Также крайне странным показалось решение о закрытии кинотеатров, цирка и концертных залов притом, что оставили работающими театры и музеи. Самое основное различие между кинотеатром и театром. Театр и кинематограф имеют много общих элементов, но также существуют и явные различия между ними. Но театр имеет и принципиальное отличие от кинематографа — его продукция практически не тиражируется, т.е. гораздо труднее поддается коммерциализации.
Чем отличаются актеры театра и кино?
В кинотеатре просмотр снятого фильма происходит на большом экране, мы смотрим просто инсценированные картинки, живой игры актёра нет. Во-вторых, в кино есть некоторые спецэффекты, которые воплощены с помощью монтажа взрывы, драки и т. В-третьих, в кино для того чтобы сделать некоторые сцены делают много дублей, в театре же все действия происходят в реальном времени и переиграть какие-то сцены просто невозможно.
Для некоторых странным кажется и закрытие библиотек. Горожане также не понимают, зачем их массово призывали прививаться, чтобы потом все закрыть.
Приводим комментарии людей под статьей о новых ограничениях, вводимых с 30 октября: - Значит кино и т. Ладн,о музеи там в принципе народу не так много бывает. Но театр? Там что анти-заразное биополе Или будут впускать и выпускать по одному?
Очередной бред.
Богатый жанровый спектр игрового кино делает этот вид искусства самым зрелищным и любимым среди зрителей. Комедии и мелодрамы, мюзиклы и триллеры, детективы и вестерны, боевики, притчи, фантастика, исторические драмы и байопики возводят значение кино к вершинам освоения реальности через потрясающий эмоциональный опыт. Хорошее кинопроизведение всегда дает пищу уму. Оно питает духовную составляющую человека, вооружает нравственным компасом, чтобы ориентироваться в мире людей и идей. Конкретно ответить на этот вопрос мы не можем, поэтому мы провели специальный опрос среди работников и учеников нашей школы. Судя по нашему опросу мы поняли что сейчас большинство людей больше предпочитает кино, чем нежели театр. Мы думаем что это связано с тем что билеты кино в несколько раз дешевле чем цены билетов на театр. Сейчас кино более распространено чем театр, ведь кино мы можем посмотреть в любое доступное время, главное необходимо наличие любого устройства и интернета. В наше время почти никто не прививает молодому поколению ценности искусства, Что же сейчас доступнее?
Согласно нашим наблюдениям из разных источников, средняя цена билетов в театр в Москве колеблются от 2000 до 4000 рублей.
Оба недавно госпитализированы. И про обоих были ранее новости, что они поставили прививку. Из местных знаменитостей - Шеремет, но вот у него как не было прививки Антонина mari 83: Чем театр отличается от кинотеатра? В один можно в другой нельзя.... Ну только тем, что в кинотеатр можно придти и купить билеты хоть за 10 минут до показа, а в театр минимум за 2 недели, а лучше за месяц.. Аноним 473 mari 83: Чем театр отличается от кинотеатра?
Смотрите также:
- "Театр - это здесь, сегодня и сейчас": интервью с Кириллом Кроком - театр Модерн
- Играть в театре или сниматься в кино — в чем разница, рассказывают актеры
- Ответов: 2
- Свежий номер
- Телевидение и театр
- One moment, please...
Театр и кино
Фестивали отменяются. Актеры выступают перед пустым залом. Закрыв международные границы, эпидемия коронавируса открыла людям доступ к ранее платным ресурсам: теперь спектакли транслируются online бесплатно или за небольшую символическую сумму. Убытки коллективов исчисляются миллионами: Театр им. Пушкина только за билеты был вынужден вернуть около 27 000 000 рублей, а убытки Большого составляют 9 000 000 рублей в день. Отменились и гастроли — тоже весомая статья доходов. Плюс к этому, имеется множество финансовых проблем другого характера: рекламные акции, невозвратные авиабилеты, визы, печатная продукция и, главное, зарплаты. Многие руководители уже приняли решение отправить своих сотрудников в отпуск, есть и те, кто распустил труппу.
Большинство же приняли решение до последнего поддерживать артистов с сохранением среднего размера зарплат. Но необходимо понимать, что в таком положении театры смогут продержаться только несколько месяцев. Еще сложнее обстоит ситуация с независимыми театрами. В отличие от государственных учреждений, у них отсутствует какая-либо финансовая защищенность. Как только закончится запрет на проведение массовых мероприятий, появится огромное количество предложений. Изголодавшиеся артисты, музыканты, певцы ринутся на сцены разных городов. Но будет ли спрос на их труд — непонятно.
Композиция и освещение также важны как для кино, так и для театра. В кино, кадры могут быть скомпонованы таким образом, чтобы передать определенную атмосферу, настроение или эмоцию, а в театре, композиция может быть использована, чтобы подчеркнуть ключевые моменты сцены. Несмотря на все общие элементы, существуют и различия между театром и кино. К примеру, в кино имеются возможности использования различных видов технологий, таких как CGI, спецэффекты, и различные камеры для создания различных эффектов. Театр, в свою очередь, ограничен живыми актерами и реальным пространством, что требует использования других техник, таких как костюмы, декорации, свет и звук, чтобы создать определенную атмосферу и настроение. Еще одним явным различием между театром и кино является возможность редактирования материала. В кино, снятый материал может быть отредактирован и собран в определенную последовательность, чтобы создать желаемый эффект, тогда как в театре, представление происходит вживую и не может быть отредактировано после того, как оно произошло.
