Исполнитель: Йозеф Геббельс, Песня: Враги: Перевод речи Геббельса "Хотите ли вы тотальной войны?", Продолжительность: 03:21, Размер: 3.07 МБ, Качество: 128 kbit/sec, Формат: mp3. №167196720. Узнайте, как влиятельная речь Йозефа Геббельса в Берлине, призывающая к тотальной войне, смогла взволновать нацию и заручилась поддержкой тотальной войны.
Тень Геббельса. Что такое «тотальная война»?
И пусть грянет буря! Сокращенный перевод с английского Питера Хедрука, 2007. Кризис, с которым мы столкнулись на восточном фронте, достиг своего апогея. Невзирая на тяжкие беды, с которыми наш народ столкнулся в битве на Волге, 30 января мы собрались на массовом собрании, чтобы показать наше единство, единодушие и твёрдое желание преодолеть трудности, с которыми мы столкнулись на четвёртом году войны. Сталинград был и остаётся великим сигналом тревоги, который подаёт судьба немецкому народу! Народ, у которого есть силы пережить и преодолеть такое несчастье, и при этом ещё почерпнуть из этого дополнительные силы, непобедим. В моей речи к вам и к немецкому народу я вспомню героев Сталинграда, которые накладывают на меня и на всех вас глубокое обязательство.
Я буду говорить со всей серьёзностью и открытостью, как того требует данная минута. Немецкий народ - пробуждённый, воспитанный и обученный национал-социализмом, - в состоянии вынести всю правду. Сейчас не время спрашивать, как всё это произошло. Это может подождать, до тех пор пока немецкий народ и весь мир не узнает полную правду о несчастье последних недель, о его глубокой и судьбоносной значимости. Героические жертвы наших солдат в Сталинграде имели глубокое историческое значение для всего восточного фронта. Они не были напрасными, и будущее покажет почему.
Когда я перескакиваю через прошлое и смотрю вперёд, я делаю это сознательно. Время не ждёт! Времени на бесполезные дискуссии больше не осталось. Мы должны действовать немедленно, тщательно и решительно - так, как всегда действовали национал-социалисты. Именно так действовало наше движение с самого своего зарождения во время множества кризисов, с которыми оно сталкивалось и которые оно преодолевало. Национал-социалистическое государство также действовало решительно, когда ему грозила опасность.
Мы не ведём себя как страус, который зарывает голову в песок, чтобы не видеть опасности. У нас хватает смелости для того, чтобы глядеть опасности прямо в лицо, чтобы хладнокровно и мужественно принимать необходимые меры. И как движение, и как народ, мы всегда были на высоте, когда нам была необходима фанатичная, решительная воля для преодоления и устранения опасности; сила характера, способная преодолеть любые препятствия; глубокая решимость для достижения нашей цели и железное сердце, способное выдержать любую внутреннюю и внешнюю битву. Буря, надвигающаяся этой зимой на наш древний континент из степей, затмевает собой весь прежний человеческий и исторический опыт. Немецкая армия и её союзники - это единственно возможная защита. В своей прокламации от 30 января Фюрер в серьёзной и неотразимой манере задал вопрос: что стало бы с Германией и Европой, если бы 30 января 1933 года вместо национал-социалистов к власти пришло буржуазное или демократическое правительство?
Какая опасность бы за этим последовала - быстрее, чем мы могли тогда ожидать, - и что бы мы ей противопоставили? Десять лет национал-социализма было более чем достаточно, чтобы показать немецкому народу всю серьёзность опасности, которую большевизм представляет на востоке. Теперь всем понятно, почему мы так часто говорили о борьбе с большевизмом на наших партийных съездах в Нюрнберге. Мы громким голосом предостерегали наш немецкий народ и весь мир, надеясь вывести западный мир из поразившего её паралича воли и духа. Мы пытались открыть им глаза на страшную опасность, исходящую от еврейского большевизма, который подверг почти 200-миллионный народ России террору и геноциду. Когда Фюрер приказал армии атаковать восток 22 июня 1941 года, мы все знали, что это будет решающая битва этой великой борьбы.
Неудивительно, что из-за строжайшей секретности большевистского правительства и предпринятых им мер, вводящих в заблуждение, мы не смогли должным образом оценить военный потенциал Советского Союза. Только сейчас мы видим его подлинные масштабы.
В ноябре 2014 года тогдашний президент Украины Пётр Порошенко заявил в интервью немецкой газете Bild: "я не боюсь войны с российскими войсками, и мы подготовились к сценарию тотальной войны". Издание вынесло слова о "тотальной войне" в подзаголовок, но их бы и так заметили, поскольку для Германии это словосочетание имеет особое — и крайне неприятное — значение. Авторство термина "тотальная война" принадлежит кайзеровскому генералу Эриху Людендорфу. В конце Первой мировой войны Людендорф совместно с генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом составлял дуумвират — военную диктатуру, которая де-факто правила Германией.
No one in Germany thinks any longer of a cowardly compromise.
The entire people thinks only of a hard war. As a spokesman for the leading nation of the continent, however, I claim the right to call a danger a danger if it threatens not threatens not only our own land, but our entire continent. My third thesis is that the danger is immediate. The paralysis of the Western European democracies before their deadliest threat is frightening. International Jewry is doing all it can to encourage such paralysis. During our struggle for power in Germany, Jewish newspapers tried to conceal the danger, until National Socialism awakened the people. It is just the same today in other nations.
Jewry once again reveals itself as the incarnation of evil, as the plastic demon of decay and the bearer of an international culture-destroying chaos. This explains, by the way, our consistent Jewish policies. We see Jewry as a direct threat to every nation. We do not care what other peoples do about the danger. What we do to defend ourselves is our own business, however, and we will not tolerate objections from others. Jewry is a contagious infection. Enemy nations may raise hypocritical protests against our measures against Jewry and cry crocodile tears, but that will not stop us from doing that which is necessary.
Germany, in any event, has no intention of bowing before this threat, but rather intends to take the most radical measures, if necessary, in good time After this sentence, the chants of the audience prevent the minister from going on for several minutes. The military challenges of the Reich in the East are at the center of everything. The war of mechanized robots against Germany and Europe has reached its high point. In resisting the grave and direct threat with its weapons, the German people and its Axis allies are fulfilling in the truest sense of the word a European mission. Our courageous and just battle against this world-wide plague will not be hindered by the worldwide outcry of International Jewry. German women, to work! The tragic battle of Stalingrad is a symbol of heroic, manly resistance to the revolt of the steppes.
It has not only a military, but also an intellectual and spiritual significance for the German people. Here for the first time our eyes have been opened to the true nature of the war. We want no more false hopes and illusions. We want bravely to look the facts in the face, however hard and dreadful they may be. The history of our party and our state has proven that a danger recognized is a danger defeated. Our coming hard battles in the East will be under the sign of this heroic resistance. It will require previously undreamed of efforts by our soldiers and our weapons.
A merciless war is raging in the East. The German nation knows that. Its healthy instincts have led it through the daily confusion of intellectual and spiritual difficulties. We know today that the Blitzkrieg in Poland and the campaign in the West have only limited significance to the battle in the East. The German nation is fighting for everything it has. We know that the German people are defending their holiest possessions: their families, women and children, the beautiful and untouched countryside, their cities and villages, their two thousand year old culture, everything indeed that makes life worth living. It did not do so even for its own people.
Terrorist Jewry had 200 million people to serve it in Russia. It cynically used its methods on to create out of the stolid toughness of the Russian people a grave danger for the civilized nations of Europe. A whole nation in the East was driven to battle. Men, women, and even children are employed not only in armaments factories, but in the war itself. The masses of tanks we have faced on the Eastern Front are the result of 25 years of social misfortune and misery of the Bolshevist people. We have to respond with similar measures if we do not want to give up the game as lost. My firm conviction is that we cannot overcome the Bolshevist danger unless we use equivalent, though not identical, methods.
The German people face the gravest demand of the war, namely of finding the determination to use all our resources to protect everything we have and everything we will need in the future. Total war is the demand of the hour. Every sentence is met with growing applause and agreement. The danger facing us is enormous. The efforts we take to meet it must be just as enormous. The time has come to remove the kid gloves and use our fists. A cry of elemental agreement rises.
Chants from the galleries and seats testify to the full approval of the crowd. We can no longer make only partial and careless use of the war potential at home and in the significant parts of Europe that we control. We must use our full resources, as quickly and thoroughly as it is organizationally and practically possible. Unnecessary concern is wholly out of place. The future of Europe hangs on our success in the East. We are ready to defend it. The German people are shedding their most valuable national blood in this battle.
The rest of Europe should at least work to support us. There are many serious voices in Europe that have already realized this. Others still resist. That cannot influence us. If danger faced them alone, we could view their reluctance as literary nonsense of no significance. But the danger faces us all, and we must all do our share. Those who today do not understand that will thank us tomorrow on bended knees that we courageously and firmly took on the task.
It bothers us not in the least that our enemies abroad claim that our total war measures resemble those of Bolshevism. They claim hypocritically that that means there is no need to fight Bolshevism. The question here is not one of method, but of the goal, namely eliminating the danger. Applause for several minutes The question is not whether the methods are good or bad, but whether they are successful. The National Socialist government is ready to use every means. We do not care if anyone objects. We are voluntarily giving up a significant part of our living standard to increase our war effort as quickly and completely as possible.
This is not an end in itself, but rather a means to an end. Our social standard of living will be even higher after the war. We do not need to imitate Bolshevist methods, because we have better people and leaders, which gives us a great advantage. But things have shown that we must do much more than we have done so far to turn the war in the East decisively in our favor. As countless letters from the homeland and the front have shown, by the way, the entire German people agrees. Everyone knows that if we lose, all will be destroyed. The people and leadership are determined to take the most radical measures.
The broad working masses of our people are not unhappy because the government is too ruthless. If anything, they are unhappy because it is too considerate. Ask anyone in Germany, and he will say: The most radical is just radical enough, and the most total is just total enough to gain victory. The total war effort has become a matter of the entire German people. No one has any excuse for ignoring its demands. A storm of applause greeted my call on 30 January for total war. The people are willing to bear any burden, even the heaviest, to make any sacrifice, if it leads to the great goal of victory.
Lively applause This naturally assumes that the burdens are shared equally. Loud approval We cannot tolerate a situation in which most people carry the burden of the war, while a small, passive portion attempts to escape its burdens and responsibilities. The measures we have taken, and the ones we will yet take, will be characterized by the spirit of National Socialist justice. We pay no heed to class or standing. Rich and poor, high and low must share the burdens equally. Everyone must do his duty in this grave hour, whether by choice or otherwise. We know this has the full support of the people.
We would rather do too much rather than too little to achieve victory. No war in history has ever been lost because of too many soldiers or weapons. Many, however, have been lost because the opposite was true. It is time to get the slackers moving. Stormy agreement They must be shaken out of their comfortable ease. We cannot wait until they come to their senses. That might be too late.
The alarm must sound throughout the nation. Millions of hands must get to work throughout the country. The measures we have taken, and the ones we will now take, and which I shall discuss later in this speech, are critical for our whole public and private life. The individual may have to make great sacrifices, but they are tiny when compared to the sacrifices he would have to make if his refusal brought down on us the greatest national disaster. It is better to operate at the right time than to wait until the disease has taken root. One may not complain to the doctor or sue him for bodily injury. Again let me say that the heavier the sacrifices the German people must make, the more urgent it is that they be fairly shared.
