Однако ж чрезмерно тужить о чуть ли ни тотальном истреблении русским штыком поставленным у него на пути германском молокососе не приходится. Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на. Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год.
«Вы хотите тотальной войны?»
Роботоподобные дивизии большевизма сметут их за несколько дней. В столицах средних и малых европейских государств утешают себя той мыслью, что против большевизма надо вооружаться духовно смех в зале. Это напоминает мне о заявлениях буржуазных партий в 1932 году, которые думали, что они могут бороться и выиграть битву с коммунизмом с помощью духовного оружия. Это также было настолько глупо, что даже не надо было опровергать. Восточный большевизм - это не только теория терроризма, это ещё и практика терроризма.
Он стремится к своей цели с дьявольской основательностью, используя все ресурсы, находящиеся в его распоряжении, невзирая на благосостояние, процветание или мир народов, которых он безжалостно угнетает. Как поступят Англия и Америка, если Европа, не дай бог, падёт перед большевизмом? Станет ли Лондон убеждать большевизм остановиться у Ла-Манша? Я уже говорил, что у большевизма имеются иностранные легионы в виде компартий во всех демократических государствах.
Ни одно из этих государств не может считать себя иммунным к внутреннему большевизму. На недавних дополнительных выборах в палату общин [нижнюю палату британского парламента - прим. Это произошло в округе, который до этого считался оплотом консерваторов. За короткий срок 10 тысяч избирателей, то есть почти половина, пали добычей коммунистов.
Это доказывает, что в Англии также присутствует большевистская опасность, и она не исчезнет только потому, что её будут игнорировать. Мы не верим никаким территориальным обещаниям, который может дать Советский Союз. Большевизм установил идеологические, так же как и военные границы, которые представляют угрозу для всех государств. У мира больше нет прежнего выбора: вернуться к старой раздробленности или принять для Европы новый порядок под руководством стран Оси.
Единственный выбор на данный момент - это жить под защитой стран Оси или в большевистской Европе. Я твёрдо убеждён, что у хныкающих лондонских лордов и архиепископов нет ни малейшего намерения сопротивляться большевистской угрозе, которая возникнет в том случае, если советская армия вступит в Европу. Еврейство столь глубоко заразило англосаксонские государства - и духовно, и политически, - что у них исчезла способность видеть опасность. В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах - под личиной плутократического капитализма.
Евреи - специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-"хозяева", парализуя их волю к сопротивлению. Крики из зала: "Мы испытали это на себе! Рука псевдоцивилизованного еврейства Западной Европы пожимает руку еврейства восточных гетто через голову Германии.
Европе грозит смертельная опасность. Я не тешу себя надеждой, что мои замечания хоть как-то повлияют на общественное мнение в нейтральных и уж тем более во вражеских государствах. У меня нет такой цели и такого намерения. Я знаю, что ввиду испытываемых нами трудностей на восточном фронте завтрашняя английская пресса яростно набросится на меня с обвинением в том, что я стал подумывать о мире громкий хохот в зале.
Это не соответствует действительности. Никто в Германии больше не думает о трусливом компромиссе. Весь народ думает только о суровой войне. Однако, будучи выразителем мнения ведущей нации на континенте, я имею полное право называть опасность опасностью, если она угрожает не только нашей стране, но и всему континенту.
Мы, национал-социалисты, просто обязаны возвестить о попытке международного еврейства ввергнуть европейский континент в хаос и предупредить о том, что в большевизме еврейство имеет террористическую военную мощь, опасность которой просто нельзя переоценить. Мой третий тезис - это то, что опасность угрожает именно сейчас. Паралич западноевропейских демократий перед угрожающей им смертельной опасностью просто ужасающ. Международное еврейство делает всё, что может, чтобы усилить этот паралич.
В дни нашей борьбы за власть в Германии еврейские газеты пытались утаить опасность, пока национал-социализм не пробудил народ. Сегодня то же самое происходит в других странах. Еврейство в очередной раз предстаёт как воплощение зла, проворный демон разложения и носитель международного хаоса, разрушающего культуру. Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев.
В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Нам всё равно, что делают другие народы в отношении этой опасности. Однако то, что мы делаем для нашей собственной защиты, - это наше личное дело, и мы не потерпим возражений со стороны. Еврейство - это заразная инфекция.
И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слёзы - мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость. После этой фразы министр несколько минут не может продолжать из-за пения зрителей. Военные вызовы, с которыми Рейх сталкивается на востоке, являются центром всего.
Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию. Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой.
Слышны громкие возгласы: "Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе! Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны.
Мы больше не хотим тешить себя ложными надеждами и иллюзиями. Мы хотим смело смотреть фактам в лицо, какими бы упрямыми и грозными они ни были. История нашей партии и нашего государства доказывает, что увиденная опасность - преодолённая опасность. Тяжёлые сражения на востоке, которые нам предстоят, будут вестись под знаком этого героического сопротивления.
Для этого потребуются доселе невиданные усилия наших солдат и нашего оружия. На востоке идёт безжалостная война. Фюрер был прав, когда сказал, что по её окончанию не будет победителей и побеждённых, а будут живые и мёртвые. Немецкий народ прекрасно это знает.
Его здравые инстинкты помогали ему преодолевать ежедневное смятение перед лицом умственных и духовных трудностей. Мы знаем, что блицкриг в Польше и кампания на западе имели только малое значение для битвы на востоке. Немецкий народ борется за всё, что у него есть. Мы знаем, что немцы отстаивают всё самое святое, что у них имеется: свои семьи, своих женщин и детей, свою прекрасную и нетронутую природу, свои города и сёла, свою двухтысячелетнюю культуру - всё, ради чего действительно стоит жить.
Большевизм, разумеется, нисколько не дорожит нашим народным достоянием, и он не будет заботиться о нём, если вдруг овладеет им. Наглядный тому пример - его собственный народ. За последние 25 лет Советский Союз увеличил военный потенциал большевизма до невиданного уровня, и мы его неверно оценили. В России на службе у террористического еврейства находится 200-миллионный народ.
Еврейство цинично использовало свои методы для того, чтобы превратить невозмутимую прочность русского народа в смертельную опасность для цивилизованных народов Европы. На востоке в борьбу вовлечён весь народ. Мужчины, женщины и даже дети не только трудятся на военных заводах, но и непосредственно участвуют в войне. Армады танков, с которыми мы столкнулись на восточном фронте, являются результатом 25 лет социального бесправия и нищеты большевистского народа.
Нам нужно ответить аналогичными мерами, если мы не хотим потерпеть поражение. Я твёрдо убеждён, что нам не преодолеть большевистскую угрозу, если мы не станем использовать аналогичные но не идентичные! Немецкий народ столкнулся с самым серьёзным запросом войны, а именно с необходимостью найти в себе решимость использовать все наши ресурсы для защиты всего того, что у нас есть, и всего того, что нам понадобится в будущем. Тотальная война - это требование данной минуты.
Мы должны положить конец тому буржуазному отношению, которое мы столь часто наблюдали в этой войне: помойте мне спинку, но так, чтобы меня не намочить! Каждую фразу встречают растущие аплодисменты и одобрение. Нам угрожает гигантская опасность. И усилия, с которыми мы её встретим, должны быть столь же гигантскими.
Настало время снять лайковые перчатки и воспользоваться кулаками. Громкие возгласы одобрения. Пение с балконов и партера говорит о полном одобрении присутствующих. Мы больше не можем беспечно и не в полную силу использовать наш военный потенциал у себя дома и в той значительной части Европы, которую мы контролируем.
Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения. Ненужные хлопоты совершенно неуместны. Будущее Европы полностью зависит от нашего успеха на востоке. Мы готовы отстоять Европу.
В этой битве немецкий народ проливает свою самую ценную национальную кровь. Остальная часть Европы должна хотя бы помогать нам. И, судя по множеству серьёзных голосов, раздающихся в Европе, одни это уже осознали. Другие всё ещё чего-то ждут.
Но им на нас не повлиять. Если бы опасность угрожала только им одним, мы бы восприняли их нежелание как сущую нелепицу, не стоящую внимания. Однако опасность угрожает всем нам, и каждый из нас должен внести свою лепту. Те, кто сегодня этого не понимает, завтра будут коленопреклоненно благодарить нас за то, что мы смело и решительно взялись за дело.
Нас совершенно не беспокоит то, что наши враги за рубежом утверждают, будто наши методы ведения тотальной войны напоминают методы большевизма. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Аплодисменты, не утихающие несколько минут.
Вопрос не в том, хороши ли наши методы или плохи, а в том, насколько они успешны. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определённого класса, и тем самым подвергать опасности нашу военную экономику.
Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели. После войны наш социальный уровень жизни будет ещё выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это даёт нам огромное преимущество.
Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу. Как, между прочим, показали бесчисленные письма с тыла и фронта, с этим согласен весь немецкий народ. Все понимают, что если мы проиграем, то всё будет уничтожено. Народ и руководство намерены принять самые радикальные меры.
Широкие рабочие массы нашего народа вовсе не недовольны тем, что наше правительство слишком жёсткое. Если они чем-то и недовольны, так только тем, что оно слишком мягкое. Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное - это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное - это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу. Тотальная война стала делом всего немецкого народа.
Никто не имеет права игнорировать выдвигаемые ей требования. Мой призыв к тотальной войне от 30 января был встречен оглушительными аплодисментами. Поэтому я могу вас заверить, что меры, на которые идёт руководство, находятся в полном согласии с желаниями немецкого народа - как в тылу, так и на фронте. Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжёлой, идти на любые жертвы, если только это ведёт к великой цели - победе.
Бурные аплодисменты. Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам ещё только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости.
Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе. Богатые и бедные, люди из высших и низших слоёв общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту - хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет.
Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Ещё ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия. Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать.
Бурное согласие. Их нужно вывести из состояния покоя и комфорта. Мы не можем ждать, пока они поумнеют. Тогда уже может быть слишком поздно.
Сигнал тревоги должен прозвучать для всего народа. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые мы примем сейчас и о которых я буду говорить несколько позже в этой же речи, являются критическими для всей нашей общественной и частной жизни.
По мере его продвижения в нацистской партии тема России постепенно исчезала из его дневников. В период близости к Штрассеру он ещё рассуждал о том, что Германия и обновлённая Россия вставшая на путь "настоящего социализма" будут вместе формировать будущего "нового человека".
Но после перехода к Гитлеру он полностью приспособился к его платформе. В отличие от Геббельса, Гиммлера также пережившего до вступления в партию короткий период увлечения Россией и Розенберга прибалтийского немца, выросшего в России Гитлер к России и русским всегда относился весьма пренебрежительно и никаких симпатий никогда не испытывал. Вскоре гитлеровский взгляд стал мейнстримом в партии. Тем не менее в конце 30-х годов, в период недолгого сближения СССР и Германии, Геббельс инициировал экранизацию нескольких русских классических произведений, в частности "Крейцеровой сонаты" Толстого и "Станционного смотрителя" Пушкина. Вышедший на свободу Гитлер обнаружил, что у него уводят партию прямо из-под носа.
Чтобы раз и навсегда закрыть тему, он заявил, что никаких экспроприаций собственности не будет, а буржуазия — такая же ценная часть нации, как рабочие и крестьяне. Геббельса очень огорчило, что Гитлер назвал социализм еврейскими выдумками, но огорчение его было недолгим. Гитлер развернул активную деятельность по переманиванию на свою сторону окружения Штрассера. Геббельс был одним из самых способных людей в его окружении. На фоне фронтовиков и рабочих, составлявших значительную часть партии, доктор Геббельс своей образованностью и умом действительно выделялся на общем фоне.
Союз с Гитлером Коллаж. Этому предшествовал короткий "конфетно-букетный" этап отношений: Гитлер ухаживал за скромным провинциальным гауляйтером главой регионального отделения партии как за любимой девушкой. Он присылал за ним личный автомобиль, ужинал тет-а-тет, демонстрировал всяческие знаки расположения. Геббельс переступил через свои убеждения и присягнул Гитлеру. В благодарность он был отправлен с мандатом гауляйтера в Берлин.
Хотя шефство над столичным отделением партии придавало статус, в действительности дела в городе шли не очень хорошо. Нацисты имели прочные позиции в Мюнхене и Баварии, а вот Берлин традиционно считался красным городом из-за сильного влияния социал-демократов и коммунистов. Всё отделение тогда насчитывало несколько сотен человек, а финансовые дела были столь плачевны, что Геббельсу пришлось вкладывать свои личные средства в создание новой газеты "Атака". Новоиспечённый гауляйтер решил бороться с левыми методом "клин клином", и газета была наполнилась самым неистовым популизмом в расчёте на то, что в нём им удастся превзойти даже левых и переманить часть колеблющихся сторонников на свою сторону. Газета не являлась официальным партийным изданием, и Геббельс развлекался как хотел.
Поток оскорблений и клеветы был таким неистовым, что Йозеф практически каждый день судился и даже провёл три недели за решёткой за оскорбления в адрес заместителя шефа берлинской полиции Вайса который был излюбленной мишенью для нападок Геббельса, поскольку являлся одновременно и евреем, и левым. Однако тактика Геббельса не принесла успеха. На выборах 1928 года результат партии в Берлине был почти вдвое ниже, чем по стране. В Берлине нацисты не получили и полутора процентов голосов. Тем не менее Гитлер верил в Геббельса и рассматривал его как потенциального сменщика своего конкурента Штрассера, который пока ещё возглавлял партийную пропаганду.
Теперь между Геббельсом и Штрассером развернулось соперничество по линии пропаганды. Последний раскритиковал своего недавнего помощника за провал выборов в Берлине и развернул в столице свою газету, популяризовавшую его левые взгляды. Теперь уже Геббельс жаловался Гитлеру, что красный Штрассер в красном Берлине работает на раскол и подрывает те успехи, которых удалось добиться тяжким трудом. В конце концов вождь партии принял решение отстранить "вольнодумца" Штрассера и назначить новым главой партийной пропаганды лояльного Геббельса. Это произошло на фоне начавшегося экономического кризиса.
Великая депрессия задела и Германию. Экономические невзгоды совпали с политическим кризисом, который привёл к новым выборам в рейхстаг. Предвыборную кампанию вёл Геббельс, его хлёсткие и простые популистские лозунги отлично работали в условиях начавшейся повальной безработицы. Конечно, значительную роль в этом успехе сыграл финансовый кризис, но Гитлер твёрдо уверовал в счастливую звезду нового шефа пропаганды и больше в нём не сомневался. У власти Коллаж.
Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Нам все равно, что делают другие народы в отношении этой опасности. Однако то, что мы делаем для нашей собственной защиты, — это наше личное дело, и мы не потерпим возражений со стороны. Еврейство — это заразная инфекция.
