Официальные билеты в Театр Ленсовета (Санкт-Петербург) на спектакль «Обыкновенная история» онлайн. Купить билеты на спектакль «Обыкновенная история» в театре Ленсовета. "Обыкновенной истории" по одноименному роману ова в театре имени Ленсовета в постановке Романа Кочержевского выбирает первый вариант. спектакль в Санкт-Петербурге 30 ноября 2023 в Театр им. Ленсовета, купить билеты от 750 руб онлайн. 19 мая 2024, Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург) - онлайн продажа билетов по цене от 600 рублей, отзывы посетивших мероприятие.
«Обыкновенная история» в театре им. Ленсовета: жизнь прожить – не поле перейти
Сентябрь 11, 2023Санкт-Петербург. Театр имени Ленсовета открыл юбилейный, 90-й сезон. Зрителей пригласили на две недавние премьеры: «Обыкновенная история» — на Основной сцене и «Про Федота-стрельца» — на Малой. 1 и 2 мая 2023 года в театре имени Ленсовета (Петербург) состоялись первые премьерные показы спектакля "Обыкновенная история". Режиссёр и художник Роман Кочержевский представил премьеру спектакля «Обыкновенная история» в академическом театре имени Ленсовета в понедельник, 1 мая. Роман Кочержевский для своей новой постановки в Театре Ленсовета выбрал роман взросления, превратив его в притчу. Перед началом спектакля «Обыкновенная история», поставленного по роману Ивана Гончарова, была показана документальная картина об истории театра, который, как отмечает ТАСС, во все времена пользовался большой любовью зрителей. «Обыкновенная история» рассказывает о становлении молодого человека в большом мире.
Театр Ленсовета подвел итоги минувшего сезона
Обыкновенная история (2023): редкий телеспектакль театра Театр им. Ленсовета (СПб) с хорошими актерами и захватывающим сюжетом. Спектакль Романа Кочержевского по роману И. А. Гончарова «Обыкновенная история». Впервые роман был опубликован в 1847 году в журнале «Современник» и получил положительные отзывы от Некрасова, Белинского и других знаменитых критиков того времени. «Обыкновенная история» на ленсоветовской сцене прежде всего про незаметное глазу умирание чувств, про то, что каждый опыт уникален и глупо подменять его чужим.
Спектакль Обыкновенная история в СПб
Расскажите о разных ваших периодах в театре, что осталось в памяти? Но мы застали уже хвост хвоста хвоста кометы. Первые два курса мы очень много времени провели вместе, однако с каждым годом ему становилось все тяжелее и тяжелее, и театр переживал очень непростые времена. Не думаю, что на меня кто-то обидится, поэтому скажу: театр начал разрушаться. В репертуаре стали появляться постановки, которым, на мой взгляд, не стоило появляться. На этом фоне прекрасный спектакль «Западня» польского режиссера Кшиштофа Бабицкого о Кафке шел у нас в пустых залах, именно потому, что театр вокруг был другой. Ставились низкосортные комедии, а серьезный репертуар приходился не ко двору и исчезал.
Именно в таком состоянии театр достался Владиславу Борисовичу Пази, который начал деликатно возвращать в театр хорошую литературу. Владислав Борисович руководил театром 10 лет, потом его не стало, дальше наступил период безвременья. А потом случился момент, на котором мне бы хотелось остановиться поподробнее. Считается, что дальше пришел Бутусов. Однако это не совсем так. Чуть меньше трех сезонов нашим театром руководил Гарольд Стрелков.
Он стал главным режиссером. И мне кажется, что, да, безусловно, его имя не будет вписано золотыми буквами в историю Театра имени Ленсовета, ибо какого-то громкого успеха и серьезного поворота не получилось, и на то были некоторые причины. Гарольд человек настолько безупречный, нежный, что руководить такой махиной ему было сложно. Он слишком хороший человек для этого. Он невероятно доброжелательный и никогда не проявлял той жесткости, которая, наверное, требовалась на таком посту. Но, несмотря на это, при Гарольде произошли некоторые изменения, чуть-чуть развернувшие театр и подготовившие его к приходу Бутусова.