Камера имеет возможность приблизиться к человеку или удалиться от него, показать зрителю очень крупно во весь экран какую-либо мелкую, но важную для действия деталь, например игральную карту или иголку. Камера может показать человека спереди или сбоку, сверху или снизу. Перемещая камеру, можно показать на экране то, что невозможно увидеть из театрального зала. Способность камеры менять ракурс и вырезать часть пространства означает возможность монтировать т. Рама экрана, ограничивающая пространство, — важное средство воздействия на зрителя. Живописец выбирает ту часть пространства, которую он хочет показать, остальное отрезает рамой. Рама экрана, подобно раме картины, устанавливая границу изображения, одновременно позволяет выбрать именно ту часть пространства, которая нас интересует. Зритель в театре, в сущности, сам решает, какой участок сцены должен быть объектом его внимания. Режиссер лишь в большей или меньшей степени помогает зрителю сделать этот выбор с помощью различных приемов, световых эффектов, мизансценировки и т. Большая или меньшая степень внимания зрителя в театре обусловливается не только степенью участия в сюжете того или иного персонажа, но и местом актера на сцене. Внимание телезрителя как и кинозрителя на том или ином объекте сосредоточивает телевизионный режиссер, ибо в поле зрения камеры находится не вся сцена как и в поле зрения театрального зрителя , а лишь тот ее участок, который в данный момент заслуживает, по мнению режиссера, наибольшего внимания. Другими словами, независимо от воли зрителя телевизионный режиссер делает выбор, как бы вырезая из пространства наиболее существенное для зрелища для зрителя и переносит это на экран. Собственно говоря, здесь мы вплотную подходим к проблеме сходства телевидения и кинематографа, а значит, продолжаем исследование отличия телевидения от театра, ибо почти все, что сближает телевидение с кинематографом, удаляет его от театра. Главное отличие телевидения от театра состоит в том, что телевидение показывает зрителю не реальный мир, а лишь его плоскостное, двухмерное изображение на экране. Другими словами, телевизионный экран обладает некоторыми важными качествами киноэкрана. В начало Телевидение и кино Из всех искусств кино ближе всего телевидению, что объясняется наличием экрана, т. На телевизионном экране, как и на киноэкране, посредством проецирования изображений воспроизводится образ окружающего нас материального мира. Достоверность кино определяется тем, что всякий кинофильм представляет собой, в сущности, ряд моментальных фотографий. Телевидение технически представляет собой столь же точное изображение на экране людей и предметов, как и фотография, хотя изображение это не закреплено на пленке или на бумаге. Для того чтобы сфотографировать фигуру или предмет, нужно пропустить через систему линз, именуемую объективом, лучи света, отраженные от предмета. Физически до этого момента телевизионная камера и кинокамера работают одинаково. Изображение, подчиненное законам оптики, переносится в первом случае на пленку, установленную за объективом, во втором случае — на так называемую «мозаику», представляющую собой светочувствительную и одновременно электрочувствительную пластинку. Собственно говоря, слово «фотография» означает по-русски буквально «светопись». Только в силу привычности этого термина для определения зафиксированного на светочувствительной бумаге изображения мы не можем применить его к телевизионному изображению; а ведь, в сущности, изображение на телевизионном экране — это тоже светопись с точки зрения физики. Изображение в кино — в такой же мере результат действия прошедших через объектив лучей света и вызванных ими химических процессов, как изображение в телевидении — результат действия прошедших через объектив лучей света и вызванных ими электрических процессов. Попытка исследовать специфику кинематографа не входит в нашу задачу. Кинематографические средства выражения рассматриваются здесь лишь для того, чтобы сравнить их с выразительными средствами телевидения и установить их общность. Киноэкран фотографически точно воспроизводит движение, поэтому он может дать нам правдивое изображение того, что происходило перед объективом. Но изображение на киноэкране — непрерывный поток кадров — предварительно смонтировано. Поэтому киноэкран способен обусловить и то, как мы видим. Выдающийся художник и теоретик кино Всеволод Пудовкин в свое время писал, что кино можно считать искусством лишь постольку, поскольку в нем применяется монтаж. Как всякое определение оно содержит в себе некоторое ограничение, однако принципиальная истинность его несомненна. Телевидение так же, как и кино, точно воспроизводит на экране то, что мы видим, это мы уже выяснили. Телевидение так же, как и кино, точно воспроизводит на экране и то, как мы видим. Потому что телевидение, как и кино, обладает способностью к монтажу. Подробно отличия телевизионного монтажа от монтажа в кино рассматриваются ниже; здесь следует отметить лишь то, что принципиальная способность телевидения к монтированию изображения и есть одно из главных обстоятельств, сближающих его с кинематографом. Различие состоит в методе, в способе монтажа. Если в кино непрерывность потока изображений на экране обусловлена тем, что кинопленку можно разрезать и склеивать, то в телевидении одно изображение непрерывно следует за другим благодаря тому, что в студии работают одновременно несколько камер, включаемых в эфир последовательно. Но с позиции зрителя различия здесь нет.
