Новости поискового отряда "Демянск" об осенней Вахте Памяти 2021-го года. В ходе лекции слушатели узнали о фактах искажения истории Якутии, также историк выделил яркие примеры необъективной трактовки исторических событий XVII века.
Из Латвии вытравили последнего русского историка
| Истина и ложь в истории. О важнейших событиях истории Якутии в XVII веке | 20 мая на сцене МАУК «ЦД и НТ городского округа Эгвекинот» состоялась премьера спектакля «Расследование местного масштаба» по пьесе Татьяны Комылиной. |
| Историк местного масштаба 7 букв первая К | Чем отличается сегодняшняя частичная мобилизация от прошлых: историк рассказал про мобилизации 1914 и 1941 годов. |
| историк местного масштаба, 7 букв, 1 буква «К», сканворд | Открывавший его директор Института языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения РАН Игорь Жеребцов отметил, что события такого масштаба у местных историков еще не было. |
В ответе за правду: Дмитрий Мезенцев принял участие в работе форума историков
В ходе лекции слушатели узнали о фактах искажения истории Якутии, также историк выделил яркие примеры необъективной трактовки исторических событий XVII века. 23 апреля. Новости. Историк местного масштаба. Александр Николаевич Афанасьев, 1826-1871.
27 апреля 2024
- Актуальное
- Геополитика
- МемуаристЪ. Канал о Сталине - YouTube
- Новости проекта
- Новости | Момент Истины
Историк местного масштаба - фото сборник
Использование материалов в печатных изданиях согласовывается по почте welcome russiancouncil.
Книга выпущена под редакцией: к. Башелеишвили РФ ; д. Гасанова РФ ; к. Маскевич РБ.
Но для А. Шамары, очевидно, была очень важна преемственность с первыми черноморскими казаками, пришедшими на Кубань в конце XVIII в. Как видно из разобранных выше работ, краеведы-любители в подобной ситуации часто пытаются искусственно «удревнить» историю локуса, либо откровенно фальсифицируя ее, либо пытаясь придумать основания для доказательства более ранней даты. Отметим, что в случае с Троицкой станицей последний вариант был очевиден: она основана на территории военного поста русской армии и, соответственно, интерпретация этого поста как предшественника станицы добавило бы к ее истории несколько десятилетий [95].
Дюкарев пошел другим, куда более элегантным путем, не пытаясь связать станицу с типологически совершенно иным русским поселением на ее месте, однако и не разрушая локальный исторический миф: он начал свое повествование с конца XVIII в. Схожим образом А. Дюкарев пытается встроиться и в другие локальные исторические мифы, ища в них зерно действительности и показывая их связь с реальной историей. Этому способствует еще одна особенность его текста. Выше мы видели, что А. Дюкарева интересуют «судьбы конкретных людей». Возможно, именно это позволило ему плодотворно сотрудничать с А. Шамарой, при всем различии в подходах к истории: А. Шамара также считал, что «историю вершат люди», а «главное достояние станицы Троицкой — ее жители» [97].
В итоге книга А. Дюкарева, хотя и посвящена фактически истории повседневности, постоянно связывает историю станицы Троицкой со значимыми людьми. Только это не «внешние» по отношению к этой истории люди, знаменитость российского или хотя бы кубанского масштаба, а собственные локальные герои. Разумеется, о подобных локальных героях пишет и А. Скорик, однако у него им уделено не так много места, и повествование о них, как и весь нарратив, носит объективно-научный характер [98]. Дюкарев, напротив, описывает локальный миф о предках, куда более эмоциональный и образный. Так, один из дореволюционных атаманов, Н. Кравчук, описывается по устным рассказам его внука: он «был коренастым казаком, не имевшим косой сажени в плечах, зато имевшим мускулистые руки с широкими ладонями, в которых он одинаково крепко держал и эфес казачьей шашки, и чепиги крестьянского плуга» [99]. В итоге, хотя нарратив А.
Дюкарева, как и нарратив А. Скорика, неоднороден, и включает в себя как сухие научные описания и отрывки из документов, так и живые истории и воспоминания станичников, соотношение научных и популярных элементов в нем совсем иное, и популярные выражены куда более сильно. Аналогичный подход А. Дюкарев применяет и при описании наиболее сложных исторических сюжетов. Они описаны очень эмоционально, а не научно-объективно, но эту эмоциональность задают приводимые рассказы самих станичников. Вот какими словами, например, описывается красный террор в годы Гражданской войны: «Весной при установлении советской власти, как рассказывала мама, созвали сход около церкви. По спискам выкрикивали фамилии и вырывали из толпы. Яма уже была готова. Обреченных станичников тут же расстреливали.
Тогда у нее забрали ребенка и кинули его в толпу, а ее расстреляли вместе с молодым мужем-казаком» [100]. Подобный подход в определенной мере снимает ответственность за «нелицеприятные» сюжеты нарратива с историка и перекладывает их на самих жителей локуса старшего поколения. Таким образом, если А. Скорик в своем нарративе о станице Милютинской смотрит на местный исторический миф извне, с позиции историка, то А. Дюкарев оказывается внутри местного мифа, фиксируя и транслируя его, но одновременно убирая откровенно фантастичные сюжеты и сопоставляя истории жителей с реальной историей России и Кубани. Мы считаем уместным сравнить его с В. Граф: он тоже оказывается «кодификатором» локального мифа, однако, если В. Граф кодифицирует совершенно различные источники информации, включая заведомо недостоверные мифы, искусственно созданные другими краеведами, причем делает это без должной критики, то А. Дюкарев выполняет ту же самую работу куда более профессионально.
С другой стороны, если А. Скорик пытался реформировать социально-ориентированный жанр «истории поселения», то А. Дюкарев жанрово остается в рамках традиционного для авторов-любителей «историй поселений» конструирования местного мифа, но сконструировал этот миф на гораздо более профессиональном уровне, чем это было сделано в большинстве аналогичных работ. Поэтому вполне логично, что текст А. Дюкарева, созданный в соответствии с идеей влиятельного жителя станицы Троицкой, А. Шамары, уже сейчас, непосредственно после выхода, оказался востребован обычными читателями «историй поселений», местными жителями, чиновниками, библиотекарями. Сама презентация книги стала центральным элементом празднования 157-летия станицы [101]. При этом в описании данного события в прессе мы сталкиваемся со многими уже знакомыми нам элементами презентации «историй поселений» местными жителями. Например, подчеркивалось использование в книге такого априори субъективного источника информации, как воспоминания старожилов: «Спикеры рассказали, что при написании книги обращались к федеральным и краевым архивам, ну и конечно, к воспоминаниям, личным документам и фотографиям жителей» [102].
В то же время нельзя не заметить, что в новости об этом событии на сайте местной газеты подчеркивается как «семейность», так и «объективность» данной книги: «Получилась достоверная, объективная, но при этом буквально семейная книга, которая станет настольной во многих домах станицы, будет храниться бережно и передаваться из поколения в поколение» [103]. Однако насколько в действительности достоверна книга А. Как нам представляется, ответить на этот вопрос не так просто, как может показаться на первый взгляд. Хорошо известно, что личные воспоминания людей часто субъективны. Дюкарев же нередко приводит информацию, полученную из вторых-третьих рук. Так, мы видели, что дореволюционный атаман станицы Троицкой Н. Кравчук описывался по словам его внука, а для характеристики красного террора приводился рассказ некой женщины, которая даже сама его не видела, но слышала о нем от матери. Более того, сам А. Дюкарев с информантами в данном случае не разговаривал, а использовал наработки местных краеведов Ф.
Терехова и В. Голышева [104]. Однако даже там, где он лично опрашивал старожилов, вопрос о степени достоверности их информации остается фактически не поставленным. И это порождает серьезнейшую проблему. Хотя А. Дюкарев не идеализирует действительность и описывает сложные и кровавые периоды истории станицы, угрозы и опасности для ее жителей почти всегда исходят от внешних лиц или природных факторов. Ярким примером этого может служить описание им сталинских репрессий. Как видно из публикуемых А. Дюкаревым документов, в организации репрессий участвовали станичные власти [105].
Но вопрос участия местных жителей в организации репрессий исследователем вообще не ставится. Вот как, например, он описывает ситуацию с доносами: «Планомерно и неуклонно выстраивалась тоталитарная система советского государства, контролировавшая все стороны жизни человека и породившая отвратительное явление — донос» [106]. Далее приводится конкретный донос, написанный неким Пикаловым, однако ничего об авторе доноса не сообщается, и ответственность за него таким образом фактически оказывается возложена на «тоталитарную систему советского государства», а не кого-то из местных жителей [107]. Напротив, репрессируемые станичники описываются подробно, по воспоминаниям знакомых, и, разумеется, положительно: «Своей порядочностью, добротой, трудолюбием, а также высокой культурой земледелия Драгановы снискали уважение станичников, и одним из знаков этого уважения было снятие шапки при встрече» [108]. В итоге возникает без преувеличения парадоксальная ситуация: А. Дюкарев не жалеет обвинений в адрес советской власти вообще, утверждая, что она «ломала чувство собственного достоинства, выкорчевывала имевшиеся убеждения и веру в справедливость» у местных жителей — а буквально в следующем абзаце комплементарно называет поддерживающих ее станичников «активом станицы, строившим в ней новую жизнь» [109]. И так постоянно: люди, связанные с локусом, местные жители и местные власти почти никогда ни в чем не виноваты и почти всегда героизированы. Как нам представляется, подобная картина мира сама может быть частью местного мифа, оправдывающей темные стороны истории локуса: одним из вариантов преодоления исторической травмы может быть ее объяснение непреодолимыми объективными факторами, которым нельзя было противостоять, но только вытерпеть, что снимает едва ли не всю ответственность с участников событий. Исследование данной темы могло бы быть очень интересным, но А.
Дюкарев не анализирует, а просто транслирует и описания событий, и философию своих героев: «Там в семье — А. Но именно в трудностях решались проблемы разного характера. Я всегда старался особенно не бежать вперед, но и не отставать» [111] и т. Преодоление, претерпевание, борьба с трудностями, сохранение человеческого достоинства в сложных условиях: в нарративе А. Шамары жители станицы Троицкой занимаются этим с 1860 гг. Но объективна ли эта картина, или местная память убрала из нее все неблаговидные сюжеты, например, об участии самих станичников в сталинских репрессиях? Для чего, собственно говоря, были все эти трудности и жертвы, и кто в них виноват? Ответа на эти вопросы мы не получим. Окончательные выводы Мы разобрали пять попыток создания «истории поселения», из которых три предпринимались местными краеведами, и две — профессиональными учеными-историками.
Как мы видим, полным успехом не увенчалась ни одна из них, однако как раз из опыта этих попыток хорошо видна основная проблема. Румянцева правы, принципиально разводя «социально ориентированное историописание» и научно ориентированную «новую локальную историю». Большая часть «историй поселений» не просто социально ориентирована, но еще и направлена на закрепление патриотического мифа об истории локуса. При этом методика закрепления подобного мифа может быть разнообразной: одни авторы ориентированы на «создание» мифа путем фактической фальсификации событий локальной истории, другие «создают» миф путем реинтерпретации и преувеличения реальных событий, а третьи вообще ориентированы только на «кодификацию» мифа, на сбор непроверенных или в принципе не проверяемых комплиментарных сведений о локальной истории. Но, в любом случае, создаваемый в итоге нарратив, с точки зрения значительной части целевой аудитории, должен прежде всего пробуждать любовь к родному краю. Подобные читатели вообще не оценивают научный уровень исследования, зато для них принципиальны социальные последствия создания подобного мифа. В двух случаях в Аксае и в Стефанидодаре мы могли видеть, как вопрос исторической достоверности местного мифа вообще отбрасывался его потребителями как неважный: возможная сфальсифицированность музейных объектов игнорировалась из-за их востребованности, а дату основания поселения определяли его жители, без учета замечаний профессиональных историков, зато выслушав выступление своего земляка-краеведа. В подобной ситуации возможен, конечно, простой отказ от конкуренции между исторической наукой и любительским краеведением. Проблема, однако, заключается в том, что подобный отказ ведет к значительным негативным последствиям: ниша «историй поселений», востребованная местными жителями, региональными чиновниками, музеями и библиотеками, оказывается захвачена заведомо недостаточно компетентными людьми.
В результате искажается само представление читателей о том, как должна выглядеть настоящая история. Пример такого мы тоже видели: А. Скорик написал фундаментальную и востребованную учеными научно-популярную книгу о Милютинской станице, вовлекающую в научный оборот много новых архивных материалов, однако критика им местного краеведа Н. Приходько оказалась фактически не услышанной местными читателями, и труды этого краеведа, судя по текстам на сайтах районной администрации и библиотеки, по-прежнему играют большую роль в формировании локальной памяти жителей района. Следовательно, единственный способ избежать обесценивания исторической науки в глазах той части читателей, которые потребляют «истории поселений», заключается в том, чтобы предложить им более профессиональные и качественные с научной точки зрения «истории поселений», в то же время способные выиграть конкуренцию за внимание местных читателей. Однако представляется, как минимум, дискуссионным вопрос о том, как при этом должен измениться сам жанр «истории поселения». В двух разобранных нами «историях поселений», написанных профессиональными историками, трансформация жанра происходит по-разному: А. Скорик предлагает читателю научно-популярный текст, отказываясь от изучения локального мифа в пользу исторической объективности и проверяемых фактов, а А. Дюкарев, напротив, принимает этот локальный миф, и кодифицирует его в той части, которая явно не противоречит известной истории.
С нашей точки зрения, допустимы оба пути, но они не способны привести к однозначному успеху. Научно-популярный нарратив все же ориентирован на подготовленного потребителя, а местный читатель часто и плохо подготовлен к восприятию серьезного текста, и просто не заинтересован в чтении «нелицеприятной» истории о своем локусе. Соглашаясь же участвовать в создании локального мифа, профессиональный историк, напротив, рискует создать не вполне достоверный труд. С нашей точки зрения, возможен еще третий вариант работы с материалом: изучение локального мифа, но не с позиции его принятия, а с позиции аналитической, с попытками объяснить, почему именно эти мифы оказались востребованы у жителей локуса. Мы, собственно, попытались применить его в своей статье, однако и он не является оптимальным, поскольку вообще деконструирует дорогой многим жителям локальный миф. Тем не менее, можно констатировать одно: несмотря на недостаточное внимание со стороны профессиональных историков, жанр «истории поселений» востребован читателями и важен для формирования исторической памяти. Как нам представляется, необходимо изучать его, в том числе и методологически: обычно, когда мы говорим о кризисе современной исторической науки, мы упускаем из виду подобное давление на историю снизу, попытки непрофессиональных историков писать исторические труды, не относящиеся к «фольк-хистори», не противопоставляющие себя исторической науке — но, на самом деле, все равно лежащие вне ее и искажающие взгляды своих читателей на «настоящую» историю. Хочу помочь журналу [1] Кательников Е. Историческое сведение Войска Донского о Верхне-Курмоярской станице, составленное из сказаний старожилов и собственных примечаний 1818 года декабря 31 дня.
Новочеркасск, 1886. Донской историк есаул Евлампий Никифорович Кательников. Ростов-на-Дону, 2011. Лобжанидзе В. Ростов-на-Дону, 2004. Ростов-на-Дону, 2008. Аксайскому военно-историческому музею - 70 лет. Ростов-на-Дону, 2018. Год 2019-й.
Ростов-на-Дону, 2017. Сколько лет Стефанидинодару? Наш Константиновск. Ростов-на-Дону, 2012. Ростов-на-Дону, 2007. Ростов-на-Дону, 2013. Ростов-на-Дону, 1984. Все что мы говорим - ерунда для них". Интервью с А.
Интервью с К. История локуса в классической, неклассической и постнеклассической моделях исторической науки. Милютинский казачий юрт: опыт исторической реконструкции. Новочеркасск, 2015. Летопись Милютинского края: 125-летию образования Милютинского юрта посвящается. Волгодонск, 2001. Белый террор. Гражданская война в России. Трансформация взаимоотношений власти с казачеством и крестьянством в советской России 1921—1929 гг.
Краснодар, 2021.
Историки и художники объединились, чтобы показать полуостров во всей его красоте, полноте и многообразии. К 10-летию воссоединения Крыма с Россией приурочен масштабный совместный проект сотрудников архива, музейных работников и живописцев. Результатом коллективный труда, во-первых, стал сборник документов «Штурм Перекопа в зеркале исторической памяти».
Проведен IV Форум архивистов, историков и краеведов города Симферополя и Республики Крым
РИА Новости Автономия является в этом смысле проблемой для властей Молдавии, кроме того, Гуцул активно взаимодействует с молдавским оппозиционным политиком Иланом Шором, выступающим за восстановление интеграционных связей с РФ. Ru По мнению Офицерова-Бельского, любая автономия в рамках Молдавии будет мешать проевропейской правящей партии страны вести курс на интеграцию с Румынией.
Вы утверждаете, что информационные войны "союзников" против СССР начались буквально в первые дни мира. А есть ли тому свидетельства? В нем говорится о деятельности англо-американской разведки в советской зоне оккупации сразу после передачи западной части Берлина под управление союзников в июле 1945 года. Так вот расследование преступлений показало, что их организовывали именно наши союзники: "Отдельные английские и американские офицеры в провокационных целях помогают бандитам доставать красноармейское обмундирование. Из этой среды англо-американские агенты пытаются вербовать шпионов для работы в органах разведки союзников... Обещая материальное вознаграждение, он предложил "достать ему документы одного русского генерала или Героя Советского Союза". Из документов видно, кому был выгоден миф о "бесчинствах" советских военнослужащих и кто стоял за его распространением с целью дискредитации Красной Армии, в том числе выступая с громкими обвинениями в печати и по радио. А главное, какой знакомый "почерк" прослеживается, если сравнить события 1945 года с современной ситуацией... Помните Александра Твардовского?
Еще одна острая тема Второй мировой - это трофеи. На западе это называют "разнузданным мародерством". Елена Сенявская: 26 декабря 1944 года был издан приказ НКО СССР об организации приема и доставки посылок от красноармейцев, офицеров и генералов действующих фронтов в тыл страны. Следуя этому документу, полагалась только одна посылка в месяц, солдату - весом 5 кг, офицеру - 10 кг, генералу - 16 кг. При этом право отправить посылку семье предоставлялось не всем подряд, а лишь военнослужащим передовых частей, "хорошо исполняющим службу", в качестве поощрения, с письменного разрешения командования воинской части. Также командование от своего имени высылало посылки семьям раненых и погибших солдат и офицеров. И вся процедура отправки, и содержание посылки были четко регламентированы. Те вещи, которыми она укомплектовывалась, солдат не выискивал среди брошенного на дорогах барахла, не подбирал в оставленных домах и тем более не отнимал у мирного населения, как утверждают некоторые западные историки. Командование предоставляло к его услугам специальный склад, куда свозилось бесхозное имущество, признанное трофейным и выделенное в специальный "посылочный фонд", откуда и выдавались по строго установленной квоте "товары широкого потребления", а если быть точнее, первой необходимости. Отрез ткани, кусок мыла или швейные иглы, высланные в посылке на родину, были реальной помощью семьям, оставшимся без кормильца в голодной, раздетой, разоренной немецкими оккупантами стране.
Но ведь были и роскошные кабриолеты Steyr 220 или легендарные "хорьхи"?
Кроме широкой деятельности по развитию архивного дела в Хабаровском крае и Дальнем Востоке, они занимались и научными изысканиями. Так, Верой Ивановной были написаны статьи по истории Дальнего Востока и, в частности, города Хабаровска. Долма Салтыжетеповна активно участвовала в подготовке книг и сборников по истории Дальнего Востока в эпоху революционных преобразований и восстановительного периода после окончания Гражданской войны.
С этой точки зрения сама автономия является для Кишинева проблемой, поскольку мешает планам объединения с Румынией", - сказал Офицеров-Бельский. РИА Новости Автономия является в этом смысле проблемой для властей Молдавии, кроме того, Гуцул активно взаимодействует с молдавским оппозиционным политиком Иланом Шором, выступающим за восстановление интеграционных связей с РФ.
Знает все о родной сторонушке - слово из 7 букв
Если посмотреть на образ современной парижанки, то она выглядит собранно и стильно, но при этом излучает беззаботность. Хотя беззаботной их жизнь не назовешь, потому что каждая из них погружена в работу, ведет блог и собственные проекты. А помимо этого есть еще и семья с ребенком, которым тоже нужно внимание... Настало время для очередной статьи из серии «10 обычных вещей... Ну, или как минимум заслуживающими внимания. Ссылки на предыдущие статьи приведены в конце поста. И сегодня речь пойдет о Венгрии, небольшой, но при этом весьма самобытной восточноевропейской стране, которая к тому же в последние годы внезапно стала нашим главным союзником во всей Европе... Помимо таких дизайнеров, как Schiaparelli, Dior и Chanel также представили свои последние творения на подиуме. Мы показываем самые интересные моменты с подиума и звезд первого ряда. Актриса Зендея уже во второй раз демонстрирует свою стильную прическу на Неделе моды в Париже и представляет бордово-красный образ для показа Fendi.
Эффектно и вызывающе.
Подчеркнул, что в городах Алушта, Симферополь, Феодосия и некоторых других муниципальных образованиях эффективность работы Крымского республиканского отделения Российского общества историков-архивистов остается низкой. Подведены итоги работы III Форума архивистов, историков и краеведов города Симферополя и Республики Крым, по результатам которых отмечена положительная динамика в решении вопросов, вынесенных на обсуждение форума, и обозначены наиболее значимые из них: увеличение штатной численности под потребность муниципальных архивных учреждений; обеспечение создания государственного архива новейшей истории на базе Государственного архива Республики Крым по личному составу; организация системной работы по проведению мероприятий, направленных на изучение и популяризацию исторического и документального наследия; активная работа по взаимодействию с архивными учреждениями субъектов Российской Федерации и центральными государственными архивами России, путем подборки документов для проведения совместных выставок. В ходе проведения форума были заслушаны доклады сотрудников кафедры документоведения и архивоведения исторического факультета Таврической академии Крымского федерального университета им. Вернадского: доктора исторических наук, профессора Дмитрия Прохорова и кандидата исторических наук, доцента Жанны Соколовой; корреспондента газеты «Ялтинские вести», ведущей рубрики «Страницы истории», члена КРО РОИА Наталии Сырбу; начальника архивного отдела администрации г.
Во-первых, нарративы, подобные разобранным выше, создают у своих читателей совершенно ложные представления о нормальности некритического подхода к источнику информации и даже о допустимости его подлога.
Яркие примеры этого уже не у самих авторов «историй поселения», но у их поклонников мы видели выше: Ю. Трущелев, М. Джунько и Э. Сокольский фактически говорят о неважности исторической достоверности мифа об истории Аксая, созданного В. Гладченко, апеллируя к социальной востребованности этого мифа. Во-вторых, подобные нарративы ведут к своеобразному обесцениванию истории и как повествования, и как науки: событие из истории локуса оказывается возможным сконструировать на заведомо недостаточной источниковой базе, а затем «доказать» его не научными, а общественно-политическими методами.
Тут лучшим примером может служить то, что дату основания села Стефанидинодар в итоге определяли сельские депутаты, которые не учли замечаний профессионального историка А. А тенденции к субъективности и социальной ангажированности повествований о прошлом, на наш взгляд, оказываются опасны уже не столько для «истории поселений», сколько для российской исторической науки в целом. Подход исследователей-любителей внезапно выглядит очень близким к тем методологическим новациям В. Мединского, которые вызывают критику у многих профессиональных историков. Напомним, что, по мнению А. Юрганова, В.
Мединский желает «подчинить науку актуальностям современного идеологического сознания» [55]. Согласно С. Эрлиху, «Мединский сформулировал это четко: истина равна национальным интересам России» [56]. Как мы видим, идея того, что главной задачей истории является задача социальная, сводящаяся к удовлетворению запроса на привлекательные исторические мифы от жителей конкретного локуса, вовсе не навязана сверху, но очень распространена у авторов и читателей «историй поселений». В поисках выхода Изменить ситуацию потенциально может только смена концепции «истории поселений», сближение подобных нарративов с современной исторической наукой. Поэтому потенциально интересны обращения к социально ориентированной истории локуса профессиональных историков, имеющих определенный авторитет в научном сообществе.
При этом нас заведомо не интересуют тексты, которые, согласно терминологии С. Румянцевой, относятся к «новой локальной истории», т. Из изложенного выше очевидно, что серьезный запрос общества именно на тексты, помогающие рядовому читателю «в поиске локальной идентичности», действительно существует. Отметим здесь, что С. Румянцева также обращают внимание на сложный вопрос «профессионализации местной истории» [57]. Все это позволяет С.
Румянцевой в конечном счете прийти к остроумной формулировке: «Соотнесение социально ориентированного историописания и истории как строгой науки подобно поиску ответа на вопрос: кто кого поборет, слон или кит? Итак, мы можем только смириться с тем фактом, что историческая наука в чистом виде не способна выполнить тот социальный запрос, который выполняют любительские «истории поселений»: объективное историческое исследование является антиподом социально ориентированного историописания по самой своей природе. Однако из приведенных выше примеров видно, что и игнорировать жанр «истории поселений» историкам нельзя: это может привести к прочному закреплению в историческом сознании общества откровенно фантастических исторических мифов и даже к изменению отношения к истории как к науке. С другой стороны, обращаясь к социально ориентированной «истории поселения», профессиональный историк не перестает быть ученым и членом научного сообщества. Поэтому перед ним встает крайне сложная задача: как минимум, написать текст, удовлетворяющий взаимно противоположным целям — строго научному описанию истории поселения и желанию его жителей получить интересный и приятный исторический миф. При более амбициозной постановке задачи речь вообще может идти об осознанной попытке скорректировать концепцию жанра «истории поселений».
Таким образом, перед обращающимися к социально ориентированной местной истории учеными встает не только чисто практическая задача описать прошлое локуса, но и задача концептуальная: включить в пространство исторической науки жанр, по самой своей природе социально ангажированный, не разрушив его жанровую уникальность. Историк vs местный краевед В 2015 г. Скорик издал книгу «Милютинский казачий юрт: опыт исторической реконструкции» [60]. Уже с первого ее предложения ясно, что дальнейший текст никак не будет классическим научным трудом: «Легко и одновременно сложно писать о малой Родине, где все до боли знакомо и многих знаешь лично, где все так привычно и со временем не очень сильно изменяется, но, главное, куда всегда непременно хочется возвращаться вновь и вновь» [61]. Однако А. Скорик как раз совершенно осознанно попытался совместить в своей книге аспекты «научно-исследовательские» прежде всего, заключающиеся в «реконструкции истории Милютинского казачьего юрта» , «культурно-просветительские» он хотел дать читателю реконструированную информацию «с использованием занимательных и поучительных сюжетов, порой даже совершенно анекдотических случаев» и «социально-организационные» историк попытался раскрыть перед читателем «социальный опыт» и «исторические уроки» прошлого [62].
Таким образом, А. Скорик пытался написать социально ориентированную историю локуса, однако сместив акценты по сравнению с многими «историями поселений», написанными краеведами-любителями: вместо создания интересных и приятных местному жителю мифов об истории локуса А. Скорик решил научно реконструировать эту историю, но при этом социально ориентировать само повествование, сделав его популярным и поучительным. Иными словами, если в разобранных выше «историях поселений» популярным было, по существу, содержание приятный местному читателю миф , то А. Скорик решил, оставив содержание научным, сделать популярной форму популярно рассказать реальную историю локуса. Любопытна в этом отношении полемика А.
Скорика с Н. Приходько, автором краеведческой «Летописи Милютинского края» [63]. Наследие Н. Приходько, подобно творчеству В. Гладченко и В. Граф, востребовано у чиновников, библиотекарей, локальных журналистов и краеведов.
Так, 16 июля 2021 г. Традиционно для социально-ориентированной «истории поселений», в нарративе о данном мероприятии озвучивались похвалы патриотизму Н. Приходько, его любви к своей малой родине [65]. Вот только вердикт А. Скорика, как мы видели выше, отнюдь не чуждого социальной ангажированности и литературности творчества, в отношении наследия Н. Приходько безжалостен.
Историк не отрицает приоритет своего предшественника как автора первой обстоятельной истории Милютинской станицы, однако позиционирует его работу даже не как краеведческую, а как «литературно-художественное произведение», особенно подчеркивая отсутствие в ней сносок на исторические источники [66]. При этом, как отмечает А. Скорик, в работах Н. Приходько есть «целый ряд неточностей», что затрудняет их использование как источника информации [67]. И, завершая полемику, А. Скорик еще раз подчеркивает, что совершенно сознательно отказался от «историко-краеведческой подачи материала», предпочтя ему написание «научно-популярного сочинения с акцентом на историческую обоснованность» [68].
