история любви онлайн. Без название, Даша и Вальтер - Ты на меня сердишься? Я люблю тебя! и другие музыкальные треки в хорошем качестве 320kbps в mp3. Новости и СМИ. Обучение.
Общая статистика
- Фото группы Сериал 1941-1942 Johannes Gabriel (Вальтер + Даша)
- ✔ Даша и Вальтер ♫ слушать онлайн ↓ скачать музыку бесплатно - найдено 3 песни.
- Даша и Вальтер listen online
- Общая статистика
- Оборотни и документооборот, и Даша
вальтер даша фанфики (120) фото
Даша и Вальтер -- Мой милый, если бы не было войны... После войны люди меняются, их жизни неудержимо разворачиваются в новых направлениях. Может случиться так, что Вальтер и Даша уже не будут теми, кем были раньше, и воссоединение окажется невозможным. Но помните, что в жизни все возможно, и судьба может приготовить нам самые неожиданные повороты.
Фанфики Виолетты и Даши переносят зрителей в захватывающие миры фантазии, где каждый может стать частью удивительных приключений. В этой статье мы рассмотрим лучшие видео и истории Виолетты Малышенко и Даши Каплан, которые покорили сердца миллионов зрителей и читателей. Готовы погрузиться в захватывающий мир фанфиков?
Опубликован: 14.
Многих людей связывают они и хранят тайны которые потом вдруг оживают и приходят в будущее. Какая тайна?
Ему бы вместо белой сорочки и жилетки — длиннополый шёлковый кафтан да цветной колпак на голову вместо ермолки, — улыбнулся про себя Сташевич, — получился бы настоящий волшебный персонаж Оле Лукойе из сказок Андерсена». Я капитан Сташевич! А вы, похоже, чужие мысли читаете? Старичок отложил в сторону изучаемый объект и выронил в подставленную ладонь монокуляр, чтобы поднять на опешившего визитёра младенчески голубые глаза. Я не великий Вольф Григорьевич, а всего лишь скромный Лев Аронович, — улыбнулся старик белоснежной вставной улыбкой. Хотя не исключено, что к тому времени вы уже будете немножко путаться в собственных… Андрей взял себя в руки и перешёл к делу. Он представился, описал внешность начпрода и спросил ювелира, не встречался ли тот с Гришаней. Таки да, был у меня этот милый говорун.
Более того, у нас с ним состоялась сделка в форме купли-продажи. Каплан покопался в конторке и выудил из ящика на свет божий какие-то бумажки, ухваченные канцелярской скрепкой. Это полный сборник квитанций о покупке интересующих вас ювелирных изделий, — он сунул под руку Сташевичу заполненные бисерным почерком квитки. Что же он такого вам продал? И почему, собственно, данной гигантской суммой не заинтересовались компетентные органы? В этом случае, как видите, было меньше. Наша дорогая советская власть тоже иногда не совсем дура! Не хочет сдатчиков ценностей распугивать, а то ведь всё самое лучшее на чёрный рынок уплывёт. Раз — и поминай как звали. Ваш Гришаня сдал под опись довольно ценные ювелирные изделия.
Отчитываться в их происхождении он был не обязан. В ориентировках из УГРО эти вещи тоже не значились. Так что всё законно! Вот читайте: кольцо с бриллиантом одна штука , серьги с изумрудами и сапфирами одна пара … Сташевич слушал старика, и его не оставляло чувство, что Каплан не до конца с ним откровенен. Кончилось всё тем, что дед, уловив взгляд Андрея, несколько раздражённо попенял ему: — Послушайте, юн… простите, товарищ капитан! Какой откровенности вы ждёте от заведующего ювелирной скупкой?! Ну, получил человек неоформленное наследство от покойной тетушки! Если бы я мотал языком направо и налево, как юнга палубной шваброй, кто бы захотел иметь дело со старым Капланом?! Вот будет у вас дело по всей форме на гражданина Гришаню, тогда милости просим! Мне боятся нечего, все мои миллионы вот в этом красавчике!
Каплан показал взглядом на прибитую к стене деревянную рамку. В ней красовался пурпуно-золотой, весь в венках и знамёнах то ли диплом, то ли почётная грамота. Ниже диплома-грамоты в такой же рамке висел под стеклом газетный разворот. Ежедневник «Ангарский большевик» с большой фотографией во всю полосу. На фоне новенького танка Т-34 какой-то солидный дядя в компании четырёх улыбающихся юных танкистов в шлемофонах и комбинезонах, наклонившись, пожимал обе руки маленькому Каплану. Андрей перевел взгляд на него. Не может быть! Третья красногвардейская дивизия, пятый ударный танковый полк. До самого их прусского логова Бреслау дошёл мой сынуля. Да мы с вашим сыном чуть ли не однополчане.
Глазами старик показал на газетную фотографию. В честь безвременно погибшего моего родного сына, — ювелир на миг поднял глаза, чтобы пристально взглянуть на Сташевича. Андрей точно помнил, что имени своего он старику не сообщал. Поэтому, как и в начале их разговора, ему снова стало не по себе от такой необычной, чуть ли не мистической проницательности старого ювелира. Между тем дед просеменил к огромному сейфу. Лязгнув ключом, он достал оттуда початую бутылку водки и на скорую руку принялся накрывать стол. Взглянув на вытянувшуюся физиономию капитана, дед довольно захихикал: — Да шучу я! Тайшетский почти всегда как минимум на полсуток опаздывает… Каплан прикрыл свою лавочку. Новые знакомые присели за стол. Выпили, закусили, поговорили за жизнь.
В антисемитизме мне, конечно, вас, поляков, не переплюнуть. Однако и мы хороши! Вечно-то мы без спросу лезем учить жизни народы, среди которых обретаемся! И вечно-то пытаемся быть, хе-хе, святее вашего Папы Римского! Сташевич из вежливости кивнул и глубокомысленно покачал блондинистой головой. Однако Каплан, махнув рукой, его перебил: — Был у меня недавно в гостях земляк мой. Молодой мужчина, еврей и, разумеется, военврач, — продолжил старик. Он воевал, дошёл до Силезии. Как его фамилия, не скажу, вам это не надо! Так он всё сокрушался, что русские солдаты шибко в Германии безобразничали.
Особенно его интеллигентную психику потрясли ужасные многочисленные случаи изнасилования немок. Этот мой знакомый, я вам скажу, прямо негодованием пылал, так его эта тема задевала. И вы знаете, что я ему на это ответил? Пожевав губами и опустив голову, Каплан продолжил: — Я ему так сказал: Семён, ты о чём? Ты хочешь, чтобы русские солдаты оказались пай-мальчиками, когда с ответным визитом явились в Германию? Побойся Бога! Ты же сам рассказывал, что немцы оставили после себя в России и на Украине. Если бы не эти дурно воспитанные советские парни, Гитлер уничтожил бы всех наших под корень. Ты об этом не думал? Когда в следующий раз ты захочешь пожалеть немок с их измочаленными арийскими кошёлками, вспомни, пожалуйста, что ты чувствовал, когда присутствовал на вскрытии массовых захоронений.
Что думал ты, еврейский врач, стоя над останками убитых немцами русских военнопленных, членов семей командиров Красной армии и, между прочим, бессчётным числом наших евреев? Ты же сам рассказывал о бездонных рвах, о тысячах голых трупах в них, о расстрелянных стариках, детях, беременных женщинах, о проткнутых штыками младенцах. После всего этого, Семен, я бы на твоём месте повернулся лицом к Западу и воззвал: «Там нет людей! Жги, Господь! Уже в дверях Андрей повернулся к провожающему его старику, чтобы тихо заметить на прощание: — Знаете, Лев Аронович... Я ваши чувства понимаю и разделяю. Но всё-таки мы не они! В Германии на моём участке фронта насильников без разговоров отправляли под трибунал. Mea culpa лат. Глава шестая «Дело — табак» По возвращении в лагерь Андрея ждал ещё один преинтересный сюрприз.
Перед самой командировкой в Иркутск он зачем-то принёс жене в лазарет жестянку с землёй. Это был песчаный грунт из того-самого погреба — с места, где он обнаружил тела Поплавских. Даже не знаю, как объяснить… Злой, что ли! Бинты да лекарства! Сташевич воспользовался мыслью жены и прихватил с собой наполненную подозрительным песком жестянку. Однако в лаборатории иркутского Угро [1] , куда Андрей сдуру сунулся, его просто послали. Хоть и вежливо, но далеко… Теперь же капитан, держа в руках стеклянную литровую банку, замер посреди процедурного кабинета жениного лазарета. Эту ёмкость ему торжественно вручила сама Даша. Банка была до половины заполнена мутной жидкостью. На дне банки покоился толстый слой грязно-серого осадка, а у поверхности плавало что-то странное, похожее на сплетение тонких тёмно-золотистых червей.
И знаешь, я у тебя гений! Я извлекла несколько её образцов, высушила и исследовала их под лупой. Как Шерлок Холмс! Поверь моему тонкому женскому обонянию. Я даже чихнула пару раз! Мысленно коря себя за цинизм, Сташевич не переставал размышлять о ходе следствия и в эти лирические моменты. Амерфорская сандаловая махорка! Поставка военная английская, ленд-лизовская. Говорят, где-то в Северной Индии её выращивают. Духовитая, злая как собака.
Любой самый что ни на есть вонючий запах перешибает! Наш самосад по сравнению с ней — детская забава…» — С табаком понятно, — продолжил дедуктировать Сташевич. Он своим заморским табачком лагерных собачек-ищеек от дома Поплавских отвадил. Наверняка Бабр тогда с кинологом на место происшествия прибыл. Не позаботься Гришаня о табаке, ищейки прямиком к нему домой, а то и на склад бы привели! Бьюсь об заклад, но Ефимыч махорочку эту не только в подполе, но и у крыльца дома обильно посеял. Схожу-ка я на продсклад. Навещу для начала нашего симпатягу Гришаню. Там посмотрим: сразу начать колоть Ефимыча или подождать немного. Выглядел Аполлинарий Ефимович, надо сказать, неважно.
Постарел, осунулся, да и привычная его весёлость вместе с обаянием куда-то подевались. И рукопожатие у Гришани тоже было так себе, не то что прежде. Не энергичное, а какое-то вялое, неуверенное. Не заболел? С возвращением! Сдал мужик! Что это? Неужели муки совести? Вслух заметил иное: — Никак хвораешь? Сплю плохо.
Нервы, видать! Всё кошмары какие-то мерещатся! По семье, жене и деткам, видать, стосковался. Убываю я, товарищ капитан, днями домой на большую землю. Товарищ майор Бабр меня сначала и слушать не хотел, заявление моё на увольнение порвал. А потом, видать, пожалел, на меня глядючи — подписал… — Странно, — изобразил удивление Сташевич. Какие у нас могут быть нервы? Ты ещё скажи, что у тебя мигрени разыгрались, как у барышни! И мигрени тоже! А что здесь?
