Приговор министров, сенаторов, военных и гражданских чинов, за собственноручною подписью, по делу Царевича Алексея, 24 июня 1718 года.
Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола
| Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола | Дело царевича Алексея Петровича. – Объяснение отношений царевича к отцу из условий времени. |
| дело Царевича Алексея, кратко | Дело царевича Алексея, чье отображение в историографии долгое время диктовалось цензурными соображениями, за три века обросло множеством домыслов, слухов, предположений. |
«Для следствия больше нет тайн»
Детали Дело царевича Алексея Противостояние отца и сына, Петра и Алексея, правителя и наследника, родилось из различных взглядов на дальнейшее развитие страны. А царевич Алексей никакой доблести не проявлял, был вовсе недостойным звания мужчины», — отметил в беседе с RT доктор исторических наук, специалист по истории России периода правления Петра Великого Павел Кротов. великой княжны Марии и престолонаследника Алексея. Дело царевича Алексея послужило причиной издания в качестве законодательного акта “Правды воли монаршей”, в которой обосновывалось право монарха назначать преемника престола по своему усмотрению.
Последний царевич. Сын Николая II заплатил за чужие грехи
Единственная приличная вещь в покоях царевича — его кровать с красным шелковым покрывалом, украшенным золотыми узорами. Описывая облик и образ жизни царевича, я надеюсь, что внешние проявления его натуры помогут составить о нем верное представление. Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться. Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены. Значение этого текста не переоценить. Генрих Вильгельм фон Вильчек, генерал и дипломат, к своим сорока пяти годам имевший обширный и разнообразный жизненный опыт, безусловно, заслуживает внимания как проницательный свидетель. Участник нескольких войн, отличившийся под командованием знаменитого Евгения Савойского, он как доверенное лицо венского двора выполнял и деликатные дипломатические поручения. Недаром в конце 1709 года он был назначен полномочным послом при Петре I. Добравшись до России, он сопровождал Петра и в поездках по стране, и в трагическом Прутском походе.
А в чрезвычайно важном для нас 1714 году именно генерал фон Вильчек обеспечивал безопасность Карла XII в его движении от турецкой границы до немецких земель. То, что он, как и Алексей, надолго застрял в Кракове, — большая удача для тех, кто заинтересован в реконструкции реального облика царевича. Стремление понять, что же являет собой будущий властитель России, выдвинувшийся на первый план военно-политической жизни Европы, стало главной задачей Вильчека. И он отнесся к ней, как мы видим, со всей серьезностью. Он явно беседовал не только с самим Алексеем, но и с сопровождающими его лицами. Его наблюдения, как мы еще увидим, вполне соответствуют наблюдениям других европейских дипломатов, профессионально интересовавшихся личностью наследника российского престола. А для венского двора царевич, как мы знаем, представлял особый интерес. Наши представления об Алексее в значительной степени навязаны нам выразительной картиной Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», на которой Алексей представлен унылым, узкоплечим и субтильным, что должно соответствовать его внутреннему миру как человека ничтожного.
Описание внешности Алексея в записке Вильчека подтверждается описанием другого крупного имперского дипломата — Отто Антона Плейера, который в донесении императору описывает царевича как «красивого, высокого, широкоплечего молодого человека с тонкой талией, которого портит только сутулость». Уитворт 26 февраля 1705 года сообщает в Лондон: «…я имел честь приветствовать сына и наследника царского, Алексея Петровича, высокого красивого царевича лет шестнадцати, который отлично говорит на голландском языке и присутствовал на обеде вместе с Федором Алексеевичем Головиным и председателем военного совета Тихоном Никитичем Стрешневым. Как видим, описания Вильчека и других свидетелей расходятся только в определении роста Алексея. У Вильчека он среднего роста, а у Плейера и Уитворта — высокого. Но эти расхождения, возможно, зависят от роста самих свидетелей. Кстати, тот факт, что пятнадцатилетний Алексей принимал участие во встрече с такой значительной персоной, как английский посол, вместе с двумя ключевыми персонами в российской власти — вершителем внешней политики Головиным и фактическим военным министром Стрешневым, свидетельствует о его месте во властной иерархии. Вызывает некоторое недоумение свидетельство Уитворта о прекрасном знании Алексеем голландского языка. Нигде более это не подтверждается.
Но вряд ли столь многоопытный дипломат мог перепутать голландский язык с немецким. Хотя и это возможно. Но главное — подтверждается владение Алексеем европейскими языками с ранней юности. Имеет смысл для полноты представления о личности Алексея дополнить характеристику Вильчека впечатлением от царевича-отрока в то время ему было тринадцать лет , сложившимся у барона Гюйссена, приглашенного Петром в качестве, помимо прочего, наставника наследника русского престола. Свое мнение он изложил в письме в Германию знаменитому философу Лейбницу, как известно, живо интересовавшемуся русскими делами. О Гюйссене, человеке далеко не заурядном, мы уже говорили и еще будем говорить. А сейчас важен его взгляд на будущего воспитанника. Причем Гюйссену не было надобности кривить душой.
Он писал: «Кроме должности военного советника, его величество сделал мне честь, доверив мне воспитание его высочества царевича и заведование его двором. У царевича нет недостатка в способностях и живости; у него есть честолюбие, сдержанное благоразумие, здравый смысл, большое желание отличиться и приобрести все, что считается нужным для наследника большого государства; он уступчивого и тихого нрава и показывает желание пополнить большим прилежанием то, что было упущено в его воспитании. Я замечаю в нем большую наклонность к набожности, справедливости, прямоте и чистоте нравов, он любит математику и иностранные языки и очень желает посетить чужие края. Царевич хочет основательно изучить французский и немецкий языки; он начал учиться танцам, фехтованию и военным упражнениям, которые доставляют ему большое наслаждение. Его величество позволил ему не соблюдать строго постов, из страха, чтобы это не повредило здоровью и силам, но он не хочет воспользоваться этим разрешениям из набожности». Николай Иванович Костомаров, относившийся к Алексею сравнительно лояльно, представлял себе ситуацию таким образом: «В 1709 году, осенью, отец потребовал царевича к себе и отправил за границу вместе с сыном канцлера Головкина, Александром, и князем Юрием Трубецким. Для царевича с этих пор наступил другой период жизни. Неприветливо ему, как глубоко русскому человеку, показалось на чужой стороне, в особенности когда он увидел себя удаленным от привычных и любимых бесед с духовным чином, бесед о вере, о церковных делах, которые были так по сердцу русским людям, и, чувствуя в этом потребность, он просил духовника прислать к нему переодетого русского священника».
Наивно благостная картина, созданная Костомаровым, никак не подтверждается как заявлениями самого Алексея, так и свидетельством Вильчека. И не только его. Для Алексея самостоятельное пребывание в Европе означало освобождение от постоянного и настороженного внимания отца и грубой опеки Меншикова. Но оно никак не подтверждает фантазии Костомарова. Повторим наблюдение того же Вильчека: «Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться». Искренне верующий Алексей при этом отнюдь не напоминал святошу, единственной страстью которого были разговоры о вере и церковных делах. Наблюдательный, умудренный жизнью, несклонный к обольщению Вильчек рисует нам достаточно многомерный образ наследника российского престола. Перед нами любознательный, увлеченный чтением разнообразных и отнюдь не только религиозных текстов молодой человек, обладающий живым и тренированным умом, способный толковать при переводе с европейских языков «трудные места» сложных текстов.
Он читает не только рекомендованные его менторами книги, но и те, которые выбирает сам. К сожалению, Вильчек эти книги не называет. Но и те, которые названы, говорят о многом. Энциклопедический труд Валерия Максима, римского писателя и мыслителя времен Августа и Тиберия, — «Достопамятные деяния и изречения»: девятьсот шестьдесят семь историй, исторических анекдотов в точном смысле этого термина — давал возможность ориентироваться в античной истории. Правда, отношение Алексея к этой стороне царской власти было, как мы увидим, отнюдь не простым. Из трех названных историко-политических сочинений, рекомендованных воспитателями наследнику, для нас интереснее всего знаменитый трактат испанского политика XVII века Диего Сааведры Фахардо «Изображение христиано-политического властелина», как переводили его название в России в XVIII веке. Гюйссен включил этот трактат, наряду с основополагающими политико-юридическими трактатами Гуго Гроция и Пуфендорфа, в программу образования Алексея, утвержденную Петром еще в 1703 году. Здесь, кстати, стоит исправить распространенное заблуждение, с которым приходится постоянно сталкиваться.
