Русские в Париже, или Описание происшествий, бывших во время вступления и пребывания в Париже Российских войск с Союзными под предводительством Его Величества Императора Александра I 1814 года. «Вступление российских войск в Париж. 31 марта 1814», неизвестный художник с оригинала И. Ф. Югеля по рисунку У.-Л. Вольфа, Парад русских войск, прошедший 10 сентября 1815 года в столице Франции, привел в восхищение и трепет всю Европу В июне 1812 года Великая армия. Русские взяли Париж, но французы не выучили урок 1814 года.
Русские и союзные войска вступили в Париж
Конференция, посвященная пребыванию русских во Франции в 1814 году, была организована Центром изучения славянской истории Университета Париж-I Пантеон-Сорбонна. Бестужев Николай Александрович Русский в Париже 1814 года. Бестужев Николай Александрович Русский в Париже 1814 года. Конференция, посвященная пребыванию русских во Франции в 1814 году, была организована Центром изучения славянской истории Университета Париж-I Пантеон-Сорбонна.
Взятие Парижа в 1814: как вели себя русские войска в охваченном паникой городе
В начале 1814 года войска шестой антинаполеоновской коалиции наступали на Париж одновременно с севера, востока и юга. Похищение в Париже 25 января 1930 года один проживавший в Париже русский эмигрант получил короткую записку с предложением о встрече. Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. Русские в Париже в 1814 году: освобождение или оккупация?
Взятие Парижа: как русские войска захватили столицу Франции
В ночь на 24 марта 1801 года, когда в Михайловском замке заговорщики душили шарфом императора Павла I, а затем, войдя в раж, топтали его уже бездыханное тело, наследник престола Александр не спал. В мундире при всех великокняжеских регалиях он ждал приглашения на трон. Правителем России его хотела сделать еще великая бабка Екатерина II в обход нелюбимого сына. Но что-то не срослось. Получивший корону Павел Петрович, понятное дело, относился к Александру Павловичу с подозрением. Но и представить не мог, что окончит жизнь свою с молчаливого согласия коварного отпрыска. Идите царствовать, государь! Но недовольством аристократии умело воспользовалась Великобритания, щедро профинансировав переворот через своих дипломатов.
В чем же была ее выгода? В 1907 году был заключён Тильзитский мир, монархи России и Франции лобызались публично Чужая война Начиная с Екатерины I Россия постоянно воевала с Францией - правящий класс напугала Великая Французская революция. Но, кроме классовой солидарности, другого резона для кровопролития не было. Русские, по сути, умирали за интересы вечных конкурентов Парижа - англичан, попутно защищая от уничтожения чахлые европейские монархии. Наполеон, став сначала консулом, а затем императором, никакой угрозы для России не представлял. Более того, он хотел стратегического союза с Москвой. Павел I, поначалу руками великого Александра Суворова громивший французские войска в Италии, в конце концов осознал, что стране эта война не выгодна.
Начались консультации для обсуждения нового союза. Смертный приговор русский правитель подписал себе, когда, по некоторым данным, пообещал пропустить французов через территорию России в Центральную Азию, дабы те нанесли удар по жемчужине британской короны - Индии. А, может, был связан определенными обязательствами? С 1805 по 1807 год он посылает русских солдат проливать кровь на войне с Францией - то в Австрию, то в Пруссию. Историк Сергей Черняховский пишет: «Что собственно русская армия делала на территории Пруссии в 1806 - 1807 гг.? И зачем она туда пришла? А пришла она туда затем, чтобы помочь прусскому королю в его борьбе с Францией, на которую он, кстати, первым напал».
Похожая история и с Австрией.
Гвардейский экипаж в Париже. Источник: guardcrew. Слышен был только раздававшийся стук копыт лошадей, и изредка несколько лиц с тревожным любопытством являлись в окнах, которые быстро открывались и быстро закрывались». Французы не сомневались — настали тяжелые времена, поскольку русские пришли поквитаться за 1812 год. Надо отдать должное Александру I. Он постарался сгладить обстановку, пообещав парижанам особое покровительство и защиту. И российскому императору поверили.
Народ поспешил в северо-восточную часть города, чтобы посмотреть на государя победившей их страны. Парижан собралось так много, что полки с трудом просачивались сквозь толпу. Наши в Париже Александр I своим распоряжением повелел солдатам оставить оружие возле парижской национальной гвардии и жандармерии. Тем самым возложив на них обязанность по обеспечению порядка в городе. Российский государь вообще сильно хотел произвести на французов хорошее впечатление. Поэтому делал все, чтобы как можно меньше стеснять жителей города. И порой это происходило в ущерб своим же солдатам. Например, после сражения 30 марта им пришлось всю ночь приводить в порядок свое обмундирование, поскольку на следующий день был запланирован парад.
А паек солдаты и вовсе получили только к вечеру 31 марта.
Конференция, посвященная пребыванию русских во Франции в 1814 году, была организована Центром изучения славянской истории Университета Париж-I Пантеон-Сорбонна. Открывая конференцию, ее устроительница Мари-Пьер Рей подчеркнула несимметричность представлений о событиях весны 1814 года, бытую-щих во французской и русской историографии. Русские во Франции в 1814 го-ду — это не только капитуляция Парижа и присутствие русской армии-победительницы в столице Франции после отречения Наполеона, это еще и военные действия, предшествующие капитуляции, — так называемая «французская кампания». Так вот, парадоксальный, но несомненный факт: французы, хотя эту кампанию проиграли, считают ее блестящей, а поражение Наполеона объясняет неравенством сил; зато русские, хотя кампанию выиграли, пишут о ней не слишком охотно; в советской историографии принято было отзываться об этой кампании негативно не «отечественная» и народная война, а сражение ради императорского прес-тижа , и положение это изменилось на русской почве лишь в последние два десятка лет об этом удивительном факте шла речь и в завершившем конференцию докладе Жюли Гранде. Впрочем, конференция 2014 года была посвящена не столько военной истории, сколько истории социальных и культурных практик; докладчики поставили перед собою задачу исследовать повседневный быт Парижа во время его оккупации русскими войсками весной 1814 года, изучить, какое влияние эта оккупация оказала на литературу и искусство, в каких формах она запечатлелась в исторической памяти. Первый доклад прочла сама Мари-Пьер Рей Университет Париж-I Пантеон-Сорбонна ; он назывался «Французская кампания 1814 года и ее геополитичес-кие, социальные и культурные цели». Докладчица подчеркнула многообразие целей, которые ставил перед собой император Александр весной 1814 года.
С одной стороны, Александр четко осознавал, что для установления долговременного мира в Европе он обязан полностью разбить Наполеона и окончательно лишить его власти; с другой стороны, в цели российского императора не входило полное истощение Франции, поскольку Россия была заинтересована в сохранении этой страны как противовеса Англии и Германии. В рамках большой геополитики Александр мечтал переустроить европейский континент таким образом, чтобы восстановить равенство европейских государств, применительно же конкретно к Франции хотел, под влиянием своего воспитателя Лагарпа, установить там конституционный режим, ибо был уверен, что Франции абсолютная монархия не нужна. Впрочем, относительно конкретного политического режима, который следует ввести в посленаполеоновской Франции, Александр долгое время колебался и согласился на реставрацию Бурбонов притом не как абсолютных, а как конституционных монархов лишь по настоянию Талейрана. Военными, геополитическими и политическими целями дело, однако, не ограничивалось. Докладчица подчеркнула, что Александра очень волновал вопрос о том, какой образ России сохранится в сознании европейцев; ему хотелось, чтобы Россия предстала перед Европой страной цивилизованной, а между тем наполеоновская пропаганда охотно изображала наступающую российскую армию ордой дикарей, чему немало способствовал непривычный для европейцев облик казаков, калмыков, башкир. Поэтому свое пребывание в Париже Александр использовал для того, чтобы опровергнуть сложившиеся стереотипы. Например, он жил не во дворце, а в доме Талейрана — чтобы противопоставить собственную скромность наполеоновской любви к роскоши. Он не позволил разрушить Вандомскую колонну, хотя она была отлита из русских пушек, захваченных наполеоновской армией у русских и австрийцев дело ограничилось только снятием с ее вершины статуи французского императора , он позировал французскому живописцу Жерару и навещал экс-императрицу Жозефину в Мальмезоне — одним словом, мобилизовал всевозможные ресурсы «стратегии обольщения», чтобы запечатлеть в памяти французов образ России как европейской страны.
