А вот на Руси волынка не прижилась, ни как народный инструмент, ни среди высших слоев общества. Зурна – народный инструмент, который представляет собой деревянную трубку с расширением – раструбом. Музыкальные инструменты в средние века Народные музыкальные инструменты франции. Эти инструменты звучат в камерных концертах, различных ансамблях и оркестрах русских народных инструментов, они желанные Аккордеон в переводе с французского – означает «гармонь». Франция, музыку которой мы знаем сейчас, заимствовала звучания у своих европейских соседей Народные музыкальные традиции центральных регионов страны оказывают сильное влияние на французскую.
История музыкального инструмента Каннель, кто его придумал и когда
В двадцатых годах 19 века берлинским музыкальным мастером Ф. Бушманом для облегчения настройки музыкальных инструментов ,были сконструированы язычковые камертоны. Каждый из камертонов был настроен на определенный тон, звучать они начинали под воздействием потока воздуха. Объединив камертоны в продолговатой коробке, мастер в конечном итоге получил новый музыкальный инструмент - губную гармонику, ее усовершенствованные потомки в дальнейшем получили широкое распространение. Однако мастер на этом не остановился и продолжал развивать свой камертон, приделав к нему мех. Но чтобы получить звучание одного определенного звука, мастер закрыл язычки клапанами, которые открывались над соответствующими голосами. Так постепенно у Ф. Бушмана получилась небывалая до сих пор форма музыкального инструмента, названная эолиной. Она имела две крышки и мех, который раскрывался как веер.
На одной крышке находились клавиши, на другой — приспособление для разжимания меха. Это была уже ручная гармоника, правда больше похожая на детскую игрушку. Игрушечное изобретение Ф. Бушмана привлекло внимание музыкальных мастеров, одним из них был К. Он очень активно занялся преобразованием ручной гармоники, придавая ей другой вид. На двух корпусах, соединенных меховой камерой, расположились 5 клавиш для правой и 5 клавиш для левой руки. Каждая клавиша правой руки на сжим и разжим издавала разные звуки, каждая клавиша в левой руке на сжим и разжим - два разных полных аккорда - это было новаторством, которое впоследствии К. Домиан поспешил запатентовать в 1929 году.
Так появился совершенно новый инструмент с аккордовым аккомпанементом, получивший название аккордеон. Мастер, имевший исключительное право на изготовление новых инструментов, вместе с сыновьями налаживает их производство и продажу не только в Австрии, но и в других странах Западной и Восточной Европы. Аккордеон быстро становится известным.
Изучение традиционных инструментов позволяет лучше понять саму культуру и ее ценности. Кроме того, каждый инструмент несет в себе уникальную историю и звучание, которые могут стать источником вдохновения для музыкантов и любителей музыки.
Жонглеры выступали на праздниках в деревнях, при феодальных дворах и даже в монастырях участвовали в некоторых обрядах, театрализованных шествиях. Волынка - во Франции существует и несколько своих вариантов волынки: кабретта с одним бурбоном , бодега, центральнофранцузскя волынка 2 или 3 бурбона. Так же во Франции популярен и квинтон - струнный смычковый музыкальный инструмент.
Именно маленький мех и стал главным отличием этой волынки от всех остальных. Не требовалось дуть в инструмент, нагнетание воздуха достигалось с помощью меха. Аристократам ведь нельзя работать, вот и дуть они считали неприличным для себя. Эти инструменты изготавливались так, чтобы звук был тихим и мягким. А во французских салонах на этих инструментах играли преимущественно нежные аристократки. Musette de cour. Нашел отличные рецепты на сайте www.
Что изменилось сегодня
- Навигация по странице
- История баяна
- Музыкальные инструменты Франции
- Видеоархив РЦНТ
- Народные инструменты франции
Французские народные инструменты. Какой музыкальный инструмент во франции
Используется как сольный и как ансамблевый инструмент. В сельской местности считался женским инструментом, позволяющим коротать досуг и сопровождать пение и танец несложным «подручным» инструментом. Кубыз доступен для изучения и освоения и очень распространен в настоящее время не только как национальный инструмент, но и как простой звучащий инструмент современной этно-музыки. Кучевасова в 2014 году. Место записи — г. Учалы Республики Башкортостан, исполнитель — Гарифа Кудрявая, руководитель фольклорно-этнографического ансамбля «Хазина», автор видеофрагмента — Наталья Ролина.
Принцип извлечения звука в волынке заключается в колебании язычка, находящегося на мундштуке, который в свою очередь вставляется в мелодическую и бурдонную трубки. Надувая мешок, музыкант сжимает его обеими руками или одной рукой, прижимает сбоку к туловищу и приводит в колебание язычки в трубках, находящихся в корпусе инструмента Периодическое поддувание воздуха в мешок поддерживает постоянное давление воздуха. Оно необходимо для колебания язычков. При установке дополнительных бурдонных трубок увеличивается расход воздуха, поэтому размеры инструмента и его объем тоже увеличиваются. При настройке инструмента необходимо установить общее уравновешенное звучание — яркое и громкое или тихое, мягкое, приглушенное.
Бурдонная басовая трубка при звучании не должна перекрывать силу звука мелодической. Для увеличения звука на мелодическую игровую и бурдонные трубки надевают резонаторы. Настройку трубок проводят точно так же, как и при настройке жалеек перемещая язычок вверх — звук повышают, и наоборот, вниз — звук понижают. В старину большое внимание уделяли внешнему оформлению инструмента. Трубки волынки делали различной конфигурации и украшали резьбой, инкрустацией, росписью. Кожаный мешок обшивали красочными тканями и обвязывали бахромой с кистями. Из дерева вырезали фигурки и головы животных, укрепляя затем на инструменте. В Белоруссии и на Украине волынку украшали деревянной головой козы. Отсюда, видимо, и диалектное название волынки — «коза», «козица». Трубка для подачи воздуха в инструмент.
Бурдонная трубка. Мелодическая трубка.
Создание этой формы приписывалось монаху Ноткеру из Санкт-Галленского монастыря современная Швейцария. Впрочем, Ноткер указывал в предисловии к своей «Книге гимнов», что сведения о секвенции он получил от монаха с Жюмьежзского аббатства. Впоследствии во Франции особенно прославились авторы проз Адам из аббатства Сен-Виктор 12 в. В работах французских фольклористов рассматриваются многочисленные жанры народной песни : лирические, любовные, песни-жалобы complaintes , танцевальные rondes , сатирические, песни ремесленников chansons de metiers , календарные, например рождественские Noёl ; трудовые, исторические, военные и др.. Таким образом, легко заметить, что у фольклорной музыкальной культуры тематическая и жанровая палитра в разы богаче, чем у церковной.
Среди лирических жанров особое место занимают пасторали. Эта тема нашла отражение не только во французской музыкальной культуре, но и в литературе, живописи, театре. Популярная даже при королевском дворе пастораль воспевала и идеализировала сельскую жизнь, рисуя сказочную картинку, безумно далекую от реальной. Во французской народной музыке мне особенно нравится один раздел, который, так или иначе, присутствует в фольклоре любого народа. Он кажется мне наиболее милым, приятным, жизнерадостным. В нем ощущается тепло, трепет, материнская забота, наивность, стремление верить в чудеса и радоваться каждому прожитому дню. Я говорю о французских народных песнях посвященных детям — колыбельные, игровые, считалки фр.
Разнообразны трудовые песни жнецов, пахарей, виноградарей и др. Другой жанр французской народной музыки был очень созвучен с музыкальными традициями стран Европы, участвовавших в крестовых походах. Во всех странах-участницах создавались песни и баллады, повествовавшие об этих исторических событиях, подвигах, битвах, поражениях, рыцарях, героях, врагах и предателях. Разумеется, Французы не смогли остаться в стороне не от походов, не от творчества. К сожалению, большинство этих произведений не дошли до наших дней, в отличие от шедевров церковной музыки, которые чаще всего были записаны, то есть задокументированы. Однако ни церковная, ни народная музыка не могла удовлетворить духовные потребности третьей части общества, самой богатой и влиятельной - знати. Именно под ее влиянием начала постепенно зарождаться и формироваться светская музыка.
Она звучала не под сводами церкви, не на ярмарках и городских площадях, а в королевском дворце, в замках знатных вельмож и феодалов. Носителями народных музыкальных традиций средневековья были главным образом бродячие музыканты — жонглёры, которые пользовались большой популярностью в народе. Они пели нравоучительные, шуточные, сатирические песни, танцевали под аккомпанемент различных инструментов, в том числе тамбурина, барабана, флейты, щипкового инструмента типа лютни это способствовало развитию инструментальной музыки. Жонглеры выступали на праздниках в деревнях, при феодальных дворах и даже в монастырях участвовали в некоторых обрядах, театрализованных шествиях, приуроченных к церковным праздникам, получивших название Carole. Их преследовала церковь как представителей враждебной ей светской культуры. В 12-13 вв. Часть их оседала в рыцарских замках, попадая в полную зависимость от рыцаря-феодала, другие останавливались в городах.
Таким образом, жонглеры, утратив свободу творчества, стали оседлыми менестрелями в рыцарских замках и городскими музыкантами. Однако этот процесс в то же время способствовал проникновению в замки и города народного творчества, который становится основой рыцарского и бюргерского музыкально-поэтического искусства. В эпоху позднего средневековья в связи с общим подъемом французской культуры начинает интенсивно развиваться и музыкальное искусство. В феодальных замках на основе народной музыки расцветает светское музыкально-поэтическое искусство трубадуров и труверов 11-14 вв. Во 2-й пол. Среди труверов наряду с королями, аристократией — Ричардом Львиное Сердце, Тибо Шампанским королём Наварры , впоследствии получили известность представители демократических слоев общества — Жан Бодель, Жак Бретель, Пьер Мони и другие. В связи с ростом таких городов, как Аррас, Лимож, Монпелье, Тулуза и др.
Они внесли свои особенности в искусство трубадуров и труверов, отойдя от его возвышенно-рыцарских музыкально-поэтических образов, освоив народно-бытовую тематику, создав характерный стиль, свои жанры. Виднейшим мастером городской музыкальной культуры 13 века был поэт и композитор Адам де ла Аль, автор песен, мотетов, а также популярной в своё время пьесы «Игра о Робене и Марион» ок. Он по-новому трактовал традиционные единогласные музыкально-поэтические жанры трубадуров, использовав многоголосие. В этот период наблюдается ростом и укрепление таких городов, как Аррас, Лимож, Монпелье, Тулуза. Отразилось это не только в политической и экономической, но и в культурной сфере. Создание в них университетов, школ способствовало развитию культуры, музыки и повышению роли музыки как искусства. Так, в созданном в начале 13 века Парижском университет Сорбонне, музыка была одним из обязательных и важных предметов.
Это, безусловно, способствовало повышению роли музыки как искусства. В 12 веке одним из центров музыкальной культуры стал Париж, и прежде всего его Поющая школа собора Нотр-Дам, объединившая крупнейших мастеров — певцов-композиторов, ученых. С этой школой связан расцвет в 12-13 вв. В произведениях композиторов Нотр-дамской школы григорианский хорал перетерпел изменения: ранее ритмически свободный, гибкий хорал приобрел большую размеренность и плавность отсюда название такого хорала cantusplanus. Осложнения многоголосной ткани и её ритмической структуры потребовало точного обозначения длительностей и совершенствование нотации — в результате представители парижской школы на смену учению о модусах постепенно пришли к мензуральной нотации. Значительный вклад в этом направлении сделал музыковед Иоанн де Гарландия. Многоголосие вызвало к жизни новые жанры церковной и светской музыки, в том числе кондукт и мотет.
Кондуктизначально выполнялся преимущественно во время праздничной церковной службы, однако позже стал чисто светским жанром. В числе авторов кондукта — Перотин. На основе кондукта в конце 12 в. Мотет допускал свободу объединения литургических и светских напевов и текстов, — такое сочетание привело к рождению в 13 в. Значительное обновление получил жанр мотета в 14 веке в условиях направления arsnova, идеологом которого выступил Филипп де Витри. В искусстве arsnova большое значение придавалось взаимодействию «бытовой» и «научной» музыки то есть песни и мотета. Филипп де Витри создал новый тип мотета — изоритмичный мотет.
Нововведения Филиппа де Витри затронули также учение о консонансе и диссонансе объявил консонансы терции и сексты. Идеи arsnova и, в частности, изоритмичний мотет продолжили своё развитие в творчестве Гийома де Машо, который объединил художественные достижения рыцарского музыкально-поэтического искусства с его единогласными песнями и многоголосной городской музыкальной культуры. Ему принадлежат песни с народным складом, вирелэ, рондо, он же впервые разработал жанр многоголосной баллады. В мотете Машо более последовательно, чем предшественники, применял музыкальные инструменты вероятно, инструментальными были прежде нижние голоса. Машо также считается автором первой французской мессы полифонического склада. В течение двух веков во Франции работали самые выдающиеся композиторы нидерландской полифонической школы: в середине 15 в. Беншуа, Г.
Дюфаи, во 2-й половине 15 в. Окегем, Я. Обрехт, в конце 15 — начале 16 вв. Как можно заметить французская музыкальная культура средневековья была весьма разнообразной, богатой и разноплановой. Она развивалась на почве самобытной народной музыки племен и народов, населявших современную территорию Франции до эпохи средневековья. Большое влияние на нее оказала христианская религия и традиции христианской культовой музыки. Разумеется, не прошли бесследно и многочисленные контакты, культурные соприкосновения с народами соседних стран.
Французская средневековая музыкальная культура прочно опиралась на три основные столпа: религиозная, народная и светская музыка. Они и являлись ее основой, базисом, позволявшим французской музыкальной культуре развиваться, совершенствоваться, взаимообогащаться, комбинируя эти направления. На смену мрачному, религиозному средневековью пришла великолепная и блестательная эпоха Возрождения. Renaissance появился в Италии и достаточно скоро приобрел популярность в Европе. Не остались в стороне и французы. Они одними из первых по достоинству оценили эту «культурную революцию» и присоединились к ней. Врожденное чувство прекрасного, отменный вкус, художественное чутье не подвели французов.
Но не только эстетический вкус оказал влияние на смену культурных эпох во Франции. Здесь необходимо учитывать целый ряд важнейших исторических процессов и факторов, оказавших существенное значение при становлении и утверждении норм и канонов Возрождения. Одним из ключевых факторов в данном историческом ряду событий по праву является возникновение буржуазии 15 в. Следующим фактором следует назвать борьбу за объединение Франции, завершившуюся к концу 15 века. И, разумеется, создание единого централизованного государства, провозглашавшего новые ценности в новую эпоху. Таким образом, уже конце 15 в. В этот период существенно возрастает роль музыки в светской жизни.
Французские короли создавали при своих дворах большие капеллы, устраивали музыкальные празднества, королевский двор становится центром профессионального искусства. Укрепилась роль придворной капеллы. В 1581 Генрих III утвердил должность «главного интенданта музыки» при дворе, первым этот пост занимал итальянский скрипач Бальтазарини де Бельджозо. Важными центрами музыкального искусства вместе с королевским двором и церковью были также аристократические салоны. Расцвет Возрождения, связанный с формированием французской национальной культуры, приходится на середину 16 века. В это время выдающимся жанром профессионального искусства становится светская многоголосная песня — шансон.
Мы огляделись вокруг — нас тянуло во все стороны сразу!.. Было невероятно интересно и хотелось посмотреть всё, но мы прекрасно понимали, что не можем находиться здесь вечно. Поэтому, видя, как Стелла ёрзает на месте от нетерпения, я предложила ей выбирать, куда бы нам пойти. Конечно же, я бы хотела посмотреть что-то другое, но деваться было некуда — сама предложила ей выбирать... Мы очутились в подобии очень яркого, бушующего красками леса. Это было совершенно потрясающе!.. Но я вдруг почему-то подумала, что долго я в таком лесу оставаться не пожелала бы... Он был, опять же, слишком красивым и ярким, немного давящим, совсем не таким, как наш успокаивающий и свежий, зелёный и светлый земной лес. Наверное, это правда, что каждый должен находиться там, чему он по-настоящему принадлежит. И я тут же подумала о нашей милой «звёздной» малышке... Как же ей должно было не хватать своего дома и своей родной и знакомой среды!.. Только теперь я смогла хотя бы чуточку понять, как одиноко ей должно было быть на нашей несовершенной и временами опасной Земле... Это у нас происходит часто. А ушедшие уже не возвращаются в свой дом никогда... Это право свободного выбора, поэтому они знают, на что идут. Вот потому Атис меня и пожалел... Иногда даже больше чем нужно, — погрустнела Вэя. Так же, как вы — люди, мы — виилисы. А наша планета зовётся — Виилис. И тут только я вдруг поняла, что мы почему-то даже не додумались спросить об этом раньше!.. А ведь это первое, о чём мы должны были спросить! Над нашими головами пролетела огромная, сумасшедше яркая, разноцветная птица... На её голове сверкала корона из блестящих оранжевых «перьев», а крылья были длинные и пушистые, как будто она носила на себе разноцветное облако. Птица села на камень и очень серьёзно уставилась в нашу сторону... Птица осторожно прыгнула ближе. Стелла пискнула и отскочила. Птица сделала ещё шаг... Она была раза в три крупнее Стеллы, но не казалась агрессивной, а скорее уж любопытной. Что она от меня хочет?.. Было смешно наблюдать, как малышка еле сдерживается, чтобы не пуститься пулей отсюда подальше. Видимо красивая птица не вызывала у неё особых симпатий... Вдруг птица развернула крылья и от них пошло слепящее сияние. Медленно-медленно над крыльями начал клубиться туман, похожий на тот, который развевался над Вэйей, когда мы увидели её первый раз. Туман всё больше клубился и сгущался, становясь похожим на плотный занавес, а из этого занавеса на нас смотрели огромные, почти человеческие глаза... Смотреть и правда было на что, так как «птица» вдруг стала «деформироваться», превращаясь то ли в зверя, с человеческими глазами, то ли в человека, со звериным телом... А «птица» уже выскользнула из своих крыльев, и перед нами стояло очень необычное существо. Оно было похоже на полуптицу-получеловека, с крупным клювом и треугольным человеческим лицом, очень гибким, как у гепарда, телом и хищными, дикими движениями... Она была очень красивой и, в то же время, очень страшной. У существа, по имени Миард, снова начали появляться сказочные крылья. И он ими приглашающе махнул в нашу сторону. Разве ты очень занята, «звёздная» Вэя? У Стеллы было очень несчастное лицо, потому что она явно боялась это странное «красивое страшилище», но признаться в этом ей, по-видимому, не хватало духу. Думаю, она скорее бы пошла с ним, чем смогла бы признаться, что ей было просто-напросто страшно... Вэя, явно прочитав Стеллины мысли, тут же успокоила: — Он очень ласковый и добрый, он понравится вам. Вы ведь хотели посмотреть живое, а именно он и знает это лучше всех. Миард осторожно приблизился, как будто чувствуя, что Стелла его боится... А мне на этот раз почему-то совершенно не было страшно, скорее наоборот — он меня дико заинтересовал. Он подошёл в плотную к Стелле, в тот момент уже почти пищавшей внутри от ужаса, и осторожно коснулся её щеки своим мягким, пушистым крылом... Над рыжей Стеллиной головкой заклубился фиолетовый туман. О-о-ой, как красиво!.. Мы стояли на холмистом берегу широкой, зеркальной реки, вода в которой была странно «застывшей» и, казалось, по ней можно было спокойно ходить — она совершенно не двигалась. Над речной поверхностью, как нежный прозрачный дымок, клубился искрящийся туман. Как я наконец-то догадалась, этот «туман, который мы здесь видели повсюду, каким-то образом усиливал любые действия живущих здесь существ: открывал для них яркость видения, служил надёжным средством телепортации, вообще — помогал во всём, чем бы в тот момент эти существа не занимались. И думаю, что использовался для чего-то ещё, намного, намного большего, чего мы пока ещё не могли понять... Река извивалась красивой широкой «змеёй» и, плавно уходя в даль, пропадала где-то между сочно-зелёными холмами. А по обоим её берегам гуляли, лежали и летали удивительные звери... Это было настолько красиво, что мы буквально застыли, поражённые этим потрясающим зрелищем... Животные были очень похожи на невиданных царственных драконов, очень ярких и гордых, как будто знающих, насколько они были красивыми... Их длиннющие, изогнутые шеи сверкали оранжевым золотом, а на головах красными зубцами алели шипастые короны. Царские звери двигались медленно и величественно, при каждом движении блистая своими чешуйчатыми, перламутрово-голубыми телами, которые буквально вспыхивали пламенем, попадая под золотисто-голубые солнечные лучи. Я уже не помню, как давно... Стелла испуганно огляделась, видимо не чувствуя себя слишком комфортно с нашим новым знакомым... Его голос звучал у нас в мозгу мягко и глубоко, как бархат, и было очень непривычно думать, что это общается с нами на нашем же «языке» такое странное получеловеческое существо... Но мы наверное уже слишком привыкли к разным-преразным чудесам, потому что уже через минуту свободно с ним общались, полностью забыв, что это не человек. В ней говорила настоящая, неугасающая Земная «тяга к приключениям». И я её прекрасно понимала. Но вот Миарду, думаю, было бы очень сложно это объяснить... Мы взглянули на верх и остолбенели.... В светло-розовом небе плавно парили сказочные существа!.. Они были совершенно прозрачны и, как и всё остальное на этой планете, невероятно красочны. Казалось, что по небу летели дивные, сверкающие цветы, только были они невероятно большими... И у каждого из них было другое, фантастически красивое, неземное лицо. Ох, диво како-о-е... По-моему, я никогда не видела её настолько потрясённой. Но удивиться и правда было чему... Ни в какой, даже самой буйной фантазии, невозможно было представить таких существ!.. Они были настолько воздушными, что казалось, их тела были сотканы из блистающего тумана... Огромные крылья-лепестки плавно колыхались, распыляя за собой сверкающую золотую пыль... Миард что-то странно «свистнул», и сказочные существа вдруг начали плавно спускаться, образуя над нами сплошной, вспыхивающий всеми цветами их сумасшедшей радуги, огромный «зонт»... Это было так красиво, что захватывало дух!.. Первой к нам «приземлилась» перламутрово-голубая, розовокрылая Савия, которая сложив свои сверкающие крылья-лепестки в «букет», начала с огромным любопытством, но безо всякой боязни, нас разглядывать... Невозможно было спокойно смотреть на её причудливую красоту, которая притягивала, как магнит и хотелось любоваться ею без конца... Вам не захочется отсюда уходить. Их красота опасна, если не хотите себя потерять, — тихо сказал Миард. Значит это не правда? Я думал вы именно это имели в виду, когда спросили, — огорчился Миард. У нас, видимо, о многом понятия будут разными. Это нормально, правда ведь? Дивное существо заулыбалось и подошло к нам ближе, остальные же его или её?.. Он был очень мягким, и в то же время очень звонким если можно соединить в одно такие противоположные понятия. А вот она — Светлана. Мы — люди. А ты, мы знаем, Савия. Ты откуда прилетела? И что такое Савия? Стелла просто «хотела всё знать! И всегда такой оставалась. Лилис подошла к ней совсем близко и начала рассматривать Стеллу своими причудливыми, огромными глазами. Они были ярко малиновые, с золотыми крапинками внутри, и сверкали, как драгоценные камни. Лицо этого чудо-существа выглядело удивительно нежным и хрупким, и имело форму лепестка нашей земной лилии. Но, наверное, самыми удивительными у них были волосы... Они были очень длинными, почти достигали края прозрачного крыла, абсолютно невесомыми и, не имея постоянного цвета, всё время вспыхивали самыми разными и самыми неожиданными блестящими радугами... Прозрачные тела Савий были бесполы как тело маленького земного ребёнка , и со спины переходили в «лепестки-крылья», что и вправду делало их похожими на огромные яркие цветы... Их мир умирал, и мы хотели их спасти. Сперва думали — они смогут жить со всеми, но не смогли. Они живут очень высоко в горах, туда никто не может попасть. Но если долго смотреть им в глаза — они заберут с собой... И будешь жить с ними. Стелла поёжилась и чуть отодвинулась от стоявшей рядом Лилис... Просто живут с теми, кого забирают. Наверно у них в мире было по-другому, а сейчас они делают это просто по-привычке. Но для нас они очень ценны — они «чистят» планету. Никто никогда не болел после того, как они пришли. А разве это хорошо — использовать? Вы грустите по своей планете? Здесь красиво-сиво-иво... Лилис неожиданно подняла один из своих сверкающих «лепестков» и нежно погладила Стеллу по щеке. Лилис плавно махнула прозрачными крыльями-лепестками и начала медленно подниматься, пока не присоединилась к своим. Савии заволновались, и вдруг, очень ярко вспыхнув, исчезли... Вот, посмотри... Неожиданно появилась Вэя... Это тяжело. Прощай добрый Миард! Ты хороший. Я к тебе обязательно вернусь! Вэя взмахнула ручкой, и мы снова закружились в бешеном водовороте сверкающих материй, через короткое а может только казалось коротким? Казалось, она готова была переносить самые тяжёлые нагрузки, только бы ещё раз вернуться в так полюбившийся ей красочный Вэйин мир. Вдруг я подумала, что он и вправду должен был ей нравиться, так как был очень похож на её же собственный, который она любила себе создавать здесь, на «этажах»... У меня же энтузиазма чуточку поубавилось, потому что я уже увидела для себя эту красивую планету, и теперь мне зверски хотелось что-нибудь ещё!.. Я почувствовала тот головокружительный «вкус неизвестного», и мне очень захотелось это повторить... Я уже знала, что этот «голод» отравит моё дальнейшее существование, и что мне всё время будет этого не хватать. Таким образом, желая в дальнейшем оставаться хоть чуточку счастливым человеком, я должна была найти какой-то способ, чтобы «открыть» для себя дверь в другие миры... Но тогда я ещё едва ли понимала, что открыть такую дверь не так-то просто... И, что пройдёт ещё много зим, пока я буду свободно «гулять», куда захочу, и что откроет для меня эту дверь кто-то другой... И этим другим будет мой удивительный муж. Она была расстроенной и грустной, что не удалось увидеть больше. Но я была очень рада, что она опять стала сама собой и теперь я была совершенно уверена, что с этого дня она точно перестанет хандрить и будет снова готова к любым новым «приключениям».