Например, в серьезном и полезном исследовании, где, в частности, рассматривается деятельность Гюйссена в качестве наставника царевича-наследника, говорится: «Насколько был реализован план, можно лишь догадываться, ведь Г. Гюйссен находился при Алексее незначительное время, после чего исполнял другие поручения Петра I…»[19] Пребывание Алексея в Кракове в 1710 году, когда в течение нескольких месяцев Гюйссен ежедневно виделся и беседовал с царевичем, направляя его занятия, совершенно выпало из поля зрения историков. В эти месяцы наставник явно старался наверстать упущенное. Вполне вероятно, что среди рекомендованных Алексею книг снова возникли труды Гроция и Пуфендорфа, в 1703 году включенные в обширную программу. Но Алексей недаром «усердно штудировал» именно двадцать четыре главы сочинения Сааведры. Весьма существенно то, что рукопись трактата в двух переводах хранилась в библиотеке князя Дмитрия Михайловича Голицына, будущего автора первой русской конституции 1730 года, который Алексею сочувствовал и, будучи тогда киевским губернатором, снабжал царевича книгами и переводами, сделанными монахами Киево-Печерской лавры. На основании своих наблюдений над бытом испанского двора, в частности времен жестокого и коварного Филиппа IV, Сааведра объясняет властителю, какие опасности подстерегают его во взаимоотношениях с окружающим политическим миром. Но смысл трактата Сааведры был гораздо шире, а роль в самовоспитании Алексея значительнее, чем просто руководство по самосохранению и удержанию власти.
Очевидно, что трактат Сааведры отвечал еще не до конца оформленным представлениям наследника российского престола о достойном стиле правления. Тогда понятно это «штудирование» текста, то есть стремление осознать его ведущую идею, фундаментальный смысл. Сааведра как политический мыслитель принадлежал к традиции «антимакиавеллистов», которые «опровергали Макиавелли, стремясь доказать, что государь может успешно следовать универсальной христианской добродетели. Антимакиавеллисты старались примирить моральные максимы с политической эффективностью. Волынского…» цитирует фрагменты из непубликовавшегося перевода трактата Сааведры, сделанного, скорее всего, уже после гибели Алексея Феофаном Прокоповичем. Перевод был посвящен Петру и поднесен ему с ясной назидательной целью. Будучи сам изощренным интриганом, Прокопович прекрасно понимал трезвый смысл поучений Сааведры: «Не всегда ведь стоит уповать князю на получаемое себе от других видимое чествование и поклонение: потому что притворство обыкновенно и внешний облик от внутренней сущности нередко отличается. Все хитро ищут погибели незлобивого властелина, считающего, что все вокруг к нему испытывают приязнь.
Если же и нужно притворное незнание чужой враждебности, то это больше прилично слугам, нежели господам, потому что такое незнание происходит иногда от властолюбия, иногда же от страха, а ни то, ни другое не прилично владыке. Если же ты должен опасаться притворства, веди себя разумно, а не с бесчестным молчанием. Потому что все всегда ненавидят тайную хитрость. Напротив же, непосредственный и откровенный способ действия, соединенный с некоторым чистым добром, всеми любим и всем приятен». Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось…» Мы помним его письмо, где Алексей прямо говорит отцу, что его, Петра, неудовольствие есть следствие враждебной интриги. Нервная рефлексия свидетельствует о крайней неуверенности в своем положении и ощущении неминуемой опасности. Возможно, Алексей уже знал что-либо относительно попыток Екатерины и Меншикова восстановить против него мнительного Петра. И, скажем, следующий текст Сааведры выглядел для него как точное описание угрожающей ситуации: «Многие, желающие получить некую честь для подобных себе и своих сторонников, укоряют других, которые занимают это место, а своих сторонников тщательно хвалят, но как незнакомых себе, чтобы, так одних свергнув, этих вознести без подозрений.
Другие же, желая скрыть свою вражду, эту самую вражду как сорняки сеют в сердца людей и даже самого князя побуждают на гнев к своим соперникам. Такою хитростью другие в первую очередь обольщают слуг — тех, кто пользуется наибольшим расположением князя, — чтобы так потом и самого князя можно было обольстить. Другие же внимательно наблюдают, кем владыка был укорен, и тогда поощряют его на месть: не имея возможности победить соперников своей силой, они используют княжеский гнев как оружие. Главное, мы получили выразительный и объективный портрет нашего героя, сделанный заинтересованным, но непредвзятым свидетелем. Некоторые замечания Вильчека достойны особого внимания. Например, сообщение о том, что по утрам Алексей ежедневно делает какие-то записи. К сожалению, содержание их нам неизвестно, но сам факт свидетельствует о сосредоточенной умственной работе и стремлении оформить свое миропредставление, которое возникало под влиянием углубленного чтения и бесед с людьми образованными и опытными. Чрезвычайно важно свидетельство Вильчека о том, что Трубецкой, доверенный человек Петра, приучает Алексея «как единственного наследника к мысли о власти».
И наконец, финальный пассаж: «Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены». Предъявлены, разумеется, как к будущему главе государства. Можно, конечно, усомниться в основательности этого вывода, но не будем забывать, что дипломат Вильчек наблюдал многих европейских государей и вершителей судеб Европы, а его вывод сделан на основании многомесячных вдумчивых наблюдений и бесед с Алексеем и его спутниками. И цель его была вполне конкретная: определить возможности Алексея как государственного человека, с которым, скорее всего, придется иметь дело имперскому двору. И происходило это в условиях, идеальных для подобного эксперимента. Она ему не нравилась, но выбор был сделан Петром из соображений политических. Так была заложена традиция женитьбы наследников русского престола на немецких принцессах. Брачный договор был подписан 19 апреля 1711 года, а 14 октября сыграли свадьбу.
Ее сестра в это время была супругой наследника императора Священной Римской империи германской нации, находящейся в постоянной войне с Турцией, стратегическим противником Московского государства, а затем и России. Велась многолетняя сложная дипломатическая работа, результатом которой виделся союз Вены и Москвы против Стамбула. И в своем смертельном противостоянии со Швецией Петр был крайне заинтересован иметь императора если не военным союзником, то хотя бы доброжелателем. И если бы в 1711 году Петр относился к Алексею так, как он декларировал это в письме 1715 года, то вряд ли он стал так упорно добиваться этого династического брака, укреплявшего положение Алексея. Забегая вперед, уместно вспомнить еще одно принципиальное обстоятельство. Как мы знаем, европейские дипломаты внимательнейшим образом следили за всем, что происходило в окружении царя, в том числе и в его семейном кругу. Не в последнюю очередь их интересовало положение царевича-наследника, который в любой момент мог оказаться царствующей персоной. Одной из деятельных и влиятельных фигур европейской политической жизни был в это время знаменитый философ и ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц, который претендовал на роль советника Петра и существенно повлиял на ту модель управленческой структуры, которую в последние годы царствования создавал царь.
Мечтой Лейбница было возглавить процесс просвещения «варварской» России. Задумывался он и о возможности политического влияния на Петра, в частности в сфере межгосударственных отношений. Смерть такой достойной принцессы, как супруга царевича, тронула всех, кто умеет ценить добродетель, украшенную высоким саном. Но разумеется, что в возрасте царевича, как бы глубоко он ни чувствовал своей потери, нельзя подражать горлицам и что он будет поставлен в необходимость жениться во второй раз для упрочения своего рода. Об этом подумали при известном дворе, где есть протестантская принцесса, красивая, умная, богатая наследница, через которую можно было бы сделаться членом могущественного союза. Одно лицо, принадлежащее к этому двору, пожелало, чтобы я расследовал почву…»[24] Лейбниц писал это через месяц после смерти Шарлотты и вручения рокового «Объявления». Гюйссен ответил Лейбницу, но, к великому сожалению, письмо его не сохранилось. Можно только гадать, какой влиятельный двор и какую протестантскую принцессу имеет в виду Лейбниц.
Но не в этом главный для нас смысл этой переписки. Ясно, что европейские дипломаты не подозревали, несмотря на свои надежные источники, о всей серьезности конфликта между царем и наследником и реальном положении Алексея. Иначе они немедленно оповестили бы свои правительства, а сведения такого рода распространялись стремительно. Но, судя по письму Лейбница, Алексей в этот момент воспринимался в Европе как законный и естественный наследник российского престола, будущий владыка мощного и небезопасного для соседей государства. Надо запомнить, что в конце 1715 года даже самые осведомленные наблюдатели не подозревали о глубине кризиса в российских верхах, чреватого катастрофическими последствиями. А это означает, что ситуация развивалась стремительно и неожиданно. Немедленно после свадьбы Алексей получает новое и весьма ответственное задание. В 1712 году планировалось вступление крупных контингентов русских войск в Померанию, находившуюся под властью шведов, и, соответственно, необходимо было обеспечить экспедиционный корпус продовольствием.