Осточертело всё. Даже дом здешний мне опостылел. Не могу там жить. Я последнее время к себе — на продсклад переселился. Думал, полегче станет. Да какое там! Ещё хуже! Ну да завтра всё кончится! Распрощаемся с вами, товарищ капитан. Товарищ майор Бабр шофёра мне выделил.
Завтра на его грузовичке-япончике меня в район отвезут. Попрощаться с Гришаней, как ни странно, больше никто не явился. Вопреки ожиданиям вещей у отбывающего оказалось с собой немного. Небольшой баул да маленький коричневый фибровый чемоданчик. С последним, словно это было невесть какое сокровище, начпрод практически не расставался. Даже на землю не ставил. Постоянно держал при себе, крепко сжимая в правой руке дерматиновую ручку. Неожиданно Сташевич шагнул к Гришане и, протянув руку к чемодану, попросил: — Разреши, Ефимыч? Это зачем ещё? Капитан подошёл к начпроду и попытался вытащить из потной ладони Ефимыча зажатую в ней ручку злосчастного чемодана.
Тот вдруг проявил неожиданную прыть. Оттолкнув Андрея, Гришаня отскочил в сторону. Свободной рукой он выхватил из кармана пиджака маленький серебристый пистолет и направил его на капитана. Не отводя злобных глаз от Сташевича, он бросил стоящему неподалёку обомлевшему шофёру: — Семён! Ключи от грузовика! Кидай мне под ноги! Шофёр нетвёрдой рукой выполнил приказание. Маленький и нетяжёлый ключ зажигания от престарелой «японочки» «Курогане» не долетел до указанного места. Он упал ровно посередине между Андреем и Гришаней. Не сводя глаз с капитана, Гришаня сделал несколько осторожных шагов ему навстречу.
Начпрод поставил свой драгоценный чемоданчик на землю и медленно, чтобы поднять ключ, присел на корточки. Он был уверен, что контролирует ситуацию, поскольку дуло его браунинга по-прежнему было нацелено в грудь Сташевичу. В этом состояла роковая ошибка Ефимыча! Бывший интендант пехотного полка легкомысленно сократил дистанцию с безоружным, но слишком опасным для себя противником. Бывший фронтовой разведчик Сташевич «качнул маятник». Неожиданно всем корпусом он подался вправо и почти одновременно с прогремевшим выстрелом резко ушёл влево. Опережая следующую пулю, капитан упал на землю. Своими длинными ногами, словно ножницами, он подсёк и мгновенно опрокинул навзничь буйного начпрода. Ку-урва шустра! Был он весь какой-то помятый и с подбитым глазом.
Правая рука висела у тускло-зелёной двери машины, пристёгнутая воронёным «браслетом» к ручке. Предвидя подобное развитие событий, наручники капитан Сташевич приготовил заранее. А глаз задержанному начпроду сгоряча подбил начлагеря Бабр. После глаза он собирался продолжить, чтобы посредством здоровой руки изрядно намять бока Ефимычу. Однако Андрею силой и уговорами удалось остановить этот бабровский самосуд. Впрочем, это заняло какое-то время, так что преступник успел получить свою порцию увесистых «люлей». Товарищ майор! Подойдите, пожалуйста, ближе, граждане понятые, — почти торжественно произнёс Сташевич. В свой законный выходной поднятая ни свет ни заря, моргая заспанными недоумевающими глазами, повариха Любовь Михайловна покорно выполнила указание начальства. Растерзанный, со вскрытой подкладкой чемоданчик Гришани явил Сташевичу с Бабром, а также гражданам понятым сравнительно немного.
Начпрод за каким-то лешим упаковал в этот чемодан увесистый, килограмма на четыре, мешок с никому не нужной «аморфорской» махоркой. Кроме табака в чемоданчике оказалась пара увесистых пачек советских денег. Спрятанная в этом табаке, завёрнутая в полотенце, купюрами тридцать седьмого года и номиналом в десять червонцев [2] каждая, кучка денег порадовала глаза сыщиков. Двадцать тысяч рублей! Сумма огромная! На такую сумму с нелегальной доплатой и при посредстве чёрного маклера можно приобрести отдельную квартиру в любом небольшом городе. А если вполне законно, то добротный деревенский домик или приличную дачу в пригороде. Говорят, в Советском Союзе богачей нет! А ведь это не так! Всякое бывает!
У меня одноклассник Славка Семёнов, простой геолог, за успешную разведку месторождения редкоземельных металлов квартиру в центре Москвы и премию полмиллиона рублей получил! Да, но Гришаня-то не геолог! Да и колечки с серёжками, сданные Каплану у Ефимыча, откуда? Трофеи из Германии? Скорее всего! Он ведь воевал, интендант чёртов, или вроде того! В его недрах среди исподнего и нехитрой закуски нашёлся заветный узелок с шестью алмазными кольцами, тремя парами серёг и ещё парой массивных золотых браслетов с камешками. Без сомнения! Значит, не все ценности Ефимыч сдал в иркутский ломбард, — поглядывая в сторону нахохлившегося Гришани, продолжал размышлять Сташевич. Ефимыч, конечно, не самый великий миллионщик!
Авторитарин
- Теги видео
- Любовная пара Даша и Вальтер (сериал 1941,1942,1943) - Видео
- Даша и Вальтер. Расширенная версия
- 📹 Похожие видео
Dasha i valter
Слушайте и скачивайте даша и вальтер бесплатно на Хотплеере в mp3 (ID: f54b). Пульс прощупывался и Андрей понёс Дашу к Ларисе Андреевне. Essays and Reflections- Walter Benjamin- edit by Hannah. Даша, спасённая Вальтером от расстрела, попадает в его дом. Бруно и Люсиль, Вальтер и Даша.
Фанфики по фэндому «1941 / сериал, 2009»
Добежав до школы он звал на помощь. Пришёл Виктор Николаевич и Андрей. Пульс прощупывался и Андрей понёс Дашу к Ларисе Андреевне. Андрей просидел у Даши всю ночь. На утро Лариса Андреевна его отправила в комнату. После того как Андрей ушёл пришла в себя Даша. Даша теперь может ходить. Через час она отправилась к себе в комнату.
Гроза продолжалась всю ночь, когда очередной раскат грома осветил развалившеюся хижину. Внутри горел слабый огонь факела, и его свет с трудом освещал женщину, лежащую на соломе и старуху в какой — то драной одежде, она что — то бормотала что себе под нос. С очередным жутким раскатом грома раздался крик младенца. Старуха дико захохотала — Наследник родился, родился — И, прижав ребенка к груди выскочила за дверь — Алрикус, твой сын на свет родился и он станет твоим наследником и ни кто больше, он и только он — Раскат грома, словно печать на ее слова.
Старуха хохотала, стоя под ливнем держа ребенка высоко над головой — Конрад имя ему будет, как звали моего мужа, у которого ты отобрал земли и этот замок и он Конрад Фальц заберет его обратно. Прошло пять лет, Конрад подрос и был отдан своей полусумасшедшей бабкой конюху в помощники. Долго она уговаривала конюха и тот согласился. Худенький в одетый в обносках, можно было только удивляться, как в этом хилом теле еще живет дух и только огромные черные глаза на грязном личике говорили, что он жив.
Мальчик, завороженный красотой боевых коней, мог часами смотреть на них, на тренировки рыцарей иной раз повторяя за ними. За этим занятием поймал его конюх, когда он, сидя на высоком, вороном, что крыло ворона и злом жеребце Алрикуса фон Герца, атаковал врагов. Странно, что за все время конь не подпустил к себе ни кого, конюх мог с опаской подходить к нему, а мальчику разрешил сесть на себя и вытворять на своей спине бог знает что, а сам конь стоял спокойно, опустив голову к полу, жмурился и прижимал уши от довольно громких криков. Конюх стащил Конрада с коня, чуть не получил от коня копытом, выдрал мальчишку за уши и приказал выгребать навоз.
Морщась от боли и вытирая навернувшиеся слезы, Конрад принялся за работу, но тут услышав звуки мечей, бросился за сарай. Вдруг он увидел младшего сына фон Герца Вольфганга, трехлетний малыш, один стоял у конюшни, без матери и нянек и с любопытством смотрел на тренировку. Вдруг один из коней сорвался с привязи, напуганный какой — то черной собачонкой, вдруг появившейся ниоткуда и с диким лаем набросившись на лошадь. Конь словно взбесился и стал носиться по всему двору, где проходили тренировки, сшибая, всех кто пытался его остановить.
She would later laugh at the irony. Daemon Targaryen x Daenerys Targaryen Ano ba talaga? Maloi and Colet are in same circle of friends and as the time goes by Maloi started to develop some feelings for Colet who is and actor and always been busy by her carrier. Maloi is a collage student, studying at anteneo who wants to pursue her dream to become a successful surgeon. One seraphim thought there was until her world was turned upside down. Now as the second fallen angel, she must find a new path for her eternal life or be forever stuck in despair. I do not own Hazbin Hotel.
М Харьков. Мат делает человека, который на нем разговаривает, глупым, уродует его психику. Убогая нецензурщина восполняет скудность языка при дебильности, как словесными протезами. Какова речь — таково и мышление. Если вы произносите матерн...
Фанфик к сериалам 1941, 1942
Монолог Даши спящему Вальтеру, Даша и Вальтер смотрят альбом - Без название и другие скачать в mp3 и слушать музыку онлайн бесплатно. А Вы заметили как запараллелили Дашкину речь в спальне со сценой из 1941, когда Вальтер с Дашей на лавочке сидели! Монолог Даши спящему Вальтеру, Даша и Вальтер смотрят альбом - Без название и другие скачать в mp3 и слушать музыку онлайн бесплатно.
Фанфик к сериалам 1941, 1942
Вальтер улыбнулся и поцеловал ей руку, Даша вдруг сняла кольцо и улыбнувшись мужу положила его в коробку. Альбом года от. Слушать бесплатно онлайн на Музыке Самый мощный обстрел Белгорода за всю войну / Новости России. Essays and Reflections- Walter Benjamin- edit by Hannah.
Серия Безграмотный фантазёр Наталья М. - читать бесплатно онлайн
В этой статье мы рассмотрим лучшие видео и истории Виолетты Малышенко и Даши Каплан, которые покорили сердца миллионов зрителей и читателей. Готовы погрузиться в захватывающий мир фанфиков?
Агата дико закричала и забилась на кровати.
Наступившая ночь опьянила Арликуса, он дал волю своим рыцарям и себе, погреба замка были опустошены и рыцари спали пьяными в большом зале. Только маленькая девочка осторожно пробиралась сквозь них в одной руке она держала кинжал в другой связку ключей, которые при каждом шаге тихо позвякивали. Маленькая Либен ей уже было десять, но из — за маленького роста ей давали шесть и женихи не спешили к ней.
