Главная» Новости» Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю жевали жесткие солдатские сухари. Укажите номера предложений, в которых нужно поставить ОДНУ запятую 1 Мы видели несколько деревьев вдали да бегущие по влажной траве тени гонимых ветром туч. Мы сели, почти легли на влажную траву. Главная» Новости» Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю жевали жесткие солдатские сухари.
Некоторые уже улеглись
Помогите пожалуйста!!! Срочно Запишите предложения, расставив запятые на месте цифр, где это необходимо. Казалось 1 что кто-то тихо вздыхал среди глубокой 2 холодной ночи 3 и клубы пара 4 вылетавшие из гигантской груди 5 бесшумно проносились по небу от края 6 и затем тихо угасали в глубокой синеве.
В доме все уже легли но никто не спал по составу. Лягу спать пораньше. Сегодня лягу спать пораньше. Лягу спать пораньше картинки.
Рано ложиться спать. Ложимся спать. Как лечь спать пораньше. Раньше ложиться спать. Я спать спокойной ночи. Я ложусь спать.
Я спать ложусь спокойной ночи. Спокойной ночи я уже сплю. Ложись спать. Открытки ложись спать завтра на работу. Я спать завтра на работу. Ложитесь спать завтра на работу.
Легла и ждет. Барышни легли и просят. Легла уже. Они легли и ждут. Котик собирается спать. Котик я спать.
Пора в кровать,спокойной ночи. Спать буду котик. Приколы про рано вставать на работу. Я сплю статус. Ложись спать пораньше чтобы выспаться. Статусы Веселые в картинках ложась спать.
Ляг и лежи в направлении. Ляг в направлении цели. Белка в направлении мечты. Лежи в направлении цели.
Другой приятель допекал еще горше. Только дождь прошел: земля курится, трава сверкает.
Городок деревянный, тихий, над домами трубы дымят. Через город река течет, и так она до краев полна, вот-вот выплеснется. И вся-то река прямо в центре города кувшинками заросла. Горят они, желтые, на тихой утренней воде. По-над водой мостки тесовые там и тут. На мостках ядреные бабы икрами сверкают, вальками белье колотят.
А вокруг петухи орут. Фландрия, да и только! Вот каков Юрьев-Польский. А река эта, как ее… Колочка? А река эта, Колокша, рыбой, говорят, полна. Тут уж я не только что краснел — провалиться готов был на этом месте.
Сам ты Колочка! Ну ладно, что в Камешках не бывал, а тут не знаешь, что Юрьев-Польский на той же Колокше стоит, что течет в шести верстах от твоего родного порога. Да и до Юрьева самого едва ли тридцать верст. А ведь не был вот, не видал, не знаешь. По разным Заполярьям, Балканам да Адриатическим морям разъезжаешь, а родная земля совсем в забросе. Другие люди тебе о ее красоте рассказывают».
Так постепенно возникла и росла хорошая ревность, а вместе с тем осознавался моральный долг перед Владимирской землей, красивее которой это всегда я знал твердо нет на свете, потому что нет земли роднее ее. Тогда и пришло непреодолимое желание увидеть ее всю как можно подробнее и ближе. Совпало так, что к этому времени через один пустячок понял я вдруг настоящую цену экзотики. Дело было за чтением Брема. Мудрый природоиспытатель описывал некоего зверька, водящегося в американских прериях. Говорилось, между прочим, что мясо этого зверька отличается необыкновенно нежным вкусом, что некоторые европейцы пересекают океан и терпят лишения только ради того, чтобы добыть оного зверька и вкусить его ароматного мяса.
Тут, признаюсь, и у меня текли слюнки и поднималось чувство жалости к самому себе за то, что вот помрешь, а так и не попробуешь необыкновенной дичины. Телятина — слово грубоватое, и, казалось бы, трудно от него перекинуться в эстетический план, но так всколыхнулось все во мне, такое напало прозрение, что не показалось грубым подумать: «Конечно! И пальма-то сама или там какая-нибудь чинара постольку и красива, поскольку красотой своей не уступает даже березе». Помню, бродили мы по одному из кавказских ботанических садов. На табличках были написаны мудреные названия: питтоспорум, пестроокаймленная юкка, эвкалипт, лавровишня… Уже не поражала нас к концу дня ни развесистость крон, ни толщина стволов, ни причудливость листьев. И вдруг мы увидели совершенно необыкновенное дерево, подобного которому не было во всем саду.
Белое как снег и нежно-зеленое, как молодая травка, оно резко выделялось на общем однообразном по колориту фоне. Мы в этот раз увидели его новыми глазами и оценили по-новому. Табличка гласила, что перед нами «береза обыкновенная». А попробуйте лечь под березой на мягкую прохладную траву так, чтобы только отдельные блики солнца и яркой полдневной синевы процеживались к вам сквозь листву. Чего-чего не нашепчет вам береза, тихо склонившись к изголовью, каких не нашелестит ласковых слов, чудных сказок, каких не навеет светлых чувств! Что ж пальма!
Под ней и лечь-то нельзя, потому что вовсе нет никакой травы или растет сухая, пыльная, колючая травка. Словно жестяные или фанерные, гремят на ветру листья пальмы, и нет в этом грёме ни души, ни ласки. А может, и вся-то красота заморских краев лишь не уступает тихой прелести среднерусского, левитановского, шишкинского, поленовского пейзажа? Кроме того, не все то красиво, что броско и ярко. Слышал я одну поучительную историю. В некие времена, в деревушке, нахохлившейся над ручейком, может, в той же Владимирской земле, жил паренек Захарка.
Неизвестно откуда появилась у него страсть к живописи, но только достал он красчонки в виде пуговиц, налепленных на картонку, и целыми днями пропадал в лесу да на речке. Были у него там излюбленные места, которые он и пытался переносить на бумагу. В этой же деревеньке доживал свой век старый учитель. Доживая, крепко выпивал, так что даже наносил этим ущерб и своему внешнему виду, и учительскому престижу. Говорили, что знал он некогда лучшие времена и будто бы учился в Петербурге с самим Репиным, но потом вышла незадача, и полетело все к черту. Такое случается с русским человеком, особенно при наличии какого-никакого талантишка.
Вот малюет однажды Захарка свой ярко-малиновый закат и вдруг слышит над ухом: — Ну как, нравится? Обернулся: стоит сзади учитель, трезвый на этот раз. Давай разберем, что у тебя похоже. Сучок, вон тот, какого цвета? А ты его все же зеленым изобразил. Значит, не похоже?
Тропинка у тебя, смотри-ка, желтая. Думаешь, песок обязательно желтый бывает, а ведь он сейчас серый весь, как зола. Глаз, что ли, у тебя нет? Заходи ко мне вечерком, я тебе новые глаза вставлю. С тех пор Захарка повадился ходить к учителю. Что рассказывал мальцу старик — неизвестно, только, правда, открылись у парня глаза: научился он красоту видеть.
Вот ведь, оказывается, какая наука может быть! Радостно стало Захарке. Выскочил он из калитки, да тут и замер. Осинка перед домом стояла, которую он, может, тысячу раз видел и не замечал. Небо теперь было серое, серое, как бы свинец, когда его ножом разрежешь, а осинка стоит и теплится на фоне свинца тихим, розовым теплом, потому что другой-то край неба, за Захаркиной спиной, и правда розовый был. Вот он и освещал осинку.
Так никуда Захарка в этот раз дальше осинки и не ушел. Стоит и любуется. И дух захватило от осинкиной красоты, то есть от той красоты, мимо которой тысячи раз бегал и не то что за красоту, а и за дело-то не считал. Вот какую поучительную историю рассказал мне однажды добрый и умный друг. Короче говоря, было принято твердое решение: будущее лето целиком посвятить Владимирской земле. Но что значит посвятить?
Ездить по ней? Тогда — на чем? Но он-то более всего и не подходил к случаю. Выйти из машины средь чиста поля и пойти по первой попавшейся тропинке. Наверно, тропинка приведет к деревне. К какой?
Не все ли равно. От деревни будет дорога до другой деревни, а там до третьей… Ночь настала — ночуй. Стучись в крайнюю хату и ночуй. Утро пришло — иди дальше. Ведь если в день проходить даже по десяти километров, что совсем не тяжело и что будет прогулкой, и то куда уйдешь за полтора месяца! Целую неделю я ходил как пьяный, бредя возникшей мечтой.
Закрою глаза — и вижу: на крутой пригорок, поросший белой кашкой, взбегает тропа, а там, на пригорке, заворачивает влево за сосновый лесок. Вместе с ней за лесок заворачивает молодое ржаное поле… А вот по струганому сосновому бревну нужно переходить бойкую речушку. А вот женщина у колодца дает студеной воды, и светлая колодезная вода сладко струится по гортани… А вот рассудительный крестьянин обстоятельно рассказывает, как дойти до какой-нибудь там Флорищевской пустыни… Беда заключалась в том, что мечта возникла в декабре, а выйти в такой поход можно было не раньше июня. Любимым занятием моим с этих пор стало сидение над картой. Сначала это была большая карта Советского Союза. Но Владимирская область на большой карте занимала пространство, которое можно было бы закрыть пятикопеечной монетой.
И сколько я ни крутился на таком пятачке, ничего не могла рассказать мне карта. По ней, правда, хорошо было видно, что Владимирская земля находится между землями Московской и Горьковской, если ехать с запада на восток. Тут мне вспомнились слова из книги, что «она то есть Владимирская земля находится в том пространстве междуречья Оки и Волги, где из Владимиро-Суздальского, а потом Московского великого княжества выросло Московское государство, развернувшееся впоследствии в великую Российскую империю, протяжением своим превзошедшую все государства мира». Значит, это и есть корень России. Вскоре удалось раздобыть подробную карту области, на которой в каждый сантиметр укладывалось всего лишь пять километров земли. Здесь было много зеленой краски, за которой скрывались леса, и много заштрихованных пространств, означающих болота.
А за белыми пятнами угадывались уже раздольные поля и луга. Белого цвета больше всего было в верхней части карты, то есть на севере, это так называемое Владимирское ополье. Зелень вся как бы стекла вниз, образовав знаменитые Мещерские леса и болота. Из двух частей — Ополья и Мещеры — состоит Владимирская область. Вот что в первую очередь сообщила мне карта. С этой картой можно было беседовать ночи напролет.
И она отвечала: — Водились здесь туры. Да, они исчезли совсем, но не без следа. Они рубили свои избы неподалеку от финских селищ и начинали мирно пахать поля. Привольно было земли, и никто не мешал друг другу. И вот уж в ряду с какой-нибудь Кидекшей появляются села Красное, Добрынское, Порецкое. По названиям можно узнавать, откуда шли славяне.
Вон Лыбедь, вон Галич, вон Вышгород — все это киевские словечки. Говорила карта и о поэтичности народа, потому что черствый, сухой человек никогда не дал бы деревне такого названия, как Вишенки, Жары или, например, Венки. Славяне были культурнее местных жителей, а впоследствии их стало и больше. Они не прогнали, не истребили мурому, мерю и весь, а просто поглотили их, растворили в себе, или, как говорят ученые, ассимилировали. И живут до сих пор только названия, которые могут показаться чудными чужому, стороннему человеку, но которые не вызывают никаких недоумений у самого последнего мальчишки: Ворща так Ворща, лишь бы купаться было можно да ловились бы на удочку пескари. Так рассказывала карта.
А то еще увидишь среди ровной зелени крохотный кружочек, километрах этак в тридцати даже от грунтовой дороги, и вот уж воображение рисует десяток темных бревенчатых изб, к которым вплотную подступили молчаливые сосново-бурые стволы. Или же увидишь такой кружочек среди самого что ни на есть болота и думаешь: «Эк, куда занесла их нелегкая! Наверно, жутко там в лунные ночи, зато закаты должны быть хороши! Владимирцы давно поняли, что одной землей не проживешь, поэтому и уходили из своих деревень на отхожие промыслы, поэтому и появились все эти владимирские богомазы, лапотники, овчинники, шерстобиты, валялы, шорники, вышивальщицы, угольщики, смолокуры, серповщики, игрушечники, корзинщики, рожечники, рогожники, дегтярники, столяры, щетинники, колесники, сундучники, бондари, плотники, гончары, кирпичники, медники, кузнецы, каменотесы… Каждое ремесло имело свой аромат. Шорники пахли сыромятиной, угольщики — березовым дымком, овчинники да валялы — овечьей шерстью, рогожники — душистой мочалой, богомазы — олифой, бондари да колесники — дубовой стружкой, гончары да кирпичники — просыхающей глиной, корзинщики — горькой ивой, про смолокуров с дегтярниками и говорить нечего. Перед весной начались соблазны.
