Нильс Бор всемирно известен как один из самых важных учёных 20-го века за его инновационное открытие структуры атомов.

Нильс Бор рос в среде ученых, с детства проявляя интерес к различным открытиям и изобретениям. Во время исследований Нильс Бор узнал, что уран-235 может расщепляться, высвобождая невиданную энергию. Нильса Бора уже на студенческой скамье считали гением, но в противоположность этому титулу карьера его развивалась удивительно гладко.

Открытия, сделанные во сне

Текст научной работы на тему «Бор нильс 1885–1962 датский физик-теоретик, иностранный член АН СССР, лауреат Нобелевской премии». История Нильса Бора и Института Нильса Бора — это история научной деятельности о том, чтобы сделать неизвестное известным. 1 марта 1869 года русский ученый-энциклопедист Дмитрий Иванович Менделеев открыл периодический закон и составил систему химических элементов. В 1955 году Нильс Бор достиг 70-летия, возраста обязательной отставки, и покинул профессорский пост, но остался главой учрежденного института и продолжал работу. Однажды после очередного слабого и невразумительного выступления на коллоквиуме Нильс Бор объяснил аудитории: «Я выслушал здесь так много плохих выступлений, что прошу рассматривать мое нынешнее как месть!».

Институт Нильса Бора опубликовал снимок с черной дырой, пожирающей звезду

Bor_1 Нильс Бор относится к тем выдающимся людям, великим ученым, которые повлияли на судьбы мира. Во втором томе помещены работы Нильса Бора, опубликованные после 1925 г. Они охватывают в основном вопросы квантовой механики, квантовой электродинамики и теории атомного ядра. В 1943 году Нильс Бор с семьей эвакуировался сперва в Великобританию, а затем в США, где работал над созданием ядерной бомбы. С критикой этого парадокса выступил Нильс Бор, который привел свои аргументы в поддержку квантовой механики. В данном разделе вы найдете много статей и новостей по теме «Нильс Бор».

Ядерная сила Нильса Бора

Немного истории
Нильс Бор - любимец фортуны или патриарх квантовой физики? | Биографии | ШколаЖизни.ру
Telegram: Contact @obrsoyuz
Биография Нильса Бор – читайте об авторе на Литрес
Последние новости:

Нейтрино доносят до нас сообщения о том, что происходит в глубинах космоса

Был членом более чем 20 академий наук мира, в том числе иностранным почётным членом Академии наук СССР 1929; членом-корреспондентом — с 1924. Бор известен как создатель первой квантовой теории атома и активный участник разработки основ квантовой механики. Он также внёс значительный вклад в развитие теории атомного ядра и ядерных реакций, процессов взаимодействия элементарных частиц со средой. Бор родился в Копенгагене, в семье известного профессора-физиолога и быстро проявил многообещающую способность к наукам. Его диссертация на степень магистра, которую он защитил в Копенгагенском университете, посвященная изучению поверхностного натяжения жидкостей, до сих пор считается эталоном в гидродинамике. За эту работу он получил Золотую медаль Академии наук Дании и снискал себе репутацию восходящей звезды датской науки. После защиты докторской диссертации Бор в 1911 году отправился в Англию — как бы мы сказали сегодня, в порядке научного обмена — и приступил к работе в лаборатории Дж.