Алексей должен был отправиться в Польшу и возглавить эту операцию. Понимая, насколько это тяжелое чтение для читателя-непрофессионала, я тем не менее привожу эту инструкцию целиком, поскольку она дает ясное представление о масштабе и многосложности задачи, выполнение которой должен был обеспечить Алексей, представляя своего отца в его «небытии в Польше»: 1. Збирать магазейны; устроивать по рекам, обеим Вартам и протчим, которыя тянут в Померанию, а именно на 30 000 ч[еловек] на 6 месяцов по сему: по два фунта хлеба, по пол фунта мяса которое мясо надобно или салить или сушить. А буде оное непрочно будет в лета, то взять лутше маслом по четверти фунта на день человеку, круп четверть четверика на месяц, соли фунт на неделю ч[еловеку]. И для сего надлежит устроить камисаров как своих, так и польских, и перво универсалы послать с сроком, смотря по местам: однакож чтоб конечно все собрано было в указных местах в первых числах марта, а по нужде и в последних, а потом посылать на экзекуцию афицеров и салдат. Под оные магазейны надобно приготовить платов и судов, чтоб при первом вскрытии воды возможно оное сплавить к Штетину сей магазин, кроме того числа, которой ныне, в осень, отпуститца с корпусом Боуровым. Для сего магазиину употреблять драгун, которыя оставлены будут от корпуса Боурова, а над их офицерами всегда посылать офицеров от гвардии. И напред пред посылкою всем офицерам сказать: ежели хто чрез указ возмет что у поляков, то кажнен будет смертью.
И чтоб все тот указ подписали, дабы нихто неведением не отговаривался. А хто сие преступит и от кризрехта[25] обвинен будет, то без всякого пардона экзекуция чинить и самому накрепко при тех крисрехтах смотреть, дабы фальши не было. Сию экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника. А буде полковник или выше кто то учинит, таких по осуждению крисрехта держать за караулом и писать к нам. Где будут в Польше зимовать лошади и абозы как Боуровой, так и Флюковой каманды, то в тех местах також накрепко смотреть, чтоб чрез указ ничего не делали под таким же смертным штрафом, и для того выбрать камисаров из наших же полков пока от генерала-понеплетенцияра[26] камисары присланы будут , чтоб оныя смотрели над драгунскими людьми и абозы, и чтоб к обозам драгун отнюдь не брали. При том же надобно смотреть, чтобы для людей и лошадей на пропитание квартиры были довольные, безобидно от протчих войск. На залоги и командированье и в протчия посылки отнюдь без подписи твоей руки ни одного человека не посылать под такою же казнью. Самому надлежит быть в Тарунь для сего дела в половине ноября.
Если вчитаться в этот текст, то станет ясно, что речь идет не только о заготовке провианта — что само по себе достаточно хлопотно и ответственно, если учесть масштабы задачи, — но и вообще о контроле за поведением войск. Поляки как союзники были ненадежны, но необходимы, и от поведения русских войск очень многое зависело. В обязанности Алексея входила и постройка плотов и судов для весенней транспортировки припасов в Померанию. Царевичу даны были огромные полномочия. Ни одна акция не должна была совершаться без письменного приказа за его подписью — под угрозой смертной казни. Он получает право утверждать смертные приговоры военного суда, «экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника» и даже до генерала, арестовывать и запрашивать мнение царя. В его подчинении оказываются два прославленных военачальника — князь Василий Владимирович Долгоруков и князь Михаил Михайлович Голицын, представители знатнейших родов. Польский период — высшая точка в государственной карьере Алексея.
Комментируя инструкцию Петра царевичу при назначении его в Польшу, составители одиннадцатого тома «Писем и бумаг императора Петра Великого» сформулировали принципиально важное соображение: «Оставляя царевича Алексея Петровича в Польше и поручая ему руководство организацией продовольственных магазинов, Петр I надеялся с его помощью предотвратить злоупотребления при сборе провианта. Долгорукий и М. Голицын должны были находиться при царевиче и помогать ему. Царевич пробыл в Познани до весны 1712 г. Полякам оставлю я сына своего, и чтоб к[оролевское] в[еличество] изволил в том ему помочь». Участию Алексея в столь необходимом деле для реализации военных планов, как заготовка провианта для армии, Петр придавал серьезнейшее значение. В сложившейся после Прутского поражения международной ситуации ему, как мы знаем, необходимо было сохранить союз с поляками, и Алексей оказывается гарантом гуманного отношения русского командования к населению Познани. Чтобы понять всю сложность задачи, вставшей перед царевичем, заглянем в переписку Петра.
Доношу вашему величеству. Афицеры нашево полку пишут до государя царевича, поляки в провиянте отказывают и давать не хотят, о вышеписанном пространно писал до вашего величества сын ваш его высочество. Гетман Синявский и примас каковы письма писали до государя царевича, посланы до вашево величества. Синявский в Краковское воеводство писал и в другие места, давать провиянту не велел. А сурово поступать в зборе провиянту без указу вашего величества опасно для нынешнево случея турецково. Многожды до вашего величества о сем я доносил чрез писма, единово указу не получил. А хотя б силою у поляков брать провиянт и на экзекуцию посылать неково. В пунктах от вашего величества предложено государю царевичу посылать боуровой команды драгун.
Сверх розсылок всево у брегадира Шереметева у лошадей осталось с неболшим четыреста человек и те болшая половина рекруты без мундиру и у многих ружья нет. А лошадей драгунских с лишком пять тысеч. Лейб-регимент определен вашего величества указом Юсупову. Коронные войска все стоят на квартерах в Полше, также и в Литве. Литовские войска по квартерам везде в провиянте в зборе делают препятие, не дают збирать, хотят дратца и сказывают, что имеют у себя ордины от гетманов, чтоб не давать провиянт. А збирать з ближних. И государь царевич извлит по ближним воеводствам в прибавку на экзекуцию посылать последних боуровой команды драгун триста человек, кои у нево стояли в Торуне для караулов. А имянно — ис Краковского воеводства Соловово с великим бечестием выслали, прислали масора и триста человек пехоты и проводили ево до границы из Краковского воеводства.
Также и других высылают. Была рада в Радомле, где были все сенаторы полские и со всех воеводств и поветов послы и камисары и положили весма провиянту не давать и посланных афицеров наших з драгуны выбить. Зело было трудно гетману и сенаторам от шляхты — конешно хотели с нами союз разорвать. И на том положили, что послать послов до царевича и дожидатца отповеди в Радомле всем, кои были на раде. Письма Долгорукова не только подтверждают оценку Алексеем ситуации с заготовкой провианта, но и дают представление о том военно-политическом риске, с которым связана была деятельность царевича в этот момент. В письме от 10 ноября 1711 года он сообщил отцу, что прибыл в свою штаб-квартиру в Торуни.
