Алексей Иванов рассказал, увлекался писательской деятельностью с самого детства, с шести лет. Географ глобус пропил – книга С неким подозрением я отношусь к современным российским писателям.
Рецензии на книгу «Географ глобус пропил» Алексей Иванов
Роман, который может показаться веселой сказкой, на деле — метафорические размышления Иванова об искажении реальности в СССР, о несоответствии между пионерством и настоящим детством, об искусственности навязанных догм. КНИГА — «Все указатели судьбы годятся лишь на то, чтобы сбить с дороги».«Географ глобус пропил» вовсе не о том, что весёлый парень Вить. Не могу не написать про фильм Географ глобус пропил, который так дико ждала, после того, как прочитала, а потом ещё и два раза перечитала книгу Алексея Иванова. Проблема героя времени в романе Алексея Иванова «Географ глобус пропил».
Гиперборейский прорыв - 2
Аа. Times. Алексей Иванов Географ глобус пропил. Только что закончила читать книгу Алексея Иванова “Географ глобус пропил» и спешу поделиться своими впечатлениями. В наличии Книга "Географ глобус пропил" автора (Иванов А.), Эксмо-АСТ в интернет-магазине Book24 со скидкой! Отрывок из книги, отзывы, фото, цитаты, обложка. Алексей Иванов, автор романов «Географ глобус пропил» и «Сердце пармы», в новой книге, как всегда, связывает в тугой узел несколько сюжетных линий, каждой из которых вполне хватило бы на самостоятельную повесть, и отвечает на важный вопрос. На прошлой неделе на экраны вышел фильм Александра Велединского «Географ глобус пропил», снятый по одноименной книге пермского писателя Алексея Иванова.
Рецензия на книгу А. Иванова Географ глобус пропил
Мне показалось, что это интересно. Ну что, если уж Женя, действительно, в десять лет читает, надо бы и мне. Я прочел и тоже, в общем, хрюкал. Это действительно очень смешно. Сейчас это знаменитая книга, почти классика, она гениально экранизирована Велединским, и, может быть, это одна из лучших вообще киноработ последнего десятилетия. Но тогда там поражали две вещи. Ведь для того, чтобы настали нынешние времена, согласитесь, нужно было очень долго расчищать место. И вот это место расчищали, выплескивая с водой всех детей, уничтожая всё советское наследие, отрекаясь от любой сложности и превращая мир в такую более или менее плоскую бетонную площадку. Так вот, это был роман о том, как человек культуры сталкивается с этой новой пустотностью, с этим примитивизмом. Что такое Служкин?
И Хабенский играет именно такого, хотя в случае Хабенского он, конечно, не такой лошара. Хабенский просто в силу своих личных данных и в силу того, что он человек уже далеко не молодой, играет всё-таки состоявшегося, всё-таки сколько-нибудь укорененного в жизни, более культурного, в конце концов. Он играет действительно Мышкина. Но удивительно, что за этой его лоховатостью стоит чистота на грани святости, стоит верность традиции, стоит настоящая любовь, в том числе, конечно, прежде всего любовь к жене. Нужно заметить, что в книге этой Служкина со всех сторон обступают предатели. Это предательская среда, которая то и дело отказывается от себя, от своей сущности, от своих требований. Она отказывается всё время от представлений о человеческом и соглашается на отвратительные условия. А Служкин не соглашается. Служкин пытается среди этой провинциальной школы, среди своих спивающихся друзей, среди своих откровенно пошедших в разнос подруг сохранять какие-то представления о норме.
И этот герой для Иванова наиболее важен, он проходит через все его современные сочинения: и через «Блуду и МУДО», и через «Ненастье», там это вечная невеста Таня. Это человек, который сохранил свои, будете смеяться, но нравственные принципы. Кстати говоря, Владимир Гусев, критик не самый читаемый сегодня, когда-то замечательно сказал: «Что такое лишний человек?
Мы встретились с Алексеем Ивановым и поговорили с ним о том, как живется в современной России, о его страхах, возможной эмиграции и будущем романе, действие которого частично будет разворачиваться на Южном Урале. Источник: Михаил Шилкин После книжной ярмарки и «Рыжего феста» писатель вместе с продюсером Юлией Зайцевой отправились в тур по Челябинской области.
И вообще имеют ли они практический смысл? Переселения народов, уничтожение национальных государственностей и религиозные запреты — чудовищная историческая вина русской власти, но объем злодеяний так велик, что его не компенсировать деньгами или социальными льготами. Компенсация возможна только одна — предоставление свободы. В России есть примеры работы, так сказать, с исторической виной.
Скажем, русские практически уничтожили образ жизни хантов и манси. И сейчас в Ханты-Мансийском округе, в Югре, самопродвижение региона строится на культуре автохтонов, хотя коренные народности там составляют процента три от общего населения. Разумеется, им представляются социальные преференции, но стратегии жизни определяют все равно не ханты и манси. Так у нас работает «бремя белого человека».
Во-вторых, у нас гораздо большие беды «белым» приносили «белые». Притеснения по национальному признаку не сравнятся с притеснениями по социальным параметрам. Уничтоженные купечество, духовенство и казачество этнически и культурно не отличались от агрессоров. Кому адресовать гнев уцелевших?
Если государство решит расплачиваться за историческую вину, то у него не хватит ресурсов. А если все люди потребуют расплаты, то начнется гражданская война — пострадал-то каждый второй, если не больше. Так что в это ловушку лучше не залезать. На уровне культуры историческую вину следует признать в форме покаяния, о чем говорили еще в перестройку, а на уровне общественной жизни признание вины есть демократия, равенство в правах на день сегодняшний.