Тем не менее, каждому наблюдателю открыта своя часть правды: «противоположности суть дополнения», отчеканено на золотой медали, учрежденной в Дании в честь ее национального гения. Из 29 участников пятого Сольвеевского конгресса 1927г. Бор и атомная бомба После расщепления атомного ядра Бор первым угадал и тот изотоп урана, и тот еще не открытый элемент плутоний , из которых впоследствии и были изготовлены обе бомбы, «Малыш» и «Толстяк», уничтожившие Хиросиму и Нагасаки. Нильс Бор под именем Николаса Бейкера «дядюшки Ника» , доставленный в Лос-Аламос после многочисленных приключений чего стоит один только перелет из Швеции в Англию в бомбовом отсеке, из коего в случае опасности классика надлежало сбросить в море , служил консультантом Манхэттенского проекта, многим участникам которого он самолично помог спастись от Гитлера. Однако успех проекта немедленно пробудил в нем пророка: в соответствии с принципом дополнительности он принялся неутомимо убеждать сначала Рузвельта, а потом Черчилля немедленно поделиться атомными секретами со Сталиным для дальнейшего взаимного контроля. В итоге Рузвельт отправился на тот свет, а Черчилль потребовал пригрозить Бору арестом или, по крайней мере, открыть ему глаза на то, что он «находится на грани государственного преступления». Добился он и строительства исследовательского центра с тремя реакторами в самой Дании, неустанно при этом подчеркивая, что материальные выгоды от этого будут еще не скоро. Присутствие на парламентских дебатах привело его к заключению, что ученые стремятся к максимальному согласию, а политики к максимальному разногласию. В результате наибольшее количество запросов относилось не к огромным суммам на строительство, а к затратам на флагшток и конуру для сторожевого пса. Дерзость праведника Прожившему последние тридцать лет в Доме чести, предназначенном для самого почетного гражданина Дании дворец был построен для этой цели основателем пивоваренных заводов «Карлсберг» , осыпанному всеми мыслимыми наградами и почестями, судьба подарила Бору и кончину праведника: прилег и уже не встал. Случилось это 18 ноября 1962 года. Ровно через месяц после его семидесятисемилетия. Еврейская половина крови в его жилах, похоже, сказалась на его судьбе только тогда, когда, спасая его от оккупировавших Данию нацистов, подпольщики перевозили его через ночной Каттегат в нейтральную Швецию. Любопытно, что когда во время оккупации датские патриоты решили в знак протеста издать книгу о датской культуре, предисловие к ней попросили написать именно Бора. Бор долго размышлял и пришел к выводу, что одной из самых замечательных характеристик датчан является чувство уважения к другим нациям. Этот камень в нацистский огород был не менее увесист, чем пятнышко на куртке Харальда. Камень, попавший вдобавок в уже ушибленное место: еще в 1938 году на Всемирном конгрессе антропологии и этнографии в замке Эльсинор Бор не побоялся во всеуслышание провозгласить, что разные культуры дополняют друг друга! Не выдержав унижения, германская делегация, подобно братоубийце Клавдию, в гневе покинула зал. Однако и эта дерзость сошла Бору с рук. Но так хочется хоть на ком-то отдохнуть душой, оглядываясь на век изломанных характеров и изломанных судеб… Александр Мелихов На заставке: Памятник Альберту Эйнштейну и Нильсу Бору на Крымском валу в Москве. Автор — Владимир Лемпорт 1922-2001.

Бор сформулировал принцип соответствия , определяющий границы применимости классической физики в описании квантовых систем. В том же году на основе своей теории атома он дал объяснение периодической системы химических элементов. После создания квантовой механики Бор активно включился в разработку её основных принципов, соотношения квантовой физики с классической и в создание общей теории, внутренне непротиворечиво объясняющей известные процессы в микромире, в предельном случае переходящие в макроскопические явления. В 1927 г. Бор дал общую формулировку принципа дополнительности , утверждающего невозможность при наблюдении микромира совмещения приборов двух принципиально различных классов, соответственно тому, что в микромире нет таких состояний, в которых объект обладал бы одновременно точными значениями всех динамических величин. В 1936 г. Бор сформулировал важное для развития ядерной физики представление — капельную модель ядра. В 1939 г. Бору принадлежат также исследования по взаимодействию элементарных частиц с веществом.