The people want it that way. No one resists even the heaviest burdens of war. But it angers people when a few always try to escape the burdens. The National Socialist government has both the moral and political duty to oppose such attempts, if necessary with draconian penalties. We are therefore compelled to adopt a series of measures that are not essential for the war effort in themselves, but seem necessary to maintain moral at home and at the front. The optics of the war, that is, how things outwardly appear, is of decisive importance in this fourth year of war. In view of the superhuman sacrifices that the front makes each day, it has a basic right to expect that no one at home claims the right to ignore the war and its demands.
And not only the front demands this, but the overwhelming part of the homeland. The industrious have a right to expect that if they work ten or twelve or fourteen hours a day, a lazy person does not stand next to them who thinks them foolish. The homeland must stay pure and intact in its entirety. Nothing may disturb the picture. We have ordered, for example, the closing of bars and night clubs. I cannot imagine that people who are doing their duty for the war effort still have the energy to stay out late into the night in such places. I can only conclude that they are not taking their responsibilities seriously.
We have closed these establishments because they began to offend us, and because they disturb the image of the war. We have nothing against amusements as such. It may be that an occasional person thinks that, even during war, his stomach is the most important thing. We cannot pay him any heed. At the front everyone from the simple soldier to the general field marshal eats from the field kitchen. I do not believe that it is asking too much to insist that we in the homeland pay heed to at least the basic laws of community thinking. We can become gourmets once again when the war is over.
Right now, we have more important things to do than worry about our stomachs. Countless luxury stores have also been closed. They often offended the buying public. There was generally nothing to buy, unless perhaps one paid here and there with butter or eggs instead of money.
Подписаться «Вы хотите тотальной войны?
Только-только случился сталинградский разгром. Немцы отступали по всему Восточному фронту. В Северной Африке для них всё тоже было плохо. Рузвельт и Черчилль на конференции в Касабланке впервые озвучили требование о безоговорочной капитуляции Германии. До этого пропаганда убеждала бюргеров, будто до триумфального окончания войны осталось потерпеть всего «чуть-чуть».
Служба безопасности СД доносила, что значительная часть немцев впервые осознала, что войну можно и проиграть. Теперь нужно было как-то выкручиваться. Выступление Геббельса проходило в огромном Берлинском дворце спорта перед тщательно отобранной аудиторией, которая должна была репрезентировать весь немецкий народ.
Речь Геббельса после Сталинграда
После катастрофы под Сталинградом нацистский министр пропаганды Геббельс произнес печально известную речь, в которой он объявил «тотальную войну». За этим скрывался расчет, в первую очередь касавшийся его персоны. Публика отвечала неистовым ликованием. Но чего на самом деле добивался Геббельс этой речью? Свен Келлерхофф Эту картину видели бесчисленное количество раз: широкий круг берлинского дворца спорта, плотно заставленный сиденьями, ряд за рядом заполненный мужчинами и женщинами, в основном одетыми в униформу. Широкий подиум с тремя свастиками, позади могущественный орел партии, повернувший голову вправо, который в своих когтях держит еще одну свастику в лавровом венке. Над подиумом огромная надпись: «Тотальная война — самая короткая война».
Так выглядели кулисы, возможно, важнейшей речи, которую когда-либо произносил гитлеровский рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс; по крайней мере, эта его речь является самой известной. Эти неоднократно показанные в «Дойче Вохеншау» Deutsche Wochenschau кадры решающим образом повлияли на представление о нацистской пропаганде. Но чего же на самом деле добивался Геббельс своей речью? Зачем он приложил такие усилия для создания картины абсолютного восторга публики? В тот четверг среди слушателей сидел 21-летний солдат по имени Иринг Фетшер Iring Fetscher. День спустя он записал в своем дневнике: «Вчерашняя речь Геббельса.
Агитаторы рассказывали об «ужасах русского нашествия», «еврейского» и «большевистского» террора, на плакатах изображали советского солдата, терзающего немецкую женщину. Геббельс говорил: «Вслед за наступающими советскими дивизиями следуют команды ликвидаторов из евреев, а за ними поднимается призрак террора, голодной смерти, анархии». Вызванный этим страх имел и обратную сторону войска боялись противника и нередко в панике отступали там, где ещё могли удерживать позиции , но в целом действительно заставлял драться до последней возможности — лишь бы не оказаться в плену. Борьба до победы! Капитуляция — никогда!
Deutsches Historisches Museum Перспектива плена страшила немцев больше всего — по слухам, в плену кастрировали, подвергали различным пыткам и расстреливали. Эти угрозы подкреплялись как реальными фронтовыми эксцессами, так и усвоенным за много лет образом красноармейца как «типичного преступника». По этой причине множество немецких подразделений ожесточённо билось на Восточном фронте, в то время как на Западном сдавались сотнями тысяч, а некоторые, пытаясь пробиться в Западную Германию и сдаться в плен американцам или англичанам, не сложили оружие даже после объявления о капитуляции Германии 8 мая 1945 г. Франц Шраге, солдат: «Мы смертельно боялись сдаваться. Прежде всего самого момента сдачи в плен.
Ведь когда вы идёте через линию фронта, в вас с одинаковым успехом могут выстрелить и ваши товарищи сзади, и враг спереди. Ведь он мог принять ваши действия за военную хитрость». Веру в то, что продолжение войны имеет смысл, подкрепляли также рассказами о том, что якобы совсем скоро в войска поступит невероятное чудо-оружие, которое полностью изменит ход противостояния. На вопросы о том, когда же это наконец произойдёт, пропагандисты отвечали — тогда, когда фюрер решит, что оно может быть использовано наиболее эффективно. Немцы действительно начали в июне 1944 г.
Солдат Клаус Мауельшаген: «Для нас было мучительно, что положение на всех фронтах ухудшалось. Но всё же мы продолжали воевать, мы говорили себе: «Ай, да ладно!
И Геббельс поверил. В те «последние» дни, усиленно шла пропаганда через историческую параллель. Вот, дескать, Берлин в осаде, русские идут, и мы почти проиграли как в 1762-м, но ведь Гитлер он же как Фридрих великий, он обязательно победит, надо только чтобы кто-нибудь из руководителей вражеского лагеря умер и тогда вся игра перевернется.
Ха, и вы знаете, таки да, умрет Рузвельт — американский президент. Правда сказка не продлится долго, 20 апреля день рождения Гитлера карета превратится в снаряды русских пушек, что уже чуть ли не прямой наводкой бьют по фюрербункеру, а соратники величайшего злодея в истории человечества начнут разбегаться кто куда, лишь бы подальше от тонущего корабля. Радостные представители фольксштурма Фантазиям о великой исторической миссии Третьего рейха не суждено было сбыться. Однако Геббельс отличился, он в отличии он многих других не покинул своего «бога» а остался с ним для того чтобы и дальше своими сладкими речами утешать, обреченных на смерть бойцов фолькштурма, которыми он руководил лично и жителей Берлина. Чем мрачнее и безнадежнее выглядела реальность, тем с большим красноречием рисовал он волшебные картины будущего, ожидающего и Германию, и всю Европу.
Все ее разрушенные города и села будут восстановлены в еще лучшем виде, и в них будут жить счастливые люди. Вся Европа переживет такой же подъем. Мы снова станем дружить со всеми людьми доброй воли. Вместе мы залечим глубокие раны войны, обезобразившие наш континент. На тучных пашнях вырастут богатые хлеба, чтобы накормить миллионы нуждающихся и страждущих.
Работы будет хватать всем; настанет лучшая весна человечества, несущая счастье и процветание! Не помогли ни сила через страх, ни приукрашательства и додумывания, ни утешения. Стоит заметить, что как в целом тема пропаганды нацистов, так и количество приемов которые они использовали для промывки мозгов населению значительно обширнее, чем позволяет вместить формат заметки, так что, опять же, если желаете почитать об этом поподробнее и при этом не утонуть в море специфической литературы, то попрошу дать автору обратную связь. Есть замечательный худ.
Впервые в Германии эту идею во время Первой мировой войны озвучил Эрих Людендорф Erich Ludendorff , который с 1916 по 1918 год в должности генерал-квартирмейстера верховного командования армией был действительно весьма влиятельным человеком в империи. Под этим термином он подразумевал мобилизацию последних резервов. Его изданная в 1935 году под этим же названием книга, напротив, привлекла уже меньше внимания: Людендорф был уже давно исключен из властных кругов как отступник. Но Геббельс осознал силу влияния термина и наполнил его дополнительным содержанием. По его представлениям, НСДАП в «тотальной войне» должна была мобилизовать все еще имеющиеся ресурсы; между родиной и фронтом больше не делалось различий. Каждый мужчина, которого можно было каким-либо образом заменить на родине, должен был быть послан на фронт, экономика должна была быть еще сильнее переориентирована на производство вооружения и, наконец, новым усилением пропаганды следовало побороть пораженческие настроения, а при необходимости жестко их подавить. Полная мобилизация общества обеспечила бы новое значение для НСДАП, которая с 1933 года на государственном уровне все сильнее теряла свое влияние на вермахт, органы государственного управления и СС. Она одна обладает «необходимой инициативой и даром импровизации» для того, чтобы полностью использовать последний резерв сил немецкого народа.
Главный лозунг пропаганды, доминировавшей с этих пор в Третьем рейхе, висел в дворце спорта над трибуной Геббельса: «Тотальная война — самая короткая война». Но сработало ли послание пропаганды? Фетшер в этом сомневался, приводя хорошие аргументы: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии». На самом деле показатели, например, оборонной промышленности не указывают на то, что 18 февраля 1943 года был существенным поворотным моментом.
«Вы хотите тотальной войны?»
Речь о тотальной войне — речь рейхсминистра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса перед многотысячной аудиторией в Берлинском. 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Текст речи Геббельса о тотальной войне поступил на радио накануне, с указаниями министра, как надлежит ее подать. Доктор Геббельс Тотальная война У фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война, и если он относится к своей работе ТАК ответственно, то мы, простые люди, тем более не можем поступать иначе. Видео Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год загружено на YouTube 26-01-2024.
Часть первая. Йозеф Геббельс: политика пропаганды и веры
Clearly, the nearer Stalin and the other Soviet leaders believe they are to realizing their world-destroying objectives, the more they attempt to hide and conceal them. We cannot be fooled. We are not like those timid souls who wait like the hypnotized rabbit until the serpent devours them. We prefer to recognize the danger in good time and take effective action. We see through not only the ideology of Bolshevism, but also its practice, for we had great success with that in our domestic struggles. The Kremlin cannot deceive us. We had fourteen years of our struggle for power, and ten years thereafter, to unmask its intentions and its infamous deceptions. The goal of Bolshevism is Jewish world revolution. They want to bring chaos to the Reich and Europe, using the resulting hopelessness and desperation to establish their international, Bolshevist-concealed capitalist tyranny.
I do not need to say what that would mean for the German people. A Bolshevization of the Reich would mean the liquidation of our entire intelligentsia and leadership, and the descent of our workers into Bolshevist-Jewish slavery. The revolt of the steppes is readying itself at the front, and the storm from the East that breaks against our lines daily in increasing strength is nothing other than a repetition of the historical devastation that has so often in the past endangered our part of the world. That is a direct threat to the existence of every European power. No one should believe that Bolshevism would stop at the borders of the Reich, were it to be victorious. The goal of its aggressive policies and wars is the Bolshevization of every land and people in the world. In the face of such undeniable intentions, we are not impressed by paper declarations from the Kremlin or guarantees from London or Washington. We know that we are dealing in the East with an infernal political devilishness that does not recognize the norms governing relations between people and nations.
The European powers are facing the most critical question. The West is in danger. It makes no difference whether or not their governments and intellectuals realize it or not. The German people, in any event, is unwilling to bow to this danger. Behind the oncoming Soviet divisions we see the Jewish liquidation commandos, and behind them terror, the specter of mass starvation and complete anarchy. International Jewry is the devilish ferment of decomposition that finds cynical satisfaction in plunging the world into the deepest chaos and destroying ancient cultures that it played no role in building. We also know our historic responsibility. Two thousand years of Western civilization are in danger.
One cannot overestimate the danger. It is indicative that when one names it as it is, International Jewry throughout the world protests loudly. Things have gone so far in Europe that one cannot call a danger a danger when it is caused by the Jews. That does not stop us from drawing the necessary conclusions. That is what we did in our earlier domestic battles. We could see, if the danger were not overcome, the specter of hunger, misery, and forced labor by millions of Germans. We could see our venerable part of the world collapse, and bury in its ruins the ancient inheritance of the West. That is the danger we face today.
My second thesis: Only the German Reich and its allies are in the position to resist this danger. The European nations, including England, believe that they are strong enough to resist effectively the Bolshevization of Europe, should it come to that. This belief is childish and not even worth refuting. If the strongest military force in the world is not able to break the threat of Bolshevism, who else could do it? The neutral European nations have neither the potential nor the military means nor the spiritual strength to provide even the least resistance to Bolshevism. In the capitals of the mid-sized and smaller European states, they console themselves with the idea that one must be spiritually armed against Bolshevism laughter. That reminds us of the statements by bourgeois parties in 1932, who thought they could fight and win the battle against communism with spiritual weapons. That was too stupid even then to be worth refuting.
Eastern Bolshevism is not only a doctrine of terrorism, it is also the practice of terrorism. It strives for its goals with an infernal thoroughness, using every resource at its disposal, regardless of the welfare, prosperity or peace of the peoples it ruthlessly oppresses. Will London perhaps persuade Bolshevism to stop at the English Channel? I have already said that Bolshevism has its foreign legions in the form of communist parties in every democratic nation. None of these states can think it is immune to domestic Bolshevism. In a recent by-election for the House of Commons, the independent, that is communist, candidate got 10,741 of the 22,371 votes cast. This was in a district that had formerly been a conservative stronghold. Within a short time, 10,000 voters, nearly half, had been lost to the communists.
That is proof that the Bolshevist danger exists in England too, and that it will not go away simply because it is ignored. We place no faith in any territorial promises that the Soviet Union may make. Bolshevism set ideological as well as military boundaries, which poses a danger to every nation. The world no longer has the choice between falling back into its old fragmentation or accepting a new order for Europe under Axis leadership. The only choice now is between living under Axis protection or in a Bolshevist Europe. I am firmly convinced that the lamenting lords and archbishops in London have not the slightest intention of resisting the Bolshevist danger that would result were the Soviet army to enter Europe. Jewry has so deeply infected the Anglo-Saxon states both spiritually and politically that they are no longer have the ability to see the danger. It conceals itself as Bolshevism in the Soviet Union, and plutocratic-capitalism in the Anglo-Saxon states.
The Jewish race is an expert at mimicry. They put their host peoples to sleep, paralyzing their defensive abilities. Our insight into the matter led us to the early realization that cooperation between international plutocracy and international Bolshevism was not a contradiction, but rather a sign of deep commonalities. The hand of the pseudo-civilized Jewry of Western Europe shakes the hand of the Jewry of the Eastern ghettos over Germany. Europe is in deadly danger. I do not flatter myself into believing that my remarks will influence public opinion in the neutral, much less the enemy, states. That is also not my goal or intention. I know that, given our problems on the Eastern Front, the English press tomorrow will furiously attack me with the accusation that I have made the first peace feelers loud laughter.
That is certainly not so. No one in Germany thinks any longer of a cowardly compromise. The entire people thinks only of a hard war. As a spokesman for the leading nation of the continent, however, I claim the right to call a danger a danger if it threatens not threatens not only our own land, but our entire continent. My third thesis is that the danger is immediate. The paralysis of the Western European democracies before their deadliest threat is frightening. International Jewry is doing all it can to encourage such paralysis. During our struggle for power in Germany, Jewish newspapers tried to conceal the danger, until National Socialism awakened the people.
It is just the same today in other nations. Jewry once again reveals itself as the incarnation of evil, as the plastic demon of decay and the bearer of an international culture-destroying chaos. This explains, by the way, our consistent Jewish policies. We see Jewry as a direct threat to every nation. We do not care what other peoples do about the danger. What we do to defend ourselves is our own business, however, and we will not tolerate objections from others. Jewry is a contagious infection. Enemy nations may raise hypocritical protests against our measures against Jewry and cry crocodile tears, but that will not stop us from doing that which is necessary.
Germany, in any event, has no intention of bowing before this threat, but rather intends to take the most radical measures, if necessary, in good time After this sentence, the chants of the audience prevent the minister from going on for several minutes. The military challenges of the Reich in the East are at the center of everything. The war of mechanized robots against Germany and Europe has reached its high point. In resisting the grave and direct threat with its weapons, the German people and its Axis allies are fulfilling in the truest sense of the word a European mission. Our courageous and just battle against this world-wide plague will not be hindered by the worldwide outcry of International Jewry. German women, to work! The tragic battle of Stalingrad is a symbol of heroic, manly resistance to the revolt of the steppes. It has not only a military, but also an intellectual and spiritual significance for the German people.
Here for the first time our eyes have been opened to the true nature of the war. We want no more false hopes and illusions. We want bravely to look the facts in the face, however hard and dreadful they may be. The history of our party and our state has proven that a danger recognized is a danger defeated. Our coming hard battles in the East will be under the sign of this heroic resistance. It will require previously undreamed of efforts by our soldiers and our weapons. A merciless war is raging in the East. The German nation knows that.
Its healthy instincts have led it through the daily confusion of intellectual and spiritual difficulties. We know today that the Blitzkrieg in Poland and the campaign in the West have only limited significance to the battle in the East. The German nation is fighting for everything it has. We know that the German people are defending their holiest possessions: their families, women and children, the beautiful and untouched countryside, their cities and villages, their two thousand year old culture, everything indeed that makes life worth living. It did not do so even for its own people. Terrorist Jewry had 200 million people to serve it in Russia. It cynically used its methods on to create out of the stolid toughness of the Russian people a grave danger for the civilized nations of Europe. A whole nation in the East was driven to battle.
Men, women, and even children are employed not only in armaments factories, but in the war itself. The masses of tanks we have faced on the Eastern Front are the result of 25 years of social misfortune and misery of the Bolshevist people. We have to respond with similar measures if we do not want to give up the game as lost. My firm conviction is that we cannot overcome the Bolshevist danger unless we use equivalent, though not identical, methods. The German people face the gravest demand of the war, namely of finding the determination to use all our resources to protect everything we have and everything we will need in the future. Total war is the demand of the hour. Every sentence is met with growing applause and agreement. The danger facing us is enormous.
The efforts we take to meet it must be just as enormous. The time has come to remove the kid gloves and use our fists. A cry of elemental agreement rises. Chants from the galleries and seats testify to the full approval of the crowd. We can no longer make only partial and careless use of the war potential at home and in the significant parts of Europe that we control. We must use our full resources, as quickly and thoroughly as it is organizationally and practically possible. Unnecessary concern is wholly out of place. The future of Europe hangs on our success in the East.
We are ready to defend it. The German people are shedding their most valuable national blood in this battle. The rest of Europe should at least work to support us. There are many serious voices in Europe that have already realized this. Others still resist. That cannot influence us. If danger faced them alone, we could view their reluctance as literary nonsense of no significance. But the danger faces us all, and we must all do our share.
Those who today do not understand that will thank us tomorrow on bended knees that we courageously and firmly took on the task. It bothers us not in the least that our enemies abroad claim that our total war measures resemble those of Bolshevism.
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне в Берлине, 1943 год. Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Нацистский режим находится под давлением. Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне.
Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ».
Вслед за экономикой Веймарской республики рухнула и республиканская политическая система. Но рост нацистского движения не оттеснил Гитлера в тень, вопреки надеждам некоторых консерваторов. Геббельс занимался теперь тем, что впоследствии он назовет мифом о Гитлере. Пропаганда Геббельса являлась связующим звеном между общественным имиджем Гитлера и широкими массами. Альберт Шпеер позднее вспоминал о реакции на Гитлера до и после нацистского триумфа: «Три часа спустя я вышел из этого пивного зала на открытый воздух совершенно другим человеком. Я видел те же грязные плакаты на рекламных тумбах, но смотрел на них уже другими глазами. Гипертрофированная фигура Гитлера и его воинственная поза, которую я еще по пути сюда воспринимал с оттенком комизма, вдруг враз утратила всю свою прежнюю комичность». Во время войны он с видимым удовольствием цитировал слова адъютанта Гитлера, Шмундта: «...
Если кратко резюмировать их, они близки к тому, чтобы произвести впечатление на читающего их, сравнимое с апофеозом фюрера». Гитлер был и оставался ключевой фигурой во всей деятельности Геббельса, потому что он собирал воедино нелепую машину из чувств, импульсов и отвращений, которую представляла собой нацистская пропаганда. В течение всего лишь дня Гитлер посещает несколько городов, повсюду десятки и сотни тысяч одних и тех же плакатов. И если авторитет Геббельса рос, то это происходило лишь благодаря Гитлеру. В апреле 1932 года он так выразился о фюрере: «Для настоящего политика нация - это то же самое, что для скульптора кусок мрамора». Имидж Гитлера, создаваемый Геббельсом, не ограничивался одним лишь героическим аспектом его личности. Портрет фюрера его работы представлял собой попурри из всего на свете. Студентам и интеллектуалам он представлял Гитлера в качестве художника и архитектора, оторванного от своей учебы в 1914 году необходимостью служить нации. Для особ сентиментальных у Геббельса имелся Гитлер, который питал любовь к детям.
Рабочим он подавал Гитлера-рабочего. Перед ветеранами Гитлер представлялся в образе Неизвестного солдата первой мировой войны. Возникает вопрос, а откуда же в 1932-33 годах брались деньги на всю эту пропаганду? И Геббельс, и Гитлер были людьми чрезвычайно уязвимыми в случае всякого рода возможных расследований в этом направлении, но и с этой проблемой Геббельс расправлялся, как всегда, мастерски. Он лгал. Как партия рабочих, мы вынуждены финансировать себя сами». К 1932 году Геббельс возомнил себя великим оратором. Он обратился уже не к сотне или двум клакеров в пивных залах, теперь в берлинском парке «Люстгартен» ему внимали десятки тысяч. Медоточивый голос, аргументированные осуждения некомпетентного правительства, иронические или «диалектические» повороты фраз, воззвания к идеализму и героизму - все эти характеристики сделали Йозефа Геббельса вторым оратором в нацистской иерархии.
Его голос не дрожал, как у Гитлера, он не оставлял аудиторию в состоянии экстатического изнурения, но всегда достигал своей цели. За годы, предшествовавшие «приходу к власти», Геббельс приобрел еще один навык. Он так искусно манипулировал германской историей, что ему удавалось вызывать глубокий отклик в сердцах немцев, жаждущих общности со своим национальным наследием. И дело было не в том, что Геббельс знал немецкую историю очень уж глубоко, он ее вообще не знал. Скорее всего, он просто интуитивно чувствовал значение символики прошлого, символики, пробуждающей героические мифы. Играть на этой символике он начал в 1930 году, и к 1944 году оркестровка исторического мифа достигла крещендо. К 1932 году Геббельс говорил своей аудитории, что нацисты апеллировали к народу с призывом к новой войне за освобождение, к народному восстанию. Он цитировал Теодора Кернера, великого германского поэта периода войн против Наполеона: «Нация поднимается, буря грядет! Геббельс очень умно ставил эти символы рядом с ничтожностью и нуждой дня сегодняшнего: «четырнадцать лет обмана, голода, иностранного гнета, годы обмана мерзкой буржуазией, реакционными политиками, ненасытными марксистами и евреями».
Он запоем читал литературные произведения времен «освобождения». Йозеф Геббельс примирился с альянсом Гитлера и кругов реакционных националистов, но такое положение ему было не по душе. Когда перед выборами в ноябре 1932 года коалиция нацистов и националистов на время распалась, Геббельс вернулся к традиционно-благожелательному отношению к Альфреду Гугенбергу и Германской национальной народной партии ДНВП. Разрыв этот стоил нацистам голосов и помог националистам и коммунистам. Он доказывал, что ДНВП является частью веймарской системы и что она находилась у власти в период с 1925 по 1927 годы. Геббельс защищал национал-социализм от элитарных националистов, обвинявших его в том, что нацисты апеллировали к большинству при помощи плакатов и «оглушительной, как на базаре» пропагандистской шумихи. Шмидт Ганновер желал знать, откуда к нацистам приходили деньги; Геббельс отвечал ему, что они поступали от простых, небогатых членов СА и СС. Геббельс язвительно атаковал германских националистов за то, что в 1924 году они позволили их министру юстиции посадить Адольфа Гитлера в тюрьму. Затем Геббельс перешел к другому обвинению, исходящему от националистов - теперь они стали обычной легальной партией.
Теперь положение вещей изменилось, и нас критикуют за то, что мы легальны. В прошлом они желали нашей легальности, потому что думали, что в таком положении мы никогда не придем к власти, а сегодня хотят, чтобы мы были нелегалами, потому что думают, что если мы таковыми будем, то нас можно будет просто исключить из игры». Когда «Гарцбургский фронт», или коалиция нацистов и националистов распалась, Геббельс вплотную подошел к тому, чтобы броситься в атаку на тактический альянс Гитлера с националистами. Он доказывал, что нацисты боролись за право бедняков и что «любая асоциальная, реакционная политика всегда предполагает сохранение большевизма». Он сравнивал объединение германского национализма Гитлером с объединением германских удельных княжеств Бисмарком. Использование Бисмарка, в этой связи, было рассчитанным ударом, потому что именно националисты считали его своей собственностью. Геббельс настойчиво повторял слова Гитлера о том, что крах 1918 года был в большой степени результатом как провала правых, так и левых, ибо антисоциальная политика консерваторов привела к классовой борьбе и социальному распаду. Изворотливость Геббельса сработала и тогда, когда он отрицал возражения националистов, приводивших в качестве аргумента, что у нацистов нет «голов», нет настоящих, закаленных в борьбе умов, и посему они не смогут управлять страной. Геббельс же утверждал, что они и без этих «умов» и «голов» все же создали действительно массовое движение, в то время как националисты, которые, по всей вероятности, обладали такими талантами, выродились в малочисленную партию!
Геббельс пользовался одной из фраз из своего романа «Михаэль» с целью разъяснения призыва национал-социализма: это была группа лиц, объединенная верой, и история о том, как они смогли выжить на первой стадии, будучи тогда «маленькой, странненькой, подвергающейся постоянным нападкам, преследуемой сектой». Такая партия не могла поддержать канцлера-консерватора, Франца фон Папена, из-за фразы: «Мы видим в нем канцлера без нации». Геббельс сумел ввернуть своих излюбленных жертв в эффектный ответ. Мы похоронили двадцать шесть членов СА в Берлине. А где те мертвые, которые могли бы свидетельствовать в вашу пользу?.. Где кровавое свидетельство в пользу вашей партии? И затем последовало завершающее оскорбление в адрес ориентированных на монархизм националистов: «У вас имелась возможность вступиться за императорскую корону... Он обвинял своих врагов в нежелании жить ради идеалов, в которые они якобы верили, идеалов, которые были для Геббельса костью в горле. Социал-демократов он укорял за то, что они в недостаточной степени марксисты, а немецкую католическую церковь - за то, что она на самом деле не христианская.
При этом он сам не был ни марксистом, ни христианином. Главными источниками пропагандистских уловок Геббельса во время веймарского периода были Адольф Гитлер и повседневная ситуация в Большом Берлине и рейхе. Но все же в период между 1928 и 1933 годами Геббельс приобрел кое-какие знания по истории и теории пропаганды и сумел, как подобало, воспользоваться этой информацией. Основой его теории стала работа «Толпа» французского социолога конца XIX столетия, Густава ле Бона, которая произвела на Геббельса неизгладимое впечатление. Он обожал ле Бона до конца своей жизни. Одним из адъютантов министра пропаганды было отражено в его дневниках периода второй мировой войны следующее: «Геббельс считает, что никто другой, кроме как француз ле Бон, не понимал так хорошо психологию масс». Он писал: «Субститут бессознательного действия толпы сознательной активностью отдельного индивидуума - одна из принципиальных характеристик нашего столетия... Люди движимы идеями, сантиментами и обычаями... Та часть, которую занимает в наших действиях бессознательное, неизмеримо велика, а сознательное - весьма мало».
Геббельс сочетал в себе отвращение к массам, типичное для ле Бона, со своим собственным восхищением возможностью манипулировать людьми. Ле Бон утверждал: «Толпа сильна лишь в разрушении. Ее правила тождественны тем, которые типичны для варварства». Эти слова ле Бона явились пророческими в отношении правил, которыми пользовались нацисты, хотя ни Гитлер, ни Геббельс никогда не признавали этот факт. Ле Бон доказывал, что удачливые политики обладают «инстинктивным и часто безошибочным чутьем относительно характера толпы, и именно точное знание ее характера и позволяет им продемонстрировать свое мастерство». Толпа заставляет «нормальных людей» совершать поступки, характерные для дикарей: Геббельс понимал это даже лучше ле Бона, и идеалистические воззвания к жертвоприношению и борьбе производили на германскую нацию огромное впечатление вплоть до 1945 года. Ле Бон утверждал: «Толпа мыслит образами, а сам образ немедленно вызывает в памяти серию других образов, которые с первым не имеют никакой связи... Толпа вряд ли способна отличать субъективное от объективного. Люди воспринимают лишь реальные образы, разбуженные их сознанием, хотя чаще всего они имеют лишь весьма отдаленное отношение к наблюдаемому факту».
Геббельс верил в правильность этих истин и использовал их на протяжении своей политической карьеры. Толпа или даже вся нация в целом - которая, собственно, и была безбрежной толпой, которая теперь имела возможность услышать его по радио, прочитать его слова в газетах и увидеть его на экранах кинотеатров - и соответствующим образом воспринять символы, разбуженные величием прошлого или же злобными заговорами настоящего. Как писал Гитлер в «Майн кампф»: «Вся пропаганда должна быть популярной, и ее интеллектуальный уровень должен быть приспособлен к тому уровню, каковым обладает большинство тех, кому эта пропаганда адресована. Следовательно, чем для большей массы она предназначена, тем ниже должен быть ее чисто интеллектуальный уровень... Люди в подавляющем большинстве весьма феминистичны по своей натуре и отношении к действительности, и трезвые рассуждения определяют их мысли и поступки в намного меньшей степени, чем эмоции и чувства». Когда Геббельс манипулировал символами германской истории, он отдавал должное истине следующего изречения ле Бона: «Даже не является необходимостью то, что герои должны быть отделены от нас прошедшими столетиями для того, чтобы их легенда смогла быть трансформирована воображением толпы. Трансформация обычно может произойти и в течение нескольких лет». Геббельс помогал созданию мифа о нацистской «эре борьбы» в течение десяти последних лет этого периода в немецкой истории. Толпа была бесконечно впечатлительна, «как женщина», размышлял ле Бон, и «оратор, который желает растрогать толпу, должен использовать, в случае необходимости, заведомо неправильные утверждения, как бы оскорбительно они не звучали».
Ле Бон блестяще анализировал консерватизм толпы, ее боязнь перемен. Вырванные из привычного уклада жизни, дезориентированные массы немецкого народа были воском в руках Геббельса. Толпу легче всего завоевать путем апелляции к ее коллективному идеализму. Ле Бон утверждал: «Личные интересы весьма редко выступают в роли побудительных мотивов, если речь идет о толпе, в то время как в случае с отдельно взятым индивидуумом этот мотив - решающий». Геббельсу все это было хорошо известно, но он обладал качеством, которое отвергало национал-социализм, во всяком случае, теоретически - критический ум. Это сделало из него мастера в манипулировании толпами, поскольку толпа, в соответствии с утверждениями ле Бона, демонстрирует «абсолютное отсутствие критического духа». В этом смысле ораторские навыки Геббельса разнились по своему эффекту от речей Адольфа Гитлера. Гитлер оставлял аудиторию в состоянии неистовства, но если читать его речи, то можно убедиться в справедливости ле Бона: «Иногда поражаешься, насколько же бывают убоги речи, если их читаешь, и насколько колоссальным воздействием обладают они в тех случаях, если их слушают». Многие речи Геббельса, в противовес этому утверждению, вполне могут восприниматься и в том случае, если их читаешь, поскольку обладают определенным интеллектуальным содержанием.
Ле Бон говорил, что «... Кто питает их иллюзиями, тот и будет их хозяином, а тот, кто пытается эти иллюзии развеять, всегда становится их жертвой». Радикализм ле Бона апеллировал к Геббельсу, и тот соглашался с радикализмом этого француза, утверждавшего, что «каждая раса несет в своей ментальной конституции закон своей судьбы... По ле Бону: «Не вследствие разума, а часто вопреки ему создаются такие чувства, которые являются побудительными мотивами всей цивилизации - чувство чести, готовность к самопожертвованию, религиозная вера, патриотизм и любовь к славе». Самым замечательным в трактатах ле Бона были его исследования мастеров управления толпой. Иногда даже кажется, что некоторые из описаний просто предназначены для Адольфа Гитлера: «Лидер часто начинал с того, что сам был ведомым. Ему и самому случалось быть загипнотизированным какой-либо идеей, апостолом которой он стал». Лидеры «рекрутируются исключительно из рядов тех болезненно нервозных, экзальтированных, наполовину душевнобольных личностей, балансирующих на грани психической нормальности... Презрение и гонение не задевают их, ибо служат для того, чтобы оказаться дополнительным стимулом для них...
А наделить такого человека верой, значит сделать его в десятки раз сильнее». Когда Геббельс читал ле Бона, он видел перед собой Адольфа Гитлера, того Гитлера, который любил утверждать: «Тот, кто имеет веру в свое сердце, обладает самой большой силой в мире». И вера Геббельса в Гитлера подтвердилась после 1926 года, и он привил эту веру германскому народу. Он стал провозвестником избавления и в процессе обожествления Гитлера постоянно превозносил его «человеческие» качества. Как он научился у ле Бона: «Боги и люди, кто сохранил престиж, никогда не терпели дискуссий от толпы, чтобы она их обожала, они должны быть дистанцированы». В 1928 году гауляйтер Йозеф Геббельс произнес речь с претензионным названием «Знания и пропаганда». Геббельс начал со вступления, пояснявшего, что цель пропаганды - политический успех, а не интеллектуальные глубины. Роль пропаганды состояла в том, чтобы суметь выразить словесно то, что аудитория чувствует в своих сердцах. Пропагандист должен ощущать всеобщность идеи национал-социализма в каждом аспекте своего осознания ее.
Его сокровенным желанием должно стать умение донести эту идею до слушателей. Партийная организация необходима для обеспечения победы идеи. Геббельс заявил, что в 1913 году радикалисты имели лучшую идею, но победу одержали марксисты, ибо были лучше организованы. Геббельс не сомневался, что обладание властью давало партии или идее право эту власть использовать. При помощи пресловутой «иезуитской», или «французской», или «латинской» логики, которую так часто вменяли ему в вину его недруги, Геббельс высмеивал марксистов за то, что они эту силу не использовали, и атаковал своих обвинителей в берлинской полиции не за то, что те ему досаждали, а за то, что при этом называли себя демократами! Он рассматривал пропаганду как искусство прагматики, средство к достижению цели, борьбу за еще большую власть, за власть над миром. Поскольку и методы, и ситуация меняются, пропагандист обязан быть писателем и организатором, и оратором. Он должен уметь обращаться к «широким массам образованных людей» так же, как и к «маленькому человеку». Пропаганда тоталитарной партии несет в себе евангелистическую миссию: «Никто не желает погибать во имя восьмичасового рабочего дня.
Но кто-то может умереть за то, чтобы Германия принадлежала своему народу». Идеализм и прагматизм были ключевыми моментами геббельсовской концепции пропаганды в период существования Веймарской республики. И солидная доза цинизма в придачу: «Пока наша пропаганда не ведет к запрету со стороны еврейского полицай-президиума, она неправильна, поскольку неопасна. Это постановление о роспуске лучшее доказательство тому, что мы представляем опасность». Геббельс пользовался фразами Гитлера об устном слове как ключе к революционным движениям прошлого. Составляя список революционеров-пропагандистов, Геббельс поднимал некоторые имена, вычитанные им у ле Бона, и, кроме того, добавлял в него кое-что и от себя: Христос, Мохаммед, Будда, Заратустра, Робеспьер, Дантон, Муссолини, Ленин, Наполеон, Цезарь, Александр. Все перечисленные сочетали в себе огромные способности ораторов с революционными идеями и блестящим организаторским талантом. Геббельс, вероятно, мог считаться и организатором, и оратором, но ведь саму идею создал Гитлер. Как позже писал Альберт Кребс, человек, знавший Геббельса в период Веймара: «Геббельс обладал неимоверно острым чутьем на те силы и, в той же мере, громадные способности обращаться к ним, причем в полной мере сознавая в себе их наличие и умел приводить их в движение посредством слов.
Но так как он, по моему мнению, сильно страдал от недостатка элементарных жизненных сил, то не был в состоянии определить цели и задачи для себя. Напротив, он сам нуждался в силах других для того, чтобы быть самим собой». Йозеф Геббельс открыто хвастался уничтожением евреев в Европе в период второй мировой войны. Он был именно тем человеком, на котором лежала ответственность за «хрустальную ночь» - погромы ноября 1938 года. И Гитлер, и Геббельс с вожделением взирали на то, что происходило на берлинских улицах, где третировали евреев. И все же Геббельс был самым «евреем» из всех нацистских лидеров, если пользоваться терминологией и методикой определения еврейской крови, принятой национал-социалистами. Физически он был ущербен. Инвалид, он обладал острым, язвительно-насмешливым умом, мастер по части плетения интриг и заговоров: «левантиец»-рационалист Розенберг. Один из подчиненных Геббельса писал: «Можно заметить, что критицизм составляет основу его натуры».
Геббельс общался и обращался в среде еврейских издателей в Берлине, и, по крайней мере, с одним евреем они были однокашниками в Гейдельберге. Однажды он чуть было не женился на девушке, которая наполовину была еврейкой. Он был единственным из нацистских лидеров, который постоянно ввертывал еврейские словечки. В своих частных беседах он наполовину цитировал избранные места из своих спичей, источавших антисемитизм. Он был способен при разносе своих подчиненных сказать, что даже евреи лучше бы справились с тем или иным делом, если бы он только мог заменить их евреями. В качестве типичного примера беспредельной еврейской наглости он приводил большевизм и высмеивал гоя, который считал, что его еврей был человеком достойным, даже если остальные евреи могли быть плохими. Полушутя-полусерьезно Геббельс часто употреблял словечки из идиш или иврита. Он заявлял, что зять Черчилля был одним из «пархатых». Нет свидетельств тому, что Пауль Йозеф Геббельс вырос в доме, где царил антисемитизм.
Будучи студентом после первой мировой войны, он жил в антисемитском окружении, где он, без сомнения, мог слышать или может даже прочесть «Протоколы сыновей Сиона» 86 и наблюдать ту волну антисемитизма, которая прокатилась по Германии в 1918-20 годах. К 1927 году травля и ненависть к евреям стали, казалось, главным делом его жизни. Что же произошло за предыдущие годы? Геббельс повстречался с Гитлером и подделался под него, переняв и заострив его антисемитизм. Эта антисемитская жилка всегда проявлялась сильнее в мюнхенской партии, нежели в северо-германском крыле Штрассера, и когда Геббельс перебежал к Гитлеру, он решил компенсировать свои прежние антигитлеровские выпады, целиком отдавшись величайшей одержимости Гитлера - борьбе против еврейства. Несколькими годами позже он даже дошел до того, что на каждом углу кричал, что мать Штрассера была еврейкой. Геббельс никогда не забывал унижения, которые ему доставила «еврейская пресса» Берлина, города с относительно большим еврейским населением среднего класса, но где хватало и бедняков-евреев, эмигрантов последних лет с Востока. Знаменательно то, что Геббельс не очень-то останавливался в своих нападках на этих «чужаках», а скорее на преуспевающей германско-еврейской буржуазии. Он ненавидел еврейскую буржуазию, потому что она олицетворяла либеральные буржуазные ценности, и их «еврейскую прессу», которая отринула его литературные и журналистские опыты.
Что касалось психического склада, Геббельс вряд ли представлял собою «арийца». Более того, его интеллект наводил на разные мысли в партии, для которой отсутствие докторов философии во всяком случае, в 1928 году являлось нормальным явлением, и его аналитический склад ума характеризовался как «иезуитский», или «еврейский», или «картезианский». Геббельс - маленький человечек с большой головой, спроецировал все эти упомянутые качества на евреев и, тем самым, садистски очистился от всех этих нечистот. Он высмеивал евреев, обладавших чувством юмора, которые могли напоминать еврейского комедианта на сцене, осыпающего публику непристойными остротами. За таким оскорбительным юмором обычно спасается идеалист, человек, который от раздражения высмеивает мир и его тупость, потому что мир не дорос до его прекрасных идеалов... Во многих отношениях Геббельс представлял собой эмоционально незрелое существо. Норман Кон сказал следующее о таком типе людей: «Беда состоит в том, что многие люди, которые так и не перестали быть маленькими мальчиками, в своей эмоциональной жизни продолжают усматривать... Он распространен среди тех, кто ищет то, что уже имеет, кто не желает становиться чем-то или кем-то другим, нежели уже стал. Это феномен среднего класса, по своей натуре он носит урбанистический характер, относится к тому монументальному типу, который видит события скорее как результат мелких интрижек, нежели как продукт коллективных социальных изменений.
И все же удивляешься тому, что Геббельс действительно видел в евреях монстров, рассматривал их как чудовища. Его цинизм и желание доказать Адольфу Гитлеру свою любовь к нему играли в его формировании как ненавистника евреев гораздо большую роль, чем его недозрелая эмоциональная раскраска. Желание Геббельса поверить во что бы то ни было являлось продолжением его ранних фантазий и идей и посему было «подростковым», но его желание «кусать» евреев было и политическим оппортунизмом, и доказательством любви к фюреру, который полностью состоял из убийственной ненависти. Геббельс ненавидел евреев как «рационалистов», потому что, будучи демагогом и агитатором, он бойко торганул своей собственной рассудительностью. Геббельс не «боялся рассуждений», но еще студентом и журналистом его отвергли, и он решил прекратить все и всякие интеллектуальные искания и отказался от любой терпимости, даже в самом скромном смысле этого слова, терпимости, которая могла еще существовать до 1919 года. В его собственной жизни, где так много было предоставлено случайностям, вроде несчастья, вызвавшего деформацию его ноги, Геббельс был склонен видеть поворот судьбы, равнозначный мерзкой неотвратимости того, что евреи причинили страдания Германии, 88 и смертоносная бацилла может быть изничтожена лишь радикальными средствами. Глядя на свою искалеченную ногу, он видел вместо нее евреев, и периодические взрывы нигилизма у Геббельса, его ненависть к жизни являли собой отражение перекореженной личной судьбы. В то же время, ненависть Геббельса к евреям тщательно выверялась. В подражании Гитлеру переделалась и роль евреев в его личной судьбе и судьбе Германии и Европы.
Годы практики антисемитизма привели к возникновению Геббельса, для которого антисемитизм был своего рода экзистенциальной сущностью. Но Геббельс как был, так и остался человеком с бдительным, расчетливым, приспособленческим умом. И если его что-то устраивало в том или ином случае, он мог возвысить до небес какого-нибудь зарубежного корреспондента или раздобыть разрешение на выезд из страны для какой-нибудь еврейки. Они включали злобную сатиру, концентрацию на отдельных личностях, выбранных в качестве символа еврейства, обвинение евреев во всем плохом, неправильном, что имело место в Германии. Объектом особой ненависти Геббельса был Бернгард Вайс, полицай-президент Большого Берлина, немецкий патриот и весьма компетентный криминалист, которого «малютка-доктор» выставил в роли еврея «Исидора», полную самомнения, смешную фигурку, которая должна была служить для защиты сомнительных дельцов-евреев от наказания и всячески досаждавшая националистически настроенным нацистам. Циник-Геббельс, вспоминая об этой кампании годы спустя, со всей серьезностью признавал, что выбрал именно Вайса в качестве объекта для своих нападок просто потому, что над ним не составляло труда поиздеваться. Таков был ответ Геббельса тем, кто вопрошал в недоумении: «Почему вы выбрали именно Вайса, он порядочный малый и воевал в первую мировую? Он превратил Вайса в Зайца, поселил его в Китае и поместил его портрет в виде создания, которое приходило в ярость оттого, что его называли Зайцем, поскольку оно изменило имя, стало зваться Викиучу и отрастило себе китайскую косицу. Но люди, когда встречают Фридолина Макса на улице, говорят ему: «Ты выглядишь так, как некто, кого зовут Макс.
Что же мне теперь делать, если твой отец не позаботился о том, чтобы дать тебе подходящее имя». И продолжают: «Почему полицай-президент Берлина, доктор Бернгард Вайс потащил нас в суд только за то, что мы назвали его Исидор? Он думает, что это имя ему не подходит? Потому что Исидор выдает в нем еврея? А что, разве быть евреем - заразно? Когда Вайс обратился в суд с жалобой на то, что нацисты обзывают его евреем, Геббельс ответил на это, что сам он бы очень гордился тем, что его величают немцем, если кому-то пришло бы в голову «обвинить» его в этом.
Способом ведения экзистенциальной войны является война тотальная, и 18 февраля исполнилось 80 лет со дня произнесения самой известной речи министра пропаганды Третьего рейха Йозефа Гёббельса, которая так и назвалась — "О тотальной войне". В ноябре 2014 года тогдашний президент Украины Пётр Порошенко заявил в интервью немецкой газете Bild: "я не боюсь войны с российскими войсками, и мы подготовились к сценарию тотальной войны". Издание вынесло слова о "тотальной войне" в подзаголовок, но их бы и так заметили, поскольку для Германии это словосочетание имеет особое — и крайне неприятное — значение. Авторство термина "тотальная война" принадлежит кайзеровскому генералу Эриху Людендорфу.
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне 1943 год — Видео
Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Добавить в мою библиотеку. Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944). Гитлер наконец принял концепцию тотальной войны и назначил его уполномоченным по тотальной мобилизации. Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры.
Часть первая. Йозеф Геббельс: политика пропаганды и веры
Выступление главного пропагандиста рейха транслировалось по радио на всю Германию. Оратор говорил — точнее, в основном кричал — 1 час 49 минут, за это время он похудел на 3 кг. В личном дневнике Гёббельс назвал свою речь "часом идиотизма" и цинично признал, что если бы он предложил заведённому им залу выпрыгнуть из окон с третьего этажа, сидящие в зале не задумываясь сделали бы это. Слово "Сталинград" прозвучало через несколько минут после начала речи. Он расчётливо вселял в слушателей страх. За наступающими советскими войсками явственно виделись "еврейские ликвидационные команды", вместе с которыми воцарятся террор, страшнейший голод и полнейшая европейская анархия.
С особым упором он объявил, что нужно покончить с щепетильностью и жеманством". Первый вопрос звучал следующим образом: "я могу по праву сказать: те, кто сегодня передо мной сидит, — это срез всего немецкого народа, представленного на фронте и во всем отечестве. Это так? Да или нет? Затем последовали десять вопросов, каждый из которых был провокационнее другого.
Четвёртый вопрос Гёббельса, произнесенный им неистовым голосом, с тех пор стал неотделим от восприятия его личности: "хотите ли Вы тотальной войны? Хотите ли Вы её, если надо, тотальнее и радикальнее, чем мы её себе можем представить? На самом ли деле четвёртый вопрос вызвал в зале самую бурную реакцию, доподлинно неизвестно. Но это уже неважно, поскольку самый действенный эффект был достигнут именно благодаря грамотному монтажу. Истощённый и вместе с тем счастливый Гёббельс после выступления отправился в свою резиденцию у Бранденбургских ворот.
После этого Гёббельс постоянно убеждал Гитлера предоставить ему больше полномочий в управлении военной экономикой. Однако фюрер, несмотря на позицию своих министров и поражения на фронте, всё ещё не был готов перевести всю экономику на рельсы тотальной войны. Но лишь через три дня после провала антигитлеровского заговора 20 июля 1944 года, Гёббельс был, наконец, назначен "имперским уполномоченным по тотальной военной мобилизации". Он стал ответственным за максимальное увеличение живой силы для армии и военной промышленности за счёт секторов экономики, не имеющих военного значения.
Речь считается одним из самых известных выступлений Геббельса и одним из самых известных и знаковых публичных выступлений политических деятелей того периода во время Второй мировой войны.
К моменту выступления Геббельса немецкая армия и её союзники потерпели ряд тяжёлых поражений на фронтах войны: была окружена и разгромлена крупная группировка вермахта под Сталинградом , в Африке велись тяжёлые бои с наступающими армиями сил антигитлеровской коалиции. В своей 109-минутной патетической речи, которая транслировалась по национальному радио в прямом эфире, Геббельс призвал немецкий народ к « тотальной войне » до победного конца. На балюстраде был вывешен транспарант с лозунгом «Тотальная война — кратчайшая война».
Манипуляции с сознанием немцев было принято начать сразу же, в 1933 году. Сперва с 1933 по 1935 год людям предоставлялась полная свобода слова, но поступаемая от СМИ информация тщательно контролировалась,чтобы сформировать у людей единое мнение, но дать возможность им его обсуждать и общаться друг с другом. Таким образом люди смогли бы укрепиться в позициях, транслируемых немецкими СМИ, которые уверенно заявляли о правоте Гитлера.
Не имея другой точки зрения, люди обсуждали лишь это и всё больше укреплялись в мысли о правильности доводов пропагандистских журналистов. Стоит отметить, что при правящей нацистской партии НСДАП были особые системные структуры, ориентированные на исследование различных слоёв общества. Постепенно машина анализа германского социума и последующей пропаганды превратилась в ненасытного монстра, который насыщался тем, что кормил сам: кормил людей лживыми обещаниями мирового господства после того, как мнимые враги Германии будут ликвидированы, а их земли захвачены. Пристальное внимание было приковано к подросткам и детям. Циничный Геббельс понимал всю важность обработки культурного кода населения и в частности подрастающих поколений. Ориентация на них была важнейшей задачей, потому как Германии для величия очень не хватало живых детей, чтобы делать из них мёртвых солдат.
Изначально работа с подростками велась в шутливой игровой форме, но всё чаще детям стали прививать милитаристские настроения. Геббельс уделял огромное внимание церкви.
Она одна обладает «необходимой инициативой и даром импровизации» для того, чтобы полностью использовать последний резерв сил немецкого народа.
Главный лозунг пропаганды, доминировавшей с этих пор в Третьем рейхе, висел в дворце спорта над трибуной Геббельса: «Тотальная война — самая короткая война». Но сработало ли послание пропаганды? Фетшер в этом сомневался, приводя хорошие аргументы: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии».
На самом деле показатели, например, оборонной промышленности не указывают на то, что 18 февраля 1943 года был существенным поворотным моментом. Кстати, это признавал и сам Геббельс: 17 месяцев спустя, 18 июля 1944 года, он послал Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации. Он понял, что одной только пропаганды недостаточно.
Неделю спустя Гитлер назначил своего министра пропаганды еще и «имперским уполномоченным по тотальной военной мобилизации». Это назначение еще сильнее увеличило влияние Геббельса и превратило его в могущественнейшего человека во внутренней политике; он уже давно этого желал. Теперь он занялся тем, чтобы фактически взять на себя управление: «Я бы объединил в круг примерно десять человек, все из которых являются солидными фигурами, и с ними я бы стал править, то есть осуществлять внутриполитическое руководство», — диктовал он своему секретарю.
Но в хаосе последних девяти месяцев войны он уже не смог реализовать свой план. Он остался на том же уровне, что и Шпеер, Гиммлер и начальник партийной канцелярии Мартин Борман. Лишь в конце, после самоубийства Гитлера, он унаследовал пост рейхсканцлера, пробыв в должности всего один день.
Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)
7 января Геббельс писал: "Я убежден, что ключом к решению ситуации может стать только введение тотальной войны". Do you want total war? English translation at Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на. Узнайте, как влиятельная речь Йозефа Геббельса в Берлине, призывающая к тотальной войне, смогла взволновать нацию и заручилась поддержкой тотальной войны. Видео Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год загружено на YouTube 26-01-2024. речь Йозефа Геббельса в 1943 году. Однако ж чрезмерно тужить о чуть ли ни тотальном истреблении русским штыком поставленным у него на пути германском молокососе не приходится.
Нацистская пропаганда в конце войны
Ложь тем отличается от правды, что непременно становится явью. Правда с нами. И светит она как свет во тьму, и тьма не победит ее. Йозеф Геббельс. 05:05. Слушать. Скачать MP3. Почти за месяц до "тотальной войны" 22 января 1943 г. Шпеер с большой помпой провозглашает танковую программу, названную «Адольф Гитлер». Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Речь Геббельса о тотальной войне против капиталистического империализма и восточного большевизма. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г ИТК Дашков и К. Вид 1.
Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)
Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом подействовал на Геббельса отрезвляюще. В своей статье «Горький урок», опубликованной 7 февраля 1943 г. Геббельс воспользовался выступлением в «Спортпалаце» 18 февраля 1943 г. Свое выступление Геббельс начал словами: «Сталинград был и остается великим тревожным знаком Судьбы германского народа! Геббельс обращался не только к присутствующим. По словам Шпеера, Геббельс фактически «умолял Запад помнить об опасности, которая угрожала всей Европе с Востока». Шпеер считал, что эта тема позволяла Геббельсу «дополнить чисто военную политику Гитлера внешнеполитическими усилиями… В это время Геббельс стремился занять пост министра иностранных дел. С присущим ему красноречием он как-то попытался настроить Гитлера против Риббентропа и, казалось, преуспевал в этом. По крайней мере, Гитлер слушал молча его аргументы, не переводя разговор на более приятную для него тему, как это было для него обычно.
Геббельс считал, что он удачно провел дело, когда Гитлер неожиданно стал хвалить блестящую работу Риббентропа и его талант в переговорах с союзниками Германии. Он закончил разговор знаменательным заявлением: «Вы совершенно неправы относительно Риббентропа. Он один из величайших людей, которые у нас есть. История когда-нибудь поднимет его выше Бисмарка». Кроме этого, Гитлер запретил Геббельсу закидывать удочки на Запад, как он попытался это сделать в своей речи 18 февраля. Однако в речи 18 февраля главный акцент был сделан на тотальной мобилизации ресурсов Германии для нужд войны. Он требовал: «Тотальная мобилизация всех людских и промышленных ресурсов на войну — вот веление времени! Мы добровольно откажемся от многих благ, чтобы увеличить нашу военную мощь так быстро и так значительно, насколько это возможно… Самые суровые меры нельзя считать слишком суровыми, когда на карту поставлена победа».
Очевидцы свидетельствовали: «Геббельс говорил почти час, и его аудитория пришла в полное исступление». Собравшиеся выкрикивали яростно: «Да! В заключении речи Геббельс подвел итог: «Народ готов на всё. Фюрер приказывает, а мы должны ему подчиняться… Если когда-либо наша вера в победу была твёрдой и непоколебимой, то это сегодня, в час национального единения и внутренней решимости. Мы видим впереди победу и должны завоевать её. Поэтому наш лозунг таков: «Вставай, народ, иди на бой и обрети свободу! Но верил ли Геббельс тому, что он говорил?
Так что некоторые даже осознавали — за что их следовало бы убить. Но многие погибали, не осознав преступной деятельности своей нации в этой страшной тотальной войне. Кстати, и у Пол-Пота палаческие функции возлагались именно на подростков. А поубивали они людей миллионами, истребив треть населения своей страны. Вот кто являлся еще много более крутыми социалистами, нежели германские. Но не только в коммунистической Кампучии именно дети представляли собой то зверье, каковым являлись их родители: «Пленные, которым удалось освободиться, рассказывают, что чеченские дети и стрелять на них учились, и палками насмерть забивали… Это — нелюди! Он выбрал Крест.. Все то же, что выясняется, немцы приучали делать и своих подростков: на фронте от них толку не было — животный страх, присущий их возрасту, не позволял, так как рученки-то тряслись, сделать точный выстрел. Но вот убивать безоружных и связанных женщин, насильно угнанных в Германию, они очень даже были способны. И убивали с более чем звериной жестокостью, достреливая раненых. О чем сами и свидетельствуют. Так что и этот крысиный выводок жалеть особо не стоит — и у него руки по локоть в крови. В чем они и сами сознаются: «Они нас всех убьют, ведь мы все виноваты» [63] Кнопп Г. Нехватку солдат мужчин а с лета 1944-го — и подростков немцы пытались в какой-то степени компенсировать частичной заменой их женщинами. Но их женщины, что затем выяснится, с нашими, отстреливающими немцев сотнями, будучи снайперами, или сбрасывающими на их головы бомбы, имея прозвище «ночных ведьм», не говоря уже за женщин медсестер, которые будучи хрупкими с поля боя под пулями вытаскивали здоровенных мужиков, ни в какое и малейшее сравнение не шли. Курица не птица. Девушки, которые ее обслуживали, испугались столь многочисленных разрывов бомб и удрали в убежище. Так что и с женщинами своими этот социалистический режим, будучи национальным, боролся не менее успешно, чем с подрастающим поколением и даже со стариками.
Мы должны действовать быстро и решительно, или же будет слишком поздно. Рассмотрим первый тезис. Большевизм всегда открыто провозглашал свою цель: принести революцию не только в Европу, но и во весь мир, и ввергнуть его в большевистский хаос. Эта цель была очевидна с самого рождения большевистского Советского Союза; она была идеологической и практической целью политики Кремля. Нет никаких сомнений, что чем ближе Сталин и другие советские лидеры подходят к выполнению своих целей по разрушению всего мира, тем сильнее они стараются их скрыть и утаить. Но нас не одурачить. Мы не из тех робких личностей, которые как загипнотизированный кролик ждут, пока их не проглотит питон. Мы предпочитаем своевременно распознавать опасность и принимать действенные меры. Мы видим насквозь не только теорию большевизма, но и его практику, поскольку мы имели большие успехи в этом плане в нашей внутренней борьбе. Кремлю нас не обмануть. У нас было в распоряжении четырнадцать лет нашей борьбы за власть и ещё десять лет после этого, чтобы разоблачить его намерения и его бесстыжую ложь. Цель большевизма - всемирная еврейская революция. Они хотят ввергнуть Рейх и Европу в хаос, используя последующие за этим безнадёжность и отчаяние, чтобы установить свою международную, скрывающуюся за маской большевизма капиталистическую тиранию. Большевизация Рейха будет означать ликвидацию всей нашей интеллигенции и всего нашего руководства, а также большевистско-еврейское порабощение наших рабочих. В Москве занимаются поиском рабочих для отправки на принудительные работы в сибирскую тундру, как сказал Фюрер в своей прокламации за 30 января. Восстание степей читаётся на фронте, а буря с востока, ежедневно разбивающаяся о наши линии со всё возрастающей силой, - это не что иное, как повторение исторического опустошения, которое в прошлом столь часто угрожало этой части мира. Это прямая угроза существованию всех европейских держав. Не стоит думать, что большевизм остановится на границах Рейха, если он победит. Цель его агрессивной политики и агрессивных войн - это большевизация всех стран и народов в мире. При виде столь неприкрытых намерений нас не одурманить газетными заявлениями из Кремля или гарантиями из Лондона и Вашингтона. Мы знаем, что на востоке мы имеем дело с адской политической дьявольщиной, которая не признаёт норм, определяющих отношения между народами и государствами. Европейские державы стоят перед огромной проблемой. Запад в опасности. И не имеет значения, осознают ли это их правительства и интеллектуалы или нет. Как бы то ни было, немецкий народ не желает склоняться перед лицом этой опасности. Позади приближающихся советских дивизий мы видим еврейские отряды по уничтожению, а позади них - террор, призрак массового голода и полную анархию. Международное еврейство - это дьявольская разлагающая закваска, которая получает циничное удовлетворение от того, что она ввергает мир в глубочайший хаос и разрушает древние культуры, в создании которых она не принимала никакого участия. Мы также осознаем нашу историческую ответственность. Двухтысячелетняя западная цивилизация в опасности. Переоценить опасность просто невозможно. Показательно то, что когда кто-то называет её по имени, международное еврейство во всём мире начинает громко протестовать. Вещи в Европе зашли столь далеко, что опасность нельзя называть опасностью, если причиной её служат евреи. Это, однако, не мешает нам делать нужные выводы. Именно это мы делали в наших прежних внутренних битвах. Демократическое еврейство "Берлинер тагеблатт" и "Фоссишен цайтунг" играло на руку еврейству коммунистическому, преуменьшая и занижая растущую опасность, а также убаюкивая наш народ, которому угрожала опасность, и снижая его способность к сопротивлению. Мы знали, что если опасность не уничтожить, миллионы немцев окажутся во власти голода, нищеты и принудительного труда. Мы знали, что наша часть света может рухнуть и похоронить под своими руинами древнее наследие Запада. Такова опасность, которая угрожает нам сегодня. Мой второй тезис: только Германский Рейх и его союзники в состоянии справиться с этой опасностью. Некоторые европейские народы, включая Англию, полагают, что они достаточно сильны для того, чтобы оказать эффективное сопротивление большевизации Европы, если дело дойдёт до этого. Это мнение крайне несерьёзно, и его даже не надо опровергать. Если даже сильнейшая военная мощь в мире не может уничтожить угрозу большевизма, кто тогда сможет это сделать? Крики в Дворце спорта: "Никто! Роботоподобные дивизии большевизма сметут их за несколько дней. В столицах средних и малых европейских государств утешают себя той мыслью, что против большевизма надо вооружаться духовно смех в зале. Это напоминает мне о заявлениях буржуазных партий в 1932 году, которые думали, что они могут бороться и выиграть битву с коммунизмом с помощью духовного оружия. Это также было настолько глупо, что даже не надо было опровергать. Восточный большевизм - это не только теория терроризма, это ещё и практика терроризма. Он стремится к своей цели с дьявольской основательностью, используя все ресурсы, находящиеся в его распоряжении, невзирая на благосостояние, процветание или мир народов, которых он безжалостно угнетает. Как поступят Англия и Америка, если Европа, не дай бог, падёт перед большевизмом? Станет ли Лондон убеждать большевизм остановиться у Ла-Манша? Я уже говорил, что у большевизма имеются иностранные легионы в виде компартий во всех демократических государствах. Ни одно из этих государств не может считать себя иммунным к внутреннему большевизму. На недавних дополнительных выборах в палату общин [нижнюю палату британского парламента - прим. Это произошло в округе, который до этого считался оплотом консерваторов. За короткий срок 10 тысяч избирателей, то есть почти половина, пали добычей коммунистов. Это доказывает, что в Англии также присутствует большевистская опасность, и она не исчезнет только потому, что её будут игнорировать. Мы не верим никаким территориальным обещаниям, который может дать Советский Союз. Большевизм установил идеологические, так же как и военные границы, которые представляют угрозу для всех государств. У мира больше нет прежнего выбора: вернуться к старой раздробленности или принять для Европы новый порядок под руководством стран Оси. Единственный выбор на данный момент - это жить под защитой стран Оси или в большевистской Европе. Я твёрдо убеждён, что у хныкающих лондонских лордов и архиепископов нет ни малейшего намерения сопротивляться большевистской угрозе, которая возникнет в том случае, если советская армия вступит в Европу. Еврейство столь глубоко заразило англосаксонские государства - и духовно, и политически, - что у них исчезла способность видеть опасность. В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах - под личиной плутократического капитализма. Евреи - специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-"хозяева", парализуя их волю к сопротивлению. Крики из зала: "Мы испытали это на себе! Рука псевдоцивилизованного еврейства Западной Европы пожимает руку еврейства восточных гетто через голову Германии. Европе грозит смертельная опасность. Я не тешу себя надеждой, что мои замечания хоть как-то повлияют на общественное мнение в нейтральных и уж тем более во вражеских государствах. У меня нет такой цели и такого намерения. Я знаю, что ввиду испытываемых нами трудностей на восточном фронте завтрашняя английская пресса яростно набросится на меня с обвинением в том, что я стал подумывать о мире громкий хохот в зале. Это не соответствует действительности. Никто в Германии больше не думает о трусливом компромиссе. Весь народ думает только о суровой войне. Однако, будучи выразителем мнения ведущей нации на континенте, я имею полное право называть опасность опасностью, если она угрожает не только нашей стране, но и всему континенту. Мы, национал-социалисты, просто обязаны возвестить о попытке международного еврейства ввергнуть европейский континент в хаос и предупредить о том, что в большевизме еврейство имеет террористическую военную мощь, опасность которой просто нельзя переоценить. Мой третий тезис - это то, что опасность угрожает именно сейчас. Паралич западноевропейских демократий перед угрожающей им смертельной опасностью просто ужасающ. Международное еврейство делает всё, что может, чтобы усилить этот паралич. В дни нашей борьбы за власть в Германии еврейские газеты пытались утаить опасность, пока национал-социализм не пробудил народ. Сегодня то же самое происходит в других странах. Еврейство в очередной раз предстаёт как воплощение зла, проворный демон разложения и носитель международного хаоса, разрушающего культуру. Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Нам всё равно, что делают другие народы в отношении этой опасности. Однако то, что мы делаем для нашей собственной защиты, - это наше личное дело, и мы не потерпим возражений со стороны. Еврейство - это заразная инфекция. И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слёзы - мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость. После этой фразы министр несколько минут не может продолжать из-за пения зрителей. Военные вызовы, с которыми Рейх сталкивается на востоке, являются центром всего. Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию. Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой. Слышны громкие возгласы: "Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе! Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны. Мы больше не хотим тешить себя ложными надеждами и иллюзиями. Мы хотим смело смотреть фактам в лицо, какими бы упрямыми и грозными они ни были. История нашей партии и нашего государства доказывает, что увиденная опасность - преодолённая опасность. Тяжёлые сражения на востоке, которые нам предстоят, будут вестись под знаком этого героического сопротивления. Для этого потребуются доселе невиданные усилия наших солдат и нашего оружия. На востоке идёт безжалостная война. Фюрер был прав, когда сказал, что по её окончанию не будет победителей и побеждённых, а будут живые и мёртвые. Немецкий народ прекрасно это знает. Его здравые инстинкты помогали ему преодолевать ежедневное смятение перед лицом умственных и духовных трудностей. Мы знаем, что блицкриг в Польше и кампания на западе имели только малое значение для битвы на востоке. Немецкий народ борется за всё, что у него есть. Мы знаем, что немцы отстаивают всё самое святое, что у них имеется: свои семьи, своих женщин и детей, свою прекрасную и нетронутую природу, свои города и сёла, свою двухтысячелетнюю культуру - всё, ради чего действительно стоит жить. Большевизм, разумеется, нисколько не дорожит нашим народным достоянием, и он не будет заботиться о нём, если вдруг овладеет им. Наглядный тому пример - его собственный народ. За последние 25 лет Советский Союз увеличил военный потенциал большевизма до невиданного уровня, и мы его неверно оценили. В России на службе у террористического еврейства находится 200-миллионный народ. Еврейство цинично использовало свои методы для того, чтобы превратить невозмутимую прочность русского народа в смертельную опасность для цивилизованных народов Европы. На востоке в борьбу вовлечён весь народ. Мужчины, женщины и даже дети не только трудятся на военных заводах, но и непосредственно участвуют в войне. Армады танков, с которыми мы столкнулись на восточном фронте, являются результатом 25 лет социального бесправия и нищеты большевистского народа. Нам нужно ответить аналогичными мерами, если мы не хотим потерпеть поражение. Я твёрдо убеждён, что нам не преодолеть большевистскую угрозу, если мы не станем использовать аналогичные но не идентичные! Немецкий народ столкнулся с самым серьёзным запросом войны, а именно с необходимостью найти в себе решимость использовать все наши ресурсы для защиты всего того, что у нас есть, и всего того, что нам понадобится в будущем. Тотальная война - это требование данной минуты. Мы должны положить конец тому буржуазному отношению, которое мы столь часто наблюдали в этой войне: помойте мне спинку, но так, чтобы меня не намочить! Каждую фразу встречают растущие аплодисменты и одобрение. Нам угрожает гигантская опасность. И усилия, с которыми мы её встретим, должны быть столь же гигантскими. Настало время снять лайковые перчатки и воспользоваться кулаками. Громкие возгласы одобрения. Пение с балконов и партера говорит о полном одобрении присутствующих. Мы больше не можем беспечно и не в полную силу использовать наш военный потенциал у себя дома и в той значительной части Европы, которую мы контролируем. Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения. Ненужные хлопоты совершенно неуместны. Будущее Европы полностью зависит от нашего успеха на востоке. Мы готовы отстоять Европу. В этой битве немецкий народ проливает свою самую ценную национальную кровь. Остальная часть Европы должна хотя бы помогать нам. И, судя по множеству серьёзных голосов, раздающихся в Европе, одни это уже осознали. Другие всё ещё чего-то ждут. Но им на нас не повлиять. Если бы опасность угрожала только им одним, мы бы восприняли их нежелание как сущую нелепицу, не стоящую внимания. Однако опасность угрожает всем нам, и каждый из нас должен внести свою лепту. Те, кто сегодня этого не понимает, завтра будут коленопреклоненно благодарить нас за то, что мы смело и решительно взялись за дело.
Мы знали, что наша часть света может рухнуть и похоронить под своими руинами древнее наследие Запада. Такова опасность, которая угрожает нам сегодня. Мой второй тезис: только Германский Рейх и его союзники в состоянии справиться с этой опасностью. Некоторые европейские народы, включая Англию, полагают, что они достаточно сильны для того, чтобы оказать эффективное сопротивление большевизации Европы, если дело дойдёт до этого. Это мнение крайне несерьёзно, и его даже не надо опровергать. Если даже сильнейшая военная мощь в мире не может уничтожить угрозу большевизма, кто тогда сможет это сделать? Крики в Дворце спорта: "Никто! Роботоподобные дивизии большевизма сметут их за несколько дней. В столицах средних и малых европейских государств утешают себя той мыслью, что против большевизма надо вооружаться духовно смех в зале. Это напоминает мне о заявлениях буржуазных партий в 1932 году, которые думали, что они могут бороться и выиграть битву с коммунизмом с помощью духовного оружия. Это также было настолько глупо, что даже не надо было опровергать. Восточный большевизм - это не только теория терроризма, это ещё и практика терроризма. Он стремится к своей цели с дьявольской основательностью, используя все ресурсы, находящиеся в его распоряжении, невзирая на благосостояние, процветание или мир народов, которых он безжалостно угнетает. Как поступят Англия и Америка, если Европа, не дай бог, падёт перед большевизмом? Станет ли Лондон убеждать большевизм остановиться у Ла-Манша? Я уже говорил, что у большевизма имеются иностранные легионы в виде компартий во всех демократических государствах. Ни одно из этих государств не может считать себя иммунным к внутреннему большевизму. На недавних дополнительных выборах в палату общин [нижнюю палату британского парламента - прим. Это произошло в округе, который до этого считался оплотом консерваторов. За короткий срок 10 тысяч избирателей, то есть почти половина, пали добычей коммунистов. Это доказывает, что в Англии также присутствует большевистская опасность, и она не исчезнет только потому, что её будут игнорировать. Мы не верим никаким территориальным обещаниям, который может дать Советский Союз. Большевизм установил идеологические, так же как и военные границы, которые представляют угрозу для всех государств. У мира больше нет прежнего выбора: вернуться к старой раздробленности или принять для Европы новый порядок под руководством стран Оси. Единственный выбор на данный момент - это жить под защитой стран Оси или в большевистской Европе. Я твёрдо убеждён, что у хныкающих лондонских лордов и архиепископов нет ни малейшего намерения сопротивляться большевистской угрозе, которая возникнет в том случае, если советская армия вступит в Европу. Еврейство столь глубоко заразило англосаксонские государства - и духовно, и политически, - что у них исчезла способность видеть опасность. В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах - под личиной плутократического капитализма. Евреи - специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-"хозяева", парализуя их волю к сопротивлению. Крики из зала: "Мы испытали это на себе! Рука псевдоцивилизованного еврейства Западной Европы пожимает руку еврейства восточных гетто через голову Германии. Европе грозит смертельная опасность. Я не тешу себя надеждой, что мои замечания хоть как-то повлияют на общественное мнение в нейтральных и уж тем более во вражеских государствах. У меня нет такой цели и такого намерения. Я знаю, что ввиду испытываемых нами трудностей на восточном фронте завтрашняя английская пресса яростно набросится на меня с обвинением в том, что я стал подумывать о мире громкий хохот в зале. Это не соответствует действительности. Никто в Германии больше не думает о трусливом компромиссе. Весь народ думает только о суровой войне. Однако, будучи выразителем мнения ведущей нации на континенте, я имею полное право называть опасность опасностью, если она угрожает не только нашей стране, но и всему континенту. Мы, национал-социалисты, просто обязаны возвестить о попытке международного еврейства ввергнуть европейский континент в хаос и предупредить о том, что в большевизме еврейство имеет террористическую военную мощь, опасность которой просто нельзя переоценить. Мой третий тезис - это то, что опасность угрожает именно сейчас. Паралич западноевропейских демократий перед угрожающей им смертельной опасностью просто ужасающ. Международное еврейство делает всё, что может, чтобы усилить этот паралич. В дни нашей борьбы за власть в Германии еврейские газеты пытались утаить опасность, пока национал-социализм не пробудил народ. Сегодня то же самое происходит в других странах. Еврейство в очередной раз предстаёт как воплощение зла, проворный демон разложения и носитель международного хаоса, разрушающего культуру. Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Нам всё равно, что делают другие народы в отношении этой опасности. Однако то, что мы делаем для нашей собственной защиты, - это наше личное дело, и мы не потерпим возражений со стороны. Еврейство - это заразная инфекция. И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слёзы - мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость. После этой фразы министр несколько минут не может продолжать из-за пения зрителей. Военные вызовы, с которыми Рейх сталкивается на востоке, являются центром всего. Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию. Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой. Слышны громкие возгласы: "Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе! Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны. Мы больше не хотим тешить себя ложными надеждами и иллюзиями. Мы хотим смело смотреть фактам в лицо, какими бы упрямыми и грозными они ни были. История нашей партии и нашего государства доказывает, что увиденная опасность - преодолённая опасность. Тяжёлые сражения на востоке, которые нам предстоят, будут вестись под знаком этого героического сопротивления. Для этого потребуются доселе невиданные усилия наших солдат и нашего оружия. На востоке идёт безжалостная война. Фюрер был прав, когда сказал, что по её окончанию не будет победителей и побеждённых, а будут живые и мёртвые. Немецкий народ прекрасно это знает. Его здравые инстинкты помогали ему преодолевать ежедневное смятение перед лицом умственных и духовных трудностей. Мы знаем, что блицкриг в Польше и кампания на западе имели только малое значение для битвы на востоке. Немецкий народ борется за всё, что у него есть. Мы знаем, что немцы отстаивают всё самое святое, что у них имеется: свои семьи, своих женщин и детей, свою прекрасную и нетронутую природу, свои города и сёла, свою двухтысячелетнюю культуру - всё, ради чего действительно стоит жить. Большевизм, разумеется, нисколько не дорожит нашим народным достоянием, и он не будет заботиться о нём, если вдруг овладеет им. Наглядный тому пример - его собственный народ. За последние 25 лет Советский Союз увеличил военный потенциал большевизма до невиданного уровня, и мы его неверно оценили. В России на службе у террористического еврейства находится 200-миллионный народ. Еврейство цинично использовало свои методы для того, чтобы превратить невозмутимую прочность русского народа в смертельную опасность для цивилизованных народов Европы. На востоке в борьбу вовлечён весь народ. Мужчины, женщины и даже дети не только трудятся на военных заводах, но и непосредственно участвуют в войне. Армады танков, с которыми мы столкнулись на восточном фронте, являются результатом 25 лет социального бесправия и нищеты большевистского народа. Нам нужно ответить аналогичными мерами, если мы не хотим потерпеть поражение. Я твёрдо убеждён, что нам не преодолеть большевистскую угрозу, если мы не станем использовать аналогичные но не идентичные! Немецкий народ столкнулся с самым серьёзным запросом войны, а именно с необходимостью найти в себе решимость использовать все наши ресурсы для защиты всего того, что у нас есть, и всего того, что нам понадобится в будущем. Тотальная война - это требование данной минуты. Мы должны положить конец тому буржуазному отношению, которое мы столь часто наблюдали в этой войне: помойте мне спинку, но так, чтобы меня не намочить! Каждую фразу встречают растущие аплодисменты и одобрение. Нам угрожает гигантская опасность. И усилия, с которыми мы её встретим, должны быть столь же гигантскими. Настало время снять лайковые перчатки и воспользоваться кулаками. Громкие возгласы одобрения. Пение с балконов и партера говорит о полном одобрении присутствующих. Мы больше не можем беспечно и не в полную силу использовать наш военный потенциал у себя дома и в той значительной части Европы, которую мы контролируем. Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения. Ненужные хлопоты совершенно неуместны. Будущее Европы полностью зависит от нашего успеха на востоке. Мы готовы отстоять Европу. В этой битве немецкий народ проливает свою самую ценную национальную кровь. Остальная часть Европы должна хотя бы помогать нам. И, судя по множеству серьёзных голосов, раздающихся в Европе, одни это уже осознали. Другие всё ещё чего-то ждут. Но им на нас не повлиять. Если бы опасность угрожала только им одним, мы бы восприняли их нежелание как сущую нелепицу, не стоящую внимания. Однако опасность угрожает всем нам, и каждый из нас должен внести свою лепту. Те, кто сегодня этого не понимает, завтра будут коленопреклоненно благодарить нас за то, что мы смело и решительно взялись за дело. Нас совершенно не беспокоит то, что наши враги за рубежом утверждают, будто наши методы ведения тотальной войны напоминают методы большевизма. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Аплодисменты, не утихающие несколько минут. Вопрос не в том, хороши ли наши методы или плохи, а в том, насколько они успешны. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определённого класса, и тем самым подвергать опасности нашу военную экономику. Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели. После войны наш социальный уровень жизни будет ещё выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это даёт нам огромное преимущество. Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу. Как, между прочим, показали бесчисленные письма с тыла и фронта, с этим согласен весь немецкий народ. Все понимают, что если мы проиграем, то всё будет уничтожено. Народ и руководство намерены принять самые радикальные меры. Широкие рабочие массы нашего народа вовсе не недовольны тем, что наше правительство слишком жёсткое. Если они чем-то и недовольны, так только тем, что оно слишком мягкое. Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное - это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное - это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу. Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Никто не имеет права игнорировать выдвигаемые ей требования. Мой призыв к тотальной войне от 30 января был встречен оглушительными аплодисментами. Поэтому я могу вас заверить, что меры, на которые идёт руководство, находятся в полном согласии с желаниями немецкого народа - как в тылу, так и на фронте. Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжёлой, идти на любые жертвы, если только это ведёт к великой цели - победе. Бурные аплодисменты. Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам ещё только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе. Богатые и бедные, люди из высших и низших слоёв общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту - хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет. Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Ещё ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия. Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать.
От «пушек вместо масла» к тотальной войне
Этой речью Геббельс хотел воодушевить немецкий народ и поднять в нём боевой дух, что ему блестяще удалось. Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на В 1943 году, в ходе Второй мировой войны. Скачать клип Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год на бесплатно и без регистрации | Огромный архив музыкальных клипов. #КамрадLifeРечь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 годРечь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта, нем.