Что такое тиун? Тиун. Тиун (тивун) — в Киевской Руси — название княжеского или боярского управляющего, управителя.
Кто такие тиуны в древней Руси
Узнайте лексическое, прямое, переносное значение следующих слов: Теребенская - чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Находилась в мужской Теребенской... Темников - город в Мордовии, центр Темниковского рна. Тверь - центр Тверской обл.
Тарханы - музей заповедник М. Лермонтова в Пензенской обл.
В городах Северо-Восточной Руси баскаки появились в конце 50-х гг. XIII века, прибыли они для проведения первой переписи 1257 г. На основе переписи устанавливался размер ежегодной дани.
В сельской местности дань взималась с сохи, в городах к сохе приравнивался двор. До появления баскаков - официальных сборщиков-надзирателей пока система управления на покоренных землях не было установлена, чтобы процесс шел быстрее и эффективнее, сбор дани отдали на откуп хивинским купцам — бесерменам. Откупщики отсылали в ханскую ставку положенную часть, а всё, что собиралось ими сверх этого, было их личной выгодой. Однако и риски были высоки, чтобы не распрощаться с головой, откупщики объезжали сёла и города в сопровождении отрядов ордынцев. Что же объединяло баскаков с мытарями и тиунами?
Слово «мытарь» в русский язык пришло из церковнославянского. При переводе Библии так были названы иудейские сборщики податей в пользу римской казны. В библейский период Иудея была римской провинцией, образованной в 6 г. На одном из библейских сюжетов, демонстрирующих пример налоговой дисциплины, я остановлюсь в следующем эссе. Общая характеристика, которой наделяли мытарей, - люди алчные и жестокие, которых сограждане презирали за предательства.
Разрешение на право сбора с населения пошлин и податей в Древнем Риме можно было купить.
По постановлению Стоглавого собора, главною обязанностью тиуна была выдача священнослужителям, приезжавшим по каким-либо делам из сел и городов в кафедральный город и нанимавшимся здесь служить литургии, знамен, которые давали им право на это служение. Тиун не должен был давать знамен лицам, о которых бы он узнал, что они состоят под судом. Позже Т.
Тиун в социальной иерархии Тиун занимал престижное положение в обществе. Его роль была ключевой в административной системе того времени, что обеспечивало ему уважение и определенные привилегии. Тиун обычно выбирался из знатных семей, что также подчеркивало его высокое положение. Однако, несмотря на свои привилегии и полномочия, тиун оставался подвластен князю и отвечал перед ним за свои действия и решения. Тиун и современность Понятие тиуна утратило свою актуальность с изменением политической и социальной структуры общества.
Зависимое население Древней Руси
Кто же управлял деревнею, если доводчик и тиун наместника были от нее так далеко, в становом дворе, за сто верст, а от других деревень и за две сотни верст? Тиун – это управляющий боярским или княжеским хозяйством на Руси. В XIV-XVII веках тиуны имели право на управление отдельными волостями, городами. Полномочия и власть тиунов были очень высоки, хотя тиуны обычно назначались из холопов.
Тиун - это слуга князя или боярина
Что же объединяло баскаков с мытарями и тиунами? Слово «мытарь» в русский язык пришло из церковнославянского. При переводе Библии так были названы иудейские сборщики податей в пользу римской казны. В библейский период Иудея была римской провинцией, образованной в 6 г. На одном из библейских сюжетов, демонстрирующих пример налоговой дисциплины, я остановлюсь в следующем эссе. Общая характеристика, которой наделяли мытарей, - люди алчные и жестокие, которых сограждане презирали за предательства.
Разрешение на право сбора с населения пошлин и податей в Древнем Риме можно было купить. Откупщики вносили деньги в казну, а затем собирали их с населения. Мытарство как явление начало складываться в тот момент, когда откупщики начали нанимать сборщиков, оставляя себе доход и передавая им риски профессии. Для достижения своих целей сборщики применяли широкий инструментарий: угрожали расправой, могли отправить в тюрьму и т. Баскак и мытарь, оба собирали дань и пошлины в пользу метрополии.
Однако баскаки всегда были представителями Орды не только в силу полномочий, но и по происхождению. Мытари же нанимались из местного населения, стало быть, были ненавидимы за поборы, притеснения и служение иноверцам и захватчикам. В летописных документах Древней Руси мы встречаем мытников, они собирали плату с купцов за провоз товаров и взимали сбор за право торговли.
Тиуны и Церковь Церковные тиуны были двух родов: те, которые подчинялись светским архиерейским чиновникам, и те, которые назвались «владычами». Последняя группа проживала в кафедральном городе и служила у самого архиерея. Согласно постановлению Стоглавого собора, главной обязанностью тиуна была выдача священникам, которые посещали кафедральный собор и нанимались служить литургии, знамен. Последние являлись правом на осуществление таковых действий. Позднее тиуны несут ответственность за порядок в церкви. Они смотрят, как священнослужители и поповские старосты выполняют свой долг. Тиунская изба Тиун, значение которого было велико при церкви, и поповские старосты вместе заседали в избе Поповской, а затем и в Тиунской вплоть до 1667 года.
Однако положение дел изменилось. С 1674 по 1690 года патриархом Иоакимом была заменена Тиунская изба по приказу церковных дел. В 1724 году она была окончательно закрыта. Архиереи последовали примеру патриарха и ввели в моду открытие Тиунских изб или приказов. Последние несли ответственность за такие же дела, относящиеся к епархиальному управлению, как в былые времена и тиун.
Свое содержание тиуны при архиерейских чиновниках получали от тех дел и лиц, которыя подлежали ведению их начальников; как судьи, они получали известную плату с каждаго судебнаго иска, в тоже время в их пользу собирались различныя пошлины с духовенства.
В жалованных архиерейских грамотах, когда определяется количество пошлин, какия должны давать десятильнику те или другия церкви и монастыри, обыкновенно говорится: «то ему десятильнику с тиуном и с доводчиком». Сколько именно из общей суммы, взносимой духовенством в пользу десятильника, тиуна и доводчика, получал собственно тиун, грамоты этого не объясняют. В соборном приговоре 1551 года, по жалобницам новгородских священников сказано: «про тиунские алтыны обыскати, и будет та пошлина тиуну с попов и дьяконов изстари шла, ино впредь имати, а будет изстари такова пошлина тиуну не шла, и тое пошлины впредь по имати» 1. Отсюда видно, что количество тиунских алтынов не было определено законом, руководились в этом случае стариною, сложившимся обычаем, который в различных епархиях и местах был конечно различен, почему тиунския пошлины в различных местах были далеко не одинаковы, тем более, что это много зависело от личнаго договора тиуна с его начальником, так как каждый наместник, волостель и проч. В Москве, при митрополитах и потом патриархах, существовал особаго рода чиновник под именем тиуна, который жил в митрополичем дворе и собирал известныя пошлины с священников и диаконов, приезжавших в Москву и служивших в московских церквах по найму. Об этом тиуне стоглавый собор говорит: «да в царствующем граде Москве в митрополиче дворе искони вечная тиунская пошлина ведется глаголема крестец, не вем как уставися кроме священных правил».
В московской епархии, еще гораздо ранее стоглаваго собора, образовался особый класс духовенства, под именем крестцоваго, который состоял главным образом из безместных попов. Они собирались обыкновенно на перекрестках в больших городах и, подобно поденщикам на биржах, предлагали свои услуги,— не наймет ли кто совершить службу или справить какия либо требы. В Москву же, как в резиденцию митрополита, особенно много стекалось из различных мест попов и дьяконов не только безместных, но и имеющих места. Одни приезжали сюда по каким либо частным делам и нуждам, другие за поруками в духовных делах, или же за приставами по обвинению в преступлениях. Приехавшие в Москву священнослужители жили здесь иногда месяц и более; чтобы чем-нибудь содержать себя, они нанимались за известную плату отправлять службы и требы, для чего они становились обыкновенно на самых бойких местах на базаре, на Ильинской улице, потом у Фроловских ворот, где и предлагали проходившим свои услуги. Нанявшиеся служить обязаны были являться на митрополичий двор к тиуну и брать у него знамя на право служить, при чем платили ему пошлину от десяти денег до двух алтын в месяц.
Замечательно при этом, что тиун, давая знамена священникам и дьяконам на право совершать различныя службы и требы, «о том не обыскивает, есть ли у них ставленныя и отпускныя грамо- -------------- стника; 2 ему принадлежали отчасти судныя пошлины и пени в случае преступлений; 3 жители должны были, в виде повинности, исправлять на него некоторыя работы натурою. VI его сочинений, стр. Чтобы на будущее время прекратить возможность подобных случаев, стоглавый собор постановил, чтобы тиун у приезжих в Москву священников, являющихся к нему за знаменами, осматривал ставленныя, отпускныя и благословенныя грамоты вместе с старостами поповскими, и давал бы знамена только тем священнослужителям, которые имели у себя упомянутыя грамоты, и при том приехали в Москву по своим частным делам; приехавшим же за поруками или за приставами, хотя бы они имели нужныя грамоты, знамен однолично ему не давать, в противном случае, тиун должен быть лишен тиунства. Таким образом до стоглаваго собора обязанность тиуна митрополичьяго двора состояла в том, чтобы выдавать знамена и получать за это пошлины с священнослужителей, зачем либо приехавших в Москву и нанявшихся здесь служить; Стоглав же вменил еще в обязанность тиуну, кроме выдачи знамен и получения пошлин, осматривать еще различныя грамоты тех священно-служителей, которым он выдавал знамена на право отправлять службы и требы, и притом не единолично, а в присутствии поповских старост. С течением времени обязанности тиунов значительно разширились. В 1604 году патриарший тиун, сын боярский Иван Чертов, доносил между прочим патриарху Иову: «безместные деи попы и дьяконы в поповскую избу не ходят и перед божественною литургиею правила не правят, а садятся деи безместные попы и дьяконы у Фроловскаго мосту и безчинства чинят великие, межь себя бранятся и укоризны чинят скаредныя и смехотворныя, а иные межь себя играют и борются и кулачки бьются; а которые наймутся обедню служити и они с своею братьею, с которою бранилися, не простясь божественную литургию служат; а служат деи и местные и безместные попы обедни по церквам не во время, рано, и часов не отдает, а которые приезжие попы наймутся служити и они ему тиуну ставленых своих грамот не кажут, а его деи тиуна те безместные попы не слушают, лают и позорят».
Из этого, интереснаго для характеристики тогдашняго безместнаго духовенства, доноса патриаршаго тиуна видно, что он в 1604 году уже не только раздавал знамена служившим в Москве по найму священникам и осматривал у них грамоты, но и на- 157 блюдал за их жизнию и поведением, за правильным выполнением ими их священнических обязанностей и даже считал себя в праве контролировать деятельность самых поповских старост, и в случае нерадения в исполнении ими своих обязанностей доносить о них патриарху. Относительно обязанностей тиуна выдавать безместным попам знамена и количества получаемых им от сего пошлин, патриаршая грамота говорит: «да и того старостам и десяцким поповским беречи на крепко, чтобы безместные попы и диаконы, не явясь патриархову тиуну, служити обеден не наймовалися; а явки им велети давати тиуну от обедни по денге, а больши того им явки давати не велети, чтобы безместным попам продажи от тиуна не было; а будет тиун учнет на попех имати явки больши того, и им старостам про то на тиуна извещати Иову патриарху; а который поп или диакон начнет где служити наймуяся, тиуну не явяся, и тиуну на тех попех имати промыты по две гривны да хоженаго по десяти денег, а больши того на тех попех тиуну промыта неимати» 1. В 1636 году, в памяти тиуну Манойлову и поповскому старосте Никольскому попу Панкратию, п. Иоасаф, описав различные безпорядки в самом богослужении московских священников, их крайне неприличное и зазорное поведение в церкви, соблазнительное поведение многих молящихся в храме и пр. В заключение памяти патриарх пишет: «и будет тиун и старосты поповские, противу сей памяти, о благочинии церковном радети не учнут и положат то дело себе в оплошку, и тиуну за то быти от великаго господина Иоасафа патриарха московскаго и всеа Русии, в духовном наказании; а старостам поповским быти в запрещении накрепко» 2. Таким образом тиун является здесь не только раздающим знамена безместным попам и получающим с них установленную пошлину, или надзирающим ----------- 1 А.
Первоначально, как мы говорили, тиун жил на митрополичем дворе. В 1594 году, по повелению патр. Иова, была учреждена особая поповская изба около церкви Покрова Богородицы, что на Рву; сюда должны были приходить ежедневно восемь поповских старост, избранных из московских священников, и четыре десятских из дьяконов, чтобы наблюдать за церковным благочинием в Москве, за жизнию и поведением приходских п безместных попов и дьяконов; здесь же стал заседать и патриарший тиун 1. В последствии поповская изба переименована была в тиунскую, с оставлением ея первоначальнаго назначения. До 1667 года тиунская изба находилась постоянно в ведении тиуна из светских патриарших служилых людей; но с этого времени ею стали заведывать один из московских игуменов и протопопов, которые назначались в эту должность самим царем. В соборных статьях 1667 года об этом сказано: «в тиунской избе быти Знаменскаго монастыря игумену Арсению, да Стретенскаго собора протопопу Андрею, или кому великий государь укажет» 2.
Патриарх Иоаким построил особыя палаты близь собора Покрова Пресвятыя Богородицы и Василия Блаженнаго, что на Рву, повелев, вместо тиунской избы, быть приказу церковных дел; тиуны с этого времени стали называться уже приказными. Так тиунская изба переделалась в особый приказ церковных дел, тиуны — в судей; впрочем, перемена коснулась только названия, а не существа дела. В 1701 году приказ церковных дел велено ведать судье духовнаго приказа монаху Иосифу Булгакову «для всякаго его скоро-разсмотрительного в приказном поведении управления и разсуждения», и таким образом приказ церковных дел был соединен с духовным приказом. После Иосифа Булгакова судьею в этом приказе был крестовый иеромонах. В 1711 году приказ церковных дел снова получил самостоятельное зна- --------------- 1 А. Приказ церковных дел был закрыт окончательно в 1724 году, 20 мая.
До 1720 г. Оклад им был обыкновенный: старым 60 рублей и 30 четвертей хлеба, средней статьи 40 рублей и 20 четвертей хлеба, молодым 15 рублей и 10 четвертей хлеба 2. При закрытии его, состав служащих в нем лиц был следующий: 2 судьи «из духовных, 1 дьяк, 6 канцеляристов, 3 подканцеляриста, 15 копиистов, 14 солдат, два сторожа,— всего 41 человек 3.
Кто такие тиуны в Древней Руси Тиуны - это название княжеского или боярского управляющего, управителя из обельных холопов. Тиунами могли называть и служителей княжеского двора. Тиунами также могли называть нижнее звено княжеской администрации в сёлах сельский тиун, ратайный тиун ; их жизнь защищала 12-гривенная вира.
Тиуны, праветчики, доводчики, приставы (недельщики) 1874
это. Смерды, закупы, рядовичи, холопы – кто такие? Кто такой «тиун»? Значение тиунов в Древней Руси Тиуны, или тиуники, играли важную роль в религиозной и социальной жизни Древней Руси. это название княжеского или боярского управляющего, управителя из обельных холопов. На Руси термином «тиун» обозначалась группа привилегированных княжеских и боярских слуг участвовавших в управлении феодальным хозяйством. Тиун – это управляющий боярским или княжеским хозяйством на Руси.
Что такое тиун что значит
Кто же управлял деревнею, если доводчик и тиун наместника были от нее так далеко. Кто такой «тиун»? Холоп-тиун допускался на суд в качестве свидетеля при отсутствии свидетелей свободного состояния, вопреки общему правилу: «послушества на холопа складают».
Что такое Тиуны? Значение слова Тиуны в историческом словаре
Тиунами также могли называть нижнее звено княжеской администрации в сёлах (сельский тиун, ратайный тиун); их жизнь защищала 12-гривенная вира[5]. Тиуны проводили священные обряды в честь богов природы, прогнозировали погоду и помогали тем, кто хотел разобраться в ходе сельскохозяйственных работ. В мифологии и волшебных историях, тиун обычно представляется как сильный и мудрый создатель, который обладает необычной магией. Тиун (др.-рус. тиунъ, тивунъ) — в Древнерусском государстве — название княжеского или боярского управляющего, управителя из обельных холопов, по доброй воле поступающих, если он не заключал «ряда»; в Великом княжестве Литовском и в Русском государстве до XVII века. Тиуны проводили священные обряды в честь богов природы, прогнозировали погоду и помогали тем, кто хотел разобраться в ходе сельскохозяйственных работ. Тиун Тиун (тиунъ, тивунъ) — в Древнерусском государстве — название княжеского или боярского управляющего, управителя из обельных холопов, по добро.
Значение слова «тиун»
Они также являлись знатными и уважаемыми людьми в обществе, поскольку только они имели доступ к знаниям и силе божественного мира. Тиуны были важными фигурами при покупке и продаже земель, проведении судебных процессов, заключении мирных договоров и других важных событиях. Они помогали обществу разрешать конфликты и споры, восстанавливать порядок и мир, а также вести обряды и ритуалы, связанные с рождением, браком и смертью. Тиуны несли огромную ответственность за благополучие и процветание общества. Они были не только духовными наставниками, но и советниками и покровителями военных лидеров и правителей. Ведя обряды и молитвы, тиуны помогали обеспечить защиту от врагов и негативной энергии, а также привлекать добрые силы и благословения на свои земли и людей.
Тиуны были неотъемлемой частью духовной и социальной структуры Древней Руси. Их значение и роль в обществе были нерасчерченными, и они оставили неизгладимый след в истории и культуре нашей страны. Особенности тиунов в Древней Руси Тиуны, или также называемые гадалы, занимали важное место в обществе Древней Руси. Они были священными людьми, которым приписывались особые способности к предсказанию будущего, излечению болезней и совершению ритуалов. Одной из основных особенностей тиунов была их связь с природой.
Они обладали глубоким пониманием космических циклов, сезонов и энергий, и могли использовать эту информацию для своих целей. Тиуны проводили священные обряды в честь богов природы, прогнозировали погоду и помогали тем, кто хотел разобраться в ходе сельскохозяйственных работ. Еще одной особенностью тиунов была их магическая сила. Они обладали уникальными знаниями и способностями, которые позволяли им лечить людей и защищать от злых духов и болезней. Тиуны могли использовать растения, травы и заклинания для исцеления, а также для защиты от негативной энергии.
Каптерев, "Светские архиерейские чиновники в Древней Руси" М. Источник: Энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И.
Руси и русских княжествах 11 15 вв.
В России до 17 в. Толковый словарь Ожегова. Ожегов, Н. Политическая наука: Словарь справочник.
При князьях и посадниках существовали агенты, выполнявшие отдельно функции. Это были тиуны, назначаемые часто из дворовых слуг князя. Тиуны присутствовали на суде князя и посадника, нередко даже замещали их в суде, им поручалось заведование княжеским хозяйством в селах и на княжеском дворе. Различались тиуны: княжеский, огнищный, заведовавший княжеским двором — огнищем впоследствии он назывался тиуном дворским и с XII в.
Кроме того, различались тиун конюшный, тиун ратайный пашенный. Русская Правда является наиболее ранним из древнерусских источников, в котором встречается термин "тиун". В ней прежде всего зафиксирована административно-хозяйственная функция княжеского тиуна "тиун огнищный", "тиун конюший", "тиун сельский княж", "тиун ратайный". За убийство княжьего тиуна Русская Правда устанавливала самую высокую, 80-гривенную виру; за убийство боярского тиуна — 40-гривенную.
Тиунами могли называть и служителей княжеского двора огнищный тиун, конюшенный тиун. Тиунами также могли называть нижнее звено княжеской администрации в сёлах сельский тиун, ратайный тиун ; их жизнь защищала 12-гривенная вира. Тиуна мог судить только сам князь. Как правило, тиун был княжеским холопом, или становился им после принятия на службу; Русская Правда упоминает "тивуньство без ряду" то есть, без устанавливающего иное договора как один из источников холопства.
Тиуны — были двух родов: тиуны, состоявшие на службе у светских архиерейских чиновников, и тиуны "владычни". Последние состояли при самом архиерее и находились в кафедральном городе. По постановлению Стоглавого собора, главною обязанностью тиуна была выдача священнослужителям, приезжавшим по каким-либо делам из сел и городов в кафедральный город и нанимавшимся здесь служить литургии, знамен, которые давали им право на это служение. Тиуны обязаны были в присутствии поповских старост осматривать ставленые, благословенные и отпускные грамоты священнослужителей и выдавать знамена только тем из них, которые имели такие грамоты.
Великое княжество Литовское прозвало тиунами крупных феодалов, которые были ответственны за управление волостями позже их стали называть наместниками и собирали дань которое в ту пору ещё называлось «полюдье». В отдельных частях Галицкой Руси, где ещё существовали пережитки древнерусского права, таковыми являлись выборные представители сельских общин. Тиуны и Церковь Церковные тиуны были двух родов: те, которые подчинялись светским архиерейским чиновникам, и те, которые назвались «владычами». Последняя группа проживала в кафедральном городе и служила у самого архиерея. Согласно постановлению Стоглавого собора, главной обязанностью тиуна была выдача священникам, которые посещали кафедральный собор и нанимались служить литургии, знамен. Последние являлись правом на осуществление таковых действий. Позднее тиуны несут ответственность за порядок в церкви.
Они смотрят, как священнослужители и поповские старосты выполняют свой долг. Тиунская изба Тиун, значение которого было велико при церкви, и поповские старосты вместе заседали в избе Поповской, а затем и в Тиунской вплоть до 1667 года. Однако положение дел изменилось. С 1674 по 1690 года патриархом Иоакимом была заменена Тиунская изба по приказу церковных дел. В 1724 году она была окончательно закрыта. Архиереи последовали примеру патриарха и ввели в моду открытие Тиунских изб или приказов.
Тиун это в истории определение кратко
Ко второму разряду принадлежали так называемые, в грамотах слуги «под дворским», так как они находились под ведением дворского; к ним принадлежали разного рода промышленники и ремесленники. Наконец, у архиереев были и слуги не свободного происхождения, которые обыкновенно носили название холопей 82. С XV века, когда слово боярин на языке государственном стало означать высшего сановника государства, а все именовавшиеся прежде боярами получили название детей боярских, а потом дворян, тогда и архиерейские служилые люди строго разграничены были на бояр и на детей боярских. Название бояр удержалось только за высшими ближайшими к архиерею чиновниками, которые, постоянно находились при нем, были ближайшими, непосредственными исполнителями его распоряжений, давали суд и расправу по всем делам, которые, помимо низших инстанций, — окружных чиновников, шли на непосредственное усмотрение архиерея. Все же прочие лица, как принадлежавшие к прежним боярским фамилиям, так и относившиеся к слугам первого разряда, получили теперь название детей боярских, так что служилые люди при архиереях с XV века стали разделяться: на бояр, занимавших высшие должности при дворе архиерея, на детей боярских, которые назначались на низшие придворные и епархиальные должности: судебные, финансовые, полицейские, и на слуг в тесном смысле, которые составляли обыкновенную домашнюю прислугу архиерея. После стоглавого собора, архиерейскими боярами назывались царские чиновники, которые назначались царем на службу к архиереям и которые, не переставая быть царскими чиновниками, носили звание бояр во все время своей службы у архиерея, хотя бы в лестнице государственных чинов они занимали и не особенно высокое положение. Служба бояр у архиереев за это время состояла главным образом в том, что они производили суд по всем гражданским и уголовным делам, какие поступали на рассмотрение архиерея. Со времени учреждения архиерейских приказов бояре были в них председателями.
Архиерейские бояре в древнейшее время ничем не разнились от бояр княжеских как по своему происхождению, так и общественному положению. К архиереям, как богатым землевладельцам, ради различных выгод службы у них, охотно поступали на службу многие знатные роды, подобно тому, как они поступали на службу к разным князьям. Курбский в своих сказаниях говорит, что к митрополитам поступали па службу «мужие благородные светлых родов», которые получали от митрополитов в пользование земли, за что обязаны были нести службу при дворе архиерея и отбывать военную повинность с его земель 83. В уставной грамоте великого князя Василия Димитриевича с митрополитом Киприаном говорится: «а про войну, коли аз сам князь великий сяду на конь, тогды и митрополичим бояром и слугам, а под митрополичьим воеводою, а под стягом моим великаго князя: а кто будет бояр или слуг не служивал Алексею митрополиту, и привязался ново митрополиту, а те поидут под моим воеводою великаго князя, где который живет, ин под тем воеводою и есть» 84. Очевидно, что архиерейские бояре были одинакового происхождения с боярами княжескими и что они поступали на службу к архиереям точно также и на тех же условиях, как и к князьям, т. Как с переходом от одного князя на службу к другому боярин не терял чрез это своего боярского достоинства, так он удерживал его во время службы при дворе архиерея; так что бояре княжеские и архиерейские были одно и тоже, не различались ничем между собою: архиерейский боярин мог быть боярином князя, и на оборот. Это подтверждает между прочим следующее свидетельство: пред своею смертию митрополит Филипп 1-й завещал великому князю об окончании начатой им постройки церкви: «по сем начат о том же деле церковном приказывати своему боярину Владимиру Григорьевичу и сыну его Ивану Голове» 85.
Упоминаемый здесь митрополичий боярин Владимир Григорьевич был боярином у великого князя Ивана Васильевича, а его сын, Иван Голова, тоже княжеский боярин, был родоначальником, по свидетельству по крайней мере родословной книги, фамилии Головиных 86. Таким образом, архиерейские бояре в древнейшее время ничем не разнились от бояр княжеских по своему происхождению и общественному положению, — это были те самые свободные служилые люди, которые переходили от одного князя к другому; служили там, где это более находили для себя выгодным и удобным, и которые во всякой службе удерживали за собою свое родовое боярское достоинство. Понятно, что, поступая к архиереям на службу, бояре связаны были с ним только личным договором, удерживали всегда за собою свое существенное право свободно и беспрепятственно переходить на службу к другим лицам, если находили свою службу у архиереев в чем-либо невыгодною. Отношения их к архиереям были те же, что и к князьям в удельный период, когда боярин недовольный чем-либо службою у одного князя, свободно оставлял ее и переходил к другому. Конечно, и архиереи, с своей стороны, имели право точно так же свободно относиться к служащим у них боярам, т. При таких отношениях между архиереями и их боярами, конечно, совершенно невозможно было, чтобы при архиереях с самого начала появления на их службе светских людей, были постоянно одни и те же служилые боярские роды; напротив, мы видим, что, как при князьях удельного периода их служилые люди постоянно сменяются, так было и при архиереях. Это, между прочим, видно из следующего обстоятельства: при Митяе встречаются митрополичьи бояре: «Федор Шолохов, Иван Ортемьев Коробин, да Андрей и брат его Невер Борбин, Стефан Ильин Кловыня» 87 ни одного из этих лиц мы уже не встречаем на службе митрополита Киприана, хотя и знаем имена многих его бояр 88.
Очевидно, что митрополичьи бояре в то время менялись очень часто и что те, которые служили одному митрополиту, не оставались обыкновенно, за небольшими исключениями, на службе у его преемника. Указанные нами отношения между архиереями и их боярами возможны были только в удельно-вечевой период, когда ничем не стеснено было право перехода свободных служилых людей от одного лица к другому, когда боярин, оставив одного князя и поступив на службу к другому, ничего не терял чрез это, так как они были равны по своему достоинству, — боярин всегда оставался боярином — был ли он на службе у того князя или у другого, или у архиерея, или у какой ни будь княгини. Положение дел в этом отношении совершенно изменилось, когда Москва приобрела решительный перевес над всеми другими княжествами и когда она, наконец, совершенно уничтожила их отдельное, независимое существование. Как скоро великие князья московские сделались почти единодержавными государями всей Руси, то они, в силу своего единодержавия и в интересах своей власти, постарались всеми, зависящими от них, мерами уничтожить право служилых людей переходить от одного князя к другому, постарались уничтожить самую самостоятельность прежних княжеских дворов, так что скоро бояре, недовольные службою у московского князя, уже не имели возможности перейти на службу к другому князю, но стали в таких обстоятельствах убегать за границу в Литву или Польшу. Понятно, что при таких обстоятельствах и право архиереев принимать к себе на службу бояр по своему личному усмотрению, как основывавшееся на прежнем, отжившем строе государства и как несогласное с новым, строго-монархическим его строем, должно было фактически уничтожиться, вследствие чего с XV века к архиереям уже не могли поступать на службу, как это было прежде, новые боярские роды. С другой стороны, если в удельно вечевой период боярин оставался вполне боярином, независимо от того, находился ли он на службе у какого-либо князя, или у архиерея, то этого уже не могло быть с утверждением московского единодержавия. Теперь все, что желало иметь силу, власть и значение, должно было и могло получать ее только от единодержавного московского князя, теперь боярами в строгом смысле стали называться только знатнейшие, близкие к московскому князю лица и боярство давалось за заслуги, как чин, при московском княжеском дворе, — вне службы при дворе московского князя боярство собственно уже не существовало.
Следствия такого положения дел относительно архиерейского двора были такие: если прежде к архиереям охотно шли на службу лица знатных боярских фамилий; то теперь этого уже не могло быть, так как всякий знатный человек через это мог только потерять, а не выиграть; теперь всякий, кто желал поддержать и возвысить свое родовое значение, должен был служить у князя, на его службе добиваться почета и значения, служба же у архиерея была частною; правда, архиерей мог давать служащему у него титул боярина, но этот титул имел смысл только при дворе архиерея и нисколько не возвышал государственного и общественного значения получавшего его. Таким образом прежнее равенство бояр княжеских и архиерейских совершенно уничтожилось, так что лицам более или менее знатных фамилий не было уже никакого интереса служить у архиереев, а это вело к тому, что они оставляли архиереев и переходили на службу к великому князю, отчего с половины XV века, даже при дворе митрополита, мы не встречаем более в числе бояр и вообще служилых людей лиц из сколько ни будь знатных и известных фамилий, — старые служившие у них фамилии перешли на службу к князю, новых бояр они — с одной стороны — уже не могли принимать к себе, с другой стороны, те и сами бы не пожелали служить у них. Следствием всего этого было то, что с половины XV века число архиерейских бояр, сравнительно с предшествующим временем, было очень ограниченно; даже при дворе самого митрополита, вместо прежнего множества бояр, принадлежавших к разным фамилиям, мы встречаем только один боярский род Фоминых, в котором боярское звание сделалось наследственным, так что бояре всегда избирались только из рода Фоминых до самого конца XVI века, когда этот род прекратился и когда бояре к архиереям стали назначаться самим царем. Наследственность боярского достоинства при дворе митрополита только в роде Фоминых подтверждается несомненными данными. Когда св. Алексий сделался митрополитом, то к нему на службу поступил его родной брат Феофан, который и был при нем боярином. Сын Феофана, Степан, племянник митрополита Алексия, был боярином при митрополите Киприане 89 , — дети Степана — Юрий и Данила и внуки его, Федор и Василий Юрьевичи, Фома и Никита Даниловичи были боярами при последующих митрополитах 90 , — последним боярином из этого рода был Иван Семенович Фомин 1550—1582 г.
При этом не лишне заметить, что боярское достоинство было принадлежностию только рода, а не всех его членов, — только одни избранные носили боярское достоинство. Так, если мы встречаем Фоминых в звании митрополичьих бояр в течении двух столетий, то встречаем также членов этой фамилии и без боярскаго достоинства, исправляющими при дворе митрополита различныя, сравнительно низшия должности. Так один сын Василия Юрьевича Фомина внук Феофана Некрас был митрополичим тиуном 93 , другой —Федор Тирон — митрополичим владимирским наместником 94 , Семен Васильев, сын Василия Юрьевича — дворецким 95 , Тимофей Кузьмин Фомин упоминается просто как митрополичий сын боярский 96 и пр. Очевидно, что как при княжеском московском дворе звание бояр было по большей части наследственным в том смысле, что в бояре жаловались лица только известных, знатных по своему происхождению фамилий, и человеку не знатному, не родовитому, это звание было недоступно, так и у архиереев звание бояр обусловливалось не только тою или другою должностью при дворе, но и принадлежностью еще к известному роду, члены которого по своему знатному происхождению имели право на боярство. Менее знатные фамилии, поступавшие на службу к митрополитам, как например, Сурмины, Рагозины, Мануйловы, Соболевы, Чертовы, Елдегины и пр. Наследственность боярского достоинства при митрополичьем дворе в известных родах, между прочим, доказывается и следующими обстоятельствами: митрополит Киприан в уставной грамоте Константиновскому монастырю называет своего повара Ивана боярином 98 , митр. Иона называет боярином своего десятильника Юрия 99 , напротив, митрополичий дворецкий, Юрий Григорьевич Мануйлов называется сыном боярским 100.
Очевидно, если бы звание боярина при митрополичьем дворе определялось только какою-либо должностью или службою, а не принадлежностью к известному боярскому роду, то гораздо естественнее было бы тогда назвать дворецкого, как занимающего одну из высших должностей при дворе архиерея, боярином; изведывающего же стряпнею или десятильным сбором — детьми боярскими, так как эти должности, сравнительно с должностью дворецкого, очень неважны и незначительны. В последствии стоглавый собор возвел в обязательный для всех архиереев закон то правило, чтобы архиерейские бояре избирались всегда только из определенных родов, которые по своему происхождению пользовались этим правом; если же таких родов у архиереев не оказывалось, то они должны были обращаться к царю, и тот давал им бояр от себя. Таким образом, ко времени стоглавого собора, боярские фамилии уже не поступали более на службу к архиереям, от чего звание бояр было наследственным только в известных определенных родах, которые издавна служили архиереям и по своему происхождению имели право на боярство; но таких боярских родов у архиерея было очень немного, так что сам митрополит принужден был избирать себе бояр только из одного, оставшегося у него на службе боярского рода — Фоминых. По необходимости число бояр при архиереях сделалось очень ограниченным, вследствие чего им предоставлены были при дворе только самые высшие, почётные должности, хотя в тоже время служба их была совершенно частною, не имевшею никакого государственного значения; государство приравнивало их, кажется. Но во всяком случае, до стоглавого собора архиереи еще удерживали de jure за собою свое старинное право: самим выбирать себе бояр из своих служилых людей, руководствуясь в этом случае только собственным усмотрением, а также право увольнять их от занимаемой должности и от службы у себя, — государство доселе не вмешивалось в отношения архиерея к его боярам и вообще служилым людям, архиерей был полный, бесконтрольный их господин и распорядитель, действовал по отношению к ним вполне самостоятельно, никем отвне не стесняемый. Со времени стоглавого собора положение дел совершенно изменилось: у архиереев решительно отнято было их старинное право единоличного назначения их бояр, последние избирались уже не архиереем и не из его служилых людей, но царем и из царских чиновников. Очень важное в этом отношении постановление стоглавого собора было выражено в следующей форме: «да митрополиту ж, архиепископом и епископом без царева ведома бояр от себя и дворецких не отсылати и в тех место иных не поставляти, кроме преже реченных вин; а котораго святителя изведутца бояре и дворецкие, и им избирати от тех же родов, а не будет от тех родов, и им от иных родов избирати, коемуждо их, да обсылатися со царем; а повелит которым царь быти в боярех и в дворецких, и святителем тех у себя и держати, а без царева ведома, однолично, бояр и дворецких не держати.
А у которых святителей изведутся бояре и дворецкие, а от тех родов или от иных родов, таких у них не будет, которым пригоже в тех место быти в боярех и в дворецких: и им о том бити челом царю, чтобы государь пожаловал, избрал у себя и дал им, которым будет пригоже в том чину быти; а без царева ведома, однолично, бояр и дворецких не поставляти» 103. Приведенное постановление стоглавого собора об архиерейских боярах и дворецких показывает, а что до стоглавого собора государство совершенно не вмешивалось в отношения архиерея к его служилым людям, архиерей сам избирал бояр из своих служилых людей, точно также по своему только личному усмотрению отсылал их от себя, если находил это почему ни будь нужным, вследствие чего служба бояр при архиерее была частною, не имевшею никакого государственного значения; b так как бояре избирались, то звание боярина при архиерейском дворе указывало на чин или должность, — каждый получал боярство, как чин, вместе с известною должностью, — боярство, поэтому, служило обозначением чина и соединенной с ним должности, а не сословия; с у архиереев были целые роды служилых людей, ко бояре избирались только из некоторых, которые, по своему происхождению, имели на это право, так что боярское достоинство было наследственным только в известных родах. Впрочем, из того обстоятельства, что стоглавый собор предлагает архиереям, в случае недостачи таких родов, из которых бы можно было избирать бояр, обращаться с просьбою о боярах к царю, уже достаточно видно, что этих родов на службе у архиереев в то время почти вовсе не было, не исключая и самого митрополита; в противном случае, если бы таких служилых родов у архиереев было действительно много, то и самое постановление собора просить у царя бояр, если они изведутся у какого святителя, не имело бы никакого смысла, между тем как в действительности, в виду того, что на службе у архиереев боярских родов в это время не было, приведенное постановление стоглава имело очень важное, практическое значение, что мы и увидим в последствии. Определения стоглавого собора об архиерейских боярах совершенно изменили их прежние отношения к архиереям, и самые бояре сделались далеко не тем, чем они были прежде. Теперь архиереи потеряли прежнее свое право только по своему личному усмотрению распоряжаться своими боярами, — в силу приведённого постановления стоглавого собора, они как при выборе своих бояр, так и при их увольнении должны были предварительно снестись с царем, который, конечно, всегда удерживал за собою право одобрить или не одобрить их распоряжения и право назначать к архиереям бояр по своему усмотрению, совершенно устраняя указанных архиереями лиц. Мало этого, архиереи законом обязывались теперь выбирать себе бояр только из известных родов, которые имели на это право, а так как у архиереев таких родов в действительности не было, или если и были, но царь со своей стороны мог находить неудобным назначать из них бояр, то в конце концов это постановление стоглавого собора необходимо вело к тому, что бояре к архиереям назначались исключительно царем, прежние, собственно архиерейские, бояре перестали существовать, а их место заняли назначаемые царем чиновники, которые только считались архиерейскими боярами, а на самом деле оставались царскими чиновниками и во всем зависели от царя. В этом случае очень интересно свидетельство Флетчера, который говорит, что «владычные бояре» назначались на свои должности не епископами, а самим государем или его думой, и отчет в своем управлении они обязаны были давать не епископу, а светской власти.
Если епископ получал позволение иметь чиновников по своему собственному выбору, то это считалось знаком особой царской милости 104. Действительно, после стоглавого собора архиерейские бояре назначались на свою должность не самими епископами, а царем. Правда, подобные случаи были и ранее стоглавого собора, по крайней мере мы знаем, что когда Макарий, впоследствии митрополит московский, был послан в Новгород на архиепископскую кафедру, то великий князь дал ему своих бояр 105. Но во всяком случае эти назначения бояр к архиереям от князя до стоглавого собора были явлением исключительным и объяснялись какими ни будь чрезвычайными обстоятельствами, как в данном, например, случае это объясняется особым враждебным отношением тогдашнего Новгорода к Москве, что заставляло московское княжеское правительство все, сколько ни будь важные, должности в Новгороде замещать москвичами и вообще лицами, несомненно преданными интересам правительства. Напротив, после стоглавого собора назначение бояр к архиереям царем из его собственных чиновников стало общим, всегдашним законом до уничтожения самого существования светских архиерейских чиновников, так что с этого времени название архиерейский боярин указывало только на службу известного лица у архиерея, но вовсе не определяло его государственного положения, — архиерейский боярин, в существе дела, был простым царским чиновником. Что архиерейские бояре со времени стоглавого собора назначались царем из его служилых людей, на это имеются неоспоримые данные. В 1574 году новгородский архиепископ Леонид дал своему боярину, Василию Григорьевичу Фомину, поместную грамоту на право пользоваться известным имением.
В конце этой грамоты сделана следующая приписка: «а дано то поместье Василию Григорьевичу на время, до тех мест как его государь царь и великий князь пожалует, здесь в Великом Новгороде велит ему дать поместье и грамота жалованная взяти» 106. Из этой приписки ясно видно, что боярин новгородского архиепископа был назначен к нему царем из московских дворян; тоже самое видно из двух других грамот, в которых встречается имя Василия Григорьевича Фомина и где он помещается в числе дворян первой статьи 107. О времени первых патриархов в «записке о царском дворце, церковном чиноначалии, церковных чинах» и проч. Отвергнуть или заподозрить силу этого ясного, прямого свидетельства решительно нет никаких серьезных оснований, — тем более, что оно подтверждается другими, устраняющими всякие сомнения данными: патриарший дворецкий, заседавший в патриаршем дворцовом приказе, Иван Васильевич Биркин 109 , встречается сначала в чине ясельничего 110 , а потом в чине думного дворянина 111. Боярин Василий Федорович Янов, заседавший в патриаршем судном приказе 112 , был сначала ясельничим, а потом думным дворянином 113. В описании церемониала шествия патриарха на осляти, в вербное воскресенье, сказано: «а у осляти стояли патриарш боярин думной дворянин Михайло Иванович Глебов» 114 ; после Глебов значится в числе окольничих 115. Патриарший боярин Тимофей Петрович Савелов встречается сначала в чине думного дворянина 116 , а затем в чине окольничего 117.
Если мы находим таким образом патриарших бояр в списках государственных чиновников, можем показать относительно некоторых из них, как они повышались по лестнице государственных чинов и именно в качестве чисто государственных чиновников, хотя они и считались патриаршими боярами, то наоборот, в списке патриарших служилых людей 118 мы вовсе не встречаем фамилий: Янова, Савелова, Глебова, Нелединского и пр. Тоже самое подтверждается и следующими двумя обстоятельствами. В уложении мы находим указания на все классы чинов, не исключая архиерейских служилых людей, патриаршеские дети боярские упоминаются даже с указанием трех степеней, на которые они делились, между тем об архиерейских боярах в уложении вовсе не упоминается. Это, по видимому, странное игнорирование государственным законодательством архиерейских бояр, невозможное, если бы они составляли особый, самостоятельный класс чинов, просто объясняется тем, что архиерейские бояре во время Уложения были боярами только для архиерея, для государства же они были простыми обыкновенными его чиновниками, и потому оно не считало нужным выделять их в своем законодательстве, как особый класс чинов и упоминать о них отдельно от тех государственных чинов, к которым они причислялись. Если, например, наносилось бесчестие патриаршему боярину, то плата за его бесчестье сообразовалась не с его боярством у патриарха, но с его государственным чином, смотря потому, был ли он думный дворянин или окольничий. Точно также, встречая различные распоряжения Петра, которыми отбирались у архиереев их служилые люди, мы вовсе не находим между ними ни одного законодательного акта относительно уничтожения архиерейских бояр, конечно, опять потому, что архиерейские бояре не составляли в то время особого самостоятельного класса чиновников, отдельного от государственных чинов; царь прекратил назначение бояр к архиереям, и архиерейские бояре перестали существовать. Таким образом со времени стоглавого собора бояре к архиереям назначались царем из его собственных чиновников, и их служба у архиереев ставилась наравне с государственной.
Обыкновенно патриаршие бояре избирались из думных дворян и нередко после службы у патриарха они получали следующий высший чин, именно производились в окольничие, как это было, например, относительно патриарших бояр Глебова и Савелова. Древняя вивлиофика говорит: «патриаршие бояре состояли одною степенью государевых ниже, с околничими в равном почтении, чего ради есть и примеры, что один человек мог отправлять боярскую должность у патриарха и окольническую у государя в одно время» 119. Это мнение древней вивлиофики, что патриаршие бояре равнялись царским окольничим, трудно признать справедливым, потому что мы всегда встречаем патриарших бояр не иначе, как только в чине думных дворян, и ни разу — в чине окольничих. Кажется, что мнение древней вивлиофики явилось вследствие того, что при патриархе Никоне боярином был Никита Алексеевич Зюзин 120 , что окольничий и потом боярин Хилков был председателем в патриаршем приказе. Но заключать отсюда, что патриаршие бояре были только одною степенью ниже царских, было бы в высшей мере ошибочно, ибо в первом указанном случае царь только хотел почтить уважаемого и любимого им патриарха назначением к нему в бояре своего окольничего, хотел этим выразить ему свое особое уважение и почтение. Что же касается Хилкова и других, заведовавших в патриарших приказах, царских бояр, то они играли в этом случае ту же роль, что и нынешний обер-прокурор при Святейшем Синоде, — это были царские представители при церковном управлении, и они вовсе не считались патриаршими боярами. Гораздо справедливее, кажется, будет думать так, что патриаршие бояре были всегда не выше думных дворян и что более знатные из них, после службы у патриарха в боярах, жаловались иногда и в царские окольничие, в чем нет ничего невероятного, по крайней мере совершенно аналогичное этому явление мы видим относительно патриарших стольников.
В книге «о старинных степенях чинов в России» читаем: «патриархи так же наизнатнейших родов людей в стольники жаловали, так как в 138-м году, июня 24 числа, пожалован был в стольники к Филарету Никитичу князь Никита Иванович Лобанов. Из стольников же патриарших не одинаково производились: одни жаловались прямо в стольники к государю, как сие видно по пожалованию из патриарших стольников в стольники государевы в 138-м году, Декабря 25 числа, князя Нефеда Ивановича Щербатова; другие же были жалованы в стряпчие государевы, яко в 142 году, из патриарших стольников пожалован был в стряпчие князь Михайло Васильевичи Вяземский». Таким образом, как из патриарших стольников производились или в царские стольники, или в стряпчие, смотря по фамильной знатности производимого лица, по тому общественному положению, какое занимает его фамилия, так и из патриарших бояр могли производить иногда в царские окольничие, если только патриарший боярин, по своему происхождению и общественному положению своей фамилии, имел право на этот чин, при чем сделавшись царским окольничим, он уже оставлял службу у патриарха, по крайней мере, мы не знаем ни одного случая, когда патриарший боярин заседавший в каком ни будь приказе, в то же время значился бы царским окольничим, обыкновенно они называются думными дворянами во всех дошедших до нас грамотах. Понятно само собою, что если к патриархам бояре назначались из думных дворян, то к простым архиереям они вероятно назначались просто из дворян того города, где жил архиерей, — конечно эти бояре архиереев никогда не дослуживались и чина думных дворян, так что в лестнице государственных чинов они занимали очень невысокое положение и принадлежали конечно к людям не особенно знатным и родовитым. К сожалению, об архиерейских боярах, кроме патриарших, за это время, мы не имеем решительно никаких сведений и можем составить о них некоторое представление, за отсутствием всяких положительных данных, единственно только на основании аналогии с патриаршими боярами. Мы знаем, что устройство княжеского двора в древнее время было сравнительно просто и не сложно, что те многочисленные должности и чипы, которые существовали при московских великих князьях и потом царях, явились уже в позднейшее время, что еще при вступлении на престол Иоанна III при великокняжеском дворе было только три боярина, два дворецких и один окольничий, так что все управление княжеством производилось при посредстве этих не многих лиц, почему точного и дробного разграничения должностей и обязанностей при дворе в то время не могло быть. Понятно, что у архиереев, которые при устройстве своего двора и придворных должностей брали за образец княжеский двор, но было еще в то время служилых лиц с определенными и постоянными должностями, не было того многочисленного и разнообразного придворного штата, который явился у них в последствии.
Только с течением времени, мало по малу, из первоначально необходимо широкого и в тоже время неопределённого и запутанного круга деятельности, по мере выработки более устойчивых отношений и обязанностей, по мере формирования при архиерейских дворах постоянных, определенных должностей, за архиерейскими боярами были приурочены определённые, более или менее постоянно одинаковые должности и обязанности, которые за небольшими изменениями остались за ними до последнего времени их существования. Обращаясь к древнейшим сведениям, какие сохранились об архиерейских боярах и которые бы разъяснили нам их службу у архиереев в первое время их существования, мы должны заметить, что эти сведения кроме того, что очень скудны и относятся уже к позднейшему времени к концу второй половины XIV и к XV веку , но случайно упоминая о боярах, они почти совсем ничего не говорят, в чем именно состояла служба бояр при архиереях до конца XV и начала XVI века. Чтобы сколько-нибудь уяснить себе служебное значение архиерейских бояр до конца XV века, мы приведем все те данные, которые только говорят о них за это время. Летописец, говоря о Митяе, что он до посвящения занял уже митрополичий дом, замечает «и бояре митрополичьи служахут ему» 121 , не объясняя этого общего неопределённого выражения «служахут ему» конечно, между прочим, и потому, что точнее определить службу митрополичьих бояр того времени было и нельзя. Митрополит Киприан посылал своего боярина звать новгородского архиепископа в Москву, в другой раз присылал в Новгород своего боярина Дмитрока просить у новгородцев серебра 122 ; митрополит Фотий по смерти великого князя Василия Димитриевича посылал к его брату Юрию в Звенигород звать его в Москву своего боярина Акинфа Слебятева 123. Из приведенных свидетельств видно, что архиерейские бояре посылались в древнейшее время архиереями с различными частными поручениями и исполняли, следовательно, те обязанности, которые впоследствии лежали исключительно на детях боярских. В уставной грамоте митрополита Киприана Константиновскому монастырю 1391 г.
Из того факта, что митрополит делает своим боярам, живущим во Владимире, запрос, какие подати Константиновский монастырь платил прежде митрополиту, само собою следует, что эти бояре заведовали сбором митрополичьих пошлин с духовенства, почему митрополит и обратился к ним за решением спорного вопроса о пошлинах 125 О боярах, как сборщиках податей, или десятильниках, говорит еще одна позднейшая грамота, именно послание митрополита Ионы к иерейскому князю Михаилу Андреевичу после 1450 г. С конца XV века мы уже не встречаем более бояр в качестве сборщиков податей или десятильников, — на эти должности с этого времени стали назначаться исключительно дети боярские. Из уставной грамоты вел. Василия Димитриевича с митр.
Учреждены в начале XIX в. Мировой посредник — должностное лицо, назначавшееся из дворян для утверждения уставных грамот и разбора конфликтов между крестьянами и помещиками в период проведения Крестьянской реформы 1861 г. Мировой суд — суд, являвшийся низшим звеном судебной системы, созданный в России по судебной реформе 1864 г. Митрополит — титул главы Русской православной церкви до 1589 г. После учреждения патриаршества этот титул носили самые видные иерархи церкви.
Наркоматы народные комиссариаты — существовавшие с 1917 по 1946 гг. Натуральный оброк — это повинности зависимых крестьян в пользу землевладельца, выплачивавшиеся зерном и другими продуктами. Негласный комитет — неофициальный совещательный орган, круг личных друзей императора, работавший в начале правления Александра I и помогавший ему проводить реформы. Нестяжатели — представители возникшего в конце XV в. Его последователи выступали за модернизацию религиозного культа, усиление выборного начала во всех органах церковного управления, расширение прав мирян в приходе, поддержку Советской власти. Оброк — это повинность зависимых крестьян, заключавшаяся в уплате землевладельцу продуктов или денег за пользование землей. Соответственно оброк — натуральный или денежный. Натуральный оброк отменен в 1861 г. Обязанные крестьяне — бывшие крепостные крестьяне в России, перешедшие на договорные отношения с помещиками на основании указа 1842 года.
Крестьяне приобретали личную свободу. Земля оставалась в собственности помещика, предоставлявшего крестьянам надел за «соразмерный» оброк или барщину. Заключение подобных договоров не было обязательным для помещиков. Огнищанин от слова огнище — очаг, двор — представитель старшей дружинной знати, управляющий княжеским двором. Октябристы — праволиберальная политическая партия чиновников, помещиков и крупной торговой промышленной буржуазии России, существовавшая в 1905-1917 годах, поддерживающая манифест 17 октября. ЕГЭ 2019 Опричнина — территория, выделенная монарху в особое правление, а также политика террора и репрессий, которая проводилась в период правления Ивана IV. Освобождение труда — Первая российская марксистская организация, созданная в 1883 г. Освоение целины — комплекс мероприятий по увеличению производства зерна в СССР в 1954-1960 гг. Отрезки — часть находившихся в пользовании крестьян земель, изъятых после крестьянской реформы 1861 г.
Отруб — в России в начале XX в. Оттепель — образное название относительной либерализация внутренней десталинизация и внешней опора на принцип мирного сосуществования политики СССР в конце 1950-х — первой половине 1960-х гг. Отходничество — временный уход крестьян с мест жительства на заработки в города и на сельскохозяйственные работы в другие местности, явление было распространено среди помещичьих оброчных крестьян. Перелог — примитивная система земледелия, при которой после нескольких урожаев землю оставляли без обработки на 8-15 лет для восстановления плодородия почвы и переходили на новый участок. Погост — место сбора дани в Древней Руси, установленное княгиней Ольгой. Подсечно-огневое земледелие — одна из примитивных древних систем земледелия лесной зоны, основанная на выжигании леса и посадке на этом месте культурных растений. Подушная подать — форма налога, взимаемого с каждого мужчины — представителя податного населения, установленная в России в XVIII веке. Пожилое — денежный сбор, взимавшийся с крестьян при их уходе от землевладельцев в Юрьев день. Поместье — земельное владение, даваемое за военную и государственную службу с конца XV до нач.
XVIII вв. Нельзя продавать, обменивать, наследовать. Петр I 1714 уравнял их. Все земельные владения феодалов стали имениями, а феодалы — помещиками.
Смысл пожалования монастыря боярами был тот, что пожалованный игумен и братия освобождались от ведомства и суда всех других архиерейских чиновников, но во всех делах должны обращаться к известным боярам, которые расследовали данное дело и представляли его на окончательное решение архиерея. Из всех приведенных свидетельств об обязанностях и службе бояр у архиереев до конца XV века видно, что в то время бояре занимали у архиереев все служебные должности, какие в то время могли существовать при архиерейском дворе: они исполняли те или другие частные поручения архиерея, собирали архиерейские пошлины с духовенства или были десятильниками, присутствовали на суде митрополита или по его назначению были судьями временными, поставленными для известной местности и известных лиц, отправляли военную повинность с архиерейских земель, словом — все служебные обязанности как самые высшие, так и самые низшие, какова должность сборщика податей, до второй половины XV века исполнялись архиерейскими боярами. С XV века, когда произошло разделение бояр на бояр собственно и детей боярских, и когда число их при архиерейских дворах сделалось очень ограниченным, они стали занимать только самые высшие должности, на все же низшие должности стали назначаться дети боярские. Из обширного первоначально и разнообразного круга обязанностей бояр за ними оставлена была одна важнейшая обязанность: постоянно находиться при архиерее, разбирать и решать, по указанию архиерея, все дела, которые поступали к нему, помимо низших инстанций. Конечно такое разграничение должностей при архиерейском дворе совершалось не вдруг, а постепенно; только с течением времени за боярами все более и более постоянно стали приурочивать обязанности судей, с оставлением всех других обязанностей, которые возлагались на них прежде. Собственно, со всею ясностью и определённостью судные обязанности бояр в первый раз были высказаны в половине XVI века стоглавым собором, и только с этого времени мы встречаем их всегда уже исключительно в качестве судей. Стоглавый собор, желавший ввести во все церковное управление порядок, более строгий и более соответствующий канонам, нежели какой был прежде, особенно занялся вопросом о святительском суде, хотел внести сюда большую определенность и отчетность, нежели какие были прежде. Собор прежде всего настаивает, чтобы все духовные лица во всех, собственно духовных, делах были всегда судимы духовными же лицами, так чтобы светские лица даже и не присутствовали на этом суде: «а бояре митрополичьи в том суде у святителей не сидят, развее писарей, кому те дела записывати... А царевым бояром и дворецким, и митрополичьим бояром и архиепископлим и епископлим, архимандритов, и игуменов, и игуменей, и строителей не в которых делех не судити, а судят их святители сами по священным правилам» 130. Чтобы лучше понять настойчивость, с какою собор требует, чтобы духовные в духовных делах судились непременно духовными же, нелишне припомнить здесь вышеприведенное извлечение из грамоты ростовского архиепископа Вассиана Кириллову монастырю, где епископ суд над братией и игуменом в духовных делах поручает своим боярам. Кроме того, самая настойчивость, с которою собор требует, чтобы духовные лица в духовных делах никаким образом не судились светскими лицами, чтобы последние даже и не присутствовали на этом суде, показывает, что до собора положение дел в этом отношении было несколько иное, иначе к чему такая настойчивость соборных постановлений? Впрочем, устранив архиерейских бояр от суда над духовенством в духовных делах, собор в то же время отдает в руки бояр все судебные дела духовенства по делам гражданским и уголовным, подлежащим архиерейской юрисдикции: «а по рядным грамотам и по духовным, и по кабалам, и в поклажаех, и боех, и в грабежех и в прочих во всяких делех опричь духовных дел, попов и диаконов и всех причетников и мирских людей, повелевают святители бояром своим судити» 131. Таким образом, по мысли стоглавого собора, при архиереях должно было образоваться два судебных отделения: первое должно было состоять исключительно из духовных лиц; здесь суд давал или сам митрополит в митрополии или, когда ему «не поможется», «владыка сарский и подонский», бояре и вообще светские лица не могли присутствовать при заседаниях этого суда «развее писарей кому те дела записывати». Отделение давало суд и расправу всему духовенству по делам исключительно духовным. В другом отделении судьи были светские — архиерейские бояре, суду которых подлежали как духовные лица по всем гражданским и уголовным делам, так и все лица светские по всем делам, которые предоставлены были тогдашним законодательством суду церкви. А так как суд архиерейских бояр не отличался обыкновенно особым беспристрастием и справедливостью, то собор постановил: «у бояр в суде сидети старостам поповским, и пятидесяцким и десятским, по неделям, по два или по три, да грацкым старостам и целовальником, да земскому диаку, которым царь и государь прикажет». Всем этим лицам повелевается собором иметь с судных дел «противни» и прикладывать к ним свои руки так, чтобы засвидетельствованный подписью всех бывших на суде и подписью дьяка судный список, в одном экземпляре, хранился у бояр, производивших суд, в другом у целовальников, присутствовавших на этом суде, а хранился бы у дьяка в ларце, за боярскими печатями, «доколе те судные списки бояре перед святителем положат и обоих истцов пред ним поставят». Только после того как святители получат от обоих истцов утвердительный ответ, что суд им действительно был таков, как он записан в представленных списках, святители повелевают боярам произнести тот или другой решительный приговор по делу 132. Согласно постановлениям стоглавого собора о святительском суде, на архиерейских бояр с этого времени уже не возлагались никакие другие служебные обязанности и должности, кроме судных; они теперь постоянно жили при архиерее, составляли при нем судное отделение по всем делам, подлежащим архиерейской юрисдикции; у них хранились различные архиерейские указы и распоряжения по различным делам управления; к ним, а не к архиерею непосредственно, обращались царские приказы с своими памятями по тем или другим вопросам 134. Со времени стоглавого собора архиерейские бояре встречаются во всех актах не иначе, как только в качестве судей, но замечательно, ни один акт не делает даже и намека на то, чтобы на суде у бояр присутствовали выборные от духовенства и земства, как того требовал стоглавый собор; очевидно, что это последнее постановление собора так и осталось на бумаге и вовсе не прилагалось на практике, — бояре по прежнему продолжали судить однолично или вместе с дьяками 135. Со времени учреждения в России патриаршества положение дел относительно бояр нисколько не изменилось, они и при патриархах по-прежнему продолжали заведовать епархиальным судом. В «записке о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, приказах» и пр. Со времени же учреждения патр. Филаретом, так называемых, патриарших приказов, которые заведовали всем епархиальным архиерейским управлением, бояре были в них судьями, и таким образом от них, главным образом, зависело производство и отчасти самое решение всех епархиальных дел, поступавших в приказ; впрочем, о боярах, как судьях архиерейских приказов, мы скажем подробнее ниже 136. Таким образом, с конца ХV и начала XVI века, из круга всех других обязанностей и должностей, при дворе архиерея по своей важности и обширности круга деятельности, стала выделяться должность архиерейских судей, которая постепенно и была усвоена исключительно за боярами. Собор 1551 года образовал из бояр судное отделение, которое должно было постоянно находиться при архиерее и под его высшим надзором, давать суд и расправу лицам духовным и мирским по предметам, указанным самим собором. С этого времени бояре уже всегда являются только в качестве судей при архиереях, и мы не видим в их правах и обязанностях никакого заметного изменения до самого учреждения приказов патриархом Филаретом. Из всего сказанного нами об обязанностях и роде службы архиерейских бояр само собою понятным становится, какую важную, видную роль они играли во всем архиерейском управлении; — все дела, какие были только подведомственны архиерею, иногда не исключая и чисто духовных, проходили через их руки, ибо самим архиереем произносился только окончательный приговор. Как ближайшие непосредственные советники и помощники архиерея, как производители всех дел, бояре необходимо имели большое влияние на характер архиерейских решений дел, а чрез это и на все вообще архиерейское епархиальное управление. Интересно, в этом отношении, свидетельство Флетчера о значении архиерейских бояр в епархиальном управлении. По словам Флетчера, для управления различными делами, подведомыми церковному суду, у всех епископов были чиновники и комиссары, которые назывались Владычные бояре; они были миряне и, считаясь наравне с воеводами или благородными, управляли архиерейским двором и заведовали судом. Описывая характер управления этих чиновников, Флетчер замечает, что они, не довольствуясь угнетением народа, еще злобствовали над священниками и действовали по отношению к ним точно также, как воеводы и дьяки действовали по отношению к простому народу в своих областях. В виду действий этих чиновников даже епископы не имели власти решать самостоятельно дела, которые поступали на их суд. Так, если бы епископ захотел смягчить какое-нибудь решение, то он должен был предварительно предложить это на рассмотрение своим чиновникам. Такое положение дела, по замечанию Флетчера, было следствием того, что эти чиновники назначались не епископами, а самим государем, или его Думой, и они обязаны были давать отчет в своем управлении не епископу, а светской власти. Если епископ получал позволение иметь чиновников по своему собственному выбору, то это считалось знаком особенной царской милости 137. Хотя Флетчер и очень преувеличивает значение бояр в архиерейском епархиальном управлении, а его слова об отношении бояр к архиереям решительно не верны и противоречат всем историческим данным; однако его свидетельство важно, как выражение того взгляда, что бояре при архиереях играли очень видную и заметную роль, так что обращали даже на себя внимание тех иностранцев, которые всматривались в склад русской жизни. Во всяком случае несомненно то, что московское правительство еще очень рано хорошо поняло то важное значение, какое бояре имели во всем епархиальном архиерейском управлении, почему оно постаралось поставить бояр в некоторую зависимость от светской власти. Когда Макарий был послан в Новгород на архиепископскую кафедру, то великий князь дал ему своих бояр, которые должны были заменить собою прежних бояр новгородского архиепископа, новгородцев по происхождению и симпатиям. Смысл подобного распоряжения московского правительства понятен: оно хорошо знало, что бояре по самому своему положению и обязанностям имеют большое влияние как на самую личность архиерея, так и на все управление им епархии. Поэтому, если бы оставить епископа окруженным боярами — новгородцами, враждебными Москве, еще не забывшими политической и церковной независимости Новгорода, то трудно было бы ожидать, чтобы их влияние на личность архиепископа и на всю его правительственную деятельность было для Москвы благоприятным, а потому правительство и позаботилось дать архиепископу бояр — москвичей, которые бы во всем были преданы Москве, и чтобы таким образом с Макарием не повторилось истории Сергия и Серапиона, Иоанн Грозный, при разгроме Новгорода, арестовал, а потом мучил владычных бояр 138 , он же, по низвержении св. Филиппа митрополита, по свидетельству Курбского, мучил и убивал бояр этого святителя 139 , конечно потому, что он считал их людьми близкими иерархам, влиявшими на них и все их действия. На стоглавом соборе правительство, в сознании важности положения и обязанностей бояр в сфере архиерейского управления, прямо и решительно высказало стремление подчинить архиерейских бояр своему контролю, потребовало от архиереев, чтобы они сносились с ним при выборе своих бояр и при их увольнении от занимаемой ими должности, при чем царь, конечно, всегда удерживал за собою право утверждать или не утверждать выбор и увольнение известного архиерейского боярина, или на место уволенного лица назначить собственного чиновника. Последнее уже несомненно существовало во времена патриаршества, когда цари решительно присвоили себе право назначать патриархам в бояре своих собственных чиновников, которые, председательствуя в патриарших приказах и удерживая таким образом в своих руках патриаршее епархиальное управление, в тоже время не переставали быть царскими чиновниками. Очевидно, что московское правительство воспользовалось архиерейскими боярами для того, чтобы иметь постоянное влияние на все архиерейское управление и даже контролировать его. Боярин назначался к архиерею царем из его чиновников и им же увольнялся от должности; следовательно, находясь на службе у архиерея, боярин, в тоже время, всегда считал своим начальником не архиерея, а царя, он зависел во всем от последнего, а не от архиерея, потому, естественно, во всей своей деятельности имел более в виду угодить светскому правительству, а не духовному. При столкновении интересов государственных и церковных, он конечно всегда охотнее жертвовал последними в пользу первых. Очень вероятно, что вступая в должность архиерейского боярина, царский чиновник получал, конечно не гласно, от светской высшей власти инструкции для своей деятельности, указания, как он должен вести себя относительно архиерея, как должен поступать в тех или других случаях, и после давал отчет государю о всей своей деятельности, о таком или ином положении всех епархиальных дел, так что все епархиальное архиерейское управление, в существе, дела находилось под постоянным контролем светской власти и без ее одобрения или неодобрения не могло сделать ни одного самостоятельного шага. Не удивительно поэтому, что назначение бояр к архиереям царем было одной из главных причин, заставивших соборы 1667 и 1675 гг. Этой реформой архиереи надеялись освободиться из-под тягостного и постоянного, хотя конечно и неофициального, контроля над их деятельностью светской правительственной власти и в то же время думали придать епархиальному управлению большую самостоятельность и независимость от светской власти, которая с устранением светских чиновников теряла через это один из главных поводов вмешиваться во все даже мелкие, так сказать, домашние дела архиерейского епархиального управления. Архиерейские бояре не получали за свою службу при архиереях определённого жалованья; вместо всякого жалованья архиереи давали им в пожизненное владение участки из своих земель в объеме, определяемом самим архиереем. Курбский говорит, что к архиепископам поступали на службу лица знатных фамилий, которые получали от архиереев во владение церковные земли, за что обязывались нести службу при дворе архиерея и отбывать с его земель военную повинность. Стоглавый собор повелевает святителям лишать своих бояр, за неправды и поборы по суду, их боярского достоинства и отнимать у них данные им поместья. До нас дошла одна поместная грамота новгородского архиепископа Леонида, данная в 1574 году его боярину Василию Григорьевичу Фомину. Эта грамота боярину ничем не отличается от обыкновенных поместных грамот, которые архиереи давали своим детям боярским и множество которых дошло до нас. В ней, как и в грамотах детям боярским, после точного обозначения самого поместья, пожалованного боярину, о его владельческих правах говорится, чтобы все крестьяне боярина Василия Григорьевича Фомина чтили и слушали во всем и пашню на него пахали, и оброк ему всякой денежной и хлебной давали, чем он вас изоброчит, и он вас ведает и судит по сей нашей жалованной грамоте В конце грамоты находится следующая приписка: «а дано то поместье Василию Григорьевичу на время, до тех мест как его государь царь и великий князь пожалует, здесь в Великом Новгороде велит ему дать поместье и грамота жалованная взяти» 140 , — смысл этой приписки мы объясняли выше. Кроме поместий, подучаемых от архиереев в пожизненное владение, бояре, в силу системы кормления, на которой была построена светская церковная администрация, получали еще различные доходы от прохождения занимаемой ими должности. Так как главные их обязанности состояли в производстве суда, то они получали известные пошлины от каждого судного дела. В то время, по одному характерному выражению, «каждый шаг в присутствие суда был куплен ценою денег», — так что доходы бояр от судных дел были очень значительны. В заключение исследования об архиерейских боярах древней Руси нужно заметить, что, при исследовании, почти исключительно, имелись в виду только бояре московских митрополитов, а потом патриархов, и совершенно ничего не говорилось о боярах других епархий. Это, впрочем, совершенно невольное, ограничение в нашем исследовании зависит от того, что все сведения, какие только дошли до нас об архиерейских боярах, за самыми незначительными исключениями, относятся только к боярам митрополичьим и патриаршим, так что о боярах других епархиальных архиереев мы можем заключать только по аналогии. Дело в том, что двор и все управление митрополита, а потом патриарха, служили без сомнения образцом для всех епархиальных архиереев, которые во всем конечно подражали митрополитам, и потому у них были, как у митрополитов и потом патриархов, свои бояре, с теми же правами и обязанностями, как у последних. Это несомненно утверждается словами стоглавого собора: «митрополичьим бояром и архиепископьим и епископьим архимандритов и игуменов и игуменей и строителей ни в которых делех не судити.... Да митрополиту ж и архиепископом и епископом без царева ведома бояр от себя и дворецких не отсылати» и пр. Из этих слов стоглавого собора видно, что значение в епархиальном управлении, обязанности, круг и образ деятельности бояр при всех архиереях были совершенно одинаковы, так что собор не делает в этом отношении между ними никакого различия. Правда, у простых епархиальных архиереев бояре не могли быть так многочисленны и принадлежать к фамилиям знатным и важным, но это различие очевидно определялось только тем неравенством, какое существовало между митрополитом и подчиненным ему архиереем, а не различием происхождения, обязанностей и круга деятельности их бояр. Из приведённого постановления стоглавого собора видно так же, что бояре существовали при всех архиереях без исключения. В частности, бояре упоминаются, в дошедших до нас актах, только у следующих епархиальных архиереев: новгородского 141 , ростовского 142 , суздальского 143 и казанского 144. По своему происхождению дьяки были собственно люди не важные и не знатные. Степени низших чинов при царском дворе стояли так: стольники, стряпчие, дворяне, дьяки, жильцы, дети боярские 145. Но не смотря на свое очень невысокое положение в чиновной государственной иерархии, дьяки, благодаря крайнему невежеству наших предков, их безграмотности даже в высших правительственных классах часто, например, воеводы не умели писать и особенно их неуменью вести какие бы то ни было письменные дела, с течением времени по своему роду деятельности приобрели очень важное и влиятельное положение в государстве. Они, как единственные присяжные знатоки законов и всяких письменных дел, сделались решительно необходимыми во всех тех случаях, где требовалось знание закона, старины, искусное составление деловой бумаги; — рассмотреть поданную князю или царю бумагу, сделать доклад из нее, указать и сделать выписки подходящих к данному случаю статей законов, составить новую бумагу, написать память, приказ и пр. Вследствие такого важного значения дьяков мы видим их при особе государей в качестве их секретарей, в приказах, при воеводах, при посольствах и даже иногда в качестве наместников в различных городах 146. Государство вполне ясно понимало важное, необходимое значение дьяков при производстве всех письменных дел и потому узаконило, что ни одна бумага не может иметь официального, обязательного значения без подписи дьяков. Мало этого, сознание важного значения и необходимости дьяков во всех делах побудило государство ввести дьяков, не смотря на их очень не высокое происхождение, в государственную думу,— так произошли, вероятию в конце XVI века, думные дьяки 147. Оклады дьякам были поместные, равнявшиеся окладам московских дворян, но также неравные, как и у последних. Денежное их жалованье в XVII столетии было от 80 до 150 рублей, думных дьяков 200 руб. Так как обязанности дьяков были слишком многочисленны и сложны, то им были приданы низшие чиновники, получившие название подьячих, которые с течением времени разделились на три разряда: старых, средних и молодых, из старых подьячих более искусные производились в дьяки. Как в государственном, так и архиерейском управлении дьяки занимают также очень видное место. У архиереев были свои дьяки, которые вели все письменные дела архиерея, как княжеские дьяки — при князьях. Они были знатоки не только государственных, но и церковных законов, что требовалось особенностями архиерейского управления. Иоанн III, при походе на Новгород, взял с собою архиепископского дьяка, «умевшаго воротити русскими летописцы». Когда придут новгородские послы, говорил ему Иоанн, ты им помяни давния неправды новгородцев: припомни им все, как они в прежнее время изменяли князьям, отцам нашим и дедам и прадедам 148. Из того факта, что Иоанн III при походе на Новгород взял с собою архиепископского дьяка, «умевшаго воротити русскими летописцы», видно, что архиерейские дьяки считались людьми очень книжными, знавшими русскую старину и умевшими при случае воспользоваться своими знаниями, к которым обращались даже при нужде и князья. Для разъясне ния вопроса о монастырских имуществах, поднятого на соборе 1503 года Нилом Сорским и его сторонниками, отцы собора послали к великому князю митрополичьего дьяка Леваша, конечно ввиду его отличного знания церковных и гражданских постановлений по данному вопросу и уменья представить дело в том виде, как того желал собор. Как люди постоянно необходимые для архиереев и близкие к ним, дьяки пользовались большим влиянием и силою во всем архиерейском управлении, при чем дозволяли себе очень много злоупотреблений, именно, — были большею частью страшные взяточники. Некоторые из них приобрели себе этим даже печальную известность. Летопись так объясняет причину удаления Геннадия с архиепископской новгородской кафедры: «начал мзду имати у священников ставления, наипаче советом своего единомысленнаго любовника и дьяка Михаила Иванова сына Алексеева» 149. О патриаршем дьяке Кокошилове духовенство говорит в своей жалобе, что «людям его раздавали по полтине и по рублю, и самому рублей по пяти и по шести деньгами, кроме гостинцев меду и рыбы, да еще бы рыба была живая, да жене его переносят гостинцев мылом и ягодами на рубль и больше, а если не дать людям, никакими мерами на двор не пустят» 150. Все бумаги, исходившие от архиереев, скреплялись подписью дьяка, которая придавала им официальный характер. В первый раз подпись архиерейского дьяка встречается под уставной грамотой митрополита Киприана Константиновскому монастырю, подтвержденной потом митрополитом Ионою и скрепленной подписью его дьяка Карло 151 , и следовательно в половине XV века; с этого времени уже на всех архиерейских грамотах мы всегда встречаем подписи дьяков. Кроме дьяков собственно архиерейских были еще дьяки при архиерейских боярах; они всегда присутствовали на суде бояр, для отправления при них письменных обязанностей. Собором 1531 года было постановлено, чтобы дьяки присутствовали на суде архиерейских бояр, писали судные списки, прикладывали к ним свои руки, и потом хранили у себя эти списки в ларце, пока бояре не положат их перед святителями, — подьячим же тех списков не давать. Дьяки принадлежали к известным фамилиям, в которых это звание переходило по наследству, по крайней мере некоторые фамилии дьяков мы встречаем в конце XV и в начале XVI века при московских митрополитах и затем в XVII веке при патриархах 152. Первоначально дьяки назначались на свои должности и увольнялись от них исключительно по произволу епископа, государство не вмешивалось в их взаимные отношения. Но как скоро оно сознало необходимость подчинить своему контролю выбор и увольнение важнейших чиновников архиерейского управления — каковы: бояре, дворецкие, то очевидно не могло опустить из внимания и дьяков, которые, по характеру своих обязанностей и деятельности, всегда играли самую видную, а нередко и первенствующую роль во всех делах. По этому собор 1551 года наряду с боярами и дворецкими сделал постановление и о дьяках: «да и дьяков бы им архиереям у себя держати, с царева же ведома, которым будет пригоже с бояры всякие дела делати, чтобы было бережно» 153. Тоже утверждается и «запискою о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, приказах» и проч. Со времени учреждения Филаретом Никитичем патриарших приказов, в них, вместе с боярами, заседали и дьяки, на обязанности которых лежало все письменное делопроизводство приказов, — о самой их деятельности в патриарших приказах мы скажем ниже. Кроме письменных собственно дел при архиереях и их боярах дьяки исполняли, по поручению архиерея, еще и различные частные поручения, иногда и такие, которые вовсе не гармонировали с их прямыми обязанностями. Так дьяки посылались архиереями описывать имение и земли подведомственных им лиц 155 ; они покупали митрополиту по его поручению земли 156 ; присутствовали при совершении купчих в пользу митрополита в качестве послухов 157 ; являлись, в качестве представителей митрополичьих интересов, на судебное разбирательство исков в светский суд 158 ; на патриарших торжественных обедах они исполняли роль кравчих и вообще заменяли собою парадную прислугу 159. Содержание дьяки получали от самой своей должности. Стоглавый собор говорит, что они должны получать в судных делах следующие им пошлины, как они определены в царском судебнике 160.
Этимология слова демонстрирует его весьма широкое распространение: со старорусского это слово значит «управляющий», в украинском это «надзиратель», «управляющий имением». Тиун - это также служитель княжеского двора, а ещё нижнее звено администрации в селах. Тиун на Руси Тиун в Древней Руси — это управляющие по хозяйству, находящиеся на службе у бояр или князей и отвечающие за порядок. Огнищный, более позднее название — дворцовый, нёс ответственность за дом, двор. Конюшный тиун, соответственно, отвечал за лошадей и стойла, работу на конюшне. На сельском и ратайном лежали полевые работы и т. Тиуны являлись самой необходимой опорой и помощью для землевладельцев-феодалов в управлении и суде. Большинство из них были несвободны. Как говорит «Русская правда», как только человек принимал должность, называемую «тиун», он переходил в разряд тех, кого кличут холопом. Чтобы сохранить свою свободу, нужно было при этом заключить особый договор. В «Русской правде» также говорится о «тивуньском без ряду» это означает отсутствие должного договора как об одном из источников холопства. Несмотря на это, общественное положение княжеских тиунов было весьма высоко. За убийство сельского или ратайного - 12 гривен, за убийство прислужника боярского - 40 гривен.