Бор говорит дальше: - Полвека в человеческой жизни - срок немалый. Много прошло событий, и очень волнительно было все время находиться в центре современной физики. Пятьдесят лет назад мне посчастливилось присоединиться к многочисленной группе ученых из всех стран мира, работавших под вдохновляющим руководством Резерфорда. Не было ничего удивительного в том, что сразу же после окончания университета я пришел к нему в то время трудно было бы отыскать физика, незнакомого с достижениями Резерфорда и не восхищавшегося ими. Впервые я увидел Резерфорда на традиционном обеде Кавендишевской лаборатории. Он только незадолго перед этим вернулся с первого Сольвейского конгресса, где встретился с Эйнштейном и Планком, был полон самыми радостными впечатлениями, весел, и речь его, несмотря на всю торжественность момента, искрилась неподдельным юмором. Впрочем, я должен заметить, что любовь к острому слову, к шутке, даже к розыгрышу свойственна, по-моему, всем крупным физикам нашего времени - Капица и Ландау тому хороший пример. Речь свою Резерфорд посвятил новому, тогда только что построенному прибору - камере Вильсона. Выбор темы не был случайным. Он обожал свои приборы, мог часами говорить о них, берег их. Его лаборант сказал мне как-то, что никто из физиков "так сильно не ругается из-за приборов", как Резерфорд. В камере Вильсона, как известно, фотографируются пути заряженных частиц. Было замечено, что некоторые пути заканчиваются изгибом-то явление, которое мы называем рассеянием частиц на большие углы. Резерфорд знал об этом явлении и раньше, ведь именно на знании этого факта и была построена его знаменитая модель атома. И тем не менее, с каким воодушевлением, с каким детским восторгом говорил он о возможности созерцать то, что было еще совсем недавно невидимым, неосязаемым!.. Вильсон как-то в разговоре со мной рассказал, как воспоминания юности - о путешествии по Шотландии, туманах, висящих в долинах между холмами,- навели его на мысль о создании камеры, где капельки будут конденсироваться вокруг заряженных частиц и отмечать их путь. Этой смелой, простой идее и отдавал дань Резерфорд, один из самых увлекающихся людей, которых я когда-либо знал, всегда готовый поддержать всякую новую и свежую мысль, человек, буквально очаровавший всех современных ему физиков, ученый, чья личность, чья индивидуальность производила неотразимое впечатление на каждого, кто хоть однажды встречался с ним... Бор говорит о своих встречах с Эйнштейном. Хевеши, интересовавшийся не только изотопами, с которыми он тогда работал, но и многими другими вопросами и знавший буквально всех физиков, пересказал Эйнштейну содержание первой моей работы об излучении при переходах из одного состояния атома в другое. Эйнштейн задумался, а потом ответил ему "Что ж, все это не так далеко от того, к чему мог бы прийти и я. Но если все это правильно, то здесь - конец физики". Такая реакция Эйнштейна характерна - он никогда не любил отходить от наглядных, ясных и стройных картин. Наша первая личная встреча состоялась через несколько лет, в 1920 году, в Берлине. Можно понять, каким сильным переживанием для меня, совсем молодого физика, было знакомство с этим великим человеком. По молодости лет я был резок и нетерпим, и в беседе нашей отстаивал самые крайние позиции... Эйнштейн выглядел очень усталым, в разговоре машинально переходил с немецкого то на французский, то на английский. Незадолго до этого он выдвинул свою знаменитую идею о фотонах и опубликовал работу, в которой показал, как можно вывести формулу Планка, исходя из представлений о квантовых переходах в атоме. И вот все это время его, человека, всегда стремившегося к стройности и завершенности, не покидало беспокойство - так что же такое свет частицы или волны? Со всей непримиримостью молодости я заявил: - Чего вы, собственно, хотите достичь? Вы, человек, который сам ввел в науку понятие о свете, как о частицах! Если вас так беспокоит ситуация, сложившаяся в физике, когда природу света можно толковать двояко, ну что ж, обратитесь к правительству Германии с просьбой запретить пользоваться фотоэлементами, если вы считаете, что свет - это волны, или запретить употреблять диффракционные решетки, если свет - частицы. Аргументация моя, как видите, была не слишком убедительна и строга. Впрочем, для того времени это достаточно характерно... Эйнштейн с горечью заметил: - Видите, как получается приходит ко мне такой человек, как вы, встречаются, казалось бы, два единомышленника, а мы никак не можем найти общего языка. Может быть, стоило бы нам, физикам, договориться о каких-нибудь общих основаниях, о чем-то общем, что мы твердо будем считать положительным, и уже затем переходить к дискуссиям? И снова я запальчиво возражал: - Нет, никогда! Я счел бы величайшим предательством со своей стороны, если бы, начиная работу в совершенно новой области знаний, позволил себе прийти к какому-то предвзятому соглашению. Много раз мы встречались после этого разговора, часто спорили. Ответы на многие вопросы, в свое время вызывавшие ожесточенные дискуссии, в наши дни известны каждому начинающему. А мне хочется сегодня, когда Эйнштейна уже нет с нами, сказать, как много сделал для квантовой физики этот человек с его вечным, неукротимым стремлением к совершенству, к архитектурной стройности, к классической законченности теорий, к единой системе, на основе которой можно было бы развивать всю физическую картину. В каждом новом шаге физики, который, казалось бы, однозначно следовал из предыдущего, он отыскивал противоречия, и противоречия эти становились импульсом, толкавшим физику вперед.