Я это понимаю отчетливо. Стрелков выпустил всего два спектакля. Я играл в обоих: в «Испанской балладе» и в «Мавре». Я по-разному относился к ним, дело не в том, насколько они были совершенны, но там начали происходить важные для всех нас изменения. В «Мавре» играла та же самая компания, которая чуть позже, по сути, стала компанией Юрия Николаевича. Там впервые, наконец, очень серьезную драматическую роль Дездемоны сыграла Лаура Пицхелаури.
Отелло играл Олег Андреев. Большой смелостью со стороны Гарольда было назначить меня на роль Яго, но он рискнул, и мы играли это в очередь с Олегом Фёдоровым. Не могу быть в претензии к критикам, которые разнесли этот спектакль. Он был действительно далек от идеала, но все равно, при Стрелкове происходили какие-то незаметные постороннему взгляду, но очень важные микроизменения. Уже потом его подхватил Бутусов и поставил с ними «Кабаре Брехт». Стрелков сыграл в судьбе нашего театра роль не очень заметную лишь на первый взгляд.
Эти годы не войдут в учебники по истории театра, но важно помнить, что они были. Пришел Юрий Николаевич, и это были мои самые счастливые восемь лет. Период подлинного счастья, я и не заметил, как эти годы пролетели. Возникла компания. Каждый из нас играет почти что во всех его спектаклях. Но мы же достаточно взрослые, чтобы понять, жестокость театра заключается в том, что определенный период для кого-то является периодом подъема и расцвета, а для других — бездной, падением и исчезновением со сцены.
Конечно, если я скажу, что не понимаю этого, то солгу. Но и он закончился. Театр оказался без лидера. Она актриса первого курса выпуска Игоря Петровича Владимирова. Если говорить о сегодняшней позиции, как я ее понимаю, то театр, насколько это возможно, пытается стать театром равно интересным и открытым разным категориям зрителей. Я говорю это без иронии.
Эту попытку я вижу. И появляются режиссеры современные, молодые. Недавно мы начали репетировать с Айдаром Заббаровым «Воскресение». Четыре спектакля поставил Рома Кочержевский. Совсем молодой артист Федя Пшеничный тоже уже поставил два спектакля. И это направление мне очень близко.
Но театр обращается и к другому репертуару, интересному иным зрителям и актерам. Что касается атмосферы, то, когда говорят, что все едины, в этом есть доля неправды. Я понимаю, когда единой по группе крови становится компания в двадцать человек. Но когда восемьдесят человек одной группы крови, для меня это из области фантастики. Не вижу ничего страшного, что внутри театра существует несколько групп. Они есть, и отрицать это глупо.
Не хочу сказать, что эти группы должны быть застывшими, зафиксированными в приказе. Но команда артистов, например, Ромы Кочержевского уже сложилась. При этом она прирастает. В «Тартюфе» появились две совсем юные актрисы Диана Милютина и Вика Волохова, без которых, уже ясно, наша компания вряд ли сможет существовать, настолько они оказались своими. Не скажу, что существует абсолютный монолит. Формируются группы, разбитые по внутренним актерским векторам желания.
Есть те, которых не загнать в то, что делаем мы, да и нас непросто загнать во что-то другое. Но страшного ничего нет. Разобщенности может не быть только, когда во главе театра стоит режиссер, который может эту проблему преодолеть. А если театр работает в разных направлениях, то, мне кажется, наличие этой разделенности достаточно естественно. Не считаю, что нужно насильно смешиваться и кого-то куда-то тащить на веревке. Фото: Юлия Кудряшова — Поэтому верно говорят, что существует когорта бутусовских актеров.
Они могут жить и работать где угодно, но они сразу узнают друг друга. Встретившись, скажем, с Сашей Матросовым или Женей Крегжде я понимаю, что мы сможем разговаривать на одном языке. Он нас научил, что в театре самое важное — это удивление. Иду я на спектакль «Ревизор», я все знаю про эту пьесу, и это же вижу на сцене. Зачем тогда такой театр? Когда мы начинали репетировать «Гамлета», Бутусов говорил — я не могу уже видеть сцены могильщиков, когда сидят два человека, веселые, выпивают на краю могилы и поют песню, сыграй один.
