Священник Даниил Сысоев вел активную полемику с мусульманами и был убит в храме исламским экстремистом.
Иерея Даниила Сысоева убил профи - эксперты
Новости Убийство священника Даниила Сысоева 20 ноября 2009 14:11 Вдова погибшего священника Юлия Сысоева: "Бронежилетов и касок не носили! И я стал крестным отцом Дорофеи, можно сказать, духовно породнился с Сысоевыми. По утверждению адвоката обвиняемого Максима Горпенко, Дорофея Сысоева «заявила и рассказала следственным органам о том.
Тру-крайм: три дочери погибшего священника Даниила Сысоева обвинили отчима в домогательствах
Боролся с сектами. У него была прекрасная семья- матушка Юлия и трое дочерей: старшая Иустина, средняя Дорофея и младшая Ангелина. А дальше произошла трагедия. Отца Даниила убили прямо в храме. Несколько выстрелов. Отец Даниил, как говорили тогда - погиб мученической смертью за веру…. Тогда в жизнь семьи очень быстро и очень настойчиво вошёл Сергей Станиловский. Он называл себя духовным чадом и ближайшим другом отца Даниила. И уже через год вдова священника, Юлия, вышла за Сергея замуж.
Чтоб машины были чистые и людям не приходилось из собственного кармана тратить деньги на мойку машины. Что, в городе Тюмени денег не хватает? Если денег не хватает, давайте распределим тогда, чтобы Тюмень в грязное время года стала чистой, с чистыми дорогами, с чистыми машинами, — предложил Владимир Сысоев. В свою очередь директор департамента жилищно-коммунального хозяйства области Семен Тегенцев от ответа по этому поводу воздержался, объяснив, что «комментировать эту ситуацию достаточно сложно». В 2022 году Владимир Сысоев задекларировал доход 9,4 миллиона рублей. Из транспорта у депутата на тот момент был только снегоход, а вот у его супруги — Lexus RX 350. В 2019 году ученые из Екатеринбурга проводили масштабное исследование грязи в шести городах России, в том числе и в Тюмени.
И в обсуждениях и комментариях есть претензии к РПЦ, в частности: - upd От 12. Но, как добавляет Иустина в своем телеграмм-канале "Дочь самурая", он же помог сбежать Дорофее; - РПЦ одобряет продажу в храмах книги Юлии Сысоевой «Записки попадьи» и другие книги издательства БФ «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», доходы от продажи которые идут Сергею Станиловскому, то есть это спонсирование мучителя дочерей о. Даниила её мать Юлия и будущий отчим Сергей С вместе попехали в "романтическое путешествие" в Египет, что, конечно, выглядит подозрительно; -У Сергея С.
В центре города почти завершилось строительство новой дороги у ЖК «Машаров». Теперь там новые парковки и пешеходные дороги. Сама проезжая часть соединяет улицу Советскую с улицей Станкостроителей с выездом на Профсоюзную. Вас тоже возмущает грязь на дорогах, тротуарах и во дворах? Или же вы, наоборот, считаете, что в Тюмени чисто? Поделитесь с нами своими мыслями по этому поводу. Звоните круглосуточно.
Рассказ Дорофеи Сысоевой
- «В 13 лет он в первый раз нагнул меня, снял трусы и отлупил»
- «Он полностью владел моим телом»: отчим годами домогался трёх падчериц
- Тимур Давлетшин. Размышления после жуткой истории с дочерьми отца Даниила Сысоева - Ветрово
- Беда дочерей о. Даниила Сысоева (Священник Сергий Чечаничев) / Проза.ру
Шокирующие подробности из прошлого видео
- Матушка Юлия Сысоева: «Об отце Данииле, счастье, чудесах и мученичестве»
- Шокирующие подробности из прошлого видео
- Дорофея Сысоева подтвердила факты насилия со стороны отчима.: melissa_12 — LiveJournal
- Фрагмент допроса Дорофеи Сысоевой от 16.02.2016
Дорофея Сысоева подтвердила факты насилия со стороны отчима.
| Беда дочерей о. Даниила Сысоева | Последние новости о персоне Юлия Сысоева новости личной жизни, карьеры, биография и многое другое. |
| Фрагмент допроса Дорофеи Сысоевой от 16.02.2016 | Дорофее Бог дал за ее веру великое чудо, послав ее мучителям, по ее молитвам, яблоки и розы из райского сада. |
| Dorofeya Sysoeva – Telegram | Помогать им взялась матушка Даниила Юлия Сысоева убитого в ноябре 2009 года священника Даниила. |
| Беда дочерей о. Даниила Сысоева (Священник Сергий Чечаничев) / Проза.ру | Воронежскому депутату Александру Сысоеву пока не удается убедить суд в реальности выкупленного долга. |
Беда дочерей о. Даниила Сысоева
| Размышления после жуткой истории с дочерьми о.Даниила Сысоева | В браке родились три дочери: Иустина Данииловна Сысоева, Дорофея Данииловна Сысоева, Ангелина Данииловна Сысоева. |
| Дорофея Сысоева о положении дел с американскими правоохранителями - Видео | Когда Дорофее исполнилось 20, Станиловский заявил, что хочет завести с ней ребёнка и пообещал найти способ жениться на ней. |
| Беда дочерей о. Даниила Сысоева | Через некоторое время после дачи первых показаний Дорофея публично заявила, что оклеветала отчима. |
| Дорофея Сысоева подтвердила факты насилия со стороны отчима. | Воронежскому депутату Александру Сысоеву пока не удается убедить суд в реальности выкупленного долга. |
| «Что, в Тюмени денег не хватает?» Депутата возмутили грязные дороги и постоянные траты на автомойки | Юмористка и актриса Надежда Сысоева поделилась в Telegram-канале подробностями самочувствия после операции. |
«Это был наш последний закат». 10 лет со дня гибели отца Даниила Сысоева
Многим знакомо имя бывшей вдовы убиенного о. Даниила Сысоева — Юлии Сысоевой, известной писательницы, чьи книги («Записки попадьи» к примеру, есть и еще наверное). Воронежскому депутату Александру Сысоеву пока не удается убедить суд в реальности выкупленного долга. Новости Убийство священника Даниила Сысоева 20 ноября 2009 14:11 Вдова погибшего священника Юлия Сысоева: "Бронежилетов и касок не носили! Матушка Юлия Сысоева Юлия Сысоева — мама троих дочерей: Иустины, Дорофеи и Ангелины, автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо».
Дочь убитого священника Даниила Сысоева призналась, что оклеветала своего отчима
Тем более не понятно — ты не мог завтра исповедоваться? Еще после смерти о. Даниила мы ехали с ним в машине и он рассказывал, что в квартире у Юли появилась икона «поцелуй Иуды». Спрашивал, кто бы мог это сделать? Слишком трусливые.
Они даже палестинских детей не хотят защищать. Да и есть факты о том, что через год после «раскрытия» дело на самом деле не было раскрыто». И вслед за этим, в следующем посте : «И когда ночью меня и братьев о. Даниила забрали на допрос, Станиловский все время сидел с ноутбуком и занимался открытием счета помощи.
Чтобы деньги шли напрямую и никто другой не занимался этим вопросом. Не берусь судить, насколько прав или неправ Виктор Куприянчук в своих подозрениях. Это его точка зрения. Кстати, он вовсе в этом не одинок.
Я слышал, что среди людей, близких к отцу Даниилу, такая версия гуляла. Но сейчас речь не об этом. Меня с другой стороны его пост заинтересовал. Насчет трусости мусульман, не хотящих защищать палестинских детей, я вообще не понял.
Но раз уж вопрос поставлен так, то хотелось бы спросить — а что сделали сысоевские ученики, чтобы спасти дочерей отца Даниила Сысоева от их отчима, тирана и извращенца? Они не знали? Но первый звоночек точнее, мощный удар колокола прозвучал еще в 2016 году, когда Иустина, а следом за ней и Дорофея обвинили отчима в сексуальных домогательствах. Станиловского заключили под стражу.
Потом Дорофея отказалась от обвинений что позволило Станиловскому выйти из-под стражи и бежать в США вместе с семьей, исключая Иустину, разумеется. И что, на этом сысоевцы успокоились? Иустина ведь от обвинений не отказалась. Они что, дружно решили, что девочки просто оклеветали отчима?
Но ведь сам же Куприянчук говорит о том, что подозревал с самого начала, что Станиловский может быть причастен к убийству отца Даниила. Соучастником убийства священника он быть может, а насильником и педофилом — нет?
Ты, может быть, еще и в церковь ходишь? Ты, может быть, еще и молитвы знаешь?
А Данила тогда устоял и ответил: «Да, я верю в Бога, и хожу в церковь, и знаю молитвы». Я считаю, что такое исповедничество — великая честь от Бога, за его горение Господь и дал ему пройти через это, в знак будущей судьбы, потому что его горение никогда не прекращалось. Ведь очень многих детей Господь просто покрывал, по молитвам родителей, многие дети были верующие, ходили с крестиком, но прятали его, зашивали куда-то, а здесь была именно прямая исповедь. Он во многом был — по земным понятиям — дерзким, прямым, не принимающим никаких разночтений.
Данила часто спрашивал меня, чувствую ли я Таинство, у него было удивительное мистическое чувство, он очень ярко ощущал Таинство. Не могу сказать, что у нас были какие-то общие семейные молитвы, молился каждый сам, но мы вместе шли к Богу, каждый по отдельности, но одной дорогой, и он шел вместе с нами, не как наше дитя, а как сотоварищ. Он всегда был нам сотоварищ, я очень многое от него узнавала, он много мне помогал, но и меня слушал. Бывало, сидит и слушает, что я ему рассказываю, так внимательно… Когда он стал постарше, началась перестройка, и школе стало не до верующих детей, в старших классах с ним уже ничего не случалось.
Там у него уже были обычные мирские искушения, соблазны, сквозь которые он прошел Божией милостью. Школа его практически не касалась, он очень много читал и узнавал дома. У меня мама химик, профессор, и она безумно боялась к нам тогда приезжать, потому что он задавал ей такие вопросы по химии, на которые она уже не могла ответить. Во-первых, возраст, а во-вторых, она была химик-технолог.
Помимо богословских книг, он читал и научную литературу, чего он только не знал: и минералогию, и историю, и литературу, он все сам добывал, сам находил то, что ему было нужно. Он рано начал писать, а когда ему было 13 лет, он дарил мне в подарки календари — на каждый месяц был свой рисунок и выдержки из Писания — из книги Ездры, например. Он был широко живущий человек, находящий смысл во многом. В школе он ценил математику — за логику, а остальные предметы его не удовлетворяли совершенно, там для него все было проштамповано.
В последний год учебы в школе он думал пойти на исторический факультет МГУ, ходил даже на курсы, но не стал сдавать вступительные экзамены, а поехал в Лавру. Это был 1991 год, первый набор времен перестройки, без уполномоченных. Я сейчас понимаю, что вся почва была собрана в детстве, но — сколько наших детей знают и любят храм, а потом все останавливается, не растет, куда-то уходит. Там, у преподобного Сергия, у него был сильный рост, там раскрылся его дар: все, что он получил, все, что собирал, пошло в рост, мощный, быстрый.
Когда ему было 14-15 лет, произошло первое остужение горячей детской веры, началась вера разумная, и он очень интересно переключился: стал заниматься церковными канонами, Уставом, богослужением. Он приходил в храм Донского монастыря с полным рюкзаком богослужебных книг и сверял, правильно ли они служат, да еще стоял в несколько надменной позе, как ревизор. Это было начало его следующего скачка, как боголюбец он уже несколько затормозился. Мы из Ясенева приезжали в Донской монастырь, там было очень хорошо.
Как раз тогда произошло открытие Даниловского монастыря, и первые службы даниловцев проходили в Донском, потому что свои храмы у них еще не были отреставрированы. Данила очень много ездил в это время, у него отец такой же, он тоже с 14 лет начал ездить по России. Когда из Москвы переносили мощи преп. Серафима, Даниил пешком вместе со всеми ходил крестным ходом, он и в Оптиной пустыни тогда был, жил там, когда она восстанавливалась.
Он побывал во многих местах, как совершенно самостоятельная личность, независимо от меня, попав в это яркое новое движение нашей Церкви после перестройки. Николай Лавданский, художник-иконописец, друг детства В детстве, когда Данила с родителями жил на улице Инессы Арманд, отец Алексий, тогда еще дядя Леша, занимался с нами живописью, акварелью, и я часто бывал у них в доме. Как-то раз мы с Данилой пошли гулять в Битцевский лесопарк, который начинался прямо на границе их двора. Мы тогда были совсем дети, еще дрались между собой.
Заходим в парк. Недалеко от входа — компания подростков вешает кошку на дереве. Надели ей на шею петлю, перекидывают через сук веревку. А кошка цепляется за дерево, визжит, и умирать никак не хочет.
А они все смеются, потом стаскивают ее, раскручивают веревку, бьют кошку о ствол. Мы с Данилой стоим — и у обоих катятся слезы. Потом одновременно срываемся с места, бежим к ним и кричим: «Прекратите! Нас, конечно, избили.
А кошка убежала. Все случаи из детства, которые вспоминаются теперь, связаны с какими-то происшествиями. В другой раз мы ехали к моим родителям в Чертаново. Стоим на автобусной остановке на улице Обручева.
Два накаченных парня очень грубо приставали к девушке, и я что-то сказал им. Один из них схватил меня за шею, держит, а другой начал бить. Они были сильнее, и невозможно было сопротивляться. Данила говорит: «Ребята, не надо.
Хотите — бейте меня». Парни так удивились, что прекратили меня бить, и Данилу бить не стали. А мужчины, которые стояли на остановке, продолжали усердно читать газеты. Нам тогда было лет по двенадцать.
Однажды мы вдвоем поехали в Данилов монастырь звонить в колокола. Видим, идет какой-то батюшка. Оказалось, архимандрит Евлогий: - Батюшка, а можно мы в колокола будем звонить? Тогда у нас было детское религиозное рвение.
Мы стояли все службы, даже длинные, ночные, в первых рядах, не шелохнувшись, не пытаясь отойти побегать. Когда нам было лет по четырнадцать, ездили в Оптину пустынь. Ее только начали восстанавливать, и мы — Данила, я и еще один наш друг, помогали, собирали мусор, битый кирпич, копали. Потом, когда стали старше, появились какие-то сомнения, всех куда-то кидало — из огня да в полымя.
Одного из друзей мы потеряли из виду надолго. Потом я его встретил, оказалось, что он стал скинхедом… Кидало всех, но не Данилу. Он с детства знал, что хотел, с самого начала. Он часто рассуждал не как ребенок или подросток — Данила действительно очень много знал, и при этом не был забитым «ботаником».
Он никогда не пытался отойти в сторону от Православия, и не из-за какого-то страха, просто ему это было неинтересно. Мне нравилось, что он всегда был очень веселый, ко всему относился со здоровым чувством юмора. Ему было несвойственно понурое состояние подростка, у которого в теле играют гормоны, в голове полный ералаш, и который не знает, что со всем этим делать. Когда мы повзрослели, то стали встречаться редко, у нас уже были параллельные жизни.
Но я всегда следил за его выступлениями, за его полемикой с мусульманами и инославными. Все-таки в детстве он не был слишком отчаянным и смелым, но как компенсировал это впоследствии! У отца Даниила была серьезная и правдивая смелость, а его оппоненты, бедняги, часто сидели красные и не знали, что ответить. Он выступал настолько открыто и умно, что это, безусловно, вызывало уважение.
Когда его убили, это был шок до слез. Мне звонили разные люди — байкеры из «Ночных волков», например. Это была злая пощечина всем нам. Православная вера — наши корни, то, на чем мы должны воспитывать наших детей.
Уход отца Даниила, который так живо и правдиво нес Слово — это утрата, которую восполнить невозможно. В среде абитуриентов Московской духовной семинарии быстро складывались кружки земляков: ребята общались в основном с теми, кто приехал из тех же мест. Так я познакомились с москвичом, будущим священником Даниилом Сысоевым, и мы быстро подружились, потому что нас многое связывало: оба были из интеллигентных семей, оба крестились не с самого раннего детства, объединяли нас и взгляды на духовную, церковную жизнь — все это обуславливало какую-то общность языка. Каждый студент нашего потока был самобытной, яркой личностью, но, пожалуй, именно отец Даниил был постоянным источником идей, которые у него многие заимствовали.
Причем, для него не существовало авторитетов: он мог публично, ничего не опасаясь, поспорить с любым человеком, даже с профессором, если считал, что тот в чем-то ошибается. Первой же учебной осенью мы полюбили гулять вокруг Лавры, смотреть на желтые листья, кататься на старых качелях или каруселях, которые были рядом. Недалеко находился Гефсиманский скит, тогда еще не возвращенный Церкви, стояла золотая пора, и мы ходили туда, иногда прихватив с собой вино и сыр. Беседовали мы в основном на богословские темы, говорили о многом, но чаще всего — об экзегетике, толковании библейских текстов, литургике.
Вопросы литургики занимали нас тогда больше всего, можно сказать, мы жили богослужением. В одном классе мы с отцом Даниилом не учились, просто были в одном потоке, а я еще и переходил из класса в класс. Закончили учебу мы в разное время, я немного раньше. Но нам было легко общаться и понимать друг друга, поэтому наша дружба продолжилась и после учебы.
Уже став священником, я венчал его с супругой Юлией, это был особый день и, пожалуй, особое венчание. Таинство совершалось в храме апостола Иоанна Богослова при православной гимназии в Ясенево. Венчался отец Даниил в подряснике — одним из первых, теперь такие случаи в порядке вещей; когда венчаются, например, чтецы, то они венчаются в подряснике. Но тогда это выглядело необычно, можно сказать, что такой стиль был задан именно отцом Даниилом.
А на нашем венчании будущий отец Даниил держал надо мной венец. Мы где-то прочитали, что венцы над женихом и над невестой должны держать мужчины, и пригласили двух своих ближайших друзей. Еще со времен Лавры я помню его ярким, убежденным и бескомпромиссным, он имел твердое мнение и готов был спорить с кем угодно, принципами не поступался никогда, но, при этом, всегда был смеющимся, радостным. Мы дружили семьями и частенько бывали друг у друга в гостях.
Отец Даниил и матушка Юлия сначала жили в центре, на Маяковской, где всегда жила интеллигенция, и где была особая обстановка. Там родилась Иустина — старшая дочь отца Даниила и матушки Юлии, и я стала ее крестной матерью. Мне кажется, отец Даниил не был строгим со своими детьми, он сильно их любил и относился к ним очень хорошо. Общались мы постоянно.
Даже в последние годы, когда наша семья жила в Китае, мы никогда не пропускали 30 декабря, день ангела отца Даниила. Этот день выпадает на рождественские каникулы, и мы в это время всегда приезжаем в Москву. Мы никогда не планировали на 30 декабря никаких других дел, этот день всегда был «отложен» для встречи с отцом Даниилом и его семьей. На именины мужа матушка Юлия всегда устраивала застолье, каждый год готовила какое-нибудь коронное блюдо.
Людей собиралось много, кто-то приходил из года в год, но часто появлялись и новые лица. Так получилось, что и служение наше протекало в одном направлении — миссии по отношению к традиционно неправославным народам. Да, миссионерство тоже стало результатом общности наших интересов, но должен сказать, что важность миссии была не в общении с людьми другой веры, другой культуры, то есть, с теми, кого в старину называли «инородцами», а в осознании универсальности Православия, желании сделать христианство всеобщим, донести его до как можно большего числа людей. Эта тема вообще была очень близка отцу Даниилу, и он не проводил никакой линии разделения, для него не имел значения языковой или национальный контекст.
По его справедливому мнению, взгляд на Православие как на традиционную религию России — это препятствие к его распространению среди других народов. Каждый человек должен слышать о Христе — в этом мы оба были уверены, и со временем у нас сложились конкретные формы работы. Так получилось, что у меня стали появляться прихожане-китайцы, а отец Даниил начал проповедовать среди мусульман. У каждого из нас была своя практика, но мы задавали друг другу вопросы, сравнивали ситуации, в которых нам приходится миссионерствовать.
Вообще, из этого опыта я вынес мнение о том, что миссия должна носить универсальный характер, меньше концентрироваться на различиях, потому что многое приложимо и к китайцам, и к мусульманам, и ко всем остальным. Правда, большое значение имеет язык, поэтому миссия все-таки должна принимать во внимание языковые особенности. Они хотят, чтобы истину им говорили на их языке, они не обязаны усваивать чуждые им культурные формы, чтобы через них пробираться к Богу. Ведь во многих странах, где христианство стало традиционным, с изнанки оно как бы прошито народными, языческими нитками, то есть хорошо сочетается с местной культурой.
Так что специфика тоже имела место, поэтому советоваться друг с другом нам было почти не о чем, и в последние годы, во время телефонных разговоров и личных встреч мы просто обсуждали что-то, сверяли свои взгляды на события современности, в том числе, церковной жизни, и наши мнения чаще всего совпадали. У нас были общие миссионерские проекты, например, в 2005 году мы вместе ездили в Иркутск, куда я приехал из Китая со своими прихожанами. Эту поездку мы задумали как паломничество для моих китайских прихожан, у которых нет возможности спокойно помолиться в православном храме или съездить в паломничество у себя в стране. Мы такие поездки устраивали периодически — например, были в Благовещенске, затем выбрали Иркутск.
Отец Даниил согласился приехать очень быстро, с ним вообще всегда легко было что-то организовать, всегда все получалось хорошо. Из Китая приехало около десяти человек, мы провели в России две недели: служили, молились, посещали разные храмы. Отец Даниил беседовал с ними, проповедовал, совершал Таинства. Одна китаянка в то время была в очень сложной жизненной ситуации, у нее были тяжелые обстоятельства, и она подробно исповедовалась отцу Даниилу женщина хорошо знала русский язык.
Могу сказать, что на этой исповеди она получила очень верное направление жизни. Во время этой поездки отец Даниил занимался и другими проектами: участвовал в работе с наркозависимыми, также мы проводили совместные лекции в университете. Конечно, мы ждали отца Даниила к нам в Гонконг, он хотел посмотреть, как в Китае организована миссия, что делается, как можно расширить свою деятельность, да и сама страна была для него интересна. Кроме того, мы обсуждали возможность миссионерства среди протестантов Океании: это не требует серьезных вложений и достаточно реально.
Он все время собирался приехать, но так и не успел… Но чаще всего наши совместные проекты касались издательской деятельности. Например, отец Даниил помогал нам подготовить перевод на китайский язык Закона Божьего и «Диалогов» отца Валентина Свенцицкого. Закон Божий, к сожалению, до сих пор не издан, потому что перевод оказался очень сложным, китайский текст не раз менялся в процессе перевода, и эта совместная работа должна была расшириться, если бы не произошедшая трагедия. Последний раз я видел отца Даниила 3 ноября 2009 года.
Я приехал в Москву на очень короткий срок, у меня совсем не было времени. Он просто подвозил меня на машине из одного места в другое, и мы решили, что хотя бы в дороге поговорим. В тот день он, как будто между прочим, рассказал мне, что ему в последнее время много угрожают. И даже посмеялся, полушутя сказав: «А, может, и убьют!
Не могу сказать, что он относился к этому несерьезно, но все это точно было для него где-то на периферии жизни. Я видела отца Даниила в последний раз в мае 2009. Я приехала в Москву в командировку, и у меня образовалось два-три свободных дня. В таких ситуациях я обычно никуда не выбираюсь, остаюсь с родителями, но мы созвонились с отцом Даниилом и решили повидаться.
Сели в кафе недалеко от Сретенского монастыря и разговаривали часа полтора, а потом он подвез меня к месту уже другой встречи. Сейчас, вспоминая обо всем, я воспринимаю время, проведенное мной в машине, как некую точку. Тогда отец Даниил сказал мне: «Приезжай летом, я научу тебя миссионерствоватьна улице». Я удивилась: «Как так, выйти и начать миссионерствовать?
Это не для всех! Но летом выбраться у меня не получилось. О гибели батюшки я узнала из Интернета, утром следующего же дня. Пришла на работу, открыла Яндекс, и — первая же новость — убийство священника в Москве.
Сначала я даже ничего не поняла, начала читать… И сразу же пришла мысль: это — настоящее мученичество за Христа. А я в это время летел в самолете. Мобильный, конечно, был выключен. А когда самолет сел, и я включил телефон, мне тут же позвонила Кира и обо всем рассказала.
Возникло очень горькое и тяжелое чувство, что утеряна часть жизни. И теперь каждый раз, когда я приезжаю в Москву, то ощущаю эту пустоту, зияющую дыру. Можно сказать, стало меньше смысла приезжать сюда. Есть люди, для которых Бог, несомненно, находится в центре жизни, но таких немного, для большинства из нас Бог пребывает на периферии.
Отец Даниил был из первых, и он такое отношение ко Христу в себе не воспитывал, это просто дар, он был таким с самого начала. Все остальное в жизни он воспринимал как приложение, и поэтому в нем и не было ни елейной приторности, ни жесткого нравоучения, ничего искусственного. Такая вера зажигает окружающих. На какую тему мы ни начинали бы говорить, отец Даниил все сводил к богословию.
Любил «ткнуть носом» в житие твоего святого: мол, подумай, как твоя покровительница поступила бы в этом случае? Это было очень интересно, и радостно, что среди молодых священников есть люди, которые живут своим служением, Церковью. Ведь сейчас, к сожалению, и в церковной среде происходит обмирщение. Православие для отца Даниила было не мировоззрением или комплексом убеждений.
Он был готов говорить о Христе больше, чем о Церкви, если можно это разделять. Он владел четкостью и ясностью формулировок, никогда не пускался ни в какие дипломатические игры. Его прямолинейность, готовность сказать правду, да еще и повторить ее, привлекали людей. Сейчас, обсуждая церковную жизнь, люди часто говорят об этом буднично, рассуждают о Церкви просто как о каком-то социальном институте или общественной организации.
Я считаю, что нам всем не достает серьезного, продуманного внимания к его успешному опыту миссионерства. Если бы этот опыт систематизировали на общецерковном уровне, это могло бы иметь весьма положительный результат. Одна из прихожанок отца Даниила заметила, что при жизни его, конечно, многие знали, многие читали и его книги, но того, что случилось после его смерти, трудно было ожидать. Невозможно оценить, сколько людей услышали о нем, стали читать его труды, а через это — обратились, пришли к Богу!
Протоиерей Михаил Щепетков, благочинный Малинского округа Московской епархии, преподаватель Коломенской духовной семинарии Мы познакомились с отцом Даниилом в конце 1991 года, во время учебы в духовной семинарии. Главная его особенность была в том, что он был очень начитанным и учился хорошо, без троек, никогда ничего не зубрил, потому что еще до семинарии получил достаточно неплохие знания. Нрав у него был веселый, жизнерадостный, он очень любил беседовать со всеми, спорить, часто вступал в дискуссии с администрацией и преподавателями особенно с известным профессором А. Осиповым , причем, дискуссии очень длительные, прямо во время лекций, за что его даже иногда наказывали.
Он отлично знал Устав, очень чтил его и всегда хотел все делать по Уставу. У нас были определенные послабления, которые он требовал исправить: например, когда он читал Канон, то обязательно читал его на шесть тропарей, как по Уставу, хотя велели читать на четыре. Его даже прозвали «ходячий Типикон», и тот, кто чего-то не знал, сразу шел к Сысоеву, который всегда знал все. Когда нам поставили ректором владыку Филарета, то отец Даниил с группой товарищей первым делом обратились к нему с требованием, чтобы вечерние молитвы читались студентам полностью, без всяких сокращений.
Помню, что он был не согласен с разрешением вкушать рыбу Великим постом, и желание некоторых студентов поститься полностью стало учитываться именно с его подачи. В нарушение всех семинарских правил некоторые из нас, и о. Даниил тоже, Великим постом ходили на службы в Лавру, хотя делать нам это было запрещено. На первой неделе Поста мы должны были молиться в Покровском храме при семинарии, но все равно мы ходили в Лавру, хотя нас отлавливали и наказывали.
Нам не нравилось ходить в семинарский храм, где хор пел слишком громко, просто кричал, и где одновременно царили официоз и разгильдяйство: на балконе для хора студенты могли сидеть или даже лежать во время службы, не было там нормальной молитвенной атмосферы. И это было просто удручающим для человека с высоким полетом души, какая была у отца Даниила. В семинарии мы с ним сдружились, я тогда жил недалеко от Сарова, и он ко мне приезжал в гости. Летом мы часто ходили в лес, в сторону Сергиево-Посадского кладбища, и там читали акафисты, нам это очень нравилось.
Бывало, что нам неохота было идти в семинарию, и тогда мы тоже читали акафисты, такая у нас была традиция. Однажды мы с ним ездили в гости к моей родственнице, которая жила рядом. Она была очень легким человеком, ничего ей особо было не нужно. Мы приезжаем к ней голодные, а у нее в доме из еды ничего нет вообще, даже непонятно, как она питалась.
Ну что делать? Пошли собирать грибы. Принесли грибы — хлеба нет, а я вспомнил, что в поселке есть часовня, которую строил еще мой прадед, пошли мы туда, там нашли какие-то сухари, засохшие пряники. Взяли их, вернулись назад, нашли несколько картофелин, соли тоже не было.
Вот такой у нас был аскетический обед. А потом мы пошли в часовню служить службу, отыскали Минеи, Октоиха не шли, и по Минеям мы с ним вдвоем отслужили вечерню беспоповским чином. Это и было наше первое с отцом Даниилом совместное служение, хотя и он, и я тогда были просто студентами семинарии. Ездили мы в Дивеево, которое тогда только открылось, там еще и полов не было, а был полный развал, и мы вдвоем с отцом Даниилом после Литургии пели акафист Серафиму Саровскому; священник служил, а мы пели.
Однажды приезжает он ко мне веселый, довольный, подпрыгивает до потолка у него вообще была такая привычка — подпрыгивать при ходьбе , говорит, что его духовник благословил в священники. Начал он подыскивать себе матушку, но не смог найти себе невесту ни на регентском, ни на иконописном отделениях. Как-то раз встретил я его рядом с девицей Юлией, и, что интересно, они поженились в тот же день, когда меня рукоположили в диаконы, 22 января 1995 года. Поженились они тихо, в очень скромной атмосфере, потому что ее родители были против этого брака.
Хитрый отец Даниил, чтобы не покупать костюм, женился в подряснике кстати, я его вообще никогда не видел в костюме, он его не носил , а матушка сшила себе платье сама. Началась у них очень своеобразная семейная жизнь, потому что они везде прятались от ее родителей, он был мужем, а прятался, как любовник, и так продолжалось до тех пор, пока отец Юлии его не признал. Дьяконом о. Даниил был долго, и жили они бедно, да и я с женой жил тогда бедно, мы с отцом Даниилом даже как-то выясняли, кто из нас беднее живет.
Конечно, бывали друг у друга в гостях, он приезжал вместе с женой, детьми, мы ходили в лес, за грибами, к источнику ездили. Но когда его рукоположили в священники, то времени для общения оставалось гораздо меньше, мы встречались реже. На мой взгляд, отец Даниил изменился в последний год жизни, он буквально стал другим человеком. Видимо, какие-то неприятности, связанные с его борьбой с ересями, с исламом, или с борьбой за строительство храма, конечно, сделали свое дело.
Видна была внутренняя усталость, ведь он слишком много ездил, слишком много боролся, работал, книги писал. Мне его писания нравились, слог у него был хороший. Мы с ним в семинарии увлекались экзегетикой, любили читать святых отцов, толкования, но все это иное, нежели догматика. Если и были в его текстах ошибки, то, в основном, связанные с историей.
Я как раз занимался историей и мог указать ему на какие-нибудь неточности. Да, иногда он несколько увлекался, и приходилось его «подтягивать», в частности, у него была излишняя склонность к мистике в истории. Конечно, история построена на Промысле Божием, но он полностью переносил Библию на историю, как кальку: например, связь между нравственным состоянием древнего израильского народа, отношение к нему Бога или его к Богу он полностью переносил на другой народ, русский, американский, любой. С этим можно было, конечно, поспорить.
Последний раз мы виделись 26 октября 2009 года, в день памяти иконы Божией Матери Иверской, он приехал ко мне поздно вечером, и мы сидели часов до четырех утра, разговаривали, о чем-то спорили. Он был очень уставший, и радовался, что у меня дома тихо и можно спокойно посидеть в тишине. Он говорил, что хочет создать объединение или общество уранополитов, мечтал, чтобы все священники России начали заниматься миссионерской деятельностью. Конечно, я и раньше знал от него, что ему неоднократно угрожали смертью, что ему писали на Интернет-почту, звонили, и это были не шутки, потому что по шариату человек, который отвратил кого-то от ислама и обратил в другую веру, подлежит смертной казни.
В тот вечер он мне прямо сказал, что его убьют, но хочет, чтобы его убили на Пасху, в следующем году. А я ему говорю: «Да на Пасху-то еще надо заслужить, на Пасху самых лучших убивают…» Мы с ним, конечно, посмеялись, и все-таки его слова я не воспринял серьезно. Вспоминаю Евангелие, эпизод, когда Христос говорил ученикам, что Он будет отдан язычникам и его распнут в Иерусалиме. Ученики не могли это воспринять всерьез, и всегда такие предсказания вспоминаются и воспринимаются уже после событий.
Конечно, я тоже осознал то, что он мне говорил, только потом, когда его убили. И это было очень горько и обидно, потому что человек мог еще много сделать и для Церкви, и для своей семьи. Это был удар «под дых», удар по всей православной России, потому что отец Даниил был, в общем-то, самым активным человеком и священником, и вдруг Господь все-таки забрал его Себе… Я постоянно чувствую, что мы недостаточно общались, что столько времени тратилось на всякие пустяки, вместо того, чтобы заниматься делом. Надо ценить общение, потому что человеческая личность вырастает в общении с другими личностями.
И мне горько, что так много часов и дней было потрачено на глупости, а не на общение с ним, с отцом Даниилом. Чувство недоговоренности осталось, шел диалог, и этот диалог прервался на середине. К сожалению, вместе мы служили всего один раз, всенощную под Успение Божией Матери в 2005 году не считая нашей службы в часовне во времена студенчества, да еще можно еще посчитать за совместное служение службу крещения моего сына Тихона, в 2001 году. У отца Даниила был отпуск, и он приехал ко мне в храм.
Конечно, он служил благоговейно и внимательно, этого не отнять.
Что сделали сысоевские последователи, уранополиты, непосредственные ученики отца Даниила, для этого? Ведь могли шум поднять, заставить службу опеки работать там, где это необходимо. Не знаю, может, такие попытки и были, но вот ничего об этом нигде не говорится. Отец Георгий Максимов о таковых попытках не упоминает, Иустина тоже об этом промолчала. Как я уже упомянул, год назад вышло интервью с Иустиной , где она рассказала о том, как все было, и о том, что в США, куда сбежал Станиловский, все продолжается, причем в худшей форме, и в опасности уже находится младшая сестра, Ангелина. После этого интервью Иустину стали травить в соцсетях некоторые не в меру ревностные последователи отца Даниила Сысоева, о чем я писал в прошлом же году в статье «О трагедии с детьми убиенного о. Даниила Сысоева». Хотя я не исключал тот факт, что Иустина могла все придумать, но меня особенно возмутило то, что именно «почитатели памяти о.
Даниила Сысоева» устроили эту травлю скрин, взятый со страницы Иустины, приводится в той моей статье. В той статье я упомянул небезызвестного Алексея Фомичева, бывшего участника организации уранополитического, сысоевского толка «Божья воля» он вышел из организации после истории с избиением некоего Давыдова. А вот из свеженького. Она как обычно почему-то считает, что имеет право тебе указывать и диктовать. Возомнила себя обличителем. К куче людей бегает в личку и поливает помоями. Смеет утверждать, что мы с сестрами недостойные дочери своего отца. При этом считает себя верным почитателем отца Даниила. Кроме как духовной прелестью я это назвать не могу».
Людмила Есипенко она же Мила Одегова , если кто не знает, — лидер этой самой уранополитической «Божьей воли» после изгнания оттуда прежнего лидера, Дмитрия Цорионова по прозвищу Энтео, спутавшегегося с одной из участниц «Пусси Райот», Алёхиной. Правда, как мне недавно объяснили, это «ненастоящие» сысоевцы, они не учились непосредственно у отца Даниила. Но тогда, может быть, «настоящие» сысоевцы как-то пытались хотя бы защитить Иустину от травли в соцсетях со стороны «неправильных» почитателей памяти отца Даниила? Не сейчас, а раньше, в прошлом году хотя бы. Совсем не уверен в этом. Если бы они хотя бы в этом проявили себя, то Иустина бы наверняка отметила, что «правильные» сысоевцы, непосредственные ученики, защищали её от «неправильных». Если даже такие попытки со стороны отдельных сысоевцев и были, то очень робкие, так что сама Иустина их не заметила и не посчитала нужным это отметить особо. И еще один очень важный момент. В том, первом, интервью, в самом конце Иустина сказала: «Я это видео снимаю не с целью дискредитации Церкви.
Просто батюшки, с которыми я советовалась, меня отговаривали — вот, какое пятно на о.
Уже был первый выпуск. В ней обучались молодые ребята, они вместе читали Библию, разбирали смысл, и отец Даниил объяснял им, как вести диалог с безбожниками и сектантами — как правильно говорить, какие аргументы приводить. Потом они ходили на практику — общались на улице с людьми, заговаривали с ними о Боге, раздавали листовки. При этом Отец Даниил считал, что священники не должны так ходить, их обязанность — готовить этих миссионеров и быть в храме. А ходить должны миряне. Причем, это должен быть храм совершенно необычной для России архитектуры. Он загорелся построить византийскую базилику. Вообще, отец Даниил был в жизни эстетом, он любил все красивое и такое пафосное.
Он хотел сделать там какие-то особенные мозаики, какие-то витражи. Когда мы ездили с ним заграницу, то собирали некоторые идеи. Однажды побывали в коптской церкви и увидели там совершенно необыкновенный потолок — внутри были вставлены цветные круглые стекла, получалось что-то типа витража. Ему это очень понравилось, он мечтал что-то подобное сделать у себя в храме. Слово утешения от Святейшего Патриарха. Фото patriarchia. Он не ждал бумажки, он просто лез напролом. Вначале нам сказали, что этот участок можно будет забрать под строительство храма, только нужно Постановление правительства Москвы еще куча согласований. Эти согласования идут до сих пор, и конца и края им не видно.
Когда этот участок нам условно выделили, то отец Даниил сразу поставил там бытовку с крестом. Конечно, перед этим он получил благословение священноначалия. Без благословения владыки он ничего не делал, поэтому прежде пошел к владыке, и тот дал на это благословение. Хотели начать только с бытовки, но потом поставили избушку и постепенно начали ее обстраивать. В итоге властей просто пришлось поставить перед фактом, что временный храм уже стоит. Почему это произошло? Это была инициатива Департамента природопользования города Москвы. Причиной изъятия участка они называли то, что будто бы храм не соответствует нормам экологического законодательства. Отец Даниил тогда бросил все силы.
Эта история его сильно подкосила, начались проблемы со здоровьем. Но он приложил столько усилий, чтобы остановить эту волну. Это дело нужно было действительно отстоять, иначе могли рухнуть все его труды, а за этим решением стояли серьезные люди. И это было чудо Божие, что храм отстояли. Опять же его необъятной энергией и дерзновением. Он никогда не опускал руки. Если начинались трудности, он сразу шел в бой. Это нам предсказал еще старец Адриан. Он сказал, что храм будет построен, но отец Данил в нем служить не будет.
Конечно, отец Даниил надеялся, что успеет его построить, поэтому так торопился. Собственно он строил, заранее зная, что служить там не будет. У отца Даниила при жизни было льняное облачение, и он завещал похоронить в нем. Когда его сшили, он сразу сказал: «Вы меня в нем похороните». Тогда я это несерьезно восприняла, подумала, вот, хоронить себя собирается. Это облачение хранилось в храме, но от него примерно год назад потерялись пояс и поручи, и никто не мог их найти. Перед похоронами, когда облачение стали собирать, чтоб везти в морг, все помнили, что поручей и пояса нет. Поэтому было очень удивительно, когда отец Виталий зашел в алтарь и увидел поручи отца Даниила, лежащие на стуле. Про пояс тогда забыли, уже приехали в морг, и тут вспомнили, что пояса нет.
Тогда позвонили в храм, попросили, чтоб нашли пояс от любого другого облачения. Там побежали искать и вдруг видят, пояс лежит на том же стуле. Так вот облачение все нашлось. Это, конечно, явное чудо. Еще одно было, когда мы с отцом Даниилом только познакомились. В 1994 году, будучи еще незамужней девушкой, я впервые поехала на Святую Землю. Когда я собиралась в поездку, то духовник посоветовал мне не просить что-то конкретное, а помолиться о достойном женихе. Поэтому стоя у Гроба Господня, я испросила у Господа жениха, да не просто жениха, а такого, чтобы стремился к священству.
Сысоев, Даниил Алексеевич
Даниил всегда после бесед общался с прихожанами. Исповедовать — никогда. Тем более не понятно — ты не мог завтра исповедоваться? Еще после смерти о. Даниила мы ехали с ним в машине и он рассказывал, что в квартире у Юли появилась икона «поцелуй Иуды». Спрашивал, кто бы мог это сделать? Слишком трусливые. Они даже палестинских детей не хотят защищать. Да и есть факты о том, что через год после «раскрытия» дело на самом деле не было раскрыто». И вслед за этим, в следующем посте : «И когда ночью меня и братьев о.
Даниила забрали на допрос, Станиловский все время сидел с ноутбуком и занимался открытием счета помощи. Чтобы деньги шли напрямую и никто другой не занимался этим вопросом. Не берусь судить, насколько прав или неправ Виктор Куприянчук в своих подозрениях. Это его точка зрения. Кстати, он вовсе в этом не одинок. Я слышал, что среди людей, близких к отцу Даниилу, такая версия гуляла. Но сейчас речь не об этом. Меня с другой стороны его пост заинтересовал. Насчет трусости мусульман, не хотящих защищать палестинских детей, я вообще не понял.
Но раз уж вопрос поставлен так, то хотелось бы спросить — а что сделали сысоевские ученики, чтобы спасти дочерей отца Даниила Сысоева от их отчима, тирана и извращенца? Они не знали? Но первый звоночек точнее, мощный удар колокола прозвучал еще в 2016 году, когда Иустина, а следом за ней и Дорофея обвинили отчима в сексуальных домогательствах. Станиловского заключили под стражу. Потом Дорофея отказалась от обвинений что позволило Станиловскому выйти из-под стражи и бежать в США вместе с семьей, исключая Иустину, разумеется. И что, на этом сысоевцы успокоились? Иустина ведь от обвинений не отказалась. Они что, дружно решили, что девочки просто оклеветали отчима?
Почему не дано было время попрощаться и попросить друг у друга прощения. Я задавала этот вопрос почти всем священникам, которым могла его задать. Ответа ни у кого не было. Помню, как однажды вечером я приехала на Оптинское подворье. Отец Мелхиседек принял меня в своем кабинете. О чем говорили — да все об одном. Я тогда очень ждала, что он мне ответит, но ответа опять не последовало. И тогда меня захлестнуло чувство вины и обиды на Бога. Я не смогла, а Он, при всем Своем могуществе, вернее, всемогуществе, так странно ответил на мои молитвы — забрав у меня мужа и отца у детей. Второе было даже более болезненно. Вопрос: «Как же жить дальше? И второй вопрос, дерзкий и с вызовом: «И как же я теперь буду жить дальше? Оставалось довольствоваться действительностью, то есть принять все как есть, как произошло. Принять, поверить в это. Очень часто, просыпаясь ото сна, казалось, что все происходящее — это сон. Вот я проснулась, посмотрела этот ужас, а сейчас у меня будет все по-старому. А потом начинаешь понимать, что это не сон, а страшная действительность, и хочется заснуть обратно. Последнюю ночь я сидела рядом с ним Я вспоминала, что, когда я первый раз увидела усопшего мужа, уже облаченного в священнические одежды, я не принимала происходящего. Я не принимала факт смерти. Мне хотелось взять его за руку и сказать: ну все, пойдем теперь домой, все закончилось и теперь мы идем домой, но вместо этого был гроб, который привезли в храм. Дома нас ждут дети, мы будем ужинать, пить чай и разговаривать на самые простые житейские темы. Целую ночь я сидела рядом с ним и разговаривала с ним. А он лежал в гробу и молчал. Нет, не совсем молчал, мне казалось, что мысленно он мне отвечает, я и правда получала ответы от него в ту ночь, и потом, с течением времени. Я роптала, что не могу вот так поговорить с живым, почему я сейчас сижу и разговариваю с мертвым, и вообще почему он мертвый, холодный, и что такое смерть, когда ее нет. Это была очень тяжелая ночь. Я понимала, что так больше не смогу посидеть, не смогу дотронуться до его руки. Я торопилась в ту ночь сказать ему все самое главное, то, что мы не успели сделать при жизни. Умирание или уход из этой жизни для меня представлял идеалистическую картину, когда умирающий лежит на одре, окруженный любимыми людьми, и прощается со всеми, дает наставления, убеждает, что наше расставание временное и он уходит немного раньше нас, чтобы сделать там важные дела. А оказалось, что смерть вырвала его у нас без наркоза, мы не попрощались, это было самым болезненным моментом. Мой мир был разрушен. Вопрос «Как жить дальше? Пустая квартира, гудки в трубке, когда знаешь, что ответа не будет: звони не звони, пиши не пиши. Что я не услышу привычного звона ключей и открывающейся двери, привычных шагов в прихожей, не побегу разогревать ужин и расспрашивать, как прошел день, рассказывать об успехах или проблемах наших детей. Пустота была страшным состоянием надлома или надрыва собственной души. Вопрос «как жить» дальше разрешился сам собой, со временем. Я просто поплыла по течению, за меня все само делалось и решалось. Однажды я увидела сон: отец Даниил возле храма смотрит расписание богослужений, я подхожу к нему, а он говорит мне, что исправит те ошибки, которые допустил при жизни. Решался вопрос с изданием его книг, непонятно было, кто и как этим теперь будет заниматься. Оказалось, что именно эта работа, которую я не очень хотела, досталась мне. Почему я не очень хотела? Я не понимала, что со всем этим делать и как. Хотела кому-то отдать, кто это сделал бы хорошо и правильно. И вот 10 лет пришлось издавать его книги, переводить на разные языки. Больше всего было переведено на английский. Распространение книг приняло международный характер. Я воспринимала это как миссионерскую работу. И благотворительный фонд открылся и заработал помимо меня. Нашлись люди, которые опекали, помогали и заботились.
А вот из свеженького. Она как обычно почему-то считает, что имеет право тебе указывать и диктовать. Возомнила себя обличителем. К куче людей бегает в личку и поливает помоями. Смеет утверждать, что мы с сестрами недостойные дочери своего отца. При этом считает себя верным почитателем отца Даниила. Кроме как духовной прелестью я это назвать не могу». Людмила Есипенко она же Мила Одегова , если кто не знает, — лидер этой самой уранополитической «Божьей воли» после изгнания оттуда прежнего лидера, Дмитрия Цорионова по прозвищу Энтео, спутавшегегося с одной из участниц «Пусси Райот», Алёхиной. Правда, как мне недавно объяснили, это «ненастоящие» сысоевцы, они не учились непосредственно у отца Даниила. Но тогда, может быть, «настоящие» сысоевцы как-то пытались хотя бы защитить Иустину от травли в соцсетях со стороны «неправильных» почитателей памяти отца Даниила? Не сейчас, а раньше, в прошлом году хотя бы. Совсем не уверен в этом. Если бы они хотя бы в этом проявили себя, то Иустина бы наверняка отметила, что «правильные» сысоевцы, непосредственные ученики, защищали её от «неправильных». Если даже такие попытки со стороны отдельных сысоевцев и были, то очень робкие, так что сама Иустина их не заметила и не посчитала нужным это отметить особо. И еще один очень важный момент. В том, первом, интервью, в самом конце Иустина сказала: «Я это видео снимаю не с целью дискредитации Церкви. Просто батюшки, с которыми я советовалась, меня отговаривали — вот, какое пятно на о. Даниила… При чем здесь о. И это очень знаково на самом деле. Отец Даниил утверждал, что в предательстве Родины с точки зрения Библии нет греха см. Но Отечество, как учил тот же святитель Филарет Московский, — это, образно говоря, большая семья. Сысоевские последователи частью прямо предали, а в большинстве просто оставили в беде семью самого отца Даниила. Так что, по моему мнению, косвенно, отчасти, но отец Даниил действительно «при чем». На самом деле случаев равнодушия к судьбе ближнего у нас предостаточно, не только в среде сысоевцев. Однако случай, о котором сейчас идет речь, — вопиющий. И это нам должно послужить уроком. Если из-за боязни потерять имидж мы будем что-то замалчивать, как-то стараться замять проблему, то рано или поздно, когда правда обнаружится, мы не просто имидж потеряем, а нечто большее.
Нельзя не заметить, что отец Даниил был таким проповедником, который иногда провоцировал, в этом был смысл его веры, он не хотел толерантности, не хотел, чтобы Христа ставили на одну доску с Магометом, Буддой или Иеговой и им молились. Он не мог этого терпеть, и не хотел терпеть, поэтому он сам готовил себе такую участь. Отец Даниил не забыт, его чтут люди, к которым была обращена его проповедь, они знают, что между Небесной Церковью и земной не такая уж и большая пропасть. Они читают его книги, лекции, проповеди, все это сегодня востребовано. Уже и Китай, и Америка, и Сербия, и Греция, и Афон, по-моему, запросили материалы из жизни и творчества, религиозного наследия отца Даниила. Некоторые из священников включают его опыт в свой опыт, в свои знания, в духовный багаж. Для Церкви отец Даниил жив, его помнят. Он не забыт, сюда приезжают разные люди, разных направлений, в том числе и из провинции, из разных стран. В Доме культуры «Замоскворечье» прошел очень интересный вечер памяти отца Даниила, и все, что там происходило, было с благодатью. Показывались фильмы, видеоматериалы. Там были люди, которые знали отца Даниила, это был праздник, пусть и не официальный, но это был церковный праздник. Отец Даниил был наш первенец, и, конечно, это был сын, данный Богом. Я очень его ждала, и когда он родился, поняла, какая это ответственность, какой это удар по моей свободе, и — какое это чудо. Но мы тогда боялись чудес, мы были невоцерковленные люди, даже некрещеные, и тот образ жизни, который я вела, никакого отношения к Церкви не имел. Но, без сомнения, Господь нас вел во всем и всегда. Мой отец умер, когда я еще не родилась на свет, его случайно убили на охоте, и как-то раз один батюшка сказал мне: «Ты Божья детка, Господь твой отец, он тебя вел, он тебя и привел». После рождения Даниила я поняла, что у меня на руках не просто ребенок, а целый космос, наполненный некимисверхэнергиями потом оказалось, что так оно и было. Первое короткое время у нас все было так, как обычно бывает в семьях, где родители молодые, и когда у них рождается первый ребенок, они продолжают жить своей жизнью и надеются, что так оно всегда и будет. Но очень быстро Господь смирил меня именно тем, что, имея на руках младенца, я попала в некий затвор, как это и происходит с молодыми мамами, и этот затвор привел меня на берег той реки, которая называется Церковь. Я очень быстро поняла, что все приходит туда, и нужно идти только туда. Мы крестились с отцом Алексеем практически одновременно, но ребенка крестить не могли, потому что наши родители были убежденными партийцами, и моя мама устроила целую серию спектаклей на тему «Если вы крестите ребенка, то я его у вас заберу». По тем временам это была довольно серьезная угроза, и она даже бегала в комитет по религиозным или молодежным делам, узнавала, что тут можно сделать. Сами мы, конечно, в храм ходили, ездили загород к отцу Дмитрию Дудко. Потом Даниилу уже исполнилось три года, потом почти четыре, и все это время, пока мы заигрывали с миром и с Богом, он ждал. Это было совершенно точно видно по его глазкам, но он не говорил с нами на эту тему, хотя мы постоянно и о разном с ним разговаривали, он был очень развитый ребенок. У нас было много книг, которые он читал, были прекрасные художественные альбомы, в которых было помещено большое количество икон — «Московская школа живописи» и «Новгородская школа живописи», он их открывал, часами разглядывал и потом смотрел на нас вопрошающим взглядом: «Почему вы меня не берете с собой туда? Почему вы меня отделили от себя? И настал момент, когда ребенок очень сильно заболел. После того, как прошла первая волна этой тяжелой болезни, я поехала к отцу Димитрию, а него в гостях была одна матушка, насколько я сейчас понимаю — тайная монахиня. Она, услышав, что Даниил до сих пор некрещен, говорит мне следующее: «Ну, поступай, как знаешь, только помни, что тебе будет геена огненная за это, а ему будет земля мерзлая». Что для меня было страшнее — геена для меня или мерзлая земля для моего ребенка? Его я любила слишком сильно, и, когда я представила мерзлую землю для него, это стало для меня решающим. И мы его повели креститься, сразу же отложив все другие попечения и человеческие угождения. А когда мы его крестили, его крестный, выйдя из крестильной, говорит: «Он сказал, что перед ним был ангел, он его видел». Я подумала: «Вот выдумщик наш Даниил! Но так было очень часто, он часто говорил такие вещи, которые я своим житейским умом даже не впускала себе в голову. Ребенок он был, конечно, необычный. Он был очень одарен интеллектуально, но самое главное — необычайное горение, которое даже пугало. Когда он стоял на Литургии мы тогда ходили в Николо-Кузнецкий храм и пел «Верую», даже батюшки выходили из боковых врат, посмотреть, кто это так громко поет. И видели шестилетнего тощенького заморенного ребенка, который просто вопил, пел громче всех. Я очень стеснялась этого, думала, как бы его уговорить петь потише. Однажды отец Олег Стеняев рассказывал свои детские ощущения от алтаря: он был уверен, что там и находится Царствие Небесное, а когда ему разъяснили, что Царствие Небесное находится не совсем там, он был очень разочарован. И мне кажется, что Даниил так кричал потому, что он обращался непосредственно к Богу. Кто его знал, тот знал, что его эмоциональность часто проявлялась именно возгласами к Богу, я думаю, что так до конца жизни он и кричал к Богу, он всегда обращался прямо к Нему. Однажды мы ездили в Иерусалим, и там попали в тяжелые обстоятельства, сели кузовом машины на камень — это было на Мертвом море, вокруг никого не было, был уже вечер, наступала темнота. И мы думаем: «Ну все, надо молиться». Мы стали кто, как мог, кричать, звать на помощь, а отец Даниил просто воздел руки к небу и стал взывать, то есть, было прямое стремление туда, и это просто потрясло. И, конечно, избавление пришло сразу, мимо проезжали две машины, остановились, оттуда вышли два палестинца и радостно побежали нам помогать. Было очень интересно наблюдать, как он начал собирать с этого мира для своей души. Так как мы отцом Алексеем рисовали, он тоже рисовал, писать он еще не мог, но в пять лет уже читал. Рисовал он бесконечно, и рисовал какие-то совершенно неправильные вещи, я никогда такого не видела. Он рисовал целые страны, в этих странах были горы, горы падали в водопады, в горах были кельи пустынников, а внизу — деревни с людьми. Это были еще советские времена, храмы были закрыты и находились в страшном поругании, а он рисовал цветущие страны, города, какие-то деревни, в каждой деревне по пять-шесть храмов, на улицах — крестные ходы, батюшки, леса наполнены огромным количеством животных и рыб, и, главное — космос, небо. Оно постоянно присутствовало у него каким-то невероятным сверканием. Эти рисунки были очень интересны, и, наверное, это было начало слова, начало литературы, ведь в дальнейшем он много писал. Когда ему исполнилось шесть лет, Патриархия первый раз сумела издать двухтомник «Настольной книги священнослужителя», вот эти книги и были его любимыми. Мы постоянно читали с ним жития святых в прекрасном издании Академии наук, книга называлась «Византийские легенды», а числе ее составителей ее были Аверинцев и Лосев. И он знал ее практически наизусть. Был период, когда он очень часто «служил», но я думаю, что у всех священников дети «служат» дома, да и не только у священников. Первое, что начинает дома делать православный ребенок, и девочки тоже — это выносить большую книгу и кричать «Паки и паки! А так как Даниил пришел к Богу уже подросшим, то подошел к этому делу очень серьезно, осмысленно. У него были облачения, был Потир, в таком, конечно, игрушечном варианте, и он обязательно говорил проповеди. Однажды — ему еще не исполнилось семи лет — мы прочитали с ним Иоанна Мосха «Луг духовный», это подлинная литература, и там описывается такой случай: греческие пастушки из одной деревни собрались вместе, делать им было нечего, и они решили послужить Литургию. Все священнические молитвы они знали наизусть, вино у них было, в Греции это обычный напиток, и хлеб был. И, судя по всему, произошло претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову, тогда с неба сошел Ангел, ударила молния, дары были истреблены, и камень был истреблен, чтобы не было осквернения. И я ему говорю: «Данила, а тебе не кажется, что ты тоже с молнией играешь, свои бесконечные Литургии служишь? Я думаю, что это было простое и прямое стремление его веры. Я ему предлагаю: «Давай спросим духовника о твоем служении». Мы подошли к батюшке, и он Даниле сказал: «Если ты спрашиваешь об этом, значит, уже есть какие-то сомнения. Если так получается, то не служи больше». И Данила с грустью, с тоской сердечной прекратил свои «служения», но все-таки я иногда заставала его в «облачении», с «кадилом». Спрашиваю: «Даня, ты что? Зачем ты снова служишь? Конечно, его детство было очень наполнено. Когда он подарил нам с отцом свою первую книжку, написанную им еще в диаконстве, то подписал ее так: «Моим дорогим родителям за счастливое совместное детство». Детство с ним было долго, вплоть до последних лет. Он жил тем, что впитал в себя в детстве. Читайте своим детям жития, читайте по вечерам, перед сном, несмотря ни на что, ни какой их возраст, и подросткам читайте, они тоже хоть как-то, но будут слушать, и вы почувствуете, какая великая благодать идет на вас и на вашего ребенка. Вам дается возможность, и может быть, вы потом будете вспоминать всю жизнь, как ваше сердце и сердце вашего ребенка билось в одном ритме. Это настолько утешающе, это укрепляющая связь на всю жизнь, и это очень важно. Мы читали много мученических житий, и Данила очень переживал эти сюжеты. А потом он пошел в школу, и там ему Господь дал возможность стать исповедником. Когда он пошел в первый класс, у него как раз была вторая волна его тяжелой болезни, он умирал, был в клинической смерти, и он видел себя со стороны, видел ангела, который приказал ему вернуться назад. Я узнала об этом только потом, через год. Данилы в школе не было целый месяц, и к нам домой пришли учителя, узнать, почему ребенок не ходит в школу. Я была немного растеряна, впустила их, они вошли и увидели иконостас, а это был 1981-82 год, самый застой. Как они были возмущены! Они начали совершенно официальное перевоспитание верующего мальчика, которого нужно было спасать, и когда он после болезни пришел в класс, к нему сначала стали применять политику «пряника»: его повели записываться в библиотеку. А первоклассники сначала проходят азбуку, учатся читать, и только в конце года их записывают в библиотеку. Тут же его просто взяли под «белые ручки», он пришел домой очень счастливый, сказал, что может теперь читать, что хочет. Но ему обязательно засовывали в его пачку книг какой-нибудь страшный атеистический рассказ, и он очень удивлялся этому, он же был простодушный по характеру. Однажды принесли в класс некий механизм, который делает молнии, там надо покрутить ручку, и между шарами проскакивает электрический разряд в виде молний. И весь класс восторженно крутил ручку и наблюдал молнии, а к нему обращались персонально: «Вот видишь, Данила, как молния получается». Наш богословски развитый мальчик, который уже наизусть выучил «Настольную книгу священнослужителя», искренне не понимал, при чем тут заряды и при чем тут Бог. Но пока это были игрушки, но потом настало время, и его поставили перед всем классом. Учительница стала его позорить, подняла на смех, говоря: «А вы знаете, дети, что у нас тут есть боговерующий? Ты, может быть, еще и в церковь ходишь? Ты, может быть, еще и молитвы знаешь? А Данила тогда устоял и ответил: «Да, я верю в Бога, и хожу в церковь, и знаю молитвы». Я считаю, что такое исповедничество — великая честь от Бога, за его горение Господь и дал ему пройти через это, в знак будущей судьбы, потому что его горение никогда не прекращалось. Ведь очень многих детей Господь просто покрывал, по молитвам родителей, многие дети были верующие, ходили с крестиком, но прятали его, зашивали куда-то, а здесь была именно прямая исповедь. Он во многом был — по земным понятиям — дерзким, прямым, не принимающим никаких разночтений. Данила часто спрашивал меня, чувствую ли я Таинство, у него было удивительное мистическое чувство, он очень ярко ощущал Таинство. Не могу сказать, что у нас были какие-то общие семейные молитвы, молился каждый сам, но мы вместе шли к Богу, каждый по отдельности, но одной дорогой, и он шел вместе с нами, не как наше дитя, а как сотоварищ. Он всегда был нам сотоварищ, я очень многое от него узнавала, он много мне помогал, но и меня слушал. Бывало, сидит и слушает, что я ему рассказываю, так внимательно… Когда он стал постарше, началась перестройка, и школе стало не до верующих детей, в старших классах с ним уже ничего не случалось. Там у него уже были обычные мирские искушения, соблазны, сквозь которые он прошел Божией милостью. Школа его практически не касалась, он очень много читал и узнавал дома. У меня мама химик, профессор, и она безумно боялась к нам тогда приезжать, потому что он задавал ей такие вопросы по химии, на которые она уже не могла ответить. Во-первых, возраст, а во-вторых, она была химик-технолог. Помимо богословских книг, он читал и научную литературу, чего он только не знал: и минералогию, и историю, и литературу, он все сам добывал, сам находил то, что ему было нужно. Он рано начал писать, а когда ему было 13 лет, он дарил мне в подарки календари — на каждый месяц был свой рисунок и выдержки из Писания — из книги Ездры, например. Он был широко живущий человек, находящий смысл во многом. В школе он ценил математику — за логику, а остальные предметы его не удовлетворяли совершенно, там для него все было проштамповано. В последний год учебы в школе он думал пойти на исторический факультет МГУ, ходил даже на курсы, но не стал сдавать вступительные экзамены, а поехал в Лавру. Это был 1991 год, первый набор времен перестройки, без уполномоченных. Я сейчас понимаю, что вся почва была собрана в детстве, но — сколько наших детей знают и любят храм, а потом все останавливается, не растет, куда-то уходит. Там, у преподобного Сергия, у него был сильный рост, там раскрылся его дар: все, что он получил, все, что собирал, пошло в рост, мощный, быстрый. Когда ему было 14-15 лет, произошло первое остужение горячей детской веры, началась вера разумная, и он очень интересно переключился: стал заниматься церковными канонами, Уставом, богослужением. Он приходил в храм Донского монастыря с полным рюкзаком богослужебных книг и сверял, правильно ли они служат, да еще стоял в несколько надменной позе, как ревизор. Это было начало его следующего скачка, как боголюбец он уже несколько затормозился. Мы из Ясенева приезжали в Донской монастырь, там было очень хорошо. Как раз тогда произошло открытие Даниловского монастыря, и первые службы даниловцев проходили в Донском, потому что свои храмы у них еще не были отреставрированы. Данила очень много ездил в это время, у него отец такой же, он тоже с 14 лет начал ездить по России. Когда из Москвы переносили мощи преп. Серафима, Даниил пешком вместе со всеми ходил крестным ходом, он и в Оптиной пустыни тогда был, жил там, когда она восстанавливалась. Он побывал во многих местах, как совершенно самостоятельная личность, независимо от меня, попав в это яркое новое движение нашей Церкви после перестройки. Николай Лавданский, художник-иконописец, друг детства В детстве, когда Данила с родителями жил на улице Инессы Арманд, отец Алексий, тогда еще дядя Леша, занимался с нами живописью, акварелью, и я часто бывал у них в доме. Как-то раз мы с Данилой пошли гулять в Битцевский лесопарк, который начинался прямо на границе их двора. Мы тогда были совсем дети, еще дрались между собой. Заходим в парк. Недалеко от входа — компания подростков вешает кошку на дереве. Надели ей на шею петлю, перекидывают через сук веревку. А кошка цепляется за дерево, визжит, и умирать никак не хочет. А они все смеются, потом стаскивают ее, раскручивают веревку, бьют кошку о ствол. Мы с Данилой стоим — и у обоих катятся слезы. Потом одновременно срываемся с места, бежим к ним и кричим: «Прекратите! Нас, конечно, избили. А кошка убежала. Все случаи из детства, которые вспоминаются теперь, связаны с какими-то происшествиями. В другой раз мы ехали к моим родителям в Чертаново. Стоим на автобусной остановке на улице Обручева. Два накаченных парня очень грубо приставали к девушке, и я что-то сказал им. Один из них схватил меня за шею, держит, а другой начал бить. Они были сильнее, и невозможно было сопротивляться. Данила говорит: «Ребята, не надо. Хотите — бейте меня». Парни так удивились, что прекратили меня бить, и Данилу бить не стали. А мужчины, которые стояли на остановке, продолжали усердно читать газеты. Нам тогда было лет по двенадцать. Однажды мы вдвоем поехали в Данилов монастырь звонить в колокола. Видим, идет какой-то батюшка. Оказалось, архимандрит Евлогий: - Батюшка, а можно мы в колокола будем звонить? Тогда у нас было детское религиозное рвение. Мы стояли все службы, даже длинные, ночные, в первых рядах, не шелохнувшись, не пытаясь отойти побегать. Когда нам было лет по четырнадцать, ездили в Оптину пустынь. Ее только начали восстанавливать, и мы — Данила, я и еще один наш друг, помогали, собирали мусор, битый кирпич, копали. Потом, когда стали старше, появились какие-то сомнения, всех куда-то кидало — из огня да в полымя. Одного из друзей мы потеряли из виду надолго. Потом я его встретил, оказалось, что он стал скинхедом… Кидало всех, но не Данилу. Он с детства знал, что хотел, с самого начала. Он часто рассуждал не как ребенок или подросток — Данила действительно очень много знал, и при этом не был забитым «ботаником». Он никогда не пытался отойти в сторону от Православия, и не из-за какого-то страха, просто ему это было неинтересно. Мне нравилось, что он всегда был очень веселый, ко всему относился со здоровым чувством юмора. Ему было несвойственно понурое состояние подростка, у которого в теле играют гормоны, в голове полный ералаш, и который не знает, что со всем этим делать. Когда мы повзрослели, то стали встречаться редко, у нас уже были параллельные жизни. Но я всегда следил за его выступлениями, за его полемикой с мусульманами и инославными. Все-таки в детстве он не был слишком отчаянным и смелым, но как компенсировал это впоследствии! У отца Даниила была серьезная и правдивая смелость, а его оппоненты, бедняги, часто сидели красные и не знали, что ответить. Он выступал настолько открыто и умно, что это, безусловно, вызывало уважение. Когда его убили, это был шок до слез. Мне звонили разные люди — байкеры из «Ночных волков», например. Это была злая пощечина всем нам. Православная вера — наши корни, то, на чем мы должны воспитывать наших детей. Уход отца Даниила, который так живо и правдиво нес Слово — это утрата, которую восполнить невозможно. В среде абитуриентов Московской духовной семинарии быстро складывались кружки земляков: ребята общались в основном с теми, кто приехал из тех же мест. Так я познакомились с москвичом, будущим священником Даниилом Сысоевым, и мы быстро подружились, потому что нас многое связывало: оба были из интеллигентных семей, оба крестились не с самого раннего детства, объединяли нас и взгляды на духовную, церковную жизнь — все это обуславливало какую-то общность языка. Каждый студент нашего потока был самобытной, яркой личностью, но, пожалуй, именно отец Даниил был постоянным источником идей, которые у него многие заимствовали. Причем, для него не существовало авторитетов: он мог публично, ничего не опасаясь, поспорить с любым человеком, даже с профессором, если считал, что тот в чем-то ошибается. Первой же учебной осенью мы полюбили гулять вокруг Лавры, смотреть на желтые листья, кататься на старых качелях или каруселях, которые были рядом. Недалеко находился Гефсиманский скит, тогда еще не возвращенный Церкви, стояла золотая пора, и мы ходили туда, иногда прихватив с собой вино и сыр. Беседовали мы в основном на богословские темы, говорили о многом, но чаще всего — об экзегетике, толковании библейских текстов, литургике. Вопросы литургики занимали нас тогда больше всего, можно сказать, мы жили богослужением. В одном классе мы с отцом Даниилом не учились, просто были в одном потоке, а я еще и переходил из класса в класс. Закончили учебу мы в разное время, я немного раньше. Но нам было легко общаться и понимать друг друга, поэтому наша дружба продолжилась и после учебы. Уже став священником, я венчал его с супругой Юлией, это был особый день и, пожалуй, особое венчание. Таинство совершалось в храме апостола Иоанна Богослова при православной гимназии в Ясенево. Венчался отец Даниил в подряснике — одним из первых, теперь такие случаи в порядке вещей; когда венчаются, например, чтецы, то они венчаются в подряснике. Но тогда это выглядело необычно, можно сказать, что такой стиль был задан именно отцом Даниилом. А на нашем венчании будущий отец Даниил держал надо мной венец. Мы где-то прочитали, что венцы над женихом и над невестой должны держать мужчины, и пригласили двух своих ближайших друзей. Еще со времен Лавры я помню его ярким, убежденным и бескомпромиссным, он имел твердое мнение и готов был спорить с кем угодно, принципами не поступался никогда, но, при этом, всегда был смеющимся, радостным. Мы дружили семьями и частенько бывали друг у друга в гостях. Отец Даниил и матушка Юлия сначала жили в центре, на Маяковской, где всегда жила интеллигенция, и где была особая обстановка. Там родилась Иустина — старшая дочь отца Даниила и матушки Юлии, и я стала ее крестной матерью. Мне кажется, отец Даниил не был строгим со своими детьми, он сильно их любил и относился к ним очень хорошо. Общались мы постоянно. Даже в последние годы, когда наша семья жила в Китае, мы никогда не пропускали 30 декабря, день ангела отца Даниила. Этот день выпадает на рождественские каникулы, и мы в это время всегда приезжаем в Москву. Мы никогда не планировали на 30 декабря никаких других дел, этот день всегда был «отложен» для встречи с отцом Даниилом и его семьей. На именины мужа матушка Юлия всегда устраивала застолье, каждый год готовила какое-нибудь коронное блюдо. Людей собиралось много, кто-то приходил из года в год, но часто появлялись и новые лица. Так получилось, что и служение наше протекало в одном направлении — миссии по отношению к традиционно неправославным народам. Да, миссионерство тоже стало результатом общности наших интересов, но должен сказать, что важность миссии была не в общении с людьми другой веры, другой культуры, то есть, с теми, кого в старину называли «инородцами», а в осознании универсальности Православия, желании сделать христианство всеобщим, донести его до как можно большего числа людей. Эта тема вообще была очень близка отцу Даниилу, и он не проводил никакой линии разделения, для него не имел значения языковой или национальный контекст. По его справедливому мнению, взгляд на Православие как на традиционную религию России — это препятствие к его распространению среди других народов. Каждый человек должен слышать о Христе — в этом мы оба были уверены, и со временем у нас сложились конкретные формы работы. Так получилось, что у меня стали появляться прихожане-китайцы, а отец Даниил начал проповедовать среди мусульман. У каждого из нас была своя практика, но мы задавали друг другу вопросы, сравнивали ситуации, в которых нам приходится миссионерствовать. Вообще, из этого опыта я вынес мнение о том, что миссия должна носить универсальный характер, меньше концентрироваться на различиях, потому что многое приложимо и к китайцам, и к мусульманам, и ко всем остальным. Правда, большое значение имеет язык, поэтому миссия все-таки должна принимать во внимание языковые особенности. Они хотят, чтобы истину им говорили на их языке, они не обязаны усваивать чуждые им культурные формы, чтобы через них пробираться к Богу. Ведь во многих странах, где христианство стало традиционным, с изнанки оно как бы прошито народными, языческими нитками, то есть хорошо сочетается с местной культурой. Так что специфика тоже имела место, поэтому советоваться друг с другом нам было почти не о чем, и в последние годы, во время телефонных разговоров и личных встреч мы просто обсуждали что-то, сверяли свои взгляды на события современности, в том числе, церковной жизни, и наши мнения чаще всего совпадали. У нас были общие миссионерские проекты, например, в 2005 году мы вместе ездили в Иркутск, куда я приехал из Китая со своими прихожанами. Эту поездку мы задумали как паломничество для моих китайских прихожан, у которых нет возможности спокойно помолиться в православном храме или съездить в паломничество у себя в стране. Мы такие поездки устраивали периодически — например, были в Благовещенске, затем выбрали Иркутск. Отец Даниил согласился приехать очень быстро, с ним вообще всегда легко было что-то организовать, всегда все получалось хорошо. Из Китая приехало около десяти человек, мы провели в России две недели: служили, молились, посещали разные храмы. Отец Даниил беседовал с ними, проповедовал, совершал Таинства. Одна китаянка в то время была в очень сложной жизненной ситуации, у нее были тяжелые обстоятельства, и она подробно исповедовалась отцу Даниилу женщина хорошо знала русский язык. Могу сказать, что на этой исповеди она получила очень верное направление жизни. Во время этой поездки отец Даниил занимался и другими проектами: участвовал в работе с наркозависимыми, также мы проводили совместные лекции в университете. Конечно, мы ждали отца Даниила к нам в Гонконг, он хотел посмотреть, как в Китае организована миссия, что делается, как можно расширить свою деятельность, да и сама страна была для него интересна. Кроме того, мы обсуждали возможность миссионерства среди протестантов Океании: это не требует серьезных вложений и достаточно реально. Он все время собирался приехать, но так и не успел… Но чаще всего наши совместные проекты касались издательской деятельности. Например, отец Даниил помогал нам подготовить перевод на китайский язык Закона Божьего и «Диалогов» отца Валентина Свенцицкого. Закон Божий, к сожалению, до сих пор не издан, потому что перевод оказался очень сложным, китайский текст не раз менялся в процессе перевода, и эта совместная работа должна была расшириться, если бы не произошедшая трагедия. Последний раз я видел отца Даниила 3 ноября 2009 года. Я приехал в Москву на очень короткий срок, у меня совсем не было времени. Он просто подвозил меня на машине из одного места в другое, и мы решили, что хотя бы в дороге поговорим. В тот день он, как будто между прочим, рассказал мне, что ему в последнее время много угрожают. И даже посмеялся, полушутя сказав: «А, может, и убьют! Не могу сказать, что он относился к этому несерьезно, но все это точно было для него где-то на периферии жизни. Я видела отца Даниила в последний раз в мае 2009. Я приехала в Москву в командировку, и у меня образовалось два-три свободных дня. В таких ситуациях я обычно никуда не выбираюсь, остаюсь с родителями, но мы созвонились с отцом Даниилом и решили повидаться. Сели в кафе недалеко от Сретенского монастыря и разговаривали часа полтора, а потом он подвез меня к месту уже другой встречи.
Дорофея Сысоева подтвердила факты насилия со стороны отчима.
| Свидетельство дочерей Сысоевых | • Дорофея рассказывает о своем опыте с отчимом, который угрожал ей и ее сестре. |
| «Это был наш последний закат». 10 лет со дня гибели отца Даниила Сысоева | Правмир | • Дорофея рассказывает о своем опыте с отчимом, который угрожал ей и ее сестре. |
| Размышления после жуткой истории с дочерьми о.Даниила Сысоева | Статья автора «User Zxcv» в Дзене: 5 апреля 2024 стали известны факты о том, что второй муж Юлии Сысоевой, отчим Сергей Станиловский несколько лет издевался, включая избиения. |
| Дорофея Сысоева о положении дел с американскими правоохранителями - Видео | Священномученик Дорофей в период гонений на христиан при императоре Диоклитиане (284–305) был епископом города Тира Финикийского. |
| «Это был наш последний закат». 10 лет со дня гибели отца Даниила Сысоева | Правмир | Юмористка и актриса Надежда Сысоева поделилась в Telegram-канале подробностями самочувствия после операции. |
«Это был наш последний закат». 10 лет со дня гибели отца Даниила Сысоева
Для мамаши, вдовы отца Даниила Сысоева, вскоре выскочившей замуж за негодяя и пустившей ситуацию на самотек, нет никаких оправдательных слов. Помогать им взялась матушка Даниила Юлия Сысоева убитого в ноябре 2009 года священника Даниила. средней дочери о. Даниила о том, как в течение нескольких лет она подвергалась развратным действиям со стороны своего отчима. Со дня трагической гибели священника Даниила Сысоева прошло 10 лет.