По словам Мелихова, в театре актеры больше тренируются, развивают навыки, оттачивают мастерство и учатся работать со зрителем. Перед каждым спектаклем участникам постановки нужно проделать большую работу и провести несколько месяцев репетиций. У тебя в театре, получается, полностью проработана вся роль, каждая сценка, ты знаешь откуда идешь, куда идешь, все уже отрепетировано. Но когда ты выходишь на площадку, все равно все по-другому. Идешь от партнеров, от режиссера», — заявил артист.
Почему театр интереснее кино: 8 главных причин
Но главным и в театре, и в кино все-таки останется драматическое действие, и именно это обстоятельство и роднит эти два искусства. Выразительные средства у них могут быть разными, даже противоположными, а корень — один. Этот корень — драматургия и актерская игра. Театр более условен, чем кино.
Кино более предметно. Действие фильма происходит не в ограниченном пространстве сцены, а в реальном мире, потому кино — это постоянное движение. Мир вокруг персонажей также находится в постоянном движении, он становится таким же значимым.
Театр и кино имеют общий «корень», композиционную структуру сюжета, движущей силой которого является конфликт. Но есть и отличия. Театр — это прежде всего условность, кино — это максимальное жизнеподобие.
А дальше кому, что нравится. Сама лично люблю и то и другое, да же с точки зрения разнообразия. Отправить 4 года назад 2 0 Люблю ходить в театр,ценю работу артистов, они там действительно проживают роль. И именно от того как они прожили,спектакль удается или нет. Кино несравнимо с театром.
Отправить 4 года назад 2 0 Часто говорят, что "на вкус и цвет товарищей нет".
По его словам, перед каждым спектаклем участникам постановки нужно проделать большую работу и провести несколько месяцев репетиций. У тебя в театре, получается, полностью проработана вся роль, каждая сценка, ты знаешь, откуда идёшь, куда идёшь, всё уже отрепетировано.
А в кино ты… стараешься в голове всё это сыграть.
Мельес как и многие кинорежиссеры в последующие годы воспринимал прямоугольный экран как авансцену. При этом инсценировались не только события; изобретений было множество: невероятные путешествия, фантастические предметы, физические метаморфозы. Но даже несмотря на то, что Мельес устанавливал камеру напротив съемочной площадки и почти никогда ее не перемещал, его фильмы не были театральными. В силу одинакового отношения к людям и предметам как к физическим объектам , а также размежевания времени и пространства, фильмы Мельеса можно считать квинтэссенцией «кинематографичности» — если таковая вообще существует. Если противопоставление театра и кино не лежит в плоскости представленного материала, значит оно проявляется в более общих формах.
Согласно некоторым влиятельным мнениям, граница между ними, в сущности, имеет онтологический характер. Театр имеет дело с искусственным, тогда как кино привержено реальности, физической реальности, которая «реабилитируется» камерой, согласно поразительно меткому выражению Зигфрида Кракауэра. Эстетическое суждение, вытекающее из этой интеллектуальной картографии, сводится к тому, что натурные съемки удачнее то есть кинематографичнее павильонных. Взяв за образцы работы Роберта Флаэрти, итальянский неореализм и cin? Панофский критикует «Доктора Калигари» за «постановочную реальность» и призывает кинодеятелей исследовать проблему «подготовки и съемки непостановочной реальности таким образом, чтобы результат обладал стилем». Однако настаивать на какой-либо одной модели кино не имеет смысла.
Полезно отметить, как апофеоз реализма, поднявший на небывалую высоту «непостановочную реальность», тайно продвигает определенную морально-политическую позицию. Кино слишком часто провозглашали демократическим искусством, самым важным из искусств массового общества. Те, кто принимает это определение всерьез как Панофский и Кракауэр , склонны требовать, чтобы кино не забывало о своем происхождении, оставаясь искусством для народа, лояльным к своей широкой неискушенной аудитории. Таким образом, едва намеченная марксистская ориентация соединяется здесь с главной доктриной романтизма. Кино как высокое и в то же время популярное искусство можно назвать искусством подлинности. Театр, напротив, означает переодевание, притворство, ложь.
В нем чувствуется привкус аристократизма и классового общества. За упреками критиков в адрес сценических декораций в «Докторе Калигари», вычурных костюмов и аффектированной игры в «Нана» Ренуара и многословности в «Гертруде» Дрейера как «свойственных театру» кроется убеждение в том, что подобные фильмы фальшивы в их демонстрации претенциозных и вместе с тем реакционных чувств, чуждых демократичному и более приземленному восприятию современной жизни. В данном случае, независимо от эстетической оценки, синтетический «аспект» кинематографа не обязательно сводится к неуместной театральности. С первых же дней истории кино некоторые художники и скульпторы связывали его истинное будущее с искусственным построением, с конструкцией. Истинной судьбой кино считалось не фигуративное повествование или рассказ любого рода в относительно реалистичной или «сюрреалистической» манере , но абстракция. Так, Тео ван Дусбург в своем эссе «Кино как чистая форма» 1929 размышляет о кино как средстве «оптической поэзии», «архитектуре динамического света», «создании движущегося орнамента».