И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слезы — мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость». После этой фразы рейхсминистр несколько минут не может продолжать из-за вдохновенного пения зрителей. На аудиозаписи отчетливо слышно, как разъяренный Геббельс обещает противостоять еврейству «радикальным истребл... На середине слова «аусротен» истребить, уничтожить Геббельс спохватился и на ходу заменил его на похожее слово — «аусшальтен» нейтрализовать, устранить.
Ни в рукописном черновике, ни в брошюре-стенограмме речи, выпущенной после ее произнесения, слова «аусротен» нет. Факт, что Геббельс осекся на полуслове, говорит сам за себя: физически уничтожая евреев как народ на Ванзейской конференции 20 января 1942 года речь шла об уничтожении 11 млн европейских евреев , нацисты предпочитали использовать эвфемизмы «эвакуация евреев на восток», «нейтрализация», «окончательное решение еврейского вопроса». На грандиозном митинге 18 февраля 1943 года в берлинском Дворце спорта Геббельс объявил тотальную войну. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности.
Аплодисменты, не утихающие несколько минут. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определенного класса, тем самым подвергать опасности нашу военную экономику. Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно.
Это не самоцель, а средство к цели. После войны наш социальный уровень жизни будет еще выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это дает нам огромное преимущество. Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу… Тотальная война стала делом всего немецкого народа… Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжелой, идти на любые жертвы, если только это ведет к великой цели — победе. Бурные аплодисменты.
Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Мы не можем мириться с той ситуацией, при которой бремя войны несет бОльшая часть народа, в то время как его малая, пассивная часть пытается уклониться от бремени и ответственности. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам еще только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе.
Богатые и бедные, люди из высших и низших слоев общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту — хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет. Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Еще ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия.
Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать. Бурное согласие. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране... Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны.
Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, еще оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод — они относятся к своим обязанностям несерьезно. Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны.
Здесь были ветераны, рабочие с военных заводов, партийные и государственные служащие, представители интеллигенции, делегаты от женщин и молодёжи. Министр начал с того, что не время выяснять, как так вышло, что ситуация сложилась настолько критической — с этим он предлагал разобраться после.
Пока же гитлеровская Германия, по словам оратора, была единственной защитой Европы от большевистской угрозы с Востока. Затем последовали три основополагающих тезиса речи. Во-первых, согласно Геббельсу, нападение на Советский Союз было превентивным, совершённым «за две минуты до полуночи» до планировавшегося сталинского наступления. Целью большевизма якобы была «мировая еврейская революция», которая бы установила «интернациональную большевистско-капиталистическую sic! Во-вторых, гауляйтер заявил, будто только нацистская Германия способна справиться с большевистской угрозой. В подтверждение этого Геббельс Берлин, Берлинский край!
Правду о Холокосте нацисты пытались скрывать и от собственного народа в тылу.
Wollt Ihr den totalen Krieg?
Гитлер поведал молодому Геббельсу, что нужно провести тщательную настройку огромного пропагандистского рояля и заставить слышать людей музыку войны. На протяжении 109 минут Геббельс рассказывал о том. Йозеф Геббельс Враги Речь Вы хотите тотальной войны на немецком. Доктор Геббельс Тотальная война У фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война, и если он относится к своей работе ТАК ответственно, то мы, простые люди, тем более не можем поступать иначе. Do you want total war? English translation at «Тотальная война», которая, возможно, должна была стать чем-то вроде «тихого государственного переворота», впрочем, довольно громкого, не привела Йозефа Геббельса к статусу второго человека в Третьем рейхе.
Стенограмма
- Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха
- Тень Геббельса. Что такое «тотальная война»? | Аргументы и Факты
- Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
- Главная речь министра пропаганды
- Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
Как Геббельс заново изобрёл искусство пропаганды и заставил немцев хотеть войны
Если потребуется, хотите ли вы более тотальную и радикальную войну, чем мы ее можем сегодня представить? Впервые в Германии эту идею во время Первой мировой войны озвучил Эрих Людендорф Erich Ludendorff , который с 1916 по 1918 год в должности генерал-квартирмейстера верховного командования армией был действительно весьма влиятельным человеком в империи. Под этим термином он подразумевал мобилизацию последних резервов. Его изданная в 1935 году под этим же названием книга, напротив, привлекла уже меньше внимания: Людендорф был уже давно исключен из властных кругов как отступник. Но Геббельс осознал силу влияния термина и наполнил его дополнительным содержанием. По его представлениям, НСДАП в «тотальной войне» должна была мобилизовать все еще имеющиеся ресурсы; между родиной и фронтом больше не делалось различий. Каждый мужчина, которого можно было каким-либо образом заменить на родине, должен был быть послан на фронт, экономика должна была быть еще сильнее переориентирована на производство вооружения и, наконец, новым усилением пропаганды следовало побороть пораженческие настроения, а при необходимости жестко их подавить. Полная мобилизация общества обеспечила бы новое значение для НСДАП, которая с 1933 года на государственном уровне все сильнее теряла свое влияние на вермахт, органы государственного управления и СС.
Она одна обладает «необходимой инициативой и даром импровизации» для того, чтобы полностью использовать последний резерв сил немецкого народа. Главный лозунг пропаганды, доминировавшей с этих пор в Третьем рейхе, висел в дворце спорта над трибуной Геббельса: «Тотальная война — самая короткая война». Но сработало ли послание пропаганды? Фетшер в этом сомневался, приводя хорошие аргументы: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии». На самом деле показатели, например, оборонной промышленности не указывают на то, что 18 февраля 1943 года был существенным поворотным моментом.
Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне. Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ». И, конечно же, это подпитывало гнев в толпе. А когда пришли вопросы и раздались крики, контроль был потерян ». Все это кричали.
В конце Первой мировой войны Людендорф совместно с генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом составлял дуумвират — военную диктатуру, которая де-факто правила Германией. В Веймарской республике Людендорф считался автором "легенды об ударе ножом в спину", объяснявшей поражение Германии в Первой мировой "предательством социал-демократов и евреев". В 1935 году в Мюнхене вышла в свет книга Людендорфа "Тотальная война", в которой престарелый генерал пришел к выводу, что к началу XX века война из "сражения армий" перешла в "сражение наций" — тотальную войну. Для победы в ней необходимо, с одной стороны, мобилизовать все материальные и человеческие ресурсы собственной нации, а с другой — подорвать дух противника, заставив население противоборствующей страны требовать от своих властей прекращения военного конфликта. Ими, увы, уже традиционно стали США и Украина, которые 12 ноября проголосовали против принятия Генеральной Ассамблеей ООН российской резолюции о борьбе с героизацией нацизма и неонацизмом Заслуженный генерал Людендорф относился к Адольфу Гитлеру без особого почтения, хотя в начале 20-х был близок к нему, стал одним из организаторов "пивного путча" 1923 года попав после него в тюрьму Гитлер написал свой "Mein Kampf" , а в 1924 году даже стал депутатом рейхстага от НСДАП. Побыв депутатом он, однако, в политике разочаровался, в 1928-м вышел из партии, а в 1935-м отказался принять от фюрера звание генерал-фельдмаршала и был отодвинут от властных кругов. Однако идея генерала была использована нацистами — правда, не сразу. В феврале 1943 года нацистская верхушка убедилась, что после разгрома армий Роммеля при Эль-Аламейне и Паулюса в Сталинграде искусственно поддерживать относительно сытную жизнь немцев в тылу за счёт разграбления завоёванных стран и подконтрольных территорий , равно как и скрывать от немецкого народа растущие потери и поражения на фронтах, стало невозможно. Перед Третьим рейхом замаячила перспектива поражения. Чтобы попытаться переломить ход войны в свою пользу, нацистское руководство вынуждено было резко ужесточить внутреннюю политику и перейти к мобилизационной экономике. Следовало срочно подготовить страну к "новой реальности", в которой немцам придётся гибнуть от сокрушительных ударов советских войск и налетов англо-американских "летающих крепостей", но продолжать усиленно работать в тылу и стойко сражаться на фронтах. При этом надо было отвести народное недовольство от гитлеровского режима. Так родилась пропагандистская идея использовать последний резерв — объявить тотальную войну. Конечно, по логике нацистов, объявлять её должен был сам фюрер Третьего Рейха. Но на такой риск Адольф Гитлер идти не хотел. Он решил лично выступить с публичной речью лишь после того, как настанет переломный момент на Восточном фронте. Поднять боевой дух нации было поручено Йозефу Гёббельсу. Гёббельс, воспользовавшись термином Людендорфа, наполнил понятие "тотальная война" дополнительным содержанием. По его представлениям, НСДАП в тотальной войне должна была мобилизовать все ресурсы Германии и оккупированных территорий. Рейх превращался в военный лагерь.
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне в Берлине, 1943 год. Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Нацистский режим находится под давлением. Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне. Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ».
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне 1943 год — Видео
Министр начал с того, что не время выяснять, как так вышло, что ситуация сложилась настолько критической — с этим он предлагал разобраться после. Пока же гитлеровская Германия, по словам оратора, была единственной защитой Европы от большевистской угрозы с Востока. Затем последовали три основополагающих тезиса речи. Во-первых, согласно Геббельсу, нападение на Советский Союз было превентивным, совершённым «за две минуты до полуночи» до планировавшегося сталинского наступления. Целью большевизма якобы была «мировая еврейская революция», которая бы установила «интернациональную большевистско-капиталистическую sic! Во-вторых, гауляйтер заявил, будто только нацистская Германия способна справиться с большевистской угрозой. В подтверждение этого Геббельс Берлин, Берлинский край! Правду о Холокосте нацисты пытались скрывать и от собственного народа в тылу. Наконец, третий тезис был самым важным.
Помимо Йозефа в семье было ещё пять братьев и сестёр. Отец работал бухгалтером и, учитывая количество детей, жила семья небогато. К слову, мать Геббельса была этнической голландкой. Геббельс с рождения отличался очень слабым здоровьем и почти всё детство проболел. Наиболее серьёзные последствия для него имел остеомиелит, который он перенёс в четырёхлетнем возрасте. Болезнь привела к деформации кости, и больная нога росла хуже здоровой. В итоге одна нога была у него на 10 сантиметров короче другой и он прихрамывал при ходьбе, даже когда носил специальную обувь. Вдобавок ко всему молодой человек был невысокого роста и весьма хилого телосложения. Разумеется, в армию его не призвали. Из-за физических недостатков он практически не имел друзей и всё время проводил за чтением книг. Хотя физически он был слаб, учился он очень хорошо. Родители надеялись, что он станет священником. Однако сам Йозеф мечтал о писательской карьере. Окончив университет изучал филологию и историю , он защитил докторскую диссертацию, что в будущем сделало его самым образованным человеком в нацистской верхушке. В то время Геббельс писал пьесы и стихи, а также работал над романом, который, как он надеялся, прославит его. Он недолго проработал банковским клерком эта работа настолько диссонировала с его литературными мечтами, что он даже начал задумываться о самоубийстве , затем пытался устроиться журналистом. Но тут 26-летнего Геббельса ждала неудача, которая во многом перевернула его жизнь. Его никуда не брали, роман начинающего писателя также не оценили, и Геббельс впал в депрессию и начал заливать тоску алкоголем. Социалист, влюблённый в Россию Коллаж. Как раз тогда в Мюнхене произошёл пивной путч. Суд над Гитлером и его соратниками вызвал большой интерес у прессы. Геббельс всегда много читал, в том числе и газеты, из которых и узнал о харизматичном лидере небольшой, но дерзкой партии. Один из приятелей Геббельса в то время был активистом партии, и он попросил взять его с собой. Гитлер в то время находился в заключении, поэтому руководство остатками партии взял на себя Грегор Штрассер. Он предложил Геббельсу написать несколько статей в партийную газет,у и ему понравился стиль молодого и образованного активиста. Штрассер почти сразу доверил ему пост главного редактора газеты, а затем и должность своего секретаря. Сам Штрассер позднее превратился в лидера левого крыла партии. Он всегда считал, что в словах "национал-социалистическая партия" социалистическая должна стоять выше национальной. Геббельс находился под сильным влиянием своего патрона и даже называл себя какое-то время национал-большевиком. Он вырос в небогатой семье и симпатизировал левой идее. И даже в будущем, когда Геббельс уже порвал со Штрассером и ушёл к Гитлеру, когда он уже нещадно обличал большевиков и социал-демократов, этот "социалистический атавизм" всё ещё сохранялся у него. Геббельс до последних дней считал себя социалистом. По его мнению, в рейхе был истинный, настоящий социализм, а социал-демократия и большевизм — лишь его извращения. Штрассер выступал за установление нового антикапиталистического порядка в Европе и видел СССР потенциальным союзником. Геббельс придерживался похожих взглядов. Будучи начитанным молодым человеком, он очень хорошо знал русскую классическую литературу, а Достоевский вообще был одним из его любимых писателей практически каждого писателя он сравнивал с "великим русским", называл его своим пророком, ангелом, учителем, братом, другом, фюрером и советчиком, а все его романы перечитал бессчётное число раз , даже его докторская диссертация начиналась цитатой из "Бесов". В ту пору молодой Геббельс, ещё не познавший идей Гитлера, восхищался русскими: "Благословен народ, который был способен его подразумевается Достоевский.
Геббельс помогал созданию мифа о нацистской «эре борьбы» в течение десяти последних лет этого периода в немецкой истории. Толпа была бесконечно впечатлительна, «как женщина», размышлял ле Бон, и «оратор, который желает растрогать толпу, должен использовать, в случае необходимости, заведомо неправильные утверждения, как бы оскорбительно они не звучали». Ле Бон блестяще анализировал консерватизм толпы, ее боязнь перемен. Вырванные из привычного уклада жизни, дезориентированные массы немецкого народа были воском в руках Геббельса. Толпу легче всего завоевать путем апелляции к ее коллективному идеализму. Ле Бон утверждал: «Личные интересы весьма редко выступают в роли побудительных мотивов, если речь идет о толпе, в то время как в случае с отдельно взятым индивидуумом этот мотив - решающий». Геббельсу все это было хорошо известно, но он обладал качеством, которое отвергало национал-социализм, во всяком случае, теоретически - критический ум. Это сделало из него мастера в манипулировании толпами, поскольку толпа, в соответствии с утверждениями ле Бона, демонстрирует «абсолютное отсутствие критического духа». В этом смысле ораторские навыки Геббельса разнились по своему эффекту от речей Адольфа Гитлера. Гитлер оставлял аудиторию в состоянии неистовства, но если читать его речи, то можно убедиться в справедливости ле Бона: «Иногда поражаешься, насколько же бывают убоги речи, если их читаешь, и насколько колоссальным воздействием обладают они в тех случаях, если их слушают». Многие речи Геббельса, в противовес этому утверждению, вполне могут восприниматься и в том случае, если их читаешь, поскольку обладают определенным интеллектуальным содержанием. Ле Бон говорил, что «... Кто питает их иллюзиями, тот и будет их хозяином, а тот, кто пытается эти иллюзии развеять, всегда становится их жертвой». Радикализм ле Бона апеллировал к Геббельсу, и тот соглашался с радикализмом этого француза, утверждавшего, что «каждая раса несет в своей ментальной конституции закон своей судьбы... По ле Бону: «Не вследствие разума, а часто вопреки ему создаются такие чувства, которые являются побудительными мотивами всей цивилизации - чувство чести, готовность к самопожертвованию, религиозная вера, патриотизм и любовь к славе». Самым замечательным в трактатах ле Бона были его исследования мастеров управления толпой. Иногда даже кажется, что некоторые из описаний просто предназначены для Адольфа Гитлера: «Лидер часто начинал с того, что сам был ведомым. Ему и самому случалось быть загипнотизированным какой-либо идеей, апостолом которой он стал». Лидеры «рекрутируются исключительно из рядов тех болезненно нервозных, экзальтированных, наполовину душевнобольных личностей, балансирующих на грани психической нормальности... Презрение и гонение не задевают их, ибо служат для того, чтобы оказаться дополнительным стимулом для них... А наделить такого человека верой, значит сделать его в десятки раз сильнее». Когда Геббельс читал ле Бона, он видел перед собой Адольфа Гитлера, того Гитлера, который любил утверждать: «Тот, кто имеет веру в свое сердце, обладает самой большой силой в мире». И вера Геббельса в Гитлера подтвердилась после 1926 года, и он привил эту веру германскому народу. Он стал провозвестником избавления и в процессе обожествления Гитлера постоянно превозносил его «человеческие» качества. Как он научился у ле Бона: «Боги и люди, кто сохранил престиж, никогда не терпели дискуссий от толпы, чтобы она их обожала, они должны быть дистанцированы». В 1928 году гауляйтер Йозеф Геббельс произнес речь с претензионным названием «Знания и пропаганда». Геббельс начал со вступления, пояснявшего, что цель пропаганды - политический успех, а не интеллектуальные глубины. Роль пропаганды состояла в том, чтобы суметь выразить словесно то, что аудитория чувствует в своих сердцах. Пропагандист должен ощущать всеобщность идеи национал-социализма в каждом аспекте своего осознания ее. Его сокровенным желанием должно стать умение донести эту идею до слушателей. Партийная организация необходима для обеспечения победы идеи. Геббельс заявил, что в 1913 году радикалисты имели лучшую идею, но победу одержали марксисты, ибо были лучше организованы. Геббельс не сомневался, что обладание властью давало партии или идее право эту власть использовать. При помощи пресловутой «иезуитской», или «французской», или «латинской» логики, которую так часто вменяли ему в вину его недруги, Геббельс высмеивал марксистов за то, что они эту силу не использовали, и атаковал своих обвинителей в берлинской полиции не за то, что те ему досаждали, а за то, что при этом называли себя демократами! Он рассматривал пропаганду как искусство прагматики, средство к достижению цели, борьбу за еще большую власть, за власть над миром. Поскольку и методы, и ситуация меняются, пропагандист обязан быть писателем и организатором, и оратором. Он должен уметь обращаться к «широким массам образованных людей» так же, как и к «маленькому человеку». Пропаганда тоталитарной партии несет в себе евангелистическую миссию: «Никто не желает погибать во имя восьмичасового рабочего дня. Но кто-то может умереть за то, чтобы Германия принадлежала своему народу». Идеализм и прагматизм были ключевыми моментами геббельсовской концепции пропаганды в период существования Веймарской республики. И солидная доза цинизма в придачу: «Пока наша пропаганда не ведет к запрету со стороны еврейского полицай-президиума, она неправильна, поскольку неопасна. Это постановление о роспуске лучшее доказательство тому, что мы представляем опасность». Геббельс пользовался фразами Гитлера об устном слове как ключе к революционным движениям прошлого. Составляя список революционеров-пропагандистов, Геббельс поднимал некоторые имена, вычитанные им у ле Бона, и, кроме того, добавлял в него кое-что и от себя: Христос, Мохаммед, Будда, Заратустра, Робеспьер, Дантон, Муссолини, Ленин, Наполеон, Цезарь, Александр. Все перечисленные сочетали в себе огромные способности ораторов с революционными идеями и блестящим организаторским талантом. Геббельс, вероятно, мог считаться и организатором, и оратором, но ведь саму идею создал Гитлер. Как позже писал Альберт Кребс, человек, знавший Геббельса в период Веймара: «Геббельс обладал неимоверно острым чутьем на те силы и, в той же мере, громадные способности обращаться к ним, причем в полной мере сознавая в себе их наличие и умел приводить их в движение посредством слов. Но так как он, по моему мнению, сильно страдал от недостатка элементарных жизненных сил, то не был в состоянии определить цели и задачи для себя. Напротив, он сам нуждался в силах других для того, чтобы быть самим собой». Йозеф Геббельс открыто хвастался уничтожением евреев в Европе в период второй мировой войны. Он был именно тем человеком, на котором лежала ответственность за «хрустальную ночь» - погромы ноября 1938 года. И Гитлер, и Геббельс с вожделением взирали на то, что происходило на берлинских улицах, где третировали евреев. И все же Геббельс был самым «евреем» из всех нацистских лидеров, если пользоваться терминологией и методикой определения еврейской крови, принятой национал-социалистами. Физически он был ущербен. Инвалид, он обладал острым, язвительно-насмешливым умом, мастер по части плетения интриг и заговоров: «левантиец»-рационалист Розенберг. Один из подчиненных Геббельса писал: «Можно заметить, что критицизм составляет основу его натуры». Геббельс общался и обращался в среде еврейских издателей в Берлине, и, по крайней мере, с одним евреем они были однокашниками в Гейдельберге. Однажды он чуть было не женился на девушке, которая наполовину была еврейкой. Он был единственным из нацистских лидеров, который постоянно ввертывал еврейские словечки. В своих частных беседах он наполовину цитировал избранные места из своих спичей, источавших антисемитизм. Он был способен при разносе своих подчиненных сказать, что даже евреи лучше бы справились с тем или иным делом, если бы он только мог заменить их евреями. В качестве типичного примера беспредельной еврейской наглости он приводил большевизм и высмеивал гоя, который считал, что его еврей был человеком достойным, даже если остальные евреи могли быть плохими. Полушутя-полусерьезно Геббельс часто употреблял словечки из идиш или иврита. Он заявлял, что зять Черчилля был одним из «пархатых». Нет свидетельств тому, что Пауль Йозеф Геббельс вырос в доме, где царил антисемитизм. Будучи студентом после первой мировой войны, он жил в антисемитском окружении, где он, без сомнения, мог слышать или может даже прочесть «Протоколы сыновей Сиона» 86 и наблюдать ту волну антисемитизма, которая прокатилась по Германии в 1918-20 годах. К 1927 году травля и ненависть к евреям стали, казалось, главным делом его жизни. Что же произошло за предыдущие годы? Геббельс повстречался с Гитлером и подделался под него, переняв и заострив его антисемитизм. Эта антисемитская жилка всегда проявлялась сильнее в мюнхенской партии, нежели в северо-германском крыле Штрассера, и когда Геббельс перебежал к Гитлеру, он решил компенсировать свои прежние антигитлеровские выпады, целиком отдавшись величайшей одержимости Гитлера - борьбе против еврейства. Несколькими годами позже он даже дошел до того, что на каждом углу кричал, что мать Штрассера была еврейкой. Геббельс никогда не забывал унижения, которые ему доставила «еврейская пресса» Берлина, города с относительно большим еврейским населением среднего класса, но где хватало и бедняков-евреев, эмигрантов последних лет с Востока. Знаменательно то, что Геббельс не очень-то останавливался в своих нападках на этих «чужаках», а скорее на преуспевающей германско-еврейской буржуазии. Он ненавидел еврейскую буржуазию, потому что она олицетворяла либеральные буржуазные ценности, и их «еврейскую прессу», которая отринула его литературные и журналистские опыты. Что касалось психического склада, Геббельс вряд ли представлял собою «арийца». Более того, его интеллект наводил на разные мысли в партии, для которой отсутствие докторов философии во всяком случае, в 1928 году являлось нормальным явлением, и его аналитический склад ума характеризовался как «иезуитский», или «еврейский», или «картезианский». Геббельс - маленький человечек с большой головой, спроецировал все эти упомянутые качества на евреев и, тем самым, садистски очистился от всех этих нечистот. Он высмеивал евреев, обладавших чувством юмора, которые могли напоминать еврейского комедианта на сцене, осыпающего публику непристойными остротами. За таким оскорбительным юмором обычно спасается идеалист, человек, который от раздражения высмеивает мир и его тупость, потому что мир не дорос до его прекрасных идеалов... Во многих отношениях Геббельс представлял собой эмоционально незрелое существо. Норман Кон сказал следующее о таком типе людей: «Беда состоит в том, что многие люди, которые так и не перестали быть маленькими мальчиками, в своей эмоциональной жизни продолжают усматривать... Он распространен среди тех, кто ищет то, что уже имеет, кто не желает становиться чем-то или кем-то другим, нежели уже стал. Это феномен среднего класса, по своей натуре он носит урбанистический характер, относится к тому монументальному типу, который видит события скорее как результат мелких интрижек, нежели как продукт коллективных социальных изменений. И все же удивляешься тому, что Геббельс действительно видел в евреях монстров, рассматривал их как чудовища. Его цинизм и желание доказать Адольфу Гитлеру свою любовь к нему играли в его формировании как ненавистника евреев гораздо большую роль, чем его недозрелая эмоциональная раскраска. Желание Геббельса поверить во что бы то ни было являлось продолжением его ранних фантазий и идей и посему было «подростковым», но его желание «кусать» евреев было и политическим оппортунизмом, и доказательством любви к фюреру, который полностью состоял из убийственной ненависти. Геббельс ненавидел евреев как «рационалистов», потому что, будучи демагогом и агитатором, он бойко торганул своей собственной рассудительностью. Геббельс не «боялся рассуждений», но еще студентом и журналистом его отвергли, и он решил прекратить все и всякие интеллектуальные искания и отказался от любой терпимости, даже в самом скромном смысле этого слова, терпимости, которая могла еще существовать до 1919 года. В его собственной жизни, где так много было предоставлено случайностям, вроде несчастья, вызвавшего деформацию его ноги, Геббельс был склонен видеть поворот судьбы, равнозначный мерзкой неотвратимости того, что евреи причинили страдания Германии, 88 и смертоносная бацилла может быть изничтожена лишь радикальными средствами. Глядя на свою искалеченную ногу, он видел вместо нее евреев, и периодические взрывы нигилизма у Геббельса, его ненависть к жизни являли собой отражение перекореженной личной судьбы. В то же время, ненависть Геббельса к евреям тщательно выверялась. В подражании Гитлеру переделалась и роль евреев в его личной судьбе и судьбе Германии и Европы. Годы практики антисемитизма привели к возникновению Геббельса, для которого антисемитизм был своего рода экзистенциальной сущностью. Но Геббельс как был, так и остался человеком с бдительным, расчетливым, приспособленческим умом. И если его что-то устраивало в том или ином случае, он мог возвысить до небес какого-нибудь зарубежного корреспондента или раздобыть разрешение на выезд из страны для какой-нибудь еврейки. Они включали злобную сатиру, концентрацию на отдельных личностях, выбранных в качестве символа еврейства, обвинение евреев во всем плохом, неправильном, что имело место в Германии. Объектом особой ненависти Геббельса был Бернгард Вайс, полицай-президент Большого Берлина, немецкий патриот и весьма компетентный криминалист, которого «малютка-доктор» выставил в роли еврея «Исидора», полную самомнения, смешную фигурку, которая должна была служить для защиты сомнительных дельцов-евреев от наказания и всячески досаждавшая националистически настроенным нацистам. Циник-Геббельс, вспоминая об этой кампании годы спустя, со всей серьезностью признавал, что выбрал именно Вайса в качестве объекта для своих нападок просто потому, что над ним не составляло труда поиздеваться. Таков был ответ Геббельса тем, кто вопрошал в недоумении: «Почему вы выбрали именно Вайса, он порядочный малый и воевал в первую мировую? Он превратил Вайса в Зайца, поселил его в Китае и поместил его портрет в виде создания, которое приходило в ярость оттого, что его называли Зайцем, поскольку оно изменило имя, стало зваться Викиучу и отрастило себе китайскую косицу. Но люди, когда встречают Фридолина Макса на улице, говорят ему: «Ты выглядишь так, как некто, кого зовут Макс. Что же мне теперь делать, если твой отец не позаботился о том, чтобы дать тебе подходящее имя». И продолжают: «Почему полицай-президент Берлина, доктор Бернгард Вайс потащил нас в суд только за то, что мы назвали его Исидор? Он думает, что это имя ему не подходит? Потому что Исидор выдает в нем еврея? А что, разве быть евреем - заразно? Когда Вайс обратился в суд с жалобой на то, что нацисты обзывают его евреем, Геббельс ответил на это, что сам он бы очень гордился тем, что его величают немцем, если кому-то пришло бы в голову «обвинить» его в этом. Геббельс заявлял в 1929 году следующее: «Евреи обладают определенной стойкостью по отношению к всякого рода словесным оскорблениям: подонок, паразит, жулик, обманщик, мошенник - с него, как с гуся вода. Но назовите его евреем, и вы с изумлением заметите, что задели его за обнаженный нерв. Тогда еврей сморщивается и становится маленьким-маленьким: вот меня и раскрыли». Поэтому-то они и превратили нацистов в лгунов, провокаторов и террористов. Он перекладывал на евреев свои навыки политических игр, клеймо умного цинизма. В конце концов, он пришел к тому, что сам поверил в этот вздор, который был продуктом его собственного приспособленчества и личного несчастья. Цитируя Муссолини вне контекста , Геббельс заявлял, что борьба против евреев - мера социальной гигиены, борьба с инфекцией. Геббельс также навесил на евреев ярлык социальных паразитов и воров. Он с яростью набрасывался на любое финансовое злоупотребление, имевшее место в Веймарской республике и тотчас же приписывал его евреям: Кутискеру, Бармату, Шлезингеру, Скляреку. В 1931 году он заявлял о том, что евреи занимали господствующее положение в прусском правительстве Брауна-Северинга, указуя на аферистов Склярека и Гельфанда. Не было такой связи, которая показалась бы ему незначительной, не было такого обвинения, которое он счел бы слишком сумасбродным, потому что Геббельс пользовался своей собственной, искаженной системой ценностей. В 1932 году, нападая на «Берлинер Тагеблатт», он зловеще провозгласил нечто, чему было суждено повториться после 1940 года: «Евреи повинны во всем! Во всем! Йозеф Геббельс: идеолог тотальной войны После 1933 года Йозеф Геббельс отомстил за себя евреям. Временами даже вульгарно-порнографическое издание «Дер Штюрмер» не могло превзойти «малютку-доктора» в ненависти к ним. Именно министру пропаганды принадлежат слова, сказанные им на партийном съезде в Нюрнберге в 1937 году: «Взгляните, вот враг человечества, разрушитель цивилизации, паразит рода людского, воплощение зла, гнилостная бактерия, демон, приносящий вырождение человечества». Годом позже Геббельс дирижировал «хрустальной ночью», серией погромов тысяч немецких евреев, их синагог, домов и магазинов. Когда началась война, Геббельс был одним из немногих нацистских лидеров, кто в открытую упомянул об умерщвлении евреев. В 1941 году он заявил: «Если еврей проиграет в этой битве, то он проиграет во имя добра. И ему это тоже известно. Евреи Сити лондонского делового центра и евреи в Кремле посему - одно и то же. Они играют в капитализм и большевизм, в христианство или атеизм, в демократию или автократию, либерализм или террор для того, чтобы спасти свои головы». На этот раз Геббельс вспоминал о Веймарской республике и озаглавил свою статью в еженедельнике «Дас Райх»: «Евреи виноваты во всем! Геббельс рассмотрел задачи пропаганды, работу выпусков новостей и прессы в военное время, опасность большевизма и плутократии только для того, чтобы сделать следующее обещающее заключение: евреи во всем виновны, и они должны умереть. Он решил их судьбу, произнеся следующую фразу: «Конечно, все это очень трудно, но это того стоит. Жалости или даже сочувствия не должно быть... Теперь пришло время для одного древнего закона: «Око за око, зуб за зуб»... Все евреи по своему рождению или расе принадлежат к международному заговору против национал-социалистической Германии». Геббельс вынужден был сказать это и после битвы за Сталинград: «Если мы проиграем войну, то не окажемся в руках других государств, а будем поглощены мировым еврейством». Когда в начале 1943 года военное положение Германии ухудшилось, Йозеф Геббельс потребовал усиления пропаганды ненависти по отношению к евреям. Интересно, что он боялся, как бы интеллигенция не заразилась еврейским вирусом. Это очень напоминает боязнь Геббельса, что та же интеллигенция слишком уж сентиментальна по отношению к Америке. Еще раз Геббельс поменял местами субъект и объект. Он сам был в восторге от голливудской продукции видимо, тоже относился к тем самым интеллектуалам. Во всяком случае, в мае 1943 года Геббельс замечает: «Следовательно, для современной нации нет другого выхода, кроме как пойти на уничтожение евреев... Хотя в течение последних двух лет своей жизни Геббельс довел антиеврейскую пропаганду до самых крайних пределов параноидальной истерии, но относительно редко упоминал о евреях в личных дневниках или частных беседах. Новую кампанию против евреев Геббельс начал весной 1943 года. Его партийный бюллетень «Текущая информация для пропагандиста» оплакивал недостаток общественного внимания к еврейскому вопросу. В номере от 5 мая заявлялось, что нацисты должны решить еврейский вопрос в Европе так же, как они это сделали в Германии: «Мы всю нацию сделали антисемитами». Теперь нужно было использовать «антисемитские» голоса и в лагере противника. Номер от 18 мая 1943 года вышел под заголовком «Закат еврейского засилья в мире! Меньше чем через месяц Геббельс собрал воедино все эти моменты в своей большой речи: «Взгляните на лагерь врага. Куда бы вы не бросили свой взор - везде еврей на еврее. Евреи стоят за Рузвельтом, они его мозговой трест. Евреи стоят за Черчиллем, подстрекая его, евреи-агитаторы, евреи-заговорщики во всей англо-американско-советской прессе, евреи в темных углах Кремля. Это они истинные носители идеи большевизма». Он вопрошал: «Разве мы когда-нибудь обращались с англичанами подобным образом? Интенсификация антиеврейской кампании должна была послужить Геббельсу доказательством его лояльности по отношению к Адольфу Гитлеру. И действительно, антисемитизм был прекрасной демонстрацией его привязанности. Геббельс был вознагражден за это. Он стал ближе к Гитлеру в последние дни обоих, нежели другой высокопоставленный нацист, за исключением, конечно, вездесущего личного секретаря и шефа партийной канцелярии Мартина Бормана. Гитлер совершил одно из своих редких появлений на публике в начале 1945 года, посетив Геббельса на дому. Позже он позволил чете Геббельсов поселиться в его бункере и разделил с ним смерть. Фюрер сделал Геббельсу комплимент, назначив его своим преемником на посту рейхсканцлера. В своем завещании Гитлер кончил тем, с чего начал в 1919 году: евреями. Они были тем цементом, который скреплял воедино его мировоззрение, чем-то, что Геббельс ощущал и чему он посвятил всю свою деятельность, начиная с 1926 года. Как утверждал в 1945 году Гитлер, именно евреи были зачинщиками войны, а союзники служили интересам еврейства. Евреи планировали разрушение рейха. В то время как Гитлер испускал эти последние, агонизирующие вопли, он повторял строчки из пропагандистских заявлений Геббельса, слова, которые сами послужили выражением фундаментальной ненависти Гитлера к евреям. Какая же ирония и все же логика в том, что Геббельсу так нравилось употреблять слова на идиш и культивировать специфический еврейский юмор! Его склонности к сатире привели его к этому стилю; если бы Геббельс не стал нацистом, он вполне мог бы закончить комедиантом на берлинских подмостках, в каком-нибудь клубе, стараясь угодить нуворишам или же, наоборот, разорившимся от кризиса 1930 года. Лишь Геббельс мог заявить на совещании в министерстве как он это сделал в 1940 году , что возбудит иск против любой газеты, которая опубликует рекламу пилюль против скопления газов в кишечнике, используя фразу: «Моя борьба против метеоризма». Фюрер мог запугать своего личного слугу призывом в армию, заставляя его слушать министра экономики Вальтера Функа, как тот передразнивает заикание Роберта Лея. Когда у Рудольфа Гесса родился сын, этот эксцентрик и мистик пожелал, чтобы ему из каждого гау доставляли по мешку земли. Геббельс добавил, что, будучи гауляйтером Берлина, он серьезно подумывает о том, не будет ли лучше для него, если он пошлет не землю, а камень от берлинской мостовой. В конце концов, его садовник доставил ему небольшую кучку навоза, которую тот впоследствии отправил Гессу официальной посылкой, скрепленной печатью». Далее Геббельс продолжает: «Его Черчилля секретарь выпустил книгу о пребывании в США, которая, вероятно, должна приблизить нас к нему в смысле чисто человеческого понимания. В ней он изображается эдаким пожилым любителем виски, который к вечеру настолько напивается, что не в состоянии стоять на ногах. Он употребляет, в соответствии с высказываниями его коллег, которые тесно сотрудничали с ним на протяжении многих лет, немыслимые количества тщательно отобранных напитков и деликатесов... Он начинает пить, едва лишь успев встать, сопровождая питье курением роскошных сигар, специально приготовленных для него... Для нас не играют роли элементы частной жизни мистера Черчилля, и вечный поглотитель виски гораздо симпатичнее нам с точки зрения нашего взгляда на английского премьер-министра, чем абсолютный трезвенник». Если у кого-то столь же добрая репутация, как у мистера Черчилля, то следовало бы добиться полицейского запрета на такие безмозглые спектакли перед лицом всего мира, как просвещение нас относительно бесконечной цепи своих ошибок. Черчилль - человек многогранного таланта. Его место на подмостках кабаре, а не среди тех, кто правит империей». Два месяца спустя Геббельс разыгрывал комедианта перед аудиторией, умиравшей со смеху. Он сообщил своим слушателям, что Германии сильно повезло, что именно Черчилль - премьер-министр Англии: «Мы не можем представить себе более идеально подходящего лидера, с нашей точки зрения». Геббельс сравнивал Черчилля с врачом, который приходит к своему пациенту и заявляет: «Да, он умрет». Если он не умирает, то родственники больного вряд ли будут сердиться на врача, а в случае, если больной умрет, у врача всегда будет возможность заявить: «Ну, что я вам говорил? Личные выпады ослабли по мере усиления войны против Германии. Более того, когда Э. Гомбрич открыл, что «насколько эффективными могут быть крики о «преступнике» в период блицкрига, настолько слушатели могут притомиться от его искусственной ярости в период затяжной войны», 115 Геббельс сменил линию поведения с большой неохотой, вероятно, потому, что и склад его ума, и советы Гитлера могли разбудить в нем желание продолжать свои личные выпады против британского премьер-министра. В апреле 1942 года Гитлер заявил: «Наши станции должны... Его, действительно, нельзя принимать всерьез, потому что его политика больше принадлежит к области патологии, чем к рациональному миру». Сталинград погреб под своими руинами значительную часть юмора Геббельса, хотя иногда он все же находил свое выражение, так, например, в ноябре 1943 года Геббельс заметил, что сообщения англичан о миллионе погибших в Берлине после налетов Королевских ВВС, являются бреднями, добавив при этом: «Но я не собираюсь выступать с опровержением этих преувеличений. Чем скорее англичане убедятся в том, что никого в живых в Берлине не осталось, тем лучше для нас». Сила его и его престиж росли по мере падения удач гитлеровского рейха. Несколько политических обозревателей предрекали подъем Геббельса в 1939 или 1940 году.
Небольшой спойлер: сколько вермахт не корми, он все равно на запад смотрит «Для немцев нет более ужасной участи, чем попасть в лапы большевиков! А вообще это, пожалуй, тема для отдельной статьи - как, почему и куда именно бежали немцы и нацистские преступники. Если интересно — дайте знать, а мы пока что идем дальше. Именно в этой обстановке Геббельс изобрел новую пропагандистскую концепцию, суть которой он раскрыл только своим сотрудникам. Она обозначалась термином «поэтическая правда», которую следовало отличать от «конкретной правды». Если пропагандисты знали недостаточно о планах противника или о событиях, то, по мнению Геббельса, можно было, «не греша против истины, добавить кое-какие подробности, чтобы заполнить стыки». Допускалось описывать события так, как они «могли бы выглядеть в действительности» или как они «по всей вероятности, происходили». И если вы, прочтя это, подумали про себя «Вот так новость, пропагандисты врут, ляя куда страна катится, вот так удивил» не спешите высказывать свой сарказм. Да, это для нас ложь — элемент повседневности, а вот людям прошлых веков приходилось до этого самим додумываться, вспомните про колесо и вы поймете, о чем именно я говорю. Метод «поэтической правды» помогал рисовать картинки в умах немцев посредством обычного текста или речи по радио, это была попытка создать мемы до изобретения интернета, вот только «мемы» эти были не про кошечек и собачек, а про жестокости и зверства противника на фронте. В сочетании с плакатами эта «поэзия» работала безотказно. Как бы то ни было, 45-ый стоял у порога, а потому приемы приходилось менять. В последние годы войны и существования Третьего рейха Геббельс усиленно проводил «политику утешения», разработанную им после Сталинграда и допускавшую признание некоторых неприятных фактов и ситуаций, но при непременном выявлении других, благоприятных событий, которые, конечно, уравновешивали неприятности, а то и вовсе лишали их значения. Мне кажется, женская половина особенно хорошо поймет, о чем я говорю. Геббельс писал: «мы, немцы, находимся в абсолютно выигрышном положении, просто многие этого не понимают или не хотят этому верить». Да это абсурд, но в ситуации когда все полимеры пролюблены, на него, родимого, только и остается уповать. Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи по типу Сталинграда, отыскивая даже в поражении какие-либо положительные стороны. Да мы отступили, но фронт-то сократился, а значит, нам будет легче.
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне в Берлине, 1943 год.
Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения. Ненужные хлопоты совершенно неуместны. Будущее Европы полностью зависит от нашего успеха на востоке. Мы готовы отстоять Европу. В этой битве немецкий народ проливает свою самую ценную национальную кровь.
Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели. Все понимают, что если мы проиграем, то всё будет уничтожено. Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное - это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное - это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу.
Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Поэтому я могу вас заверить, что меры, на которые идёт руководство, находятся в полном согласии с желаниями немецкого народа - как в тылу, так и на фронте. Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжёлой, идти на любые жертвы, если только это ведёт к великой цели - победе. Бурные аплодисменты.
Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам ещё только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе.
Богатые и бедные, люди из высших и низших слоёв общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту. И мы знаем, что народ это полностью одобряет. Я твёрдо убеждён, что немецкий народ был глубоко потрясён ударом судьбы под Сталинградом.
Он взглянул в лицо суровой и безжалостной войны. Теперь он знает страшную правду и полон решимости следовать за Фюрером сквозь огонь и воду! В последние дни английская и американская пресса много писала об отношении немецкого народа во время кризиса. Похоже, англичане думают, что они знают немецкий народ гораздо лучше, чем мы, его руководство.
Они думают, что сегодняшний немецкий народ - это тот же немецкий народ, что и в ноябре 1918 года, который пал жертвой их убедительной лжи. Мне нет нужды доказывать лживость их утверждений. Это сделает сражающийся и трудящийся немецкий народ. Я задал вопросы, и вы мне на них ответили.
Вы - часть народа, и ваши ответы - это ответы немецкого народа. Вы сказали нашим врагам то, что они должны были услышать, чтобы у них не было никаких иллюзий и ложных идей. Сейчас, так же как и в первые часы нашего правления и в последующие десять лет, мы тесно сплочены с немецким народом. За нами - самый могучий союзник на всей земле, сам народ, и он полон решимости следовать за Фюрером, что бы ни случилось.
На балюстраде был вывешен транспарант с лозунгом «Тотальная война — кратчайшая война». Апеллируя в речи к национальному сознанию, Геббельс, возможно, ориентировался на Сталина , который через двенадцать дней после германского нападения на СССР в своём радиообращении объявил войну СССР против Германии « Великой Отечественной войной » [1]. Хотите ли вы её, если надо, тотальней и радикальней, чем мы её себе можем сегодня представить? Когда Геббельс задал пятый вопрос: «Доверяете ли вы сегодня фюреру больше, сильнее, непоколебимее, чем когда-либо?
Геббельса нельзя было назвать человеком думающим, думающим постоянно, его мировоззрение зависело от настроений и разочарований и, следовательно, было фрагментарным.
Он никогда не пытался выйти за пределы самого себя и использовать свой собственный разум для создания нового мировоззрения или идеологии, которая могла бы трансформировать это мировоззрение в силу, способную изменить мир в историческом смысле. В течение последних лет, предшествующих «приходу к власти», Геббельс тесно сотрудничал с Адольфом Гитлером, занимаясь вопросами национальной пропаганды. Теперь партия уже могла быть названа национальной. Вслед за экономикой Веймарской республики рухнула и республиканская политическая система. Но рост нацистского движения не оттеснил Гитлера в тень, вопреки надеждам некоторых консерваторов.
Геббельс занимался теперь тем, что впоследствии он назовет мифом о Гитлере. Пропаганда Геббельса являлась связующим звеном между общественным имиджем Гитлера и широкими массами. Альберт Шпеер позднее вспоминал о реакции на Гитлера до и после нацистского триумфа: «Три часа спустя я вышел из этого пивного зала на открытый воздух совершенно другим человеком. Я видел те же грязные плакаты на рекламных тумбах, но смотрел на них уже другими глазами. Гипертрофированная фигура Гитлера и его воинственная поза, которую я еще по пути сюда воспринимал с оттенком комизма, вдруг враз утратила всю свою прежнюю комичность».
Во время войны он с видимым удовольствием цитировал слова адъютанта Гитлера, Шмундта: «... Если кратко резюмировать их, они близки к тому, чтобы произвести впечатление на читающего их, сравнимое с апофеозом фюрера». Гитлер был и оставался ключевой фигурой во всей деятельности Геббельса, потому что он собирал воедино нелепую машину из чувств, импульсов и отвращений, которую представляла собой нацистская пропаганда. В течение всего лишь дня Гитлер посещает несколько городов, повсюду десятки и сотни тысяч одних и тех же плакатов. И если авторитет Геббельса рос, то это происходило лишь благодаря Гитлеру.
В апреле 1932 года он так выразился о фюрере: «Для настоящего политика нация - это то же самое, что для скульптора кусок мрамора». Имидж Гитлера, создаваемый Геббельсом, не ограничивался одним лишь героическим аспектом его личности. Портрет фюрера его работы представлял собой попурри из всего на свете. Студентам и интеллектуалам он представлял Гитлера в качестве художника и архитектора, оторванного от своей учебы в 1914 году необходимостью служить нации. Для особ сентиментальных у Геббельса имелся Гитлер, который питал любовь к детям.
Рабочим он подавал Гитлера-рабочего. Перед ветеранами Гитлер представлялся в образе Неизвестного солдата первой мировой войны. Возникает вопрос, а откуда же в 1932-33 годах брались деньги на всю эту пропаганду? И Геббельс, и Гитлер были людьми чрезвычайно уязвимыми в случае всякого рода возможных расследований в этом направлении, но и с этой проблемой Геббельс расправлялся, как всегда, мастерски. Он лгал.
Как партия рабочих, мы вынуждены финансировать себя сами». К 1932 году Геббельс возомнил себя великим оратором. Он обратился уже не к сотне или двум клакеров в пивных залах, теперь в берлинском парке «Люстгартен» ему внимали десятки тысяч. Медоточивый голос, аргументированные осуждения некомпетентного правительства, иронические или «диалектические» повороты фраз, воззвания к идеализму и героизму - все эти характеристики сделали Йозефа Геббельса вторым оратором в нацистской иерархии. Его голос не дрожал, как у Гитлера, он не оставлял аудиторию в состоянии экстатического изнурения, но всегда достигал своей цели.
За годы, предшествовавшие «приходу к власти», Геббельс приобрел еще один навык. Он так искусно манипулировал германской историей, что ему удавалось вызывать глубокий отклик в сердцах немцев, жаждущих общности со своим национальным наследием. И дело было не в том, что Геббельс знал немецкую историю очень уж глубоко, он ее вообще не знал. Скорее всего, он просто интуитивно чувствовал значение символики прошлого, символики, пробуждающей героические мифы. Играть на этой символике он начал в 1930 году, и к 1944 году оркестровка исторического мифа достигла крещендо.
К 1932 году Геббельс говорил своей аудитории, что нацисты апеллировали к народу с призывом к новой войне за освобождение, к народному восстанию. Он цитировал Теодора Кернера, великого германского поэта периода войн против Наполеона: «Нация поднимается, буря грядет! Геббельс очень умно ставил эти символы рядом с ничтожностью и нуждой дня сегодняшнего: «четырнадцать лет обмана, голода, иностранного гнета, годы обмана мерзкой буржуазией, реакционными политиками, ненасытными марксистами и евреями». Он запоем читал литературные произведения времен «освобождения». Йозеф Геббельс примирился с альянсом Гитлера и кругов реакционных националистов, но такое положение ему было не по душе.
Когда перед выборами в ноябре 1932 года коалиция нацистов и националистов на время распалась, Геббельс вернулся к традиционно-благожелательному отношению к Альфреду Гугенбергу и Германской национальной народной партии ДНВП. Разрыв этот стоил нацистам голосов и помог националистам и коммунистам. Он доказывал, что ДНВП является частью веймарской системы и что она находилась у власти в период с 1925 по 1927 годы. Геббельс защищал национал-социализм от элитарных националистов, обвинявших его в том, что нацисты апеллировали к большинству при помощи плакатов и «оглушительной, как на базаре» пропагандистской шумихи. Шмидт Ганновер желал знать, откуда к нацистам приходили деньги; Геббельс отвечал ему, что они поступали от простых, небогатых членов СА и СС.
Геббельс язвительно атаковал германских националистов за то, что в 1924 году они позволили их министру юстиции посадить Адольфа Гитлера в тюрьму. Затем Геббельс перешел к другому обвинению, исходящему от националистов - теперь они стали обычной легальной партией. Теперь положение вещей изменилось, и нас критикуют за то, что мы легальны. В прошлом они желали нашей легальности, потому что думали, что в таком положении мы никогда не придем к власти, а сегодня хотят, чтобы мы были нелегалами, потому что думают, что если мы таковыми будем, то нас можно будет просто исключить из игры». Когда «Гарцбургский фронт», или коалиция нацистов и националистов распалась, Геббельс вплотную подошел к тому, чтобы броситься в атаку на тактический альянс Гитлера с националистами.
Он доказывал, что нацисты боролись за право бедняков и что «любая асоциальная, реакционная политика всегда предполагает сохранение большевизма». Он сравнивал объединение германского национализма Гитлером с объединением германских удельных княжеств Бисмарком. Использование Бисмарка, в этой связи, было рассчитанным ударом, потому что именно националисты считали его своей собственностью. Геббельс настойчиво повторял слова Гитлера о том, что крах 1918 года был в большой степени результатом как провала правых, так и левых, ибо антисоциальная политика консерваторов привела к классовой борьбе и социальному распаду. Изворотливость Геббельса сработала и тогда, когда он отрицал возражения националистов, приводивших в качестве аргумента, что у нацистов нет «голов», нет настоящих, закаленных в борьбе умов, и посему они не смогут управлять страной.
Геббельс же утверждал, что они и без этих «умов» и «голов» все же создали действительно массовое движение, в то время как националисты, которые, по всей вероятности, обладали такими талантами, выродились в малочисленную партию! Геббельс пользовался одной из фраз из своего романа «Михаэль» с целью разъяснения призыва национал-социализма: это была группа лиц, объединенная верой, и история о том, как они смогли выжить на первой стадии, будучи тогда «маленькой, странненькой, подвергающейся постоянным нападкам, преследуемой сектой». Такая партия не могла поддержать канцлера-консерватора, Франца фон Папена, из-за фразы: «Мы видим в нем канцлера без нации». Геббельс сумел ввернуть своих излюбленных жертв в эффектный ответ. Мы похоронили двадцать шесть членов СА в Берлине.
А где те мертвые, которые могли бы свидетельствовать в вашу пользу?.. Где кровавое свидетельство в пользу вашей партии? И затем последовало завершающее оскорбление в адрес ориентированных на монархизм националистов: «У вас имелась возможность вступиться за императорскую корону... Он обвинял своих врагов в нежелании жить ради идеалов, в которые они якобы верили, идеалов, которые были для Геббельса костью в горле. Социал-демократов он укорял за то, что они в недостаточной степени марксисты, а немецкую католическую церковь - за то, что она на самом деле не христианская.
При этом он сам не был ни марксистом, ни христианином. Главными источниками пропагандистских уловок Геббельса во время веймарского периода были Адольф Гитлер и повседневная ситуация в Большом Берлине и рейхе. Но все же в период между 1928 и 1933 годами Геббельс приобрел кое-какие знания по истории и теории пропаганды и сумел, как подобало, воспользоваться этой информацией. Основой его теории стала работа «Толпа» французского социолога конца XIX столетия, Густава ле Бона, которая произвела на Геббельса неизгладимое впечатление. Он обожал ле Бона до конца своей жизни.
Одним из адъютантов министра пропаганды было отражено в его дневниках периода второй мировой войны следующее: «Геббельс считает, что никто другой, кроме как француз ле Бон, не понимал так хорошо психологию масс». Он писал: «Субститут бессознательного действия толпы сознательной активностью отдельного индивидуума - одна из принципиальных характеристик нашего столетия... Люди движимы идеями, сантиментами и обычаями... Та часть, которую занимает в наших действиях бессознательное, неизмеримо велика, а сознательное - весьма мало». Геббельс сочетал в себе отвращение к массам, типичное для ле Бона, со своим собственным восхищением возможностью манипулировать людьми.
Ле Бон утверждал: «Толпа сильна лишь в разрушении. Ее правила тождественны тем, которые типичны для варварства». Эти слова ле Бона явились пророческими в отношении правил, которыми пользовались нацисты, хотя ни Гитлер, ни Геббельс никогда не признавали этот факт. Ле Бон доказывал, что удачливые политики обладают «инстинктивным и часто безошибочным чутьем относительно характера толпы, и именно точное знание ее характера и позволяет им продемонстрировать свое мастерство». Толпа заставляет «нормальных людей» совершать поступки, характерные для дикарей: Геббельс понимал это даже лучше ле Бона, и идеалистические воззвания к жертвоприношению и борьбе производили на германскую нацию огромное впечатление вплоть до 1945 года.
Ле Бон утверждал: «Толпа мыслит образами, а сам образ немедленно вызывает в памяти серию других образов, которые с первым не имеют никакой связи... Толпа вряд ли способна отличать субъективное от объективного. Люди воспринимают лишь реальные образы, разбуженные их сознанием, хотя чаще всего они имеют лишь весьма отдаленное отношение к наблюдаемому факту». Геббельс верил в правильность этих истин и использовал их на протяжении своей политической карьеры. Толпа или даже вся нация в целом - которая, собственно, и была безбрежной толпой, которая теперь имела возможность услышать его по радио, прочитать его слова в газетах и увидеть его на экранах кинотеатров - и соответствующим образом воспринять символы, разбуженные величием прошлого или же злобными заговорами настоящего.
Как писал Гитлер в «Майн кампф»: «Вся пропаганда должна быть популярной, и ее интеллектуальный уровень должен быть приспособлен к тому уровню, каковым обладает большинство тех, кому эта пропаганда адресована. Следовательно, чем для большей массы она предназначена, тем ниже должен быть ее чисто интеллектуальный уровень... Люди в подавляющем большинстве весьма феминистичны по своей натуре и отношении к действительности, и трезвые рассуждения определяют их мысли и поступки в намного меньшей степени, чем эмоции и чувства». Когда Геббельс манипулировал символами германской истории, он отдавал должное истине следующего изречения ле Бона: «Даже не является необходимостью то, что герои должны быть отделены от нас прошедшими столетиями для того, чтобы их легенда смогла быть трансформирована воображением толпы. Трансформация обычно может произойти и в течение нескольких лет».
Геббельс помогал созданию мифа о нацистской «эре борьбы» в течение десяти последних лет этого периода в немецкой истории. Толпа была бесконечно впечатлительна, «как женщина», размышлял ле Бон, и «оратор, который желает растрогать толпу, должен использовать, в случае необходимости, заведомо неправильные утверждения, как бы оскорбительно они не звучали». Ле Бон блестяще анализировал консерватизм толпы, ее боязнь перемен. Вырванные из привычного уклада жизни, дезориентированные массы немецкого народа были воском в руках Геббельса. Толпу легче всего завоевать путем апелляции к ее коллективному идеализму.
Ле Бон утверждал: «Личные интересы весьма редко выступают в роли побудительных мотивов, если речь идет о толпе, в то время как в случае с отдельно взятым индивидуумом этот мотив - решающий». Геббельсу все это было хорошо известно, но он обладал качеством, которое отвергало национал-социализм, во всяком случае, теоретически - критический ум. Это сделало из него мастера в манипулировании толпами, поскольку толпа, в соответствии с утверждениями ле Бона, демонстрирует «абсолютное отсутствие критического духа». В этом смысле ораторские навыки Геббельса разнились по своему эффекту от речей Адольфа Гитлера. Гитлер оставлял аудиторию в состоянии неистовства, но если читать его речи, то можно убедиться в справедливости ле Бона: «Иногда поражаешься, насколько же бывают убоги речи, если их читаешь, и насколько колоссальным воздействием обладают они в тех случаях, если их слушают».
Многие речи Геббельса, в противовес этому утверждению, вполне могут восприниматься и в том случае, если их читаешь, поскольку обладают определенным интеллектуальным содержанием. Ле Бон говорил, что «... Кто питает их иллюзиями, тот и будет их хозяином, а тот, кто пытается эти иллюзии развеять, всегда становится их жертвой». Радикализм ле Бона апеллировал к Геббельсу, и тот соглашался с радикализмом этого француза, утверждавшего, что «каждая раса несет в своей ментальной конституции закон своей судьбы... По ле Бону: «Не вследствие разума, а часто вопреки ему создаются такие чувства, которые являются побудительными мотивами всей цивилизации - чувство чести, готовность к самопожертвованию, религиозная вера, патриотизм и любовь к славе».
Самым замечательным в трактатах ле Бона были его исследования мастеров управления толпой. Иногда даже кажется, что некоторые из описаний просто предназначены для Адольфа Гитлера: «Лидер часто начинал с того, что сам был ведомым. Ему и самому случалось быть загипнотизированным какой-либо идеей, апостолом которой он стал». Лидеры «рекрутируются исключительно из рядов тех болезненно нервозных, экзальтированных, наполовину душевнобольных личностей, балансирующих на грани психической нормальности... Презрение и гонение не задевают их, ибо служат для того, чтобы оказаться дополнительным стимулом для них...
А наделить такого человека верой, значит сделать его в десятки раз сильнее». Когда Геббельс читал ле Бона, он видел перед собой Адольфа Гитлера, того Гитлера, который любил утверждать: «Тот, кто имеет веру в свое сердце, обладает самой большой силой в мире». И вера Геббельса в Гитлера подтвердилась после 1926 года, и он привил эту веру германскому народу. Он стал провозвестником избавления и в процессе обожествления Гитлера постоянно превозносил его «человеческие» качества. Как он научился у ле Бона: «Боги и люди, кто сохранил престиж, никогда не терпели дискуссий от толпы, чтобы она их обожала, они должны быть дистанцированы».
В 1928 году гауляйтер Йозеф Геббельс произнес речь с претензионным названием «Знания и пропаганда». Геббельс начал со вступления, пояснявшего, что цель пропаганды - политический успех, а не интеллектуальные глубины. Роль пропаганды состояла в том, чтобы суметь выразить словесно то, что аудитория чувствует в своих сердцах. Пропагандист должен ощущать всеобщность идеи национал-социализма в каждом аспекте своего осознания ее. Его сокровенным желанием должно стать умение донести эту идею до слушателей.
Партийная организация необходима для обеспечения победы идеи. Геббельс заявил, что в 1913 году радикалисты имели лучшую идею, но победу одержали марксисты, ибо были лучше организованы. Геббельс не сомневался, что обладание властью давало партии или идее право эту власть использовать. При помощи пресловутой «иезуитской», или «французской», или «латинской» логики, которую так часто вменяли ему в вину его недруги, Геббельс высмеивал марксистов за то, что они эту силу не использовали, и атаковал своих обвинителей в берлинской полиции не за то, что те ему досаждали, а за то, что при этом называли себя демократами! Он рассматривал пропаганду как искусство прагматики, средство к достижению цели, борьбу за еще большую власть, за власть над миром.
Поскольку и методы, и ситуация меняются, пропагандист обязан быть писателем и организатором, и оратором. Он должен уметь обращаться к «широким массам образованных людей» так же, как и к «маленькому человеку». Пропаганда тоталитарной партии несет в себе евангелистическую миссию: «Никто не желает погибать во имя восьмичасового рабочего дня. Но кто-то может умереть за то, чтобы Германия принадлежала своему народу». Идеализм и прагматизм были ключевыми моментами геббельсовской концепции пропаганды в период существования Веймарской республики.
И солидная доза цинизма в придачу: «Пока наша пропаганда не ведет к запрету со стороны еврейского полицай-президиума, она неправильна, поскольку неопасна. Это постановление о роспуске лучшее доказательство тому, что мы представляем опасность». Геббельс пользовался фразами Гитлера об устном слове как ключе к революционным движениям прошлого. Составляя список революционеров-пропагандистов, Геббельс поднимал некоторые имена, вычитанные им у ле Бона, и, кроме того, добавлял в него кое-что и от себя: Христос, Мохаммед, Будда, Заратустра, Робеспьер, Дантон, Муссолини, Ленин, Наполеон, Цезарь, Александр. Все перечисленные сочетали в себе огромные способности ораторов с революционными идеями и блестящим организаторским талантом.
Геббельс, вероятно, мог считаться и организатором, и оратором, но ведь саму идею создал Гитлер. Как позже писал Альберт Кребс, человек, знавший Геббельса в период Веймара: «Геббельс обладал неимоверно острым чутьем на те силы и, в той же мере, громадные способности обращаться к ним, причем в полной мере сознавая в себе их наличие и умел приводить их в движение посредством слов. Но так как он, по моему мнению, сильно страдал от недостатка элементарных жизненных сил, то не был в состоянии определить цели и задачи для себя. Напротив, он сам нуждался в силах других для того, чтобы быть самим собой». Йозеф Геббельс открыто хвастался уничтожением евреев в Европе в период второй мировой войны.
Он был именно тем человеком, на котором лежала ответственность за «хрустальную ночь» - погромы ноября 1938 года. И Гитлер, и Геббельс с вожделением взирали на то, что происходило на берлинских улицах, где третировали евреев. И все же Геббельс был самым «евреем» из всех нацистских лидеров, если пользоваться терминологией и методикой определения еврейской крови, принятой национал-социалистами. Физически он был ущербен. Инвалид, он обладал острым, язвительно-насмешливым умом, мастер по части плетения интриг и заговоров: «левантиец»-рационалист Розенберг.
Один из подчиненных Геббельса писал: «Можно заметить, что критицизм составляет основу его натуры». Геббельс общался и обращался в среде еврейских издателей в Берлине, и, по крайней мере, с одним евреем они были однокашниками в Гейдельберге. Однажды он чуть было не женился на девушке, которая наполовину была еврейкой. Он был единственным из нацистских лидеров, который постоянно ввертывал еврейские словечки. В своих частных беседах он наполовину цитировал избранные места из своих спичей, источавших антисемитизм.
Он был способен при разносе своих подчиненных сказать, что даже евреи лучше бы справились с тем или иным делом, если бы он только мог заменить их евреями. В качестве типичного примера беспредельной еврейской наглости он приводил большевизм и высмеивал гоя, который считал, что его еврей был человеком достойным, даже если остальные евреи могли быть плохими. Полушутя-полусерьезно Геббельс часто употреблял словечки из идиш или иврита. Он заявлял, что зять Черчилля был одним из «пархатых». Нет свидетельств тому, что Пауль Йозеф Геббельс вырос в доме, где царил антисемитизм.
Будучи студентом после первой мировой войны, он жил в антисемитском окружении, где он, без сомнения, мог слышать или может даже прочесть «Протоколы сыновей Сиона» 86 и наблюдать ту волну антисемитизма, которая прокатилась по Германии в 1918-20 годах. К 1927 году травля и ненависть к евреям стали, казалось, главным делом его жизни. Что же произошло за предыдущие годы? Геббельс повстречался с Гитлером и подделался под него, переняв и заострив его антисемитизм. Эта антисемитская жилка всегда проявлялась сильнее в мюнхенской партии, нежели в северо-германском крыле Штрассера, и когда Геббельс перебежал к Гитлеру, он решил компенсировать свои прежние антигитлеровские выпады, целиком отдавшись величайшей одержимости Гитлера - борьбе против еврейства.
Несколькими годами позже он даже дошел до того, что на каждом углу кричал, что мать Штрассера была еврейкой. Геббельс никогда не забывал унижения, которые ему доставила «еврейская пресса» Берлина, города с относительно большим еврейским населением среднего класса, но где хватало и бедняков-евреев, эмигрантов последних лет с Востока. Знаменательно то, что Геббельс не очень-то останавливался в своих нападках на этих «чужаках», а скорее на преуспевающей германско-еврейской буржуазии. Он ненавидел еврейскую буржуазию, потому что она олицетворяла либеральные буржуазные ценности, и их «еврейскую прессу», которая отринула его литературные и журналистские опыты. Что касалось психического склада, Геббельс вряд ли представлял собою «арийца».
Более того, его интеллект наводил на разные мысли в партии, для которой отсутствие докторов философии во всяком случае, в 1928 году являлось нормальным явлением, и его аналитический склад ума характеризовался как «иезуитский», или «еврейский», или «картезианский». Геббельс - маленький человечек с большой головой, спроецировал все эти упомянутые качества на евреев и, тем самым, садистски очистился от всех этих нечистот. Он высмеивал евреев, обладавших чувством юмора, которые могли напоминать еврейского комедианта на сцене, осыпающего публику непристойными остротами. За таким оскорбительным юмором обычно спасается идеалист, человек, который от раздражения высмеивает мир и его тупость, потому что мир не дорос до его прекрасных идеалов... Во многих отношениях Геббельс представлял собой эмоционально незрелое существо.
Норман Кон сказал следующее о таком типе людей: «Беда состоит в том, что многие люди, которые так и не перестали быть маленькими мальчиками, в своей эмоциональной жизни продолжают усматривать... Он распространен среди тех, кто ищет то, что уже имеет, кто не желает становиться чем-то или кем-то другим, нежели уже стал. Это феномен среднего класса, по своей натуре он носит урбанистический характер, относится к тому монументальному типу, который видит события скорее как результат мелких интрижек, нежели как продукт коллективных социальных изменений. И все же удивляешься тому, что Геббельс действительно видел в евреях монстров, рассматривал их как чудовища. Его цинизм и желание доказать Адольфу Гитлеру свою любовь к нему играли в его формировании как ненавистника евреев гораздо большую роль, чем его недозрелая эмоциональная раскраска.
Желание Геббельса поверить во что бы то ни было являлось продолжением его ранних фантазий и идей и посему было «подростковым», но его желание «кусать» евреев было и политическим оппортунизмом, и доказательством любви к фюреру, который полностью состоял из убийственной ненависти. Геббельс ненавидел евреев как «рационалистов», потому что, будучи демагогом и агитатором, он бойко торганул своей собственной рассудительностью. Геббельс не «боялся рассуждений», но еще студентом и журналистом его отвергли, и он решил прекратить все и всякие интеллектуальные искания и отказался от любой терпимости, даже в самом скромном смысле этого слова, терпимости, которая могла еще существовать до 1919 года. В его собственной жизни, где так много было предоставлено случайностям, вроде несчастья, вызвавшего деформацию его ноги, Геббельс был склонен видеть поворот судьбы, равнозначный мерзкой неотвратимости того, что евреи причинили страдания Германии, 88 и смертоносная бацилла может быть изничтожена лишь радикальными средствами. Глядя на свою искалеченную ногу, он видел вместо нее евреев, и периодические взрывы нигилизма у Геббельса, его ненависть к жизни являли собой отражение перекореженной личной судьбы.
В то же время, ненависть Геббельса к евреям тщательно выверялась. В подражании Гитлеру переделалась и роль евреев в его личной судьбе и судьбе Германии и Европы. Годы практики антисемитизма привели к возникновению Геббельса, для которого антисемитизм был своего рода экзистенциальной сущностью. Но Геббельс как был, так и остался человеком с бдительным, расчетливым, приспособленческим умом. И если его что-то устраивало в том или ином случае, он мог возвысить до небес какого-нибудь зарубежного корреспондента или раздобыть разрешение на выезд из страны для какой-нибудь еврейки.
Они включали злобную сатиру, концентрацию на отдельных личностях, выбранных в качестве символа еврейства, обвинение евреев во всем плохом, неправильном, что имело место в Германии. Объектом особой ненависти Геббельса был Бернгард Вайс, полицай-президент Большого Берлина, немецкий патриот и весьма компетентный криминалист, которого «малютка-доктор» выставил в роли еврея «Исидора», полную самомнения, смешную фигурку, которая должна была служить для защиты сомнительных дельцов-евреев от наказания и всячески досаждавшая националистически настроенным нацистам. Циник-Геббельс, вспоминая об этой кампании годы спустя, со всей серьезностью признавал, что выбрал именно Вайса в качестве объекта для своих нападок просто потому, что над ним не составляло труда поиздеваться. Таков был ответ Геббельса тем, кто вопрошал в недоумении: «Почему вы выбрали именно Вайса, он порядочный малый и воевал в первую мировую? Он превратил Вайса в Зайца, поселил его в Китае и поместил его портрет в виде создания, которое приходило в ярость оттого, что его называли Зайцем, поскольку оно изменило имя, стало зваться Викиучу и отрастило себе китайскую косицу.
Но люди, когда встречают Фридолина Макса на улице, говорят ему: «Ты выглядишь так, как некто, кого зовут Макс. Что же мне теперь делать, если твой отец не позаботился о том, чтобы дать тебе подходящее имя». И продолжают: «Почему полицай-президент Берлина, доктор Бернгард Вайс потащил нас в суд только за то, что мы назвали его Исидор?
Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Нацистский режим находится под давлением.
Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне. Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ». И, конечно же, это подпитывало гнев в толпе.
"...И пусть грянет буря!" - Знаменитая речь о тотальной войне
7 января Геббельс писал: "Я убежден, что ключом к решению ситуации может стать только введение тотальной войны". Самым известным выступлением Геббельса стала Речь о тотальной войне, произнесенная в Берлинском дворце спорта 18 февраля 1943 года. Речь о тотальной войне — речь рейхсминистра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса перед многотысячной аудиторией в Берлинском. Гитлер поведал молодому Геббельсу, что нужно провести тщательную настройку огромного пропагандистского рояля и заставить слышать людей музыку войны. Смотреть клип Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год бесплатно.
Wollt Ihr den totalen Krieg?
Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на В 1943 году, в ходе Второй мировой войны. 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. Речь о тотальной войне — речь рейхсминистра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса перед многотысячной аудиторией в Берлинском. A translation of the written text Goebbels' 1943 speech on total war, delivered after the battle of Stalingrad. Однако ж чрезмерно тужить о чуть ли ни тотальном истреблении русским штыком поставленным у него на пути германском молокососе не приходится.
Речь Геббельса после Сталинграда
Исполнитель: Йозеф Геббельс, Песня: Враги: Перевод речи Геббельса "Хотите ли вы тотальной войны?", Продолжительность: 03:21, Размер: 3.07 МБ, Качество: 128 kbit/sec, Формат: mp3. №167196720. Ровно 80 лет назад, 18 февраля 1943 г., министр пропаганды «Третьего Рейха» и гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс произнёс свою самую знаменитую речь о «Тотальной войне». Do you want total war? English translation at 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. Йозеф Геббельс. 05:05. Слушать. Скачать MP3. Призыв Геббельса всем подняться на «тотальную» войну, может, и прозвучал не вполне убедительно, но потому лишь, что в 1943 г., как и в 1942 г., немцы и без него наизусть знали испробованный и проверенный лозунг «держаться во что бы то ни стало».
«Тотальная мобилизация – вот веление времени!»
То есть даже среди тех, кто не достигнув солдатского возраста Германии, в то время уже 16 лет, и не закончив своего учебного учреждения, произвел попытку своими телами на какое-то время приостановить губительное русское наступление. Так что и в этой среде, то есть среди 12—15-летних, потери немцев, уже перед самым их концом, были просто катастрофические. Но не всем им «посчастливилось» получить в свою голову русскую пулю. Уничтожались не только дезертиры. Спекулянты, распространители слухов, люди, запасавшиеся продовольствием, и даже те, кто, сменив адрес, не уведомил об этом гауляйтера, также находились под угрозой смертной казни» [13] Гарт Б. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. Политическая литература.
И вот как, после уничтожения русским штыком очередных партий культуртрегеров, взявшихся за оружие, выглядел возраст в спешке набираемых Гитлером следующих подлежащих нашему уничтожению возрастных категорий граждан Германии: «В 1941—1942 годах призывали восемнадцатилетних. В 1943—1944 годах в армию мобилизовали семнадцатилетних, а в 1945 году начали забирать шестнадцатилетних» [63] Кнопп Г. Но и не только: «В рядах вермахта можно было встретить даже детей, которым не исполнилось и четырнадцати» [63] Там же, с. То есть тринадцатилетних… Однако ж чрезмерно тужить о чуть ли ни тотальном истреблении русским штыком поставленным у него на пути германском молокососе не приходится. Ведь если убивать русского солдата ему практически и не довелось, потому как фронтовик такого юнца, что и естественно, убивал первым, то убивать людей беззащитных ему было куда как более сподручно. Эсесовцы повели нас куда-то. У меня было чувство, что нас отобрали для выполнения чего-то особенного.
Потом все разворачивалось стремительно… женщины строились в колонну по двое в ряд, а мы должны были их сопровождать. Колонна двинулась в сторону моря к местечку Анна-Грубе. Женщин заставляли вставать на колени на краю большой ямы, заполненной трупами.
Тогда Геббельс произнес свою самую знаменитую речь на тему «тотальной войны». Толпа фанатичных наци обезумела, но после того, как все было завершено, циник Геббельс презрительно бросил: «Час идиотизма! Если бы я потребовал от этих людей выброситься с третьего этажа, они бы выбросились». Средства массовой информации не должны были быть ориентированы на некую элитарность, а вот управляться они должны элитой. Они заслужили право расслабиться во время кратковременного отдыха. А те немногие, которые черпают вдохновение лишь в Канте и Гегеле, - незначительное меньшинство».
Все, за исключением Гитлера, имели для него свою цену. Министр пропаганды полагал, что сможет завоевать расположение иностранных рабочих, занятых на тяжелых работах, что означало удвоение рациона, выдаваемого по карточкам. В конце 1942 года Геббельс заявил своим подчиненным, что, дескать, не должно быть много говорильни по поводу борьбы Германии за Европу потому, как никто не способен поверить, что она станет бороться за кого-то еще, а не ради себя самой, ради своих собственных материальных интересов. Лучше было бы сказать немецкому народу, что нацисты желали для него нефти и пшеницы. Геббельс обожал язык патетики и идеализма лишь в качестве описательных фраз военных усилий Германии, но никак не для постановки конкретных задач. После Сталинграда министр писал: «Сегодня каждый германский солдат, рабочий и крестьянин знает, для чего мы сражаемся и трудимся. Это не война за трон и алтарь, это война за зерно и хлеб, за сытый стол три раза в день, война за достижение материальных средств, необходимых для решения социальных вопросов, вопросов строительства домов и автобанов». Геббельс понимал, что упоминание о щедрости немецкого духа и его значении для мировой культуры, может быть, и значит много, но он вряд ли рассуждал когда-либо о его политическом сознании. У Геббельса, который на собственной шкуре испытал оккупацию французами Рейнской области, после первой мировой войны, не осталось иллюзий относительно патриотизма немцев: «Дайте Люксембургу власть над Германией и вы сразу же обнаружите массу немцев, которые захотят признать эту власть и станут служить ей».
Конечно, Геббельс извергал фразы, вроде «колониальных народов» в Восточной Европе, но это, в основном, относилось к первому периоду войны. Министр, говоря о хоккейном матче в Праге, который немецкие хоккеисты проиграли, сказал, что «это лишь подтвердило, что соперничать с колониальными народами там, где мы им не ровня - ошибка». Это происходило, разумеется, не из гуманности, а скорее из соображений чисто меркантильных, по причине трезвого взгляда на интересы Германии. К 1943 году, под влиянием разгрома под Сталинградом, Геббельс направил средства массовой информации на проталкивание идеи о том, что восточные нации не должны ощущать на себе ненависть и отвращение немцев к ним, подобные тому, которые немцы испытывают по отношению к русским, полякам или народам Прибалтики. Германия нуждалась в рабочей силе, в поддержке этих людей, а не в их ненависти. Одной из причин такой перемены в отношении Геббельса к «европейской» идее в германской пропаганде было его представление о том, что эта идея может убедить другие народы Европы в том, что они навечно останутся субъектами Германского рейха. На одном из министерских совещаний, в начале марта 1943 года, Геббельс распространялся об ужасном отношении к «остарбайтерам». Он привел в пример высказывание одного из промышленников, который выразил сожаление о таком жестоком обращении, и полностью согласился с ним в том, что это не в интересах Германии. Но и у самого Геббельса были промахи, хотя он и любил высмеивать и проклинать тупость и коррумпированность нацистских бонз.
Он никогда не позволял себе уверовать в то, что отношение к иностранным рабочим отражало политику Гитлера: но ведь не кто иной, как Гитлер, в 1942 году назначил имперским комиссаром по использованию рабочей силы именно Фрица Заукеля - «старого борца», которому он безгранично доверял. После того, как немцы уничтожили миллионы поляков, жесточайше подавили в 1944 году Варшавское восстание, Геббельс потихоньку, без лишнего шума, порвал с основным догматом национал-социализма, ударившись в лиризм по поводу извечного стремления поляков к свободе и национальному самоопределению. Когда фельдмаршал Люфтваффе Эрхард Мильх заявил ему о том, что он, Мильх, спасет 6-ю армию от поражения в Сталинграде, Геббельс, даже ясно сознавая неподчинение воле Гитлера, не согласился с аргументацией Мильха и дал втянуть себя в дебаты с ним. Несколько месяцев спустя, Мильх в своих высказываниях зашел настолько далеко, что заявил министру пропаганды, что война проиграна. Несмотря на то, что заявление вконец взбесило Геббельса, он дал выход кипевшим чувствам отчаянным туром в разбомбленный до основания Гамбург, а не побежал к Гитлеру или Герингу с обвинениями и жалобами на Мильха. Когда от некоего ефрейтора Тишлера могла быть получена ценнейшая информация о Советском Союзе, где тот провел около двух с половиной лет, Геббельс отказался принять его. Доктор Гаст, начальник одного из отделов министерства пропаганды, сказал одному корреспонденту: «Министр не желает принимать ефрейтора Тишлера, поскольку он достаточно информирован о ситуации в Советском Союзе». Это свидетельствовало о его тщеславии и об известном желании прослыть всезнайкой, качество, которое присутствовало и у Адольфа Гитлера. А сколько же тщеславия было в личности этого «малютки-доктора»!
Его снедала постоянная жажда похвалы, и если случалось так, что он в течение дня не получал нужную ее порцию, то превозносил себя до небес перед диктофоном или личным секретарем, наговаривая отрывок своего дневника. Однажды придет день, когда этот дневник будет напечатан, так что Геббельс обращался ни много ни мало, а как бы к потомкам. В записи от 15 февраля 1942 года он заявил: «То, что я сделал с радио и еженедельными выпусками киноновостей, достойно наивысшей похвалы. Мои статьи оказывают огромный эффект во всем мире и мне не приходится жаловаться на их оценку германским народом». Я счастлив, что мои редакционные статьи в таком почете у наших воинов». Почему бы партийным руководителям, тем, например, кто хорошо зарекомендовал себя в бомбовой войне, не повести войска на фронт? Когда он составлял последнее завещание, то не обошел и себя, еще раз удовлетворив свое тщеславие и военные фантазии, видя себя наследником двух своих любимых героев: Фридриха Великого и прусского генерала Гнейзенау. Литературное тщеславие Геббельса в большой степени определило его любовь к немецкому языку. Когда в тридцатые годы он опубликовал антологии своих статей и речей «эры борьбы», то следил за тем, чтобы каждая из книг содержала информационные материалы, извещавшие читателей о его ранних работах, размером не меньше чем в целую страницу, снабжалась льстивыми отзывами нацистской прессы.
Но Геббельсу, человеку пера, хотелось чего-то большего, нежели лишь похвалы нацистских газетных поденщиков. В своей записи за этот день министр не раз ссылался на эту «драгоценную встречу». Особую его гордость вызывал тот факт, что ему, третьеразрядному романисту, отдавал дань уважения сам Гамсун. Для Геббельса были характерны многие слабости, присущие профессиональному писателю, и в этом он был практически единственным из всей нацистской верхушки. Когда в июне 1941 года он пытался ввести в заблуждение Советский Союз и заставить русских поверить в неминуемость немецкого вторжения в Британию, министр всерьез размышлял о том, что эта афера «может с успехом стать предметом изучения для студента, пишущего дипломную работу». Геббельс принял это предложение с некоторым колебанием и весьма неохотно». Он жаловался, что партийный издатель Макс Аман, предложив ему за дневники два с половиной миллиона рейхсмарок, сильно недооценил его. Геббельс всерьез считал себя великим писателем. Он был автором множества журнальных и газетных статей и никуда не годных романов, со всеми огрехами, присущими юношеской незрелости.
Геббельс так и не написал свою книгу, и уж конечно такую, которая бы отвечала его грандиозным задачам, намеченным на послевоенное время: биографию Гитлера, объемный труд по христианству, монографию о кино, которая послужила бы для киноискусства тем же, чем труды Лессинга являлись для театра, или историю Германии, начиная с 1900 года, которая большей частью была бы его автобиографией. В конце 1942 года Геббельс заявил: «Я рад, что всегда жил по-спартански просто, как на войне, и сейчас мне не приходится менять свои привычки». Геббельс приобретал для себя прекрасные дома, ценные произведения искусства, он получал целые состояния в виде гонораров за свои книги, имел жену с привычками нувориша, с присущими этому отвратительному и чопорному типу людей спесью и претенциозностью. Ему нравилось использовать в качестве мальчика на побегушках дворецкого, который когда-то прислуживал аристократам. Геббельс имел в своем распоряжении богатейший выбор одежды. Он не грешил обжорством и был равнодушен к алкоголю, но это были, пожалуй, единственные добродетели, отличавшие его от остальной нацистской верхушки. Геббельс пережил несказанный взлет популярности после 1942 года, во время турне по разрушенным бомбардировками районам Германии. Он делал вид, что проявляет искреннюю заботу об оставшихся без крова жертвах. Но, тем не менее, нимало не смущаясь, заявлял своему адъютанту, что, дескать, хотя, конечно, все эти разрушения - это, безусловно, плохо, но они облегчат нам задачу будущего послевоенного строительства лучших, новых городов.
Это был один из любимейших доводов Гитлера, но когда он исходил из уст «заботливого» Геббельса, то просто истекал лицемерием и цинизмом. Геббельс, интеллектуал и калека, любил производить впечатление человека сильного, волевого, умеющего принимать решения. Во время первой «русской зимы» он заметил: «Во время кризисов... Вследствие противоречий в его характере, Геббельс мог сочетать в себе глубокое понимание сути вещей со столь же поразительным их непониманием. В начале 1941 года этот газетчик «от Бога» высказал мнение, что ни один из уважающих себя журналистов не хотел бы прожить свою профессиональную жизнь, следуя указаниям Ханса Фриче о том, как писать статью и о чем в ней не следует упоминать. Большую часть немецких журналистов Геббельс считал рабочим скотом или же видел в них несчастных людей, тянущих свой крест. Но в 1942 году он неожиданно взорвался по адресу безжизненной, скучной, однообразной, поденной тематики германской прессы, не видя абсолютно никакой связи между перечисленными им характеристиками и путами, надетыми на германские средства массовой информации национал-социализмом. Он скорее был склонен обвинять людей, а не систему. Адольф Гитлер в 1941 году имел несколько иной взгляд на вещи: «...
Сегодня журналист уже знает, что он не просто писака, а человек, на которого возложена священная миссия защиты высочайших государственных интересов». Он не решился на это. Цитируя старинную немецкую мудрость - «Политика разрушает характер», - Геббельс в действительности говорил о самом себе, о разочаровании гибкого ума, вынужденного опускаться до уровня посредственности тоталитарных средств массовой информации. И этому несчастному человеку, столь критически настроенному против нацистских «шишек» и их коварства, приходилось проводить столько времени, занимаясь всякого рода интригами, подсиживанием своих коллег и обвинением тех самых средств массовой информации, для которых он сделал все, чтобы их обезличить и кастрировать. Но все эти вышеперечисленные дурные качества могут ввести и в заблуждение. Пауль Йозеф Геббельс ощущал потребность в вере. Он ощущал потребность убедиться в реальности и искренности своих чувств с тем, чтобы он мог почувствовать избавление лишь при помощи одной только веры. К тому времени, когда он пришел к решению посвятить всю свою жизнь овладению и использованию политической власти, Геббельс представлял собой неудачника, полагавшего, что вера и романтическое искусство сделали его таким. Вероятно, он ощущал, что из-за каких-то своих личных качеств, физических или эмоциональных, ему ни за что не стать личностью цельной; таким образом, моральный аспект отмирал, а циничные и манипулятивные инстинкты стали в нем доминировать.
Пауль Йозеф Геббельс родился в рейнском городке Рейдте в 1897 году. Он был третьим мальчиком в многодетной семье. Его родители были ревностными католиками, отец работал бухгалтером с менее чем скромным достатком. Фриц Геббельс из кожи вон лез, чтобы войти в среду немецкой буржуазии. Этот человек, чьи корни были пролетарскими, не остановился бы ни перед чем, лишь бы хоть как-то облегчить будущее своих детей. Молодой Пауль Йозеф Геббельс страдал физическим недостатком - колченогостью. Ступня его ноги была изуродована либо от рождения, либо недуг этот был приобретенным, вследствие какой-то болезни или травмы, перенесенной в детстве. Его страдания в годы взросления можно лишь вообразить, а в милитаризованном обществе, кое представляла собой тогдашняя Германия, с непременным культом солдатчины, физический недуг был не самым лучшим социальным контекстом для здорового развития личности молодого человека. Вероятно, еще и в сегодняшней Германии можно встретить среди подростков проявления жестокости к инвалидам, доходящие почти до садизма, и нетрудно понять, какие муки доставляло Йозефу Геббельсу его взросление.
Молодой, патриотично настроенный немец, Йозеф Геббельс от души желал служить своей нации во время первой мировой войны, но призывная комиссия лишь вволю посмеялась над ним, и, как следствие, душевная травма, слезы, отказ от пищи, словом, жизнь этого невзрачного костлявого юноши была вконец испорчена. У Геббельса-взрослого имелись возможности исказить истину, которая заявляла о себе временами даже громче, чем этого хотелось. В 1943 году он утверждает: «... Геббельсу не пришлось послужить во время первой мировой войны, и его героическая «прусская» служба в должности министра пропаганды во время второй мировой войны была его собственным искуплением за эту оплошность. В конце концов, ему удалось подняться над ложью двадцатых годов, когда он начинал любую свою речь фразой: «Те из нас, кого потрепала война... Его подчиненные леденели при мысли хотя бы случайно взглянуть на нее во время аудиенции у него обычно он восседал за огромным столом. Геббельс предпочитал общество красивых, здоровых людей, как мужчин, так и женщин. Он гордился своим блестящим умом. Геббельс отождествляет физическую красоту и здоровье с верой и волей, а критический интеллект - с еврейской болезненностью, чуждыми мыслями и личностями.
Но, тем не менее, ум, и ум гибкий, был лишь единственным его богатством, с которым он молодым человеком вошел в безжалостный мир Веймарской республики. Пауль Йозеф Геббельс был одним из самых образованных нацистских лидеров разумеется, речь идет о гуманитарном образовании. Благодаря Католическому Обществу Альберта Магнуса, Геббельсу удалось наскрести денег для того, чтобы в 1921 году побывать в нескольких немецких университетах и, в конце концов, получить титул доктора литературы Гейдельбергского университета. К этому времени он уже окончательно порвал с католичеством. Он даже ввел в недоумение своих церковных благодетелей, уговаривая их принять в качестве возврата им его долгов ту же сумму, но в инфлированных марках 1923 года! Ему был предъявлен иск от их имени, и все же Геббельс был вынужден заплатить часть денег. Какое-то время ему пришлось поработать в кельнском отделении «Дрезден банк» в качестве биржевого служащего, оглашающего курс акций. Хельмут Хайбер так комментирует это в своей превосходной биографии Геббельса: «В тот период его звучный тенор нашел полезное применение - но не на политических сборищах, а при объявлении курса наших акций на кельнской бирже». Он все больше и больше погружался в политику, но это происходило скорее вследствие его личной растерянности, разочарования и профессиональных неудач, чем было продиктовано обстановкой в Германии.
И пройдет еще несколько лет, прежде чем он войдет в близкий контакт с Адольфом Гитлером. В одном небезынтересном разговоре, апрельским вечером 1944 года, Йозеф Геббельс вспоминал о своих молодых годах. Он почти ничего не сказал о матери, о ее заботе о жалком уродце-малютке Йозефе, о той любви, которая значила так много для него в поисках веры и смысла жизни в огромном мире, лежавшем за пределами Рейдта. Он ничего не упомянул и о евреях, тем самым признав, что ненависть его к ним развилась позже и, возможно, явилась результатом его политического оппортунизма и любви к Гитлеру. Отца Геббельс описывает как человека педантичного, который работал как вол, и, действительно, все эти качества он вполне мог заимствовать от него, ибо сам обладал ими в избытке. Геббельс вспоминал уютную и спокойную жизнь в доме, ту жизнь, в которой роскошь была редкой гостьей, поскольку ради нее пришлось бы идти на неимоверные жертвы, делавшие ее бессмысленной. Молодой Геббельс оставлял далеко позади себя своих двух старших братьев во всем, что касалось артистических дарований и умственных способностей. В 1944 году Ханс, его старший брат, был директором страховой компании в Дюссельдорфе, а Конрад осуществлял руководство партийной прессой во Франкфурте-на-Майне. Оба были членами нацистской партии с большим стажем.
Даже если не принимать во внимание его личные разочарования и чаяния, вполне логично предположить, что молодой Йозеф Геббельс воспринимал жизнь как борьбу. Он вырос в окружении, где доминирующей социальной темой было нечто вроде контролируемого безумия, попытка процарапать себе когтями путь в респектабельный средний класс. И вот когда дело было сделано, молодой доктор философии оказался в мире коллапса, который представляла собой Центральная Европа. Паулю Йозефу Геббельсу была уготована участь стать инструментом в руках отца в процессе уютненького обустройства в буржуазном мирке, но все эти попытки с треском провалились, когда прочный, стабильный мир, в который семья Геббельс готовилась войти, был низвергнут в бездну. В 1944 году Геббельс живописал сцену, разыгравшуюся в их доме, когда туда доставили фортепьяно - символ буржуазности. На какие же лишения и страдания потребовалось пойти, чтобы приобрести этот инструмент, и ведь все это делалось ради молодого Пауля Йозефа! Он играл на фортепьяно, играл даже в холоднющие зимние дни, натянув на уши шапочку замерзшими пальчиками, трясущийся от холода рейнской зимы. Семья была даже в состоянии предоставить ему достаточное количество денег для поездки в Кельн, чтобы он смог побывать в настоящей опере, - неслыханная роскошь. Семья смогла подготовить к учебе в университете лишь одного из своих детей, и этим ребенком стал Йозеф.
У него были большие успехи по истории и немецкому языку, но вряд ли его можно было отнести к выдающимся ученикам. Геббельс иронически замечает в 1944 году, что его отец желал подготовить его к карьере в гражданской службе, что он, собственно, и сделал, в некотором смысле, разумеется. Йозеф Геббельс появился в Гейдельберге, имея в своем распоряжении скромную сумму денег, одержимый слишком большой гордыней, чтобы довольствоваться кулинарными подношениями квартирной хозяйки, проникнувшейся искренней жалостью к этому маленькому хромоножке, который имел обыкновение отказываться следующим образом: «Благодарю, но я уже поел», «Благодарю, но мне сейчас не хочется». Даже в 1944 году Геббельс не мог отделаться от мелкобуржуазной неприязни к более удачливым студентам. Он их ненавидел, испытывал к ним отвращение. Геббельс был парией, хотя позже отрицал, что не жаловал богатство, галантных молодых людей, которые шныряли повсюду в своих кепочках того или иного студенческого братства и дрались на аристократических дуэлях. Геббельс клялся и божился, что познакомился с «идеей национал-социализма» где-то около 1920 года. Он подфлиртовывал и с другими модными идейками, такими, как например, национальный большевизм. Геббельс бил себя в грудь, утверждая, что он пламенный патриот, душу которого переполняли бурлящие национальные чувства.
По этой причине он отказался от марксизма, хотя социализм привлекал его. Геббельс искал «национальный социализм», хотя, весьма сомнительно, чтобы он действительно понимал именно национальный аспект «национал-социализма». Все приведенные им даты внушают сомнение, но, вероятно, уже к 1924 году Геббельс стал активным членом национал-социалистического движения в своем родном Рейдте. Ему не удалось получить сносное место работы, и, вероятно, его друзья сыграли определенную роль в выборе им вида политической деятельности. В своих воспоминаниях, в 1944 году, министр рисует впечатляющую сцену дружбы отца с сыном вплоть до самой смерти Фрица Геббельса в 1929 году. Даже по прошествии двадцати лет Геббельс очень желал убедить свою аудиторию, что отец принимал и одобрял его выбор. Фриц Геббельс был истовым католиком и последователем центристской партии: нацисты для него не существовали. Будучи кандидатом от нацистской партии на муниципальных выборах, Геббельс был также представителем на выборах, осуществлявшим контроль за их ходом. Он рассказывал, как ходил с одного избирательного участка на другой и, наконец, увидел своего отца, который заполнял избирательный бюллетень.
Он незаметно подкрался к нему сзади и, по его словам, «... На своей первой политической речи в Рейдте он попросил присутствовать своего отца. Фриц Геббельс возразил, что никто на свете, даже его родной сын не сумеет затащить его на митинг нацистов. Геббельс заканчивает свои воспоминания на традиционной для него нотке самообмана и передергивания фактов, способности лгать у этого «проницательного интеллектуала» могло с избытком хватить на двоих. Он утверждает, что очень плохо, что его отец умер в 1929 году, так и не увидев, до каких высот добрался его сын. Это было сказано 24 апреля 1945 года, когда Великий Германский рейх был уже обречен. Еще более поражает попытка Геббельса убедить себя самого в том, что уже в 1929 году он был одним из самых известных политиков Германии. Эта фантазия позволила ему поверить в то, что отец почил в бозе с полным сознанием, что жизнь прошла не впустую, поскольку его сын «добился». Геббельс всегда умиляло, что и он, и Адольф Гитлер до сих пор платили подать католической церкви.
Когда он женился на Магде Квандт 19 декабря 1931 года , Гитлер был на свадьбе шафером. Магда принадлежала к «еретикам», как выражается Геббельс, она была протестанткой. Согласившись быть шафером на этой свадьбе, Гитлер тоже выглядел в глазах церкви виновным: обоих исключили из церковной общины. Но сами они не считали себя отлученными от церкви и продолжали платить церковную подать до самой смерти. Хотя он и был в 1924-25 годах убежденным национал-социалистом, формально он не оставил церковь вплоть до конца 1931 года. Вероятно, по этой же причине он и не желал признаться своим слушателям: память о безвременно ушедшем в мир иной отце, который был способен принять и понять почти все, что угодно, но не такое. В своем знаменитом эссе «Обман интеллектуалов» французский философ Жюльен Бенда анализирует проблему современного интеллектуала-националиста, по сути - интригана, торгаша с рынка. Бенда пишет: «Наш век воистину является веком интеллектуальной организации политической ненависти. И это явится одной из его главных притязаний в истории человеческой морали».
Молодой Геббельс совершил переход из академических стен в политику в период между 1921 и 1924 годами. Но его одиссею нельзя назвать феноменом, характерным для современности Бенда развил свою мысль в конце двадцатых годов : «В конце XIV столетия произошло фундаментальное изменение: «клерки» отдались игре в политические страсти. Люди, служившие помехой людскому реализму, стали вдруг действовать в качестве его стимуляторов. Этот сдвиг в моральном состоянии человечества осуществлялся несколькими способами». Степень политического энтузиазма являлась признаком реализма, отказа от веры. Пауль Йозеф Геббельс пошел по пути от литературного романтизма к манипулированию массами посредством современной пропаганды, изобретателем которой он и был. Бенда продолжает: «Раньше человек считался святым, потому что был в состоянии принять концепцию справедливости, идею закона, чувство Бога. Сегодня он свят потому, что оказался в состоянии создать инструмент, позволяющий ему быть мастером своего дела». Геббельс никогда не был ничем, кроме как квазиинтеллектуалом, ибо его чисто немецкая восприимчивость к культуре приобреталась в пору незрелости, а интеллектуальный анализ прекратился еще в раннем возрасте, хотя он продолжал читать, и очень много.
Читать-то он продолжал, а вот образование его закончилось. В своем умственном развитии он стал утилитаристом. Геббельс мог привести в пример самого себя но он этого не сделал в речи в Веймаре, в 1942 году, когда пренебрежительно заявил: «Под интеллектуализмом мы понимаем такой тип полукультуры, которая знает слишком много, чтобы поверить во что-то лишь из-за инстинкта, и знает слишком мало, чтобы поверить во что-то из-за знаний!!! Молодой Геббельс был неудачником, причем неудачником в своих собственных глазах, до тех пор, пока не обрел национал-социализм. Неудачи были связаны с его романтизмом, его иллюзорным идеализмом, которым не было места в отвратительном мире борьбы и глупости. Самым значительным актом самовыражения Геббельса был его роман «Михаэль», написанный между 1921 и 1924 годами, не опубликованный до 1929 года, да и публикация произошла лишь благодаря покровительству нацистов. Геббельс смог несколько переработать материал, кое-что добавить и превратить своего героя из страдавшего романтика-подростка в многообещающего нациста, который обрел спасение в борьбе за народ. Книга эта способна объяснить очень многое. Михаэль, герой романа-дневника дневник всегда остается излюбленной формой Геббельса , отражал поиски автором смысла жизни.
Идея трагичности германской судьбы захватывала Геббельса, и эта же точка зрения присутствует в трактовке им «мученика за веру» в нацизм - Хорста Весселя, убитого в 1930 году. Посвящение романа Геббельса кроме упоминания о тех, кто был его вдохновителями, Рихарде Флисгесе, например, свидетельствует о том, что даже с 1921 по 1929 годы Геббельс оставался тем же охваченным романтизмом переростком, блуждавшим в фантазиях и поисках веры: «1918 год: нашим ответом была революция!.. Эта книга посвящается памяти моего друга Рихарда Флисгеса, погибшего смертью героя-солдата в шахте у Шлирзее 19 июля 1923 года». Имеется указание на то, что Флисгес погиб во время забастовки, направленной против французов, но никаких подробностей Геббельс больше не сообщает. В предисловии он пишет: «Распад и расчленение не означают упадка, а, скорее, восстание из пепла и возрождение... Сейчас молодежь полна жизни более, чем когда либо. Она верует. Во что - вот в чем состоит предмет спора... Вера, борьба за труд - вот ценности, объединяющие сегодня германскую молодежь в ее фаустовском созидательном порыве».
Геббельс продолжает утверждать, что дух возрождения, обновления собственного «я», стремление к ближнему, к брату, к «народу» - вот мосты из настоящего в будущее: «Мы в нужный момент будем обладать храбростью, волей отважиться на борьбу по зову отечества. Мы хотим жить: значит, мы дождемся жизни». Молодежь, вера, родина, возрождение, товарищество - все ценности старого немецкого молодежного движения, вот что вдохновляло этот роман, и для Йозефа Геббельса он олицетворял веру в национал-социализм. И в этом смысле он действительно был «одним из многих, с немецкой судьбою», если пользоваться его же любимой фразой. Но фразы эти взяты из его предисловия, написанного тогда, когда он уже был убежденным нацистом, а ведь большая часть самого романа написана в 1921 году или, может быть, даже раньше. Язык нацистской пропаганды времен войны чем-то обязан и этому мрачному роману. Ведь не Геббельс же изобретал тот язык, которым он пользовался в «Михаэле» и его отражением в своем разуме, но его отдельные вкрапления, цветистость его фразеологии очень уж походили на доминирующие в германской пропаганде во время войны штампы. Видимо, есть определенный смысл в том, чтобы рассмотреть некоторые языковые примеры из «Михаэля».
Речь о тотальной войне Речь Геббельса во Дворце спорта, нем. Sportpalastrede — речь рейхсминистра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса перед многотысячной аудиторией в Берлинском дворце спорта 18 февраля 1943 года. Речь считается одним из самых известных выступлений Геббельса и одним из самых известных и знаковых публичных выступлений политических деятелей того периода во время Второй мировой войны. К моменту выступления Геббельса немецкая армия и её союзники потерпели ряд тяжёлых поражений на фронтах войны: была окружена и разгромлена крупная группировка вермахта под Сталинградом , в Африке велись тяжёлые бои с наступающими армиями сил антигитлеровской коалиции.
Один из людей, стоявших с нами, сказал: «Хлоп! Вы должны хлопать в ладоши! Неужели мы теперь вообще не спим, не будем ничего есть, увидим всех убитых людей, мирное население тоже? Я просто не мог представить себе эскалацию. Это было достаточно ужасно! Однако тотальная война привела к поражению.
Лента новостей
- Описание документа
- Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский - Лента новостей Киева
- MARC-запись (RUSMARC)
- Wollt Ihr den totalen Krieg?
- Геббельс 18 февраля 1943 года, после Сталинграда
Лента новостей
- Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944г.)
- Поделиться
- «Мир — непригодный для людей способ жизни, упразднен в 1939 г.»: «Тотальная война» Геббельса
- Запрещённая правда. Йозеф Геббельс. Тотальная Война!
- Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944г.)
- Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне 1943 год — Видео
7 января Геббельс писал: "Я убежден, что ключом к решению ситуации может стать только введение тотальной войны". Речь Геббельса о тотальной войне против капиталистического империализма и восточного большевизма. Вот примерно что-то такое чревовещал Геббельс в своей знаменитой речи о тотальной войне. Этой речью Геббельс хотел воодушевить немецкий народ и поднять в нём боевой дух, что ему блестяще удалось. Почти за месяц до "тотальной войны" 22 января 1943 г. Шпеер с большой помпой провозглашает танковую программу, названную «Адольф Гитлер».