ФутБОРный клуб. Как великие ученые оставили след в спорте

До начала Второй мировой войны оставалось совсем немного времени, и нацисты неожиданно для всех оказались в авангарде гонки за ядерным оружием. Можно только предполагать, как сложилась бы судьба человечества, если бы Гитлер все-таки получил в свое распоряжение атомную бомбу. Нацисты и атом Ничего удивительного в открытии, сделанном Ганом и Штрассманом, не было. К концу 1930-х ученые из многих стран мира, включая Нильса Бора, Энрико Ферми, Ирен Кюри и ее мужа Фредерика Жолио, находились на пороге эпохального достижения, но первыми все равно стали немцы. И все же пионерами в расщеплении ядра стали сотрудники института кайзера Вильгельма Отто Ган и Фриц Штрассман.

В результате эксперимента в самом конце 1938 года они обнаружили, что при облучении урана медленными нейтронами образуется барий с ядром массой примерно в 2 раза меньше первоначальной. Последовавшие исследования привели ученых к мысли о возможности цепной ядерной реакции, сопровождавшейся бы высвобождением большого количества энергии. Контролируемая цепная реакция, в свою очередь, легла в основу ядерной энергетики, а неконтролируемая — в основу ядерного оружия. Стол, за которым было открыто расщепление ядра.

Военные перспективы нового источника энергии были очевидны. Уже в апреле 1939 года в командование вермахта поступило письмо от двух ученых из Гамбурга: «Мы взяли на себя инициативу с целью обратить Ваше внимание на самые последние события в мире ядерной физики; по нашему мнению, они, по всей вероятности, открывают возможности для изготовления взрывчатого вещества, которое по своей разрушительной силе на много порядков превзойдет взрывчатые вещества обычных типов». Пауль Гартек и Вильгельм Грот были абсолютно правы и в своем выводе: «Та страна, которая первой сумеет практически овладеть достижениями ядерной физики, приобретает абсолютное превосходство над другими». Военному руководству Третьего рейха, занятому подготовкой к нападению на Польшу, потребовалось несколько месяцев для запуска новой идеи в производство.

Лишь 26 сентября 1939 года в Управлении армейских вооружений состоялось совещание, в котором приняли участие ведущие физики страны из тех, что не были изгнаны нацистами из Германии за свое еврейское происхождение. Ученые заявили военным, что ядерное оружие реально, причем его создание возможно в самое ближайшее время. Результатом встречи стало тотальное засекречивание немецкого «Уранового проекта». Для его реализации организовывалась кооперация более 20 научных организаций рейха, над темой принялись работать около сотни крупнейших немецких физиков, а теоретическим руководителем программы стал молодой 37-летний ученый Вернер Гейзенберг, к тому времени уже бывший лауреатом Нобелевской премии.

Вернер Гейзенберг. Вероятным противникам Третьего рейха точно так же были понятны перспективы ядерного оружия и те преимущества, которые оно дает в геополитическом масштабе. В августе 1939 года Альберт Эйнштейн, в 1933 году после прихода нацистов к власти вынужденный уехать из Германии в США, направил Франклину Рузвельту письмо, в котором сообщал президенту страны о существовании немецкой ядерной программы и косвенно предупреждал о перспективе создания в рейхе урановой атомной бомбы. В этом же документе Эйнштейн призывал к скорейшему началу в США научных работ по атомной теме, аналогичных германским.

Рузвельт верно оценил предупреждение Эйнштейна, отдав осенью 1939 года, уже после начала Второй мировой, приказ создать т. Ядерная гонка В начале 1940-х годов Третий рейх опережал любую другую страну в своей ядерной программе. У нацистской Германии уже существовала организационная структура, занимавшаяся проблематикой, имелся необходимый интеллектуальный ресурс для работы над ней, соответствующей работе обеспечивалось достаточное финансирование. Проблемой могло стать отсутствие на территории страны нужного количества сырья для атомного проекта, но и этот вопрос был решен в результате экспансии рейха.

После аннексии Судетской области Чехословакии в 1938 году в распоряжении немцев оказались урановые рудники города Яхимов. Более тысячи тонн оксида урана из африканских колониальных шахт было захвачено во время оккупации Бельгии в 1940-м. В том же 1940 году в результате вторжения в Норвегию нацисты получили и единственный в мире завод по производству тяжелой воды, которая должна была использоваться для замедления цепной реакции. Все эти мероприятия позволили Вернеру Гейзенбергу начать практическую работу по созданию первого ядерного реактора, или «урановой машины», как его называли в то время.

