Новости институт этнологии и антропологии ран

Минобрнауки освободило от должности директора Института этнологии и антропологии (ИЭА) Российской академии наук Дмитрия Функа, исполняющим обязанности назначен профессор РАН, бывший депутат Госдумы от «Единой России» Алексей Загребин, сообщили RTVI два. Библиотека Института этнологии и антропологии Российской академии наук была создана в 1944 г. Библиотечный фонд включает в себя издания, вышедшие с XVIII в. по настоящее время. В состав книжного фонда входит более 66 тыс. экземпляров на русском и иностранных языках. ведущий научно-исследовательский центр в области этнологии, социальной и физической антропологии России. В зале свои поздравления Институту этнологии и антропологии произнес директор Института всеобщей истории РАН Михаил Аркадьевич Липкин. Также с поздравлениями в адрес ИЭА РАН выступили директор Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). Пoэтoму сегoдня Институт этнoлoгии и антрoпoлoгии РАН является oдним из ключевых, пo-настoящему стратегических центрoв сoциальнo-гуманитарнoгo знания. Деятельность Института японского языка Японского Фонда г. Урава в популяризации обучения японскому языку.

Алексей Загребин возглавил Институт этнологии и антропологии РАН

Институт этнологии и антропологии РАН - YouTube Институт Африки Российской академии наук.
Конгресс антропологов и этнологов России пройдет в Петербурге В 2007 г. окончила очную докторантуру Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН и защитила докторскую диссертацию по теме «Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин Урало-Поволжья».
Научно-исследовательский институт истории и этнографии Южного Урала В 2007 г. окончила очную докторантуру Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН и защитила докторскую диссертацию по теме «Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин Урало-Поволжья».
Новости института ТАСС/. Доктор исторических наук, профессор РАН Алексей Загребин назначен исполняющим обязанности директора Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН.
Институт этнологии и антропологии РАН представил нового врио директора - «Ведомости. Наука» С докладом выступили сотрудники Института этнологии и антропологии РАН: кандидат исторических наук Екатерина Андреевна Просикова.

Институт истории и социологии

Минобрнауки освободило от должности директора Института этнологии и антропологии (ИЭА) Российской академии наук Дмитрия Функа, исполняющим обязанности назначен профессор РАН, бывший депутат Госдумы от «Единой России» Алексей Загребин, сообщили RTVI два. Презентацию открыл директор Института этнологии и антропологии РАН Дмитрий Анатольевич Функ. Организаторами конгресса выступают Санкт-Петербургский государственный университет, Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) РАН, Институт этнологии и антропологии РАН и Ассоциация антропологов и этнологов России.

Новости института

За истекший год совместно с другими государственными инстутами и ведомствами было реализованно 18 общероссийских социально-значимых проектов. Увеличилось количество подаваемых и выигранных грантовых заявок, продолжились полевые исследования в регионах. Работа с финансированием из разных источников позволила администрации ИЭиА увеличить доход ученых. Так, средняя заработная плата младших научных и научных сотрудников в 2021 году составила 100,6 тысяч рублей в 2020 - 85 , старших и выше научных сотрудников - 122,9 вместо 119,8. Впервые в конгрессе смогли принять участие более 2000 ученых из 111 городов России и 39 зарубежных стран.

Он в свое время работал директором Удмуртского института истории, языка и литературы, избирался президентом Ассоциации антропологов и этнологов России», — прокомментировал научный руководитель ИЭА РАН Валерий Тишков. В начале февраля сотрудники института опубликовали открытое письмо на имя министра высшего образования и науки Валерия Фалькова. В нем говорилось о том, что с лета 2023 г.

Срок контракта Функа истекает 30 июля 2024 г.

Зюз-динцы в течение пятисот лет православия не научились даже молитвам, не говоря уже о каких-нибудь более или менее определенных понятиях о догматах и обрядах своего вероисповедания. Казалось бы, что для появления раскола почва здесь решительно непригодная. На самом же деле он лет пятьдесят тому назад распространился довольно сильно и держится упорно»4. Некоторые данные, позволяющие локализовать чувашские старообрядческие группы на территории Урало-Поволжья, имеются в статьях Н. Фрагментарная информация о старообрядчестве среди мордвы содержится у известного исследователя М. Обозрение Пермского раскола так называемого «старообрядчества». Словарь географо-статистический Чердынского уезда Пермской губернии.

Пермь, 1914; Камасинский Я. Около Камы. Этнографические очерки и рассказы. Зюздинский край Глазовского уезда Н Календарь Вятской губернии на 1893 год. Вятка, 1892. Исторический очерк. Казань, 1912. Избранные труды.

Саранск, 1966. Другим видом использованных в настоящей работе опубликованных источников являются различные периодические издания. В печатавшиеся в них отчеты приходских священников в обязательном порядке помещались сведения о существующих расколах и сектах, иногда делалось распределение раскольников по толкам и согласиям. Особую ценность представляют личные наблюдения их составителей, так как статистика, как правило, не отличалась достоверностью. Первые публикации о старообрядцах среди финно-угорских народов Урало-Поволжья появились именно в церковных периодических изданиях, это были работы, написанные православными священниками и имеющие преимущественно миссионерскую направленность. Несмотря на тенденциозность, они отличаются подробностью, в них рассматриваются и вопросы истории распространения раскола среди «иноверцев», и особенности их быта, и формы религиозной жизни. Следует выделить серию статей священника Н. Блинова о коми-пермяках, где отмечается особое влияние старообрядчества на их образ жизни1.

Информацию о зюздинской группе пермяков-староверов можно почерпнуть из работы протоиерея М. О группе «немоляков» писал миссионер Г. Небольшая заметка в «Симбирских ведомостях» стала практически единственным источником сведений об одной из групп старообрядцев-чувашей4 и т. Раскол в северной полосе Глазовского уезда. Из отчета миссионера протоиерея М. Кроме того, в диссертации активно использовались Отчет Уфимского Братства Воскресения Христова за 1898 г. Материалы Всероссийской переписи 1897 г. Привлекались «Списки населенных мест» по различным губерниям.

