Каждый год в начале осени медиапространство заполняется мемами про «Третье сентября», а Михаил Шуфутинский становится главным лицом социальных сетей. Певец Михаил Шуфутинский назвал глупостью запрет администрации соцсети «ВКонтакте» на шутки про 3 сентября.
«3 сентября» в новом звучании
Заслуженный артист России Михаил Шуфутинский рассказал Москве 24, как относится к повышенному вниманию к его песне "3 сентября". Певец Михаил Шуфутинский выложил в свой инстаграм запись эфира, в котором он исполняет песню «Третье сентября». На фото я твое взгляну, и снова третье сентября», — эти знаменитые строчки Михаил Шуфутинский впервые исполнил 26 лет назад, в 1993 году.
Михаил Шуфутинский - 3-е сентября
Итак, «3 сентября» — это песня Михаила Шуфутинского. Песню «Третье сентября» Михаил Шуфутинский записал в 1994 году. Песня «Третье сентября» в жанре лиричный шансон вышла в 1995 году в альбоме Михаила Шуфутинского «Гуляй, душа».
Третье сентября
Голосование за город первого живого выступления участников откроется на сайте novaia-fabrika-zvezd. Наставниками проекта стали Сергей Жуков и Сергей Шнуров, а в звездный дом для того, чтобы учиться азам шоу-бизнеса, заехали 17 участников. Участники проекта живут в звездном доме, где обучаются навыкам, необходимым любому артисту. Каждое воскресенье они выходят на сцену в большом отчетном концерте, чтобы показать, чему они научились за неделю.
По слухам, в первые дни сентября он нарасхват у концертных директоров, которые предлагают ему выступления по завышенной цене. Да и молодежь к нему стала относиться иначе после второй волны популярности. Мне не надоела. Мне нравится, что люди любят, то, что люблю я.
Наши вкусы совпадают», — уверяет певец в одном из выпусков на телеканале НТВ.
Только после смерти второй супруги у Михаила завязались отношения со Светланой. Недавно Михаил раскрыл секрет широкой узнаваемости этого трека. Несмотря на то, что песне уже более 30 лет, она все еще входит в чарты, особенно с наступлением сентября. Михаил признался, что он даже следил за мемами, которые создавались для этой песни. Он рад, что его творчество, которое создавалось совместно с композитором и поэтом, вызвало такую реакцию. Шуфутинский уверен, что каждый слушатель находит в ней частичку себя — это главный секрет популярности.
Он также добавил, что конкретная дата в композиции подбиралась исходя из рифмы, но именно эта событийность стала одной из причин популярности песни. Российский певец Михаил Шуфутинский признался , что каждое 3 сентября дает около 30 интервью про одноименную песню. В этот день я ее пою, и не только в этот. Поскольку песня любима на протяжении почти 30 лет всей страной, то я пою ее на каждом концерте.
Песня «Третье сентября» Шуфутинского – полный текст, мелодия и кто сочинил
«Третье сентября» («Я календарь переверну») — русская лирическая песня, впервые исполненная Михаилом Шуфутинским в 1993 году и вошедшая в 1994 году в его сольный альбом «Гуляй, душа». Известный шансонье Михаил Шуфутинский рассказал, что на протяжении долго времени не исполнял свой хит «3 сентября», который вышел в 1994 году. Знаменитому хиту Михаила Шуфутинского «3 сентября» в 2023 году исполнилось 30 лет. Прослушивания трека "Третье сентября" эстрадного певца Михаила Шуфутинского выросли в 90 раз по сравнению с августом этого года, сообщает пресс-служба сервиса РИА Новости, 04.09.2023.
Шуфутинский рассказал, как появилась песня "Третье сентября"
Песня "Третье сентября" стала мемом ещё в 2011 году. Сам Михаил Захарович вспоминал, что в его репертуаре «Третье сентября» появилась почти случайно. Певец Михаил Шуфутинский в разговоре с журналом признался, что многие фанаты приурочивают знаменательные события к 3-му сентября из-за успеха одноименной песни. Впервые песня «Третье сентября» была исполнена 30 лет назад, в 1993 году и издавалась в альбоме Михаила Шуфутинского «Гуляй, душа».
«Песня стала хитом сразу»: Михаил Шуфутинский рассказал о «Третьем сентября»
Я музыкант, и меня никогда не выпускали за границу вообще. Поэтому мне очень хотелось увидеть, что есть еще другой мир, другая жизнь на этой планете. Ваш ансамбль «Лейся, песня» был очень популярен в Союзе, вы собирали стадионы. И вот вы приезжаете в Америку.
Как она вас встретила? Я ехал в Америку не работать, а жить. Поселился на квартире у своих друзей, которых знал уже много лет.
И квартира была хорошая, и в районе хорошем, на мой взгляд тогда. И жили они достаточно сыто. Я понял, что если они так могут, то и я смогу.
И мне это понравилось. И ничего не раздражало, особенно в первые моменты. Дети сразу пошли в школу, заговорили по-английски, мы нашли квартирку, сняли, я начал играть в русском ресторане.
Не за большие деньги, но на жизнь хватало. Вот так я и начал там работать. Если сравнивать американскую музыкальную индустрию с советской… Их вообще можно было сравнивать?
На родине не было ничего. Нам все было доступно только по «Голосу Америки», а также из каких-то пластинок, которые мы по блату доставали. Увидеть здесь ничего невозможно было.
Максимум — Boney M, которые тогда приезжали Поэтому все, что я увидел в Штатах, мне понравилось. Я, во-первых, наконец оказался в Гринвич-Виллидж, в кафе Blue Note на 4-й улице. Я послушал живьем Каунта Бейси.
Я был на концерте Тома Джонса, я слушал Рэя Чарльза близко, в первых рядах. Я посмотрел несколько мюзиклов на Бродвее. Я много чего увидел для себя.
Самое главное, что мне понравилось, в Штатах, — до тебя тут никому нет дела. Никто не лезет в твою душу, не пытается направить на путь истинный. Ты как хочешь, так и живи.
Это замечательно. Поэтому у меня поначалу не было никаких раздражающих факторов. Ну да, мы жили небогато, нужно было искать работу, зарабатывать.
Бояться, что потеряешь работу. Это всем понятная эмигрантская специфика нашей жизни. Но в принципе, у меня все складывалось благополучно.
Моим навыкам нашлось применение, я был достаточно известный и нужный человек для того, что там происходило в музыке. Я оказался в самом центре эмиграции, где существовала какая-то культурная жизнь. Там были и актеры из театров, и режиссеры, и другие люди, работавшие в разных сферах музыкальной деятельности.
Были писатели, танцоры и, соответственно, музыканты, которые играли в ресторанах, где эмиграция должна была проводить свой досуг, радоваться за своих близких — отмечать юбилеи, дни рождения, свадьбы. Поэтому мне было достаточно легко. Кроме того, я пытался всячески начать какую-то работу, которую я делал здесь, — работать со звукозаписью, продюсировать кого-то.
Нашел студии, поработал в них, включал провода, выключал штекеры, двигал колонки. И продюсировал русских артистов: Успенскую, Могилевскую, Михаила Гулько, которые тоже хотели творчески развиваться. Тогда пластинок не выпускали, были кассеты.
Они моментально расходились значительными тиражами по русским магазинам. Это был дефицит, такого не хватало, потому что не было связи с Советским Союзом. Поэтому мы делали свое за океаном, самостоятельно, на основе того опыта, который мы привезли из Советского Союза.
В конце концов я и запел, спродюсировал сам себя. Первый альбом Михаила Шуфутинского — «Побег», 1982 Насколько вся эта увиденная в Штатах музыкальная жизнь повлияла на вас как на автора и продюсера? Я всегда был больше нацелен в сторону джаза, но и популярная музыка меня привлекала, любая: и госпел, и соул, и кантри.
В Штатах были неограниченные возможности, чтобы все это в себя впитывать. Впрочем, я мало использовал это в тех альбомах, которые записывал. То есть я использовал только те необходимые технические вещи, которые в Союзе были недоступны — с точки зрения звукозаписи, приемов аранжировки.
Но, в общем, это две разные культуры — популярная американская музыка и популярная советская музыка. Они были очень далеки друг от друга, и смешивать их я никогда не пытался. Играя в ресторане, нам приходилось исполнять разную танцевальную музыку.
Например, я работал в ресторане «Националь», там был большой оркестр, духовые инструменты, все как полагается. И мы играли весь топ-40, то есть 40 главных произведений, которые звучали по всем радиостанциям. Их нужно было знать, чтобы работать в Нью-Йорке.
Но для русской эмиграции была нужна ностальгическая музыка — та самая советская минорная нотка, к которой люди привыкли. Когда человек попадал в Штаты, были вещи, по которым он ностальгировал. Например, живя в Советском Союзе, он не мог купить себе хороший автомобиль.
Поэтому такие люди с непреодолимой страстью приезжали и на первые деньги покупали дорогое хорошее авто. Ведь это была мечта их жизни. Люди хотели получить то, чего они были лишены.
А музыка и песни, свободные от цензуры, всегда были недоступны — и значит, всегда нужны, их всегда хотели. Поэтому, попав в Штаты и услышав, что у нас в эмиграции есть свои музыканты, певцы, артисты, которые поют свободно, приезжие из Союза приходили в восторг. Содержание тех песен было такое, за которое в Советском Союзе по головке не погладили бы, выкинули бы просто навсегда из эфиров.
У нас была целая эмигрантская культура — она отличалась от эмигрантской культуры первых волн, когда были Петр Лещенко, Вертинский, когда пела Татьяна Иванова. Еще Борис Рубашкин знаменитый, я с ним был знаком лично, Иван Ребров — они пели русские песни вроде «Из-за острова на стрежень». То была ностальгия по России дореволюционной.
А наши песни были более свободного содержания. Например, всякие хулиганские песни, магаданские. Тематика Севера, естественно, песни о заключенных, потому что полстраны было за решеткой.
Так у нас образовался некий костяк. Появилось несколько артистов, которые развивались в этом жанре. Гораздо позже, через много-много лет, его стали называть русским шансоном.
Насколько вам близок этот термин? Я был не против, но не могу сказать, что он мне близок, потому что «шансон» переводится как «песня». Называть жанр «русская песня» — это странно.
Изначально под шансоном подразумевалось то, что не было доступно всем и разрешено, песня с другой тематикой, другим смыслом, непривычным для советского уха. То, что я пою, — это шансон, просто он бывает разный. Как песня бывает разной.
У нас есть французский шансон и любой другой. Российский шансон вполне имеет под собой определенные корни, но не русский шансон. В музыку, которая сегодня называется шансоном, влились разные культуры.
Там и молдавское звучание, и еврейское, одесское, и какие-то моменты чисто русской кварто-квинтовой музыкальной фактуры. Поэтому я бы назвал это российский шансон, который на территории одной страны вобрал в себя культуры разных народов и сделал одну общую песню. Туда не вошла какая-то пентатоника, поэтому Казахстан — это в другую сторону.
А вот европейская часть, евреи, украинцы, белорусы, русские — все это вместе составило российский шансон. Вот говорят еще: «Русский рок». Это смешно.
Рок-н-ролл — это английский жанр, американский, но не русский. Он здесь не родился, не имеет основания. А российский шансон имеет, потому что еще много-много лет назад пели: «И за борт ее бросает в набежавшую волну» или «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно, часовые днем и ночью стерегут мое окно».
Каторжные песни — это тоже большая часть российского шансона, отдельная ветвь на этом огромном дереве. Как была устроена ваша продюсерская деятельность в Америке? В Штатах я стал записывать свои альбомы, концерты, а также начал продавать кассеты.
Ну как продавать? Это приносило очень слабый коммерческий эффект. Предприятие по изданию своих альбомов было очень невыгодным, поскольку максимум, что мы могли сделать, — это тираж в тысячу экземпляров.
В первый же день мы развозили кассеты по всем русским продовольственным магазинам, потому что русский книжный был только один, на Манхэттене, и возглавлял его Рувим Рублев. Мы и туда отвозили. Буквально в первую же неделю наши кассеты стали продаваться в виде пиратских копий.
То есть каждый покупал одну кассету, переписывал десяток и раздавал всем.
По словам певца, такое отношение его обижает. Михаил Шуфутинский: «Несправедливо.
Есть масса хороших песен, которые тоже люди любят. Я всегда объясняю таким организаторам: поймите, слова написал Игорь Николаев, Игорь Крутой написал замечательную музыку. А я ничего не сделал, я просто спел, вообще ничего я для этого не сделал».
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Регион 3 сентября 2017, 07:25 Михаил Шуфутинский о том, как стал человеком-мемом Песня "Третье сентября" стала мемом ещё в 2011 году. С тех пор в соцсетях подшучивают над внешностью Шуфутинского, горящими кострами рябин и листом календаря, на котором всё время один и тот же день. Ровно год назад Шуфутинский рассказал Лайфу, как относится к 3 сентября и шуткам над собой в Интернете. Он сидит за гигантским столом на венском стуле.
Причем круглый год. По данным СМИ, за корпоративы Шуфутинский берет 2,5 миллиона рублей. Но любителей перевернуть календарь это не останавливает. По словам певца, такое отношение его обижает. Михаил Шуфутинский: «Несправедливо.