Оказалось, что не только «французская кампания» в целом не избалована вниманием исследователей, но и внутри этого периода есть зоны почти не изученные. К ним, в частности, принадлежит присутствие русских войск в Эльзасе. Из докла-да выяснился удивительный факт: в Эльзасе «французской кампании» в собственном смысле слова не было. Русские войска, а равно и войска других участ-ников антинаполеоновской коалиции, разумеется, вошли в Эльзас, поскольку миновать его тем, кто движется в Париж из Москвы или из Вены, невозможно, и окружили имевшиеся там 15 крепостей впрочем, среди осаждающих наиболее активную роль играли не русские, а пруссаки. Однако при известии об отречении Наполеона 6 апреля 1814 года защитники крепостей получили право сдаться и этим правом воспользовались, что существенно облегчило жизнь обеим сторонам. Эльзас был богатым сельскохозяйственным регионом и предоставлял много возможностей для грабежей, однако и в этом отношении у местных жителей не было претензий к русским — возможно, потому, что эльзасцы воспринимали их на фоне австрийцев, своих давних врагов. Благодаря этому в памяти эльзасцев русские сохранились как наименее страшные и наиболее дисциплинированные из членов антинаполеоновской коалиции. Оливье Варлан Университет Париж-Сорбонна в докладе «Шатийонский конгресс: дипломатия на грани невозможного» рассмотрел одно из известных, но не до конца исследованных событий весны 1814 года — конгресс, который проходил с 5 февраля по 19 марта во французском городе Шатийоне или, в другой транскрипции, Шатильоне.
Пожалуй, главной особенностью этого конгресса было то обстоятельство, что ни одна сторона ни французы, ни союзники не хотела достичь никакого определенного результата и все только тянули время. Единственный, кто всерьез надеялся с помощью этого конгресса добиться мира, был французский министр иностранных дел, а в 1807—1811 годах посол Франции в России Арман де Коленкур. Тем не менее этот эпизод стал существенной — пусть и неудавшейся — попыткой повернуть ход истории не военными, а дипломатическими средствами; в определенном смысле для союзных держав этот конгресс оказался своеобразной репетицией другого конгресса — Венского, состоявшегося уже после капитуляции Парижа и отречения Наполеона. Доклад Варлана концентрировался вокруг двух главных фигур — Коленкура и представителя России графа А. Разумовского, причем если первый выступал в роли положительного героя, то второго докладчик довольно сильно демонизировал. Донесение Разумовского с конгресса, которое хранится в московском архиве АВПРИ, так поразило Оливье Варлана своим язвительными тоном и насмешками над Коленкуром, что он не раз возвращался в докладе к этому моменту и даже вызвал у одного из слушателей желание встать на защиту Разумовского, который в бытность российским послом в Вене зарекомендовал себя «вполне приличным человеком». Дмитрий Гутнов Московский государственный университет прочел доклад «Генерал Ф. Остен-Сакен — генерал-губернатор Парижа в 1814 году».
Кратко обрисовав военную карьеру своего героя, от службы в Копорском мушкетерском полку до командира корпуса и генерала от инфантерии во время войны 1812—1814 годов, докладчик особенно подробно и живописно изобразил те многообразные житейские проблемы, которые Остен-Сакен вполне успешно решал в бытность свою парижским генерал-губернатором. Как уже говорилось в докладе М. Рей, одной из задач русского командования было создание у французов благоприятного мнения об оккупантах как галантных европейцах. Меж тем победители, вступив во французскую столицу, естественно, желали отпраздновать победу обильными возлияниями, а это было чревато большими беспорядками. Поэтому в пределах города союзники решили разместить только самые дисциплинированные части гвардию , остальных же удалить за заставы, то есть за окружавшую тогдашний Париж крепостную стену. Более того, русское командование в отличие от прусского, которое больше доверяло своим подчиненным решило временно не выплачивать солдатам жалованье и таким образом уберечь их от парижских соблазнов. Офицеров отправляли на постой в частные дома, и это порой тоже вызывало напряжение: так, одна хозяйка слезно просила атамана Платова не есть ее дочку, потому что она еще маленькая и совсем невкусная. Проблемы возникали в самых неожиданных местах: например, казаки, располагавшиеся в Булонском лесу, мыли лошадей в Сене, а это зрелище привлекало зевак и создавало, так сказать, нездоровый ажиотаж.
Еще большее внимание парижской публики привлекли «русские бани», которые казаки построили из деревьев, сруб-ленных в том же Булонском лесу. Народ был рад поглазеть на диковины, но французские власти это шокировало, и потому бани пришлось перенести в глубь Булонского леса, где они не так бросались в глаза. Парижане оценили деятельность Остен-Сакена в их городе очень высоко и при его отъезде в июне 1814 года подарили ему золотую шпагу, осыпанную брильянтами. Быту русских во Франции, но на сей раз не победителей, а пленников, был посвящен доклад Жака-Оливье Будона Университет Париж-Сорбонна «Русские военнопленные в последние годы Империи». Французские власти опасались, как бы русские, находящиеся во Франции в плену а их общее количество исчислялось несколькими тысячами , не оказались «пятой колонной», и потому старались распределять их по разным, порой очень маленьким городам.
Наступление на Париж началось в 6 часов утра 30 марта с атаки селения Пантен 2-м пехотным корпусом принца Вюртембергского. Одновременно генерал Раевский с 1-м пехотным корпусом и кавалерией Палена пошёл на штурм высот Роменвиля. Гвардия осталась в резерве.
Французы предприняли сильную контратаку на Пантен, так что Евгений Вюртембергский, потеряв только убитыми до 1500 солдат, запросил подкреплений. Барклай-де-Толли послал две дивизии 3-го гренадерского корпуса, которые помогли переломить ход боя. Французы отступили от Пантена и Роменвиля к селению и возвышенности Бельвилю, где их прикрывали сильные артиллерийские батареи. Барклай-де-Толли приостановил продвижение, ожидая вступления в дело запоздавших Силезской армии Блюхера и войск кронпринца Вюртембергского. В 11 часов утра Блюхер смог атаковать левый фланг французской обороны. По воспоминаниям генерала Мюффлинга, Силезская армия запоздала из-за канала, который не был нанесён на карты — его с трудом удалось форсировать. К укреплённому селению Лавилет приблизились прусские корпуса Йорка и Клейста с корпусом Воронцова, русский корпус Ланжерона пошёл на Монмартр, господствующую возвышенность над Парижем. Убедившись в превосходстве сил союзников, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт решил покинуть поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа ради спасения города.
Французы отчаянно оборонялись и переходили в контратаки, чтобы продержаться до подхода Наполеона.
От Березины до Парижа: зарубежный поход русской армии
И одной из самых значимых побед русского оружия стало взятие Парижа в 1814 году. Русские войска пробыли в Париже три месяца, но город от русского присутствия нисколько не пострадал, что подтверждают французские историки и писатели. очерк российского писателя и художника Николая Александровича Бестужева (1791-1855). Париж охвачен войсками и вот-вот окажет сопротивление врагу. Поскольку у русских военных не было проблем с деньгами, как раз накануне они получили жалование за всю кампанию 1814 года аж в тройном размере, щедрых молодых красавцев Париж встретил с распростертыми объятиями.
Как русские Париж брали в марте 1814-го
Казаки в компании. Художник Георг Опиц Спустя 210 лет после Отечественной войны против войск Наполеона интересно почитать воспоминания французов, какие были наши предки в их глазах. Конечно, страх перед русских войсками, годы войн и диктатуры, породили множество домыслов, искаженных фактов, но, как не крути, а это история. Рассуждая об образе «казака», отложившимся в памяти французов, необходимо учитывать, кого именно понимали мемуаристы под «казаками». Во-первых, французы, в общем-то, понимали, что «казаки» — в этническом отношении понятие собирательное и естественно «принимали их по одежке» весьма удобной в бою и внешности далекой от французской бытовой сущности. Во-вторых, французы, достоверно знали, что «казаки» далеко не всегда имели отношении даже к России.
Французы писали и о «немецких казаках», и о «голландских казаках», и о «бельгийских казаках». Многочисленные банды таких ненастоящих казаков грабили население западной Европы от Рейна до Атлантического океана. В-третьих, казаки представлялись и символом всего «русского», и чем-то совершенно отличным от «настоящего русского». Во Франции вышел словарь арго, в котором в статье «Русский» приводился следующий афоризм: «Поскребите русского — и вы обнаружите казака, поскребите казака — и вы обнаружите медведя». Афоризм этот приписывается самому Наполеону, который действительно описывал русских как варваров и идентифицировал их в этом качестве с казаками — людьми по факту добрыми и духовно организованными.