В результате мы с Лаурой придумали начало сцены, а Бутусов эту сцену довел. Предметом моей особой гордости является то, что Алексей Вадимович Бартошевич оценил это. Но позвольте сказать еще о тех режиссерах, которые изменили многое в моей личной судьбе. Важнейшим человеком для меня стал Владимир Сергеевич Петров, который поставил спектакли «Кровать для троих» и «Night and day», о которых я уже говорил. Он меня как актера развернул совершенно в другую сторону. Я склоняюсь перед ним в нижайшем поклоне.
Была также очень важная встреча с Андреем Прикотенко, пригласившим меня в «Чеховъ. И, конечно, «Паника. Мужчины на грани нервного срыва» Саши Баргмана в Музее Достоевского. Таковы мои личные этапы. Те театры, которые были когда-то для меня бесконечно любимыми, перестали быть таковыми в силу разных причин. Сейчас я ничего не пропускаю в Александринке и БДТ.
Это не значит, что все, что идет в них, мне нравится. Но там всегда присутствует та адекватность, о которой я говорил вам ранее. Я вижу, что люди разговаривают на серьезном языке. Я обожал спектакль Андрия Жолдака «По ту сторону занавеса» по «Трем сестрам». Может что-то нравится больше, что-то меньше, но, находясь в зале, я никогда не чувствую со сцены театральной дурнины. В БДТ вышло «Преступление и наказание» японского режиссера Мотои Миура, очень странный спектакль, который кажется таким формальным, но в этой формальности он обретает пронзительность.
Там замечательный дуэт Геннадия Блинова и совсем юной Саши Соловьевой, это ее дебютная роль. Кажется, в Питере рождается прекрасная актриса. Он мне по своему настроению напоминает кинокартину Ингмара Бергмана «Земляничная поляна». Эти воспоминания сохранились по сей день? Все очень просто. Юрский часто приезжал в Питер, и я никогда не пропускал его концерты.
Я не найду слов, чтобы объяснить, что такое Сергей Юрский. Это что-то запредельное. Сказать, что он гениальный и великий, умнейший и тончайший — это ничего не сказать. На одном из концертов я услышал этот рассказ и ничего не запомнил, кроме одной строчки. И пока не было Интернета, я этот рассказ найти не мог, поскольку автора я тоже не запомнил. И только «всемирная паутина» помогла мне отыскать рассказ Евгения Попова.
Он много издавался в последние годы, это замечательный писатель. Его проза фантастическая, остроумная, пронзительная, грустная. Под этим рассказом в сборнике Попов пишет, что Юрский прочитал его в миллион раз лучше, чем он его написал. Тут скромность излишня, рассказ тоже прекрасный.
Каждый помнит первые трудности взрослой жизни, первую работу, первые путешествия, первые отношения, первые разбитые о реальность мечты и первые соблазны. В целом многое в этом произведении герой переживает впервые, и это служит камертоном всему произведению. Продолжительность: 3 часа 10 мин.
Первые трудности взрослой жизни, первая работа, первые отношения, первые соблазны. Режиссер Роман Кочержевский: "В спектакле заложен неназидательный разговор о том, как важно смещать центр своего внимания с себя самого. Как важно ставить в приоритет не только свои интересы и желания, но и близких тебе людей.
Боль лишь в том, что какой-то всеобщей правильной правды тут не будет. Да и есть ли она? Это не возведут в культ абсолютной трагедии, но в финале осознание тщетности и напрасности бытия вне зависимости от идей, принципов, взглядов делает зрителю максимально некомфортно где-то в области сердца. Кажется, рутинная скука незаметно и безвозвратно губит все живое, дышащее, подлинное. Остается лишь болезненная одинокая внутренняя пустота. Вот об этом точно надо помнить, беречь себя от столь грустного, хоть формально и не самого трагичного финала. Помимо перемалывания основополагающих важных вопросов бытия, здесь нам доступным языком расскажут о том, как легко убить даже самую, казалось бы, сердечную и преданную любовь. Хотя стоит всерьез задуматься: а умеют ли вообще любить герои этой истории? К женщинам вопросов практически нет поведение Наденьки спишем на юность, неопытность и материнскую тихую тиранию. Но вот мужчины здесь, вне зависимости от возраста, искренне расстраивают.