Во всех городах, в которых он останавливался, он приобретал на значительные суммы издания, содержание которых не было исключительно духовным. Среди них были и исторические книги, портреты, карты. Алексей с интересом осматривал достопримечательности. Погодин приводит также слова Гюйссена, который говорил, что юноша обладал честолюбием, сдерживаемым благоразумием, здравым смыслом, а также большим стремлением отличиться и получить все, что считал необходимым для преемника большого государства. Алексей имел тихий, уступчивый нрав, показывал желание восполнить своим прилежанием все то, что было упущено в воспитании. Бегство Рождение сына и смерть супруги Алексея совпали с появлением ребенка у Петра и жены его Екатерины, который назван был также Петром. Это событие пошатнуло положение юноши, поскольку теперь он не представлял особого интереса для своего отца даже в качестве вынужденного наследника. В день погребения Шарлотты Петр передал Алексею письмо. В нем он отчитывал наследника за отсутствие склонности к государственным делам, убеждал его исправиться, иначе лишит его всех прав. В 1716 г. Алексей направился в Польшу, формально чтобы навестить Петра, который пребывал в то время в Копенгагене. Однако из Гданьска он бежит в Вену. Здесь он ведет переговоры с европейскими монархами, среди которых был и родственник умершей жены австрийский император Карл. Втайне австрийцы переправили сына Петра в Неаполь. На территории Римской империи он планировал дождаться кончины отца, в тот период тяжело болевшего. Затем, при поддержке австрийцев, Алексей предполагал стать русским царем. Они же, в свою очередь, хотели использовать наследника как марионетку в интервенции против Российской империи. Однако впоследствии австрийцы от своих планов отказались, посчитав их слишком опасными. Розыск Спустя несколько недель после бегства наследника было открыто дело царевича Алексея. Начались поиски. Резиденту России в Вене Веселовскому было направлено приказание о принятии мер для установления места проживания беглеца. Достаточно продолжительное время поиски не давали результатов. Вероятно, это было обусловлено, кроме прочего, еще тем, что Веселовский был заодно с Кикиным, поддерживавшим Алексея в его намерениях. В итоге русской разведке удалось выследить наследника. От имени императора было направлено требование о выдачи беглеца. В апреле 1717 г. Веселовский передал Карлу VI письмо от Петра. В нем император просил выдать ему бежавшего наследника для "отеческого исправления". Возвращение в Россию Алексей пребывал в отчаянии и умолял не выдавать его Петру. Между тем за ним были отправлены Толстой и Румянцев. Они пообещали выхлопотать у царя разрешение на свадьбу с Ефросиньей и последующее проживание в деревне. Толстой и Румянцев сделали невозможное. В течение двух месяцев они проводили массированную операцию с использованием всех возможных видов давления. Кроме встречи с царевичем и обещания прощения от отца, они подкупили всех, до самого вице-короля Неаполя, напугали Алексея, что его непременно убьют, если он не вернется, запугали его любовницу и убедили ее оказать на него влияние. Наконец, они нагнали страх на австрийские власти, угрожая военным вторжением войск. Римский император сначала отказывался выдать беглеца. Однако Толстому было дано разрешение посетить царевича. Письмо, которое он передал наследнику от отца, не смогло убедить его вернуться. Толстой подкупает одного австрийского чиновника, чтобы тот сообщил Алексею "по секрету" о том, что вопрос о его выдаче уже решен. Это убедило наследника в том, что на помощь Австрии рассчитывать не приходится. Тогда Алексей обратился к шведам. Однако ответ от правительства о готовности предоставить ему армию запоздал. До того как он был получен, Толстой сумел убедить Алексея вернуться на родину. Наследник сдался. В результате в начале октября 1717 г. На последней станции Австрии их догнал посланник Карла, чтобы удостовериться окончательно в том, что решение наследником принято добровольно. Толстой был этим крайне недоволен и общался с гонцом достаточно холодно. Алексей, в свою очередь, подтвердил добровольность намерений. Выяснение обстоятельств побега 3 февраля наследник русского монарха подписывает отказ от престола. Вместе с этим он получает прощение отца при одном условии. Оно заключалось в обязанности беглеца выдать своих сообщников. Началось следствие по делу царевича Алексея. После отречения, при условии, что бывший наследник назовет имена всех сочувствовавших и помогавших, ему будет дозволено проживать в своих имениях и вести частную жизнь. После беседы с отцом начались аресты.
Ушаков и Г. Однако ключевую роль в качестве фактического руководителя розыска в Петербурге сыграл Петр Андреевич Толстой, приняв деятельное участие в следствии и суде над царевичем. Толстой, в руках которого сосредоточился розыскной процесс, предположительно, мог по-своему интерпретировать обстоятельства пребывания царевича за границей, его слова, сказанные на допросах, и докладывать их государю в некотором искаженном варианте. В следственном процессе выдающийся дипломат даже сумел использовать в качестве своей союзницы Ефросинью, любовницу царевича. Особый интерес представляет документ, содержащий вопросные пункты, составленные государем 22 июня 1718 года, и ответы на них царевича. В записке, переданной Толстому, рукою царя было написано: «…съезди, спроси и запиши не для розыска, но для ведения». Царевич дал на эти вопросы собственноручные ответы как отмечено в публикациях Н. Устрялова , что сомнительно, так как на последнем этапе следствия 19 — 24 июня 1718 года Алексея пытали шесть раз, в том числе и в день смерти, что не могло не оказать влияния на физическое состояние и психику царевича, отличавшегося слабым здоровьем. Здоровье Алексея было известно отцу, и поэтому он написал Толстому: «…съезди, спроси и запиши». Вероятно, царь сомневался в возможности сына собственноручно написать ответы. Наконец, под ответами отсутствует подпись Алексея. Всё вышеизложенное позволяет предположить, что ответы были составлены не царевичем, а Петром Андреевичем Толстым, использовавшим устные ответы царевича, причем в угодном царю духе. Тайная Розыскных Дел Канцелярия представляла собой основной карательный механизм в следственном деле опального наследника, руководители и служащие которой принимали участие в допросах царевича, в вынесении приговора и многочисленных пытках, которые, скорее всего, и послужили причиной смерти Алексея. Глава 2. Апогей розыска в Петербурге 2. Показания Ефросиньи и их значение в следствии Переезд в Петербург объясняется руководством Петра выявить преступные связи Алексея, его переписку за границей с оппозиционно настроенными лицами, истинные мотивы его побега и пребывания за границей, замыслы и планы относительно преемственности престолонаследия и участи петровских преобразований, его отношение к отцу. Значимым событием в процессе петербургского этапа следствия стало прибытие в новую столицу Ефросиньи, возлюбленной царевича, в начале апреля 1718 года. В своих показаниях Ефросинья отметила: «К цесарю царевич жалобы на отца писал многажды». Это утверждение продемонстрировало истинное отношение к Петру его старшего сына и вызвало недовольство и гнев самодержца. Ефросинья подчеркивала, что у Алексея возникали радостные чувства, когда до него доходили слухи впрочем, ложные о неудачах русской армии, о бунте подданных и в войсках в Мекленбурге и близ Москвы: «… и когда он слыхал о смущении в Мекленбургии, тогда о том радовался… царевич сказал мне о возмущении…будто близко Москвы…и радовался тому и говорил: «Вот-де Бог делает свое»». Возлюбленная царевича указала причину его побега за границу: «… и всегда желал наследства, и для того и ушел… будто государь искал всячески, чтоб ему, царевичу живу не быть... Ефросинья утверждала, что он приходил в восторг, когда поступали вести о болезни младшего сына государя, царевича Петра Петровича, и на данный счет говорил: «Вот-де видишь, что Бог делает: батюшка делает свое, а Бог свое». Ефросинья предоставила дальнейшие планы Алексея в случае его воцарения: «…когда он будет государем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет; а и войска-де станет держать только для обороны; а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением и намерен был жить зиму в Москве, а лето в Ярославле…». Из этого следует, что опальный царевич помышлял ликвидировать ненавистные ему петровские преобразования, вычеркнуть их из всех сфер общественной жизни, создать более размеренную обстановку в стране. Царевич, по-видимому, все-таки рассчитывал на кончину Петра или на возможный бунт: «Может быть, либо отец мой умрет, либо бунт будет», тем самым лелея в себе скрытую надежду на восшествие на престол и полагаясь на своих сторонников: «Отец мой хочет наследником учинить брата моего…и надеется отец мой, что жена его, а моя мачиха, умна; и когда, учиня сие, умрет, то-де будет бабье царство! И добра не будет, а будет смятение: иные станут за брата, а иные за меня». О нежелании Алексея возвращаться в Россию и скрыться под протекцией у римского Папы также поведала Ефросинья: «А когда господин Толстой приехал в Неаполь, и царевич хотел из цесарской протекции уехать к папе Римскому, но я его удержала». Показания Ефросиньи завершаются подтверждением, что она «все писала… своею рукою», что спорно в связи с её малограмотностью. Не исключено, что Петр Андреевич Толстой подсказал Ефросинье, как надлежит отвечать на вопросы в угодном для самодержца духе. С одной стороны, возлюбленная царевича могла быть подкуплена П. Толстым, с другой, её показания содержат столь подробные сведения пребывания царевича за границей, что Петр Андреевич Толстой теоретически не мог знать мельчайшие детали их нахождения за рубежом до своего прибытия. Следовательно, окончательно установить факт фальсификации показаний Ефросиньи Толстым невозможно — есть только множество предположений. Как сложилась дальнейшая судьба Ефросиньи? Возлюбленная царевича была оправдана: согласно царской резолюции на докладной выписке о колодниках от 5 июля 1718 г. Таким