Золотилось солнце на востоке, за туманной синью далеких лесов, за белой снежной низменностью, на которую глядел с невысокого горного берега древний русский город.
Выделить окончания у существительных прилагательных золотилось солнце на востоке .за туманной си…
Весь мир! Художник снова надел доху и направился к двери. Коридорный со всех ног кинулся отворять её. Художник важно кивнул ему и зашагал по коридору. На площадке лестницы он приостановился и добавил: - В мире, мой друг, нет праздника выше Рождества. Нет таинства, равного рождению человека. Последний миг кровавого, старого мира! Рождается новый человек!
Если в слове есть приставка НЕ, но оно несовершенного вида, НН писать нельзя. Это отглагольные прилагательные! Исключениями эти слова являются потому, что они несовершенного вида, а пишутся с двумя Н. Сравните: раненный в бою две Н, потому что появилось зависимое слово или израненный, вид совершенный.
НО: как только у этих слов- прилагательных появляется зависимое слово, они тут же переходят в разряд причастий и пишутся с двумя Н.
Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю господа нашего Иисуса Христа. В великом покос вековой тишины и забвения лежали перед нами ее палестины — долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели все те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча… Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого — и вот опять дивно прозябает мой заветный злак. Неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце — и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона. Был канун Рождества, бодрое утро с легким морозом и инеем. Только что пришел петроградский поезд: в гору, по наезженному снегу, от железнодорожной станции, тянулись извозчики, с седоками и без седоков.
Если в слове есть приставка НЕ, но оно несовершенного вида, НН писать нельзя. Это отглагольные прилагательные! Исключениями эти слова являются потому, что они несовершенного вида, а пишутся с двумя Н.
Сравните: раненный в бою две Н, потому что появилось зависимое слово или израненный, вид совершенный. НО: как только у этих слов- прилагательных появляется зависимое слово, они тут же переходят в разряд причастий и пишутся с двумя Н.
Таланту И. А. Бунина. Безумный художник
«Золотилось солнце на востоке, за туманной синью далеких лесов, за белой снежной низменностью, на которую глядел с невысокого горного берега древний русский город. и -нн. егэ по русскому укажите цифру-ы, на месте которой-ых пишется лось солнце на востоке, за. Золотилось солнце на востоке.
Читать онлайн «Собрание сочинений в четырех томах. Том 3»
В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого — и вот опять дивно прозябает мой заветный злак. Неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце — и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона. Был канун Рождества, бодрое утро с легким морозом и инеем. Только что пришел петроградский поезд: в гору, по наезженному снегу, от железнодорожной станции, тянулись извозчики, с седоками и без седоков. В старой большой гостинице на просторной площади, против старых торговых рядов, было тихо и пусто, прибрано к празднику. Гостей не ждали. Но вот к крыльцу подъехал господин в пенсне, с изумленными глазами, в черном бархатном берете, из-под которого падали зеленоватые кудри, и в длинной дохе блестящего каштанового меха.
Гостей не ждали. Но вот к крыльцу подъехал господин в пенсне, с изумленными глазами, в черном бархатном берете, из-под которого падали зеленоватые кудри, и в длинной дохе блестящего каштанового меха. Рыжий бородач на козлах притворно крякал, желая показать, что он промерз, что следует набавить ему. Седок не обратил на него внимания, предоставив расплатиться с ним гостинице. Отнюдь нет!
Коридорный распахнул дверь в номер первый, самый почетный, состоявший из прихожей и двух обширных комнат, где окна были, однако, невелики и очень глубоки, по причине толстых стен. В комнатах было тепло, уютно и спокойно, янтарно от солнца, смягченного инеем на нижних стеклах. Осторожно опустив чемодан на ковер посередине приемной, коридорный, молодой малый, с умными веселыми глазами, остановился в ожидании паспорта и приказаний. Художник, ростом невысокий, юношески легкий вопреки своему возрасту, в берете и бархатной куртке, прошелся из угла в угол и, сронив движением бровей пенсне, потер белыми, точно алебастровыми руками свое бледное, измученное лицо. Потом странно посмотрел на слугу невидящим взором очень близорукого и рассеянного человека.