Все остальные формы — как говорится, от лукавого. Просто дележ компенсаций инициаторами процесса. Насколько я знаю, такие переборы в американской культуре бывали не раз. И зачастую они становились объектами идеологических манипуляций.
И мы, школьники, думали: «Да, расисты там, собаки такие! А оказалось, что роман был кое-где запрещен из-за слова «негр», которым пользовался Марк Твен. То есть не из-за расизма, а из-за борьбы с расизмом. Так что в борьбе с формальными вещами надо быть не то чтобы осторожнее, а разумнее, иначе с водой выплеснут ребенка.
У нас ведь тоже подобной дурости хватает. Вспомните хотя бы недавние ситуации, когда в борьбе с пандемией власти устраивали столпотворения. Могут ли играть роль в этом процессе усложнение, персонификация производства, увеличение разнообразия, ассортимента, вариантов одного товара, в противовес унифицированному конвейерному производству ХХ века? Люди строили свою идентичность по отношению к средствам производства в докомпьютерную эру.
Когда появились компьютеры и новые средства коммуникации, ситуация коренным образом изменилась. Сейчас общество делится уже не на классы вроде рабочих или крестьян — это все постепенно уходит в прошлое. Сейчас люди объединяются на совершенно иных основаниях. Чтобы понять эти основания, надо взять знаменитую «пирамиду Маслоу», то есть иерархию человеческих потребностей.
Самоактуализация может реализовываться по двум направлениям, по двум стратегиям. Либо это самореализация, то есть продвижение своих компетенций, либо это самовыражение, то есть продвижение своей персоны. Самореализация — в основном, функция офлайна. А функция онлайна, новой коммуникации, — самовыражение.
Поскольку с компетенциями у людей всегда напряженка, самовыражение становится доминантным способом самоактуализации, а новые средства коммуникации, идеально приспособленные для самовыражения, получают бешеную популярность. В силу этих причин люди через соцсети начинают объединяться в комьюнити. Сейчас в историческом смысле комьюнити заменяют социальные классы — двигатели истории. Комьюнити — это сообщества, в которых у людей одинаковая стратегия самовыражения.
Не важно, каких идеологических принципов придерживаются участники комьюнити, пускай даже противоположных. Не важен имущественный или образовательный статус участников. Например, в комьюнити компьютерной игры могут состоять миллионеры и нищие, профессора и школьники, кто угодно. У них у всех одинаковая стратегия самовыражения — играть в данную игру.
Мобилизованные на социальные действия комьюнити и меняют современный мир. Точнее, современный мир меняют комьюнити, порожденные политическими причинами. В этих движениях принимают участие совершенно разные люди с разными целями, общая у них только стратегия самоактуализации. Кому-то нужна демократия европейского формата, а кому-то — эмират или СССР, это не важно.
Важно, что человек ощущает себя человеком именно в состоянии протеста. Движения комьюнити — безлидерские. Для их начала достаточно незначительного повода. Лозунги и требования рождаются ситуативно.
Пока еще эти социальные движения похожи на революционные движения ХХ века, особенно если инициированы политическими поводами, но в потенциале это уже нечто совершенно новое. По смыслу они ближе к флэшмобам, чем к боям на Красной Пресне. Мы еще не знаем причин таких движений, их структуры и синергии, их эволюции, их целей. Понятно только одно: как у Виктора Цоя — требование перемен.
А сейчас отношусь к ним совершенно иначе и воспринимаю их в контексте эпохи — как явление, обусловленное горбачёвской Перестройкой. Мы уже отделены от неё большим расстоянием, и Перестройка стала более понятной и определённой. Я вижу, что эти повести полны ощущением молодости, свободы, обновления — как и вся жизнь в конце 80-х.
Перестройка — торжество агрессивных идеалов, и повести мои такие же. По сути, это единственное время свободы, которое выпало на долю Советского Союза. Период, когда диктат партии уже ушёл, а диктат денег ещё не пришёл.
Свободу ничто не сдерживало. Именно в эту эпоху я сформировался как личность. Причём советские идеалы тогда ещё не выцвели и не умерли, во всяком случае для молодых и пылких, каким был я.
Мне казалось, что эти идеалы имеют потенциал. Их можно немного переделать, развить, и они будут продолжать работать так же, как работали в те времена, когда были созданы. Три фантастические повести, вошедшие в сборник, устроены именно по такому принципу.
Они гуманистичны, как и положено советской литературе; они строго следуют жанровым канонам — боевику, шпионскому роману и «космической опере», потому что каноны ещё нерушимы — ещё не пришёл постмодерн; и, наконец, эти повести выявляют такие возможности жанра, какие в СССР не использовались никогда — то есть расширяют оперативное пространство свободы. Боевик выворачивается наизнанку и оказывается драмой; шпионский роман о пришельцах погружается в самую глубину советского быта; «космическая опера» наполняется фантазией, степень которой была неприемлема для торжествующего соцреализма. Это влияние современной пропаганды или глубинные убеждения людей?
Все были рады, что появились новые возможности для расширения кругозора или для заработка. Никто ещё не проклинал Советский Союз, а в будущее смотрели оптимистично. Однако уже через пять-десять лет отношение к Перестройке в корне поменялось.
