Дело царевича Алексея – крупный следственный акт начала XVIII века, выявивший государственную измену внутри царской семьи. Поступок царевича оценивается историками по-разному, исходя из кул.

Дело царевича Алексея Петровича как пример борьбы Петра I с представителями старомосковской аристократии. следствие по делу царевича алексея.

Угличское дело - убийство царевича Дмитрия

Петр неоднократно предлагал сыну либо активно участвовать в государственных делах, либо постричься в монахи. Алексей, следуя совету одного из наиболее близких своих сторонников, А. Кикина, согласился на пострижение. Кикин говорил царевичу, что «клобук не прибит к голове гвоздем» и, если потребуется, его можно снять.

Февраля в 5 д. Милостивейший Государь Батюшко, О себе извествую тебе Государю, что прихожу в лутчее от болезни; толко еще немного силы. Февраля в 7 д. После такой тяжелой болезни Алексей был еще слаб. Но Петр, не привыкший щадить себя, не склонен был предоставить сыну столь необходимый ему отдых.

Милостивейший Государь Батюшко, Писмо твое Государь, чрез господина Фелт-Маршалка я получил вчера; и как будет возможно поеду в Богодухов, по указу твоему. Февраля в 8 д. То есть Петр дал ему новое задание. В марте Алексей оказывается в Воронеже, где вместе с отцом присутствует при спуске новых кораблей. Там же, в Воронеже, он празднует свои именины. Причем Петр превратил день ангела своего сына и наследника в значительный праздник. По его приказанию в Воронеж съехались генерал-адмирал Апраксин, Меншиков, царевна Наталья Алексеевна и еще несколько знатных особ. Таким образом, весной 1709 года Петр явно выразил сыну свое благоволение и сделал это подчеркнуто публично.

В апреле Алексей находится в Москве и снова занимается комплектованием войск, отправляя Петру подробные отчеты. Сразу после Полтавской битвы Петр пишет царевичу, сообщая о великой победе, и получает восторженное поздравление. Затем Алексей побывал в Киеве, откуда Петр отправил его в Польшу, в корпус Меншикова, который призван был восстановить на польском престоле Августа II, изгнав шведского ставленника Лещинского. Далее была поездка в Карлсбад для поправки здоровья. Это было весной 1710 года. Относительно путешествия имеется существенное свидетельство Генриха Гюйссена, которое приводит Погодин: «После лечения своего государь-царевич отправился оттуда, ехав через все горные города, сам сходил в ямы рудовые, осмотрел всякие приемы и работы, и как руду и металлы очищает, изволил потом возвратиться в Дрезден; а в Дрездене был государь-царевич во весь год для обучения в экзерцициях своих; в том же году ездил в Лейпциг для видения ярмарки архистратига Михаила». Биограф Меншикова в сочинении «Заслуги и подвиги его высококняжеской светлости, князя Александра Даниловича Меншикова, с основанным на подлинных документах описанием…» сообщает: «Царевичу, до-сих-пор находившемуся со своим придворным штатом в Кониполе и Кракове, князь Меншиков объявил повеление и инструкцию Его Величества, чтобы он выехал из Польши в Саксонию и, в дальнем путешествии по иностранным землям, старался образовать себя и приобресть необходимые Государю познания». К его сведениям следует отнестись серьезно.

А он утверждает, что в 1710 году Алексей представлялся окружающим не иначе как будущий государь. Поездка в Дрезден решена была вскоре после Полтавского триумфа, когда казалось, что война идет к концу и нужно думать о будущем мироустройстве. В частности, о неизбежной когда-то смене персоны на российском престоле. Алексей отправлялся в Дрезден и как в столицу дружественного монарха, и как в один из главных культурных центров Европы. Смысл путешествия и цель пребывания в Дрездене наследника Петр четко сформулировал в двух документах. Через три с половиной месяца после Полтавы находившийся в Москве и изучавший фортификацию под руководством «новоприезжего инженера Галибармона» царевич получил письмо: Зоон! Между тем приказываем вам, чтоб вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам, которые уже учишь, немецкий и французский, так геометрии и фортификации, также отчасти и политических дел. А когда геометрию и фортификацию окончишь, отпиши к нам.

За сим управи Бог путь ваш. Из Мариенвердина. Петр В 23 д. Октября 1709. Через некоторое время Петр надиктовал любопытный текст, который, очевидно, привез с собой Меншиков, чтобы от себя передать соответствующим лицам. Промемория их милостям князю Трубецкому и господину Головкину, данная ноября в 19 день 1709 года. Понеже хотя уповаем, что их милости, яко честные господа и обученные господа будучи при его высочестве государе-царевиче, все то, что к славе государственной, яко и к особливому интересу его высочества надлежит, хранить и исполнять не оставят, однакож по вашей должности следующими короткими пунктами подтверждаю: 1. Дабы приехав в указанное место, инкогнито бытность свою там отправляли честно и обходились с тамошними людьми учтиво и содержали себя так, как от его царского величества наказано.

Чтоб его высочество государь-царевич в наказанных ему науках всегда обретался, и между тем сверх того, что ему обучаться велено, на флоретах забавлялся и танцевать по-французски учиться изволил. Дабы как между собою, так и с господином Гизеном имели доброе согласие и любовь и друг к другу надлежащее почтение, дабы через то вящая честь и слава его царскому величеству происходить могла. Поскольку путь в Дрезден был опасен, Алексей со спутниками на несколько месяцев задержался в Кракове. И эта задержка дала объективным биографам царевича весьма ценный материал. В сборнике, изданном в 1966 году в честь 70-летия Романа Якобсона, известный историк-эмигрант Антоний Васильевич Фроловский опубликовал — впервые целиком — материал, драгоценный для понимания истинного облика Алексея Петровича. В предисловии к этой публикации и в отдельной работе «Петр Великий и его эпоха», построенной в значительной степени на материалах европейских архивов, Фроловский сообщает принципиально важные сведения о планах Петра относительно воспитания наследника в начале XVIII века. Царевичу Алексею было едва 12 лет, когда в Вене серьезно обсуждался вопрос — в основе по русской инициативе — о принятии царевича на воспитание в императорскую семью, причем намечался и брак с какой-либо австрийской эрцгерцогиней, принятие им католичества и т. Переговоры велись несколько лет, но в конце концов Петр предпочел иной вариант.

Эти сведения следует иметь в виду, когда мы думаем о попытке Алексея получить в Вене политическое убежище. Интерес к Алексею у имперских властей сохранился. И когда появилась возможность, была сделана успешная попытка получить объективное представление о личности будущего русского царя. Фроловский пишет: «…царевич задержался на несколько месяцев на пути в Дрезден, куда его послал Петр Великий для воспитания и обучения. Ввиду неопределенности политического положения в Саксонии и ввиду небезопасности пути туда в обстановке войны Саксонии со шведами царевич был задержан в Кракове до новых указаний царя. И в это время здесь оказался и гр. Вильчек, остановившийся в Кракове на пути к царскому двору ввиду того, что царь в эти месяцы на переломе 1709—1710 гг. В Кракове Вильчек имел возможность войти в круг русских военных и политических отношений и так подготовиться к предстоящей ему деятельности при Петре Великом.

Ему привелось лично и непосредственно встречаться с царевичем и потому его указания могут считаться свидетельством непосредственного вдумчивого и внимательного наблюдателя». Свое «Описание внешности и умственного склада царского сына и наследника престола»[15] граф Вильчек написал по-немецки. Здесь документ впервые публикуется в переводе на русский. Принц родился 19 февраля 1690 года; отец — ныне правящий великий царь Петр Алексеевич, мать царица по имени Лупохина так! Закончила свои дни в женском монастыре, куда ее отослал супруг, опасаясь, что в его отсутствие она вступит в преступный сговор с попами и боярами. Принц зовется Алексей Петрович, он единственный сын царя, и в обиходе его именуют по этой причине царевичем. Росту он скорее среднего, не слишком высокого; плечи и грудь широкие, в талии узок, размер ноги также небольшой. Лицо продолговатое, лоб высокий и довольно широкий, губы и нос пропорциональные.

Глаза карие, брови темные, такого же цвета длинные волосы, которые он зачесывает назад; парика не носит. Цвет лица смуглый, походка тяжеловатая, но быстрая, так что, если он направляется в церковь или еще куда, никто из придворных за ним не поспевает. Тело гибкое, подвижное; когда он идет или просто стоит, чувствуются последствия полученных им уроков танцев и фехтования, держится свободно даже в присутствии незнакомых людей. При этом обычно наклоняет голову и слегка сутулится: как мне объясняли, во-первых, потому что почти все детство до 12 лет провел на попечении женщин и его чаще носили на руках, чем разрешали ходить, а во-вторых, из-за привычки — даже когда избавился от нянек и мамок — подолгу выслушивать поповские проповеди, сидя по московскому обычаю на стуле и держа священную книгу на коленях. После того как царь приставил к нему в качестве гофмейстера барона Генриха Гюйссена, царевич довольно прилично выучил немецкий язык, неплохо говорит на нем, все понимает, письма к своему царственному родителю пишет исключительно по-немецки. Также он владеет и польским языком, во всяком случае в состоянии на нем объясниться. Упомянутый выше гофмейстер порекомендовал ему для чтения книгу Сааведры «Idea Principis Christiani» «Idea principis christiano-politici». Их царевич читает, переводит и толкует трудные места; также самостоятельно читает по-польски и по-немецки и чтением настолько увлечен, что помимо рекомендаций со стороны гофмейстера и других приближенных к нему царедворцев прочел всю Библию — 4 раза по-русски и один раз по-немецки.

Расположение духа у царевича скорее меланхолическое, нежели веселое, удовольствия от общения, видимо, не получает, часто сидит задумавшись, наклоняя голову то вправо, то влево. Эта манера держаться, как и часто бегающий взгляд, объясняется не столько природной склонностью, сколько дурным воспитанием, как мне кажется. Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось, и гофмейстеру постоянно приходится его успокаивать. Распорядок жизни у него следующий: встает в 4 часа утра, с 6 до 7 старательно читает долгую молитву, затем делает свои письменные заметки, которые, однако, никому не показывает. В 7 утра приходит его гофмейстер, барон Генрих Гюйссен, и в течение часа с ним беседует, после чего являются прочие придворные царевича. По пятницам и воскресениям в его покоях попы служат заутреню. В половине десятого он садится за стол и проводит за завтраком около часа или даже более; ест довольно много и с большим аппетитом, пьет, однако же, умеренно. После еды, если в католических церквах происходят какие-либо церемонии, он отправляется туда, ежели нет, обращается снова к чтению.

Он весьма любознателен и потому посещает не только все краковские костелы и монастыри, не только присутствует на регулярных церковных службах, но и желает, чтобы ему показали, как происходит здесь посвящение в сан священника и как проводится обряд конфирмации, и обращается за этим к епископам-администраторам. Если же в Унии проводят какие-то диспуты, он дотошно ими интересуется, вникает в малейшие детали и, придя домой, подробнейше все записывает. После полудня приходит обер-инженер Кулон, которого специально прислал царь Петр для обучения царевича военным наукам, математике и географии. В этих занятиях проходит от двух до трех часов, причем главное внимание уделено фортификации и навигации, поскольку царевич, без сомнения, знает, что именно они более всего по нраву царю Петру. В 3 часа пополудни снова появляется гофмейстер Генрих Гюйссен, а за ним другие придворные, и все либо беседуют в покоях, либо идут на прогулку. После 6 часов царевич с вышеупомянутыми придворными садится за стол и около 8 часов идет спать. Ни в каком обществе не бывает — разве что время от времени кто-то приглашает его отобедать или отужинать. Как мне говорили, во время такого обеда он признавался кастеляну Морштейну и его супруге, что помнит свои юношеские страхи, свое унижение, рабское положение и теперь должен быть благодарен отцу, который вызволил его из этого рабства и дал возможность учиться и увидеть мир; теперь он может чувствовать себя равным среди других людей, хотя и не слишком охотно общается с посторонними.

В его ближайшее окружение входит князь Юрий Юрьевич Трубецкой, представитель одного из самых знатных семейств этой страны; он проездом из Италии побывал в Вене, прилично знает немецкий язык и в целом достаточно образован, однако не настолько, чтобы ему можно было доверить образование царевича: он скорее его главный куратор, хотя сам человек бесхарактерный. Второй приближенный — это граф Головкин, один из сыновей канцлера, примерно ровесник царевича; он успел побывать за границей и свободно говорит по-французски и по-немецки, а также немного знает польский и вообще производит впечатление благородного человека — ничего московского в нем нет. Третий — барон Генрих Гюйссен, гофмейстер царевича, и хотя он должен всему царевича обучать, особого авторитета в его глазах не имеет. Доверием царевича и полной властью над ним обладает князь Трубецкой. Он не внушает ему одни только лучшие чувства, как полагалось бы воспитателю, но приучает его как единственного наследника к мысли о власти. Царевич всегда прислушивается к его мнению, следует всем его советам, находясь, как сейчас, в чужой стране, общается исключительно с ним и выполняет все, что тот скажет. Кроме упомянутых есть еще господин фон Зайфертиц, которого я не успел как следует узнать и не берусь описывать. Его прислал король Август, чтобы сопровождать царевича в Саксонию и в предстоящих ему дальнейших поездках.

Наконец, состоит при царевиче еще один московский дворянин по прозвищу Шляхтич. Польшу он знает плохо, однако пользуется доверием царевича, имеется также русский поп, еще один управляющий, два немецких камердинера, русский мальчик-паж и несколько лакеев. Проживает царевич в краковской резиденции графа Любомирского, очень скудно обставленной — из мебели там лишь несколько деревянных столов и стульев, обслуживание за едой никуда не годное. Единственная приличная вещь в покоях царевича — его кровать с красным шелковым покрывалом, украшенным золотыми узорами. Описывая облик и образ жизни царевича, я надеюсь, что внешние проявления его натуры помогут составить о нем верное представление. Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться. Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены. Значение этого текста не переоценить.

Генрих Вильгельм фон Вильчек, генерал и дипломат, к своим сорока пяти годам имевший обширный и разнообразный жизненный опыт, безусловно, заслуживает внимания как проницательный свидетель. Участник нескольких войн, отличившийся под командованием знаменитого Евгения Савойского, он как доверенное лицо венского двора выполнял и деликатные дипломатические поручения. Недаром в конце 1709 года он был назначен полномочным послом при Петре I. Добравшись до России, он сопровождал Петра и в поездках по стране, и в трагическом Прутском походе. А в чрезвычайно важном для нас 1714 году именно генерал фон Вильчек обеспечивал безопасность Карла XII в его движении от турецкой границы до немецких земель. То, что он, как и Алексей, надолго застрял в Кракове, — большая удача для тех, кто заинтересован в реконструкции реального облика царевича. Стремление понять, что же являет собой будущий властитель России, выдвинувшийся на первый план военно-политической жизни Европы, стало главной задачей Вильчека. И он отнесся к ней, как мы видим, со всей серьезностью.

Он явно беседовал не только с самим Алексеем, но и с сопровождающими его лицами. Его наблюдения, как мы еще увидим, вполне соответствуют наблюдениям других европейских дипломатов, профессионально интересовавшихся личностью наследника российского престола. А для венского двора царевич, как мы знаем, представлял особый интерес. Наши представления об Алексее в значительной степени навязаны нам выразительной картиной Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», на которой Алексей представлен унылым, узкоплечим и субтильным, что должно соответствовать его внутреннему миру как человека ничтожного. Описание внешности Алексея в записке Вильчека подтверждается описанием другого крупного имперского дипломата — Отто Антона Плейера, который в донесении императору описывает царевича как «красивого, высокого, широкоплечего молодого человека с тонкой талией, которого портит только сутулость». Уитворт 26 февраля 1705 года сообщает в Лондон: «…я имел честь приветствовать сына и наследника царского, Алексея Петровича, высокого красивого царевича лет шестнадцати, который отлично говорит на голландском языке и присутствовал на обеде вместе с Федором Алексеевичем Головиным и председателем военного совета Тихоном Никитичем Стрешневым. Как видим, описания Вильчека и других свидетелей расходятся только в определении роста Алексея. У Вильчека он среднего роста, а у Плейера и Уитворта — высокого.

Но эти расхождения, возможно, зависят от роста самих свидетелей. Кстати, тот факт, что пятнадцатилетний Алексей принимал участие во встрече с такой значительной персоной, как английский посол, вместе с двумя ключевыми персонами в российской власти — вершителем внешней политики Головиным и фактическим военным министром Стрешневым, свидетельствует о его месте во властной иерархии. Вызывает некоторое недоумение свидетельство Уитворта о прекрасном знании Алексеем голландского языка. Нигде более это не подтверждается. Но вряд ли столь многоопытный дипломат мог перепутать голландский язык с немецким. Хотя и это возможно. Но главное — подтверждается владение Алексеем европейскими языками с ранней юности. Имеет смысл для полноты представления о личности Алексея дополнить характеристику Вильчека впечатлением от царевича-отрока в то время ему было тринадцать лет , сложившимся у барона Гюйссена, приглашенного Петром в качестве, помимо прочего, наставника наследника русского престола.

Свое мнение он изложил в письме в Германию знаменитому философу Лейбницу, как известно, живо интересовавшемуся русскими делами. О Гюйссене, человеке далеко не заурядном, мы уже говорили и еще будем говорить. А сейчас важен его взгляд на будущего воспитанника. Причем Гюйссену не было надобности кривить душой. Он писал: «Кроме должности военного советника, его величество сделал мне честь, доверив мне воспитание его высочества царевича и заведование его двором. У царевича нет недостатка в способностях и живости; у него есть честолюбие, сдержанное благоразумие, здравый смысл, большое желание отличиться и приобрести все, что считается нужным для наследника большого государства; он уступчивого и тихого нрава и показывает желание пополнить большим прилежанием то, что было упущено в его воспитании. Я замечаю в нем большую наклонность к набожности, справедливости, прямоте и чистоте нравов, он любит математику и иностранные языки и очень желает посетить чужие края. Царевич хочет основательно изучить французский и немецкий языки; он начал учиться танцам, фехтованию и военным упражнениям, которые доставляют ему большое наслаждение.

Его величество позволил ему не соблюдать строго постов, из страха, чтобы это не повредило здоровью и силам, но он не хочет воспользоваться этим разрешениям из набожности». Николай Иванович Костомаров, относившийся к Алексею сравнительно лояльно, представлял себе ситуацию таким образом: «В 1709 году, осенью, отец потребовал царевича к себе и отправил за границу вместе с сыном канцлера Головкина, Александром, и князем Юрием Трубецким. Для царевича с этих пор наступил другой период жизни. Неприветливо ему, как глубоко русскому человеку, показалось на чужой стороне, в особенности когда он увидел себя удаленным от привычных и любимых бесед с духовным чином, бесед о вере, о церковных делах, которые были так по сердцу русским людям, и, чувствуя в этом потребность, он просил духовника прислать к нему переодетого русского священника». Наивно благостная картина, созданная Костомаровым, никак не подтверждается как заявлениями самого Алексея, так и свидетельством Вильчека. И не только его. Для Алексея самостоятельное пребывание в Европе означало освобождение от постоянного и настороженного внимания отца и грубой опеки Меншикова. Но оно никак не подтверждает фантазии Костомарова.

Повторим наблюдение того же Вильчека: «Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться». Искренне верующий Алексей при этом отнюдь не напоминал святошу, единственной страстью которого были разговоры о вере и церковных делах. Наблюдательный, умудренный жизнью, несклонный к обольщению Вильчек рисует нам достаточно многомерный образ наследника российского престола. Перед нами любознательный, увлеченный чтением разнообразных и отнюдь не только религиозных текстов молодой человек, обладающий живым и тренированным умом, способный толковать при переводе с европейских языков «трудные места» сложных текстов. Он читает не только рекомендованные его менторами книги, но и те, которые выбирает сам. К сожалению, Вильчек эти книги не называет. Но и те, которые названы, говорят о многом. Энциклопедический труд Валерия Максима, римского писателя и мыслителя времен Августа и Тиберия, — «Достопамятные деяния и изречения»: девятьсот шестьдесят семь историй, исторических анекдотов в точном смысле этого термина — давал возможность ориентироваться в античной истории.

Правда, отношение Алексея к этой стороне царской власти было, как мы увидим, отнюдь не простым. Из трех названных историко-политических сочинений, рекомендованных воспитателями наследнику, для нас интереснее всего знаменитый трактат испанского политика XVII века Диего Сааведры Фахардо «Изображение христиано-политического властелина», как переводили его название в России в XVIII веке. Гюйссен включил этот трактат, наряду с основополагающими политико-юридическими трактатами Гуго Гроция и Пуфендорфа, в программу образования Алексея, утвержденную Петром еще в 1703 году. Здесь, кстати, стоит исправить распространенное заблуждение, с которым приходится постоянно сталкиваться. Например, в серьезном и полезном исследовании, где, в частности, рассматривается деятельность Гюйссена в качестве наставника царевича-наследника, говорится: «Насколько был реализован план, можно лишь догадываться, ведь Г. Гюйссен находился при Алексее незначительное время, после чего исполнял другие поручения Петра I…»[19] Пребывание Алексея в Кракове в 1710 году, когда в течение нескольких месяцев Гюйссен ежедневно виделся и беседовал с царевичем, направляя его занятия, совершенно выпало из поля зрения историков. В эти месяцы наставник явно старался наверстать упущенное. Вполне вероятно, что среди рекомендованных Алексею книг снова возникли труды Гроция и Пуфендорфа, в 1703 году включенные в обширную программу.

Но Алексей недаром «усердно штудировал» именно двадцать четыре главы сочинения Сааведры. Весьма существенно то, что рукопись трактата в двух переводах хранилась в библиотеке князя Дмитрия Михайловича Голицына, будущего автора первой русской конституции 1730 года, который Алексею сочувствовал и, будучи тогда киевским губернатором, снабжал царевича книгами и переводами, сделанными монахами Киево-Печерской лавры. На основании своих наблюдений над бытом испанского двора, в частности времен жестокого и коварного Филиппа IV, Сааведра объясняет властителю, какие опасности подстерегают его во взаимоотношениях с окружающим политическим миром. Но смысл трактата Сааведры был гораздо шире, а роль в самовоспитании Алексея значительнее, чем просто руководство по самосохранению и удержанию власти. Очевидно, что трактат Сааведры отвечал еще не до конца оформленным представлениям наследника российского престола о достойном стиле правления. Тогда понятно это «штудирование» текста, то есть стремление осознать его ведущую идею, фундаментальный смысл. Сааведра как политический мыслитель принадлежал к традиции «антимакиавеллистов», которые «опровергали Макиавелли, стремясь доказать, что государь может успешно следовать универсальной христианской добродетели. Антимакиавеллисты старались примирить моральные максимы с политической эффективностью.

Волынского…» цитирует фрагменты из непубликовавшегося перевода трактата Сааведры, сделанного, скорее всего, уже после гибели Алексея Феофаном Прокоповичем. Перевод был посвящен Петру и поднесен ему с ясной назидательной целью. Будучи сам изощренным интриганом, Прокопович прекрасно понимал трезвый смысл поучений Сааведры: «Не всегда ведь стоит уповать князю на получаемое себе от других видимое чествование и поклонение: потому что притворство обыкновенно и внешний облик от внутренней сущности нередко отличается. Все хитро ищут погибели незлобивого властелина, считающего, что все вокруг к нему испытывают приязнь. Если же и нужно притворное незнание чужой враждебности, то это больше прилично слугам, нежели господам, потому что такое незнание происходит иногда от властолюбия, иногда же от страха, а ни то, ни другое не прилично владыке. Если же ты должен опасаться притворства, веди себя разумно, а не с бесчестным молчанием. Потому что все всегда ненавидят тайную хитрость. Напротив же, непосредственный и откровенный способ действия, соединенный с некоторым чистым добром, всеми любим и всем приятен».

Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось…» Мы помним его письмо, где Алексей прямо говорит отцу, что его, Петра, неудовольствие есть следствие враждебной интриги. Нервная рефлексия свидетельствует о крайней неуверенности в своем положении и ощущении неминуемой опасности.

После долгих уговоров царевич осенью 1717 года вернулся в Россию. Император сдержал своё обещание и решил помиловать сына, но только при определённых условиях. Царевич должен был отказаться от наследования короны и выдать помощников, организовавших ему побег. Алексей принял все условия отца и 3 февраля 1718 года отрёкся от прав на престол. Тогда же началась череда расследований и допросов всех приближённых ко двору.

Сподвижники Петра требовали рассказать подробности предполагаемого заговора против императора. В июне 1718 года царевича посадили в Петропавловскую крепость и начали пытать, требуя сознаться в сговоре с иностранными врагами. Под угрозами Алексей признался, что вёл переговоры с Карлом VI и надеялся, что австрийская интервенция поможет ему захватить власть в стране. И хотя все показания Алексей написал в сослагательном наклонении, без малейшего намёка на реальные предпринятые им действия, для суда их оказалось достаточно. Ему был вынесен смертный приговор, который, однако, так и не был приведён в исполнение, — Алексей внезапно скончался. Его смерть до сих пор окутана тайной. Согласно официальной версии, Алексей очень тяжело принял весть о приговоре, из-за чего впал в беспамятство и умер.

Также различные источники свидетельствуют, что царевич мог скончаться от пыток, был отравлен или же задушен подушкой. О том, что же произошло на самом деле, историки спорят до сих пор. Алексея похоронили в Петропавловском соборе. Поскольку смерть царевича совпала с празднованием годовщины победы в Полтавской битве, император решил не объявлять траур.

Известно, что царевич был в большой ссоре со своим отцом. Пётр с самого начала не любил Алексея, а после рождения его второго сына, Петра Петровича, он вообще перестал рассматривать кандидатуру Алексея как наследника престола. Когда император уехал по важным делам в Копенгаген, царевич выехал в Польшу, заверив, что едет к отцу. Однако внезапно он изменил направление своей поездки и отправился в Австрию, где вёл сепаратные переговоры с правителями Европы, многие из которых были враждебны к России. Главными противниками были как раз австрийцы, соотечественники супруги царевича Шарлотты она была сестрой австрийской императрицы. У них Алексей и попросил помощи — они с помощью своей армии приведут его к российскому престолу, а он обеспечит их интересы в стране. Австрия вначале хотела поддержать беглеца, но затем передумала — эта затея её представителям казалась опасной. Важно, что царевич намеревался дождаться за границей, когда Пётр умрёт; царь тогда в самом деле серьёзно болел. Тем временем русская разведка не дремала и всеми силами пыталась найти Алексея.

За что убили царевича Алексея?

Благословение - Дело царевича Алексея (1718 г.)
Дело царевича Алексея: суть и последствия
Дело царевича алексея, кратко —
5 Великих писателей
День в истории. Казнь царевича Алексея
22 смерти, 63 версии

Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола

Но есть и другое мнение, идущее от голландского плотника, находив-шегося в ночь смерти царевича в башне Петропавловской крепости на-против Алексеевского равелина — каземата, где содержался сын Петра I. Плотник рассказывал, что туда явились Толстой, Меншиков и другие близкие царю вельможи. Голландец видел как метались по каземату тени. Он был уверен, что смерть Алексея была насильственной, наверное, его задушили по приказу отца, который не желал прилюдной казни царского сына, но в то же время не желал прощать его. Закон о престолонаследии 4-летний наследник царя Петр Петрович в 1719 г. Вопрос о наследнике таким образом остался открытым. Петр имел дочерей от второго брака: Анну и Ели завету, и внука Петра, сына царевича Алексея этот принц родился в 1715 п. В 1722 г. Петр I издал указ о престолонаследии, в котором оставлял за собой право передать российский трон тому, кого он сам выберет. Феофан Прокопович в трактате «Правда воле монаршей» оправдывал это решение, доказывая, что Россия выигрывает от того, что царь теперь может избрать в преемники умнейшего и достойнейшего из претендентов. Императорский титул.

Не в последнюю очередь их интересовало положение царевича-наследника, который в любой момент мог оказаться царствующей персоной. Одной из деятельных и влиятельных фигур европейской политической жизни был в это время знаменитый философ и ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц, который претендовал на роль советника Петра и существенно повлиял на ту модель управленческой структуры, которую в последние годы царствования создавал царь. Мечтой Лейбница было возглавить процесс просвещения «варварской» России. Задумывался он и о возможности политического влияния на Петра, в частности в сфере межгосударственных отношений. Смерть такой достойной принцессы, как супруга царевича, тронула всех, кто умеет ценить добродетель, украшенную высоким саном. Но разумеется, что в возрасте царевича, как бы глубоко он ни чувствовал своей потери, нельзя подражать горлицам и что он будет поставлен в необходимость жениться во второй раз для упрочения своего рода.

Об этом подумали при известном дворе, где есть протестантская принцесса, красивая, умная, богатая наследница, через которую можно было бы сделаться членом могущественного союза. Одно лицо, принадлежащее к этому двору, пожелало, чтобы я расследовал почву…»[24] Лейбниц писал это через месяц после смерти Шарлотты и вручения рокового «Объявления». Гюйссен ответил Лейбницу, но, к великому сожалению, письмо его не сохранилось. Можно только гадать, какой влиятельный двор и какую протестантскую принцессу имеет в виду Лейбниц. Но не в этом главный для нас смысл этой переписки. Ясно, что европейские дипломаты не подозревали, несмотря на свои надежные источники, о всей серьезности конфликта между царем и наследником и реальном положении Алексея.

Иначе они немедленно оповестили бы свои правительства, а сведения такого рода распространялись стремительно. Но, судя по письму Лейбница, Алексей в этот момент воспринимался в Европе как законный и естественный наследник российского престола, будущий владыка мощного и небезопасного для соседей государства. Надо запомнить, что в конце 1715 года даже самые осведомленные наблюдатели не подозревали о глубине кризиса в российских верхах, чреватого катастрофическими последствиями. А это означает, что ситуация развивалась стремительно и неожиданно. Немедленно после свадьбы Алексей получает новое и весьма ответственное задание. В 1712 году планировалось вступление крупных контингентов русских войск в Померанию, находившуюся под властью шведов, и, соответственно, необходимо было обеспечить экспедиционный корпус продовольствием.

Алексей должен был отправиться в Польшу и возглавить эту операцию. Понимая, насколько это тяжелое чтение для читателя-непрофессионала, я тем не менее привожу эту инструкцию целиком, поскольку она дает ясное представление о масштабе и многосложности задачи, выполнение которой должен был обеспечить Алексей, представляя своего отца в его «небытии в Польше»: 1. Збирать магазейны; устроивать по рекам, обеим Вартам и протчим, которыя тянут в Померанию, а именно на 30 000 ч[еловек] на 6 месяцов по сему: по два фунта хлеба, по пол фунта мяса которое мясо надобно или салить или сушить. А буде оное непрочно будет в лета, то взять лутше маслом по четверти фунта на день человеку, круп четверть четверика на месяц, соли фунт на неделю ч[еловеку]. И для сего надлежит устроить камисаров как своих, так и польских, и перво универсалы послать с сроком, смотря по местам: однакож чтоб конечно все собрано было в указных местах в первых числах марта, а по нужде и в последних, а потом посылать на экзекуцию афицеров и салдат. Под оные магазейны надобно приготовить платов и судов, чтоб при первом вскрытии воды возможно оное сплавить к Штетину сей магазин, кроме того числа, которой ныне, в осень, отпуститца с корпусом Боуровым.

Для сего магазиину употреблять драгун, которыя оставлены будут от корпуса Боурова, а над их офицерами всегда посылать офицеров от гвардии. И напред пред посылкою всем офицерам сказать: ежели хто чрез указ возмет что у поляков, то кажнен будет смертью. И чтоб все тот указ подписали, дабы нихто неведением не отговаривался. А хто сие преступит и от кризрехта[25] обвинен будет, то без всякого пардона экзекуция чинить и самому накрепко при тех крисрехтах смотреть, дабы фальши не было. Сию экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника. А буде полковник или выше кто то учинит, таких по осуждению крисрехта держать за караулом и писать к нам.

Где будут в Польше зимовать лошади и абозы как Боуровой, так и Флюковой каманды, то в тех местах також накрепко смотреть, чтоб чрез указ ничего не делали под таким же смертным штрафом, и для того выбрать камисаров из наших же полков пока от генерала-понеплетенцияра[26] камисары присланы будут , чтоб оныя смотрели над драгунскими людьми и абозы, и чтоб к обозам драгун отнюдь не брали. При том же надобно смотреть, чтобы для людей и лошадей на пропитание квартиры были довольные, безобидно от протчих войск. На залоги и командированье и в протчия посылки отнюдь без подписи твоей руки ни одного человека не посылать под такою же казнью. Самому надлежит быть в Тарунь для сего дела в половине ноября. Если вчитаться в этот текст, то станет ясно, что речь идет не только о заготовке провианта — что само по себе достаточно хлопотно и ответственно, если учесть масштабы задачи, — но и вообще о контроле за поведением войск. Поляки как союзники были ненадежны, но необходимы, и от поведения русских войск очень многое зависело.

В обязанности Алексея входила и постройка плотов и судов для весенней транспортировки припасов в Померанию. Царевичу даны были огромные полномочия. Ни одна акция не должна была совершаться без письменного приказа за его подписью — под угрозой смертной казни. Он получает право утверждать смертные приговоры военного суда, «экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника» и даже до генерала, арестовывать и запрашивать мнение царя. В его подчинении оказываются два прославленных военачальника — князь Василий Владимирович Долгоруков и князь Михаил Михайлович Голицын, представители знатнейших родов. Польский период — высшая точка в государственной карьере Алексея.

Комментируя инструкцию Петра царевичу при назначении его в Польшу, составители одиннадцатого тома «Писем и бумаг императора Петра Великого» сформулировали принципиально важное соображение: «Оставляя царевича Алексея Петровича в Польше и поручая ему руководство организацией продовольственных магазинов, Петр I надеялся с его помощью предотвратить злоупотребления при сборе провианта. Долгорукий и М. Голицын должны были находиться при царевиче и помогать ему. Царевич пробыл в Познани до весны 1712 г. Полякам оставлю я сына своего, и чтоб к[оролевское] в[еличество] изволил в том ему помочь». Участию Алексея в столь необходимом деле для реализации военных планов, как заготовка провианта для армии, Петр придавал серьезнейшее значение.

В сложившейся после Прутского поражения международной ситуации ему, как мы знаем, необходимо было сохранить союз с поляками, и Алексей оказывается гарантом гуманного отношения русского командования к населению Познани. Чтобы понять всю сложность задачи, вставшей перед царевичем, заглянем в переписку Петра. Доношу вашему величеству. Афицеры нашево полку пишут до государя царевича, поляки в провиянте отказывают и давать не хотят, о вышеписанном пространно писал до вашего величества сын ваш его высочество. Гетман Синявский и примас каковы письма писали до государя царевича, посланы до вашево величества. Синявский в Краковское воеводство писал и в другие места, давать провиянту не велел.

А сурово поступать в зборе провиянту без указу вашего величества опасно для нынешнево случея турецково. Многожды до вашего величества о сем я доносил чрез писма, единово указу не получил. А хотя б силою у поляков брать провиянт и на экзекуцию посылать неково. В пунктах от вашего величества предложено государю царевичу посылать боуровой команды драгун. Сверх розсылок всево у брегадира Шереметева у лошадей осталось с неболшим четыреста человек и те болшая половина рекруты без мундиру и у многих ружья нет. А лошадей драгунских с лишком пять тысеч.

Лейб-регимент определен вашего величества указом Юсупову. Коронные войска все стоят на квартерах в Полше, также и в Литве. Литовские войска по квартерам везде в провиянте в зборе делают препятие, не дают збирать, хотят дратца и сказывают, что имеют у себя ордины от гетманов, чтоб не давать провиянт. А збирать з ближних. И государь царевич извлит по ближним воеводствам в прибавку на экзекуцию посылать последних боуровой команды драгун триста человек, кои у нево стояли в Торуне для караулов. А имянно — ис Краковского воеводства Соловово с великим бечестием выслали, прислали масора и триста человек пехоты и проводили ево до границы из Краковского воеводства.

Также и других высылают. Была рада в Радомле, где были все сенаторы полские и со всех воеводств и поветов послы и камисары и положили весма провиянту не давать и посланных афицеров наших з драгуны выбить. Зело было трудно гетману и сенаторам от шляхты — конешно хотели с нами союз разорвать. И на том положили, что послать послов до царевича и дожидатца отповеди в Радомле всем, кои были на раде. Письма Долгорукова не только подтверждают оценку Алексеем ситуации с заготовкой провианта, но и дают представление о том военно-политическом риске, с которым связана была деятельность царевича в этот момент. В письме от 10 ноября 1711 года он сообщил отцу, что прибыл в свою штаб-квартиру в Торуни.

Затем последовали отчеты об энергичных действиях, которые он немедленно начал предпринимать. Он быстро разработал систему, согласно которой в польские воеводства должны были отправиться русские офицеры с драгунскими командами для закупки именно для закупки, а не реквизиции продовольствия. Он назначил, что вполне соответствовало наставлениям Петра, гвардейских офицеров, которые должны были контролировать работу этих команд и осуществлять финансирование. Команды должны были сопровождаться польскими представителями. К «универсалам», то есть инструкциям, присланным от канцлера Головкина, он добавил свои инструкции, конкретизирующие задачи. Он писал царю 5 декабря 1711 года: Милостивый Государь Батюшка!

Доношу тебе государю: универсалы с сроком послал; также и комисаров из афицеров от гвардии послал-же и велел им вместе с полскими комисарами провиант в указанные места в магазеин збирать а замедление учинилось за тем, что афицеры с квартир сюда долго не бывали , и велел им, чтоб как можно скорее на указанные сроки высылали; и на екзекуцию пошлю вскоре афицеров и драгун, а над их афицерами велю смотреть афицерам от гвардии. Правда, тут же возникли сложности из-за несогласованности общей стратегии. Под «либертациями» имелось в виду освобождение некоторых польских областей от сбора провианта. Алексей получал такие вот донесения от командированных им офицеров: Доношу Вашему Высочеству, сего Генваря 2 дня, был в Кракове у сенаторов и у шляхты того воеводства сеймик, и на оном сеймике универсалов и пунктов у меня неприняли, в тарифе и в правиянте мне отказали и сказали, что-де у них стоит войско Полское. И Генваря 4 дня получил я ордир от Вашего Высочества, чтоб мне фалшивой тарифы от воеводства неотбирать, а взять настоящую тарифу. И я Вашего Высочества ордир генералу-порутчику Денгову и сенатором того воеводства объявил.

И они мне сказали: небудет вам от нашего воеводства ни фалшивой ни справедливой тарифы. И в правиянте отказали потому, что имеют ордир от гетмана Синявского: ежели прибудут Царского Величества люди для правиянта, и им недавать; а будет станете силою брать, то у нас-де есть пять тысяч человек, и будем с вами стрелятца до последняго человека, а правиянтов ничего недадим потому, что имеем свое войско в воеводстве, рейтарею и хоронги на квартере. И ежели-де сего числа ты невыедешь честью, с своими людми, ис предместья, и мы к тебе пришлем баталион и велим тебя не честью за границу своего воеводства выпроводить. Донесение капитана Петрово-Соловово было достаточно типичным. Коронный гетман Синявский откровенно шантажировал русских угрозой разорвать союз. Влияние Полтавского триумфа было существенно ослаблено тяжким поражением на Пруте.

Неопределенность отношений с Турцией делала потерю польского союзника тем более нежелательной, и слишком резкие действия по отношению к полякам при заготовке провианта могли повлечь за собой последствия стратегического значения. И уж если князь Василий Владимирович, недавно железом и огнем подавивший булавинский мятеж, суровый военный профессионал, известный своей решительностью, призывал Петра к осторожности, напоминая о турецкой опасности, то что же должен был испытывать Алексей? Перед ним стояла почти невыполнимая задача. Он должен был снабдить армию провиантом для будущей кампании, преодолев сопротивление поляков, и при этом не спровоцировать международный конфликт. Ситуация усложнялась тем, что в ближних к русской границе воеводствах стояли русские войска, и, стало быть, забирать в них провиант было невозможно — они должны были кормить базирующиеся у них части. Оставались дальние воеводства, готовые оказывать вооруженное сопротивление присланным русским командам.

Ситуация стремительно накалялась. Дело, судя по письмам Алексея, доходило до вооруженных столкновений. Притом что ресурсы у Алексея были крайне ограничены. Я зело опасен твоего гневу, что не будет в собрании указного числа». Петр ситуацию понимал и приказал Алексею использовать для «ексекуции» Ингерманландский и Астраханский пехотные полки, то есть усилить нажим на поляков, но одновременно 7 марта написал коронному гетману Синявскому: Ясновелможный каштелян краковский, гетман великий коронный. Понеже по силе учиненного у нас с его королевским величеством купно с наяснейшею Речью Посполитою чрез воеводу хелминского господина Дзялинского союзу, войски наши для обороны от общаго неприятеля короля швецкого пребывали в Полше, которым с соизволения его королевского величества и Речи Посполитой провиянт и фураж даван.

И хотя, с помощию вышняго, государство Полское чрез полученную под Полтавою счастливую баталию от того неприятеля оборонено, и во оном ныне никого неприятелских людей не обретаетца, однакож война еще с королем швецким у нас не прекратилась, и государству Полскому не малое еще опасение есть от Померании швецкой, ис которой всегда шведы могут чинить впадение, ежели чрез оружие силы их опровержены не будут. Чего ради по согласию с его королевским величеством обретаютца и ныне в Померании войска наши ауксилиарныя под командою его королевского величества, х которым в добавку по согласию с его ж королевским величеством еще другие следуют. Того ради на пропитание оных с соизволения его ж королевского величества провиянт определен, дабы свожен был в Познань из близлежащих воеводств и поветов королевства Полского. А для лутчего разположения в сборе оного без всякой обиды обывателем Речи Посполитой учредили мы к тому нашего сына и кронпринца его любви о чем к милости вашей по указу нашему объявление учинил чрез писма наш канцлер граф Головкин наперед сего. Но понеже ныне получили мы ведомость от него, сына нашего, что посланных его ради збору того провиянту в магазеин познанской офицеров и рядовых из воеводств и поветов высылают и весма того провиянту давать не хотят, и с тем объявлением приезжали с конзилиума радомского к нему послы. Итако уповаем мы, что ваша милость по доброй верности своей ко отечеству для общей ползы… И так далее.

Это любопытное и характерное для того момента послание. Во-первых, Петр считает необходимым напомнить о Полтавской победе. Во-вторых, он особо подчеркивает роль Алексея в этой важнейшей операции, давая Синявскому понять, что именно кронпринц призван быть гарантом лояльного отношения русских войск к польским «обывателям». И ссылается на его донесения, а не донесения Долгорукова, хорошо Синявскому известного. Как и в Москве, в отсутствие царя наследник был на первом месте по значимости. Послание процитировано не полностью.

Оно достаточно обширное. Петр подробно объясняет коронному гетману, что тот и сам должен понимать. А именно: без поддержки России Польша снова окажется беззащитной перед Карлом XII, и ей придется кормить две армии — шведскую и русскую — в случае военных действий на ее территории. А потому разумнее обеспечить русские войска провиантом для похода в Померанию. Но главное — тон послания. Русский самодержец пишет не равному с ним государю, тому же Августу II, а польскому вельможе, хоть и влиятельному.

И не требует выполнения договора, утвержденного королем, а взывает к его, Синявского, «доброй склонности к нам». Этот искательный тон, столь непривычный для Петра, подтверждает особость ситуации — не дай бог обидеть необходимого союзника. Легко представить себе, как Алексей, все это понимавший, опасался совершить какую-нибудь роковую ошибку. Милостивый Государь Батюшка. Даношу тебе государю. Пишут наши афицеры, которые для собрания правиянту посланы, что поляки в сем чинят противность великую и весма отказывают, а каторые было малые воеводства и посулили и те не везут, а в дальные посылать без указу твоего не смею, понеже писал канцлер граф Головкин, чтоб обождать до указу.

А буде и не будет в прибавке воеводств к тем, в которые посланы и в зборе хотя б и дали з ближних будет малое число только недели на три на указные 12 000 человек… Ситуация была столь противоречива, что, вопреки обыкновению, Петр не решался давать определенные указания. В ответ на очередные просьбы Алексея разъяснить ему границы его полномочий Петр написал: Писма ваши трои я на нарочных почтах и с куриерами получил, на которыя не имею что ответствовать, ибо вам, там будучим, лутче возможно управлять, по конъюнктурам нынешним смотря. Однако ж того смотреть, чтоб наши люди в Померании доволны были, ибо в том все зависит. Писал я давно к вам о портретах своих, для чево по ся поры не пришлете, также и Семена Нарышкина с машиною отправте не мешкая. Будем помнить, что в самый напряженный период Северной войны, 1707—1712 годы начиная с вторжения армии Карла XII в пределы России и до начала масштабных операций русской армии в Европе , между отцом и сыном велась постоянная деловая переписка. Но деловую переписку Алексей вел не только с отцом.

Макарову, доверенному лицу Петра: Писмо ваше из Ревеля я получил, в катором пишешь, чтоб мне потвердить о подводах, каторым надлежит быть поставленным от Элбенга до Померании, через Прусы а сколко числом, того ненаписано ; а писал ты, указом Государя Батюшка, к князю Василью Володимировичу о сем, чтоб он управил. И я о сем к нему потвердил, чтоб он сие управил. Спектр забот Алексея был широк. Он пишет Макарову и о том, куда отправляет он стрельцов, а куда рекрутов новонабранных. В конце концов удалось собрать достаточное количество провианта, и корпус Меншикова вступил в Померанию. Более того, Алексей принял участие в походе.

Послание Петра Синявскому датировано 7 марта 1712 года, а в апреле Алексей пишет отцу: Милостивейший Государь Батюшка! Иного к доношению тебе, Государю, не имею, только что здесь все благополучно есть. Светлейший Князь Меншиков сего дня намерен отъехать в надлежащий путь до Померании, куда и я поеду по указу твоему, а жена моя поехала в Элбинг третяго дня, и будет там жить до указу. Всепокорнейший сын и раб твой Алексей. Из Торуни. Апреля 1712.

Что-то произошло. С начала декабря 1711 года Алексей подписывает свои письма отцу не просто «Сын твой Алексей», а «Всепокорнейший сын твой и слуга», а 24 декабря впервые — «Всепокорнейший раб твой и сын твой Алексей» или «Всепокорнейший сын твой и раб». Алексей еще вовсю тягался с поляками, пытаясь разрешить почти неразрешимую задачу, а Петр уже решил его дальнейшую судьбу. Он ориентировался на свой образ жизни и представления об исполнении долга и не намеревался обеспечивать спокойную семейную жизнь Алексея и Шарлотты. Доношу тебе Государыня: светлейший князь прибыл сюда в 12 д. В Померании Алексей пробыл часть 1712 года, наблюдая военные действия и армейский быт.

Непосредственного участия в боях он не принимал. В июне он вместе с Меншиковым встречается с кронпринцем Прусским и демонстрирует ему русские войска. Это письмо из Грайфсвальда Петр называет его Грипсвальд , города на побережье Балтийского моря. Длительное пребывание Алексея в Померании породило тревожные слухи и едва не стало причиной серьезных осложнений в отношениях с Турцией. Понеже со удивлением уведомились мы из ваших к нам доношений, что прибывший ага из Польши, которой присылан был к гетману великому коронному Синявскому, возвратясь в Константинополь, объявил Порте, что бутто войск наших в Польше еще многое число обретается, а имянно: с сыном нашим у Гданска с двадцать с пять тысяч да будто мы сами с восемьюдесят тысячами намерены вступить в Полшу и путь королю швецкому пресечь, — и то самая неправда. Алексей иногда оказывается в Саксонии, возможно, с какими-то поручениями Петра, но главным образом состоит при царе и Меншикове.

Якову Игнатьеву: По должности доношу вашей Святыне, что Его Высочество Государь Царевич в добром здравии и во благополучном пребывании с прочими, обретающими при нем. Трудится при полку со алебардою. Третьяго дня Царское Величество из Карлсбада сюда прибыл, а сего дня в армию отъехал, отсюда 7 миль; намерен с Шведским Фельдмаршалом с Штейнбоком баталию дать, и при том бы самому и Царевичу быть. Буде же сему козлу сломят роги, то и у других ослепнут глаза, а ежели не так, бежим и уйдем опять, от чего сохрани, Боже! Штейнбок, один из самых талантливых генералов Карла ХII, не участвовал в походе и не попал в плен под Полтавой. Его отряд в 15 тысяч штыков и сабель оперировал в Германии.

Опередив русские войска, он разгромил в декабре 1712 года превосходящие силы саксонцев и датчан. Сражение его с 45-тысячным русским корпусом, который вел сам Петр, произошло только 11 февраля 1713 года, и, несмотря на выгодные и сильно укрепленные позиции, Штейнбок потерпел полное поражение. Но Алексей в это время был уже недалеко от Петербурга. Письмо Афанасьева информационно весьма значительно. Мы узнаем, что царевич «трудится при полку со алебардою», стало быть, в офицерском чине, и по замыслу Петра ему предстояло если не участвовать, то непосредственно наблюдать за сражением с опасным противником. Петр преследовал маневрирующего Штейнбока, старавшегося избежать столкновения с русскими силами, троекратно его превосходящими.

Алексей принимал участие в этом марше. Но 26 декабря, находясь «при полку», то есть в строю, он получает приказание сопровождать Екатерину в Россию, куда в скором времени собирался и Петр. Письма от отца он в этот период получает неоднократно и немедленно отвечает. Возможно, с изменением статуса Екатерины изменилась и его подпись в письмах к отцу. Изменилось соотношение статусов мачехи и пасынка. Но в Петербурге он недолго задержался и был отправлен Петром в Москву с поручением к сенаторам.

Милостивейший Государь Батюшка, Приехал я сюда третьего дня, и господам сенаторем указ твой, чтоб они ехали, объявил.

Стране требовался наследник престола, и чем скорее, тем лучше. Александра Фёдоровна, женщина с жёстким и решительным характером, вряд ли была рада подобному вниманию к своей персоне, но ничего не попишешь — таковы издержки жизни монарших семей. Жена Николая II беременела регулярно и регулярно производила на свет дочерей — Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию… И с каждой новой девочкой настроения при русском дворе становились всё более пессимистичными. И всё-таки на десятом году правления Николая II, 30 июля 12 августа по новому стилю 1904 года, Александра Фёдоровна подарила мужу наследника. Кстати, само рождение сына, названного Алексеем, сильно подпортило отношения между Николаем и его женой.

Дело в том, что император перед родами отдал предписание медикам: при угрозе жизни матери и младенца спасать в первую очередь младенца. Александра, узнавшая о приказе мужа, не могла ему простить этого. Роковое имя Долгожданного сына назвали Алексеем, в честь святителя Алексея Московского. И отец, и мать мальчика были склонны к мистицизму, поэтому непонятно, отчего они подарили наследнику столь неудачное имя. До Алексея Николаевича на Руси уже было два царевича Алексея. Первый, Алексей Алексеевич, сын царя Алексея Михайловича, скончался от внезапной болезни, не дожив до 16-летия.

Второй, Алексей Петрович, сын Петра Великого, был обвинён отцом в измене и погиб в тюрьме. Ефрейтор Русской армии Алексей Романов. Ему не было и двух месяцев, когда у него внезапно открылось кровотечение из пупка, которое с трудом остановили. Врачи поставили страшный диагноз — гемофилия. Из-за нарушения свёртываемости крови для Алексея опасными были любая царапина, любой удар. Внутренние кровотечения, образовывавшиеся из-за пустяковых ушибов, причиняли мальчику страшные страдания и грозили смертью.

Гемофилия — болезнь наследственная, болеют ей только мужчины, получающие её от своих матерей. Для Александры Фёдоровны болезнь сына стала личной трагедией. Кроме того, отношение к ней в России, и без того достаточно холодное, стало ещё хуже. Царевич любил «солдатские деликатесы» Если не считать тяжёлую болезнь, царевич Алексей был обычным мальчишкой. Красивый внешне, добрый, обожавший родителей и сестёр, жизнерадостный, он вызывал симпатию у всех.

Но потребовалось мнение высшего судебного органа России, чтобы установить, что в момент вынесения решения о расстреле Николая II в июле 1918 года президиум Уральского облсовета также обладал этими функциями. В своем постановлении от 1 октября 2008 года президиум Верховного суда РФ указал: "Романовы были лишены жизни не в результате совершения кем-либо уголовного преступления. Романов Н. И: А в чем же тогда состояли ваши разногласия с судом?

Соловьев: Дело в том, что в отношении Николая II это положение суда прослеживалось достаточно просто. Уральский облсовет сообщил в Кремль о казни бывшего императора. С семьей и слугами произошло несколько иначе. Не существует ни одного документа, где бы говорилось о том, что им вынесен официальный приговор о казни. Если это принять во внимание, то, согласно законодательству, члены президиума облсовета Белобородов, Голощекин и Сафаров приняли решение о расстреле детей и свиты негласно, взяв на себя ответственность за это деяние. И тем самым превысили свои полномочия и совершили уголовно наказуемое деяние - убийство. А жертвы уголовных преступлений по закону не подлежат реабилитации. Так это представлялось мне. И: Но суды - теперь это уже ясно окончательно - с вами не согласились.

Что же теперь? Соловьев: Решения президиума Верховного суда и Басманного районного суда выполнены в полном объеме - уголовное дело было возобновлено, с тем чтобы изменить формулировки оснований для его прекращения, после чего оно вновь прекращено. Законодательство предусматривает именно такой порядок прекращения производства по уголовному делу, и нарушать его никто не вправе. И: Значит ли это, что многократные требования рассмотреть дело о расстреле в суде так и не будут удовлетворены? Соловьев: Пять лет дела, связанные с этой страницей истории, рассматривались во всех судебных инстанциях, начиная с районных судов и заканчивая президиумом Верховного суда, - в открытых заседаниях, с участием граждан и прессы. На них подробно изучался и вопрос о том, как принималось решение о расстреле. И: Но вы сняли ответственность за расстрел с Ленина и Свердлова, хотя многие авторитетные ученые говорят о том, что их инициатива в этом деле - доказанный факт. Соловьев: Прислушиваясь к мнениям авторитетных ученых, изучая мемуары, следствие тем не менее может строить свои выводы только на основе документов. Согласно презумпции невиновности, никого нельзя привлечь к уголовной ответственности, не доказав вину.

По уголовному делу изучены все доступные материалы, проведены беспрецедентные поиски архивных источников и историческая экспертиза, которую возглавил авторитетнейший специалист, директор самого крупного в стране Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко. В исследованиях приняли участие главные специалисты по этой теме - историки и архивисты. И я могу с полной уверенностью заявить, что на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал инициативу Ленина и Свердлова. И: Тем не менее многие считают, что без их разрешения уральцы и пальцем не могли пошевелить, - на этот счет есть высказывания Троцкого и Молотова. Соловьев: Мы детально изучали политическую обстановку, которая сложилась в то время на Урале. Я могу твердо сказать: в июле 1918 года неподчинение центру для Урала - обычная практика. Приведу несколько примеров. В марте 1918 года был заключен Брестский мирный договор с Германией. В январе 1918 года двоюродный брат Ленина Владимир Ардашев попытался организовать в Верхотурье мирную демонстрацию против разгона Учредительного собрания.

Его доставили в Екатеринбург, где после допроса у будущего цареубийцы Юровского его застрелили из винтовки прямо в центре города, якобы во время побега. Но данные медицинского осмотра показали, что стреляли Ардашеву в грудь, а не в спину, как потом написали в газетах. Знал ли Юровский, кто такой Ардашев?

Дело царевича Алексея: суть и последствия

Долгорукий, сенатор и родственник самого царя граф П. Апраксин, сенатор М. Самарин, московский губернатор Т. Стрешнев, сенатор граф И.

Это был цвет петровской элиты! Перечисляя некоторые из этих имен, С. Соловьев приводит только две возможные причины их недовольства: засилье «выскочек» типа Меншикова и женитьба царя на безродной «чухонке» Екатерине.

Но Меншиков в описываемое время уже во многом утратил свое влияние, а относительно Екатерины тот же В. Долгорукий, например, говорил: «Кабы на государев жестокий нрав не царица, нам бы жить нельзя, я бы первый изменил». Природа оппозиционности сановников была глубже и лежала не столько в личной, сколько в политической плоскости.

При этом ни о каком подобном заговоре, видимо, не было и помину. Боявшийся своей тени Алексей совершенно не годился на роль главы заговорщиков, да и сочувствующие ему особого желания рисковать головой не проявляли. Самому Петру масштаб недовольства стал ясен позже.

В октябре же 1715 года между ним и царевичем состоялся обмен принципиальными письмами. Оба при этом находились в Петербурге, и переписка показывала не только глубину взаимного отчуждения, но и то официальное значение, которое придавал ей Петр. В первом письме царь упрекал сына в том, что тот не интересуется «правлением дел государственных», «паче же всего» воинским делом, «чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают».

В свойственной ему экспрессивной манере выражая тревогу о судьбе «насаженного и возращенного», Петр сетовал: «Еще ж и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен! Ибо, сколь много за сие тебя бранивал, и не точию бранил, но и бивал, к тому ж столько лет почитай не говорю с тобою; но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться…» Завершалось письмо угрозой лишить царевича наследства в случае, если он не «обратится». Царевич Алексей Петрович Получив письмо, царевич бросился к близким людям.

Все они, опасаясь худшего, посоветовали ему отречься. Спустя три дня Алексей отослал царю ответ, представляющий собой формальный отказ от короны в пользу только что родившегося брата Петра. Неудовлетворенный таким ответом царь отвечал, что никакие клятвенные отречения не могут его успокоить: «Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах».

В монастырь не хотелось, тем более что Алексей не на шутку привязался к Афросинье — крепостной своего воспитателя Никифора Вяземского. Неизменный советчик царевича Александр Кикин советовал соглашаться на постриг: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять». В итоге в очередном письме к отцу Алексей заявил, что готов стать монахом.

Ситуация явно зашла в тупик, поскольку и Петр не мог не понимать, что даже в монастыре сын представляет собой потенциальную угрозу. Желая потянуть время, он предлагает ему подумать обо всем. Однако спустя полгода уже из заграничного похода царь вновь требует немедленного решения: либо в монастырь, либо — в знак доброй воли измениться — приехать к нему в армию.

Бегство в Вену: несостоявшийся заговор К тому времени у Алексея под влиянием Кикина уже созрел замысел — бежать за границу. Письмо царя давало удобный повод выехать в Европу. Объявив, что принял решение отправиться к отцу, царевич 26 сентября 1716 года покинул Петербург.

А поздно вечером 10 ноября он был уже в Вене, явился в дом австрийского вице-канцлера графа Шенборна и, бегая по комнате, озираясь и жестикулируя, заявил ошарашенному графу: «Я прихожу сюда просить цесаря, моего свояка, о протекции, чтоб он спас мне жизнь: меня хотят погубить; хотят у меня и у моих бедных детей отнять корону… а я ни в чем не виноват, ни в чем не прогневил отца, не делал ему зла; если я слабый человек, то Меншиков меня так воспитал, пьянством расстроили мое здоровье; теперь отец говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к управлению, но у меня довольно ума для управления…» Чего хотел добиться царевич, явившись в Вену? Его действия явно были продиктованы отчаянием. Алексей бежал не для реализации каких-то замыслов как когда-то Григорий Отрепьев — самозваный царевич Димитрий , а оттого, что его угнетало и страшило.

Но попытка укрыться от реального мира, разумеется, была обречена на фиаско. Но, может быть, царевич стал игрушкой в руках враждебных отцу сил? Проведенное позже следствие, несмотря на жестокие пытки обвиняемых, не обнаружило никаких далеко идущих замыслов даже у самых близких к нему людей, непосредственно причастных к побегу: Кикина и Афанасьева.

Правда, оказавшись за границей, царевич действительно с вниманием и надеждой следил за просачивавшимися из России слухами о растущем недовольстве царем и об ожидаемых в стране волнениях. Но этот факт лишь оттенял его собственную пассивность. Руины замка Эренберг, в котором Алексей прятался от царских агентов.

Между тем австрийское правительство и император оказались в очень сложном положении. Петр достаточно быстро смог установить, где именно находится беглец, и направил в Вену эмиссаров — капитана А. Румянцева и многоопытного дипломата Петра Андреевича Толстого.

Карлу VI было сообщено, что сам факт нахождения Алексея на территории его государства воспринимается царем как крайне недружественный по отношению к России жест. Для Австрии, воевавшей тогда с Османской империей и готовившейся к войне с Испанией, угрозы Петра не были пустым звуком. Алексею опять не повезло: в иных обстоятельствах его родственник-император мог бы попытаться разыграть столь неожиданно пришедшую в руки карту.

К тому же австрийцы быстро убедились, что полагаться на Алексея нельзя. В результате Вена предпочла проявить уступчивость. Толстой получил возможность встречаться с Алексеем к тому времени тот был переправлен в Неаполь и использовать все свои таланты для того, чтобы склонить царевича к возвращению.

В ход пошли все средства. Роль пряника играли обещания царя простить сына, позволить ему жениться на Афросинье и отпустить на жительство в деревню. В качестве же кнута использовалась угроза разлучить его с любовницей, а также заявления одного из австрийцев подкупленного Толстым , что император предпочтет выдать беглеца, чем защищать его силой оружия.

Характерно, что, пожалуй, больше всего на Алексея подействовала перспектива приезда в Неаполь отца и встречи с ним лицом к лицу.

Соловьев: Прислушиваясь к мнениям авторитетных ученых, изучая мемуары, следствие тем не менее может строить свои выводы только на основе документов. Согласно презумпции невиновности, никого нельзя привлечь к уголовной ответственности, не доказав вину. По уголовному делу изучены все доступные материалы, проведены беспрецедентные поиски архивных источников и историческая экспертиза, которую возглавил авторитетнейший специалист, директор самого крупного в стране Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко. В исследованиях приняли участие главные специалисты по этой теме - историки и архивисты. И я могу с полной уверенностью заявить, что на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал инициативу Ленина и Свердлова. И: Тем не менее многие считают, что без их разрешения уральцы и пальцем не могли пошевелить, - на этот счет есть высказывания Троцкого и Молотова. Соловьев: Мы детально изучали политическую обстановку, которая сложилась в то время на Урале. Я могу твердо сказать: в июле 1918 года неподчинение центру для Урала - обычная практика. Приведу несколько примеров.

В марте 1918 года был заключен Брестский мирный договор с Германией. В январе 1918 года двоюродный брат Ленина Владимир Ардашев попытался организовать в Верхотурье мирную демонстрацию против разгона Учредительного собрания. Его доставили в Екатеринбург, где после допроса у будущего цареубийцы Юровского его застрелили из винтовки прямо в центре города, якобы во время побега. Но данные медицинского осмотра показали, что стреляли Ардашеву в грудь, а не в спину, как потом написали в газетах. Знал ли Юровский, кто такой Ардашев? Прекрасно знал. Был расстрелян и племянник Ленина Георгий Ардашев. И: Но ведь Кремль планировал провести показательный суд над бывшим царем? Соловьев: Да, и в апреле 1918 года для этого направили в Тобольск специального комиссара Василия Яковлева Мячина. Ему дали четкое задание - живыми доставить членов царской семьи сначала в Екатеринбург и передать местным властям.

У него был мандат за подписью Ленина и Свердлова, предписывающий расстреливать на месте всякого, кто попытается помешать ему выполнить задание. Ему также придали телеграфиста, несколько пулеметов и около сотни проверенных красных бойцов, в том числе уральских боевиков. Партийные и советские власти Екатеринбурга дали обязательство оказывать ему всяческую помощь, а негласно приняли другое решение - уничтожить царскую семью по дороге. При этом уральцы решили уничтожить вместе с ней и всю команду Яковлева - своих боевых товарищей. Когда из этого ничего не вышло, решили пустить царский поезд под откос и дали задание всем инстанциям по пути следования принять меры к его уничтожению. Яковлев понял намерения "товарищей" из Екатеринбурга, не раз связывался по прямому проводу со Свердловым, но и тот не смог утихомирить уральцев. И: Всему этому есть документальные подтверждения? Соловьев: Сохранились некоторые документы, в частности запись переговоров председателя Уральского облсовета Белобородова с Лениным: тот с огромным напором давит на Ленина, поддерживавшего позицию Свердлова и Яковлева. Вот таким было "полное подчинение" уральцев Ленину. И: Почему на Урале были настроены так решительно?

Соловьев: Нельзя забывать, что вся верхушка Урала принадлежала к "левым" коммунистам и была настроена на возобновление войны с Германией, а слово "ленинец" для них было ругательной кличкой. На Урале знали о заигрывании Кремля с немцами. По договору с Германией все германские граждане при желании могли беспрепятственно вернуться на историческую родину. Время от времени кайзер Вильгельм напоминал Кремлю о необходимости обеспечения безопасности дочерей царя - германских принцесс. Уральцы опасались, что рано или поздно их передадут немцам, и решили действовать.

Расстреливать должна была команда из 11-х "красных латышей", причем предварительно Юровский определил, в кого каждый будет стрелять. Но потом вызвались добровольцы из чекистов, и они не подпустили латышей, а расстреляли сами. После этого пытались определить, умерли ли жертвы. В это время вскакивает горничная императрицы Демидова, говорит: "Господь спас меня! Поднимется княжна Анастасия - ее достреливают. Цесаревич подает признаки жизни - его тоже добивают. Потом тела передают красноармейской дружине Ермакова, но Юровский обнаруживает, что каких-то вещичек на членах царской семьи нет. Он выстраивает всех участников и говорит: если найду хоть что-то, ляжете рядом с ними. Трупы грузят на машину и привозят в район Верх-Исетска. Там погибших бросили в пролетки и повезли к заброшенным шахтам на Ганину яму. Дружина орет: почему живых не привезли, мы хотели сами расстрелять. Ситуация конфликтная: кто-то кого-то все время хочет расстрелять. В конечном счете, трупы бросают в шахту, залитую водой. Но оказалось, что в шахте находился лед, трупы были хорошо видны и по воспоминаниям одного из чекистов, они лежали в воде "как живые". Кто там мог выжить, подняться и уйти, когда все было на грани расстрела самих участников казни? Почему все трупы перевезли в другое место? Владимир Соловьев: Юровский пишет: место не годилось, множество людей видело, куда мы их везли. Он докладывает местным партийным органам, что надо менять место захоронения. Ему называют далекие шахты в 20 км от Екатеринбурга, туда нужно было везти трупы через несколько населенных пунктов. Ночью они выезжают, но застревают в распутице, и он понимает, что засветло доехать они не успеют. В "записке" Юровский пишет: я дал указание - сколько можно, трупы сжечь, остальные захоронили неподалеку, прямо посредине лесной дороги. Нам было известно, что тела Марии и Алексея сожжены в том же районе. Но что такое неподалеку - 3 метра, 30 метров, полкилометра? Определить было невозможно. Конечно, чекисты были мастерами фальсификации. Но если надо было сделать хорошую фальсификацию, записка Юровского выглядит крайне неубедительно. Это можно было сделать куда более убедительно: докладная записка Дзержинскому с подписью и печатью, входящий-исходящий номер - и все. Всякая фальшивка должна выглядеть даже убедительнее, чем настоящий документ. Все бланки, штампы имелись, все это можно было сделать. В 2004 году мы организовали самые масштабные раскопки за все время. И не дошли до места сожжения Марии и Алексея всего 6 метров. Их в 2007 году нашли другие люди, которые точно так же работали за свои деньги. Счастье, что к этому времени появились новейшие методы исследования. И ответ на вопрос патриарха - где же Алексей и Мария? Сейчас нет подобных альтернативных исследований? Владимир Соловьев: Японский генетик Тацуо Нагаи заявил о том, что он исследовал биологические образцы брата императора Николая II - великого князя Георгия Александровича. Но Тацуо Нагаи никогда не обращался в правительство России и органы следствия с просьбой передать ему указанные образцы и никогда официально не получал их. Специалисты говорят о результатах, опубликованных японским профессором, как о некорректных. Когда опытные генетики посмотрели их, то сказали, что у человека не может быть такой генетической последовательности, это был бы не человек, а монстр, с таким набором хромосом он не мог бы жить. Второй случай - якобы российский биолог, лауреат Государственной премии Лев Животовский и ученый из Стэнфордского университета в США Алек Найт исследовали палец из останков сестры императрицы - великой княгини Елизаветы Федоровны. Генотип человека, которого генетики представили как "Елизавету Федоровну" полностью не совпал с генотипом человека, представленного под N 7 среди "екатеринбургских останков", отчего ученые сделали вывод об отсутствии родства. Правильно сделали, поскольку генотип из этого пальца не совпал и с генотипом ныне живущих родственников русской императрицы. Зато по официальным исследованиям имеется полное совпадение митохондриальной ДНК из останков царицы с ныне живущими потомками. Официально данные об исследованиях Тацуо Нагаи, Льва Животовского и Алека Найта ни в следственные органы, ни государству не предоставлялись. Может быть, специалисты постеснялись показать слабость своих позиций? Главный вопрос Если Церковь захочет повторить исследования, куда она могла бы обратиться? Если представители РПЦ предложат нам кандидатуры экспертов для проведения исследования, мы готовы включить их в работу. Для меня единственный критерий проведения серьезных исследований - чтобы ученый занимался именно этой темой, имел соответствующее образование и квалификацию и был достаточно известным в научном мире. Эксперты, которых следствие привлекает для работы - мирового класса и ниже планку опускать нельзя, слишком сложная и ответственная работа. Если Церковь не устроит повторная экспертиза, мы можем создать совместный коллектив ученых - официальных экспертов и тех, которых предложит Церковь. Разумеется, вся работа должна вестись с рамках уголовно-процессуального законодательства.

Показания главного свидетеля обвинения удовлетворили царя, Ефросинию не допрашивали «с пристрастием» и обходились с ней довольно милостиво, она даже не была заключена в тюрьму, а оставалась в Комендантском доме, пользуясь относительной свободой. Однако требовалось, чтобы и Алексей признался и подтвердил эти показания. Можно представить, что творилось на душе у царевича, когда он столкнулся с предательством самого близкого и любимого человека! Ведь всего месяц назад, в день Пасхи, 13 апреля, он умолял царицу Екатерину Алексеевну упросить отца позволить ему жениться на Ефросинии, а еще раньше, в Неаполе инсценированная Толстым угроза разлучить любовников и обещание от имени царя разрешить их брак в России повлияли на решение Алексея вернуться на родину. Обвинить ее теперь во лжи, значило обречь на пытку, так, по крайней мере, мог предположить Алексей, которого самого пока еще не пытали и даже содержали под караулом, но не в тюрьме. С другой стороны, полностью подтвердить показания любовницы было равносильно подписанию самому себе смертного приговора. На последовавших допросах царевич стал давать уклончивые показания, частично подтверждая, частично отрицая обвинения. Но это не могло устроить царя Петра, который, по-видимому, уже принял основное решение по делу сына. Петр I обратился с посланиями к духовным иерархам и светским чинам — сенаторам, министрам, генералитету — о создании суда над царевичем Алексеем Петровичем. Царь призывал будущих судей судить нелицеприятно, не обращая внимания на то, что речь шла о царском сыне от прав наследника престола тот отрекся на торжественной церковной церемонии в Москве еще 3 февраля. Разумеется, это была фигура речи, судьи целиком зависели от монаршей воли, но царь стремился придать суду видимость объективности, ему было небезразлично, как воспримут это дело в России и за границей. Тем более требовалось полное публичное признание и покаяние от царевича, который с 14 июня был заключен в Трубецкой раскат Петропавловской крепости, где рядом с его камерой был устроен застенок для пыток. Однако, это еще не устрашило его в достаточной степени, ибо будучи введен в сенатскую палату на судебное заседание, он вступил с судьями в пререкания. Потребовались другие средства, чтобы сломить волю Алексея к сопротивлению. О том, что представляла собой такая пытка, можно судить по свидетельствам современников иностранцев. Как писал датчанин Юст Юль: «Палач подбегает к осужденному двумя-тремя скачками и бьет его по спине кнутом , каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трех ударов убить человека до смерти». Такую же технику нанесения ударов описывает и англичанин Перри: «При каждом ударе он палач отступает шаг назад и потом делает прыжок вперед, от чего удар производится с такою силою, что каждый раз брызжет кровь и оставляет за собой рану толщиною в палец. Эти мастера, как называют их русские, так отчетливо исполняют свое дело, что редко ударяют два раза по одному месту, но с чрезвычайной быстротой располагают удары друг подле дружки во всю длину человеческой спины, начиная с плеч до самой поясницы». Эти свидетельства надо принимать во внимание, чтобы понять состояние царевича Алексея, получившего в тот первый «пыточный» день максимальную норму — 25 ударов. Большего количества ударов кнутом кряду обычно никогда не назначалось, так как даже здоровый, физически крепкий человек мог не перенести такого истязания. Царевич же богатырским здоровьем не отличался, и надо полагать, что пытка не могла не отразиться самым решительным образом на его физическом и психическом состоянии, что принимал во внимание Петр I, написав через три дня, 22 июня в записке Толстому: «Сегодня, после обеда, съезди и спроси и запиши не для розыска, но для ведения: 1. Что причина, что не слушал меня и нимало ни в чем не хотел делать того, что мне надобно, и ни в чем не хотел угодное делать, а ведал, что сие в людях не водится, также грех и стыд? Отчего так бесстрашен был и не опасался за непослушание наказания? Для чего иною дорогою, а не послушанием, хотел наследства как я говорил ему сам , и о прочем, что к сему надлежит, спроси». Впервые публиковавший эти документы в середине XIX в. Устрялов указал в примечании, что письменные ответы написаны рукой царевича Алексея, что может вызвать удивление с учетом состояния последнего. Это понимал и царь, когда поручал Толстому — «спроси и запиши», то есть он сомневался в способности сына собственноручно написать ответы, а между тем в них нельзя обнаружить каких-либо отклонений, они последовательны и логичны. Как и в случае с показаниями Ефросинии, текст ответов царевича выглядит куда более упорядоченным, чем другие показания, написанные его собственной рукой, причем тогда, когда он еще не подвергался пыткам. Представляется справедливым другое утверждение: «что ответы были составлены не царевичем, а Петром Андреевичем Толстым, причем в угодном царю духе». Правда, автор этой догадки, ссылаясь на обилие в ответах достоверных деталей, делает нелогичный вывод: «Все это похоже на то, что в предчувствии скорой смерти царевич исповедовался перед отцом». Такой парадокс объясняется тем, что сам автор, следуя ставшей официальной «устряловской» версии, именно из этой якобы «исповеди» черпает краски для портрета царевича, характеристики его личности на протяжении всей недолгой жизни. Показания Алексея, данные под пытками, составлены Петром Толстым На самом деле, если только царевич принимал какое-то участие в составлении этих ответов, мы имеем дело с вынужденным самооговором: Толстой в очередной раз либо запугал, либо обманул свою жертву. Так возникает образ ленивого, невежественного, испытывающего отвращение к учению, склонного к ханжеству человека. Как мог царевич в исповеди отцу писать: «Не токмо дела воинские и прочие от отца моего дела, но и самая его особа зело мне омерзела»?! Но самое главное, ради чего затевался этот допрос якобы «не для розыска», содержалось в ответе на третий вопрос: «И ежели б до того дошло и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооруженной рукою доставить меня короны Российской, то я б тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно, ежели бы цесарь за то пожелал войск Российских в помощь себе против какого-нибудь своего неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то б я все по его воле учинил, также министрам его и генералам дал бы великие подарки. А войска его, которые бы мне он дал в помощь, чем бы доступать короны Российской, взял бы я на свое иждивение, и одним словом сказать, ничего бы не жалел, только бы исполнить в том свою волю». Именно это «признание» было положено в основу смертного приговора. Леность, неспособность к учению и воинским делам, даже нелюбовь к отцу и государю могли быть признаны достаточными причинами для лишения права на престолонаследие, но лишать за это жизни, было бы чрезмерной жестокостью. Другое дело, сговор с иностранной державой с целью вооруженного захвата короны Российской, - это уже вполне «тянет» на смертный приговор, который и был вынесен 24 июня 1718 г. Вынесение приговора не прекратило допросов, в тот же день «застенок был учинен» дважды, оба раза в присутствии царя. Алексей получил еще 15 ударов кнутом, а ведь даже закоренелым преступникам давалась неделя между первой и второй пыткой для залечивания ран. Последний допрос с царским участием продолжался больше двух часов утром 26 июня в день смерти царевича. Чего добивались от Алексея - неизвестно, но ясно, что «он был раздавлен чудовищной машиной сыска и мог ради прекращения мучений признать за собой любые преступления, сказать все, что бы не потребовал главный следователь — царь Петр». Скорее всего, царевич умер, не вынеся последствий пыток, но с полной уверенностью этого утверждать нельзя, ибо по другой версии его тайно казнили в Петропавловской крепости. В середине XIX в. Румянцева некому Д. Титову, в котором рассказывалось о том, как автор письма вместе с П. Толстым, И. Бутурлиным и А. Ушаковым по прямому поручению царя умертвили царевича Алексея в крепости, задушив подушками. Устрялов опубликовал это письмо вместе с другими документами по делу царевича Алексея, но он же достаточно убедительно доказал его поддельность. Тем не менее, версии тайной казни нельзя исключать, потому что «смерть Алексея произошла в самый, если так можно сказать, нужный для Петра I момент. Царь должен был либо утвердить вынесенный судом смертный приговор, либо его отменить. На раздумье ему отводилось всего несколько дней: 27 июня предстоял великий праздник — годовщина победы под Полтавой, а 29 июня — именины царя в день святых Петра и Павла. К этим датам логичнее всего было приурочить акт помилования. Но, по-видимому, у Петра была другая цель — покончить с сыном, который, по его мнению, представлял опасность для детей от второго брака с Екатериной и для будущего России. Но как это сделать? Одобрить приговор означало и привести его в исполнение, то есть вывести царевича на эшафот и публично пролить царскую кровь! Но даже Петр I, не раз пренебрегавший общественным мнением, на это не решился. Он не мог не считаться с последствиями публичного позора для династии, когда один из членов царской семьи попадал в руки палача. Но даже смерть царевича, от чего бы она ни последовала, не разрешила неопределенности ситуации, связанной с его делом. На вопросы иностранных резидентов, будет ли объявлен траур, следовал ответ, что траура не будет, так как царевич умер как преступник. Действительно, 27 и 29 июня двор праздновал, как ни в чем не бывало, но 30 июня состоялись похороны царевича с почестями, подобающими члену царствующего дома: за гробом шел царь, за ним Меншиков, министры, сенаторы и «прочие персоны», словом, те самые люди, которые неделей раньше подписывали смертный приговор. Неразрешенным также остался вопрос, почему царь, а в этом не может быть сомнений, обрек на смерть сына?

НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Дело царевича Алексея

А царевич Алексей никакой доблести не проявлял, был вовсе недостойным звания мужчины», — отметил в беседе с RT доктор исторических наук, специалист по истории России периода правления Петра Великого Павел Кротов. В 1712 году мыза Редкино была пожалована братьям Петру и Ивану Кикиным, братьям главы Адмиралтейства Александра Васильевича Кикина. Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея. Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Дело царевича Алексея при Петре 1 таблица. вызвано резким ростом налогов и повинностей усиление произвола местных властей и офицеров гарнизона снижением денежного и хлебного. жалования солдатам. итог под влиянием Восстания Пётр приказал приостановить взимание. Имя царевича Алексея, осужденного на смерть по приказу отца, царя Петра I, окружено массой домыслов и слухов.

Войти на сайт

Появление на свет сына Петр I встретил с радостью, хотя его отношения с женой, царицей Евдокией Федоровной, были к этому времени уже не безоблачными. О детских годах царевича известно не так уж много. Его воспитанием занимались мать и бабушка, царица Наталья Кирилловна. У самого Петра для сына времени практически не оставалось. В первые годы жизни царевича его отца больше интересовали воинские забавы в Преображенском, затем строительство флота, обустройство державы и военные походы на юг, чтобы отвоевать Азов.

В 1698 году мать царевича была пострижена в монахини, а мальчика забрала на воспитание сестра Петра, царевна Наталья. Но уже через год Петр решил серьезно заняться обучением и воспитанием сына, поручив Алексея заботам немца Нейгебауера. Видимо, деятельность воспитателя, на которого царю жаловались Меншиков и приближенные Алексея, Петра не удовлетворяла. В начале 1703 года царевичу подобрали нового воспитателя, барона Гюйссена.

По свидетельству Гюйссена, царевич был доброжелателен, способен и прилежен в учебе. В это время Петр стараться приблизить сына к себе, брал его в поездки в Архангельск, в военные походы к Ниеншанцу и Нарве. Видимо, душевности в отношении к сыну Петру все же не хватало, а военные заботы отца особого отклика у Алексея не находили. Его окружение составляли Нарышкины, Колычевы и духовные лица, многие из которых открыто выражали неудовольствие политикой царя.

Рядом с царевичем появились и иностранцы, но отнюдь не из числа ближайших соратников Петра. Именно в этот период Алексей, которому постоянно напоминали о трагической судьбе матери и сетовали на попрание исконных русских порядков, стал все больше отдаляться от отца. Петр же, видевший в сыне преемника своих трудов, старался ввести его в курс государственных задач Российской Империи , стал давать ему различные задания, которые особого отклика в душе Алексея не находили. Судьбу сына, в том числе и женитьбу, царь стремился решать сам, не особо считаясь с мнением наследника престола.

В 1710 году Петр отправил сына за границу.

Все эти вины, вероятно, известны были прежде и оставлялись без внимания, тем более, что противная сторона не отличалась же слишком строгою непорочностью. Предать их теперь суду, счесть их достойными такого страшного наказания, было действием другого расчета и вместе совершенного произвола, новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса». В Москве 15-17 марта 1718 г. Тогда же был казнен колесован и Александр Кикин, главный обвиняемый и, одновременно, главный свидетель по делу о побеге за границу царевича Алексея. Сам царевич и некоторые другие лица, проходившие по его делу, были вскоре доставлены в Петербург для продолжения розыска. Казнь Кикина показывает, что Тайную канцелярию больше не интересовали обстоятельства побега, иначе такого важного свидетеля оставили бы до времени в живых. Теперь расследователей больше стало интересовать время, проведенное Алексеем за границей, а тут главным свидетелем должна была стать Ефросиния Федорова, возлюбленная царевича, проделавшая вместе с ним все путешествие и разлученная только на обратном пути в Россию по причине беременности. Ее доставили в Петербург в середине апреля и поместили в Петропавловскую крепость, но не в каземат, а в Комендантский дом.

Еще в бытность Ефросинии вместе с царевичем в Неаполе Толстому удалось вступить с ней в сговор, по которому она сыграла важнейшую роль в склонении своего возлюбленного к возвращению в Россию. Теперь ей были предложены составленные самим царем вопросные пункты, на которые она дала подробные письменные ответы. Их содержание так решительно повлияло на судьбу царевича Алексея, что не могло не стать предметом пристального анализа историков. Это наблюдение вытекает из содержания вопросов. Вот что интересовало царя: «О письмах: кто писали ль из русских и иноземцев и сколько раз в Тироле и в Неаполе? О ком добрые речи говаривал и на кого надежду имел? Из архиереев кого хвалил и что про кого говаривал? Как у матери был, что он говорил? Драл ли какие письма?

Возможно также, что Петр Андреевич подсказал Ефросинии, как надлежит отвечать на вопросы, чтобы угодить царю. Согласно донесению Плейера, царь велел доставить любовницу царевича в закрытой шлюпке и тайно допросил ее, после чего велел отправить обратно в крепость. Возможно, разговор этот не был оформлен документом и носил предварительный характер». Автор вышеприведенной гипотезы считает, что именно показания Ефросинии укрепили веру царя в то, что в лице сына он имеет дело с человеком, питавшим к нему и ко всем его начинаниям глубокую неприязнь. Этому несколько противоречит следующее авторское же утверждение: «Показания заканчиваются словами, что они написаны своеручно Ефросинией. Но это заявление вызывает сомнение: малограмотная любовница не могла так четко и грамотно изложить все, что она знала. Отсюда еще одна догадка: показания сочинял Толстой вместе с Ефросинией». Действительно, показания заканчиваются словами: «А сие все писала я Ефросиния Федорова дочь своею рукою», и сравнение с другими ее же письмами это подтверждает, но внешний вид рукописи только усиливает сомнение. Устрялов сопроводил публикацию примечанием: «Показание на 3 стр.

Как будто писалось под диктовку или переписывалось с ранее написанного. Показания Ефросинии сочинял вместе с ней Петр Толстой Если мы имеем дело с толстовским сочинением, что более чем вероятно, а тот, в свою очередь, стремился угодить царю, то получается, что Петр I «уверовал» в то, во что сам хотел верить: сын не просто нерадивый ослушник, а непримиримый враг. Нельзя, конечно, игнорировать и собственный мотив Толстого: отягощая своим «сочинением» вину царевича, подводя его под смертный приговор, он стремился физически устранить обманутого им человека, чтобы не опасаться возмездия в дальнейшем. Суть «показаний Ефросинии» сводилась к тому, что царевич неоднократно высказывал желание заполучить отцовский трон, надеясь на смерть отца, не исключая и насильственной, и младшего брата; что он неоднократно жаловался на отца императору Карлу VI в надежде на его помощь против отца и вел тайные переговоры с австрийцами; что писал в Россию «подметные» письма к архиереям Церкви и сенаторам; что с радостью воспринимал известия о мятежах в России и возмущениях в русских войсках за границей; что собирался после своего воцарения прекратить войну, даже ценой уступок уже завоеванного, отказаться от флота, вернуть столицу в Москву и прогнать всех отцовских советников. Показания главного свидетеля обвинения удовлетворили царя, Ефросинию не допрашивали «с пристрастием» и обходились с ней довольно милостиво, она даже не была заключена в тюрьму, а оставалась в Комендантском доме, пользуясь относительной свободой. Однако требовалось, чтобы и Алексей признался и подтвердил эти показания. Можно представить, что творилось на душе у царевича, когда он столкнулся с предательством самого близкого и любимого человека! Ведь всего месяц назад, в день Пасхи, 13 апреля, он умолял царицу Екатерину Алексеевну упросить отца позволить ему жениться на Ефросинии, а еще раньше, в Неаполе инсценированная Толстым угроза разлучить любовников и обещание от имени царя разрешить их брак в России повлияли на решение Алексея вернуться на родину. Обвинить ее теперь во лжи, значило обречь на пытку, так, по крайней мере, мог предположить Алексей, которого самого пока еще не пытали и даже содержали под караулом, но не в тюрьме.

С другой стороны, полностью подтвердить показания любовницы было равносильно подписанию самому себе смертного приговора. На последовавших допросах царевич стал давать уклончивые показания, частично подтверждая, частично отрицая обвинения. Но это не могло устроить царя Петра, который, по-видимому, уже принял основное решение по делу сына. Петр I обратился с посланиями к духовным иерархам и светским чинам — сенаторам, министрам, генералитету — о создании суда над царевичем Алексеем Петровичем. Царь призывал будущих судей судить нелицеприятно, не обращая внимания на то, что речь шла о царском сыне от прав наследника престола тот отрекся на торжественной церковной церемонии в Москве еще 3 февраля. Разумеется, это была фигура речи, судьи целиком зависели от монаршей воли, но царь стремился придать суду видимость объективности, ему было небезразлично, как воспримут это дело в России и за границей. Тем более требовалось полное публичное признание и покаяние от царевича, который с 14 июня был заключен в Трубецкой раскат Петропавловской крепости, где рядом с его камерой был устроен застенок для пыток. Однако, это еще не устрашило его в достаточной степени, ибо будучи введен в сенатскую палату на судебное заседание, он вступил с судьями в пререкания. Потребовались другие средства, чтобы сломить волю Алексея к сопротивлению.

О том, что представляла собой такая пытка, можно судить по свидетельствам современников иностранцев. Как писал датчанин Юст Юль: «Палач подбегает к осужденному двумя-тремя скачками и бьет его по спине кнутом , каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трех ударов убить человека до смерти». Такую же технику нанесения ударов описывает и англичанин Перри: «При каждом ударе он палач отступает шаг назад и потом делает прыжок вперед, от чего удар производится с такою силою, что каждый раз брызжет кровь и оставляет за собой рану толщиною в палец. Эти мастера, как называют их русские, так отчетливо исполняют свое дело, что редко ударяют два раза по одному месту, но с чрезвычайной быстротой располагают удары друг подле дружки во всю длину человеческой спины, начиная с плеч до самой поясницы». Эти свидетельства надо принимать во внимание, чтобы понять состояние царевича Алексея, получившего в тот первый «пыточный» день максимальную норму — 25 ударов. Большего количества ударов кнутом кряду обычно никогда не назначалось, так как даже здоровый, физически крепкий человек мог не перенести такого истязания. Царевич же богатырским здоровьем не отличался, и надо полагать, что пытка не могла не отразиться самым решительным образом на его физическом и психическом состоянии, что принимал во внимание Петр I, написав через три дня, 22 июня в записке Толстому: «Сегодня, после обеда, съезди и спроси и запиши не для розыска, но для ведения: 1. Что причина, что не слушал меня и нимало ни в чем не хотел делать того, что мне надобно, и ни в чем не хотел угодное делать, а ведал, что сие в людях не водится, также грех и стыд?

Отчего так бесстрашен был и не опасался за непослушание наказания? Для чего иною дорогою, а не послушанием, хотел наследства как я говорил ему сам , и о прочем, что к сему надлежит, спроси». Впервые публиковавший эти документы в середине XIX в. Устрялов указал в примечании, что письменные ответы написаны рукой царевича Алексея, что может вызвать удивление с учетом состояния последнего. Это понимал и царь, когда поручал Толстому — «спроси и запиши», то есть он сомневался в способности сына собственноручно написать ответы, а между тем в них нельзя обнаружить каких-либо отклонений, они последовательны и логичны. Как и в случае с показаниями Ефросинии, текст ответов царевича выглядит куда более упорядоченным, чем другие показания, написанные его собственной рукой, причем тогда, когда он еще не подвергался пыткам. Представляется справедливым другое утверждение: «что ответы были составлены не царевичем, а Петром Андреевичем Толстым, причем в угодном царю духе». Правда, автор этой догадки, ссылаясь на обилие в ответах достоверных деталей, делает нелогичный вывод: «Все это похоже на то, что в предчувствии скорой смерти царевич исповедовался перед отцом». Такой парадокс объясняется тем, что сам автор, следуя ставшей официальной «устряловской» версии, именно из этой якобы «исповеди» черпает краски для портрета царевича, характеристики его личности на протяжении всей недолгой жизни.

Показания Алексея, данные под пытками, составлены Петром Толстым На самом деле, если только царевич принимал какое-то участие в составлении этих ответов, мы имеем дело с вынужденным самооговором: Толстой в очередной раз либо запугал, либо обманул свою жертву. Так возникает образ ленивого, невежественного, испытывающего отвращение к учению, склонного к ханжеству человека. Как мог царевич в исповеди отцу писать: «Не токмо дела воинские и прочие от отца моего дела, но и самая его особа зело мне омерзела»?!

Царевич говорил: «Когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом, корабли держать не буду… зиму буду жить в Москве, а летом— в Ярославле». Петр неоднократно предлагал сыну либо активно участвовать в государственных делах, либо постричься в монахи. Алексей, следуя совету одного из наиболее близких своих сторонников, А. Кикина, согласился на пострижение.

Я, нижепоименованный, обещаю пред святым Евангелием, что понеже я, за преступление мое пред родителем моим Государем, его величеством, изображенное в его грамоте и в повинной моей, лишен наследства Российского престола; того ради признаваю то, за вину мою и недостоинство, за праведно, и обещаюсь и клянусь всемогущим в Троице славимым Богом и судом его той воле родительской во всем повиноватися, и того наследства никогда ни в какое время не искать, и не желать, и не принимать, ни под каким предлогом. И признаваю за истинного наследника брата моего царевича Петра Петровича. И на том целую святый Крест и подписуюсь собственною моею рукою. В Москве, февраля в 3 день 1718 года». В тот же день был обнародован и царский манифест, в котором сначала подробно было изложено, «с каким прилежанием и попечением мы сына своего перворожденного Алексея воспитать тщились». И для того «ему от детских его лет учителей не токмо Русскаго, но и чужестранных языков, придали и повелели его оным обучать, … чтоб читанием на оных гистории и всяких наук воинских и гражданских, достойному правителю государства принадлежащих, мог быть достойным наследник нашего Всероссийского престола». Но, увы, «наше все вышеописанное старание о воспитании и обучении сына нашего» оказалось тщетно, наследник ничему «не внимал, ни обучался, и учителей своих, от нас приставленных, не слушал, и обхождение имел с такими непотребными людьми, от которых всякого худа, а не к пользе своей научиться мог». Увы, не помогли ни обхождение «ласкою и сердцем», ни «иногда и наказанием отеческим» — царевич «ни к воинским, ни к гражданским делам никакой склонности не являл, но упражнялся непрестанно во обхождении с непотребными и подлыми людьми, которые грубыя и замерзелыя мерзкие.

Но царский манифест не конкретизировал, кто именно были эти люди и в чем заключалась их «непотребность». Не обошел государь и семейную жизнь сына, поведав, что того женили на знатной чужестранке, желая «от таких непотребств отвратить и ко обхождению с честными и знатными людьми склонить» — потому и дали «мы ему оную в жену».

Дело царевича Алексея: суть и последствия

Затем Алексей принял другой план: рассчитывая на поддержку императора Карла Шестого, он бежал в 1717 году в Вену, но в следующем году по настоянию Петра Первого был доставлен в Россию. Началось следствие, вскрывшее замыслы царевича и его сообщников. Дата выступления против реформ дела царевича Алексея при Петре 1 не является точно установленной исторической датой. Они встретились с Алексеем, обещали отцовское прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали царевича, что непременно будет убит, если не возвратиться, запугали и уговорили повлиять на Алексея его любовницу Ефросинью.

«Для следствия больше нет тайн»

Первым документы о пытках царевича обнаружил историк Николай Устрялов, опубликовавший материалы его дела в 1859 году в шестом томе своей «Истории царствования императора Петра Великого». дело Царевича Алексея, кратко, получи быстрый ответ на вопрос у нас ответил 1 человек — Знания Орг. Итоги Выступления Против Реформ Дело Царевича Алексея При Петре 1. Оппозиция реформам. Важнейшие даты: 1705–1706 гг. — восстание в Астрахани 1707–1708 гг. — восстание Кондратия Булавина 1718 г. — отречение царевича Алексея от престола и его смерть. Угличское дело заключается в расследовании обстоятельств гибели царевича Дмитрия, тело которого обнаружили 15 мая 1591 года в города Углич. Петербургский этап следствия по делу царевича Алексея Петровича являлся завершающей частью политического процесса, проходившего в России над сыном Петра Великого. Новости Новости.

Дело царевича Алексея: суть и последствия

Дело царевича Алексея Петровича было одним из ключевых событий петровского царствования. Это была не только семейная драма. Бунт царевича — его побег за границу — обозначил тяжелый кризис не только в отношениях отца и сына. Царевич Алексей (см. Царевич Алексей Петрович) рос испуганным мальчиком, так как детский ум его был подавлен обилием совсем не детских впечатлений. #ИсторияРоссии #ПетрI #ЦаревичАлексей #ДелоЦаревичаАлексеяПерезалив Сегодня разбираемся в деле царевича Алексея, которое весьма скудно представлено в школьно. Выступления против реформ дело царевича Алексея при Петре 1. Дело царевича Алексея при Петре 1 причины. ы: Реформы Петра первого, вызывала неприязнь у патриархальной аристократии.

Новости дело царевича алексея кратко

Угличское дело - убийство царевича Дмитрия

За что убили царевича Алексея?

Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола

Дело царевича Алексея: суть и последствия

НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Дело царевича Алексея

Войти на сайт

Дело царевича Алексея: суть и последствия

«Для следствия больше нет тайн»

Вам может быть интересно:

Дело царевича Алексея: суть и последствия

Похожие новости: