о мытаре и фарисее - записана в 18-ой главе Евангелия от Луки. Вот мы с вами достигли первой подготовительной недели к Великому посту, которая начинается притчей о мытаре и фарисее.
Значение и смысл притчи о мытаре и фарисее, что собой представляет эта неделя
Что он соблюдает Закон Божий и все заповеди, даёт десятину Богу и чтит субботы. А мытарь в простоте молился Богу с сокрушением сердца, простыми словами: Боже, милостив буди мне грешному. И Христос нам сказал, что последний вышел из храма более оправданным, чем фарисей, потому что «всяк возносяися смирится, а смиряяи себе вознесется». А как нас касается эта притча? А не фарисействуем ли мы? Мы, старообрядцы, сохранили дораскольное православие, мы Бога почитаем, мы правильно молимся, мы благодарим Тебя, Господи, что мы не такие, как эти никонияшки и прочие католики с протестантами и разными баптистами». А что на самом деле? А полностью ли мы соблюдаем правила Святых Апостол, семи вселенских и девяти поместных Соборов и Святых отец? А как насчет Стоглавого Собора?
Тоже не всегда и не во всем. Так что наше православие не такое уж и дораскольное. Рассмотрим, например, одно простое и касающееся всех христиан дело. Церковные требы.
Этот человек был уверен, что, выполнив все предписания, он достиг совершенства. Ему оставалось только любоваться своей праведностью и с брезгливым осуждением смотреть сверху вниз на «прочих людей». Иначе молился мытарь.
Он понимал свое недостоинство и, охваченный сокрушением, стоял вдали от жертвенника, не смея поднять глаз и повторяя: «Боже! Усвойте и вы молитву мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному!
Таким образом, он прославлял Бога в своем теле. Мало того, согласно закону, он давал десятую часть из всего, что приобретал, то есть прославлял Бога и имением своим. Все это было весьма хорошо и достойно похвалы.
Плохо, если кто не достиг праведности этого фарисея. Однако он не был оправдан; почему же? Он не сказал: благодатью Божией есмь то, что есмь, как сказал о себе Павел, но заменил это небрежным: Боже, благодарю Тебя. Это было лишь прелюдией к гордому и тщеславному восхвалению самого себя. Он пришел в храм помолиться, но забыл о своем намерении.
Он был настолько полон собою, собственной праведностью, что думал, будто ни в чем не нуждается, ни в благоволении Божьем, ни в Его благодати; он, кажется, считал, что об этом вовсе не стоит просить. Он уничижал других. Он высказывается неопределенно, так, как если бы был лучше любого человека. Мы можем иметь основание благодарить Бога за то, что не таковы, как некоторые, известные своими пороками и низостью, но говорить так опрометчиво, как если бы мы были единственно хорошими людьми, а все остальные распутники и негодяи, значит судить слишком обобщенно. Он знал о том, что это был мытарь, и на этом основании очень немилостиво заключил, что он был грабитель, обидчик, во всех отношениях испорченный человек.
Предположим, это так и было и фарисей знал об этом, но какое ему до этого дело? Разве он не мог возносить свои молитвы это было все, что делали фарисеи без упреков в адрес своего ближнего? Или это было частью его Боже, благодарю тебя? И не доставляла ли ему греховность мытаря такое же наслаждение, как его собственная праведность? Это самое очевидное доказательство не только недостатка смирения и милосердия, но и преобладания гордости и злобы.
Обращение мытаря к Богу было совершенно противоположно обращению фарисея: оно было исполнено смирения и унижения в такой же степени, в какой обращение фарисея — гордости и надменности; исполнено покаяния в грехах и желания к Богу, тогда как фарисей был полон уверенности в себе, в собственной праведности и достаточности. Он обнаружил свое покаяние и смирение в своих действиях: его поза во время обращения к Богу выражала глубокое смирение и серьезность, одежда свидетельствовала о сокрушении, раскаянии и покорности сердца. Фарисей стоял, но забрался так высоко, как только мог, в верхний конец двора; мытарь же держался на расстоянии, сознавая себя недостойным подходить близко к Богу и, вероятно, опасаясь оскорблений от фарисея, смотревшего, как он заметил, с презрением на него, а также помех для молитвы. Этим самым он признавал, что Бог по справедливости мог смотреть на него издали и мог навеки удалить его от Себя, что это было великим благоволением Бога — допустить его до такой близости. Он вознес свое сердце к Богу на небесах, выражая святое желание, но, одолеваемый чувством стыда и сокрушения, не мог поднять глаза свои с уверенностью и святым дерзновением.
Его беззакония постигли его, так что он видеть их не может, Пс 39:13. Его потупленный взор свидетельствовал об унынии его духа, вызванного сознанием греха. Сначала сердце поражает грешника своими укоризнами, 2Цар 24:10: И вздрогнуло сердце Давида... Грешник, что ты натворил? А потом он поражает свое сердце угрызениями и сожалениями: Бедный я человек!