Со всей непримиримостью молодости я заявил: - Чего вы, собственно, хотите достичь? Вы, человек, который сам ввел в науку понятие о свете, как о частицах! Если вас так беспокоит ситуация, сложившаяся в физике, когда природу света можно толковать двояко, ну что ж, обратитесь к правительству Германии с просьбой запретить пользоваться фотоэлементами, если вы считаете, что свет - это волны, или запретить употреблять диффракционные решетки, если свет - частицы.

Аргументация моя, как видите, была не слишком убедительна и строга. Впрочем, для того времени это достаточно характерно... Эйнштейн с горечью заметил: - Видите, как получается приходит ко мне такой человек, как вы, встречаются, казалось бы, два единомышленника, а мы никак не можем найти общего языка.

Может быть, стоило бы нам, физикам, договориться о каких-нибудь общих основаниях, о чем-то общем, что мы твердо будем считать положительным, и уже затем переходить к дискуссиям? И снова я запальчиво возражал: - Нет, никогда! Я счел бы величайшим предательством со своей стороны, если бы, начиная работу в совершенно новой области знаний, позволил себе прийти к какому-то предвзятому соглашению.

Много раз мы встречались после этого разговора, часто спорили. Ответы на многие вопросы, в свое время вызывавшие ожесточенные дискуссии, в наши дни известны каждому начинающему. А мне хочется сегодня, когда Эйнштейна уже нет с нами, сказать, как много сделал для квантовой физики этот человек с его вечным, неукротимым стремлением к совершенству, к архитектурной стройности, к классической законченности теорий, к единой системе, на основе которой можно было бы развивать всю физическую картину.

В каждом новом шаге физики, который, казалось бы, однозначно следовал из предыдущего, он отыскивал противоречия, и противоречия эти становились импульсом, толкавшим физику вперед. На каждом новом этапе Эйнштейн бросал вызов науке, и не будь этих вызовов, развитие квантовой физики надолго бы затянулось... Нильсу Бору задают вопрос в чем секрет его педагогических успехов?

Как удалось ему воспитать целое поколение физиков - таких разных и таких талантливых? Бор улыбается и разводит руками. Я не думаю, чтобы у нас были какие-то особые секреты.

Главное, по-моему, что в общении с молодежью мы никогда не боялись кому-нибудь показаться глупыми, никогда и никому не давали готовых рецептов. Я всегда был против высказывания каких-то окончательных, безапелляционных суждений по вопросам, которые еще обсуждаются, мне хотелось поддерживать их в состоянии некоторой неопределенности, чтобы был открыт путь новым, свежим мыслям... Очень большую помощь нам в работе оказал - я хочу это подчеркнуть еще раз - юмор, тот самый традиционный юмористический стиль нашего поколения Нильс Бор задумался.

Лифшиц - его бессменный переводчик и течение всего вечера. Я помню, как однажды ко мне пришел один из наших молодых сотрудников, Вейцкопф, и с возмущением рассказал, что один из его друзей, работавших у нас же, ко всему на свете относится с неуважением. Трудные потому, что новая наука рождалась совсем не просто и далеко не всегда и не все получалось.

И юмористические отступления были в такие минуты неоценимым подспорьем... Я с удовольствием вспоминаю пребывание у нас в те годы Ландау, его блестящую логику и то оживление, которое он внес в наше общество. Кстати, в связи с логикой и юмористическими отступлениями мне хочется вспомнить еще один момент.

В то время у нас было принято делить, все истины на две категории. Истину, обратная от которой явно нелепа, мы называли "тривиальной". Это была мелкая, неинтересная истина.

А вот истине, настолько глубокой, что обратная от нее тоже является или, по крайней мере, кажется такой же глубокой, мы дали название "спиритуальной", так сказать, "духовной" истины. Вот с этими истинами, истинами второго рода, нам больше всего и приходилось сталкиваться в те времена. Честно говоря, мы совсем не возражали против этого.

Теперь таких истин стало намного меньше это естественно, ведь физики всегда стремятся к созданию упорядоченных систем. Но наиболее волнующим в науке является тот период, когда мы имеем дело именно с истинами второго рода... Нильс Бор с супругой у входа в Институт физических проблем.