Кино осуществит «мечту Баха об оптическом эквиваленте временной структуры музыкальной композиции». Хотя эту концепцию кинематографа продолжали разрабатывать немногие кинорежиссеры — например, Роберт Брир, — никто не станет отрицать ее претензий на кинематографичность. Может ли быть нечто более чуждое природе театра, чем подобная степень абстракции? Не станем отвечать на этот вопрос слишком поспешно. Панофский видит различие между театром и кино в различии между формальными условиями просмотра спектакля и формальными условиями просмотра кинофильма. В театре «пространство статично, то есть пространство представлено на сцене, и пространственное отношение зрителя к спектаклю всегда фиксировано», тогда как в кино «зритель занимает фиксированное место, но только физически, не как субъект эстетического опыта».
В театре зритель не может поменять угол зрения. В кино зритель «эстетически… находится в постоянном движении, поскольку его глаз отождествляется с объективом камеры, постоянно меняющей дистанцию и направление». Достаточно верно. Однако это наблюдение не объясняет глубокого различия между театром и кино. Подобно многим искусствоведам, Панофский придерживается «литературной» концепции театра. Театр, понимаемый как инсценированная литература, противопоставлен кино, которое он прежде всего считает «визуальным опытом».
Это означает, что он определяет кино с помощью средств, достигших совершенства в период немого кино. Однако многие из наиболее интересных современных фильмов едва ли можно описать как образы, к которым добавлен звук. И наиболее интересные работы в театре сегодня делают люди, которым театр представляется чем-то бо? Изложив свою точку зрения, Панофский с тем же пылом излагает свои доводы как против проникновения кино в театр, так и наоборот. В театре, в отличие от кино, художественное оформление сцены в течение акта остается неизменным не считая случайных обстоятельств — вроде появления луны или облаков — и неправомерных заимствований из кино, вроде вращающихся кулис или движущегося задника. Панофский не только полагает, что театр — это пьесы; согласно эстетическим стандартам, которые он неявно предлагает, образцовая постановка должна приближаться к обстоятельствам спектакля «Нет выхода»[14], а идеальные декорации представлять собой либо реалистичную жилую комнату, либо пустую сцену.
Не менее произвольно его мнение о том, чего не должно быть в кино: всех элементов, явно неподчиненных образу, точнее движущемуся образу. Так, Панофский утверждает: «Там, где поэтическая эмоция, музыкальный порыв или литературная фантазия полностью теряют связь с видимым движением к сожалению, даже в некоторых остротах Грaучо Маркса , они представляются чуткому зрителю в полном смысле слова неуместными». Тогда что можно сказать о фильмах Брессона и Годара с их сложными, полными аллюзий текстами и характерным отказом от сведения восприятия только к визуальному опыту? Как можно объяснить глубочайшую правду практически неподвижной камеры в фильмах Одзу? Догматизм Панофского при критике театральности в кино объясняется отчасти тем, что первый вариант его эссе, вышедший в 1934 году, несомненно, отражал недавний опыт знакомства со множеством посредственных фильмов. По сравнению с уровнем, достигнутым в конце 1920-х, среднее качество картин в начальный период звукового кино резко упало.
Хотя в первые годы после появления звука на экраны все же вышло несколько прекрасных фильмов, к 1933—1934 годам общий упадок стал заметен всем. Явную слабость большинства картин того периода нельзя объяснить простым возвращением к театру. И все же нельзя отрицать, что создатели фильмов и впрямь обращались к театральным спектаклям гораздо чаще, чем за десять лет до этого — кинопостановки удостоились «Обратная связь», «Дождь», «Обед в восемь», «Веселое привидение», «Давайте помечтаем», «Двадцатый век», «Будю, спасенный из воды», «Марсельская трилогия» Паньоля, «Она обошлась с ним нечестно», «Трехгрошовая опера», «Анна Кристи», «Праздник», «Воры и охотники», «Окаменевший лес» и многие, многие другие. Большинство из этих фильмов нельзя отнести к искусству; немногие из них — первоклассны. То же можно сказать о спектаклях, хотя связь между достоинствами кинофильмов и сценических «оригиналов» довольно слаба. Однако их достоинства и недостатки нельзя соотнести с кинематографической или театральной стихией.
Обычно успех киноверсии спектакля зависит от того, насколько сценарий отступает от текста и перекраивает порядок и способ подачи действия — как это было сделано в некоторых английских фильмах по пьесам Уайльда, Шоу и Шекспира в постановке Лоуренса Оливье по меньшей мере в «Генрихе V» , а также «Фрекен Юлии» Стриндберга в постановке Шёберга. Однако в целом неодобрительное отношение к фильмам, не скрывающим своего театрального происхождения, сохранилось. Недавний пример: возмущение и враждебность, с какой была встречена мастерски снятая «Гертруда» Дрейера, из-за ее очевидной верности датской пьесе 1904 года: с долгими формальными разговорами героев, почти неподвижной камерой и средним планом, в котором снято большинство сцен. По моему мнению, фильмы со сложным или формальным диалогом, фильмы, в которых камера неподвижна или действие не выходит за пределы помещения, не обязательно театральны, основаны они на пьесах ли нет. Per contra[15], так называемую суть кино более не составляют блуждания камеры по обширному пространству или непременное подчинение звукового элемента визуальному. Хотя действие фильма Куросавы «На дне», который представляет собой почти дословную экранизацию пьесы Горького, разворачивается в пределах одного помещения, фильм столь же кинематографичен, как его «Трон в крови», весьма вольная и лаконичная адаптация «Макбета».