Пасхальный православный молебен на парижской площади 10 апреля 1814 года, через несколько дней после взятия союзными войсками Парижа, настал праздник Светлого Христова Воскресения. В том году совпали дни празднования католической, православной и протестантской Пасхи. Русский император увидел в этом особенный знак, повелев служить торжественный молебен прямо на городской площади. Вокруг установленного импровизированного церковного алтаря разместились семь русских православных священника в богатых праздничных облачениях. Вознести благодарности в виде молитвы за такую важную победу собралась вся армия.
Император Александр I взошел на помост, сопровождаемый православными священнослужителями и прусским королем. Обнажившие головы пехотинцы стояли на коленях, кавалеристы спустили сабли, и под славянское пение началось торжественное богослужение. Полковой священник. Художник Георг Опиц Как позже писал в своих воспоминания русский император, он наслаждался видом того, как завороженные красотой происходящего французы подходили и прикладывались к русскому православному кресту. И все это на фоне того, как незадолго до парижских событий армия Наполеона повсеместно крушила православные храмы, устраивая в кремлевских соборах конюшни и убивая мирных прямо под иконостасами.
В противоположность французским солдатам наполеоновской армии, осквернявших российские святыни на захваченных землях, русские вели себя учтиво. Русский император строго-настрого приказал военным не обижать мирных французов. Всем было выдано денежное довольствие в размере трех годовых окладов. Такая политика надолго сохранила безупречную репутацию армии русских, дав возможность солдатам беззаботно расслабиться после долгих сражений. После трехмесячного пребывания русских войск в Париже город совсем не пострадал от иностранного присутствия, и это неоднократно подтверждалось французскими историками и писателями.
Французов удивило поведение русских. Они были готовы к мщению за Москву и пролитую кровь, ожидая разорения города. Но вопреки всему, парижане настороженно наблюдали за русским великодушием. Жизнь города продолжалась в привычном мирном ритме — работали торговые лавки, проходили театральные представления; а парижане заполнили улицы, с интересом разглядывая бородатых иностранцев и пытаясь заговаривать с ними. Казаки купались в Сене вместе со своими лошадьми, как на родном Дону.
Фото: pbs. Раскинув лагерь на Елисейских полях, они готовили себе еду прямо на кострах и рыбачили в прудах Фонтенбло. Как на родном Дону, казаки купали коней в Сене, и запечатлеть такое невиданное действо стекались парижские художники. Взаимно перенятые традиции Утренний кофе русские переняли у французов, проникнувшись кофейными парижскими традициями. После победы 1814-го употребление напитка считалось в России правилом хорошего тона.
Казаков приглашают в кофейню. Художник Георг Опиц.
Потом французы ещё не раз воевали против России, демонстрируя, что они не только манкурты, но ещё в историческом плане и глухонемые — забыли всё, петушатся, и об уроках истории слышать не хотят… О некоторых страницах российско-французских отношений в связи с 210-летней годовщиной взятия Парижа армией Александра Первого в программе «Что происходит? Программу ведет обозреватель журнала Сергей Филатов.
Сражение за Париж стало в кампании 1814 года одним из самых кровопролитных для союзной армии. Союзники за один день боёв 30 марта потеряли более 8 тысяч солдат из них — более 6 тыс. Это было решительное сражение Французской кампании 1814 года. Наполеон хотел продолжить боевые действия, считая, что шансы на успех ещё есть.
Однако под давлением собственных маршалов, учитывающих настроения населения и соотношение сил, был вынужден уступить. Регентом должна была стать его жена Мария-Луиза. Французская империя рухнула. Наполеон был отправлен в почётную ссылку на остров Эльба в Средиземном море.
Предыстория: 29 марта 1814 года союзные войска, большую часть которых составлял русский контингент, подошли к Парижу.
Франция вообще до революционных десятилетий веками была самым многонаселённым государством Старого Света. Но вернёмся в день триумфа. В полдень 31 марта кавалерийские эскадроны во главе с императором Александром Павловичем триумфально вступили в столицу Франции. Приятное головокружение овладело офицерами. Вот она, птица-слава, в руках.
Окончена самая кровопролитная в истории война. И русскому солдату нет равных. У многих офицеров проснулся литературный талант: они старались записать, зафиксировать свой звёздный час. Мечтательность одним безбожникам свойственна. Он повергает лучезарный венец, возлагаемый на Него всеми народами, пред подножием престола Божия; славу свою воздает Всевышнему и признает Всевидящее Око сопутником во всех Своих предприятиях, напечатлев богодухновенную сию мысль на груди сынов Отечества в память незабвенного 1812 года. Да постыдятся и посрамятся ищущи душу мою; да возвратятся вспять и постыдятся мыслящи ми злая!
Медаль в честь взятия Парижа, учреждённая в 1814 году «По окончании благодарственного с коленопреклонением молебствия, Государь Император отправился во Дворец, где французские вельможи имели счастье быть ему представлены», — да, именно так и было, Александр расточал комплименты Франции и французам. Так и ведут себя настоящие победители. Россия молилась за тех, кто устоял на Бородинском поле и при Малоярославце, кто гнал француза к границам империи, а потом и до Парижа. За упокой павших на поле боя, памяти ушедших в мирное время. Им в те дни посвятил песню и старый гвардеец, а ныне — государственный деятель и поэт Гаврила Державин.
РУССКИЕ В ПАРИЖЕ. ТАК БЫЛО
Валентин Пикуль в одном из своих рассказов пишет о знаменитом Шахматисте времён Пушкина, знавшим поэта лично. Так вот, этот человек задолжал полякам. И когда «разбойники» попали в тюрьму, он приехал в тюрьму, чтобы вернуть им долг. Но не сделали этого. Это - аристократизм духа.
Верне, который сам был участником обороны Парижа А ведь история могла повернуться другим боком! В начале 1815 года Англия, Франция и Австрия заключили тайный военный союз против России. Великое достижение Талейрана! Ему удалось расколоть недавнюю антифранцузскую коалицию и на равных принять участие в новом союзе великих держав… Ещё недавно он разумеется, небескорыстно снабжал деликатными сведениями русского царя. Великие державы Европы страшились российской гегемонии.
Их можно понять. И всё-таки переговоры за спиной императора Александра были одной из вершин политического цинизма: все участники антирусского союза многим были обязаны Российской империи. Русские войска вернули независимость Австрии. Уничтожили злейшего противника Британии — Наполеона. А после капитуляции Парижа Россия не допустила расчленения Франции.
Да, весной 1814-го это было целью политики Александра: сохранить Францию как сильное государство, не допустить европейской гегемонии британцев. И это ему удалось. Русские в Париже показали благородство и широту души. Им было за что мстить французской столице: хотя бы за обворованную Москву. Но месть — удел слабых, сильных удовлетворяет Победа.
И во Франции гости из России показали себя куда более великодушными победителями, чем пруссаки и австрийцы.
Месье является офицером! Один высокий мужчина… продрался ко мне и, взяв за руку, сказал: — Мы очень рады, сударь, вашему прибытию, верьте этому. Лишь только я это вымолвил, как раздались многие «браво! Monsieur est de bonne famille! Месье учтив! Месье из хорошей семьи и прочее. Сокуров рассказывает об удивительном эпизоде пасхального молебна в первые дни оккупации Парижа русской армией. Враг, принёсший столько бед России, был побеждён в своём логове. В обычае европейцев было бы разграбить и сжечь его столицу, однако русское воинство во главе с императором поступило в корне иначе.
Армия собралась, чтобы воздать благодарность Господу за эту победу. На берегу Сены был установлен помост с алтарём. Вокруг выстроились войска. На помост поднялся русский император Александр I в сопровождении прусского короля и православных священников. Пехотинцы обнажили головы и опустились на колени. Кавалеристы опустили вниз свои сабли. Священники в золотых ризах начали торжественное богослужение. Зазвучали древние византийские мелодии и славянское пение. Эффект от красоты службы и благочестия русских был настолько велик, что французы, забыв о своём католическом вероисповедании, прониклись величием момента.
Были и другие уступки. Он объяснял их тем, что мир в Европе того стоит. Не надо разочаровывать тех, кто принял как должное падение Наполеона. Но и неразумно раздражать бонапартистов. Царь решительно против ссылки Бонапарта на Азорские острова, на чём настаивают австрийцы и англичане. Александр проявляет сострадание к судьбе побеждённого императора и предлагает ему в пожизненное владение о. Эльбу и два миллиона франков содержания правда, из кармана «реставрированного» Бурбона, которого Романов едва терпит за его спесь. Приближённые царя, бывало, давали понять ему, что находят его благожелательность к Франции чрезмерной. Критикам казались ничтожными территориальные приобретения России в обмен на страдания народа и пролитую кровь. Александр и сам видел: страна разорена, города в развалинах, финансы расстроены. Предстоит трудная восстановительная работа. И всё-таки, в этом православном человеке, наделённом высшей земной властью, представляющим всю Россию, берёт верх христианин. Он прощает поверженного, который недавно явился русскому народу в образе Антихриста.. По моему мнению, была еще одна побудительная причина у русского человека, к какому бы сословию он не принадлежал, жалеть врага, сделавшего Отечеству так много зла, сравнимого разве с Батыевым разорением и Смутой. Муравьев свидетельствует: «Русские офицеры с недоумением взирали на страну своих детских грез. Жители были бедны, необходительны, ленивы и в особенности неприятны. Француз в состоянии просидеть сутки у окна без всякого занятия. Едят они весьма дурно. Скряжничество их доходит до крайней степени; нечистота их отвратительна, как у богатых, так и у бедных людей. Народ вообще мало образован, немногие знают грамоте, даже городские жители. Кроме своего селения ничего не знают и не знают местности и дорог далее пяти верст от своего жилища. Дома поселян выстроены мазанками и без полов». Конечно, центр Парижа с его бульварами и площадями, храмами и дворцами знати, особняками богатых буржуа произвел хорошее впечатление, но «вначале вид Парижа внушал победителям только отвращение: тянулось Сен-Мартенское предместье - один из грязнейших кварталов … Дома здесь были старинные, закоптелые, с облупившейся штукатуркой, улицы тесные и вонючие, под ногами чавкала грязь, перемешанная с помоями и падалью. В глазах толпившихся здесь людей читалось враждебное отчуждение, несколько смягченное любопытством». Вы скажете, это мнение офицера. Да ведь и солдаты видели то же самое, а наблюдательность простого человека многого стоит. Больше всего солдаты были поражены тем, как встречали их, победителей, побежденные французы. Из окон свешивались белые простыни - под цвет знамен Бурбонов, улицы заполнила нарядная ликующая публика, французы рвались к Александру, целовали его коня, ботфорты; пытались, дабы выразить свою лойяльность, сбросить медного Наполеона с Вандомской колонны, и только вмешательство лейб-гвардейцев Семеновского полка помешало этому. Торопились переименовать Аустерлицкий мост, на что царь заметил: «Достаточно, что я по нему иду». Какой-то буржуа, оттеснив национальных гвардейцев, поставленных вдоль дороги для порядка, протиснулся вперёд: «Мы уже давно ждём Ваше Величество! Сначала долгое, оскорбительное для императора ожидание на Поклонной горе «бояр с ключами». Потом солдаты Великой Армии, опасливо озираясь по сторонам, делают последний бросок к Кремлю по пустынным улицам покинутого населением города из 250000 населения осталось, от силы, 15000. И сразу, в первую ночь оккупации, мщение огнем, народная безжалостная война. Нет, в глазах завоевателей Парижа «французишки» не заслуживали ни уважения, ни… мщения. Один случай еще больше уронил побежденных в глазах победителей. Тогда к Александру, повсюду передвигавшемуся с малым эскортом или вообще пешком без охраны, ринулся сквозь толпу, с воплем ужаса, молодой буржуа с ружьем наперевес. Свитский штабс-капитан перехватил «мстителя», накостылял ему шею и, отняв ружьё, отправил восвояси. Что с него возьмешь!? И так оконфузился, точнее, офранцузился. А вот пожалеть можно. Единичный пример Низкопоклонство французов, замешанное на страхе перед победителями, сменяясь постепенно на искреннее уважение. К сожалению, недолговечное. Даже немыслимый поступок генерала Воронцова был со временем предан забвению. Граф М. Воронцов тот самый «лорд и меценат», незаслуженно обиженный Пушкиным после Ватерлоо возглавил во Франции русский оккупационный корпус. Командир был озабочен прежде всего бесконфликтным сосуществованием войск и мирного населения. Когда русские вновь вошли в Париж, покинутый ими летом 1814 года, там уже хозяйничали в «прусском стиле» вояки Блюхера, который не без оснований считал, что последнее сражение с «императором 100 дней» выиграл он, а не англичанин Веллингтон. Поэтому фельдмаршал-солдафон, спесивый и злобный, способный заколоть безоружного неприятеля, был переполнен чувством мести за фатерлянд, многажды униженный Бонапартом. Париж стонал от его распоряжений и самоуправства, пока в город не вошёл с малой командой генерал Воронцов. Он был боевым военачальником, но «холодные баталии» с союзниками-пруссаками по защите мирного населения потребовали от него не меньше стойкости, чем при обороне Багратионовых флешей в 12-м году. И отстаивать территорию чести и справедливости пришлось с 1815 до 1818 года, пока русские полки не двинулись в обратный путь, на родину. Однако прославился русский генерал в Париже решением иной «проблемы». Как пишет в статье «Невольник чести» Л. Третьякова «ВС», 4, 2001 о наших предках, «Герои после похода вспомнили во Франции о любви, женщинах, прочих радостях жизни. Перед отправкой корпуса в Россию Воронцов выявил, что русские «задолжали» французам полтора миллиона ассигнациями». Теперь особое внимание, читатели поверьте, это не измышление художественного пера : Воронцов оплатил этот долг из своего кармана, продав самое доходное из своих российских имений. Ни в военное ведомство, ни в министерство финансов он не обращался. Граф знал — Отечество после испытаний 1805 — 1815 годов нуждается в патриотах дела. Есть ли в истории войн подобный пример? Неожиданное заключение Казалось бы, рыцарское в романтическом понимании поведение победителей в побеждённой стране навсегда заглушит толки о их якобы неизбывном варварстве и врождённой жестокости. В русском обществе возникли наивные ожидания, что, наконец, Европа признает «своими в доску» её освободителей, которых с времён Суворовских походов изображали в журналах не иначе как бородатыми шутами, плебеями континента, напялившими на мужицкие плечи для потехи платье патрициев.
Русские и союзные войска вступили в Париж
Русская гвардия во главе с императором Александром I вошла во Францию со стороны Швейцарии, в районе Базеля. Союзники наступали двумя отдельными армиями: русско-прусскую Силезскую армию возглавлял прусский фельдмаршал Г. В сражениях на территории Франции Наполеон чаще союзников одерживал победы, но ни одна из них не стала решительной из-за численного превосходства противника. В конце марта 1814 г. Однако союзные монархи, вопреки ожиданиям Наполеона, 12 24 марта 1814 г. Город на тот момент насчитывал до 500 тыс. Обороной французской столицы руководили маршалы Э.
Мортье, Б. Верховным главнокомандующим обороны города был старший брат Наполеона, Жозеф Бонапарт. Войска союзников состояли из трех основных колонн: правую русско-прусскую армию возглавлял фельдмаршал Блюхер, центральную - российский генерал М. Барклай-де-Толли, левой колонной руководил кронпринц Вюртембергский. Сражение за Париж стало одной из самых кровопролитных битв для союзных войск, потерявших за один день более 8 тыс. Наступление началось 18 30 марта в 6 ч.
Воронцова, а русский корпус генерала А. Ланжерона начал наступление на Монмартр. Видя с Монмартра гигантские размеры наступающих войск, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт покинул поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа. В течение 18 30 марта все пригороды французской столицы были заняты союзниками. Видя, что падение города неизбежно и стараясь уменьшить потери, маршал Мармон отправил парламентера к русскому императору. Однако Александр I предъявил жесткий ультиматум о сдаче города под угрозой его уничтожения.
В полдень русская гвардия во главе с императором Александром I торжественно вступила в столицу Франции. Битва при Шато-Тьери 12 февраля кончилась новой большой победой Наполеона. Если бы не ошибочное движение и опоздание маршала Макдональда, дело кончилось бы полным истреблением сражавшихся у Шато-Тьери союзных сил. Но 14 февраля подоспевший на помощь Мармону Наполеон разбил снова Блюхера в битве при Вошане. Блюхер потерял около 9 тысяч человек. К Наполеону подходили подкрепления, а союзники потерпели ряд поражений, и все-таки положение императора оставалось критическим; у союзников в наличии сил было гораздо больше, чем у него.
Но эти неожиданные, ежедневно следующие одна за другой победы Наполеона так смутили союзников, что числившийся главнокомандующим Шварценберг послал в лагерь Наполеона адъютанта с просьбой о перемирии. Новые две битвы - при Мормане и при Вильневе, тоже окончившиеся победой французов, - побудили союзников к этому неожиданному шагу - просьбе о перемирии. Наполеон отказал посланцу Шварценберга графу Парру в личном свидании, а письмо Шварценберга принял, но отложил свой ответ. На перемирие он не согласился. Наполеон, по отзывам даже неприятельских наблюдателей и мемуаристов, превзошел самого себя в этой, казалось, совсем безнадежной кампании 1814 г. Но солдат было мало, а маршалы Виктор, Ожеро были утомлены до последней степени и делали ряд ошибок, поэтому Наполеон не мог использовать полностью свои неожиданные в тот момент и блестящие победы.
Наполеон гневно и нетерпеливо выговаривал маршалам и торопил их. Я уничтожил 80 тысяч врагов с помощью новобранцев, которые были еле одеты... Если ваши 60 лет вас тяготят, сдайте командование!.. Хотя Наполеон считал себя победителем и действительно отбросил неприятеля на нескольких пунктах, но на самом деле битву должно считать не решенной по ее результатам: преследовать Шварценберга с его армией после сражения Наполеон не мог, он перешел обратно через реку Об и взорвал мосты. Наполеон потерял в сражении при Арси-сюр-Об 3 тысячи человек, союзники до 9 тысяч, но достигнуть разгрома союзных армий Наполеону, конечно, на этот раз не удалось. Союзники боялись народной войны, всеобщего ополчения, вроде того, которое в героические времена Французской революции спасло Францию от интервентов и от реставрации Бурбонов...
Александр, Фридрих-Вильгельм, Франц, Шварценберг и Меттерних успокоились бы, если бы подслушали, о чем разговаривали вечером после битвы при Арси-сюр-Об Наполеон с генералом Себастьяни. Химеры, позаимствованные из воспоминаний об Испании и о Французской революции. Поднять нацию в стране, где революция уничтожила дворян и духовенство и где я сам уничтожил революцию! Из случайно перехваченных русскими казаками писем императрицы Марии-Луизы и министра полиции Савари к Наполеону Александр убедился, что настроение в Париже такое, что народного сопротивления ждать нельзя и что приход союзной армии в Париж сразу решит всю войну и кончит ее низвержением Наполеона. Наполеон с главными силами был далеко в тылу союзников. Битва при Фер-Шампенуазе 25 марта кончилась победой союзников над маршалами.
Они были отброшены к Парижу, 100-тысячная армия союзников подошла к столице. Уже 29 марта императрица Мария-Луиза с маленьким наследником, римским королем, выехала из Парижа в Блуа. У французов для защиты Парижа было около 40 тысяч человек. Настроение в Париже было паническое, в войсках тоже наблюдался упадок. Александр не желал кровопролития под Парижем и вообще разыгрывал великодушного победителя. Орлову, уполномочивая его прекращать бой всякий раз, когда явится надежда на мирную капитуляцию столицы.
Ожесточенный бой длился несколько часов; союзники потеряли в эти часы 9 тысяч человек, из них около 6 тысяч русских, но, угнетенные страхом поражения, под влиянием Талейрана, маршал Мармон 30 марта в 5 часов вечера капитулировал. Наролеон узнал о неожиданном движении союзников на Париж в разгаре боев, которые он вел между Сен-Дизье и Бар-сюр-Об. Вот, никогда бы я не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать», - похвалил Наполеон, когда 27 марта узнал о происходящем. Специалист-стратег сказался в нем прежде всего в этой похвале. Он сейчас же бросился с армией к Парижу. Он был полон всегдашней энергии и решимости.
Узнав о случившемся, он молчал с четверть часа и затем изложил Коленкуру и генералам, бывшим около него, новый план. Коленкур поедет в Париж и предложит от имени Наполеона Александру и союзникам мир на тех условиях, какие они ставили в Шатильоне. Затем Коленкур под разными предлогами проведет в поездках из Парижа в Фонтенебло и обратно три дня, за эти три дня подойдут все силы, какие еще есть от Сен-Дизье , с которыми Наполеон только что оперировал в тылу союзников, и тогда союзники будут выброшены из Парижа. Коленкур заикнулся: а может быть, не в виде военной хитрости, но на самом деле предложить мир союзникам на шатильонских условиях? Нет, шпага все покончит. Перестаньте меня унижать!
Батюшков, которому суждено было с войсками дойти до Парижа, 27 марта 1814 года писал Н. Гнедичу: «... Мы дрались между Нан-жинсом и Провинс... Он пошел отрезывать нам дорогу от Швейцарии, а мы, пожелав ему доброго пути, двинулись на Париж всеми силами от города Витри. На пути мы встретили несколько корпусов, прикрывающих столицу и... Зрелище чудесное!
Вообрази себе тучу кавалерии, которая с обеих сторон на чистом поле врезывается в пехоту, а пехота густой колонной, скорыми шагами отступает без выстрелов, пуская изредка батальонный огонь. Под вечер сделалась травля французов. Пушки, знамена, генералы, все досталось победителям, но и здесь французы дрались как львы». Французы были немало удивлены гуманным обращением пришедших с востока россиян. Они ожидали мщения русских за Москву, за пролитую в этой войне кровь разорением французской столицы. А вместо этого встретили русское великодушие.
Жизнь Парижа продолжалась в том же размеренном ритме, как и до прихода русских войск - торговали лавки, шли театральные представления; толпы нарядных горожан заполнили улицы, они разглядывали бородатых русских солдат и пытались с ними объясняться. Совсем по-иному вели себя союзные войска. Яркий тому пример приводит будущий декабрист К. Рылеев, сообщая о своем разговоре с французским офицером в Париже: «... Мы покойны, сколько можем, но союзники ваши скоро нас выведут из терпения... Я говорю другу, ваши-то офицеры, ваши солдаты так обходятся с нами...
Но союзники - кровопийцы! Но как бы там ни было, а война закончилась. Наполеон был сослан на остров Эльба в Средиземном море, и свергнутая французской революцией власть Бурбонов была снова восстановлена. Наступало лето. Русские войска походным маршем возвращались в Россию. А 30 августа того же 1814 года манифестом императора Александра I была учреждена наградная серебряная медаль, на лицевой стороне которой помещено погрудное, вправо обращенное, изображение Александра I в лавровом венке и в сиянии расположенного над ним лучезарного «всевидящего ока».
Медаль предназначалась для награждения всех участников взятия французской столицы - от солдата до генерала. Но она не была им вручена. С восстановлением династии Бурбонов русский император счел негуманным выпуск в свет этой медали, которая бы напоминала Франции о былом крушении ее столицы. И только спустя 12 лет она была роздана участникам кампании 1814 года по велению нового императора Николая I, который «... Выдача ее участникам началась 19 марта 1826 года и затянулась до 1 мая 1832 года. Всего было выдано более 160 тысяч медалей.
Естественно, что на портретах героев Отечественной войны 1812 года, которые были написаны до 1826 года, эта медаль отсутствует среди других наград. Существовало в основном три ее разновидности по размеру: общевойсковая — диаметром 28 и 25 мм и для награждения кавалеристов — 22 мм. Имелось поперечное ушко с продетым в него колечком для подвески награды на ленте. Подобная медаль, принадлежащая знаменитому партизану 1812 года Денису Давыдову, хранится в Ленинградском военно-историческом музее. Существует также множество разновидностей этой медали уменьшенных размеров - 12, 15, 18 мм. Это фрачные медали для ношения на гражданской одежде.
Носили медаль на груди на впервые введенной комбинированной Андреевско-Георгиевской ленте. Она была обычной ширины, но состояла как бы из двух узких ленточек: Андреевской - голубой и Георгиевской - оранжевой с тремя черными полосами.
Со страхом и сомнением взирали на них парижане.
Как вспоминали очевидцы тех событий, больше всего в Париже боялись пруссаков и, конечно, русских. О последних ходили легенды: многим они представлялись этакими рычащими зверовидными чудовищами то ли с дубинами, то ли с вилами наперевес. На деле парижане увидели рослых, подтянутых, опрятных солдат, по своей европейской внешности неотличимых от коренного населения Франции выделялись особенным колоритом разве что казаки и азиатские части.
Офицерский же корпус русских безупречно говорил по-французски и мгновенно — во всех смыслах — нашёл общий язык с побеждёнными. Русские в Париже — один из величайших триумфов отечественной истории, славный период, который в мировой и даже нашей историографии не совсем справедливо заслонён событиями 1812 г. Вспомним же, что это было.
Двести лет тому назад Начнём с того, что собственно участники антинаполеоновской кампании не разделяли события тех лет на Отечественную войну 1812 г. Они именовали это противостояние Великой Отечественной войной и датировали 1812-1814 гг. Поэтому именно о годе 1814-м уместно говорить как о времени, когда Россия вышла из войны с Наполеоном, в отличие от англо-австрийских и прочих союзников, которым ещё предстояла веселуха в формате восстановления Бонапарта на престоле во время Ста дней и чудом, только чудом выигранного сражения под Ватерлоо.
На момент вступления союзных армий в столицу Франции с парижанами уже не было их повелителя — император Наполеон с шестидесятитысячной армией находился в Фонтенбло, замке в 60 км от французской столицы. Через несколько дней, 6 апреля, он перестал быть и императором: одним росчерком пера в акте об отречении он сделал себя просто генералом Бонапартом… Для многих это было шоком: «Он отрёкся от престола. Это способно исторгнуть слёзы расплавленного металла из глаз сатаны!
К вящему удивлению Александра I Освободителя, французы вовсе не мечтали быть «освобождёнными» от власти Наполеона. И до и после занятия союзниками Парижа французские крестьяне объединялись в партизанские отряды и при поддержке остатков регулярной французской армии и национальной гвардии периодически нападали на тылы союзной коалиции. Впрочем, градус этого движения был существенно снижен подлым поведением иных приближённых Наполеона типа маршала МАРМОНА, который предал главу государства и заработал за один день много миллионов вследствие огромного скачка акций Французского банка на бирже после отречения императора.
Сбило пронаполеоновские настроения в обществе и более чем достойное поведение в Париже русских войск.
Гвардия осталась в резерве. Французы предприняли сильную контратаку на Пантен, так что Евгений Вюртембергский, потеряв только убитыми до 1500 солдат, запросил подкреплений. Барклай-де-Толли послал две дивизии 3-го гренадерского корпуса, которые помогли переломить ход боя. Французы отступили от Пантена и Роменвиля к селению и возвышенности Бельвилю, где их прикрывали сильные артиллерийские батареи. Барклай-де-Толли приостановил продвижение, ожидая вступления в дело запоздавших Силезской армии Блюхера и войск кронпринца Вюртембергского.
В 11 часов утра Блюхер смог атаковать левый фланг французской обороны. По воспоминаниям генерала Мюффлинга, Силезская армия запоздала из-за канала, который не был нанесён на карты — его с трудом удалось форсировать. К укреплённому селению Лавилет приблизились прусские корпуса Йорка и Клейста с корпусом Воронцова, русский корпус Ланжерона пошёл на Монмартр, господствующую возвышенность над Парижем. Убедившись в превосходстве сил союзников, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт решил покинуть поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа ради спасения города. Французы отчаянно оборонялись и переходили в контратаки, чтобы продержаться до подхода Наполеона. В 1 час дня колонна кронпринца Вюртембергского перешла Марну и атаковала правый фланг французской обороны с востока, пройдя через Венсенский лес и захватив селение Шарантон.
Барклай возобновил наступление в центре, и вскоре пал Бельвиль.
Гвардейский экипаж в Париже. Источник: guardcrew.
Слышен был только раздававшийся стук копыт лошадей, и изредка несколько лиц с тревожным любопытством являлись в окнах, которые быстро открывались и быстро закрывались». Французы не сомневались — настали тяжелые времена, поскольку русские пришли поквитаться за 1812 год. Надо отдать должное Александру I.
Он постарался сгладить обстановку, пообещав парижанам особое покровительство и защиту. И российскому императору поверили. Народ поспешил в северо-восточную часть города, чтобы посмотреть на государя победившей их страны.
Парижан собралось так много, что полки с трудом просачивались сквозь толпу. Наши в Париже Александр I своим распоряжением повелел солдатам оставить оружие возле парижской национальной гвардии и жандармерии. Тем самым возложив на них обязанность по обеспечению порядка в городе.
Российский государь вообще сильно хотел произвести на французов хорошее впечатление. Поэтому делал все, чтобы как можно меньше стеснять жителей города. И порой это происходило в ущерб своим же солдатам.
Например, после сражения 30 марта им пришлось всю ночь приводить в порядок свое обмундирование, поскольку на следующий день был запланирован парад. А паек солдаты и вовсе получили только к вечеру 31 марта.
Конференция «Воспитание взгляда: парадоксы Дидро»
- К 200-летию окончания заграничного похода русской армии
- Взятие Парижа: как русские войска захватили столицу Франции - Российская газета
- Как русские Париж брали в марте 1814-го
- НАШ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ
- 2024-04-01 210-летие вступления Русской армии в Париж (1814)
- РУССКИЕ В ПАРИЖЕ. ТАК БЫЛО
Взятие Парижа в 1814: как вели себя русские войска в охваченном паникой городе
Он был полон всегдашней энергии и решимости. Узнав о случившемся, он молчал с четверть часа и затем изложил Коленкуру и генералам, бывшим около него, новый план. Коленкур поедет в Париж и предложит от имени Наполеона Александру и союзникам мир на тех условиях, какие они ставили в Шатильоне. Затем Коленкур под разными предлогами проведет в поездках из Парижа в Фонтенебло и обратно три дня, за эти три дня подойдут все силы, какие еще есть от Сен-Дизье , с которыми Наполеон только что оперировал в тылу союзников, и тогда союзники будут выброшены из Парижа. Коленкур заикнулся: а может быть, не в виде военной хитрости, но на самом деле предложить мир союзникам на шатильонских условиях? Нет, шпага все покончит. Перестаньте меня унижать!
Батюшков, которому суждено было с войсками дойти до Парижа, 27 марта 1814 года писал Н. Гнедичу: «... Мы дрались между Нан-жинсом и Провинс... Он пошел отрезывать нам дорогу от Швейцарии, а мы, пожелав ему доброго пути, двинулись на Париж всеми силами от города Витри. На пути мы встретили несколько корпусов, прикрывающих столицу и... Зрелище чудесное!
Вообрази себе тучу кавалерии, которая с обеих сторон на чистом поле врезывается в пехоту, а пехота густой колонной, скорыми шагами отступает без выстрелов, пуская изредка батальонный огонь. Под вечер сделалась травля французов. Пушки, знамена, генералы, все досталось победителям, но и здесь французы дрались как львы». Французы были немало удивлены гуманным обращением пришедших с востока россиян. Они ожидали мщения русских за Москву, за пролитую в этой войне кровь разорением французской столицы. А вместо этого встретили русское великодушие.
Жизнь Парижа продолжалась в том же размеренном ритме, как и до прихода русских войск - торговали лавки, шли театральные представления; толпы нарядных горожан заполнили улицы, они разглядывали бородатых русских солдат и пытались с ними объясняться. Совсем по-иному вели себя союзные войска. Яркий тому пример приводит будущий декабрист К. Рылеев, сообщая о своем разговоре с французским офицером в Париже: «... Мы покойны, сколько можем, но союзники ваши скоро нас выведут из терпения... Я говорю другу, ваши-то офицеры, ваши солдаты так обходятся с нами...
Но союзники - кровопийцы! Но как бы там ни было, а война закончилась. Наполеон был сослан на остров Эльба в Средиземном море, и свергнутая французской революцией власть Бурбонов была снова восстановлена. Наступало лето. Русские войска походным маршем возвращались в Россию. А 30 августа того же 1814 года манифестом императора Александра I была учреждена наградная серебряная медаль, на лицевой стороне которой помещено погрудное, вправо обращенное, изображение Александра I в лавровом венке и в сиянии расположенного над ним лучезарного «всевидящего ока».
Медаль предназначалась для награждения всех участников взятия французской столицы - от солдата до генерала. Но она не была им вручена. С восстановлением династии Бурбонов русский император счел негуманным выпуск в свет этой медали, которая бы напоминала Франции о былом крушении ее столицы. И только спустя 12 лет она была роздана участникам кампании 1814 года по велению нового императора Николая I, который «... Выдача ее участникам началась 19 марта 1826 года и затянулась до 1 мая 1832 года.
Таков был результат безупречной репутации русской армии.
Жалуются все вообще угнетением на своё правительство, бранят Наполеона и желают все мира». Донское казачество в Отечественной войне 1812 г. Ростов на Дону, 2012. Местные жители расценивали захват Франции как долгожданное освобождение от поборов и практически поголовного призыва здоровых мужчин на военную службу. Но дружеского и доверительного отношения к себе добились только русские. Декабрист Рылеев приводит слова одного из французских офицеров: «Я говорю с вами, как с другом, потому что ваши солдаты и офицеры ведут себя как друзья.
Ваш Александр — наш защитник и благодетель, но его союзники — настоящие пиявки». Император Александр 1 на репродукции -Поведение русских в захваченной столице По приказу императора войскам было выплачено жалованье за год в тройном размере, чтобы воины имели возможность развлечься, не причиняя ущерба парижанам. Особенно непринуждённо вели себя казаки. Они расположились лагерем в городском саду на Елисейских полях, жгли костры и готовили себе еду, которую покупали у местных торговок, однако в прудах Фонтенбло выловили и съели всех карпов. Казаки купались в Сене вместе с конями, как у себя на Дону, то есть чаще всего нагишом. Их биваки стали исключительно модным объектом.