Дитя арфы и гуслей: чем интересен инструмент кантеле
Она берет в руки небольшую простенькую домбру. На грифе надпись "Цаганур". Этому инструменту примерно 100 лет, на таких играли наши бабушки", — поясняет она. Любовь Дохаева много лет руководит ансамблем калмыцких народных инструментов "Баир", в котором играют в том числе учащиеся колледжа. Созданный еще в 1980-х, сейчас "Баир" известен далеко за пределами Калмыкии — например, минувшим летом ансамбль выступал в Польше, потом — в Южной Корее. Она занимается домброй с раннего детства: "У нас и мама играла, и пели все, вместе с соседями часто собирались вместе.
А когда старшие играют, молодежь тоже подтягивается. И сейчас так же — домбра есть почти в каждом калмыцком доме — даже если люди не играют, они хранят инструменты, которые остались от бабушек". Домбра и Паганини Народные мелодии вместе с приемами игры на домбре передаются в Калмыкии из поколения в поколение. Неслучайно одни и те же калмыцкие песни могут по-разному звучать в разной местности — везде их интерпретируют по-разному", — говорит преподаватель колледжа искусств по классу домбры Екатерина Ахаджаева. Но не только народные мелодии можно сыграть на калмыцкой домбре — начиная с XX века народный инструмент все увереннее звучит в мире академической музыки.
А в музыкальных школах на домбре играют гаммы и классические мелодии. Конечно, были некоторые сложности, но все же это оказалось возможным! Сейчас, когда домбра стала официальным брендом республики, желающих научиться играть на ней становится все больше, говорит Ахаджаева: "Даже взрослые люди стали учиться — сейчас бесплатные уроки калмыцкой домбры проводит хурул буддийский храм, монастырь, обитель в калмыцком монголо-ойратском ламаизме — прим.
От него веяло бесконечным добром и лаской.
И мне вдруг очень захотелось, как маленькому ребёнку, уткнуться ему в колени и, спрятаться от всего хотя бы на несколько секунд, вдыхая исходящий от него глубокий покой, и не думать о том, что мне страшно... Меня зовут Светлана. Старец тепло и внимательно смотрел на меня своими мудрыми глазами, и в них почему-то светилось одобрение. Разве нет у вас таких слов?..
Только я. Но мы знаем, что это было. Это заложено в нашу «древнюю память», чтобы никогда не забыть. Ты пришла оттуда, где живёт зло?
Я грустно кивнула. Мне было очень обидно за свою родную Землю, и за то, что жизнь на ней была так дико несовершенна, что заставляла спрашивать подобные вопросы... Но, в то же время, мне очень хотелось, чтобы Зло ушло из нашего Дома навсегда, потому что я этот дом всем своим сердцем любила, и очень часто мечтала о том, что когда-нибудь всё-таки придёт такой чудесный день, когда: человек будет с радостью улыбаться, зная, что люди могут принести ему только добро... И я искренне, всем сердцем верила, что где-то и вправду существует такой чудесный мир, где нет зла и страха, а есть простая радость жизни и красоты...
Именно поэтому, следуя своей наивной мечте, я и пользовалась малейшей возможностью, чтобы хоть что-то узнать о том, как же возможно уничтожить это же самое, такое живучее и такое неистребимое, наше земное Зло... И ещё — чтобы уже никогда не было стыдно кому-то где-то сказать, что я — Человек... Конечно же, это были наивные детские мечты... Но ведь и я тогда была ещё всего лишь ребёнком.
Я живу здесь с самого начала, я видел Зло... Много зла... Вам кто-то помог?.. Дать хотя бы совет?
И убили её. Но ваше зло неподвластно нам. Оно другое... Так же, как другие и вы.
И не всегда чужое добро может оказаться добром для вас. Вы должны найти сами свою причину. И уничтожить её, — он мягко положил руку мне на голову и в меня заструился чудесный покой... Ты найдёшь ответ на свой вопрос.
Покоя тебе... Я стояла глубоко задумавшись, и не обратила внимания, что реальность меня окружавшая, уже давно изменилась, и вместо странного, прозрачного города, мы теперь «плыли» по плотной фиолетовой «воде» на каком-то необычном, плоском и прозрачном приспособлении, у которого не было ни ручек, ни вёсел — вообще ничего, как если бы мы стояли на большом, тонком, движущемся прозрачном стекле. Хотя никакого движения или качки совершенно не чувствовалось. Оно скользило по поверхности на удивление плавно и спокойно, заставляя забыть, что двигалось вообще...
Куда мы плывём? Она ведь не сможет?.. У неё такой же кристалл, как у тебя, — был ответ. Теперь мы уже находились у подножья какой-то блестящей «отполированной» чёрной, как ночь, стены, которая резко отличалась от всего светлого и сверкающего вокруг, и казалась искусственно созданной и чужеродной.
Неожиданно стена «расступилась», как будто в том месте состояла из плотного тумана, и в золотистом «коконе» появилась... Свеженькая и здоровенькая, будто только что вышла на приятную прогулку... И, конечно же — дико довольная происходящим... Увидев меня, её милая мордашка счастливо засияла и по-привычке она сразу же затараторила: — А ты тоже здесь?!...
Ой, как хорошо!!! А я так волновалась!.. Так волновалась!.. Я думала, с тобой обязательно что-то случилось.
А как же ты сюда попала?.. Но я пробовала, пробовала и ничего не получалось... Стеллины глаза округлились от неожиданности, а сама она так и осталась стоять в тихом столбняке, медленно переваривая ошеломляющую новость... А что же она такая маленькая?..
Может и твоя сущность оттуда же? Но Стелле моя шутка, видимо, совсем не понравилась, потому, что она тут же возмутилась: — Как же ты можешь?!.. Я ведь такая же, как ты! Я же совсем не «фиолетовая»!..
Мне стало смешно, и чуточку совестно — малышка была настоящим патриотом... Как только Стелла здесь появилась, я сразу же почувствовала себя счастливой и сильной. Видимо наши общие, иногда опасные, «этажные прогулки» положительно сказывались на моём настроении, и это сразу же ставило всё на свои места. Стелла в восторге озиралась по сторонам, и было видно, что ей не терпится завалить нашего «гида» тысячей вопросов.
Но малышка геройски сдерживалась, стараясь казаться более серьёзной и взрослой, чем она на самом деле была... По всей видимости, она так и не смогла «уложить» в своей головке мысль о том, что Вэя может быть такой «старой»... Мы огляделись вокруг — нас тянуло во все стороны сразу!.. Было невероятно интересно и хотелось посмотреть всё, но мы прекрасно понимали, что не можем находиться здесь вечно.
Поэтому, видя, как Стелла ёрзает на месте от нетерпения, я предложила ей выбирать, куда бы нам пойти. Конечно же, я бы хотела посмотреть что-то другое, но деваться было некуда — сама предложила ей выбирать... Мы очутились в подобии очень яркого, бушующего красками леса. Это было совершенно потрясающе!..
Но я вдруг почему-то подумала, что долго я в таком лесу оставаться не пожелала бы... Он был, опять же, слишком красивым и ярким, немного давящим, совсем не таким, как наш успокаивающий и свежий, зелёный и светлый земной лес. Наверное, это правда, что каждый должен находиться там, чему он по-настоящему принадлежит. И я тут же подумала о нашей милой «звёздной» малышке...
Как же ей должно было не хватать своего дома и своей родной и знакомой среды!.. Только теперь я смогла хотя бы чуточку понять, как одиноко ей должно было быть на нашей несовершенной и временами опасной Земле... Это у нас происходит часто. А ушедшие уже не возвращаются в свой дом никогда...
Это право свободного выбора, поэтому они знают, на что идут. Вот потому Атис меня и пожалел... Иногда даже больше чем нужно, — погрустнела Вэя. Так же, как вы — люди, мы — виилисы.
А наша планета зовётся — Виилис. И тут только я вдруг поняла, что мы почему-то даже не додумались спросить об этом раньше!.. А ведь это первое, о чём мы должны были спросить! Над нашими головами пролетела огромная, сумасшедше яркая, разноцветная птица...
На её голове сверкала корона из блестящих оранжевых «перьев», а крылья были длинные и пушистые, как будто она носила на себе разноцветное облако. Птица села на камень и очень серьёзно уставилась в нашу сторону... Птица осторожно прыгнула ближе. Стелла пискнула и отскочила.
Птица сделала ещё шаг... Она была раза в три крупнее Стеллы, но не казалась агрессивной, а скорее уж любопытной. Что она от меня хочет?.. Было смешно наблюдать, как малышка еле сдерживается, чтобы не пуститься пулей отсюда подальше.
Видимо красивая птица не вызывала у неё особых симпатий... Вдруг птица развернула крылья и от них пошло слепящее сияние. Медленно-медленно над крыльями начал клубиться туман, похожий на тот, который развевался над Вэйей, когда мы увидели её первый раз. Туман всё больше клубился и сгущался, становясь похожим на плотный занавес, а из этого занавеса на нас смотрели огромные, почти человеческие глаза...
Смотреть и правда было на что, так как «птица» вдруг стала «деформироваться», превращаясь то ли в зверя, с человеческими глазами, то ли в человека, со звериным телом... А «птица» уже выскользнула из своих крыльев, и перед нами стояло очень необычное существо. Оно было похоже на полуптицу-получеловека, с крупным клювом и треугольным человеческим лицом, очень гибким, как у гепарда, телом и хищными, дикими движениями... Она была очень красивой и, в то же время, очень страшной.
У существа, по имени Миард, снова начали появляться сказочные крылья. И он ими приглашающе махнул в нашу сторону. Разве ты очень занята, «звёздная» Вэя? У Стеллы было очень несчастное лицо, потому что она явно боялась это странное «красивое страшилище», но признаться в этом ей, по-видимому, не хватало духу.
Думаю, она скорее бы пошла с ним, чем смогла бы признаться, что ей было просто-напросто страшно... Вэя, явно прочитав Стеллины мысли, тут же успокоила: — Он очень ласковый и добрый, он понравится вам. Вы ведь хотели посмотреть живое, а именно он и знает это лучше всех. Миард осторожно приблизился, как будто чувствуя, что Стелла его боится...
А мне на этот раз почему-то совершенно не было страшно, скорее наоборот — он меня дико заинтересовал. Он подошёл в плотную к Стелле, в тот момент уже почти пищавшей внутри от ужаса, и осторожно коснулся её щеки своим мягким, пушистым крылом... Над рыжей Стеллиной головкой заклубился фиолетовый туман. О-о-ой, как красиво!..
Мы стояли на холмистом берегу широкой, зеркальной реки, вода в которой была странно «застывшей» и, казалось, по ней можно было спокойно ходить — она совершенно не двигалась. Над речной поверхностью, как нежный прозрачный дымок, клубился искрящийся туман. Как я наконец-то догадалась, этот «туман, который мы здесь видели повсюду, каким-то образом усиливал любые действия живущих здесь существ: открывал для них яркость видения, служил надёжным средством телепортации, вообще — помогал во всём, чем бы в тот момент эти существа не занимались. И думаю, что использовался для чего-то ещё, намного, намного большего, чего мы пока ещё не могли понять...
Река извивалась красивой широкой «змеёй» и, плавно уходя в даль, пропадала где-то между сочно-зелёными холмами. А по обоим её берегам гуляли, лежали и летали удивительные звери... Это было настолько красиво, что мы буквально застыли, поражённые этим потрясающим зрелищем... Животные были очень похожи на невиданных царственных драконов, очень ярких и гордых, как будто знающих, насколько они были красивыми...
Их длиннющие, изогнутые шеи сверкали оранжевым золотом, а на головах красными зубцами алели шипастые короны. Царские звери двигались медленно и величественно, при каждом движении блистая своими чешуйчатыми, перламутрово-голубыми телами, которые буквально вспыхивали пламенем, попадая под золотисто-голубые солнечные лучи. Я уже не помню, как давно...
Маршана — «Сюиты пьес для скрипки и баса» и Ш.
Лаферте — «Сонаты для скрипки и баса». Все эти сборники показывают, насколько быстро был освоен во Франции этот новый передовой жанр скрипичной музыки. Однако усвоение сонатного жанра публикой происходило гораздо медленнее. Привычка к живым танцевальным миниатюрам затрудняла восприятие иного, более сложного образного содержания сонат.
Они казались утомительными, скучными или «устрашающими». Руссо писал: «Чтобы понять, что же собирается выразить это нагромождение звуков в сонатах, надо поступить так, как сделал один плохой художник, который подписал под своими картинами — это дерево, это — лошадь и т. Нередко присоединялись к ним и другие инструменты — арфа, флейты, гобои, валторны и т. Это обилие продукции, не всегда равноценной, приводит к формированию к середине века высокохудожественных образцов французской скрипичной сонаты в творчестве Жан-Мари Леклера, Жака Обера, Жан-Батиста Сенайе и других.
Расцвет сонатного творчества, а также инструментального концерта был связан с активизацией концертной жизни во второй четверти века, приездами на гастроли выдающихся иностранных артистов. Кроме концертов при дворе и во дворцах знати, в Париже в 1725 году Ф. Филидором основывается общество так называемых «Духовных концертов». Быстро утратив свое первоначальное назначение, они стали первыми постоянными открытыми светскими концертами, в которых выступали лучшие исполнители — как местные, так и иностранные.
К первым десятилетиям XVIII века относятся и попытки создания «Школ» обучения игре на скрипке, потребность в которых остро ощущалась. Одна из первых таких «Школ» весьма элементарная и ограниченная методикой обучения лишь начальным техническим навыкам принадлежит М. Она вышла в 1712 году под названием «Легкая метода игры на скрипке с прибавлением краткого изложения основных принципов, необходимых для исполнения на этом инструменте». Расширенное издание этой «Школы» появилось в 1720 году.
В 1718 году учитель музыки и танца П. Дюпон издал «Принципы скрипки в вопросах и ответах, с помощью которых каждый может сам научиться играть на этом инструменте». Эта «Школа», также весьма примитивная, выдержала и второе издание в 1740 году. Одним из наиболее крупных старших современников Леклера был Жан-Батист Анэ 1676—1755 , замечательный французский виртуоз, ученик А.
Его отец — скрипач, ученик Люлли, солист оперного оркестра, затем камерной капеллы короля — был первым учителем сына. После артистического путешествия в Польшу, где он выступал при дворе, и Германию Анэ решается поехать в Италию. Исполнение им сонат Корелли в присутствии автора так растрогало Корелли, что тот обнял Анэ и подарил ему свой смычок. После занятий с великим скрипачом Анэ возвратился в Париж.
Современников поражает мастерство его исполнения, особенно качество звучания. Дакен называл его «величайшим из скрипачей, которые когда-либо существовали». Аббат Плюш писал: «Этот знаменитый артист не смотрит ни какой нации, ни какому композитору принадлежит пьеса. Если он ее находит достойной — он ее играет и делает своей, благодаря точности, звучанию и энергии своей экспрессии.
Он сообщает музыке то, что называется поэзией. Не так сложно поразить любителя своей игрой, но гораздо выше этого — затронуть слушателей, внушить им благородные и сильные чувства. Его игра так выразительна, что соединяет в себе все лучшее, существующее в живописи и музыке. Из своего инструмента он извлекает звуки, которые до сих пор не слышало человеческое ухо».
Анэ, которого стали звать просто Батист,— пользовался огромной популярностью. Каждое выступление его в «Духовных концертах» было событием. Особенно часто он исполнял сонаты своего учителя Корелли. С 1738 года и до конца жизни Анэ служит при дворе польского короля скрипачом и дирижером Королевской капеллы.
Умер он в Нанси, где в то время была резиденция короля Станислава. Анэ принадлежат два сборника скрипичных сонат 1724 и 1729 , а также две сюиты пьес для двух мюзетов 1726 и 1734. Сын скрипача капеллы «Двадцать четыре скрипки короля», он обучался сначала у отца и скрипача Кеверсена, также участника этого ансамбля, а затем у Анэ. Сенайе быстро достиг виртуозности и мог соперничать со своим учителем.
В 1710 году им был опубликован первый сборник скрипичных сонат, за которым последовало еще четыре. В 1713 году, после смерти отца, он занял его место в капелле. Затем, видимо по совету Анэ, он едет в Италию для ознакомления с итальянским скрипичным искусством. Там он пользовался советами Т.
Выступления Сенайе в Италии были весьма успешны. В 1720 году он возвратился в Париж, много выступал в «Духовных концертах», преподавал, дирижировал оркестром герцога Орлеанского, в состав которого входили известные скрипачи Ф. Дюваль и итальянский виртуоз и композитор М. Масчитти, автор многочисленных скрипичных сонат.
Сонаты Сенайе относительно просты хотя он порой использует гриф до 7-й позиции и доступны по языку, что предопределило их популярность. В них явственно проступают элегичность и меланхоличность настроения, особенно в первых частях, носящих обычно темповые обозначения. В то же время остальные три части его сонат больше остаются в лоне старой танцевальной сюиты с ее характерным циклом: куранта, сарабанда, жига. Особенно блестящи финалы сонат Сенайе с их стремительным движением и виртуозностью что найдет дальнейшее развитие в финалах сонат его ученика Ж.
Сонаты Сенайе привлекали современников своей певучестью, выразительностью. Учитывая, что басовая виола была тогда в моде, он усложнил басовую партию, придал ей также концертность. Сонаты Сенайе сыграли определенную роль в качестве одного из ранних образцов французской художественной скрипичной сонаты. Дакен писал, что «в то время, когда начинали осваивать более блистательную музыку, все прилагали усилия, чтобы выучиться играть его сочинения».
И в настоящее время некоторые из его сонат входят в педагогический репертуар, в частности сонаты d-moll, G-dur, g-moll и A-dur. Знаменитым учеником Сенайе был Жак Обер 1689—1753. Участник «Двадцати четырех скрипок короля», первый скрипач оперы, один из любимых солистов «Духовных концертов», Обер был блистательным виртуозом, отличавшимся живостью и энергией игры. С 1719 по 1731 год им было издано пять сборников скрипичных сонат, полных изящества и оживленности.
В средних частях его сонат появляется Ария. Финал — стремительный, в характере простонародной жиги — к примеру, известное Presto, сохранившееся и поныне в педагогическом репертуаре. Жак Обер один из первых во Франции начинает плодотворно работать в области инструментального концерта, своеобразно преломляя влияние итальянского concerto grosso. Живые и острые, напоминающе оперу-буфф, его трех-четырехчастные концерты для четырех скрипок, виолончели и клавесина или скрипок с духовыми инструментами флейты, гобои приближались скорее к жанру «концертной симфонии».
В предисловии к первому сборнику своих концертов 1730 Ж. Обер писал: «Хотя итальянские концерты имели во Франции в течение многих лет большой успех, но в то же время замечали, что сочинения Корелли, Вивальди и других композиторов, несмотря на высокое совершенство исполнения, не всем приходились по вкусу... Кроме того, большая часть молодых исполнителей, которые набили себе руку на трудностях, встречающихся во всех итальянских вещах, утратили грацию, точность и прекрасную простоту, свойственную французскому вкусу. Также было отмечено, что эти пьесы можно исполнять на флейте и гобое только ограниченному числу истинных виртуозов.
Это заставило решиться создать такой жанр музыки, который было бы не только легко слушать, но и легко исполнять и менее подвинутым, чем их учителя, ученикам, и где все виды инструментов могут сохранить их натуральные звуки, более приближающиеся к естественному человеческому голосу, что и должно всегда быть им образцом для подражания. По замыслу автора, он хотел сообщить концертам те живые и веселые черты, которые свойственны французской песне. Он не может похвалиться, что ему это удалось, но он открывает дорогу более искусным. Эти пьесы можно исполнять большим числом исполнителей, и пригодны они для всего того, что зовется оркестром».
Оберу принадлежит много музыкально-драматических сочинении и балетной музыки. Сын его — Луи Обер также стал известным скрипачом и композитором. В начале века во Францию приезжает работать большое число итальянских скрипачей. Среди них Мишель Масчитти девять его сборников сонат и концертов, опубликованных с 1704 по 1731 год, имели большой успех , Антонио Пиани, известный под именем Деплан ученик Б.
Анэ, автор сборника скрипичных сонат, одна из частей которых, «Интрада», в обработке Т. Наше до сих пор остается в репертуаре скрипачей. Можно назвать также скрипачей и композиторов А. Бессеги, отца и сына Мирольо, Йозефа Канаваса Канову и других.
Наибольшую известность среди них получил Жан-Пьер Гиньон 1702—1774. Он родился в Турине, учился у Дж. Уже в детские годы проявились у него выдающиеся виртуозные способности. Молодой артист произвел фурор в Париже, выступив в 1725 году в «Духовных концертах» с исполнением произведений Вивальди.
Он быстро занимает ведущее положение среди скрипачей-виртуозов: становится придворным скрипачом короля и добивается от него в 1741 году указа о восстановлении для себя звания «Король скрипачей». Это звание, в то время уже весьма иллюзорное, принесло ему больше неприятностей с музыкантами, чем чести, и он был вынужден, как и прежние «короли», вести многочисленные судебные процессы для поддержания своего «королевского» достоинства. Утомленный этими процессами, он в 1773 году сложил с себя обременительное звание, и оно было окончательно упразднено. Дакен отмечал у Гиньона «огонь и поразительное мастерство».
Знаменитый балетмейстер Ж. Новерр, противопоставляя выразительную игру французских скрипачей виртуозности Гиньона, которого он называл «человек-машина без головы», не без ехидства писал: «Великий скрипач из Италии приезжает в Париж. Весь свет за ним бегает, все кричат, что это чудо, но никто его не слушает, так как звуки его не трогают ушей, зато глаза всех полны восторга. Его пальцы с невероятной ловкостью бегают по струнам, он размахивает смычком, сопровождая трудности жестами, и позирует: посмотрите на меня, но не слушайте!
Этот пассаж дьявольский, он производит большой шум, я его учу двадцать лет — смотрите! Гиньон все же был значительным, хотя, весьма вероятно, поверхностным виртуозом, отличавшимся грациозной, элегантной, отточенной игрой, певучестью тона. Его скрипичные сонаты и концерты изобилуют виртуозными трудностями. Гиньон соперничал с Ж.
Леклером, часто выступал вместе с Ж. Мондонвилем, П. Гавинье, гамбистом А. Форкре с которым гастролировал и в других городах Франции.
Представляет собой металлическую или деревянную дугу с язычком в центре. Исполнитель зажимает инструмент губами и придерживает левой рукой, приблизив к зубам. Язычок защипывается пальцем правой руки, он приходит движение и при вибрации издает бурдонный звук, от которого при изменении артикуляции извлекаются обертоны. Звук деревянного инструмента тихий, металлический кубыз звучит немного громче и отчетливей, продлевает звук с помощью вибрации, диапазон в пределах одной октавы. Несмотря на кажущуюся простоту инструмента, добиться разнообразной и интересной игры непросто. У башкирских исполнителей левая рука часто играет роль резонатора: ладонь левой руки складывается чашей и приставляется ко рту.
История народных инструментов: бандура
Этот инструмент довольно быстро распространился в Оверне, а затем во многих регионах Центральной Франции. Студенты кафедры народных инструментов достойно представили свой вуз, заняв призовые места: Бертов Леонид — лауреат 1 степени, Огарев Валерий — лауреат 2 степени, Джангабаев Алимжан — лауреат 3 степени (класс заслуженного артиста РФ, профессора Б.А. Арона). Но возрождение народных инструментов в стране – задача государственного уровня.
Музыка Франции: французский аккордеон
В помощь музыкантам предоставили переводчицу, но румын с самарцами понимали друг друга без слов. На сцене он обладает магнетизмом, заставляя зал и музыкантов дышать с ним в унисон. А нас он ввергал еще и в экстатическое состояние, потому что оказался потрясающим джазовым импровизатором». Уже на первом концерте в Исаклах музыканты сыгрались настолько органично, что у слушателей возникло ощущение, будто Драгой с Болдырем и Мачкасовым давно выступают вместе. Впрочем, происходящее на сцене было приятным сюрпризом и для самих исполнителей, ведь непредсказуемый аккордеон Эми неоднократно задавал мелодию, которую подхватывали и развивали в виртуозную импровизацию пианино Болдыря с контрабасом Мачкасова. На последующих выступлениях исполнители обновляли программу, радуя слушателей все более интересными и замысловатыми композициями. Libertango под занавес Столь же музыкально изыскан был и концерт в Самаре. Его открыл художественный руководитель фестиваля Сергей Войтенко. Он напомнил о растущем масштабе «Виват, баян!
А уже через десять минут коренастый улыбчивый румын уже раздвигал мехи черного аккордеона, непостижимым образом превращая пятую симфонию Бетховена с «Подмосковными вечерами» и румынскими мелодиями в одно невероятно сложное и красивое целое. В сопровождении клавишных Болдыря и контрабаса Мачкасова страстное танго Эми превращалось в темпераментный джаз и вновь возвращалось к кокетливой румынской мелодии. Зал взрывался аплодисментами и криками «браво! Те благодарили публику на языке музыки. А в финале к самарско-румынскому трио присоединился с баяном Войтенко.
Как сообщала информационная служба фонда «Русский мир», фестиваль «РуссенКо» впервые прошёл в 2010 году в рамках Года Россия — Франция. В 2014 году особое место в его программе уделено творческим коллективам из Сибири, в частности из Новосибирска и Иркутска. На фестивале «РуссенКо» представлена широкая тематическая палитра: театр, литература, фотография, кино, танец, современная музыка, стрит-арт, а также геополитика, новые технологии и экономика.
Около 130 мастеров приедут на праздник со своими инструментами, которые можно будет не только услышать в концертной программе, но и купить. Аккордеоны, волынки, флейты, колесные скрипки херди-герди и прочие народные инструменты, выполненные вручную, будут играть на 30 концертах, в танцевальных программах для взрослых и на уроках народных танцев для детей.
Бодеги — волынка, меха которой изготавливаются из козьих шкур. Инструмент имеет один бурдон и вдувалку. Данный вид волынки получил наибольшее распространение на Юге Франции. Мюзет де кур — «аристократичная» волынка. Инструмент имеет бурдонный бочонок, две игровые трубки и мех для нагнетания воздуха. Именно маленький мех и стал главным отличием этой волынки от всех остальных. Не требовалось дуть в инструмент, нагнетание воздуха достигалось с помощью меха.
Народные музыкальные инструменты франции. Музыка Франции: французский аккордеон
В 2013 году в Сент-Эмильоне (30 км от Бордо, Франция), в самом прославленном районе Жиронды, российский бизнесмен Андрей Филатов купил 9 га земли и начал выращивать виноград, делая из него необычное вино. Большой выбор тамбуринов в интернет-магазине Бесплатная доставка и постоянные скидки! Музыка франции Музыкальные инструменты во франции.
Глава IV ФРАНЦУЗСКОЕ СКРИПИЧНОЕ ИСКУССТВО
Народные инструменты франции фото с названиями. " Музыка франции" в исполнении УГГО русских народных инструментов. Но возрождение народных инструментов в стране – задача государственного уровня.
Башкирский национальный инструмент кубыз
Лилис неожиданно подняла один из своих сверкающих «лепестков» и нежно погладила Стеллу по щеке. Лилис плавно махнула прозрачными крыльями-лепестками и начала медленно подниматься, пока не присоединилась к своим. Савии заволновались, и вдруг, очень ярко вспыхнув, исчезли... Вот, посмотри... Неожиданно появилась Вэя...
Это тяжело. Прощай добрый Миард! Ты хороший. Я к тебе обязательно вернусь!
Вэя взмахнула ручкой, и мы снова закружились в бешеном водовороте сверкающих материй, через короткое а может только казалось коротким? Казалось, она готова была переносить самые тяжёлые нагрузки, только бы ещё раз вернуться в так полюбившийся ей красочный Вэйин мир. Вдруг я подумала, что он и вправду должен был ей нравиться, так как был очень похож на её же собственный, который она любила себе создавать здесь, на «этажах»... У меня же энтузиазма чуточку поубавилось, потому что я уже увидела для себя эту красивую планету, и теперь мне зверски хотелось что-нибудь ещё!..
Я почувствовала тот головокружительный «вкус неизвестного», и мне очень захотелось это повторить... Я уже знала, что этот «голод» отравит моё дальнейшее существование, и что мне всё время будет этого не хватать. Таким образом, желая в дальнейшем оставаться хоть чуточку счастливым человеком, я должна была найти какой-то способ, чтобы «открыть» для себя дверь в другие миры... Но тогда я ещё едва ли понимала, что открыть такую дверь не так-то просто...
И, что пройдёт ещё много зим, пока я буду свободно «гулять», куда захочу, и что откроет для меня эту дверь кто-то другой... И этим другим будет мой удивительный муж. Она была расстроенной и грустной, что не удалось увидеть больше. Но я была очень рада, что она опять стала сама собой и теперь я была совершенно уверена, что с этого дня она точно перестанет хандрить и будет снова готова к любым новым «приключениям».
Стелла засияла. Она очень любила чувствовать себя нужной, поэтому, я всегда старалась ей показать, как много она для меня значит что было абсолютной правдой. Пойдём куда-нибудь в другой раз, — благодушно согласилась она. Думаю, она, как и я, была чуточку измождённой, только, как всегда, старалась этого не показать.
Я махнула ей рукой... К моим десяти годам я очень сильно привязалась к своему отцу. Я его обожала всегда. Но, к сожалению, в мои первые детские годы он очень много разъезжал и дома бывал слишком редко.
Каждый проведённый с ним в то время день для меня был праздником, который я потом долго вспоминала, и по крупиночкам собирала все сказанные папой слова, стараясь их сохранить в своей душе, как драгоценный подарок. С малых лет у меня всегда складывалось впечатление, что папино внимание я должна заслужить. Не знаю, откуда это взялось и почему. Никто и никогда мне не мешал его видеть или с ним общаться.
Наоборот, мама всегда старалась нам не мешать, если видела нас вдвоём. А папа всегда с удовольствием проводил со мной всё своё, оставшееся от работы, свободное время. Мы ходили с ним в лес, сажали клубнику в нашем саду, ходили на реку купаться или просто разговаривали, сидя под нашей любимой старой яблоней, что я любила делать почти больше всего. В лесу за первыми грибами...
На берегу реки Нямунас Неман Папа был великолепным собеседником, и я готова была слушать его часами, если попадалась такая возможность... Наверное просто его строгое отношение к жизни, расстановка жизненных ценностей, никогда не меняющаяся привычка ничего не получать просто так, всё это создавало для меня впечатление, что его я тоже должна заслужить... Я очень хорошо помню, как ещё совсем маленьким ребёнком висла у него на шее, когда он возвращался из командировок домой, без конца повторяя, как я его люблю. А папа серьёзно смотрел на меня и отвечал: «Если ты меня любишь, ты не должна мне это говорить, но всегда должна показать…» И именно эти его слова остались для меня неписанным законом на всю мою оставшуюся жизнь...
Правда, наверное, не всегда у меня очень хорошо получалось — «показать», но старалась я честно всегда. Да и вообще, за всё то, кем я являюсь сейчас, я обязана своему отцу, который, ступенька за ступенькой, лепил моё будущее «Я», никогда не давая никаких поблажек, несмотря на то, сколь беззаветно и искренне он меня любил. В самые трудные годы моей жизни отец был моим «островом спокойствия», куда я могла в любое время вернуться, зная, что меня там всегда ждут. Сам проживший весьма сложную и бурную жизнь, он хотел быть уверенным наверняка, что я смогу за себя постоять в любых неблагоприятных для меня, обстоятельствах и не сломаюсь от каких бы то ни было жизненных передряг.
Вообще-то, могу от всего сердца сказать, что с родителями мне очень и очень повезло. Если бы они были бы чуточку другими, кто знает, где бы сейчас была я, и была ли бы вообще... Думаю также, что судьба свела моих родителей не просто так. Потому, что встретиться им было вроде бы абсолютно невозможно...
Мой папа родился в Сибири, в далёком городе Кургане. Сибирь не была изначальным местом жительства папиной семьи. Это явилось решением тогдашнего «справедливого» советского правительства и, как это было принято всегда, обсуждению не подлежало... Так, мои настоящие дедушка и бабушка, в одно прекрасное утро были грубо выпровожены из своего любимого и очень красивого, огромного родового поместья, оторваны от своей привычной жизни, и посажены в совершенно жуткий, грязный и холодный вагон, следующий по пугающему направлению — Сибирь… Всё то, о чём я буду рассказывать далее, собрано мною по крупицам из воспоминаний и писем нашей родни во Франции, Англии, а также, из рассказов и воспоминаний моих родных и близких в России, и в Литве.
