Новости кожаный платяной дымчатая слева

Дымный, дышащий, дымовой, дымчатый, духота, душевный. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы.

Спишите слова вставьте пропущенные буквы объясните её написание

ая переводчик фасолевый Гуттаперчевый замшевые ночевка. Не тот ответ на вопрос, который вам нужен? Найди верный ответ. Контрольные / проверочные работы для учителя-предметника для 11 класса. Учебно-дидактические материалы по Русскому языку для 11 класса по УМК Н. Г. Гольцовой. Новости дня читайте на Взгляде. 1. КожАный, платЯной 2. ДымчАтая, слевА 3. ЖестикулирОвать, упорствОвать 4. КожИца, фасолЕвый 5. ГуттаперчЕвый, замшЕвые. кожа корень н суффикс ый окончание. Пояс кожаный для отягощений с цепью (лифтерский) + диски D51 10кг.

Pdf reader объединить файлы

Плательно-рубашечные ткани. Запомни: ПЛАТЯНОЙ ШКАФ, ТОРФЯНОЕ БОЛОТО, СОЛЯНЫЕ КОПИ (= состоящие из соли). 2) В суффиксе ЕНН: ИСКУССТВЕННЫЙ, КЛЮКВЕННЫЙ, ЖИЗНЕННЫЙ, ОГНЕННЫЙ, БОЛЕЗНЕННЫЙ, СОЛОМЕННЫЙ. Сайт корпоративной одежды. На сайте можно сделать заказ (есть подробная информация,как правильно это сделать,в т.ч. и видеоурок), задать онлайн вопрос или заказать бесплатный звонок. Предоставлена вся контактная информация по всем филиалам. На сайте. не изменяется), кожАный (ремень) (суффикс -АН- образует прилагательные со значением «сделанный из того или иного материала»). 5) платЯной (шкаф) (суффикс -ЯН- имеет значение «предназначенный для помещения чего- либо».

Поиск по этому блогу

• Популярные сообщения
• Ткань Хлопок Рубашечный "Дымчато Серый"
• Домен не прилинкован ни к одной из директорий на сервере!
• КАК НОСИТЬ

Комментарии

• Сезоны и серии
• Улыбч вый запот вать масл ное пятно серебр ный слиток луков ца лед нить душу
• Рубашки с коротким рукавом Nadex 01-036522/204-24 дымчатый
• Покупателям
• Место 37 Кожаный Олень слушать онлайн на Яндекс Музыке

День опричника

Как объединить pdf файлы в акробате. Соединить несколько листов pdf в один лист. Как объединить два листа в один в pdf. Как соединить две страницы pdf в одну. Склеить pdf горизонтально. Соединить несколько страниц pdf.

Как объединить pdf на один лист. Как создать один файл pdf из нескольких pdf. Несколько документов в один файл. Как соединить файлы в один документ. Объединение нескольких файлов в один.

Программы для объединения pdf. Файл в формате pdf. Объединить pdf файлы. Как объединить файлы в pdf creator. Пдф страница.

Фокс ридер. Интерфейс пдф. Foxit Printer. Foxit Reader двусторонняя печать. Pdf несколько файлов в один.

Как Копировать в пдф. Как Скопировать страницу из pdf файла. Как Скопировать текст из пдф. Шрифт в pdf Reader как добавить. Программное обеспечение Adobe Reader.

Документ в формате pdf. Проги для pdf. Программа адобе ридер. Программа для чтения pdf файлов. Как в Foxit Reader удалить страницу из файла pdf.

Программа для чтения пдф для виндовс 10. Foxit Reader преобразовать Word в pdf. Приложение в формате пдф. Формат pdf как выглядит. Копия в формате pdf.

Pdf как выглядит документ. Pdf Reader для Windows. Pdf Windows 7. Российские пдф Читалки. Программа для пдф.

Пдф ридер. Expert pdf Reader. Simple pdf Reader. Pdf читалка с возможностью оставлять пометки. Файлы пдф объединить в один файл.

Для чтения pdf файлов. Чтение pdf. Pdf ридеры топ. Либерти бук ридер что за программа.

Над вами потешаться будут». Берлиоз выпучил глаза. Что это он плетет?

Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас... Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье — совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет — поскользнется и попадет под трамвай!

Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. Он не иностранец! Но позвольте, кто же он такой? Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному: — «Наша марка». И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар.

Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник. Тут литераторы подумали разно. Берлиоз: «Нет, иностранец! А дело в том, что... Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно.

Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич... В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два... Меркурий во втором доме... Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись: — А кто именно? Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

Так что заседание не состоится. Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание. Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся. Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич! Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта. Я хочу товарищу пару слов сказать.

Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет... Ты слышишь, как он по-русски говорит, — поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, — идем, задержим его, а то уйдет... И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке. Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, — веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов. Те сконфузились.

Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии — двойное «В». Отношения таким образом были восстановлены, и все трое снова сели на скамью. Я единственный в мире специалист. Вы историк? И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал: — Имейте в виду, что Иисус существовал. Глава 2. Понтий Пилат В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня? Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой».

На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил: — Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали? Прокуратор дернул щекой и сказал тихо: — Приведите обвиняемого. И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон.

Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта — ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора. Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски: — Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм? Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой. Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить: — Добрый человек!

Поверь мне... Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его: — Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне. Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце. Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни: — Преступник называет меня «добрый человек».

Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить. И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним. Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы. Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане. Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.

Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова: — Римского прокуратора называть — игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?

Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло: — Я понял тебя. Не бей меня. Через минуту он вновь стоял перед прокуратором. Прозвучал тусклый больной голос: — Мое? Прокуратор сказал негромко: — Мое — мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Мне говорили, что мой отец был сириец...

Я один в мире. Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым. Пилат заговорил по-гречески: — Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ? Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески: — Я, доб... Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.

Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, — говорил монотонно прокуратор, — а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. Наступило молчание.

Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, — тут арестант усмехнулся, — я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово... Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.

Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю: — О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу! Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата. Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его». Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.

Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать. Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил: — Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее. Что такое истина? И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше...

Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет. Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова. Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца. Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас.

Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло. Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека. Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться. Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора. Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего: — Развяжите ему руки.

Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры. Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни: — Как ты узнал, что я хотел позвать собаку? Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески: — Итак, ты врач? Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет.

Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить... Разве я похож на слабоумного? Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы: — Я могу перерезать этот волосок. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? Арестант недоуменно поглядел на прокуратора. Ты всех, что ли, так называешь?

Можете дальнейшее не записывать, — обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: — В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом? С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев.

Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я. В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль, вить там гнездо. В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным.

Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора. Оставалось это продиктовать секретарю. Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль. Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой. Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима вдали, внизу за садом, и все утонуло вокруг в густейшей зелени Капрейских садов. И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества... Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед ним оказались глаза арестанта. Но тебе придется ее говорить.

Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти. Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил... Его этот вопрос чрезвычайно интересовал. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть. Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова. Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой.

Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь. Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане. Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками. Первым заговорил арестант: — Я вижу, что совершается какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа. У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль. Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, — прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, — тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда — все они добрые люди? Так много лет тому назад в долине дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их!

Руби их! Великан Крысобой попался! А затем, понизив голос, он спросил: — Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов? Покрепче помолись! Впрочем, — тут голос Пилата сел, — это не поможет. Жены нет? Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал: — Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?

О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись. И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом. Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой.

Ему прокуратор приказал сдать преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осужденных, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы. По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона. Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец со сверкающими на груди львиными мордами, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми бляшками на портупее меча, в зашнурованной до колен обуви на тройной подошве, в наброшенном на левое плечо багряном плаще. Это был командующий легионом легат. Его прокуратор спросил о том, где сейчас находится себастийская когорта. Легат сообщил, что себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками. Тогда прокуратор распорядился, чтобы легат выделил из римской когорты две кентурии.

Одна из них, под командою Крысобоя, должна будет конвоировать преступников, повозки с приспособлениями для казни и палачей при отправлении на Лысую Гору, а при прибытии на нее войти в верхнее оцепление. Другая же должна быть сейчас же отправлена на Лысую Гору и начинать оцепление немедленно. Для этой же цели, то есть для охраны Горы, прокуратор попросил легата отправить вспомогательный кавалерийский полк — сирийскую алу. Когда легат покинул балкон, прокуратор приказал секретарю пригласить президента Синедриона, двух членов его и начальника храмовой стражи Ершалаима во дворец, но при этом добавил, что просит устроить так, чтобы до совещания со всеми этими людьми он мог говорить с президентом раньше и наедине. Приказания прокуратора были исполнены быстро и точно, и солнце, с какой-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа. В саду было тихо. Но, выйдя из-под колоннады на заливаемую солнцем верхнюю площадь сада с пальмами на чудовищных слоновых ногах, площадь, с которой перед прокуратором развернулся весь ненавистный ему Ершалаим с висячими мостами, крепостями и — самое главное — с не поддающейся никакому описанию глыбой мрамора с золотою драконовой чешуею вместо крыши — храмом Ершалаимским, — острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу, там, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади, низкое ворчание, над которым взмывали по временам слабенькие, тонкие не то стоны, не то крики.

Прокуратор понял, что там на площади уже собралась несметная толпа взволнованных последними беспорядками жителей Ершалаима, что эта толпа в нетерпении ожидает вынесения приговора и что в ней кричат беспокойные продавцы воды. Прокуратор начал с того, что пригласил первосвященника на балкон, с тем чтобы укрыться от безжалостного зноя, но Каифа вежливо извинился и объяснил, что сделать этого не может. Пилат накинул капюшон на свою чуть лысеющую голову и начал разговор. Разговор этот шел по-гречески. Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный приговор. Таким образом, к смертной казни, которая должна совершиться сегодня, приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и, кроме того, этот Иешуа Га-Ноцри. Первые двое, вздумавшие подбивать народ на бунт против кесаря, взяты с боем римскою властью, числятся за прокуратором, и, следовательно, о них здесь речь идти не будет.

Последние же, Вар-равван и Га-Ноцри, схвачены местной властью и осуждены Синедрионом. Согласно закону, согласно обычаю, одного из этих двух преступников нужно будет отпустить на свободу в честь наступающего сегодня великого праздника пасхи. Итак, прокуратор желает знать, кого из двух преступников намерен освободить Синедрион: Вар-раввана или Га-Ноцри?

Мы делаем все возможное, чтобы точно описать цвет каждой ткани из нашего каталога. Мы осматриваем и фотографируем каждую ткань в естественном свете, стараемся находить только правильные цветовые условия и описания.

Но несмотря на наши наилучшие намерения, мы не можем гарантировать точное соответствие цветов из-за этого простого факта: различия в цветовых настройках мониторов или мобильных дисплеев слишком велики для однозначного определения какого-либо цветового оттенка. Именно поэтому мы предлагаем вам заказать образец перед покупкой любой ткани. Также если Вы занимаетесь индивидуальным пошивом ателье , то данная услуга поможет Вам улучшить работу с клиентами.

Правописание Н и НН в прилагательных, образованных от существительных

• Pdf reader объединить файлы
• Корпоративная одежда ENCHY: пошив на заказ, разработка, изготовление в Санкт-Петербурге и Москве
• Поиск по этому блогу
• Блог о ЕГЭ: Правописание -Н- и -НН- в суффиксах (С ответами)
• Задание 14 ЕГЭ по русскому языку

Вход и регистрация

Бархатокутывает фото клипарт. Мраморный бархат. Плащевка с эффектом крэш. Ткань плащевая фиолетовая купить. Платина ткань. Эко кожа стрейч перламутровая на отрез. Экокожа плательная стрейч перламутр купить. Экокожа стрейч купить. Плотный дымчатый креп. Креп м300.

Шкаф Ричард трехстворчатый. Шкаф платяной Bauhaus. Трехстворчатый шкаф платяной 2000. Шифоньер Белла трехстворчатый. Мебельный шов. Декоративная отстрочка швов. Шкаф Bruni Black. Шкаф "Bruni" с ящиками br27. Шкаф двустворчатый Bruni.

Шкаф двустворчатый Bruni Black с двумя ящикам. Шкаф st9327kr -2. Шкаф st9327kr -2n. Шкаф Belveder черный. Шкаф для одежды st9127. Шкаф Poliform Bangkok. Полиформ шкаф Бангкок. Шкаф Poliform Bangkok 1995. Шкаф Poliform Bangkok 1993.

Шкаф Леонтина Блэк. Шкаф двустворчатый Leontina. Шкафы купе с кожей. Шкаф отделанный кожей. Шкаф кожаный фасад. Шкаф обшитый кожей. Flou шкаф. Шкаф без ручек. Шкаф с врезными ручками.

Вредная ручка в шкаф. Шкаф двухстворчатый Riverdi. Шкаф Ричмонд трехстворчатый. Шкаф белый трехстворчатый Прованс. Шкаф в стиле Прованс. Шкаф платяной черный. Черный классический шкаф. Шкафы платяные в темном цвете. Шкаф платяной черный массив.

Шкаф-купе Santarossa. Распашной шкаф armadio Vertical 120. Шкаф серый современный. Шкаф серый матовый. Шкаф-купе Loft kupe1560z1. Шкаф-купе Loft kupe1260z1. Шкаф-купе Loft kupe2260z1.

Зачем заказывать образец? Мы делаем все возможное, чтобы точно описать цвет каждой ткани из нашего каталога. Мы осматриваем и фотографируем каждую ткань в естественном свете, стараемся находить только правильные цветовые условия и описания.

Но несмотря на наши наилучшие намерения, мы не можем гарантировать точное соответствие цветов из-за этого простого факта: различия в цветовых настройках мониторов или мобильных дисплеев слишком велики для однозначного определения какого-либо цветового оттенка. Именно поэтому мы предлагаем вам заказать образец перед покупкой любой ткани.

Искусственная кожа в машине.

Царапина на кожаном сиденье. Вмятина на сидении. Вмятины на коже салона автомобиля.

Oregon perlamutr 120 кожзам. Чехол для планшета Gianfranco Lotti. Oregon Pearlamutr 101.

Орегон перламутр 104. Фултон аш ткань. Строчка на коже.

Кожа с отделочной строчкой. Кожаная подложка. Подложка из кожи.

Кожаный коврик на стол. Подложки на стол кожа. Черная лаковая кожа.

Лаковая экокожа. Черная лаковая ткань. Лаковая кожа ткань фактура.

Швы на коже. Коричневая кожа со строчкой. Кожзам egida NOKS.

Искусственная кожа NW Astor 2504. Экокожа Bionica Latte. Нокс Эгида.

Арбен искусственная кожа. Sunny Brown Арбен. Ткань сафари дарк Браун.

Ткань Орландо Лэзертач. Ткань Тринити дарк Браун. Ткань с мягким густым ворсом 4.

Орел бархат. Бархатокутывает фото клипарт. Мраморный бархат.

Плащевка с эффектом крэш. Ткань плащевая фиолетовая купить. Платина ткань.

Эко кожа стрейч перламутровая на отрез. Экокожа плательная стрейч перламутр купить. Экокожа стрейч купить.

Плотный дымчатый креп. Креп м300. Шкаф Ричард трехстворчатый.

Шкаф платяной Bauhaus. Трехстворчатый шкаф платяной 2000. Шифоньер Белла трехстворчатый.

Мебельный шов. Декоративная отстрочка швов. Шкаф Bruni Black.

Шкаф "Bruni" с ящиками br27. Шкаф двустворчатый Bruni. Шкаф двустворчатый Bruni Black с двумя ящикам.

Шкаф st9327kr -2.

В области плечевых швов куртки втачаны погоны-хлястики, пристегивающиеся свободным концом на петлю и пуговицу. По линии талии куртки кулиска с эластичной лентой.

Спинка с кокеткой и двумя складками. Рукава втачные с накладными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку, усилительными накладками в области локтя, пуфтами и манжетами, застегивающимися на текстильную застежку. Брюки состоят из передних и задних половинок и пояса.

Передние половинки брюк с боковыми наклонными карманами, усилительными накладками, пристегивающимися нижними краями на текстильные застежки. На правой передней половинке у шва притачивания пояса расположен часовой карман. Задние половинки брюк с кокетками, усилительными накладками в области среднего шва, накладными карманами с клапанами из-под кокеток, застегивающимися на текстильные застежки.

Пояс со шлевками для ремня. Брюки с застежкой на петли и пуговицы на поясе и в гульфике. В нижней части брюк штрипки из эластичной ленты.

Костюм летний полевой кроме высших офицеров типа 2. Костюм летний полевой типа 2 камуфлированной расцветки состоит из куртки и брюк. Куртка прямого силуэта с центральной внутренней бортовой застежкой- молнией состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника-стойки и погон.

Полочки с верхними накладными карманами с клапанами, с потайной застежкой на петли и пуговицы. Спинка с рельефными швами и складками вверху швов притачивания рельефов. Рукава двухшовные с усилительными накладками.

Ширина по низу рукава регулируется текстильной застежкой. В верхней части рукава настрочены накладные объемные карманы с клапанами, застегивающиеся на текстильную застежку. В швах втачивания рукавов в области плеча расположены погоны со съемными муфтами.

Погоны с текстильной застежкой. В швах втачивания рукавов по низу проймы расположены вентиляционные вставки. По низу куртка с двумя фиксаторами-затяжниками, расположенными по центру, и шнуром для регулировки ширины низа куртки.

Воротник с настрочными текстильными застежками. Брюки с застежкой на петли и пуговицы по поясу и в гульфике. Пояс брюк со шлевками, с дополнительной регулировкой по ширине при помощи хлопчатобумажной ленты внутри пояса.

На передних половинках брюк расположены карманы с наклонным входом и усилительные накладки в области колен. По нижнему краю усилительные накладки со входом, застегивающиеся на текстильную застежку. На боковых швах ниже линии бедра настрочены накладные объемные карманы с клапанами с текстильной застежкой.

Задние половинки брюк с усилительными накладками в верхней части в области шва сидения и с отрезными нижними частями. Низ брюк со штрипками, втачанными по шаговому шву. Фланелевка шерстяная синего цвета состоит из переда, спинки, рукавов и воротника.

Перед и спинка цельные. В верхней части переда, посередине, разрез. В конце разреза, с внутренней стороны, две пуговицы черного цвета, а на спинке, около воротника, петля для крепления воротника форменного.

Внизу боковых швов разрезы. Воротник широкий, отложной. Рукава втачные с манжетами, застегивающимися на две морские форменные пуговицы золотистого цвета.

Погончики нашивные. Форменка хлопчатобумажная белого цвета по описанию такая же, как и фланелевка. Костюм флотский.

Костюм флотский хлопчатобумажный синего цвета состоит из куртки и брюк флотских. Куртка синего цвета состоит из переда, спинки, рукавов и воротника. Перед с верхним накладным карманом с листочкой на левой стороне и внутренним карманом, застегивающимся на пуговицу синего цвета.

В верхней части переда, посередине, разрез, застегивающийся одной петлей на пуговицу синего цвета. В нижней части разреза, с внутренней стороны, две пуговицы синего цвета, а на спинке, у горловины, петля для крепления воротника форменного. Брюки синего цвета состоят из передних и задних половинок и пояса.

Задние половинки брюк флотских с боковыми карманами и притачным поясом, застегивающимся спереди на две пуговицы синего цвета. Лацбант пристегивается к поясу задних половинок брюк пуговицами синего цвета. Рубашка голубого кремового, белого цвета состоит из полочек, спинки, пояса, длинных коротких рукавов и воротника.

Полочки с застежкой на пуговицы в цвет ткани. Левая полочка с планкой по борту, верхними накладными карманами с клапанами, застегивающимися на пуговицы в цвет ткани на ножках. Пояс в области боковых швов стянут эластичными лентами.

Воротник отложной на стойке. Рукава втачные с манжетами, которые застегиваются на пуговицы в цвет ткани на ножках, и шлицами, которые застегиваются на пуговицы в цвет ткани у рубашки с короткими рукавами манжеты цельнокроеные, без пуговиц. В области плечевых швов имеются шлевки и петли для погон.

Блузка голубого кремового, белого цвета с внутренней застежкой состоит из полочек, спинки, пояса, длинных коротких рукавов и воротника. Полочки с потайной застежкой с пуговицами в цвет ткани, кокетками и верхними накладными карманами с клапанами, застегивающимися на пуговицы в цвет ткани на ножках. Рукава втачные с манжетами, которые застегиваются на пуговицы в цвет ткани на ножках, и шлицами, которые застегиваются на пуговицы в цвет ткани у блузки с короткими рукавами манжеты цельнокроеные, без пуговиц.

Воротник съемный меховой. Воротник съемный меховой серого цвета состоит из верхнего мехового воротника и нижнего отлетного воротника из ткани. Верхний меховой воротник из овчины облагороженной.

К воротнику съемному меховому в шов окантовки втачаны навесные петли. Нижний отлетный воротник состоит из ткани шерстяной иссиня-черного черного цвета. В нижней части нижнего отлетного воротника из ткани имеются петли.

Воротник съемный из каракуля. Воротник съемный из каракуля серого черного цвета состоит из верхнего мехового воротника и нижнего отлетного воротника из ткани. Верхний меховой воротник из натурального каракуля.

К воротнику съемному из каракуля в шов окантовки втачаны навесные петли. Нижний отлетный воротник состоит из ткани шерстяной иссиня-черного черного цвета, дублирован клеевой прокладкой. Воротник форменный.

Воротник форменный хлопчатобумажный синего цвета с тремя белыми полосками, расположенными по краям отлета. Подкладка синего цвета. На концах воротника форменного по одной петле, посередине выреза горловины пуговица синего цвета.

Галстук кроме военнослужащих женского пола. Галстук иссиня-черного черного цвета состоит из основной детали, узла и шейки. Широкий конец основной детали заканчивается углом к центру, боковые стороны наклонные.

Узел из основной ткани. Шейка из основной ткани, тесьмы эластичной и металлической фурнитуры для крепления галстука. Галстук-самовяз состоит из основной детали, при завязывании которой дополнительно образуется узел, шейка и основная деталь галстука.

Закрепка к галстуку кроме военнослужащих женского пола. Закрепка к галстуку золотистого цвета металлическая представляет собой изогнутую пластинку с геральдическим знаком - эмблемой ФСБ России 1 на лицевой стороне. Тыльная сторона закрепки имеет изгиб, обеспечивающий прижимание галстука к рубашке.

Галстук для военнослужащих женского пола. Галстук иссиня-черного черного цвета состоит из двух основных деталей и шейки. Основные детали наложены друг на друга.

Нижняя деталь длиннее верхней на 20 мм. Широкие концы основных деталей заканчиваются углом на левую сторону, боковые стороны наклонные. Шейка состоит из основной ткани, тесьмы эластичной.

Закрепка к галстуку для военнослужащих женского пола. Закрепка к галстуку золотистого цвета металлическая представляет собой выпуклый многогранник с круглым основанием. На оборотной стороне закрепки имеется приспособление для крепления на галстук.

Кашне иссиня-черного черного, белого, защитного цвета трикотажное, с бахромой по коротким сторонам. Перчатки кожаные. Перчатки кожаные черного белого цвета пятипалые с утеплителем на меху, полушерстяной подкладкой или без нее.

На тыльной стороне перчаток кожаных декоративные отделочные рельефные строчки. Манжетная часть перчаток кожаных с ладонной стороны стягивается эластичной тесьмой. Перчатки шерстяные.

Перчатки шерстяные черного цвета пятипалые вязаные с напульсниками. Перчатки белого цвета. Перчатки белого цвета трикотажные пятипалые с хлопчатобумажным или смесовым верхом и манжетами.

Манжетная часть с ладонной стороны стягивается эластичной тесьмой. Перчатки зимние. Перчатки зимние хлопчатобумажные камуфлированной расцветки черного цвета двупалые с суконным утеплителем.

Тельняшка с длинными рукавами без рукавов , высоким вырезом из трикотажного хлопчатобумажного полотна с чередующимися поперечными полосами белого и темно-синего василькового, светло-зеленого цветов. Носки трикотажные черного белого цвета состоят из мыска, следа, пятки, паголенка и бортика с эластичной нитью. Мысок и пятка носков усилены.

Колготки эластичные плотностью от 20 до 70 DEN телесного черного цвета гладкие матовые с мягким поясом, шортиками и укрепленным мыском. Ботинки из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, союзок, берцев, задинок, язычков и низа подошв и каблуков. В передней части берцев блочки для шнурков.

Полуботинки из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, союзок, задинок, берцев и низа подошв и каблуков. Внутри полуботинок подкладка из натуральной кожи. Полуботинки летние белого цвета из натуральной кожи по описанию такие же, как и полуботинки.

Ботинки с высокими берцами. Ботинки из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, союзок, задинок, берцев, язычков, глухих клапанов, задних наружных ремней и низа подошв и каблуков. В передней части берцев полукольца блочки для шнурков.

На глухом клапане мягкая уплотняющая прокладка. По верху берцев мягкий бортик. Ботинки с высокими берцами зимние.

Ботинки с высокими берцами зимние черного цвета по описанию такие же, как ботинки с высокими берцами, но внутри подкладка из натурального искусственного меха или других утеплителей. Туфли из натуральной кожи черного цвета состоят из верха и низа подошв и каблуков. Внутри туфель подкладка из натуральной кожи.

Полусапоги зимние. Полусапоги зимние на меху из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, задинок, берцев и низа подошв и каблуков. С внутренней стороны берцев застежка-молния.

Внутри полусапог зимних на меху подкладка из натурального искусственного меха. Полусапоги демисезонные. Полусапоги демисезонные черного цвета по описанию такие же, как и полусапоги зимние, но с подкладкой из текстильного материала.

Сапоги зимние для военнослужащих женского пола. Сапоги зимние на меху из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, союзок, задинок, голенищ и низа подошв и каблуков. С внутренней стороны голенищ застежка-молния.

Внутри сапог зимних на меху подкладка из натурального искусственного меха. Сапоги демисезонные для военнослужащих женского пола. Сапоги демисезонные из натуральной кожи черного цвета состоят из подносков, союзок, задинок, голенищ и низа подошв и каблуков.

Внутри сапог демисезонных подкладка из текстильного материала. Тапочки казарменные. Тапочки казарменные, изготовленные методом прямого литья.

Пояс парадный. Пояс парадный золотистого цвета для высших офицеров - из нити пятипроцентного золочения, для полковников и капитанов 1 ранга - из нити трехпроцентного золочения состоит из ленты шелковой с тремя продольными просновками черного, зеленого и красного цветов, колец для крепления снаряжения для кортика и пряжки из латуни. На подкладке пояса парадного имеются отверстия с блочками с одной стороны и крючки с другой для регулировки размера.

Ширина пояса парадного 50 мм. С одной стороны к поясу парадному прикреплена латунная пряжка золотистого цвета овальной формы. В центре эллипс, обрамленный концентрическими эллипсовидными полосками для военнослужащих, имеющих корабельные воинские звания, - якорь с обрамлением , от которого к краям расходятся 32 двугранных рифленых луча золотистого цвета.

Для высших офицеров кроме высших офицеров, имеющих корабельные воинские звания изображение Государственного герба Российской Федерации с обрамлением. Оборотная сторона пряжки с петлей фигурной формы. На другой стороне пояса парадного скоба для крепления с пряжкой.

Ремень поясной. Ремень поясной из натуральной кожи черного цвета, шириной 50 мм для офицеров и прапорщиков - с декоративной подстрочкой , с пятистенной двухшпеньковой латунной пряжкой из проволоки. На ремне поясном имеются отверстия для шпеньков пряжки и передвижная шлевка.

Пояс кожаный для военнослужащих женского пола. Пояс кожаный из натуральной кожи черного цвета, шириной 25 мм, с декоративной подстрочкой, пятистенной одношпеньковой металлической пряжкой черного цвета. На поясе кожаном имеются отверстия для шпенька пряжки и передвижная шлевка.

Плащ-накидка камуфлированной расцветки черного цвета с бортовой потайной застежкой. Состоит из полочек, спинки, отложного воротника и съемного капюшона. Полочки с прорезями для рук, заделанными листочками, застегивающиеся на две пуговицы.

С внутренней стороны листочек - держатели для рук. Плащ-накидка переносится в сумке камуфлированной расцветки черного цвета.

Задание 14 ЕГЭ по русскому языку: правописание Н и НН

Хуже было другое: расцепив отекшие руки, он почувствовал, что не может встать. Сделав несколько безуспешных попыток подняться, он сломал свою палку с рогаткой и, как куль, рухнул на землю. Повернулся на спину, чтобы дать отойти затекшим членам, и стал смотреть сквозь иглистые ветви сосенок на бездонное голубое небо, по которому торопливо плыли чистенькие, пушистые, с позолоченными кудрявыми краями облака. Тело понемногу стало отходить, но что-то случилось с ногами. Они совсем не могли стоять.

Держась за сосенку, Алексей еще раз пытался встать. Это ему наконец удалось, но как только он попробовал подтянуть ноги к деревцу — тотчас же упал от слабости и от какой-то страшной, новой, зудящей боли в ступнях. Неужели все? Неужели так и придется погибнуть вот здесь, под соснами, где, может быть, никто никогда не найдет и не похоронит его обглоданных зверьем костей?

Слабость неодолимо прижимала к земле. Но вдали гремела канонада. Там шел бой, там были свои. Неужели он не найдет в себе сил, чтобы одолеть эти последние восемь-десять километров?

Канонада притягивала, бодрила, настойчиво звала его, и он ответил на этот зов. Он поднялся на четвереньки и по-звериному пополз на восток, пополз сначала безотчетно, загипнотизированный звуками далекого боя, а потом уже сознательно, поняв, что так передвигаться по лесу проще, чем с помощью палки, что меньше болят ступни, не несущие теперь никакой тяжести, что, ползя по-звериному, он сможет двигаться гораздо быстрее. И опять он ощутил, как от радости поднимается в груди и подкатывает к горлу клубок. Точно не себе, а убеждая кого-то другого, кто слаб духом и сомневался в успехе такого невероятного передвижения, он сказал вслух: — Ничего, уважаемый, теперь-то уж все будет в порядке!

После одного из перегонов он отогрел окоченевшие кисти, зажав их под мышками, подполз к молодой ели, вырезал из нее квадратные куски коры, затем, ломая ногти, отодрал от березы несколько длинных белых лычек. Вынул из унтов куски шерстяного шарфа, обмотал ими руки сверху, с тыльной стороны ладони, положил в виде подошвы кору, привязал ее берестой и прикрутил бинтами из индивидуальных пакетов. На правой руке получилась очень удобная и широкая култышка. На левой же, где привязывать приходилось уже зубами, сооружение оказалось менее удачным.

Но руки были теперь «обуты», и Алексей пополз дальше, чуя, что двигаться стало легче. На следующем привале привязал по куску коры и к коленям. К полудню, когда стало заметно пригревать, Алексей сделал уже изрядное число «шагов» руками. Канонада, вследствие ли того, что он приблизился к ней, или в результате какого-то акустического обмана, звучала сильнее.

Было так тепло, что ему пришлось опустить «молнию» комбинезона и расстегнуться. Когда он переползал моховое болотце с зелеными кочками, вытаявшими из-под снега, судьба приготовила ему еще подарок; на седоватом сыром и мягком мху увидел он тоненькие ниточки стебельков с редкими, острыми, полированными листочками, и между ними, прямо на поверхности кочек, лежали багровые, чуть помятые, но все еще сочные ягоды клюквы. Алексей наклонился к кочке и прямо губами стал снимать с бархатистого, теплого, пахнущего болотной сыростью мха одну ягоду за другой. От приятной, сладковатой кислоты подснежной клюквы, от этой первой настоящей пищи, которую он ел за последние дни, в желудке у него сделались спазмы.

Но не хватило силы воли переждать острую, режущую боль. Он елозил по кочкам и, уже приноровившись, как медведь, языком и губами собирал кисло-сладкие ароматные ягоды. Он очистил так несколько кочек, не чувствуя ни льдистой сырости вешней воды, хлюпавшей в унтах, ни жгучей боли в ногах, ни усталости — ничего, кроме ощущения сладковатой и терпкой кислоты во рту и приятной тяжести в желудке. Его стошнило.

Но удержаться он не мог и снова принялся за ягоды. Он снял с рук самодельную обувь, набрал ягод в банку, набил ими шлем, привязал его тесемками к ремню и пополз дальше, с трудом преодолевая тяжелую дрему, наполнившую весь его организм. Клайв Стейплз Льюис На ночь, забравшись под шатер старой ели, он поел ягод, пожевал коры и семечек из еловых шишек. Заснул он сторожким, тревожным сном.

Несколько раз казалось, что кто-то в темноте бесшумно подкрадывается к нему. Он открывал глаза, настораживался так, что начинало звенеть в ушах, выхватывал пистолет и сидел, окаменев, вздрагивая от звука упавшей шишки, от шелеста подмерзшего снега, от тихого журчанья маленьких подснежных ручейков. Только под утро каменный сон сломил его. Когда совсем рассвело, вокруг дерева, под которым он спал, он увидел мелкие кружевные следы лисьих лап, и меж ними виднелся на снегу продолговатый следок волочившегося хвоста.

Так вот кто не давал ему спать! По следам было видно, что лиса ходила вокруг и около, присаживалась и снова ходила. Нехорошая мысль мелькнула у Алексея. Охотники говорят, что этот хитрый зверь чувствует человечью смерть и начинает преследовать обреченного.

Неужели это предчувствие и привязало к нему трусливого хищника? Все будет хорошо…» — подбодрил он себя и пополз, пополз, стараясь поскорее уйти от этого места. В тот день ему опять повезло. В пахучем кусте можжевельника, с которого он обрывал губами сизые, матовые ягоды, увидел он какой-то странный комок палого листа.

Он тронул рукой — комок был тяжелый и не рассыпался. Тогда он стал обрывать листья и накололся на торчавшие сквозь них иглы. Он догадался: ежик. Большой старый еж, забираясь в чащу куста на зимовку, для тепла накатал на себя палых осенних листьев.

Безумная радость овладела Алексеем. Весь свой скорбный путь мечтал он убить зверя или птицу. Сколько раз вынимал он пистолет и прицеливался то в сороку, то в сойку, то в зайца и всякий раз с трудом превозмогал желание выстрелить. В пистолете оставалось только три патрона: два для врага, один, в случае надобности, для себя.

Он заставлял себя убирать пистолет. Он не имел права рисковать. А тут кусок мяса сам попал к нему в руки. Ни минуты не задумываясь, над тем, что ежи считаются, по поверью, животными погаными, он быстро сорвал со зверька чешую листвы.

Ударом кинжала Алексей убил ежа, развернул его, неумело содрал желтую шкурку на брюшке и иглистый панцирь, рассек на части и с наслаждением стал рвать зубами еще теплое, сизое, жилистое мясо, плотно приросшее к костям. Алексей разгрыз и проглотил все мелкие кости и только после этого ощутил во рту противный запах псины. Но что значит этот запах по сравнению с полным желудком, от которого по всему организму разливались сытость, теплота и дрема! Он еще раз осмотрел, обсосал каждую косточку и прилег на снег, наслаждаясь теплом и покоем.

Он, может быть, даже заснул бы, если бы его не разбудил раздавшийся из кустов осторожный брех лисицы. Алексей насторожился, и вдруг сквозь глухой гул орудийной канонады, все время слышной с востока, различил он короткие трески пулеметных очередей. Сразу стряхнув усталость, забыв про лису, про отдых, он снова пополз вперед, в глубь леса. Глава 11 За болотцем, которое он переполз, открылась поляна, пересеченная старой изгородью из посеревших от ветров жердей, лыком и ивовыми вязками прикрученных к вбитым в землю кольям.

Между двумя рядами изгороди кое-где проглядывала из-под снега колея заброшенной, нехоженой дороги. Значит, где-то недалеко жилье! Сердце Алексея тревожно забилось. Вряд ли немцы заберутся в такую глушь.

А если и так, там все же есть и свои, а они, конечно, спрячут, укроют раненого и помогут ему. Чувствуя близкий конец скитаний, Алексей пополз, не жалея сил, не отдыхая. Он полз, задыхаясь, падая лицом в снег, теряя сознание от напряжения, полз, торопясь скорее добраться до гребня пригорка, с которого, наверно, должна быть видна спасительная деревня. Стремясь из последних сил к жилью, он не замечал, что, кроме этой изгороди да колеи, все отчетливее и отчетливее проступавшей из-под талого снега, ничто не говорит о близости человека.

Вот наконец и вершина земляного горба. Алексей, еле переводя дыхание и судорожно глотая воздух, поднял глаза. Поднял и тотчас же опустил — таким страшным показалось ему то, что открылось перед ним. Несомненно, еще недавно это было небольшой лесной деревенькой.

Очертания ее без труда угадывались по двум неровным рядам печных труб, торчавших над заметенными снегом буграми пожарищ. Кое-где сохранились палисадники, плетни, метелки рябин, стоявших когда-то у окошек. Теперь они торчали из снега, обгорелые, убитые жаром. Это было пустое снежное поле, на котором, как пни сведенного леса, торчали трубы и посреди — совсем уже нелепый — возвышался колодезный журавль с деревянной, позеленевшей, обитой по краям железом бадьей, медленно раскачиваемой ветром на ржавой цепи.

Да еще на въезде в деревню около огороженного зеленым забором садика возвышалась кокетливая арочка, на которой тихо покачивалась и поскрипывала ржавыми петлями калитка. И ни души, ни звука, ни дымка… Пустыня. Как будто и не жил здесь никогда человек. Заяц, которого Алексей спугнул в кустах, побежал от него, смешно подбрасывая зад, прямо в деревню, остановился, встал столбиком, подняв передние лапки и оттопырив ухо, постоял у калитки и, видя, что какое-то непонятное большое и странное существо продолжает ползти по его следу, поскакал дальше, вдоль обгорелых пустых палисадников.

Алексей продолжал машинально двигаться вперед. Крупные слезы ползли по его небритым щекам и падали на снег. Он остановился у калитки, где минуту назад стоял заяц. Над ней сохранился кусок доски и буквы на нем: «Детс…» Нетрудно было представить, что за этим вот зеленым заборчиком возвышалась хорошенькая постройка детского сада.

Сохранились еще и маленькие скамейки, которые обстругал и выскоблил стеклышком заботливый деревенский столяр. Алексей оттолкнул калитку, подполз к скамеечке и хотел сесть. Но тело его уже привыкло к горизонтальному положению. Когда он сел, заломило позвоночник.

И чтобы насладиться отдыхом, он лег на снегу, полусвернувшись, как это делает усталый зверь. В сердце его накипала тоска. У скамейки снег оттаял. Земля чернела, и над ней, заметно для глаза колеблясь и переливаясь, поднималась теплая влага.

Алексей взял в горсть теплую, оттаявшую землю. Она маслянисто прожималась между пальцами, пахла навозом и сыростью, пахла коровником и жильем. Вот жили люди… Отвоевали когда-то, в стародавние времена, у Черного леса этот клочок скудной серой земли. Раздирали ее сохой, царапали деревянной бороной, холили, удобряли.

Жили трудно, в вечной борьбе с лесом, со зверем, с думами о том, как дотянуть до нового урожая. В советское время организовали колхоз, появилась мечта о лучшей жизни, появились машины, завелся достаток. Деревенские плотники построили детский сад. И, наблюдая через вот этот зеленый заборчик, как возится здесь румяная детвора, мужики по вечерам, может, думали уже: а не собраться ли с силами, не срубить ли читальню и клуб, где можно было бы в тепле и покое, под вой метели посидеть зимний вечерок; не засветит ли здесь, в лесной глуши, электричество… И вот — ничего, пустыня, лес, вековая, ничем не нарушаемая тишина… Чем больше Алексей раздумывал, тем острее работала его усталая мысль.

Он видел Камышин, маленький пыльный городок в сухой и плоской степи у Волги. Летом и осенью городок обдували острые степные ветры. Они несли с собой тучи пыли и песка. Он колол лица, руки, он задувал в дома, просачивался в закрытые окна, слепил глаза, хрустел на зубах.

Эти тучи песка, приносимые из степи, называли «камышинский дождик», и многие поколения камышинцев жили мечтой остановить пески, вволю подышать чистым воздухом. Но только в социалистическом государстве сбылась их мечта: люди договорились и вместе начали борьбу с ветрами и песком. По субботам весь город выходил на улицу с лопатами, топорами, ломами. На пустой площади появился парк, вдоль маленьких улиц выстроились аллеи тоненьких топольков.

Их бережно поливали и подстригали, как будто это были не городские деревья, а цветы на собственном подоконнике. И Алексей помнил, как весь город, от мала до велика, ликовал по веснам, когда голые тонкие прутики давали молодые побеги и одевались в зелень… И вдруг он живо представил себе немцев на улицах родного Камышина. Они жгут костры из этих деревьев, с такой любовью выращенных камышинцами. Окутан дымом родной городок, и на месте, где был домик, в котором вырос Алексей, где жила его мать, торчит вот такая закоптелая и уродливая труба.

В сердце его накипала тягучая и жуткая тоска. Не пускать, не пускать их дальше! Драться, драться с ними, пока есть силы, как тот русский солдат, что лежит на лесной поляне на грудах вражеских тел. Солнце коснулось уже сизых зубцов леса.

Алексей полз там, где когда-то была деревенская улица. Тяжелым трупным запахом несло от пожарищ. Деревня казалась более безлюдной, чем глухая, безлюдная чаща. Вдруг какой-то посторонний шум заставил его насторожиться.

У крайнего пепелища он увидел собаку. Это была дворняга, длинношерстая, вислоухая, обычный этакий Бобик или Жучка. Тихо урча, она трепала кусок вялого мяса, зажав его в лапах. При виде Алексея этот пес, которому полагалось быть добродушнейшим существом, предметом постоянной воркотни хозяек и любимцем мальчишек, вдруг зарычал и оскалил зубы.

В глазах его загорелся такой свирепый огонь, что Алексей почувствовал, как шевельнулись у него волосы. Он сбросил с руки обувку и полез в карман за пистолетом. Несколько мгновений они — человек и этот пес, ставший уже зверем, — упорно вглядывались друг в друга. Потом у пса шевельнулись, должно быть, воспоминания, он опустил морду, виновато замахал хвостом, забрал свою добычу и, поджав зад, убрался за черный холмик пожарища.

Нет, прочь, скорее прочь отсюда! Используя последние минуты светлого времени, Алексей, не разбирая дороги, прямо по целине, пополз в лес, почти инстинктивно стремясь туда, где теперь уже совсем ясно были различимы звуки канонады. Она, как магнит, с нарастающей по мере приближения силой тянула его к себе. Глава 12 Так полз он еще день, два или три… Счет времени он потерял, все слилось в одну сплошную цепь автоматических усилий.

Порой не то дрема, не то забытье овладевали им. Он засыпал на ходу, но сила, тянувшая его на восток, была так велика, что и в состоянии забытья он продолжал медленно ползти, пока не натыкался на дерево или куст или не оступалась рука и он падал лицом в талый снег. Вся его воля, все неясные его мысли, как в фокусе, были сосредоточены в одной маленькой точке: ползти, двигаться, двигаться вперед во что бы то ни стало. На пути своем он жадно оглядывал каждый куст, но больше ежей не попадалось.

Питался подснежными ягодами, сосал мох. Однажды встретилась ему большая муравьиная куча. Она возвышалась в лесу, как ровный, очесанный и омытый дождями стожок сена. Муравьи еще не проснулись, и обиталище их казалось мертвым.

Но Алексей сунул руку в этот рыхлый стог, и, когда вынул ее, она была усеяна муравьиными тельцами, крепко впившимися ему в кожу. И он стал есть этих муравьев, с наслаждением ощущая в сухом, потрескавшемся рту пряный и терпкий вкус муравьиной кислоты. Он снова и снова совал руку в муравьиную кучку, пока весь муравейник не ожил, разбуженный неожиданным вторжением. Маленькие насекомые яростно защищались.

Они искусали Алексею руку, губы, язык, они забрались под комбинезон и жалили тело, но эти ожоги были ему даже приятны. Острый вкус муравьиной кислоты подбодрил его. Захотелось пить. Между кочками Алексей заметил небольшую лужицу бурой лесной воды и наклонился над ней.

Наклонился — и тотчас же отпрянул: из темного водного зеркала на фоне голубого неба смотрело на него страшное, незнакомое лицо. Оно напоминало обтянутый темной кожей череп, обросший неопрятной, уже курчавившейся щетиной. Из темных впадин смотрели большие, круглые, дико блестевшие глаза, свалявшиеся волосы сосульками падали на лоб. Ночевать он забрался в большую бомбовую воронку, окруженную желтым бруствером выброшенного взрывом песка.

На дне ее было тихо и уютно. Ветер не залетал сюда и только шуршал сдуваемыми вниз песчинками. Звезды же снизу казались необычайно яркими, и мнилось — висят они невысоко над головой, а мохнатая ветка сосны, покачивавшаяся под ними, казалась рукой, которая тряпкой все время вытирала и чистила эти сверкающие огоньки. Под утро похолодало.

Сырая изморозь повисла над лесом, ветер переменил направление и потянул с севера, превращая эту изморозь в лед. Когда тусклый запоздалый рассвет пробился наконец сквозь ветви деревьев, густой туман осел и понемногу растаял, все кругом оказалось покрытым скользкой ледяной коркой, а ветка сосны над воронкой казалась уже не рукой, держащей тряпку, а причудливой хрустальной люстрой с мелкими подвесками. Подвески эти тихо и холодно звенели, когда ветер встряхивал ее. За эту ночь Алексей как-то особенно ослаб.

Он даже не стал жевать сосновую кору, запас которой нес за пазухой. С трудом оторвался он от земли, точно тело приклеилось к ней за ночь. Не стряхивая с комбинезона, с бороды и усов намерзшего на них ледка, он стал карабкаться на стенку воронки. Но руки бессильно скользили по обледеневшему за ночь песку.

Снова и снова пытался он вылезти, снова и снова соскальзывал на дно воронки. Раз от разу попытки его становились слабее. Наконец он с ужасом убедился, что без посторонней помощи ему не выбраться. Эта мысль еще раз заставила его карабкаться по скользкой стенке.

Он сделал только несколько движений и соскользнул, обессиленный и немощный. Теперь все равно! Вялым движением он достал из кармана гимнастерки истертые письма, но читать их не было силы. Вынул обернутую в целлофан фотографию девушки в пестром платье, сидевшей в траве цветущего луга.

Серьезно и грустно улыбаясь, спросил он ее: — Неужели прощай! Он сразу очнулся от тягучей дремы. Ничего особенного не было в этом звуке. Он был так слаб, что даже чуткое ухо зверя не отличило бы его от ровного шороха обледенелых древесных вершин.

Но Алексей слышал его все отчетливей. По особым, свистящим нотам он безошибочно угадал, что летит «ишачок», на каком летал и он. Рокот мотора приближался, нарастал, переходя то в свист, то в стон, когда самолет поворачивался в воздухе, и вот наконец высоко в сером небе появился крохотный, медленно движущийся крестик, то таявший, то снова выплывавший из серой дымки облаков. Вот видны уже красные звезды на его крыльях, вот над самой головой Алексея, сверкнув на солнце плоскостями, он сделал мертвую петлю и, повернув, стал уходить назад.

Скоро рокот его стих, утонув в шуме обледенелого, нежно гремевшего под ветром ветками леса, но Алексею долго еще казалось, что он слышит этот свистящий, тонкий звук. Он представил себя в кабине. За одно мгновенье, в которое человек не успел бы даже выкурить папиросу, он был бы на родном лесном аэродроме. Кто же летел?

Может быть, Андрей Дегтяренко вышел на утреннюю разведку? Он любит во время разведки забираться ввысь в тайной надежде встретить противника… Дегтяренко… Машина… ребята… Ощутив в себе новый прилив энергии, Алексей оглядел обледеневшие стенки воронки. Ну да! Так не вылезешь.

Но не лежать же на боку и ждать смерти! Он вытащил из ножен кинжал и вялыми, слабыми ударами принялся рубить ледяную корку, выгребать ногтями смерзшийся песок, делать ступеньки. Он обломал ногти, окровавил пальцы, но орудовал ножом и ногтями все упрямее. Потом, опираясь коленями и руками на эти ступеньки-ямки, он стал медленно подниматься.

Ему удалось добраться до бруствера. Еще усилие — лечь на него, перевалиться. Но ноги соскользнули, и, больно ударившись лицом об лед, он покатился вниз. Он крепко ушибся.

Но рокот мотора еще стоял у него в ушах. Он снова стал карабкаться и снова соскользнул. Тогда, критически осмотрев свою работу, он принялся углублять ступеньки, сделал края верхних более острыми и опять полез, осторожно напрягая силы все слабеющего тела. С большим трудом он перевалился через песчаный бруствер, бессильно скатился с него.

И пополз туда, куда ушел самолет и откуда, разгоняя туман-снегоед и сверкая в хрустале гололедицы, поднималось над лесом солнце. Глава 13 Но ползти было совсем трудно. Руки дрожали и, не выдерживая тяжести тела, подламывались. Несколько раз он ткнулся лицом в талый снег.

Казалось, земля во много раз увеличивала свою силу притяжения. Невозможно было преодолевать ее. Неудержимо хотелось лечь и отдохнуть хоть немного, хоть полчасика. Но сегодня Алексея неистово тянуло вперед.

И, превозмогая вяжущую усталость, он все полз и полз, падал, поднимался и снова полз, не ощущая ни боли, ни голода, ничего не видя и не слыша, кроме звуков канонады и перестрелки. Когда руки перестали держать, он попробовал ползти на локтях. Это было очень неудобно. Тогда он лег и, отталкиваясь от снега локтями, попробовал катиться.

Это удалось. Перекатываться с боку на бок было легче, не требовалось больших усилий. Только очень кружилась голова, поминутно уплывало сознание, и часто приходилось останавливаться и садиться на снег, выжидая, пока прекратится круговое движение земли, леса, неба. Лес стал редким, местами просвечивал плешинами вырубок.

На снегу виднелись полосы зимних дорог. Алексей уже не думал о том, удастся ли ему добраться до своих, но он знал, что будет ползти, катиться, пока тело его в состоянии двигаться. Когда от этой страшной работы всех его ослабевших мышц он на мгновение терял сознание, руки и все его тело продолжали делать те же сложные движения, и он катился по снегу — на звук канонады, на восток. Алексей не помнил, как провел он эту ночь и много ли еще прополз утром.

Все тонуло во мраке мучительного полузабытья. Смутно вспоминались только преграды, стоявшие на пути его движения: золотой ствол срубленной сосны, истекающий янтарной смолой, штабель бревен, опилки и стружки, валявшиеся повсюду, какой-то пень с отчетливыми кольцами годичных слоев на срезе… Посторонний звук вывел его из полузабытья, вернул ему сознание, заставил сесть и оглядеться. Он увидел себя посреди большой лесной вырубки, залитой солнечными лучами, заваленной срубленными и неразработанными деревьями, бревнами, уставленной штабелями дров. Полуденное солнце стояло над головой, густо пахло смолой, разогретой хвоей, снежной сыростью, и где-то высоко над не оттаявшей еще землей звенел, заливался, захлебываясь в собственной своей немудреной песенке, жаворонок.

Полный ощущения неопределенной опасности, Алексей оглядел лесосеку. Вырубка была свежая, незапущенная, хвоя на неразделанных деревьях не успела еще повять и пожелтеть, медовая смола капала со срезов, пахло свежими щепками и сырой корой, валявшимися повсюду. Значит, лесосека жила. Может быть, немцы заготовляют здесь лес для блиндажей и укреплений.

Тогда нужно поскорее убираться. Лесорубы могут вот-вот прийти. Но тело точно окаменело, скованное чугунной болью, и нет сил двигаться. Продолжать ползти?

Но инстинкт, выработавшийся в нем за дни лесной жизни, настораживал его. Он не видел, нет, он по-звериному чувствовал, что кто-то внимательно и неотрывно следит за ним. Лес тих, звенит над вырубкой жаворонок, глухо долбят дятлы, сердито перепискиваются синички, стремительно перепархивая в поникших ветвях рубленых сосен. И все же всем существом своим Алексей чувствовал, что за ним следят.

Треснула ветка. Он оглянулся и увидел в сизых клубах молодого частого соснячка, согласно кивавшего ветру курчавыми вершинами, несколько ветвей, которые жили какой-то особой жизнью и вздрагивали не в такт общему движению. И почудилось Алексею, что оттуда доносился тихий, взволнованный шепот — человеческий шепот. Снова, как тогда, при встрече с собакой, почувствовал Алексей, как шевельнулись волосы.

Он выхватил из-за пазухи заржавевший, запылившийся пистолет и принужден был взводить курок усилиями обеих рук. Когда курок щелкнул, в сосенках точно кто-то отпрянул.

Но и без карты Алексей ясно представлял себе сегодняшний маршрут. Немецкий полевой аэродром, на который налетали штурмовики, лежал километрах в шестидесяти на запад от линии фронта. Связав немецкие истребители воздушным боем, его летчикам удалось оттянуть их от аэродрома на восток примерно километров на двадцать, да и ему, после того как вырвался он из двойных «клещей», удалось, вероятно, еще немного протянуть к востоку. Стало быть, упал он приблизительно километрах в тридцати пяти от линии фронта, далеко за спиной передовых немецких дивизий, где-то в районе огромного, так называемого Черного леса, через который не раз приходилось ему летать, сопровождая бомбардировщиков и штурмовиков в их короткие рейды по ближним немецким тылам. Этот лес всегда казался ему сверху бесконечным зеленым морем. В хорошую погоду лес клубился шапками сосновых вершин, а в непогодь, подернутый серым туманом, напоминал помрачневшую водную гладь, по которой ходят мелкие волны. То, что он рухнул в центре этого заповедного леса, было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что вряд ли здесь, в этих девственных чащобах, можно было встретить немцев, тяготевших обычно к дорогам и жилью.

Плохо же потому, что предстояло совершить хотя и не очень длинный, но тяжелый путь по лесным зарослям, где нельзя надеяться на помощь человека, на кусок хлеба, на крышу, на глоток кипятку. Ведь ноги… Поднимут ли ноги? Пойдут ли?.. Он тихо привстал с медвежьей туши. Та же острая боль, возникавшая в ступнях, пронзила его тело снизу вверх. Он вскрикнул. Пришлось снова сесть. Попытался скинуть унт. Унт не слезал, и каждый рывок заставлял стонать. Тогда Алексей стиснул зубы, зажмурился, изо всех сил рванул унт обеими руками — и тут же потерял сознание.

Очнувшись, он осторожно развернул байковую портянку. Вся ступня распухла и представляла собой сплошной сизый синяк. Она горела и ныла каждым своим суставом. Алексей поставил ногу на снег — боль стала слабее. Таким же отчаянным рывком, как будто он сам у себя вырывал зуб, снял он второй унт. Обе ноги никуда не годились. Очевидно, когда удар самолета по верхушкам сосен выбросил его из кабины, ступни что-то прищемило и раздробило мелкие кости плюсны и пальцев. Конечно, в обычных условиях он даже и не подумал бы подняться на эти разбитые, распухшие ноги. Но он был один в лесной чаще, в тылу врага, где встреча с человеком сулила не облегчение, а смерть. И он решил идти, идти на восток, идти через лес, не пытаясь искать удобных дорог и жилых мест, идти, чего бы это ни стоило.

Он решительно вскочил с медвежьей туши, охнул, заскрипел зубами и сделал первый шаг. Постоял, вырвал другую ногу из снега, сделал еще шаг. В голове шумело, лес и поляна покачнулись, поплыли в сторону. Алексей чувствовал, что слабеет от напряжения и боли. Закусив губу, он продолжал идти, добираясь к лесной дороге, что вела мимо подбитого танка, мимо узбека с гранатой, в глубь леса, на восток. По мягкому снегу идти было еще ничего, но, как только он ступил на твердый, обдутый ветрами, покрытый ледком горб дороги, боль стала такой нестерпимой, что он остановился, не решаясь сделать еще хотя бы шаг. Так стоял он, неловко расставив ноги, покачиваясь, точно от ветра. И вдруг все посерело перед глазами. Исчезли дорога, сосна, сизая хвоя, голубой продолговатый просвет над ней… Он стоял на аэродроме у самолета, своего самолета, и его механик, или, как он называл его, «технарь», долговязый Юра, блестя зубами и белками глаз, всегда сверкавшими на его небритом и вечно чумазом лице, приглашающим жестом показывал ему на кабину: дескать, готово, давай к полету… Алексей сделал к самолету шаг, но земля пылала, жгла ноги, точно ступал он по раскаленной плите. Он рванулся, чтобы перескочить через эту пышущую жаром землю прямо на крыло, но толкнулся о холодный фюзеляж и удивился.

Фюзеляж был не гладкий, покрытый лаком, а шероховатый, облицованный сосновой корой… Никакого самолета — он на дороге и шарит рукой по стволу дерева. Схожу с ума от контузии, — подумал Алексей. Свернуть на целину? Но это намного замедлит путь…» Он сел на снег, снова теми же решительными, короткими рывками стащил унты, ногтями и зубами разорвал их в подъемах, чтобы не теснили они разбитые ступни, снял с шеи большой пуховый шарф из ангорской шерсти, разодрал его пополам, обмотал ступни и снова обулся. Теперь идти стало легче. Впрочем, идти — это неправильно сказано: не идти, а двигаться, двигаться осторожно, наступая на пятки и высоко поднимая ноги, как ходят по болоту. От боли и напряжения через несколько шагов начинало кружить голову. Приходилось стоять, закрыв глаза, прислонившись спиной к стволу дерева, или присаживаться на сугроб и отдыхать, чувствуя острое биение пульса в венах. Так двигался он несколько часов. Но когда оглянулся, в конце просеки еще виднелся освещенный поворот дороги, у которого темным пятнышком выделялся на снегу мертвый узбек.

Это очень огорчило Алексея. Огорчило, но не испугало. Ему захотелось идти быстрее. Он поднялся с сугроба, крепко сцепил зубы и пошел вперед, намечая перед собой маленькие цели, сосредоточивая на них внимание, — от сосны к сосне, от пенька к пеньку, от сугроба к сугробу. На девственном снегу пустынной лесной дороги вился за ним вялый, извилистый, нечеткий след, какой оставляет раненый зверь. Глава 4 Так двигался он до вечера. Когда солнце, заходившее где-то за спиной Алексея, бросило холодное пламя заката на верхушки сосен и в лесу стали сгущаться серые сумерки, возле дороги, в поросшей можжевельником лощинке, Алексею открылась картина, при виде которой точно мокрым полотенцем провели у него вдоль спины до самой шеи и волосы шевельнулись под шлемом. В то время как там, на поляне, шел бой, в лощине, в зарослях можжевельника, располагалась, должно быть, санитарная рота. Сюда относили раненых и тут укладывали их на подушках из хвои. Так и лежали они теперь рядами под сенью кустов, полузанесенные и вовсе засыпанные снегом.

С первого взгляда стало ясно, что умерли они не от ран. Кто-то ловкими взмахами ножа перерезал им всем горло, и они лежали в одинаковых позах, откинув далеко голову, точно стараясь заглянуть, что делается у них позади. Тут же разъяснилась тайна страшной картины. Под сосной, возле занесенного снегом тела красноармейца, держа его голову у себя на коленях, сидела по пояс в снегу сестра, маленькая, хрупкая девушка в ушанке, завязанной под подбородком тесемками. Меж лопаток торчала у нее рукоять ножа, поблескивающая полировкой. А возле, вцепившись друг другу в горло в последней мертвой схватке, застыли немец в черном мундире войск СС и красноармеец с головой, забинтованной кровавой марлей. Алексей сразу понял, что этот в черном прикончил раненых своим ножом, заколол сестру и тут был схвачен не добитым им человеком, который все силы своей угасавшей жизни вложил в пальцы, сжавшие горло врага. Так их и похоронила метель — хрупкую девушку в ушанке, прикрывшую своим телом раненого, и этих двоих, палача и мстителя, что вцепились друг в друга у ее ног, обутых в старенькие кирзовые сапожки с широкими голенищами. Несколько мгновений Мересьев стоял пораженный, потом подковылял к сестре и вырвал из ее тела кинжал. Это был эсэсовский нож, сделанный в виде древнегерманского меча, с рукоятью красного дерева, в которую был врезан серебряный эсэсовский знак.

