Золотые волосы Мелизанды, спускающиеся из высоких окон замка к Пеллеасу – у Метерлинка и Дебюсси символ эротический по преимуществу, здесь становятся видимыми энергетическими нитями, связывающими любовников, подобно неизбежному Року.
Опера «Пеллеас и Мелизанда»
Сочинение "Пеллеас и Мелизанда" французского композитора Габриэля Форе впервые прозвучало в Баку. С оперой Клода Дебюсси по символистской драме Мориса Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда» (мировая премьера в 1902-м в Париже) не связано у нас никаких живых воспоминаний. Это поэма "Пеллеас и Мелизанда" по М. Метерлинку, и написал он ее в то же самое время, когда Клод Дебюсси поставил на ноги своих "Пеллеаса и Мелизанду".
Фестиваль в Экс-ан-Провансе: «Триумф» и «Пеллеас и Мелизанда»
Мировая премьера оперы «Пеллеас и Мелизанда» на основе одноименной пьесы Мориса Метерлинка состоялась в Париже в Опера-Комик 30 апреля 1902 года. В 1890 г. после встречи с М. Метерлинком у Дебюсси возник замысел оперы «Пеллеас и Мелизанда». Концертное исполнение оперы Клода Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда». Сочинение "Пеллеас и Мелизанда" французского композитора Габриэля Форе впервые прозвучало в Баку. Это поэма "Пеллеас и Мелизанда" по М. Метерлинку, и написал он ее в то же самое время, когда Клод Дебюсси поставил на ноги своих "Пеллеаса и Мелизанду". Режиссер Анна Матисон ставит в Мариинском театре оперу «Пеллеас и Мелизанда» — это вторая работа постановщика в Петербурге.
Huge honour: 3 Budapest hotels in Europe top 10!
- В рамках фестиваля «Мариинский — Владикавказ» показали оперу «Пеллеас и Мелизанда»
- Дебюсси - Пеллеас и Мелизанда listen online. Music
- Мариинский театр представит первую премьеру сезона - оперу "Пеллеас и Мелизанда" Дебюсси - ТАСС
- Рекомендуемое
РНО, Московский камерный хор. Дебюсси: «Пеллеас и Мелизанда», опера в концертном исполнении
Его сложно назвать уютным: даже редкие лучи солнца, в поисках которых герои проводят время в лесу, у грота, на берегу, холодны художник по свету — Александр Сиваев. В сценографии много символических перекличек: сети — охотничьи и корабельные, на которых Голо катает Мелизанду в любовных сценах и таскает в сценах гнева, длинное светлое полотно на голове Мелизанды — волосы или фата, красное — саван Пеллеаса, который кровавым канатом оборачивает вокруг своих плеч Голо. Из ниоткуда появляется юное прекрасное создание: ножом Мелизанда отрезает себе косу, бросает в колодец кольцо — и попадает в сети Голо. Наверное, это та красота, которая призвана спасти мир.
В версии Матисон, мир губит ее. Но чтобы та совершила еще одну попытку: волосы, которые от сцены к сцене росли и росли, умирающей Мелизанде заплетают в огромную косу. Голо одним махом перерубает ее, и история повторяется: девушка встает, поднимает нож, находит кольцо… Матисон корректирует некоторые линии пьесы: бесхитростная, казалось бы, Мелизанда дважды обманывает мужа: потерянное колечко находит Пеллеас, но девушка сознательно роняет его в колодец, словно уже тогда понимает всю остроту своего чувства к брату мужа.
И ничуть не жалуюсь на столь долгий и каторжный труд. Напротив, я испытываю радость и глубокое внутреннее удовлетворение, которое не сможет уменьшить никакое действие или оскорбительное слово, высказанное в мой адрес», — писал он в газете «Фигаро» от 16 мая 1902 года. С самого начала творческой деятельности Дебюсси подвергался нападкам критики. Однако больше всего он расстраивался, если результаты его творчества оставались незамеченными прессой.
Опера «Пеллеас и Мелизанда» вызвала бурную реакцию со стороны критиков. Мнения разделились на враждебные и восторженно хвалебные. Во всех случаях выражалось вполне определенное мнение, без полутонов. В ежедневных изданиях публика могла читать диаметрально противоположные отзывы о «Пеллеасе и Мелизанде».
Так, в «Le Gaulois» от 1 мая 1902 года была напечатала статья Луи де Фурко: «Это музыкальное сочинение настолько специфичное, что оказалось непонятным для публики. В силу изощренного ума, болезненного стремления к новизне композитор отрицает мелодику и ее развитие. Он выступает против созвучия и его дедуктивных ресурсов. В вокальном плане он ограничивается озвучиванием разговорной речи… Это нигилистическое искусство, где всё сокращается и комкается, свободно от ритма и отвергает тональную связь.
Оно может ублажить слух пресыщенного меломана, но не дает ничего ни уму, ни сердцу истинного ценителя музыки». Леон Керст в газете «Le Petit Journal» выступил с не менее суровой критикой: «Все, что я услышал — ибо сколько ни говори, что ничего не понимаешь, в театре всегда что-то услышишь, — это гармонизированные звуки — я не говорю гармоничные. Они непрерывным потоком следовали друг за другом без единой музыкальной фразы, мотива, ударения, формы, контура. Кроме того, бесполезные и ненужные певцы бубнили слова, и ничего, кроме слов в виде длинного, монотонного, наводящего смертельную тоску речитатива…» Самым непримиримым из всех критиков был, безусловно, Камиль Белег из «Revue des Deux Mondes»: «Невыносимое во всех отношениях произведение на протяжении четырех первых актов»; «Еле слышный и писклявый оркестр… Не спорю, от него было немного шума, но он издавал хотя и негромкие, но неприятные звуки»; Музыка — «грохот или, вернее, мешанина всевозможных неясных звуков: скрип двери, доносящийся издалека плач новорожденного младенца, скрип передвигаемой мебели»; «Все теряется и ничего не создается в музыке господина Дебюсси… Это нездоровое и вредное искусство… Подобная музыка развращает нас, поскольку она и есть самое настоящее распутство… Она утверждает не жизнь и прогресс, а упадничество и смерть».
Большая часть периодических изданий была настроена не менее критически: «Господин Клод Дебюсси углубился в поиски гармонии и диссонанса, необычного, нового, но это не привело его к созданию собственного музыкального стиля. В результате он не нашел средств для выражения исключительности реального мира. И неудивительно, почему вечер в эту среду оказался столь неудачным для молодой французской школы, почему публика осталась равнодушной и была даже недовольна композитором, на которого возлагала большие надежды… Господину Дебюсси уже исполнилось сорок лет. Его предыдущие работы дали нам право ожидать от него не такого бутафорского искусства, а мощного, оригинального, жизнеутверждающего, яркого и светлого».
Корреспондент газеты «Менестрель» оказался не готовым к восприятию новой французской музыки: «Кое-кто из моих собратьев по перу сделал вид, что считает Дебюсси в некотором роде главой новой музыкальной школы. Нам хорошо известна эта школа. Она имеет целью перечеркнуть все, что существовало в искусстве до сего дня и передавалось из поколения в поколение, и направить его на путь мистики и символизма. Ритм, пение, тональность — вот три вещи, которые неизвестны господину Дебюсси.
И он умышленно ими пренебрегает. Его музыка расплывчата, лишена формы. В ней нет ни движения, ни жизни. Боюсь, что публика разделяет мое мнение.
Холодный прием, который она оказала композитору, показывает, какую тоску навевает его музыка. Конечно, никто не отрицает, что музыкант не лишен таланта. Однако остается сожалеть, что он распорядился им не лучшим образом». У Уго Имбера из журнала «Guide Musical» был свой взгляд на это «волнующее, ни на что не похожее, продуманное до мелочей, вполне сложившееся произведение»: «Его форма лишена четких контуров.
Оно загадочно, как поэма. Возникает вопрос: куда мы идем? То, что не понравилось одним, привело в восторг других. В отличие от критических баталий вокруг постановки драмы «Эрнани», по поводу которой скрестили шпаги приверженцы старой классической школы и молодые поклонники романтического искусства, опера «Пеллеас и Мелизанда» не спровоцировала столкновения поколений, несмотря на то, что на защиту композитора выступили представители молодого поколения.
Наряду с молодежью оперой, например, восхищался 57-летний Адольф Жюльен, а также Анри Бауэр[105], которому шел пятьдесят второй год. В то же время музыка Дебюсси не нравилась композитору Эжену Гаркуру, который был на три года младше Дебюсси, а также Камилю Беллэгу[106], который был на четыре года старше. Один из журналистов, писавший под псевдонимом «Господин-оркестр», поместил в газете «Фигаро» заметку о двух противостоящих лагерях среди музыкальных критиков: «В обсуждении произведения Дебюсси не преминули принять участие все парижские музыковеды, к мнению которых прислушиваются постоянные посетители салонов, все завсегдатаи больших и камерных концертов. Среди них были пассионарные личности, представители умеренных взглядов, фанатики, а также полные пофигисты.
Были даже глухие в прямом смысле слова. Все поднимали руки… или пожимали плечами. Одни говорили, что это — самое значительное музыкальное событие. Другие же без всякого уважения к автору утверждали, что это розыгрыш…» Андре Корно в газете «Le Matin» писал: «Вот произведение, которое ни с чем не сравнимо в искусстве.
Новые впечатления, новые выразительные средства, в которых критики с радостью отметили отсутствие малейшей имитации, подражания Вагнеру, Гуно или Массне. Мы отстаиваем свою свободу выбора и просим не мешать нам наслаждаться столь оригинальной, восхитительной и поэтичной музыкой господина Дебюсси… Эти чарующие звуки пьянят и завораживают нас». Журналист хвалил декорации и восхищался мужеством Альбера Карре. Его единственная оговорка касалась Мэри Гарден.
Он назвал ее певицей «сухой и резкой, которой не хватает поэзии». Он нашел самые восхитительные краски, чтобы описать чувства, картины, впечатления. Он отвергает всякую рутину и условность. Он создает искусство, которому с полным правом можно присвоить его имя.
В музыке Дебюсси нет привычных дуэтов, терцетов, хоров, но есть лейтмотивы, - их мы тщательно рифмуем, иногда повторяя буквально одну и ту же мизансцену с разными героями. Сохраняя уже имеющиеся символы, мы дополняем их новыми. Так, умирающее королевство с умирающим королем становится почти ушедшим под воду кораблем, а герои вынуждены выживать среди обломков, которые тоже вот-вот исчезнут", - рассказала журналистам Анна Матисон, которая выступила также художником по костюмам и художником-постановщиком спектакля в соавторстве с Марселем Калмагамбетовым.
Это уже вторая встреча режиссера с труппой Мариинского театра, где пять лет назад она поставила оперу Николая Римского-Корсакова "Золотой петушок".
Это произведение, основанное на загадочной символистской драме Мориса Метерлинка, неизменно интерпретируется как сон, и Кэти Митчелл, режиссёр новой постановки, которую представили в Grand Th?? Занавес открывается, и мы видим Мелизанду в свадебном платье: она входит в комнату и засыпает. Сама опера — это её сон и, вероятно, преломление её «настоящей» жизни. Она только что вышла замуж? Или только собирается?
Но само действие — даже при помощи замедленного движения, зловещих разрезов между перемещающимися декорациями, странных сопоставлений и двойника Мелизанды — не более сюрреалистично, чем многие другие постановки этой оперы. Интересно, для чего надо было оформлять действие оперы как сон? Только для того, чтобы подчеркнуть отстранённость? Эта постановка успешна благодаря своей бесстрастности, движения в ней тщательно продуманы, как будто не только навеяны сном, но предопределены. Барбара Ханниган это был её дебют в партии Мелизанды пела очень аккуратно, но не холодно, больше по-женски, чем по-девичьи. Она известна в оперном мире своим уникальным самообладанием, и то, что она демонстрирует здесь — смесь спокойствия, осмотрительности и иногда того, что можно назвать «гимнастикой», — просто захватывает.
Опере «Пеллеас и Мелизанда» не дают покоя исчезнувшие жёны и мужья. Спектакль Митчелл пронизан страхом Мелизанды, что она последняя в череде жён её мужа, Голо в исполнении Лорана Наури , что поколения неумолимо сменяются, что она умрёт.
Мариинский театр поставил "Пеллеаса и Мелизанды" Дебюсси
The mysterious French opera had its premiere in 1902 at a time when Paris was artistically reinventing itself into the city of 20th century modernism. Where might that lead? What did it mean? Advertisement In the process, Debussy opened opera up to the unknowing. Revelations lie like a buried treasure under the wondrous but imperturbable musical surface. Every detail contains a piece of the puzzle, a prize morsel to be unearthed. That becomes the job of each director, each singer and each conductor.
Sellars shocked with his discoveries in a staging resonant of that with which we still struggle, be it the LAPD menacing unhoused people or deadly family dysfunction hidden away in a sleek Malibu mansion, replete with racial and sexual implications. Whether admired or deplored, an L. Opera has imported from Scottish Opera.
Проигнорировав его, Даниэл Креймер лишил сюжет множества ассоциаций. Предшественница длинноволосой Мелизанды — длиннозлатовласая Лорелея из баллады Гейне. Как помним, она служила причиной гибели многих плававших по Рейну.
Мелизанда — рок Пеллеаса, но Мелизанда без волос — не опасна. Я ведь не сказал еще о том, хотя, вероятно, об этом стоило бы сказать в первую очередь, что в момент «падения волос» на сцене в оркестре звучит поток нисходящих аккордов, слишком сильный для двух веревочек. Условности отношений героев постановщик последовательно противопоставляет ситуативную конкретность, придуманность, вплоть до фарсовости. Так, король Аркел Олег Сычов представлен опустившимся генералом, поглощенным процессом переноса в рот содержимого тарелки. Он не слушает письмо, которое ему читает Женевьева Елена Витман. За что та бьет его по рукам: слушай, старый дурак!
Точно мы смотрим не сказочную историю королевского семейства, а зарисовку из жизни русских купцов. Вообще, у постановщика есть два пути вмешаться в авторский текст произведения: своевольное навязывание своих решений или формирование этих решений на основе текста. Упомянутая уже сцена чтения письма — явный пример первого. Но сцена Голо с сыном Иньольдом Константин Ефимов , когда отец пытается выяснить у мальчика, что делают Мелизанда и Пеллеас в комнате, а сам в это время раскачивает ребенка на качелях — пример второго: психологическое давление отца на сына находит зримое воплощение в физическом действии. Все эти довольно разнородные намерения режиссера поддержаны часто встречающейся сегодня эклектикой в костюмах художник - Майкл Красс : герои одеты то «исторически», то современно.
Франсуа Ле Ру в роли Голо поражает достоверностью актерской игры в непростой абстрактной атмосфере. Жан-Себастьян Бу в партии Пеллеаса радует слух удивительно красивым лирическим баритоном и как будто дает мастер-класс российским певцам, подтягиваясь и карабкаясь навстречу любимой, не прекращая изящно брать верхние ноты. Мелизанду в этот раз исполняет солистка Мариинки Ирина Матаева, которая в последний момент заменила заболевшую Наталью Петрожицкую и за несколько дней мастерски обжила сложнейший сценический рисунок. Русскую часть артистов, неизменную с московской премьеры, представляют Валерия Зайцева, которая удивительно пластично превращается в мальчика Иньольда и даже вокально перевоплощается в подростка, Наталья Владимирская в роли старой и усталой, но красивой и счастливой Женевьевы. Король Аркель в исполнении Дмитрия Степановича отстранен, мощен и каждой своей нотой подтверждает, что Россия — родина басов.
Эти качества, являющиеся редким исключением для нашей оперной сцены, проявляет весь ансамбль «Пеллеаса», включая и французскую звезду Франсуа Ле Ру Голо и российского премьера Дмитрия Степановича Аркель , с нездешней деликатностью вступившего в новую звуковую среду. Весь спектакль не происходит ничего особенного: в разных точках сцены возникают гипнотически завороженные фигуры, транслирующие покорность невидимому. В этой будто бы безвольной текучести есть две сцены, ради которых стоит прийти на спектакль: уход Пеллеаса и уход Мелизанды. В первой, о мимолетности контакта между людьми, герои существуют физически отдельно друг от друга, погруженные в очень близкие, но разделенные непреодолимой гранью пространства света и тени, после чего их сближение представляется абсолютно невозможным. Вторая о зыбкости контакта с миром: после гибели Пеллеаса Мелизанда бродит внутри металлической конструкции между застывшими человеческими фигурами: «человеческая душа молчалива». Тишина — казалось, невоплотимая субстанция в оперном театре. Но весь вечер она существует как метафизическая данность, которую не нарушает ничто.
Первой премьерой нового сезона Мариинки станет опера "Пеллеас и Мелизанда"
В России оперу поставили впервые в 1915 году, после чего в нашей стране она не звучала почти сто лет. Мариинской театр впервые вернулся к ней в 2012 году, показав постановку режиссера Даниэла Креймера. Подпишитесь на наш телеграм-канал, чтобы всегда быть в самом центре культурной жизни t.
При этом в традиции постановок оперы «Пеллеас и Мелизанда» сохраняется символистская эстетика пьесы Метерлинка, остаются таинственные, сумеречные образы. Но спустя более ста лет после премьеры оперы, за работу над ней взялся Дмитрий Черняков, известный своим радикальным прочтением классических произведений.
Места действия оперы — лес, залы средневекового замка, грот в парке — все это трансформируется в постановке Чернякова в сторону концептуального решения: режиссер выстраивает психоаналитический сюжет, полностью демистифицируя оригинал, снимая с него любое проявление «потусторонности». Здесь плотность символов Метерлинка и Дебюсси становится отправной точкой для путешествия в человеческий разум.
Русскую часть артистов, неизменную с московской премьеры, представляют Валерия Зайцева, которая удивительно пластично превращается в мальчика Иньольда и даже вокально перевоплощается в подростка, Наталья Владимирская в роли старой и усталой, но красивой и счастливой Женевьевы. Король Аркель в исполнении Дмитрия Степановича отстранен, мощен и каждой своей нотой подтверждает, что Россия — родина басов. Прошлый сезон театр Станиславского и Немировича-Данченко заканчивал премьерами "Сна в летнюю ночь" режиссера Кристофера Олдена и балета "Коппелия" в хореографии Луиджи Бонино. Постоянное международное сотрудничество позволяет Московскому музыкальному театру поддерживать высочайший уровень мастерства и баловать публику самыми свежими театральными решениями.
Текст: Екатерина Чудакова.
Психологические обоснования живых, объемных характеров, с узнаваемыми поведенческими деталями, диктуемыми социумом, статусом, логикой развития отношений героев, для режиссера важнее верности букве либретто. Как всегда, Черняков добивается сопереживания зала, представляя на сцене высшую правду — правду общечеловеческую и правду характеров, — и, когда ему это удается, происходит катарсис. В этом смысле театр Чернякова, несомненно, театр гуманистических ценностей, как бы пафосно это ни звучало. Сцена жестокого избиения беременной Мелизанды обезумевшим от ревности Голо решена не просто жестко, но шокирующее жестоко. Эта жестокость подчеркнута невмешательством членов семьи: мать Голо, надменная Женевьева Ивон Неф , воплощение аристократической выдержки, холодно, пожалуй, даже со скрытым одобрением наблюдает за тем, как Голо волочит невестку по полу за волосы, ожесточенно пиная ее ногами, погружая жесткий носок тяжелого сапога в ее мягкий округлый живот. Тем временем престарелый Аркель, незадолго до того запечатлевший на губах невестки не совсем невинный поцелуй, дремлет на софе, лишь в последний момент останавливая внука. Сцена из спектакля. Потом она приподнимается и ползет к креслу, подтягиваясь на руках, ибо ноги ее предательски подламываются. Смотреть на это мучительно и жалко.
К чести певцов-актеров, они исполняли заданные им роли истово, с полной самоотдачей, не теряя при этом связности и свободы вокала. Глубокий объемный баритон Кайла Кетельсена — Голо звучал с убеждающей экспрессией, благородно и ярко. Жак Имбрайло оказался очень хорош в партии Пеллеаса. Его гибкий обволакивающий тенор с деликатной, мягкой фразировкой чудесно передавал тончайшие эмоциональные градации партии. Открытием стала молодая американская певица Корин Винтерс, чья звезда взошла в 2013 году, после дебюта в Английской национальной опере в партии Виолетты постановщиком был Петер Конвичный. Эволюция поведения Мелизанды — от загнанного, испуганного, съежившегося зверька до дамы из благородного семейства, покорной, нежной и слабой, — доказывала, что сеансы психоанализа, проведенные Голо, оказались-таки благотворны. За пультом оркестра Филармонии Цюриха стоял известный и весьма востребованный в немецких оперных домах дирижер Ален Альтиноглу. Он провел все пять актов оперы — пятнадцать поэтических сцен, соединенных короткими музыкальными интерлюдиями, — легко, полетно, отнюдь не увлекаясь чрезмерно импрессионистическими красивостями, но умело играя контрастами: сила и нежность — вот два полюса палитры его выразительных средств. Май 2016 г.
Пеллеас и Мелизанда
17 мая 1893 года в парижском театре Буфф состоялся единственный показ недавно написанной пьесы Мориса Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда». Концертное исполнение оперы Клода Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда». постановку «Пеллеаса и Мелизанды» в Цюрихской опере следует запомнить как одну из самых новаторских в послужном списке Дмитрия Чернякова. Эдмунд Блэр Лейтон. Пеллеас и Мелизанда. Владикавказ" 29 сентября", - цитирует собеседника ТАСС.