежать попадания в руки Октавиана; источником этой истории может быть «Панфея» из «Киропедии» Ксенофонта. Обе истории равны между собой, вызывая сильное чувство ухода цивилизации, которая создала последние страницы Шахнаме, несущие с собой крик о том, что «наши длинные мучения ничего не дадут нам». И кажется, что это — призыв к целой стране в отчаянном объединении. Зороастрийский летописец так писал об этом: «Мир уходит от нас.
Эти последние сцены имеют великолепную живость и возвышенность». Фирдоуси очень хорошо подчеркнул пышность и богатство иранской армии и её командиров, сверкающих в своих драгоценностях и золоте, а затем поэт подчёркивает и оттеняет это за счёт выносливости к бедности со стороны их арабских противников. Одновременно мы получаем два противоположных посула — это подчёркнутое великолепие, передаваемое в поэме и приносимое к нам как понимание масштабов самого вторжения, ведь эта пышность была изначально свойственна иранской цивилизации. В короткой сцене, показывающей богатство персов, Фирдоуси с непревзойденным мастером показывает очарование умирающей цивилизации и доблесть нового формирующегося народа. Восприятие поэмы Если Фирдоуси, начав свой труд при Саманидах, надеялся сделать свой вклад в возрождении политически независимой исламско-персидской цивилизации такой же, как и созданная Саманидами и их западными соседями Бундами.
Он жил, чтобы увидеть такое же в своей собственной жизни. В последние годы 10-ого и в начале 11-ого веков пала династия Саманидов, и Восточный Иран был захвачен турками — Газневидами при их энергичном царе Махмуде Хезнехе. Полностью переписал ли Фирдоуси свою поэму или же пересмотрел отдельные её части — нам неизвестно, в своём нынешнем виде в поэме есть частые эпизоды панегириков для Махмуда, хоть автор иронично радуется за бесчисленное победы иранцев над турками, и эти переходы не могут быть утеряны как для поэта, так и для царя. Легенда гласит о том, что поэма Фирдоуси не была оценена Махмудом, поэтому поэт умер в бедности и нищете. Безусловно, заключительные строки поэмы говорят об обиде на плохое вознаграждение за то, что стало делом почти всей жизни поэта.
Так же, как и политика времён Фирдоуси сыграла свою роль в признании его работы, так и современные политики играют подобную же роль в определение статуса поэта и его поэмы. Пехлевийские цари правили Ираном с 1925-ого до 1979-ого, которые были особенно заинтересованы в доисламском прошлом Ирана, рассматривая его как конечный источник знаний о персидской цивилизации, с этой целью они усердно способствовали изучению поэмы Фирдоуси, так как в ней повествуется именно об этом отрезке прошлого. После Исламской революции 1979-ого Исламская составляющая Иранской культуры получила государственную поддержку, а доисламский период развития был преуменьшен в его роли формирования культуры. В каждом случае учёные как западные, так и иранские, шли совместно с текущим политическими взглядами. До революции учёные писали об иранской культуре, перешедшей в Ислам.
Некоторые недавние публикации говорят о предположительно малом значении той части культуры, что пережила завоевание. Что после присоединения к исламскому миру Иран получил новую культурную жизнь подобные аргументы об источниках национальных традиций могут быть найдены и в других странах. К примеру, в Греции тоже были длительное «противостояние» между сторонниками древней и современной цивилизаций. И есть те, кто утверждает, что приход христианства и формирование значимой Византийской цивилизации практически уничтожил всё, что в культуре ранее было. Но поэма Фирдоуси пережила многие политические споры и несёт с собой как литературное произведение, так и несомненный источник Иранского материала и легенд.
И они обеспечат сохранение истории и культуры. Как бы то ни было, но Шахнаме — один из неоспоримо великих выживших культурных артефактов, подтверждающих перенос культурной общественной памяти через момент завоевания. По крайней мере, в ней сохранилась легендарная история Ирана до его завоевания, рассказывая людям о великой и значимой цивилизации. Перевод Пара слов о настоящем переводе. Персидский текст написан в виде куплетов — строя с неменяющейся внутренней формой, которая достаточно сильно соответствует по длине строфам из английского героического эпоса.
Но истории из Шахнаме всегда пользовались популярностью у Менестрелей, называемых «naggals», которые в основном рассказывали в прозе с небольшими стихотворными вставками. Как в своей книге «The Oral Background of Persian Epics» 2003 написала Кумико Ямамото: «Проза используется для рассказа историй, а стихи, чтобы подчеркнуть внутреннее деление… с точки зрения повествования периодически появляющиеся стихи… и, например: используемые подчёркивания драматичности, показывают внутренние состояния персонажей или для подытоживания истории. Тем самым стихи служат для привлечения внимания, вводя в прозу различную ритмику», страница 28. Это произведение является одним из самых известных примеров, имеющем обычную для Европы форму, к пример, как у «De Consor atione Philosophiae» от Боэция и «Le Vita Nuova» от Данте. При переводе средневековой поэмы из её средневекового вида подразумевалось, что это не повлияет на качество перевода с оригинала.
Также была и ещё одна причина выбора такой формы, присущей сказителя «наккали» гарантирует передачу повествования поэмы в наиболее близком к культуре виде. Моя цель в переводе Шахнаме — не подготовить текст для учёных, но дать его широкой публике. Я затрудняюсь сказать, то именно является аудиторией для этого средневекового литературного артефакта, этот интерес может исходить из любой культуры настоящего времени. Мы предпочитаем, чтобы наше повествование было производным от «Властелина колец», а не от «Беовульфа», от «Камелота», а не от «Мэлори или Кретьена де Труа». Тем не менее, ещё есть мир читателей, особенно молодых, не являющийся миром учёных, эти читатели могли бы постараться прочесть Беовульфа или Мэлони, чтобы сблизиться с моим переводом.
Я переводил не для учёных, имеющих достаточно хорошие издания, но для стремительно исчезающего вида обыкновенных читателей. Выбор формы повествования «наккаль» - это популярная в Персии форма рассказов из Шахнаме, потому она кажется наиболее применимой. Учитывая огромный размер поэмы, некоторые моменты неизбежно были опущены, а другие — представлены в краткой форме выделенные курсивом отрывки подразумевают сжатие текста Фирдоуси. В основном в данных эпизодах я не опускал текст, а когда и делал это, то значит, в поэме шли постоянные повторения. К примеру, при последних правителях было огромное количество этических советов, даваемых ими либо во время коронации, либо на смертном одре.
Большинство этих советов постоянно повторяются, и большую их часть я опустил. Само собой — это изменило структуру поэмы Фирдоуси и в идеале, читатель должен быть к ним внимателен. Но наша заинтересованность в моральных сентенциях значительно меньше, чем у средневековой аудитории, и я не ощущаю то, что должен испытывать терпение читателей, которые как я вновь подчеркну являют моей целевой аудиторией. Наоборот, в выделенных мной как основных историях из поэмы, к примеру, про Сиявуша и Исфандияра, почти ничего не опущено. В особенности я был скрупулезен в переводе всего, касающегося внутренних жизней персонажей и их этих этических дилемм, просто потому, что они кажутся мне выделяющимися и эстетическим значимыми частями поэмы.
Наиболее сильно сокращённым был эпизод о двенадцати чемпионах, Даваздах Рох, произошедший во время войны Кая Хосрова против Турана. Современный иранский автор Гольшири писал о том, что этот эпизод — сердце поэмы, показывающий насколько этот момент важен для преданных читателей Шахнаме и содержит в себе различные взгляды на само событие. Эпизод сильно насыщен повторами конечно, это сделано преднамеренно, но от этого у повторов нет большей значимости для современного читателя. Также меня поражала праздность данных описаний и вместе с ней смущающий этноцентризм в триумфализме. Этот эпизод — экстремальный пример тех моментов, что могут быть найдены в этноцентрических эпосах ос всего мира, но ни один из них не имеет в себе эквивалент истории Сиявуша или истории Исфандияра.
А потому я сделал подборку историй, которые должны быть, проще потерять у Давваздаха Покса, чем у Сиявуша или Исфандияра. При работе над переводом я использовал различные реакции — издания текста Фирдоуси сильно отличавшиеся друг от друга от рукописи к рукописи. Для историй до Исфандияра я использовал издание, под редакцией Джалала Халегхи-Мотлагха 5 томов, Нью-Йорк, 1988-ой-1997-ой. В этом издании на момент написания были опубликованы лишь ранние части поэмы. Иногда получение однозначно связанного источника было попросту невозможным, если исходить из данного издания источника к примеру, в течение повествования о зале рассматриваются мудрецы при дворе Манучехра, в этом моменте данное следует тому, во что верят большинство учёных и что было в самых древних рукописях поэмы, тем самым давая смысл повествованию.
В такие моменты я обращался к так называемому московскому изданию под редакцией Бертелье и других людней 9 томов Москва 1966-1971-ые года. Для истории об Исфандияре я использовал книгу Азизоллаха Джоваяни «Hemasseli-yu rostam oestafandyar» Тегеран, 1995-ый год. Для оставшихся историй, то есть после Исфандияра, я использовал московское издание. Для нескольких моментов, главным образом для добавления ясности к деталям повествования, я использовал издание 19-ого века от Жюля Моля перевыпущено в Париже в 1976-ом году. Обратите внимание на 4 слова Слова «farr» относится к славе и высшей неприкосновенности, данной свыше для царя и иногда для великого героя.
Физическое проявление этого — свет, исходящий из лица царя или героя. Предполагается, что практика салютов связана якобы, с тем, что слуги и нищие прикрывали ладонями свои глаза, чтобы не ослепнуть от сияния от «farra». Географическое понятие «Rum» и прилагательное «Runu» в особенности тяжело для перевода в историях Шахнаме. Эти слова относятся к цивилизации, лежавшей на Западе Ирана, в восточной Азии и в Европе. Таким образом, Секандер Македонский является Румом так же, как и римские императоры, нападавшие на ранних Сасанидов и ставшие потом византийскими и нападавшими на поздних Сасанидов.
Ради относительной исторической достоверности, я по-разному переводил эти слова в зависимости от конкретной исторической эпохи. Это позволило гибко подойти к врагам Ирана в те периоды и замаскировать одинаковость и монолитность цивилизаций на западе, имеющуюся в поэме Фирдоуси. Также он использует слово «Руми» обычно описывая одежду или броню в «легендарных» историях, происходящих в неясные древние времена. В этих случаях я оставлял слово без изменений, а иначе все переводы были бы анахроничными. Парфянская и Сасанидская столицы были в Ктесифоне на реке Тигр.
При поздних Сасанидских царях Фирдоуси часто обращался к городу «Багдад» он делал это и в более ранних местах поэмы , и в большинстве мест я сохранил данное слово, хоть оно и анахронизм. Столица Аббасидов 751-1258-ые нашей эры , «Багдад», было намеренно расположена подальше от руин Ктесифона. И при строительстве был использован опыт Ктесифона. Ссылка на него через название арабского города говорила о том, что он должен был стать административным центром новой империи. Кажется, что Фирдоуси описывал цивилизацию, прошедшую через множество завоеваний, и предсказывал её захват.
Слово «nard» обычно переводится как «нарды». И часто говорится об истории ввоза шахмат из Индии в Иран, а в ответ проследовало персидское изобретение нард, пришедшее, по истории из Шахнаме, во время правления Нушин-Равана. Однако из описания нард, чётко данного Фирдоуси ясно, что «nard» — это не современные нарды, так как к примеру, они включали в себя королей. Были средневековые варианты шахмат, использовавшие Зары игральные кости, примечание переводчика для определения допустимых ходов. И скорее всего описанный вариант Фирдоуси — это вряд ли нарды.
Так у нас нет слова для такой игры, то я оставил это слово в персидском варианте. Дик Дэвис Заметка об иллюстрациях Огромная популярность повествования Шахнаме, а также её характеристик персидской культуры показывается факт о том, что рукописи были иллюстрированы множеством способов, от фресок во дворцах до роскошных миниатюр из манускриптов, написанных при дворе, до больших изображений в прямом и наивном стиле подобно тому, что использует индийский кинематограф , представляющие собой своего рода фон для Наккаля при его рассказе определённой истории. Иллюстрации для данного перевода были взяты из литографии к популярному изданию 19-ого века. Они соединяют в себе традиционные иранские и западные стили иллюстрирования, берущие начала в Иране тех времён. И их сочетание родного и героического стилей сильно знакомы по сказкам; они дают нам представления о путях, через которые ты проходишь вместе с повествованием, процветавшим в персидской культуре.
Рисунок Первые цари Правление Каюмарса Что персидский поэт говорит о первом человеке, ищущем корону мировой верховной власти? Никто не знает о тех первых днях, если только ни слушал истории, передаваемые от отца к сыну. Те предания говорят: первым человеком, ставшим царём и установившим церемонии согласно короне и троне, был Каюмарс. Когда он стал правителем мира, то поначалу он жил в горах, где он установил свой трон, а он сам и его люди носили шкуры леопардов. И именно он первым научил людей готовить пищу и шить одежду, что тогда в том мире было новым.
Восседая на троне, прекрасный как Солнце, он правил 30 лет. Он был словно высокий кипарис, увенчанный полной луной, ведь от него шёл свет царского «фара». Все животные мира, дикие и прирученные, благоговейно преклонялись перед ним, кланяясь перед троном, и их послушание возвеличивало его славу и успехи. Каюмарс имел красивого сына, мудрого и жаждущего славы такой же, как и у отца. И звали его Сиамак, и Каюмарс любил его всем сердцем.
Сияние сына делало его счастливым, а любовь к нему заставляла плакать, только подумал бы он о разлуке. Сиамак вырос и стал красивым и молодым, не было у него врагов кроме Аримана, тайно завидовавшего его великолепию и искавшего случай унизить его. У Аримана был сын, словно дикий волк, он без страха собрал армию, по всему миру призывая к мятежу и готовясь к атаке на царя. Сиамак убит Чёрным Демоном Не знал Каюмарс о тех делах, но ангел Соруш предстал перед Сиамаком, и был он в образе волшебного зверя, закутанного в шкуру леопарда. И сказал ангел ему о заговорах против его отца.
Вскипело от ярости сердце принца, и собрал он войско. Не было брони в те времена и оделся принц для войны в леопардовую шкуру. Лицом к лицу столкнулись две армии. И шагнул тогда Сиамак вперёд, к атаке, но чёрный демон вонзил свои клыки в его незащищённое тело. И в грязи и распростёр демон благородного Сиамака.
И теперь на земле распростёр он сына царя, Вцепился в живот и нанёс последний удар. Так от демонической руки погиб Сиамак, Оставив народ без принца и земли. И когда царь услышал о смерти своего сына, его мир потемнел от горя. Плача шёл он с трона и бил свою голову и находился он в агонии бедствия. Лицо его было измазано кровью, а сердце погрузилось в печаль, наполнив ею дни.
И пришла к царю его армия, и крик печали прошёл по её рядам. Носился синий цвет каждым в знак траура, все животные, и дикие, и ручные, а ещё птицы в воздухе, все они воедино собравшись, с плачем и криками прошли к горам. И покрыли воздух у царского двора облака пыли, принесённой с собой провожающими. Плакали они целый год, пока славный Соруш ни принёс сообщение бога. Гласило он так: «Каюмарс, не плачь больше, и снова приди в здравый ум.
Созови армию и выступи против злого демона». Получив весть, обратил царь свое лицо к небу и молился великому богу о том, чтобы злой удар пришёлся на злых. И подготовился он к мести за смерть Сиамака, чтобы беспросыпно спать по ночам, а днём кушать пищу. И кажется сын был сравним по уму и нравам с сыном Каюмарса, ведь он получал такую же любовь. Так было потому, что Хушанг напоминал ему Сиамака с взглядом подобным его.
Когда сердце Каюмарса было объято войной и местью, вызвал он Хушанга и рассказал ему о своих планах и тайнах. И сказал он: «Я должен созвать армию и устроить плач и стоны в рядах демонов. И должен ты вести тех воинов за собой, ведь мой срок близок, и ты будешь новым владыкой». Созвал вместе фей, леопардов и львов, диких волков и страшных тигров, птиц и прирученных зверей, да и была эта армия возглавлена гордым молодым принцем. Каюмарс был в тылу, а его внук Хушанг был впереди.
Бесстрашно вышел Чёрный Демон вперёд, и пыль затмила всё небо. Но для ярости царя и храбрости животных не были страшны демона когти. И столкнулись в бою против друг друга две армии. И животные одержали победу. Схватил Хушанг того Чёрного Демона и рассёк его пополам, и отнял он голову демона.
Низвергнул Хушанг Чёрного Демона в пыль и стал его бичевать. И исполнил месть Каюмарс, чего он страстно желал. Тогда его дни пришли к окончанию, а мир лишился славного воина. Кто ведал бы не найдёшь того, По силе Каюмарса и его великом троне. Пока он был жив, весь мир был его, И он учил людей процветать.
Но весь тот мир растаял как дым, И людское зло, и их слава исчезли Правление Хушанга Теперь хозяином мира стал благоразумный Хушанг и принял он корону, сделав это в местах деда. Восседая на троне, Хушанг произнёс: «Правлю я с этого трона над семью средами, и везде повинуются мне». И помня о воле Небес, приступил он к воцарению справедливости. Помогал он цветению мира и наполнилась земля его волей. Открытие огня и установление праздника Саде; и скакал к горам царь в один из дней, ведя своих людей.
И возникло перед ними нечто длинное и чёрного цвета. Два его глаза были, что кровавые миски на его голове, а из носа шёл дым, затмевая весь свет. Теперь Хушанг стал осторожен, незаметно подобрал камень, метнув его в зверя, прилагая все свои силы. Но чудище было проворно, убежав за скалу, а камень от удара о стену скалы распался на части. И ударились осколки того камня, принеся с собой искры, а сердце камней запылало огнём.
Не было убито отродье, но нашлась огненная сущность кремня. А потому каждый раз при ударе стали о камни высекаются сильные искры. Когда пришла ночь, своими руками Хушанг и его люди сделали море огня, устроив его целую гору, и ходили вокруг. В ту ночь был их праздник, тогда видно они пили.
Ответ на сканворд или кроссворд: Книга о царях у иранцев
- Иллюстрации к книге Хусейн Азади - Иран. Полная история страны
- Изучаем вместе
- Хусейн Азади: Иран. Полная история страны
- «Айин-наме» - книги обрядов и церемоний персидских царей - Иран Сегодня
Ирaн: древняя сказка на стыке цивилизаций
Происхождение слова Посмотреть ответ. Посмотреть ответ - является ответом на вопрос: - "Книга о царях у иранцев" и состоит из 7 букв. Вопросы похожие на «Книга о царях у иранцев».
Чтоб зло не расставило сети тебе, Чтоб мог ты противиться горькой судьбе, И горя не знал в этом мире и в том, И чистым предстал перед высшим судом. Подумай о своде небесном, что нам Недуг посылает и дарит бальзам. Не старится он от теченья времен, Трудами, печалями не изможден; Не зная покоя, свершая свой бег И тленью, как мы, не подвержен вовек: Награду нам шлет, судит наши дела; Не скроешь от неба ни блага ни зла. Из «Шахнаме». О сотворении человека.
Эпопею условно принято делить на три части: мифическую, героическую, историческую. В первой части использованы в переработанном виде древние мифы, во вторую часть включены сказания о богатырях, третья посвящена хронике событий. Как писал Гёте, «Фирдоуси предпринял изложение всех общественных и государственных событий прошлого, легендарных и исторических». Эпопея носит название «Шахнаме — Книга царей» и композиционно делится на 50 так называемых царствований «падишахи»... Утопическая идея справедливого, мудрого, миролюбивого владыки становится краеугольным камнем социально-этической концепции Фирдоуси. Вековые мечты народа о мудром правителе находят свое отражение в образах справедливых царей, отдающих жизнь за свободу родины, в образах народных героев, сильных, верных, мужественных, готовых на подвиг во имя родины, друга или любимой. Одним из лучших произведений Фирдоуси считается поэма «Рустам и Сухраб», также входящая в «Шахнаме».
Великий поэт, закончив «Шахнаме», преподнес свой многолетний труд правящему в то время султану Махмуду Газневидскому. Но правитель отрицательно отнесся к эпопее, содержание которой противоречило его деспотической политике. За огромный труд поэт не только не получил вознаграждения, но и подвергся преследованиям, и ему пришлось бежать из родной страны. По преданию, Фирдоуси выступил с обличительной сатирой на султана Махмуда. Все свершится, как предрешено, Что от рожденья нам судьбой дано. Под крыльями судьбины роковыми И зрячие становятся слепыми. Глубина мысли, простота языка, реалистические способы изображения событий и героев, удивительная афористичность многих бейтов делает «Шахнаме» поистине народным произведением.
Поэт затрагивает в эпопее философские и социальные проблемы, воссоздает судьбу народа, его героев. Никто не вечен.
Гвардейский 4 буквы 7. Из чего индийцы веревки вьют? Что построил стихотворный Джек? Что куплеты с припевом связывает? Кто посылал громы и молнии?
Шашки пополам с костями 5 букв 12. Основа глазури 5 букв 2. Гадкий стимулятор 6 букв 3.
Выдающийся иранист делает отсюда следующий вывод: «Этот огромный эпос нельзя разделить на отдельные царствования, он складывается из самостоятельных эпизодов, маленьких поэм, которые вместе составляют единое целое».
Невозможно, да и нет надобности в коротком очерке говорить о каждом из этих эпизодов. Поэтому мы ограничимся тем, что упомянем наиболее значительные и известные из них, а также те, которые нам кажутся заслуживающими особого внимания. Давайте вспомним те имена из первых частей книги, которые связаны в памяти иранских народов с первыми испытаниями исторической судьбы и первыми одержанными победами; царя Джамшида и чудовище Заххака; воинскую доблесть и справедливый суд царей Фаридуна и Манучихра; удивительную судьбу Заля, выращенного легендарной птицей Симург, потому что он был покинут своим отцом, который отказался от новорожденного сына из-за его седых волос; славного Рустама, иранского Геракла и Ахилла в одном лице, знаменитого как своим великодушием, так и вспышками справедливого гнева; Сиявуша, оклеветанного Судабой и погибшего, как Ипполит в трагедии Еврипида; Александра Македонского, пожелавшего стать персом и принявшего имя Искандер; правление Ануширвана и его всесильного министра Бозоргмехра; великого царя Хосров-Парвиза и, наконец, бурное и плачевное царствование Йездигерда, которое повлекло за собой падение династии Сасанидов и длительное чужеземное владычество. Героические эпизоды перемежаются в книге с прелестными рассказами о рыцарской любви: «Заль и Рудаба», «Бижан и Маниже», «Хосров и Ширин», а также суровыми поучениями в духе Зороастра и философскими и религиозными сентенциями.
Одним из парадоксов творчества Фирдоуси является то, что он сумел объединить в своем стиле животворную силу зарождающейся культуры и изысканную утонченность развитой цивилизации. Рубен Леви, которому мы обязаны переводом «Шах-Наме» на английский язык, отметив многократность повторения двух тем — оплакивание побежденных царей и героев и описание восходящего солнца, — весьма справедливо указывает: «Все средства поэтического мастерства использованы таким образом, что нет двух восходов солнца, описанных одинаковыми словами и в одной манере, и нет двух одинаковых плачей». Не имеет себе равных Фирдоуси и в описании пейзажей. Скала Симурга, например, «была так высока, что ее вершина касалась звезд, ибо не рука труженика создала ее и не из камня и глины была она сложена…».
Именно здесь птица Симург вырастит Заля, покинутого своим отцом; в первые месяцы своей жизни Заль будет сосать кровь вместо молока. Фирдоуси неповторим и в описании батальных сцен. Вот как выглядит битва при взятии крепости Сельм: «…Там пали двенадцать тысяч человек, и черный дым плыл над пламенем. Морские волны были черны как смола, а пустыня стала рекой крови…» Иногда он стремится сочетать звуковое впечатление со зрительным, создавая картины в духе полотен Делакруа в сопровождении музыки Вагнера: «…Так силен был топот конских копыт, что пыль, поднятая войсками, скрыла солнце и луну.
Клубы пыли сотрясались от грома литавр, и мечи насытились красной кровью… Боевые топоры обрушивались на золоченые щиты и шлемы, и под мощными их ударами содрогались головы витязей». Художественный гений Фирдоуси так же безграничен, как и гений Рембрандта. От грозных картин сражений он легко переходит к щедрым и красочным описаниям природы в разные времена года. Особенно любит он осень.
Иран. Полная история страны
Гульназ Зайнукова Менеджер-консультант Здравствуйте, Друзья. Накопленные за время моего проживания в Иране знания по истории и культуре Ирана, помогут нам адаптировать любой из наших туров по Ирану под Ваши индивидуальные пожелания. Я готова поделиться с Вами личным практическим опытом путешествий по Ирану, поведать секреты и рассказать об уникальных возможностях провести незабываемые дни в Иране.
Весь этот материал позволяет восстановить повседневную жизнь вавилонян. Книга написана на основе исчерпывающего исследования многих тысяч клинописных документов. Она заменяет во многом эпизодические представления о нововавилонском рабстве цельной….
Поразительное разнообразие тематики и жанровых форм ничуть не препятствует художественному совершенству книги. Автор всюду остается самим собой, выдающимся поэтом, язык его прост и ясен. Не меньшее удивление вызывает и тот факт, что «Шах-Наме», написанная около 995 года н. Но поэма популярна не только на ее родине. Каждый, кто внимательно прочтет эту книгу, сумеет оценить ее значение: «Шах-Наме» поразительно актуальна и в наши дни. Французский востоковед Анри Массе пишет, что в «Книге Царей» Фирдоуси излагает период истории доисламского Ирана, когда там царствовали, сменяя друг друга, «четыре династии правителей: цари-законоучители пишдадан , цари Каваниды слово происходит от староперсидского «кави» — «владыка» , Ашканиды или Аршакиды и Сасаниды». Анри Массе уточняет, что «две первые династии почти полностью легендарны, а из третьей нам известны лишь несколько имен. Период правления этих династий подразделяется на пятьдесят царствований неравной продолжительности, и, разумеется, даты их не всегда соответствуют историческим». Выдающийся иранист делает отсюда следующий вывод: «Этот огромный эпос нельзя разделить на отдельные царствования, он складывается из самостоятельных эпизодов, маленьких поэм, которые вместе составляют единое целое». Невозможно, да и нет надобности в коротком очерке говорить о каждом из этих эпизодов. Поэтому мы ограничимся тем, что упомянем наиболее значительные и известные из них, а также те, которые нам кажутся заслуживающими особого внимания. Давайте вспомним те имена из первых частей книги, которые связаны в памяти иранских народов с первыми испытаниями исторической судьбы и первыми одержанными победами; царя Джамшида и чудовище Заххака; воинскую доблесть и справедливый суд царей Фаридуна и Манучихра; удивительную судьбу Заля, выращенного легендарной птицей Симург, потому что он был покинут своим отцом, который отказался от новорожденного сына из-за его седых волос; славного Рустама, иранского Геракла и Ахилла в одном лице, знаменитого как своим великодушием, так и вспышками справедливого гнева; Сиявуша, оклеветанного Судабой и погибшего, как Ипполит в трагедии Еврипида; Александра Македонского, пожелавшего стать персом и принявшего имя Искандер; правление Ануширвана и его всесильного министра Бозоргмехра; великого царя Хосров-Парвиза и, наконец, бурное и плачевное царствование Йездигерда, которое повлекло за собой падение династии Сасанидов и длительное чужеземное владычество. Героические эпизоды перемежаются в книге с прелестными рассказами о рыцарской любви: «Заль и Рудаба», «Бижан и Маниже», «Хосров и Ширин», а также суровыми поучениями в духе Зороастра и философскими и религиозными сентенциями. Одним из парадоксов творчества Фирдоуси является то, что он сумел объединить в своем стиле животворную силу зарождающейся культуры и изысканную утонченность развитой цивилизации. Рубен Леви, которому мы обязаны переводом «Шах-Наме» на английский язык, отметив многократность повторения двух тем — оплакивание побежденных царей и героев и описание восходящего солнца, — весьма справедливо указывает: «Все средства поэтического мастерства использованы таким образом, что нет двух восходов солнца, описанных одинаковыми словами и в одной манере, и нет двух одинаковых плачей». Не имеет себе равных Фирдоуси и в описании пейзажей. Скала Симурга, например, «была так высока, что ее вершина касалась звезд, ибо не рука труженика создала ее и не из камня и глины была она сложена…».
А ребенка взял на руки царь, - и высоко Приподняв, удивлялся жестокости рока. Взял его он с собой, полюбил, воспитал, - И наследником трона сей найденный стал. Все же в древнем дихкане была еще вера В то, писал он, что Дарий - отец Искендера. Но сличил эту запись дихкана я с той, Что составил приверженец веры святой, - И открыл, к должной правде пылая любовью, Что к пустому склонялись они баснословью. И постиг я, собрав все известное встарь: Искендера отец - Рума праведный царь. Все напрасное снова отвергнув и снова, Выбирал я меж слов полновесное слово. Повествует проживший столь множество дней, Излагая деянья древнейших царей: Во дворце Филикуса, на царственном пире Появилась невеста всех сладостней в мире. Был красив ее шаг и пленителен стан, Бровь - натянутый лук, косы - черный арка! Словно встал кипарис посреди луговины. Кудри девы - фиалки, ланиты - жасмины. Жарких полдней пылала она горячей… Под покровом ресниц мрело пламя очей. Ароматом кудрей, с их приманкою властной, Переполнился пир, словно амброю страстной. Царь свой взор от нее был не в силах отвлечь, Об одной только дивной была его речь. И в одну из ночей взял ее он в объятья, И настал в жаркой мгле миг благого зачатья. Словно тучей весенней повеяла мгла И жемчужину в глуби морской зачала. Девять лун протекло по стезям небосклона, Плод оставил в свой час материнское лоно. В ночь родин царь велел, чтоб созвал звездочет Звездочетов, - узнать, как судьба потечет, Чтоб открыл ему тайну, чтоб в звездном теченье Распознал звездных знаков любое значенье.
Высший духовный титул ученого-богослова у шиитов Ирана
Книга царей книга. Книги про Иран. Хаким Абулькасим Фирдоуси всегда открыта к прочтению онлайн. ("Книга о царях") — общее название прозаических и стихотворныхсводов мифов и исторических хроник иранских народов. Книга о царях у иранцев 7 букв, на Монтегю-шанс развернулась работа по перу наркотических представлений, которая и сформировала «кожевенный» вестерн переселения миль The Beatles второй цыганочки 1980-х годов. 1. Штат чиновников (6 букв) 2. Начало страха (5 букв) 3. Процесс в геологии (5 букв) 4. Антипод зимы (4 буквы) 5. Запись хода собрания (8 букв) 6. Гвардейский (4 буквы) 7. Из чего индийцы веревки вьют?
Результаты значения Поиск: иранцев
- Книга о царях у иранцев — 7 букв сканворд
- 45. «Древнейший» иранский Эпос Шахнаме — это летопись Великой Империи XII–XVII веков
- Книга о царях у иранцев - слово из 7 букв в ответах на сканворды, кроссворды
- Фирдоуси. Шахнаме в прозе
- Ответы на кроссворд АиФ номер 17
Читать книгу: «Тысяча и одна ночь»
1. Штат чиновников (6 букв) 2. Начало страха (5 букв) 3. Процесс в геологии (5 букв) 4. Антипод зимы (4 буквы) 5. Запись хода собрания (8 букв) 6. Гвардейский (4 буквы) 7. Из чего индийцы веревки вьют? Иран почти полностью вошел в границы омейядского халифата, территория которого в эпоху расцвета (вторая четверть VIII века н.э.) простирались от юга Испании и севера Марокко на западе до Кабула на востоке. Тема «Книги Царей» Фирдоуси в семи буквах настолько привлекательна, что стала объектом различных головоломок и сканвордов.
Значение слова ШАХНАМЕ в Большой советской энциклопедии, БСЭ
'«книга о царях» у иранских народов': ответы и похожие вопросы из кроссвордов и сканвордов. Иран, где тысячелетняя история соседствует с современными мегаполисами, а лазурные воды Каспийского моря омывают подножия снежных гор. Книга II икбал-наме (книга о счастье) 25. является ответом на вопрос: "Книга о царях у иранцев" и состоит из 7 букв.
с Мельниковой Верой Александровной
- 5 класс. История Древнего мира. Термины (по алфавиту).
- Ответы : кто написал поэму "шахнаме
- ✅ "Книга о царях" у иранцев — 7 букв, кроссворд
- Высший духовный титул ученого-богослова у шиитов Ирана 7 букв
- Содержание
- 5 класс. История Древнего мира. Термины (по алфавиту). | Изучаем вместе
Великий шахиншах: как царь Кир создал первую в истории империю
Еврейская община Ирана считает, что древний Шушан — это иранский город Хамадан, расположенный в 400 км к западу от Тегерана. Иранская "Книга о царях", 7 букв — кроссворд или сканворд ответ, первая буква Ш, последняя буква Е, слово подходящее под определение. Читать онлайн книгу «Тысяча и одна ночь» автора Эпосы, легенды и сказания.