На ржавом лезвии сохранилась надпись: «Alles fur Deutschland». Кожаные ножны кинжала Алексей снял с эсэсовца. Нож был необходим в пути. Потом он выкопал из-под снега заскорузлую, обледенелую плащ-палатку, бережно покрыл ею труп сестры, положил сверху несколько сосновых веток… Пока он занимался всем этим, стемнело. На западе погасли просветы между деревьями. Морозная и густая тьма обступила лощину. Тут было тихо, но ночной ветер гулял по вершинам сосен, лес шумел то убаюкивающе-певуче, то порывисто и тревожно. По лощине тянул невидимый уже глазом, тихо шуршащий и покалывающий лицо снежок. Родившийся в Камышине, среди поволжских степей, горожанин, неопытный в лесных делах, Алексей не позаботился заблаговременно ни о ночлеге, ни о костре. Застигнутый кромешной тьмой, ощущая невыносимую боль в разбитых, натруженных ногах, он не нашел в себе сил идти за топливом, забрался в густую поросль молодого сосняка, присел под деревом, весь сжался в комок, спрятал лицо в колени, охваченные руками, и, обогреваясь своим дыханием, замер, жадно наслаждаясь наступившим покоем и неподвижностью.

Наготове был пистолет со взведенным курком, но вряд ли Алексей смог бы применить его в эту первую ночь, проведенную им в лесу. Он спал как каменный, не слыша ни ровного шума сосен, ни уханья филина, стонавшего где-то у дороги, ни далекого воя волков — ничего из тех лесных звуков, которыми была полна густая и непроницаемая, плотно обступавшая его тьма. Зато проснулся он сразу, точно от толчка, когда чуть брезжил серенький рассвет и только ближние деревья неясными силуэтами выступали из морозной мглы. Проснулся, вспомнил, что с ним, где он, и задним числом испугался этой так беспечно проведенной в лесу ночи. Промозглый холод пробился сквозь «чертову кожу» и мех комбинезона и пробрал до костей. Тело била мелкая неудержимая дрожь. Но самое страшное было — ноги: они болели еще острее, даже теперь, когда находились в покое. Со страхом подумал он о том, что нужно вставать. Но встал он так же решительно, рывком, как вчера срывал с себя унты. Время было дорого.

Ко всем тяготам, обрушившимся на Алексея, прибавился голод. Еще вчера, прикрывая тело сестры плащ-палаткой, он заметил возле нее брезентовую сумку с красным крестом. Какой-то зверек похозяйничал уже там, и на снегу около прогрызенных дыр валялись крошки. Вчера Алексей почти не обратил на это внимания. Сегодня он поднял сумку. В ней оказалось несколько индивидуальных пакетов, большая банка консервов, пачка чьих-то писем, зеркальце, на оборотной стороне которого была вставлена фотография худенькой старушки. Был, видно, в сумке хлеб или сухари, да птицы или звери расправились с этой едой. Алексей рассовал банку и бинты по карманам комбинезона, сказав про себя: «Спасибо, родная! У него была теперь килограммовая банка консервов, и он решил есть раз в сутки, в полдень. Глава 5 Чтобы заглушить боль, которую причинял ему каждый шаг, он стал отвлекать себя, обдумывая и рассчитывая свой путь.

Если делать в сутки десять-двенадцать километров, он дойдет до своих за три, самое большее — за четыре дня. Так, хорошо! Теперь: что значит пройти десять-двенадцать километров? Километр — это две тысячи шагов; стало быть, десять километров — двадцать тысяч шагов, а это много, если учесть, что после каждых пятисот-шестисот шагов приходится останавливаться и отдыхать… Вчера Алексей, чтобы сократить путь, намечал себе какие-то зримые ориентиры: сосну, пенек, ухаб на дороге — и к ним стремился, как к месту отдыха. Теперь он перевел все это на язык цифр, переложил на число шагов. Он решил перегон между местами отдыха делать в тысячу шагов, то есть в полкилометра, и отдыхать по часам, не более пяти минут. Выходило, что с рассвета и до заката он, хотя и с трудом, пройдет километров десять. Но как тяжело далась ему первая тысяча шагов! Он пытался переключить свое внимание на подсчет, чтобы ослабить боль, но, пройдя пятьсот шагов, начал путать, врать и уже не мог думать ни о чем другом, кроме жгучей, дергающей боли. И все же он прошел эту тысячу шагов.

Не имея уже сил присесть, он упал лицом а снег и стал жадно лизать наст. Прижимался к нему лбом, висками, в которых стучала кровь, и испытывал несказанное блаженство от леденящего прикосновения. Потом он вздрогнул, посмотрел на часы. Секундная стрелка отщелкивала последние мгновенья пятой минуты. Он со страхом взглянул на нее, как будто, когда завершит она свой круг, должно произойти что-то ужасное; а когда она коснулась цифры «шестьдесят», сразу вскочил на ноги, застонал и двинулся дальше. К полудню, когда лесной полумрак заискрился тонкими нитями пробившихся сквозь густую хвою солнечных лучей и в лесу крепко запахло смолой и талым снегом, он совершил всего четыре таких перехода. Он так и сел посреди дороги на снегу, уже не имея сил добраться до ствола большой березы, валявшегося чуть ли не на расстоянии протянутой руки. Долго сидел он, опустив плечи, ни о чем не думая, ничего не видя и не слыша, не испытывая даже голода. Вздохнул, бросил в рот несколько комочков снега и, преодолевая сковывающее тело оцепенение, достал из кармана ржавую банку, открыл ее кинжалом. Он положил в рот кусок замерзшего, безвкусного сала, хотел его проглотить, но сало растаяло.

Он ощутил во рту его вкус и вдруг почувствовал такой голод, что с трудом заставил себя оторваться от банки, и принялся есть снег, чтобы только что-нибудь глотать. Перед тем как двинуться снова в путь, Алексей вырезал из можжевельника палки. Он опирался на них, но идти становилось час от часу все труднее. Глава 6 …Третий день пути по дремучему лесу, где Алексей не видел ни одного человеческого следа, ознаменовался неожиданным происшествием. Он проснулся с первыми лучами солнца, дрожа от холода и внутреннего озноба. В кармане комбинезона нашел он зажигалку, сделанную ему на память из винтовочного патрона механиком Юрой. Он как-то совсем забыл о ней и о том, что можно и нужно разводить огонь. Наломав с ели, под которой спал, сухих мшистых веток, он покрыл их хвоей и зажег. Желтые шустрые огоньки вырвались из-под сизого дыма. Смолистое сухое дерево занялось быстро и весело.

Пламя перебежало на хвою и, раздуваемое ветром, разгоралось со стонами и свистом. Костер трещал и шипел, распространяя сухой благотворный жар. Алексею стало уютно, он опустил «молнию» комбинезона, достал из кармана гимнастерки несколько истертых писем, написанных одним и тем же круглым старательным почерком, вынул из одного фотографию тоненькой девушки в пестром, цветастом платье, сидевшей, подобрав ноги, в траве. Он долго смотрел на нее, потом снова бережно обернул в целлофан, заложил в письмо и, задумчиво подержав в руках, убрал обратно в карман. Они еще больше опухли. Пальцы торчали в разные стороны, точно ступни были резиновые и их надули воздухом. Цвет у них был еще более темный, чем вчера. Алексей вздохнул, прощаясь с затухавшим костром, и снова побрел по дороге, скрипя палками по обледеневшему снегу, кусая губы и порой теряя сознание. Вдруг среди других шумов леса, которые привыкшее ухо почти перестало улавливать, услышал он отдаленный звук работающих моторов. Сначала он подумал, что это ему мерещится от усталости, но моторы гудели все громче, то подвывая на первой скорости, то затихая.

Очевидно, то были немцы, и ехали они по той же дороге. Алексей почувствовал, как сразу похолодело у него внутри. Страх придал Алексею силы. Забыв об усталости, о боли в ногах, свернул он с дороги, добрел по целине до густого елового подлеска и тут, зайдя в чащу, опустился на снег. С дороги его, конечно, трудно было заметить; ему же дорога была отчетливо видна, освещенная полуденным солнцем, уже стоявшим над зубчатым забором еловых вершин. Шум приближался. Алексей вспомнил, что на снегу заброшенной дороги ясно виден его одинокий след. Но уходить было поздно, мотор передней машины гудел где-то совсем близко. Алексей еще крепче вжался в снег. Сначала мелькнул среди ветвей плоский, похожий на колун броневик, окрашенный известью.

Покачиваясь и звеня цепями, он приближался к месту, где след Алексея свертывал в лес. Алексей затаил дыхание. Броневик не остановился. За броневиком шел маленький открытый вездеход. Кто-то в высоковерхой фуражке, уткнувшись носом в бурый меховой воротник, сидел рядом с шофером, а сзади на высокой скамейке покачивались автоматчики в серо-зеленых шинелях и касках. На некотором расстоянии, фырча и лязгая гусеницами, шел еще один, уже большой, вездеход, на котором рядами сидело человек пятнадцать немцев. Алексей вжимался в снег. Машины были так близко, что ему в лицо пахнуло теплым смрадом газолиновой гари. Волосы шевельнулись у него на затылке, и мускулы свернулись в тугие клубки. Но машины прошли, запах развеялся, и уже откуда-то издали раздавался еле различимый шум моторов.

Дождавшись, пока все стихнет, Алексей выбрался на дорогу, на которой отчетливо отпечатались лестничные следы гусениц, и по этим следам продолжал путь. Он двигался теми же равномерными переходами, так же отдыхал, так же поел, пройдя половину дневного пути. Но теперь он шел по-звериному, осторожно. Встревоженный слух ловил каждый шорох, глаза рыскали по сторонам, как будто он знал, что где-то рядом крадется, прячется большой опасный хищник. Летчик, привыкший воевать в воздухе, он в первый раз встретил на земле живых, неповрежденных врагов. Теперь он брел по их следу, злорадно усмехаясь. Невесело же живется им здесь, неуютно, не хлебосольна оккупированная ими земля! Даже вот по девственному лесу, где за три дня не видел Алексей ни одной человеческой, живой приметки, приходится их офицеру ездить под таким конвоем. Желудок уже не обманывали ни кусочки молодой еловой коры, которые он все время грыз и проглатывал, ни горьковатые березовые почки, ни нежная и клейкая, тянущаяся под зубами кашица молодой липовой коры. До сумерек он едва прошел пять перегонов.

Зато на ночь он развел большой костер, обложив хвоей и сушняком огромный полусгнивший березовый ствол, валявшийся на земле. Пока ствол этот тлел горячо и неярко, он спал, вытянувшись на снегу, ощущая живительное тепло то в одном, то в другом боку, инстинктивно поворачиваясь и просыпаясь, чтобы подбросить сушняку к затухавшему бревну, сипевшему в ленивом пламени. Среди ночи разыгралась метель. Зашевелились, тревожно зашумели, застонали, заскрипели над головой сосны. Тучи колючего снега поволокло по земле. Шелестящий мрак заплясал над ухающим, искрящимся пламенем. Но снежная буря не встревожила Алексея. Он спал сладко и жадно, защищенный теплом костра. Огонь защищал от зверей. А немцев в такую ночь можно было не бояться.

Они не посмеют появиться в метель в глухом лесу. И все же, пока натруженное тело отдыхало в дымном тепле, ухо, уже приученное к звериной осторожности, ловило каждый звук. Под утро, когда буря спала и в темноте над притихшей землей навис густой белесый туман, почудилось Алексею, что за звоном сосновых вершин, за шелестом падающего снега услышал он отдаленные звуки боя, разрывы, автоматные очереди, винтовочные выстрелы. Так скоро? Белыми дымчатыми струйками, колюче посверкивая на солнце, сыпался с деревьев снег. Кое-где на снег с легким стуком падали тяжелые весенние капли. В это утро она впервые заявила о себе так решительно и настойчиво. Жалкие остатки консервов — несколько волоконцев покрытого ароматным салом мяса — Алексей решил съесть утром, так как почувствовал, что иначе ему не подняться. Он тщательно выскреб банку пальцем, порезав в нескольких местах руку об ее острые края, но ему мерещилось, что еще осталось сало. Он наполнил банку снегом, разгреб седой пепел затухавшего костра, поставил банку в тлевшие угли, а потом с наслаждением, маленьким глотками выпил эту горячую, чуть-чуть пахнущую мясом воду.

Банку он сунул в карман, решив кипятить в ней чай. Пить горячий чай! Это было приятным открытием и немного подбодрило Алексея, когда он вновь двинулся в путь. Но тут его ожидало большое разочарование. Ночной буран совершенно замел дорогу. Он преградил ее косыми, островерхими сугробами. Глаза резала однотонная сверкающая голубизна. Ноги вязли в пухлом, еще не улежавшемся снегу. Вырывать их приходилось с трудом. Даже палки, которые сами вязли, плохо помогали.

К полудню, когда тени под деревьями стали черными, а солнце заглянуло через вершины на просеку дороги, Алексей сумел сделать всего около тысячи пятисот шагов и устал так, что каждое новое движение доставалось ему напряжением воли. Его качало. Земля выскальзывала из-под ног. Он поминутно падал, мгновение неподвижно лежал на вершине сугроба, прижимаясь лбом к хрустящему снегу, потом поднимался и делал еще несколько шагов. Неудержимо клонило в сон. Тянуло лечь, забыться, не шевелить ни одним мускулом. Будь что будет! Он останавливался, цепенея и пошатываясь из стороны в сторону, затем, больно закусив губу, приводил себя в сознание и снова делал несколько шагов, с трудом выволакивая ноги. Наконец он почувствовал, что больше не может, что никакая сила не сдвинет его с места и что, если теперь он сядет, ему уже больше не подняться. С тоской огляделся он кругом.

Рядом, на обочине дороги, стояла курчавая молоденькая сосенка. Последним усилием шагнул к ней и повалился на нее, попав подбородком в расщелину ее раздвоенной вершины. Тяжесть, приходившаяся на разбитые ноги, несколько уменьшилась, стало легче. Он лежал на пружинящих ветках, наслаждаясь покоем. Желая улечься поудобнее, он оперся подбородком о рогатку сосенки, подтянул ноги — одну, другую, и они, не неся на себе тяжести тела, легко освободились из сугроба. И тут у Алексея опять мелькнула мысль. Ну да, ну да! Ведь можно же срезать вот это маленькое деревце, сделать из него длинную палку, с рогаткой наверху, выбрасывать палку вперед, упираться в рогатку подбородком, переносить на нее тяжесть тела, а потом, вот как сейчас у сосенки, переставлять ноги вперед. Ну да, конечно, медленно, зато не так будешь уставать и можно будет продолжать путь, не ожидая, пока осядут, умнутся сугробы. Он тут же упал на колени, срубил кинжалом деревце, отрезал ветки, обмотал рогатку носовым платком, бинтами и тотчас же попробовал двинуться в дорогу.

Выбросил палку вперед, уперся в нее подбородком и руками, сделал шаг, два, снова выбросил палку, снова уперся, снова шаг, два. И пошел, считая шаги и устанавливая себе новые нормы передвижения. Вероятно, со стороны было бы странно видеть человека, бредущего таким непонятным способом в глухом лесу, двигающегося по глубоким сугробам со скоростью гусеницы, идущего от зари до зари и проходящего за этот срок не больше пяти километров. Но лес был пуст. Никто, кроме сорок, не наблюдал за ним. Сороки же, за эти дни убедившиеся в безобидности этого странного трехногого, неповоротливого существа, при его приближении не улетали, а только неохотно соскакивали с дороги и, повернув голову набок, насмешливо смотрели на него своими любопытными черными глазами-бусинками. Глава 8 Так брел он еще два дня по снежной дороге, выбрасывая вперед палку, ложась на нее и подтягивая к ней ноги. Ступни уже окаменели и ничего не чувствовали, но тело при каждом шаге пронзала боль. Голод перестал мучить. Судороги и резь в животе прекратились и перешли в постоянную тупую боль, как будто пустой желудок отвердел и, неловко перевернувшись, сдавил все внутренности.

Алексей питался молодой сосновой корой, которую на отдыхе сдирал кинжалом, почками берез и лип да еще зеленым мягким мхом. Он выкапывал его из-под снега и на ночлегах вываривал в кипятке. Отрадой ему был «чай» из собранных на проталинах лакированных листочков брусники. Горячая вода, наполняя тело теплом, создавала даже иллюзию сытости. Прихлебывая пахнущий дымом и веником горячий взвар, Алексей как-то весь успокаивался, и не таким бесконечным и страшным казался ему путь. На шестой ночлег он расположился опять под зеленым шатром раскидистой ели, а костер разложил рядом, вокруг старого смолистого пня, который, по его расчетам, должен был жарко тлеть всю ночь. Еще не стемнело. На вершине ели суетилась невидимая белка. Она лущила шишки и время от времени, пустые и растерзанные, бросала вниз. Алексея, у которого теперь пища не выходила из ума, заинтересовало, что же находит в шишках зверек.

Он поднял одну из них, отколупнул нетронутую чешуйку и увидел под ней однокрылое семечко размером с просяное зерно. Оно напоминало крохотный кедровый орешек. Он раздавил его зубами. Во рту почувствовался приятный запах кедрового масла. Алексей тотчас же собрал вокруг несколько нераскрывшихся сырых еловых шишек, положил их к огню, подкинул веток, а когда шишки ощетинились, стал вытряхивать из них семена и тереть между ладонями. Он сдувал крылышки, а крохотные орешки бросал в рот. Тихо шумел лес. Тлел смолистый пень, распространяя душистый, отдающий ладаном неедкий дым. Пламя то разгоралось, то затухало, и из шумящей тьмы то выступали в освещенный круг, то отходили обратно во мрак стволы золотых сосен и серебряных берез. Алексей подбрасывал ветки и снова принимался за еловые шишки.

Запах кедрового масла будил в памяти давно позабытую картину детства… Маленькая комната, густо населенная знакомыми вещами. Стол под висячей лампой. Мать в праздничном платье, вернувшаяся от всенощной, торжественно достает из сундука бумажный фунтик и высыпает из него в миску кедровые орехи.

На левой полочке расположен внутренний накладной карман с клапаном, застегивающийся на пуговицу. Рукава втачные одношовные, с внутренней стороны с манжетами. Жилет с центральной застежкой на молнию состоит из полочек, спинки и воротника. На полочках расположены нижние прорезные карманы. На левой полочке расположен нагрудный прорезной карман. Спинка двухшовная.

По талии спинки жилета - кулиска с эластичной лентой для регулирования размера. Брюки камуфлированной расцветки со съемным утеплителем с цельновыкроенным поясом застегиваются на крючок и пуговицы, имеют внутренние прорезные карманы и накладные карманы с клапанами, застегивающиеся на пуговицы. На передней части пояса расположены шлевки - держатели полуколец, на задней части пояса - шлевки для крепления ремня. Брюки со съемными бретелями со вставкой из эластичной тесьмы, пристегивающимися к передней части брюк при помощи полуколец, а к задней части - на пуговицы. Низ брюк со штрипками. Костюм зимний полевой типа 2. Костюм зимний полевой типа 2 состоит из куртки с капюшоном и брюк. Куртка состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника и капюшона. Куртка двухсторонняя с центральной внутренней бортовой застежкой- молнией и ветрозащитной планкой с текстильной застежкой.

Полочки состоят из кокетки, средней, боковой и нижней частей. В шве соединения средней и боковой частей карманы с застежкой-молнией, на нижней части полочки - накладные объемные карманы с клапаном, застегивающиеся на текстильную застежку. Спинка состоит из отлетной кокетки, средней и нижней частей. Рукава реглан с усилительными накладками в области локтя. В верхней части рукава настрочены погоны, застегивающиеся на текстильную застежку. На кармане левого рукава текстильная застежка из петельной части в виде ромба для крепления нарукавного знака. Погоны со съемными муфтами. Низ рукавов с притачными манжетами, стянутыми эластичной лентой, со вставкой на текстильной застежке. Капюшон втачной состоит из центральной, двух боковых и подбородных частей, козырька.

Капюшон регулируется по лицевому вырезу при помощи шнура и фиксаторов. На центральной части капюшона хлястик с текстильной застежкой для регулировки объема. Ширина куртки по талии и низу регулируется с помощью эластичного шнура и фиксаторов. Внутренняя сторона куртки идентична по описанию с верхом куртки, за исключением погон с муфтами на рукавах и текстильной застежки на левом рукаве. На нижних частях переда вместо накладных карманов с клапанами - прорезные карманы с листочкой. Брюки двухсторонние с застежкой на пуговицу и застежкой-молнией в гульфике. Пояс брюк регулируется эластичной лентой в области боковых швов. На поясе брюк расположены шлевки для ремня и закреплены петли из ременной ленты для крепления съемных бретелей. На передних половинках брюк настрочены усилительные накладки с вытачками в области колен.

Задние половинки брюк с усилительными накладками в области шва сидения. На боковых швах ниже линии бедра расположены накладные объемные карманы с клапанами с текстильной застежкой. Внизу боковых швов брюк молнии. Китель шерстяной. Китель шерстяной иссиня-черного цвета однобортный с центральной бортовой застежкой для высших офицеров - двубортный со смещенной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с застежкой и четырьмя форменными пуговицами для высших офицеров полочки с шестью форменными пуговицами золотистого цвета, лацканами и боковыми прорезными карманами с клапанами. Спинка со шлицей внизу для высших офицеров без нее. Рукава втачные для высших офицеров - с обшлагами. Подкладка иссиня-черного цвета до низа.

На подкладке полочек внутренние карманы. По краям бортов, воротника и обшлагов у высших офицеров проложены канты василькового цвета, а также имеется шитье на концах воротника. Китель шерстяной парадный. Китель шерстяной парадный иссиня-черного цвета по описанию такой же, как и китель шерстяной. Для высших офицеров на обшлагах шитье, а по краям бортов, воротника и обшлагов вдоль канта василькового цвета проложен кант золотистого цвета. Китель шерстяной парадно-выходной для высших офицеров. Китель шерстяной парадно-выходной серого цвета по описанию такой же, как и китель шерстяной парадный для высших офицеров. Китель шерстяной синего цвета. Китель шерстяной синего цвета однобортный с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника.

Полочки с застежкой и пятью форменными пуговицами золотистого цвета. По бокам кителя имеются два поперечных прорезных кармана с клапанами, а на линии груди расположены два накладных кармана с клапанами. Спинка цельная без шва , прилегающая в талии. Воротник-стойка, застегивающийся на два металлических крючка и петли. Рукава двухшовные с обшлагами. На обшлагах рукавов - по две морские форменные пуговицы золотистого цвета. Над обшлагами на внешней стороне рукавов размещаются нарукавные знаки различия по воинским званиям офицеров корабельного состава в виде вышитой звезды из канители и нашивок из металлизированного галуна для высших офицеров - звезда и галун из канители пятипроцентного золочения. Подкладка синего цвета до низа. На подкладке полочек расположены внутренние карманы с листочкой.

Тужурка шерстяная. Тужурка шерстяная черного цвета со смещенной бортовой застежкой двубортная состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с шестью морскими форменными пуговицами золотистого цвета, лацканами, боковыми прорезными карманами с клапанами. На тужурке шерстяной офицеров корабельного состава на внешней стороне нижней части рукавов размещаются нарукавные знаки различия по воинским званиям офицеров корабельного состава в виде вышитой звезды из канители и нашивок из металлизированного галуна для высших офицеров - звезда и галун из канители пятипроцентного золочения. Подкладка черного цвета до низа. На подкладке полочек расположены внутренние карманы. Тужурка шерстяная парадная. Тужурка шерстяная парадная черного цвета по описанию такая же, как и тужурка шерстяная. На концах воротника тужурки шерстяной парадной размещаются металлический орнамент и якорь для высших офицеров, имеющих корабельные воинские звания, - шитье орнамент и якорь , для мичманов органов безопасности в том числе мичманов прапорщиков образовательных организаций морского профиля ФСБ России и морских частей подразделений пограничных органов - металлический якорь.

Тужурка летняя шерстяная. Тужурка летняя шерстяная белого цвета имеет такую же конструкцию, как и тужурка шерстяная парадная, но без шитья, металлических орнаментов, якорей на концах воротника, нарукавного знака принадлежности к органу безопасности и нарукавных знаков различия по воинским званиям офицеров корабельного состава кроме высших офицеров. Погоны нашивные золотистого цвета. Жакет шерстяной. Жакет шерстяной иссиня-черного черного цвета с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с рельефными вертикальными швами, застежкой и двумя форменными пуговицами золотистого цвета, лацканами и боковыми прорезными карманами с клапанами. На левой полочке, на линии груди, расположен прорезной карман с листочкой. Рукава втачные со шлицей и двумя форменными пуговицами золотистого цвета внизу. Подкладка иссиня-черного черного цвета до низа.

Жакет шерстяной парадный иссиня-черного черного цвета по описанию такой же, как и жакет шерстяной. Брюки шерстяные кроме военнослужащих женского пола. Брюки шерстяные навыпуск иссиня-черного черного цвета состоят из передних и задних половинок и пояса. Передние половинки брюк шерстяных с боковыми прорезными карманами. Правая задняя половинка брюк с прорезным карманом с клапаном, застегивающимся на пуговицу иссиня-черного черного цвета. Пояс с боковыми хлястиками, застегивающимися на пуговицы иссиня- черного цвета, шлевками для ремня, застежкой на пуговицу иссиня-черного черного цвета, металлическим крючком и петлей, молнией на гульфике брюк. В боковых швах брюк шерстяных у офицеров и прапорщиков проложены канты василькового светло-зеленого цвета кроме офицеров, имеющих корабельные воинские звания, и мичманов органов безопасности в том числе офицеров и мичманов прапорщиков образовательных организаций морского профиля ФСБ России и морских частей подразделений пограничных органов , у высших офицеров - канты и лампасы василькового цвета кроме высших офицеров, имеющих корабельные воинские звания. Передние половинки брюк шерстяных для высших офицеров, полковников капитанов 1 ранга на подкладке иссиня-черного черного цвета. Брюки шерстяные парадные кроме военнослужащих женского пола.

Брюки шерстяные парадные по описанию такие же, как брюки шерстяные. Брюки летние шерстяные. Брюки летние шерстяные белого цвета по описанию такие же, как брюки шерстяные, но без кантов и лампасов. Брюки шерстяные для военнослужащих женского пола. Брюки шерстяные иссиня-черного черного цвета состоят из передних и задних половинок и пояса. Пояс в области боковых швов стянут эластичными лентами и имеет шлевки для ремня. Пояс с застежкой на металлический крючок и петлю, молнией на гульфике брюк. Юбка шерстяная для военнослужащих женского пола. Юбка шерстяная иссиня-черного черного цвета прямого покроя состоит из переднего и заднего полотнищ, притачного пояса и подкладки.

Заднее полотнище с застежкой-молнией вверху и шлицей внизу. На поясе шлевки для ремня. Юбка шерстяная парадная для военнослужащих женского пола. Юбка шерстяная парадная иссиня-черного цвета по описанию такая же, как и юбка шерстяная. Куртка шерстяная кроме военнослужащих женского пола. Куртка иссиня-черного черного цвета с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с застежкой на молнию, кокетками, верхними карманами в шве кокетки с клапанами, застегивающимися на форменную пуговицу золотистого цвета, и боковыми прорезными карманами, застегивающимися на молнию. Пояс куртки шерстяной в области боковых швов стянут эластичными лентами. Рукава втачные с манжетами, застегивающимися на две форменные пуговицы золотистого цвета.

Полочки и спинка куртки шерстяной на подкладке иссиня-черного черного цвета. Куртка шерстяная для военнослужащих женского пола. Куртка шерстяная иссиня-черного черного цвета с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с застежкой на молнию, кокетками, вертикальными рельефными швами и боковыми прорезными карманами, застегивающимися на молнию. Рукава втачные с манжетами, застегивающимися на две форменные пуговицы иссиня-черного черного цвета. Свитер джемпер шерстяной. Свитер джемпер шерстяной иссиня-черного черного цвета с V-образным вырезом горловины защитного цвета - с вырезом горловины «Гольф» , усилительными накладками в области плеча и локтей, погонами- хлястиками, накладным нагрудным карманом с клапаном. Накладки, погоны-хлястики и карман выполняются в тон трикотажного полотна. Погоны и клапан застегиваются на застежку текстильную.

По погонам проложена отделочная строчка. На левом рукаве настрочена застежка текстильная для нарукавного знака. Платье для военнослужащих женского пола. Платье иссиня-черного черного цвета с центральной внутренней бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, воротника, рукавов и пояса. Полочки с потайной застежкой до линии талии на четыре форменные пуговицы иссиня-черного черного цвета, двумя верхними карманами с клапанами. На спинке, на уровне линии талии, две шлевки для пояса. Платье в области боковых швов на уровне линии талии стянуто эластичными лентами. Рукава втачные, короткие, с планками. Костюм летний полевой для высших офицеров.