Тот из товарищей по работе поехал во Вьетнам, тот — не то в Сирию, не то в Ливан, а тот — так и вовсе в Африку. Очередь могла подобраться и ко мне. Появились сомнения. Ну а вдруг предложат поехать, неужели откажешься или, может, скажешь так: «Нет, дорогие товарищи, я, конечно, поехал бы в Сингапур, но мне, к сожалению, нужно в Петушки и Воспушки». А поездка между тем была предложена. Не в Сингапур, правда, гораздо ближе, но в такую страну, в которой я мечтал побывать с детства.
Друзья, к советам которых я прибежал, отнеслись к вопросу по-разному. Первый — человек трезвого взгляда на вещи — сказал: «Владимирские проселки от тебя не уйдут, поедешь будущим летом». Второй, сохранивший еще офицерскую выправку, воскликнул без колебаний: «Собрался — не раздумывай. Никогда не нужно менять раз принятое решение». Третий — философ — глубокомысленно заметил: «Имей в виду, что, разъезжая по другим странам, ты узнаешь нечто, а путешествуя по родной земле, познаешь себя». Четвертый — поэт и мечтатель — выразился фигурально: «Что лучше: ехать целый месяц на автомобиле сквозь толпу красивых женщин или тот же месяц провести с одной, но любимой?
Попроси, чтоб поездку отнесли на осень. И овцы будут целы, и волки сыты. Хорошо, когда много друзей. Старинные туристские справочники, или, как их называют, путеводители, усиленно рекомендовали путешествовать по Владимирской земле. В них подробно описывалась дорога от Владимира до Суздаля, или так называемая Стромынка — дорога от Москвы через Александрову слободу до Юрьева-Польского, а уж оттуда до Суздаля и Владимира. Это объясняется тем, что очень много было во Владимирской земле разных монастырей, старинных церквей, редчайших, рублевской или ушаковской работы, иконостасов, а также мест, связанных с пребыванием царствующих особ.
Там молился Иван Грозный, туда он засадил свою жену там жила опальная жена Петра Великого; в той деревне сидел Дмитрий Пожарский, когда пришли к нему с поклоном нижегородцы: иди, мол, спасай Россию! А там был похоронен сам Александр Невский. Сохранился царев указ о том, как перевозить останки этого князя и воина, когда было решено перевезти их из захудалого губернского городишка Владимира в стольный Петербург. Может, князя Александра и сразу похоронили бы в Петербурге, но беда в том, что Владимир был в год его смерти великим городом, а на Петербург не было и малейшего намека. А повелевал указ следующее: «Подняв раку с мощами святого от места его благоговейно, с подобающей честью вынести… и, поставив оную и распростерши балдахин, проводить его обыкновенным церковным пением и колокольным звоном, как мощи святого проводить долженствует, и в том провождении ехать оным путем умеренно, со усмотрением мест, дабы в удачных никакого свыше потребы медления, а в неудачных — вредительной скорости не употреблялося». Что же касается Дмитрия Пожарского, то с его могилы куда-то увезли только мраморный мавзолей, а останки князя и поныне в Суздале.
Но мы придем еще на его могилу, и у нас будет время поговорить об этом подробно. Так вот старинные путеводители усиленно рекомендовали путешествовать по Владимирской земле. И совершенно напрасно в новых сборниках туристских маршрутов, где есть непременная Военно-Грузинская дорога, село Архангельское и озеро Иссык, не упоминается ни Юрьева-Польского, ни Суздаля, ни Мурома, ни Мстеры, ни Гуся Хрустального, ни Боголюбова, ни самого Владимира [1]. Поэтому, заглянув в такой справочник, я тут же и закрыл его. Вся и прелесть-то в том, чтобы чайку на костре вскипятить, ушицу организовать, а для этого удочки необходимы. Нет, ночевать удобнее в избах крестьян и питаться у них же.
Так что ничего такого не потребуется. Ни куска хлеба не будет взято в запас, ни кусочка сахара. И непонятно, зачем для ночлега от людей бежать, когда тут-то и удобно поговорить с ними, узнать, чем живут, что думают. Итак, все было готово. Помешать теперь могло только одно, что не подчиняется никаким бумагам и что чаще всего действует вопреки желанию людей — погода. Известно, что о предсказателях погоды ходит много анекдотов и что доверяют им в народе очень мало.
Тем не менее десятки миллионов людей слушают сводку погоды каждый день внимательно и заинтересованно. Когда нам очень хочется, мы склонны верить предсказаниям обыкновенной, незамысловатой ромашки, а не то что целого научного учреждения. Авиационный, то есть самый точный прогноз, запрошенный официально, через редакцию солидного журнала, гласил: «До 27 июня — дождь и холод, после 27 июня — холод без дождя…» День первый Отсюда начинается достоверное и последовательное описание всего приключившегося с автором этих записок и его спутниками во время путешествия по Владимирской земле. Путешествие это началось 7 июня 1956 года, в полдень, от деревянного моста через реку Киржач, коя служит в этом месте границей между областями Московской и Владимирской. А дело было так. Автомобиль с аншлагом «Москва — Владимир» выбрался наконец из каменного лабиринта столицы и, прибавив скорости, устремился по прямой и широкой автостраде.
Да, местами это была уже готовая автострада, бетонированная, с односторонним движением и даже с зеленью посредине. Местами же путь автомобилю преграждали горы песка, вздыбленной земли, скопления землеройных машин. Поговаривали, что это не просто улучшается старое и доброе Горьковского шоссе, но строится великая дорога Москва — Пекин. Машина то рвалась вперед со скоростью ста километров, то, переваливаясь с боку на бок и с обочины на обочину, пробиралась по разъезженным песчаным колеям не быстрее пешехода. На улице стояла жара, не приносил прохлады даже ветер, хлопающий и ревущий в приоткрытых ветровых стеклах автомобиля. Пассажиров в машине было трое.
Их могло бы быть и двое, если бы утром в Москве моя жена не поставила на своем и не поехала провожать меня в это «ужасное» путешествие. Никогда не знаешь, как повернется ход событий, поэтому на всякий случай я представлю вам мою жену: ее зовут Роза, она темноволоса, смугла… Впрочем, не прав ли был гениальный француз, говоря, что жена не имеет внешности? По крайней мере, не дело мужа описывать ее. Третьим пассажиром был некий майор с гладко выбритой головой, квадратной рыжей бородкой и в пенсне из прямоугольных стеклышек. Из всех троих он один имел трезвые намерения доехать до того места, до которого куплен билет. Вдруг легко, но властно защемило в груди.
Тут было отчего волноваться. Всю зиму с нетерпением ждал я этого дня, и одно то, что он пришел, было основательным поводом для волнения. Но это все пустяки. Главное я скрывал и от самого себя. Главное было в моем наступающем одиночестве. Вот сейчас выйдешь из машины, шагнешь в сторону от дороги в высокую июньскую траву, и на многие дни один затеряешься в зеленых просторах.
Было от этого немного тревожно и боязно. Всегда тревожно и боязно перед неизвестностью. Я не знал, где и чем пообедаю уже сегодня, где и как проведу эту ночь. Будут попадаться неведомые деревни, но ведь никто не ждет меня там, и вообще не авантюра ли все это? Есть туристские маршруты с благоустроенными туристскими базами. По этим маршрутам многочисленные группы до зубов оснащенных людей.
Все это понятно. Но думать было поздно, да и некогда. Легко подпрыгнув, автомобиль соскользнул на обочину и остановился, как бы натолкнувшись на невидимую стенку. Водитель озабоченно обернулся: — Кому-нибудь плохо? Спасибо, что подвезли. До него еще почти сто километров!
Мы останемся здесь. Нам понравилось это место. Рюкзак показался мне гораздо тяжелее, чем когда я примерял его в Москве. Проводишь меня на ту сторону реки и проголосуешь на обратную машину. Под деревянным мостом стояли бревенчатые обшарпанные быки. Коричневая неглубокая вода беззвучно обтекала их.
Белые, словно сахар, песчаные отмели, уходя под воду. Потом они снова появлялись над водой в виде маленьких островков и возвращали себе свою сверкающую белизну. Один берег реки отлог. Молодой ивняк отступил от воды метра на два и так раскудрявился, такой закипел зеленью, что и песок под ним кажется зеленоватым. Другой берег обрывист, хоть и не высок. Тут, видимо, постоянно что-то с хлюпаньем сползает в воду, обрушивается, подмывается.
Стройные частые сосенки подбежали к самому обрыву и заглядывают в воду. Но вода текуча и узловата, она размывает очертания деревьев. Пройдя мост до конца, мы очутились во Владимирской области. Я сбежал с насыпи влево и пошел вдоль реки навстречу ее течению. Ничего примечательного не было вокруг. Безногий инвалид, оставив одежонку и костыли на траве, полз по песку к воде, чтобы искупаться.
Женщина, подоткнув юбку и зайдя в воду до колен, полоскала белье. Поодаль остановилась «Победа» и семейство, приехавшее в ней, располагалось на отдых, натягивая в виде тента сверкающую белизной простыню. Тропинка, которую я выбрал, обогнула большой песчаный карьер, изборожденный следами шин и гусениц, и вывела на просторную плоскую луговину, по которой там и тут, то группами, то в одиночку, росли деревья. В это-то время я и услышал за спиной учащенное дыхание бегущего человека. Обернулся — Роза. Я пойду с тобой.
И не возражай. Так я тебя одного и отпустила. И не смотри, пожалуйста, таким взглядом на мои босоножки. Каблуки у них мы сейчас отобьем, а то дойдем до магазина и купим какие-нибудь парусиновые. Думаешь, я меньше твоего понимаю в деревенской жизни? В каждом селе есть сельпо, там и купим.
Короче говоря, давай мне половину вещей, и пойдем дальше. Вот каким образом я утратил свое одиночество, еще не успев насладиться им. Река, вдоль которой мы пошли, то и дело круто поворачивала то вправо, то влево, так что поблескивающее зеркало ее упиралось вдали то в заросли ивняка, то в песчаный обрыв. Наконец нам надоело это, и мы решили уйти от реки по первой дорожке. Вскоре вправо на довольно крутой пригорок, заросший дубами, повела тропа. Мы пошли по ней, и через полчаса матерый сосновый лес окружил нас.
Безмолвно и тихо было в этом лесу. Там, высоко-высоко, где яркая зелень сосновых крон оттенялась яркой белизной облаков, может, и бродили какие ветерки, у нас внизу было совсем тихо. В неподвижном нагретом воздухе крепко пахло медом, и некоторое время мы не могли решить, откуда исходит медвяный запах. Все знают, как красиво и заманчиво выглядывают по осени из темной глянцевой зелени яркие кисточки брусники, словно капельки свежей крови, но мало кто замечал, как цветет этот вечнозеленый боровой кустарничек. Нам и в голову не могло прийти, что вон та невзрачная цветочная мелюзга может напоить огромный бор своим ароматом. Я сказал «невзрачная цветочная мелюзга» и тем незаслуженно оскорбил один из самых изящных и красивых цветов.
Нужно только не полениться сорвать несколько веточек, а еще лучше опуститься на колени и бережно разглядеть. То, что издали казалось одинаковым, поразит вас разнообразием. Вот почти белые, но все же розовые колокольчики собрались в поникшую кисть на кончике темно-зеленой ветки. Каждый колокольчик не больше спичечной головки, а как пахнет! Это и есть цветы брусники. А вот тоже колокольчик, но очень странный.
Он совсем круглый и похож больше на готовую ягоду, уже и покрасневшую с одного бока. А еще он похож на крохотный фарфоровый абажурчик, но такой нежный и хрупкий, что вряд ли можно сделать его человеческими руками. Будет чем полакомиться и ребятишкам и тетеревам. Ведь на месте каждого абажурчика вызреет сочная, черная, с синим налетом на кожице ягода черника. А вот собрались в кисточку крохотные белые кувшинчики с яркими красными горлышками. Кувшинчики опрокинуты горлышками вниз, и из них целый день льется и льется аромат.
Это целебная трава толокнянка. Нет, только издали похожи друг на друга боровые цветы. Если вглядеться но тонкости работы, по изящности и хрупкости ничем не уступит брусничный колокольчик другому, большому цветку.
Некоторые уже улеглись на влажную 1 устланную осыпающейся хвоей 2 землю 3 жевали жёсткие солдатские сухари 4 копчёную колбасу 5 а кое-кто 6 открыв перочинным ножом жестяную банку 7 ел свиную тушёнку 8 намазывая её на тонко нарезанные 9 ломтики чёрствого хлеба. Слайд 4 Я знал: удар судьбы меня не обойдёт, что-то непременно случится плохое.
Ответы на вопрос
- Некоторые уже улеглись
- Будущее для жизни уже сейчас
- Расставьте знаки препинания некоторые уже улеглись
- Огэ русский язык пунктуационный анализ
Огэ русский язык пунктуационный анализ
Роскошные вначале, луга постепенно перешли в луг умирающий, покрытый кочками. Ведь у луга, как и у всего живущего, есть свои молодость, зрелость, умирание. Щучка и белоус — эти злые враги цветущих лугов — обильно разрослись здесь, закупорив почву своими плотными, теперь уж сросшимися в войлок дерновинками. Из-под войлока не пробиться цветам. Солнце начало припекать, ноги разгорячились от ходьбы, и мы приглядывали место, где бы искупаться. Но берег был дурной, метра за два до воды начиналась топь, грязь, да и вода не внушала доверия. На ней местами лежал белый налет вроде паутины, плавали разные палки и бойко бегали водомерки. Наконец попался округлый омуток, метров десять — пятнадцать в ширину.
Песчаная отмель резко и косо уходила в воду, обещая порядочную глубину. Подобные бочаги на малых реках бывают очень глубоки и студены, на дне у них, как правило, шевелятся в тине родники. Действительно, вода показалась ледяной, но какое блаженство было шлепать босыми разгоряченными ногами по этой воде. Невольно вспомнились дивные строки поэта: И сладкий трепет, как струя, Как бы горячих ног ея Коснулись ключевые воды… В незнакомую воду бросаться всегда тревожно, если даже это и Шеридарь. По крайней мере, тревожней, чем заходить в незнакомый лес и город. У каждой реки есть своя душа, и много в этой душе таинственного и загадочного. Пока не поймешь ее, не почувствуешь, всегда будет тревожно.
Мне показалось, что под кустом у того берега обязательно должен прятаться рак. Я переплыл и слазил в нору. Действительно, там был рак. Через этого рака и Шеридарь сделалась ближе, понятней: точь-в-точь как на нашей Ворще, раз должен там сидеть рак, значит, он и сидит. Потом, когда, отдохнув, мы отошли от реки, попалась нам ватага мальчишек. Мы спросили у них, глубок ли омут. Самое большое — по пазушки.
Если бы знал я, что в омуте и по шейку не будет, не лезла бы в голову разная блажь про речные души. Раз есть дно, значит, не может быть никакой души, никакой сказки. На горе, куда нам предстояло подняться, из-за деревьев выглядывала беленькая церковка с зеленой крышей. От ребятишек мы узнали, что это село Воскресенье. Дорога в село шла между церковью и пионерлагерем. Слева в пионерлагере за аккуратным забором виднелись разные деревянные горки, качели, турнички. Пионеров самих не было.
Наверно, это их видели мы издалека, когда шли лугом. У церкви ограда наполовину разрушена так, что остались только каменные столбы, а железо пошло скорее всего на подковы в сельскую кузницу. Высоченная нетроганая трава буйствовала за церковной оградой. Но церковь сама и крыша ее были недавно покрашены и выглядели как новые. Первое, что бросилось нам в глаза в селе Воскресенье, — это отсутствие садов и огородов. Давно замечено, что в лесных местностях, где крестьянам приходилось постоянно бороться с лесом, нет в деревнях ни деревьев, ни садов. Взять хотя бы республику Коми.
Там под окнами избы или сзади нее вы редко увидите дерево. А зачем оно, если кругом тайга! В какой-то степени это приложимо и к наиболее лесным районам средней полосы. Но чтобы в русской деревне не было даже и огородов, это совсем странно. Каждый дом в Воскресенье стоит как бы на лугу, среди высокой травы и ярких цветов, главным образом лютика и одуванчика. Мы сели отдохнуть в тень старого тополя под окнами пятистенной избы. И точно, идет вдоль деревни старик.
Одна рука заложена за спину, в другой — палка. Спину держит неестественно прямо, словно и правда проглотил аршин. Вообще в передвижении старика ничего не участвовало, кроме семенящих ног. Было такое впечатление, что если старик споткнется, то так и упадет плашмя, прямой и негнутый. Старик остановился. Всю жизнь сапожничал, чужие ноги обувал, а сам без ног и остался. Рассказывал дед охотно.
Все мужики подчистую уходили на сторону — в Москву, в Питер и вообще. Оставались одни бабы. Огородов с садами было не принято иметь. Картошку, лук, огурцы и прочую овошь возили из Покрова, с базара. Правду сказать, народ избалованный был на сторонних-то рублях, к земле не очень привычный, а сеяли больше «гречан». Ну, после революции все плотники в Москве и осели. У каждого там зацепка какая-нибудь была.
А тут еще раскулачиванием припугнули. Половины села как не бывало. Вишь, одни ветлы стоят, а домов нет. Теперь опять молодежь чуть что в РУ или другие школы. Мало народу осталось, ой мало! Ну пойду, не взыщите, если чего не так. Ноги болят, когда стоишь, а на ходу словно легче.
Старик снова засеменил вдоль улицы. На выходе из села заметили мы санаторно-лесную школу, которая теперь, по случаю летнего времени, не работала. Дорога повела нас дальше — то лугом, то полем, то темным лесом. Может, ничего не осталось бы в памяти от этого села, кроме его названия, если бы не вздумали мы напиться здесь молока. Потом мы пили молоко в каждой деревне, так что к вечеру, по самым грубым подсчетам, набиралось литра по три-четыре на каждого. В Пернове мы осмелились спросить молока впервые. Тетенька, в окно которой мы постучали, бросила шитье она шила что-то на машинке и отправила нас к соседке.
А мы и корову не держим. Соседка сокрушенно покачала головой. А спросите вы вот у кого. Этот дом тесовый — раз, под красной крышей — два, потом еще четыре дома пропустите, а в седьмом доме поинтересуйтесь: у них и корова есть, и народу мало. Но и в этом доме, хоть он и седьмой, нас постигла неудача. Там просто-напросто никого не было дома. Тогда мы стали спрашивать подряд, и в одном месте клюнуло.
Старуха лет шестидесяти, плотная и полная, восседала в окне с наличниками, как бы вставленная в ажурную рамку. Берите всю. Она исчезла из окна, и минут десять ее не было. Потом она вынесла нам две литровые банки, в каких обычно продают маринованные огурцы. Я как отхлебнул, сразу понял, что молоко если не на половину, то на треть разбавлено водой, хорошо, если кипяченой. Безвкусная жижа никак не пилась, хоть выливай на землю. Негромко, про себя заговорила Роза: — Вот бабушка добрая — жирного молока нам продала.
А бывают такие бессовестные старухи, не только снятым — разбавленным торгуют. Поболтаешь по банке, а стенки чистые-чистые остаются. Старуха побагровела. Вот ваши деньги. Оно долго стояло синей лужицей, не впитываясь и не растекаясь. Мальчик с удочками, лет семи, наверно внучонок, внимательно смотрел на происходящее. Почти напротив старухиного дома магазинчик.
Больше из любопытства, чем из нужды, мы зашли в него. Вот добросовестно записанный мною немудреный ассортимент магазинчика: колотый сахар, рожки, повидло, треска в масле, концентраты пшенной и рисовой каши, сельдь атлантическая пряного посола, соевый белок, сухари из простого хлеба , конфеты и пряники. Этот магазин отличался от последующих, виденных нами, еще и тем, что повидло в нем не пузырилось и не было на прилавке растаявшей халвы. Продавщица, молодая женщина, сказала, что хлеб в этой деревенской лавке бывает каждый день. Возят его из Покрова, то есть из ближайшего города. Мы рассказали ей про старуху и про молоко. Ах она, такая — сякая!
Вы бы и не связывались. А у нас в магазине, может, и побольше бы товаров было, да я ведь не продавец, а завклубом. Мука стоит два сорок пять, а он ее по три десять. Его и посадили. Теперь временно мне приходится торговать. Дышать становилось трудно, мы обливались потом, а от спины, когда снимешь рюкзак, начинал куриться парок, словно к ней прислонили утюг. Было решено с одиннадцати до четырех или даже пяти часов лежать в тени, по возможности около речки.
На выходе из Пернова, где так неудачно окончилась первая попытка напиться молока, прямо к нашим ногам прибежала откуда ни возьмись речушка с красивым названием Вольга. Убрать только из слова мягкость — и пожалуйста! Правда, для того чтобы стать Волгой, нашей Вольге не хватило бы еще кое-чего. Но это уж дело десятое. Коричневая водичка пробиралась между луговыми цветами, через кустарники, мимо развесистых ив и ракит, бережно заслоняющих ее от жадного солнца. Сидение наше на Вольге не обозначилось ничем замечательным, разве только тем, что понаблюдали, как шестеро парней возились с бредешком в небольшом омутке. Получасовое старание их увенчалось изловлением щуренка граммов на четыреста и плотицы.
Тут подошли двое мужчин, посмотрели улов и серьезно сказали: «Ого, порядочно». Оценка эта, надо думать, определилась не вежливостью мужчин, а масштабами и самой речки, и ее рыбных ресурсов. Разморенные жарой, с болью во всем теле еще не втянулись в путешествие , мы побрели дальше. На карте виднелся впереди маленький прямоугольничек — какое-то Головино. Оно и стало нашей заветной целью на сегодня. Добрести бы к вечеру до Головина, а там будем ночевать, попросим самовар, отлежимся. В это время сзади и послышались те звуки, в которых с закрытыми глазами можно узнать урчанье грузовика, пробирающегося по проселку.
Все же нужно отдать должное нашей стойкости — никто из нас не поднял руки, чтобы остановить автомобиль. Из кабины высунулось веснушчатое круглое лицо с улыбкой, что называется, от уха и до уха. Мы сели и, не заметив как, оказались в Головине. Только одно место успела сфотографировать память. Начинаясь прямо у дороги, уходила в глубину леса округлая ядовито-зеленая трясина, а по краям ее все мертвые и мертвые деревья. Сначала маленькие елочки, потом выше, выше и, наконец, большие почерневшие, отравленные ели и сосны. Передние ряды елочек уже и упали в трясину, и тонут в ней.
Другие стоят как бы на коленях, по пояс. Само сочетание ядовитой зелени с черным обрамлением оставило жуткое впечатление. Кажется, это было на середине дороги от Пернова до Головина. Мы думали, что впереди будет много еще трясин, и не очень жалели об этой. Но больше ничего подобного нам не попадалось. В Головине, у крайнего дома, мы расплатились с водителем он взял с нас два рубля и пошли вдоль села. Навстречу нам бежала с другого конца женщина в летах, одетая довольно небрежно, босая и, как нам показалось, растрепанная.
Она бежала и что есть силы трясла колокольчик, каким в школах собирают детей на урок. Выбрав дом поопрятней, мы постучались в окно. Бог надоумил нас прийти в правление колхоза. По узкой лестничке поднялись вверх и наткнулись на запертую дверь председательского кабинета. В комнате направо сидели бухгалтер и счетовод. Неважный вид был у этого помещения. Стены закопченные, голубенькие обои висят клочьями.
Потолок в середине обуглен, и бумага с него оборвана. Должно быть, к потолку была подвешена лампа, и от нее чуть не случился пожар. На полу похрустывала семечковая лузга. Сесть нам не предложили. Мы подумали и расселись сами. Тут внизу раздались брань и крики. Ругалась женщина.
Вот она появилась сама. Мы узнали в ней ту, что бегала по селу с колокольчиком. Она-то и пошла проводить нас на ночлег. Село-то эк растянулось. Побегай вдоль него да покланяйся каждому, чтобы на работу шел. Теперь, правда, сами идут, да еще и ругаются, если нарядить забудешь. А ведь что было — слезы, да и только!
Вы завтра с председателем потолкуйте, он вам все расскажет. И утром бегаю, и в обед, и при всякой нужде. Подойдет бригадир, постучит железной палкой. Вы же бригадир! Дайте наряд, все и сделают. Тут мы дошли до места. На ночлег нас определили в просторный дом, где пахло вымытыми стенами, чистотой.
Молодая хозяйка дома показала нам и сарай с сеном. Но сено было там прошлогоднее, прелое, кроме того, из погреба тянуло затхлой сыростью. Мы остались в избе. К потолку горницы подвешены елочные игрушки, на стене бумажная тарелка репродуктора, в переднем углу иконы, на комоде патефон и пластинки. Рядом швейная машинка. Во весь пол постланы мягкие коврики, сшитые из разноцветных тряпочных лоскутков. На застекленной дверце посудного шкафа с обратной стороны приделаны картинки: породы кур.
На стенах — для красоты — плакаты: жеребец-битюг Сатир, огромный розовый хряк, плакат с призывом вступать в Общество Красного Креста, плакат, где три пионера держат в руках книжки и улыбаются и, наконец, плакат-лозунг «Играйте в волейбол! В окно виден широкий луг, речка и лес позади нее. Молодайка начала хлопотать с самоваром. В колхозе она не работает, а сидит с детьми. Работает в колхозе тетя Настя — мать мужа. Теперь в колхозе большое строительство пошло. Ну а сегодня вся бригада поехала рыбу ловить.
Сейчас придут, выпивать начнут, проколобродят до полуночи. На столе появился самовар, сахарница с мелкими кусочками рафинада, тарелка с черным хлебом. Дед мой любил пить чай с полотенцем, то есть он вешал на шею полотенце и пил, вытирая обильный пот, стаканов по пятнадцати. Видимо, осталось что-то и во мне от деда, потому что полотенце скоро понадобилось. Нужно сказать и то, что целый день мы шли по жаре и что, самое главное, чай был необыкновенно вкусен и душист. Как ни пытались мы выяснить у хозяйки, что за чай, из чего приготовлен и как, она ничего не могла сказать. Твердила только, что чай делает бабка.
Вот придет и расскажет, если захочет. Стало темнеть, и в доме появилась высокая сухая старуха. Это была тетя Настя. Мы так и набросились на нее с расспросами о чае. Она сдержанно улыбалась, довольная, что ее чай хвалят, скромничала. Тоже надо знать, когда сорвать листочки-то… — Вот и расскажите, когда же? Но старуха ни за что не хотела рассказывать, как она делает столь вкусный чай.
Даже в дорогу дала нам горсть, вытряхнув остатки из огромного осьминного мешка, а рассказать не захотела. Потом у Верзилина я вычитал рецепт приготовления чая из земляничных и малиновых листьев. Но не думаю, чтобы бабка пользовалась таким рецептом. Верзилинского рецепта нам попробовать не удалось, но должен сказать без преувеличения, что вкуснее бабкиного я чаев не пивал. Замечу также, что он был красивого темно-золотого цвета. Часов около одиннадцати, когда мы засыпали, вернулся с работы хозяин. Он включил репродуктор во всю мощь и ушел выпивать.
Пришел снова в два часа, а под утро начал стонать и охать: болела голова. Однако, когда мы встали, его не было. Так мы и не увидели нашего хозяина. День третий День, насыщенный событиями и впечатлениями, пролетает быстро, но зато потом, в воспоминаниях, он кажется огромным. День бездарный если, к примеру, проваляться с утра до вечера на диване тянется с год, а станешь вспоминать — пустое место, словно его и не было. Мы жили в путешествии насыщенными днями, и теперь, когда прошло время, кажется, что поход длился не сорок дней, а гораздо, гораздо дольше. Рано утром, позавтракав молоком с хлебом и яйцами всмятку это была наша обыкновенная еда и в завтрак, и в обед, и в ужин , пошли искать председателя колхоза.
Возле его избы, в зеленой травке, паслось десятка два хорошеньких желтых цыплят, может быть, цыплята запомнились потому, что председатель пил чай и мы четверть часа ждали его на завалинке. Потом он вышел. Это был мужчина лет тридцати восьми, безусый и безбородый, с розовым лицом. Из-под верхней губы выглядывала как бы еще одна губа, особенно когда он улыбался. Председатель оказался словоохотливым человеком. Я ведь недавно председательствую — второй год. Колхоз был объединенный, дела в нем шли очень плохо.
Вы это знаете: ошибки, культ личности и прочее. Колхозники получали на трудодень сущие пустяки, вот они и разбегались в города, конкретно в Покров, Орехово-Зуево, Ногинск… А кому некуда было бежать, жили грибами, ягодами, картофелем с усадьбы. На колхозную работу не шли. Земля долгие годы не видела навоза. Скот весь содержался в соседней деревне. Там скотный двор до крыши навозом оброс, а земля истощилась. Коровы давали по четыреста литров в год, то есть курам на смех… Потом начались крутые меры по подъему деревни.
Это вы тоже знаете. Тут нужно главное выделить. А главное, на мой взгляд, изменение налоговой политики — раз, повышение заготовительных цен — два, скощение долгов и ссуды колхозникам — три. Взять те же заготовительные цены. Восемь рублей давало государство колхозу за центнер хлеба. А сейчас как-никак двадцать рубликов. В прошлый год колхоз разъединили, и правильно сделали.
Потому что задача объединения — создать большие поля здесь, в нашей полосе, все равно не удается: там овражек, там буеражек, там лесок, там рощица. А руководить хуже — все далеко, все не под руками. При разъединении поступили с Головином несправедливо: выделили нам самых плохих коров, самых старых кур, самых тощих свиней. Поджарые бегали, как собаки. Ну что ж, начали мы колхоз поправлять. Работать никто не идет, мы — аванс по три рублика на день [2]. Колхозничек зашевелился.
На лесозаготовки раньше народ гоняли, а мы говорим: «Ни-ни! Ого как взволновался народ! Старушке восемьдесят пять лет, а туда же шумит: «Почему работы не даете? С цыпленка платить буду». Что же, взяла бабка шестьсот цыплят. В прошлом году на трудодень по пятерке, а в этом — аванс шесть рублей, а всего планируем по червонцу. Так вот и поднимаем… Скотный двор поставили, овчарник.
Теперь за свинарником очередь. Про клевер забыли, какой он есть. А мы теперь клеверок сеем. Десять гектаров целины подняли под эту, как ее… траву… под тимофеевку. Коровы с каждым годом молока прибавляют. Мало, но прибавляют, черт их дери! Теперь вот из Рязанской области в наш колхоз девять семейств перебралось.
Значит, и народ прибывает. В прошлый год восемь тысяч рублей израсходовали на питание горожан, что помогать нам приезжали, а теперь своими силами справляемся. Так говорю и так: «Давайте в наш колхоз! Стоит она триста рублей за кубометр, а если осиной продавать — пятьдесят рублей, значит, обращаемся мы с осиной по-хозяйски. А здесь у нас циркульная пила.
А в строительстве берёсту использовали 8 в качестве изолятора от сырости. Благодаря водонепроницаемости и антисептическим свойствам берёста 9 предохраняла дерево от гниения.
Укажите верные варианты ответов. Запишите номера ответов. Пунктуационный анализ. Расставьте знаки препинания. Укажите цифры, на месте которых должны стоять запятые. Некоторые уже улеглись на влажную 1 устланную осыпающейся хвоей 2 землю 3 жевали жёсткие солдатские сухари 4 копчёную колбасу 5 а кое-кто 6 открыв перочинным ножом жестяную банку 7 ел свиную тушёнку 8 намазывая её на тонко нарезанные 9 ломтики чёрствого хлеба. Замените словосочетание «суконным одеялом», построенное на основе согласования, синонимичным словосочетанием со связью управление. Напишите получившееся словосочетание.
Прочитайте текст. Запишите номера ответов. Слайд 3 Задание 3 Пунктуационный анализ.
Остались вопросы?
Расставьте знаки препинания. Укажите цифры, на месте которых должны стоять запятые. Некоторые уже улеглись на влажную 1 устланную осыпающейся хвоей 2 землю 3 жевали жёсткие солдатские сухари 4 копчёную колбасу 5 а кое-кто 6 открыв перочинным ножом жестяную банку 7 ел свиную тушёнку 8 намазывая её на тонко нарезанные 9 ломтики чёрствого хлеба.
Герой рассказа не выучил стихотворение и получил за урок двойку. Павлик не оправдывался, когда Елена Францевна ругала его. Павлик не простил другу предательства.
Павлик не признавал сделок с совестью. На уроках немецкого я чувствовал себя принцем. Даже после самых жестоких, неравных и неудачных драк, когда и самые сильные ребята плачут, он не плакал.
Дерново-перегнойные почвы. Грунт Soil. Ночь улеглась на постель Луна догорала оловом. Я настолько его хотела что сняла сапоги через голову. Ты призрак управляющий куском.
Луна догорала оловом я настолько его хотела. Мотиватор дорога. У каждого своя дорога. Каждый выбирает свою дорогу. У каждого своя жизнь. Лед на лужах. Лед на лужах осенью. Замерзшая лужа.
Ледяная лужа. Земля трава макро. Земля Макросъемка. Почва макро. Почва фото. Правила поведения при обстреле. Памятка при обстреле. Поведение при артобстреле.
Правила поведения при артобстреле. Земля после дождя. Запах после дождя. Запах земли после дождя. Ложился на поля туман. Туман на полях осенью. Осеннее поле в тумане. Туман в степи.
Девушка лежит на дороге. Левушка лежит на земле. Девушка лежит на снегу. Вывод на тему снег. Вывод 1 снег. Что такое снег вывод. На земле снежок лежит. Цитаты про могилу.
В этой яме. В этой яме заканчиваются улыбки прекращаются споры. В этой яме заканчиваются. Грязная лужа. Красивая лужа. Маленькая лужа. Весна уже пришла. Смешное про весну.
Жду весну. Приколы про зиму и весну. Полный разбор предложения. Гдз по русскому языку 5 класс разбор словосочетаний. Гдз по русскому 1 класс схема предложения. Русский язык 5 класс ответы. Уставшая собака. Собака устала.
Собаки проснулись смешные. Собака проснулась. Рисование на снегу. Письмо на снегу. Снег рисунок. Тени от деревьев на снегу. Русский язык 8 класс пунктуация. Разбор предложения расстановка запятых.
Перепишите предложение расставив знаки препинания. Схема предложения 8 класс русский язык. Склонение имен прилагательных. Окончания имён прилагательных по падежам. Падежные окончания имен существительных и прилагательных. Склонение имен прилагательных 3 класс. Нежное прощание. Прощальный дождь.
Поцелуй ветра. Опьяненный любовью. Гроза и цветы. Лето гроза.
В раскопках под Новгородом 1 которые велись в продолжение десяти лет 2 были найдены сверхинтересные 3 берестяные грамоты 4 свидетельствующие о том 5 что восточные славяне обладали сравнительно высоким уровнем письма 6 подтверждая тем самым факт 7 что Русь была страной 8 высокой и прекрасной письменной культуры. Некоторые уже улеглись на влажную 1 устланную осыпающейся хвоей 2 землю 3 жевали жёсткие солдатские сухари 4 копчёную колбасу 5 а кое-кто 6 открыв перочинным ножом жестяную банку 7 ел свиную тушёнку 8 намазывая её на тонко нарезанные 9 ломтики чёрствого хлеба. Когда пригрело солнце 1 и коровы легли на траву отдыхать 2 пастух 3 расстегнув ворот синей рубашки 4 сняв старую шляпу 5 сел на ствол 6 поваленной берёзы 7 и занялся лещом. Ответы 4 Ответ:. Казалось, что кто-то тихо вздыхал среди глубокой холодной ночи и клубы пара, вылетавшие из гигантской груди, бесшумно проносились по небу от края и затем тихо угасали в глубокой синеве.
Морфологический разбор слова «открыв»
рые уже улеглись на влажную(1) устланную осыпающейся хвоей(2) землю(3) жевали жёсткие солдатские сухари(4) копчёную колбасу(5) а кое-кто(6) открыв перочинным ножом жестяную банку(7) ел свиную тушёнку(8) намазывая её на тонко нарезанные(9). 6. Некоторые уже улеглись на влажную(1), ответ18119513: ответ:рмр р Объяснение. Некоторые уже улеглись на влажную(1) устланную осыпающейся хвоей(2). Некоторые уже улеглись на влажную 1 устланную осыпающейся хвоей 2 землю 3 жевали жёсткие солдатские сухари 4 копчёную колбасу 5 а коекто 6 открыв перочинным ножом жестяную банку 7 ел свиную тушёнку 8 намазывая её на тонко нарезанные 9 ломтики чёрствого хлеба. сказуемое оглох - сказуемое я -подлежащие мне - дополнение во сне- дополнение (повеств, невоск, распр, полное. Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю.
Некоторые уже улеглись
Впереди еще долгие жаркие 1 знойные 2 и просто теплые приятные деньки 3 когда солнце просыпается рано 4 а заходит очень нескоро 5 давая вволю нагуляться 6 прежде чем 7 погрузиться в сумерки 10. Мир 1 в конце концов 2 всегда воздаёт людям 3 показывающим образцы исполнения долга 4 людям храбрым 5 честным 6 неподкупным 7 у которых не истощается бодрость Ключ.
Ответ: 1234 6. Рука его дрожала 1 и 2 когда Николай передавал лошадь коноводу 3 он чувствовал 4 как со стуком приливает кровь к сердцу. Ответ: 1234 7. Она увидела 1 что храбрость и гордое самолюбие принадлежат не только одному сословию 2 и с тех пор 3 стала оказывать молодому учителю уважение 4 которое час от часу становилось заметнее для окружающих. Ответ: 124 8.
Не бывает скучно в лесу 1 и 2 если вы взгрустнёте 3 повнимательнее взгляните на самую обыкновенную берёзу 4 которая встретится на вашем пути. Ответ: 1234 9. Выяснилось 1 что рукопись окончательно ещё не отредактирована 2 и что 3 пока не будет проведена дополнительная работа 4 сдавать её в типографию нельзя. Ответ: 134 10. Пора было уезжать 1 и 2 когда за нами пришли из города автобусы 3 мы поняли 4 как жаль расставаться с озером. Ответ: 1234 11.
Через несколько часов 1 Иван обессилел 2 и 3 когда понял 4 что с бумагами ему не совладать 5 тихо и горько заплакал. Ответ: 345 12. Весной того года я окончил лицей 1 и 2 когда приехал из Москвы 3 просто поражён был 4 как изменился наш угрюмый дом. Ответ: 234 13. В воображении теснились самые разные замыслы 1 и 2 если писатель усилием воли заставлял себя останавливаться на чём-то одном 3 то он опять забывал 4 каким должно быть начало. Ответ: 134 14.
Митя часто просто любовался сестрой 1 и 2 даже когда ему приходилось выслушивать её жалобы на то 3 что она плохо выглядит после ночных дежурств в больнице 4 Любаша казалась ему самой красивой. Ответ: 1234 15. К вечеру пошёл дождь 1 и 2 пока мы ехали по просёлку 3 лошади еле переступали 4 будто потеряли последние силы. Ответ: 1234 16. Все меня любили 1 и 2 хотя я безмерно шалил 3 мне прощалось всё 4 что бы я ни сделал. Ответ: 1234 17.
В родительском доме всё было по-прежнему 1 и 2 если Володе казалось домашнее пространство как будто сузившимся 3 то это только оттого 4 что за годы отсутствия он очень повзрослел и вырос. Ответ: 134 18. Я очень люблю весну 1 и 2 когда проступает молодая зелень 3 спешу в лес 4 чтобы насладиться первыми минутами возрождения природы. Ответ: 234 19. Кони очень устали 1 и 2 когда с них сняли вьюки 3 они легли на холодную землю 4 которую уже успел покрыть лёгкий снежок. Ответ: 1234 20.
Прямо над головой вспыхнула запоздалая молния 1 и 2 пока она светила 3 я увидел 4 как мерцает какая-то белая точка на берегу. Ответ: 1234 21. Когда художник жил в Крыму 1 он всё своё время посвящал созерцанию картин природы 2 и 3 если погода располагала к прогулкам 4 часами изучал на морском берегу рисунок бесконечно бегущих одна за другою волн. Ответ: 134 22. Дождь хлещет в стёкла окон 1 и 2 когда стеклянный сумрак улицы освещают вспышки молнии 3 цветы на подоконниках становятся похожими на фантастические деревья 4 которые произрастают в сказочной стране. Ответ: 1234 23.
В тот день мы завтракали втроём 1 и 2 когда подали вишневый кисель 3 сестра капризно сказала 4 что десерт сегодня невкусный. Ответ: 1234 24. Оказавшийся в домашнем театре Шереметьевых французский посол писал 1 что 2 когда он увидел балет 3 то был потрясён талантом 4 крепостных людей. Ответ: 13 31 25. Некоторые из современников А. Пушкина говорили о том 1 что 2 когда они смотрят на его портрет кисти О.
Кипренского 3 то видят отразившиеся на лице поэта 4 «печали жизни». Ответ: 13 31 26. Репин признавался 1 что 2 пока он работает над портретом 3 в его душе живёт влюблённость в того человека 4 чей портрет он пишет. Ответ: 1234 27. Алексей Павлович вставал с ранней зарёй 1 и 2 когда он вдыхал напоённый влажным запахом росы прохладный воздух 3 на душе у него становилось 4 легко и просторно. Ответ: 123 28.
Туман таял 1 и 2 когда лодка пошла к берегу 3 видно было 4 как пятнышки кувшинок и лилий покачиваются на волнах. Ответ: 1234 29. Мальчик рос смышлёным и здоровым 1 и 2 когда он стал старше 3 отец разрешил ему делить с рыбаками 4 трудности и опасности морского промысла. Ответ: 123 30. Человек меняется с течением времени 1 и 2 чтобы понять логику поступков литературного героя или людей прошлого 3 надо представлять себе 4 как они жили, почему поступали так, а не иначе. Ответ: 1234 31.
Если вглядеться но тонкости работы, по изящности и хрупкости ничем не уступит брусничный колокольчик другому, большому цветку. У ювелиров, например, мелкая работа ходит в большей цене. Временами между кочками или пнями попадались аккуратно постланные светло-шоколадные коврики кукушкина льна, этого непременного обитателя сухих сосновых лесов. На серой лесной земле, на плотной зеленой дерновинке, светились тут и там небольшие белые-белые пирамидки. Это кроты разглашают лесную тайну, что стоит этот лес на чистых речных песках. Попадались и большие поляны, где лес был весь вырублен.
Залитые солнцем, паслись на таких полянах маленькие сосенки. Казалось, матерые деревья выпустили своих детишек поиграть да порезвиться, а вот придет вечер — и позовут, покличут обратно под свой темный и мрачный полог. Одного мы не могли разгадать. Тянулись рядом с дорогой, по обе стороны от нее, необыкновенно ухоженные, разметенные тропы, да еще вроде и присыпанные песком. Думали мы, думали, да так и оставили до случая. И было цветение сосны.
Стоило ударить палкой по сосновой ветке, как тотчас густое желтое облако окружало нас. Медленно оседала в безветрии золотая пыльца. Еще вчера, еще сегодня утром принужденные жить в четырех стенах, отстоящих друг от друга не больше чем на пять метров, мы вдруг захмелели от всего этого: от боровых цветов, от солнца, пахнущего смолой и хвоей, от роскошных владений, вдруг ни за что ни про что доставшихся нам. Меня еще сдерживал рюкзак, а Роза то убегала вперед и кричала оттуда, что попались ландыши, то углублялась в лес и возвращалась, напуганная «огромной птицей», выпорхнувшей из-под самых ног. Между тем впереди, сквозь деревья, сверкнула вода, и вскоре дорожка привела к большому озеру. Озеро это было, можно сказать, без берегов.
Шла, шла густая сочная трава лесной поляны, и вдруг на уровне той же травы началась вода. Как будто лужу налило дождем. Так и думалось, что под водой тоже продолжается трава и что затопило ее недавно и ненадолго. Но сквозь желтоватую воду проглядывало плотное песчаное дно, которое уходило все глубже и глубже, и чем больше уходило оно в глубину, чернее и чернее становилась озерная вода. Были устроены узкие длинные мостки, невдалеке от которых привязанная к дереву дремала на воде плоскодонка. Четко, как нарисованная тушью, отражалась она в коричневатом зеркале озера.
На поляне, шагах в тридцати от берега, стоял большой, не старый еще, бревенчатый дом с террасами. На другом берегу озера белелись каменные постройки. Оттуда доносились голоса, обрывки песен, девичий смех. Неслышно подошел и встал сзади нас человек. Мы оглянулись, когда он кашлянул, и не знаем, долго ли стоял он молча. Ему было лет шестьдесят.
Он был брит, сухощав и морщинист, а на голове копна не то курчавых, не то непричесанных волос. Болотные резиновые сапожищи бросались в глаза прежде всего. Завхоз был один, вон в той колонии работал. И разрешили ему здесь поставить дом. Ну вот он и поставил. На царском месте дом-то, можно сказать, стоит.
А тоже ведь помер, завхоз-то. Я еще при хозяине здесь лесорубом работал. Это ведь все Ивана Николаевича Шелехова владение было. Ба-гатый человек был Шелехов. Хорошее озеро, рыбное. Вон колышек в воде забит.
Поезжай на рассвете с удочкой, привязывай лодку к колышку, и что же — за час конная бадья окуней. Сушью бадья-то, без воды. Опять же вода интересная. Сделается она к вечеру вроде как кипяченая. У меня от резиновых сапог суставы ломит, так я вечером полазаю босой часа два или три, и опять бегают мои ноги. А другим невдомек, что может быть такое средствие.
В другой раз, чтобы попусту не лазать, возьмешь бредешок. И ногам облегчение, и две корзины лещей. Лещ-то убывает теперь. Леща торфяная вода губит. Задыхается наше озеро почесть каждую зиму, а рыбе это ущерб. Конечно, глубины большой нету, шесть метров — самая глубина.
Вон Белое озеро рядом, у того другая стать. Вода — что слеза! И глубины метров тридцать пять будет. Ямой оно, Белое-то озеро, агромадной ямой. Зато и холодна же вода. Рыба от холодной воды вся и ушла.
Видать, подземное сообщение у того озера с рекой… или с морем каким… — И он вопросительно посмотрел на нас, как мы отзовемся на его море. Может, проверить хотел на новых людях правдоподобность самого звучания нравящейся ему невероятной гипотезы. Как ни забавно было представлять старика, лазающего в течение двух часов по вечернему молчаливому озеру, нужно было вернуть его на то место, с которого он так резво утрусил в сторону. Скажете тоже. Стал бы Шелехов жить во Владимире. В Варшаве, вот где он жил.
Но только, скажу я тебе, не жил он, а лежал в параличе. А в лесу своем и в добром здравии не бывал ни разу. Деньги к нему текли. А насчет красот-то, так ведь их только наш брат лесник в достоверности оценить способен, потому как вся жизнь в лесу. Кошка к собаке и та привыкнуть может, если подольше да сызмальства приучать, а человек к лесу и подавно, то есть так привыкаешь, как к жене или вообще живому существу. Вон сосна, она все одно что живая, с ней поговорить можно.
Мы пошли было от озера, но тут я вспомнил про загадочные тропинки возле дороги и вернулся. Старик посмотрел на меня ласково. Вот идешь ты бором, кинешь спичку или окурок, начнется пожар. А как же, непременна начнется! Однако дорожка эта огонь в лес не пустит. Мы, мил человек, блюдем лесок-то, а как же, очень даже блюдем!
Перед нами встал роковой вопрос: куда же идти теперь, глядя на закатное солнце? В начале пути, когда отходили от реки, мелькнула в стороне деревенька. Значит, нужно было добраться хотя бы до нее. Теперь нас не прельщали уж красоты леса. Быстро наступающие сумерки подгоняли нас. А когда мы добрались до деревеньки, совсем стемнело.
В одном из домов зажегся свет. Набравшись храбрости, мы пошли на огонь. На этом окончился первый день нашего странствия. День второй Бодро, хорошо идти по земле ранним утром. Воздух, еще не ставший знойным, приятно освежает гортань и грудь. Солнце, еще не вошедшее в силу, греет бережно и ласково.
Под косыми лучами утреннего света все кажется рельефнее, выпуклее, ярче: и мостик через канаву, и деревья, подножия которых еще затоплены тенью, а верхушки влажно поблескивают, румяные и яркие. Даже небольшие неровности на дороге и по сторонам ее бросают свои маленькие тени, чего уж не будет в полдень. В лесу то и дело попадаются болотца, черные и глянцевые. Тем зеленее трава, растущая возле них. Иногда из глубины леса прибежит ручеек. Он пересекает дорогу и торопливо скрывается в лесу.
А в одном месте к нашим ногам выполз из лесного мрака, словно гигантский удав, сочный, пышный, нестерпимо яркий поток мха. В середине его почти неестественной зелени струился кофейно-коричневый ручеек. Нужно сказать, что коричневая вода этих мест нисколько не мутна, она прозрачна, если почерпнуть ее стаканом, но сохраняет при этом золотистый оттенок. Видимо, очень уж тонка та торфяная взвесь, что придает ей этот красивый цвет. Из ручейка, текущего в мягком и пышном зеленом ложе, мы черпали воду горстями, и она оставляла впечатление совершенно чистой воды. На лесной дороге, расходясь веером, лежали тени от сосен.
Лес был не старый, чистый, без подлеска — будущая корабельная роща. В сторонке от дороги вдруг попался сколоченный из планок широченный диван без спинки. Он весь был изрезан надписями. Больше всего стояло имен тех, кто захотел увековечить себя подобным образом. Мы отдохнули на диване, наблюдая, как по стволу сосны с быстротой и юркостью мышонка шныряла вверх-вниз птичка поползень. Вскоре окрашенные в белую краску ворота дома отдыха «Сосновый бор» объяснили нам и присутствие дивана в лесу, и происхождение надписей на нем.
Нам нечего было делать в доме отдыха, и мы свернули на окружную дорожку. Километра через два слева потянулись кусты, какие могут расти только по берегам небольшой речки. Из кустов вышел на поляну рослый краснощекий парень. На нем были штаны, закатанные выше колен, и выпущенная поверх штанов широкая белая рубаха. На ногах ничего не было. В одной руке он держал удочку, а в другой — кукан с рыбешкой.
Пробираясь сквозь кусты, рыболов осыпал себя росой, и теперь она посверкивала в его волосах. Светилось и лицо парня, довольного своим уловом и тем, что вот посторонние люди видят его улов. А может, просто хорошо было ему на реке ранним утром. Есть щука, окунь, плотва, пескарь, язь, красноперка, голавль. Без налимов никак нельзя. Сейчас под Кукуевой дачей в проводку выхватил.
Ельца очень даже много. Время на нас не тратьте, теперь самый клев. Я ведь утайкой. Надо бы поросенка на базар везти, а я вот на Шеридарь. Ну, да ничего, ушицы небойсь и ей охота. Мы посочувствовали парню и ушли далеко от него, как вдруг услышали, что он догоняет нас и окликает.
Ерша забыл! Еще и ерш в Шеридари водится. Ну, будьте здоровы. Хорошо, что догнал, а то ведь вот беда, ерша-то я и забыл! Неожиданно кончился лес, и, распахнувшись до дальнего синего неба, ударила в глаза росистая яркость лугов. Сплошные заросли лютика густо позолотили их.
Из убегающей вдаль и почти сплошной желтизны кое-где могучими округлыми купами поднимались ветлы. По длинной и зыбкой лаве, сделанной из трех связанных бревен, мы перебрались наконец через Шеридарь и пошли направо, держась недалеко от ее берега. Роскошные вначале, луга постепенно перешли в луг умирающий, покрытый кочками. Ведь у луга, как и у всего живущего, есть свои молодость, зрелость, умирание. Щучка и белоус — эти злые враги цветущих лугов — обильно разрослись здесь, закупорив почву своими плотными, теперь уж сросшимися в войлок дерновинками. Из-под войлока не пробиться цветам.
Солнце начало припекать, ноги разгорячились от ходьбы, и мы приглядывали место, где бы искупаться. Но берег был дурной, метра за два до воды начиналась топь, грязь, да и вода не внушала доверия. На ней местами лежал белый налет вроде паутины, плавали разные палки и бойко бегали водомерки. Наконец попался округлый омуток, метров десять — пятнадцать в ширину. Песчаная отмель резко и косо уходила в воду, обещая порядочную глубину. Подобные бочаги на малых реках бывают очень глубоки и студены, на дне у них, как правило, шевелятся в тине родники.
Действительно, вода показалась ледяной, но какое блаженство было шлепать босыми разгоряченными ногами по этой воде. Невольно вспомнились дивные строки поэта: И сладкий трепет, как струя, Как бы горячих ног ея Коснулись ключевые воды… В незнакомую воду бросаться всегда тревожно, если даже это и Шеридарь. По крайней мере, тревожней, чем заходить в незнакомый лес и город. У каждой реки есть своя душа, и много в этой душе таинственного и загадочного. Пока не поймешь ее, не почувствуешь, всегда будет тревожно. Мне показалось, что под кустом у того берега обязательно должен прятаться рак.
Я переплыл и слазил в нору. Действительно, там был рак. Через этого рака и Шеридарь сделалась ближе, понятней: точь-в-точь как на нашей Ворще, раз должен там сидеть рак, значит, он и сидит. Потом, когда, отдохнув, мы отошли от реки, попалась нам ватага мальчишек. Мы спросили у них, глубок ли омут. Самое большое — по пазушки.
Если бы знал я, что в омуте и по шейку не будет, не лезла бы в голову разная блажь про речные души. Раз есть дно, значит, не может быть никакой души, никакой сказки. На горе, куда нам предстояло подняться, из-за деревьев выглядывала беленькая церковка с зеленой крышей. От ребятишек мы узнали, что это село Воскресенье. Дорога в село шла между церковью и пионерлагерем. Слева в пионерлагере за аккуратным забором виднелись разные деревянные горки, качели, турнички.
Пионеров самих не было. Наверно, это их видели мы издалека, когда шли лугом. У церкви ограда наполовину разрушена так, что остались только каменные столбы, а железо пошло скорее всего на подковы в сельскую кузницу. Высоченная нетроганая трава буйствовала за церковной оградой. Но церковь сама и крыша ее были недавно покрашены и выглядели как новые. Первое, что бросилось нам в глаза в селе Воскресенье, — это отсутствие садов и огородов.
Давно замечено, что в лесных местностях, где крестьянам приходилось постоянно бороться с лесом, нет в деревнях ни деревьев, ни садов. Взять хотя бы республику Коми. Там под окнами избы или сзади нее вы редко увидите дерево. А зачем оно, если кругом тайга! В какой-то степени это приложимо и к наиболее лесным районам средней полосы. Но чтобы в русской деревне не было даже и огородов, это совсем странно.
Каждый дом в Воскресенье стоит как бы на лугу, среди высокой травы и ярких цветов, главным образом лютика и одуванчика. Мы сели отдохнуть в тень старого тополя под окнами пятистенной избы. И точно, идет вдоль деревни старик. Одна рука заложена за спину, в другой — палка. Спину держит неестественно прямо, словно и правда проглотил аршин. Вообще в передвижении старика ничего не участвовало, кроме семенящих ног.
Было такое впечатление, что если старик споткнется, то так и упадет плашмя, прямой и негнутый. Старик остановился. Всю жизнь сапожничал, чужие ноги обувал, а сам без ног и остался. Рассказывал дед охотно. Все мужики подчистую уходили на сторону — в Москву, в Питер и вообще. Оставались одни бабы.
Огородов с садами было не принято иметь. Картошку, лук, огурцы и прочую овошь возили из Покрова, с базара. Правду сказать, народ избалованный был на сторонних-то рублях, к земле не очень привычный, а сеяли больше «гречан». Ну, после революции все плотники в Москве и осели. У каждого там зацепка какая-нибудь была. А тут еще раскулачиванием припугнули.
Половины села как не бывало. Вишь, одни ветлы стоят, а домов нет. Теперь опять молодежь чуть что в РУ или другие школы. Мало народу осталось, ой мало! Ну пойду, не взыщите, если чего не так. Ноги болят, когда стоишь, а на ходу словно легче.
Старик снова засеменил вдоль улицы. На выходе из села заметили мы санаторно-лесную школу, которая теперь, по случаю летнего времени, не работала. Дорога повела нас дальше — то лугом, то полем, то темным лесом. Может, ничего не осталось бы в памяти от этого села, кроме его названия, если бы не вздумали мы напиться здесь молока. Потом мы пили молоко в каждой деревне, так что к вечеру, по самым грубым подсчетам, набиралось литра по три-четыре на каждого. В Пернове мы осмелились спросить молока впервые.
Тетенька, в окно которой мы постучали, бросила шитье она шила что-то на машинке и отправила нас к соседке. А мы и корову не держим. Соседка сокрушенно покачала головой. А спросите вы вот у кого. Этот дом тесовый — раз, под красной крышей — два, потом еще четыре дома пропустите, а в седьмом доме поинтересуйтесь: у них и корова есть, и народу мало. Но и в этом доме, хоть он и седьмой, нас постигла неудача.
Там просто-напросто никого не было дома. Тогда мы стали спрашивать подряд, и в одном месте клюнуло. Старуха лет шестидесяти, плотная и полная, восседала в окне с наличниками, как бы вставленная в ажурную рамку. Берите всю. Она исчезла из окна, и минут десять ее не было. Потом она вынесла нам две литровые банки, в каких обычно продают маринованные огурцы.
Я как отхлебнул, сразу понял, что молоко если не на половину, то на треть разбавлено водой, хорошо, если кипяченой. Безвкусная жижа никак не пилась, хоть выливай на землю. Негромко, про себя заговорила Роза: — Вот бабушка добрая — жирного молока нам продала. А бывают такие бессовестные старухи, не только снятым — разбавленным торгуют. Поболтаешь по банке, а стенки чистые-чистые остаются. Старуха побагровела.
Вот ваши деньги. Оно долго стояло синей лужицей, не впитываясь и не растекаясь. Мальчик с удочками, лет семи, наверно внучонок, внимательно смотрел на происходящее. Почти напротив старухиного дома магазинчик. Больше из любопытства, чем из нужды, мы зашли в него. Вот добросовестно записанный мною немудреный ассортимент магазинчика: колотый сахар, рожки, повидло, треска в масле, концентраты пшенной и рисовой каши, сельдь атлантическая пряного посола, соевый белок, сухари из простого хлеба , конфеты и пряники.
Этот магазин отличался от последующих, виденных нами, еще и тем, что повидло в нем не пузырилось и не было на прилавке растаявшей халвы. Продавщица, молодая женщина, сказала, что хлеб в этой деревенской лавке бывает каждый день. Возят его из Покрова, то есть из ближайшего города. Мы рассказали ей про старуху и про молоко. Ах она, такая — сякая! Вы бы и не связывались.
А у нас в магазине, может, и побольше бы товаров было, да я ведь не продавец, а завклубом. Мука стоит два сорок пять, а он ее по три десять. Его и посадили. Теперь временно мне приходится торговать. Дышать становилось трудно, мы обливались потом, а от спины, когда снимешь рюкзак, начинал куриться парок, словно к ней прислонили утюг. Было решено с одиннадцати до четырех или даже пяти часов лежать в тени, по возможности около речки.
На выходе из Пернова, где так неудачно окончилась первая попытка напиться молока, прямо к нашим ногам прибежала откуда ни возьмись речушка с красивым названием Вольга. Убрать только из слова мягкость — и пожалуйста! Правда, для того чтобы стать Волгой, нашей Вольге не хватило бы еще кое-чего. Но это уж дело десятое. Коричневая водичка пробиралась между луговыми цветами, через кустарники, мимо развесистых ив и ракит, бережно заслоняющих ее от жадного солнца. Сидение наше на Вольге не обозначилось ничем замечательным, разве только тем, что понаблюдали, как шестеро парней возились с бредешком в небольшом омутке.
Получасовое старание их увенчалось изловлением щуренка граммов на четыреста и плотицы. Тут подошли двое мужчин, посмотрели улов и серьезно сказали: «Ого, порядочно». Оценка эта, надо думать, определилась не вежливостью мужчин, а масштабами и самой речки, и ее рыбных ресурсов. Разморенные жарой, с болью во всем теле еще не втянулись в путешествие , мы побрели дальше. На карте виднелся впереди маленький прямоугольничек — какое-то Головино.
Когда пригрело солнце 1 и коровы легли на траву отдыхать 2 пастух 3 расстегнув ворот синей рубашки 4 сняв старую шляпу 5 сел на ствол 6 поваленной берёзы 7 и занялся лещом. Однажды 1 возвращаясь из Петровского 2 я заблудился в лесных оврагах 3 где под корня-ми дубов 4 вязов 5 и клёнов бормотали неугомонные ручьи 6 а на дне самых больших оврагов 7 можно было угодить 8 и в маленькие озёрца. Продолжая держаться лапой за ушибленное место 1 медвежонок стремительно кинулся через речку 2 схватил маленького братишку за шиворот 3 и 4 всё ещё вскрикивая 5 пере-волок его 6 через глубокое место. Рублевский ангел - возвышенная мечта об идеальном человеке 1 позволяющая глубоко заглянуть в народную душу 2 понять мироощущение 3 духовное богатство 4 наших далеких соотечественников 5 ведь ненависти и отчаянию 6 Андрей Рублев противопоставлял любовь 7 добро 8 дружеское согласие.
Задание ОГЭ номер 3
6. Некоторые уже улеглись на влажную(1), ответ18119513: ответ:рмр р Объяснение. Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю. Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю онлайн.
Задание ОГЭ номер 3
6. Некоторые уже улеглись на влажную устланную осыпающейся хвоей землю, жевали жёсткие солдатские сухари, копчёную колбасу, а кое-кто, открыв перочинным ножом жестяную банку, ел свиную тушёнку, намазывая её на тонко нарезанные ломтики чёрствого хлеба. 6. Некоторые уже улеглись на влажную(1), ответ18119513: ответ:рмр р Объяснение. Пояснение к заданию № 6 Расставим знаки препинания: Некоторые уже улеглись на влажную, (1) устланную осыпающейся. Некоторые уже улеглись на влажную,(1) устланную осыпающейся хвоей землю,(3) жевали жёсткие солдатские сухари, (4) копчёную колбасу,(5) а кое-кто, (6) открыв перочинным ножом жестяную банку,(7) ел свиную тушёнку,(8). движение воздуха относительно подстилающей поверхности. так значит, если не будет нашего ветра, то не будет давления. 6. Некоторые уже улеглись на влажную(1) устланную осыпающейся хвоей(2) землю(3) жевали жёсткие солдатские сухари(4) копчёную колбасу(5) а кое-кто(6) открыв перочинным ножом жестяную банку(7) ел свиную тушёнку(8) намазывая её на тонко нарезанные(9).
Егэ по русскому задание 20 10364
Укажите варианты ответов, в которых дано верное объяснение написания выделенного слова. Запишите номера этих ответов. Какие из высказываний соответствуют содержанию текста? Самым известным его произведением стала повесть «Детство Тёмы», с которой он начал своё литературное творчество. Анализ средств выразительности. Укажите варианты ответов, в которых средством выразительности речи является метафора. Найдите в тексте антоним к слову спускаться предложение 13. Напишите этот антоним. Антонимы — слова с противоположным значением.
Перед написанием сочинения запишите номер выбранного задания: 9. Джанджаковой: «Художественный текст заставляет обратить внимание не только и не столько на то, что сказано, но и на то, как сказано». Аргументируя свой ответ, приведите 2 примера из прочитанного текста. Приводя примеры, указывайте номера нужных предложений или применяйте цитирование. Вы можете писать работу в научном или публицистическом стиле, раскрывая тему на лингвистическом материале. Начать сочинение Вы можете словами Е. Объём сочинения должен составлять не менее 70 слов. Работа, написанная без опоры на прочитанный текст не по данному тексту , не оценивается.
Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком. Объясните, как Вы понимаете смысл фрагмента текста: «— Я сейчас тебя вызволю! Приведите в сочинении 2 аргумента из прочитанного текста, подтверждающих Ваши рассуждения. Сформулируйте и прокомментируйте данное Вами определение. Напишите сочинение-рассуждение на тему «Что такое доброта», взяв в качестве тезиса данное Вами определение. Аргументируя свой тезис, приведите 2 примера-аргумента, подтверждающих Ваши рассуждения: один пример-аргумент приведите из прочитанного текста, а второй — из Вашего жизненного опыта. В нем достаточно слов для того, чтобы назвать все предметы и явления, передать самые разнообразные чувства, настроения, переживания, прибегая, если потребуется, к специальным средствам выразительности.
Лучше всего владеют этими средствами писатели. Поэтому трудно не согласиться с высказыванием лингвиста Е. Для подтверждения справедливости слов Джанжаковой обратимся к тексту Н.
Время на нас не тратьте, теперь самый клев. Я ведь утайкой. Надо бы поросенка на базар везти, а я вот на Шеридарь. Ну, да ничего, ушицы небойсь и ей охота.
Мы посочувствовали парню и ушли далеко от него, как вдруг услышали, что он догоняет нас и окликает. Ерша забыл! Еще и ерш в Шеридари водится. Ну, будьте здоровы. Хорошо, что догнал, а то ведь вот беда, ерша-то я и забыл! Неожиданно кончился лес, и, распахнувшись до дальнего синего неба, ударила в глаза росистая яркость лугов. Сплошные заросли лютика густо позолотили их.
Из убегающей вдаль и почти сплошной желтизны кое-где могучими округлыми купами поднимались ветлы. По длинной и зыбкой лаве, сделанной из трех связанных бревен, мы перебрались наконец через Шеридарь и пошли направо, держась недалеко от ее берега. Роскошные вначале, луга постепенно перешли в луг умирающий, покрытый кочками. Ведь у луга, как и у всего живущего, есть свои молодость, зрелость, умирание. Щучка и белоус — эти злые враги цветущих лугов — обильно разрослись здесь, закупорив почву своими плотными, теперь уж сросшимися в войлок дерновинками. Из-под войлока не пробиться цветам. Солнце начало припекать, ноги разгорячились от ходьбы, и мы приглядывали место, где бы искупаться.
Но берег был дурной, метра за два до воды начиналась топь, грязь, да и вода не внушала доверия. На ней местами лежал белый налет вроде паутины, плавали разные палки и бойко бегали водомерки. Наконец попался округлый омуток, метров десять — пятнадцать в ширину. Песчаная отмель резко и косо уходила в воду, обещая порядочную глубину. Подобные бочаги на малых реках бывают очень глубоки и студены, на дне у них, как правило, шевелятся в тине родники. Действительно, вода показалась ледяной, но какое блаженство было шлепать босыми разгоряченными ногами по этой воде. Невольно вспомнились дивные строки поэта: И сладкий трепет, как струя, Как бы горячих ног ея Коснулись ключевые воды… В незнакомую воду бросаться всегда тревожно, если даже это и Шеридарь.
По крайней мере, тревожней, чем заходить в незнакомый лес и город. У каждой реки есть своя душа, и много в этой душе таинственного и загадочного. Пока не поймешь ее, не почувствуешь, всегда будет тревожно. Мне показалось, что под кустом у того берега обязательно должен прятаться рак. Я переплыл и слазил в нору. Действительно, там был рак. Через этого рака и Шеридарь сделалась ближе, понятней: точь-в-точь как на нашей Ворще, раз должен там сидеть рак, значит, он и сидит.
Потом, когда, отдохнув, мы отошли от реки, попалась нам ватага мальчишек. Мы спросили у них, глубок ли омут. Самое большое — по пазушки. Если бы знал я, что в омуте и по шейку не будет, не лезла бы в голову разная блажь про речные души. Раз есть дно, значит, не может быть никакой души, никакой сказки. На горе, куда нам предстояло подняться, из-за деревьев выглядывала беленькая церковка с зеленой крышей. От ребятишек мы узнали, что это село Воскресенье.
Дорога в село шла между церковью и пионерлагерем. Слева в пионерлагере за аккуратным забором виднелись разные деревянные горки, качели, турнички. Пионеров самих не было. Наверно, это их видели мы издалека, когда шли лугом. У церкви ограда наполовину разрушена так, что остались только каменные столбы, а железо пошло скорее всего на подковы в сельскую кузницу. Высоченная нетроганая трава буйствовала за церковной оградой. Но церковь сама и крыша ее были недавно покрашены и выглядели как новые.
Первое, что бросилось нам в глаза в селе Воскресенье, — это отсутствие садов и огородов. Давно замечено, что в лесных местностях, где крестьянам приходилось постоянно бороться с лесом, нет в деревнях ни деревьев, ни садов. Взять хотя бы республику Коми. Там под окнами избы или сзади нее вы редко увидите дерево. А зачем оно, если кругом тайга! В какой-то степени это приложимо и к наиболее лесным районам средней полосы. Но чтобы в русской деревне не было даже и огородов, это совсем странно.
Каждый дом в Воскресенье стоит как бы на лугу, среди высокой травы и ярких цветов, главным образом лютика и одуванчика. Мы сели отдохнуть в тень старого тополя под окнами пятистенной избы. И точно, идет вдоль деревни старик. Одна рука заложена за спину, в другой — палка. Спину держит неестественно прямо, словно и правда проглотил аршин. Вообще в передвижении старика ничего не участвовало, кроме семенящих ног. Было такое впечатление, что если старик споткнется, то так и упадет плашмя, прямой и негнутый.
Старик остановился. Всю жизнь сапожничал, чужие ноги обувал, а сам без ног и остался. Рассказывал дед охотно. Все мужики подчистую уходили на сторону — в Москву, в Питер и вообще. Оставались одни бабы. Огородов с садами было не принято иметь. Картошку, лук, огурцы и прочую овошь возили из Покрова, с базара.
Правду сказать, народ избалованный был на сторонних-то рублях, к земле не очень привычный, а сеяли больше «гречан». Ну, после революции все плотники в Москве и осели. У каждого там зацепка какая-нибудь была. А тут еще раскулачиванием припугнули. Половины села как не бывало. Вишь, одни ветлы стоят, а домов нет. Теперь опять молодежь чуть что в РУ или другие школы.
Мало народу осталось, ой мало! Ну пойду, не взыщите, если чего не так. Ноги болят, когда стоишь, а на ходу словно легче. Старик снова засеменил вдоль улицы. На выходе из села заметили мы санаторно-лесную школу, которая теперь, по случаю летнего времени, не работала. Дорога повела нас дальше — то лугом, то полем, то темным лесом. Может, ничего не осталось бы в памяти от этого села, кроме его названия, если бы не вздумали мы напиться здесь молока.
Потом мы пили молоко в каждой деревне, так что к вечеру, по самым грубым подсчетам, набиралось литра по три-четыре на каждого. В Пернове мы осмелились спросить молока впервые. Тетенька, в окно которой мы постучали, бросила шитье она шила что-то на машинке и отправила нас к соседке. А мы и корову не держим. Соседка сокрушенно покачала головой. А спросите вы вот у кого. Этот дом тесовый — раз, под красной крышей — два, потом еще четыре дома пропустите, а в седьмом доме поинтересуйтесь: у них и корова есть, и народу мало.
Но и в этом доме, хоть он и седьмой, нас постигла неудача. Там просто-напросто никого не было дома. Тогда мы стали спрашивать подряд, и в одном месте клюнуло. Старуха лет шестидесяти, плотная и полная, восседала в окне с наличниками, как бы вставленная в ажурную рамку. Берите всю. Она исчезла из окна, и минут десять ее не было. Потом она вынесла нам две литровые банки, в каких обычно продают маринованные огурцы.
Я как отхлебнул, сразу понял, что молоко если не на половину, то на треть разбавлено водой, хорошо, если кипяченой. Безвкусная жижа никак не пилась, хоть выливай на землю. Негромко, про себя заговорила Роза: — Вот бабушка добрая — жирного молока нам продала. А бывают такие бессовестные старухи, не только снятым — разбавленным торгуют. Поболтаешь по банке, а стенки чистые-чистые остаются. Старуха побагровела. Вот ваши деньги.
Оно долго стояло синей лужицей, не впитываясь и не растекаясь. Мальчик с удочками, лет семи, наверно внучонок, внимательно смотрел на происходящее. Почти напротив старухиного дома магазинчик. Больше из любопытства, чем из нужды, мы зашли в него. Вот добросовестно записанный мною немудреный ассортимент магазинчика: колотый сахар, рожки, повидло, треска в масле, концентраты пшенной и рисовой каши, сельдь атлантическая пряного посола, соевый белок, сухари из простого хлеба , конфеты и пряники. Этот магазин отличался от последующих, виденных нами, еще и тем, что повидло в нем не пузырилось и не было на прилавке растаявшей халвы. Продавщица, молодая женщина, сказала, что хлеб в этой деревенской лавке бывает каждый день.
Возят его из Покрова, то есть из ближайшего города. Мы рассказали ей про старуху и про молоко. Ах она, такая — сякая! Вы бы и не связывались. А у нас в магазине, может, и побольше бы товаров было, да я ведь не продавец, а завклубом. Мука стоит два сорок пять, а он ее по три десять. Его и посадили.
Теперь временно мне приходится торговать. Дышать становилось трудно, мы обливались потом, а от спины, когда снимешь рюкзак, начинал куриться парок, словно к ней прислонили утюг. Было решено с одиннадцати до четырех или даже пяти часов лежать в тени, по возможности около речки. На выходе из Пернова, где так неудачно окончилась первая попытка напиться молока, прямо к нашим ногам прибежала откуда ни возьмись речушка с красивым названием Вольга. Убрать только из слова мягкость — и пожалуйста! Правда, для того чтобы стать Волгой, нашей Вольге не хватило бы еще кое-чего. Но это уж дело десятое.
Коричневая водичка пробиралась между луговыми цветами, через кустарники, мимо развесистых ив и ракит, бережно заслоняющих ее от жадного солнца. Сидение наше на Вольге не обозначилось ничем замечательным, разве только тем, что понаблюдали, как шестеро парней возились с бредешком в небольшом омутке. Получасовое старание их увенчалось изловлением щуренка граммов на четыреста и плотицы. Тут подошли двое мужчин, посмотрели улов и серьезно сказали: «Ого, порядочно». Оценка эта, надо думать, определилась не вежливостью мужчин, а масштабами и самой речки, и ее рыбных ресурсов. Разморенные жарой, с болью во всем теле еще не втянулись в путешествие , мы побрели дальше. На карте виднелся впереди маленький прямоугольничек — какое-то Головино.
Оно и стало нашей заветной целью на сегодня. Добрести бы к вечеру до Головина, а там будем ночевать, попросим самовар, отлежимся. В это время сзади и послышались те звуки, в которых с закрытыми глазами можно узнать урчанье грузовика, пробирающегося по проселку. Все же нужно отдать должное нашей стойкости — никто из нас не поднял руки, чтобы остановить автомобиль. Из кабины высунулось веснушчатое круглое лицо с улыбкой, что называется, от уха и до уха. Мы сели и, не заметив как, оказались в Головине. Только одно место успела сфотографировать память.
Начинаясь прямо у дороги, уходила в глубину леса округлая ядовито-зеленая трясина, а по краям ее все мертвые и мертвые деревья. Сначала маленькие елочки, потом выше, выше и, наконец, большие почерневшие, отравленные ели и сосны. Передние ряды елочек уже и упали в трясину, и тонут в ней. Другие стоят как бы на коленях, по пояс. Само сочетание ядовитой зелени с черным обрамлением оставило жуткое впечатление. Кажется, это было на середине дороги от Пернова до Головина. Мы думали, что впереди будет много еще трясин, и не очень жалели об этой.
Но больше ничего подобного нам не попадалось. В Головине, у крайнего дома, мы расплатились с водителем он взял с нас два рубля и пошли вдоль села. Навстречу нам бежала с другого конца женщина в летах, одетая довольно небрежно, босая и, как нам показалось, растрепанная. Она бежала и что есть силы трясла колокольчик, каким в школах собирают детей на урок. Выбрав дом поопрятней, мы постучались в окно. Бог надоумил нас прийти в правление колхоза. По узкой лестничке поднялись вверх и наткнулись на запертую дверь председательского кабинета.
В комнате направо сидели бухгалтер и счетовод. Неважный вид был у этого помещения. Стены закопченные, голубенькие обои висят клочьями. Потолок в середине обуглен, и бумага с него оборвана. Должно быть, к потолку была подвешена лампа, и от нее чуть не случился пожар. На полу похрустывала семечковая лузга. Сесть нам не предложили.
Мы подумали и расселись сами. Тут внизу раздались брань и крики. Ругалась женщина. Вот она появилась сама. Мы узнали в ней ту, что бегала по селу с колокольчиком. Она-то и пошла проводить нас на ночлег. Село-то эк растянулось.
Побегай вдоль него да покланяйся каждому, чтобы на работу шел. Теперь, правда, сами идут, да еще и ругаются, если нарядить забудешь. А ведь что было — слезы, да и только! Вы завтра с председателем потолкуйте, он вам все расскажет. И утром бегаю, и в обед, и при всякой нужде. Подойдет бригадир, постучит железной палкой. Вы же бригадир!
Дайте наряд, все и сделают. Тут мы дошли до места. На ночлег нас определили в просторный дом, где пахло вымытыми стенами, чистотой. Молодая хозяйка дома показала нам и сарай с сеном. Но сено было там прошлогоднее, прелое, кроме того, из погреба тянуло затхлой сыростью. Мы остались в избе. К потолку горницы подвешены елочные игрушки, на стене бумажная тарелка репродуктора, в переднем углу иконы, на комоде патефон и пластинки.
Рядом швейная машинка. Во весь пол постланы мягкие коврики, сшитые из разноцветных тряпочных лоскутков. На застекленной дверце посудного шкафа с обратной стороны приделаны картинки: породы кур. На стенах — для красоты — плакаты: жеребец-битюг Сатир, огромный розовый хряк, плакат с призывом вступать в Общество Красного Креста, плакат, где три пионера держат в руках книжки и улыбаются и, наконец, плакат-лозунг «Играйте в волейбол! В окно виден широкий луг, речка и лес позади нее. Молодайка начала хлопотать с самоваром. В колхозе она не работает, а сидит с детьми.
Работает в колхозе тетя Настя — мать мужа. Теперь в колхозе большое строительство пошло. Ну а сегодня вся бригада поехала рыбу ловить. Сейчас придут, выпивать начнут, проколобродят до полуночи. На столе появился самовар, сахарница с мелкими кусочками рафинада, тарелка с черным хлебом. Дед мой любил пить чай с полотенцем, то есть он вешал на шею полотенце и пил, вытирая обильный пот, стаканов по пятнадцати. Видимо, осталось что-то и во мне от деда, потому что полотенце скоро понадобилось.
Нужно сказать и то, что целый день мы шли по жаре и что, самое главное, чай был необыкновенно вкусен и душист. Как ни пытались мы выяснить у хозяйки, что за чай, из чего приготовлен и как, она ничего не могла сказать. Твердила только, что чай делает бабка. Вот придет и расскажет, если захочет. Стало темнеть, и в доме появилась высокая сухая старуха. Это была тетя Настя. Мы так и набросились на нее с расспросами о чае.
Она сдержанно улыбалась, довольная, что ее чай хвалят, скромничала. Тоже надо знать, когда сорвать листочки-то… — Вот и расскажите, когда же? Но старуха ни за что не хотела рассказывать, как она делает столь вкусный чай. Даже в дорогу дала нам горсть, вытряхнув остатки из огромного осьминного мешка, а рассказать не захотела. Потом у Верзилина я вычитал рецепт приготовления чая из земляничных и малиновых листьев. Но не думаю, чтобы бабка пользовалась таким рецептом. Верзилинского рецепта нам попробовать не удалось, но должен сказать без преувеличения, что вкуснее бабкиного я чаев не пивал.
Замечу также, что он был красивого темно-золотого цвета. Часов около одиннадцати, когда мы засыпали, вернулся с работы хозяин. Он включил репродуктор во всю мощь и ушел выпивать. Пришел снова в два часа, а под утро начал стонать и охать: болела голова. Однако, когда мы встали, его не было. Так мы и не увидели нашего хозяина. День третий День, насыщенный событиями и впечатлениями, пролетает быстро, но зато потом, в воспоминаниях, он кажется огромным.
День бездарный если, к примеру, проваляться с утра до вечера на диване тянется с год, а станешь вспоминать — пустое место, словно его и не было. Мы жили в путешествии насыщенными днями, и теперь, когда прошло время, кажется, что поход длился не сорок дней, а гораздо, гораздо дольше. Рано утром, позавтракав молоком с хлебом и яйцами всмятку это была наша обыкновенная еда и в завтрак, и в обед, и в ужин , пошли искать председателя колхоза. Возле его избы, в зеленой травке, паслось десятка два хорошеньких желтых цыплят, может быть, цыплята запомнились потому, что председатель пил чай и мы четверть часа ждали его на завалинке. Потом он вышел. Это был мужчина лет тридцати восьми, безусый и безбородый, с розовым лицом. Из-под верхней губы выглядывала как бы еще одна губа, особенно когда он улыбался.
Председатель оказался словоохотливым человеком. Я ведь недавно председательствую — второй год. Колхоз был объединенный, дела в нем шли очень плохо. Вы это знаете: ошибки, культ личности и прочее. Колхозники получали на трудодень сущие пустяки, вот они и разбегались в города, конкретно в Покров, Орехово-Зуево, Ногинск… А кому некуда было бежать, жили грибами, ягодами, картофелем с усадьбы. На колхозную работу не шли. Земля долгие годы не видела навоза.
Скот весь содержался в соседней деревне. Там скотный двор до крыши навозом оброс, а земля истощилась. Коровы давали по четыреста литров в год, то есть курам на смех… Потом начались крутые меры по подъему деревни. Это вы тоже знаете. Тут нужно главное выделить. А главное, на мой взгляд, изменение налоговой политики — раз, повышение заготовительных цен — два, скощение долгов и ссуды колхозникам — три. Взять те же заготовительные цены.
Восемь рублей давало государство колхозу за центнер хлеба. А сейчас как-никак двадцать рубликов. В прошлый год колхоз разъединили, и правильно сделали. Потому что задача объединения — создать большие поля здесь, в нашей полосе, все равно не удается: там овражек, там буеражек, там лесок, там рощица. А руководить хуже — все далеко, все не под руками. При разъединении поступили с Головином несправедливо: выделили нам самых плохих коров, самых старых кур, самых тощих свиней. Поджарые бегали, как собаки.
Ну что ж, начали мы колхоз поправлять. Работать никто не идет, мы — аванс по три рублика на день [2]. Колхозничек зашевелился. На лесозаготовки раньше народ гоняли, а мы говорим: «Ни-ни! Ого как взволновался народ! Старушке восемьдесят пять лет, а туда же шумит: «Почему работы не даете? С цыпленка платить буду».
Что же, взяла бабка шестьсот цыплят. В прошлом году на трудодень по пятерке, а в этом — аванс шесть рублей, а всего планируем по червонцу.
В такие летние сумерки 1 хорошо войти в сухие сени 2 в низкие комнаты 3 с только что вымытыми полами 4 где уже горят лампы 5 и за открытыми окнами шумит от падающих капель 6 и дико пахнет заброшенный сад.
По-моему 1 надо идти 2 в глубь леса 3 но мои подружки 4 врассыпную разбежавшиеся по поляне 5 уже сыплют в корзинки 6 кроваво-красные ягоды. В четком строю 1 то выныривая 2 то пропадая 3 дельфины промелькнули по левому борту 4 и мне показалось 5 что они бегут 6 будто 7 от чего-то. Тихо было на небе 1 и на земле 2 только изредка набегал прохладный ветер 3 с востока 4 приподнимая гриву лошадей 5 покрытую инеем.
Может быть 1 нам предстоит узнать именно сегодня 2 когда 3 человеку важно связать 4 в своем сознании новейшие данные об элементарных частицах 5 о «белых карликах» и «черных дырах» Вселенной 6 с белоснежностью ромашек на лесных полянах 7 с роскошными 8 пульсирующими созвездиями над головой. Останавливаясь на минуту 1 перед особняком 2 где жил некогда Пушкин 3 или идя мимо дома 4 в котором умер Гоголь 5 мы переносимся в эпоху 6 когда они писали 7 любили 8 шутили 9 путешествовали. Лучшие ответы.
Где двоеточие? Мы редко замечаем 1 как прекрасна русская природа. В ней поражает всё 2 и бескрайние озёра 3 и душистые луга.
Каждый звук здесь отзывается в сердце 4 летом 5 шелест берёз и многолетних дубов 6 зимой 7 похрустывание снега под ногами. Называя явления природы шедеврами 8 К. Паустовский писал 9 «Разве не шедевр этот клик журавлей и их величавый перелёт по неизменным в течение многих тысячелетий воздушным дорогам?
Задание 3 ОГЭ 2023 русский язык 9 класс практика с ответами
Пояснение к заданию № 6 Расставим знаки препинания: Некоторые уже улеглись на влажную, (1) устланную осыпающейся. 6. Некоторые уже улеглись на влажную(1), ответ18119513: ответ:рмр р Объяснение. движение воздуха относительно подстилающей поверхности. так значит, если не будет нашего ветра, то не будет давления. 2) Некоторые уже улеглись на влажную(1) устланную осыпающейся хвоей(2) землю(3) жевали. местоимение 2. уже - наречие 3. улеглись - глагол 4. на - предлог 5. влажную - прилагательное 6. устланную - прилагательное 7. осыпающейся - прилагательное 8. хвоей. Некоторые уже улеглись на влажную(1) устланную осыпающейся хвоей(2) землю(3) жевали жёсткие.