О Ефреме сказано, что он бил себя по бедрам, Иер 31:19. Великие плакальщики описываются как ударяющие себя в грудь, Наум 2:7. Затем он выразил это и в произнесенных им словах. Молитва его была краткою. Страх и стыд не позволяли ему сказать больше, слова потонули в стенаниях и вздохах.
Однако все сказанное им было сказано с определенной целью: Боже! Да будет благословенно имя Божье — молитва эта была услышана, и мы уверены, что произнесший ее человек пошел домой оправданным. И мы получим оправдание через Иисуса Христа, если будем молиться, как молился мытарь: «Боже! Если Ты не помилуешь меня, я навеки погибну, буду вечно страдать. Боже, будь милостив ко мне, ибо я был жесток к самому себе».
Вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Фарисей не признает себя грешником, никто из его ближних не может его упрекнуть ни в чем, и он сам не видит причины, чтобы укорять себя, он чист, чист от греха. А мытарь не видит себя никем иным, как только грешником, виновным преступником пред судом Божьим. Фарисей опирался на заслуги своих постов и десятин, а бедный мытарь отвергает всякую мысль о своих заслугах и прибегает к милости Божьей как к своему городу убежища, хватается за роги этого жертвенника. Он приходит как нищий за милостыней, когда уже был готов умереть голодной смертью.
Вероятно, он повторял эту молитву все с большим и большим чувством, возможно, он еще что-то прибавлял, исповедовался в конкретных грехах и просил о конкретных милостях, в каких он нуждался и какие ожидал от Бога. Но при этом он все повторял и повторял, как припев песни: Боже! Оправдание мытаря Богом. Мы видели, как по-разному обращались к Богу эти два человека; теперь посмотрим, чего они достигли. Некоторые, наверно, превозносили фарисея, сопровождали его одобрительными возгласами, когда он уходил домой, и с презрением смотрели на этого поникшего, стенающего мытаря.
Однако наш Господь Иисус, перед Кем открыты все сердца, Кому известны все желания, от Кого не сокрыта никакая тайна и Кто в совершенстве знает все дела небесного суда, уверяет нас в том, что этот бедный, кающийся, сокрушенный сердцем мытарь пошел в дом свой оправданным более, нежели тот. Фарисей полагал, что если один из них должен быть оправдан, то, конечно, этим одним должен быть он, но никак не мытарь. Гордый фарисей уходит отвергнутым Богом, он не оправдан, его благодарения не только не приняты Богом, но они отвратительны для Него. Он не оправдан, его грехи не прощены, он не избавлен от осуждения. Он не может быть праведным в очах Божьих, потому что праведен в своих собственных глазах.
Мытарь же в ответ на свое смиренное обращение к небесам получает прощение грехов своих. Того, кого фарисей не поместил бы со псами стада своего, Господь помещает с чадами Своего дома. Причина этого в том, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Гордые люди, возвышающие сами себя, являются противниками Богу, поэтому они обязательно будут унижены. Бог, в Своем разговоре с Иовом, прибегает к следующему доводу: Он есть Бог, Который, посмотрев на все гордое, смиряет его, Иов 40:6.
Смиренные люди, унижающие сами себя, покоряются Богу, поэтому они будут возвышены. Бог возвышает того, кто принимает это возвышение как милость, а не требует его как долг. Он будет возвышен до любви Бога к нему, до общения с Ним, до состояния удовлетворения самим собой и в конце концов будет возвышен до самого неба. Обратите внимание, как наказание соответствует греху: Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет. И как вознаграждение соответствует долгу: а унижающий себя возвысится.
Заметьте также, как благодать Божья сильна извлечь добро из зла; мытарь был великим грешником, и этот великий грех привел его к великому покаянию, из ядущего вышло едомое. И наоборот, смотрите, как злая сила сатаны превращает добро во зло. Это было хорошо, что фарисей не был грабителем и обидчиком, но диавол через это привел его к гордости на его погибель. Этот отрывок повествования мы читали у Матфея и Марка. Он весьма уместно следует здесь за рассказом о мытаре как подтверждение истины, проиллюстрированной этой притчей, а именно: что те будут приняты Богом и возвышены Им, кто унижает себя, и что для таковых Христос сберегает благословения, отборнейшие, лучшие благословения.
Заметьте: 1. Имеющие благословение во Христе должны желать, чтобы и их дети тоже получили его, и засвидетельствовать о своем искреннем почтении к Христу, обращаясь к Нему, и об искренней любви к своим детям, заботясь об их душах. К Нему принесли младенцев, очень маленьких детей, неспособных самостоятельно ходить, то есть грудных, как некоторые понимают это слово. Нет человека, слишком маленького и слишком юного для того, чтобы принести его к Иисусу. Он знает, как проявить благость к тем, кто неспособен послужить Ему.
Одно благословенное прикосновение Христа может сделать счастливыми наших детей. Приносили к Нему и младенцев, чтобы Он прикоснулся к ним в знак приобщения их к Его благодати и Духу см. Ис 44:3: излию дух Мой на племя твое и благословение Мое на потомков твоих. Нет ничего удивительного в том, что желающие получить благословение от Христа, для себя самих или для своих детей, встречаются с препятствиями даже со стороны тех, кто должен был бы одобрять и поддерживать их в этом стремлении: ученики же, видя то, решили, что если их допустить к Учителю, то они будут без конца тревожить Его, поэтому возбраняли им и сердились на них. Возлюбленная жаловалась на стражей, Песн 5:7.
Многих, кому ученики возбраняли, Учитель приглашал: Но Иисус подозвал их, когда, задержанные учениками, он пошли назад. Они не обращались к Учителю, но Учитель заметил, как их унизили. Воля Христа была в том, чтобы детей приводили к Нему и представляли как жертву живую для славы Его: «Пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им; пусть ничто не препятствует им приходить ко Мне, они будут приняты так же, как и любой другой». Обетование дано нам и семени нашему, поэтому Тот, Кто раздает обещанные благословения, приглашает их прийти к Нему вместе с нами. Дети принадлежащих к Царству Божьему также принадлежат к этому Царству, как дети свободных людей являются свободными.
Если родители являются членами видимой церкви, то их дети — тоже, ибо если корень свят, то и ветви святы. Дети настолько приятны Христу, что из взрослых людей Ему более всего приятны те, кто имеет в себе много от детского нрава ст. Если человек не придет к такому состоянию самоотречения, то он никоим образом не войдет в это Царство.
На нашем теперешнем языке мы сказали бы, что притча о мытаре и фарисее — это символический рассказ о важном представителе ведущего слоя, с одной стороны, о мелком и малопочтенном «аппаратчике», — с другой. Христос говорит: «Два человека вошли в храм помолиться, один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаза на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! Милостив буди мне грешному! Говорю вам, — заканчивает Христос эту притчу, — что мытарь пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится».
Всего три строчки в Евангелии, а сказано в них нечто вечное, такое, что действительно относится ко всем временам и ситуациям. Но возьмем только наше время, возьмем самих себя. Если что-нибудь лежит в основе нашей государственной, общественной, да, наконец, и частной жизни, так это — не правда ли? Вслушайтесь в пульс нашей эпохи. Неужели не поразимся мы этой чудовищной саморекламе, хвастовству, бесстыдству самовосхваления, которые так вошли в нашу жизнь, что мы уже почти не замечаем их. Всякая критика, пересмотр, переоценка, всякое проявление смирения — не стали ли они уже не только недостатком, пороком, а, хуже того, — общественным и даже государственным преступлением. Оказывается, любить родину — это все время бесстыдно восхвалять ее, унижая чужие родины. Оказывается, быть лояльным — это провозглашать все время безгрешность власти.
Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). Неделя о мытаре и фарисее
Фарисей и мытарь обладали разными характерами, разным пониманием веры, по-разному видели себя и анализировали себя. Притчами приводя всех к исправлению жизни, Христос мытаря возвышает за смирение, показав и фарисея, возношением смиряемого. Притча о мытаре и фарисее Молитва же мытаря была воплем души, в смирении взиравшей на свои грехи и в дерзновении веры призывавшей милосердие Божие уврачевать страдания немощи. Фарисей и мытарь обладали разными характерами, разным пониманием веры, по-разному видели себя и анализировали себя.
Мытаря и Фарисея 2023. Смысл притчи, молитва, что можно есть по дням Седмицы
Через эту притчу Господь обращается к нам с вами, он ждет, чтобы мы пробудились от сна нечувствия и посмотрели в свою душу и сердце. Мытаря и фарисея можно рассмотреть как два разных устроения души человеческой, одно — приятное Богу смиренное сердце, а другое — противное Богу, гордое и надменное сердце. Устроение фарисея таково, что внешне он старается быть безупречным, хорошим, соблюдать все церковные предписания и обряды, и в этом нет ничего плохого, а даже похвально. Беда фарисея в том, что он делает все это напоказ, гордится своими добрыми делами, и самое страшное — он превозносится и осуждает ближних. За это гордое сердце он теряет свою награду и отпадает от Бога. Устроение мытаря такое, что он осознает свои грехи, свою внутреннюю нечистоту и плачет пред Богом, надеясь получить прощение не за какие-нибудь добрые дела и заслуги, но только в надежде на любовь и милость Божию. Жак-Жозеф Джеймс Тиссо. Графит, акварель Вот пред нами на примере притчи показаны страсть гордости фарисея и добродетель мытаря — смирение. Каждый день внутри нас идет война, когда мы гордимся, мним о себе много, осуждаем и оцениваем в сердце своем ближнего, — и мы проигрываем, а когда смиряемся ради Бога, то приобретаем победу. Живя в монастыре или в миру, мы, конечно, должны жить подвижнической жизнью: исполнять келейное правило, ходить на все уставные службы, причащаться, достойно нести свое послушание.
Если мы все это делаем, как же нам избежать тщеславных мыслей фарисея в своем сердце: какой я молодец, как у меня все идет хорошо, исполняю правило, хожу на службу причащаюсь — так незаметно подкрадывается к нам мнение о себе, что мы что-то значим.
Вот об этом-то и забыл фарисей! И все те, кто фарисействуют. Самое главное забыли: Бог есть Любовь 1 Ин. Как часто мы, дорогие братья и сёстры, входя в храм, не испытываем этой любви.
Но что ещё страшнее, мы уходим из храма, вновь не осознав необходимости подвига в своём сердце, преодоления себя, жертвы собою по любви к другому человеку. И обратите внимание, нет любви в человеке, нет благодати — и он уже превозносится по факту всего, что он делает... Разве может человек быть довольным собою? Неужели пост, молитва и другие аскетические упражнения могут нас приблизить ко Христу? Преподобный Серафим Саровский чётко разъяснил: пост, молитва и вообще всякая даже добродетель — всего лишь средства, но отнюдь не цель.
Что же происходит с христианами, с нами, коли мы становимся фарисеями? Когда кончается любовь, начинается нелюбовь. И я тогда уже полагаю, что главное — исполнить, ведь Сам Бог, как я тогда ошибочно уверяюсь, всего этого от меня требует. Бог меня ни к чему не обязывает — ни к молитве, ни к посту: Сыне, даждь Мне твое сердце Притч. Всего лишь!
Всё, что нам надобно — преодолеть себя. Здесь, в нашем храме святого Романа Сладкопевца, упокоен святитель Пётр Екатериновский. Он написал книгу «Указание пути к спасению. Опыт аскетики». В ней есть одна фраза, которая выстрадана им самим: «Спасение человека совершается в постоянном преодолении себя, в постоянном напряжении воли».
Вот если этого напряжения воли нет, отсутствует подвиг любви, — то есть преодоления себя и жертвы по любви к Богу и другому человеку, — то, дорогие мои, мы не живые люди, мы мёртвые. Гюстав Доре "Мытарь и фарисей" Мытарь и фарисей — это ещё период ветхозаветного общения человека с Богом, но мы-то с вами живём уже в совсем другое время, когда за весь род человеческий Христом принесена Жертва. Бог показал, насколько Он нас любит, и говорит: «А теперь покажи, насколько ты Меня любишь, насколько ты можешь пожертвовать собой. Ведь путь преодоления себя и путь обретения любви Бога к человеку Я тебе показал — это восхождение на Крест. Только через Крест — Воскресение, только через Крест — Пасха, только через Крест — возвращение человеческого достоинства, только через Крест — восстановление и формирование человеческой личности».
Так вот, дорогие братья и сёстры, обратим внимание: когда человек оскудевает от благодати, он не только доволен собой, но и не скупится на оценки других людей: «Этот не такой, тот совсем никуда не годится, — насколько же я лучше других! С каким же благоговением мы должны взирать на любого человека. Мы же посягаем на то, чтобы все были похожи на нас! И если я вижу в другом человеке, что он не такой, как я, я его уже осуждаю.
Как не вспомнить в сей день и о праздновании иконе «Утоли моя печали» в память великого благодеяния Матери Божией, многими чудесами явленного народу Божию на Руси в 1771 году, во время страшного бедствия — чумы, и доныне утоляющей печали наши. Три события — разновременные, но все три подтверждают одно — жизнь человеческая идет в потоке Промысла Божия, и дивное попечение имеет Творец о создании Своем. Учит Господь, назидая нас и словом Своим евангельским, и жизнью избранников Своих, и решительным вторжением в жизнь человеческую Божией благодати силою чуда. Вот мы теперь живем суетно, у нас нет внимания, чтобы увидеть в своей жизни следы Промысла Божия, у нас нет разумения понять, что же хочет от нас Господь в данных нам обстоятельствах жизни. А все это потому, что мы забываем о единственной цели земного бытия, о том, что оно — только путь в вечность.
Мы забываем и часто становимся дерзкими богоборцами, противниками Божиих определений о нас, не принимая непреложной истины, что единственно крестным подвигом жизни человека начертывается его путь во спасение — в блаженную вечность. Только узкие и тесные врата ведут в Царство Небесное. Но дверь Божественного милосердия отверста всегда, от начала и до скончания мира. Только как нам отверзать дверь окамененного человеческого сердца навстречу Богу, этому надо учиться, об этом надо думать. Именно чистотой смог Григорий принять от Бога дар служителя Слова. Но вернемся теперь в наши дни, к нам, желающим быть с Богом. Кто сегодня может дерзновенно сказать, что он и сам сохранил эти великие в очах Божиих сокровища — чистоту и целомудрие и дал понятие о них своим детям? Ну, а если не сохранили эти добродетели сами и детям своим не передали, то только мытарево смирение, мытарев покаянный глас может очистить погрязшую в нечистоте душу и омыть прокаженное тело. Боже, милостив буди нам грешным!..
Благочестивая мать, видя твердость сына во благочестии, без страха опускает девятилетнего мальчика в страну далече, чтобы дать ему полное и разностороннее образование. Григорий отправляется в Кесарию, там он впервые встретился с юношей Василием — тоже будущим святителем Церкви Христовой. Из Кесарии Григорий отправился в Александрию, а затем в Афины. Мир раскинул перед юношей все свое богатство, но и все свои соблазны. На пороге взрослой жизни, при выходе его в новый обширный мир, как Божие предупреждение, во время плавания Григория по морю разразилась страшная буря, прообразуя собой будущие житейские бури, ожидающие его. Двадцать дней, не чая остаться в живых, лежал на корме юноша Григорий, вымаливая у Бога, чтобы «убийственные воды морские не лишили его очистительных вод крещения». В это время он еще не был крещен. Именно тогда юноша дал обет Богу посвятить всего себя, всю жизнь свою только Ему. И если первое его стремление к Богу было данью послушания матери, то этот обет — уже сознательное и добровольное избрание узкого и прискорбного пути вослед Бога.
И вступил он в столицу империи, в шумный мир человеком сокровенным в своем сердце. И жил в ней уже, как в пустыне. Пища его была пища пустыни, одежда — одежда нужды. Он жил близ императорского двора, но ничего не искал у двора. Впоследствии святитель вспоминал: «Для меня приятен кусок хлеба, у меня сладкая приправа — соль; и питие трезвенное — вода. Мое лучшее богатство — Христос». А если главное в жизни — Христос, то вся жизнь подчинена Ему. Поэтому, живя в великом граде, полном соблазнов, Григорий знал лишь две дороги: первая и превосходнейшая вела в храм, вторая — к преподавателям светских наук. И вышел будущий святитель на служение и проповедь, неотступно следуя за возлюбленным Христом Спасителем.
Десять лет он помогал своему отцу епископу пастырским служением, разделяя с ним все труды и тяготы его. По истечении этих десяти лет свт. Василий Великий, который тогда был уже архиепископом Кесарийским, посвятил священника Григория во епископа. Каким же мог быть епископ Григорий? От младенческих пелен прошедший путь духовного возрастания в Боге вплоть до пустынножительства, обогащенный всяческим познанием и внешнего, и внутреннего, несущий в себе свет Божественного ведения — он был святым епископом. Епископ-то был святой, да мир-то грешный. А князь мира сего не терпит святости, всеми средствами изощряясь низложить ее. И поток бедствий обрушивается на подвижника. На кафедру, куда был рукоположен епископ Григорий, его не пустил другой архиерей, в котором возобладал дух соперничества.
Смерти близких святителя следуют одна за другой, и только проникновенные надгробные слова выдают ту скорбь, которую носит он в сердце.
Фарисеи любили молиться, но делали это напоказ, за что Иисус жестко критиковал их в Нагорной проповеди. Там же Он дал совет ученикам, как они должны молиться: не напоказ, а втайне, и не уподобляясь язычникам в многословии Мф. Притча о мытаре и фарисее может служить иллюстрацией к этим словам. Контраст между двумя персонажами притчи подчеркивается выразительными подробностями. Фарисей встал вблизи от жертвенника, мытарь вдали.
Фарисей, вероятно, молился, подняв очи вверх, как это было принято; мытарь не смел поднять глаза на небо.
Кого Бог не может спасти? Евангелие в Неделю о мытаре и фарисее
Ныне притчею о мытаре и фарисее говорится каждому из нас: Не полагайся на свою праведность, подобно фарисею, но всю надежду своего спасения возлагай на беспредельную милость Божию, вопия, подобно мытарю. Неделя о мытаре и фарисее. Как в случае с притчей о мытаре и фарисее. Среди них притчи о мытаре и фарисее, о талантах и безжалостном должнике и другие.
Настоящий фарисей: какой он?
Знаменитая притча о мытаре и фарисее является одной из основных в Евангелии от Луки (Лк.18,10-14). В этой притче — о мытаре и фарисее — рассказывается о двух людях. Думала, что притча о мытаре и фарисее – притча о гордости и об уничижении гордящегося. Неделя о мытаре и фарисее.
Неделя о мытаре и фарисее: смысл и особенности
"Ныне притчею о мытаре и фарисее говорится каждому из нас: Не полагайся на свою праведность, подобно фарисею, но всю надежду своего спасения возлагай на беспредельную милость Божию, вопия, подобно мытарю: Боже, милостив буди мне грешному. Днесь Святая Церковь начинает подготовку к Великому посту чтением Святого Евангелия притчей о мытаре и фарисее. Притча о мытаре и фарисее задаёт определённую тональность особому периоду в богослужебном календаре Церкви — так называемым «подготовительным седмицам». В притче о мытаре и фарисее перед нами предстают два абсолютно противоположных по мировоззрению персонажа.
Мытарь и Фарисей
Говорю вам, — заканчивает Христос эту притчу, — что мытарь пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Всего три строчки в Евангелии, а сказано в них нечто вечное, такое, что действительно относится ко всем временам и ситуациям. Но возьмем только наше время, возьмем самих себя. Если что-нибудь лежит в основе нашей государственной, общественной, да, наконец, и частной жизни, так это — не правда ли? Вслушайтесь в пульс нашей эпохи. Неужели не поразимся мы этой чудовищной саморекламе, хвастовству, бесстыдству самовосхваления, которые так вошли в нашу жизнь, что мы уже почти не замечаем их. Всякая критика, пересмотр, переоценка, всякое проявление смирения — не стали ли они уже не только недостатком, пороком, а, хуже того, — общественным и даже государственным преступлением. Оказывается, любить родину — это все время бесстыдно восхвалять ее, унижая чужие родины. Оказывается, быть лояльным — это провозглашать все время безгрешность власти. Оказывается, быть человеком — это унижать, топтать других людей, это возвышать себя путем их унижения.
Проанализируйте свою жизнь, жизнь своего общества, самые основы его устройства, и вы должны будете признать, что это именно так. Читайте также — Проповеди. О мытаре и фарисее Тот мир, в котором мы живем, так пронизан оглушительным и грубым бахвальством, что уже сам этого больше не замечает, оно уже стало его природой. Да так и сказал один из самых больших и тонких поэтов нашего времени — Пастернак — в знаменитой своей строчке: «…все тонет в фарисействе». Самое страшное, конечно, в том, что фарисейство признается добродетелью.
Об этом подробно узнаешь из Второзакония гл. Так вел себя фарисей.
Он стал вдали и очень был далек от фарисея не только по расстоянию места, но и по одежде, по словам и по сокрушению сердца. Он стыдился поднять глаза свои к небу, считая их недостойными созерцания горних предметов, так как они любили смотреть на блага земные и пользоваться оными. Он ударял себя в грудь, как бы поражая сердце за лукавые советы и пробуждая оное от сна к сознанию, и ничего другого не говорил, кроме сего: "Боже! За все это мытарь пошел более оправданным, чем фарисей. Ибо нечист пред Господом всякий высокосердый, и Господь гордым противится, а смиренным дает благодать Притч. Это потому, что фарисей стал пустословить на похвалу себе, тогда как никто не заставлял его, и осуждал других, когда не побуждала к этому никакая польза. А Иов вынужден был исчислять свои совершенства тем, что его стесняли друзья, налегали на него тяжелее самого несчастья, говорили, что он страдает за грехи, и исчислял свои добрые дела для славы Божией и для того, чтобы люди не ослабевали по пути добродетели.
Ибо если б люди дошли до убеждения, что дела, которые творил Иов, были дела грешные и он страдает за них, то они стали бы удаляться от совершения этих самых дел и таким образом вместо страннолюбивых сделались бы негостеприимными, вместо милостивых и правдивых - немилосердыми и обидчиками. Ибо таковы были дела Иова. Итак, Иов исчисляет свои добрые дела для того, чтобы многие не потерпели вреда. Таковы были причины для Иова. Не говорим уже о том, что в самых словах его, по-видимому, велеречивых, просвечивает совершенное смиренномудрие. Ибо "если бы я был, - говорит, - как в прежние месяцы, как в те дни, когда Бог хранил меня" Иов. Видишь ли, он все возлагает на Бога и не осуждает других, но скорее сам терпит осуждение от друзей.
Этим страстям научает и покоряет нас враг нашего спасения — диавол. Страсть сребролюбия и любостяжания св. Но милосердный Бог не оставляет нас в плену страстей, и голосом совести, которым тихо говорит нам наш Ангел Хранитель, помогает нам бороться с внушаемыми нам диаволом страстями и каяться в них. Вот почему бил себя в грудь, низко опустив голову, грешный мытарь. В нем горел благодатный жар покаяния, он просил у Бога помощи в борьбе со своим сребролюбием. И эта покаянная молитва, как чистый фимиам, возносилась к Престолу Божьему.
За нее получил он прощение своих грехов.
Браузер Дорогие друзья Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник. Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим?
Неделя о мытаре и фарисее в 2024 году: когда начинается подготовка к Великому посту?
Фарисей прошел в переднюю часть храма, мытарь же стоял у входа, преклонив главу. И Евангелие показывает их образ молитвы, как они молились. Возможно, уста их молчали, но Господь Сердцеведец, Он зрит на сердце человеческое и видит их мысли и желания. Фарисей молился так: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что я хороший человек: даю милостыню, живу по заповедям, благочестиво, а не как блудники, разбойники или как этот мытарь». Фарисей в своей молитве не обращается с благодарностью Богу, а просто любуется самим собой. Когда они окончили молитву, мытарь был более оправдан Богом, чем фарисей.
В конце притчи сказано, что всякий возносящий себя смирится, а смиряющий — вознесется. Через эту притчу Господь обращается к нам с вами, он ждет, чтобы мы пробудились от сна нечувствия и посмотрели в свою душу и сердце. Мытаря и фарисея можно рассмотреть как два разных устроения души человеческой, одно — приятное Богу смиренное сердце, а другое — противное Богу, гордое и надменное сердце. Устроение фарисея таково, что внешне он старается быть безупречным, хорошим, соблюдать все церковные предписания и обряды, и в этом нет ничего плохого, а даже похвально. Беда фарисея в том, что он делает все это напоказ, гордится своими добрыми делами, и самое страшное — он превозносится и осуждает ближних.
Он научился, что не выжить человеку в страшном человеческом обществе, если хотя бы на мгновение не будет приостанавливаться закон, если хотя бы на мгновение не будет проявляться жалость, милосердие. Если все будет идти по писанному, если все будет делаться так, как по праву можно поступать, то ни один человек не уцелеет. И вот он стал у притолоки, зная, что по правде людской и по правде Божией он заслуживает ту же беспощадную жестокость, какую он сам применяет изо дня в день; и он стал там, бия себя в грудь, ибо знал, что заслужить никакого милосердия нельзя, — милосердие не заслуживается, никакого милосердия купить нельзя, ни быть достойным его нельзя — его только вымолить можно; оно может прийти как чудо, как непонятное, совершенно неожиданное чудо, когда праведность склоняется перед грехом, когда милосердие вдруг прорывается там, где должна бы проявиться правда — высокая, беспощадная правда.
Он стоит весь в грехе своем, не смея войти в область правды Божией, потому что там для него нет прощения, а стоит он у притолоки, надеясь, что до края этого храма, до края праведности и через край ее перельется милость, жалость, сострадание, милосердие, что с ним случится незаслуженное и невозможное. И потому что он верит в это, потому что жизнь его именно этому научила — что случается невозможное, и только невозможное делает жизнь людскую возможной, — он стоит, и до него доходит Божие прощение. Христос нам говорит, что этот ушел более оправданным, чем другой.
Фарисей не был просто осужден: до часа смертного можно надеяться на прощение, и он был праведен, он был труженик, он вкладывал усилие души и тела в праведность свою. Она была бесплодна, из нее не высекалась даже и искра сострадания и любви — и, однако, это была праведность...
Божие Царство — это область закона, и тот, кто подчиняется закону, кто стоит за него, тот безусловно праведен.
Фарисей полностью во власти формального ветхозаветного видения вещей; в понятиях этого Завета исполнение закона может сделать человека праведным. Но закон не мог одного: он не мог дать Жизнь вечную, потому что Жизнь вечная заключается в том, чтобы знать Бога и посланного Им Иисуса Христа см. Ин 17:3 , знать Его знанием не внешним, каким было знание фарисея, будто Вседержавного Законодателя, — а знанием на основе тесных личных отношений, общей жизни Вы во Мне, и Я в вас.
Ин 14:20. Фарисей все знает о том, как поступать, но ничего не знает о том, каким следует быть. За всю свою праведную жизнь с одним он ни разу не сталкивался, он никогда не понял, что между Богом и им могут быть отношения взаимной любви.
Он никогда ее не искал, он ни разу не встретил Бога Исайи, Который столь свят, что перед Ним вся праведность наша — как запачканная одежда… Он уверен, что между Творцом и Его творением существует неизменные, раз и навсегда установленные, застывшие отношения. Он не увидел в Священном Писании историю любви Бога к миру, который Бог сотворил и который так возлюбил, что отдал Сына Своего Единородного ради его спасения. Он живет в рамках Завета, понятого им как сделка, вне каких бы то ни было личных отношений.
Он видит в Боге закон, а не Личность. Он не видит оснований осудить себя; он праведен, холоден, мертв. Не узнаем ли мы в этом образе себя, и не только самих себя, а целые группы людей?
Мытарь же знает, что он неправеден; об этом свидетельствует и Божий закон, и суждение человеческое. Он нарушает Божий закон и использует его в своих интересах. Обманом или нагло, в зависимости от обстоятельств, он преступает человеческие законы и обращает их к своей выгоде, а потому его ненавидят и презирают другие люди.
И вот, придя в храм, он не осмеливается переступить его порог, потому что храм — это место Присутствия, а у него нет права вступить в Божие Присутствие, он страшится этой встречи. Он останавливается и видит перед собой священное пространство, как бы подчеркивающее неизмеримое величие Бога и бесконечное расстояние между ним и святостью, Богом. Храм велик, как Сами Присутствие, он повергает в трепет, он полон трагизма и осуждения, которые несет с собой очная ставка между грехом и святостью.
И тогда, на основе беспощадного жестокого опыта человеческой жизни, у него вырывается неизмеримо глубокая и искренняя молитва: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». Что знает он о жизни? Он знает, что закон, применяемый в полную силу, приносит страдание; что при неограниченной власти закона нет места милосердию, этим законом он пользуется и злоупотребляет им, чтобы уловить своих должников, чтобы загнать свою жертву в угол; он умеет исхитриться и остаться правым перед этим законом, отправляя в тюрьму разорившихся должников; на защиту этого закона он всегда может рассчитывать, притом что сам безжалостно, немилосердно наживается и копит неправедное богатство.
А вместе с тем его жизненный опыт научил его еще чему-то, что не поддается логике и идет вразрез с его собственными представлениями. Он помнит, что и в его собственной жизни и в жизни подобных ему, бессердечных и жестоких, бывали моменты, когда он, имея на своей стороне всю силу закона, сталкивался с горем и ужасом, которые он навлек на несчастную семью, с терзаниями матери, со слезами ребенка; и в тот самый момент, когда, казалось, все в его власти, он, ошеломляя своих сотоварищей, вопреки их безжалостной логике, вопреки закону, вопреки здравому смыслу и своему привычному поведению, вдруг останавливался и, взглянув с печальной или даже мягкой улыбкой, говорил: «Ладно, оставьте их». Он, вероятно, знает, что сам не раз бывал спасен от разорения и гибели, тюрьмы и бесчестия благодаря нелепому, безотчетному порыву дружества, великодушия или жалости, и эти поступки полагали предел страшному закону джунглей его мира.
Что-то в нем переросло границы суровой непреклонности; в мире зла единственное, на что можно надеяться, — это подобные порывы сострадания или солидарности. И вот он стоит у порога храма, в который не может войти, потому что там царит закон и господствует справедливость, потому что о его осуждении вопиет здесь каждый камень; он стоит у порога и молит о милости. Он не просит справедливости — это было бы попранием справедливости.
Великий подвижник седьмого века святой Исаак Сирин писал: «Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой — милосердие, любовь и прощение».
Вот положение мытаря, и вот, что он узнал о жизни. Мы многому можем научиться у него. Почему бы и нам смиренно и терпеливо, в смутном или ясном сознании своей греховности, не встать, подобно ему, на пороге?
Можем ли мы притязать на право встретить Бога лицом к лицу? Можем ли мы, такие, какие мы есть, рассчитывать на место в Его Царстве? Если он решит явиться к нам, как явился в Воплощении, во дни Его плотской жизни и на протяжении человеческой истории, как наш Спаситель и Искупитель, припадем к Его ногам в изумлении и благодарности!
А пока будем стоять у двери и взывать: «Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, кто устоит? Господи, прими меня в Свою область, в область милости, а не в область правды и возмездия! Фарисей, по крайней мере, был праведен в понятиях закона; мы не можем похвастаться даже этим, и, однако, воображаем, будто достойны предстать перед Богом.
Если бы только мы остановились у притолоки и со смирением, робко постучали, ожидая в ответ приглашения войти, мы с изумлением и в восхищении услышали бы, что по ту сторону тоже Кто-то стучит: Се стою у двери и стучу, — говорит Господь Откр. Быть может, мы увидели бы, что с Его стороны дверь не заперта; она заперта с нашей стороны, наши сердца запечатаны; наше сердце узко, мы так страшимся рискнуть, отбросить закон и вступить в область любви, где все столь же хрупко и непобедимо, как сама любовь, как жизнь. Бог не перестает стучать с надеждой, настойчиво и терпеливо; Он стучится через людей, через обстоятельства, через тихий, слабый голос нашей совести, как нищий стучится у врат богача, потому что, избрав нищету, Он ждет, что наша любовь и милость откроет Ему глубины человеческого сердца.
Чтобы Он мог прийти и вечерять с нами, необходимо нам отвергнуться наших каменных сердец и заменить их сердцами плотяными см. II, 19 ; взамен Он предлагает прощение и свободу.
Но они имели огромное влияние на умонастроение своих современников и были окружены искренним почитанием. Авторитет их был фактически непререкаем.
Порой мы представляем себе фарисеев как людей озабоченных исключительно личным спасением. Это верно лишь отчасти. В ту эпоху в Иудее были очень сильны мессианские ожидания. Угнетенный римским владычеством народ жаждал пришествия избавителя, Мессии.
Казалось, не за горами то время, когда Бог вмешается в историю и восстановит былое величие царства Давида. Но иудеи прекрасно понимали, чтобы Бог призрел на Израиль и исполнил мессианские чаяния своего народа, необходимо соблюдать Закон. Но закон Моисеев необычайно обширен и трудноисполним. Предписания Закона в том виде, в котором они даны в Торе, не охватывают всего многообразия жизни.
Поэтому примерно со II века до Р. Формируется так называемое «предание старцев» Галаха , которое пытается регламентировать поведение благочестивого иудея в самых разных жизненных ситуациях. На этом историческом фоне и возникает партия фарисеев. Ими двигала не только жажда личного спасения.
Свое служение они воспринимали как миссию: ревностно, до тонкостей, до мелочей исполнять Закон, чтобы приблизить пришествие Мессии. Они называли себя благочестивыми, праведными, богобоязненными, нищими и чаще всего отделившимися и осознавали себя как образец для подражания, как закваску, которая должна была привлечь милосердие Божие к Израилю. Трагедия фарисеев в том и заключалась, что пришедшего истинного Мессию — Господа Иисуса Христа они так и не узнали. Подлинно исполнились слова Христовы: «видящие стали слепы» Ин.
Напротив, прозревали те, кого традиционно в иудейском обществе считали погибшими для Бога: блудницы, мытари и прочие грешники. Разделить трапезу с мытарем — все равно, что прикоснуться к прокаженному: и то, и другое считалось религиозным осквернением. Мытарей считали национал-предателями. Ведь они собирали налоги в пользу ненавистного языческого Рима, обирая своих соотечественников с нескрываемым цинизмом.
К этому подталкивала форма вознаграждения их труда. Мытари не получали какой-то фиксированной платы от своих работодателей. Они брали сбор податей в аренду, и все то, что они собирали сверх того, что было оговорено в арендаторском контракте, становилось их доходом. Естественно, они были кровно заинтересованы в том, чтобы выколотить из налогоплательщиков как можно больше в свою пользу.
Считалось, что с мытарями грешно было даже разговаривать. Бойкот распространялся и на их семьи.