Итак, в случае с книгой А. Скорика «Милютинский казачий юрт: опыт исторической реконструкции» мы имеем дело с осознанной и опирающейся на четко выписанную теоретическую базу попыткой создать «историю поселения» для его жителей на основе не краеведческого подхода т. Румянцевой , но на основе социально ангажированного научно-популярного подхода то есть совмещения в нарративе «научно-исследовательских», «культурно-просветительских» и «социально-организационных» аспектов «с акцентом на историческую обоснованность», по терминологии самого автора. Однако насколько удачным получился результат? Если подходить с чисто научной точки зрения, то книга А. Скорика, конечно, не свободна от определенных недостатков, порожденных ее жанровой спецификой.
Их вполне признает и сам автор, заранее извиняясь, кстати, за отсутствие «строгого единства и последовательности» в своей книге и «фрагментарность» повествования [69]. Выше мы видели, что и для любительских «историй поселений» часто свойственна фрагментарность, доходящая до отсутствия четко выраженной композиции. Скорик такую композицию выстроил по хронологическому принципу, разделив свое повествование на восемь очерков: вводный, о имперском периоде, о Гражданской войне, об установлении советской власти, о кампании «за советское казачество», о Великой Отечественной войне, о послевоенном периоде и о современной станице [70]. Однако в итоге книга разрослась до огромного объема в ней 1184 страниц! Тем не менее, эти недостатки не отменяют главного. Книга А.
Скорика оказалась очень удачным научным исследованием: она востребована другими учеными и на нее ссылаются многие современные исследователи казачества, как в монографиях [72] , так и в научных статьях [73]. Скорику безусловно удалось создать «историю поселения», достойную считаться научной. Гораздо сложнее с ее социальной востребованностью. Крайне любопытно уже небольшое буквально две страницы предисловие А. Королева, главы Милютинского района, к разбираемой книге [74]. С одной стороны, сам факт подобного предисловия демонстрирует очевидное внимание властей к созданию книги об их локусе.
С другой стороны, очень показательна специфическая риторика: хотя чиновник и признает книгу А. Скорика «достойной», далее он отмечает, что в ней есть «вещи спорные, даже нелицеприятные» [75]. Как мы видим, «спорностью» для представителя местного локуса оказывается не фальсификация исторических фактов и событий, но как раз их «нелицеприятное», беспристрастное описание. А в конце предисловия А. Королев вообще впал в характерную для историков-любителей при описании своего края специфическую экзальтацию «гиперболизацию местных реалий», по П. Авакову : «Так с Богом, друзья!
Познаем неоценимую мудрость наших предков, чтобы нам самим сегодня не оплошать» [76]. Итак, логичное предложение А. Скорика социально ориентировать историю не через создание мифов о ней, а через получение из нее уроков в интерпретации профессионала само стало мифологизироваться: по мнению главы Милютинского района, читатель книги донского историка должен был искать в ней не просто уроки прошлого, но «неоценимую мудрость предков». А буквально через год после выхода книги, в 2016 г. В ответ ему были рекомендованы четыре книги Н. Приходько и книга А.
Скорика [78]. При этом рекомендации книг Н. Приходько сопровождались комплиментарными описаниями «самобытное начало краеведческого поиска, попытка осмыслить прошлое и настоящее слободы Маньково-Березовской и окрестных хуторов»; «достоверность исторических фактов, доступный язык очерков и рассказов, колорит бесхитростного сельского быта привлекли внимание вдумчивых читателей, знатоков и любителей истории родного края» [79]. В случае же с А. Скориком даже его фамилия употреблена в неверном склонении «книга профессора НПИ А. Скорик» [80].
А на сайте местной библиотеки в разделе «Краеведение» вообще до сих пор выложены данные всего одной книги за авторством Н. Приходько [81]. Зато в подразделе «Гордость нашего района» есть краткая биография Н. Приходько, в которой сказано: «Его книги внесли неоценимый вклад в историю нашего района и зародили у читателей интерес к истории родного края» [82]. Информации о А. Скорике и его книге на этом сайте мы не обнаружили поиск там не работает.
И нам остается констатировать, что попытка А. Скорика написать научно-популярную, а не краеведческую «историю поселения» увенчалась в лучшем случае частичным успехом. Он написал успешную научную книгу мы не сравнивали специально, но, судя по данным eLibrary, эта книга с 52 цитированиями на декабрь 2022 г. Это и понятно: его исследование содержит много вовлекаемой в научный оборот информации, на его страницах постоянно встречаются ссылки на архивные материалы Российского государственного военно-исторического архива, Российского государственного военного архива, Государственного архива Российской Федерации, Государственного архива Ростовской области и Центра документации новейшей истории Ростовской области. Но в глазах основных потребителей краеведческих работ, местных библиотекарей, журналистов и чиновников, книга А. Скорика в лучшем случае встала в ряд с многочисленными книгами Н.
В свою очередь, книги Н. Приходько по-прежнему воспринимаются как полноценные «истории поселения», их обсуждают на чтениях памяти самого краеведа, несмотря на их разгромную критику профессиональным историком. И, как нам кажется, это во многом связано со специфическими особенностями книги А. Скорика, которые делают эту работу интересной для относительно подготовленного читателя, но мешают воспринимать ее читателю массовому. Мы видели выше, что начало книги вполне популярно, однако далее автор начал подробно объяснять специфику своего исследования, его аспекты и свой авторский подход к проблеме «истории поселения». И в итоге введение А.
Скорика к книге получилось научным с небольшими вкраплениями авторских эмоциональных отступлений: исследователь раскрыл «актуальность темы», «хронологические рамки исследования», «территориальные рамки исследования», «исследовательскую цель», «исследовательские задачи» и т. При этом его введение, подобно всей книге, весьма монументально, и больше любой статьи В. Назаренко или Д. Зенюка в местной прессе — или его по объему можно сравнить с любым из трех разделов книги В. Граф «Наш Константиновск», включающих несколько очерков. Безусловно, в рамках представлений о научном стиле А.
Скорик пишет очень популярно и занимательно. Однако читатель, ориентирующийся на очерки указанных выше краеведов в местной прессе, едва ли будет читать развернутое введение теоретико-методологического плана. И та же самая проблема присуща всей книге: занимательные и эмоциональные части в ней перемежаются с сугубо научными. Например, после забавного сюжета о прозвищах казачьих станиц милютинцев дразнили «свинячим паспортом», после того как их станичный атаман, напившись, требовал паспорт у свиньи следует чрезвычайно подробное и детализированное описание того, как звали первых граждан Милютинской станицы и из каких станиц шло переселение в нее новых жителей [84]. В связи с этим примером, кстати, возникает и другой вопрос: насколько читателями «историй поселений», которые, как мы видели выше, обычно пишутся с позиций местного патриотизма, востребована информация об обидной дразнилке исторических жителей своего локуса? И вообще, нужна ли им местами неприглядная и почти всегда неброская история повседневности?
Приятно связывать со своим локусом С. Разина или хотя бы П. Краснова, но будет ли социально востребована даже изложенная популярным языком информация о том, что в истории станицы определенную роль сыграл генерал Н. Маслаковец, абсолютно неизвестный широкой публике [85]? И в итоге выходит, что А. Королев говорил о «спорности» книги А.
Скорика совсем не зря: на фоне основной массы панегирических «историй поселений» эта книга выглядит весьма своеобразно уже потому, что вместо красивых мифов об истории локуса предлагает правду, порой очень подробную, порой неприятную, и почти всегда менее завлекательную, чем необоснованные домыслы краеведов-любителей о почтовой станции, где останавливался А. Пушкин, груше, которую посадил сын С. Разина, или хотя бы о том, что наконец выявлена точная дата основания описываемого поселения. Подведем итог. Скорика представляет собой редкую попытку переосмыслить жанр «истории поселения», сблизив его с исторической наукой, но сохранив социальную ориентированность и популярность. Сама по себе книга в итоге получилась безусловно удачной и востребованной в научном сообществе, но общественного резонанса, рецепции реформы жанра другими авторами не произошло.
Более того, предыдущие нарративы по истории Милютинской станицы, созданные Н.
Все необходимые материалы, от ручек до бланков, были предоставлены организаторами акции. Почётными гостями стали: Заместитель руководителя Министерство иностранных дел Российской Федерации, представительства в Ростове-на-Дону, доктор политических наук — Харченко Виктор Алексеевич; Основатель Сообщество жен российских дипломатов, общественный деятель, лауреат премии «Достойные женщины Отечества», волонтер Донбасса, член ЛДПР — Нестоянова Христина Анатолевна; Член ассоциации историков Союзного Государства. Руководитель Серпуховского отделения Российского военно - исторического общества.
Историки Башкортостана обсудили общую историю с коллегами из Татарстана
На местном же уровне оппозиция трубит о популизме «. В Ростове-на-Дону местные историки высказались по поводу возрождения в стране СМЕРША. История и историки: историографический ежегодник. На местном же уровне оппозиция трубит о популизме «. История и историки: историографический ежегодник.
Новости истории и археологии
Я не против прогресса, новое жилье необходимо, город должен развиваться, но и как историк не могу не зафиксировать уходящую старину. В Ростове-на-Дону местные историки высказались по поводу возрождения в стране СМЕРША. Международный российско-белорусский молодежный научный сборник включает в себя статьи молодых историков, сосредоточенных в своих исследованиях на осмыслении актуальных направлений изучения, исторической специфики. История и историки: историографический ежегодник. Хелен и Уильям Байнум — историки науки и медицины, а также страстные садоводы — прослеживают в этой книге историю взаимодействия людей с 80 ключевыми растениями на протяжении последних 12 000 лет. История и историки: историографический ежегодник.
О масштабах репрессий
Но там есть наследие украинской бытовой коррупционной культуры, и ее искоренение — это серьезная задача, даже серьезнее денацификации. Всё, абсолютно всё делалось за взятку, не подмажешь — не поедешь. И мы же один народ, мы в принципе понимаем, про что это. Но такого уровня в Российской Федерации, я как эксперт говорю, нигде никогда не было.
Я уверен, что это время надолго для всех вас запомнится, и, уехав из Твери, вы навсегда сохраните память о времени, проведённом в этом замечательном городе. А главное, увезёте отсюда не только хорошие впечатления и знания об истории России, о её культуре, но и ту дружбу, которая, надеюсь, здесь родилась. Это — главное, ради чего проводится Молодёжная историческая школа — больше узнать о России, лучше узнать друг друга и дружить, строить вместе будущее и реализовывать интересные проекты». На фото: Руслан Гагкуев Помимо лекций по нескольким тематическим направлениям, а также культурной программы, участники Школы приняли разработали собстченные историк-просветительские проекты.
Об этом в подкасте проекта о развитии Новороссии «Будем жить» Семёна Уралова сообщил бывший первый вице-губернатор Запорожской области и замглавы Военно-гражданской администрации Запорожской области Сергей Толмачев, передает корреспондент «ПолитНавигатора».
Остальным — добро пожаловать работать. Но там есть наследие украинской бытовой коррупционной культуры, и ее искоренение — это серьезная задача, даже серьезнее денацификации. Всё, абсолютно всё делалось за взятку, не подмажешь — не поедешь.
Блогер года Илья Кошкин не только бережно сохраняет прошлое, но и щедро делится своими знаниями, своей коллекцией, своим взглядом на город и делает свой личный, но при этом значительный вклад в создание имиджа Тулы.
Накануне Нового года мы встретились с Ильей Кошкиным и узнали ряд инсайдов о его жизни. Подкаст: Подписывайтесь, чтобы первыми узнавать о важном: Другие новости Общество.
О масштабах репрессий
Урочище Сандармох обнаружили карельский историк Юрий Дмитриев и его коллеги из Петербургского «Мемориала». Последний, кстати, возглавляет местный филиал Российского военно-исторического общества. Петрозаводские коллеги ученых отнеслись к их гипотезе скептически. Ирина Такала, историк, доцент ПетрГУ: «Они пишут о тысячах [расстрелянных советских солдат] и ссылаются на новые документы, недавно рассекреченные. Я тоже видела вот эти документы, они скорее свидетельствуют о другом — о том, что не было этих тысяч и вообще массовых расстрелов». Гипотезу о невинно убитых советских военнопленных начали развивать в 2016 году. Тогда же Юрия Дмитриева взяли под стражу по первому обвинению — в изготовлении детской порнографии.
В Российском военно-историческом обществе говорят, что их экспедиция никак не связана с уголовным преследованием Дмитриева. Понимаете, мы совершенно здесь отдельно и вне этого контекста находимся. Непонятно, что там в связи с этим делом показывать.
А у меня все детство прошло в России - я ездил к бабушке в Калининскую область. Помню вот эти вот свои ощущения, запах земли, стрелянные гильзы, которые мы с пацанами находили, рассказы тогда еще молодых ветеранов войны", - вспоминает собеседник. Историк говорит, что запомнил, как обязательным атрибутом деревенских домов тогда были немецкие каски — их крепили на длинные шесты и вычищали ими выгребные ямы уличных туалетов. А позже, когда в моду входило заигрывание с нацистской символикой и эти каски надевали байкеры, Гусев искренне не понимал этот модный финт: "Господи, такой симпатичный молодой человек, а зачем-то надел на голову черпак для дерьма". Для меня главное - это люди, а люди в России замечательные. И я, насколько это будет в моих силах, буду пытаться делать все, чтобы этим людям жилось лучше. Но пока никаких конкретных планов у меня нет.
Во-первых, мне надо отдышаться. Во-вторых, подлечить жену, потому что мою любимую супругу довели практически до невроза. Она работала в школе учителем истории и культуры, у нее педагогический стаж 37 лет, она блестящий педагог, но последние годы работы в школе для нее стали жесточайший стрессом", - поясняет Игорь Гусев. Учительницу вначале мучили языковыми проверками, от которых она с успехом отбивалась, хотя в буквальном смысле зубрила язык — на то это и проверки, чтобы пытаться найти хоть какой-то изъян. А в последнее время начались проверки на лояльность, а история — самый опасный предмет. И вот это уже было выше всех сил — приходилось ежедневно слушать латышское радио, чтобы понимать, что сегодня считается лояльным, а что нет. При этом из динамиков лился сплошной негатив. Она, бедная, сутками напролет слушала радио. Я сам бы слушать этот бред не стал, но она прослушивала, и я вынужденно делал это вместе с ней. Ощутил потоки этой лютой ненависти, которые льются из латвийских СМИ.
Моя супруга была вынуждена в этом вариться, чтобы правильно отвечать на хитрые вопросы, была уже на грани нервного срыва. Этой весной я просто силовым образом уволил ее с работы, потому что она мне дорога и я ее люблю, не хочу потерять", - с содроганием вспоминает ужасы латвийских реалий Игорь Гусев. Главное, чтобы Россия нас приняла У отца Сергия, говорит собеседник, они сейчас наслаждаются покоем, тишиной, счастьем. Он заметил, что супруга уже возрождается к жизни. А дальше Гусевы будут делать ВНЖ и искать работу. Но куда Родина пошлет, куда Отечество скажет пойти, там и буду работать. В крайнем случае, буду преподавать историю в сельской школе. Может быть меня хотя бы туда возьмут как сомнительного иностранца. Правда, у меня есть российская государственная награда - медаль Пушкина. И эта скромная награда хоть как-то поднимет меня в глазах российского истеблишмента", - надеется Гусев.
Главное, подчеркивает историк, чтобы Россия приняла его семью и не отправила назад в Латвию "из-за какого-нибудь крючка в законе".
Она настолько сильна, что угрожает вопросам безопасности. Об этом в подкасте проекта о развитии Новороссии «Будем жить» Семёна Уралова сообщил бывший первый вице-губернатор Запорожской области и замглавы Военно-гражданской администрации Запорожской области Сергей Толмачев, передает корреспондент «ПолитНавигатора».
Остальным — добро пожаловать работать. Но там есть наследие украинской бытовой коррупционной культуры, и ее искоренение — это серьезная задача, даже серьезнее денацификации.
Кандидат исторических наук 1962 , профессор 1986. С 1987 г. Награжден почетным знаком «За заслуги перед городом Иваново» 2000. Его личное собрание исторической литературы поступило в фонд информационного краеведческого центра Центральной универсальной научной библиотеки.
Из Латвии вытравили последнего русского историка
| В селе Курмыш состоялась презентация книги нижегородского историка «Русский бунт, год 1918-ый» | Когда я был молодым студентом-историком после распада Советского Союза, у меня были иллюзии, что страна изменится. |
| Историк местного масштаба - сканворд 7 букв | Историк Илья Кошкин стал Блогером 2023 года по версии «Тульских новостей». |
В ответе за правду: Дмитрий Мезенцев принял участие в работе форума историков
| Знаменские юнкоры взяли интервью у известного писателя-историка (видео) | Из истории художественной жизни 1920-х годов» независимый исследователь и историк Михаил Бирюков задумал как биографию «амазонки. |
| историк местного масштаба, 7 букв, 1 буква «К», сканворд | Истопник при паровом котле. Историк регионального масштаба. |
| Обзор выступлений основных докладчиков на I Съезде историков России | В ходе лекции слушатели узнали о фактах искажения истории Якутии, также историк выделил яркие примеры необъективной трактовки исторических событий XVII века. |
«Тульские новости» назвали Блогером 2023 года историка Илью Кошкина
Популярный радиоведущий, историк и публицист Армен Гаспарян дал. Грандиозное по масштабам сражение завершилось тяжелым поражением ордынцев. Ученый пишет книгу о том, что правоверным даже обсуждать запрещено. Дамир Исхаков подробно изучил особенности древнетюркского секса и собирается выпустить Татарскую Камасутру. Как уверяет исследователь, это будет настоящая сенсация, в древних документах. Н. Л. Эрнст – филолог, историк, археолог, библиотекарь.