Как то: Робинзона Крузо после его бегства из марокканской тюрьмы спасают португальские моряки. Достигнув Европы, Робинзон прибывает именно в Лиссабон.
Сообщение про робинзона крузо
Но самое любопытное, что роман выпустили как документальную книгу, написанную настоящим Робинзоном Крузо. На протяжении почти трёх столетий, история Робинзона Крузо пленяет воображение читателей всего мира. Найдите в тексте Д. Дефо «Робинзон Крузо» описание морального состояния главного героя, когда он узнал, что спасся после кораблекрушения.
Кратко «Робинзон Крузо» Д. Дефо
Краткое содержание романа Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» по главам является своего рода вымышленной автобиографией главного героя, но тем не менее основанной на вполне реальном персонаже коим являлся Александр Селкирк. «Робинзон Крузо» – яркий пример литературной классики в жанре приключений. Создатель "Робинзона Крузо" – тайный агент Кто не знает Даниеля Дефо, рассказавшего об увлекательных приключениях Робинзона Крузо? Робинзон Крузо — протагонист книги Даниэля Дефо "Жизнь и приключения Робинзона Крузо", моряк-плантатор, который был выброшен на необитаемый остров во время кораблекрушения, где ему пришлось выживать на протяжении 28 лет. главный герой романа "Робинзон Крузо" Даниэля Дефо, является прототипом идеального авантюриста и человека, выживающего при любых условиях. Робинзон Крузо родился в семье среднего достатка и отец всегда говорил ему, что это лучше, чем быть богатым или бедным.
Списан на берег
- Робинзон Крузо — Википедия с видео // WIKI 2
- «Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
- Маленький Мук
- Сообщение про робинзона крузо - Есть ответ на
- Робинзон Крузо краткое содержание
Дефо Даниель
- Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом
- Telegram: Contact @rozanovlib
- Робинзону Крузо, самому известному «выживальщику», исполняется 350 лет!
- Пират поневоле
- Кто ты, Робинзон Крузо?-«ЦБС» г. Ангарска
Кто вы такой, мистер Робинзон?
Это путешествие было омрачено гибелью Пятницы, который погиб в схватке с дикарями. У африканского побережья один из членов команды надругался над местной девушкой, после чего аборигены напали на моряков. Разъярённые европейцы уничтожили деревню, истребили всех местных жителей и продолжили свой путь. Шокированный Робинзон был свидетелем происходящего. Вся душа моя возмутилась при виде этого зрелища, и кровь застыла в моих жилах; я думаю, если бы варвары-матросы в эту минуту подошли к нам, я приказал бы нашим людям пристрелить их… Старик напрямую выразил команде недовольство и осуждение их поступка. Этим он навлёк на себя враждебность экипажа. Поговорив с капитаном, моряки убедили того высадить Робинзона на берегу, а дальнейший путь продолжать без него.
Так Робинзон оказался в Азии. Уже по суше он продолжил свой путь домой в Англию. По пути он продолжал торговать и наращивать свой капитал, периодически надолго оставаясь на одном месте. Посетив Китай и Россию, Робинзон вернулся домой в Англию, тихо и спокойно доживая свой век. Реклама Серьезные размышления Робинзона Крузо До Робинзона Крузо дошли слухи недоброжелателей о том, что всё, описанное в предыдущих книгах, — вымысел и небывальщина. Возмущённый мужчина поспешил опровергнуть это, а также поделиться своими размышлениями на серьёзные темы.
Я утверждаю, что мой рассказ, хотя и аллегоричен, всё же достаточно историчен, и что он является прекрасным примером жизни, полной беспрецедентных несчастий… В назидательной форме Робинзон делится своими умозаключениями, затрагивающими такие аспекты как одиночество, свобода слова, религия… Эти рассуждения отражают противоречивый дух современной автору эпохи. Пересказал Сергей Симиненко. За основу пересказа взяты издания романов в переводе М. Шишмарёвой и З. Журавской, а также работы В.
Только через 3 года пребывания на острове ему удалось увидеть вдали парус, который вскоре скрылся за горизонтом.
Этот случай немного обнадежил нашего героя, ведь если неподалеку прошел один корабль, то вполне могут пройти и другие. Удача улыбнулась Фосту только спустя еще два года. Человека, размахивающего веслом, заметили с проходящего мимо судна, но корабль не смог подойти близко к острову из-за опасных каменистых мелей. Тогда робинзон, рискуя жизнью, самостоятельно вплавь добрался до корабля и был наконец спасен. Примерно так выглядели каменистые берега острова, где провел 5 долгих лет Даниель Фосс История четвертая Русский северный робинзон В России тоже были свои робинзоны. Одним из них стал охотник Яков Миньков, сумевший в одиночестве прожить на острове Беринга один из Командорских островов, недалеко от Камчатки целых семь лет.
К сожалению, об этом человеке и подробностях его робинзонады нам известно не очень много. В начале 19-го века Яков Миньков вместе с другими охотниками плавал на промысловом судне по северных островам. Главной задачей плавания была охота на песцов эти животные с очень ценным мехом водятся только на крайнем севере. Но корабль сбился с курса и не смог найти обратной дороги, а бедному охотнику пришлось выживать совсем одному на северном острове с суровым климатом. Он жил в оставленной кем-то маленькой рыболовной хижине, ловил рыбу, соорудил себе теплую одежду и обувь из шкур песцов и морских котиков. Особенно тяжело приходилось долгими и морозными северными зимами.
Для зимовок Яков Миньков построил себе юрту. Бывало, что ее целиком заносило снегом во время метелей. Вопреки всем трудностям, северному робинзону удалось выжить, дождаться проходившей мимо острова шхуны и спастись. В 1812 году Яков Миньков наконец вернулся домой. Остров Беринга, где провел 7 лет русский охотник Яков Миньков История пятая Добровольный робинзон Выживание в одиночку на необитаемом острове бывает добровольным. Одним из самых известных в мире добровольных робинзонов стал новозеландец Том Нил.
Он как настоящий боец перенёс неудачу, поднялся и продолжил поединок. У него открылась вторая дыхалка, он мог работать от гонга до гонга, а недостаток опыта с лихвой компенсировал энтузиазмом и энергией. Малый построил дом, вырыл пещеру, засеял поля, соорудил спортивную площадку, где под пальмой повесил боксёрский мешок и на нём ежедневно отрабатывал свою коронку — пару апперкотов и боковой в челюсть. Потом он подыскал себе спарринг-партнёра Пятницу и с ним… - Вася, а когда ты будешь рассказывать про Робинзона Крузо? Полный отпад!
В комнате воцарилась недвусмысленная тишина. Петя недоумённо оглядел присутствующих и пошёл на улицу. Там он повстречал своего друга Кольку и спросил: - Кольк, а Кольк, а кто такой Робинзон Крузо: Я у всех спрашивал, но никто не знает. Вместе они сражались с людоедами.
Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения. Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами. Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной. Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит! Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Все к насосам! Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать. В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки. Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок. Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной. Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше. Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако нечего было и надеяться, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдём в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи. Наконец одно лёгкое судёнышко, стоявшее впереди нас, отважилось спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Подвергаясь немалой опасности, шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли добраться до неё, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наконец наши матросы бросили им с кормы канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих и тщетных усилий гребцам удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились в шлюпку. О том, чтобы добраться до их судна, нечего было и думать; поэтому мы единодушно решили грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что в случае, если лодка разобьётся о берег, он заплатит за неё хозяину. И вот, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Уинтертон-Несса, постепенно приближаясь к земле. Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах. И тут-то впервые я понял, что значит «дело — табак». Должен, однако, сознаться, что, услышав крики матросов: «Корабль тонет! Но мы двигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя уинтертонский маяк, там, где между Уинтертоном и Кромером береговая линия изгибается к западу и где поэтому её выступы немного умеряли силу ветра. Здесь мы пристали и, с великим трудом, но всё-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут, где нас, как потерпевших крушение, встретили с большим участием: городской магистрат отвёл нам хорошие помещения, а местные купцы и судохозяева снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы добраться по нашему выбору либо до Лондона, либо до Гулля. Почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль, в родительский дом! Как бы я был счастлив! Наверно, отец, как в евангельской притче, заколол бы для меня откормленного тельца; но он узнал о моём спасении лишь много времени спустя после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на Ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня всё на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и не стану настаивать, что какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели, даже когда мы видим её перед собой и бросаемся к ней навстречу с открытыми глазами, но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в пагубном решении, присмирел теперь больше меня; в первый раз, как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как в этом городе мы все жили порознь , я заметил, что тон его изменился. С унылым видом он покачал головой и спросил, как я себя чувствую. Объяснив своему отцу, кто я такой, он рассказал, что я предпринял эту поездку в виде опыта, в будущем же намереваюсь объездить весь свет. Тогда его отец, обратившись ко мне, произнес серьёзно и озабоченно: — Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море: случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем. Но вы-то ведь отправились в плавание ради пробы. Так вот небеса и дали вам отведать то, что вы должны ожидать, если будете упорствовать в своём решении. Быть может, и крушение случилось из-за вас, как корабль фарсийский потерпел крушение из-за Ионы… Прошу вас, — прибавил он, — объясните мне толком, кто вы такой и что побудило вас предпринять это плавание? Тогда я рассказал ему кое-что о себе. Как только я кончил, он неожиданно разразился гневом. Никогда в жизни, даже за тысячу фунтов, не соглашусь я плыть на одном судне с тобой! Конечно, всё это было сказано в сердцах, человеком, и без того уже огорчённым своей потерей, и в пылу гнева он зашёл дальше, чем следовало. Однако потом он говорил со мной спокойно и весьма серьёзно убеждал меня не искушать на свою погибель провидение и воротиться к отцу, ибо во всём случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались; мне нечего было возразить ему, и больше я его не видел. Куда он уехал из Ярмута, не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон по суше. И в Лондоне, и по пути туда мне не раз приходилось выдерживать борьбу с собой относительно того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью. Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесённых бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею». Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения, я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы работать немного больше обычного, зато я научился бы обязанностям и работе моряка и со временем мог бы сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником. Но уж такова была моя судьба — из всех возможных путей я всегда выбирал самый худший. Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился. В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной. Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и, так как этот рейс был для него очень удачен, он решил ещё раз отправиться туда. Ему полюбилось моё общество — в то время я мог быть приятным собеседником, — и, узнав, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, сказав, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом. Если же у меня есть возможность взять с собою в Гвинею товары, то мне, может быть, повезёт и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль. Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать. Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам. Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно. То была лишь бледная тень тяжёлых испытаний, через которые мне предстояло пройти, как покажет продолжение моего рассказа. Так как мой новый хозяин, или, точнее, господин, взял меня к себе в дом, то я надеялся, что он захватит с собой меня и в следующее плавание.
"Робинзон Крузо" под другим углом: детали, которые читатели упустили из виду
| Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо — Дефо Даниэль | ля к роману «Приключения Робинзона Крузо» Да, Робинзон Крузо был «на все руки мастер». |
| Telegram: Contact @rozanovlib | Они охотно посещают пещеру Робинзона Крузо и площадку в дебрях, с которой Селкирк высматривал какое-нибудь спасительное судно. |
| Робинзон Крузо | Герои вики | Fandom | ля к роману «Приключения Робинзона Крузо» Да, Робинзон Крузо был «на все руки мастер». |
| Робинзон Крузо | Герои вики | Fandom | Когда вышел роман Даниэля Дефо «Робинзон Крузо», многих интересовал реальный прототип героя. |
Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики
Ведь ещё за сто лет до этого Уильям Шекспир, в чьих пьесах Россия и русские мелькают не раз, мог вырядить героев в шаровары и назвать наряд «костюмом московитов», а дочь «русского императора» наградить именем Гермиона. Это происходило из-за недостатка правдивых сведений о России «Шекспир был человеком с открытыми глазами и интересовался всем миром», — рассказал «Русскому миру» профессор и завкафедрой в РГГУ, известный шекспировед Игорь Шайтанов. Также Шекспир весьма вероятно был знаком с записками англичан о России, например с записками Флетчера, в которых автор изображает Россию варварской страной». Во времена Даниэля Дефо книг и «записок» было уже значительно больше, и с исторической и географической точек зрения второй роман про Робинзона Крузо почти безупречен. Описывая нравы народов, населяющих Сибирь, особенности местного климата и одежду местных жителей, Дефо явно пользуется сведениями из книг путешественников или их устных рассказов. В сибирских лесах Теперь о сюжете. Вернувшись с необитаемого острова, Робинзон Крузо женился, завёл детей и стал состоятельным человеком. Но быстро понял, что такая жизнь его не радует, на острове он был более счастлив, чем в роли богатого британского помещика. После смерти жены Робинзон отправляется на корабле в Бразилию и просит бросить якорь возле острова, на котором он провёл половину жизни. Остров уже полон поселенцев — испанцев, англичан и дикарей. Робинзон Крузо выступает в роли миротворца, гасит межнациональные конфликты и помогает жителям острова наладить взаимовыгодное сотрудничество.
После чего отбывает домой, в дороге теряя верного друга Пятницу в бою с его соплеменниками. Из-за конфликта на судне Робинзона ссаживают в Бенгальском заливе. Пройдя и проехав Китай и побывав в Пекине, путешественник попадает в Россию. И буквально в первые же дни подвергается нападению местных жителей.
Произведение повествует о нравственном возрождении человека в общении с природой и обессмертившее имя автора. Написан как автобиография морского путешественника и плантатора Робинзона Крузо, желавшего ещё более разбогатеть скорым и нелегальным путём, но в результате кораблекрушения попавшего на необитаемый остров, где провёл 28 лет. Сам Дефо называл свой роман аллегорией. Материалом для романа Дефо послужило описание пребывания шотландского боцмана Селькирка на необитаемом острове в 1704—1709 годах.
Много размышляя над своим существованием, он понимает, что при всем обилии богатств, человек получает удовольствие, лишь от того, в чем действительно нуждается. Чтобы не забыть человеческую речь, Робинзон начинает разговаривать с домашними животными, постоянно читает Библию. Лишь на 24 году жизни на острове ему посчастливилось поговорить с человеком из племени дикарей, которого он спас от гибели. Долгожданный собеседник Пятница, как прозвал его Робинзон, верно и преданно помогал ему в хозяйстве и стал его единственным другом. Помимо помощника, Пятница стал для него учеником, которому было необходимо научиться говорить, привить веру в Бога, отучить от привычек дикарей. Впрочем, Робинзон был только рад, занятие не из легких и хоть как-то помогало ему отвлечься от грустных мыслей. Это были самые радостные годы жизни на острове, если их можно так назвать. Спасение Робинзона также необычайно, как и его жизнь на острове.
Тогда я бросился в каюту, схватил охотничье ружьё и, направив на него дуло, крикнул, что не желаю ему зла и не сделаю ему ничего дурного, если он оставит меня в покое. Тогда он повернул к берегу и, несомненно, доплыл до него без особого труда — пловец он был отличный. Конечно, я мог бы бросить в море мальчика, а мавра взять с собою, но довериться ему было бы опасно. Когда он отплыл достаточно далеко, я повернулся к мальчику — его звали Ксури — и сказал: — Ксури! Если ты будешь мне верен, я сделаю тебя большим человеком, но если ты не погладишь своего лица в знак того, что не изменишь мне, то есть не поклянёшься бородой Магомета и его отца, я и тебя брошу в море. Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и отвечал так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Он поклялся, что будет мне верен и поедет со мной на край света. Пока плывущий мавр не скрылся из виду, я держал прямо в открытое море, лавируя против ветра. Я делал это нарочно, чтобы показать, будто мы идем к Гибралтарскому проливу как, очевидно, и подумал бы каждый здравомыслящий человек. В самом деле, можно ли предположить, что мы намерены направиться на юг, к тем поистине варварским берегам, где целые полчища негров со своими челноками окружили и убили бы нас; где, стоило только ступить на землю, нас растерзали бы хищные звери или ещё более кровожадные дикие существа в человеческом образе? Но как только стало смеркаться, я изменил курс и стал править на юг, уклоняясь слегка к востоку, чтобы не слишком удаляться от берегов. Благодаря довольно свежему ветерку и спокойствию на море мы шли таким хорошим ходом, что на другой день в три часа пополудни, когда впереди в первый раз показалась земля, мы были не менее чем на полтораста миль южнее Сале, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из тамошних владык; по крайней мере мы не видели ни одного человека. Но я набрался такого страху у мавров и так боялся снова попасться им в руки, что, пользуясь благоприятным ветром, целых пять дней плыл, не останавливаясь, не приставая к берегу и не бросая якоря. Через пять дней ветер переменился на южный, и, по моим соображениям, если за нами и была погоня, то к этому времени преследователи уже должны были от неё отказаться, поэтому я решился подойти к берегу и стал на якорь в устье какой-то маленькой речки. Какая это была речка и где она протекала, в какой стране, у какого народа и под какой широтой, я не имел понятия. Я не видал людей на берегу, да и не стремился увидеть; главное для меня было — запастись пресной водой. Мы вошли в эту речку под вечер и решили, когда стемнеет, добраться вплавь до берега и осмотреть местность. Но как только стемнело, мы услыхали с берега такие ужасные звуки, такой неистовый рёв, лай и вой неведомых диких зверей, что бедный мальчик чуть не умер со страху и молил меня не сходить на берег до наступления дня. От невольников-англичан Ксури научился говорить на ломаном английском языке. Я был рад, что мальчик так весел, и, чтобы поддержать в нём эту бодрость духа, дал ему стакан вина из хозяйских запасов. Совет его, в сущности, был недурён, и я последовал ему. Мы бросили якорь и простояли всю ночь, притаившись. Я говорю — притаившись, потому что мы ни минуты не спали. Часа через два-три после того, как мы бросили якорь, мы увидали на берегу огромных животных каких — мы и сами не знали ; они подходили к самому берегу, бросались в воду, плескались и барахтались, очевидно, чтобы освежиться, и при этом отвратительно визжали, ревели и выли; я в жизни не слыхал ничего подобного. Ксури был страшно напуган, да, правду сказать, и я тоже. Но ещё больше испугались мы оба, когда услыхали, что одно из этих страшилищ плывёт к нашему баркасу; мы не видели его, но по тому, как оно отдувалось и фыркало, могли заключить, что это было свирепое животное чудовищных размеров. Ксури решил, что это лев быть может, так оно и было, по крайней мере я не уверен в противном , и крикнул, что надо поднять якорь и уйти отсюда. Признаюсь, я немного оторопел, однако сейчас же схватил в каюте ружьё, и, как только я выстрелил, животное повернуло назад и поплыло к берегу. Невозможно описать, что за адский рёв, вопли и завывания поднялись на берегу и дальше, в глубине материка, когда раздался мой выстрел. Это давало мне некоторое основание предположить, что здешние звери никогда не слыхали такого звука. Я окончательно убедился, что нам и думать нечего о высадке на берег ночью, но вряд ли возможно будет высадиться и днём: попасть в руки какого-нибудь дикаря не лучше, чем попасться в когти льву или тигру; по крайней мере эта опасность пугала нас нисколько не меньше. Тем не менее здесь или в другом месте, но нам необходимо было сойти на берег, ибо у нас не оставалось ни пинты воды. Но опять загвоздка была в том, где и как высадиться. Ксури объявил, что, если я его пущу на берег с кувшином, он постарается разыскать и принести пресную воду. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне и отчего ему не остаться в лодке, в ответе мальчика было столько глубокого чувства, что он подкупил меня навеки. Я дал мальчику поесть сухарей и выпить глоток вина из хозяйского запаса, о котором я уже говорил; затем мы подтянулись поближе к земле и, соскочив в воду, направились к берегу вброд, не взяв с собой ничего, кроме оружия да двух кувшинов для воды. Я не хотел удаляться от берега, чтоб не терять из виду баркаса, опасаясь, как бы вниз по реке к нам не спустились дикари в своих пирогах; но Ксури, заметив низинку на расстоянии приблизительно одной мили от берега, зашагал туда с кувшином. Вскоре я увидел, что он бежит назад. Подумав, что за ним гонятся дикари либо он испугался хищного зверя, я бросился к нему на помощь, но, подбежав ближе, увидел, что на плечах у него что-то лежит. Оказалось, он убил какого-то зверька вроде нашего зайца, но иной окраски и с более длинными ногами. Мы оба радовались такой удаче, и мясо убитого животного оказалось очень вкусным; но ещё больше я обрадовался, услышав от Ксури, что он нашёл хорошую пресную воду и не встретил диких людей. Потом оказалось, что наши чрезмерные хлопоты о воде были напрасны: в той самой речке, где мы стояли, только немного повыше, куда не достигал прилив, вода была совершенно пресная, и мы, наполнив кувшины, устроили пиршество из убитого зайца и приготовились продолжать путь, так и не обнаружив в этой местности никаких следов человека. Я уже побывал однажды в этих местах, и мне было хорошо известно, что Канарские острова и острова Зелёного Мыса отстоят недалеко от материка. Но теперь у меня не было с собой приборов для наблюдений, и, следовательно, я не мог определить, на какой широте мы находимся; к тому же я не знал в точности или, во всяком случае, не помнил, на какой широте лежат эти острова, поэтому неизвестно было, где их искать и когда следует свернуть в открытое море, чтобы приплыть к ним; знай я это, мне было бы нетрудно добраться до какого-нибудь из островов. Но я надеялся, что если я буду держаться вдоль берега, покамест не дойду до той части страны, где англичане ведут береговую торговлю, то я, по всей вероятности, встречу какое-нибудь английское купеческое судно, совершающее свой обычный рейс, и оно нас подберёт. По всем моим расчётам, мы находились теперь против береговой полосы, что тянется между владениями марокканского султана и землями негров. Это пустынная, безлюдная область, где обитают одни только дикие звери: негры, боясь мавров, покинули её и ушли дальше на юг, а мавры нашли невыгодным заселять эти бесплодные земли; вернее же, что тех и других распугали тигры, львы, леопарды и прочие хищники, которые водятся здесь в несметном количестве. Таким образом, для мавров эта область служит только местом охоты, на которую они отправляются целыми армиями, по две, по три тысячи человек. Неудивительно поэтому, что на протяжении чуть ли не ста миль мы видели днём лишь безлюдную пустыню, а ночью не слыхали ничего, кроме воя и рёва диких зверей. Два раза в дневную пору мне показалось, что я вижу вдали Тенерифский пик — высочайшую вершину горы Тенериф, что на Канарских островах. Я даже пробовал сворачивать в море в надежде добраться туда, но оба раза противный ветер и сильное волнение, опасное для моего утлого судёнышка, принуждали меня повернуть назад, так что в конце концов я решил не отступать более от моего первоначального плана и держаться вдоль берегов. После того как мы вышли из устья речки, нам ещё несколько раз пришлось приставать к берегу для пополнения запасов пресной воды. Однажды ранним утром мы стали на якорь под защитой довольно высокого мыска; прилив только ещё начинался, и мы ждали полной его силы, чтобы подойти ближе к берегу. Вдруг Ксури, у которого, видно, глаза были зорче моих, тихонько окликнул меня и сказал, что нам лучше бы отойти от берега подальше. Я взглянул, куда он показывал, и действительно увидел страшилище. Это был огромной величины лев, лежавший на скате берега в тени нависшей скалы. Мальчик испугался. Я не стал возражать, велел только не шевелиться и, взяв самое большое ружьё, по калибру почти равнявшееся мушкету, зарядил его двумя кусками свинца и порядочным количеством пороху; в другое я вкатил две большие пули, а в третье у нас было три ружья — пять пуль поменьше. Взяв первое ружьё и хорошенько прицелившись зверю в голову, я выстрелил; но он лежал, прикрыв морду лапой, и заряд попал ему в переднюю лапу и перебил кость выше колена. Зверь с рычанием вскочил, но, почувствовав боль, сейчас же свалился, потом опять поднялся на трёх лапах и испустил такой ужасный рёв, какого я в жизни своей не слышал. Я был немного удивлён тем, что не попал ему в голову, однако, не медля ни минуты, взял второе ружьё и выстрелил зверю вдогонку, так как он заковылял было прочь от берега; на этот раз заряд попал прямо в цель. Я с удовольствием увидел, как лев упал и, издавая какие-то слабые звуки, начал корчиться в борьбе со смертью. Тут Ксури набрался храбрости и стал проситься на берег. Мальчик прыгнул в воду и поплыл к берегу, работая одной рукой и держа в другой ружьё. Подойдя вплотную к распростёртому зверю, он приставил дуло ружья к его уху и выстрелил, прикончив зверя. Дичь была знатная, но несъедобная, и я очень жалел, что мы истратили даром три заряда. Но Ксури объявил, что он поживится кое-чем от убитого льва, и, когда мы вернулись на баркас, попросил у меня топор. Однако головы отрубить он не смог, а отрубил только лапу, которую и притащил с собой. Она была чудовищных размеров. Тут мне пришло в голову, что, может быть, нам пригодится шкура льва, и решил попытаться снять её. Мы с Ксури подошли ко льву, но я не знал, как взяться за дело. Ксури оказался гораздо ловчее меня. Эта работа заняла у нас целый день. Наконец шкура была снята; мы растянули её на крыше нашей каютки; дня через два солнце как следует просушило её, и впоследствии она служила мне постелью. После этой остановки мы ещё дней десять-двенадцать продолжали держать курс на юг, стараясь как можно экономнее расходовать наши запасы, начинавшие быстро таять, и сходили на берег только за пресной водой. Я хотел дойти до устьев Гамбии или Сенегала, иначе говоря, приблизиться к Зелёному Мысу, где надеялся встретить какое-нибудь европейское судно: я знал, что, если этого не случится, мне останется либо блуждать в поисках островов, либо погибнуть здесь среди негров. Мне было известно, что все европейские суда, куда бы они ни направлялись — к берегам ли Гвинеи, в Бразилию или в Ост-Индию, — проходят мимо Зелёного Мыса или островов того же названия; словом, я поставил всю свою судьбу на эту карту, понимая, что либо я встречу европейское судно, либо погибну. Итак, ещё дней десять я продолжал стремиться к этой единственной цели. Постепенно я стал замечать, что побережье обитаемо; в двух-трёх местах, проплывая мимо, мы видели на берегу людей, которые глазели на нас. Мы могли также различить, что они были чёрные, как смола, и совсем голые. Один раз я хотел было сойти к ним на берег, но Ксури, мой мудрый советчик, сказал: «Не ходи, не ходи». Тем не менее я стал держать ближе к берегу, чтобы можно было вступить с ними в разговор. Они, должно быть, поняли моё намерение и долго бежали вдоль берега за нашим баркасом. Я заметил, что они не были вооружены, кроме одного, державшего в руке длинную тонкую палку. Ксури сказал мне, что это копьё и что дикари мечут копья очень далеко и замечательно метко; поэтому я держался в некотором отдалении от них и, как умел, объяснялся с ними знаками, стараясь главным образом дать им понять, что мы нуждаемся в пище. Они знаками показали мне, чтобы я остановил лодку и что они принесут нам мяса. Как только я спустил парус и лёг в дрейф, двое чернокожих побежали куда-то и через полчаса или того меньше принесли два куска вяленого мяса и немного зерна какого-то местного злака. Мы не знали, что это было за мясо и что за зерно, однако изъявили полную готовность принять и то и другое. Но тут мы стали в тупик: как получить всё это? Мы не решались сойти на берег, боясь дикарей, а они, в свою очередь, боялись нас нисколько не меньше.
Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики
Написан как автобиография морского путешественника и плантатора Робинзона Крузо, желавшего ещё более разбогатеть скорым и нелегальным путём, но в результате кораблекрушения попавшего на необитаемый остров, где провёл 28 лет. Сам Дефо называл свой роман аллегорией. Материалом для романа Дефо послужило описание пребывания шотландского боцмана Селькирка на необитаемом острове в 1704—1709 годах. Дефо избрал для своего Робинзона условия и изоляцию сходные с теми, что достались Селькирку.
После чего отбывает домой, в дороге теряя верного друга Пятницу в бою с его соплеменниками. Из-за конфликта на судне Робинзона ссаживают в Бенгальском заливе. Пройдя и проехав Китай и побывав в Пекине, путешественник попадает в Россию. И буквально в первые же дни подвергается нападению местных жителей. Робинзон Крузо прибывает в Тобольск, где решает переждать зиму, которая растягивается на 8 месяцев.
Здесь он изучает карты, выбирая один из двух маршрутов в Англию — северный через Архангельск или северо-западный через Ярославль и Нарву. О сибирской зиме Крузо, проживший половину жизни на тропическом острове, пишет много и со вкусом. Пища наша состояла, главным образом, из вяленого оленьего мяса, довольно хорошего хлеба, разной вяленой рыбы и изредка свежей баранины и мяса буйволов, довольно приятного на вкус». В Тобольске он встретился с дворянами, сосланными в Сибирь в качестве государственных преступников. Робинзон отмечает их образованность и знание языков.
Одним из героев романа становится князь Голицын, которого автор называет «царским министром». Князь принимается восхвалять московского царя, его могущество и обширность владений, а Робинзон прерывает его признанием, что на своём острове он был гораздо более могущественным правителем. Путешественник предлагает князю помощь в побеге, но тот отказывается, признавая тщетность попытки. Карта Робинзона Роман завершается кратким описанием путешествия Робинзона из Тобольска в Архангельск. Один из абзацев автор почти целиком заполняет наименованием рек и населённых пунктов, некоторые их них вызывают недоумение у читателей и исследователей.
Было также вполне естественно, что я беру с собой некоторое количество слуг, и молодого вельможу я выдавал за своего управляющего. За какого барина принимали меня русские, - не знаю, потому что не спрашивая об этом. Нам предстояло одолеть самую обширную и трудно проходимую пустыню из всех, что были на моем пути из Китая. Я говорю трудно проходимую, потому что почва местами была очень низкая и болотистая, а местами очень неровная; зато нас утешали, что на этом берегу Оби не показываются отряды татар и грабителей; однако, мы убедились в противном.
У моего спутника был верный слуга-сибиряк, который в совершенстве знал местность и вел нас окольными дорогами в обход главнейших городов и селений на большом тракте, таких как Тюмень, Соликамск и др. Таким образом, путь наш все время проходил пустыней, и мы вынуждены были располагаться лагерем в палатках вместо того, чтобы ночевать с удобством в городах. Но скоро молодой вельможа, не желая причинять нам беспокойство, настоял, чтобы мы заходили в города, сам же останавливался со слугой в лесу и затем вновь присоединялся к нам в условленных местах. Наконец, переправившись через Каму, которая в тех местах служит границей между Европой и Азией, мы вступили в Европу; первый город на европейском берегу Камы называется Соликамском.
Мы думали увидеть здесь другой народ, другие обычаи, другую одежду, другую религию, другие занятия, но ошиблись; нам предстояло пройти еще одну обширную пустыню, тянувшуюся двести, а в иных местах семьсот миль. Эта мрачная местность мало чем отличалась от монголо-татарских областей; население, большей частью языческое, стояло немногим выше американских дикарей: их дома, их города полны идолов, образ жизни самый варварский; исключение составляют только города и близлежащие селения, жители которых являются христианами или мнимыми христианами греческой церкви, но религия их перемешана со столькими суевериями, что в некоторых местах едва отличается от простого шаманства. Проезжая по лесам этой пустыни, мы думали, что все опасности остались уже позади; однако, мы едва не были ограблены и перебиты шайкой разбойников; кто они были - остяки ли или же охотники на соболей из Сибири - не знаю; все верхом, вооруженные луками и стрелами. Показались они в числе сорока-сорока пяти человек, подъехали на расстояние двух ружейных выстрелов и, не говоря ни слова, окружили нас.
Когда они перерезали наш путь, все мы, в числе, шестнадцати человек, выстроились в линию перед нашими верблюдами и послали слугу-сибиряка посмотреть, что это за люди. Больше всех интересовался результатами его разведки молодой вельможа, опасавшийся, уж не погоня ли это за ним. Наш посланный подъехал к всадникам с белым флагом и окликнул их; несмотря на то, что сибиряк говорил на нескольких туземных языках, он не мог понять ни слова из того, что говорили ему люди. Поняв по их знакам, что они будут стрелять в него, если он подъедет ближе, малый вернулся назад без всякого результата.
Судя по костюму, он считал их за татар, калмыков или черкесов, но он никогда не слыхал, чтобы они заходили так далеко на север. Перспектива была не радостная, однако делать было нечего. По левую руку от нас на расстоянии четверти мили виднелась небольшая роща или купа деревьев у самой дороги. Я решил немедленно направиться к этой роще и как можно лучше укрепиться в ней.
Я рассудил, что, во-первых, деревья будут служить нам некоторой защитой от стрел, а во-вторых, неприятель не сможет атаковать нас в этой позиции в конном строю. Этот совет дан был мне стариком лоцманом, который обладал превосходной способностью подбодрять и выручать в минуту серьезной опасности. Мы быстро помчались к этой роще и достигли ее без всякой помехи со стороны татар или разбойников, мы так и не знали, как назвать их. Когда мы прибыли туда, то, к великому нашему удовлетворению, обнаружили с одной стороны леска болото, а с другой - ручеек, втекавший в речку, составлявшую приток крупной реки Вятки Wirtska.
Деревьев на берегу этого ручья было не более двухсот, но все они были толстые и росли густо, так что являлись прекрасной защитой от неприятеля, по крайней мере, пока он был верхом. А чтобы затруднить пешую атаку, наш изобретательный португалец надрубил ветки у этих деревьев и переплел их между собою, так что мы оказались окруженными почти сплошной изгородью. Мы простояли в ожидании несколько часов, но неприятель все не двигался; только часа за два до наступления темноты он устремился прямо на нас, получив незаметно для нас подкрепление, так что теперь разбойничий отряд состоял из восьмидесяти всадников, в числе которых было несколько женщин. Когда они приблизились на расстояние половины ружейного выстрела, мы дали холостой залп и крикнули им по-русски: «Что вам нужно?
Убирайтесь прочь! Старик лоцман, исполнявший одновременно обязанность полковника и инженера, приказал нам не стрелять, пока они не приблизятся на расстояние пистолетного выстрела, чтобы бить наверняка. Мы просили его поскорей скомандовать «пли», но он все медлил и приказал стрелять только, когда неприятель был на расстоянии двух пик. Залп наш был так удачен, что мы убили четырнадцать всадников, не считая раненых людей и лошадей; ибо ружья наши были заряжены несколькими пулями.
Огонь наш страшно изумил неприятеля, и он отхлынул от нас саженей на двести; тем временем мы снова зарядили наши ружья, сделали вылазку, захватили штук пять лошадей, всадники которых были, должно быть, убиты, И, подойдя к мертвым, ясно увидели, что это татары; мы только не могли понять, откуда они и каким образом им удалось забраться так далеко на север. Спустя час они снова сделали попытку атаковать нас, зайдя для этой цели с другой стороны рощи. Но увидев, что мы защищены со всех сторон и готовы дать им отпор, татары отступили, и мы решили провести в этой роще всю ночь. Конечно, спали мы мало и большую часть ночи потратили на укрепление нашей позиции, забаррикадирование входов в рощу и на бдительное наблюдение за неприятелем.
На рассвете нас ожидало неприятное открытие. Наш противник не только не был напуган оказанным ему вчера приемом, но значительно усилился: число его возросло до трехсот человек, и он раскинул с дюжину палаток или шатров, словно решившись осадить нас; этот лагерь был расположен на открытой равнине, на расстоянии трех четвертей мили от нас. Мы были страшно поражены этим открытием, и, сознаюсь, я считал себя погибшим со всем моим имуществом. Потеря имущества хотя оно было весьма значительно мало беспокоила меня, но перспектива попасть в руки этих варваров, когда я почти оканчивал свое путешествие и находился в виду порта, где мы были уже в безопасности, после счастливого преодоления стольких затруднений, стольких опасностей, ужасала меня.
Что касается моего компаньона, то он был положительно взбешен и объявил, что потеря его добра разорит его, что он скорее погибнет, чем попадет в плен, и будет драться до последней капли крови. Молодой русский вельможа, отличавшийся большой храбростью, был того же мнения. Старик лоцман считал, что наша позиция неприступна и мы можем выдержать натиск всей этой орды. Весь день мы обсуждали, какие нам принять меры; но к вечеру мы увидели, что число наших врагов еще больше возросло.
Получается, что с берега Крузо мог видеть не очертания материка, а лишь соседний остров Тринидад. Впрочем, абсолютной достоверности от автора ожидать не приходится — он ведь сам не был мореплавателем. На Тобаго, да и вообще на всех мелких островах Карибского моря, крупные хищники не водились, так что жить там можно было относительно безопасно. Зато там и сейчас растет много съедобных плодов.
Правда, «дикой дыни», о которой говорится в книге, там нет. Но возможно, Робинзон Крузо называл так папайю? По описанию плода и цвету мякоти она очень похожа.
Робинзон Крузо краткое содержание
Робинзон, с которым должен идентифицировать себя читатель, сполна удовлетворяет эти наивные представления. Столь же наивными и юношескими являются представления молодого Робинзона об идеальном. И в этом пункте Дефо создает важную концептуальную «закладку». Робинзон мечтает о море и жизни моряка и потому бежит из дому. В самом деле, кто из нас когда-нибудь не желал сбежать из дома, руководствуясь мечтами что-то повидать и испытать? Более того, подобное желание — это неотъемлемая черта нормального духовного развития на определенном этапе.
Все правильно, но только дело в том, что Робинзон дальше этих наивных представлений и желания просто поплавать в море никуда не идет. Если внутренний мир молодого человека просто недооформлен, то внутренний мир Робинзона не только неописуемо скуден, но и начисто лишен любых потенций к духовному оформлению, причем даже тех, которые встречаются у совсем молодых людей. И тут-то начинается самое интересное. Титульный лист первого издания романа «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Однако эти размышления носят нарочито бухгалтерский характер, а что касается Бога, то Робинзон не только проигрывает незамысловатый теологический спор дикарю Пятнице, но и отказывается проповедовать племени дикарей, когда у него появляется такая возможность.
Нести слово божье или даже просто европейскую культуру Робинзон никогда не собирался. Кроме того, в книге нет ни одного указания на какого-нибудь великого путешественника или любого героя, на которого ориентировался бы Робинзон. Никакие лавры Колумба его не интересуют. То, что в начале книги мы могли принять за тягу к неведомому, на самом деле таковым не является. Особенно отчетливо это видно во время жизни Робинзона на острове.
На острове выясняется, что главными ценностями Робинзона являются безопасность и комфорт, а на мир он смотрит исключительно прагматично с точки зрения своих потребностей. Красота природы ему абсолютно чужда. Зато на протяжении нескольких страниц Дефо описывает, как Робинзон приделывает в течение нескольких недель полку в своей пещере! С первых дней на острове Робинзон строит один забор за другим. Из-за этого почти маниакального стремления к безопасности, он очень долго отказывается от каких бы то ни было путешествий в глубь острова.
Что же касается тоски по родине, то сам же Робинзон признается, что единственное, чего ему не хватает — это человеческого общения, которое он мыслит лишь как очередную потребность, подобно потребности во сне или еде. Если бы она была удовлетворена, то и с острова уезжать, в общем-то, было бы и не надо… Во всех этих деталях видно то, что отличает Робинзона от любого нормального молодого человека. У него нет ни одного духовного ориентира. Героические образы ему не нужны. Бог для него существует лишь по факту того, что он остался жив, но никакой путеводной роли для него не играет.
Он никого и ничего не любит. Родины для него не существует. Не случайно в конце книги он думает, не перебраться ли ему в Бразилию, на свои плантации, или вернуться в родную Англию. Англия ему абсолютно до лампочки, хотя он и испытал некое «волнение» при возврате домой.
Много воды утекло с тех пор, но мы помним смекалку, оптимизм и иронию Робинзона и отмечаем день рождения этой замечательной книги. С 25 апреля по 2 мая используйте купон ОСТРОВ для того, чтобы получить нашу вместительную сумку к одному заказу книг из каталога акции на сумму от 1200 р.
Разъярённые европейцы уничтожили деревню, истребили всех местных жителей и продолжили свой путь. Шокированный Робинзон был свидетелем происходящего. Вся душа моя возмутилась при виде этого зрелища, и кровь застыла в моих жилах; я думаю, если бы варвары-матросы в эту минуту подошли к нам, я приказал бы нашим людям пристрелить их… Старик напрямую выразил команде недовольство и осуждение их поступка.
Этим он навлёк на себя враждебность экипажа. Поговорив с капитаном, моряки убедили того высадить Робинзона на берегу, а дальнейший путь продолжать без него. Так Робинзон оказался в Азии. Уже по суше он продолжил свой путь домой в Англию. По пути он продолжал торговать и наращивать свой капитал, периодически надолго оставаясь на одном месте. Посетив Китай и Россию, Робинзон вернулся домой в Англию, тихо и спокойно доживая свой век. Реклама Серьезные размышления Робинзона Крузо До Робинзона Крузо дошли слухи недоброжелателей о том, что всё, описанное в предыдущих книгах, — вымысел и небывальщина. Возмущённый мужчина поспешил опровергнуть это, а также поделиться своими размышлениями на серьёзные темы. Я утверждаю, что мой рассказ, хотя и аллегоричен, всё же достаточно историчен, и что он является прекрасным примером жизни, полной беспрецедентных несчастий… В назидательной форме Робинзон делится своими умозаключениями, затрагивающими такие аспекты как одиночество, свобода слова, религия… Эти рассуждения отражают противоречивый дух современной автору эпохи.
Пересказал Сергей Симиненко. За основу пересказа взяты издания романов в переводе М. Шишмарёвой и З. Журавской, а также работы В. Высоковой и А. Нашли ошибку?
Возможно, писатель как профессионал разведки не мог описывать подробности шпионажа, а как автор — не мог и не хотел придумывать фантастические истории, предпочитая реализм. У Дефо было врожденное чувство секретности, которое помогло ему совмещать две профессии и добиться успеха и в том, и в другом деле. Настоящий шпион именно такой, как Дефо, не похож на литературного героя Джеймса Бонда, придуманного Яном Флемингом. Уточним, что Ян Флеминг — английский писатель, работавший над серией о Джеймсе Бонде, секретном разведчике 007. Литературный персонаж Джеймс Бонд постоянно участвует в заговорах и интригах, носит при себе невероятное количество записывающей аппаратуры, шифровки зашивает в подкладку брюк и ведет роскошную, праздную жизнь.
Робинзон Крузо
В «Робинзоне Крузо» Дефо предложил сюжет не просто нашпигованный приключениями, а держащий читателя в напряжении (вскоре в той же Англии будет предложен термин «саспенс»). Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо — роман английского писателя Даниэля Дефо, написанный как вымышленная автобиография, тем не менее. Краткое содержание романа Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» по главам является своего рода вымышленной автобиографией главного героя, но тем не менее основанной на вполне реальном персонаже коим являлся Александр Селкирк. Но мало кто знает, что образ Робинзона, «прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки», был срисован с вполне реального человека, увлекательная история которого и послужила написанию романа.
Робинзон Крузо - Даниэль Дефо I Краткое содержание I Схемы
Им был шотландец Александр Селкирк, реальный прототип Робинзона Крузо, который почти пять лет прожил на необитаемом острове, сумев наладить быт и сохранив рассудок. Кто из нас не читал в детстве, добровольно или «из-под палки» (как того требовала школьная программа), приключенческий роман Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо? Поэтому читателей так завораживал роман о Робинзоне Крузо, заточенном на необитаемом острове, но его автор Даниель Дефо никогда бы не выдумал эту историю с нуля.
Робинзон Крузо
| Робинзон Крузо — Википедия с видео // WIKI 2 | В 1970-80 годах, в условиях дефицита, книга Даниэля Дэфо "Робинзон Крузо" была одной из наиболее доступных для советских школьников приключенческих книжек. |
| Дефо Даниэль - Робинзон Крузо | Реальная жизнь Робинзона Крузо показывает 20 лет на одиноком острове на необитаемом острове, потеряв свое состояние, имеет удивительный потенциал 73-летний Дэвид Глашин живет счастливо на острове Реставрации, северо-восточной Австралии, со своей собакой Полли. |
Краткое содержание: «Робинзон Крузо»
Краткое содержание «Робинзона Крузо» помогает понять основные перипетии сюжета. Существуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо. Роман англичанина Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо читают уже три века. Роман англичанина Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо читают уже три века.
Истории реальных робинзонов
Стал журналистом. В своих публикациях поднимал злободневные проблемы, был на стороне свободы слова, выступал против несправедливых законов. Даниель Дефо начал писать романы на склоне лет. Первое же произведение имело огромный успех, это был роман «Робинзон Крузо». Писатель работал над его продолжением, но в литературную сокровищницу вошел именно первый роман. Прочитали ли вы роман «Робинзон Крузо» целиком? Что вы знаете об этом герое?
Нравится ли вам его характер? Да, я прочитал роман целиком. Он не начинается с жизни Робинзона на острове, а дается достаточно подробный рассказ о том, что делал Крузо до этого. Мы узнаем, что он сбежал от родителей, был рабом, плантатором. Его характер с годами менялся. Если в начале книги он больше думал о своей выгоде и деньгах, очень часто поступал легкомысленно, то в конце книги перед нами предстает мудрый, терпеливый человек, на которого можно положиться.
Итак, «Робинзон Крузо» - быстрая и легкая подача материала. Коротко и по существу. Авторы данного видео просят учесть, что ролик никак не может заменить прочтения Даниэля Дефо. Все рисунки к этому видео взяты в открытой сети интернет.
Мало кто знает, что Даниэль Дефо был успешным и самостоятельно действующим разведчиком, сделал карьеру и стал первым шефом организованной английской разведки. Правда, он скрывал свою настоящую профессию. Истина о жизни писателя стала известна лишь много лет спустя после его смерти.
Дефо избегал упоминания о настоящих разведывательных операциях и опасался даже намекать о каких—то деталях этих операций. Почему Дефо не придумал на основе реальных фактов детектив, перенеся воображаемых героев в воображаемую обстановку?
Любознательный, отважный, предприимчивый, ДЕФО сменил на своём веку немало разнообразных видов деятельности, занимался торговлей духами, вином, галантереей, табаком и даже мускусными кошками, путешествовал по морю и по суше, побывал в руках у пиратов, потерпел банкротство, встал в ряды мятежников герцога Монмутского. Он всегда выступал за равенство людей. За гневные памфлеты в защиту веротерпимости он подвергался штрафам, тюремному заключению и однажды — страшному унижению возле позорного столба.
Дух его был несгибаем. В неволе, ожидая исполнения приговора, он сочинил «Гимн позорному столбу». ДЕФО неустанно пытался разбогатеть, разорялся, попадал в тюрьму за долги. Сменив множество профессий и занятий, он увлекся литературой. Когда ему было 59 лет, он стал популярен, написав роман «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове, у берегов Америки, близ устьев рек Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим».
По просьбе читателей, ДЕФО вскоре опубликовал два продолжения: «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» и «Серьёзные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо». Оказывается Робинзон Крузо жил на самом деле! Восемнадцатилетним юношей покинул дом и отправился в плавание. Вскоре судно захватили французские пираты. Молодого матроса пленили и продали в рабство.
Но ему удалось освободиться и самому наняться на пиратский корабль. Домой он вернулся с золотой серьгой в ухе и туго набитым кошельком. Тихая жизнь вскоре наскучила Александру и в 1703 году он записывается в экспедицию, направляющуюся к берегам Латинской Америки. Ему предстояло служить боцманом на галерее «Сэнк пор». После очередной стычки с новым капитаном боцман решил покинуть корабль.
Подлинная история Робинзона Крузо. Чьи приключения пересказаны в знаменитом романе?
| Кто вы такой, мистер Робинзон? – Учительская газета | «Строгие размышления Робинзона Крузо» на русский язык так и не была переведена. |
| Краткое содержание «Робинзон Крузо» | В «Робинзоне Крузо» Дефо предложил сюжет не просто нашпигованный приключениями, а держащий читателя в напряжении (вскоре в той же Англии будет предложен термин «саспенс»). |
| Робинзон Крузо - краткое содержание по главам, характеристика | До Робинзона Крузо дошли слухи недоброжелателей о том, что всё, описанное в предыдущих книгах, — вымысел и небывальщина. |