образом, показания Ефросиньи имели ключевое значение для следственного процесса по розыскному делу царевича. Данные ответы способствовали тому, что теперь следователи и руководители Тайной Канцелярии сосредоточили основное внимание на самом Алексее, стали подвергать его многочисленным допросам и пыткам. Допросы и показания Алексея Петровича в мае 1718 г. После подробных и компрометирующих Алексея показаний, предоставленных его возлюбленной, 12 мая 1718 г. Царевич фактически не отрицал тех слов, которые он высказывал про отца: «…об отце: может быть, что такие слова говаривал». Противоречивые и недосказанные показания опального царевича способствовали тому, что государь решает устроить очную ставку между «августейшим колодником» и его возлюбленной. Во время ставки «царевич запирался ж. А девка его уличила и говорила тож, что и написала». В итоге, несмотря на то, что первоначально «непотребный сын» не хотел отвечать на очной ставке, он в тот же день, «одумався», устно дал показания, практически подтверждая, ранее данные Ефросиньей на расспросе. В тот же день, 12 мая, Алексею Петровичу было предложено ответить на 19 вопросов , составленных с учетом показаний Ефросиньи и других подследственных. Допросные пункты должны были прояснить ту информацию, которая была утаена в повинном письме. В тринадцатом пункте прослеживается интересная мысль — следствие прояснило слова царевича, сказанные им о Петербурге: «недолго за нами будет». В этом высказывании присутствует оттенок неприязни к преобразованиям царя Петра, с которыми, по словам Ефросиньи, Алексей собирался покончить в случае его воцарения. Неприязнь к самой личности Петра Алексеевича очевидна в пятнадцатом пункте, где упоминается, какие слова произносил царевич в случае его приглашения на обед к отцу: «Лучше-де был на каторге, или б с лихорадкою лежал, нежели б там был». Примечательно, что Алексей даже не отрицает этих якобы произнесенных им слов: «Может быть, что говаривал». Таким образом, допросные пункты весьма благополучно прояснили некоторые скрытые царевичем детали его поступка, но, несмотря на это, Алексея продолжали подвергать многочисленным допросам вплоть до самой кончины. Спустя два дня, 16 мая, последовали очередной допрос и новые показания опального царевича. Данные показания сводились к дополнению и уточнению того, о чем говорила возлюбленная царевича. Согласно показаниям, Алексей верил, что смерть государя в период малолетства сводного брата послужит хорошим поводом для его восшествия на престол, пусть даже и в качестве регента Петра Петровича: «…хотя в прямые государи меня не приняли все, для обещания и клятвы…а в управители при брате всеконечно б все приняли до возраста братия, в котором б мог…лет десять или больше быть, что и с короною не всякому случается…». Таким образом, «непотребный сын» рассматривал свое воцарение через некую многогранную призму случаев, поводов и обстоятельств. В показаниях опального наследника от 16 мая прослеживается, что царевич отцу смерти не желал, однако ожидал её в связи с распространением слухов о его тяжелой болезни: «…которой смерти — прим. Алексей подчеркивал, что он надеется на поддержку простых подданных государства: «А о простом народе от многих слыхал, что меня любят». Данный план, с точки зрения царевича, приводил к тому, что он, в конечном счете, проложил бы себе путь к власти и получил бы статус правителя: «И так вся от Европы граница моя б была и все б меня приняли без всякой противности хотя не в прямые государи, а в правители всеконечно». Это ещё раз подчеркивало, что реализация всех намерений опального царевича относительно России начала бы осуществляться только после смерти Петра Алексеевича. Таким образом, показания от 16 мая в некоторой степени проливали свет на дело опального царевича, однако эти ответы, предоставленные Алексею, были во многом путаны и сбивчивы. Из этого следует, что объяснения сына не удовлетворили самого государя. В конечном итоге, анализируя и сопоставляя показания царевича Алексея, его сподвижников и Ефросиньи, Тайная Канцелярия составила ведомость, перечислявшую вины, о которых «непотребный сын» в повинном письме «объявил не о всех и не в самую в том бывшую истину, а о других и утаил». Вывод, который установила Тайная Канцелярия, был следующим: «Обман его и ложь в повинной пред царским величеством» очевидны и не подлежат сомнению. Глава 3. Заключительный этап розыска в Петербурге 3. Судебный процесс по делу опального царевича 13 июня 1718 г.
Санкт-Питербурхский вице-губерн. Степан Клокачов. От лейб-гвардии маеор Ушаков. От бомбардир капитан-поручик Скорняков-Писарев. От лейб-гвардии капитан князь Борис Черкасской. Архангелогородский вице-губерн. Иван Стрекалов. Азовской губернии вице-губерн. Гвардии капитан Петров-Соловово. От гвардии капитан Алесандр Румянцев. От гвардии капитан Семен Федоров. От гв. Стольник Дм. Полк, князь Вас. От флота поручик Ив. Князь Сергей княж Борисов сын Голицын. Стольник, князь Семен Сонцев-Засекин. Стольник, князь Алексей Черкасский. Матвей Головин. Леонтий Мих. Полк, князь Ив. Борис Неронов.
Петр I Великий: дело царевича Алексея (1718)
Долгое время поиски царевича не приносили успеха. Наконец разведка выследила местонахождение Алексея в Тироле в замке Эренберг, и от Австрии потребовали выдачи царевича. Император отказался выдавать Алексея, но разрешил допустить к нему Толстого. Последний предъявил царевичу письмо Петра, в котором гарантировалось прощение вины в случае возвращения в Россию.
Письмо не заставило Алексея вернуться. Тогда посланник подкупил чиновника, чтобы тот сообщил «по секрету» царевичу, что выдача его в Россию является вопросом решённым. Это помогло убедить Алексея, что расчёт на помощь Австрии ненадёжен.
Решив, что он не получит помощи от Карла VI, и страшась возвращаться в Россию, Алексей обратился к шведскому правительству с письмом с просьбой о помощи. Но данный шведами ответ они обязались предоставить царевичу армию для возведения на престол запоздал, и П. Толстой посулами и угрозами 14 октября добился от Алексея согласия на возвращение.
Трудно поверить, что 200 лет Петропавловская крепость была русской Бастилией, главной политической тюрьмой империи и вселяла ужас в сердца царских подданных. Превращение крепости в тюрьму произошло в тот день, когда туда поместили первого узника. Произошло это 14 июня 1718 г. Узника звали Алексей Петрович.
В русской истории он известен как царевич Алексей. Через 16 дней Алексея Петровича похоронили там же, в Петропавловской крепости. Крепость на Заячьем острове стала не только главной русской тюрьмой, но и главным русским кладбищем. Там же через семь лет похоронят первого русского императора Петра I.
Высокородный узник русской Бастилии гибнет непосредственно там, где был заложен первый камень этой столицы, а по сути, и этого государства. Мало того, его и хоронят в том же самом месте — как будто приносят жертву в залог. История гибели царевича Алексея больше похожа на вымысел романиста, чем на хронику реальных событий. Смерть его преисполнена зловещего символизма.
События же, ей предшествовавшие, как мы увидим — полноценный сценарий для какого-то совершенно невероятного исторического триллера. Бегство за границу с любовницей, переодетой в мужское платье. Большая европейская политика. Шпионы в Вене.
Тайные агенты в Неаполе. В финале — пытки и жесточайшие казни. Это было время какое-то совершенно удивительное. В русской истории просто нет аналогов.
Недаром Пушкин в споре с Чаадаевым говорил, что «Петр Великий… один есть всемирная история». Царевич Алексей пал жертвой этого невероятно напряженного времени. Вот уже почти 300 лет вокруг его смерти идут ожесточенные споры. Кто он — наказанный злодей или жертва злодея?
Вопрос принципиальный, потому что ответ на него определяет наше отношение к тому, по какому пути пошла Россия с легкой руки Петра. В бесконечном споре западников и славянофилов царевич Алексей фигурирует неизменно. В славянофильской версии русской истории он поборник русской старины, расплатившийся жизнью за свои убеждения. Он — первая жертва вестернизации России.
Царевич Алексей — сын Петра от первой жены Евдокии Лопухиной. Родился в 1690 г. Рос возле матери до восьмилетнего возраста, когда царица Евдокия была насильно отправлена в монастырь.
Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санкт-Петербург. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей.
Пытки После возвращения, Алексея поймали и жестоко пытали. Пытки продолжались до 12-ти часов. Он не давал новых показаний и поэтому решили казнить.
И скоро Алексей загулял с крепостной девкой Ефросиньей.
А в 1715 году Шарлотта после рождения сына - будущего императора Петра Второго - тяжело заболела и умерла. В тот же год у Петра и его фаворитки Екатерины родился сын Петр. И это событие, похоже, обрадовало Алексея, который отписал отцу письмо в Копенгаген, где Петр пребывал тогда. В письме Алексей просит нацелить на царский трон новорожденного наследника, а его освободить от этой участи, как никчемного и гнилого, не способного тянуть царскую лямку.
А также обеспечить его пропитанием пожизненно. Интересный текст этого письма следует привести целиком: «Милостивейший государь батюшка! Сего октября, в 27 день 1715 года, по погребении жены моей, отданное мне от тебя, государя, вычел, на что иного донести не имею, только, буде изволишь, за мою непотребность меня наследия лишить короны российской, буди по воле вашей. О чем и я вас, государя, всенижайше прошу: понеже вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, также памяти весьма лишен без чего ничего возможно делать , и всеми силами, умными и телесными от различных болезней , ослабел и непотребен стал к толикого народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я.
Того ради наследия дай боже вам многолетное здравие! Детей моих вручаю в волю вашу; себе же прошу до смерти пропитания. Сие все предав в ваше рассуждение и волю милостивую, всенижайший раб и сын Алексей». Но это письмо настолько разгневало Петра, что тот ставит сыну последний ультиматум: или ты берешься за ум, или я отправлю тебя в монастырь!
Взвесив все «за» и «против», Алексей под чужим именем бежит за границу со своей Ефросиньей и прячется за границей под чужим именем. Однако царские слуги его находят и правдами, неправдами возвращают в России, где он предстает пред судом отца. Выявляются люди, которые помогли Алексею в побеге из страны. И те, включая любовницу Ефросинью, признают под пытками, что Алексей готовил чуть ли не дворцовый переворот.
То ли уже после смертного «приговора суда» сам Петр в последующем разговоре с сыном убил его в ярости, то ли Алексея убили другие люди, или он умер сам от сердечного приступа - доподлинно не установлено.
Государственный преступник или жертва интриг: почему Пётр I осудил сына на смерть
– Однако в исторической науке существует версия о том, что дело царевича Алексея стало следствием борьбы царя-реформатора с так на-зываемой «старорусской партией» – теми, кто выступал за возвращение к допетровским порядкам. Дело царевича Алексея – крупный следственный акт начала XVIII века, выявивший государственную измену внутри царской семьи. На примере дела наследника престола авторы приходят к выводу об изменениях в правовой системе страны и процессуальном праве, в частности в рассмотрении следственных дел, обращают внимание на устаревшую мифологизированную точку зрения на царевича Алексея. Дело царевича Алексея – крупный следственный акт начала XVIII века, выявивший государственную измену внутри царской семьи. Дело царевича Алексея долгое время рассматривалось в одной плоскости — в качестве аргумента спора между сторонниками западноевропейского и самобытного путей развития России, продолжающегося уже около двух столетий. Затем Алексей принял другой план: рассчитывая на поддержку императора Карла VI (Алексей был женат на сестре императрицы), он бежал в 1717 г. в Вену, но в следующем году по настоянию Петра I был доставлен в Россию.
Царевич Алексей - экспертиза нужна и мертвым, и живым.Что если он выжил?
Следствием «дела царевича Алексея» стал указ от 1722 года о престоле наследия. На примере дела наследника престола авторы приходят к выводу об изменениях в правовой системе страны и процессуальном праве, в частности в рассмотрении следственных дел, обращают внимание на устаревшую мифологизированную точку зрения на царевича Алексея. В статье рассматривается дело царевича Алексея, его причины, роль Петра I в процессе, судебный процесс и приговор, а также последствия этого ие. Дело царевича Алексея при Петре 1 кратко. дело царевича Алексея. когда происходило ики Материал адаптирован для учащихся начальных классов, может быть использован на уроках, внеурочной деятельности и классных часах. Генетическая экспертиза в США подтвердила, что останки, найденные у старой Коптяковской дороги в Свердловской области летом 2007 года, принадлежат членам семьи последнего российского императора Николая Второго - царевича Алексея и княжны Марии.
22 смерти, 63 версии
Царя нет в России, по сие время умедливает в Амстердаме. Царевич Алексей скрылся, бежав из государства; многолетняя война со Швецией затягивается все дальше, войска испытывают мучения от безпрестанных передвижений и ужасных условий; Ревельскую пристань, стоившую великих трудов и денег, чуть не размыло морское волнение, уничтожившее при этом шесть кораблей; Стефан Яворский продолжает быть не в чести, он все еще проживает в Москве, не принимая участия непосредственно в делах управления Русскою церковью; Феофана же Прокоповича назначают на Псковскую епископскую кафедру, не стесняясь тем, что там есть епископ, которого стараются ради Феофана убрать в Сибирь. Писавший "цыдулю" от себя ничего не говорит, но его мысль ясна и проникнута горькой иронией к тому, что совершается кругом. Его "цыдуля" и без пояснений должна вызывать грустные думы в читателе и будить в нем недобрые в отношении правительственной власти чувства. А это, конечно, предосудительно.
Но это еще не все. Оставить ее без всякого внимания для следственной власти не представлялось возможности. Наконец, разве дело монашеское сообщать и заниматься тем, что служить содержанием "цыдули"? Тут политика, а не аскетика.
Монаху не след заниматься политикою; ему нужно заботиться о душевном спасении, а не о мирских делах. Получив от Петра Андреевича Толстого приведенное выше письмо, граф Мусин-Пушкин без замедления старается исполнить заключавшееся в нем предписание. А ежели от них от кого явятся впред о таких делах или к тому приличных какие к кому письма, и за то они истязаны будут жестоко. И вышеписанную с приложением рук записку прислать в Канцелярию Сената с доношением.
И о том ко оному Поликарпову послать Его Великого Государя указ и с выписанной ведомости копию". Означенный указ был изготовлен в тот жедень, 25 Июля. При указе приложена и копия с «цыдули». Но в Москве указ был получен лишь 8 Августа.
Феодор Поликарпов, получив указ, немедленно приступил к его исполнению. Первоначально, вероятно, он только устно сообщил содержание указа всем лицам, которых он касался. А затем им было составленно подробное доношение в Канцелярию Сената, где, изложив с буквальною точностью указ Великого Государя и приведя при этом копию «цыдули», писал следующее: "И до тому Его Великого Государя указу, Спасского монастыря, что за иконным рядом, архимандриту Феофилакту Лопатинскому, Славянолатинских школ учителю иеромонаху Гедеону.
Санкт-Питербурхский вице-губерн. Степан Клокачов. От лейб-гвардии маеор Ушаков.
От бомбардир капитан-поручик Скорняков-Писарев. От лейб-гвардии капитан князь Борис Черкасской. Архангелогородский вице-губерн. Иван Стрекалов. Азовской губернии вице-губерн. Гвардии капитан Петров-Соловово.
От гвардии капитан Алесандр Румянцев. От гвардии капитан Семен Федоров. От гв. Стольник Дм. Полк, князь Вас. От флота поручик Ив.
Князь Сергей княж Борисов сын Голицын. Стольник, князь Семен Сонцев-Засекин. Стольник, князь Алексей Черкасский. Матвей Головин. Леонтий Мих. Полк, князь Ив.
Борис Неронов.
Если был, то Петр выступает как жертва — преданный сыном отец вынужден в интересах страны согласиться на смертный приговор собственному чаду. Если заговора не было, то жертва — Алексей. Этот несчастный молодой человек не соответствовал высоким запросам своего великого отца, за что был обвинен во всех смертных грехах и уничтожен. Сразу же после его смерти в народе пошел слух, что царевич был убит то ли самим Петром, то ли по его приказу. Тем не менее, никаких серьезных подтверждений в ее пользу нет. Скорее всего — как считают сегодня большинство историков — Алексей умер, не выдержав жесточайших пыток, которым его подвергали в последнюю неделю жизни. Если Алексея не убили по непосредственному повелению Петра а так, скорее всего, и было , то никакого преступления нет. Дело в том, что для того времени пытка была совершенно нормальным следственным мероприятием, а царевич находился под следствием. Умер же, потому что здоровьем оказался слаб.
Не сознательное убийство, а обычный эксцесс, несчастный случай. Только показания, данные под пыткой, в глазах суда и следствия представляли настоящую ценность. В России наибольшее применение находили: подвешивание на дыбе, кнут и пытка огнем. Перед истязанием подсудимого полностью раздевали, таким образом, согласно представлениям времени, человек лишался чести. Женщин пытали наравне с мужчинами. Смерти во время испытания были редкостью. В задачу палачу вменялось сохранение жизни подсудимого для дачи показаний. В то же время, подвергшись пытке, человек чаще всего оставался инвалидом. Формально пытка в России была запрещена в 1801 г. Алексея Петровича пытали непрерывно.
Уже после окончания следствия и приговора суда он подвергался «виске». Тело с завязанными руками поднимали под потолок и били кнутом по натянутой коже. Покрывали кровоточащие раны капустным листом, чтобы затянулись, и через несколько дней били снова. Последние два раза царевичу нанесли 20 ударов кнутом, а перед смертью еще 15. Он мог умереть и от заражения крови, и от болевого шока. Так мучить сына? Но близких отношений между Петром и Алексеем не было никогда, хотя до поры до времени Петр воспринимал своего сына как будущего наследника, и надеялся, что тот когда-нибудь проявит интерес к делам государства и возьмется за ум. Известно, что больше всего на свете Алексей любил праздность и пьянство. Петр тоже крепко пил, но это никогда не мешало делу. Как только у Алексея появилась альтернатива, как у наследника, Петр поставил ему ультиматум: либо радикальное исправление, либо лишение наследства.
Теперь у Петра I появился выбор наследников — два сына и внук. Алексей казался худшим из вариантов.
Разные европейцы Вопреки распространенным представлениям Петр и его политика вызывали недовольство не только реакционных «приверженцев старины». Тяжело приходилось не только народу, изнемогавшему от поборов и не понимавшему ни целей бесконечных войн, ни смысла многочисленных нововведений и переименований. Духовенство с негодованием относилось к попранию традиционных ценностей и распространению на церковь жесткого государственного гнета. Представители элиты бесконечно устали от постоянных перемен и все новых обязанностей, возлагаемых на них царем, оттого, что нет и уголка, где можно было бы укрыться от беспокойного властителя и перевести дух. Однако всеобщий протест был как будто скрыт под спудом, проявляясь лишь в глухом ропоте, потаенных разговорах, темных намеках и неопределенных слухах. Ни на какие конкретные действия при жизни Петра недовольные были просто не способны.
В эту атмосферу и погрузился царевич. Да, порой протест против того, что делал Петр, приобретал форму «борьбы за традиции». Но он не сводился к отрицанию европейских ценностей хотя бы потому, что Европа не была чем-то единообразным и внешним по отношению к России. Интерес к европейской культуре в различных ее формах был свойствен отнюдь не только Петру, и проявился он не в конце XVII века, а раньше. Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Оба они являлись европейцами, но разными европейцами». Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко.
В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало. Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России. Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы. Таким образом, наибольшее неприятие вызывало у него все то, что касалось образа Петра как завоевателя, покорителя и созидателя «нового мира», куда вход царевичу оказался заказан. Новая столица закономерно воспринималась как средоточие этого мира, и все с ним связанное флот, Северная война, налоги, шедшие в основном именно на строительство Петербурга и войну вызывало его неприятие. Тем самым царевич действительно готовился сыграть роль «созидателя наоборот», обратную символической роли отца. Во что именно могло вылиться очередное «переименование всего», если бы он оказался на троне, сказать сложно, но, как показал опыт последующих царствований, едва ли речь могла всерьез идти о реальном, а не символическом отказе от достигнутого и возврате к мифической «московской старине».
Примечательно, что большинство крупных деятелей, которые выражали сочувствие Алексею, не были и не могли быть сторонниками какой-либо традиционалистской «реакции». Как и у самого царевича, в их жизни и мировоззрении было слишком много «неотменимо нового». Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить некоторых из них: блестяще образованный рязанский митрополит Стефан Яворский , выходец с Украины, считавшийся на Руси «иноземцем», крупный военачальник, фельдмаршал граф Б. Шереметев, сенатор князь Д. Голицын, позже прославившийся стремлением ограничить самодержавие, его брат, блестящий полководец и будущий фельдмаршал князь М. Голицын, сенатор и глава Военного комиссариата князь Я. Долгорукий, известный своей смелостью и неподкупностью, его родственник, военачальник и государственный деятель князь В. Долгорукий, сенатор и родственник самого царя граф П.
Апраксин, сенатор М. Самарин, московский губернатор Т. Стрешнев, сенатор граф И. Это был цвет петровской элиты! Перечисляя некоторые из этих имен, С. Соловьев приводит только две возможные причины их недовольства: засилье «выскочек» типа Меншикова и женитьба царя на безродной «чухонке» Екатерине. Но Меншиков в описываемое время уже во многом утратил свое влияние, а относительно Екатерины тот же В. Долгорукий, например, говорил:«Кабы на государев жестокий нрав не царица, нам бы жить нельзя, я бы первый изменил».
Природа оппозиционности сановников была глубже и лежала не столько в личной, сколько в политической плоскости. При этом ни о каком подобном заговоре, видимо, не было и помину. Боявшийся своей тени Алексей совершенно не годился на роль главы заговорщиков, да и сочувствующие ему особого желания рисковать головой не проявляли. Самому Петру масштаб недовольства стал ясен позже. В октябре же 1715 года между ним и царевичем состоялся обмен принципиальными письмами. Оба при этом находились в Петербурге, и переписка показывала не только глубину взаимного отчуждения, но и то официальное значение, которое придавал ей Петр. В первом письме царь упрекал сына в том, что тот не интересуется «правлением дел государственных», «паче же всего» воинским делом, «чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают». В свойственной ему экспрессивной манере выражая тревогу о судьбе «насаженного и возращенного», Петр сетовал: «Еще ж и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен!
Ибо, сколь много за сие тебя бранивал, и не точию бранил, но и бивал, к тому ж столько лет почитай не говорю с тобою; но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться…» Завершалось письмо угрозой лишить царевича наследства в случае, если он не «обратится». Царевич Алексей Петрович Получив письмо, царевич бросился к близким людям. Все они, опасаясь худшего, посоветовали ему отречься. Спустя три дня Алексей отослал царю ответ, представляющий собой формальный отказ от короны в пользу только что родившегося брата Петра. Неудовлетворенный таким ответом царь отвечал, что никакие клятвенные отречения не могут его успокоить: «Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах». В монастырь не хотелось, тем более что Алексей не на шутку привязался к Афросинье — крепостной своего воспитателя Никифора Вяземского. Неизменный советчик царевича Александр Кикин советовал соглашаться на постриг: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять». В итоге в очередном письме к отцу Алексей заявил, что готов стать монахом.
22 смерти, 63 версии
Царевич отрок любил и выпить, и побуянить. Мог по пьянке поколотить кого угодно, даже своих наставников и духовника. Боялся только отца Петра. Причем боялся его до ужаса и, наверное, попадал не раз под горячую отцовскую руку. Рассказывали историю, что однажды Петр собрался сына экзаменовать на предмет умения делать чертежи. Царевич испугался настолько, что пытался из пистолета поранить себе ладонь, дабы увильнуть от черчения. Но не хватило толку, и он получил ожог. Все это нам говорит о том, что Петр, недовольный крайне своим наследником, пытался из отрока выбить дурь, слепить из него царя по своему подобию.
И делал это он крайне жестко, по-петровски. Несомненно, что Алексей не только боялся папу, но и ненавидел его. В то же время юноша тянулся к доброй матери, которая уже была отправлена Петром в монастырь. И Алексею было запрещено с ней видеться. Но царевич навещал мать тайком. Петру, естественно, донесли про то. И государь побил своего наследника.
После этого, кстати сказать, Петр Первый велит духовенству о всех признаниях на тайной исповеди, которые касаются вреда государству, доносить властям. За невыполнение сего - смерть. Смеем предположить, что для проверки священников на исполнение сего указа могли засылаться и провокаторы.
За три столетия здание неоднократно перестраивалось. В годы блокады Ленинграда Кикины палаты очень сильно пострадали и лишь 70 лет назад были восстановлены в предполагаемом первоначальном виде архитектором Ириной Бенуа. Ленинградская область, Волосовский район, деревня Редкино А это уже руины некогда знаменитой усадьбы на Редкинской мызе, которая хранит память о петровском времени и знатном роде Кикиных. В 17 веке правобережье нижнего Полужья было пограничной частью шведской Ингерманландии. В ходе Северной войны шведов изгнали с высокого берега реки Вруды, впадающей в Лугу.
Пётр I начал раздавать земли Ингерманландии своим приближённым. Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея. Символично, что Редкино находилось в 17 верстах от Осьмино, имения самого сына Петра I — согласитесь, очень удачное месторасположение, чтобы плести заговоры. В 1718 году Пётр передаёт Редкинскую мызу Ивану Ромодановскому, сыну известнейшего деятеля времён своей юности Фёдора Юрьевича Ромодановского, главы Преображенского приказа, прославившегося особой жестокостью в расправе над участниками стрелецкого бунта 1698 года.
Выяснение обстоятельств побега 3 февраля наследник русского монарха подписывает отказ от престола. Вместе с этим он получает прощение отца при одном условии. Оно заключалось в обязанности беглеца выдать своих сообщников.
Началось следствие по делу царевича Алексея. После отречения, при условии, что бывший наследник назовет имена всех сочувствовавших и помогавших, ему будет дозволено проживать в своих имениях и вести частную жизнь. После беседы с отцом начались аресты. В 1871 г. Она включена в собрание Третьяковской галереи. В ходе розыска было арестовано более 130 человек. Общественностью достаточно активно обсуждалось дело царевича Алексея.
Год 1718 стал началом так называемого "кикинского розыска". Кикин являлся главным обвиняемым. При этом в свое время он был любимцем Петра. В 1713-1716 гг. Одновременно в Москве начался розыск, касавшийся Евдокии Лопухиной. Принято считать, что он стал частью "кикинских событий", составивших дело царевича Алексея. Документы, относящиеся к суздальскому розыску, однако, опровергают это мнение.
Как свидетельствуют источники, встреча Лопухиной и наследника состоялась только единожды - в 1708-м. Это свидание вызвало нескрываемый гнев Петра. Позже Лопухина попыталась организовать переписку с сыном через своего брата. Однако наследник был сильно напуган отцом. В письмах к Якову Игнатьеву духовнику Алесей не только запретил всякие контакты с матерью, но и не разрешил ему посещать друзей и родственников в Суздали и окрестностях. Приговор Дело царевича Алексея закончилось весьма трагично. При этом отрекшийся наследник никак не ожидал такого исхода.
Перед вынесением приговора монарх спрашивал мнения советников. Сами судьи провели опрос среди представителей различных сословий и групп. Духовенство, рассматривая дело царевича Алексея, привело цитаты Ветхого завета, в соответствии с которыми, допускалось наказание непокорного преемника. Вместе с этим, однако, вспомнили они и Христа, говорившего о прощении. Петру было предложено самому выбрать — наказать или помиловать. Что касается гражданских лиц, то все они независимо друг от друга беспрекословно и единогласно объявили о смертной казни. Приговор был подписан 127 людьми.
Из видных приближенных ко двору не было подписи только графа Шереметьева. Мнение о причинах ее отсутствия расходятся. Так, Щербатов утверждал, что Шереметьев объявил, что не в его компетенции вершить суд над наследником. По мнению Голикова, фельдмаршал в тот момент был болен и пребывал в Москве, поэтому подписать приговор не мог. Смерть Дело царевича Алексея было закрыто 26 июня 1718 г. По официальной версии смерть отрекшегося наследника наступила вследствие удара. Узнав о приговоре, Алексей впал в беспамятство.
Спустя время он частично пришел в себя, стал просить у всех прощения. Однако окончательно вернуться в прежнее состояние он уже не смог и умер. В XIX столетии были обнаружены бумаги, в соответствии с которыми, Алексея перед его смертью подвергли пыткам. Выдвинулась версия, что именно они стали причиной гибели. Петр, в свою очередь, опубликовал извещение, в котором указал, что сын выслушал приговор и пришел в ужас. Спустя время он потребовал к себе отца и извинялся перед ним. Скончался Алексей по-христиански, полностью раскаявшись в содеянном.
Есть сведения о том, что приговоренный был убит по приказу отца. Однако эти данные весьма противоречивы. В одних источниках содержится информация о том, что сам Петр якобы участвовал в пытках Алексея. По другим свидетельствам непосредственную роль в смерти наследника сыглал Меншиков и доверенные ему лица. В некоторых записях говорится, что перед непосредственной кончиной Алексея они были у него. По некоторым данным юноша был отравлен. Есть также информация о том, что Алексей был болен туберкулезом.
Некоторые историки считают, что смерть наступила вследствие обострения и из-за побочного эффекта медикаментов. Отрекшийся наследник был похоронен в Петропавловском соборе в присутствии отца.
В руцы твои предаю дух мой! Он же, не говоря того, руками и ногами прямися и вырваться хотяще. Тогда той же, мню, яко Бутурлин рек: «Господи! Упокой душу раба твоего Алексия в селении праведных, презирая прегрешения его, яко человеколюбец! Первым высказался Устрялов. Он объявил документ подложным. Доводы историка были не лишены основания; он нашел в письме несколько неточностей и несообразностей.
Кое-какие сподвижники Алексея, упомянутые в этом письме от 27 июля 1718 г. Наконец, одним из самых серьезных аргументов Устрялова было то, что письмо это распространилось совсем недавно, то есть в середине XIX в. Действительно, все известные его списки относятся примерно к концу 1840- началу 1850-х годов. Где же пролежал этот документ почти полтора столетия, почему о нем никто прежде не слыхал? Новейшая подделка, заключил Устрялов, и это его заявление чрезвычайно не понравилось либеральной и революционной публицистике, враждебно относившейся к консервативному историку. В начале 1860 года ему отвечали два знаменитых русских журнала: «Русское слово», где уже начал печататься юный Писарев, и «Современник», который тогда вели Чернышевский, Добролюбов и Некрасов. В «Русском слове» выступил молодой историк Михаил Семевский. Семевский был в то время деятельным тайным корреспондентом герценовской печати. Скорее всего именно он передал Герцену румянцевское письмо.
Полемика Семевского с Устряловым поэтому как бы защищала и честь заграничной публикации. Как бы то ни было, «Дело о царевиче Алексее», несмотря на использование его материалов историками, продолжает вызывать у историков вопросы. Историографию проблемы и оставшиеся неразрешенными вопросы изложил Н. После изложенного краткого историографического обзора мы перейдем к изложению следующих аспектов этого дела, в оценке которых различные историки расходятся во мнениях: причин, по которым возникло само дело, то есть противостояние отца и сына; сам ход дела и обстоятельства смерти царевича; и, наконец, мнения историков относительно последствий этого дела, повлекшего за собой смену порядка престолонаследия и смерть легитимного наследника. Причины противостояния Петра и Алексея Противостояние отца и сына, Петра и Алексея, правителя и наследника, родилось из различных взглядов на дальнейшее развитие страны. Во все Петр I вкладывал присущую ему кипучую энергию и размах, но преобразовательная и реформаторская деятельность Петра у многих слоев наслеения вызывала недовольство и сопротивление. Против него выступали реакционные ревнители старины — бояре, стрельцы, значительная часть духовенства. Среди его противников оказался и родной сын от первой жены, Евдокии Лопухиной, царевич Алексей. Бестужев-Рюмин в 1882 году.
По мнению историка, «симпатия царевича к приверженцам старины, питаемая не только его психологической склонностью, но культивируемая и поддерживаемая враждебным Петру окружением, тоже служила источником напряженности между отцом и сыном. До тех пор, пока не стоял вопрос о наследстве — наследовании трудам и помыслам отца, еще возможен был компромисс и попытки найти общий язык и примирение. В сыне он не видел - и не мог видеть — наследника, последователя, продолжателя своего дела. Противоположность целей, установок, ценностей, мотивов, стремлений - то, что составляет основу конфликта в информационном метаболизме, - многократно умножалась делением общества на два лагеря - противников преобразований и сторонников реформ, каждый из которых вносил свою лепту в развитие этого конфликта и приближал его трагическую развязку». Погодин, написавший книгу «Царевич Алексей Петрович. По свидетельствам вновь открытым», несколько иначе видел причины конфликта. Он считал, что сам царевич отнюдь не был бездарью и разгильдяем: «Царевич был любознателен: от путевой расходной его собственноручной книжки мы видим, что во всех городах, где он останавливался, покупал почти прежде всего книги и на значительные суммы Книги эти были не одного духовного содержания, но и исторические, литературные, карты, портреты, осматривал везде достопримечательности». Погодина, главная вина в конфликте — Петра, его непедагогичное и жестокое отношение к сыну. Это неласковое отношение отца к сыну имело трагические последствия: «Осторожность, скрытность, боязнь видные в письмах Алексея, свидетельствуют не только о холодных, но даже враждебных отношениях у сына с отцом.
В одном письме царевич называет благополучным временем то, когда отец уедет». Соловьев отмечал: «Петр и руководители следствия в общем контексте представлений о замыслах царевича Алексея на первый план упорно выдвигали «старомосковский» вариант оппозиции. У Петра была своя, достаточно простая версия: «Когда б не монахиня то есть бывшая царица , не монах епископ Досифей и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло. Ой, бородачи! Многому злу корень — старицы и попы; отец мой имел дело с одним бородачем патриархом Никоном , а я с тысячами». Анисимов, — даже пассивному сопротивлению, царь не мог допустить, что в его государстве где-то могут жить люди, проповедующие иные ценности, иной образ жизни, чем тот, который проповедовал сам Петр и который он считал лучшим для России». Ефимов пишет, что материалы розыска убеждают, что уже к 1709 — 1710 гг. Эта небольшая группа связывала все свои надежды с ожидавшейся смертью Петра и воцарением Алексея. По мнению С.
Ефимова, это была пассивная оппозиционная группа, укоренившаяся в провинции и тешившая себя иллюзиями и пророчествами о возвращении благостной старины и милых сердцу патриархальных старомосковских порядков, церковного благолепия и чинности. Она не располагала ни достаточными для активных действий средствами, ни связями, ни политической программой. Когда в конце 1706 или в начале 1707 г. Узнав об этом, Петр немедленно вызвал его к себе и, выразив ему свой гнев, возложил на него множество поручений, которые весьма тяготили Алексея. В целом можно заключить, что между отцом и сыном сложились непримиримые противоречия на основе полного несходства взглядов. Петр реформировал и преобразовывал, и опасался, что со вступлением на престол сына все сделанное пойдет прахом, восстановятся старые «московские» обычаи. Этот конфликт между отцом и сыном приобрел размах настоящего политического дела. Процесс К концу 1709 г. Петр послал сына в Дрезден.