Книгу «А зори здесь тихие», автор которой — Борис Васильев, вы можете почитать на сайте или в приложении для iOS или Android. 3 А зори здесь были тихими-тихими. Рита шлепала босиком: сапоги раскачивались за спиной. По книге «А зори здесь тихие» в 1972 году снят одноимённый фильм, признанный шедевром отечественного кинематографа. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам Условия использования Конфиденциальность Правила и безопасность Как работает YouTube Тестирование новых функций. Герои повести "А зори здесь тихие" Бориса Васильева Федот Евграфович Васков – комендант небольшого военного подразделения – разъезда №171.
Борис Васильев - А зори здесь тихие…
А зори здесь тихие [Кинофильм]: по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие»: 2 серии / [сцен. Читать онлайн книгу «А зори здесь тихие (сборник)» автора Бориса Васильева полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай. «А зори здесь тихие» повествует о судьбах пяти самоотверженных девушек-зенитчиц во главе со старшиной Васковым, которые в мае 1942 года на далеком разъезде противостоят отряду отборных немецких диверсантов-десантников. Повесть Бориса Львовича Васильева «А зори здесь тихие» основана на реальных событиях и является одним из самых проникновенных и трагических произведений о Великой Отечественной войне.
Борис Васильев: А зори здесь тихие… Повесть
Повесть Бориса Васильева "А зори здесь тихие " — одно из самых пронзительных по своей лиричности и трагедийности произведений о войне. на долгие годы определила творчество писателя, его произведения «А зори здесь тихие», «В списках не значился», «Великолепная шестерка» стали классикой фронтовой литературы. в, последняя - в). «А зори здесь тихие» — произведение, написанное Борисом Васильевым, повествующее о судьбах пяти девушек-зенитчиц и их командира во время Великой Отечественной войны. На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «А зори здесь тихие (сборник)», автора Бориса Васильева. «А зори здесь тихие» — повесть, написанная Борисом Васильевым в 1969 году, повествующая о судьбах пяти самоотверженных девушек-зенитчиц и их командира во время Великой Отечественной войны.
Читаем вслух: Борис Васильев «А зори здесь тихие»
Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет, успела. И понять успела и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с первого удара: грудь помешала. Высокая грудь была, тугая. А может, не так все было?
Может, ждали они ее? Может, перехитрили диверсанты и девчат неопытных, и его, сверхсрочника, орден имеющего за разведку? Может, не он на них охотится, а они на него? Может, уж высмотрели все, подсчитали, прикинули, когда кто кого кончать будет?
Но не страх — ярость вела сейчас Васкова. Зубами скрипел от той черной, ослепительной ярости и только одного желал: догнать. Догнать, а там разберемся… — Ты у меня не крикнешь… Нет, не крикнешь… Слабый след кое-где печатался на валунах, и Федот Евграфыч уже точно знал, что немцев было двое. И опять не мог простить себе, опять казнился и маялся, что недоглядел за ними, что понадеялся, будто бродят они по ту сторону костра, а не по эту, и сгубил переводчика своего, с которым вчера еще котелок пополам делил.
И кричала в нем эта маета и билась, и только одним успокоиться он сейчас мог — погоней. И думать ни о чем другом не хотел и на Комелькову не оглядывался. Женька знала, куда и зачем они бегут. Знала, хоть старшина ничего и не сказал, знала, а страха не было.
Все в ней вдруг запеклось и потому не болело и не кровоточило. Словно ждало разрешения, но разрешения этого Женька не давала, а потому ничто теперь не отвлекало ее. Такое уже было однажды, когда эстонка ее прятала. Летом сорок первого, почти год назад… Васков поднял руку, и она сразу остановилась, всеми силами сдерживая дыхание.
Близко где-то. Женька грузно оперлась на винтовку, рванула ворот. Хотелось вздохнуть громко, всей грудью, а приходилось цедить выдох, как сквозь сито, и сердце от этого никак не хотело успокаиваться. Он смотрел в узкую щель меж камней.
Женька глянула: в редком березняке, что шел от них к лесу, чуть шевелились гибкие вершинки. Как я утицей крикну, шумни чем-либо. Ну, камнем ударь или прикладом, чтоб на тебя они глянули, И обратно замри. Поняла ли?
Не раньше. Он глубоко, сильно вздохнул и прыгнул через валун в березняк — наперерез. Главное дело — надо было успеть с солнца забежать, чтоб в глазах у них рябило. И второе главное дело — на спину прыгнуть.
Обрушиться, сбить, ударить и крикнуть не дать. Чтоб как в воду… Он хорошее место выбрал — ни обойти его немцы не могли, ни заметить. А себя открывали, потому что перед его секретом проплешина в березняке шла. Конечно, он стрелять отсюда спокойно мог, без промаха, но не уверен был, что выстрелы до основной группы не докатятся, а до поры шум поднимать было невыгодно.