Костюм летний полевой камуфлированной расцветки состоит из куртки и брюк. Куртка с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Полочки с застежкой на молнию и отрезной кокеткой, нагрудными накладными карманами с двумя вертикальными складками и клапанами, застегивающимися на текстильную застежку, боковыми прорезными карманами с листочками, застегивающимися на молнию. Полочки и спинка с подкладкой защитного цвета. На подкладке левой полочки накладной карман, внутри которого влагозащитный карман с клапаном, застегивающийся на форменную пуговицу защитного цвета. Спинка с кокеткой и двумя вертикальными складками, застроченными от притачного пояса до талии. Пояс куртки в области боковых швов стянут эластичными лентами. Рукава втачные с манжетами, застегивающимися на одну кнопку. В нижней части проймы, под рукавами, вентиляционные вставки из сетчатой ткани.

Брюки прямого покроя состоят из передних и задних половинок и пояса. Передние половинки брюк с боковыми карманами с подрезным бочком, застроченными по длине складками. В верхних частях шаговых швов задних половинок расположены вентиляционные отверстия из сетчатой ткани. Пояс с боковыми хлястиками, застегивающимися на пуговицы защитного цвета, шлевками для ремня, металлическим крючком и петлей, молнией на гульфике брюк. На правой передней половинке у шва притачивания пояса расположен потайной карман. На правой задней половинке прорезной карман с клапаном. Костюм летний полевой кроме высших офицеров типа 1. Костюм летний полевой типа 1 камуфлированной расцветки состоит из куртки и брюк хлопчатобумажных. Куртка с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника и погон.

Полочки с застежкой на пять петель и пуговиц верхняя петля сквозная , кокетками, нагрудными накладными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильные застежки. На левой полочке внутренний накладной карман для документов с клапаном, застегивающийся на текстильную застежку. В области плечевых швов куртки втачаны погоны-хлястики, пристегивающиеся свободным концом на петлю и пуговицу. По линии талии куртки кулиска с эластичной лентой. Спинка с кокеткой и двумя складками. Рукава втачные с накладными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку, усилительными накладками в области локтя, пуфтами и манжетами, застегивающимися на текстильную застежку. Брюки состоят из передних и задних половинок и пояса. Передние половинки брюк с боковыми наклонными карманами, усилительными накладками, пристегивающимися нижними краями на текстильные застежки. На правой передней половинке у шва притачивания пояса расположен часовой карман.

Задние половинки брюк с кокетками, усилительными накладками в области среднего шва, накладными карманами с клапанами из-под кокеток, застегивающимися на текстильные застежки. Пояс со шлевками для ремня. Брюки с застежкой на петли и пуговицы на поясе и в гульфике. В нижней части брюк штрипки из эластичной ленты. Костюм летний полевой кроме высших офицеров типа 2. Костюм летний полевой типа 2 камуфлированной расцветки состоит из куртки и брюк. Куртка прямого силуэта с центральной внутренней бортовой застежкой- молнией состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника-стойки и погон.

Шоссе было гладким, асфальтирова…ым.

Лошади пошли ходкой рысью, отбивая по льду кова…ыми копытами. У Лёньки в глазах блеснула непроше…ая слеза. Обледенелые нечищеные тротуары да талый снег на огромных булыгах. Ночью меня разбудил грохот окова…ых колёс. В несколько дней сборы были конче…ы, вещи собра…ы и увяза…ы. Любка лежала на сундуке, укрытая пёстрым, стёга…ым одеялом, сшитым из ситцевых лоскутиков. Кое-где проглядывала из-под снега колея заброше…ой, нехоже…ой дороги. С плеч свисал жёва…ый, с оттянутыми до колен карманами плащ.

Слова эти не произвели жела…ого действия. Коли парень ты румя…ый, братец будешь мне назва…ый. Я долго не мог связать атамана Уралова с этим нежда…ым-негада…ым старичком-затворником. Простор равнины вливался в обвеша…ое редкими облаками небо. Он вприпрыжку бежал к нам в пиджаке, увеша…ом орденам и медалями. Размеша…ую глину подавали на стройку в вагонетках. Везде подвеше…ы провода. На столе в гранё…ых стаканчиках стояли настойки и наливки домашнего изготовления, на тарелках закуски: малосольные огурцы, Маринова…ые грибки и помидоры, Кваше…ая вилочная капуста 36.

Песок, сорва…ый с откоса, обрушился на отряд, закрутился как беше…ый. Несказа…ым очарованием была полна степь. Два пулемётных гнезда были аккуратно устрое…ы, всюду были сделаны земля…ые полочки. На мостовой валялась раздавле…ая скорлупа краше…ых яиц. Я там привёз вялее…ой воблы. А весна в этот год сияла невида…ыми красками. В приметах заключе…о много точного знания и поэзии. Дорожки сада были усыпа…ы ровным крупным гравием, хрустевшим под ногами, а с боков обставле…ы большими розовыми раковинами.

Толстый дворецкий, блестя круглым бритым лицом и крахмале…ым бантом белого галстука, доложил, что кушанье пода…о. Нервные люди вспыльчивы и неуравновеше…ы. Шансы противников ещё не уравновеше…ы.

Остались вопросы?

Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане. Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет. Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились.

Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова: — Римского прокуратора называть — игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя? Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло: — Я понял тебя.

Не бей меня. Через минуту он вновь стоял перед прокуратором. Прозвучал тусклый больной голос: — Мое? Прокуратор сказал негромко: — Мое — мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть.

Мне говорили, что мой отец был сириец... Я один в мире. Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым. Пилат заговорил по-гречески: — Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?

Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески: — Я, доб... Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, — говорил монотонно прокуратор, — а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун.

Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. Наступило молчание.

Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.

Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, — тут арестант усмехнулся, — я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово... Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора. Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю: — О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!

Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата. Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его». Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора. Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.

Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил: — Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее. Что такое истина? И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде...

Мой ум не служит мне больше... Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова. Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца. Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло. Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека. Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться. Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного.

И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора. Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего: — Развяжите ему руки. Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры.

Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни: — Как ты узнал, что я хотел позвать собаку? Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески: — Итак, ты врач? Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить...

Разве я похож на слабоумного? Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы: — Я могу перерезать этот волосок. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.

Ты всех, что ли, так называешь? Можете дальнейшее не записывать, — обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: — В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом? С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя.

Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я. В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны.

Быть может, ей пришла мысль, вить там гнездо. В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным.

Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора. Оставалось это продиктовать секретарю. Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль.

Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились. Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой.

Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима вдали, внизу за садом, и все утонуло вокруг в густейшей зелени Капрейских садов. И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества... Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед ним оказались глаза арестанта. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти.

Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил... Его этот вопрос чрезвычайно интересовал. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть. Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова.

Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой. Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь. Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане. Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками. Первым заговорил арестант: — Я вижу, что совершается какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа.

У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль. Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, — прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, — тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда — все они добрые люди? Так много лет тому назад в долине дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!

А затем, понизив голос, он спросил: — Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов? Покрепче помолись! Впрочем, — тут голос Пилата сел, — это не поможет. Жены нет? Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал: — Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?

О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.

И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом. Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой. Ему прокуратор приказал сдать преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осужденных, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы. По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона. Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец со сверкающими на груди львиными мордами, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми бляшками на портупее меча, в зашнурованной до колен обуви на тройной подошве, в наброшенном на левое плечо багряном плаще.

Это был командующий легионом легат. Его прокуратор спросил о том, где сейчас находится себастийская когорта. Легат сообщил, что себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками. Тогда прокуратор распорядился, чтобы легат выделил из римской когорты две кентурии. Одна из них, под командою Крысобоя, должна будет конвоировать преступников, повозки с приспособлениями для казни и палачей при отправлении на Лысую Гору, а при прибытии на нее войти в верхнее оцепление.

Другая же должна быть сейчас же отправлена на Лысую Гору и начинать оцепление немедленно. Для этой же цели, то есть для охраны Горы, прокуратор попросил легата отправить вспомогательный кавалерийский полк — сирийскую алу. Когда легат покинул балкон, прокуратор приказал секретарю пригласить президента Синедриона, двух членов его и начальника храмовой стражи Ершалаима во дворец, но при этом добавил, что просит устроить так, чтобы до совещания со всеми этими людьми он мог говорить с президентом раньше и наедине. Приказания прокуратора были исполнены быстро и точно, и солнце, с какой-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа. В саду было тихо.

Но, выйдя из-под колоннады на заливаемую солнцем верхнюю площадь сада с пальмами на чудовищных слоновых ногах, площадь, с которой перед прокуратором развернулся весь ненавистный ему Ершалаим с висячими мостами, крепостями и — самое главное — с не поддающейся никакому описанию глыбой мрамора с золотою драконовой чешуею вместо крыши — храмом Ершалаимским, — острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу, там, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади, низкое ворчание, над которым взмывали по временам слабенькие, тонкие не то стоны, не то крики. Прокуратор понял, что там на площади уже собралась несметная толпа взволнованных последними беспорядками жителей Ершалаима, что эта толпа в нетерпении ожидает вынесения приговора и что в ней кричат беспокойные продавцы воды. Прокуратор начал с того, что пригласил первосвященника на балкон, с тем чтобы укрыться от безжалостного зноя, но Каифа вежливо извинился и объяснил, что сделать этого не может. Пилат накинул капюшон на свою чуть лысеющую голову и начал разговор. Разговор этот шел по-гречески.

Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный приговор. Таким образом, к смертной казни, которая должна совершиться сегодня, приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и, кроме того, этот Иешуа Га-Ноцри. Первые двое, вздумавшие подбивать народ на бунт против кесаря, взяты с боем римскою властью, числятся за прокуратором, и, следовательно, о них здесь речь идти не будет. Последние же, Вар-равван и Га-Ноцри, схвачены местной властью и осуждены Синедрионом. Согласно закону, согласно обычаю, одного из этих двух преступников нужно будет отпустить на свободу в честь наступающего сегодня великого праздника пасхи.

Итак, прокуратор желает знать, кого из двух преступников намерен освободить Синедрион: Вар-раввана или Га-Ноцри? Каифа склонил голову в знак того, что вопрос ему ясен, и ответил: — Синедрион просит отпустить Вар-раввана. Прокуратор хорошо знал, что именно так ему ответит первосвященник, но задача его заключалась в том, чтобы показать, что такой ответ вызывает его изумление. Пилат это и сделал с большим искусством. Брови на надменном лице поднялись, прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с изумлением.

Пилат объяснился. Римская власть ничуть не покушается на права духовной местной власти, первосвященнику это хорошо известно, но в данном случае налицо явная ошибка. И в исправлении этой ошибки римская власть, конечно, заинтересована. В самом деле: преступления Вар-раввана и Га-Ноцри совершенно не сравнимы по тяжести. Если второй, явно сумасшедший человек, повинен в произнесении нелепых речей, смущавших народ в Ершалаиме и других некоторых местах, то первый отягощен гораздо значительнее.

Мало того, что он позволил себе прямые призывы к мятежу, но он еще убил стража при попытках брать его. Вар-равван гораздо опаснее, нежели Га-Ноцри. В силу всего изложенного прокуратор просит первосвященника пересмотреть решение и оставить на свободе того из двух осужденных, кто менее вреден, а таким, без сомнения, является Га-Ноцри. Каифа прямо в глаза посмотрел Пилату и сказал тихим, но твердым голосом, что Синедрион внимательно ознакомился с делом и вторично сообщает, что намерен освободить Вар-раввана. Даже после моего ходатайства?

Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз. Все было кончено, и говорить более было не о чем. Га-Ноцри уходил навсегда, и страшные, злые боли прокуратора некому излечить; от них нет средства, кроме смерти. Но не эта мысль поразила сейчас Пилата.

Все та же непонятная тоска, что уже приходила на балконе, пронизала все его существо. Он тотчас постарался ее объяснить, и объяснение было странное: показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, чего-то не дослушал. Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие... Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке.

Тут он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился происшедшей перемене. Пропал отягощенный розами куст, пропали кипарисы, окаймляющие верхнюю террасу, и гранатовое дерево, и белая статуя в зелени, да и сама зелень. Поплыла вместо этого всего какая-то багровая гуща, в ней закачались водоросли и двинулись куда-то, а вместе с ними двинулся и сам Пилат. Теперь его уносил, удушая и обжигая, самый страшный гнев, гнев бессилия. Он холодною влажною рукою рванул пряжку с ворота плаща, и та упала на песок.

Темные глаза первосвященника блеснули, и, не хуже, чем ранее прокуратор, он выразил на своем лице удивление. Может ли это быть? Мы привыкли к тому, что римский прокуратор выбирает слова, прежде чем что-нибудь сказать. Не услышал бы нас кто-нибудь, игемон? Пилат мертвыми глазами посмотрел на первосвященника и, оскалившись, изобразил улыбку.

Кто же может услышать нас сейчас здесь? Разве я похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят? Мальчик ли я, Каифа? Знаю, что говорю и где говорю. Оцеплен сад, оцеплен дворец, так что и мышь не проникнет ни в какую щель!

Да не только мышь, не проникнет даже этот, как его... Кстати, ты знаешь такого, первосвященник? Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему, — и Пилат указал вдаль направо, туда, где в высоте пылал храм, — это я тебе говорю — Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье! Он вознес руку к небу и продолжал: — Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь!

Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата! Не нужно было подбирать слова. Теперь полетит весть от меня, да не наместнику в Антиохию и не в Рим, а прямо на Капрею, самому императору, весть о том, как вы заведомых мятежников в Ершалаиме прячете от смерти. И не водою из Соломонова пруда, как хотел я для вашей пользы, напою я тогда Ершалаим!

Нет, не водою! Вспомни, как мне пришлось из-за вас снимать со стен щиты с вензелями императора, перемещать войска, пришлось, видишь, самому приехать, глядеть, что у вас тут творится! Вспомни мое слово, первосвященник. Увидишь ты не одну когорту в Ершалаиме, нет! Придет под стены города полностью легион Фульмината, подойдет арабская конница, тогда услышишь ты горький плач и стенания.

Вспомнишь ты тогда спасенного Вар-раввана и пожалеешь, что послал на смерть философа с его мирною проповедью! Лицо первосвященника покрылось пятнами, глаза горели. Он, подобно прокуратору, улыбнулся, скалясь, и ответил: — Веришь ли ты, прокуратор, сам тому, что сейчас говоришь? Нет, не веришь! Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим, и ты, всадник, это прекрасно понимаешь.

Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи! Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ! Ты слышишь, Пилат? Каифа смолк, и прокуратор услыхал опять как бы шум моря, подкатывающего к самым стенам сада Ирода великого. Этот шум поднимался снизу к ногам и в лицо прокуратору.

А за спиной у него, там, за крыльями дворца, слышались тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, железное бряцание, — тут прокуратор понял, что римская пехота уже выходит, согласно его приказу, стремясь на страшный для бунтовщиков и разбойников предсмертный парад. Прокуратор тыльной стороной кисти руки вытер мокрый, холодный лоб, поглядел на землю, потом, прищурившись, в небо, увидел, что раскаленный шар почти над самой его головою, а тень Каифы совсем съежилась у львиного хвоста, и сказал тихо и равнодушно: — Дело идет к полудню. Мы увлеклись беседою, а между тем надо продолжать. В изысканных выражениях извинившись перед первосвященником, он попросил его присесть на скамью в тени магнолии и обождать, пока он вызовет остальных лиц, нужных для последнего краткого совещания, и отдаст еще одно распоряжение, связанное с казнью. Каифа вежливо поклонился, приложив руку к сердцу, и остался в саду, а Пилат вернулся на балкон.

Там ожидавшему его секретарю он велел пригласить в сад легата легиона, трибуна когорты, а также двух членов Синедриона и начальника храмовой стражи, ожидавших вызова на следующей нижней террасе сада в круглой беседке с фонтаном. К этому Пилат добавил, что он тотчас выйдет и сам, и удалился внутрь дворца. Пока секретарь собирал совещание, прокуратор в затененной от солнца темными шторами комнате имел свидание с каким-то человеком, лицо которого было наполовину прикрыто капюшоном, хотя в комнате лучи солнца и не могли его беспокоить. Свидание это было чрезвычайно кратко. Прокуратор тихо сказал человеку несколько слов, после чего тот удалился, а Пилат через колоннаду прошел в сад.

Там в присутствии всех, кого он желал видеть, прокуратор торжественно и сухо подтвердил, что он утверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри, и официально осведомился у членов Синедриона о том, кого из преступников угодно оставить в живых. Получив ответ, что это — Вар-равван, прокуратор сказал: — Очень хорошо, — и велел секретарю тут же занести это в протокол, сжал в руке поднятую секретарем с песка пряжку и торжественно сказал: — Пора! Тут все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице меж стен роз, источавших одуряющий аромат, спускаясь все ниже и ниже к дворцовой стене, к воротам, выходящим на большую, гладко вымощенную площадь, в конце которой виднелись колонны и статуи Ершалаимского ристалища. Лишь только группа, выйдя из сада на площадь, поднялась на обширный царящий над площадью каменный помост, Пилат, оглядываясь сквозь прищуренные веки, разобрался в обстановке. То пространство, которое он только что прошел, то есть пространство от дворцовой стены до помоста, было пусто, но зато впереди себя Пилат площади уже не увидел — ее съела толпа.

Она залила бы и самый помост, и то очищенное пространство, если бы тройной ряд себастийских солдат по левую руку Пилата и солдат итурейской вспомогательной когорты по правую — не держал ее. Итак, Пилат поднялся на помост, сжимая машинально в кулаке ненужную пряжку и щурясь. Щурился прокуратор не оттого, что солнце жгло ему глаза, нет! Он не хотел почему-то видеть группу осужденных, которых, как он это прекрасно знал, сейчас вслед за ним возводят на помост. Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: «Га-а-а...

А значит, деньги осядут в карманах владельцев оружейных компаний и их покровителей в высоких кабинетах. Что дойдет до Украины — вопрос. Из Штатов — репортаж Михаила Акинченко.

Объединить файлы jpg в один pdf. Конвертер jpg to pdf. Конвертер пдф в джипег. Несколько картинок в один пдф. Объединить несколько jpg в один pdf. Конвертировать jpg в pdf на маке.

Конвертировать пдф в jpg. Конвертировать в пдф. Файл jpeg. Формат джипег в пдф. Перевести пдф в джипег. Конвертер jpeg в TPI. Studio 3 преобразовать в jpg.

Конвертация jpg в pdf. Конвертер изображения в pdf. Конвертировать в jpeg. Как перевести файл в пдф. Конвертировать изображение в пдф. Перевести в Формат pdf. Как фотографию преобразовать в pdf.

Конвертация форматов pdf. Программа для конвертации pdf в jpg. Конвертация в джипег. Файл pdf перевести в jpeg. Формат jpeg перевести в pdf. Как фото перевести в pdf. Конвертатор картинок.

Сохранить pdf в jpeg. Как jpg преобразовать в pdf. Конвертировать jpg в sig. Как фото преобразовать в pdf. Как конвертировать фото. Конвертирование изображений в jpg. Из пдф в jpg.

Перевести картинку в пдф. Конвертер dwg в pdf. Конвертация файла в pdf. Pdf в dwg. Конвертировать pdf в dwg. Объединение пдф. Объединить файлы.

Программа для объединения пдф файлов. Объединение в один файл пдф. Как создать pdf из картинок.

Кожзам egida NOKS.

Искусственная кожа NW Astor 2504. Экокожа Bionica Latte. Нокс Эгида. Арбен искусственная кожа.

Sunny Brown Арбен. Ткань сафари дарк Браун. Ткань Орландо Лэзертач. Ткань Тринити дарк Браун.

Ткань с мягким густым ворсом 4. Орел бархат. Бархатокутывает фото клипарт. Мраморный бархат.

Плащевка с эффектом крэш. Ткань плащевая фиолетовая купить. Платина ткань. Эко кожа стрейч перламутровая на отрез.

Экокожа плательная стрейч перламутр купить. Экокожа стрейч купить. Плотный дымчатый креп. Креп м300.

Шкаф Ричард трехстворчатый. Шкаф платяной Bauhaus. Трехстворчатый шкаф платяной 2000. Шифоньер Белла трехстворчатый.

Мебельный шов. Декоративная отстрочка швов. Шкаф Bruni Black. Шкаф "Bruni" с ящиками br27.

Шкаф двустворчатый Bruni. Шкаф двустворчатый Bruni Black с двумя ящикам. Шкаф st9327kr -2. Шкаф st9327kr -2n.

Шкаф Belveder черный. Шкаф для одежды st9127. Шкаф Poliform Bangkok. Полиформ шкаф Бангкок.

Шкаф Poliform Bangkok 1995. Шкаф Poliform Bangkok 1993. Шкаф Леонтина Блэк. Шкаф двустворчатый Leontina.

Шкафы купе с кожей. Шкаф отделанный кожей. Шкаф кожаный фасад. Шкаф обшитый кожей.

Flou шкаф. Шкаф без ручек. Шкаф с врезными ручками. Вредная ручка в шкаф.

Шкаф двухстворчатый Riverdi. Шкаф Ричмонд трехстворчатый. Шкаф белый трехстворчатый Прованс. Шкаф в стиле Прованс.

Джо Байден пообещал незамедлительно возобновить поставки оружия Украине

Укажите варианты ответов, в которых во всех словах одного ряда пропущена одна и та же буква. Запишите номера ответов. 1. , 2. , слев. Запомни: ПЛАТЯНОЙ ШКАФ, ТОРФЯНОЕ БОЛОТО, СОЛЯНЫЕ КОПИ (= состоящие из соли). 2) В суффиксе ЕНН: ИСКУССТВЕННЫЙ, КЛЮКВЕННЫЙ, ЖИЗНЕННЫЙ, ОГНЕННЫЙ, БОЛЕЗНЕННЫЙ, СОЛОМЕННЫЙ. 1. КожАный, платЯной 2. ДымчАтая, слевА 3. ЖестикулирОвать, упорствОвать 4. КожИца, фасолЕвый 5. ГуттаперчЕвый, замшЕвые. Правописание Н и НН в именах прилагательных в русском языке. Имена прилагательные, имеющие один вариант написания Н или НН. Мусаев вошёл в штрафную слева и пробил.

Правильные ударения

СеребрЯНый, глинЯНый, пчелИНый, дискуссиОННый, барабанНый, дровЯНой, гостИНый, карманНый, стеклЯННый, картинНый, соломЕННый, кожАНый, лекарствЕННый, песчАНый, весенНий, плем+ен+ Ной, ледЯНой, полотнЯНый, времЕН+Ный, оловЯННый, клюквЕННый. Кожаные ножны кинжала Алексей снял с эсэсовца. Подтвердите свой возраст. Данный раздел предназначен только для посетителей, достигших возраста 18 лет! Да я ж не в коже, не блатной, садись на мотоцикл мой. Да я ж не в коже, не блатной, садись на мотоцикл мой. нЕнависть. нЕнецкий. нОвости,новостЕй. нОгтя, род.п ед.ч. наОтмашь. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам.

Ламинат дуб вотан - фото сборник

Санрайз резорт турция сиде 5

Бюджетные советы от ведущих декораторов. Пальто кожаное REVONTULI с мехом. Подтвердите свой возраст. Данный раздел предназначен только для посетителей, достигших возраста 18 лет! Серебряный иней, кожаная куртка, стеклянные дверцы, шерстяная одежда, туманные дали, бесчисленные вопросы, торжественная тишина, выкрашенный белой краской, кипячёная вода, полотняные скатерти, измученные долгим переходом, опутанный плющом.

Задание 15. Правописание Н/НН. ЕГЭ 2024 по русскому языку

Слов с этим суффиксом часто имеет значение «сделан из чего»: из песка, из кожи, из овса, из земли. Н и НН в суффиксах слов, образованных от глаголов 14. Если в слове есть приставка НЕ, но оно несовершенного вида, НН писать нельзя. Это отглагольные прилагательные! Исключениями эти слова являются потому, что они несовершенного вида, а пишутся с двумя Н.

Программа конвертации pdf. Программа для конвертирования в pdf. Конвертер фотографий в пдф. Jpeg в пдф. Перевести файл в джипег.

Конвертер пдф в jpg. Конвертер jpg в pdf. Конвертер в джпг. Конвертировать пдф в джипег. Конвертер из пдф в jpg. Приложения для конвертации pdf в jpg. Программа конвертер pdf в jpg. Конвертировать jpg в pdf. Конвертер из jpeg в pdf.

Конвертер пдф. Конвертор pdf в jpeg Формат. Из пдф в джипег. Преобразовать картинку в bmp. Как сделать jpg в pdf. Формат jpeg как сделать. Соединить файлы jpg. Объединить jpg файлы в один pdf онлайн. Объединение нескольких файлов в один.

Объединить файлы jpg в один pdf. Конвертер jpg to pdf. Конвертер пдф в джипег. Несколько картинок в один пдф. Объединить несколько jpg в один pdf. Конвертировать jpg в pdf на маке. Конвертировать пдф в jpg. Конвертировать в пдф. Файл jpeg.

Формат джипег в пдф. Перевести пдф в джипег. Конвертер jpeg в TPI. Studio 3 преобразовать в jpg. Конвертация jpg в pdf. Конвертер изображения в pdf. Конвертировать в jpeg. Как перевести файл в пдф. Конвертировать изображение в пдф.

Перевести в Формат pdf. Как фотографию преобразовать в pdf. Конвертация форматов pdf.

Два пулемётных гнезда были аккуратно устрое…ы, всюду были сделаны земля…ые полочки. На мостовой валялась раздавле…ая скорлупа краше…ых яиц. Я там привёз вялее…ой воблы. А весна в этот год сияла невида…ыми красками. В приметах заключе…о много точного знания и поэзии.

Дорожки сада были усыпа…ы ровным крупным гравием, хрустевшим под ногами, а с боков обставле…ы большими розовыми раковинами. Толстый дворецкий, блестя круглым бритым лицом и крахмале…ым бантом белого галстука, доложил, что кушанье пода…о. Нервные люди вспыльчивы и неуравновеше…ы. Шансы противников ещё не уравновеше…ы. Подсудимый был оправдан судом присяжных. Чрезвычайные меры в половодье чрезвычайно оправда…ы. Для решения этой проблемы были организова…ы специальные комиссии. Младшая дочь всегда была скром…а, воспита…а и организова…а.

Теперь это дисциплинирова…ые, подтянутые, опытные бойцы. Поверь себя Упражнение. Слышится сдержанный, неясный шёпот ночи. Вслед за тяжелоранеными с баржи сошло десятка полтора тех, кто мог ещё ходить. Уж налились колоски, стоят столбы точёные, головки золочёные. Пухнет с мякины живот, сеченый, мученый, верченый, крученый, еле Калина бредёт. Пуганая ворона куста боится. Отшлифованные прибоем мокрые бока камней блестели, как лакированные.

Ну, брат, табак мочёный, что конь лечёный, никуда не годится. Безмолвно стояли брошенные, с закрытыми ставнями курени. За нами тащилась запряжённая пушка с зажжённым фитилём. Бабушка готовила обед из купленной провизии. Желтоватой лентой вилась наезженная дорога. Рыбопромышленник, весь обвешанный3 копчёными кутумами, сушёными и солёными судаками, сидит между этой благодатью, как чёрная туча. Гружёные машины скатывались с наезженного крутого берега на лёд.

Надеваю шапку черного бархата с соболиной оторочкой, даю себя подпоясать широким кожаным ремнем. Нянька между тем крестит меня: — Андрюшенька, храни тебя Пресвятая Богородица, святой Никола и все Оптинские старцы! Острый подбородок ее трясется, голубенькие слезящиеся глазки смотрят с умилением. Я крещусь, целую икону святого Георгия. Без этой молитвы я на дела не езжу. Из черной горницы выглядывает Анастасия: красно-белый сарафан, русая коса на правом плече, изумрудные глаза. По заалевшим ланитам видать: волнуется. Опустила очи долу, поклонилась стремительно, тряхнув высокой грудью, скрылась за косяком дубовым. А у меня сразу всплеск сердечный от поклона девичьего: позапрошлая ночь темнотой парною распахнулась, стоном сладким в ушах ожила, теплым телом девичьим прижалась, зашептала жарко, кровушкой по жилам побежала. Но — дело поперву. А дел сегодня — невпроворот. И еще этот посол албанский… Выхожу в сенцы. Там уж вся челядь выстроилась — скотницы, кухарка, повар, дворник, псарь, сторож, ключница: — Здравы будьте, Андрей Данилович! Кланяются в пояс. Киваю им, проходя. Скрипят половицы. Отворяют дверь кованую. Выхожу на двор. День солнечный выдался, с морозцем. Снега за ночь подсыпало — на елях, на заборе, на башенке сторожевой. Хорошо, когда снег! Он срам земной прикрывает. И душа чище от него делается. Щурясь на солнце, оглядываю двор: амбар, сенник, хлев, конюшня, — все справное, добротное. Рвется кобель лохматый на цепи, повизгивают борзые в псарне за домом, кукарекает петух в хлеву. Двор выметен чисто, сугробы аккуратные, как куличи пасхальные. Блестит на солнце кабиною прозрачной. А возле него конюх Тимоха с песьей головой в руке ждет, кланяется: — Андрей Данилович, утвердите! Показывает мне голову собачью на нынешний день: косматый волкодав, глаза закатились, язык инеем тронут, зубы желтые, сильные. Усаживаюсь на полулежащее сиденье черной кожи. Завожу мотор. Тесовые ворота передо мной растворяются. Выезжаю, несусь по узкой прямой дороге, окруженной старым, заснеженным ельником. Хорошее место. Вижу в зеркало свою усадьбу удаляющуюся. Добрый дом, с душою. Всего семь месяцев живу в нем, а чувство такое, что родился и вырос тут. Раньше имение принадлежало товарищу менялы из Казначейского приказа Горохову Степану Игнатьевичу. Когда он во время Великой Чистки Казначейской впал в немилость и оголился, мы его и прибрали к рукам. В то лето горячее много казначейских голов полетело. Боброва с пятью приспешниками в клетке железной по Москве возили, потом секли батогами и обезглавили на Лобном месте. Половину казначейских выслали из Москвы за Урал.

Арт. 291/23/1/ПД (291/23/1/ПД)

Похожие новости: