Робинзон Крузо – единственный, кому удалось выжить после страшного кораблекрушения.
Библиотека
- О произведении
- Робинзон Крузо | это... Что такое Робинзон Крузо?
- Книги по теме
- Скачать книгу
- Скачать книгу
- Робинзон Крузо: история, которую мы читали не так - Православный журнал «Фома»
Аудиокниги слушать онлайн
Serious Reflections of Robinson Crusoe) и представляет собой сборник эссе на нравственные темы; имя Робинзона Крузо употреблено автором для того, чтобы привлечь интерес публики. Там, кстати, английский писатель приводит точную дату крушения корабля Робинзона Крузо: 30 сентября 1659 года. Робинзон Крузо — легендарная книга Даниэля Дефо, на которой выросло не одно поколение ребят. «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» — это произведение английского автора Даниэля Дефо, представляющее собой выдуманную автобиографию. это роман английского писателя Даниэля Дефо, опубликованный в 1719 году.
Три века с Робинзоном
Я помню. Прошло 37 дней, а тема «chatgpt»... Крейг Оулсен - Новая жизнь Анастасия Богомолова 3 часа назад Я в восторге на рассвете бытия, Наконец-то я прослушала тебя, Автор, чтец, произведение — лучшее, В чём нет... И чем только ни...
Следила за мыслями главного героя... Брэдбери Рэй - Скелет Отличный рассказ, а прочитано просто великолепно и музыка в тему.
Пока остальные наполняли бочки пресной водой, молодой человек сказал, что хочет подобрать несколько кокосов и пошёл в заросли. После того как он оказался в чаще, то бросился наутёк со всех ног. Когда Эштон оказался на суше, то бросился наутёк. Жизнь нового Робинзона на острове Когда матросы закончили все свои дела, они хватились Эштона. Его звали, искали в близлежащих зарослях, но безуспешно. В конце концов, пираты покинули Роатан. Филип остался совсем один на необитаемом острове. У него не было ни оружия, никаких инструментов.
Первое время юноша питался лишь фруктами и сырыми черепаховыми яйцами. К счастью, на острове было много источников пресной воды и фруктовых деревьев. С другой стороны, здесь было полно опасностей: ядовитые змеи, гигантские ящерицы и дикие кабаны. На мелководье Эштона однажды атаковала акула, а на суше неоднократно нападали кабаны, от которых Эштон спасался, взбираясь на деревья. На острове Филипа Эштона поджидала масса опасностей. Неожиданно самыми опасными врагами оказались маленькие насекомые. Его донимали целые полчища крошечных мошек, которые причиняли неимоверные страдания. Пытаясь избежать этой чумы, Филип соорудил себе на берегу хижину, в надежде, что ветер у моря отгонит надоедливых насекомых. Это не особо помогало. После 9 месяцев подобного жалкого существования молодому человеку страшно повезло.
К берегу пристала лодка, на борту которой был мужчина с собакой.
В конце дня штурман и боцман стали упрашивать капитана позволить им срубить фок-мачту. Капитан долго упирался, но боцман принялся доказывать, что, если фок-мачту оставить, судно непременно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так шататься и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и её и таким образом освободить палубу. Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения. Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами. Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной.
Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит! Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Все к насосам! Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать.
В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки. Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок. Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной. Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше. Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако нечего было и надеяться, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдём в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи.
Наконец одно лёгкое судёнышко, стоявшее впереди нас, отважилось спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Подвергаясь немалой опасности, шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли добраться до неё, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наконец наши матросы бросили им с кормы канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих и тщетных усилий гребцам удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились в шлюпку. О том, чтобы добраться до их судна, нечего было и думать; поэтому мы единодушно решили грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что в случае, если лодка разобьётся о берег, он заплатит за неё хозяину. И вот, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Уинтертон-Несса, постепенно приближаясь к земле.
Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах. И тут-то впервые я понял, что значит «дело — табак». Должен, однако, сознаться, что, услышав крики матросов: «Корабль тонет! Но мы двигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя уинтертонский маяк, там, где между Уинтертоном и Кромером береговая линия изгибается к западу и где поэтому её выступы немного умеряли силу ветра. Здесь мы пристали и, с великим трудом, но всё-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут, где нас, как потерпевших крушение, встретили с большим участием: городской магистрат отвёл нам хорошие помещения, а местные купцы и судохозяева снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы добраться по нашему выбору либо до Лондона, либо до Гулля. Почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль, в родительский дом! Как бы я был счастлив!
Наверно, отец, как в евангельской притче, заколол бы для меня откормленного тельца; но он узнал о моём спасении лишь много времени спустя после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на Ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня всё на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и не стану настаивать, что какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели, даже когда мы видим её перед собой и бросаемся к ней навстречу с открытыми глазами, но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в пагубном решении, присмирел теперь больше меня; в первый раз, как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как в этом городе мы все жили порознь , я заметил, что тон его изменился. С унылым видом он покачал головой и спросил, как я себя чувствую. Объяснив своему отцу, кто я такой, он рассказал, что я предпринял эту поездку в виде опыта, в будущем же намереваюсь объездить весь свет. Тогда его отец, обратившись ко мне, произнес серьёзно и озабоченно: — Молодой человек!
Вам больше никогда не следует пускаться в море: случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем. Но вы-то ведь отправились в плавание ради пробы. Так вот небеса и дали вам отведать то, что вы должны ожидать, если будете упорствовать в своём решении. Быть может, и крушение случилось из-за вас, как корабль фарсийский потерпел крушение из-за Ионы… Прошу вас, — прибавил он, — объясните мне толком, кто вы такой и что побудило вас предпринять это плавание? Тогда я рассказал ему кое-что о себе. Как только я кончил, он неожиданно разразился гневом. Никогда в жизни, даже за тысячу фунтов, не соглашусь я плыть на одном судне с тобой!
Конечно, всё это было сказано в сердцах, человеком, и без того уже огорчённым своей потерей, и в пылу гнева он зашёл дальше, чем следовало. Однако потом он говорил со мной спокойно и весьма серьёзно убеждал меня не искушать на свою погибель провидение и воротиться к отцу, ибо во всём случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались; мне нечего было возразить ему, и больше я его не видел. Куда он уехал из Ярмута, не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон по суше. И в Лондоне, и по пути туда мне не раз приходилось выдерживать борьбу с собой относительно того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью.
Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесённых бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею». Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения, я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы работать немного больше обычного, зато я научился бы обязанностям и работе моряка и со временем мог бы сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником. Но уж такова была моя судьба — из всех возможных путей я всегда выбирал самый худший. Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился. В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку.
Но не так было со мной. Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и, так как этот рейс был для него очень удачен, он решил ещё раз отправиться туда. Ему полюбилось моё общество — в то время я мог быть приятным собеседником, — и, узнав, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, сказав, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом. Если же у меня есть возможность взять с собою в Гвинею товары, то мне, может быть, повезёт и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль. Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку.
Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана.
Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать. Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно.
Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам. Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно.
В сентябре 1704 года он оказался на необитаемом острове. Ему милостиво выдали личный сундучок, порох, ружье и еду, которой хватило бы на два приема. Танцы с козами Вид с острова Робинзон-Крузо в наши дни. Поскольку позже рассказ Селькирка был опубликован, этот кусочек земли впоследствии неоднократно посещали специалисты по выживанию, ученые и даже писатели. Совершенно точно известно, что на острове много скал, ущелий, в которых громко воет ветер, и грохочущих водопадов. В отличие от Робинзона, которому Дефо «подкинул» затонувший со всем имуществом корабль и которого заставил вкалывать с первых дней одиночества, Селькирк ограничился тем, что разыскал источник пресной воды, а в пищу употреблял моллюсков и черепах.
Он очень быстро ослабел. Затем он начал охотиться на коз. Но понял, что если палить в них без разбору, то останется без пороха и без огня. Выход был один — догонять. Однажды, в погоне за животным, он свалился со скалы. Израненный, Селькирк пролежал сутки, а потом все-таки пополз на то место, которое было его убежищем.
Надо сказать, что на острове перед этим, хоть и задолго, но высаживались люди, по всей видимости, такие же моряки, которым нужно было сделать ремонт корабля, запастись водой или мясом. Поэтому там сохранились полуразрушенные хижины. Кадр из бельгийско-французского мультфильма «Робинзон Крузо. Очень обитаемый остров» Десять дней Селькирк пролежал в горячечном бреду. К этому времени он находился на острове восемь месяцев, постоянно пребывая в депрессии. Болезнь сподвигла его обустроиться более основательно.
Он соорудил жилище с кухней и местом для ночлега, приручил диких кошек, чтобы те пожирали крыс, видимо, набежавших с тонущих кораблей. Бесценным сокровищем для него стали козы — ведь он знал, как выделывать их шкуры, благодаря чему у него появилась одежда.
Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом
Оформить подписку Если у вас уже есть подписка, авторизуйтесь. Робинзон Крузо — это даже не книга и не персонаж, а нечто большее: человек-миф, от века к веку он существует, обрастая легендами. Перед нами жизнь сильного человека; пример человеческих возможностей, концентрации духовных и физических сил.
В книгу вошли назидательные эссе, перевод которых осуществила выпускница уральского ВУЗа Анна Дергачева вместе с переводчиком Владиславом Григорьевым и профессором университета Ольгой Сидоровой. В ней есть текст как английском, так и на русском языках. Она вышла тиражом 300 экземпляров.
Крузо много думал и считал, что его жизнь на острове - это своего рода наказание от Бога за то, что он не послушал своих родителей и отправился в путешествие. Когда он потом вернулся на родину, оказалось, что вся прежняя жизнь его рухнула. Более того, Пятница также является первым небелым персонажем в художественной литературе, со своим характером и индивидуальностью. В романе Пятница не раб Крузо, хотя Рробинзон спас его от людоедов и Пятница должен в знак признательности служить Робинзону. Этот новый подход к написанию художественной литературы оказался невероятно популярным, особенно среди читателей среднего класса. Книга появилась в 18 веке, когда термин «роман» практически не существовал. Это даже привело к формированию нового литературного жанра - Робинзонады - где персонажи таким же образом оставляются в виде наказания, чтобы выжить на отдаленных изолированных островах. Существует целый ряд других художественных произведений, которые вращаются вокруг подобных тем, в том числе «Повелитель мух» Уильяма Голдинга с 1954 года и « Остров дня д» Умберто Эко с 1994 года.
В частности, он в течение 8 месяцев пережидает зиму в Тобольске. Летом того же года Крузо добирается до Архангельска и отплывает в Англию. Существует и третья книга Дефо о Робинзоне Крузо, до сих пор не переведённая на русский язык. Она озаглавлена «Серьёзные размышления Робинзона Крузо» англ. Serious Reflections of Robinson Crusoe и представляет собой сборник эссе на нравственные темы; имя Робинзона Крузо употреблено автором для того, чтобы подстегнуть интерес публики к этому произведению. Роман Дефо стал литературной сенсацией и породил множество подражаний.
История создания Робинзона Крузо
Дефо Д. Робинзон Крузо после долгих и опасных приключений оказался на необитаемом острове и пробыл там 28 лет. Книга Стрекоза Приключения Робинзона Крузо. crusoe 25 апреля 1719 года английский писатель Даниэль Дефо впервые опубликовал свой роман о приключениях морского путешественника Робинзона Крузо, оказавшемся на необитаемом острове. В 1970-80 годах, в условиях дефицита, книга Даниэля Дэфо "Робинзон Крузо" была одной из наиболее доступных для советских школьников приключенческих книжек. Книга Стрекоза Приключения Робинзона Крузо. В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Робинзон Крузо от автора Даниэль Дефо (ISBN: 978-5-04-175595-9) по низкой цене.
История создания «Робинзона Крузо» Даниэлем Дефо
У этой книги есть продолжение, которое называется "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо". Смысл книги «Робинзон Крузо» заключается в учении, которое было популярно во времена Дефо — tabula rasa. В книге, правда, Робинзона «оставили на берегу делать чёрную работу» – но это может быть стыдливым прикрытием вопросов гомосексуального насилия, которому нередко подвергались в плену.
Робинзон Крузо
С 25 апреля по 2 мая используйте купон ОСТРОВ для того, чтобы получить нашу вместительную сумку к одному заказу книг из каталога акции на сумму от 1200 р.
Все события записаны в форме воспоминаний и создают реалистичную картину псевдодокументального произведения. Вероятнее всего, роман написан под влиянием подлинной истории, произошедшей с Александром Селкирком , который провёл на необитаемом острове в Тихом океане четыре года сегодня этот остров в составе архипелага Хуана Фернандеса назван в честь литературного героя Дефо. Второй роман — « Дальнейшие приключения Робинзона Крузо » — менее известен; в России он полностью не издавался с 1935 по 1992 годы только в пересказе, а последняя часть, «Робинзон в Сибири», в сокращении [2]. В нём престарелый Робинзон, посетив свой остров и потеряв Пятницу, доплыл по торговым делам до берегов Юго-Восточной Азии и вынужден добираться в Европу через всю Россию. В частности, он в течение 8 месяцев пережидает зиму в Тобольске.
Реклама Необитаемый остров Робинзон Крузо быстро понял всю бедственность своего положения: он попал на необитаемый остров, к тому же у него не было ни еды, ни оружия, ни сухой одежды. Ночью севший на мель корабль подогнало гораздо ближе к берегу. Доплыв до него, Робинзон стал перетаскивать на берег всё, что могло пригодиться для выживания. Он построил шалаш, куда перевёз всё добытое с корабля. Если бы тихая погода продержалась подольше, я убеждён, что перевёз бы весь корабль по кусочкам, но, делая приготовления к двенадцатому рейсу, я заметил, что подымается ветер. Спустя 13 дней разыгралась буря и от корабля не осталось и следа. После этого основными задачами Робинзона стали жильё и безопасность. Он выбрал подходящее место, соорудил палатку и окружил её частоколом. Робинзон предусмотрел защиту от дождей, поскольку знал о сильных ливнях в этих широтах, и выкопал погреб наподобие небольшой пещеры. Обустроившись на острове, Робинзон исследовал местность, знакомился с растительным и животным миром, выясняя, что годится в пищу. По мере необходимости он ловил рыбу, ходил на охоту, изготавливал глиняную посуду, занимался земледелием и т. Реклама Самому Робинзону его положение представлялось в самом мрачном свете. Он предполагал, что ему придётся до конца своих дней пробыть на необитаемом острове. Но всё же, разговаривая сам с собой, он приходил к мысли, что ему повезло — он, единственный выживший в кораблекрушении, смог не только добраться до острова, но и обеспечить себя всем необходимым. Поразмыслив, Робинзон решил, что все эти испытания справедливо посланы ему за порочную жизнь, ведя которую, он навлёк на себя божий гнев. Сделав такой вывод, он начал читать Библию и регулярно молиться. Однажды, в ясный день, Робинзон увидел на западе за морем полоску земли. Он предположил, что это материк, но добраться до него не было никакой возможности. Люди Прожив на острове много лет, Робинзон неожиданно увидел на песке след человеческой ноги. Он предположил, что это дикари с материка, случайно заплывшие на остров. Это испугало Робинзона, он основательно укрепил своё жилище и стал более осторожным. Побывав на месте сборища дикарей, он понял, что они каннибалы. Реклама В один из приездов дикарей Робинзон стал свидетелем странного ритуала и побега одного из пленников. Островитянин помог беглецу, избавив его от преследователей. В благодарность дикарь поклялся в пожизненной верности спасителю. Робинзон дал спасённому имя «Пятница» — в честь дня недели, в который была спасена его жизнь. Пятница стал хорошим слугой и преданным товарищем Робинзона. Англичанин учил дикаря не только различным ремёслам, которые освоил сам, но и английскому языку, а также отучил от человеческого мяса. Со временем Робинзон и Пятница сильно привязались друг к другу. Несколько освобождений Во время одной из бесед Робинзон узнал о белых людях, потерпевших кораблекрушение, и поселившихся у дикарей. Англичанин очень захотел добраться до них. Вместе с Пятницей он готовился к плаванию, когда на остров явились дикари с пленниками. Произошла стычка с каннибалами, в ходе которой захваченные люди были освобождены. Одним спасённым оказался испанец из числа оставшихся у дикарей, а вторым — отец Пятницы.
Один из них — отец Пятницы, другой — испанец. Крузо отправляет испанца с отцом Пятницы обратно на материк, с планом вернуть других испанцев, потерпевших кораблекрушение. Перед их возвращением Крузо замечает в море английский корабль. Крузо и Пятница спасают человека, который оказывается капитаном взбунтовавшегося корабля, матросы которого планируют оставить капитана на острове. Вместе Крузо и английский капитан разрабатывают план по захвату корабля. Когда им это удаётся, Крузо учит людей, которых он и капитан взяли в плен, как выжить на острове. Крузо возвращается в Англию, а затем интересуется своими экономическими делами в Лиссабоне. Он посещает капитана, который спас Крузо после его побега с Салли. Обнаружив, что его плантация в Бразилии развивается превосходными темпами, Крузо быстро становится преуспевающим человеком. Он отплывает в Индию, работая у своего племянника частным торговцем, и таким образом завершает свой дневник.
360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации
На чтение 4 мин Обновлено 16 апреля, 2018 «Робинзона Крузо» история создания Первое издание «Робинзона Крузо» было напечатано в Лондоне 25 апреля 1719 года без имени автора. Дефо выдал это произведение за рукопись, созданный самим героем истории. Сюжет романа Дефо взял из жизни. Однажды писатель услышал историю шотландского матроса Александра Селькирка, который родился в 1676 году в Шотландии в семье башмачника. С детства он любил больше всего рассказы бывалых моряков о приключениях и сказочных странах. В 18 лет он сбежал из дома и отправился в море.
Много плавал, разбогател. Но дома ему было скучно. Селькирк прочитал в газете о том, что знаменитый капитан, авантюрист, пират и одновременно ученый-натуралист Уильям Дампьер на двух судах собирается в Вест-Индию за золотом. Ему предстояло служить боцманом на галере «Сэнк пор». Полтора года длился поход.
Атлантический, Тихий океаны. Во время плаванья между капитаном галеры «Сэнк пор» и боцманом Александром Селькирком не раз возникали ссоры. И дошло до того, что Селькирк решил покинуть корабль. И в судовом журнале сделали запись: Александр Селькирк списан с судна «по собственному желанию».
Кроме того, Роджерса впечатлили трудолюбие, упорство и физическая сила моряка. Так бывший узник необитаемого острова стал сначала вторым помощником на корабле Duke, а затем и капитаном испанского призового судна. В Британию он вернулся 1 октября 1711 года, став к этому времени штурманом судна Duke.
Он намеревался проплыть на парусной лодке от Швеции до... Бывший узник Мас-а-Тьерра быстро стал популярен. Упоминания о нём появились в записях члена экспедиции Эдварда Кука и самого Вудса Роджерса. А затем известный эссеист Ричард Стил опубликовал подробный отчёт о приключениях Селькирка в газете The Englishman. Он стал состоятельным человеком и некоторое время вёл праздную жизнь. Однако вскоре из-за своего воинственного нрава Александр снова попал в переделку. В 1713-м он предстал перед судом за драку и, по некоторым данным, даже оказался в тюрьме.
Впоследствии Селькирк женился на трактирщице Фрэнсис Кэндис и в звании лейтенанта поступил на службу в Королевский флот. Будучи помощником штурмана военного судна Weymouth, он участвовал в антипиратском рейде у берегов Западной Африки. Действия британского флота оказались успешными, однако Селькирк из плавания не вернулся. Робинзон Крузо и другие Ещё при жизни Селькирка Даниэль Дефо опубликовал свой роман о Робинзоне Крузо, на написание которого писателя, по мнению критиков, вдохновили приключения шотландского моряка. Дефо даже нарядил Робинзона в козьи шкуры, которые были уместны на островке у берегов Чили, но вряд ли позволили бы чувствовать себя комфортно в Карибском море, где, по замыслу писателя, оказался Крузо. Однако личности литературного персонажа и его прототипа отличались кардинально. Робинзона вынужденное одиночество преобразило, а Александр после возвращения в цивилизованный мир вёл разгульный образ жизни.
С точки зрения некоторых критиков, Дефо, взяв за основу историю Селькирка, характер героя писал с себя. Роман о Робинзоне Крузо быстро обрёл популярность.
Штерн Борис - Чья планета? Игорь Демидов 7 минут назад Так и я иск не подавал на вас вроде бы. Просто интересно стало действительно ли там такое слово есть или это я... Понравилось — так дайте знак! А нет — тогда сойдёт и так! Пэкалэ и Тындалэ Jane84 33 минуты назад Пока прослушала первые два рассказа.
Когда спасённый темнокожий мужчина делает знаки, подобные которым от белого Крузо интерпретировал бы как «к вашим услугам, вечно признателен» — в отношении Пятницы Робинзон однозначно «понимает», что тот хочет быть именно его рабом. До конца своей жизни. Кстати, и до Пятницы у Робинзона был личный раб — чернокожий мальчик по имени Ксури. Строго говоря, мальчик принадлежал пирату, который захватил Крузо. Робинзон украл его, забрал с собой во время побега, и взял с него клятву верности под угрозой бросить иначе в открытом море. История с верностью Ксури выглядит неоднозначной и далее. На незнакомом берегу Ксури вызывается сходить на разведку один: мол, ему себя не жалко, пусть, если что, нападают на него, а не на хозяина. Точно так же это могло бы быть хитростью раба, который только что видел, как другой раб смог сбежать, и тоже захотел себе свободы. Но проверить это невозможно — Крузо пошёл с мальчиком вместе. Позже он, кстати, отдаёт мальчика в рабы спасшему их португальскому капитану. Но в знаменитом детском переводе Чуковского вы этой сцены не найдёте: в СССР была своя политкорректность, и детские книги проходили адаптацию. Остров Робинзона Любители истории проводили расследование, чтобы понять, какой из островов у берегов Бразилии подходит под описание острова, на котором провёл часть жизни Крузо. Многие уверены, что это — Тобаго, и в таком случае с берега Тобаго Робинзон видел не матери, а очертания соседнего, более крупного острова Тринидад.