Достоевский в японском стиле, Стоппард, Гессе. Каких премьер ждать от театров в 2023 году?
Герои этой вполне реалистичной истории — интеллигентная. «Обыкновенная история» рассказывает о становлении молодого человека в большом мире. Спектакль Романа Кочержевского по роману И. А. Гончарова «Обыкновенная история». Впервые роман был опубликован в 1847 году в журнале «Современник» и получил положительные отзывы от Некрасова, Белинского и других знаменитых критиков того времени.
Выберите город
Главная» Новости» Репертуар театра ленсовета январь. 1. В Санкт-Петербурге состоится премьера театральной постановки «Обыкновенная история». «История нашего театра началась 19 ноября 1933 года с комедии Островского «Бешеные деньги». Спектакль Романа Кочержевского по роману И. А. Гончарова «Обыкновенная история». Впервые роман был опубликован в 1847 году в журнале «Современник» и получил положительные отзывы от Некрасова, Белинского и других знаменитых критиков того времени. Именно с этого названия 19 ноября 90 лет назад началась история Нового театра — Театра имени Ленсовета, уточнила Луппиан.
Спектакль «Обыкновенная история» в Театре имени Ленсовета
Доступна оплата билета Пушкинской картой. Дата проведения события.
Премьера спектакля по одноимённому роману Ивана Гончарова пройдёт 1 и 2 мая. В спектакле заложен неназидательный разговор со зрителем о том, как важно смещать центр своего внимания с себя самого, ставить в приоритет не только свои интересы и желания, но и близких тебе людей. Это попытка проследить, как работают установки, данные нам в детстве, заложенные даже не родителями, а целыми поколениями.
Важен разговор о навязывании чужой воли при отсутствии собственной, будь то совет, наставление или такое с виду безобидное, но бездумное следование моде и общественным тенденциям. Мы наблюдаем процесс, как наши ошибки и заблуждения медленно зреют и дают плоды.
Дело в другом. Лиза — женщина, а, значит, она воспринимает происходящее в тысячу раз острее. Поэтому проблема утраты иллюзий в равной степени касается и ее. Неизбежность прихода к потере того, во что человек верит, и составляет сущность романа Гончарова. Возвращаясь к Вашему вопросу про переломный момент, я бы ответил, что его все-таки не было. Это, к сожалению, наш общий путь — мы перестаем верить в то, что светило нам на протяжении жизни. И это вызывает отчаяние. Как вы для себя объясняете, почему ему так нужно было создать пустого идола, принести в жертву себя и близких, а потом неизбежно жестоко разочароваться? В его семье, как мне кажется, уже была «подготовлена» благодатная почва для появления Тартюфа.
В чем тайна? Разница между ними заключается в том, что в хорошей пьесе, если в нее по-настоящему погрузиться, можно рассудочно ответить на все вопросы, которые в ней заложены. Надо просто внимательно прочитать пьесу, понять ее обстоятельства, может быть, посмотреть что-то вокруг нее, но, по большому счету, каждый вопрос, который рождает хорошая пьеса, имеет ответ. Но есть пьесы, которые ставят вопросы, ответов на которые нет в принципе. И попытка ответить, с одной стороны, заводит человека в тупик, с другой — открывает перед ним какую-то фантастическую бездну. Наличие этой бездны и делает пьесу великой. Мне кажется, что «Тартюф» — именно из этого разряда пьес. Любой, работающий над ней, будь то режиссер или артист, который играет, например, Оргона, всегда, когда выходит премьера, должен отвечать на витающий в воздухе вопрос — как же так получилось, что Оргон не видит, кто перед ним? Фото: Юлия Кудряшова — Интересно понять природу человека — почему жертва и палач притянулись друг к другу? Но любая попытка ответить на вопрос «почему?
Всякая версия будет упрощением. Вопрос является по сути космическим. Такие же иррациональные вопросы рождают гоголевские «Женитьба», «Ревизор», чеховская «Чайка». С Оргоном, думаю, дело обстоит приблизительно так же. Эта пьеса исследует проблему необъяснимого стремления человека жить в энергии собственных заблуждений. Неосознанно он себя загоняет в некий тупик своей жизни. Эта пьеса об очень сложной человеческой природе и упрямом желании быть обманутым, желании проиграть. В прошлом году все отмечали 400-летие со дня рождения Мольера, и раз пьеса не сходит со сцены в течение всего этого времени, значит, можно предположить, что она вправе иметь разное сценическое воплощение. И то, что вкладывалось Мольером в понятие «комедия», за 400 лет могло претерпеть некоторые изменения. Прочитав огромное количество раз эту пьесу, а мы перелопатили все переводы, хочу вам сказать, что, кроме нескольких текстовых реприз, это совсем не смешная пьеса.
Сегодня она звучит даже страшно. В сознании большинства Мольер — это такой Рэй Куни 400-летней давности, но, к счастью, это не так. И финал — рушится, горит дом, а дядя Ваня с Соней маршируют на месте. Завтрашнего дня, как и в «Тартюфе», не может быть. И, конечно, ни в каком страшном сне я и представить не мог, что мне дадут сыграть дядю Ваню! Это «безумство» Юрия Николаевича, что он так распорядился. Лишь за три дня до премьеры вдруг понял, что, скорее всего, буду играть. Поскольку Юрий Николаевич меняет исполнителей когда угодно, я репетировал, репетировал, но мне все время казалось, что это должно рано или поздно закончиться. Юрий Николаевич оказался воистину отчаянным человеком и выпустил меня в этой роли. Когда спектакль вышел, он неоднократно говорил в интервью, и я понимаю, что он имел в виду, что главной его задачей было вывести меня из очень любимого мною неторопливого существования: я редко быстро передвигаюсь по сцене, хожу довольно спокойно с молодых лет смеется.
И он, сочиняя безумие танца, включал разную музыку и заставлял меня по часу-полтора дергаться, прыгать, просто, чтобы привести меня в состояние, в котором сложно находиться, и тогда мы начинали репетировать. Этот странный, казалось бы, рисунок, который, по большому счету, возможно, не так много значит, вытаскивает меня из привычного психофизического состояния, и на этом строится роль. Потому что другие сцены достаточно статичны, кроме двух этих танцев-истерик. Он — режиссер, который очень тонко понимает и чувствует природу артиста. Несмотря на то, что это самая моя любимая пьеса, я все равно постоянно нахожусь в каком-то внутреннем ожидании. Мне кажется, что львиная доля ее смысла заключена в Серебрякове. Не в Астрове, с которым мне все понятно. Космос этой пьесы связан именно с Серебряковым. Как правило, эта роль достается самым именитым, мощным, крупным, звездным артистам труппы. Но, играя эту роль, актеры почему-то пользуются сатирическими красками.
А тут в него еще и стреляют. И сколько бы я не видел спектаклей, этот персонаж будто приходит из рассказов Зощенко. В то же время было бы невероятно, если бы появился такой Серебряков, рядом с которым можно было бы сказать, что дядя Ваня заблуждается в своей оценке профессора. Я думаю, именно в этом все дело. А если Аль Пачино? И тогда будет совершенно другая история. Мне кажется, что дядя Ваня — это человек, который всю жизнь был не прав. Все, что он считал о жизни — все мимо. Юрий Николаевич поставил спектакль про пепелище как итог жизни. И не могу не сказать, что не было бы в моем исполнении никакого дяди Вани, если бы не было в спектакле Наташи Шаминой — Елены, такой, какая она, и Ольги Муравицкой — Сони.
Две женские роли — абсолютно точные попадания Бутусова. Но об этом скажу позже. Вы как-то сказали, что режиссер — это способ репетировать. Как проходили репетиции и строилась работа над ролью в данном случае? И вдруг мне позвонил Виктор Михайлович Минков, художественный руководитель театра «Приют комедианта», и сообщил, что Богомолов запускается с «Преступлением и наказанием» и хочет, чтобы я играл Порфирия. Я, конечно, в это дело вписался. И никогда Константину Юрьевичу вопрос не задавал, почему он позвал меня. Многие шутили, что это назначение связано с «Тайнами следствия». Больше скажу: о том, что Порфирий Петрович — полицейский, я узнал дней за пять до премьеры, когда была примерка. Художник вычисляет размер моей головы, чтобы заказать фуражку, и я понимаю, что решение будет таким.
Я бесконечно люблю этот спектакль. В моей судьбе — это воздух, и я принимаю все, что в этом спектакле есть. Мы играем его четвертый сезон. Если сказать, что он репетировался иначе, чем репетирует Бутусов, это ничего не сказать. У Бутусова мы ни на секунду не садились ни на какие стулья, у Богомолова, наоборот, мы ни разу не встали. Он репетировался очень коротко, в районе полутора месяцев. И когда через три недели я понял, что мы не встаем, а сидим за столом и читаем, у меня случился практически припадок — а когда же все будет? С этим вопросом я, конечно, обратился к мастеру — премьера через пару недель, мы будем вставать? Его ответ был таков — занимайся текстом. Это не преувеличение, мы вообще не встали из-за стола.
За четыре дня до премьеры, как это и положено, мы встали уже на ноги на сцене и выпустили спектакль. Нужно сказать, что Богомолов обладает каким-то нечеловеческим даром работы с текстом произведения. У него тоже абсолютное чутье природы артиста, невероятное, интуитивно-опытное. И он способен увидеть в тексте такие перепады и смыслы, поэтому работа над «Преступлением и наказанием» строилась вокруг работы над текстом. Сегодня это один из моих любимых спектаклей, и я очень благодарен судьбе за такую встречу. И сразу, не успел я выскочить из репетиций «Преступления и наказания», меня пригласила на разговор замечательная режиссер Женя Сафонова, которая ни много ни мало предложила мне сыграть Графиню в пушкинской «Пиковой даме». И эти две подряд работы меня начали вытаскивать из того состояния, не желаю никому его пережить, в котором я оказался после ухода Юрия Николаевича из театра. Судьба нашей «Пиковой дамы» драматическая, и это объяснимо, потому что у подобных остро-радикальных спектаклей судьба всегда сложная. Он прошел чуть больше двух сезонов и сейчас не идет. Фото: Дмитрий Дубинский — Вы неоднократно говорили в разных интервью, что самое главное в театре для вас — это хорошие партнеры, с которыми вам легко и комфортно.
Их присутствие рядом важнее процесса? Я категорически не люблю, а главное — не могу находиться на сцене с человеком, который мне не дорог. Тогда все превращается в ерунду, тогда артисты просто работают, идут на служебный вход, через вертушку, показывают пропуск, переодеваются, играют. Нет смысла находиться на сцене, если ты не испытываешь к партнерам самых нежных чувств. Во-первых, ничего не получается, ты не можешь открыться, если сидящий перед тобой человек не вызывает у тебя сильнейшую эмоцию любви. Просто читка текста. Кто они, любимые коллеги? С удовольствием начну с актрис. Их не может и не должно быть много. Мне думается, что артист должен уметь любить и ненавидеть.
Если чувство ненависти к плохому у тебя отсутствует, то тогда и любовь меньше значит. Вырабатывается некая всеядность — мне и с этим, и с этой хорошо, и этот спектакль хороший, и тот. Это ужасная позиция. Еще я очень не люблю, когда артисты говорят — любая роль как ребенок. А разве не надо не любить плохие спектакли? Любой артист, состоящий в труппе большого театра-дома, играет в определенном количестве спектаклей далеко не совершенных. И не понимать, что это так — глупо. Иначе возникает вопрос — зачем ты в этом спектакле?