Стали считать, что Перестройка была национальным предательством и привела к национальной катастрофе. Думаю, что перемена отношения обусловлена травмой, которую нация получила в 1990-е. Люди решили, что вся беда заключалась в отказе от Советского Союза и норм советской жизни, и виноваты в этом реформаторы.
На самом же деле причина наших несчастий не в том, что мы начали реформы, а в том, что не довершили их до конца. Однако обществу показалось, что идти назад — лучше, чем идти вперёд. Общество начало идеализировать Советский Союз.
Вернее, СССР образца брежневского «застоя». Да, времена «застоя» были единственным спокойным и более-менее благополучным периодом российской истории ХХ века, но это не значит, что покой и благополучие возможны только в формате «застоя». В «застой» было много всякой мерзости, о которой мы уже забыли, и формат СССР уже не годится для нового времени с частной собственностью, путешествиями за рубеж, интернетом и всем прочим.
У СССР надо брать лучшее — его социальность 70-80-х годов, а мы хватаемся за его недостатки — за тот комплекс явлений, который называется «совок». Эта подмена выгодна власти, а не обществу. Так какие цели у элиты и у нации, и насколько их несовпадение применимо к современной России?
Однако не сверхобогащения.
Алексей Иванов, "Ненастье". Автор "Географ пропил глобус" издал роман об "афганцах"
Алексей Иванов, автор романов «Географ глобус пропил» и «Сердце пармы», в новой книге, как всегда, связывает в тугой узел несколько сюжетных линий, каждой из которых вполне хватило бы на самостоятельную повесть, и отвечает на важный вопрос. Романы Алексея Иванова «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Тобол» уже стали классикой современной литературы. заставляет писателя, как я думаю, сделать авторскую установку, когда герои отличается лишь тем, что кто-то больше отрицательный, кто-то меньше отрицательный, как в той же «зондеркоманде».
Автор «Географ глобус пропил» назвал Челны городом, «задуманным как совершенство»
Это роман о стойкости человека в ситуации, когда нравственные ценности не востребованы обществом. Роман о том, как много человеку требуется мужества и смирения, чтобы сохранить «душу живую», не впасть в озлобление или гордыню, а жить по совести и любви.
Это история о том, как тяжела и одновременно прекрасна жизнь. Она, пожалуй, ничему не учит, она лишь повествует о людях, которые реальны, которые ходят рядом с нами по улице, книга о нас с вами со всеми нашими страхами и мечтами, разочарованиями и увлечениями. Мне очень понравились и книга и фильм, который я тоже рекомендую к просмотру. Читала я книгу очень давно, поэтому рецензия получилась довольно безэмоциональная, но я точно помню, что мне дико понравилось, и я долгое время склоняла всех знакомых ее прочитать. Женя existenz Мое знакомство с географом произошло в 2014 году, когда о книге Алексея Иванова говорили много и абсолютно противоположные вещи: от «алкаша» до «несчастной, непонятой души». Мои мысли и восприятие Служкина за это время несильно изменились, я по-прежнему считаю, что второе — причина, а первое — следствие. Он — слаб и безволен по отношению к выпивке, но в тоже время его силе воли по отношению к другим к Маше, к дочери и даже к жене — можно даже позавидовать.
Служкиных, на самом деле, не так много, как может показаться на первый взгляд. Его отличает философское отношение к жизни, человечность и доброта. И, да, он поставил на себе крест. Он — из категории «лишних» людей. Таких можно презирать, игнорировать, ненавидеть... Мы видим только то, что снаружи — также, как Алексей Иванов показывает нам поведение Служкина с неприглядной стороны в первых 2-х частях книги. Но скрыто от нас самое глубокое — мысли, внутренние мотивы и жизненная позиция. И обнажив перед нами Витуса во всей его слабости и при этом духовности, Иванов будто смеется над нами: посмотрите на «безвольного алкаша», он смог удержаться и не испортить жизни Маше, он умеет любить и чувствовать.
Он просто «забил» на себя. Хотя Служкин с самого начала не вызывал у меня отторжения, я к нему прониклась с большой симпатией, и последняя часть книги только подтвердила мой выбор. Я не уверена, что она понравится многим. Я уверена, что она понравится тем, кто предпочитает любовные и сентиментальные романы, фантастику и триллеры. Но «Географ» может найти отклик в сердцах экзистенциалистов и той прослойки читающих людей, которая ценит реализм и драму. С этого момента, пожалуй, и начну. На мой взгляд, это тот самый редкий случай, когда снятый по книге фильм полностью соответствует самой книге. Но, конечно, в книге герои раскрываются полнее, в особенности, например, Маша Большакова.
Что касается остальных, то при прочтении я не могла уйти от внешности и голосов актеров, воплотивших героев на экране. В принципе, мне это не мешало, но, думается, отпечаток свой наложило. Легкий и простой слог автора позволяет "проглотить" книгу за сутки-двое, при наличии свободного времени, разумеется. Мне нравится то, как Иванов рассказал историю Служкина и его окружения. Другое дело, что Служкин и его окружение мне не понравились. Я понимаю, что это, наверное, довольно обычная история обычного реального человека - не героя в лучшем понимании этого слова, а так, персонажа. Иногда я ловила себя на мысли, что меня подташнивает - от поведения Ветки, от вечного недовольства Нади, от выходок школьников, от пьянства Виктора... Да от самой картины жизни всех этих людей!
Я не понимаю такого учителя, как пресловутый географ, увы, и надеюсь близко с таким никогда не столкнуться. Про любовь географа я вообще умолчу - лично для меня она не совсем нормальна. Наверное, будь у Служкина любящая женщина, все сложилось бы совсем иначе. И вообще, пожалуй, в нашей стране слишком много пьют. Я верю Иванову полностью, вот только хотелось бы чего-то менее приземленного. Ирина Iriska Не так давно мне посчастливилось попасть на творческую встречу с автором этой книги. Алексей Иванов показался мне очень простым и искренним. Он вышел к читателям в милой кепочке, самой первой фразой расположил к себе и задал правильную непринужденную атмосферу на весь вечер.
У меня сложилось впечатление, что он ни на секунду не задумается над тем, как же ответить на тот или иной вопрос, а отвечает прямо и честно, не юлит и не выворачивается. Например, на такой каверзный вопрос про политическую ситуацию в стране он ответил, что у него конечно же есть свое кухонное мнение на этот счет, но выражать он его будет у себя дома на кухне. И аплодисменты звучали не раз, и улыбался он так тепло своим читателям, когда подписывал книги... И его хотелось просто обнять и сказать "Спасибо". О книге?
Но думаю, на войне был бы героем даже уверен в этом. Совершает он подвиги, мне это очевидно.
Ответить Ирина Игоревна 11 лет назад В школе я не работала, уважаемая Мария Юрьевна, но две мои одноклассницы школьный выпуск 1968 года - педагоги, причем одна из них работает в школе для детей с девиантным поведением. Ни той, ни другой фильм не понравился равно как и "Школа" Гай Германики, в которой некоторые зрители тоже увидели правдивое отражение жизни современной школы. Героя Хабенского я отнюдь не ненавижу - он вызывает у меня недоумение. Не секрет, что в нынешних мужчинах зачастую "мужского" не так уж и много - растут в однодетных, не всегда полных и полноценных семьях; родителям некогда уделять внимание их правильному воспитанию. И поэтому они не умеют строить свою взрослую жизнь, создавать и созидать семью. Но у географа неприспособленность к жизни, неумение строить семью, содержать ее, зашкаливает. А дети?
Ну разве в школах нынче все дети такие изверги? Вовсе нет. И потом. Пусть даже в фильме всё гиперболизировано - ну это вполне допустимо, если цель оправдывает средства. А какова цель авторов фильма? Показать, что в школе - и те, кто за партой, и те, кто у доски - одинаково неприглядны? В прекрасном фильме застойных времен "Чучело" очень точно показана жестокость детей-школьников, затравивших свою одноклассницу.
Но в конце фильма у всех наступает некое прозрение, дети раскаиваются - и этим фильм силен. Ну хватит уже смаковать чернуху, показывать беспредел, тупик, из которого нет выхода. Надо бы этот выход хотя бы как-то наметить. В произведениях Достоевского, несмотря на казалось бы безнадежные, тупиковые ситуации, всегда есть вектор, указывающий путь к Свету. Пора и нашим киношникам задуматься об этом. Ответить Мария Юрьевна Громова 11 лет назад Ирина Игоревна, совершенно очевидно, что Вы не только не работали в школе, но и с учителями лично не были знакомы. Не сверхидеей подкупает фильм, а именно потрясающей реалистичностью.
Без условностей и переигрывания. Образы точны и объёмны, что в современном кинематографе редкость чуть ли не ископаемая. Агриппина Стеклова блистательна во всех ролях, а Константин Хабенский никогда до сих пор не был так убедителен. Восхищает не пьяница на экране, а глубокая личность, человек, для которого моральные устои и ответственность - не модель поведения, а естественная потребность, такая же, как и его безбашенность. Он трагичен и смешон, жалок и драматичен, трогателен и отвратителен, непонятен самому себе и непредсказуем. Дети молодые актёры и собственно дети сыграны на удивление живо и без кривляний, свойственных нынешним "звёздам". Сюжет правдоподобен и многомерен - хорошее основание для хорошей режиссёрской и актёрской работы.
Композиция выстроена так, что читаются даже закадровые и междукадровые события - в фильме свою жизнь проживает не только главный герой, а все, кто на какой-то момент оказывается причастен к основной сюжетной линии. Даже если Вы не симпатизируете главному персонажу, нельзя не увидеть, что фильм добротно сделан. Попробуйте перестать ненавидеть географа и жалеть его учеников - и идея фильма сама Вам откроется. Не со всеми тезисами я согласная согласна, но мысли по поводу выталкивания мужчины на обочину жизни - верно! Да смог бы он в иных обстоятельствах проявить себя настоящим мужчиной? Фильм вызывает тревогу и боль.
Ветка, отыгранная Уколовой, оказывается самой собой, актрисой непонятно-невнятной популярности, с легко узнаваемыми гримасами и произношением продавщицы ларька на остановке. И никак не тянет на хотя бы на сколько-то красивую Ветку книги. Но главное в другом. В двух моментах. В Маше и работе учителем. Герою фильма сорок. Маше, пусть и после изменения класса на десятый и, соответственно, возраста с четырнадцати на семнадцать, все же именно семнадцать. И разница в двадцать три года есть несколько иное, чем около пятнадцати. Не говоря о том, что за десять лет разницы Служкина книги и фильма, наш герой явно превратится в алкоголика со всеми вытекающими. Может ли девчушка семнадцати лет полюбить именно алкаша с остатками романтики, а не пока еще молодого, пусть и пьющего, романтика? Думаю, что вряд ли. И работа Служкина учителем, в реалиях тринадцатого года воспринимается совершенно иначе.