Она пробралась к заветной двери, открыв ее, вздрогнула. Она не узнала мать, полубезумные глаза, белые волосы, брови, лицо. Девочка справилась со слезами и бросилась к матери, сумела освободить ее от кандалов и на подмогу ей пришла появившееся нянька.
Они сумели увести убитую горем женщину в селение, где и спрятали. А наутро взбешенный Арликус приказал поджечь замок и деревню, не найдя своей пленницы он уехал. Замок горел долго, но вот деревню, рыцари просто подпалили с краю и жители сумели быстро погасить сгорели только два дома.
Восемь лет развалины замка напоминали о страшной ночи, пока однажды вдруг его стали восстанавливать и только одна башня нетронутая огнем стояла напоминанием, но по слухам Арликус решился ее снести. От самого хозяина замка не было ни слуху не духу, пока однажды его рыцари не появились на деревенской свадьбе, праздник был в разгаре, когда словно ветер налетели рыцари и похватали девушек и невесту и ускакали к оставшейся северной башне замка. Арликус лениво сидел на скамье и разглядывал напуганных девушек, но тут его сердце екнуло, на него смотрела Агата, но нет, не она, черные словно смоль волосы были отличием, он подошел к ней и тут девушка плюнула ему в лицо.
Арликус усмехнулся — Кто ты дитя? Либен восемь лет жила в деревне, как и жители, перенося тяготы, Арликус не интересовался делами деревни, пока год назад не стали восстанавливать замок, дань удвоилась и жители жили в впроголодь, но никогда не забывали, что среди них живет жена и дочь бывшего хозяина замка и почему то постоянно пытались напомнить об этом, овдовевший лавочник не осмелился предложить девушке свою руку и сердца, Либен и правду полюбила Томаса, трудолюбивый и всегда старающийся помочь, но где он сейчас, убит когда пытался защитить свою невесту, Либен сжала в руке кинжал, но Арликус был наготове и кинжал жалобно упал на пол. Утром жители осмелились подойти к башне.
Если, конечно, последних по-тихому не сдавали свои же… В первые месяцы плена Бравен часто спрашивал себя, известно ли русским, кто на самом деле верховодит в лагерях вверенных им военнопленных? Через некоторое время этот вопрос сам собой отпал. Бравен вполне убедился, что русская администрация прекрасно знает о большей части её ставленников. По многим лагерным «активистам-антифашистам», старшинам рот и отрядов, плакала верёвка и скучала расстрельная команда. Конечно же, русским было многое известно об этих деятелях, часто настоящих военных преступниках. Однако их всё устраивало — был бы порядок в лагере.
Как и многие офицеры-фронтовики, сам Вальтер, служивший в обычных частях вермахта, терпеть не мог эсэсовцев. И если с заносчивыми, мнящими себя элитой бойцами из фронтовых подразделений СС можно было как-то сосуществовать, то к тыловым «воякам», убийцам старух и младенцев, он, Вальтер фон Бравен, как и его товарищи по оружию, питал стойкое, чисто физиологическое отвращение. Эти парни, отмеченные почётными знаками с мечом, пронзающим змею, могли сколько угодно рассказывать о своём ратном труде, борьбе с подлыми головорезами, бандитами-партизанами. Бывалый окопник всегда мог отличить настоящего солдата от грязного падальщика из зондеркоманды. Новый начальник оперчасти Вальтера больше не беспокоил. По крайней мере, за прошедшие две недели — ни разу.
То же касалось выписанного из санчасти Шнитке. Главный лагерный старшина демонстративно не замечал своего несостоявшегося убийцу. По крайней мере, искусно делал вид. У Вальтера постепенно создалось впечатление, что у Шнитке, как и у русского капитана, появились куда более важные, чем его скромная персона, дела. Зато появилась другая напасть. Нет, не кошмары.
Нечто похуже. Серые, мрачные грёзы. Полные неизбывной тоски видения. Всякий раз, как и в первую ночь, которую Бравен, арестованный за нападение на Шнитке, провёл в ШИЗО, он видел одно и то же… Вальтер едва сомкнул глаза и тут же оказался в неведомой сумрачной и холмистой местности. Страдая от холода и сырости, он брёл по этой безжизненной пустыне. Наконец, к радости путника, вдали мелькнул бледно-красный отблеск.
Возможно, костёр! По мере приближения рядом с костром начала различаться какая-то странная остроголовая фигура. Силы Бравена были уже на исходе. Он добрёл до костра и, не спросив позволения у сидящего возле него незнакомца, примостился рядом. Однако толку от этого костра оказалось немного. Вальтер протянул озябшие руки к бледным синевато-розовым, едва колышущимся языкам пламени.
Какое нещедрое, ускользающее призрачное тепло... Чтобы как-то согреться, Бравену пришлось засунуть ладони в самую сердцевину огня. Вальтер покосился на соседа. Незнакомец, облачённый в серые, напоминающие монашескую рясу одежды, молчал и не двигался. Островерхий, глубоко надвинутый на глаза капюшон полностью скрывал его лицо. Вальтер уловил какое-то движение над головой этого странного, похожего на католического монаха человека.
Медленно преодолевая внезапно сковавший всё его тело необъяснимый животный ужас, Вальтер поднял глаза. Он смотрел и видел происходящее, словно через толщу мутной воды. Над остроконечным капюшоном незнакомца парило нечто… Что-то напоминающее полупрозрачную человеческую фигуру в просторном балахоне. Края его колыхались, подобно плавникам огромной неведомой рыбы. Как и у сидящего рядом, тёмный островерхий капюшон венчал голову этого призрачного существа. Его одеяние также в точности копировало серую хламиду соседа Бравена.
Вокруг видения медленно вращались какие-то туманные завихрения: то ли смерчи, то ли водяные или воздушные потоки. В отличие от соседа-монаха, у этого парящего призрака можно было различить под капюшоном часть лица. Оно было изжелта-бледным и неподвижным, словно высеченным из камня. Ещё был виден тяжёлый подбородок да изогнутая, горько опущенная уголками вниз тонкогубая щель рта. Неожиданно парящий призрак плавно опустился за спиной монаха и тут же слился с ним, словно вошёл в его тело. Этот жуткий стон прозвучал не в ушах Вальтера.
Он словно возник где-то внутри головы! В самой глубинной глубине мозга. Бравен вдруг с необъяснимым ужасом понял, что стон этот исходит от его соседа по костру. В этом Вальтера Бравена в течение всей третьей недели после известного происшествия неоднократно пытались убедить самые разные люди. То невзначай лопнули вдруг сразу несколько стальных стяжек на железнодорожной платформе. С лязгом и грохотом в двух шагах от Вальтера рухнули на землю и раскатились две трёхтонные рельсовые связки.
То в паре сантиметров от его виска пронесся крупный кусок гравия из насыпи, вырвавшийся, словно из пращи, после чьего-то неловкого удара кувалдой мимо забиваемого в шпалу костыля. То вдруг, конечно же, совершенно случайно выпала из рук на насыпь и выстрелила в его сторону заряженная, с загнанным в ствол патроном винтовка русского недотёпы-охранника. Вальтеру везло. Но, как по слухам, досиживая свои последние деньки в бункере, говаривал покойный фюрер: — Всякому везению, друзья мои, когда-нибудь приходит капут! Бравен усмехнулся мелькнувшей в его голове популярной среди военнопленных горькой шутке и тут же пожалел об этом. Лёгкая гримаса вызвала такую боль в затылке, словно в него с размаху всадили железнодорожный костыль.
Дорогие соотечественники всё-таки достали разжалованного гауптмана, бывшего рядового штрафного подразделения Вальтера Бравена. Он помнил, как, получив разрешение охранника, отошёл по нужде от железнодорожной насыпи и, едва углубившись в тайгу, остановился возле огромной и пышной ели. Затем вспышка ярчайшего фейерверка в глазах и стремительный полёт в тёмно-зелёном таёжном космосе. Сквозь нещадно, яростно царапающие лицо, длинные, остро пахнущие хвоей, беспощадно острые иглы изумрудных звёзд. Хотя, если быть честным, везение Бравена продолжалось. В конце концов, он жив и лежит не хладным кадавром в песчаном таёжном грунте, а тёпленьким живым дураком в лагерном лазарете.
У этого дурака, как у египетской мумии, туго и напрочь забинтована голова. Наружу торчит лишь крупный породисто-фамильный нос. Да ещё оставлена в бинтах прорезь для глаз. Ни дать ни взять — танковая смотровая щель. Совсем тяжёлый или выкарабкается? Видок-то у него не очень!
Ты, да я, да товарищ майор Бабр — вот и весь консилиум. Я простой фельдшер, а тут ЧМТ [2]! Подождать надо, увидим. Всё, что я могу, — это капельница да обезболивающие. Его друзья перебинтовали умело, как мумию, так я и не трогала больше, не беспокоила, не осматривала, лица не видела. Ему полный покой нужен, может, и выкарабкается.
Кстати, немцы, которые его доставили, с побитыми физиономиями были! Подрались они там, в тайге, между собой, что ли? На третий день хозяйка этого лагерного госпиталя, молодая женщина-фельдшер, пришла осмотреть Бравена. Она осторожно сняла бинты с его головы и ощупала гематому. Потом взглянула в глаза, чтобы проверить зрительные реакции и… в ужасе отшатнулась. Вальтер даже не сразу понял, что происходит.
А когда понял, растерялся. Да нет — не то! Он до тошноты, до дрожи в коленях, до рези в животе испугался! Да что там говорить! В смотровом кабинете они находились вдвоём. Женщина отвернулась к лотку с какими-то мединструментами и стояла теперь молча, что-то там механически перебирая.
Вальтер же бессмысленно пялился на её напряжённую, обтянутую белым халатом спину и молчал. Да и что скажешь, когда у тебя попросту отсох язык. Слушайте и запоминайте… — деревянным голосом, всё ещё стоя спиной к Вальтеру, продолжила женщина. Вряд ли нужно объяснять, что именно он сделает с вами, расскажи я ему эту историю…. Грязную историю про грязную деревенскую баню, а также про то, как вы там со мной поступили… — Но… я… мне…простите... Просто молчание… Я выписываю вас.
На неделю освобождаю от работ. Надеюсь, мы поняли друг друга? Только этого мне ещё не хватало, — выскочив в полном смятении на крыльцо лазарета, злился на весь свет Бравен. В этой необъятной стране, среди сотен миллионов людей — она, та самая худенькая девочка из сожжённой деревни на окраине Смоленска, встретилась именно здесь, именно со мной? После всего пережитого, после наполненных кровью, грязью и мерзостью лет, судьба вдруг сталкивает меня с этой русской. Ну да!
Чести в этом было немного! Но что уж такого ужасного мной было сотворено?! Я не трус и всегда прямо смотрел в лицо миллионоглазой военной смерти! Я, голодный молодой мужчина, поступил тогда с ней не лучшим образом! Но не убил же, в конце концов! Как там её звали?
Её звали Дарья Громова. Глава четвёртая «Дознание капитана Сташевича» Станислава Каземировна После пережитого в клятом доме семья Сташевичей-Громовых там не осталась, срочно вернулась в прежнее жилище Даши. Как можно жить в этом страшном месте, они представить себе не могли. Меж тем загадочное убийство так и оставалось нераскрытым. Приезжал военный следователь, старший лейтенант из самого Иркутска. Фамилия у него была красноречивая — Халтурин.
Ходил этот Халтурин вальяжно, водил хмурым носом да лениво опрашивал свидетелей. Через пару-тройку дней старлей засобирался обратно, объявив Бабру о раскрытии дела. Убийство Поплавских этот следак списал на четверых беглых уголовников, которые прошлым летом бежали из соседнего лагеря, что всего лишь в четырёхстах километрах вверх по реке. Их последнюю стоянку случайно обнаружили охотники в сотне километров от Бирюслага. Далее следы беглецов вели к гиблым местам, в область непроходимых таёжных трясин... По версии иркутянина, стройной и безукоризненной, беглые зэки забрались ночью в дом фельдшерицы по банальной причине — за продовольствием.
Хозяйку с дочкой задушили, чтобы не шумели, после закопали в погребе. Правда, вопрос, зачем беглецы потратили время и силы на столь сложный и бессмысленный процесс, старлей внятно прояснить не смог. Зато в качестве убойного доказательства своей правоты предъявил вещдок — потёртый зэковский кисет из крысиных шкурок. Якобы его он нашёл в погребе дома Поплавских, на месте их захоронения. На кисете были вытравлены инициалы одного из беглых. То, что этот «ценный» предмет иркутский следак привёз с собой, у Сташевича сомнений не было.
Андрей ещё до его приезда лично перелопатил весь грунт в погребе, проверил основательно, чуть ли не просеял. Правда, ему пришлось работать в старом противогазе, раздобытом с большим трудом. Носоглотка без защиты в этом чёртовом подполе почему-то просто горела, вызывая приступы неудержимого чиха. Впрочем, и кое-какая польза от этого Халтурина тоже случилась. Андрей узнал от него последний адрес проживания Поплавских. Оттуда, оставив семью, ушёл на фронт в самом конце войны юный глава семейства, лейтенант Василий Войцех Поплавский.
Где и погиб. С превеликим трудом сломив упорное сопротивление Бабра, Андрей вытребовал у него командировочное предписание, чтобы отправиться вместе со следаком в областной центр, город Иркутск. Прямо с вокзала, не отвлекаясь на другие дела, Сташевич устремился к нужному адресу. Ему повезло. Дверь бывшей квартиры Поплавских открыла сгорбленная седая старушка. Капитан Сташевич, — предъявил Андрей своё развёрнутое удостоверение начальника оперчасти.
Как не знакомо? Конечно же, знакомо! С ней всё в порядке? А как Машенька? Здорова ли? Передавали вам привет.
Беспокоятся о вашем здоровье, — не моргнув глазом отвечал капитан. Андрей счёл за благо солгать. Во-первых, чтобы без лишних помех расспросить женщину по делу. Ну, а во-вторых, ему просто не хотелось расстраивать бабушку. Сташевич искренне пожалел старушку. Сколько ей там осталось?
Пусть поживёт в счастливом неведении. Капитан выудил из вещмешка чуть початую стеклянную банку с красной лососевой икрой. Этот распространённый в здешних краях деликатес приготовила мужу в дорогу Даша. Сведения о профессии бабушки, а также её имя-отчество-фамилию Сташевич просто почерпнул из большой групповой школьной фотографии на стене. На карточке были изображены портреты старшеклассников в овальных рамках. Лицо хозяйки квартиры находилось в центре.
Поплавская», — вывел под ней белым шрифтом неизвестный умник-фотограф. И ещё одна важная деталь обратила на себя внимание Андрея. На одной из висящих на стене фотографий Елена была запечатлена в домашней обстановке с крохотной новорождённой дочкой на руках. Но дело было не в этом. За спиной Поплавской, на заднем плане, видна была книжная полка. На ней на фоне книжных корешков отчётливо просматривались семеро старых знакомцев Сташевича.
Пресловутые слоники с задранными на счастье хоботами. Где же седьмой? Наверное, разбился в дороге», — задумался над новой загадкой капитан, разглядывая фотографию на стене. За его спиной раздался голос старушки: — Это Леночка сразу после рождения Машеньки. Видите слоников за спиной Лены? То память о её муже, моём внучатом племяннике Василии.
Если по-домашнему, то Войцеха. В общем-то, это всё, что от него осталось, — с грустью вздохнула Станислава Каземировна. Резьбой по кости и камню увлекался, историю ювелирного дела изучал. Андрей удивленно хмыкнул. Он и сейчас хоть и старик, но мастерства, говорят, всё ещё не утратил. Слоников этих Войцех из цельного моржового клыка вырезал.
Они только с виду фарфоровые! Кстати, один из этих зверей с секретом. Если чуть прижать хобот и повернуть его влево, туловище этого элефанта разделится на две ровных половинки. Такой вот забавный тайничок... Чувствую, что-то за этим всем кроется. Поговорить бы по душам с этим Капланом Львом Ароновичем.
Да жаль, времени нет». Дав старушке выговориться, на ходу импровизируя, он приступил, наконец, к делу: — Дело в том, Станислава Каземировна, что военная прокуратура просит вас о содействии. Я не имею права всё рассказывать, но вскрылись некие обстоятельства, связанные с вашим погибшим племянником. Скажите, вы не замечали каких-то странностей? Не появлялись ли у вас в последнее время какие-то непонятные люди с расспросами? Не интересовались ли они Еленой или её мужем?
Поплавская на это удивилась, пожав плечами: — Чем же я могу помочь? Вы бы у Лены и спросили, она бы вам всё и рассказала. После того как приехал к ней в прошлом году однополчанин Войцеха с последним его письмом и посылочкой, никто вроде больше и не появлялся. Этот однополчанин Лене ещё последний подарок от мужа Войцеха передал. Красивый такой подарок, камею с женским профилем. Леночка тогда растрогалась, расплакалась и сразу же эту камею на шею надела.
Потом этот однополчанин ещё раз заходил, очень возбуждённый был почему-то. А Лена сразу после его ухода камею с себя сняла и куда-то спрятала. Сама же вскоре уехала. В такой спешке, будто бежала. Ей должность заведующей лазаретом предложили в дальнем районе, вот она и уехала с Машенькой. Благо девочке в школу ещё не скоро.
Тем не менее начальник лагеря настоял. У народа в этих глухих краях и так поводов для радости немного, так не лишай его лишний раз возможности повеселиться. Вот наступит восьмое мая, день безоговорочной капитуляции Германии, тогда и праздник отпразднуем, и свадебку тебе с Дашей заодно обустроим. А я уже распорядился, чтобы начпрод Гришаня снеди всякой добыл. И, главное, пару ящиков советского шампанского в области изыскал. Кровь из носа! Так что не кочевряжься, капитан! В порыве искренних чувств майор шагнул к Сташевичу и заключил его в свои могучие медвежьи объятья.
Нам ли жить в печали? Она стояла перед книжной полкой в доме Сташевича, нежно поглаживая по фарфоровым спинкам двухвостых зверьков. А где же седьмой? Вот все говорят: пошлость, мещанство! А я прям с детства обожаю! Сташевич поднял мальчика на руки, заглянул в его небесно-голубые, кажущиеся такими странно-знакомыми глаза, и со всей серьёзностью ответил: — Конечно, сынок. Мы теперь всегда будем жить вместе! Тем же вечером Андрею пришлось заступить в ночное дежурство по лагерю.
Находящийся в доме полевой телефон зазвонил — провод от него тянулся прямо из-за лагерной колючки. Там, в помещении диспетчерской караульной службы, находился небольшой коммутатор, созданный стараниями Бабра и руками пленных немцев-связистов. Это чудо технической мысли связывало два десятка абонентов из числа лагерного начальства и старшей обслуги. Достаточно было снять с рычага трубку, как в дежурке загоралась сигнальная лампочка вызывающего номера и раздавался звонок. Дежурный офицер сообщил капитану о том, что младший лейтенант Рогозин заболел и придётся подменить его. Холера ясна! Наверное, оттого, что в первую же ночь совместной жизни он оставлял свою новую семью в доме одну. Причём именно в этом доме.
Сташевич и его жилище невзлюбили друг друга с самого начала. С той первой ночи, когда «добрый старый дом» «порадовал» его тяжким ночным кошмаром в честь новоселья своего хозяина. Не слишком задумываясь над первопричиной, Андрей с той поры стал инстинктивно избегать ночёвок под этой крышей. Он практически переселился в бревенчатое здание лагерной администрации, на облезлый дерматиновый диван в своём «кумовском» кабинете. В начале второго ночи, завершив с караульными очередной обход лагеря, капитан позволил себе расслабиться. Он снял китель с портупеей и прилёг с книжкой на кушетку в соседней с дежуркой комнате. Только лишь он задремал, как раздался короткий звонок. Андрей накинул китель и заглянул внутрь лагерной диспетчерской.
Старший сержант, его помощник, сладко спал, положив голову на стол, на удобно скрещённые руки. Снова зазуммерил звонок. Зажглась крохотная красная лапочка, кроваво осветилась блеклая карандашная надпись под ней — «Капитан Сташевич». Встревоженный Андрей сорвал трубку и почти прокричал: — Даша?! Что случилось?! В ответ он услышал лишь глухой всхлип. Затем прерывающийся детский голос прошептал: — Па-па! Там ма… В трубке едва слышно, словно из дальнего далека, донёсся до Андрея сдавленный женский крик: —А-а!
Не помня себя, Сташевич метнулся в соседнюю с дежуркой комнату. Там он вытащил из висящей на стуле в портупее кобуры свой тяжеленный ТТ, подхватил заодно ППШ сержанта и, распахнув плечом дверь, бросился со всех ног к лагерным воротам, к своему проклятому жилищу. Кто напал? Лесные звери пробрались в дом? Гораздо хуже! Двуногие звери! Беглые зэки! Надо спугнуть!
Пока они не… Сташевич поднял ствол своего ППШ к небу и яростно нажал на курок. Заплясал в руках круглый диск автомата. Длинная очередь разорвала ночную тьму. Через считанные секунды на постах и разбуженные в питомнике яростно залаяли сторожевые псы, взвыли лагерные сирены. Заскользили по крышам бараков лучи мощных, установленных на вышках прожекторов. Словно тараном, капитан собственным телом вышиб тяжёлую дубовую дверь староверческого жилища. Так уж повелось в их роду — все женщины Громовых либо сохраняли свои, либо обзаводились двойными, присоединяя фамилию мужа к девичьей. Проводив супруга на службу, Даша уложила Вадика спать.