Клаустрофобичная напряженность «Трудных детей» Мельвиля столь же присуща кино, как кинетический напор «Искателей» Джона Форда или несущийся вперед локомотив в «Человеке-звере» Ренуара. Театральность фильма порой бывает издевательского свойства, когда повествование рассчитано на определенный эффект. Сравните фильм Отан-Лара «Займись Амелией», блестящее кинематографическое использование условностей и репертуара бульварного театра, с неуклюжим использованием тех же условностей и репертуара в «Карусели» Макса Офюльса. В книге «Кино и театр» 1936 Эллардайса Николла различие между этими двумя видами искусства, двумя формами драматургии, сводится к различию между действующими лицами. Между прочим, Панофский обращается к тому же противопоставлению, но в обратном смысле: природа кино, в отличие от природы театра, требует плоских, стандартных характеров. Тезис Николла не так произволен, как может показаться на первый взгляд.
Обычно оставляют без внимания тот факт, что наиболее выигрышные — изобразительно и эмоционально — моменты фильма и наиболее удачные характеристики героев нередко состоят из «несущественных», незначительных деталей. Вот взятый наугад пример: мячик для пинг-понга, которым поигрывает школьный учитель в фильме Айвори «Господин Шекспир». Кино успешно использует нарративный эквивалент техники, знакомой нам по живописи и фотографии: смещение относительно центра. Отсюда приятное отсутствие единства или фрагментарность образов многих великих фильмов, то, что Николл, вероятно, подразумевает под «индивидуализацией». Напротив, линейная последовательность деталей ружье, висящее на стене в первом акте, непременно должно выстрелить в конце третьего — это правило западного повествовательного театра, создающее впечатление единства образа которое может быть эквивалентно созданию литературного «типа». Однако даже с этими поправками тезис Николла не работает, поскольку он опирается на идею, согласно которой, «собираясь в театр, мы ожидаем увидеть театр и ничего больше».
Что такое этот «театр-и-ничего-больше», как не старое понятие искусственного? Как будто искусство когда-то было чем-нибудь другим, как будто некоторые виды искусства были искусственными, а другие нет. Совсем другая ситуация наблюдается в кино, утверждает Николл. Каждый из зрителей, независимо от своей искушенности, по сути находится на том же уровне, что и остальные: мы все верим в то, что камера не лжет. Так как киноактер и его роль — это одно и то же, образ неотделим от изображения. Мы чувствуем, что кино представляет нам правду жизни.
Но разве театр не может преодолеть различие между правдой искусства и правдой жизни? Разве не к этому стремится театр как ритуал? Разве не в этом цель театра, понимаемого как обмен с публикой?
Играть в театре или сниматься в кино — в чем разница, рассказывают актеры
Но если нас попросят объяснить, чем формально собака отличается от кошки, мы не сможем этого сделать. Что, собака больше кошки? А если это мопс? Распознавание образов — одна из важных научных проблем. Когда я смотрю спектакль, и меня потом спрашивают, современный ли это театр, у меня в голове происходит некое распознавание образов — вот и ответ. Если же говорить серьезно, то давайте поставим мысленный эксперимент. Я пришла в какой-то театр и ничего не знаю про спектакль, который собираюсь смотреть. Не знаю, кто его поставил, кто в нем играет, когда он был поставлен.
А потом мне говорят, что спектакль был поставлен вчера, состоялась премьера. Я отвечу: «Ну хорошо, может быть». Потом мне скажут, что обманули меня, и премьера была десять лет тому назад. И я опять соглашусь: десять так десять. Тут мне говорят: «Вообще-то по-настоящему это было тридцать лет тому назад». В случае с Малым театром или театром Моссовета я охотно и в это поверю, поскольку спектакли, которые ставят там, не несут в себе никаких признаков времени. Но если мне скажут, что спектакль Саши Вальц был поставлен 30 лет тому назад, я тут же не поверю.
Дело тут даже не в нестандартных решениях. И у Саши Вальц, и у Хайнера Геббельса оптика современного человека. Они видят реальность так, как ее не могли увидеть и зафиксировать люди прошлого. Если вы, имея это в виду, будете смотреть такой спектакль, вы почувствуете то же самое. Современным ли языком с вами говорит художник, слышит ли он вообще голос времени, какие-то его шумы, запахи, входит в его плоть и кровь современная реальность? Неинтерпретационный театр Среди расходящихся тропок, многочисленных театральных форматов в какой-то момент появилась одна важная тенденция. Возникло такое понятие, которое я бы определила как неинтерпретационный театр.
Профессия режиссера — человека, который ставит спектакль, — очень молодая. Она возникла где-то в конце XIX века, тогда начали появляться какие-то первые опыты. В первое время все самые радикальные режиссерские жесты совершались в пространстве интерпретационного театра. Брался некий текст чаще всего пьесы, но иногда, например, романа или повести , обычно классический, но он мог быть и современным. Режиссер садился вместе с артистами, разбирал его, а дальше начинал его интерпретировать на сцене. Некоторые пытались вчитаться в написанное, подобрать к нему какие-то правильные ключики.
Более того, кинематограф допускает совершенно иные виды восприятия. Один режиссер создает формализованное искусство, соответствующее природе кинематографа в отличие от театра. Другой снимает множество «импровизированных» фильмов. Последние следует отличать от произведений некоторых кинорежиссеров, особенно Годара; их восхищает «внешний вид» импровизированного документального кино, который они используют в формалистических целях. Тем не менее представляется бесспорным, что кино не только по своим возможностям, но и по природе более строгое искусство, чем театр. Эта способность к формальной строгости наряду с доступностью для массовой аудитории придает кино как виду искусства неоспоримый авторитет и притягательность. Несмотря на исключительные эмоциональные ресурсы «чистого театра», демонстрируемые «Живым театром» Джулиана Бека и Джудит Малины, а также Театром-лабораторией Ежи Гротовского, театр как вид искусства оставляет впечатление искусства с проблематичным будущим. Тот факт, что театр как зрелое искусство, в обязанности которого еще со времен античности входило выполнять священные ритуалы, укреплять общественную лояльность, служить проводником морали, способствовать терапевтической разрядке необузданных эмоций, придавать социальный статус, наставлять, развлекать, облагораживать празднества, ниспровергать существующую власть, — вынужден теперь обороняться от кино, этого наглого искусства с широкой, аморфной и пассивной аудиторией, объясняется не только упадком духа. Однако этот факт очевиден. Тем временем средства формального выражения в кино развиваются с поразительной скоростью. Возьмем, к примеру, коммерческое кино в Европе, Японии и Соединенных Штатах; начиная с 1960-х годов зрители меньше чем за десять лет привыкли к постоянно усложняющимся формам повествования и визуализации. Однако следует отметить, что это самое молодое искусство, как ни одно другое, отягощено памятью. Кино — это машина времени. Кино сохраняет прошлое, тогда как театр — независимо от его приверженности классике, старым пьесам — способен только «осовременивать». Кино воскрешает прекрасных мертвецов; нетронутую, исчезнувшую или разрушенную обстановку прошлого; без всякой иронии воссоздает стиль и моду, сегодня вызывающие улыбку; торжественно размышляет о несущественных, бесхитростных проблемах. Исторические подробности реальности, запечатленной на пленке, настолько живы, что практически все фильмы старше четырех — пяти лет вызывают грусть. Не просто грусть вроде той, которую мы испытываем при виде старых фотографий, та грусть, о которой я говорю, распространяется не только на обычное кино, но также на мультипликацию и абстрактные рисованные фильмы. Фильмы стареют будучи объектами в отличие от театральных событий которые всегда новы. В театральной «реальности» как таковой нет чувства бренности, наша реакция на удачную постановку пьесы Маяковского несопоставима с эстетической ролью ностальгии, которую мы испытываем, когда смотрим фильм Пудовкина в 1966 году. Также следует отметить, что по сравнению с театром инновации в кино усваиваются легче и более широкой аудиторией — отчасти потому, что новые фильмы распространяются быстро и на большой территории. А отчасти и потому, что в настоящее время имеется возможность познакомиться практически со всеми достижениями в области кино в фильмохранилищах, самое знаменитое из которых — Французская синематека , и большинство создателей фильмов знакомы с историей своего искусства лучше, чем театральные режиссеры даже с недавним прошлым театра. Ключевое слово большинства дискуссий о кино — «возможность». Порой оно употребляется просто для классификации, как в любопытном высказывании Панофского, который полагает, что «в пределах взятых на себя ограничений ранние диснеевские фильмы… представляют собой, так сказать, химически чистую дистилляцию кинематографических возможностей». Однако за этим относительно нейтральным употреблением кроется более полемический смысл, связанный с возможностями кинематографа и подразумевающий постепенное исчезновение театра, на смену которому придет кино. Так, Панофский описывает посредничество кинокамеры как «открытие множества возможностей, о которых сцена не могла и мечтать». Уже в 1924 году Арто объявил, что движущиеся картины упразднили театр. Кинематограф «обладает подлинной силой, которая, воздействуя на сознание, открывает возможности, которые прежде нам и не снились… Воодушевление, вызванное этим искусством, смешавшись в нужных пропорциях с психическим ингредиентом, которым оно управляет, оставит театр далеко позади, и мы забросим его на чердак наших воспоминаний». Когда в кино появился звук, Арто разочаровался в кинематографе и вернулся к театру. Столкнувшись с новым вызовом, Мейерхольд решил, что единственная надежда театра — безраздельное подражание кино. К тому же Мейерхольд, возможно, находил некоторое утешение в том, что приход звука в кино якобы знаменует его упадок. Полагая, что привлекательность немого кино в мире объясняется исключительно тем, что киноактеры в отличие от актеров театра не должны изъясняться на каком-то определенном языке, в 1930 году он не мог себе представить, что данная проблема будет решена техническими средствами дубляж, субтитры. Можно ли считать кино наследником или конкурентом театра, или же оно способно вдохнуть в театр новую жизнь? С точки зрения социологии кино, бесспорно, конкурент — один из многих. Считать ли его наследником, частично зависит от того, как понимают и используют упадок театра как вида искусства. Сегодня нельзя быть уверенным в том, что театр, несмотря на отдельные всплески жизнестойкости, не находится в состоянии необратимого упадка. К тому же некоторые виды искусства перестали существовать не обязательно из-за того, что они устарели. Но почему кино делает театр устаревшим? Предсказания о том, что театр устареет, равносильны заявлению, что у него есть какая-то конкретная задача, которую кино выполняет так же хорошо и даже лучше. Но есть ли у театра конкретная задача или назначение, к которому кино приспособлено лучше? Те, кто предсказывает гибель театра, полагая, что теперь его функции выполняет кино, склонны приписывать отношениям между кино и театром тот же смысл, который приписывался отношениям между фотографией и живописью. Если работа живописца сводилась бы только к созданию подобия, фотокамера и впрямь могла бы убить живопись. Однако живопись — это не только «картины», а кино — не только театр, ставший демократичным, доступный массам потому что его можно воспроизвести и распределить в транспортабельных стандартизированных единицах. В наивной сказке о фотографии и живописи живопись получила отсрочку, провозгласив новую творческую задачу: абстракцию. Подобно тому как высший реализм фотографии предположительно освободил живопись, позволив ей стать абстрактной, высшая способность кино представлять а не только стимулировать воображение могла бы подтолкнуть развитие театра, содействуя постепенному исчезновению привычного «сюжета». Таковы были предположения, однако дело обернулось совсем иначе. В действительности живопись и фотография демонстрируют, скорее, не столько соперничество или замену одного другим, сколько параллельное развитие. И на другом уровне то же самое происходит с театром и кино. Возможности театра, связанные с выходом за рамки психологического реализма и движением к большей абстрактности, равным образом относятся к будущему нарративного кино. И напротив, представление о кино как об очевидце реальной жизни, как о свидетельстве, а не о вымысле или трюке, как об анализе коллективной исторической ситуации, а не описании вымышленных личных «драм», представляется столь же актуальным для театра. Рядом с документальными фильмами и их современным наследником, cin? Несмотря на предписания Панофского, у театра и кино, похоже, нет причин для отказа от взаимного обмена, чем они постоянно занимаются. О влиянии театра на кино в первые годы истории кинематографа хорошо известно. По мнению Зигфрида Кракауэра, необычное освещение в «Докторе Калигари» и многих других немецких фильмах начала 1920-х восходит к экспериментам со светом, которые Макс Рейнхардт использовал незадолго до того в театральной постановке пьесы Рейнхарда Зорге «Нищий». Но даже в тот период влияние было взаимным. Достижения «экспрессионистского кино» немедленно были усвоены экспрессионистским театром. С появлением в кинематографе техники «съемки из диафрагмы» ее стали применять и в театральном освещении, выхватывая из темноты одинокую фигуру актера или часть сцены. Вращающиеся декорации были попыткой подражать мгновенному перемещению глаза кинокамеры. Совсем недавно появились сообщения об оригинальной технике освещения в ленинградском театре им. Горького, которым с 1956 года руководит Георгий Товстоногов, позволяющей невероятно быстро чередовать сцены с помощью горизонтального светового занавеса. Сегодня технические приемы передаются в одном направлении: от кино к театру. В частности, во Франции, Центральной и Восточной Европе многие театральные постановки вдохновлены кинематографом. Стремление к использованию новых кинематографических средств на театральной сцене я исключаю откровенное использование фильмов в театральном производстве в основном совершенствует театральный опыт, приближая его к абсолютному контролю над потоком и направленностью зрительского внимания. Однако концепция спектакля может быть еще более кинематографичной. Примером служит спектакль по пьесе братьев Чапеков «Из жизни насекомых», поставленный в Чешском национальном театре в Праге Йозефом Свободой и недавно показанный в Лондоне , который откровенно попытался ввести на сцене опосредованное изображение, равноценное прерывистому усилению эффекта камеры. По описанию лондонской критики, «декорация состоит из двух больших граненых зеркал, висящих под углом к сцене, так что в них отражается все происходящее, преломляясь, как в пробке графина или многократно увеличенном мушином глазе. Любая фигура, помещенная в основание угла, умножается от пола до авансцены; далее зритель обнаруживает, что смотрит на нее не только из положения лицом к лицу, но и cверху, с выгодной позиции кинокамеры, прикрепленной к птице или вертолету». Пожалуй, Маринетти был первым, кто предложил использовать кино как часть театрального опыта. В сочинениях 1910—1914 годов он представлял себе театр как окончательный синтез всех искусств, который поглотит новейший вид искусства, кино. Кинематограф, несомненно, также предлагался в качестве составной части театра, поскольку Маринетти отдавал приоритет современным ему формам популярных развлечений, таким как варьете и кафешантан. Он называл придуманный им всеобщий вид искусства «футуристическое варьете». Тогда кинематограф считался низким искусством. После Первой мировой войны подобные идеи возникали часто. В проекте тотального театра, созданного группой Баухауса в 1920-х годах Гропиус, Пискатор и другие , кино занимает важное место. Мейерхольд настаивал на его использовании в театре, описывая свою программу как исполнение некогда «совершенно утопичных» предложений Вагнера «использовать все средства, имеющиеся в других видах искусства». Альбан Берг специально обговорил условие, по которому в середине второго акта его оперы «Лулу» должен быть показан немой фильм на тот же сюжет. Использование кино в театре имеет длинную историю: «живые газеты» 1930-х, «эпический театр» и хеппенинги. Нынешний год отмечен введением киноэпизодов в театральные постановки. В двух успешных мюзиклах — лондонском «Шпионь со мной» и нью-йоркском «Супермене», пародийных по тону, действие на сцене прерывается, и на опустившемся экране показывают подвиги героев поп-арта. До сих пор использование кино в рамках живых театральных событий было довольно шаблонным. Оно нередко употреблялось как документ, подтверждающий или дублирующий события, происходящие на сцене как в постановках Брехта в Восточном Берлине.
Столько времени на раскачку и подготовку у актеров нет. За два-три дубля необходимо выдать все, чтобы от тебя требуется. При этом ни о каких репетициях речи не идет, поэтому иногда приходится проигрывать сцены у себя в голове, отметил Мелихов. Но даже после выхода на площадку все может пойти по-другому. Также во время беседы Мелихов рассказал о начале своей карьеры. Сначала актер не хотел разрываться между миром кино и театром, поэтому отдал предпочтение второму.
В кино все это сделает камера и в нужный момент покажет вам крупный план героя, крупный план героини и очень крупно письмо — так, что вы даже сможете сами прочитать его содержимое, независимо от того, на каком ряду в кинозале вы сидите. Вот и вся разница. Зрители на спектакле «Мама» кинокомпании «Территория кино» Чем меньше зал, тем ближе актер к зрителю, а значит, зритель заметит малейшее движение взгляда, уголка губ, взмах руки и тончайшее изменение интонации. Камерная сцена сближает актера с залом так же, как киноэкран. Только все происходит вживую у вас на глазах и тем самым завораживает еще больше. Если актер, находящийся близко к зрителю, неестественным образом кричит и кривляется, то меньше всего при этом он думает о своей роли. Скорее всего, он думает о том, что вы на него смотрите, и он должен вам понравиться, а значит, должен из кожи вон лезть, чтобы выглядеть эффектно. Настоящий актер о вас не думает. Между ним и вами «четвертая стена». Он — персонаж, который живет и действует внутри истории. Его внимание устремлено на партнеров, а не на вас. И вы, зрители, замираете от восторга и таинства — наблюдать за страстями других людей, узнавать в них себя и свои страсти.
Качество восприятия: живое действие vs. монтаж
- Актёр Мелихов назвал отличие работы на сцене от киносъёмок
- Чем театр отличается от кино? |
- Театр и кинематограф: сравнение и отличия
- Please wait while your request is being verified...
Театр и кинематограф — два вида массового искусства
Если театр связан с созданием вечного в настоящем, кино уникально отражает сложную внутреннюю работу человеческой памяти. Театр и кинематограф имеют много общих элементов, но также существуют и явные различия между ними. В театре можно показывать кино, в театре можно показывать видео — этим активно пользуется, например, немецкий режиссер Франк Касторф. Режиссура театра и игрового кино отличается ничем и всем одновременно.
Чем отличаются актеры театра и кино?
В то же время, кинематограф отличается от театра возможностью использовать широкий спектр технологических решений, таких как спецэффекты, компьютерная графика и монтажные техники. Однако, в отличие от кинематографа, театр не может достичь такой же реалистичности и масштабности визуальных эффектов. Они не коренные, не принципиальные, как, например, различия между литературой и изобразительным искусством, между кино и театром. Новости : кинотеатров, концертных залов, цирков. Чем театр отличается от кинотеатра? Актер театра и кино в одинаковой степени опирается на эти основы, независимо от того, работает он на огромный зал или на одну единственную камеру. Театр сатиры отличается от прочих тем, что здесь ставятся произведения, направленные на то, чтобы высмеять личностные или общественные пороки.
Надежда Котова, генеральный директор арт-объединения CoolConnections
- Чем же театр отличается от кино?
- Итак, какие причины посещения кинотеатра у зрителей?
- Ответов: 2
- Другие статьи
- - что Вы выберете и почему?
Кино и театр – отличия
В театре можно показывать кино, в театре можно показывать видео — этим активно пользуется, например, немецкий режиссер Франк Касторф. Но в изобразительных возможностях кино превосходит театр. В-третьих, театр отличается от кино живыми эмоциями, живой актерской игрой. В кино у актеров есть много дублей и только самые удачные по решению режиссера попадают в финальную версию фильма.