К моему большому сожалению, я смогла это сделать уже только после папиной смерти, спустя много, много лет... С ними была сослана также дедушкина сестра Александра Оболенская позже — Alexis Obolensky и, добровольно поехавшие, Василий и Анна Серёгины, которые последовали за дедушкой по собственному выбору, так как Василий Никандрович долгие годы был дедушкиным поверенным во всех его делах и одним из самых его близких друзей. Aлександра Alexis Оболенская Василий и Анна Серёгины Наверное, надо было быть по-настоящему ДРУГОМ, чтобы найти в себе силы сделать подобный выбор и поехать по собственному желанию туда, куда ехали, как едут только на собственную смерть. И этой «смертью», к сожалению, тогда называлась Сибирь...
Мне всегда было очень грустно и больно за нашу, такую гордую, но так безжалостно большевистскими сапогами растоптанную, красавицу Сибирь!.. Её, точно так же, как и многое другое, «чёрные» силы превратили в проклятое людьми, пугающее «земное пекло»… И никакими словами не рассказать, сколько страданий, боли, жизней и слёз впитала в себя эта гордая, но до предела измученная, земля... Не потому ли, что когда-то она была сердцем нашей прародины, «дальновидные революционеры» решили очернить и погубить эту землю, выбрав именно её для своих дьявольских целей?... Ведь для очень многих людей, даже спустя много лет, Сибирь всё ещё оставалась «проклятой» землёй, где погиб чей-то отец, чей-то брат, чей-то сын… или может быть даже вся чья-то семья.
Моя бабушка, которую я, к моему большому огорчению, никогда не знала, в то время была беременна папой и дорогу переносила очень тяжело. Но, конечно же, помощи ждать ниоткуда не приходилось... Так молодая княжна Елена, вместо тихого шелеста книг в семейной библиотеке или привычных звуков фортепиано, когда она играла свои любимые произведения, слушала на этот раз лишь зловещий стук колёс, которые как бы грозно отсчитывали оставшиеся часы её, такой хрупкой, и ставшей настоящим кошмаром, жизни… Она сидела на каких-то мешках у грязного вагонного окна и неотрывно смотрела на уходящие всё дальше и дальше последние жалкие следы так хорошо ей знакомой и привычной «цивилизации»... Дедушкиной сестре, Александре, с помощью друзей, на одной из остановок удалось бежать.
По общему согласию, она должна была добраться если повезёт до Франции, где на данный момент жила вся её семья. Правда, никто из присутствующих не представлял, каким образом она могла бы это сделать, но так как это была их единственная, хоть и маленькая, но наверняка последняя надежда, то отказаться от неё было слишком большой роскошью для их совершенно безвыходного положения. Во Франции в тот момент находился также и муж Александры — Дмитрий, с помощью которого они надеялись, уже оттуда, попытаться помочь дедушкиной семье выбраться из того кошмара, в который их так безжалостно швырнула жизнь, подлыми руками озверевших людей... По прибытию в Курган, их поселили в холодный подвал, ничего не объясняя и не отвечая ни на какие вопросы.
Через два дня какие-то люди пришли за дедушкой, и заявили, что якобы они пришли «эскортировать» его в другой «пункт назначения»... Его забрали, как преступника, не разрешив взять с собой никаких вещей, и не изволив объяснить, куда и на сколько его везут. Больше дедушку не видел никто и никогда. Спустя какое-то время, неизвестный военный принёс бабушке дедовы личные вещи в грязном мешке из под угля...
На этом любые сведения о дедушкиной судьбе прекратились, как будто он исчез с лица земли без всяких следов и доказательств... Истерзанное, измученное сердце бедной княжны Елены не желало смириться с такой жуткой потерей, и она буквально засыпала местного штабного офицера просьбами о выяснении обстоятельств гибели своего любимого Николая. Но «красные» офицеры были слепы и глухи к просьбам одинокой женщины, как они её звали — «из благородных», которая являлась для них всего лишь одной из тысяч и тысяч безымянных «номерных» единиц, ничего не значащих в их холодном и жестоком мире…Это было настоящее пекло, из которого не было выхода назад в тот привычный и добрый мир, в котором остался её дом, её друзья, и всё то, к чему она с малых лет была привычна, и что так сильно и искренне любила... И не было никого, кто мог бы помочь или хотя бы дал малейшую надежду выжить.
Серёгины пытались сохранять присутствие духа за троих, и старались любыми способами поднять настроение княжны Елены, но она всё глубже и глубже входила в почти что полное оцепенение, и иногда сидела целыми днями в безразлично-замороженном состоянии, почти не реагируя на попытки друзей спасти её сердце и ум от окончательной депрессии. Были только две вещи, которые ненадолго возвращали её в реальный мир — если кто-то заводил разговор о её будущем ребёнке или, если приходили любые, хоть малейшие, новые подробности о предполагаемой гибели её горячо любимого Николая. Она отчаянно желала узнать пока ещё была жива , что же по-настоящему случилось, и где находился её муж или хотя бы где было похоронено или брошено его тело. К сожалению, не осталось почти никакой информации о жизни этих двух мужественных и светлых людей, Елены и Николая де Роган-Гессе-Оболенских, но даже те несколько строчек из двух оставшихся писем Елены к её невестке — Александре, которые каким-то образом сохранились в семейных архивах Александры во Франции, показывают, как глубоко и нежно любила своего пропавшего мужа княжна.
Сохранилось всего несколько рукописных листов, некоторые строчки которых, к сожалению, вообще невозможно разобрать. Но даже то, что удалось — кричит глубокой болью о большой человеческой беде, которую, не испытав, нелегко понять и невозможно принять. Вернулась из Синячихи совершенно разбитой. Вагоны забиты людьми, даже везти скот в них было бы стыдно…………………………..
Останавливались в лесу — там так вкусно пахло грибами и земляникой... Трудно поверить, что именно там убивали этих несчастных! Бедная Эллочка имеется в виду великая княгиня Елизавета Фёдоровна, которая являлась роднёй моего дедушки по линии Гессе была убита здесь рядом, в этой жуткой Староселимской шахте… какой ужас! Моя душа не может принять такое.
Помнишь, мы говорили: «пусть земля будет пухом»?.. Великий Боже, как же может быть пухом такая земля?!.. О, Аlix, моя милая Alix! Как же можно свыкнуться с таким ужасом?
Я никогда не узнаю где его искать, и никогда не узнаю, что они с ним сотворили. Не проходит и часа, чтобы я не думала о таком родном для меня лице... Какой это ужас представлять, что он лежит в какой-то заброшенной яме или на дне рудника!.. Как можно вынести этот каждодневный кошмар, зная, что уже не увижу его никогда?!..
Так же, как никогда не увидит мой бедный Василёк имя, которое было дано при рождении моему папе... Где же предел жестокости? И почему они называют себя людьми?.. Милая, добрая моя Alix, как же мне тебя не хватает!..
Хоть бы знать, что с тобою всё в порядке, и что дорогой твоей душе Дмитрий не покидает тебя в эти трудные минут.............................................. Если б у меня оставалась хоть капелька надежды найти моего родного Николая, я бы, кажется, вынесла всё. Душа вроде бы притерпелась к этой страшной потере, но до сих пор очень болит… Всё без него другое и такое пустынное». Я никак не могу ему доказать, что у меня просто нет больше сил.
Он говорит, что я должна жить ради маленького Василька... Да так ли это?.. Что он найдёт на этой страшной земле, мой бедный малыш? Кашель возобновился, иногда становится невозможно дышать.
Доктор всё время оставляет какие-то капли, но мне совестно, что я не могу его никак отблагодарить. Иногда мне снится наша любимая комната. И мой рояль… Боже, как же это всё далеко! Да и было ли всё это вообще?
Где всё это теперь? Моя бедная бабушка, от сырости в комнате, которая даже летом не прогревалась, вскоре заболела туберкулёзом. И, видимо ослабленная от перенесённых потрясений, голодания и болезни, при родах скончалась, так и не увидев своего малыша, и не найдя хотя бы! Буквально перед смертью она взяла слово у Серёгиных, что они, как бы это для них не было трудно, отвезут новорождённого если он, конечно же, выживет во Францию, к дедушкиной сестре.
Что, в то дикое время обещать, конечно же, было почти что «неправильно», так как сделать это никакой реальной возможности у Серёгиных, к сожалению, не было... Но они, всё же, обещали ей, чтобы хоть как-то облегчить последние минуты её, так зверски загубленной, совсем ещё молодой жизни, и чтобы её измученная болью душа могла, хоть с маленькой на то надеждой, покинуть этот жестокий мир... И даже зная, что сделают всё возможное, чтобы сдержать данное Елене слово, Серёгины всё же в душе не очень-то верили, что им когда-нибудь удастся всю эту сумасшедшую идею воплотить в жизнь... Бархатное звучание французской гармоники с французским шармом создает весеннее настроение.
Другими словами, аккордеон - это особые эмоции, расплавленные в городских звуках. Как живописные бытовые сцены Ренуара и Мане, городские этюды Моне, Дега и его танцовщицы, французский аккордеон рисует картины городского быта и жизни его персонажей. Как появился аккордеон во Франции Синонимом парижского образа жизни является м ю з е т от франц. Парижские балы были олицетворением мюзета и имели большой успех в начале ХХ века.
После Первой мировой войны волыночный мюзет уступил место аккордеону и новым танцам - вальсу, фокстроту, кадрили. В новых формах танца аккордеону уделялось центральное место. Музыкальный стиль «мюзет» сочетает в себе виртуозные пассажи, французский шансон и мелодии, попурри. Аккордеон развивался как инструмент массовой культуры.
Во Франции его популярность определила доступность и легкость воспроизведения народных мелодий. Что такое французский аккордеон А ккордеон - современный вариант ручной гармоники, где имеется правая и левая клавиатуры. Играют на таком инструменте двумя руками, стоя или сидя. Французский аккордеон отличается от русской гармони большим размером и клавиатурой как у фортепиано с 2-мя рядами кнопок.
Баян - другой вид аккордеона, уже модернизированный. Это кнопочный инструмент, но с расширенным звуковым диапазоном. После изменений конструкции аккордеона, он стал называться баяном только на территории России. Конструкторская мысль народных мастеров развивалась в направлении оригинального звучания.
Успехи в занятиях на скрипке, а позднее на клавесине, органе и в музыкальной теории открыли ему дорогу в Королевскую капеллу, а затем в оркестр «Двадцать четыре скрипки короля». Уже в 1652 году он становится руководителем этого ансамбля и вскоре добивается звания королевского композитора. Люлли сосредоточивает в своих руках все руководство придворной музыкой, получает звание секретаря короля. Затем реорганизует придворные оркестры: объединяет «Камеру» и «Капеллу», вводит в вокальную музыку орган, скрипки и альты, создает ансамбль «Малые скрипки короля» шестнадцать, а позднее — двадцать четыре инструмента для сопровождения короля в походах и путешествиях, а также использовавшийся как бальный. Люлли создает большие духовные произведения типа кантат, пишет пышные инструментальные концерты, оперы и балеты, далекие от прежней аристократической жеманности. Помпезность и концертный блеск, яркая звучность, декламационный пафос становятся характерными чертами его стиля, о котором Ж. Лафонтен писал: «Чтобы теперь понравиться, нужно выставить двадцать клавесинов. У его инструментальных концертов громовая звучность, а его вокальные концерты походят на громкие возгласы солдат в день битвы». В 1672 году Люлли получает от короля привилегию на организацию всей музыки во Франции — право открывать музыкальные школы, давать разрешение на публичные музыкальные выступления.