Автор романа "Географ глобус пропил" Алексей Иванов напишет книгу, связанную с Калининградом
Герой «Географа…» именно из этой, последней трети. Он просто живет. Такое впечатление, вне времени, вне политики, вне страны. С этой точки, кстати, интересно было бы посмотреть, как он перенес легкую эйфорию июля 1996-го, или жесткую абстиненцию августа 1998-го. В целом же… Язык прост, неплох, быстр. Слов многовато, но «ненужные» абзацы пробегаются глазами по диагонали «на автомате».
Как сова на тот же глобус. Случай, по нынешним сумасбродным временам не такой уж и редкий... Ау, коллеги-лаборанты первой половины 70-х годов рождения, со слезами на глазах пишущие в отзывах «как в детство окунулся». Не было такой, как в «Географе…» совокупности «школа-учитель-ученики-водка» в 80-х годах. Не было!
Да, встречались крайне редко географы-биологи-химики без специального образования. Сельские школы в расчет не беру. Да, в каждом классе были свои сорвиголовы, свои гопники и свои откровенные дебилы. Но не в таком количестве, и не в 14 лет. И, да, кто-то пробовал уже в этом возрасте алкоголь.
Но не на столь профессиональном уровне, чтобы хлестать водяру едва ли не стаканами. Да, были учителя, пьющие с учениками. Но что бы делать это на каждом шагу… Похоже, коллеги, либо вам изменила память, либо мы жили в разных государствах. Вот, к середине 90-х все перечисленное уже стало распространенными явлениями. И еще немного о времени.
Точнее, о временных рамках романа. Судя по классификатору, половина прочитавших уверена, что действие основной линии книги происходит в XXI веке. Ну… Цитирую. В СССР ее проходили в 8-м классе. Смерть Брежнева — 1982 год.
То есть, гг осенью 1982-го 14 лет. Можно было бы и не высчитывать возраст, ясно же, что в реминисценции ему столько же, сколько его воспитанникам в основном тексте, но блезиру ради, пожалуйста. Путем нехитрых математических вычислений получаем, что в 1985 году на выпускном ему 17, плюс 5 ну, чуть больше лет института и возможного послевузовского безделья, и имеем время действия 90-93 годы XX века. Оценка: 5 [ 13 ] darken88 , 6 сентября 2022 г. Когда становишься взрослым, на второй план отступают твои чаяния и мечты, оставляя в сухом остатке реальности быт, проблемы, заботы — в общем, все то, что приносит в конечном итоге в мир личности пустоту.
Более сильные духом находят себя в мире увлечений, ожесточенно уезжая раз в месяц на рыбалку, собирая советские значки, или же штурмуя невысокие горы с видеокамерой, выкладывая ролики в сети, словом все то, что помогает убежать от этой самой реальности. А есть люди, которые просто плывут по течению, отдавая себя во власть этой самой пустоты, безвольные, в чем-то инфантильные. Вроде бы и нет в них ничего плохого, и плохого они ничего не делают, но все равно, страшно с ними соприкасаться, чтобы не «заразиться» властвующей над ними пустотой. Многие думают, что «Географ глобус пропил» — это некая ностальгия по советскому, по 90-м, по чему угодно, но именно такой подход к произведению в корне неверен, возможно, даже ошибочен. Я бы сказал, что это книга об одиночестве и о своеобразной инициации.
Есть довольно неплохое произведение «Крюк» Терри Брукса, где повзрослевший и обрюзгший Питер Пэн, волей судьбы оставшийся в нашем мире, возвратившись в страну Никогда, заново переживает свое становление, вспоминая, чувствуя, снова становясь собой. В случае с Виктором Служкиным происходит, по сути, то же самое. Живя в унынии и безысходности, он навсегда остался душой в 1983 году, создав для себя псевдоуютный, иллюзорный мирок, где его друзья и зона комфорта — это все те же люди из его школы, однако уже взрослые и в чем-то неудавшиеся, недолюбленные, несчастные. Виктор, будучи человеком сочувствующим, даже в чем-то добрым, пытается помочь этим людям, зачастую в минус собственной личной жизни, раз от разу, напоминая им о тех временах, которые уже не вернуть, становясь этаким Питером Пэном — он паясничает, острит, шутит — однако с каждой новой шуткой или деянием мнимая «волшебная пыльца» исчезает, и единственным средством для избавления себя от душевных переживаний становится алкоголь. Новые люди в этой компании школьных друзей — женщины, изначально симпатизирующие остроумию Служкина, все равно остаются собой — взрослыми женщинами, и, разумеется, ничего у Служкина с ними не выходит и он снова и снова возвращается к своей нелюбящей жене, какой-то псевдостабильности.
Вообще — структура романа похожа в чем-то на пресловутый «Ералаш». Все эти дурацкие фамилии — Служкин, Будкин, Градусов, все эти скетчи напоминают об иллюзорности, пластмассовости в реальности произведения. Служкин верит в Судьбу, собственно он и страдает от того, что тогда, в 1983 году, он был особенным, и ему открывались бесконечные горизонты и перспективы. И вот он снова проживает эти детские годы, волей случая, попав работать учителем в школу. Дети, надо заметить, не воспринимают Служкина взрослым, и он день ото дня воюет с ними, паясничает и оглядывается назад.
Удивительно непохожей вставкой в роман является описание похода в главе «Оба берега реки». Создается впечатление этакого диссонанса. Повествование ведется уже от первого лица, мы слышим и чувствуем его мысли и переживания. Здесь учитель Виктор Сергеевич превращается в Географа, у детей-участников тоже исчезают имена, которые еще фигурировали в реальности города и школы. В реальности реки у всех есть клички.
Дети взрослеют с каждым новым испытанием, вместе с ними взрослеет и Служкин. Именно поэтому, ни одна сцена интима не была доведена до конца. Служкин всю жизнь оставался тем самым мальчиком Витусом, приколистом и паяцем, но именно поход по реке Ледяной, среди звездных пространств и мертвых деревень делает его мужчиной, тем, кем он не смог стать 20 лет назад. И, волей все той же Судьбы, он переходит на другой берег реки, оставляя свое подростковое позади. И одновременно помогая своим ученикам, становясь своеобразным наставником.
Вернувшись в город, Служкин становится другим. Обряд перехода завершен. Оценка: 8 tolstyi1010 , 11 ноября 2020 г. Виктор Служкин устраивается работать в школу учителем географии девятых классов. Дебютный роман пермского писателя Алексея Иванова.
Это третье произведение, которое я прочитал у данного автора, и оно мне не только не понравилось, но и отбило охоту в дальнейшем знакомстве с автором, какие бы великолепные книги им не были написаны. Главный герой отвратителен. Постоянно пьет и жалуется на судьбу, при этом ничего менять в своей жизни не хочет. Он может увязаться за бывшей одноклассницей, совершенно позабыв про свою дочь, которую нужно забрать из детского садика. Может уйти с уроков, если его позовет подруга детства, при этом стоять и ждать пока она закончит свою работу.
Про его отношения с алкоголем я вообще молчу. Сам не пью категорически, не приветствую выпивающих людей, а алкашей просто ненавижу. Портят жизнь себе и окружающим людям. Из всех персонажей симпатию вызвала только дочка главного героя. Все остальные вызвали только негативные эмоции.
Помимо Таты в книге понравились только воспоминания о школьных годах главного героя. Пустая книга с отвратительным главным героем. Рекомендовать могу только врагам и людям, который скрытый смысл найдут даже в кучке опилок. Оценка: 3 [ 42 ] kkk72 , 18 января 2010 г. Не так часто я берусь читать сугубо реалистические произведения, но для Алексея Иванова я сделал исключение и остался очень доволен знакомством с этим автором.
Нечасто мне приходится сталкиваться со столь качественной литературой. Чем же так хорош этот роман? Во-первых, своей искренностью. Очевидно, что роман во многом автобиографичен, и что главный герой обладает многими чертами самого автора. И очень нечасто мне доводилось сталкиваться с таким беспощадным отношением автора к своему герою а по сути, к самому себе , к его слабостям и недостаткам, с такой открытостью в изображении весьма нелицеприятных сторон жизни.
Алексей Иванов, как мне кажется, возрождает в этом романе классическую традицию описания в литературе «лишних людей». Метания героя в поисках любви, друзей, своего места в жизни изображены удивительно реалистично. И очень четко видно, как Виктор Служкин не вписывается в существующую реальность, как те лучшие черты, которые есть в нем, оказываются никому не нужными, кроме нескольких его учеников, как именно его порядочность мешает ему стать таким же, как и все. Впрочем, большинство персонажей романа — и жена Служкина, и его друг Будкин, и бывшие соученицы Саша, Лена, Ветка точно так же мечутся в поисках своего счастья, делают всевозможные глупости и остаются, по большому счету, у разбитого корыта. И только подлый и циничный Колесников чувствует себя в этой жизни как рыба в воде.
Поразительно, как автор, совершенно не акцентируя на этом внимания, сумел сказать так много о нашем обществе 80-90-х годов, обществе, породившем потерянное поколение. Ведь уже ученики Служкина — от «красной профессуры» до заядлых двоечников и хулиганов гораздо лучше вписываются в окружающую реальность. Вообще, яркие, противоречивые, живые герои — одно из самых сильных достоинств романа. Очень нечасто после окончания чтения произведения так отчаянно хочется узнать, как же сложились дальше судьбы его героев. И если за судьбу Служкина мы можем быть в значительной мере спокойны, хотя роман и завершается на пронзительно печальной ноте, то что же случилось дальше с Надей и Будкиным, нашли ли свое счастье Саша и Ветка, кем стали Маша и Люся, неугомонные «отцы» и шебутной Градусов, так и остается за пределами повествования.
Еще одна сильная сторона романа — поразительное умение автора и его героя сочетать иронию и серьезность, писать смешно о важных вещах, легко переходить от комедии к драме и наоборот. Вот только читатель не может удержаться от улыбки при виде очередного перла Служкина, как внезапно переходит к возмущению, удивлению или сочувствию героям. В результате роман, большая часть которого отнюдь не изобилует яркими событиями, оказывается расцвечен яркими красками и читается буквально на одном дыхании. Еще одна сильная сторона автора и его героя — умение подмечать красоту там, где ее, казалось бы и вовсе быть не должно. Как же непросто увидеть красоту и гармонию в рабочих районах Перми, в забитой корабликами пристани, в мерзкой погоде и в серой реке.
И вдвое сложнее суметь описать это так, чтобы читатель буквально увидел все происходящее своими глазами и поверил автору, чтобы самому ленивому книжному червю хоть на минуту захотелось бросить все и отправиться под дождем и снегом в отчаянное покорение уральских рек. Конечно, речной поход — самая яркая часть романа. Именно здесь, перед лицом могучей и прекрасной природы, в условиях нелегкого испытания с героев романа спадает все наносное и каждый из них показывает свое истинное лицо. По сути, для каждого из них этот квест — самый важный на свете, ведь каждый ищет самого себя. И, наверное, нет большего счастья для учителя, чем осознание того факта, что твои ученики смогли, преодолели себя, добились своей цели.
Значит, этот год в жизни главного героя прошел недаром. Очень о многом еще можно рассказать в этом отзыве: о ярком эпизоде из детсва героя, о его непростой и бестолковой личной жизни, о его дружбе, о сложностях педагогической работы. Тем-то и хорош по-настоящему сильный роман, что им можно любоваться как бриллиантом, рассматривая все новые и новые его грани. А можно просто подойти и посмотреть в него, как в зеркало, беспощадно показывающее правду не только об авторе, но и читателе. Смело рекомендую этот роман всем, кто хочет прочесть действительно сильную прозу.
Оценка: 9 MikeGel , 8 марта 2014 г. Без всяких сомнений, ярчайший, пробивающий, мастерски написанный роман. Литературный уровень такой, что можно одуреть, блестящие метафоры — шквалом. Казалось бы, сколько раз можно описать дождливое небо так, чтобы читателю не набило оскомину и так, чтобы он всякий раз «видел» несколько другое небо — не то, что было в предыдущем описании. Иванов делает это десятки раз, с лёгкостью и настолько метафорично, что кажется — будто именно тебя лупит дождём, хлещет грозой, окутывает моросью...
То же относится и к любому, хочу подчеркнуть — любому антуражу, к реке, к скалам, к пристани, к школьному зданию, к снегу, к костру. К персонажам тоже, ко всем кроме... Я почитал предыдущие отзывы, во многих из них, наиболее глубоких, продуманных, говорится о том, что главгер узнаваем, что он из категории «лишних людей», неудачник, жертва своего времени — и роман тоже о времени, перемоловшем героя и его окружение, пригнувшем их и сломавшем провинциальной безысходностью. Я вижу это несколько не так, а точнее — совсем не так. Я воспринял это произведение, как роман об убитой любви.
Всё прочее прошло фоном — изысканными литературными приёмами, подчёркивающими, оттеняющими, а чаще всего — гипертрофирующими то обстоятельство, что любви нет, что вместо любви у героев остался некий поганый её суррогат, вот он и искорёжил их, низвёл человеческие отношения до банального перетраха, который по инерции герои ещё называют любовью. Все, кроме главгера, которого недолюбовь искорёжила настолько, что он, человек умный, остроумный и сложный, рассуждает о любви, словно о банке слив в креплёном вине. Что для него нормально подложить пригласившую его на ночь женщину, которую он называет и счиатет другом, под примитивного полового вездехода, что для него нормально стерву-жену подложить под друга, нормально любить четырнадцатилетнюю девочку и рассуждать о том, что может в любой момент её взять. И нормально её не взять, а равнодушно пройти мимо, при этом рассуждая о философских материях. Она в каждой главе романа, в каждом эпизоде — эта свалявшаяся, потасканная, опущенная до примитива любовь.
Флэшбэки — о детстве героя — они все о любви. Нет — о недолюбви, это вереница историй, как одна за другой девочки, в которых влюблялся Витя, ему не давали. А давали его друзьям. И продолжают давать — на протяжении всего романа и все подряд. Какое там к чёрту время, какая, к чертям, эпоха.
Фон это, по моему мнению — антураж. Любви нет, решил Иванов в начале своего романа и ни разу не изменил этому постулату до самого конца. Ни один из его героев не любит другого, даже если небрежно роняет «я жить без него не могу». Они трахаются, спариваются наперекрёст, легко отдатся, легко бросают, расходятся, сходятся, трахаются по новой... Это взрослые.
Но четырнадцатилетние школьники вполне им вторят, они уже тоже закоснели в этой нелюбви, в подглядывании в щели женского туалета и в окно женской бани, в тисканьи в тёмных углах, то с одним партнёром, то с другим, в предложении себя учителю, а в потенциале — кому угодно. Да — всё это в жизни есть, безусловно. В любую эпоху и в любое время и в любом городе. Но гимн этой бесстрастной, деловитой, никакой любви спел А. Иванов в романе «Географ глобус пропил».
Он здорово спел, шедеврально. Поэтому и остался у меня после романа жуткий, склизклый осадок. Оценка: 9 [ 31 ] wolobuev , 21 мая 2012 г.
Например, в основу одного из самых известных романов Иванова «Ненастье» легла история группы афганцев, произошедшая в Екатеринбурге в начале 90-х годов. В разговоре с «КП-Екатеринбург» писатель рассказал, какие еще темы, связанные с историей столицы Урала, хотел бы осветить в своих произведениях. Работа екатеринбургских камнерезов того времени, с новыми веяниями, мастерами, техниками и новыми геологами, - говорит писатель. При этом Алексей Иванов отметил, что не собирается освещать в своих книгах тему расстрела царской семьи и историю свердловского рок-клуба. Свердловский рок-клуб — это действительно очень интересная тема, но о ней великолепно пишет Дмитрий Карасюк. Из его документальных произведений можно извлечь своеобразный роман, но я уже не буду, наверное, этим заниматься, потому что по работам Дмитрия вижу, насколько нужно быть погруженным в тему.
Название — "Пищеблок".
Это страшно серьезный текст про пионеров-вампиров, опасную и загадочную группировку, затаившуюся в пионерлагере жарким летом Олимпиады-80, - написала в соцсетях продюсер автора Юлия Зайцева. Вампиры в красных галстуках идеально вписались в серьезный формат.
Если государство решит расплачиваться за историческую вину, то у него не хватит ресурсов. А если все люди потребуют расплаты, то начнется гражданская война — пострадал-то каждый второй, если не больше. Так что в это ловушку лучше не залезать. На уровне культуры историческую вину следует признать в форме покаяния, о чем говорили еще в перестройку, а на уровне общественной жизни признание вины есть демократия, равенство в правах на день сегодняшний. Все остальные формы — как говорится, от лукавого. Просто дележ компенсаций инициаторами процесса. Насколько я знаю, такие переборы в американской культуре бывали не раз. И зачастую они становились объектами идеологических манипуляций.
И мы, школьники, думали: «Да, расисты там, собаки такие! А оказалось, что роман был кое-где запрещен из-за слова «негр», которым пользовался Марк Твен. То есть не из-за расизма, а из-за борьбы с расизмом. Так что в борьбе с формальными вещами надо быть не то чтобы осторожнее, а разумнее, иначе с водой выплеснут ребенка. У нас ведь тоже подобной дурости хватает. Вспомните хотя бы недавние ситуации, когда в борьбе с пандемией власти устраивали столпотворения. Могут ли играть роль в этом процессе усложнение, персонификация производства, увеличение разнообразия, ассортимента, вариантов одного товара, в противовес унифицированному конвейерному производству ХХ века? Люди строили свою идентичность по отношению к средствам производства в докомпьютерную эру. Когда появились компьютеры и новые средства коммуникации, ситуация коренным образом изменилась. Сейчас общество делится уже не на классы вроде рабочих или крестьян — это все постепенно уходит в прошлое.
Сейчас люди объединяются на совершенно иных основаниях. Чтобы понять эти основания, надо взять знаменитую «пирамиду Маслоу», то есть иерархию человеческих потребностей. Самоактуализация может реализовываться по двум направлениям, по двум стратегиям. Либо это самореализация, то есть продвижение своих компетенций, либо это самовыражение, то есть продвижение своей персоны. Самореализация — в основном, функция офлайна. А функция онлайна, новой коммуникации, — самовыражение. Поскольку с компетенциями у людей всегда напряженка, самовыражение становится доминантным способом самоактуализации, а новые средства коммуникации, идеально приспособленные для самовыражения, получают бешеную популярность. В силу этих причин люди через соцсети начинают объединяться в комьюнити. Сейчас в историческом смысле комьюнити заменяют социальные классы — двигатели истории. Комьюнити — это сообщества, в которых у людей одинаковая стратегия самовыражения.
Не важно, каких идеологических принципов придерживаются участники комьюнити, пускай даже противоположных. Не важен имущественный или образовательный статус участников. Например, в комьюнити компьютерной игры могут состоять миллионеры и нищие, профессора и школьники, кто угодно. У них у всех одинаковая стратегия самовыражения — играть в данную игру. Мобилизованные на социальные действия комьюнити и меняют современный мир. Точнее, современный мир меняют комьюнити, порожденные политическими причинами. В этих движениях принимают участие совершенно разные люди с разными целями, общая у них только стратегия самоактуализации. Кому-то нужна демократия европейского формата, а кому-то — эмират или СССР, это не важно. Важно, что человек ощущает себя человеком именно в состоянии протеста. Движения комьюнити — безлидерские.
Для их начала достаточно незначительного повода. Лозунги и требования рождаются ситуативно. Пока еще эти социальные движения похожи на революционные движения ХХ века, особенно если инициированы политическими поводами, но в потенциале это уже нечто совершенно новое. По смыслу они ближе к флэшмобам, чем к боям на Красной Пресне. Мы еще не знаем причин таких движений, их структуры и синергии, их эволюции, их целей. Понятно только одно: как у Виктора Цоя — требование перемен. Хоть каких-нибудь. В абстрактном смысле уже не люди «заказывают» себе историю, а история «заказывает» себе людей. Как писали Стругацкие о недетерминированности новой истории: «Будущее не собиралось карать. Будущее не собиралось миловать.
Будущее просто шло своим путем». Так что формально новые движения — это когда комьюнити «толкают» власть. На деле — когда власть догоняет комьюнити. Не догонит — станет не нужна и выродится. Вымрет как динозавры. Так что идентичности здесь ни при чем. В этом случае форма социализации иная, новая. Можно ли говорить здесь о глубоком влиянии гаджета на человеческую природу?
Алексей Иванов — о романе «Географ глобус пропил»
Обо всём этом и не только в книге Географ глобус пропил (Алексей Иванов). Географ. Дымя сигаретой и бренча в кармане спичечным коробком, бывший глухонемой, он же Виктор Служкин, теперь уже побритый и прилично одетый, шагал по микрорайону Новые Речники к ближайшей школе. Географ глобус пропил» Алексей Викторович Иванов» Современная проза. Географ. Дымя сигаретой и бренча в кармане спичечным коробком, бывший глухонемой, он же Виктор Служкин, теперь уже побритый и прилично одетый, шагал по микрорайону Новые Речники к ближайшей школе. ДИКИЕ СКИДКИ. Предыдущий слайд. Географ глобус пропил Альпина. Книги. Автор романов «Пищеблок» и «Географ глобус пропил» высказался о происходящем в стране.