Поэтому он сразу наган вновь в кобуру сунул, клапан застегнул, чтоб, случаем, не выпал, и проверил, легко ли ходит в ножнах финский трофейный нож. И тут фрицы впервые открыто показались в редком березнячке, в весенних еще кружевных листах. Как и ожидал Федот Евграфыч, их было двое, и впереди шел дюжий детина с автоматом на правом плече. Самое время было их из нагана достать, самое время, но старшина опять отогнал эту мысль, но не потому уже, что выстрелов боялся, а потому, что Соню вспомнил и не мог теперь легкой смертью казнить.
Око за око, нож за нож — только так сейчас дело решалось, только так. Немцы свободно шли, без опаски: задний даже галету грыз, облизывая губы. Старшина определил ширину их шага, просчитал, прикинул, когда с ним поравняются, вынул финку и, когда первый подошел на добрый прыжок, крякнул два раза коротко и часто, как утка. Немцы враз вскинули головы, но тут Комелькова грохнула позади них прикладом о скалу, они резко повернулись на шум, и Васков прыгнул.
Он точно рассчитал прыжок: и мгновение точно выбрано было, и расстояние отмерено — тик в тик. Упал немцу на спину, сжав коленями локти. И не успел фриц тот ни вздохнуть, ни вздрогнуть, как старшина рванул его левой рукой за лоб, задирая голову назад, и полоснул отточенным лезвием по натянутому горлу. Именно так все задумано было: как барана, чтоб крикнуть не мог, чтоб хрипел только, кровью исходя.
И когда он валиться начал, комендант уже спрыгнул с него и метнулся ко второму. Всего мгновение прошло, одно мгновение: второй немец еще спиной стоял, еще поворачивался. Но то ли сил у Васкова на новый прыжок не хватило, то ли промешкал он, а только не достал этого немца ножом. Автомат вышиб, да при этом и собственную финку выронил: в крови она вся была, скользкая, как мыло.
Глупо получилось: вместо боя — драка, кулачки какие-то. Фриц хоть и нормального роста, цепкий попался, жилистый: никак его Васков согнуть не мог, под себя подмять. Барахтались на мху меж камней и березок, но немец помалкивал покуда: то ли одолеть старшину рассчитывал, то ли просто силы берег. И опять Федот Евграфыч промашку дал: хотел немца половче перехватить, а тот выскользнуть умудрился и свой нож из ножен выхватил.
И так Васков этого ножа убоялся, столько сил и внимания ему отдал, что немец в конце концов оседлал его, сдавил ножищами и теперь тянулся и тянулся к горлу тусклым кинжальным жалом. Покуда старшина еще держал его руку, покуда оборонялся, но фриц-то сверху давил, всей тяжестью, и долго так продолжаться не могло. Про это и комендант знал и немец — даром, что ли, глаза сузил да ртом щерился. И обмяк вдруг, как мешок, обмяк, и Федот Евграфыч сперва не понял, не расслышал первого-то удара.
А второй расслышал: глухой, как по гнилому стволу. Кровью теплой в лицо брызнуло, и немец стал запрокидываться, перекошенным ртом хватая воздух. Старшина отбросил его, вырвал нож и коротко ударил в сердце. Только тогда оглянулся: боец Комелькова стояла перед ним, держа винтовку за ствол, как дубину.
И приклад той винтовки был в крови. Так и сидел на земле, словно рыба, глотая воздух. Только на того, первого, оглянулся: здоров был немец, как бык здоров. Еще дергался, еще хрипел, еще кровь толчками била из него.
А второй уже не шевелился: скорчился перед смертью да так и застыл. Дело было сделано. Упала там на колени: тошнило ее, выворачивало, и она, всхлипывая, все кого-то звала — маму, что ли… Старшина встал. Колени еще дрожали, и сосало под ложечкой, но время терять было уже опасно.
Он не трогал Комелькову, не окликал, по себе зная, что первая рукопашная всегда ломает человека, преступая через естественный, как жизнь, закон «не убий». Тут привыкнуть надо, душой зачерстветь, и не такие бойцы, как Евгения, а здоровенные мужики тяжко и мучительно страдали, пока на новый лад перекраивалась их совесть. А тут ведь женщина по живой голове прикладом била, баба, мать будущая, в которой самой природой ненависть к убийству заложена. И это тоже Федот Евграфыч немцам в строку вписал, потому что преступили они законы человеческие и тем самым сами вне всяких законов оказались.
И потому только гадливость он испытывал, обыскивая еще теплые тела, только гадливость: будто падаль ворочал… И нашел то, что искал, — в кармане у рослого, что только-только богу душу отдал, хрипеть перестав, — кисет. Его, личный, старшины Васкова, кисет с вышивкой поверх: «Дорогому защитнику Родины». Сжал в кулаке, стиснул: не донесла Соня… Отшвырнул сапогом волосатую руку, путь его перекрестившую, подошел к Женьке. Она все еще на коленях в кустах стояла, давясь и всхлипывая.
А он ладонь сжатую к лицу ее поднес и растопырил, кисет показывая. Женька сразу голову подняла: узнала. Помог встать. Назад было повел, на полянку, а Женька шаг сделала, остановилась и головой затрясла.
Тут одно понять надо: не люди это. Не люди, товарищ боец, не человеки, не звери даже — фашисты. Вот и гляди соответственно. Но глядеть Женька не могла, и тут Федот Евграфыч не настаивал.
Забрал автоматы, обоймы запасные, хотел фляги взять, да покосился на Комелькову и раздумал. Шут с ними: прибыток не велик, а ей все легче, меньше напоминаний. Прятать убитых Васков не стал: все равно кровищу всю с поляны не соскребешь. Да и смысла не было: день к вечеру склонялся, вскоре подмога должна была подойти.
Времени у немцев мало оставалось, и старшина хотел, чтобы время это они в беспокойстве прожили. Пусть помечутся, пусть погадают, кто дозор их порешил, пусть от каждого шороха, от каждой тени пошарахаются. У первого же бочажка благо тут их — что конопушек у рыжей девчонки старшина умылся, кое-как рваный ворот на гимнастерке приладил, сказал Евгении: — Может, ополоснешься? Помотала головой, нет, не разговоришь ее сейчас, не отвлечешь… Вздохнул старшина: — Наших сама найдешь или проводить?
И — к Соне приходите. Туда, значит… Может, боишься одна-то? Понимать должна. Не мешкайте там, переживать опосля будем.
Федот Евграфыч вслед ей глядел, пока не скрылась: плохо шла. Себя слушала, не противника. Эх, вояки… Соня тускло глядела в небо полузакрытыми глазами. Старшина опять попытался прикрыть их, и опять у него ничего не вышло.
Тогда он расстегнул кармашки на ее гимнастерке и достал оттуда комсомольский билет, справку о курсах переводчиков, два письма и фотографию. На фотографии той множество гражданских было, а кто в центре — не разобрал Васков: здесь аккурат нож ударил. А Соню нашел: сбоку стояла в платьишке с длинными рукавами и широким воротом: тонкая шея торчала из того ворота, как из хомута. Он припомнил вчерашний разговор, печаль Сонину и с горечью подумал, что даже написать некуда о геройской смерти рядового бойца Софьи Соломоновны Гурвич.
Потом послюнил ее платочек, стер с мертвых век кровь и накрыл тем платочком лицо. А документы к себе в карман положил. В левый — рядом с партбилетом. Сел подле и закурил из трижды памятного кисета.
Ярость его прошла, да и боль приутихла: только печалью был полон, по самое горло полон, аж першило там. Теперь подумать можно было, взвесить все, по полочкам разложить и понять, как действовать дальше. Он не жалел, что прищучил дозорных и тем открыл себя. Сейчас время на него работало, сейчас по всем линиям о них и диверсантах доклады шли, и бойцы, поди, уж инструктаж получали, как с фрицами этими проще покончить.
Три, ну, пусть пять даже часов оставалось драться вчетвером против четырнадцати, а это выдержать можно было. Тем более что сбили они немцев с прямого курса и вокруг Легонтова озера наладили. А вокруг озера — сутки топать. Команда его подошла со всеми пожитками: двое ушло — в разные, правда, концы, — а барахлишко их осталось, и отряд уж обрастать вещичками начал, как та запасливая семья.
Галя Четвертак закричала было, затряслась, Соню увидев, но Осянина крикнула зло: — Без истерик тут! Стала на колени возле Сониной головы, тихо плакала. А Рита только дышала тяжело, а глаза сухие были, как уголья. Взял топорик эх, лопатки не захватил на случай такой!
Поискал, потыкался — скалы одни, не подступишься. Правда, яму нашел. Веток нарубил, устелил дно, вернулся. А про себя подумал: не это главное.
А главное, что могла нарожать Соня детишек, а те бы — внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом… — Берите, — сказал. Комелькова с Осяниной за плечи взяли, а Четвертак — за ноги. Понесли, оступаясь и раскачиваясь, и Четвертак все ногой загребала.
Неуклюжей ногой, обутой в заново сотворенную чуню. А Федот Евграфыч с Сониной шинелью шел следом. Положили у края: голова плохо легла, все набок заваливалась, и Комелькова подсунула сбоку пилотку. А Федот Евграфыч, подумав и похмурившись ох, не хотел он делать этого, не хотел!
Да не здесь — за коленки! Держи, Осянина. Приказываю, держи. Сдернул второй сапог, кинул Гале Четвертак: — Обувайся.
И без переживаний давай: немцы ждать не будут. Спустился в яму, принял Соню, в шинель обернул, уложил. Стал камнями закладывать, что девчата подавали. Работали молча, споро.
Вырос бугорок: поверх старшина пилотку положил, камнем ее придавив. А Комелькова — веточку зеленую. Сориентировал карту, крестик нанес. Глянул: а Четвертак по-прежнему в чуне стоит.
Почему не обута? Затряслась Четвертак: — Нет! Нельзя так! У меня мама — медицинский работник… — Хватит врать!
Нет у тебя мамы! И не было! Подкидыш ты, и нечего тут выдумывать! Горько, обиженно — словно игрушку у ребенка сломали… 10 — Ну зачем же так, ну зачем?
Как немцы, остервенеем… Смолчала Осянина… А Галя действительно была подкидышем, и даже фамилию ей в детском доме дали: Четвертак. Потому что меньше всех ростом вышла, в четверть меньше. Детдом размещался в бывшем монастыре; с гулких сводов сыпались жирные пепельные мокрицы. Плохо замазанные бородатые лица глядели со стен многочисленных церквей, спешно переделанных под бытовые помещения, а в братских кельях было холодно, как в погребах.
В десять лет Галя стала знаменитой, устроив скандал, которого монастырь не знал со дня основания. Отправившись ночью по своим детским делам, она подняла весь дом отчаянным визгом. Выдернутые из постелей воспитатели нашли ее на полу в полутемном коридоре, и Галя очень толково объяснила, что бородатый старик хотел утащить ее в подземелье. Создалось «Дело о нападении…», осложненное тем, что в округе не было ни одного бородача.
Галю терпеливо расспрашивали приезжие следователи и доморощенные Шерлоки Холмсы, и случай от разговора к разговору обрастал все новыми подробностями. И только старый завхоз, с которым Галя очень дружила, потому что именно он придумал ей такую звучную фамилию, сумел докопаться, что все это выдумка. Галю долго дразнили и презирали, а она взяла и сочиняла сказку. Правда, сказка была очень похожа на мальчика с пальчика, но, во-первых, вместо мальчика оказалась девочка, а во-вторых, там участвовали бородатые старики и мрачные подземелья.
Слава прошла, как только сказка всем надоела. Галя не стала сочинять новую, но по детдому поползли слухи о зарытых монахами сокровищах. Кладоискательство с эпидемической силой охватило воспитанников, и в короткий срок монастырский двор превратился в песчаный карьер. Не успело руководство справиться с этой напастью, как из подвалов стали появляться призраки в развевающихся белых одеждах.
Призраков видели многие, и малыши категорически отказались выходить по ночам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дело приняло размеры бедствия, и воспитатели вынуждены были объявить тайную охоту за ведьмами. И первой же ведьмой, схваченной с поличным в казенной простыне, оказалась Галя Четвертак. После этого Галя примолкла.
Прилежно занималась, возилась с октябрятами и даже согласилась петь в хоре, хотя всю жизнь мечтала о сольных партиях, длинных платьях и всеобщем поклонении. Тут ее настигла первая любовь, а так как она привыкла все окружать таинственностью, то вскоре весь дом был наводнен записками, письмами, слезами и свиданиями. Зачинщице опять дали нагоняй и постарались тут же от нее избавиться, спровадив в библиотечный техникум на повышенную стипендию. Война застала Галю на третьем курсе, и в первый же понедельник вся их группа в полном составе явилась в военкомат.
Группу взяли, а Галю нет, потому что она не подходила под армейские стандарты ни ростом, ни возрастом. Но Галя, не сдаваясь, упорно штурмовала военкома и так беззастенчиво врала, что ошалевший от бессонницы подполковник окончательно запутался и в порядке исключения направил Галю в зенитчицы. Осуществленная мечта всегда лишена романтики. Реальный мир оказался суровым и жестоким и требовал не героического порыва, а неукоснительного исполнения воинских уставов.
Праздничная новизна улетучилась быстро, а будни были совсем непохожи на Галины представления о фронте. Галя растерялась, скисла и тайком плакала по ночам. Но тут появилась Женька, и мир снова завертелся быстро и радостно. А не врать Галя просто не могла.
Собственно, это была не ложь, а желания, выдаваемые за действительность И появилась на свет мама — медицинский работник, в существование которой Галя почти поверила сама. Времени потеряли много, и Васков сильно нервничал. Важно было поскорее уйти отсюда, нащупать немцев, сесть им на хвост, а потом пусть дозорных находят. Тогда уже старшина над ними висеть будет, а не наоборот.
Висеть, дергать, направлять, куда надо, и… ждать. Ждать, когда наши подойдут, когда облава начнется. Но… провозились: Соню хоронили, Четвертак уговаривали, — время шло. Федот Евграфыч пока автоматы проверил, винтовки лишние — Бричкиной и Гурвич — в укромное место упрятал, патроны поровну поделил.
Спросил у Осяниной: — Из автомата стреляла когда? Освоишь, мыслю я. Коротко жаль. Тронулись, слава тебе… Он впереди шел, Четвертак с Комельковой — основным ядром, а Осянина замыкала.
Сторожко шли, без шума, да опять, видно, к себе больше прислушивались, потому что чудом на немцев не нарвались. Чудом, как в сказке. Счастье, что старшина первым их увидел. Как из-за валуна сунулся, так и увидел: двое в упор на него, а следом остальные.
И опоздай Федот Евграфыч ровно на семь шагов — кончилась бы на этом вся их служба. В две бы хороших очереди кончилась. Но семь этих шагов были с его стороны, сделаны, и потому все наоборот получилось. И отпрянуть успел, и девчатам махнуть, чтоб рассыпались, и гранату из кармана выхватить.
Хорошо, с запалом граната была: шарахнул ею из-за валуна, а когда рвануло, ударил из автомата. В уставе бой такой встречным называется. А характерно для него то, что противник сил твоих не знает: разведка ты или головной дозор — им это непонятно. И поэтому главное тут — не дать ему опомниться.
Федот Евграфыч, понятное дело, об этом не думал. Это врублено в него было, на всю жизнь врублено, и думал он только, что надо стрелять. А еще думал, где бойцы его: попрятались, залегли или разбежались? Треск стоял оглушительный, потому что били фрицы в его валун из всех активных автоматов.
Лицо ему крошкой каменной иссекло, глаза пылью запорошило, и он почти что не видел ничего: слезы ручьем текли. И утереться времени не было. Лязгнул затвор его автомата, назад отскочив: патроны кончились. Боялся Васков этого мгновения: на перезарядку секунды шли, а сейчас секунды эти жизнью измерялись.
Рванутся немцы на замолчавший автомат, проскочат десяток метров, что разделяли их, и — все тогда. Но не сунулись диверсанты. Голов даже не подняли, потому что прижал их второй автомат — Осяниной. Коротко била, прицельно, в упор и дала секундочку старшине.
Ту секундочку, за которую потом до гробовой доски положено водкой поить. Сколько тот бой продолжался, никто не помнил. Если обычным временем считать, — скоротечный был бой, как и положено встречному бою по уставу. А если прожитым мерить — силой затраченной, напряжением, — на добрый пласт жизни тянуло, а кому и на всю жизнь.
Галя Четвертак настолько испугалась, что и выстрелить-то ни разу не смогла. Лежала, спрятав лицо за камнем и уши руками зажав; винтовка в стороне валялась. А Женька быстро опомнилась: била в белый свет, как в копейку. Попала — не попала: это ведь не на стрельбище, целиться некогда.
Два автомата да одна трехлинеечка — всего-то огня было, а немцы не выдержали. Не потому, конечно, что испугались, — неясность была.
Поиск в интервале Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO.
Будет произведена лексикографическая сортировка. Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.
Ярость помогает старшине четко продумать план действий. Одного из немцев Васков убил быстро, справиться со вторым ему помогла Женя, оглушив фрица прикладом по голове. Эта была первая рукопашная схватка для девушки, которую она очень тяжело перенесла. В кармане одного из фрицев Васков нашел свой кисет. Вся команда зенитчиц во главе со старшиной собралась возле Сони. Тело сослуживицы достойно похоронили.
Глава 10 Пробираясь сквозь лес, команда Васкова неожиданно напоролась на немцев. В доли секунды старшина выбросил вперед гранату, затрещали пулеметные очереди. Не зная сил противника, фашисты приняли решение отступать. Во время короткого боя Галя Четвертак не смогла перебороть страх и не участвовала в стрельбе. За такое поведение девушки хотели осудить ее на комсомольском собрании, однако, командир заступился за растерявшуюся зенитчицу. Несмотря на сильную усталость, недоумевая о причинах задержки подмоги, старшина отправляется на разведку, взяв с собой Галину в воспитательных целях. Глава 11 Галя была очень сильно испугана происходившими реальными событиями.
Фантазерка и сочинительница, она часто погружалась в вымышленный мир, а потому картина реальной войны выбила ее из колеи. Васков и Четвертак вскоре обнаружили два тела немецких солдат. По всем признакам, раненые в перестрелке бойцы были добиты своими же товарищами. Недалеко от этого места продолжали разведку оставшиеся 12 фрицев, двое из которых подошли уже совсем близко к Федоту и Гале. Старшина надежно спрятал Галину за кустами и сам укрылся в камнях, однако девушка не справилась со своими чувствами и с криком выскочила из укрытия прямо под автоматную очередь немцев. Васков стал уводить немцев от оставшихся своих бойцов и добежал до болота, на котором и укрылся. В ходе погони он был ранен в руку.
Когда рассвело, старшина разглядел вдали Лизину юбку, тогда он понял, что теперь не может рассчитывать на подмогу. Глава 12 Находясь под гнетом тяжелых мыслей, старшина отправился на поиски немцев. Пытаясь понять ход мыслей противника и исследуя следы, он набрел на Легонтов скит. Из укрытия он наблюдал, как группа фашистов из 12 человек прятали в старой избе взрывчатку. Для охраны диверсанты оставили двоих солдат, один из которых был ранен. Васкову удалось обезвредить здорового охранника и завладеть его оружием. Старшина с Ритой и Женей встретились на берегу реки, в том месте, где они изображали лесорубов.
Пройдя через страшные испытания, они начали относиться друг к другу по-братски. После привала они стали готовиться к последнему бою. Глава 13 Команда Васкова держала оборону берега так, как будто за ними была вся Родина-Мать. Но силы были неравны, и немцам все-таки удалось переправиться на их берег. Риту тяжело ранило при взрыве гранаты. Чтобы спасти старшину и раненую подругу, Женя, отстреливаясь, убегала все дальше в лес, уводя за собой диверсантов. Девушку ранило в бок слепым выстрелом врага, но она даже не подумала, чтобы спрятаться и переждать.
Уже лежа в траве, Женя палила до тех пор, пока немцы не застрелили ее в упор. Глава 14 Федот Евграфыч, перебинтовав Риту и завалив ее еловыми лапами, хотел отправиться на поиски Жени и вещей. Для спокойствия он решил оставить ей наган с двумя патронами. Рита понимала, что смертельно ранена, она боялась лишь того, что ее сын останется сиротой. Поэтому попросила старшину позаботиться об Альберте, рассказав, что именно от него и от своей матери она возвращалась в то утро, когда столкнулась с немецкими солдатами. Васков дал такое обещание, но не успел отойти от Риты на несколько шагов, как девушка выстрелила себе в висок. Старшина похоронил Риту, а затем нашел и похоронил Женю.
Раненая рука сильно ныла, все тело горело от боли и напряжения, но Васков решил отправиться в скит, чтобы убить хотя бы еще одного немца. Ему удалось нейтрализовать часового, в скиту спали пятеро фрицев, одного из которых он пристрелил сразу.
Волгоградская областная библиотека для молодёжи Межрегиональная онлайн-акция «Живая книга. А зори здесь тихие... Волгограда, Волгоградской области и других регионов России. Все вместе участники прочитают повесть «А зори здесь тихие... Видеозаписи прочтения фрагментов повести составят в итоге «живую» книгу, которую все желающие смогут прослушать и посмотреть на сайте библиотеки.
А зори здесь тихие… Борис Васильев
Действие самого знаменитого произведения Васильева – повести «А зори здесь тихие». А зори здесь тихие слушать на видеосервисе Wink. Популярность писателю принесла повесть «А зори здесь тихие», которая была поставлена на сцене театра на Таганге Ю. Любимовым, а в 1972 году была экранизирована С. Ростоцким. Борис Львович Васильев бесплатно на сайте. Причем тут женское подразделение «Вот сюжет!» – подумал будущий автор замечательной повести Борис Васильев, и начал работать с темой. Сегодня, 11 марта, не стало писателя-фронтовика Бориса Васильева, пишет «Российская газета».Автор повести «А зори здесь тихие» скончался на 89-м году жизни, об этом сообщили в Союзе писат |.
"Весна, которой не было", или история одной книги
Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься… — Так точно, — деревянно согласился комендант. Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за две недели не прибыло ни одного человека. Фронт перетряси, и то сомневаюсь… Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:.
Васильеву показалось, что это подходящая ситуация для его замысла, когда человек самостоятельно, не по приказу решает, что врага не пропустит.
Он начал работать с сюжетом, но через пару страниц понял, что недоволен написанным. Получался скорее очерк о частном героизме. Ничего нового, по сути, не было, после войны подобными случаями было, к сожалению, не удивить. Повести не хватало драматизма, остроты ситуации. А потом вдруг придумалось, что в подчинении у командира будут не мужчины, а молодые девчонки. После этого сразу все встало на свои места, работа пошла.
Сюжет Действие книги разворачивается в карельских лесах в мае 1942 года. Коменданту 171-го разъезда Федоту в подчинение отправляют молоденьких девушек-зенитчиц, только закончивших обучение. Одна из девушек ночью замечает в лесу диверсантов. Васков отправляется на боевое задание, взяв с собой группу из 5 человек. В ходе слежки выясняется, что врагов намного больше, силы неравны.
Лиза Бричкина Лиза Бричкина — простая деревенская девушка, испытывающая давление со стороны отца. В то же время к ним в дом приходит охотник - путешественник , в которого Лиза влюбляется. Но не испытывая взаимных чувств к Лизе, а видя при этом, в каких условиях растет девушка, он предлагает ей приехать в столицу и поступить в университет. Но стать студенткой Лизе так и не удалось — началась война. Лиза утонула в болоте во время выполнения задания старшины Васкова, к которому она испытывала любовные чувства. Там же она и получила свое прозвище за низкий рост. Во время боя с немцами Васков взял Галю с собой, но та не выдержав нервного напряжения от ожидания немцев, выбежала из укрытия и была застрелена нацистами. Несмотря на такую «нелепую» смерть, старшина сказал девушкам, что та погибла «в перестрелке».
Поразмыслив, он пришел к выводу, что все эти слова есть лишь меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах. Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то тряпочки. Подобные украшения старшина счел неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову: — Демаскирует. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах. Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись — хихикать будут до осени… Дни стояли теплые, безветренные, и комарья народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть и кхекать, словно и вправду был стариком, — вот это было совсем уж никуда не годно. А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще и восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный. А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости. Промолчал старшина: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие. Ну прежде всего, конечно, — дисциплина. Ладно, не пьют бойцы, с жительницами не любезничают — это все так. А внутри — беспорядок: «Люда, Вера, Катенька — в караул! Катя — разводящая». Разве ж это команда? Развод караулов положено по всей строгости делать, по уставу.
Роман «А зори здесь тихие…» стал для россиян самой важной книгой о Великой Отечественной войне
Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки. Шел май 1942 года. На западе в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград. А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах оставалось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача. Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде.
Читать онлайн «А зори здесь тихие... В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня, и поезда перестали здесь останавливаться. Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки. Шел май 1942 года. На западе в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград. А здесь был курорт.
Создав женские образы, автор смог более ярко показать результаты войны. Свой идейный посыл он вкладывает в раздумья сержанта о гибели одной из зенитчиц: «… могла нарожать Соня детишек, а те бы внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом…» Так Васильев показывает, что война разрушает не отдельные жизни, а прерывает целые роды. В повести очень яркая галерея образов. Главный мужской образ — старшина взвода Федот Евграфыч Васков. Ему 32 года, но уже успел многое пережить: уход жены, потерю сына. Он изображен человеком с сильным характером. Но из-за малообразованности герой не умел красиво выражать свои чувства. Поэтому его часто считали грубым, хотя в душе он таил много прекрасного. В повести пять главных женских образов. Несмотря на объединяющую всех молодость и род занятия, все они очень разные по характеру. Рита Осянина показана нежной, но волевой женщиной. Ее главная отличительная черта — душевная красота. Пожалуй, эта героиня является самой бесстрашной, потому что она не просто женщина, а уже молодая мать. Женя Комелькова — одна из самых запоминающихся героинь. В ее внешности еще проглядывалось детство — беспечное и прекрасное. Она была красивой, озорной, артистичной. Последнее помогло ей с блеском разыграть перед немцами сцену беспечного купания в воде. Но, на первый взгляд, беззаботная девушка имела много душевных ран. Женя совершила подвиг, пытаясь спасти других девушек. Но до конца она не могла поверить, что погибает, ведь это так глупо, когда тебе всего девятнадцать лет. Соня Гурвич — умная девушка с поэтической душой. Она была переводчицей в группе Васкова. Соня — представительница интеллигенции на войне. Лиза Бричкина — девушка, умеющая ждать, не теряющая надежды на лучшее. Но именно ее удел оказался особенно страшным и глупым — она утонула в болоте. Галя Четвертак — самая молодая героиня. Она еще полна романтических грез, поэтому идет на войну, считая, что там станет героиней романа. Но суровая правда разбила ее мечты. История создания Как писал Б. Васильев, изначально за основу сюжета он хотел взять реальную историю, случившуюся в годы Великой Отечественной войны на одной железнодорожной станции. Группа из семи советских солдат вступила в бой с немецким диверсионным отрядом, который планировал взорвать железную дорогу. Победа была одержана слишком дорогой ценой: в живых остался лишь командир группы. Написав несколько страниц, Васильев понял, что эта история ничем не будет выделяться среди большого количества произведений, описывающих военные подвиги. Тогда он решил сделать главными героями пятерых девушек. К настоящему времени произведение уже трижды экранизировалось 1972, 2005, 2008 гг. Тема В повести можно выделить несколько центральных тем, главной из которых, конечно, является военная. Автор стремился показать, какое разрушительное воздействие оказывает война на жизнь людей. Старшине Федоту Васкову всего лишь тридцать два года, но Великая Отечественная стала для него уже второй войной. Еще более страшно выглядят искалеченные судьбы пятерых зенитчиц. Галя Четвертак, Лиза Бричкина и Соня Гурвич, по сути, остаются наивными девочками, которые вынуждены взяться за оружие. Совершенно разных по характеру Риту Осянину и Женю Комелькову объединяет страстная жажда мести к захватчикам, которые лишили их самых близких людей. Эти героини успели насладиться коротким счастьем, но были лишены его самым безжалостным образом. Большое значение в повести имеет тема самоотверженного подвига. Главные герои — не какие-то исключительные люди, мечтающие красиво погибнуть ради Отечества. Повесть вообще лишена какого-либо показного патриотизма. В начале произведения автор не случайно шутливо описывает сложности во взаимоотношениях Васкова с необычной командой. Девушки неизбежно вносят в суровую военную обстановку атмосферу нормальной жизни, не вписывающейся в строгие уставные законы. Подвигом можно считать уже сам факт появления на фронте женщин-зенитчиц. Выходя во главе со старшиной на поиски диверсантов, девушки даже не осознают, насколько велика угрожающая им опасность. С формальной точки зрения, геройски ведут себя лишь две девушки. Рита хладнокровно вступает в перестрелку с фашистами, спасает Васкова, а в финале получает смертельное ранение. Женя бесстрашно выходит в одиночку на берег с целью обмануть врага, в критический момент увлекает немцев за собой и погибает. Но эти достойные настоящего уважения поступки не затмевают подвигов остальных девушек. Лиза изо всех сил стремится предупредить командование и попадает в трясину. Соня погибает, пытаясь вернуть старшине забытый кисет. Сложнее понять значение подвига Гали. Героизм Гали заключается в том, как настойчиво она добивалась назначения на фронт. Мечтательная девочка слишком поздно поняла, насколько реалии войны далеки от романтических представлений. Жизнеутверждающий смысл повести раскрывается в любовной теме. Несмотря на окружающий ужас, все герои произведения любят, а значит — остаются людьми. Боль и страдания Васкова удается смягчить сердобольной деревенской женщине — Марии Никифоровне. Над их случайным романом подшучивают зенитчицы. Девушки еще не понимают, что на войне нужно ценить каждый прожитый день, ведь смерть ходит совсем рядом. Выросшая в глуши Лиза живет одной надеждой на встречу с сильным и мужественным человеком. Первая настоящая любовь к ней приходит в лице строгого Васкова.
Фразы из его произведений цитируют, как афоризмы. Героев Васильева знают все со школьной скамьи. Личность высокого мужества и высокого таланта», — так отзывался о писателе известный российский поэт, большой друг семьи Васильевых Андрей Дементьев. А что же мы, читатели, знаем об этом человеке? Борис Львович Васильев — советский и российский писатель, драматург, и киносценарист, лауреат Государственной премии СССР, кадровый военный, участник Великой Отечественной войны, общественный деятель. Он был одарен редким сочетанием личных качеств: великодушие, сострадание, бескомпромиссность. Биография Бориса Львовича Васильева началась в довоенные годы и охватила почти весь советский период в отечественной истории. Писатель родился в Смоленске 21 мая 1924 года. Писателем стал, когда ему уже было далеко за 30 лет. К этому времени он был полностью духовно состоявшимся человеком, прошедшим ад войны. Борис Васильев много писал о войне, о судьбах поколения, для которого война стала главным событием в жизни: «А зори здесь тихие», «В списках не значился», «Великолепная шестерка», «Вы чье, старичье?
Борис Васильев
Только в той истории солдаты были мужчинами. Начав писать произведение, автор застопорился, боясь банального описания частного случая на войне. Однако, поменяв героев на молодых девушек, дело сдвинулось с мертвой точки. События повести «А зори здесь тихие... В центре внимания — Федот Евграфыч Васков. Он служит на 171-ом разъезде в одной из карельских глубинок. В его подчинении были разгильдяи, которые только и занимались тем, что пьянствовали и совращали местных женщин. Васков был очень не доволен таким поведением подчиненных, и поэтому просит у своего начальства прислать ему других, нормальных зенитчиков. К его желанию прислушались — и прислали, к его удивлению, - молодых женщин. В первые дни комендант и зенитчицы не находили общего языка. Он не мог их воспринимать, как полноценных бойцов.
А они считали его сухарем. Они даже между собой прозвали его «пеньком замшелым».
Аккурат в пойме прорва его. На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, будто попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, теперь не могло быть и речи, и если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Но пуще всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц. Федоту Евграфовичу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все эти слова есть лишь меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.
Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то тряпочки. Подобные украшения старшина счел неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову: — Демаскирует. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах. Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись — хихикать будут до осени… Дни стояли теплые, безветренные, и комарья народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть и кхекать, словно и вправду был стариком, — вот это было совсем уж никуда не годно. А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще и восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода.
Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный. А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости. Промолчал старшина: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие. Ну прежде всего, конечно, — дисциплина.
Популярность писателю принесла повесть «А зори здесь тихие…», которая была поставлена на сцене театра на Таганге Ю. Любимовым, а в 1972 году была экранизирована С. Во многих произведениях присутствует военная тематика: рассказ «Ветеран», повести «Завтра была война», «Великолепная шестёрка», «В списках не значился» и другие. Борис Львович Васильев оставил богатое наследие из написанных романов, рассказов, пьес.
Именно это и двигало ими на протяжении всей книги, именно это помогло им не сдаваться до последней секунды своей жизни. Пожалуй,она вошла уже в список моих любимых произведений. И однозначно я ее перечитаю в будущем. Советую так же и вам,разочарованы не будете.
Очень краткий пересказ повести «А зори здесь тихие»
- ►▒"А зори здесь тихие..." Борис Васильев - Listen online. Music
- А зори здесь тихие...
- Борис Васильев ★ А зори здесь тихие… Повесть читать книгу онлайн бесплатно
Главные новости
- «В школе мне было невыносимо скучно»: детство писателя
- «А зори здесь тихие» краткое содержание по главам повести Бориса Васильева
- Читаем вслух: Борис Васильев «А зори здесь тихие»
- А зори здесь тихие…. Борис Васильев 2020 слушать онлайн
- Издания и произведения