Фрагментарность и недостаточность имеющихся в моем распоряжении опубликованных материалов предопределила их вспомогательную, вторичную функцию. В работе гораздо более значителен объем архивной документации, во всем многообразии которой можно условно выделить несколько категорий См. Приложение III. К первому типу относятся архивные источники статистического характера. Решение задачи полного искоренения раскола, которую ставили перед собой властные структуры, было невозможно без выяснения мест его распространения и знания количественных показателей. В этой связи на всем протяжении его существования издавалось множество предписаний, обязывающих местные городские и полицейские управления представлять точные сведения о численности раскольников и их молитвенных зданий. Эта желаемая точность в реальной практике была практически недостижима, в силу целого ряда причин. Во-первых, естественное стремление самих старообрядцев скрыть свою конфессиональную принадлежность, как из-за преследований, так и из предубежденности против официальных записей.

Во-вторых, значительный слой предпринимательской верхушки уральского общества состоял из приверженцев старой веры. Это помимо того, что купцы и заводовладельцы были серьезно заинтересованы в дешевой и надежной рабочей силе, а потому не спешили выдавать властям истинное количество старообрядцев. В-третьих, молчание официального духовенства нередко могло быть гарантировано элементарным подкупом. Соответственно различные ведомости и отчеты, отложившиеся в архивных фондах, не несут объективной статистической информации. Ценность их в другом. Они позволили выявить населенные пункты, где проживали старообрядцы, а иногда и их субконфессии, что было особенно актуально для почти не изученного в этом отношении Южного Урала. Подобного рода дела вкупе с современным полевым материалом легли в основу при создании карт, помещенных в приложении См. Приложение IV.

С их помощью планировались маршруты современных экспедиционных выездов. Во вторую категорию архивных источников, выборочно использованных в диссертации, вошли судебно-следственные материалы. Это ведомости о преступлениях раскольников против православной церкви, списки не бывших у исповеди, судебные дела о совращении православных в раскол, о поимке раскольничьих попов, обнаружении тайных скитов и молелен, о сводных браках и т. Следующую обширную группу материалов составили регистрационные документы старообрядческих общин. Первый поток таких дел наблюдается в период с 1906 по 1915 годы, то есть после Высочайшего указа о свободе вероисповеданий в Российской империи. А второй - уже в советское время, когда под видом регистрации маскировались фискальные цели атеистического государства. В советский период сформировался еще один род источников, освещающих прямо противоположные процессы - прекращение деятельности старообрядческих религиозных объединений, закрытие и передачу под культурные заведения и хозяйственные нужды церквей и молитвенных домов. Сюда относятся также ходатайства о регистрации различных групп и переписка по этому поводу.

В целом были исследованы источники, хранящиеся в семи архивах, - Российском государственном историческом архиве РГИА, Ф. И-1, И-2, И. Привлечено для анализа более двухсот дел. Несмотря на огромную важность архивных данных, самую обширную группу источников составили материалы полевых этнографических исследований автора, собранные в ходе индивидуальных экспедиционных выездов. Было охвачено около 80 населенных пунктов на территории Республики Башкортостан 1996-2005 гг. Список населенных пунктов приведен в приложении. В опроснике -путеводителе были обозначены основные тематические блоки беседы с информантами. В путеводитель вошли разделы по истории расселение, история старообрядческих течений, современное состояние общин , материальной и духовной культуре.

Как показывают наблюдения, в настоящее время материальная культура старообрядцев подверглась значительной унификации и стандартизации, поэтому внимание уделялось только тем ее элементам, которые перешли в разряд атрибутов обрядово-религиозной сферы и закрепились в качестве доминантных признаков культуры молельный костюмный комплекс, ритуальная пища и т. Соответственно корпус вопросов, касающихся духовной культуры, был значительно шире. В него входили разделы, призванные раскрыть особенности старообрядческого мировоззрения эсхатологические ожидания, бытование утопических легенд, интерпретация книжных текстов. Большое внимание уделялось изучению религиозности. Исследования в этой области осуществимы лишь в контексте повседневной жизнедеятельности индивида и социума и предполагают фиксацию и анализ частных проявлений религиозности. В качестве последних рассматривались церковные праздники, общественные богослужения, почитание местных святынь, а также степень соблюдения религиозных предписаний и табу, знание основных канонов, отношение к таинствам. Выявлялись состав и структура конфессиональных общин, роль в них духовных лидеров - священников и наставников. Научная новизна исследования.

Принципиально новым представляется решение поставленной задачи - выявление механизмов самосохранения старообрядческих общин - на примере различных этнокультурных сред, так как привлечение материала по финно-угорским группам старообрядцев и многоуровневый сравнительный анализ с контрольными группами русских старообрядцев и представителей исследуемых народов, не принадлежащих к старообрядческой конфессии, проводится в этнологии впервые. Во многом новым является и объект исследования - старообрядцы среди финно-угорских народов. В частности, старообрядцам среди мордвы на сегодняшний день не посвящено ни одной специальной работы, а исследования среди коми-зюздинцев, нашедшие отражение лишь в нескольких статьях, проводились в середине истекшего столетия. В диссертации впервые вводятся в научный оборот неизвестные ранее архивные источники и оригинальный полевой материал, что позволяет заполнить имеющиеся в отечественной науке лакуны, и дает конкретный материал для научных обобщений. Практическая значимость. Материалы диссертации могут привлекаться для популяризации знаний о старообрядчестве, при написании учебных программ и пособий по истории и традиционной культуре восточнославянских и финно-угорских народов Урало-Поволжья и различных конфессиональных группах, использоваться для составления конфессиональных карт. Содержащаяся в диссертации научная информация может стать основой для разработки общих и специальных курсов в вузах, а также для лекционно-просветительской деятельности в музеях и национально-культурных обществах. Апробация исследования.

