Календарь праздничных дат в Германии частично совпадает с общепринятыми праздниками в других странах Европы и в США, но есть и несколько уникальных немецких важных дат в течение года. Если вы решили купить тур в Германию и посетить этот замечательный немецкий город, то эксперты компании Де Визу рекомендуют посетить рестораны FALCO и Stadtpfeiffer. Обозначь немецкий очарование. Каково значение немецкой классической философии.
Хелен Анделин: Очарование женственности
| Хелeн Андeлин. Очарование женственности | Von O Bis O, Что Же Это Значит?Немецкий Для Автомобилистов, Немецкий С Инной. |
| Стиг Дагерман. Немецкая осень - рецензии и отзывы читать онлайн | Очарование женственности Очарование женственности Эксмо Со времени первого издания "Очарования женственности" прошло более пятидесяти лет, за это время было продано свыше трех миллионов экземпляров. |
Вариант 27 ОГЭ по русскому языку 2024 (ОБЗ)
западногерманский драматический фильм 1950 года режиссера Ойгена Йорка с Анжеликой Хауфф, Вальтером Рихтером и Бертой Древс в главных ролях.[1] Фильм был показан на Венецианском кинофестивале 1950 года. АННА - ВЫ ОЧАРОВАНИЕ и другие mp3 песни этого артиста и похожие треки. Von O Bis O, Что Же Это Значит?Немецкий Для Автомобилистов, Немецкий С Инной. очарование сказать перевод как будет немецкий язык. Декоративные настенные тарелки 12 штук из серии "Wilde Schönheiten".Автор Hans Graß.Полная серия. Произведены на известной фабрике Fürstenberg в.
очарование
Не бойтесь: вас же никто по ним не экзаменует! По мере чтения пусть это произойдет хоть в середине или даже в конце книги все «утрясется», и вы будете, пожалуй, удивляться: «Ну зачем опять дается перевод, зачем опять приводится исходная форма слова, все ведь и так понятно! Этот же способ чтения можно рекомендовать и тем, кто осваивает язык не «с нуля». Язык по своей природе — средство, а не цель, поэтому он лучше всего усваивается не тогда, когда его специально учат, а когда им естественно пользуются — либо в живом общении, либо погрузившись в занимательное чтение. Тогда он учится сам собой, подспудно. Для запоминания нужны не сонная, механическая зубрежка или вырабатывание каких-то навыков, а новизна впечатлений. Чем несколько раз повторять слово, лучше повстречать его в разных сочетаниях и в разных смысловых контекстах. Основная масса общеупотребительной лексики при том чтении, которое вам предлагается, запоминается без зубрежки, естественно — за счет повторяемости слов. Поэтому, прочитав текст, не нужно стараться заучить слова из него. Чем интенсивнее вы будете читать, чем быстрее бежать вперед, тем лучше для вас.
В данном случае, как ни странно, чем поверхностнее, чем расслабленнее, тем лучше. И тогда объем материала сделает свое дело, количество перейдет в качество. Таким образом, все, что требуется от вас, — это просто почитывать, думая не об иностранном языке, который по каким-либо причинам приходится учить, а о содержании книги! Главная беда всех изучающих долгие годы какой-либо один язык в том, что они занимаются им понемножку, а не погружаются с головой. Язык — не математика, его надо не учить, к нему надо привыкать. Здесь дело не в логике и не в памяти, а в навыке. Он скорее похож в этом смысле на спорт, которым нужно заниматься в определенном режиме, так как в противном случае не будет результата. Если сразу и много читать, то свободное чтение по-немецки — вопрос трех-четырех месяцев начиная «с нуля».
У меня она и вовсе настольная. Точнее, внутричемоданная. Я вожу ее везде. И обращаюсь к ней, когда мне нужно вдохновение или поддержка».
Грамматическая логика: Немецкий язык известен своей грамматической структурой, которая является логичной и последовательной. Это позволит вам легко усваивать правила и строить грамматически правильные предложения. Культурное наследие: Немецкий язык тесно связан с богатой культурой Германии и других немецкоязычных стран. Изучая язык, вы сможете погрузиться в мир немецкой литературы, философии, классической музыки и искусства. Профессиональные возможности: Знание немецкого языка открывает двери к многочисленным профессиональным возможностям. Германия — одна из крупнейших экономик в мире, и знание немецкого языка может стать вашим конкурентным преимуществом на рынке труда.
Прибываем в Ландвер. Мне казалось, что, кроме нас, тут больше не выйдет никто, но я ошибся. Сюда приезжают не только туристы, есть люди, которые здесь живут, хотя из окна поезда это совершенно незаметно. Да если честно, не очень заметно и с улицы. Некоторое время мы идем по бывшим тротуарам бывших улиц и ищем бывший дом, но так и не находим. Пробираемся между искореженными останками того, что при ближайшем рассмотрении оказывается перевернутыми вверх дном взорванными машинами. Заглядываем в зияющие проемы разрушенных домов, где балки извиваются словно змеи, пробивая потолочные перекрытия. Спотыкаемся о водопроводные трубы, то тут, то там выползающие из руин. Останавливаемся перед домом, у которого просто взяли и аккуратно сняли фасад, как в декорациях популярных сейчас спектаклей, когда зрителю показывают жизнь людей на нескольких этажах одновременно. Однако искать здесь признаки человеческой жизни — пустая затея. Только батареи, словно огромные напуганные животные, продолжают цепляться за стены, а в остальном все, что могло сгореть, давно исчезло. Сегодня безветренно, но в другие дни ветер гудит в батареях, и весь этот когда-то жилой, а ныне мертвый район наполняется странными звуками, похожими на удары молота. Иногда одна из батарей вдруг срывается, падает вниз и убивает кого-то из тех, кто бродит по внутренностям руин там, внизу, в поисках угля. Поиски угля — вот одна из причин, почему люди сходят с поезда на станции Ландвер. Учитывая потерю Силезии, перспективу потерять Саар и крайне шаткое положение Рура, немцы с сарказмом говорят о руинах как о единственных оставшихся в Германии угольных шахтах. Моей спутнице, вместе с которой мы ищем больше не существующий дом, не до сарказма. Наполовину немке, наполовину еврейке, ей удалось стать невидимой и избежать террора и войны. Она жила в Испании, пока после победы Франко ей не пришлось вернуться в Германию. Здесь она поселилась недалеко от Ландвера, но ее дом разбомбили англичане. Худощавая ожесточенная женщина, потерявшая все имущество во время бомбежки Гамбурга, а веру и надежду — при бомбежке Герники.
Очарование женственности
Теперь фотовыставка Акселя Хансманна расположилась на втором этаже Гостиного Двора по улице Советской — в помещении Евразийского шоу-макета «Express Оренбург». По мнению фонда «Евразия», необычные изображения ветшающих зданий современной Германии, исполненные немецким фотографом на холсте, интересно перекликаются с новенькими, с иголочки, макетами архитектурных достопримечательностей Оренбурга, представленными авторами широкомасштабного панорамного вида на областной центр с высоты птичьего полета. Пожалуй, уникальным экспонатом фотовыставки теперь стал снимок интерьера бывшей домовой церкви 2-го Кадетского корпуса — на верхнем этаже здания, где раньше располагалось летное училище ул. Советская, 1.
Политика Происшествия Телеканал после разразившегося скандала все-таки извинился. В Германии, по всей видимости, уже не стесняются нацистской терминологии. Сотрудница немецкого федерального телеканала во время интервью со своей бывшей соотечественницей Алиной Липп, которая пыталась рассказать правду о преступлениях киевского режима в ЛНР и ДНР, применила к людям Донбасса выражение времен Третьего рейха. Но почему существуют эти страдания?
Текст новеллы адаптирован без упрощения текста оригинала по методу Ильи Франка. Уникальность метода заключается в том, что запоминание слов и выражений происходит за счет их повторяемости, без заучивания и необходимости использовать словарь.
Реакция немцев Все эти последствия вступления Финляндии в НАТО понимают представители немецкого народа, что и выражено ими в комментариях на заявление Шольца, опубликованных в социальных сетях в интернете. Вот некоторые из них: «Не говори за весь немецкий народ» «Вступление Финляндии в НАТО — это провокация» «Теперь, скорее всего, РФ разместит больше военных объектов на границе с Финляндией, а раньше этого не было». В этих комментариях выражено мнение, что никакой необходимости для присоединения Финляндии к североатлантическому альянсу не было, что западные государства намерены использовать Финляндию, как и другие государства НАТО, в своих геополитических интересах. Что же касается решения вопроса об установлении на международной арене отношений сотрудничества, дипломатического диалога между разными государствами, преодоления напряженности, то в своих комментариях немцы обозначили то обстоятельство, что присоединение Финляндии к альянсу не только не решает этот вопрос, но мешает его решению и даже в определенном отношении его обостряет. Здесь также следует напомнить, что правительство Финляндии, которое принимало и проталкивало решение о вступлении в североатлантический альянс, отправляется в отставку, поскольку политическая партия, формировавшая его, на последних выборах в законодательный орган государства получила голосов избирателей меньше, чем другие партии. Тем самым на выборах финский народ не выразил широкой поддержки политическому курсу этого правительства.
Очарование женственности
Немецкая журналистка и публицист Алиса Шварцер призвала президента Украины Владимира Зеленского не вызывать гнев России. Смешные пикантные анекдоты про женщин помогут поднять настроение! Читай уморительные анекдоты и смейся от всей души! Смешные пикантные анекдоты про женщин помогут поднять настроение! Читай уморительные анекдоты и смейся от всей души!
В Германии по ТВ назвали жителей Донбасса нацистским термином
Von O Bis O, Что Же Это Значит?Немецкий Для Автомобилистов, Немецкий С Инной. Фарфоровая чайная тройка Германия Винтаж Mittertech porzellan Bavaria Тарелка 19.5см Блюдце 15.5 Чашка диаметр 10.5 см высота 6.5см. На тарелочке есть маленький дефект в виде царапины. Компания Adidas решила запретить болельщикам выбирать при заказе футболок сборной Германии по футболу 44-й игровой номер. Недаром в немецком языке возникло выражение «новости из отхожих мест», которым обозначают всякого рода болтовню; где же еще поболтать солдату, как не в этих уголках, которые заменяют ему его традиционное место за столиком в пивной?
Как будет по-немецки очарование, как сказать очарование на немецком
Это событие вызвало комментарии как со стороны представителей политического руководства западных государств, так и со стороны их населения. На примере Германии прослеживается, что эта реакция оказалось противоречивой. Как и по ряду других острых вопросов внутренней и внешней политики население западных государств далеко не оказывает широкой поддержки тому курсу, который проводит их политическое руководство. Как же именно прокомментировал руководитель немецкого правительства Шольц вступление Финляндии в НАТО, и как отреагировали на его заявление немцы? Заявление Шольца Шольц в своем заявлении в основном сосредоточился на мнении, что с присоединением Финляндии к североатлантическому альянсу продолжается решение основной задачи, для которой сформирован этот блок.
Как же она обозначена в выступлении Шольца?
Кажется, жеребец теряет его очарование. Der alte Neger-Gigolo hat wohl seinen Schwung verloren. Якобы она попала под его очарование. Sie sagte:"Sie stand unter seinem Bann. Минималистский роскошный текстуры добавил очарование.
Посмотрите на фильмы Лени Рифеншталь и здания Альберта Шпеера, на их массовые сборища и флаги — это же просто фантастически! Изумительная красота». Эти слова 61-летнего музыканта Брайана Ферри, сказанные в интервью немецкому изданию Welt am Sonntag в 2007 году, вызвали негодование в британской прессе. Закона о наказании за героизацию нацизма там нет, так что чаще всего — ни срока, ни штрафа, ни препятствий для дальнейшей карьеры. Ну ошибся человек, бывает. Сболтнул лишнего, что ж теперь. Скандалов такого рода Англия за последние годы пережила множество. В 2005-м принц Гарри, решив удивить посетителей тематической вечеринки в стиле «Колонизаторы и туземцы», нарядился офицером немецкой армии Роммеля в Северной Африке — даже с повязкой со свастикой на рукаве. Принц извинился, тему замяли. В минувшем сентябре под раздачу попал популярный ведущий кулинарного шоу Пол Голливуд, который также по пути на костюмированную вечеринку в нацистском стиле их в Британии называют «алло-алло» — по имени комедийного шоу «Би-би-си» про жизнь французского кафе под немецкой оккупацией вместе с приятелем заглянул в кентский паб, где шокировал посетителей мундиром вермахта и свастикой на рукаве. За год было продано около 85 тыс. В 2011 году его друг — парламентарий-консерватор Эйден Бёрли — устроил для него мальчишник во французском ресторане на горнолыжном курорте Валь Торанс. Жених явился туда в костюме офицера СС. Мальчишник прошел весело — гости кидали зиги, пили за Гитлера и других нацистских лидеров. Короче говоря, отлично время провели. Однако недовольные владельцы ресторана подали в суд. Фурнье попал под полицейский трибунал и получил штраф в полторы тысячи евро за ношение нацистской формы, а еще тысячу вынужден был передать в фонд бывших узников концлагерей. Организовавший вечеринку и заказавший нацистскую форму Бёрли наказания не понес. Французские газеты тогда взорвались настоящим шквалом возмущения. А между тем знаменитости из континентальной Европы иногда позволяют себе вещи и похуже. В феврале того же 2011 года главный дизайнер Christian Dior Джон Гальяно, поссорившись в парижском кафе с посетителями за соседним столиком, кричал: «Я люблю Гитлера! Такие люди, как вы, должны умереть. Ваши родители, ваши прадеды должны были бы погибнуть в чертовых газовых камерах! И мне это нравилось. Но потом выяснилось, что мои предки были из Германии. Так что я нацист. Есть в этом что-то приятное. И я понимаю Гитлера.
Полиция Аргентины обнаружила тайник с нацистскими артефактами Правда, тут нужно пояснить, что львиную долю покупателей такой продукции составляют коллекционеры различных исторических артефактов и реконструкторы. Для них она важна не из-за своей идеологической нагрузки, а как элемент изучаемой эпохи. Но есть в Европе и те, кого символика Третьего рейха привлекает по иным причинам. Вызов зажравшемуся истеблишменту Мода на нацистские мотивы в послевоенной Европе появилась во второй половине 1970-х. Пережившим ужасы Второй мировой людям хотелось домашнего уюта и покоя. Но их детям мещанский быт родителей казался невозможно скучным. Олицетворением бунта против ценностей старшего поколения стала британская Sex Pistols, с которой фактически началась мода на панк-рок. Ее участники, как настоящие нигилисты, отрицали нормы морали и старались по мере сил эпатировать публику. Музыканты не только матерились на сцене и в телеэфире, но и украшали одежду нацистской символикой. Как объяснял вокалист Sex Pistols Джонни Роттен, тем самым он хотел «бросить вызов зажравшемуся истеблишменту». При этом поклонниками идей Гитлера никто из Sex Pistols на самом деле не являлся. Продюсером Sex Pistols был Малькольм Макларен. До того как заняться раскруткой группы, он на протяжении нескольких лет владел магазином одежды для садо-мазохистов и фетишистов. Совладелицей магазина была Вивьен Вествуд — сегодня всемирно известный модельер. Именно Вествуд во многом сформировала имидж Sex Pistols и создавала одежду, в которой выступали музыканты. Среди прочего Вествуд придумала принт для футболки, чей дизайн должен был задеть чувства добропорядочных британцев: на ней была свастика, перевернутое распятие и портрет королевы. Как вспоминала позже сама Вествуд, ни о какой пропаганде нацизма речи не шло, наоборот: Автор цитаты «Мы просто пытались сказать старшему поколению: мы не согласны с вашими ценностями и вашими табу, вы все и есть фашисты». CNN уволил сотрудника за нацистское приветствие в соцсети По мере роста популярности панка и превращения его из контркультурного течения в мейнстрим, размывались и границы дозволенного. То, что должно было шокировать, уже не особо резало глаз. Футболки со свастикой и Гитлером постепенно превратились в обычный сувенир, который можно было купить возле основных достопримечательностей Лондона. Модная штучка В Европе «нацистская мода» изначально не прижилась — слишком свежа еще была память о войне, и шутки на эту тему казались недопустимыми. Например, баварский предприниматель, по британскому образцу наладивший выпуск маек с фюрером, надписью «Европейский тур» и списком покоренных стран, успел продать только 153 штуки, после чего предстал перед судом по обвинению в героизации нацизма. Но годы шли, война забывалась. Роман мира моды и эстетики, связанной с Третьим рейхом, обрел второе дыхание. Whitby Мария Сзонерт-Биниенда отрицает обвинения в публикации скандальной фотографии Первая ласточка пролетела в 1995 году. В 2001 году молодой итальянский дизайнер Франческо Барбаро представил в Риме коллекцию, в которой свастика была доминирующим мотивом, а десятилетие спустя французский модельер Шарль ле Минду в Лондоне выпустил на сцену практически обнаженных моделей, забрызганных кровью, с нарисованными на спине свастиками и множеством аксессуаров с нацистской символикой. Манекенщицы прошли по подиуму под звуковую дорожку, на которой был записан визг забиваемых свиней, и множество тематических изданий назвало это действо прорывом века в мире моды. Фюрербункер и костюмированные вечеринки Автор цитаты «Моя студия в Западном Лондоне...
Сборная Германии объявила о назначении Нагельсманна
Неопределенный артикль в немецком языке. Чешский язык слова. Русские названия. Слова русского языка. Беккер военные дневники Люфтваффе. Книга флаги. Все флаги Германии. Книжку флаг. История флагов книга. Прилагательные в немецком языке. Прилагательное на немецком.
Самые простые прилагательные в немецком. Множественное число существительных в немецком языке таблица. Образование множественного числа в немецком. Правило образования множественного числа в немецком языке. Окончания существительных в немецком языке во множественном числе. Употребление предлогов в немецком языке таблица. Предлоги в немецком языке таблица с переводом с падежами. Предлоги и падежи в немецком языке таблица. Образование с существительного в глагол на английском языке. Как образуются существительные в английском языке.
Существительное образованное от глагола в английском языке. Образование существительного от глагола в английском языке. Немецкие глаголы. Немецкий язык учить. Глаголы в немецком языке. Как выкчить немецкий я. Дни недели на немецком языке. Немецкие слова с переводом на русский. Дни недели на немецком языке с переводом. Условные обозначения на картах вермахта.
Тактические обозначения на немецких картах. Военные обозначения на картах вермахта. Обозначения на старых немецких картах Пруссии. Каково значение немецкой классической философии?. Историческое значение немецкой классической философии. Черты немецкой философии. Основные черты немецкой классической философии. Спряжение модальных глаголов в немецком языке таблица. Спряжение модальных глаголов в немецком языке таблица с переводом. Модальные глаголы в немецком языке.
Формы глаголов модальных глаголов в немецком языке.
Лица искажены злобой, руки наносят удары, крысы пищат. Все так разошлись, что уже трудно угомониться, — еще немного, и мы набросимся друг на друга. Этот взрыв энергии совсем измотал нас. Мы лежим и снова начинаем ждать.
Просто чудо, что в нашем блиндаже все еще нет потерь. Это одно из немногих глубоких убежищ, которые до сих пор уцелели. В блиндаж ползком пробирается унтер-офицер; в руках у него буханка хлеба; ночью троим из наших все же удалось проскочить под огнем и принести кое-что поесть. Они рассказали, что полоса обстрела тянется до самых артиллерийских позиций и огонь там такой же плотный. Просто удивительно, откуда у них на той стороне столько пушек!
Нам приходится ждать, бесконечно долго ждать. Среди дня случается то, чего я ожидал. У одного из новобранцев — припадок. Я давно уже наблюдал за ним. Он беспокойно двигал челюстями и то сжимал, то разжимал кулаки.
Мы не раз видели такие вот затравленные, вылезающие из орбит глаза. За последние часы он только с виду присмирел. Сейчас он весь внутренне осел, как подгнившее дерево. Он встает, бесшумно ползет через весь блиндаж, на минуту останавливается и затем подкатывается к выходу. Я переворачиваюсь на другой бок: — Ты куда это?
Он прислушивается, и на одно мгновение его глаза проясняются. Затем в них снова появляется мутный блеск, как у бешеной собаки. Он молча отпихивает меня. Кат насторожился. Как раз в тот момент, когда новобранец отталкивает меня, он хватает его за руку, и мы крепко держим его.
Он тотчас же начинает буянить: — Пустите меня, пустите, я хочу выйти отсюда! Он ничего не хочет слушать, брыкается и дерется, с его покрытых пеной губ непрестанно срываются слова, нечленораздельные, бессмысленные. Это приступ особого страха, когда человек боится остаться в блиндаже, — ему кажется, что он здесь задохнется, и он весь во власти одного только стремления — выбраться наружу. Если бы мы отпустили его, он побежал бы куда глаза глядят, позабыв, что надо укрыться. Он не первый.
Он уже закатил глаза и так буйствует, что приходится его поколотить, чтобы он образумился, — ничего другого не остается. Мы проделываем это быстро и безжалостно, и нам удается добиться того, что он пока что сидит смирно. Увидев эту сцену, остальные новобранцы побледнели; будем надеяться, что это их припугнет. Сегодняшний ураганный огонь — слишком тяжелое испытание для этих несчастных парней, — с полевого пересыльного пункта они сразу же попали в такую переделку, от которой даже и бывалому человеку впору поседеть. После этого случая спертый воздух блиндажа еще больше раздражает нас.
Мы сидим в собственной могиле и ждем только того, чтобы нас засыпало. Неистовый вой и ослепительная вспышка. Блиндаж трещит по всем швам от угодившего в него снаряда, к счастью, легкого, так что бетонная кладка выдержала удар. Слышится звон металла и еще какой-то страшный скрежет, стены ходят ходуном, винтовки, каски, земля, грязь и пыль взлетают к потолку. Снаружи проникает густой, пахнущий серой дым.
Если бы мы сидели не в прочном убежище, а в одном из тех балаганчиков, что стали строить в последнее время, никто из нас не остался бы в живых. Но и сейчас этот снаряд наделал нам немало хлопот. Давешний новобранец снова разбушевался, и его примеру последовали еще двое. Один из них вырывается и убегает. Мы возимся с двумя другими.
Я бросаюсь вслед за беглецом и уже подумываю, не выстрелить ли ему в ноги, но тут что-то со свистом несется на меня. Я распластываюсь на земле, а когда поднимаюсь, стенка окопа уже облеплена горячими осколками, кусками мяса и обрывками обмундирования. Я снова залезаю в блиндаж. Первый новобранец, как видно, и в самом деле сошел с ума. Когда мы его отпускаем, он пригибает голову, как козел, и бьется лбом о стену.
Ночью надо будет попытаться отправить его в тыл. Пока что мы связываем его, но с таким расчетом, чтобы можно было сразу же освободить, если начнется атака. Кат предлагает сыграть в карты, — делать-то все равно нечего, может быть, от этого нам станет легче. Но игра не клеится, — мы прислушиваемся к каждому снаряду, рвущемуся поближе к нам, и сбиваемся при подсчете взяток или же сбрасываем не ту масть. Нам приходится отказаться от этой затеи.
Мы сидим словно в оглушительно грохочущем котле, по которому со всех сторон стучат палками. Еще одна ночь. Теперь мы уже отупели от напряжения. Это то убийственное напряжение, когда кажется, что тебе царапают спинной мозг зазубренным ножом. Ноги отказываются служить, руки дрожат, тело стало тоненькой пленкой, под которой прячется с трудом загнанное внутрь безумие, таится каждую минуту готовый вырваться наружу безудержный, бесконечный вопль.
Мы стали бесплотными, у нас больше нет мускулов, мы уже стараемся не смотреть друг на друга, опасаясь, что сейчас произойдет что-то непредвиденное и страшное. Мы плотно сжимаем губы. Это пройдет… Это пройдет… Быть может, мы еще уцелеем. Внезапно ближние разрывы разом смолкают. Огонь все еще продолжается, но теперь он перенесен назад, наша позиция вышла из-под обстрела.
Мы хватаем гранаты, забрасываем ими подход к блиндажу и выскакиваем наружу. Ураганный огонь прекратился, но зато по местности позади нас ведется интенсивный заградительный огонь. Сейчас будет атака. Никто не поверил бы, что в этой изрытой воронками пустыне еще могут быть люди, но сейчас из окопов повсюду выглядывают стальные каски, а в пятидесяти метрах от нас уже установлен пулемет, который тотчас же начинает строчить. Проволочные заграждения разнесены в клочья.
Но все же они еще могут на некоторое время задержать противника. Мы видим, как приближаются атакующие. Наша артиллерия дает огоньку. Стучат пулеметы, потрескивают ружейные выстрелы. Атакующие подбираются все ближе.
Хайе и Кропп начинают метать гранаты. Они стараются бросать как можно чаще, мы заранее оттягиваем для них рукоятки. Хайе бросает на шестьдесят метров, Кропп — на пятьдесят, это уже испробовано, а такие вещи важно знать точно. На бегу солдаты противника почти ничего не смогут сделать, сначала им надо подойти к нам метров на тридцать. Мы различаем перекошенные лица, плоские каски.
Это французы. Они добрались до остатков проволочных заграждений и уже понесли заметные на глаз потери. Одну из их цепей скашивает стоящий рядом с нами пулемет; затем он начинает давать задержки при заряжании, и французы подходят ближе. Я вижу, как один из них падает в рогатку, высоко подняв лицо. Туловище оседает вниз, руки принимают такое положение, будто он собрался молиться.
Потом туловище отваливается совсем, и только оторванные по локоть руки висят на проволоке. В ту минуту, когда мы начинаем отходить, впереди над землей приподнимаются три головы. Под одной из касок — темная острая бородка и два глаза, пристально глядящих прямо на меня. Я поднимаю руку с гранатой, но не могу метнуть ее в эти странные глаза. На мгновение вся панорама боя кружится в каком-то шальном танце вокруг меня и этих двух глаз, которые кажутся мне единственной неподвижной точкой.
Затем голова в каске зашевелилась, показалась рука, — она делает какое-то движение, и моя граната летит туда, прямо в эти глаза. Мы бежим назад, заваливаем окоп рогатками и, отбежав на известнее расстояние, бросаем в сторону взведенные гранаты, чтобы обеспечить свое отступление огневым прикрытием. Пулеметы следующей позиции открывают огонь. Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения.
Мы швыряем наши гранаты в людей, — какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках? В их облике за нами гонится сама смерть, впервые за три дня мы можем взглянуть ей в лицо, впервые за три дня мы можем от нее защищаться, нами овладеет бешеная ярость, мы уже не бессильные жертвы, ожидающие своей судьбы, лежа на эшафоте; теперь мы можем разрушать и убивать, чтобы спастись самим, чтобы спастись и отомстить за себя. Мы укрываемся за каждым выступом, за каждым столбом проволочного заграждения, швыряем под ноги наступающим снопы осколков и снова молниеносно делаем перебежку. Грохот рвущихся гранат с силой отдается в наших руках, в наших ногах. Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы — в дьяволов, и, вселяя в нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы, — волной, которая помогает нам отыскать путь к спасению и победить смерть.
Если бы среди атакующих был твой отец, ты не колеблясь метнул бы гранату и в него! Мы сдаем окопы первой позиции. Но разве это теперь окопы? Они разбиты, уничтожены, от них остались лишь отдельные участки траншеи, ямы, связанные ходами сообщения, да кое-где огневые точки в воронках, — вот и все. Зато потери французов становятся все более чувствительными.
Они не ожидали встретить столь упорное сопротивление. Скоро полдень. Солнце печет, пот щиплет глаза, мы вытираем его рукавом, иногда на рукаве оказывается кровь. Показался первый более или менее уцелевший окоп. В нем сидят солдаты, они приготовились к контратаке, и мы присоединяемся к ним.
Наша артиллерия открывает мощный огонь и не дает нам сделать бросок. Бегущие за нами цепи тоже приостанавливаются. Они не могут продвигаться. Атака захлебнулась по вине нашей же артиллерии. Мы выжидаем… Огонь, перекатывается на сто метров дальше, и мы снова прорываемся вперед.
Рядом со мной одному ефрейтору оторвало голову. Он пробегает еще несколько шагов, а кровь из его шеи хлещет фонтаном. До настоящей рукопашной схватки дело не доходит, так как французам приходится поспешно отойти. Мы добегаем до наших разрушенных траншей, вновь захватываем их и продолжаем наступать дальше. О, эти броски вперед после отступления!
Ты уже добрался до спасительных запасных позиций, тебе хочется проползти через них ужом, скрыться, исчезнуть, и вот приходится поворачивать обратно и снова идти в этот ад. В эти минуты мы действуем как автоматы, — иначе мы остались бы лежать в окопе, обессиленные, безвольные. Но что-то увлекает нас за собой, и мы идем вперед, помимо нашей воли и все-таки с неукротимой яростью и бешеной злобой в сердце, — идем убивать, ибо перед нами те, в ком мы сейчас видим наших злейших врагов. Их винтовки и гранаты направлены на нас, и если мы не уничтожим их, они уничтожат нас! По бурой земле, изорванной, растрескавшейся бурой земле, отливающей жирным блеском под лучами солнца, двигаются тупые, не знающие усталости люди-автоматы.
Наше тяжелое, учащенное дыхание — это скрежет раскручивающейся в них пружины, наши губы пересохли, голова налита свинцом, как после ночной попойки. Мы еле держимся на ногах, но все же тащимся вперед, а в наше изрешеченное, продырявленное сознание с мучительной отчетливостью врезается образ бурой земли с жирными пятнами солнца и с корчащимися или уже мертвыми телами солдат, которые лежат на ней, как это так и надо, солдат, которые хватают нас за ноги, кричат, когда мы перепрыгиваем через них. Мы утратили всякое чувство близости друг к другу, и когда наш затравленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать. Один молодой француз отстал.
Наши настигают его, он поднимает руки, в одной из них он держит револьвер. Непонятно, что он хочет делать — стрелять или сдаваться. Ударом лопаты ему рассекают лицо. Увидев это, другой француз пытается уйти от погони, но в его спину с хрустом вонзается штык. Он высоко подпрыгивает и, расставив руки, широко раскрыв кричащий рот, шатаясь из стороны в сторону, бежит дальше; штык, покачиваясь, торчит из его спины.
Третий бросает свою винтовку и присаживается на корточки, закрывая глаза руками. Вместе с несколькими другими пленными он остается позади, чтобы унести раненых. Продолжая преследование, мы неожиданно натыкаемся на вражеские позиции. Мы так плотно насели на отходящих французов, что нам удается прибежать почти одновременно с ними. Поэтому потерь у нас немного.
Какой-то пулемет подал было голос, но граната заставляет его замолчать. И все же за эти несколько секунд пятеро наших солдат успели получить ранение в живот. Кат наносит удар прикладом одному из уцелевших пулеметчиков, превращая его лицо в кровавое месиво. Остальных мы приканчиваем, прежде чем они успевают схватиться за гранаты. Затем мы с жадностью выпиваем воду из пулеметных кожухов.
Повсюду щелкают перерезающие проволоку кусачки, хлопают перебрасываемые через заграждения доски, и мы проскакиваем сквозь узкие проходы во вражеские траншеи. Хайе вонзает свою лопату в шею какого-то великана-француза и бросает первую гранату. На несколько секунд мы приседаем за бруствером, затем лежащий перед нами прямой участок окопа оказывается свободным. Еще один бросок, и шипящие осколки прокладывают нам путь в следующую, скрытую за поворотом траншею. На бегу мы швыряем в двери блиндажей связки гранат, земля вздрагивает, слышатся треск и стоны, все обволакивается дымом, мы спотыкаемся о скользкие куски мяса, я падаю на чей-то вспоротый живот, на котором лежит новенькая, чистенькая офицерская фуражка.
Бой приостанавливается: мы оторвались от противника. Нам здесь долго не продержаться, поэтому нас решают отвести под прикрытием нашей артиллерии на старые позиции. Узнав об этом, мы сломя голову бросаемся в ближайшие убежища, — прежде чем удрать, нам надо еще запастись консервами, — и мы хватаем все, что попадается под руку, в первую очередь — банки с тушенкой и с маслом. Мы благополучно возвращаемся на наши прежние позиции. Пока что нас не атакуют.
Больше часа мы отлеживаемся, тяжело переводя дыхание и не разговаривая друг с другом. Мы настолько выдохлись, что, несмотря на сильный голод, даже не вспоминаем о консервах. Лишь и постепенно мы снова начинаем напоминать людей. Трофейная тушенка славится по всему фронту. Она даже является иногда главной — целью тех внезапных ударов, которые время от — времени предпринимаются с нашей стороны, — ведь кормят нас плохо и мы постоянно голодны.
Всего мы сцапали пять банок. До, со снабжением у них там дело хорошо поставлено, ничего не скажешь, это просто здорово; не то что наш брат, которого держат впроголодь, на повидле из репы; мяса у них хоть завались, — стоит только руку протянуть. Хайе раздобыл, кроме того, длинную французскую булку и засунул ее за ремень, как лопату. С одного конца она немного запачкана кровью, но это можно отрезать. Просто счастье, что теперь мы можем как следует поесть, — нам еще понадобится наша сила.
Поесть досыта — это так же ценно, как иметь надежный блиндаж; вот почему мы с такой жадностью охотимся за едой, — ведь она может спасти нам жизнь. Тьяден захватил еще один трофей: две фляжки коньяку. Мы пускаем их по кругу. Артиллерия противника, по обыкновению, благословляет нас на сон грядущий. Наступает ночь, из воронок поднимаются облачка тумана, как будто там обитают какие-то таинственные призраки.
Белая пелена робко стелется по дну ямы, словно не решаясь переползти через край. Затем от воронки к воронке протягиваются длинные полосы. Стало свежо. Я стою на посту и вглядываюсь в ночной мрак. Я чувствую себя расслабленным, как всегда бывает после атаки, и мне становится трудно оставаться наедине со своими мыслями.
Собственно говоря, это не мысли, — это воспоминания, которые застали меня врасплох в эту минуту слабости и пробудили во мне странные чувства. В небо взвиваются осветительные ракеты, и я вижу перед собой картину: летний вечер, я стою в крытой галерее во внутреннем дворе собора и смотрю на высокие кусты роз, цветущих в середине маленького садика, где похоронены члены соборного капитула. Вокруг стоят статуи, изображающие страсти Христовы. Во дворе ни души, невозмутимая тишина объемлет этот цветущий уголок, теплое солнце лежит на толстых серых плитах, я кладу на них руку и ощущаю тепло. Над правым углом шиферной крыши парит зеленая башня собора, высоко уходящая в блеклую, мягкую синеву вечера.
Между озаренными колоннами опоясывающей дворик галереи — прохладный сумрак, какой бывает только в церквах. Я стою в нем и думаю о том, что в двадцать лет я познал те смущающие воображение тайны, которые связаны с женщинами. Картина ошеломляюще близка, и пока она не исчезает, стертая вспышкой следующей ракеты, я чувствую себя там, в галерее собора. Я беру свою винтовку и ставлю ее прямо. Ствол отпотел, я крепко сжимаю его рукой и растираю пальцами капельки тумана.
На окраине нашего города, среди лугов, над ручьем возвышался ряд старых тополей. Они были видны издалека, и хотя стояли только в один ряд, их называли Тополевой аллеей. Они полюбились нам, когда мы были еще детьми, нас почему-то влекло к ним, мы проводили возле них целые дни и слушали их тихий шелест. Мы сидели под ними на берегу, свесив ноги в светлые, торопливые волны ручья. Свежий запах воды и мелодия ветра в ветвях тополей безраздельно владели нашим воображением.
Мы очень любили их, и у меня до сих пор сильнее бьется сердце, когда порой передо мной промелькнут видения тех дней. Удивительно, что все встающие передо мной картины прошлого обладают двумя свойствами. Они всегда дышат тишиной, это в них самое яркое, и даже когда в действительности дело обстояло не совсем так, от них все равно веет спокойствием. Это беззвучные видения, которые говорят со мной взглядами и жестами, без слов, молча, и в их безмолвии есть что-то потрясающее, так что я вынужден ущипнуть себя за рукав и потрогать винтовку, чтобы не уступить соблазну слиться с этой тишиной, раствориться в ней, чтобы не поддаться желанию лечь, растянуться во весь рост, сладко отдаваясь безмолвной, но властной силе воспоминаний. Мы уже не можем представить себе, что такое тишина.
Вот почему она так часто присутствует в наших воспоминаниях. На фронте тишины не бывает, а он властвует на таком большом пространстве, что мы никогда не находимся вне его пределов. Даже на сборных пунктах и в лагерях для отдыха в ближнем тылу всегда стоят в наших ушах гудение и приглушенный грохот канонады. Мы никогда не удаляемся на такое расстояние, чтобы не слышать их. А в последние дни грохот был невыносимым.
Эта тишина — причина того, чтобы образы прошлого пробуждают не столько желания, сколько печаль, безмерную, неуемную тоску. Оно было, но больше не вернется. Оно ушло, стало другим миром, с которым для нас все покончено. В казармах эти образы прошлого вызывали у нас бурные порывы мятежных желаний. Тогда мы были еще связаны с ним, мы принадлежали ему, оно принадлежало нам, хотя мы и были разлучены.
Эти образы всплывали при звуках солдатских песен, которые мы пели, отправляясь по утрам в луга на строевые учения; справа — алое зарево зари, слева — черные силуэты леса; в ту пору они были острым, отчетливым воспоминанием, которое еще жило в нас и исходило не извне, а от нас самих. Но здесь, в окопах, мы его утратили. Оно уже больше не пробуждается в нас, — мы умерли, и оно отодвинулось куда-то вдаль, оно стало загадочным отблеском чего-то забытого, видением, которое иногда предстает перед нами; мы его боимся и любим его безнадежной любовью. Видения прошлого сильны, и наша тоска по прошлому тоже сильна, но оно недостижимо, и мы это знаем. Вспоминать о нем так же безнадежно, как ожидать, что ты станешь генералом.
И даже если бы нам разрешили вернуться в те места, где прошла наша юность, мы, наверно, не знали бы, что нам там делать. Те тайные силы, которые чуть заметными токами текли от них к нам, уже нельзя воскресить. Вокруг нас были бы те же виды, мы бродили бы по тем же местам; мы с любовью узнавали бы их и были бы растроганы, увидев их вновь. Но мы испытали бы то же самое чувство, которое испытываешь, задумавшись над фотографией убитого товарища: это его черты, это его лицо, и пережитые вместе с ним дни приобретают в памяти обманчивую видимость настоящей жизни, но все-таки это не он сам. Мы не были бы больше связаны с этими местами, как мы были связаны с ними раньше.
Ведь нас влекло к ним не потому, что мы сознавали красоту этих пейзажей и разлитое в них особое настроение, — нет, мы просто чувствовали, что мы одно целое со всеми вещами и событиями, составляющими фон нашего бытия, испытывали чувство братской близости к ним, чувство, которое выделяло нас как одно поколение, так что мир наших родителей всегда казался нам немного непонятным. Мы так нежно и самозабвенно любили все окружающее, и каждая мелочь была для нас ступенькой, ведущей в бесконечность. Быть может, то была привилегия молодости, — нам казалось, что в мире нет никаких перегородок, мы не допускали мысли о том, что все имеет свой конец; мы предчувствовали кровь, и это предчувствие делало каждого из нас одной из струек в потоке жизни. Сегодня мы бродили бы по родным местам как заезжие туристы. Над нами тяготеет проклятие — культ фактов.
Мы различаем вещи, как торгаши, и понимаем необходимость, как мясники. Мы перестали быть беспечными, мы стали ужасающе равнодушными. Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить? Мы беспомощны, как покинутые дети, и многоопытны, как старики, мы стали черствыми, и жалкими, и поверхностными, — мне кажется, что нам уже не возродиться. У меня мерзнут руки, а по коже пробегает озноб, хотя ночь теплая.
Холодок чувствуется только от тумана, этого жуткого тумана, который обволакивает лежащих перед нашими окопами мертвецов и высасывает из них последние, притаившиеся где-то внутри остатки жизни. Завтра они станут бледными и зелеными, а их кровь застынет и почернеет. Осветительные ракеты все еще взлетают в небо и бросают свой беспощадный свет на окаменевший пейзаж — облитые холодным сиянием кратеры, как на луне. В мои мысли закрадываются страх и беспокойство, их занесла туда бегущая под кожей кровь. Мысли слабеют и дрожат, им хочется тепла и жизни.
Им не выдержать без утешения и обмана, они путаются при виде неприкрытого лика отчаяния. Я слышу побрякивание котелков и сразу же ощущаю острую потребность съесть чего-нибудь горячего, — от этого мне станет лучше, это успокоит меня. Я с трудом заставляю себя дождаться смены. Затем я иду в блиндаж, где мне оставлена миска с перловой кашей. Каша вкусная, с салом, я ем ее не торопясь.
Но я ни с кем не говорю, хотя все повеселели, потому что огонь смолк. Проходит день за днем, и каждый час кажется чем-то непостижимым и в то же время обыденным. Атаки чередуются с контратаками, и на изрытом воронками поле между двумя линиями окопов постепенно скапливается все больше убитых. Раненых, которые лежат неподалеку, нам обычно удается вынести. Однако некоторым приходится лежать долго, и мы слышим, как они умирают.
Одного из них мы тщетно разыскиваем целых двое суток. По всей вероятности, он лежит на животе и не может перевернуться. Ничем другим нельзя объяснить, почему мы никак не можем найти его, — ведь если не удается установить, откуда слышится крик, то это может быть только оттого, что раненый кричит, прижавшись ртом к самой земле. Должно быть, у бедняги какая-то особенно болезненная рана; видно, это один из тех скверных случаев, когда ранение не настолько тяжелое, чтобы человек быстро обессилел и угас, почти не приходя в сознание, но и не настолько легкое, чтобы он мог переносить боль, утешая себя надеждой на выздоровление. Кат считает, что у раненого либо раздроблен таз, либо поврежден позвоночник.
Грудь, очевидно, цела, — иначе у него не хватило бы сил так долго кричать. Кроме того, при других ранениях он смог бы ползти, и мы увидели бы его. Его крик постепенно становится хриплым. На беду, по звуку голоса никак нельзя сказать, откуда он слышится. В первую ночь люди из нашей части трижды отправляются на поиски.
Порой им кажется, что они засекли место, и они начинают ползти туда, но стоит им прислушаться опять, как голос каждый раз доносится совсем с другой стороны. Мы ищем до самого рассвета, но поиски наши безрезультатны.
То есть, если затем наконец-то сможет настать демократия, что можно будет рассматривать в качестве возможностей для будущего сотрудничества с Европейским союзом", - сказал министр журналистам.
И этому есть вполне рациональное объяснение. Все дело в том, что в прошлых столетиях уровень жизни местных горожан сильно контрастировало по сравнению со скудным достатком жителей ближайших окрестностей. Самое известное блюдо - Leipziger Allerlei или в переводе на русский «Лейпцигская всячина». А по сути это очень сытное овощное рагу.
Используется для его приготовления не только цветная капуста, спаржа, морковь и кольраби, но и рачьи хвосты, и даже сморчки. Дополняется блюдо клецками из хлеба. Как уже говорилось выше, эксперты турагентства Де Визу советуют всем туристам попробовать миндальное печенье «Лейпцигские жаворонки». Для его приготовления используется сдобное тесто, миндаль, орехи, марципан. Интересна и история создания угощения. Это был далекий 1876 год, когда король Саксонии ввел запрет на охоту на жаворонков. Кондитеры не пали духом и изготовили замену деликатесу. Изюминкой блюда является добавление клубничного джема, его совсем немного, но он символизирует сердце жаворонка.
В 2000 году кондитер Рене Кандлер презентовал не менее вкусное лакомство «Bachtaler» или же «Талеры Баха». Он ознаменовал угощение 250-летием со дня смерти композитора И. Талеры покрыты шоколадной глазурью, а внутри них находится ганажевый крем и кофейное зерно. Сдобное тесто дополняется для талеров орешками. Блюдо представлено уникальным сочетанием слив и марципанами, которые обвалены в сдобном тесте и сахарной пудрой с корицей. Ну а если хочется чего-то более сытного, стоит попробовать местное жаркое «Mutzbraten» со свининой, которую принято коптить в березовом дыму, картофельный суп или сочные голубцы. Конечно же, не обошлось в Лейпциге и без своих традиционных напитков.