Идет уже третий час беседы. Улыбаясь, Нильс Бор говорит: - Я, вероятно, еще о многом мог бы рассказать, но мне хотелось бы послушать воспоминания нашего уважаемого Капицы. А я их с удовольствием потом прокомментирую.

Петр Леонидович обращается к залу: - Хочу обратить внимание наших молодых физиков на то, как нужно выбирать себе "хозяина" в науке. Нильса Бора привели к Резерфорду те же импульсы, что затем привели к нему и меня.

Нильс Бор в личном кабинете В 1914 году Бор был приглашён в качестве лектора по математической физике в Манчестерский университет.

Летом 1916 года Бор вернулся в Данию и возглавил кафедру теоретической физики в Копенгагенском университете. В апреле 1917 года он отправил обращение к властям с просьбой о выделении финансов на строительство нового института для себя и своих сотрудников. В марте 1921 года, после преодоления множества организационных и административных трудностей, в Копенгагене был открыт Институт теоретической физики, носящий ныне имя своего первого руководителя институт Нильса Бора.

В 1918 году в статье «О квантовой теории линейчатых спектров» Бор сформулировал так называемый принцип соответствия, связывающий квантовую теорию с классической физикой. В 1921—1923 годах в ряде работ Бору впервые удалось дать на основе своей модели атома, спектроскопических данных и общих соображений о свойствах элементов, объяснение периодической системы Менделеева, представив схему заполнения электронных орбит. В 1922 году знаменитому учёному была присуждена Нобелевская премия по физике «за заслуги в изучении строения атома».

В своей лекции «О строении атомов» Бор подвёл итоги десятилетней работы. Идея дополнительности, развитая в начале 1927 года во время отпуска в Норвегии, отражает логическое соотношение между двумя способами описания или наборами представлений, которые, хотя и исключают друг друга, оба необходимы для исчерпывающего описания положения дел.

Иногда теория забегала вперед и подсказывала, что делать. Иногда наоборот, она отставала от экспериментов.

Но в принципе, экспериментаторы действительно больше зависят от конкретных мест, от инструментов. И им обычно нужно больше времени, чтобы сделать свои работы, то есть цикл производства результатов медленнее. Для теоретиков же был еще один важный фактор, который повлиял на квантовую революцию, — скорость публикаций и распространения информации. Сейчас есть интернет и препринты, а тогда это зависело прежде всего от того, как быстро журналы могли напечатать новую работу.

Журналы 1920-х годов, в которых публиковались квантовые физики, были способны напечатать поступившую статью за два-три месяца, а весь цикл от одной статьи поступившей в журнал, опубликованной и после этого использованной уже другим автором в статье и тоже посланной в журнал для публикации, часто мог уложиться в полгода, а иногда даже всего в четыре месяца. Благодаря такой скорости за полтора года после первой статьи Гейзенберга лета 1925 года новая квантовая механика набрала больше 200 статей примерно 80 авторов из разных стран мира. Журналы 1920-х годов, в которых публиковались квантовые физики, были способны напечатать поступившую статью за два-три месяца, а весь цикл от одной статьи поступившей в журнал, опубликованной и после этого использованной уже другим автором в статье и тоже посланной в журнал для публикации, часто мог уложиться в полгода, а иногда даже всего в четыре месяца — Для нынешних научных журналов это практически невозможно. И поскольку не было более мощных технологий, печатные журналы были главным средством информации, и они старались публиковать быстро.

А вторая линия — это революция постдоков. Но ведь у Бора должны были быть условия, которые позволяли ему принимать таких постдоков? Как и многие европейские университеты, копенгагенский ориентировался на то, как развивались дела в соседней Германии, но с некоторым отставанием. Например, к концу девятнадцатого века в большинстве больших немецких университетов уже был физический институт, то есть специальное здание, обычно трехэтажное, с лекционным залом человек на сто, комнатами для учебного практикума студентов, лабораторными помещениями в подвале для собственно научных исследований профессора, его ассистентов и учеников.

И не забыть про квартиру, где жила семья профессора, который настаивал, чтобы университет обеспечил ему служебное жилье в здании института, чтобы ему сподручнее было всем этим хозяйством управлять. В Дании это появилось только после того, как в 1917 году Бор получил деньги на строительство аналогичного, но небольшого института. При первом личном посещении меня больше всего смутили маленькие размеры этого здания на окраине Копенгагена, несопоставимо скромного по физическим размерам по сравнению с тем образом великого научного центра мировых открытий, который сложился в голове после чтения историко-научной литературы. У Дании были какие-то амбиции?

Торговля Дании сильно выиграла во время мировой войны, хотя вскоре после ее окончания в стране тоже начался экономический кризис, как и во всей Европе. Еще интересен колониальный аспект этой истории, поскольку часто забывается, что Дания, несмотря на малость, — это еще и империя с заморскими территориями. В 1916 году они продали США свою часть Виргинских островов в Карибском море, по причине или под предлогом того, что эти острова легко могли быть захвачены Германией. Часть полученных от этой продажи средств и пошла на строительство физического института для Бора.

Появляются рокфеллеровские стипендиаты. И он начинает свою деятельность по созданию мирового центра? Если бы не война, то главный центр квантовой физики возник бы, конечно, в Германии. И даже понятно где: в Мюнхене, у Зоммерфельда, в его развивающейся школе.

Он подготовил десятки самых сильных теоретиков, в том числе Паули и Гейзенберга. Но после войны Германия оказалась в международной изоляции, а Бор стал принимать у себя молодых немецких докторов, в том числе самых блестящих из Мюнхена, с зоммерфельдовской подготовкой, а потом еще и из Геттингена. По абсолютным меркам их было в целом не так много. За десять лет, с 1916 по 1927 год, всего в институте Бора работало примерно шестьдесят приезжих ученых из разных стран.

Копенгагенская конференция, весна 1930, обсуждает второй кризис квантовой теории. Игрушечная пушка и горн использовались для звукового сопровождения докладов об очередных трудностях теории. Директора тогда имели большую власть, из-за чего могли возникать трения. Я уже упомянул, что журналы публиковали быстро, потому что не было реферирования.

Достаточно было, чтобы профессор написал сопроводительное письмо, что статью стоит напечатать. Профессор брал ответственность и осуществлял контроль за научным качеством всех работ, выполненных в руководимом им институте. Постдоки, работавшие в институте Бора, должны были получить от него разрешение послать свою статью в журнал. Что не всегда было легко.

Бор часто читал медленно, сомневался или критиковал, задерживал нетерпеливых гениев. Или советовал сделать какие-то исправления. У Гейзенберга, например, а позже у Ландау, с этим возникли проблемы. В тот год Гейзенберг работал как бы в двух местах: в Геттингене он должен был читать лекции как приват-доцент, а в Копенгагене у него была рокфеллеровская стипендия.

И он провел часть года там и там, переезжая с места на место. А написал он свою новую работу, что тоже символично и важно, не в каком-то из этих институтов, а уехав на остров Гельголанд в Северном море спасаясь от приступа сенной лихорадки, то есть, по сути, экстерриториально. Он не был уверен, насколько важна его идея. У него самого на этот счет еще были сомнения.

Но он понимал, что она не очень соответствовала ни тому, чем занимался Макс Борн, его профессор в Геттингене, ни той стратегии, которую предпочитал Бор в Копенгагене. Если бы он работал только у одного профессора, то, скорее всего, в своих работах следовал бы авторитету руководителя. Но ситуация двойного подчинения дала ему возможность большего выбора. И тем не менее ему нужно было решить, через какого из двух профессоров послать статью в печать.

Вернувшись с острова, он оставил рукопись Борну, посмотреть, а сам уехал из Геттингена делать доклад о своих предыдущих работах. Борн поразмыслил над текстом, увидел возможность интересной новой идеи для своей собственной статьи, и послал текст Гейзенберга в журнал для публикации. Постдоки приехали, поработали и уехали. Это же не научная школа в том смысле, как мы ее понимаем.

Она обычно возникает из докторантов. У Зоммерфельда именно в этом немецком смысле была школа, потому что к нему студенты приходили, чтобы получить математическую подготовку, написать докторскую диссертацию и получить путевку в профессиональную теоретическую физику. Стандартный размер рокфеллеровской стипендии был сто долларов в месяц или немного больше.

Предыстория появления системы химических элементов

Нильс Бор: гений, который не боялся называть себя дураком
Исторические хроники. Великие умы мира. Нильс Бор
Навигация по записям
Бор, Нильс — Абсурдопедия
Нильс Хенрик Давид Бор