Основные положения диссертации были изложены автором в докладах и сообщениях на международных, всероссийских, региональных конференциях и конгрессах, организованных научными и образовательными центрами гг. Москвы 1997, 1998, 1999, 2000, 2002, 2004, 2005 , Санкт-Петербурга 2005 , Омска 1997, 2003, 2005 , Нальчика 2001 , Уфы 1996, 1997, 1998, 1999, 2000, 2001, 2006 , Екатеринбурга 2000 , Оренбурга 1998 , Челябинска 2006 , Перми 2001 , Саранска 2004 , Самары 2002, 2006 , Ижевска 2004 , Сарапула 1997 , Йошкар-Олы 2005 , Улан-Удэ 2001 , Астрахани 2005 , Киева 2004 , Будапешта 2004 , обсуждались в Центре изучения межнациональных отношений Института этнологии и антропологии РАН. Похожие диссертационные работы по специальности «Этнография, этнология и антропология», 07. До первой четверти XVIII века основную массу старообрядцев в исследуемом регионе составляли казаки, которые в силу изолированного положения на восточных окраинах России продолжали придерживаться старых обрядов и после церковной реформы. В дальнейшем увеличение численности «раскольников» здесь было связано со строительством крепостей и горнодобывающих предприятий, а затем - с крестьянской колонизацией. Религиозная самоорганизация в рамках старообрядческих согласий оказалась довольно приспособленной для решения возникающих перед переселенцами организационных проблем выбор мест для поселений, миграционных маршрутов, охранение прав собственности, земельных разделов и т. Крестьянская колонизация региона с разной степенью интенсивности продолжалась вплоть до начала XX столетия. Только к этому времени окончательно обозначились места компактного расселения старообрядцев, границы основных толков и согласий.

Изначально старообрядчество в Урало-Поволжье было русским явлением. Основа для межкультурных взаимодействий с финно-угорскими и прочими народами, вследствие которых происходило принятие частью их старообрядческого вероучения, закладывалась в основном в течение XVIII и XIX столетий в процессе совместного освоения новых земель и постепенного налаживания различных контактов. В ходе исследования были выделены факторы, способствовавшие межкультурному взаимодействию: территориальный чересполосное расселение ; хозяйственно-экономический производственные и торговые контакты, отхожие промыслы ; социокультурный знание финно-уграми и тюрками русского языка, знакомство с основами христианства ; и основные причины распространения старообрядчества среди поволжских народов мирвоззренческий кризис, социальное напряжение, вызванное мероприятиями по насильственной христианизации, социально-психологическая близость «раскольников» и «инородцев». Принятие старообрядчества поволжскими народами, даже там, где это не было массовым явлением, приводило к обособлению небольших групп в рамках своих религиозных общин и, как следствие, к дальнейшей изоляции их в социальном отношении. В целом, это разнообразило общую этноконфессиональную мозаику Урало-Поволжья и усложняло межконфессиональное и межэтническое, а также внутриэтническое взаимодействие в регионе. Как показало исследование, будучи изначально русским явлением, старообрядчество как религиозная доктрина, тем не менее, допускало существование у своих приверженцев отличной от русской этничности. Принятие старообрядчества не приводило к немедленному обрусению «инородцев», религиозное самосознание сосуществовало с общеэтническим и языковым. Для Урало-Поволжья характерно образование как мо-ноэтничных русских, мордовских, пермяцких, чувашских , так и поли-этничных конфессиональных общностей на основе старообрядчества русско-мордовских, русско-пермяцких, русско-чувашско-мордовских вокруг религиозных центров храмов или молелен , объединяющих жителей ближайших населенных пунктов по приходскому типу.

Там, где уровень межэтнических взаимодействий относительно невысок, конфессиональная старообрядческая принадлежность, наряду с языком, может служить групповым маркером, отделяющим как от основного этнического массива, так и от русских. Подобная ситуация исторически сложилась у язьвинских пермяков «Мы не коми-пермяки и не русские, у них никонская патриаршая вера, а мы - старообрядцы». Кроме того, в этой группе принятие старообрядчества послужило еще и фактором консервации родного языка , именно среди старообрядцев-язьвинцев в качестве разговорного используется в основном пермяцкий язык. У коми-зюздинцев подобной взаимосвязи не выявлено, в ассимиляционные процессы, сопровождающиеся утратой родного языка и сменой этнической идентичности на русскую , в равной мере вовлечены, как старообрядцы, так и православные. Принятие старообрядчества поволжскими народами приводило к трансформациям их этнокультурного облика, изменяя обрядовую и бытовую сферы их жизни, в одних случаях, вытесняя, в других, напротив консервируя отдельные элементы традиционного комплекса, одновременно привнося новые, характерные для русской культуры. Как показывают полевые исследования, набор этих консервируемых или вытесняемых элементов всегда вариативен в различных региональных группах. По наблюдению С. Арутюнова, внеязыковая часть культуры вообще более диффузна и проницаема, чем языковая, поэтому момент переключения культурного кода не столь дискретен и четок, как при переключении с одного языка на другой, и не так легко поддается однозначной фиксации1.

Вместе с тем во всех исследованных группах выявляется комплекс культурных явлений, предметов, символов, характеризуемых самими носителями культуры как «старообрядческие», и исполняющих роль конфессиональных маркеров вне зависимости, как от реальной степени сохранности, так и степени соответствия канону. Таким образом, старообрядчество как в русских, так и в финно-угорских общинах, является составной частью группового самсознания, 1 Арутюнов С. Исходной посылкой при решении основной, поставленной в настоящем исследовании задачи был тезис о неразрывности старообрядческой групповой идентичности с сохранением и воспроизводством традиции. Традиция для старообрядцев выполняет функцию смыслополага-ния, оценки и упорядочивания бытия, то есть является универсальным механизмом, обеспечивающим стабильность старообрядческих групп или социальных систем, направленным, с одной стороны, на упорядочение самих систем как целостных организмов, с другой - на регулирование их взаимодействия с внешней средой. Внешняя среда задает правила и ограничения, по которым функционирует социальная система, и, одновременно, инициирует адаптационный процесс. Для старообрядчества, которое изначально было оппозиционным движением, большую роль играли взаимоотношения с государством и официальной церковью. В ходе исторического развития старообрядческими общинами было выработано множество защитных стратегий, и в настоящей работе рассматривался один из аспектов проблемы, связанный с организацией церковной жизни, находящейся в сильной зависимости от государственных мероприятий по борьбе с расколом. Функции религиозных центров в старообрядчестве выполняли тайные монастыри скиты и частные молельни, связь между которыми осуществлялась через священников или наставников и активных мирян.

Как показало исследование, разбросанные по огромным территориям церковные институты регулировали жизнедеятельность множества общин и представляли своеобразную сеть в рамках отдельных согласий, составляющие которой достаточно быстро восстанавливались в случае разрушения. Кроме того, старообрядческие монастыри и церковные приходы продемонстрировали способность к совмещению и разделению функций в зависимости от исторического контекста. Поддержанию стабильности религиозной жизни способствовал сохраняющийся и в настоящее время определенный способ иерархизации внутренней структуры отдельных старообрядческих общин по степени соответствия поведения индивидов авторитетно установленной норме. Важную роль в преодолении кризисных ситуаций в старообрядчестве всегда играл личностный фактор, что особенно проявилось в наиболее сложный советский период, когда религиозная жизнь в общинах поддерживалась за счет небольшого круга людей, как правило, иноков бывших монастырей. Перенесение монастыря в «мир», хотя и было нарушением канона, но в сложившихся условиях рассматривалась как единственная возможность сохранения и передачи традиции. Соответственно в отличие от большинства старообрядческих общин, в которых трансляция религиозного опыта в советское время происходила только на уровне отдельных семей, в таких общинах существовали и институ-циализованные формы передачи сакральных знаний, что в немалой степени способствовало укреплению внутригрупповых связей. В целом советский период оказался наиболее разрушительным для старообрядчества, наблюдаемое в настоящее время восстановление инфраструктуры старообрядческих согласий идет гораздо медленнее, чем в официальном православии. Используется исторический опыт: так же как и в XIX в.

Несмотря на декларируемую замкнутость и стремление к ограничению внешних контактов выявляются три основных направления взаимодействия старообрядцев с иноэтничным и иноконфессиональным окружением. Взаимодействия в хозяйственно-экономической сфере хоть и отличались наибольшей активностью, не влияли на сохранность религиозной традиции, однако обеспечивали физическое выживание старообрядческих общин. Межконфессиональные браки подвергались более строгому коллективному контролю, внутрисемейному и внутриобщин-ному, но допускались при соблюдении определенных условий, были выработаны довольно гибкие способы урегулирования противоречий между каноном и бытовой практикой. Наконец, третье направление взаимодействий - миссионерская деятельность, качественно отличалось от первых двух, будучи совершенно определенно направленной как раз на расширение контактов, и укрепление старообрядческого присутствия в «инородной» среде. Внешняя среда, рассмотренная в контексте адаптивного процесса, выступает еще как субъект интерпретативной деятельности, так как каждое сообщество воспринимает и объясняет ее по-своему, в соответствии с культурным и историческим контекстом и со своей концептуальной картиной мира. Для старообрядчества характерно использование в социально-историческом концептировании эсхатологических категорий, что объясняется, на мой взгляд, как обстоятельствами возникновения и существования в агрессивной атмосфере, так и реакцией традиционного общества на трансформационные процессы. Все новые явления окружающего мира, относящиеся к социальной жизни, к предметному и природному миру , трактуются старообрядцами как приметы последних времен. То есть эсхатология является способом интерпретации реальности и, соответственно, включения изменяющихся форм повседневности в круг привычных и объяснимых понятий.

Кроме того, создавая дополнительное психологическое напряжение, эсхатология позволяет полнее мобилизовать защитные механизмы для поддержания групповой целостности. Так с христианской эсхатологией тесно связана актуальная для старообрядцев мессианская идея, способствующая формированию выраженного персонализма и восприятия ими собственной позиции как единственно правильной и возможной. Самосохранение старообрядческих общин, как и других этно-конфессиональных сообществ, непосредственно связано с поддержанием внешних и внутренних групповых границ, при этом принцип отбора культурных признаков, символизирующих о границе, определяется степенью соответствия традиции, они не должны субъективно оцениваться как новшество. Отделение старообрядцев от других сообществ изначально было построено на религиозной основе, в этой связи граница закрепляется, прежде всего, системой конфессиональных символов церкви и моленные дома, книги, иконы, различные культовые предметы , составляющих так называемую базовую символическую среду, которая, усваива-ясь в процессе социализации носителями культуры, способствует групповой сплоченности. Соответственно наиболее жесткие ограничения на контакты с «чужими» также относятся к обрядово-религиозной сфере запрет на совместные богослужения, посещение храмов, использование предметов культа. Наряду с конфессиональными символами знаковым статусом в старообрядчестве наделяются и бытовые явления одежда, внешний вид, пища. Если в условиях нормального воспроизводства культурной традиции бытовое поведение, определяется как «естественное», то в случае, когда социум оказывается в положении изгоя, оно наделяется особым смыслом и дополнительными функциями, ценностями и мотивациями. Неприятие новин сначала петровской эпохи, а затем и всех последующих, способствовало постепенному складыванию целой системы бытовых запретов.

Одежда старинного покроя, ношение бороды, отказ от курения и теперь воспринимаются самими старообрядцами и окружающим населением как символы группы. Кроме того, декларируются поведенческие табу обязательные для каждого «истинного» старовера запрет на совместную трапезу с представителями другой конфессии, произношение определенных слов, курение и др. Таким образом, как в исторической ретроспективе, так и сейчас, все символические ресурсы старообрядческих общин брошены на сохранение чистоты, угроза которой исходит от других, от «мирских». Для постоянного поддержания границы используется все - от радикальной эсхатологии до эндогамии и «чашничества». Здесь, по классификации Р. Крэмми, доминирует «текстовое сообщество», что предполагает отождествление аутентичности с жесткой нормативностью. Однако если присмотреться более внимательно, то оказывается, что сверхзадача сохранения не может быть выполнена иначе как через подробно разработанную, изобретательную систему приспособления, включающую в себя и репертуар легитимных средств нарушения нормы. Помимо создания границы между «своими» и «чужими» всякое общество, заботясь о своей целостности, вырабатывает систему социальных кодов или поведенческих программ, направленных на подержание внутреннего баланса и выработку различных типов коллективной сплоченности.

Консолидации членов старообрядческих общин способствует множество групповых связей: это и брачные контакты, и соборные решения по догматическим и бытовым вопросам, и общие церковные праздники, и почитание собственных святынь. Кроме того, мощным психологическим фактором консолидации, а также одной из составляющих групповой самоидентификации старообрядцев, позволяющей провести безошибочную границу по линии «мы» -«они», является восприятие старообрядцами своего сообщества как коллективного хранителя сакральных книжных текстов. Традиционно важная роль книжности определила бытование в старообрядческой устной культуре большого количества вторичных текстов интерпретаций письменных произведений , отражающих ментальные особенности всего сообщества. Специфика культуры проявляется уже на уровне отбора письменных сочинений, включающихся в процессы коммуникации, строящегося на поисках аналогий между событиями священной истории и историей старообрядчества. Такое сопоставление содержания канонических текстов и значимых для старообрядцев явлений и событий служит им способом аргументации истинности собственного вероучения и способствует формированию позитивной идентичности, укреплению конфессионального самосознания. Историческая память как одна из составляющих группового сознания находит выражение и в устных произведениях из круга «малой» или «локальной» истории, также обнаруживающих дальние и ближние проекции - от преданий о легендарных предках до истории своей общины. Как показало исследование, наиболее архаичные пласты локальной устной истории, не опирающейся на старообрядческую книжность, больше сохраняются среди финно-угорских групп предания о чуди, предках-первопоселенцах, наделяемых чертами культурных героев и т. Таким образом, декларируемое старообрядцами стремление к полному отказу от новшеств и совершенной замкнутости неизбежно сталкивалось с невозможностью их практического осуществления, что подталкивало постоянный поиск компромисса и новых способов сохранения традиции в условиях изменяющейся действительности.

Именно традиционализм поставил старообрядцев перед необходимостью выбора более гибких взаимоотношений с окружающим миром, и, как это не парадоксально, стимулировал их творческую и социальную активность. В этой связи можно выделить некоторые закономерности. Во-первых, степени декларируемой и реальной закрытости старообрядческих общин не всегда совпадают, абсолютная замкнутость, как в исторической ретроспективе, так и теперь - скорее субъективная идеализированная характеристика группы, поддерживаемая изнутри и извне. Направленность, интенсивность взаимодействий старообрядцев с окружающей средой , а также уровень коллективного контроля в этой сфере могут варьироваться в зависимости от контекста и ситуации. Во-вторых, старообрядческая культура, как и любая другая, не является жесткой конструкцией с простым и однозначным соответствием между всеми компонентами, когда смена или выпадение одного из них ведет к ее полному разрушению. В меняющихся условиях сохраняются далеко не все составляющие старообрядческой культуры, а только те, которые относятся к сфере сакрального. Применительно к этой сфере культурологи используют понятие «культурного ядра», понимая под ним совокупность неких идей, норм, догматов, принятых абсолютным большинством членов социума как основы самоутверждения в мире1. Явления близкие к сакральному центру оказываются более консервативными, чем находящиеся в профанной периферийной и более подвижной части культуры.

Так вытесненный из повседневного обихода русский народный костюм, оказавшись «моленной» одеждой, отчасти сохраняет свои традиционные черты. Провозглашаемые канонами, но не соблюдаемые в обычной жизни запреты актуализируются при исполнении ритуалов, не находящая практического применения ручная пасхалия бережно предается из поколения в поколение и т. В-третьих, как показывают этнографические исследования, сами декларируемые старообрядцами нормы не остаются неизменными, а периодически пересматриваются с учетом конкретных ситуаций. Это можно проследить на примерах религиозной литературы поздних комментариев к церковной обрядности и бытовых нововведений. Взгляды старообрядцев на технические изобретения эволюционируют от активного неприятия до активного же использования; эсхатологические даты переносятся и заново обосновываются; предлагаются обоснования внедрения в повседневную практику не виданных ранее предметов; запрещенные продукты заменяются другими и т. То есть комплекс правил оказывается эластичным и оперативно реагирующим на внешние импульсы. Поиск путей превращения новых или инокультурных явлений в норму предполагают либо подтверждение его соответствия учению «святых отец» ссылкой на авторитетный источник, либо интерпретация в терминах и категориях собственной культуры. В этом процессе обязательно соблюдается дисциплина, заданная каноном, но остается и пространство для свободного экспериментирования.

В-четвертых, выполнение основных норм практикуется не всем коллективом, а лишь небольшой частью его членов, добровольно взявших на себя ответственность за сохранение традиции и ограничивших внешние контакты.

Функа и приходе в Институт на роль исполняющего обязанности директора А. Загребина, много лет назад — до ухода в политику — занимавшегося региональной финно-угорской историографией. Считаем эти информационные вбросы … и давление на директора нашего Института абсолютно неприемлемыми», — говорится в письме, под которым на сегодня подписались 132 сотрудника из порядка 180.

Институт этнологии и антропологии РАН возглавил экс-депутат Госдумы

Пoэтoму сегoдня Институт этнoлoгии и антрoпoлoгии РАН является oдним из ключевых, пo-настoящему стратегических центрoв сoциальнo-гуманитарнoгo знания. Деятельность Института японского языка Японского Фонда г. Урава в популяризации обучения японскому языку. Институт этнологии и антропологии Российской академии наук 119991 Москва, Ленинский проспект, 32-А Участок множительной техники. С 20 по 24 ноября на базе Института этнологии и антропологии РАН проходила ежегодная научно-практическая конференция молодых ученых «Актуальные вопросы этнологии и антропологии», в которой приняли участие два аспиранта Московской духовной академии. Органи-заторами его выступили Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Ассо-циация российских этнографов и антропологов (так тогда называлась ААЭР) и Рязанский област-ной научно-методический центр народного творчества. НацАкцент Институту этнологии и антропологии РАН исполнилось 90 лет. Торжественное заседание в честь юбилея проходит в Синем зале РАН в Москве 11 апреля.

⭕ Минобрнауки уволило директора Института этнологии и антропологии РАН Дмитрия Функа.

Доктор исторических наук, профессор РАН Алексей Егорович Загребин назначен исполняющим обязанности директора Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН — ведущего российского научно-исследовательского центра в области этнологии. Видный ученый, директор института этнологии и антропологии Российской академии наук, он прилетел в Таллин по приглашению медиаклуба "Импрессум". Валерий Александрович Тишков, д-р ист. наук, профессор, академик РАН, научный руководитель Института этнологии и антропологии РАН, академик-секретарь Отделения историко-филологических наук РАН. ИЗДАНИЯ ИЭА РАН Публикации сотрудников Публикации по этнологии, этнографии, антропологии.

Летом в Петербурге состоится Конгресс антропологов и этнологов России

РАН, институт этнологии и антропологии. Обзор. Фото. Минобрнауки освободило от должности директора Института этнологии и антропологии (ИЭА) Российской академии наук Дмитрия Функа, исполняющим обязанности назначен профессор РАН, бывший депутат Госдумы от «Единой России» Алексей Загребин, сообщили RTVI два. Новым директором Института этнологии и антропологии Российской академии наук (ИЭА РАН) стал экс-депутат Госдумы от «Единой России» Алексей Загребин. Об этом сообщил представитель пресс-службы Минобрнауки. С 20 по 24 ноября на базе Института этнологии и антропологии РАН проходила ежегодная научно-практическая конференция молодых ученых «Актуальные вопросы этнологии и антропологии», в которой приняли участие два аспиранта Московской духовной академии.

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Валиханова, доктора исторических наук, профессора О. Исмагулова и его дочери А. Функ сообщил, что по запросу нашего Института он приложит усилия для изыскания возможности для бесплатной или льготной стажировки казахстанского специалиста на базе московской Лаборатории антропологической реконструкции. По итогам встречи был заключен меморандум о сотрудничестве, а также состоялся обмен научными изданиями обоих НИИ. Так, Институту истории и этнологии им. Валиханова директором Д. Этнографический альбом.

В 1947 институту присвоено имя Н. Миклухо Маклая. С 1943 в Москве.

Отделение и музей в Санкт Петербурге … Большой Энциклопедический словарь Этнологии и антропологии институт — им.

Эти обстоятельства имеют особую актуальность для мордвы, в среде которой в условиях дисперсного расселения, активных урабанизационных и миграционных процессов происходит девальвация этнического своеобразия и, в конечном счете, идентичности. Признание обрядовой культуры важнейшим фактором консолидации и самоидентификации народа свойственно в настоящее время как для рядовых представителей мордвы, так и для ее элиты.

Это связано с тем, что у многих из них трансмиссия знаний об истории и культуре народа, передача исторического опыта часто происходят именно во время обрядов и праздников. Устьянцев, к. Ломоносова В докладе будет рассмотрена проблема взаимосвязи этнической идентичности и ритуальной культуры современного марийского населения нескольких регионов их компактного проживания Республика Марий Эл, Республика Башкортостан, Кировская область.

На основе полевых материалов автор исследует взаимосвязь этничности с конфессиональной принадлежностью в контексте ритуальной культуры условно некрещеных марийцев. В последние десятилетия отмечается тенденция к ревитализации марийской традиционной религии МТР, чимарий вера , что находит выражение в регулярных религиозных обрядах: проведении коллективных молений марий кумалтыш , конструировании и воссоздании сакрального ландшафта.

Я говорю про чудовищную дискриминацию коренных народов, у которых по разработанному в Миннаце законодательству отбирают родовую землю чуть ли не из-под ног, про вопрос изучения родного языка в Татарстане, Башкортостане и много где еще, про то, что до сих пор не создано гармоничное миграционное законодательство, про то, что до сих пор любая попытка защитить свою этническую культуру от ассимиляционного и тлетворного влияния российской национальной культуры — Димы Билана и Сергея Михалкова — называют сепаратизмом и шпионажем в пользу какой-нибудь Норвегии, о том, что Ассоциация коренных народов превратилась в орудие олигархата по превращению священных земель вроде плато Укок в площадку для трубопроводов, про рейдерские захваты общины «Далыча», про имущественные, территориальные и правовые компенсации переселенным народам, которые еще не выплачены. Таких проблем тысячи.

До сих пор Института этнологии и антропологии РАН не отличился вообще ничем. Ни одного фундаментального исследования, ни одного толкового документа в области национальной политики, ни одной выдающейся публикации. Надо ли строить национальное государство россиян или мы продолжаем оставаться федерацией, где каждый народ имеет право на свою автономию, землю и управление своей культурой? На этот вопрос Институт тоже не предлагает никакого внятного ответа.

Я не помню никакой книги и никакого сборника статей, выпущенных Институтом этнологии и антропологии РАН. Хотя казалось бы — национальный вопрос самый важный, вот и губернаторов обязывают нести ответственность за разные межэтнические столкновения. Но никаких книг нет. Другими словами, делают ту работу, которую должны делать социологи и демографы.

А по сути больше ничего, хотя национальный вопрос, повторяю, самый важный. По своей основной направленности кроме бессовестной и бесстыжей толерантности, ставшей уже матерным словом, Институт ничего не производит. Надо ли его реформировать? На мой взгляд — надо!

Отобрать хозяйственные функции, чтобы не занимался дурью и занимался наукой, для чего, собственно, и создан. В конце концов, это очередное «теплое место» для бывшего чиновника, на которого не нашлось «золотого парашюта», или все-таки авангард российской науки!? Почему передовую науку, которая в Российской империи и Советском Союзе намного опережала все западные и восточные школы, превратилась в унылые разглагольствования о толерантности и «гражданской нации»? Почему нет цитируемых по всему миру фигур, равных по своей величине Бенедикту Андерсону и Фредрику Барту?

НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ : Интервью с директором Института этнологии и антропологии РАН Валерием Тишковым

Алымова 2. Этнографическая кухня. Культ коробочек 3. Нематериальное культурное наследие. Шорский эпос с предисловием Д. Функа 4. Страницы истории. К 115-летию со дня рождения Михаила Герасимова 5.

В интервью «НИ» директор Института этнологии и антропологии РАН Валерий Тишков рассказал, почему на него ополчились евразийцы, кто еще называл его шпионом и почему рост благосостояния не поможет победить ксенофобию. Особенно если распределение богатства происходит по этническим линиям или территориям. Поэтому богатство — это не панацея. Тем более что есть бедные страны, где люди разных национальностей и конфессий не дерутся между собой. Что же тогда панацея?

Куровское, 2001; Данилко Е. Старообрядчество на Южном Урале: Очерки истории и традиционной культуры. Уфа, 2002; Старообрядчество Украины и России: прошлое и современность. Киев, 2004; Филипповское родословие: исторические сочинения старообрядцев-филипповцев Поволжья и Южной Вятки. Курск, 2005.

Парфентьев Н. Челябинск, 1994. Покровского и Н. Зольни-ковой о часовенном согласии1. В этнографическом плане наиболее комплексно на сегодняшний день исследованы материальная и духовная культура старообрядцев, проживающих на территории Пермского края Г. Чагин, С. Дильмухаметова, И. Власова, И. Кремлева, Т. Листова, Т.

Макашина , Усть-Цильмы Т. Дронова , Дальнего Востока Ю. Аргудяева , Забайкалья Ф. Особую категорию составляют монографические исследования русского населения на той или иной территории, в которых отмечалась некоторая, свойственная старообрядческой культуре, специфика. По такому принципу построены работы Е. Рихтер о русских Западного Причудья, Т. Бернштам о культуре поморов, В. Липинской об Алтайском крае3 и т. Выделение лишь отдельных сторон культуры и быта при изучении других региональных групп старообрядцев несколько затрудняет общий сравнительный анализ, но открывает возможности для сопоставлений на частном детальном уровне. Предметно-бытовой сфере и хозяйственной деятельности бухтарминцев посвящены труды Е.

Бломквист и Н. Гринковой4, уральских казаков - С. Сагнае 1 Очерки истории старообрядчества Урала и сопредельных территорий. Екатеринбург, 2000; Покровский H. Пермь, 2001; Дронова Т. Сыктывкар, 2002; Аргудяева Ю. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. Новосибирск, 1978; Он же. Семейские: Историко-этнографические очерки. Улан-Удэ, 1985; Он же.

Этнографические очерки. Русское население Западного Причудья очерки истории, материальной и духовной культуры. Таллин, 1976; Липинская В. Русское население Алтайского края. Федоровой подробно рассмотрена свадебная обрядность л зауральских «кержаков» , имеются описания обрядов жизненного цикла «устьцилемов»3. Старообрядчеству посвящено немало работ зарубежных авторов Р. Моррис, Р. Робсон, Д. Шеффел, Е. Накамура, Э.

Иванец 4. Особенности взаимоотношений поколений в семьях староверов и формы общения анализируются в книге В. Плейер и статье В. Рюк-Дравина, которые отличаются оригинальным авторским подходом, но содержат множество неточностей и поверхностных выводов, что связано, на мой взгляд, с отсутствием собственных полевых исследований5. Классической работой по старообрядчеству считается монография французского религиоведа П. Паскаля, на примере старообрядчества характеризовавшего русскую ментальность и особенности религиозности6. Как было сказано выше, следующий раздел историографического обзора составляют работы, посвященные нерусскому старообрядчеству. Традиционно исследования раскола и его значения в истории и культуре России связывались с русским народом, сложилось и закрепилось официальное мнение о моноэтничности старообрядчества. Однако по историческим свидетельствам, оно имело достаточно широкое распространение у целого ряда финно-угорских народов, с которыми были связаны многие ведущие центры на территории современных Республики Коми и Карелии, Поволжья и Урала. Первые 1 Сагнаева С.

Свадьба в системе календарных и семейных обычаев старообрядцев Южного Зауралья. Курган, 1997. Погребально-поминальный обряд «устьцилемов». Сыктывкар, 1998; Дроно-ва Т. Мир детства в традиционной культуре «устьцилемов». Сыктывкар, 1999. Das russische Altglaubigentum: Geschihte. Darsrtellung in der Literatur. Copengagen, 1965. Marburg an der Lahn, 1966.

Наиболее обширная историография принадлежит коми-старообрядцам. Первыми работами, в которых рассматривалось влияние старо-верия на быт и повседневную жизнь коми-зырян, являются очерки К. Жакова и П. Затем в ходе комплексных исследований этнографии народов коми в 1940-1950-х гг. Белицер сбор полевого материала производился попутно и в старообрядческих селах. По результатам экспедиций были опубликованы очерки материальной и духовной культуры народов коми, в ряде случаев отмечалась и некоторая культурная специфика отдельных старообрядческих групп, хотя их конфессиональная принадлежность и особенности религиозности не являлись предметом специального рассмотрения2. Следующими к интересующей теме обратились Л. Жеребцов и Л. Лашук, в работах разных лет ими отмечалась культурная специфика групп коми, принявших «старую веру», определялись география их расселения и субконфессиональный состав. Все их работы объединяются выводом о консервативном влиянии старообрядчества на культуру зырян и на сохранение «архаических религиозных пережитков».

Большой интерес представляют работы Ю. Гагарина, написанные на результатах сплошного конкретно-социологического исследования состояния религиозности сельского коми населения 1966 1 Жаков К. К вопросу о составе населения в восточной части Вологодской губернии. Белицер В. Сыктывкар, 1960. Сыктывкар, 1961. Задачами исследования были выявление степени сохранности религиозных представлений и их особенностей у старообрядцев. Основным выводом было заключение о скором «вымирании» старообрядчества1. Планомерные и последовательные исследования на Печоре, Вычегде и Вашке начались уже с 1980-х гг. Сыктывкарскими учеными А.

Власов, Ю. Савельев, Е. Прокураторова, Т. Канева, Т. Волкова, Т. Дронова, В. Шарапов была подготовлена серия сборников с материалами о старообрядческой книжно-рукописной традиции, формировании и функционировании отдельных общин, наставнических родов, роли книги в традиционной культуре2. Новейшие исследования среди старообрядцев коми-зырян вопросы мифологии, художественного творчества принадлежат В. Шарапову и П. Лимерову3, работавших в старообрядческих селах в 1990-х гг.

История и культура локальных старообрядческих групп среди коми-зырян стали предметом диссертационных исследований A. Чувьюрова и В. Власовой с целью выявления роли старообрядчества в формировании местных этноконфессиональных сообществ, определении их культурной специфики4. Этим авторам принадлежит и множество других опубликованных работ. Более подробцов Л. Формирование народности коми. Сыктывкар, 1973; Он же. История религии и атеизма народа коми. Сыктывкар, 1991; Старообрядческий центр на Вашке. Устная и письменная традиция Удоры: Материалы и исследования.

Сыктывкар, 2002; Староверие на северо-востоке Европейской части России. Сыктывкар, 2006. Сыктывкар, 1996; Он же. Сыктывкар, 2001. Сыктывкар, 1996. Локальные группы коми Верхней и Средней Печоры: проблемы языковой, историко-культурной и конфессиональной самоидентификации. Этноконфессиональная история тихвинских карел-старообрядцев на протяжении трех с половиной веков на основе оригинального полевого материала и выявленных архивно-документальных источников освящается в монографии и статьях О. Фишман, использовавшей феноменологический подход в исследованиях1. Научные исследования среди старообрядческих групп пермяков стали проводиться уже в 1950-х годы. Белицер, помимо упомянутых работ, были написан отдельный очерк о материальной культуре коми-зюздинцев, где отмечается их принадлежность к старообрядчеству, но внимание акцентируется на других проблемах2.

Современные научные публикации об этой группе исчисляются буквально единицами3, остальные принадлежат преимущественно дореволюционным авторам. В этой связи для моего исследования было интересно привлечение материалов о ближайших соседях зюздинских пермяков - юрлинской группе русских, подвергшейся сильному старообрядческому влиянию коллективная монография Бахматова A. Власовой 4. К культуре язьвинских пермяков обращались филологи, которые отмечали яркую специфику их диалекта, это, прежде всего, В. Лыткин в 1960-е годы, затем и современные ученые P. Баталова, 1 Фишман О. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. Этнографические тетради. Кудымкар, 2000. Юрлинский край.

Материалы и исследования. Кудымкар, 2003; Власова И. Кудымкар, 1995. Сморгунова 1. Язьвинцам посвящены многочисленные работы Г. Чагина, который на основе многолетних исследований приходит к важным выводам, что язьвинцев в силу специфичности культуры и языка можно рассматривать не как этнографическую группу пермяков, а как один из народов коми. На примере язьвинцев В. Байди-ным выявлялись общие закономерности распространения староверия л среди финно-угров. С 1972 года среди язьвинцев велась планомерная работа сотрудников археографической лаборатории МГУ, изучалась местная книжная традиция, были выявлены ее взаимосвязи с историей бегло-поповского старообрядческого согласия. Исследования нашли отражение в ряде публикаций в упомянутой выше университетской серии изданий, посвященных проблемам старообрядчества статьи Е.

Сморгуновой, В. Пушкова, И. Несколько экспедиций было организованно преподавателями и студентами Кудымкарского государственного института. Таким образом, на сегодняшний день это наиболее изученная группа финно-угорского старообрядческого населения в Урало-Поволжье. Однако далеко не все аспекты истории и культуры коми-язьвинцев освящены достаточно полно, также требуется их комплексный анализ. Старообрядчеству среди мордвы практически не посвящалось отдельных работ, хотя упоминания об этом явлении имеются в миссионерских отчетах, архивных источниках, статьях о христианизации инородцев. Некоторые сведения о сектантстве среди мордвы, и о ста 1 Лыткин В. Коми-язьвинский диалект. Ареальные исследования по восточным финно-угорским языкам коми языки. Народы Прикамья.

Очерки этнокультурного развития в Х1Х-ХХ вв. Пермь, 2002; Чагин Г. Екатеринбург, 1997. Язьвинские пермяки. Пермь, 1993; Он же. Историко-культурный остров. Пермь, 1995; Он же. На земле то было, да на язьвинской. Пермь, 1997; Он же. Коми-язьвинские пермяки - древний народ Северного Урала.

Красновишерск, 2002. Пермь, 1999. Среди других финно-угорских народов поволжского региона старообрядчество не нашло большого распространения и соответственно влияние его на их традиционную культуру было незначительным. Упоминания о старообрядцах среди удмуртов имеются в книге Ю. Ивонина, но носят лишь констатирующий характер. Несколько более подробно об этом пишет Е. Шумилов в монографии о христианстве в Удмуртии2. Старообрядческие группы среди чувашей вызывали научный интерес только в контексте общих исследований различных сектантских движений, не являясь предметом специального рассмотрения. Наиболее подробные сведения об истории распространения старове-рия среди чувашей находим у Ю. Кудряшов выделял это явление у чувашей как особый тип религиозного синкретизма, сформировавшегося в результате конвергенции то есть предварительного синтеза ряда религиозных систем на позднем этапе межконфессиональных и межэтнических взаимодействий4.

Таким образом, проблема нерусского старообрядчества в Ура-ло-Поволжье, представляющая большой теоретический интерес, рассматривалась фрагментарно, практически отсутствуют комплексные исследования, а степень изученности различных групп старообрядцев не одинакова. В этой связи представляются весьма перспективными новые исследования в этой области. Саранск, 2004.

Эту информацию предоставила пресс-служба Министерства науки и образования России.

Алексей Загребин — известный историк, этнолог, доктор исторических наук и профессор РАН, был назначен после согласования его кандидатуры с Российской академией наук. В Удмуртии Алексей Загребин известен своими исследованиями в области этнографии финно-угорских народов.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий