Ленинград выжил, а истории людей, дождавшихся снятия блокады, остались в народной памяти. Академик Лихачев — о подвигах и ужасах блокадного Ленинграда. Ленинград выжил, а истории людей, дождавшихся снятия блокады, остались в народной памяти.
«Вернувшиеся в Ленинград никогда не простили себе того, что они выжили в блокаде»
Как только была прорвана блокада, вышло постановление за подписью председателя Ленсовета о необходимости «выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград дымчатых кошек». Ее эвакуировали в Новосибирск из блокадного Ленинграда в семь лет. Петербургский суд признал блокаду Ленинграда геноцидом и военным преступлением. Многие вспоминали другой фильм "на тему" блокадного Ленинграда – ленту режиссёра Алексея Красовского "Праздник", которую автор назвал "чёрной комедией". Фронтовики, воевавшие под Ленинградом, говорят, что чувствовали подмогу молчаливого, застывшего города, и она была не меньше, чем помощь живой силой, орудиями и боеприпасами. Видео, Ленинград, Блокада Ленинграда (1941-1944), 75 лет Великой Победы. 872 дня ужаса и надежды: архивные кадры блокадного Ленинграда.
«На грани жизни и смерти». Блокада глазами победивших голод и отчаяние
К 70-летней годовщине со дня освобождения Ленинграда от фашистской блокады, предлагаем вам посмотреть какие ужасы пережевали жители Ленинграда в то страшное время. Блокада Ленинграда прорвана! К 80-летию прорыва в Музее обороны и блокады Ленинграда обновили экспозицию. Впервые выставлена реактивная немецкая мина, начиненная пропагандистскими листовками. Эти записи девочка вела во время блокады Ленинграда в 1941 г., когда голод каждый месяц уносил из жизни ее близких.
Дорога жизни и смерти
- «Блокадный дневник»: петербуржцы поделились своими воспоминаниями о тех страшных 900 днях
- Редкие фото блокадного Ленинграда и воспоминания его жителей о страшном времени |
- Прорыв блокады Ленинграда
- Блокадный дневник Тани Савичевой: самые страшные 9 страниц о войне
- «Быт, который уносится с собой в могилу»: как выживали и от чего умирали в блокадном Ленинграде
Сад, изуродованный голодом. Скандальная книга Алексис Пери о блокаде Ленинграда
Сейчас тётя нам водички принесет, и мы пойдем домой. Погрейся пока, тут тепло, — я обняла брата за плечо, — Снег сегодня белый, белый, от него кругом светло. Рукавицы я надела, в зимней шубке мне тепло. Пусть метет метелица, белым снегом стелется, а мы валенки надели, - Не боимся мы метели! Помнишь, как читала нам её мама? А потом темнота в глазах и звенящая боль в ушах. Меня оглушили сзади чем-то тяжелым. Я очнулась абсолютно голая в холодном и большом корыте, в котором скот обычно кормят. Рядом стоял худой и сутулый мужичек и пялился на меня. Я как могла прикрылась руками. С-сколько тебе лет?
Тебя тоже сварим. Дальше всё происходило как в страшном сне. Меня помыли как моют тушку убитого животного, одели в лохмотья и заперли в чулане. За стенкой чулана кто-то все время копошился и мычал. Но в ответ лишь раздавалось мычание и возня. Слёзы ручьем полились из моих глаз, и я изо всех сил начала бить по двери. Выпустите меня!!! Дверь чулана открылась, в проёме стоял сутулый, — Чего шумишь, девочка? Я мышкой юркнула между его ног и выбежала в большой и темный коридор. Не оборачиваясь я добежала до огромной двери, отщёлкнула защелку, на которую была закрыта входная дверь и выбежала на улицу.
Не имея сил опустить покойника в могилу, они падали туда сами и умирали. Где мой 4 полк НКВД? Кто из вас дожил до лета? Никто к таким размерам смертности и молниеносности ее роста не был подготовлен и никто никогда не способен был помыслить о чем-то подобном. Только благодаря самоотверженности могильщиков город не пал жертвой повальной эпидемии. А теперь давайте сейчас представим себе этот смрад, отвращение пока еще живого человека к мертвому, вспухшему от разложения телу, телам, сотням, тысячам тел. Нет, дантовский ад. Постоянный ужас, вонища, черви, гноище! А ведь наши деды делали это.
О, господи. Заключение документа весьма своеобразное. Читайте эти строки, читайте. Это просто отчет с грифом «Секретно»: «Результат работы достигнут хороший — и город и его население, пережив небывалые лишения, после такого массового захоронения с нарушением санитарных норм избежали эпидемических заболеваний». Страшный документ! История не знает такого второго документа. Ни один город не испытал того, что выпало на долю Ленинграда. Нигде и никогда не было столько жертв среди мирного населения. Когда мы склоняем головы перед жертвами блокадного Ленинграда, давайте вспомним и о работниках похоронной службы, овеявших свой жуткий и благородный труд бессмертной славой.
Если бы не они, не нужно было и разжимать кольцо блокады — город вымер бы от эпидемий сам по себе. Бежит время, уходят от нас блокадники и те, кто их хоронил. Хорошеет город Санкт-Петербург. Со всех сторон окруженный Ленинградом.
Стихи Берггольц, седьмая симфония Шостаковича и так далее — это, несомненно, яркие события. Но для человека гораздо важнее было получить что-то из продовольствия. Поэтому в дневниках очень скупо писали про культуру», — отмечает Дмитрий Асташкин. При этом большинство театров из Ленинграда эвакуировали к августу 1941 года. Осенью многие вовсе закрылись.
Он был практически единственным, который существовал во время блокады. И он был далек от тех ассоциаций к слову «театр», которые у нас есть сейчас. Это было затемненное холодное место, где люди сидели в верхней одежде. Спектакли часто прерывались на воздушную тревогу, все бежали в бомбоубежище. Актеры падали в голодные обмороки», — рассказывает исследователь. Многие кинотеатры во время блокады закрылись, потому что не могли работать без электричества. Некоторые открылись весной 1942 года. К осени того же года в городе работал 21 кинотеатр. Это была своеобразная попытка «вырваться за пределы», поэтому показывали в основном развлекательные картины.
Появлялись на экранах и пропагандистские ленты — про оборону Москвы зимой 1941-го и про оборону Ленинграда. Но в большинстве жители хотели смотреть развлекательное кино», — рассказывает Асташкин. Во время подготовки знаменитой Седьмой симфонии приходилось искать оркестрантов по всему городу. Многие музыканты к тому времени умерли от голода и холода. Про эвакуацию детей в 1941 году В сентябре массовая эвакуация стала невозможна из-за движения фронта, рассказывает Дмитрий Асташкин. По его словам, еще летом 1941-го многие жители не хотели покидать город, так как верили сообщениям советского правительства о том, что противник будет разбит в ближайшее время. В связи с этим в начале осени частота упоминания эвакуации детей снижается.
Вырубались деревья, в ход шли макулатура, книги, мебель. Спасением был разбор деревянных домов, но массовым этот процесс стал лишь летом 1942-го, перед второй блокадной зимой. В домах, подвалах, на черных лестницах, в опустевших квартирах лежало множество тел погибших блокадников. Люди умирали от истощения не только на улице, но и в собственных квартирах. Иногда у их родственников просто не было физических сил доставить тело на кладбище, иногда они желали использовать продуктовые карточки умершего для своего собственного выживания. Мертвые кормили живых, а морозы позволяли устраивать в дальних закоулках коммунальных квартир импровизированные «морги». Эту страшную проблему, как и вывоз забытых покойников с улиц города, стали решать лишь с наступлением весны, когда потепление и разложение десятков тысяч тел могли привести к масштабным эпидемиям. В конце зимы 1942 года городские власти наконец начали пытаться навести в городе порядок. Специальные комсомольские бытовые отряды расчищали улицы и дома Ленинграда. Погибших отправляли на кладбища, где их хоронили в братских могилах или кремировали в печах кирпичного завода. Весенняя «уборка» была страшной. Первые этажи закрыты этой грязью. Стоять там было нельзя, от запаха тошнило. Чего только ни находили в этих грудах нечистот! Находили детские трупы, находили трупы взрослых… В канализационных люках находили отдельные части человеческих трупов». Обнаружение «отдельных частей» было, увы, связано и с установленными фактами каннибализма. Массовый голод приводил, кроме прочего, и к таким преступлениям. Единичные случаи людоедства начиная с января 1942 года, самого тяжелого времени в Ленинграде, стали фиксироваться все чаще. В феврале за каннибализм было задержано 612 человек рекордная цифра , в марте — 399, в апреле — 300, а в мае — 326. Можно только догадываться, сколько эпизодов поедания людей не было зафиксировано. Не углубляясь в отвратительные подробности обстоятельств этих арестов, остается только отметить, что летом 1942 года одновременно с улучшением снабжения Ленинграда продуктами произошло и резкое снижение количества подобных преступлений. Голод, холод, транспортный паралич, отсутствие света, воды, тепла и канализации сопровождались и масштабными обстрелами. Немцы выпустили по городу десятки тысяч снарядов, сбросили на него десятки тысяч авиабомб. Масштабы потерь были, конечно, меньше, чем смертей от недостатка пищи, но все равно гибель могла поджидать горожан в любую минуту. Надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна», отдельные из которых были восстановлены после войны, стали настоящим символом стойкости города во время блокады. В конце марта 1942 года в Ленинград прибыл партизанский обоз с продовольствием для города, немало воодушевивший блокадников. Летом снабжение города значительно улучшилось, да и сами ленинградцы стали разбивать огороды капуста выращивалась даже на Исаакиевской площади , пытаясь хотя бы подобным образом подготовиться к следующей зимовке. Активизировалась доставка продуктов и по существующим каналам воздушным путем и через Ладожское озеро. В обратном направлении эвакуировались люди. С сентября 1941 года по апрель 1942-го в основном по «Дороге жизни», проложенной зимой по льду Ладоги, на «Большую землю» вглубь Советского Союза было отправлено 660 тыс. Вместе с массовой зимней гибелью от голода это привело к тому, что город опустел. За лето 1942 года из Ленинграда вывезли еще 400 тыс. На фоне пережитого весна 1942-го была куда больше наполнена оптимизмом. Горожане начали лучше одеваться, в городе вновь открылись кинотеатры и театры, некоторые учебные заведения, проводились концерты и спортивные состязания.
Осада Ленинграда: 872 дня битвы за жизнь
Военная фемида 20 февраля 1942 года трибунал огласил приговоры всем. Наказание было разным и зависело от тяжести преступления. Из 886 подследственных, обвиняемых в людоедстве и торговле человеческим мясом, лишь 311 преступников приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Среди получивших различные сроки заключения числились те, кто не был лично замешан в убийствах и кого бандиты использовали втемную. Продолжили ли свой зверский промысел ленинградские людоеды после этого? Можно лишь предположить, что уже в апреде 1942 года, когда голод отступил и снабжение города продовольствием улучшилось, вынужденное людоедство прекратиловь. А отдельные случаи каннибализма стали уже заботой психиатров. Сильные духом Архивные документы честны, точны и убедительны, как математическая формула. Они доказывают, что несмотря на заявления отдельных паникёров и вражеских пропагандистов, в городе, сжатом вражеским кольцом блокады, не было зафиксировано массовых случаев людоедства.
Чуть более тысячи обезумевших несчастных или предельно циничных, бесчеловечных мерзавцев на более чем двухмиллионный Ленинград — это ли не доказательство духовной стойкости наших дедов и прадедов! Голод затронул тогда всех. Но поголовное большинство ленинградцев находили в себе силы выживать, защищать любимый город, работать, учить, лечить, писать книги, сочинять музыку и рисовать картины. Со 125 граммами хлеба и кружкой кипятка в руке.
Но спустя несколько дней, слушая сводки военных действий, она вернулась вместе с мамой домой в Ленинград на Васильевский остров 10-я линия дом 23 — как им казалось, в городе будет жить легче.
На саночках, завернутую в белую простынь, отвезла она ее для захоронения, только и смогла спросить: "Где похоронят? Она была иждивенкой, занималась воспитанием детей, семью содержал муж, а с Крайнего Севера посылки в блокаду практически не доходили. Жить было не на что. По воспоминаниям прабабушки, дети плакали день и ночь, прося хлеба. Когда заканчивался продуктовый паек, приходилось варить клейстер, разваривали кожаные ремни, делали из него бульон, пили кипяток.
Получать минимальный паек по карточке для себя и детей прабабушка ходила даже во время бомбежки: страх притуплялся, все затмевало страшное чувство голода. Во время одного из артобстрелов снаряд разорвался недалеко от прабабушки, она едва успела лечь на мостовую рядом с поребриком. Очнулась, когда все стихло, а рядом у виска лежал осколок снаряда. Прабабушка долго хранила этот осколок. На радостях они съели весь паек на два дня вперед, в надежде, что в тылу они будут сыты и накормлены.
Но на другой день, когда прабабушка явилась в эвакуационный пункт, ей сообщили, что, к сожалению, уехать они не могут, их место занято семьей командира Красной Армии, а их очередь будет через неделю. Как ни плакала прабабушка, как ни умоляла, но пришлось возвращаться домой. С великим трудом, благодаря помощи соседей, прожила прабабушка с детьми эту голодную неделю, а когда подошла очередь эвакуироваться, узнала страшную новость — та баржа, на которой она с детьми неделю назад должна была уезжать, затонула, подбитая фашистами. Они благополучно покинули блокадный город по Дороге Жизни. Впереди был длинный путь к мужу, полный страхов, лишений и тревог, но это уже совсем другая история».
Ольга Сафронова «Федор Ильич Сафронов — 1926 г. Жили они на Гончарной улице д. Ежедневно дед ходил на работу по 10 км пешком в депо станции "Сортировочная", обратно возвращался тем же маршрутом каждый день в любую погоду, голодный, 15-летний подросток проходил 20 км и еще и работал. Осенью 1942 года ушел юнгой на флот. Таким образом, дедуля мой стал не только блокадником, но и ветераном.
Служил он в Кронштадте, там и познакомился с моей бабушкой Ниной тоже блокадницей. В удивительной истории блокадной дедушкиной жизни есть один маленький, в масштабах Вселенной, и огромный в масштабах человеческой жизни, подвиг. Заработанные карточки он не только проедал, а менял на водку для того, чтобы накопив полную бутылку обменять на музыкальный инструмент — баян. Его родственник в то время болел цингой. Моя прабабушка Ольга попросила поделиться водкой оказывается водка помогает от цинги.
Дед поделился и родственник пошел на поправку. Ольга Никаноровна Сафронова — моя прабабушка, мать дедули Федора меня назвали в ее честь. Об ее истории я узнала совсем недавно. Дело было так. Незадолго до того, как немцы взяли наш прекрасный город в кольцо, ее родная сестра поехала посмотреть, куда лучше и безопаснее эвакуироваться с детьми.
Двоих дочерей она оставила с моей прабабушкой. Вернуться до освобождения города она не смогла. После прорыва блокады она забрала детей и 20 лет не общалась с моей прабабушкой потому, что та очень плохо кормила ее дочерей. Спустя много лет страна узнала о событиях, происходивших почти 900 дней в блокадном Ленинграде , прабабушкина сестра и ее дочки поняли, что картофельными очистками которые Ольга Никоноровна приносила домой с работы она спасла своим племянницам жизнь. Я всегда недооценивала свою прабабушку, считая ее необразованной простой русской женщиной.
Все шестеро детей четверо своих и две племянницы выжили и прожили долгую жизнь. Нина Яковлевна Сафронова — 1926 - 1996 гг. Моя бабушка. Жена дедули Федора, мама моего папы. Я ее копия.
Всю жизнь, начиная с 15 лет, даже будучи уже степенной женщиной, учительницей химии, женой успешного музыканта и матушкой доктора невролога, моя бабуля собирала все до последней крошки со стола. Годика в 4 я впервые услышала историю ее блокадного детства. Жили они в Кронштадте на Ленинградской улице д. Бабуля была старшей дочерью в многодетной семье военного механика Якова Фроловича Шумилина что, кстати, впоследствии спасло ему жизнь. В этой части Ленинграда многие погибали именно от бомбежек.
Жуткий холод, голод, маленький кусочек хлеба на весь день. В 1942 году прадед вывез всю свою практически умирающую семью в эвакуацию. Младший брат бабули — Олег, которому к началу блокады был всего 1 годик, в эвакуации впервые попробовал сахар и сказал: "Какая вкусная соль". Выжили все 4 детей и их мама — моя прабабушка Маруся. Мира Михайловна Зайдельсон — 1919 г.
Мама моей мамы. Я уже несколько раз писала про мою любимую долгожительницу. Если бы не один чудесный случай, то Мирочка не вошла бы сейчас в историю о моих блокадниках, или я не родилась бы вообще. Семья моей бабули Миры жила в Пушкине. В их дворе квартировала танковая часть.
В конце августа или в начале сентября 1941 г. Спустя несколько дней Пушкин взяли немцы. Бабулина учительница по немецкому выдала фашистам все еврейские семьи своих учеников. Поэтому сегодня я зажигаю две памятные свечи: жертвам блокады Ленинграда и жертвам Холокоста. До войны Мирочка была студенткой медицинского института.
Как и многие другие студенты-медики она работала медсестрой. Бабуля рассказывает, что в военном госпитале, куда ее распределили на работу, было много умирающих от голода гражданских пациентов. Она, среди других хрупких и истощенных подруг-медсестричек, и под бомбежками, и в тишине, носила на руках раненых. Эвакуировались в Екатеринбург они вместе с матерью в начале 1942 года, бабушка рассказывает, что поезд останавливался на некоторых станциях, там людей кормили, хоть и какой-то баландой, но все же кормили. Многие пассажиры так и не добрались до Свердловска, умирая в пути.
В документах, которые готовились специально для Нюрнбергского процесса, названа конкретная цифра: 649 тысяч человек, однако на самом деле она значительно больше. Всё дело в том, что в официальную статистику не попадали некоторые категории граждан. Например, неопознанные лица, чьи трупы были найдены на улицах и захоронены затем в братских могилах, люди, умершие от дистрофии в ходе эвакуации по дороге Жизни, а также беженцы из западных регионов Советского Союза, которые прибыли в город на Неве летом 1941 года в надежде на то, что враг сюда не дойдёт. Подсчитать сколько было жертв среди детей ещё труднее. Никому не известно даже точное количество ребят, остававшихся в Ленинграде после того, как 8 сентября вокруг него сомкнулось вражеское кольцо. Многие историки, пишущие о Великой Отечественной, говорят, что такая неразбериха возникла из-за ошибочных действий горкома и лично его первого секретаря Андрея Жданова. Якобы ему не хватило компетенций для того, чтобы оперативно и грамотно организовать эвакуацию несовершеннолетних. Да и вывозили их, мол, совсем недалеко — в областные лагеря и пансионаты.
Считается, что из-за такой стратегии уже в августе перед руководством этих учреждений встал нехитрый выбор: остаться на оккупированной территории или вернуться в город, поскольку других путей отступления попросту не осталось. Так ли это на самом деле? В День защиты детей «Форпост» связался с Валентиной Смальчук, которая до войны жила на углу 9-й Советской и Мытнинской улиц. В 1941 году ей было 13 лет, так что она прекрасно помнит те страшные времена, которые, по её собственным словам, «зачастую становятся предметом спекуляций и досужих домыслов». Что вы, тринадцатилетняя девочка, чувствовали тогда? Боялись прихода врага? Или, напротив, полагали, что вскоре он будет остановлен и городу ничего не угрожает? Если не брать в расчёт тревожные радиосообщения и бригады мобилизованных на фронт мужчин, которые мы периодически встречали на улицах, то о войне совершенно ничего не напоминало.
Магазины работали, общественный транспорт ходил, как и прежде, солнце светило. Казалось, ничего плохого не происходит и враг, как сказал в своём обращении к народу Вячеслав Молотов, вскоре действительно будет разбит. Причём где-то далеко от Ленинграда. Тем не менее, эвакуация детей из города началась практически сразу, ещё в июне. И прошла она, кстати, очень оперативно и организованно, хотя многие сегодня ставят этот факт под сомнение. Как и другой, не менее очевидный факт: все дети, вывезенные в тыл и остававшиеся там до конца войны, были так же организованно и оперативно возвращены в Ленинград в 1945 году. Моя сестрёнка, например, ходила в круглосуточный детский садик, где она жила на будних днях. Так вот, в первую же пятницу после начала Великой Отечественной, когда я забирала её домой, мне дали расписаться в бумаге, которая обязывала меня принести в следующий понедельник набор одежды, предметов гигиены, а также пару обуви в накрепко зашитом картофельном мешке.
Валентине Николаевне 5 лет - Почему в картофельном? Сверху должна была быть нашита белая тряпка с именем, фамилией и номером садика для того, чтобы багаж не потерялся в дороге. В понедельник, то есть 30 июня я отдала всё, что требовалось воспитательнице, а когда 4 июля пришла за Лидой, то её уже не было. На воротах висел большой амбарный замок и объявление о том, что все дети эвакуированы. Причём, куда именно - не сообщалось, единственное, что было сказано: информацию о новом месте дислокации этого учреждения доведут до нас дополнительно. Нынешней молодёжи или людям среднего возраста, которые привыкли к тому, что принятие различных незначительных решений у нас зачастую растягивается на многие месяцы, наверное, сложно представить, как можно так быстро всё устроить, да ещё не поставив в известность родственников. Но тогда это особого удивления не вызвало, хотя некоторые матери, узнав о предстоящей разлуке со своими детьми, в буквальном смысле этого слова кидались под колёса и не давали их увозить. Судя по всему, эвакуация проходила в обстановке строгой секретности именно для того, чтобы подобные эксцессы не носили массовый характер и не сорвали её.
Умирая, он рисовал, писал картины. Когда не хватило холста, он писал на фанере и на картоне. Нам передали два его наброска, написанные перед смертью: красноликий апокалипсический ангел, полный спокойного гнева на мерзость злых, и Спаситель — в его облике что-то от ленинградских большелобых дистрофиков. Лучшая его картина осталась у Аничковых: темный ленинградский двор колодцем, вниз уходят темные окна, ни единого огня в них нет; смерть там победила жизнь; хотя жизнь, возможно, и жива еще, но у нее нет силы зажечь коптилку. Над двором на фоне темного ночного неба — покров Богоматери. Богоматерь наклонила голову, с ужасом смотрит вниз, как бы видя все, что происходит в темных ленинградских квартирах, и распростерла ризы; на ризах — изображение древнерусского храма может быть, это храм Покрова-на-Нерли — первый Покровский храм. Надо, чтобы эта картина не пропала. Душа блокады в ней отражена больше, чем где бы то ни было. Диетической сестрой там должна была быть [литературовед] Томашевская.
Открытие стационара откладывалось, а эшелон должен был уже отправляться дорогой смерти. И вот Жура дочь и Евгения Константиновна жена вынесли Василия Леонидовича Комаровича из квартиры, привязали к сидению финских санок и повезли через Неву на улицу Воинова. В стационаре они встретили Томашевскую и умоляли ее взять Василия Леонидовича. Она решительно отказалась: стационар должен был открыться через несколько дней, а чем кормить его эти несколько дней? И вот тогда жена и дочь подбросили Василия Леонидовича. Они оставили его внизу — в полуподвале, где сейчас гардероб, а сами ушли. Потом вернулись, украдкой смотрели на него, подглядывали за ним — брошенным на смерть. Что пережили они и что пережил он! Когда в открывшемся стационаре Василия Леонидовича навестила Таня Крюкова, он говорил ей: «Понимаешь, Таня, эти мерзавки подглядывали за мной, они прятались от меня!
Она отрывала хлеб от своего мужа и сына, чтобы подкормить Василия Леонидовича, а когда в стационаре организовалось питание, делала все, чтобы спасти его жизнь, но у него была необратимая стадия дистрофии. Необратимая стадия — эта та стадия голодания, когда человеку уже не хочется есть, он и не может есть: его организм ест самого себя, съедает себя. Человек умирает от истощения, сколько бы его ни кормили. Василий Леонидович умер, когда ему уже было что есть. Невский проспект после обстрела немецкой артиллерией. Но мозг умирает последним: он работал. Он работал над своей докторской диссертацией! С собой у него был портфель с черновиками. Одну из его глав главу о Николе Заразском я напечатал потом в Трудах Отдела древнерусской литературы в V томе в 1947 года.
Эта глава вполне «нормальная», никто не поверил бы, что она написана умирающим, у которого едва хватило сил держать в пальцах карандаш, умирающим от голода! Но он чувствовал смерть: каждая его заметка имеет дату! Он считал дни. И он видел Бога: его заметки отмечены не только числами, но и христианскими праздниками. Сейчас его бумаги в архиве Пушкинского Дома. Я передал их туда после того, как их передала мне Таня Крюкова, и я извлек из них главу о Николе Заразском. Крюкова приносила ему два раза мясо — мясо, которого так не хватало и ей самой, и ее мужу. Муж ее тоже умер впоследствии. Что стало затем с Журой и с Евгенией Константиновной?
Могли ли они жить после всего этого?.. Сперва они приехали не то в Самару, не то в Саратов. Говорили, они были на Северном Кавказе не то в Пятигорске, не то в Кисловодске , их захватили немцы, и с немцами они уехали. Я был уверен, что их нет в живых. Но нет, они оказались живы. Живут в Нью-Йорке. Жура замужем за богачом, ездит по Европе, поет песни собственного сочинения под фамилией Комаро русская фамилия Комарович ее стесняла. Угрызения совести, должно быть, незначительны. Таких случаев, как с Василием Леонидовичем, было много.
Модзалевские уехали из Ленинграда, бросив умиравшую дочурку в больнице. Этим они спасли жизнь других своих детей. Эйхенбаумы кормили одну из дочек, так как иначе умерли бы обе. Салтыковы весной, уезжая из Ленинграда, оставили на перроне Финляндского вокзала свою мать привязанной к саночкам, так как ее не пропустил саннадзор. Оставляли умирающих: матерей, отцов, жен, детей; переставали кормить тех, кого «бесполезно» было кормить; выбирали, кого из детей спасти; покидали в стационарах, в больницах, на перроне, в промерзших квартирах, чтобы спастись самим; обирали умерших — искали у них золотые вещи; выдирали золотые зубы; отрезали пальцы, чтобы снять обручальные кольца у умерших — мужа или жены; раздевали трупы на улице, чтобы забрать у них теплые вещи для живых; отрезали остатки иссохшей кожи на трупах, чтобы сварить из нее суп для детей; готовы были отрезать мясо у себя для детей; покидаемые — оставались безмолвно, писали дневники и записки, чтобы после хоть кто-нибудь узнал о том, как умирали миллионы… … Я думаю, что подлинная жизнь — это голод, все остальное мираж. В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие — злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Дома горели неделями.
Их нечем было тушить. Обессиленные люди не могли уследить за своими «буржуйками». В каждом доме были истощенные, которые не могли двигаться, и они сгорали живыми. Ужасный случай был в большом новом доме на Суворовском дом этот и сейчас стоит — против окон Ахматовой. Дом этот был превращен в госпиталь, и в него попала бомба. Бомба была комбинированная — фугасно-зажигательная. Она пробила все этажи, уничтожив лестницу. Пожар начался снизу, и выйти из здания было нельзя. Раненые выбрасывались из окон: лучше разбиться насмерть, чем сгореть.
Надо было отдать несколько буханок хлеба за могилу. Гробы не делали вообще, а могилами торговали. В промерзшей земле трудно было копать могилы для новых и новых трупов тысяч умиравших. И могильщики торговали могилами уже «использованными», хоронили в могиле, потом вырывали из нее покойника и хоронили второго, потом третьего, четвертого и т. Так похоронили дядю Васю брата моего отца , а весною не нашли и той ямы, в которой он на день или на два нашел себе «вечное успокоение». Эти машины, но уже с хлебом и пайковыми продуктами, были единственными машинами, которые ходили по нашему притихшему городу. Трупы грузили на машины «с верхом». Чтобы больше могло уместиться трупов, часть из них у бортов ставили стоймя: так грузили когда-то непиленные дрова. Машина, которую я запомнил, была нагружена трупами, оледеневшими в самых фантастических положениях.
Они, казалось, застыли, когда ораторствовали, кричали, гримасничали, скакали. Поднятые руки, открытые стеклянные глаза. Некоторые из трупов голые. Мне запомнился труп женщины, она была голая, коричневая, худая, стояла стояком в машине, поддерживая другие трупы, не давая им скатиться с машины. Машина неслась полным ходом, и волосы женщины развевались на ветру, а трупы за ее спиной скакали, подпрыгивали на ухабах. Женщина ораторствовала, призывала, размахивала руками: ужасный, оскверненный труп с остекленевшими открытыми глазами! Тиханова предложила меня в компаньоны. С ней вместе мы отправились в Смольный это путешествие было для меня нелегким … В Смольном густо пахло столовой. Люди имели сытый вид.
Нас приняла женщина я забыл ее фамилию. Она была полной, здоровой. А у меня дрожали ноги от подъема по лестнице. Книгу она заказала нам с каким-то феноменально быстрым сроком. Сказала, что писатели пишут на ту же тему, но у них работа идет медленно, а ей! Мы согласились.
«Вернувшиеся в Ленинград никогда не простили себе того, что они выжили в блокаде»
Тема каннибализма в блокадном Ленинграде долгое время замалчивалась и даже категорически отрицалась официальной историографией. В преддверии 81-ой годовщины начала блокады на портале «Книга Памяти блокадного Ленинграда» добавлены тысячи новых имен эвакуированных блокадников, данные о которых до этого были утеряны либо неизвестны. Блокада Ленинграда на Нюрнбергском процессе была приравнена к геноциду. 872 дня длилась страшная блокада Ленинграда.
Ужасы блокадного Ленинграда. Людоеды
Этой еды совсем не жалели. Продолжает Зинаида Лихачева Осенью приходил [историк античности] Каллистов. Шутя спрашивал, не продадим ли мы «собачки», нет ли у нас знакомых, которые хотели бы передать собачек «в надежные руки». Каллистовы уже ели собак, солили их мясо впрок. Резал Дмитрий Павлович не сам — это ему делали в Физиологическом институте. Впрочем, к тому времени, когда он приходил к нам, в городе не оставалось ни собак, ни кошек, ни голубей, ни воробьев. На Лахтинской улице было раньше много голубей. Мы видели, как их ловили. Павловские собаки в Физиологическом институте были тоже все съедены. Доставал их мясо и Дмитрий Павлович.
Помню, как я его встретил, он нес собачку из Физиологического института. Шел быстро: собачье мясо, говорили, очень богато белками. Некоторые голодающие буквально приползали к столовой, других втаскивали по лестнице на второй этаж, где помещалась столовая, так как они сами подняться уже не могли. Третьи не могли закрыть рта, и из открытого рта у них сбегала слюна на одежду. Лица были у одних опухшие, налитые какой-то синеватой водой, бледные, у других — страшно худые и темные. А одежды! Голодающих не столько мучил голод, как холод — холод, шедший откуда-то изнутри, непреодолимый, невероятно мучительный… Он пронизывал всего насквозь. Тело вырабатывало слишком мало тепла. Холод был ужаснее голода.
Он вызывал внутреннее раздражение. Как будто бы тебя щекотали изнутри. Щекотка охватывала все тело… Поэтому кутались как только могли. Женщины ходили в брюках своих умерших мужей, сыновей, братьев мужчины умирали первыми , обвязывались платками поверх пальто. Мальчишки, особенно страдавшие от голода подросткам нужно больше пищи , бросались на хлеб и сразу начинали его есть. Они не пытались убежать: только бы съесть побольше, пока не отняли. Они заранее поднимали воротники, ожидая побоев, ложились на хлеб и ели, ели, ели. А на лестницах домов ожидали другие воры и у ослабевших отнимали продукты, карточки, паспорта. Особенно трудно было пожилым.
Те, у которых были отняты карточки, не могли их восстановить. Достаточно было таким ослабевшим не поесть день или два, как они не могли ходить, а когда переставали действовать ноги — наступал конец. Обычно семьи умирали не сразу. Пока в семье был хоть один, кто мог ходить и выкупать хлеб, остальные, лежавшие, были еще живы. Но достаточно было этому последнему перестать ходить или свалиться где-нибудь на улице, на лестнице особенно тяжело было тем, кто жил на высоких этажах , как наступал конец всей семье. Их никто не подбирал. Кто были умершие? Может быть, у той женщины еще жив ребенок, который ее ждет в пустой холодной и темной квартире? Было очень много женщин, которые кормили своих детей, отнимая у себя необходимый им кусок.
Матери эти умирали первыми, а ребенок оставался один. Так умерла наша сослуживица по издательству — Давидович. Она все отдавала ребенку. Ее нашли мертвой в своей комнате. Она лежала на постели. Ребенок был с ней под одеялом, теребил мать за нос, пытаясь ее «разбудить». А через несколько дней в комнату Давидович пришли ее «богатые» родственники, чтобы взять…, но не ребенка, а несколько оставшихся от нее колец и брошек. Ребенок умер позже в детском саду. Началось людоедство!
Сперва трупы раздевали, потом обрезали до костей, мяса на них почти не было, обрезанные и голые трупы были страшны. Людоедство это нельзя осуждать огульно. По большей части оно не было сознательным. Тот, кто обрезал труп, редко ел это мясо сам. Он либо продавал это мясо, обманывая покупателя, либо кормил им своих близких, чтобы сохранить им жизнь. Ведь самое важное в еде — белки. Добыть эти белки было неоткуда. Когда умирает ребенок и знаешь, что его может спасти только мясо, — отрежешь у трупа… Но были и такие мерзавцы, которые убивали людей, чтобы добыть их мясо для продажи. В огромном красном доме бывшего Человеколюбивого общества обнаружили следующее.
Кто-то якобы торговал картошкой. Покупателю предлагали заглянуть под диван, где лежала картошка, и, когда он наклонялся, следовал удар топором в затылок. Преступление было обнаружено каким-то покупателем, который заметил на полу несмытую кровь. Были найдены кости многих людей. Она пошла за мясом ей сказали адрес, где можно было выменять вещи на мясо и не вернулась. Погибла где-то около Сытного рынка. Она сравнительно хорошо выглядела. Мы боялись выводить детей на улицу даже днем. Блокада Ленинграда.
Родственники везут на кладбище умершего от голода ленинградца. Детей она запирала. Обессиленные дети не могли встать с постелей; они лежали тихо и тихо умирали. Трупы их оставались тут же до начала следующего месяца, пока можно было на них получать еще карточки. Весной эта женщина уехала в Архангельск. Это была тоже форма людоедства, но людоедства самого страшного. Это был высокий, худой и очень красивый старик, похожий на Дон Кихота. Он жил в библиотеке Пушкинского Дома… Рот у него не закрывался, изо рта текла слюна, лицо было черное, волосы совсем поседели, отросли и создавали жуткий контраст черному цвету лица. Кожа обтянула кости.
Особенно страшна была эта кожа у рта. Она становилась тонкой-тонкой и не прикрывала зубов, которые торчали и придавали голове сходство с черепом. Через день или два наш заместитель директора по хозяйственной части Канайлов выгнал его из Пушкинского Дома. Канайлов фамилия-то какая! У нас умирали некоторые рабочие, дворники и уборщицы, которых перевели на казарменное положение, оторвали от семьи, а теперь, когда многие не могли дойти до дому, их вышвыривали умирать на тридцатиградусный мороз. Канайлов бдительно следил за всеми, кто ослабевал. Ни один человек не умер в Пушкинском Доме. Раз я присутствовал при такой сцене. Одна из уборщиц была еще довольно сильна и отнимала карточки у умирающих для себя и Канайлова.
Я был в кабинете у Канайлова. Входит умирающий рабочий Канайлов и уборщица думали, что он не сможет уже подняться с постели , вид у него был страшный изо рта бежала слюна, глаза вылезли, вылезли и зубы. Он появился в дверях кабинета Канайлова как привидение, как полуразложившийся труп и глухо говорил только одно слово: «Карточки, карточки! Тот упал. Что произошло дальше, не помню.
Жертвами блокады признали не менее 1 093 842 человек. Городской суд Петербурга принял исковое заявление прокурора о признании блокады Ленинграда военным преступлением и геноцидом в сентябре 2022 года. Прокуратура Северной столицы обратилась в суд по поручению генпрокурора РФ Игоря Краснова в 81-ю годовщину начала блокады.
В июле 1942 года правительство Ленинграда издало указ о наказании за распространение ложных слухов, которые вызывают тревогу среди населения. За такие неподтвержденные сплетни полагалось три года тюрьмы. После этого указа разговоры о каннибализме сошли на нет. Отдельные редкие преступления фиксировались до прорыва блокады, но эти разовые расстройства психики уже не напоминали «опасное поветрие». Обсуждения возобновились в 60-х годах, когда о каннибализме в Ленинграде впервые открыто написал американский журналист Гаррисон Солсбери. Он посещал город в период войны и брал интервью у горожан и руководства города, которое в мирное время было репрессировано, поэтому у историков в дальнейшем не было возможности задать ему те же вопросы. Журналист не врал и приводил в своей работе реальные, подтвержденные цифры. Тем не менее, книга вызвала бурную реакцию и споры в стиле «было — не было», «правда — неправда». Правду всегда знали только те, кто прошел через блокаду, а после обнародования блокадных документов тему можно считать закрытой. Муссирование каннибализма как главного средства выживания в Ленинграде неправомерно и противоречит историческим реалиям. Размах этого вида преступлений был минимальным. Это феномен только первой, самой страшной блокадной зимы, который сошел на нет, как только снабжение города стабилизировалось», — подвел итог доктор исторических наук, профессор Европейского университета Никита Ломагин. Поделиться в соцсетях.
Людей стали сжигать на кирпичном заводе. Процесс механизировали вагонетками. С наступлением весны и таяния снега стали появляться «подснежники». Чьи-то руки высовывались из-под снега и молили о предании земле, в оттаявших глазницах лужицы талой воды отражали равнодушное питерское солнце. Просыхали волосы покойников и шевелились на весеннем ветру. А истощенные дистрофики тянулись туда, поближе к бомбам, к линии фронта, к Колпино. Под обстрелом рыться в картофельных полях, ища гнилую случайную картошку. Надвигалась катастрофа эпидемий. До наступления тепла трупы было необходимо кремировать во избежание эпидемий. Город успешно справился с этой задачей, и к лету 1942 года непогребенные тела уже практически в городе не встречались. Отдельные случаи массового скопления трупов все же имели место. После эвакуации Эрмитажа в подвалах здания было обнаружено 109 тел. Это были умершие сотрудники Эрмитажа, которых администрация складывала в подвалы музея. Гуляя по роскошным залам и любуясь совершенством сокровищ Эрмитажа, помните об этих подвалах. Вот такой жуткий факт приводится в документе: «особо серьезное внимание при проведении летних работ следует обратить на провалы братских могил. Санврачи города предполагают, что из траншей могут забить фонтаны массы разлагающихся тел». Подобного опыту Ленинграда массового захоронения не знала история. Никогда и нигде в мире. Работники коммунальных служб проявляли героизм, сопоставимый только с подвигами на поле боя. Город избежал эпидемий. Многие могильщики умирали на дне выкопанных ими траншей и могил. Не имея сил опустить покойника в могилу, они падали туда сами и умирали.
Отражатели блокадников
- Главные новости
- Неизвестная блокада
- Самое интересное в виде мозаики
- Актуальные новости и события о блокаде - РТ на русском
- Блокадный дневник Тани Савичевой: самые страшные 9 страниц о войне
Крысы-людоеды
- «Из роддома – в бомбоубежище»
- «Выживу ли я в этом аду?»: как начиналась блокада Ленинграда
- Блокада Ленинграда во время Великой Отечественной войны
- Воспоминания о блокаде без цензуры
- Российский суд признал геноцидом блокаду Ленинграда
- Содержание
Пережившие ужасы блокадного Ленинграда делятся воспоминаниями
| Всё ли сделал Смольный для того, чтобы оградить ленинградских детей от ужасов блокады? | Жительница блокадного Ленинграда поделилась в Сириусе воспоминаниями об "Артеке". |
| Историк Никита Ломагин привел статистику НКВД о каннибализме в блокаду | Юрий Квятковский и Людмила Ширкунова, Марк Уманский и Валентина Уханова застали блокаду Ленинграда детьми — в возрасте от 3. |
| Экономисты и историки объяснили, почему ленинградская блокада это геноцид | Ленинград выжил, а истории людей, дождавшихся снятия блокады, остались в народной памяти. |
| Страшная реальность блокады Ленинграда | одна из самых трагических страниц в истории Второй мировой войны «Люди стали другими». |
Актуальные новости и события о блокаде
| Сад, изуродованный голодом. Скандальная книга Алексис Пери о блокаде Ленинграда | Блокада Ленинграда продолжалась долгие 872 дня и была полностью снята только 27 января 1944 года в ходе Ленинградско‑Новгородской операции. |
| «Вернувшиеся в Ленинград никогда не простили себе того, что они выжили в блокаде» | Оригинал взят у bogomilos в Ленинград в блокаду был забит продовольствием. |
| Ужасы блокадного Ленинграда | Тема каннибализма в блокадном Ленинграде долгое время замалчивалась и даже категорически отрицалась официальной историографией. |
| Редкие фото блокадного Ленинграда и воспоминания его жителей о страшном времени | | Тема каннибализма в блокадном Ленинграде долгое время замалчивалась и даже категорически отрицалась официальной историографией. |
| Блокадник: мне страшно рассказывать о тех ужасах, которые происходили в военном Ленинграде | Санкт-Петербургский городской суд в ходе заседания 20 октября признал блокаду Ленинграда геноцидом, сообщает объединённая пресс-служба городских судов. |
БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА. ВОСПОМИНАНИЯ О СТРАШНЫХ ДНЯХ.
Во-вторых – да, безусловно, после замыкания кольца блокады поздней осенью 1941 года в Ленинграде разразился страшный голод, который продолжался фактически до конца весны 1942 года. Сегодня в России отмечают 70-летие со дня освобождения Ленинграда от фашистской блокады – Самые лучшие и интересные новости по теме: Блокада, воспоминания, истории на развлекательном портале 872 дня длилась страшная блокада Ленинграда. Всего за период блокады по Ленинграду было выпущено около 150 тысяч снарядов и сброшено свыше 107 тысяч зажигательных и фугасных бомб. продолжает разговор Никита Ломагин.
«Быт, который уносится с собой в могилу»: как выживали и от чего умирали в блокадном Ленинграде
Мы поняли. Таскали по несколько морковин и прятали уже не в доме, а в канаве, у дороги к трамваю. Как-то работаем в поле на грядках, вдруг — самолёт, немец над нами делает круги на высоте 50—100 м. Мы притихли, затаились. Пилот, почти на бреющем развернулся над нами, высунулся, махнул рукой, кинул пачку листовок, книжек-раскладушек. В листовках — фотографии из жизни наших военнопленных. Упитанные бывшие солдаты играют с немцами в волейбол, повара на кухне пекут пирожки, в общем — санаторная идиллия.
Кстати, о листовках, я их пересмотрел, такие розоватые бумажки размером с конверт. Примитив жуткий, типа комиксов. Вот некоторые «стихи», что запомнил. Комиссар ведёт бойца биться с немцем до конца. Но лишь немца увидал, комиссар наш в тыл удрал. И пред нами два солдата русский и немецкий Шутят, курят, как два брата.
Вспомним, братцы, как нас всех на войну призвали. Вспомним, как политруки в бой нас посылали. Только мы не дураки, братцы, оказались. А при встрече со врагом в плен ему сдавались. Мы живем в раю у Сталина Вот уж двадцать с лишним лет, А у русского крестьянина ни еды, ни дома нет. Все советские учения и все бредни Ильича, Я отдам без сожаления за два свежих калача.
Ленинградские дамочки, не ройте ваши ямочки. Придут немецкие таночки, зароют ваши ямочки это по поводу оборонительных работ с участием горожан. И в каждой листовке «Passierschain», пропуск для перехода в плен с рисунком «Штыки в землю». За прочтение и хранение таких листков можно было поплатиться жизнью, но я где-то прятал для памяти. Мама, наверное, сожгла. В клубе, где мы спали, крысы бегали ночью по ребятам, грызли утащенные нами овощи.
Я занемог, еле ползал на грядках. Догадались измерить температуру, отправили домой. Переболел быстро — с такой «диетой» никакая желтуха не справится. Поехал в совхоз за «расчётом». Заработал я турнепсину, килограмма на 3—4. Наступила вторая блокадная зима.
В нашем пользовании уже было три квартиры, но управдом нам дал пользоваться еще одной, в доме 21 во флигеле. Вещи хозяев стащили в одну комнату, запечатали. Красивая изразцовая печь, правда, с дровами стало плохо. Поставили буржуйку, дрова добывали с папой, если удастся. Один раз стащили брошенную кем-то огромную деревянную лестницу. От хозяев квартиры осталась куча дореволюционных журналов «Нива».
Читал и жёг. Тогда некоторые школы были ведомственные. Восстания, д. Не было проблем с дровами — ОЖД подкидывала. Топили, кололи сами. И была столовая, что-то добавляли к пайку.
За неимением ребят наш класс, седьмой, был старшим, так до выпуска мы и были старшими. Человек 16 нас было. А мне исполнилось 14 лет. Я вступил в комсомол. Фашисты рядом, а у меня и сомнений нет, не страшно. Райком комсомола на Невском во дворе нынешнего отеля «Палас», или рядом.
Верхний этаж. На этаже удивительно тепло, свет. Что-то спрашивают, отвечаю. Вручают комсомольский билет, иду домой, глажу на ходу скромную серенькую книжку. Как-то сразу стал секретарём комсомольской организации школы. Что-то полезное я, наверное, делал.
Помню, как вразумлял балбесов из младших классов на предмет «ученье — свет». Своими методами... Но я уже «номенклатура». Под Новый год комсомольский актив района собрали где-то на Пушкинской улице в тёплом подвале. Накрыты столы, у каждого — большая тарелка с мясным макаронным супом много макарон! У нас дома до войны всегда стояла водка в графине — папа настаивал в ней горький перец стручками, но у меня никогда и мысли не было попробовать, а тут...
Я засомневался, но соседи подбодрили — раз налили, надо выпить! Выпил, всё съел. Возвращаясь домой думал, как проявить своё «пьянство». Вспомнил, что папа в праздники пел и танцевал. Я ограничился кувырканием по сугробам снега, а когда пришёл домой, удивлялся, что мама не заметила, что я пьяный. Я не выдержал, сказал маме, что я пил водку.
Мама дала мне пощёчину и отправила спать. В новый, 1943 г. И что-то ещё, насчёт вовремя остановиться. Хочу писать о 1943 годе, а возвращаюсь в мыслях к 42-му, так много недосказано, деталей, которые в то время означали жить или не жить. Вот я лежу на кровати почти недвижимый, вспоминаю сытые времена. Приходит Циля Марковна, говорит: «Приходи ко мне завтра в госпиталь, покормлю».
Пришел в вестибюль, а там притащили с улицы умирающего дистрофика. Помню, как врач сказал: «Дайте укол морфия». Дали, он воспрянул и, кажется, его выпроводили. Госпиталь-то для военных. Циля Марковна работала там кастеляншей. Привела к себе в каморку и принесла большую тарелку супа.
А как-то раз её мужу, Владимиру Моисеевичу, удалось из Мурманска переправить посылку. Помню, как она пришла к нам с нераспечатанной посылкой: «Давайте смотреть, что там... Первое, что она сделала, на тонкий ломоток ленинградского хлеба положила толстый ломоть масла и дала мне. Я откусил пару раз и... Или вот. Папа работает, категория «служащий».
Это 300 г. Довоенные дрова кончились. Ходили с папой в поисках топлива. В его ведении несколько почтовых отделений Куйбышевского района ныне Центрального. Все они закрыты, ключи у папы. Открывали, ломали дощатые стеллажи для посылок, грузили на саночки.
Везём домой. Живём уже в нашей четвертой квартире, в доме 21. Здесь у нас буржуйка, на изразцовою красивую печь дров недостаточно. Журнал «Нива» уже сожжен. Как-то незаметно для меня умер мой старший брат Игорь, он жил на ул. Чайковского 36, с остальными Кузнецовыми.
Помню только, как в конце 41-го пришла к нам одна из моих сестёр, сказала, что они очень голодают. У нас с мамой было полмешка мелкой картошки, которую мама выменяла на папины золотые часы у «подруги» из Рыбацкого. Мамы не было дома и я насыпал кулёчек картошки... Мама не ругалась, когда я ей сказал. Из Московского района с Благодатного переулка к нам приехали наши родственники Коптяевы, тётя Тоня и её сын, мой ровесник Володя. Муж тёти Тони, дядя Костя, до войны работал на «Электросиле», сразу с началом войны отправили на фронт политруком, и тётя Тоня скоро получила извещение, что он «пропал без вести».
Район Благодатного стал фронтовой зоной, всех выселили, они попросили у нас приюта. Жили вместе около года, потом им разрешили вернуться домой. С Володей я ходил за водой к Неве, справа от Литейного моста была прорубь. Брали саночки, два ведра — хватало на два дня. Спуск к Неве — гранитные ступени, от постоянных выплесков из ведер обледенел, ступени еле угадывались. Поддерживая друг-друга поднялись с Невы, сели передохнуть.
Запомнилось как в замедленной съёмке — по обледенелым ступеням пытается вползти человек. Измождённый, почти чёрное лицо. И руки, обмороженные руки с обломанными ногтями, цепляются в обледеневшие ступени. Вдвоём с Володей как-то помогли ему преодолеть последние ступени. Лёг с нами рядом. Сказал, что всех по его статье?
Перевели мы его на другую сторону. Пошёл, держась за стену дома, завернул за угол, на Литейный. Хорошо помню весну 1942 года. После жестоких холодов пришла бурная весна. И вот на улицах города, заваленных сугробами снега, на залитых нечистотами лестницах, дворах, появились люди. Были, конечно, призывы по радио, в газете, но и сами горожане понимали — надо чистить город.
Помню как мама долбила лёд ломиком, а я лопатой соскрёбывал его на мостовую. Ещё помню наш первый опыт огородничества. В 1942 г. Папе дали 100 м2 где-то у Муринского, и даже какие-то семена. Мы приехали трамвай уже туда ходил , расковыряли землю, посыпали её семенами и осенью приехали искать урожай. Не нашли.
В 1942 году на Невском был промтоварный магазин. Торговали всякой всячиной, оставшейся от мирного времени и предметами блокадного быта — коптилками пузырёк с трубочкой, в которой фитиль , мешочками с кремнем, кресалом стальной брусочек и трутом — кусочком ваты. Светящиеся значки разной формы, даже с рисунками. Итак, 1943 год. Плохо, но помню. Учусь в 32-й школе Октябрьской железной дороги.
Учителя хорошей старой закалки. Я комсорг школы. Комсомольская нагрузка — ходим на Московский вокзал: чистим пути — дороги, ведущие пока в никуда, но верим, «не пропадёт наш скорбный труд». На запасных путях стоит вагон адмирала Трибуца, командующего Балтфлотом. На урок приходят два морских офицера и очень вежливо говорят, что после нашей помощи по расчистке путей из адмиральского вагона пропала ручка из наборного оргстекла в то время редкость и было бы хорошо, если бы она вернулась на своё место. Кончилась эта история вполне благополучно.
Жуковского на ул. Маяковского, по Невскому и до дворца через Аничков мост. Над Невским в небе разлетаются рыжие облачка — немцы бьют шрапнелью — салют для горожан. Народу, правда, не очень много — на Невском интервал между людьми в среднем метров 100. А вот на трамвайной остановке у Садовой трамваи тогда ходили по Невскому хуже — артобстрелом накрыло выходящих из трамвая. Дым от разрывов, тела...
И я иду обедать. К теме: очень быстро человек привыкает к страшному. Я проходил мимо гор замерзших трупов, мимо разодранных снарядами тел... Наверное, срабатывает защитный механизм, иначе как бы можно было жить после всего виденного. В 1943 году папе дали для огорода 100 м2 около Мельничного комбината им. Ленина и 100 м2 прямо в чаше стадиона им.
На стадионе мы посадили картошку. Там, кажется, почва была — один песок, а картошка получилась хорошая, мешок или два собрали. У мельницы посадили семена овощей где-то выдали. Ездили, ухаживали. Но стали воровать. У меня, уже имеющего опыт с боеприпасами, возник план защиты — проволоку к мышеловке, и вместо сыра — боевой патрон.
Один раз сработало, жертв явных не было, а морковку мы собрали. Как все нормальные мальчишки, любил всё что стреляет, взрывается. Узнав, что на Ржевке взорвался целый эшелон с боеприпасами, добрался туда с приятелем. И верно, какие россыпи мы там нашли. Мы ходили по грудам винтовочных патронов, по «макаронам» от артиллерийских снарядов. Набили полные мешки.
Дома у меня было несколько бутылок, заполненных порохом из винтовочных патронов и не лень было расшатывать пулю, высыпать порох. У моего друга по школе, Юры Тамарского, в его большущей квартире на Невском мы стреляли из немецкого автомата вдоль коридора в поленницу дров.
Голод — это невероятное чувство, не отпускающее ни на миг, но, к удивлению моему и Адамовича, работая над книгой, мы поняли: Ленинград не «расчеловечился», и это чудо! Да, людоедство имело место … - ели детей? Представьте, что одного собственного ребенка скармливали другому, а было и то, о чем мы так и не написали.
Никто не запрещал, но … Не могли мы… - Был какой-то удивительный случай выживания в блокаду, потрясший Вас до глубины души? И мы ничего не боялись. Раньше разве вы пойдете? Ведь неприятно, когда покойники… Вот у нас вся семья вымерла…, так они и лежали…» М. У Академии художеств на спуске к Неве сбрасывали трупы.
Я спокойно перелезала через эту гору трупов… Казалось бы, чем слабее человек, тем ему страшнее, ан нет, страх исчез. Что было бы со мною в мирное время, умерла бы от ужаса. И сейчас ведь, света нет на лестнице … боюсь. Как только люди поели, страх появился» … Н. Павел Филиппович Губчевский, научный сотрудник Эрмитажа: - Какой вид имели залы?
Это было мудрое распоряжение Орбели: все рамы оставить на месте. Благодаря этому, Эрмитаж восстановил свою экспозицию через восемнадцать дней после возвращения картин из эвакуации! А в войну они так и висели, пустые глазницы-рамы, по которым я провел несколько экскурсий. Большинство людей, переживших блокаду, отмечали, что даже смерть самых близких не доходила до сердца. Срабатывала какая-то защитная система в организме и ничто не воспринималось, не было сил отозваться на горе.
Блокадную квартиру нельзя изобразить ни в одном музее, ни в каком месте, ни в одной панораме, так же как нельзя изобразить мороз, тоску, голод… Сами блокадники, вспоминая, отмечают разбитые окна, распиленную на дрова мебель. Но тогда по-настоящему вид квартиры поражал лишь детей, приезжих и пришедших с фронта. Как это было, например, с Владимиром Яковлевичем Александровым: - «…Вы стучите долго, долго — ничего не слышно. И у вас уже полное впечатление, что там все умерли. Потом начинается какое-то шарканье, открывается дверь.
В квартире, температура которой равна температуре окружающей среды, появляется замотанное бог знает во что, существо.
Потом этот дневник стал одним из самых ужасающих свидетельств о преступлениях фашизма. Женя умерла в 12. Они эвакуировали ее в поселок Шатки, где она и прижила последние годы жизни. На протяжении двух лет врачи боролись за жизнь девочки, но она была сильно истощена и болела туберкулезом.
Крысы-людоеды Маленьких детей определяли в очаг — это так называемый детский сад. В семьях продовольствия не хватало, а в подобных заведениях кормили, по тем временам, неплохо. Кроме куска хлеба, можно было получить и миску каши. К дисциплине в дошкольных учреждениях относились очень требовательно, некоторые даже сравнивали ее с армейской. За всякую шалость детей могли строго наказать.
Что и случилось с одним мальчишкой, но обернулось это весьма плачевно. Мальчик развеселился и начал баловаться. Воспитательница, чтобы проучить проказника, решила запереть его в чулане. Сначала он просто тихо хныкал за дверью, но затем оттуда стали слышаться истошные крики.
Их воспоминания трогают до глубины души и являются живыми историями блокадного Ленинграда и его жителей. Электронный ресурс включает тематические разделы:.
Страшная реальность блокады Ленинграда
| Неизвестная блокада | Блокада Ленинграда длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года и продолжалась без малого 900 дней. |
| Жительница блокадного Ленинграда рассказала об ужасах войны | Телеканал Санкт-Петербург | одна из самых трагических страниц в истории Второй мировой войны «Люди стали другими». |
| Сад, изуродованный голодом. Скандальная книга Алексис Пери о блокаде Ленинграда | Под таким девизом живут люди, пережившие блокаду, и несмотря на то, что со дня полного освобождения Ленинграда прошло уже 80 лет, они хорошо помнят, как выживали тогда. |
| #блокада Ленинграда - Российская газета | Ее эвакуировали в Новосибирск из блокадного Ленинграда в семь лет. |