Сюда переместились все парижские художники. В моду вошли бороды и широкие ремни. Парижане обоих полов стекались к казачьим бивакам, чтобы полюбоваться на такую достопримечательность. Старинный королевский дворец Пале-Рояль превратился в место сборищ офицеров -любителей азартных игр и куртизанок. Генерал Милорадович проиграл здесь всё своё жалованье за три года вперёд.
Молодой человек затрепетал при последнем имени и торопливо вбежал в свои комнаты. Есть, сударь, лет 3-х малютка, миленькая девочка! Я принял ее на руки из кареты. Двое слуг повели под руки старую, двое молодую барыню на лестницу. В эту минуту вошел Шабань: «Приехали наши хозяйки, — сказал он.
Мне надобно быть верхом, и как я желал бы показаться необыкновенным образом, то не хочу ехать на своей лошади, а желал бы купить казацкую. Это необыкновенно, а ты можешь мне в этом помочь. Помоги, Глинский!.. Как же ты будешь на ней во фронте? Надобно блеснуть, любезный друг, — а чтобы блеснуть, надобно отличиться. Глинский засмеялся: «Помилуй, Шабань, казацкая лошадь хороша в походе, а не в параде: нашему брату нельзя показаться на твоей лошади». Ты не знаешь французов. Каждый порядочный человек заведет непременно казацкую, а если не достанет, то, по крайней мере, будет привязывать хвост к своей лошади, и вообрази, что я сделаю эту революцию. Он отправился с ним к своему полковнику, у которого было несколько казацких лошадей. Глинский объяснил цель посещения и причину желания Шабаня.
Полковник, смеючись, повел их в свою конюшню. Лошадей вывели. Шабань не мог решиться: он восхищался каждою. Полковник начал рассказывать, каким образом и откуда ему достались лошади; одна из них была подарена ему Платовым [30]. Лишь только услышал Шабань имя Платова, он в ту же минуту побежал к лошади и сказал Глинскому: «Объяви, что выбор сделан, спроси, сколько угодно полковнику за эту? Шабань не знал что отвечать с радости. Он удивлялся, каким образом можно было подарок Платова отдавать за такую безделку. Лошадь попробовали. Казак на попонке, с нагайкою в руке, заставил ее повторить все искусство, которому она выучилась в казацкой школе. Шабань был в восторге от приобретения и отправился с покупкою домой.
Ему нетерпеливо хотелось поездить самому, но как он не умел сидеть на казацком седле, то надо было пригонять новое по лошади, а потому, покоряясь необходимости, Шабань отложил свои радости до завтра. Оба приятеля отправились по Парижу; Глинский восхищался чудесами его и кончил вечер в театре; у Шабаня было одно в голове: при каждой хорошей сцене, при каждом прыжке ловкой танцовщицы он восклицал одно: «Ах, какая чудная лошадь!.. Теперь вы увидите наш beau monde [31] , наших красавиц. Я вас прошу только об одной осторожности: муж моей дочери убит под Дрезденом, избегайте случая говорить об этом деле и упоминать даже имя этого города». Он взял за руку Глинского и пошел с ним наверх. В гостиной комнате сидели две дамы: одна лет пятидесяти, еще приятной наружности женщина, другая молодая в черном платье, и когда маркиз представил его, он ловко сказал приветствие матери, извинялся, что военные обстоятельства привели его к необходимости беспокоить их постоем, и уверял, что постарается своим поведением разуверить их в предубеждения, которое вообще все французы имели против русских. Молодой человек обратился к дочери, и когда она подняла на него свои большие глаза, взгляд которых из-под длинных шелковых ресниц, казалось, проникал в самую глубину души, когда он увидел себя перед подлинником портрета, по которому он так хотел узнать ее, краска вступила ему в лицо. Это не могло придать ему ловкости, — однако мужчина, который теряется от глаз прекрасной женщины, не теряет ничего в этих глазах, и потому молодая графиня приветливо выслушала его немногие слова, легкий румянец также пробежал по ее милому лицу — и первое и самое трудное в знакомстве было сделано. Старый маркиз своею веселостью скоро поставил Глинского и свое семейство на такую ногу, что с первого свидания, при котором обыкновенно соблюдается весь этикет, взаимная откровенность установилась. Приветливость маркизы, непринужденное обращение графини, образованность и хороший тон юноши, любопытство с одной стороны, ясный и приятный рассказ с другой, скоро положили основанием доверенности и оправдали похвалы маркиза, которыми он превозносил своего молодого друга.
Чтобы ознакомить Глинского со всем семейством, принесли маленькую дочку графини. Это была прелестная двухлетняя девочка, совершенно похожая на свою мать, «Saluez m. Glinsky, Gabrielle» [32] , — сказала бабушка, и милое дитя без застенчивости протянула обе ручонки к гостю, который, услышав ее имя, с ласкою взял ее на руки. Живой Глинский сказал это без размышления, слава Генриха IV [34] неразлучна была в его памяти со славою Габриели, равно как имя сей последней почти всегда приходило в голову с именем Генриха. Графиня покраснела, опустила глаза. Для матери казалось неприятным такое сочетание имен, но маркиз и маркиза имели другие понятия: что для новейшего поколения французов начало казаться предосудительным во всяком человеке, то для снисходительного нрава людей старого века, и по привязанности их к великому государю, не только извинялось в короле, но даже считалось славою в его любовнице. Маркиз не заметил ни краски графини, ни смущения Глинского, который в ту же минуту почувствовал неловкость своих слов и повинным взором просил извинения у графини. Глинский, одобренный взором графини, в котором не осталось даже следа неудовольствия, усмехнулся. После история великой нации сделалась мне столь же известна, как и моего отечества». Любопытство есть сильная пружина, действующая на женское воображение.
Маркиза, со всею словоохотливостью старой француженки, ожидавшая увидеть русского как редкость, на которую надо смотреть издали, обманутая совершенно в своих ожиданиях, не переставала спрашивать и не знала меры удивлению. Любопытство ее было пробуждено; оно служило ей, так сказать, микроскопом, в котором видела все неожиданные качества молодого человека в увеличенном виде. Графиня, с своей стороны довольствовалась, слушая расспросы матери и сопровождая улыбкой каждый умный или острый ответ Глинского. Она мало принимала участия в разговоре. Небольшой оттенок задумчивости был виден на ее прекрасном лице. Вскоре начали съезжаться гости к обеду, который давал маркиз для приезда своего семейства. Он рекомендовал всем своего юного постояльца. Энтузиазм, внушаемый императором Александром, необыкновенные события и желания узнать ближе варваров Севера, бывших причиною сих событий, все это доходило до неистовства между французами. Они не могли опомниться от удивления, глядя на русских, которых представляли бородатыми чудовищами и видя их людьми, которые были столь же учтивыми и вежливыми, как и они, часто красивее и молодцеватее их щеголей и большею частию образованнее, нежели сии последние. Толпа в зале волновалась, все добивались поговорить с прекрасным варваром, сделать ему какой-нибудь вопрос и когда один оттеснял другого, этот отступал, чтобы толковать по своему полученный ответ; во всех концах залы раздавалось: «Как он красив!
Какие волосы! Одним словом, он был чудом, диковинкою этого дня. Посреди всех восклицаний явился Шабань с сияющим лидом. Раскланявшись на все стороны, подошел к тетке и кузине, сказав по комплименту дамам, он объявил о своем приобретении прекрасной казацкой лошади, принадлежавшей Платову; расхвалил ее фигуру, стать, огонь, и прибавив, что велел привести ее на двор, просил всех посмотреть его покупку. Все мужчины бросились на двор, дамы вышли на балкон, лошадь подвели к крыльцу. Шабань вскочил в седло; все дивились лошади. В самом деле, небольшая, хорошенькая вороная лошадка была очень красива: огнем сверкали глаза, огнем раздувались ноздри и, казалось, огонь же пробегал по всем гибким и проворным членам. Она фыркала, прядала ушами, скребла копытом и, казалось, ожидала только позволения исчезнуть с седоком из глаз; всего более хвост ее удивлял французов, спускаясь густоширокою трубою до самой земли. Глинский заметил Шабаню, что лошадь оседлана дутно: английское седло было так подпружено, что Шабань сидел, поджав ноги, с длинными поводьями почти на самом заду лошади. Я вижу, что седло сейчас свернется; позволь человеку переседлать, а без того не советую ездить на этой горячей скотине».