Художник вынул из бокового кармана куртки золотые часы, мельком, прищурив один глаз, взглянул на них. Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение! Паспорт я тебе дам, не беспокойся, но сейчас мне не до паспорта. У меня нет ни одной свободной минуты. Сейчас я спешу в город, чтобы вернуться ровно в одиннадцать.
Я должен завершить дело всей моей жизни. Мой молодой друг, — сказал он, протягивая к коридорному руку и показывая ему два обручальных кольца, из которых одно, на мизинце, было женское, — это кольцо — предсмертный завет! И я подарю ее — тебе. Я надеюсь достать их здесь. Я наконец воплощу все то, что сводило меня с ума целых два года, а потом так дивно преобразилось в Стокгольме!
Говоря и отчеканивая слова, художник в упор смотрел через пенсне на своего собеседника. Весь мир! Художник снова надел доху и направился к двери. Коридорный со всех ног кинулся отворять ее. Художник важно кивнул ему и зашагал по коридору.
На площадке лестницы он приостановился и добавил: — В мире, мой друг, нет праздника выше Рождества. Нет таинства, равного рождению человека. Последний миг кровавого, старого мира! Рождается новый человек! На улице совсем ободнялось, стало совсем солнечно.
Иней на телеграфных проволоках рисовался по голубому небу нежно и сизо и уже крошился, осыпался. На площади толпился целый лес густых темно-зеленых елок. У мясных лавок стояли мерзлые белые туши голых свиней с глубокими разрезами на толстых загривках, висели серые рябчики, ощипанные гуси, индейки, жирные и застывшие. Он подозвал свободного извозчика и велел ехать ему на главную улицу. Извозчик мотнул шапкой и быстро понес его на своем сытом меринке по блестящей, накатанной дороге.
Как называется эта пьяцца? Зачем ты привез меня к часовне? Я боюсь церквей и часовен! Ты знаешь, что один финн привез меня к кладбищу, и я тотчас же написал письма к королю и к папе, и он был приговорен к смертной казни! Вези назад!
Извозчик осадил разбежавшуюся лошадь и взглянул на седока с недоумением: — Куда же прикажете? Вы сказали, на главную улицу... Вот тебе твои сребреники! И художник неловко вылез из саней, бросил извозчику трехрублевку и пошел прочь, назад, посередине улицы. Доха его распахнулась, волочилась по снегу, глаза страдальчески и растерянно блуждали по сторонам.
Увидав в окне магазина золоченые багеты, он поспешно вошел в магазин. Но едва он заговорил о красках, румяная барышня в шубке, сидевшая за кассой, тотчас же перебила его: — Ах, нет, у нас красками не торгуют. У нас только рамы, багеты и обои. Да и вообще вряд ли вы найдете у нас в городе холст и масляные краски. Художник с непритворным отчаянием схватился за голову.
Ах, как это ужасно!
В старой большой гостинице на просторной площади, против старых торговых рядов, было тихо и пусто, прибрано к празднику. Гостей не ждали. Но вот к крыльцу подъехал господин в пенсне, с изумленными глазами, в черном бархатном берете, из-под которого падали зеленоватые кудри, и в длинной дохе блестящего каштанового меха. Рыжий бородач на козлах притворно крякал, желая показать, что он промерз, что следует набавить ему. Седок не обратил на него внимания, предоставив расплатиться с ним гостинице. Коридорный распахнул дверь в номер первый, самый почетный, состоявший из прихожей и двух обширных комнат, где окна были, однако, невелики и очень глубоки, по причине толстых стен.
Цифры укажите в порядке возрастания. Золотилось солнце на востоке, за тума 1 ой синью отдалё 2 ых лесов, за белой снежной низме 3 остью, на которую глядел с невысокого берега древний русский город. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую.
Запишите номера этих предложений.
Остались вопросы?
Художник, ростом невысокий, юношески легкий вопреки своему возрасту, в берете и бархатной куртке, прошелся из угла в угол и, сронив движением бровей пенсне, потер белыми, точно алебастровыми руками свое бледное! Потом странно посмотрел на слугу невидящим взором очень близорукого и рассеянного человека. Художник вынул из бокового кармана куртки золотые часы, мельком, прищурив один глаз, взглянул на них. Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение! Паспорт я тебе дам, не беспокойся, но сейчас мне не до паспорта. У меня нет ни одной свободной минуты. Сейчас я спешу в город, чтобы вернуться ровно в одиннадцать. Я должен завершить дело всей моей жизни. Мой молодой друг, — сказал он, протягивая к коридорному руку и показывая ему два обручальных кольца, из которых одно, на мизинце, было женское, — это кольцо — предсмертный завет!
Задание А12. Доклад-сообщение содержит 12 слайдов. Презентации для любого класса можно скачать бесплатно. Если материал и наш сайт презентаций Mypresentation Вам понравились — поделитесь им с друзьями с помощью социальных кнопок и добавьте в закладки в своем браузере. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых пишется одна буква Н?
Обозначьте их окончания Ответ на вопрос Ответ на вопрос дан Амина666666 За туманной синью далеких лесов за белой снежной низменностью с невысокого горного берега глядел древний русский город 2 грамматическое значение определения, 1 ой,2их,3ой,4ой,5ого,6 ого, Ответ на вопрос Ответ на вопрос дан fohfgrfsthf cnacuбо.
Юношеская сила овладела им - дерзкая решительность, уверенность в каждой своей мысли, которой рад, в каждом своём чувстве, сознание, что он всё может, всё смеет, что нет более для него сомнений, нет преград. Он исполнился надежд и радости жизни. Ему казалось, что мрачные, дьявольские наваждения жизни, чёрными волнами заливавшие его воображение, отступают от него. Небеса, преисполненные вечного света, млеющие эдемской лазурью и клубящиеся дивными, хотя и смутными облаками, грезились ему, словно мир чудес; светозарные лики и крылья несметных ликующих серафимов проступали в жуткой литургической красоте небес; бог-отец, грозный и радостный, благий и торжествующий, как в дни творения, высился среди них радужным исполинским видением; дева неизречённой прелести, с очами, полными блаженства счастливой матери, стоя на облачных клубах, сквозящих синью земных далей, простёртых под нею, являла миру, высоко поднимала на божественных руках своих младенца, блистающего, как Солнце, и дикий, могучий Иоанн, препоясанный звериной шкурою, на коленях стоял возле её ног пред Нею, в исступлении любви, нежности и благодарности целуя край её одежды... В шесть часов утра художник бешено давил кнопку гостиничного звонка: он картину кончил, кончил! Она создана на века! Теперь он был бледен такой бледностью, что губы у него казались чёрными, сходными с чёрным угольком. Тёмные глаза горели нечеловеческим страданием и вместе с тем каким-то свирепым восторгом. На картоне же, сплошь расцвеченном, чудовищно громоздилось то, что покорило его воображение в полной противоположности его страстным мечтам. Дикое, чёрно-синее небо до зенита пылало пожарами, кровавым пламенем дымных, разрушающихся храмов, дворцов и жилищ, нарисованных там. Дыбы, эшафоты и виселицы с удавленниками чернели на огненном фоне. Над всей картиной, над всем этим морем огня и дыма, словно идущего с холста, величаво, демонически высился огромный крест с распятым на нём, окровавленным страдальцем, широко и покорно раскинувшим длани по перекладинам креста.
Золотилось солнце на востоке за туманной
Золотилось солнце на востоке. Укажите все цифры на месте которых пишется НН солнечные лучи в неосве. В комнатах было тепло, уютно и спокойно, янтарно от солнца, смягчённого инеем на нижних стёклах. Золотилось солнце на востоке, за туманной синью далеких лесов, за белой снежной низменностью, на которую глядел с невысокого горного берега древний русский город. В комнатах было тепло, уютно и спокойно, янтарно от солнца, смягчённого инеем на нижних стёклах.
Привет! Нравится сидеть в Тик-Токе?
Золотилось солнце на востоке, за тума(1)ой синью отдалё(2)ых лесов, за белой снежной низме(3)остью, на которую глядел с невысокого берега древний русский город. Золотилось солнце (сущ., окончание “Е”) на востоке (сущ., окончание “Е”)； За туманной (прил., окончание “Ой”) синью (сущ., окончание “Ю”) далеких (прил., окончание “Их”) лесов (сущ., окончание “Ов”)； За белой (прил., окончание “Ой”) снежной низменностью с невысокого. Один из неизменных рассветов природы – золотая заря на востоке за туманной полосой зеленых лесов за широкой низменностью на которую. Укажите все цифры, на месте которых пишется НН Золотилось солнце на востоке, за тума(1)ой синью отдалё(2)ых лесов, за белой снежной низме(3)остью, на которую глядел с невысокого берега древний русский город. Золотилось солнце на востоке, за тумаННой синью отдалёННых лесов, за белой снежной низмеННостью, на которую глядел с невысокого берега древний русский город. Золотилось солнце (сущ., окончание “Е”) на востоке (сущ., окончание “Е”)； За туманной (прил., окончание “Ой”) синью (сущ., окончание “Ю”) далеких (прил., окончание “Их”) лесов (сущ., окончание “Ов”)； За белой (прил., окончание “Ой”) снежной низменностью с невысокого.
Том 4. Произведения 1914-1931
На картине Вермейера «Уличка» мостовая выметена, мощённое плиткой крыльцо вымыто, фасады домов снизу выбелены извёсткой. В духе классицизма скульптор создал обобщённый, идеальный образ, в котором объединены невиданная сила и изящество. Золотилось солнце на востоке, за туманной синью отдалённых лесов, за белой снежной низменностью, на которую глядел с невысокого берега древний русский город. Может быть, коньки названы коньками именно потому, что в старину делали деревянные коньки, украшенные золотым завитком в виде лошадиной головы.
В пути им встретятся жестокие воины степей, и хитроумные жители страны за горами, и таинственные орки с их загадочной магией, а разгадка все маячит впереди, и путь к ней нелегок. Кто же этот Забытый во Мраке, отметивший их жизни? Бесплатно читать онлайн Печать Аваима.
Забытый во Мраке ГЛАВА 1 Тамаш — Эрнальд, знакомство Дорога плавно повернула, и густое полотно дубравы распахнулось навстречу ухоженной вырубке, упиравшейся дальним концом в городскую стену. Серая прогретая солнцем дорога исходила теплом и запахом пыли. В тени деревьев, у самой кромки леса, застыла одинокая худая фигура. Мужчина постоял, оглядывая утоптанные колеи, поправил небольшую сумку, отряхнул пыль с черного подола и зашагал в сторону города. Вскоре его обогнал крестьянин с возком кур. Мужик недовольно почесал бороду, раздосадованный остановкой, но осекся, разглядев одеяние. Обязательно есть!
Тудава курей вот везу, — он гордо указал на пеструшек, — а так это вы, стало быть, в город… ну, дык… это… завтра у головы нашего праздник: дочка евона, Мальтиша, замуж выходить. Вот прямо и идите, там-то он и стоить, — крестьянин запнулся и опять запустил пятерню в бороду, — да только не столують они сегодня, ваш лекарство. Праздник-та завтра. Она давеча пилигримов приютила. Да и пиво ейное попробуйте — со всего города за ним ходют.
Только что пришёл петроградский поезд: в гору, по наезженному снегу, от железнодорожной станции, тянулись извозчики, с седоками и без седоков. В старой большой гостинице на просторной площади, против старых торговых рядов, было тихо и пусто, прибрано к празднику.
Гостей не ждали. Но вот к крыльцу подъехал господин в пенсне, с изумлёнными глазами, в чёрном бархатном берете, из-под которого падали зеленоватые кудри, и в длинной дохе блестящего каштанового меха... Отнюдь нет! Коридорный распахнул дверь в номер первый, самый почётный, состоявший из прихожей и двух обширных комнат, где окна были, однако, невелики и очень глубоки, по причине толстых стен. В комнатах было тепло, уютно и спокойно, янтарно от солнца, смягчённого инеем на нижних стёклах. Осторожно опустив чемодан на ковёр посередине приёмной, коридорный, молодой малый с умными весёлыми глазами, остановился в ожидании паспорта и приказаний.
Но победно, в ливне сыплющихся листьев, мчится вихрь несметных огненных глаз, озаряя под черным лесным навесом как бы исполинское изваяние: сидящего на земле, главой своей возвышающегося до самых верхушек пальм. Ноги его скрещены. От шеи до чресл увит он серыми кольцами змея, раздувшего свое розовое горло, простершего свою плоскую, косоглазую голову над его главой. Невзирая на безмерную тяжесть змеиных колец, сидящий свободен и статен, величав и прям. Божественный нарост, острый бугор на его темени. Черно-синие, курчавые, но короткие волосы — как синева в хвосте павлина. Красный лик царственно спокоен.
🗊Презентация Подготовка к ЕГЭ. Задание А12
Художник вынул из бокового кармана куртки золотые часы, мельком, прищурив один глаз, взглянул на них. Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение! Паспорт я тебе дам, не беспокойся, но сейчас мне не до паспорта. У меня нет ни одной свободной минуты.
Сейчас я спешу в город, чтобы вернуться ровно в одиннадцать. Я должен завершить дело всей моей жизни. Мой молодой друг, — сказал он, протягивая к коридорному руку и показывая ему два обручальных кольца, из которых одно, на мизинце, было женское, — это кольцо — предсмертный завет!
И я подарю ее — тебе. Я надеюсь достать их здесь.
Потом странно посмотрел на слугу невидящим взором очень близорукого и рассеянного человека. Художник вынул из бокового кармана куртки золотые часы, мельком, прищурив один глаз, взглянул на них. Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение!
Паспорт я тебе дам, не беспокойся, но сейчас мне не до паспорта. У меня нет ни одной свободной минуты. Сейчас я спешу в город, чтобы вернуться ровно в одиннадцать. Я должен завершить дело всей моей жизни.
Посредине, на возвышении, покрытом траурным сукном, тянулся длинный гроб, в котором лежала худая женщина с сомкнутыми выпуклыми веками. Узкая и красивая голова ее была окружена гирляндой цветов, высоко на груди покоились сложенные руки.
В возглавии гроба стояли три церковных священника, у подножия — крохотный гробик с младенцем, похожим на куклу. Художник напряженно вглядывался в острые черты покойной. Вдруг лицо его исказилось ужасом. Он кинул альбом на ковер, вскочил, бросился к чемодану. Он перерыл его весь, до дна, разбросал по полу рубашки, носки, галстуки… Нет, того, что он искал, не было! Он отчаянно озирался по сторонам, тер рукою лоб… — Полжизни за кисть!
Ищи же! Сотвори чудо! Но кисти не было. Он пошарил по карманам, нашел перочинный нож, подбежал к дохе… Разве вырезать клок меху и привязать к перу, к щепке? Но где взять ниток? Ночь, все спят… его примут за сумасшедшего!
И он яростно схватил с дивана картон, швырнул его на стол, сбегал в спальню за подушками, положил их на кресло, чтобы было выше сидеть, и, хватая то один, то другой цветной карандаш, с головой ушел в работу. Он трудился без отдыха. Он снял пенсне и низко наклонился к столу, бросал сильные и уверенные удары, откидывался, вперяя взгляд в зеркало, светлый туман которого был полон дрожащими цветистыми огнями. От жара свечей волосы художника на висках смоклись, от напряжения вздулись жилы на шее. Глаза слезились и горели, черты лица обрезались. Наконец он увидел, что лист картона безнадежно испорчен, — нелепо и ярко загроможден рисунками, совершенно противоположными друг другу по смыслу и по значению их: горячечное вдохновение художника совершенно не повиновалось ему, делало совсем не то, что ему хотелось.
Он перевернул картон и, схватив синий карандаш, оцепенел на некоторое время. Раскрытый альбом лежал возле его кресла Из альбома так и бил в глаза длинный гроб и мертвый лик. Он порывисто захлопнул альбом. В чемодане торчала из белья оплетенная фляжка с одеколоном. Он вскочил, быстро отвинтил ее крышечку и, обжигаясь, стал пить. Опорожнив фляжку почти до дна и отдуваясь от душистого пламени, с пылающим горлом, он опять пошел шагать по комнате.
Вскоре юношеская сила овладела им — дерзкая решительность, уверенность в каждой своей мысли, в каждом своем чувстве, сознание, что он все может, все смеет, что нет более для него сомнений, нет преград. Он исполнился надежд и радости. Ему казалось, что мрачные, дьявольские наваждения жизни, черными волнами заливавшие его воображение, отступают от него. Благословен грядый во имя господне! Теперь перед его умственным взором, с потрясающей, с небывалой доселе ясностью, стояло лишь то, чего жаждало его сердце, сердце не раба жизни, а творца ее, как мысленно говорил он себе. Небеса, преисполненные вечного света, млеющие эдемской лазурью и клубящиеся дивными, хотя и смутными облаками, грезились ему; светозарные лики и крылья несметных ликующих серафимов проступали в жуткой литургической красоте небес; бог-отец, грозный и радостный, благий и торжествующий, как в дни творения, высился среди них радужным исполинским видением; дева неизреченной прелести, с очами, полными блаженства счастливой матери, стоя на облачных клубах, сквозящих синью земных далей, простертых под нею, являла миру, высоко поднимала на божественных руках своих младенца, блистающего, как солнце, и дикий, могучий Иоанн, препоясанный звериной шкурою, на коленях стоял возле ее ног, в исступлении любви, нежности и благодарности целуя край ее одежды… И художник снова кинулся к своей работе.
Он ломал и с лихорадочной поспешностью, трясущимися руками вновь острил ножом карандаши. Догоравшие свечи, оплывшие, текущие по раскаленным подсвечникам, еще жарче пылали возле его лица, завешанного вдоль щек мокрыми волосами. В шесть часов он бешено давил кнопку звонка: он кончил, кончил! Затем побежал к столу и стоя, с бьющимся сердцем, стал ждать коридорного. Теперь он был бледен такой бледностью, что губы у него казались черными. Вся куртка его была осыпана разноцветной пылью карандашей.
Темные глаза горели нечеловеческим страданием и вместе с тем каким-то свирепым восторгом. Никто не шел. Гробовая тишина окружала его. Но он стоял, он ждал, весь превратившись в слух и ожидание. Вот, сию минуту вбежит коридорный, и он, творец, завершивший свой труд, изливший свою душу по воле самого божества, быстро скажет ему заранее приготовленные, страшные и победительные слова: — Возьми. Я тебе дарю это.
И он, близкий от стука своего сердца к потере сознания, крепко держал в руке картон. На картоне же, сплошь расцвеченном, чудовищно громоздилось то, что покорило его воображение в полной противоположности его страстным мечтам. Дикое, черно-синее небо до зенита пылало пожарами, кровавым пламенем дымных, разрушающихся храмов, дворцов и жилищ. Дыбы, эшафоты и виселицы с удавленниками чернели на огненном фоне. Над всей картиной, над всем этим морем огня и дыма, величаво, демонически высился огромный крест с распятым на нем, окровавленным страдальцем, широко и покорно раскинувшим длани по перекладинам креста.
Пройдя с половину небольшого совсем города, он с удивлением отметил, что не встретил ни единого деревянного сруба или хотя бы мансарды, а шум работы ремесленников здесь, далеко от ворот, казался еще сильнее, оглушая отвыкшего от городской суеты путника. Улицы, удаляясь от центра, оставались такими же оживленными, а дома не делались хуже, как это часто бывает в больших селениях, а лишь несколько мельчали, уступая центральным размерами и отделкой. Дороги, даже самые мелкие, были вымощены все теми же черными валунами. Лекарь потер переносицу, силясь припомнить название города, выбитое витиеватыми буквами прямо у ворот, но голова гудела от непривычной суеты, и память не могла сложить ускользающие завитушки. Устало вздохнув, он припомнил, что в паре дней к северу вроде должны быть Черные каменоломни, вероятно снабжавшие город камнем, и выбросил назойливую мысль из головы, сосредоточившись на поисках неизвестной Сесилии. После нескольких неудачных попыток он вышел на правильную улочку, тянувшуюся к внешней линии домов. Дом Сесилии стоял в конце этой улицы и внешним фасадом составлял часть городской стены, заметно отличаясь от окружавших его построек внушительными размерами. Лекарь подошел и поднялся по широким каменным ступеням и постучал в дверь. Некоторое время ничего не происходило, но затем из глубины дома послышались быстрые уверенные шаги, и дверь внезапно распахнулась, едва не снеся худого лекаря. На пороге застыла недовольная крупная женщина лет сорока: широкая, плотная, со следами муки на румяном, блестящем от пота лице. Одной рукой она держала дверь, а второй подпирала пышный бок. Темные волосы выбились из-под яркого платка и налипли на мясистую розовую шею. Сесилия раздраженно уставилась на посетителя, но заметив золотые нити по черному вороту, смягчилась: — Зачем пожаловали, ваше лекарство? Она отступила, пропуская его внутрь. Хозяйка нервно хохотнула: — Не до хвороб нам нынче.