А после уже и сама засобиралась в постель. Вдруг за дверью жалобно замяукал, настойчиво заскрёбся о косяк Дашин кот Черныш. Ещё днём, когда Даша с Андреем собирали свои и Вадика вещи, готовясь к переезду под крышу мужа, кот куда-то пропал. И тут же махнула на это дело рукой. Так и вышло. Черныш без труда отыскал новое местопребывание хозяйки. Дарья открыла дверь, и кот проскользнул внутрь. Вместо приветствия черный гуляка на ходу прошёлся лоснящимся гладким боком по голой хозяйской ноге.
После этой обязательной процедуры кот начал неспешный обход дома. Новые владения Чернышу не слишком пришлись по вкусу. Он не тёрся о выступающие комнатные углы и ножки мебели, не пытался их метить, опрыскивая лёгкой пахучей влагой из-под хвоста. Кот обнюхивал окружающее пространство и лишь неприязненно чихал. Да ещё, подрагивая усами, брезгливо поджимал лапки. Даша поставила на пол блюдце с молоком, однако Черныш даже не прикоснулся к нему. Вместо этого он выперся на середину комнаты и когтями вцепился в цветной верёвочный коврик, лежащий здесь же. Затем выгнул дугой спину, поднял, как траурное знамя, пушистый смоляной хвост и самым чудовищным образом завыл.
При этом круглые зелёные глаза Дашиного питомца едва ли не выскакивали из орбит. Окончив «адажио», кот бросился к двери. Решительно замяукав, он потребовал выпустить свою персону обратно на двор. Ну, ничего! Как говорится, стерпится — слюбится». Пожав плечами, прежде чем запереть дверь, она выставила за неё блюдце с молоком. Ночью Даша как будто спала. Однако сон её на новом месте выдался каким-то тревожным, прозрачным.
Она слышала приглушённые сонные всхлипы Вадика в его кроватке. Слышала, как лениво, по-ночному, взлаивают соседские собаки в дальних домах. Слышала мяуканье Черныша где-то за калиткой и даже лёгкое, едва различимое потрескивание деревянных бревенчатых стен своего нового жилища. Скрип-скрип-скрип… Как из-под земли, донеслись до ушей Даши осторожные звуки. Кто-то неизвестный в темноте на ощупь поднимался по невидимым ступенькам. Во внезапной звенящей тишине, словно выстрел, прозвучал резкий одиночный стук, будто на деревянные доски пола уронили что-то тяжёлое. Шлёп-шлёп-шлёп… Затопотали по гладким половицам маленькие босые ножки. Совсем близко серебристым колокольчиком прозвенел в ночном сумраке чей-то смех.
Смеялся ребёнок. Скрипнули пружины кроватки Вадика. Ужасно хотелось немедленно проснуться, вскочить с кровати и поспешить к сыну, но внезапная, похожая на паралич слабость не позволила ей этого. Немой ужас призрачной шелестящей чёрной змеёй намертво обвил, сковал её тело. Приложив невероятное усилие, Даша едва повернула на голос сына лежащую на подушке голову. Сквозь щель чуть приоткрытых век она различила маленькую фигуру в белом, стоящую рядом с кроваткой Вадика. И снова до ушей Дарьи донеслись вкрадчивые глухие звуки. Скрип-скрип-скрип… Шлёп-шлёп-шлёп… Кто-то босой, большой и взрослый медленно приближался к её кровати.
Скрипнули пружины, прогнулся край койки. Приплыло из тьмы и нависло над Дашей размытое белесое пятно в ауре зеленоватого фосфорического сияния. Но вот контуры пятна стали чётче… Лицо… Безжизненно-белый женский лик… Глава вторая Пуговица Таёжный песчаный грунт, совсем небогатый бактериями, очень холодный и местами мёрзлый, тела Елены и её маленькой дочери сохранил почти в целости. Останки женщины и ребёнка лишь немного мумифицировались, словно какой-нибудь царственный прах из древнеегипетской пирамиды. Вызванный Сташевичем Бабр на месте страшной находки повёл себя странно. Вопреки ожидаемому — как-то не слишком эмоционально. Сташевичу даже померещилось, что майор не слишком удивлён произошедшим. После предварительного осмотра и извлечения тел Поплавских с места захоронения произошёл один малоприятный инцидент.
Странный казус, хотя и не замеченный никем, кроме Сташевича. Находясь спиной к начальнику лагеря, Андрей вдруг почувствовал странный зуд между лопаток. Сташевич покосился через плечо и наткнулся на тяжёлый, чуть ли не «убийственный» взгляд Бабра. Капитану на миг показалось, что тигриные глаза Бабра с вертикально удлинёнными янтарными зрачками источают прямо-таки звериную, практически смертельную ненависть. А, товарищ майор? На просьбу Андрея разрешить ему действовать в этом деле по своему усмотрению начлагеря, пряча глаза, лишь коротко буркнул: — Добро, капитан. При редкой необходимости вместо морга в лагере, да и в таёжном посёлке, использовали всё те же холодные подвалы с песчаным дном. Поэтому для детального осмотра найденные тела и, если получится, аутопсии [1] Сташевич приказал доставить на территорию лагеря в помещение фельдшерской.
Четверо солдат охраны тащили друг за другом носилки с укрытыми простынями телами. Неподалёку от лагеря, на пригорке, замыкавший это скорбное шествие Сташевич распорядился сделать привал и перекурить. Солдаты поставили носилки одни возле других, уселись неподалёку и закурили. Внезапно налетел порыв ветра, взявшийся, в общем-то, ниоткуда в такую тихую с самого утра погоду. Простыни, укрывавшие покойниц, распахнулись, явив свету облачённые в белые ночные рубашки желтоватые тела женщины и маленькой девочки. Нежданный ветер не стихал, он подхватил края простынь, да нет, скорее, саванов, и, разметав их по краям носилок, превратил в трепещущие, тщетно жаждущие полёта крылья… Ярко сияло солнце. Плыли высоко в небе лёгкие перистые облака. Совсем рядом густо зеленел наполненный жизнью таёжный сосновый лес.
Сташевич оцепенело смотрел на саванокрылых покойниц. Ему надо было окликнуть не замечающих непорядка солдат, но Андрей молчал… — Нуар [2]?! Да нет! Это, скорее, какой-то дикий «нуар-морт [3] » в таёжных тонах! Так что некоторое время после вскрытия хранить тела можно было в растворе этого антисептика. К гордости своего мужа, военфельдшер Дарья Громова оказалась настоящим профессионалом. Никакие дикие сновидения, пережитые прошлой ночью, не помешали ей чётко выполнить свои обязанности. Отличница по жизни и вечная ученица, она постоянно штудировала разнообразную медицинскую литературу.
Не оплошала Дарья и в роли практикующего патологоанатома. Для начала перед вскрытием она в присутствии Сташевича, ответственного за предварительное дознание, тщательно осмотрела трупы. Как отметил Андрей, при этом у Громовой даже не дрожали руки. Лишь сильная бледность открытой части лица, особенно заметная над синей марлевой повязкой, немного выдавала её. Именно тех, что ночью во сне в виде призраков чуть было не угробили тебя в жутком кошмаре... В принципе, результаты вскрытия мало что давали Сташевичу. Тем не менее он уточнил: — Как? Поскольку каких-либо дополнительных следов на их шеях, к примеру, от рук или верёвок, я не обнаружила.
У лагерного электрика Андрей раздобыл мощный переносной аккумуляторный фонарь и отправился с ним на место. Капитан устал, крепко продрог да и промок. Наконец, так ничего не найдя, он встал, отряхнув от песка влажные на коленях галифе и обшлага гимнастёрки. Выбравшись из погреба, Сташевич направился к рукомойнику. Прежде чем взять кусок мыла, он случайно поднес руки к лицу и вдруг… принялся чихать. Происходил этот процесс неудержимо и неистово. Ничего подобного за собой Сташевич раньше не замечал. От этого захватывающего занятия Андрея отвлёк звонок телефона, того самого, спасительного… — Андрюш, — раздался в трубке голос Даши.
Голос жены показался Сташевичу каким-то неуверенным, даже потерянным. Оба этих дощатых настила наспех соорудили из длинных и высоких фанерных ящиков. Андрей подошёл к столу поменьше. На нём, укрытое желтоватой застиранной лазаретной простынёй, лежало маленькое тело. Из-под покрова наружу выглядывала часть тонкой детской ручки с крохотной полураскрытой кистью. Запястье было аккуратно надрезано. Я попыталась разжать кисть ребёнка. Захват оказался таким сильным, что пришлось надрезать сухожилие.
Стараясь сохранять спокойствие, Сташевич заглянул в полураскрытую, словно обескровленную, бледную детскую ладошку. Там что-то поблескивало. Дарья взяла пинцет, чтобы с его помощью вынуть из мёртвой руки… пуговицу. Блестящую, ничуть не потускневшую, красивую бронзовую пуговицу. На ней красовался рельефный литой герб СССР. Герб был выполнен тщательно, возможно, даже отлит вручную со всеми мелкими деталями и подробностями. Кто виноват, понятно. Но он просто не представлял себе, что ему делать дальше.
Согласно создавшейся ситуации, по всем военным и гражданским законам, начальнику оперчасти следовало без промедления арестовать своего командира. Вернее, задержать до выяснения обстоятельств. А после задержания доставить подозреваемого в тяжком уголовном преступлении в район. Преступление непростое — жестокое двойное убийство. Но это теория, поди ж ты! Ага, арестуй, задержи начальника Бирюслага майора Бабра. А потом доставь куда следует! Да он сам кого захочет арестует!
Надо будет, так и на месте пристрелит. Тут к бабушке не ходи. Пристрелит, а потом ещё и свою правоту докажет, как пить дать. Андрей чувствовал себя беспомощным мерзким трусом — на фронте ничего подобного с ним случиться не могло. Когда надо было, капитан Сташевич действовал жестоко и решительно, невзирая на чины и звания. Но то на фронте… — Пся крев! Если бы ещё два, да что там — хотя бы один честный и принципиальный офицер! Да где его взять, такого?!
Не с Рогозиным же на этого тигро-медведя идти? И ещё кое-что смущало капитана. Неуверенность в виновности командира. Андрей совершенно не мог представить себе майора Бабра, душащего подушкой беспомощного ребёнка. Ну никак не ложилась такая гнусь на его образ, как ни крути. Взгляд в спину человека, нашедшего его жертвы: трупы Поплавской и её дочери? От тяжких дум начальника оперчасти оторвал звонок телефона. Андрей поднял трубку.
Срочно запри кабинет, — услышал он взволнованный и дрожащий голос жены. Я не успела его остановить. А там — как ты велел! Всё оставлено на месте. Он наверняка её увидел. Рогозин выскочил из комнаты с пистолетом в руке! Сам белее смерти. Весь трясся.
Он в управление наверняка побежал. Ты запер дверь? Срочно зап… Дальше Сташевич слушать не стал, бросил трубку. Вскочил и, вырывая на ходу из кобуры пистолет, бросился по лестнице на второй этаж. К кабинету начальника лагеря. Сверху приглушенно грохнул выстрел табельного ТТ.
Даша и Вальтер-Чувствую душой
Даша обсудила с Мариной Сергеевной все дела,и уже завтра,после учебы она будет работать няней. Девушка не стала дожидаться автобуса и пешком добралась до дома. Канаева кинула сумку на кровать и переоделась в домашнюю комфортную одежду. Даша готовила кушать. Телефон на столе завибрировал и начал издавать мелодию звонка. Дарья ответила и зажала телефон между ухом и плечом,а сама продолжила готовить ужин. Голос её дрожал и был слаб. А что-то случилось? У него телефон не доступен,я сто раз звонила.
Дома его нет. А вдруг с ним что-нибудь случилось-с беспокойством сказала рыжая. От её слов Даше стало не по себе. Раньше Илья всегда сообщал Даше о том,что не придет на учебу и так же озвучивал причину отсутствия. Но сегодня этого не произошло. Всё хорошо с ним.. Канаева успокаивала подругу всеми силами,хотя ей самой нужно успокоение. На улице уже начало октября.
Осень даёт о себе знать. Небо затянуто черными тучами,за которыми спряталось летнее яркое солнце. Дарья надела черные брюки и жёлтую кофту. На голове её любимые два дракончика. Девушка немного подкрасила губы,взяла рюкзак и сложила в него необходимые вещи. Канаева покормила птенчика и тут же ей пришло смс. Надев поверх кофты джинсовку, Даша накинула на шею шарф. Чёрные ботинки,которые она первый раз надевает за эту осень,запылились в шкафу.
Даша протёрла их и натянула на ноги. Закрыв квартиру,девушка вышла из подъезда и заметила черную машину её парня. Даша подошла к машине и,открыв дверь,села на сиденье рядом с водителем. За 15 минут машина подъехала к отелю. Пара вышла из автомобиля. Глаза Даши полезли на лоб от удивления. Большой отель с множеством окон. Валерий взял девушку за руку, и они вошли внутрь.
Даша не знала,куда идти,поэтому её вёл Валерий. Ребята вошли в ресторан и сели за столик. Интерьер этого места не переставал удивлять Дашу. А персонал казался ей дружным. Пара сделала заказ, и официант отдалился от них. Канаева не переставала разгадывать ресторан. Её взгляд упал на парня. У барной стойки стоял Паша и пил что-то из бокала.
Даша сама не знает зачем,но смотрела на него пристально, и это не осталось без внимания. Паша заметил ее пронзительный взгляд и подошёл к ней. Думаешь он любит тебя? Да ты ему не нужна!
Андрей просидел у Даши всю ночь. На утро Лариса Андреевна его отправила в комнату. После того как Андрей ушёл пришла в себя Даша. Даша теперь может ходить. Через час она отправилась к себе в комнату. В комнате была Лиза. Она сразу обняла подругу. Они разговаривали.
Скрипнули пружины кроватки Вадика. Ужасно хотелось немедленно проснуться, вскочить с кровати и поспешить к сыну, но внезапная, похожая на паралич слабость не позволила ей этого. Немой ужас призрачной шелестящей чёрной змеёй намертво обвил, сковал её тело. Приложив невероятное усилие, Даша едва повернула на голос сына лежащую на подушке голову. Сквозь щель чуть приоткрытых век она различила маленькую фигуру в белом, стоящую рядом с кроваткой Вадика. И снова до ушей Дарьи донеслись вкрадчивые глухие звуки. Скрип-скрип-скрип… Шлёп-шлёп-шлёп… Кто-то босой, большой и взрослый медленно приближался к её кровати. Скрипнули пружины, прогнулся край койки. Приплыло из тьмы и нависло над Дашей размытое белесое пятно в ауре зеленоватого фосфорического сияния. Но вот контуры пятна стали чётче… Лицо… Безжизненно-белый женский лик… Глава вторая Пуговица Таёжный песчаный грунт, совсем небогатый бактериями, очень холодный и местами мёрзлый, тела Елены и её маленькой дочери сохранил почти в целости. Останки женщины и ребёнка лишь немного мумифицировались, словно какой-нибудь царственный прах из древнеегипетской пирамиды. Вызванный Сташевичем Бабр на месте страшной находки повёл себя странно. Вопреки ожидаемому — как-то не слишком эмоционально. Сташевичу даже померещилось, что майор не слишком удивлён произошедшим. После предварительного осмотра и извлечения тел Поплавских с места захоронения произошёл один малоприятный инцидент. Странный казус, хотя и не замеченный никем, кроме Сташевича. Находясь спиной к начальнику лагеря, Андрей вдруг почувствовал странный зуд между лопаток. Сташевич покосился через плечо и наткнулся на тяжёлый, чуть ли не «убийственный» взгляд Бабра. Капитану на миг показалось, что тигриные глаза Бабра с вертикально удлинёнными янтарными зрачками источают прямо-таки звериную, практически смертельную ненависть. А, товарищ майор? На просьбу Андрея разрешить ему действовать в этом деле по своему усмотрению начлагеря, пряча глаза, лишь коротко буркнул: — Добро, капитан. При редкой необходимости вместо морга в лагере, да и в таёжном посёлке, использовали всё те же холодные подвалы с песчаным дном. Поэтому для детального осмотра найденные тела и, если получится, аутопсии [1] Сташевич приказал доставить на территорию лагеря в помещение фельдшерской. Четверо солдат охраны тащили друг за другом носилки с укрытыми простынями телами. Неподалёку от лагеря, на пригорке, замыкавший это скорбное шествие Сташевич распорядился сделать привал и перекурить. Солдаты поставили носилки одни возле других, уселись неподалёку и закурили. Внезапно налетел порыв ветра, взявшийся, в общем-то, ниоткуда в такую тихую с самого утра погоду. Простыни, укрывавшие покойниц, распахнулись, явив свету облачённые в белые ночные рубашки желтоватые тела женщины и маленькой девочки. Нежданный ветер не стихал, он подхватил края простынь, да нет, скорее, саванов, и, разметав их по краям носилок, превратил в трепещущие, тщетно жаждущие полёта крылья… Ярко сияло солнце. Плыли высоко в небе лёгкие перистые облака. Совсем рядом густо зеленел наполненный жизнью таёжный сосновый лес. Сташевич оцепенело смотрел на саванокрылых покойниц. Ему надо было окликнуть не замечающих непорядка солдат, но Андрей молчал… — Нуар [2]?! Да нет! Это, скорее, какой-то дикий «нуар-морт [3] » в таёжных тонах! Так что некоторое время после вскрытия хранить тела можно было в растворе этого антисептика. К гордости своего мужа, военфельдшер Дарья Громова оказалась настоящим профессионалом. Никакие дикие сновидения, пережитые прошлой ночью, не помешали ей чётко выполнить свои обязанности. Отличница по жизни и вечная ученица, она постоянно штудировала разнообразную медицинскую литературу. Не оплошала Дарья и в роли практикующего патологоанатома. Для начала перед вскрытием она в присутствии Сташевича, ответственного за предварительное дознание, тщательно осмотрела трупы. Как отметил Андрей, при этом у Громовой даже не дрожали руки. Лишь сильная бледность открытой части лица, особенно заметная над синей марлевой повязкой, немного выдавала её. Именно тех, что ночью во сне в виде призраков чуть было не угробили тебя в жутком кошмаре... В принципе, результаты вскрытия мало что давали Сташевичу. Тем не менее он уточнил: — Как? Поскольку каких-либо дополнительных следов на их шеях, к примеру, от рук или верёвок, я не обнаружила. У лагерного электрика Андрей раздобыл мощный переносной аккумуляторный фонарь и отправился с ним на место. Капитан устал, крепко продрог да и промок. Наконец, так ничего не найдя, он встал, отряхнув от песка влажные на коленях галифе и обшлага гимнастёрки. Выбравшись из погреба, Сташевич направился к рукомойнику. Прежде чем взять кусок мыла, он случайно поднес руки к лицу и вдруг… принялся чихать. Происходил этот процесс неудержимо и неистово. Ничего подобного за собой Сташевич раньше не замечал. От этого захватывающего занятия Андрея отвлёк звонок телефона, того самого, спасительного… — Андрюш, — раздался в трубке голос Даши. Голос жены показался Сташевичу каким-то неуверенным, даже потерянным. Оба этих дощатых настила наспех соорудили из длинных и высоких фанерных ящиков. Андрей подошёл к столу поменьше. На нём, укрытое желтоватой застиранной лазаретной простынёй, лежало маленькое тело. Из-под покрова наружу выглядывала часть тонкой детской ручки с крохотной полураскрытой кистью. Запястье было аккуратно надрезано. Я попыталась разжать кисть ребёнка. Захват оказался таким сильным, что пришлось надрезать сухожилие. Стараясь сохранять спокойствие, Сташевич заглянул в полураскрытую, словно обескровленную, бледную детскую ладошку. Там что-то поблескивало. Дарья взяла пинцет, чтобы с его помощью вынуть из мёртвой руки… пуговицу. Блестящую, ничуть не потускневшую, красивую бронзовую пуговицу. На ней красовался рельефный литой герб СССР. Герб был выполнен тщательно, возможно, даже отлит вручную со всеми мелкими деталями и подробностями. Кто виноват, понятно. Но он просто не представлял себе, что ему делать дальше. Согласно создавшейся ситуации, по всем военным и гражданским законам, начальнику оперчасти следовало без промедления арестовать своего командира. Вернее, задержать до выяснения обстоятельств. А после задержания доставить подозреваемого в тяжком уголовном преступлении в район. Преступление непростое — жестокое двойное убийство. Но это теория, поди ж ты! Ага, арестуй, задержи начальника Бирюслага майора Бабра. А потом доставь куда следует! Да он сам кого захочет арестует! Надо будет, так и на месте пристрелит. Тут к бабушке не ходи. Пристрелит, а потом ещё и свою правоту докажет, как пить дать. Андрей чувствовал себя беспомощным мерзким трусом — на фронте ничего подобного с ним случиться не могло. Когда надо было, капитан Сташевич действовал жестоко и решительно, невзирая на чины и звания. Но то на фронте… — Пся крев! Если бы ещё два, да что там — хотя бы один честный и принципиальный офицер! Да где его взять, такого?! Не с Рогозиным же на этого тигро-медведя идти? И ещё кое-что смущало капитана. Неуверенность в виновности командира. Андрей совершенно не мог представить себе майора Бабра, душащего подушкой беспомощного ребёнка. Ну никак не ложилась такая гнусь на его образ, как ни крути. Взгляд в спину человека, нашедшего его жертвы: трупы Поплавской и её дочери? От тяжких дум начальника оперчасти оторвал звонок телефона. Андрей поднял трубку. Срочно запри кабинет, — услышал он взволнованный и дрожащий голос жены. Я не успела его остановить. А там — как ты велел! Всё оставлено на месте. Он наверняка её увидел. Рогозин выскочил из комнаты с пистолетом в руке! Сам белее смерти. Весь трясся. Он в управление наверняка побежал. Ты запер дверь? Срочно зап… Дальше Сташевич слушать не стал, бросил трубку. Вскочил и, вырывая на ходу из кобуры пистолет, бросился по лестнице на второй этаж. К кабинету начальника лагеря. Сверху приглушенно грохнул выстрел табельного ТТ. Не тому ты позвонила! Не мне, а Бабру надо было срочно запирать кабинет, — бились в голове Андрея под аккомпанемент учащённого пульса тревожные мысли. Дверь в кабинет начлагеря оказалась настежь распахнутой. В нос саданул до боли знакомый запах сгоревшего пороха. Рогозин стоял спиной к входу, посреди комнаты, загораживая письменный стол майора. В правой, заметно подрагивающей руке младший лейтенант держал пистолет. Не раздумывая, капитан Сташевич тяжёлой рукояткой своего ТТ нанёс ему оглушающий профессиональный удар между лопаток. Рогозин, словно переломившись в коленях, рухнул на пол лицом вперёд. Бледный, с перекошенным от боли лицом Бабр сидел за столом. Левой рукой ниже правого плеча он зажимал обильно кровоточащую рану. Андрей сорвал трубку со стоящего на столе телефона. Срочно Громову в кабинет главного! Здесь раненый! Бабру повезло, пуля прошила его плечо навылет. Оглушённый Рогозин тоже сильно не пострадал. После доброй порции нашатыря, со связанными за спиной собственным ремнём руками, он сидел посреди кабинета на стуле. Голого по пояс, перевязанного белоснежными бинтами Бабра разместили на старом дерматиновом диванчике. Обычно этот предмет казённой меблировки был вальяжно, по-купечески укрыт чёрно-коричневой, с шёлковым отливом куньей накидкой. Любовь Бабра к неуставной роскоши пришлась нынче кстати. Сей царственный меховой палантин пригодился для его раненого хозяина — теперь в качестве одеяла. Больной, уколотый от болевого шока дозой морфина, явно расслабился. Он человек новый, меня толком не знает. Но ты-то! Мы же с тобой с мая тридцать девятого, с самого Халхин-Гола знакомы. Ты рядовым, а я старшиной — вместе у комкора [4] Жукова служили. Кто как не ты меня подраненного три километра на себе до лазарета нёс? И ты же, мой товарищ старый, теперь меня в ушкуйники [5] , детоубийцы записал! Да как же ты мог такое помыслить?! Чтобы я Лену и Машеньку своими руками? Дрыть его! И тут же, скривившись от боли, улёгся обратно. Блестит же! У соседей в лагере умельцы бронзой откуда-то разжились и всякие побрякушки из неё лить наладились. А с фурнитурой офицерской в лавках военторга сами знаете как. Вот ихний начлагеря коллегам-соседям и способствует. Как родных... К красоте да молодости все тянутся... От и начпрод наш Гришаня, дрыть его! Даром что семья у него на большой земле. А всё туда же, болтун-говорун усатый! Частенько возле дома Поплавской увивался. С подарочками… Мне докладывали… Доброжелатели, мля! Майор повернул голову к Андрею и тихо продолжил: — А ты молодец, капитан! Смекнул насчёт Лены с дочкой. Ты когда их нашёл, я сперва сильно на тебя осерчал. Сам не знаю почему. Наверное, потому, что ты надежду у меня отнял. Крохотную надежду, но всё же… [1] Аутопсия мед. Нуар-морт — здесь Сташевич, отталкиваясь от хорошо известного слова натюрморт, случайно изобретает из двух ранее известных, но несвязанных нуар и морт, новое слово — нуар-морт. Буквально это перевести нельзя. По значению получается нечто запредельно «мрачно-мёртвое». Глава третья Фон Бравен Сын за отца Бурные события последних дней необычайно взбудоражили маленький мирок охраны. Обслуга Бирюслага тоже в стороне не осталась. Однако на размеренном режимном существовании полутора тысяч военнопленных немцев это не отразилось. Насильственно собранная иноземная людская масса, ввергнутая роковыми обстоятельствами во враждебную и чужеродную, дикую таёжную дремучесть, она продолжала влачить своё привычное существование. Во всех смыслах замкнутое и обособленное бытие. Чувство лютой ненависти к этим людям сопровождало капитана Сташевича всю войну. Чем дальше Андрей с войсками продвигался на Запад, чем больше узнавал о немыслимых зверствах, массовых убийствах военнопленных красноармейцев и беззащитных гражданских, тем больше ненавидел немцев. Это жгучее тёмное чувство усиливалось и крепло с каждым вскрытым рвом, полным женщин, стариков и детей. С каждым освобождённым концлагерем, пропитанным кричащим скорбным духом невинно убиенных людей... Сташевич был убеждён, что эта ненависть не покинет его никогда. Но так уж случилось, что он пережил её. Недаром говорят: все проходит. Прошло и это. Причём как-то неожиданно быстро, в течение года. Тысячи немецких солдат, оказавшись в русском плену, мгновенно превратились в покорных бесправных рабов. Стали жалкими, прячущими глаза жертвами рока и обстоятельств. После Сталинграда, когда в плен сдалась целая армия, смертность среди немцев была огромной. А все выжившие как будто понесли на себе некую «каинову печать». Это виделось в их сутулых спинах, в их вечно напряжённых затылках… Беседуя со многими военнопленными по отдельности, не переставая этому удивляться, Андрей видел перед собой самых обычных людей. Иногда казалось, таких же, как и он сам. Как позволили себе сотворить такое в захваченных вами землях и странах? Парень был призван на фронт с последнего курса Берлинского университета. Мы, вермахт, в таком не участвовали! Это всё СС! Это они! Он мысленно ставил себя на место военнопленного немца и тут же отвечал за него: «Да! Я и мы — все побеждены! Моя и наша армия, моя и наша страна разгромлены! Расплата за это врывается в мои лёгкие с каждым вдохом, наполненным хвойной лесной смолистой горечью. В мои уши каждое утро с рёвом лагерной сирены. В мой желудок с каждым глотком лагерного супа». Принимают ли нынешнее своё состояние как справедливое воздаяние за него? Конечно, нет! Мы были всего лишь солдатами! Нам приказывали, мы исполняли! На фронте для солдата есть один закон: воюй и не рассуждай! Себя они жалеют! Себя и только себя!
Наутро Вальтер собрал немного хлеба после завтрака, сказал доктору, что ему очень болит голова, и он идет прогуляться и пошел в сторону леса. Не успел он отойти от госпиталя, как его сзади окликнули: - Эй! Эй ты, стой! Вальтер обернулся и увидел, что к нему идет патруль. Вальтер только сейчас понял, что он выбежал в больничной пижаме. Он ничего не смог придумать и начал говорить, что первое пришло в голову: - Я? Я в госпитале был. Хотел… - Вальтер замялся. Вальтер показал им кулек с хлебом и сказал: - Птичек покормить. Сейчас ранняя весна, и им совсем нечем питаться. И я хотел их покормить. Птичек покормить! Пошли, мы тебя в госпиталь отведем. Видать, по голове тебе сильно настучали. Гриша проснулся и пошел умываться. Неподалеку от лагеря располагалась небольшая речка, вода в ней была студеная, чистая. Гриша умылся и снова стал думать о том, что сегодня надо вернуться к тому месту, где остались его друзья. Он понимал, что, скорее всего они ушли, но далеко они уйти не могли — Муха ранен. Он встал и направился к командиру. Даша и Алена проснулись, и Антонина сразу же пошла за командиром — он так приказал. Когда он пришел, девушки уже пили чай, который заварила Антонина. Как спалось? Теперь слышу, что ты не немая. Ему нравились эти девушки, они были похожи на его дочек. Такие же — одна русая, другая темная, и такие же красавицы и скромницы. Они сидели вчетвером и ели суп из картошки. Эту — Командир достал картошку из супа и тут же с аппетитом съел ее - Чудом нашли! В деревне, добрые люди в сене прятали. Не для нас конечно, но так уж получилось, — пожал плечами командир. Вдруг в землянку вошел Гриша. Он смотрел на Дашу и Алену и не верил своим глазам. Стали обнимать и наперебой говорить: - Гриша, ты живой! Где ты был? Как твоя рана? Командир встал, улыбнулся и сказал: - Так вы из одного отряда. Это все, оставшиеся в живых? Он здесь. Пошли к нему, — сказала Алена и они вышли. Даша осталась в землянке, решив проведать Муху попозже. Малыш толкался, она присела на место, которое служило кроватью и начала гладить свой живот: - Маленький, как тебе уже не терпится в этот мир прийти! Я тоже очень хочу тебя увидеть, но всему свое время. Сейчас полегче, потому что мы в лагере, добрые люди нам помогут, обязательно помогут. На сердце что-то неспокойно — сказала Даша, и малыш сильно толкнулся. Не переживай! С Вальтером все будет хорошо, я чувствую. Да, малыш, сколько нам всем еще предстоит пережить! Даша, Гриша и командир вошли в землянку, где лежал Муха. Возле него сидел парень, тот самый, Александр Егоров, который Гришу «в суть дела» вводил. Он прикладывал марлевую повязку ко лбу Мухи, и периодически менял ее. Когда он увидел, что в землянку вошли, пояснил: - У него жар. А так легче. Но Настя попросила меня, а мне что? Мне не в тягость, и пареньку полегче. Тоже мне сиделка нашелся! Дров нет, воду надо натаскать, а ты отсиживаешься тут. Парень хотел было возразить, но капитан прикрикнул: - Егоров, ты меня знаешь! Егоров встал, тяжело вздохнул и вышел. Гриша кинулся к Мухе и сам стал менять повязки. Командир со словами: «Ну не буду вам мешать, у меня дел по горло» вышел. Алена тоже подошла и села рядом с Мухой. Они долго так сидели и молчали. Им не надо было слов. Слова — это для тех, кто не понимает молчания. А для них просто сидеть вот так, рядышком и молчать — было уже большим счастьем! Гриша так много хотел сказать Алене, но абсолютно не знал с чего начать. Алена первая нарушила это благодатное молчание: - Я видела, как в тебя выстрелил этот немец. Я часто думал о том, зачем он это сделал. Хотел меня убить? Но отчего же офицер, который отменно стреляет, не сделал смертельный выстрел? Не попал? Мы стояли на расстоянии 10 сантиметров друг от друга. Я теперь думаю о том, что он вынужден был выстрелить, иначе бы убили нас обоих. И поэтому он как медик подсчитал место, где выстрел причинит меньше вреда. А сейчас я благодарна ему. Ведь если бы стреляли те немцы, которые вас окружали, они бы не промахнулись! Я же думала, что потеряла тебя навсегда. Гриша взял Алену за руку. Но сейчас я смотрю на тебя и понимаю, что даже моя жизнь мне так не дорога как ты! Я тебя… Алена не дала ему договорить. Она накрыла его поцелуем. Самым долгожданным и самым желанным для обоих. Он прижал ее к себе и не мог поверить в это внезапно свалившееся на него счастье. Алена и Гриша отпрянули друг от друга. На пороге стоял Егоров. Но этому парню нужно выпить траву, тетя Антонина заварила. Ну, вы идите, я сам за ним присмотрю. Вальтер шел из госпиталя домой. Его наконец-то выпустили, под условием того, что «он будет беречь себя». Вальтер вспомнил эти слова врача и улыбнулся — интересно, как это возможно на войне? Он вошел в свою квартиру и присел на краешек кровати. Он вспомнил про Вайсмана, который все время говорил о том, что все расскажет на суде, и Вальтера расстреляют, как предателя. Но в день выписки Вальтера он не сказал ни слова. Вальтеру даже стало жалко его — озлобленный, жестокий мужчина, казалось в таком уже нет совести — но он постоянно по ночам кричал, и молил о прощении каких-то людей. Имена их каждый раз были разные, но всегда повторялось одно — Катарина. Раздумья Вальтера прервал стук в дверь. Это был солдат, он отдал какую-то записку и на вопрос Вальтера «От кого? Вальтер развернул записку, она была от Оберста. Он требовал тотчас явиться к нему. Вальтер немедля взял со стола фуражку и вышел за дверь. Он шел и ни о чем не думал, ему даже не было страшно. Главное, что он уже не хотел быть офицером Рейха. Кем он хотел быть, он не знал. Нет, пожалуй, это слишком. Он подошел к кабинету Оберста и постучался: - Войдите, — крикнули из кабинета. Вальтер вошел. Оберст сидел за столом и обедал. Через неделю суд. Конечно, суд мог быть хоть сегодня, но суду нужны показания Вайсмана. Наслышан, что вы с ним уже виделись? Оберст засмеялся: - Расслабьтесь, Фон Герц, я слишком хорошо знаю вас. Вы — гордый, а он слишком зол на вас. В общем, до суда вы остаетесь здесь под моим командованием. И вот вам первое задание. В лесу снова появились эти партизаны. Я дам вам солдат, вы прочешите лес, а затем…. Прошлая показательная казнь не удалась, надо проучить этих местных. Повесить не всех. Человек пять-десять, а остальных расстрелять. Вы поняли меня, обер-лейтенант? Да, кстати, я лично прослежу за всем - вы потеряли мое доверие. Вальтер вышел. Муха открыл глаза и поморщился от света. Как раз в это время в землянку кто-то вошел. Егоров подбежал к нему и начал тараторить: -Ой, наконец-то! Я так рад! Ты в партизанском отряде. Меня зовут Егоров Александр, но можешь называть меня Сашка. А как ты себя чувствуешь? Хочешь пить? Или может быть есть? Муха растерялся. Собравшись с мыслями, он спросил: - А как я здесь оказался? И сразу привел сюда, — ответил Егоров, приподнял Муху и начал кормить. Кто был со мной? А они тебе кто? А командир? Куда же он пропал? Конечно, позови! Вот сейчас докормлю тебя и позову. Никуда твой Давыдов от тебя не денется! Мне Гриша нужен! Гриша где? Ясно, это ваш командир, а я — то думал. Он к тебе приходил, когда ты был без сознания. Они все к тебе приходили. Я сейчас сбегаю за ними. Я — мигом! Егоров стоял при входе и улыбался. Война идет, а ты придумал отлеживаться тут! Я исправлюсь! На следующий день капитан Давыдов снова собрал всех мужчин. Они повезут его прямо на передовую. И откуда у немчуры столько продовольствия? Отвечаю: они ездили и собирали продовольствие по всем немецким тылам и наш район у них последний. Все кивнули. Командир продолжил: - Значит так, вооружены мы неплохо, но немцев будет немало! Я даже скажу - очень много! На пять - шесть машин с продовольствием их будет не меньше двадцати. И это только в самих машинах! А плюс еще сопроводительные мотоциклы. В общем, человек так пятьдесят будет, так как вы сами понимаете, что груз наиценнейший! Сзади тихонько подошел опоздавший Егоров. Командир заметил и сказал: - Егоров, елки-зеленые, что ты опаздываешь как барышня на свидание! Значит так, Митька, введи эту «барышню» в курс дела. На задание выходим через час. Пока все свободны. Все разошлись. Гриша подошел к Алене, она вместе со всеми женщинами готовила еду. А то картошка быстро закончится, а дальше что? Гриша, я вот что хотела. Гриша повиновался. Алена привела его к реке. Гриша хотел было сесть на траву, но Алена повела его дальше. Пройдя дальше, они вначале поднялись, а потом спустились по небольшому взгорку. Там было очень красиво. Речка там поворачивала, и взгорки скрывали их от внешнего мира. Там Алена отпустила его руку и села на траву. Гриша сел рядом. Гриша нежно коснулся ее губ, Алена с силой ответила. Он стал гладить ее поверх рубашки, Алена медленно легла на землю, не отрываясь от Гриши ни на секунду…. Через час они вернулись в лагерь. Все уже стояли и дочищали оружие. Грише дали автомат и они двинулись в путь. Вальтер встал около полудня, только от того, что кто-то безостановочно барабанил в дверь. Ему жутко болела голова, он встал, ополоснул лицо холодной водой и открыл дверь. На пороге стоял Оберст. Он ворвался в квартиру и скал кричать: - Фон Герц, это возмутительно! Что вы себе думаете? До вас все утро не могут достучаться! Для вас приказы начальства это пустой звук? Всю ночь я думал о том, в каком из ближайших лесов прячутся партизаны. Надо же, даже врать не пришлось. Это была чистая правда, он действительно об этом думал, только с целью отыскать Дашу. Вальтер ляпнул первое, что пришло ему в голову: - Я подумал о том, что раз они напали на склад и так быстро скрылись, то они находятся в близлежащем лесу. Могу сказать, что лучше бы вы этой ночью спали. Собирайтесь, нам пора идти. Вальтер собирался медленно, тянул время. Но Оберст уже начал срываться и Вальтеру пришлось поторопиться. Они вышли и направились по дороге в сторону леса. Капитан Давыдов шел и напряженно о чем-то думал. Гриша хотел было подойти к капитану, но его остановил Егоров: - Не надо. У командира такой характер. Перед важным событием он все тщательно продумывает, и просит ему не мешать. Ты лучше расскажи мне, как вы партизанили? Как в Муху выстрелили? Как вы потерялись? Гриша вкратце рассказал все Егорову, а потом спросил: - А что ты все за Мухой ухаживаешь, и расспрашиваешь про него? Егоров покраснел, стал нервно теребить шапку — он всегда ее носил, казалось, что он и спал в ней, и начал говорить: - Чего-чего? Просто у меня здесь особых друзей нет, а тут этот появился. Ну, в общем, мне с ним интересно. Может, друзьями сделаемся. За разговорами не заметили, как подошли к дороге. Все заняли свои позиции. Через минут двадцать вдалеке показались машины с продуктами. Командир дал знак, и Митька с половиной команды побежал в лес. Их задание было зайти с другой стороны и таким образом, отряд разделится наполовину. Еще через пару минут машины уже подъезжали к спрятавшимся Давыдову, Грише, Егорову и остальным. Издали прозвучали выстрелы — это означало, что можно начинать. Машины остановились, и часть солдат побежали обратно, на выстрел. Оттуда послышались взрывы гранат. Давыдов дал знак и они стали стрелять по машинам. Оттуда стали выпрыгивать солдаты и когда они отходили от машины, отряд Давыдова бросал гранаты. Через минут десять все немцы были убиты. Давыдов встал и стал осматривать своих: трое, Костин, Медведь и Санин убиты. Давыдов сел на траву и закрыл лицо руками. Оберст, Вальтер и порядка двадцати немецких солдат уже подходили к лесу, когда невдалеке послышались выстрелы и взрывы гранат. Оберст приказал идти на выстрелы. Когда они подбежали, увидели, что много немецких солдат убито, а партизаны бегут в сторону леса. Они рванули за ними. Настигнув убегавших, они окружили их со всех сторон и под прицелами автоматов повели в гестапо. Среди партизан был Митька и та часть отряда, которую он взял с собой. Командир приказал срочно переложить из машин продукты в заранее приготовленные мешки из-под картошки. Эта процедура заняла минут пятнадцать и они, таща за собой тяжелые, набитые до отказу мешки, скрылись в лесу. Через пару часов они подходили к лагерю. Положив свой мешок и мешок Егорова он помогал ему, так как тот не мог его тащить , Гриша направился в землянку, где обитали Алена и Даша. Войти в нее ему не дала Антонина. Она сходила и позвала Алену. На следующий день Гриша проснулся, когда едва рассвело, и, выйдя из землянки, увидел командира. Тот сидел у затухающего костра. Вчера вечером, когда все ложились спать, командир остался у костра. Неужели он всю ночь просидел?
Последние 10 сообщений форума
- Аннотация к аудиокниге
- Воспоминания разблокированы: в новые «Папины дочки» вернулась Даша
- - Даша, это что за борова ты к нам привела? Да на него ведь продуктов не напасёшься…
- Даша и Вальтер. Расширенная версия 📹 13 видео
Please wait while your request is being verified...
Можно смотреть сторис fanfik_eleon_dasha_pasha анонимно, скачать фото и видео фанфик_элэон_даша_паша прямо в браузере. Вальтер неподдельным восхищением смотрел на раскрасневшуюся Дашу у себя в объятиях. Париж Продолжительность: 2:40 Мастеринг Размер: 6.1 Мб Публикация: сегодня 18:42. Read the most popular дашапоцелуева stories on Wattpad, the world's largest social storytelling platform.
Серия Безграмотный фантазёр Наталья М. - читать бесплатно онлайн
Даша и Вальтер Я не могу без тебя Куда не беги всё 3. Даша и Вальтор| Запретная любовьСкачать. 1941/1942 Момент из й Даши и 4Скачать. dasha-walter. Вперемешку. Пульс прощупывался и Андрей понёс Дашу к Ларисе Андреевне.