писателя Булгакова. Михаил Булгаков читать онлайн бесплатно полную версию книги. Михаил Булгаков» Автор - Булгаков Михаил. Глава 2. Криптография романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова В многодетной семье Булгаковых сын Михаил был первенцем и сочинять стал, по собственному его свидетельству, в юном возрасте. Читать онлайн книгу «Мастер и Маргарита (Иллюстрированное издание)» автора Михаила Булгакова.
Читать книгу: «Мастер и Маргарита (Иллюстрированное издание)»
Михаила Булгакова слушайте онлайн в прекрасной озвучке. Аудиоспектакли Булгаков Михаил Мастер и Маргарита. Михаил Булгаков» Автор - Булгаков Михаил. Почему знаменитый роман Булгакова называется «Мастер и Маргарита», и о чем, на самом деле, эта книга?
«Мастер и Маргарита»: что исследователи обнаружили в оригинальной рукописи романа
Публикация «Мастера и Маргариты» состоялась лишь в 1960-е, в чём немалую роль сыграла вдова писателя Елена Булгакова. В своих выступлениях и книге о «Мастере и Маргарите» диакон Андрей Кураев частично снимает и с Мастера, и с Булгакова ответственность за искажение христианского учения. Многие исследователи творчества писателя были уверены, что во время создания романа «Мастер и Маргарита» Булгаков не принимал наркотики.
Михаил Булгаков - Мастер и Маргарита
| Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»: что обсудить? | Вести из Ялты Михаил Булгаков 25:42. |
| Мастер и Маргарита - Михаил Булгаков читать книгу онлайн бесплатно полностью без сокращений | Роман «Мастер и Маргарита» Булгакова — произведение со сложной судьбой, которое стало важным явлением в культуре ХХ столетия. |
| Михаил Булгаков: Мастер и Маргарита [litres; с иллюстрациями А. Марковской] | Михаил Булгаков унес из этого мира тайну творческого замысла своего последнего и, наверное, главного произведения "Мастер и Маргарита". |
Переизданы черновики «Мастера и Маргариты»
Воланд многолик и сложен, как и полагается Искусителю. Его рассматривают как классического Сатану, что и замышлял автор в ранних версиях книги, как нового Мессию, переосмысленного Христа, чье пришествие и описывается в романе. На самом деле, Воланд — не просто дьявол — у него множество прототипов. Это и верховный языческий бог — Вотан у древних германцев Один — у скандинавов , великий «маг» и масон граф Калиостро, который помнил события тысячелетнего прошлого, предсказывал будущее, и имел с Воландом портретное сходство.
А еще это «темная лошадка» Воланд из «Фауста» Гете, который упоминается в произведении лишь однажды, в эпизоде, который упустили в русском переводе. Между прочим, в Германии черта называли именно «Фаланд». Помните эпизод из романа, когда служащие не могут вспомнить имя мага: «Может быть, Фаланд?
Свита Сатаны Как человек не может существовать без тени, так и Воланд — не Воланд без своей свиты. Азазелло, Бегемот и Коровьев-Фагот — это инструменты дьявольского правосудия, самые яркие герои романа, за спиной у которых отнюдь не однозначное прошлое. Возьмем, например, Азазелло — «демона безводной пустыни, демона-убийцу».
Этот образ Булгаков позаимствовал из ветхозаветных книг, где так зовут падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря ему, женщины освоили «блудливое искусство» раскрашивать лицо. Поэтому, именно Азазелло дает крем Маргарите, толкает ее на «темную дорожку».
В романе это правая рука Воланда, исполняющая «черную работу». Он убивает барона Майгеля, отравляет влюбленных. Его суть — бестелесное, абсолютное зло в чистом виде.
Коровьев-Фагот — единственный человек в свите Воланда. До конца не ясно, кто стал его прототипом, но исследователи возводят его корни к ацтецкому богу Вицлипуцли, имя которого упоминается в разговоре Берлиоза с Бездомным. Это — бог войны, которому приносили жертвы, а по легендам о докторе Фаусте — дух ада и первый помощник сатаны.
Он встречает Маргариту, женщину с необычной силой и жаждой истины, и они начинают свой таинственный путь к пониманию смысла жизни и творчества. Вторая сюжетная линия рассказывает о приходе в Москву загадочного и зловещего черта Воланда, который со свитой включает в себя различных дьяволов и антигероев. Воланд начинает проводить серию мистических и антирелигиозных событий, выставляя на море московских обывателей, бюрократов и литераторов. Роман пронизан глубокой символикой и аллегориями. Он олицетворяет борьбу добра и зла, духовного и материального мира, антирелигиозного и религиозного мировоззрения. Многие персонажи романа являются аллегорическими образами, и каждый из них несет в себе определенный символический смысл.
Что стояло за запретом Церковь высказывала противодействие к роману «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова по нескольким причинам, исходя из своей религиозной и моральной позиции. Это произведение литературы вызывало негодование среди религиозных кругов по некоторым моментам. Антирелигиозная тематика Церковь была против произведения «Мастер и Маргарита» в основном из-за его антирелигиозной тематики. В романе Михаила Булгакова представлены множество антихристианских и антирелигиозных моментов, которые могли быть оскорбительными и оскорбительными для верующих. Некоторые из аспектов, которые вызвали негодование церкви: Изображение Христа и апостолов: В романе есть сцены, где изображены Иисус Христос и его апостолы в несколько сатирическом и негодующем ключе. Например, Христос показан как фигура, неспособная красноречиво объяснить свое учение.
Дьявол и черти: Антихрист и его свита чертей представлены как культурные и образованные существа, которые оказываются более разумными и образованными, чем члены советской интеллигенции и бюрократии. Это может быть воспринято как прямой вызов традиционному представлению о добре и зле. Сатира на религиозные обряды: Роман содержит множество сатирических отсылок к религиозным обрядам и обрядам, что может считаться оскорбительным для верующих.
Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта.
Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича — изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, — но Иисус у него получился, ну, совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисус. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем — простые выдумки, самый обыкновенный миф. Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, [9] на блестяще образованного Иосифа Флавия, [10] никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, — есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор… Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, — поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, [12] и про финикийского бога Фаммуза, [13] и про Мардука, [14] и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.
Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй — что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было. Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.
Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях.
Вон отсюда сейчас же! Недоразумение было налицо, и повинен в нем был, конечно, Иван Николаевич. Но признаться в этом он не пожелал и, воскликнув укоризненно: «Ах, развратница!.. В ней никого не оказалось, и на плите в полумраке стояло безмолвно около десятка потухших примусов. Один лунный луч, просочившись сквозь пыльное, годами не вытираемое окно, скупо освещал тот угол, где в пыли и паутине висела забытая икона, из-за киота которой высовывались концы двух венчальных свечей. Под большой иконой висела пришпиленная маленькая — бумажная.
Никому не известно, какая тут мысль овладела Иваном, но только, прежде чем выбежать на черный ход, он присвоил одну из этих свечей, а также и бумажную иконку. Вместе с этими предметами он покинул неизвестную квартиру, что-то бормоча, конфузясь при мысли о том, что он только что пережил в ванной, невольно стараясь угадать, кто бы был этот наглый Кирюшка и не ему ли принадлежит противная шапка с ушами. В пустынном безотрадном переулке поэт оглянулся, ища беглеца, но того нигде не было. Тогда Иван твердо сказал самому себе: — Ну конечно, он на Москве-реке! Следовало бы, пожалуй, спросить Ивана Николаевича, почему он полагает, что профессор именно на Москве-реке, а не где-нибудь в другом месте. Да горе в том, что спросить-то было некому. Омерзительный переулок был совершенно пуст. Через самое короткое время можно было увидеть Ивана Николаевича на гранитных ступенях амфитеатра Москвы-реки. Сняв с себя одежду, Иван поручил ее какому-то приятному бородачу, курящему самокрутку возле рваной белой толстовки и расшнурованных стоптанных ботинок.
Помахав руками, чтобы остыть, Иван ласточкой кинулся в воду. Дух перехватило у него, до того была холодна вода, и мелькнула даже мысль, что не удастся, пожалуй, выскочить на поверхность. Однако выскочить удалось, и, отдуваясь и фыркая, с круглыми от ужаса глазами, Иван Николаевич начал плавать в пахнущей нефтью черной воде меж изломанных зигзагов береговых фонарей. Когда мокрый Иван приплясал по ступеням к тому месту, где осталось под охраной бородача его платье, выяснилось, что похищено не только второе, но и первый, то есть сам бородач. Точно на том месте, где была груда платья, остались полосатые кальсоны, рваная толстовка, свеча, иконка и коробка спичек. Погрозив в бессильной злобе кому-то вдаль кулаком, Иван облачился в то, что было оставлено. Тут его стали беспокоить два соображения: первое, это то, что исчезло удостоверение МАССОЛИТа, с которым он никогда не расставался, и, второе, удастся ли ему в таком виде беспрепятственно пройти по Москве? Все-таки в кальсонах... Правда, кому какое дело, а все же не случилось бы какой-нибудь придирки или задержки.
Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе: — К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он там. Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины. Все окна были открыты. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин». Опасения Ивана Николаевича полностью оправдались: прохожие обращали на него внимание и оборачивались. Вследствие этого он решил покинуть большие улицы и пробираться переулочками, где не так назойливы люди, где меньше шансов, что пристанут к босому человеку, изводя его расспросами о кальсонах, которые упорно не пожелали стать похожими на брюки. Иван так и сделал и углубился в таинственную сеть Арбатских переулков и начал пробираться под стенками, пугливо косясь, ежеминутно оглядываясь, по временам прячась в подъездах и избегая перекрестков со светофорами, шикарных дверей посольских особняков.
И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне. Глава 5. Было дело в Грибоедове Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом. Дом назывался «домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя — Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела — мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это!
Или: «Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове... Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми фотографиями были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж. На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись «Рыбно-дачная секция», и тут же был изображен карась, попавшийся на уду. На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное: «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись: «Перелыгино». Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов»... Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ: «Квартирный вопрос». За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами.
Пониже — пальмы и балкон, на балконе — сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель рассказ-новелла до одного года роман, трилогия. У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста. Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам — членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, — известным всей Москве билетом. Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном!
По справедливости он считался самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене. Поэтому нет ничего удивительного в таком хотя бы разговоре, который однажды слышал автор этих правдивейших строк у чугунной решетки Грибоедова: — Ты где сегодня ужинаешь, Амвросий? Арчибальд Арчибальдович шепнул мне сегодня, что будут порционные судачки а натюрель. Виртуозная штука! Ты хочешь сказать, Фока, что судачки можно встретить и в «Колизее». Но в «Колизее» порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас — пять пятьдесят! Кроме того, в «Колизее» судачки третьедневочные, и, кроме того, еще у тебя нет гарантии, что ты не получишь в «Колизее» виноградной кистью по морде от первого попавшего молодого человека, ворвавшегося с театрального проезда. Нет, я категорически против «Колизея», — гремел на весь бульвар гастроном Амвросий.
Оревуар, Фока! Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями?
Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, — на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики?
Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!.. В половине одиннадцатого часа того вечера, когда Берлиоз погиб на Патриарших, в Грибоедове наверху была освещена только одна комната, и в ней томились двенадцать литераторов, собравшихся на заседание и ожидавших Михаила Александровича. Ни одна свежая струя не проникала в открытые окна. Москва отдавала накопленный за день в асфальте жар, и ясно было, что ночь не принесет облегчения. Пахло луком из подвала теткиного дома, где работала ресторанная кухня, и всем хотелось пить, все нервничали и сердились. Беллетрист Бескудников — тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами — вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати.
Бескудников стукнул пальцем по циферблату, показал его соседу, поэту Двубратскому, сидящему на столе и от тоски болтающему ногами, обутыми в желтые туфли на резиновом ходу. Ведь заседание-то назначено в десять? Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной. Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая свое контральто: — Не надо, товарищи, завидовать. Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас... Бескудников, искусственно зевнув, вышел из комнаты. Начался шум, назревало что-то вроде бунта. Стали звонить в ненавистное Перелыгино, попали не в ту дачу, к Лавровичу, узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились. Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному N 930 и, конечно, никого там не нашли.
Ах, кричали они напрасно: не мог Михаил Александрович позвонить никуда. Далеко, далеко от Грибоедова, в громадном зале, освещенном тысячесвечовыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем. На первом — обнаженное, в засохшей крови, тело с перебитой рукой и раздавленной грудной клеткой, на другом — голова с выбитыми передними зубами, с помутневшими открытыми глазами, которые не пугал резчайший свет, а на третьем — груда заскорузлых тряпок. Возле обезглавленного стояли: профессор судебной медицины, патологоанатом и его прозектор, представители следствия и вызванный по телефону от больной жены заместитель Михаила Александровича Берлиоза по МАССОЛИТу — литератор Желдыбин. Машина заехала за Желдыбиным и, первым долгом, вместе со следствием, отвезла его около полуночи это было на квартиру убитого, где было произведено опечатание его бумаг, а затем уж все поехали в морг. Вот теперь стоящие у останков покойного совещались, как лучше сделать: пришить ли отрезанную голову к шее или выставить тело в Грибоедовском зале, просто закрыв погибшего наглухо до подбородка черным платком? Да, Михаил Александрович никуда не мог позвонить, и совершенно напрасно возмущались и кричали Денискин, Глухарев и Квант с Бескудниковым. Ровно в полночь все двенадцать литераторов покинули верхний этаж и спустились в ресторан. Тут опять про себя недобрым словом помянули Михаила Александровича: все столики на веранде, натурально, оказались уже занятыми, и пришлось оставаться ужинать в этих красивых, но душных залах.
И ровно в полночь в первом из них что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: «Аллилуйя!! Покрытые испариной лица как будто засветились, показалось, что ожили на потолке нарисованные лошади, в лампах как будто прибавили свету, и вдруг, как бы сорвавшись с цепи, заплясали оба зала, а за ними заплясала и веранда. Заплясал Глухарев с поэтессой Тамарой Полумесяц, заплясал Квант, заплясал Жуколов-романист с какой-то киноактрисой в желтом платье. Плясали: Драгунский, Чердакчи, маленький Денискин с гигантской Штурман Джоржем, плясала красавица архитектор Семейкина-Галл, крепко схваченная неизвестным в белых рогожных брюках. Плясали свои и приглашенные гости, московские и приезжие, писатель Иоганн из Кронштадта, какой-то Витя Куфтик из Ростова, кажется, режиссер, с лиловым лишаем во всю щеку, плясали виднейшие представители поэтического подраздела МАССОЛИТа, то есть Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Буздяк, плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке боксом, с подбитыми ватой плечами, плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лука, плясала с ним пожилая, доедаемая малокровием девушка в оранжевом шелковом измятом платьице. Оплывая потом, официанты несли над головами запотевшие кружки с пивом, хрипло и с ненавистью кричали: «Виноват, гражданин! Зубрик два! Фляки господарские!!
Грохот золотых тарелок в джазе иногда покрывал грохот посуды, которую судомойки по наклонной плоскости спускали в кухню. Словом, ад. И было в полночь видение в аду. Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения. Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукояти пистолетов, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой. Но нет, нет! Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар...
И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно... О боги, боги мои, яду мне, яду!.. И вдруг за столиком вспорхнуло слово: «Берлиоз!! И пошли вскакивать, пошли вскакивать. Да, взметнулась волна горя при страшном известии о Михаиле Александровиче. Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее. Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда?
И на что нужна какая бы то ни было телеграмма тому, чей расплющенный затылок сдавлен сейчас в резиновых руках прозектора, чью шею сейчас колет кривыми иглами профессор? Погиб он, и не нужна ему никакая телеграмма. Все кончено, не будем больше загружать телеграф. Да, погиб, погиб... Но мы то ведь живы! Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и — сперва украдкой, а потом и в открытую — выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де-воляй? Чем мы поможем Михаилу Александровичу? Тем, что голодными останемся?
Да ведь мы-то живы! Натурально, рояль закрыли на ключ, джаз разошелся, несколько журналистов уехали в свои редакции писать некрологи. Стало известно, что приехал из морга Желдыбин. Он поместился в кабинете покойного наверху, и тут же прокатился слух, что он и будет замещать Берлиоза. Желдыбин вызвал к себе из ресторана всех двенадцать членов правления, и в срочно начавшемся в кабинете Берлиоза заседании приступили к обсуждению неотложных вопросов об убранстве колонного Грибоедовского зала, о перевозе тела из морга в этот зал, об открытии доступа в него и о прочем, связанном с прискорбным событием. А ресторан зажил своей обычной ночной жизнью и жил бы ею до закрытия, то есть до четырех часов утра, если бы не произошло нечто, уже совершенно из ряду вон выходящее и поразившее ресторанных гостей гораздо больше, чем известие о гибели Берлиоза. Первыми заволновались лихачи, дежурившие у ворот Грибоедовского дома. Слышно было, как один из них, приподнявшись на козлах прокричал: — Тю! Вы только поглядите!
Вслед за тем, откуда ни возьмись, у чугунной решетки вспыхнул огонечек и стал приближаться к веранде. Сидящие за столиками стали приподниматься и всматриваться и увидели, что вместе с огонечком шествует к ресторану белое привидение. Когда оно приблизилось к самому трельяжу, все как закостенели за столиками с кусками стерлядки на вилках и вытаращив глаза. Швейцар, вышедший в этот момент из дверей ресторанной вешалки во двор, чтобы покурить, затоптал папиросу и двинулся было к привидению с явной целью преградить ему доступ в ресторан, но почему-то не сделал этого и остановился, глуповато улыбаясь. И привидение, пройдя в отверстие трельяжа, беспрепятственно вступило на веранду. Тут все увидели, что это — никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный — известнейший поэт. Он был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах. В руке Иван Николаевич нес зажженную венчальную свечу. Правая щека Ивана Николаевича была свеже изодрана.
Трудно даже измерить глубину молчания, воцарившегося на веранде. Видно было, как у одного из официантов пиво течет из покосившейся набок кружки на пол. Поэт поднял свечу над головой и громко сказал: — Здорово, други! Послышались два голоса. Бас сказал безжалостно: — Готово дело. Белая горячка. А второй, женский, испуганный, произнес слова: — Как же милиция-то пропустила его по улицам в таком виде? Это Иван Николаевич услыхал и отозвался: — Дважды хотели задержать, в скатертном и здесь, на Бронной, да я махнул через забор и, видите, щеку изорвал! Осипший голос его окреп и стал горячей.
Слушайте меня все! Он появился! Ловите же его немедленно, иначе он натворит неописуемых бед! Что он сказал? Кто появился? Здесь из внутреннего зала повалил на веранду народ, вокруг Иванова огня сдвинулась толпа. Кто убил? Не разглядел я фамилию на визитной карточке... Помню только первую букву «Ве», на «Ве» фамилия!
Какая же это фамилия на «Ве»? Иван рассердился. Вульф ни в чем не виноват! Во, во... Так не вспомню! Ну вот что, граждане: звоните сейчас в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами, профессора ловить. Да не забудьте сказать, что с ним еще двое: какой-то длинный, клетчатый... А я пока что обыщу Грибоедова... Я чую, что он здесь!
Иван впал в беспокойство, растолкал окружающих, начал размахивать свечой, заливая себя воском, и заглядывать под столы. Тут послышалось слово: «Доктора! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Михаила Александровича... Мы все это прекрасно понимаем. Вам нужен покой. Сейчас товарищи проводят вас в постель, и вы забудетесь... А ты лезешь ко мне со своими глупостями! Судорога исказила его лицо, он быстро переложил свечу из правой руки в левую, широко размахнулся и ударил участливое лицо по уху. Тут догадались броситься на Ивана — и бросились.
Свеча погасла, и очки, соскочившие с лица, были мгновенно растоптаны. Иван испустил страшный боевой вопль, слышный к общему соблазну даже на бульваре, и начал защищаться. Зазвенела падающая со столов посуда, закричали женщины. Пока официанты вязали поэта полотенцами, в раздевалке шел разговор между командиром брига и швейцаром. Я сам понимаю, на веранде дамы сидят. Человек в белье может следовать по улицам Москвы только в одном случае, если он идет в сопровождении милиции, и только в одно место — в отделение милиции! А ты, если швейцар, должен знать, что, увидев такого человека, ты должен, не медля ни секунды, начинать свистеть. Ты слышишь? Ополоумевший швейцар услыхал с веранды уханье, бой посуды и женские крики.
Кожа на лице швейцара приняла тифозный оттенок, а глаза помертвели. Ему померещилось, что черные волосы, теперь причесанные на пробор, покрылись огненным шелком. Исчезли пластрон и фрак, и за ременным поясом возникла ручка пистолета. Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-рее. Своими глазами увидел он свой собственный высунутый язык и безжизненную голову, упавшую на плечо, и даже услыхал плеск волны за бортом. Колени швейцара подогнулись. Но тут флибустьер сжалился над ним и погасил свой острый взор. Это в последний раз. Нам таких швейцаров в ресторане и даром не надо.
Ты в церковь сторожем поступи. В психиатрическую. Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане, но и на самом бульваре и в окнах домов, выходящих в сад ресторана, видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили спеленатого, как куклу, молодого человека, который, заливаясь слезами, плевался, норовя попасть именно в Рюхина, давился слезами и кричал: — Сволочь! Шофер грузовой машины со злым лицом заводил мотор. Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал: — А вот на беговой! Я возил в психическую! Кругом гудела толпа, обсуждая невиданное происшествие; словом, был гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал, который кончился лишь тогда, когда грузовик унес на себе от ворот Грибоедова несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Рюхина. Глава 6. Шизофрения, как и было сказано Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вошел человек с острой бородкой и облаченный в белый халат, была половина второго ночи.
Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича, сидящего на диване. Тут же находился и крайне взволнованный поэт Рюхин. Полотенца, которыми был связан Иван Николаевич, лежали грудой на том же диване. Руки и ноги Ивана Николаевича были свободны. Увидев вошедшего, Рюхин побледнел, кашлянул и робко сказал: — Здравствуйте, доктор. Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него, а на Ивана Николаевича. Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув брови, и даже не шевельнулся при входе врача. Он был совершенно здоров... С постели взяли?
Дрался с кем-нибудь? И еще кое-кого... Рюхин сконфузился до того, что не посмел поднять глаза на вежливого доктора. Но тот ничуть не обиделся, а привычным, ловким жестом снял очки, приподняв полу халата, спрятал их в задний карман брюк, а затем спросил у Ивана: — Сколько вам лет? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное? А на тебя в особенности, гнида! Здесь Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: решительно никакого безумия не было у того в глазах. Из мутных, как они были в Грибоедове, они превратились в прежние, ясные. Вот чепуха какая!
Зачем же мы, в самом деле, сюда-то его притащили? Нормален, нормален, только рожа расцарапана...
«Мастер и Маргарита» 2024 года: имеет ли новая картина шанс преодолеть проклятие текста?
Воланд и его помощники устраивают в Москве череду розыгрышей и мистификаций: отправляют в Ялту директора Варьете Степана Лиходеева, проводят сеанс черной магии, организуют принудительное хоровое пение сотрудников филиала зрелищной комиссии, разоблачают председателя акустической комиссии Аркадия Аполлоновича Семплеярова и театрального буфетчика Андрея Фокича Сокова. Для Ивана Бездомного встреча с Воландом и его приближенными оборачивается душевным недугом: поэт становится пациентом психиатрической больницы. Там он знакомится с Мастером и узнает историю его романа о Понтии Пилате. Написав это произведение, автор столкнулся с миром столичной литературы, в котором отказы печатать сопровождались травлей в прессе и предложениями ударить по «пилатчине». Не выдержав давления, Мастер сжег рукопись в камине; после ареста и череды испытаний он попал в дом скорби. Для Маргариты — бездетной тридцатилетней жены очень крупного специалиста и тайной жены Мастера — исчезновение любимого становится драмой. Однажды она признается себе, что готова заложить душу дьяволу ради того, чтобы узнать, жив он или нет.
Мысли измученной неведением женщины оказываются услышанными, и Азазелло вручает ей баночку с чудодейственным кремом. Маргарита превращается в ведьму и исполняет роль королевы на великом балу Сатаны. Ее заветная мечта осуществляется: Воланд устраивает встречу Мастера с возлюбленной и возвращает им рукопись сожженного романа. К прокуратору Иудеи Понтию Пилату приводят подследственного Иешуа Га-Ноцри, приговоренного Синедрионом к смерти за пренебрежительное отношение к власти кесаря. Беседуя с Иешуа, прокуратор понимает, что перед ним — бродячий философ; его взгляды на истину и мысли о том, что всякая власть является насилием над людьми, интересны Пилату, однако спасти скитальца от казни он не может. Зная, что Иуда из Кириафа получил деньги за то, что разрешил арестовать Га-Ноцри в своем доме, прокуратор поручает начальнику тайной службы Афранию убить предателя.
Совмещение двух сюжетных линий происходит в заключительных главах. Воланду наносит визит ученик Иешуа Левий Матвей, который просит наградить Мастера и Маргариту покоем; эта просьба выполняется. Ночью Москву покидает группа летящих всадников; среди них не только мессир и его свита, но и автор романа о Понтии Пилате со своей возлюбленной. Пьетро Лоренцетти. Христос перед Пилатом. Музей Ватикана Добро и зло как центральная проблема романа Михаил Булгаков в своем произведении поднимает множество проблем, основная из которых — противостоянии добра и зла.
Автор пытается доказать читателю, что они не могут существовать друг без друга. По канонам советской литературы 1930-х немыслимым выглядит не только обращение к евангельской древности, но и описание современности. Булгаков не занимается высмеиванием «отдельных недостатков», особенно наглядных на фоне побед и достижений советской страны. Москва в романе — это город торжествующего зла; в нем нет ни обострения классовой борьбы, ни строительства светлого будущего, а только цинизм и лицемерие, его жители испорчены «квартирным вопросом» и погрязли в мелких коммунальных страстях. Зло с большой буквы, вторгающееся в московскую обыденность, лишь вскрывает и высмеивает маленькое повседневное зло, морок мира литераторов, отплясывающих в ресторане пьяный фокстрот, и буфетчиков, торгующих осетриной второй свежести. Воланд и его свита вершат над этим миром свой суд под пожарами, унося из него единственных его обитателей, наделенных талантом и страстью.
А вот места, в которых описывалось состояние нашкодивших людей, казались как будто про нас написанными, потому что всё это бывало и с нами. Например, когда Степа Лиходеев, проснувшись утром, решил определить, в штанах он или без, провел рукой по бедру и не определил. Такое иногда случается и в действительности. А когда кот, в которого стреляли люди, пришедшие в нехорошую пятидесятую квартиру, падает замертво, а потом вскакивает и говорит, что его спасет только глоток бензина! Эта фраза иногда помогала: когда тебе плохо, внутри пожар, скажешь, что тебя спасет глоток бензина, и легче становится! То есть книга была не просто прочитана.
Она воспроизводилась в те жизненные ситуации, в которых бывали мы — веселые студенты, которым нравилось учиться, и учеба давалась, но нравилось и весело отдыхать. Потом этот период закончился. Когда я пришел к вере, мне стало ясно, что многое нужно переосмыслить, что жизнь моя была не такая, какой рисовалась при спящей совести. Не в частностях, а вся не такая, поэтому вся должна быть переустроена, по-новому понята и по-новому скреплена. Оказалось, что законы, по которым она должна строиться, это заповеди Христа, а так как я вырос в атеистической семье и в атеистическом мире, это знакомство не может не быть медленным и трудным. Это как с другим человеком — даже если ты в одной комнате с ним живешь, быстро его всё равно не узнаешь.
Так же и с Христом. Знакомство с Ним естественно, как рост растения. Можно создать хорошие условия для роста, чтобы было достаточно и света, и влаги, но в одночасье всё равно никакое растение не вырастет. Протоиерей Алексий Потокин Потихонечку у меня вызревала картина мира, определялось, что в жизни главное, а что второстепенное. Я не спорил со своей старой точкой зрения, потому что после встречи с Царством не отсюда она стала для меня не особенно важной. Я благодарен ей, потому что какое-то время она меня несерьезного веселила, поддерживала, давала силы, разукрашивала жизнь, но потом я понял, что это временный, очень ненадежный фундамент, на котором подлинную жизнь не построишь.
И мне пришлось всё в себе, всё, что я читал, слушал, переосмысливать. Что значит переосмысливать? Искать истинный смысл, не подвластный времени. Чем интересен автор — Многие в поисках нового смысла всё старое просто отбрасывают. Имею в виду не грехи, которые действительно надо бы отбросить, но часто не получается, а как раз то, что во многом помогло задуматься о смысле жизни: книги, фильмы. Не только роман «Мастер и Маргарита», но всю светскую культуру.
Неофитам свойственно отбрасывать старое, но у меня до таких крайностей не доходило. Мне как-то сразу стало ясно, что если вера для меня естественна, если она сродни моей душе, то она сама по себе вырастет в самостоятельное дерево, а всё ненужное само отпадет за ненадобностью, поэтому не нужно ничего выкорчевывать и отбрасывать. Конечно, с той поры как я пришел к вере, основное мое чтение — духовная литература, потому что в духовных книгах столько радости, столько мудрости, столько широты и свободы, сколько ни в каких других книгах не найдешь. Что, на мой взгляд, дает человеку вера? Она выводит его из замкнутости, учит замечать другого и стараться построить с ним отношения. Там, где есть взаимность, есть жизнь, а где оставленность, одиночество, там смерть.
Только во взаимности, когда мы доверяем друг другу, щедры, откровенны, преданны, сможем услышать один другого, узнать. В противном случае будет полуправда, портрет, набросок, но не лик на иконе. На самом деле карикатура будет! Подробнее И эта взаимность важна не только в отношениях с теми, с кем общаешься лично сегодня, но и с теми, кто жил в другое время. Например, с авторами книг, которые читаешь. Раньше я читал книги, не зная биографии писателей, а теперь мне интересен автор.
Интересен, потому что он богаче, чем все его произведения, даже самые великие. Он личность, и в процессе чтения его книги и узнавания его сокровенного человека становится мне другом. Это не значит, что я во всем с ним соглашаюсь — иногда, наоборот, спорю, но личность автора мне интересна, я пытаюсь понять его внутренний мир. Ведь настоящий художник не просто самовыражается, но делится с нами собой, целым неповторимым миром. Так уже через свою веру я постепенно переосмысливал прочитанные ранее произведения. Про каждое из них могу сказать, какие ощущения оно вызывало раньше и насколько эти ощущения малы, пошлы и бедны по сравнению с тем ощущением, когда начинаешь доверять автору, слышать его голос и его веру.
Не со всеми авторами в результате получилась такая взаимность. Книги для меня разделились на развлекательные, авторы которых занимались самолюбованием, и те, где авторы, как и я, искали жизнь, находили и теряли, падали и вставали. В своей книге я пишу, что есть произведения великие, но для меня как бы мертвые. Мертвые, потому что в них нет признания утраты жизни, а значит, нет места другому. Людям церковным можно сказать, что там нет места для Христа и для них. А есть живые произведения, которые запечатлевают путь человека, его поиски смысла, поиски истины, поиски себя настоящего.
То есть для меня ценны произведения, в которые автор вносит то, что имеет в своем ищущем сердце. А бывает, что писатель просто манипулирует образами, не прилагая сердца. С литературной точки зрения эти произведения могут быть талантливы, но для меня они не имеют ценности. А вот произведения, в которых я вижу автора, его поиски подлинного в преодолении ложного, фальшивого, для меня бесценны. Например, мне в свое время очень понравился «Тихий Дон». Казалось: как там всё закручено, какие трагедии, какая боль!
А потом понял, что это боль людей, которые не имеют и не ищут никакого исхода. Они страдают от конкретных обстоятельств или от внешней идеологии, но понятия о добре и зле, о свете и тьме в себе и в каждом человеке там просто нет. Есть личные беды, личные страдания, чисто человеческие переживания, кто-то признается, что был злым, но нет того пути, на котором душа ищет, где она согрешила, где жила, а где пала и как может преодолеть свое предательство. Есть калейдоскоп событий, а мыслей о главном нет ни у одного из героев. Вообще не рассматриваются в романе такие вопросы, как суд над своими отношениями, поэтому я не чувствую никакой связи с его героями. А для меня произведение живое, когда возникает диалог с героями или — опосредованно — с автором.
Не вижу, как он может возникнуть. Например, Григорий Мелехов мечется между «нравится» и «не нравится», но я нигде не заметил, чтобы он задавал себе вопрос «предаю я или не предаю? Мне как раз кажется, что произведение правдивое. Вечная жизнь — это не существование, а нераздельная взаимность двух душ. В свое время роман меня потряс, но сегодня мне нечего из него взять. Как описание судьбы государства, судьбы народа, это, безусловно, выдающаяся книга, но я считаю, что одна человеческая душа дороже целого государства, поэтому там, где нет ни одной души, которая ищет вечности, борется за вечность, желает открыть двери, чтобы в нее, в душу, вошла непреложная правда, я вижу описание не жизни, а существования, постепенной гибели отдельных индивидов.
Я уважаю людей, которые не нашли жизнь, но заметили, что жизнь из них утекает, и скорбят, что она утекает, понимаю, что могу встретиться с этими людьми. Кто старается цепляться за живое, для меня, безусловно, значим, и Бог его обязательно примет и спасет, соединит с Собой и ближними. Но герои «Тихого Дона», на мой взгляд, не таковы. Они просто об этом не думают, не считают это ценностью.
Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй — что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было. Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится. Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого.
Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец.
Glava 07-01 04:43 M. Glava 07-02 04:14 M. Glava 07-03 04:53 M. Glava 07-04 05:03 M.
Glava 07-05 02:52 M. Glava 07-06 08 M. Glava 08-01 04:06 M. Glava 08-02 05:04 M.
Glava 08-03 04:45 M. Glava 08-04 03:33 M. Glava 08-05 09 M. Glava 09-01 04:31 M.
Glava 09-02 05:51 M. Glava 09-03 06:39 M. Glava 09-04 10 M. Glava 10-01 04:51 M.
Glava 10-02 05:30 M. Glava 10-03 06:29 M. Glava 10-04 04:34 M. Glava 10-05 11 M.
Glava 11-01 03:09 M. Glava 11-02 12 M. Glava 12-01 04:51 M. Glava 12-02 05:24 M.
Glava 12-03 06:02 M. Glava 12-04 04:45 M. Glava 12-05 05:44 M. Glava 12-06 03:25 M.
Glava 12-07 13 M. Glava 13-01 04:56 M. Glava 13-02 05:37 M. Glava 13-03 06:03 M.
Glava 13-04 04:35 M. Glava 13-05 05:29 M. Glava 13-06 04:23 M. Glava 13-07 05:06 M.
Glava 13-08 05:25 M. Glava 13-09 14 M. Glava 14-01 05:22 M. Glava 14-02 05:06 M.
Glava 14-03 05:50 M. Glava 14-04 15 M. Glava 15-01 04:49 M. Glava 15-02 04:49 M.
Glava 15-03 05:50 M. Glava 15-04 04:48 M. Glava 15-05 04:47 M. Glava 15-06 16 M.
Glava 16-01 05:00 M.
Дневник Мастера и Маргариты
Продиктовав строки: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе», Миша сказал мне: «Ну раз это уже написано, это должно быть и сделано! Конец марта. Я его тогда спросила: «А почему ты тогда не всю тетрадку сжигаешь? К своему главному роману Булгаков вернулся лишь спустя год, после многих неудач. В 1931 году он сделал первые пометки к новому замыслу и посвятил роман Мастеру, художнику и его судьбе. В него вошла тема художника и власти, совершенно отделенная до этого от линии гротеска о современной Москве. Тема автобиографическая. К октябрю 1934 года роман был написан почти целиком — только последняя глава осталась лишь в виде наброска. Работа над текстом близилась к завершению: главным героем стал Мастер, наметилась любовная линия, история Иешуа пронизывала весь роман.
Но Булгаков вновь оставил работу над «Мастером и Маргаритой» и вернулся к театру, к пьесам. Однако в 1936 году Булгаков понял, что его жизнь подходит к концу.
Феерическая сатира на быт и нравы Москвы 30-х годов, одновременно пронзительная история любви Мастера и Маргариты и вечная библейская тема борьбы добра со злом, роман о Понтии Пилате внутри романа - таковы далеко не все пласты этого гениального произведения Михаила Булгакова. Читать полностью.
Для этой цели подошел бы любой другой город мира: не случайно в конце романа Азазелло замечает, что ему больше нравится Рим — «вечный город». Между тем, появление Воланда в Москве — это главный смысловой узел романа, который до конца так и не развязан. Испокон века человечество находилось в ожидании конца света, но никто, в соответствии с Библией, не знает, когда он наступит: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» Мф.
Православное сознание русских было особенно эсхатологическим. Сначала Страшный суд ожидали в 1037 году [1] , но конец света не наступил, и в первый 50-летний юбилей крещения Руси Иларион, будущий митрополит Киевский, сформулировал русскую идею: предназначение русских — сохранение Православия до Страшного суда. Предел времени полагали по истечении 7000 лет от сотворения мира, то есть на 1492 год от Рождества Христова [2]. Однако и в конце XV века ничего не произошло, и тогда в начале XVI века появилась новая эсхатологическая теория — «Москва — третий Рим» [3]. Очередные эсхатологические ожидания приходились уже на ХХ век, поэтому Воланд и появляется в 1920—1930-е годы в Москве — новом Иерусалиме, чтобы увидеть, как москвичи выполняют свое основное предназначение — хранят православную веру. И сталкивается с тем, что новый Иерусалим стал атеистическим городом! Это и потрясло, и восхитило его: «Ах, какая прелесть!
Однако, отрицая бытие Бога, «инженеры человеческих душ», советские писатели, заодно отрицают и существование диавола! А с этим он уж никак смириться не мог. Поэтому Воланду и приходится доказывать существование Иисуса Христа, тем самым и свое собственное. Но как диаволможет свидетельствовать о Боге? И в пользу кого? Характерная деталь: повествование о пятом прокураторе Иудеи Понтии Пилате и бродячем философе Иешуа Га-Ноцри начинает в конце первой главы сам Воланд, хотя роман о них написал Мастер. Одна из основных тем романа Мастера о Понтии Пилате — тема предательства.
Одной из основных тем «московского романа» также становится тема предательства, и прежде всего предательства Христа. Иуда загодя получил 30 сребреников за свое злодеяние. Мастер в грязной корзине с бельем обнаружил облигацию, которую ему дали на прежнем месте работы, в музее, и выиграл 100 тысяч. Теперь у него появилась возможность свободно работать и написать прелестный роман о Понтии Пилате. То есть он тоже получил свои 30 сребреников, правда, они выразились теперь в 100 тысячах рублей — новая цена за предательство Христа. Что же происходит в Ершалаиме? К Понтию Пилату приводят некоего бродячего философа.
С этого момента начинают проявляться основные прелести романа Булгакова. Михаил Афанасьевич, безусловно, был религиозно образованным человеком. Он закончил 1-ю киевскую гимназию, где изучал закон Божий и историю Ветхого и Нового Заветов. Его отец был доцентом, а в конце жизни и профессором Киевской духовной академии. Спустя три года после смерти отца, в 1910 году, по достижении совершеннолетия, Михаил навсегда снял свой нательный крестик. Все: Булгаков осознанно отказался от Бога! В романе есть один эпизод с Мастером: он взглянул на иконку с изображением ангела-хранителя и увидел, что ангел отвернулся от него.
Как и его создатель, Михаил Булгаков, Мастер тоже отказался от своего ангела-хранителя, поскольку отказался от своего имени, данного ему при крещении. На долю Булгакова, как и Мастера, выпало много различных испытаний, и у него была своя Маргарита — Елена Сергеевна Шиловская, послужившая прообразом литературной героини. Наблюдается интересное «совпадение» начальных букв «М» в именах двух сочинителей: Мастер и Михаил Булгаков. Следует вспомнить и архангела Михаила, в честь которого был назван при крещении Булгаков. Архангел Михаил вместо Люцифера возглавил ангельские небесные силы. Но Булгаков откажется от архангела Михаила, а в 1920-е годы увлечется диавольской темой и задумает роман о диаволе — эта тема уже до конца жизни не отпустит писателя. В середине 1920-х годов Булгаков был весьма удачливым журналистом и драматургом.
Его пьеса «Зойкина квартира» шла в театре им. Когда же он взялся за роман о диаволе, все переменилось: к концу 1929 года у Булгакова не стало средств к существованию: его произведения не печатали, пьесы не ставили, постоянной работы не было. Куда бы он ни обращался, ему вежливо отказывали. И Мастер Булгаков отчаялся! Выходит, что, при желании, роман можно было бы легко восстановить по началу фраз? Напрашивается параллель с самим Мастером, сжегшим рукопись своего сочинения, но признавшимся Маргарите, что он помнит ее наизусть. Воланд же заметит: «Рукописи не горят».
Булгаковский поступок напоминает поступок Н. Гоголя, которого Михаил Афанасьевич считал своим учителем в литературе. Гоголь сжег свое последнее творение — второй том «Мертвых душ». Может быть, побоявшись ответственности за высказанное слово: его духовный наставник отец Матфей Константиновский заметил как-то, что за каждое слово писатель ответит пред Богом на Страшном суде. Чего же испугался отказавшийся от Бога Булгаков? Для «уничтожения» романа были серьезные причины: его название 1929 года — «Консультант с копытом» и само описание персонажа. Дело в том, что в конце 1920-х годов по Москве стали распространяться слухи, будто бы у Сталина сросшиеся на ногах пальцы — то самое «копыто».
Он может и хочет творить, но не получает за свой труд никакого вознаграждения, и ему не на что существовать. Через три недели, 18 апреля, в коммунальной квартире Булгакова раздастся звонок. Через несколько дней после этого телефонного разговора со Сталиным Булгакова примут на должность помощника режиссера во МХАТ… Как тут не вспомнить эпиграф к роману: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»! Булгаков, видимо, ощущал на себе власть силы, которая способна его раздавить, но почему-то не делает этого; которая позволяет его подвергать критике, но не допускает его окончательного уничтожения. Может быть, особое отношение к нему Сталина и спасало его от окончательной расправы критиков? А после того как Сталин, любивший посещать театры, поинтересовался во МХАТе судьбой пьесы «Дни Турбиных» которую, как говорят, он посмотрел не менее 15 раз! Вроде бы восстанавливается справедливость.
И Воланд тоже вроде бы восстанавливает справедливость. Он действует по закону морали: наказывает негодяев и помогает тем, кому эта помощь нужна. Булгаков осознавал, что его сочинение не будет опубликовано при жизни, и, умирая, попросил Елену Сергеевну позаботиться о романе. До последних дней своих он работал над ним. Роман оказался законченным, но не завершенным. Да и не под силу человеку завершить роман с такой проблематикой. А когда в конце 1960-х годов в журнале «Москва» появился сокращенный вариант «Мастера и Маргариты», вся русская советская интеллигенция восприняла это произведение как глоток свежего воздуха.
Тогда пытались читать между строк и за именем Иешуа видели образ Христа, воспринимали роман в романе как творение о Христе. Запретная тема привораживала. И в очередной раз интеллигенция соблазнилась, потому что роман оказался не о Христе, а об Иешуа Га-Ноцри. А это не одно и то же. Он полагал, как и Воланд, «что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда». Не случайно и Иешуа жалуется Понтию Пилату, что «решительно ничего из того, что записано» в пергамене Левия Матвея, он не говорил! И вообще Га-Ноцри высказал опасение, что «путаница эта будет продолжаться очень долгое время».
В качестве дополнительных источников писатель использует апокрифические Евангелия.
Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем.
Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной?
Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…» И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая. Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык.
Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!.. Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.
Даже что-то вроде галлюцинации было… — он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.
Мастер и Маргарита - слушать онлайн аудиокнигу Булгакова по главам
Подборки. Булгаков Михаил Афанасьевич. Книга "Мастер и Маргарита". Юбилей Михаила Афанасьевича Булгакова актеры московских театров, а также студенты театральных училищ столицы и журналисты радио "Маяк" решили отметить чтением всего романа великого писателя "Мастер и Маргарита". Михаил Булгаков читать онлайн бесплатно полную версию книги. Михаил Булгаков Мастер и Маргарита.