С сими словами он взял заплакавшую Габриель, а Шабань со смехом и уверениями попросил толпу раздаться, дал шпоры и пустился вокруг большого двора. Несколько прыжков было сделано с отменным успехом, но худо помещенное седло сейчас съехало еще более назад, и когда щекотливая лошадь брыкнула раза два, оно повернулось при первом повороте, и Шабань полетел кверху ногами. Все дамы вскрикнули, между мужчинами начался хохот. Глинский прибежал к Шабаню, поднял его и с заботливостью спрашивал: не ушибся ли? Но Шабань смеялся своему приключению. Между тем поймали лошадь; слуга Глинского оседлал ее как надобно и подвел опять к крыльцу; «это бешеная лошадь», — кричали со всех сторон, «на нее нельзя садиться; она не выезжена; это дикая лошадь», сказал Шабань, потирая ушибленную ногу. Обед был готов, толпа потянулась вверх, одобрение Глинскому и насмешки Шабаню слышались во дворе, на лестнице и во всех этажах. Это, однако же, не помешало ему отвечать остротами, смеяться самому, сесть снова на лошадь и скакать как бешеному, в отмщение за первую неудачу. Когда Глинский вошел в залу, он увидел, что испуганная графиня де Серваль держала на руках свою малютку, осыпала ее поцелуями и повторяла слова: «Шабань, Шабань, что ты хотел сделать с моею Габриелью, что ты хотел сделать? Ты бы убил ее, ты убил бы меня!
Наконец, все успокоились… Маркиз пригласил к столу, повели дам, Глинский подал руку графине. Глинский, — сказала она вполголоса, — я не могу изъяснить всей благодарности за вашу предусмотрительность. Когда я увидела, что Шабань упал, то так испугалась, как будто Габриель в эту минуту сидела у него, вообразив, что это могло случиться в самом деле, и что, конечно бы, случилось, ежели бы не вы…» — Это бы сделал всякий, графиня!.. Глинский сел между графиней и девушкою Клодиной де Фонсек, двоюродною сестрою покойного графа де Серваль, привлекательною 16-летнею брюнеткою, с огненными черными глазами и греческим носиком. Эта живая и резвая парижанка осыпала Глинского шутками и вопросами. Эмилия говорила мало и спрашивала только изредка, ежели ветреная кузина пропускала какие-нибудь подробности о земле и обычаях русских, о чем наиболее они любопытствовали. Глинский не уступал наступчивой де Фонсек ни шагу, веселость и острота с обеих сторон часто развлекали важнейшие разговоры других собеседников. Молодость живет настоящею минутою, ей мало надобности до того, что ее окружает, и политические споры других гостей чужды были для слуха Глинского и вертлявой де Фонсек. Все, что ловкость молодого человека могла высказать, и занимательная игривость милой девушки вызвать, — все было переговорено; малютка де Фонсек краснела от удовольствия, когда Глинский повторял ей что-нибудь лестное. Она была совершенно довольна своим соседом, тогда как он, при всем желании сказать что-нибудь приятное и графине Эмилии, противу воли чувствовал, что не может быть так любезен с нею, как с ее кузиною; какое-то почтение, какой-то страх связывали язык, хотя ни разговор, ни выражение, ни даже лицо графини не показывали никакой строгости или суровости, обыкновенно отдаляющих от себя откровенность и веселость.
Ему казалось, что это его чувствование проистекало от ее положения, он думал, что уважает ее горесть и вместо разговора с нею смелее засматривался на ее прекрасный профиль; но и тут неугомонная де Фонсек не давала ему покоя, не оставляла пяти секунд свободы, чтобы следовать влечению своего сердца. Наконец разговор сделался общим; маркиза спросила Глинского об обращении и о тоне в обществах петербургских. Думаю, что это и здесь так же, хотя я еще не имел случая испытать этого. Что же касается до хорошего обращения с друзьями, то везде равно: оно везде зависит от характера и степени образованности. Шабань послал ему поцелуй рукою. Французы, как народ живой, присвоивают себе право говорить вслух мысли, внушаемые им первыми впечатлениями и потому немудрено, что до ушей Глинского доходили похвалы и рассуждения о его особе. Глинский, — спросила бойкая де Фонсек, — каким образом вы, русские, здороваетесь со знакомыми вам дамами? Де Фонсек остановила на Глинском свои большие глаза с недоумением. Она, затуманившись, опустила глаза. Малютка не знала, что говорить.
Глинский сжалился и рассказал, каким образом мужчина, подходя к женщине, целует руку, и что она отвечает поцелуем в щеку. Все дамы общим судом приговорили, что де Фонсек должна после обеда поздороваться с Глинским, что всем им любопытно видеть опыт этого и, как она вызвалась сама, то обязана доставить всем это удовольствие; Глинский должен был отвечать на многие вопросы: как веселятся в России, есть ли какая-нибудь зелень около Петербурга, есть ли у русских воскресенья и тому подобное; когда же маркиз рассказал анекдот de charmante Gabrielle, то ему надо было выдержать целый экзамен во французской литературе. Когда кончился обед, де Фонсек должна была выполнить требование всего общества, и потом едва не со слезами спряталась за свою кузину. После этого общество разошлось по разным комнатам, многие вышли на балкон. Мы сказали уже, что дом маркиза был в улице Бурбон, и что задняя его сторона была обращена к реке, балконы были с обеих сторон; с этого видна была Сена, все ее мосты, Тюльери, а чрез сад в промежутке высоких деревьев открывалась колонна Наполеонова на Вандомской площади. В дальности на вечернем небе этот монумент слабо рисовался синеватым светом. Статуя Наполеона на этой высоте казалась удивленным взорам наклоненною, от ее головы виднелось множество протянутых в одну сторону веревок, казавшихся нитями, которые волновались, напрягались и ослабевали беспрестанно. По всем улицам народ бежал и теснился в одном направлении, к площади Вандом. Эмилия, которая не была около двух недель в Париже, удивилась при взгляде на это явление. Слезы навернулись на глазах Эмилии.
Глинский не мог вынести, он выбежал в залу и с жаром сказал: «Французы не знают сами, что делают. Это неблагодарно, это неблагородно, это несправедливо, так-то они платят великому человеку». С этими словами он хотел бежать к себе, но Дюбуа, не говоривший вовсе это время ни слова, остановил его, схватил с чувством у него руку. Вы примирили меня с русскими. Несчастья отечества дали мрачное направление моему характеру; я ищу везде оправдания Наполеону, и потому обвиняю целый свет; но, со всем тем, это не мешает мне видеть своей несправедливости, и если я не имею никаких особенных добродетелей, ни качеств, то могу похвалиться одним достоинством: признаваться в своих ошибках и не стыдиться извинения, может быть, для этого надобно иметь также характер, и если я его имею, то тем обязан сорокалетнему наблюдению за самим собою. Глинский с жаром подал ему руку. Странное объяснение расположило его в пользу этого человека. Сверх родства, связывавшего со времени замужества Эмилии маленькую де Фонсек с домом маркиза, она с самого младенчества была там как родная, и графиня не знала в ней души; можно сказать, что она воспитала ее; старая бабушка, у которой жила де Фонсек, не могла по старости заняться ее образованием, а если Клодина не совсем жила в доме маркиза, то потому только, что бабушка не решалась вовсе расстаться с нею. Клодина любила графиню как мать, как сестру, как друга, сколько разность лет в последнем случае позволяла ей пользоваться дружбою графини. Все ее малейшие помышления передавала она с детскою откровенностию Эмилии, будучи уверена, что каждое желание, даже каждая прихоть ее будет исполнена.
Графиня, можно сказать, баловала ее, радовалась доверенности своей воспитанницы и не могла отказывать в ее невинных прихотях. Ввечеру Эмилия была в своем кабинете; де Фонсек с нею, обе сидели на большом турецком диване и молчали. Видно было, что каждая из них занята своими мыслями. Клодина несколько раз подымала свою греческую головку и смотрела на графиню, но видя, что та в задумчивости не обращала на нее внимания, со вздохом опускала пылающую щеку на руку и продолжала молчать. Наконец, ей надоело это положение, — она взяла за руку Эмилию и сказала: «Ты очень печальна сегодня, ma cousine».
К полудню, после кровопролитных боев, русские и прусские войска вышли к кварталам Парижа. На высотах стали разворачиваться артиллерийские батареи для обстрела города. Французский маршал Огюст Фредерик Луи Мармон не питал иллюзий и предложил переговоры, но Александр I был непреклонен и сказал, что "прикажет остановить сражение, если Париж будет сдан: иначе к вечеру не узнают места, где была столица".
Наступление продолжилось, но к Мармону был направлен флигель-адъютант, полковник Орлова, который сообщил, что русский император желает сохранить Париж и предложил капитулировать. В два часа ночи 31 марта в селении Лавилет документы были подписаны и в полдень, впервые со времен Столетний войны, иностранная армия вошла в Париж. Фото: неизвестный художник с оригинала И. Югеля по рисунку У.