По королевскому указу, «комедиантам запрещается пользоваться без письменного разрешения Люлли больше чем двумя голосами и двумя скрипками» — видимо, это был состав бродячих ансамблей. Люлли получил и право основать «Королевскую музыкальную академию» — французскую оперу. Развернулась жестокая борьба Люлли за осуществление своих диктаторских прав с «Обществом менестрелей» и его «королем» Гийомом де Мануаром Третьим, закончившаяся победой Люлли. Отдавшись организаторской деятельности, сочинению опер и балетов, Люлли совершенно перестает выступать как скрипач-солист. Он организует большой оперный оркестр смешанного состава сорок семь музыкантов , а для наиболее пышных представлений подключает к нему и все королевские ансамбли. В оперном оркестре участвуют замечательные французские скрипачи — несколько представителей семейства Маршан, Ж. Ребель-отец, Ж. Анэ отец Жан-Батиста Анэ и др. Руководили оркестром, кроме Люлли и его ученики Ж.
Лалуэт и Коласс, а также знаменитый виолист М. Люлли много внимания уделял воспитанию оркестра, особенно скрипачей, от которых требовал беглости и «нервной четкости удара». Оркестр был блестяще сыгран, прекрасно читал с листа — искусство редкое в то время, когда многие ансамбли играли по слуху. Люлли не допускал при исполнении «отсебятины». Им оставлены замечательные дирижерские традиции: «выразительный и отчетливый» ритм, подвижные темпы, хорошая атака звука знаменитый «первый удар смычка» в начале пьесы — эти черты были характерны для него и как скрипача. По отзыву его ученика Г. Муффата, оркестр Люлли характеризовался «точностью интонации, легкостью и ровностью игры, отчетливым и энергичным ударом всего оркестрового состава, берущего первый аккорд, неудержимым порывом и очень подчеркнутыми переменами темпов, гармоническим сочетанием силы и гибкости, грации и живости». В партитурах своих опер он тщательно проставлял динамические оттенки и способы исполнения: «играть нежно, чуть касаясь струн», «не снимать сурдин раньше, чем это обозначено» и т. Люлли сам обучал и инструменталистов, и певцов, добившись замечательных успехов в своей педагогической деятельности.
Среди его учеников — скрипачи Ж. Лалуэт, Ж. Ребель, П. Жубер, Ж. Анэ отец , Паскаль, М. Лаланд, Вердье и др. Люлли по праву считался лучшим скрипачом Франции. По отзыву Л. Вьевиля, «Люлли играл божественно.
Со времен Орфея, Амфиона и других никто не извлекал из скрипки звуков, подобных тем, какие извлекал из нее Люлли». Скрипичные произведения Люлли входят в его оперы, балеты, дивертисменты. Он дал блестящие образцы и скрипичного романса, и каприса, и танца с вариациями. Люлли широко использовал также декламационные интонации французских трагических актеров, в особенности ученицы Расина — Шанмеле, отличавшейся напевной манерой декламации, широкими интонационными линиями голоса Расин обозначал ей эту декламацию нотами с интервалами вплоть до октавы , тембровым богатством. Эту выразительность трагической декламации Люлли перенес и в свои скрипичные арии, напоминающие порой оперный речитатив примером может служить скрипичная ария из оперы «Армида», конец II действия. Многие его арии носят элегическо-пасторальный характер, необычайно напевны, изящны. Наибольшей популярностью из них пользовалась ария из оперы «Кадм», отличающаяся плавностью мелодической линии, благородством выражения. Встречаются у Люлли и ярко индивидуализированные миниатюры. Например, танцевальная скрипичная мелодия из IV акта оперы «Альцеста», которая, по словам Люлли, «должна дышать затаенной радостью».
Люлли сохранил и укрепил давнюю связь французского скрипичного искусства с танцем. Ритмическая острота и четкость, развитая техника коротких динамичных штрихов — черты, идущие от народного инструментального искусства,— проявляются в его скрипичной балетной музыке, особенно в таком жанре, как танец с вариациями. В качестве примера можно указать скрипичную «Чакону» в балете «Кадм». Скрипичные арии в операх Люлли всегда заставлял повторять, придавая большое значение их выразительности в построении целого. Известную роль в подготовке французского инструментального концерта сыграли и увертюры Люлли к операм, и большие вставные номера — «симфонии». Люлли создает тип французской увертюры, отличной от итальянских увертюр того времени С. Ланди, А. Скарлатти , построенных по типу: быстро — медленно — быстро. В монументальных увертюрах Люлли проявляется героическое начало.
Медленная величественная первая часть построена у него на ярких, запоминающихся мелодиях, не связанных с оперой. Вторая часть — фугированная, свободно текущая, легкая и прозрачная. Финал возврацает к начальным образам увертюры, но в сжатом и динамизированном виде зачаток репризного принципа. Завершает увертюру мощная кода. Ведущую роль в увертюрах играли скрипки. Главные мелодии, поручавшиеся им, были настолько напевны, что ко многим из них были написаны слова, например к скрипичной арии увертюры «Беллерофонт». Увертюры Люлли оказали влияние на Генделя. Их часто исполняли в Италии как увертюры к другим операм. Несколько иные функции выполняли вставные «симфонии».
Это была своего рода программная музыка — пейзажно-поэтические картины, психологические зарисовки состояния героев. Не обращаясь к звукоподражанию, Люлли стремился пробудить у слушателей с помощью ярких выразительных средств ассоциации, близкие к переживанию данного состояния. Популярность Люлли была огромна. Его мелодии распространились во всех слоях общества, а арии распевали на улицах бродячие музыканты. Люлли, по отзывам современников, нередко останавливал карету, подзывал к себе певца и скрипача, чтобы показать им правильный темп мелодии, которую они исполняли. Многие произведения Люлли превратились в народные куплеты, но надо учесть и то, что и его творчество было тесно связано с народным искусством. Органически слив наиболее ценные элементы, он создал новый музыкальный язык, способный к большим художественным обобщениям, доступный различным слоям общества. В этом его большая заслуга как скрипача и композитора своей эпохи. Развитие скрипичного искусства во Франции шло параллельно с культивированием в дворянских кругах и в публичных выступлениях виртуозной игры на басовой виоле.
Мягкий приглушенный звук виолы отвечал эстетическим вкусам знати. Однако острое соперничество со скрипкой и виолончелью заставляло совершенствовать и виолу, и технику игры на этом инструменте. О «первом виолисте Парижа» Отмане ум. В то же время такая борьба положительно влияла и на формирование французского скрипичного исполнительства. Многие скрипачи создали для них свои произведения. Подобно клавесинному и виольному искусству, сочинения скрипачей XVII века представляли собой преимущественно танцевальные миниатюры, отточенные по форме, изящные, богатые по ритмической выдумке. В различных медленных танцах или варьированных песнях можно проследить и раннее проявление жанровой изобразительности, наивной программности или попытки достичь психологической выразительности. Крупной инструментальной формы еще не было. В самом конце XVII, начале XVIII века эти жанры, наряду с ариями с вариациями и сольными пьесами — чувствительным романсом и ранними образцами инструментального дуэта скрипка и виолончель или басовая виола, две скрипки ,— привели к формированию под определяющим влиянием итальянского искусства первых образцов сонатного жанра, которые представляли собой скорее многочастные сюиты.
В них жанровые миниатюры и танцы перемежались с частями более общего, моторного плана. Наиболее характерны были: гавот, менуэт, сарабанда, рондо, прелюдия, жига и т. Из ранних образцов такого рода можно отметить сюиты М. Монтеклера 1697 под названием «Серенады или концерты, разделенные на три сюиты пьес для скрипок, флейт и гобоев, сочиненные с фанфарными, бравурными, нежными и сельскими ариями, под которые можно танцевать». Интересны также попытки создания сонат для скрипки и баса С. Броссара и Э. Но лишь в 1740 году появляется первый оригинальный сборник французских сонат для скрипки и баса, принадлежащий Франсуа Дювалю, замечательному скрипачу, члену «Двадцати четырех скрипок», одному из первых во Франции исполнителей сонат Корелли. Говоря о скрипичном репертуаре, Л. Дакен писал, что Дюваль «впервые извлек скрипку из того состояния упадка, в котором она пребывала».
Сонатам этого сборника за которым появилось еще шесть сборников сонат того же автора присущи широкая французская мелодика, гибкость и изящество смычковой техники, блестящая ритмика, обильное употребление впервые во французской скрипичной литературе двойных нот, живописный изобразительный стиль к примеру, подражание кастаньетам. Заголовки частей носят жанрово-изобразительный характер, например «Бабочки». Важным моментом является и придание басу виолончель, клавесин или басовая виола самостоятельного характера, вплоть до участия в экспозиции тем. В следующем году появляется первый сборник сонат Жан-Фери Ребеля 1666—1747. Сын члена Королевской капеллы, ученик Люлли, он восьмилетним мальчиком уже играл перед королем. Затем служил в опере скрипачом, клавесинистом и дирижером. Позднее входил в ансамбль «Двадцать четыре скрипки короля», был придворным композитором и дирижером бальных оркестров. Ребель назвал свой сборник «Пьесами, расположенными по тональностям, для скрипки с басом, которые могут быть исполнены также на клавесине или виоле». Названия частей — танцевальные, типично сюитные.
Два следующих сборника 1712, 1713 — трио-сонаты и дуэты. Ребель в них отказывается от танцевальных заголовков и дает частям фантастическо-мифологические названия: «Флора», «Аполлон», «Венера» и т.
Баян — другой вид аккордеона, уже модернизированный.
Это кнопочный инструмент, но с расширенным звуковым диапазоном. После изменений конструкции аккордеона, он стал называться баяном только на территории России. Конструкторская мысль народных мастеров развивалась в направлении оригинального звучания.
Так, мастера Дебен Бюссон и Летерм совместили 2 тембровых голоса, звучащие «вразлив». Такая модель определила своеобразную мелодию и прообраз современного аккордеона. Ему подвластны изящные вальсы, легкая полька, зажигательные латинские танцы и танго.
Интересную область освоения аккордеона представляет джазовая музыка. Простора и динамики вполне достаточно, чтобы исполнять самые неожиданные интерпретации.
А вот она — Светлана. Мы — люди. А ты, мы знаем, Савия.
Ты откуда прилетела? И что такое Савия? Стелла просто «хотела всё знать! И всегда такой оставалась. Лилис подошла к ней совсем близко и начала рассматривать Стеллу своими причудливыми, огромными глазами.
Они были ярко малиновые, с золотыми крапинками внутри, и сверкали, как драгоценные камни. Лицо этого чудо-существа выглядело удивительно нежным и хрупким, и имело форму лепестка нашей земной лилии. Но, наверное, самыми удивительными у них были волосы... Они были очень длинными, почти достигали края прозрачного крыла, абсолютно невесомыми и, не имея постоянного цвета, всё время вспыхивали самыми разными и самыми неожиданными блестящими радугами... Прозрачные тела Савий были бесполы как тело маленького земного ребёнка , и со спины переходили в «лепестки-крылья», что и вправду делало их похожими на огромные яркие цветы...
Их мир умирал, и мы хотели их спасти. Сперва думали — они смогут жить со всеми, но не смогли. Они живут очень высоко в горах, туда никто не может попасть. Но если долго смотреть им в глаза — они заберут с собой... И будешь жить с ними.
Стелла поёжилась и чуть отодвинулась от стоявшей рядом Лилис... Просто живут с теми, кого забирают. Наверно у них в мире было по-другому, а сейчас они делают это просто по-привычке. Но для нас они очень ценны — они «чистят» планету. Никто никогда не болел после того, как они пришли.
А разве это хорошо — использовать? Вы грустите по своей планете? Здесь красиво-сиво-иво... Лилис неожиданно подняла один из своих сверкающих «лепестков» и нежно погладила Стеллу по щеке. Лилис плавно махнула прозрачными крыльями-лепестками и начала медленно подниматься, пока не присоединилась к своим.
Савии заволновались, и вдруг, очень ярко вспыхнув, исчезли... Вот, посмотри... Неожиданно появилась Вэя... Это тяжело. Прощай добрый Миард!
Ты хороший. Я к тебе обязательно вернусь! Вэя взмахнула ручкой, и мы снова закружились в бешеном водовороте сверкающих материй, через короткое а может только казалось коротким? Казалось, она готова была переносить самые тяжёлые нагрузки, только бы ещё раз вернуться в так полюбившийся ей красочный Вэйин мир. Вдруг я подумала, что он и вправду должен был ей нравиться, так как был очень похож на её же собственный, который она любила себе создавать здесь, на «этажах»...
У меня же энтузиазма чуточку поубавилось, потому что я уже увидела для себя эту красивую планету, и теперь мне зверски хотелось что-нибудь ещё!.. Я почувствовала тот головокружительный «вкус неизвестного», и мне очень захотелось это повторить... Я уже знала, что этот «голод» отравит моё дальнейшее существование, и что мне всё время будет этого не хватать. Таким образом, желая в дальнейшем оставаться хоть чуточку счастливым человеком, я должна была найти какой-то способ, чтобы «открыть» для себя дверь в другие миры... Но тогда я ещё едва ли понимала, что открыть такую дверь не так-то просто...
И, что пройдёт ещё много зим, пока я буду свободно «гулять», куда захочу, и что откроет для меня эту дверь кто-то другой... И этим другим будет мой удивительный муж. Она была расстроенной и грустной, что не удалось увидеть больше. Но я была очень рада, что она опять стала сама собой и теперь я была совершенно уверена, что с этого дня она точно перестанет хандрить и будет снова готова к любым новым «приключениям». Стелла засияла.
Она очень любила чувствовать себя нужной, поэтому, я всегда старалась ей показать, как много она для меня значит что было абсолютной правдой. Пойдём куда-нибудь в другой раз, — благодушно согласилась она. Думаю, она, как и я, была чуточку измождённой, только, как всегда, старалась этого не показать. Я махнула ей рукой... К моим десяти годам я очень сильно привязалась к своему отцу.
Я его обожала всегда. Но, к сожалению, в мои первые детские годы он очень много разъезжал и дома бывал слишком редко. Каждый проведённый с ним в то время день для меня был праздником, который я потом долго вспоминала, и по крупиночкам собирала все сказанные папой слова, стараясь их сохранить в своей душе, как драгоценный подарок. С малых лет у меня всегда складывалось впечатление, что папино внимание я должна заслужить. Не знаю, откуда это взялось и почему.
Никто и никогда мне не мешал его видеть или с ним общаться. Наоборот, мама всегда старалась нам не мешать, если видела нас вдвоём. А папа всегда с удовольствием проводил со мной всё своё, оставшееся от работы, свободное время. Мы ходили с ним в лес, сажали клубнику в нашем саду, ходили на реку купаться или просто разговаривали, сидя под нашей любимой старой яблоней, что я любила делать почти больше всего. В лесу за первыми грибами...
На берегу реки Нямунас Неман Папа был великолепным собеседником, и я готова была слушать его часами, если попадалась такая возможность... Наверное просто его строгое отношение к жизни, расстановка жизненных ценностей, никогда не меняющаяся привычка ничего не получать просто так, всё это создавало для меня впечатление, что его я тоже должна заслужить... Я очень хорошо помню, как ещё совсем маленьким ребёнком висла у него на шее, когда он возвращался из командировок домой, без конца повторяя, как я его люблю. А папа серьёзно смотрел на меня и отвечал: «Если ты меня любишь, ты не должна мне это говорить, но всегда должна показать…» И именно эти его слова остались для меня неписанным законом на всю мою оставшуюся жизнь... Правда, наверное, не всегда у меня очень хорошо получалось — «показать», но старалась я честно всегда.
Да и вообще, за всё то, кем я являюсь сейчас, я обязана своему отцу, который, ступенька за ступенькой, лепил моё будущее «Я», никогда не давая никаких поблажек, несмотря на то, сколь беззаветно и искренне он меня любил. В самые трудные годы моей жизни отец был моим «островом спокойствия», куда я могла в любое время вернуться, зная, что меня там всегда ждут. Сам проживший весьма сложную и бурную жизнь, он хотел быть уверенным наверняка, что я смогу за себя постоять в любых неблагоприятных для меня, обстоятельствах и не сломаюсь от каких бы то ни было жизненных передряг. Вообще-то, могу от всего сердца сказать, что с родителями мне очень и очень повезло. Если бы они были бы чуточку другими, кто знает, где бы сейчас была я, и была ли бы вообще...
Думаю также, что судьба свела моих родителей не просто так. Потому, что встретиться им было вроде бы абсолютно невозможно... Мой папа родился в Сибири, в далёком городе Кургане. Сибирь не была изначальным местом жительства папиной семьи. Это явилось решением тогдашнего «справедливого» советского правительства и, как это было принято всегда, обсуждению не подлежало...
Так, мои настоящие дедушка и бабушка, в одно прекрасное утро были грубо выпровожены из своего любимого и очень красивого, огромного родового поместья, оторваны от своей привычной жизни, и посажены в совершенно жуткий, грязный и холодный вагон, следующий по пугающему направлению — Сибирь… Всё то, о чём я буду рассказывать далее, собрано мною по крупицам из воспоминаний и писем нашей родни во Франции, Англии, а также, из рассказов и воспоминаний моих родных и близких в России, и в Литве. К моему большому сожалению, я смогла это сделать уже только после папиной смерти, спустя много, много лет... С ними была сослана также дедушкина сестра Александра Оболенская позже — Alexis Obolensky и, добровольно поехавшие, Василий и Анна Серёгины, которые последовали за дедушкой по собственному выбору, так как Василий Никандрович долгие годы был дедушкиным поверенным во всех его делах и одним из самых его близких друзей. Aлександра Alexis Оболенская Василий и Анна Серёгины Наверное, надо было быть по-настоящему ДРУГОМ, чтобы найти в себе силы сделать подобный выбор и поехать по собственному желанию туда, куда ехали, как едут только на собственную смерть. И этой «смертью», к сожалению, тогда называлась Сибирь...
Мне всегда было очень грустно и больно за нашу, такую гордую, но так безжалостно большевистскими сапогами растоптанную, красавицу Сибирь!.. Её, точно так же, как и многое другое, «чёрные» силы превратили в проклятое людьми, пугающее «земное пекло»… И никакими словами не рассказать, сколько страданий, боли, жизней и слёз впитала в себя эта гордая, но до предела измученная, земля... Не потому ли, что когда-то она была сердцем нашей прародины, «дальновидные революционеры» решили очернить и погубить эту землю, выбрав именно её для своих дьявольских целей?... Ведь для очень многих людей, даже спустя много лет, Сибирь всё ещё оставалась «проклятой» землёй, где погиб чей-то отец, чей-то брат, чей-то сын… или может быть даже вся чья-то семья. Моя бабушка, которую я, к моему большому огорчению, никогда не знала, в то время была беременна папой и дорогу переносила очень тяжело.
Но, конечно же, помощи ждать ниоткуда не приходилось... Так молодая княжна Елена, вместо тихого шелеста книг в семейной библиотеке или привычных звуков фортепиано, когда она играла свои любимые произведения, слушала на этот раз лишь зловещий стук колёс, которые как бы грозно отсчитывали оставшиеся часы её, такой хрупкой, и ставшей настоящим кошмаром, жизни… Она сидела на каких-то мешках у грязного вагонного окна и неотрывно смотрела на уходящие всё дальше и дальше последние жалкие следы так хорошо ей знакомой и привычной «цивилизации»... Дедушкиной сестре, Александре, с помощью друзей, на одной из остановок удалось бежать. По общему согласию, она должна была добраться если повезёт до Франции, где на данный момент жила вся её семья. Правда, никто из присутствующих не представлял, каким образом она могла бы это сделать, но так как это была их единственная, хоть и маленькая, но наверняка последняя надежда, то отказаться от неё было слишком большой роскошью для их совершенно безвыходного положения.
Во Франции в тот момент находился также и муж Александры — Дмитрий, с помощью которого они надеялись, уже оттуда, попытаться помочь дедушкиной семье выбраться из того кошмара, в который их так безжалостно швырнула жизнь, подлыми руками озверевших людей... По прибытию в Курган, их поселили в холодный подвал, ничего не объясняя и не отвечая ни на какие вопросы. Через два дня какие-то люди пришли за дедушкой, и заявили, что якобы они пришли «эскортировать» его в другой «пункт назначения»... Его забрали, как преступника, не разрешив взять с собой никаких вещей, и не изволив объяснить, куда и на сколько его везут. Больше дедушку не видел никто и никогда.
Спустя какое-то время, неизвестный военный принёс бабушке дедовы личные вещи в грязном мешке из под угля... На этом любые сведения о дедушкиной судьбе прекратились, как будто он исчез с лица земли без всяких следов и доказательств... Истерзанное, измученное сердце бедной княжны Елены не желало смириться с такой жуткой потерей, и она буквально засыпала местного штабного офицера просьбами о выяснении обстоятельств гибели своего любимого Николая. Но «красные» офицеры были слепы и глухи к просьбам одинокой женщины, как они её звали — «из благородных», которая являлась для них всего лишь одной из тысяч и тысяч безымянных «номерных» единиц, ничего не значащих в их холодном и жестоком мире…Это было настоящее пекло, из которого не было выхода назад в тот привычный и добрый мир, в котором остался её дом, её друзья, и всё то, к чему она с малых лет была привычна, и что так сильно и искренне любила... И не было никого, кто мог бы помочь или хотя бы дал малейшую надежду выжить.
Серёгины пытались сохранять присутствие духа за троих, и старались любыми способами поднять настроение княжны Елены, но она всё глубже и глубже входила в почти что полное оцепенение, и иногда сидела целыми днями в безразлично-замороженном состоянии, почти не реагируя на попытки друзей спасти её сердце и ум от окончательной депрессии. Были только две вещи, которые ненадолго возвращали её в реальный мир — если кто-то заводил разговор о её будущем ребёнке или, если приходили любые, хоть малейшие, новые подробности о предполагаемой гибели её горячо любимого Николая. Она отчаянно желала узнать пока ещё была жива , что же по-настоящему случилось, и где находился её муж или хотя бы где было похоронено или брошено его тело. К сожалению, не осталось почти никакой информации о жизни этих двух мужественных и светлых людей, Елены и Николая де Роган-Гессе-Оболенских, но даже те несколько строчек из двух оставшихся писем Елены к её невестке — Александре, которые каким-то образом сохранились в семейных архивах Александры во Франции, показывают, как глубоко и нежно любила своего пропавшего мужа княжна. Сохранилось всего несколько рукописных листов, некоторые строчки которых, к сожалению, вообще невозможно разобрать.
Но даже то, что удалось — кричит глубокой болью о большой человеческой беде, которую, не испытав, нелегко понять и невозможно принять. Вернулась из Синячихи совершенно разбитой. Вагоны забиты людьми, даже везти скот в них было бы стыдно………………………….. Останавливались в лесу — там так вкусно пахло грибами и земляникой... Трудно поверить, что именно там убивали этих несчастных!
Бедная Эллочка имеется в виду великая княгиня Елизавета Фёдоровна, которая являлась роднёй моего дедушки по линии Гессе была убита здесь рядом, в этой жуткой Староселимской шахте… какой ужас! Моя душа не может принять такое. Помнишь, мы говорили: «пусть земля будет пухом»?.. Великий Боже, как же может быть пухом такая земля?!.. О, Аlix, моя милая Alix!
Как же можно свыкнуться с таким ужасом? Я никогда не узнаю где его искать, и никогда не узнаю, что они с ним сотворили.
Музыка Франции: французский аккордеон
Со временем этот музыкальный инструмент стал значимой частью народной музыки не только Франции, но и народов Испании, Италии, Великобритании. Со временем этот музыкальный инструмент стал значимой частью народной музыки не только Франции, но и народов Испании, Италии, Великобритании. К революции гармонь стала таким же народным инструментом, как балалайка. народный инструмент Франции. Created by окей47. drugie-predmety-ru.