Золотой Теленок Ильф и Петров – покупайте на OZON по выгодным ценам! К 90-летию выхода романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок».
Почему книги Ильфа и Петрова вошли в золотой запас скреп советского общества
Комментарии: 4, последний от 09/01/2009. Ильф Илья, Петров Евгений (max@). Ильф И.А., Петров Е.П. Двенадцать стульев; Золотой теленок. Дмитрий Галковский считает, что романы «12 стульев» и «Золотой теленок» были написаны Михаилом Булгаковым, а не Ильфом и Петровым, и приводит в пользу этой теории ряд аргументов. К 90-летию выхода романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок».
Петров Евгений - Золотой Теленок (полная версия)
авторы "Двенадцати стульев" и "Золотого теленка" стоят в своих романах на позиции ясной и недвусмысленной. Ильф и Петров, "Золотой теленок"» в контексте. «Лучшие книги Ильфа и Петрова (Двенадцать стульев, Золотой теленок)» . Виталий Бабенко, составитель Роман «Золотой теленок» публикуется в том виде, в котором его создали соавторы Илья Ильф и Евгений Петров.
Долой клеветнические книги!
Здесь Бендер ограничился кратким приветствием. Условились перенести митинг на два часа. Подкрепившись бесплатным обедом, автомобилисты в приятнейшем расположении духа двинулись к магазину готового платья. Их окружали любопытные. Антилоповцы с достоинством несли свалившееся на них сладкое бремя славы. Они шли посреди улицы, держась за руки и раскачиваясь, словно матросы в чужеземном порту. Рыжий Балаганов, и впрямь похожий на молодого боцмана, затянул морскую песню. Магазин «Платье мужское, дамское и детское» помещался под огромной вывеской, занимавшей весь двухэтажный дом. На вывеске были намалеваны десятки фигур: желтолицые мужчины с тонкими усиками, в шубах с отвернутыми наружу хорьковыми полами, дамы с муфтами в руках, коротконогие дети в матросских костюмчиках, комсомолки в красных косынках и сумрачные хозяйственники, погруженные по самые бедра в фетровые сапоги. Все это великолепие разбивалось о маленькую бумажку, прилепленную у входной двери магазина: Штанов нет — Фу, как грубо!
Написали бы, как пишут в Москве: «Брюк нет». Прилично и благородно. Граждане довольные расходятся по домам. А тут — «штанов нет». В магазине автомобилисты задержались недолго. Для Балаганова нашлась ковбойская рубашка в просторную канареечную клетку и стетсоновская шляпа с дырочками. Козлевичу пришлось удовольствоваться обещанным хромовым картузом и такой же тужуркой, сверкающей, как прессованная икра. Долго возились с Паниковским. Пасторский долгополый сюртук и мягкая шляпа, которые, по замыслу Бендера, должны были облагородить внешность нарушителя конвенции, отпали в первую же минуту.
Магазин мог предложить только костюм пожарного: куртку с золотыми насосами в петлицах и волосатые полушерстяные брюки и фуражку с синим кантом. Паниковский долго ломался и прыгал перед волнистым зеркалом. Он все-таки лучше, чем костюм короля в изгнании, который вы теперь носите. А ну, поворотитесь-ка, сынку! Скажу вам прямо. Это подходит вам больше, чем запроектированный мною сюртук и шляпа. На улицу вышли в новых нарядах. Себе Остап ничего не купил. Подождем до лучших времен.
Не так ли, друг брандмейстер? Остап открыл митинг в приподнятом настроении, не подозревая о том, какая гроза надвигается на пассажиров Антилопы. Он острил, рассказывал смешные дорожные приключения и еврейские анекдоты, чем чрезвычайно расположил к себе публику. Конец речи он посвятил разбору давно назревшей автопроблемы. В эту минуту он увидел, что председатель комиссии по встрече принял из рук подбежавшего мальчика телеграмму. Произнося слова: «не роскошь, а средство передвижения», Остап склонился влево и через плечо председателя заглянул в телеграфный бланк. То, что он прочел, поразило его. Он думал, что впереди еще целый день. Его сознание мгновенно зарегистрировало ряд деревень и городов, где Антилопа воспользовалась чужими матерьялами и средствами.
Председатель еще шевелил усами, силясь вникнуть в содержание депеши, а Остап, на полуслове спрыгнувший с трибуны, уже продирался сквозь толпу. Антилопа зеленела на перекрестке. К счастью, пассажиры сидели на местах и, скучая, дожидались того момента, когда Остап велит перетаскивать в машину дары города. Это обычно бывало после митинга. Наконец до председателя дошел смысл телеграммы. Он поднял глаза и увидел убегающего командора. Он всю ночь трудился над составлением приветственной речи, и теперь его авторское самолюбие было уязвлено. Крик председателя достиг ушей антилоповцев. Они нервно засуетились.
Козлевич пустил мотор и одним махом взлетел на свое сиденье. Машина прыгнула вперед, не дожидаясь Остапа. Впопыхах антилоповцы даже не сообразили, что оставляют своего командора в опасности. Адам Казимирович нажал педали. Антилопа заскрежетала и остановилась. Командор кувыркнулся в машину с отчаянным криком: «Полный ход! Обезумевший Козлевич перескочил на третью скорость, машина рванулась, и в открывшуюся дверцу выпал Балаганов. Все это произошло в одно мгновенье. Пока Козлевич снова тормозил, на Балаганова уже пала тень набегающей толпы.
Уже протягивались к нему здоровеннейшие ручищи, когда задним ходом подобралась к нему Антилопа, и железная рука командора ухватила его за ковбойскую рубаху. И тут жители Лучанска впервые поняли преимущество механического транспорта перед гужевым. Машина забренчала всеми своими частями и быстро унеслась, увозя от справедливого наказания четырех правонарушителей. Первый километр жулики тяжело дышали. Дороживший своей красотой Балаганов рассматривал в карманном зеркальце малиновые царапины на лице, полученные при падении. Паниковский дрожал в своем костюме пожарного. Он боялся мести командора. И она пришла немедленно. Это ваши штуки.
Значит, вы еще и трус к тому же? Я попал в одну компанию с вором и трусом? Я вас разжалую. До сих пор вы в моих глазах были брандмейстером. Отныне вы — простой топорник. И Остап торжественно содрал с красных петличек Паниковского золотые насосы. После этой процедуры Остап познакомил своих спутников с содержанием телеграммы. В телеграмме предлагается задержать зеленую машину, идущую впереди автопробега. Надо сейчас же свернуть куда-нибудь в сторону.
Хватит с нас триумфов, пальмовых ветвей и бесплатных обедов на постном масле. Идея себя изжила. Свернуть мы можем только на Гряжское шоссе. Но до него еще часа три пути. Я уверен, что горячая встреча готовится во всех ближайших населенных пунктах. Проклятый телеграф всюду понатыкал свои столбы с проволоками. Берегите свою черепную лоханку! Командор не ошибся. В первой же деревне им предложили остановиться.
Козлевич усилил ход. Несколько сажен за ними на неоседланной кобыле вяло скакал рослый веселый парень, по-видимому, деревенский милиционер, и что-то кричал. Дальше на пути лежал городок, названия которого антилоповцы так никогда и не узнали, но хотели бы узнать, чтобы помянуть его при случае недобрым словом. У самого же входа в город дорога была преграждена тяжелым бревном. Антилопа повернула и, как слепой щенок, стала тыкаться в стороны в поисках обходной дороги. Но ее не было. И тут же жулики услышали очень далекое комариное пение моторов. Как видно, шли машины настоящего автопробега. Назад двигаться было нельзя, и антилоповцы снова кинулись вперед.
Козлевич нахмурился и быстрым ходом подвел машину к самому бревну. Граждане, стоявшие вокруг, испуганно отхлынули в разные стороны, ожидая катастрофы. Но Козлевич неожиданно уменьшил ход и медленно перевалился через препятствие. Когда Антилопа пересекала город, прохожие сварливо ругали седоков, но Остап, обычно восприимчивый ко всякого рода оскорблениям, даже не отвечал. К Гряжскому шоссе Антилопа подошла под все усиливающийся рокот невидимых покуда автомобилей. Едва только успели свернуть с проклятой магистрали и в наступившей темноте убрать машину за пригорок, как раздались взрывы и пальба моторов и в столбах света показалась головная машина. Жулики притаились в траве у самой дороги и, внезапно потеряв обычную наглость, молча смотрели на проходящую колонну. Полотнища ослепляющего света полоскались на дороге. Машины мягко скрипели, пробегая мимо поверженных антилоповцев.
Прах летел из-под колес. Протяжно завывали клаксоны. Ветер метался во все стороны. В минуту все исчезло, и только долго колебался и прыгал в темноте рубиновый фонарик последней машины. Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями. Искателям приключений остался только бензиновый хвост. И долго еще сидели они в траве, чихая и отряхиваясь. Вам не завидно, Балаганов? Мне завидно!
Глава восьмая. Кризис жанра В четвертом часу ночи затравленная Антилопа остановилась над обрывом. Внизу на тарелочке лежал незнакомый город. Он был нарезан аккуратно, как торт. Разноцветные утренние пары носились над ним. Еле уловимый треск и легчайшее посвистывание почудились спешившимся антилоповцам. Очевидно, это храпели граждане. Зубчатый лес подходил к городу. Дорога петлями падала с обрыва.
Меньше устаешь. Шуток не понимает! Придется стать на путь наиболее передовых стран. В Рио-де-Жанейро, например, краденые автомобили перекрашивают в другой цвет. Делается это из чисто гуманных побуждений — дабы прежний хозяин не огорчался, видя, что на его машине разъезжает посторонний человек. Антилопа снискала себе кислую славу, ее нужно перекрасить. Решено было войти в город пешим порядком и достать красок, а для машины подыскать надежное убежище за городской чертой. Остап быстро пошел по дороге вдоль обрыва и вскоре увидел косой бревенчатый домик, маленькие окошечки которого поблескивали речною синевой. Позади домика стоял сарай, показавшийся Остапу подходящим для сокрытия Антилопы.
Пока великий комбинатор размышлял о том, под каким предлогом удобнее всего проникнуть в домик и сдружиться с его обитателями, дверь отворилась и на крыльцо выбежал почтенный господин в солдатских подштанниках с черными жестяными пуговицами. На бледных парафиновых щеках его помещались приличные седые бакенбарды. Подобная физиономия в конце прошлого века была бы заурядной. В то время большинство мужчин выращивали на лице такие вот казенные, верноподданные волосяные приборы. Но сейчас, когда под бакенбардами не было ни синего вицмундира, ни штатского ордена с муаровой ленточкой, ни петлиц с золотыми звездами тайного советника, — это лицо казалось ненатуральным. Все те же сны! Те же самые сны! Произнеся эту жалобу, старик заплакал и, шаркая ногами, побежал по тропинке вокруг дома. Обыкновенный петух, собиравшийся в эту минуту пропеть в третий раз, вышедший для этой цели на середину двора и уже раскрывший рот, в испуге кинулся прочь; сгоряча он сделал несколько поспешных шагов и даже уронил перо, но вскоре опомнился, вылез на плетень и уже с этой безопасной позиции сообщил миру о наступлении утра.
Однако в голосе его чувствовалось волнение, вызванное недостойным поведением хозяина домика. Бендер удивленно разглядывал странного человека с бакенбардами, которые можно найти теперь разве только на министерском лице швейцара консерватории. Между тем необыкновенный господин завершил свой круг и снова появился у крыльца. Здесь он помедлил и со словами — «Пойду попробую еще раз» — скрылся за дверью. Придется подождать результатов таинственной пробы. Ждать Остапу пришлось недолго. Вскоре из домика послышался плачевный вой, и, пятясь задом, как Борис Годунов в последнем акте оперы Мусоргского, на крыльцо вывалился старик. Он повернулся и, спотыкаясь о собственные ноги, пошел прямо на Остапа. Решив, что пришло время действовать, великий комбинатор выступил из-за дерева и подхватил бакенбардиста в свои могучие объятия.
Что такое? Остап осторожно разжал объятия, схватил старика за руку и сердечно ее потряс. То, что в газете называют «Отовсюду обо всем» или «Мировой экран». Позавчера мне, например, снились похороны микадо, а вчера — юбилей Сущевской пожарной части. Какой вы счастливый человек! Какой счастливый! Скажите, а вам никогда не снился какой-нибудь генерал-губернатор или... Бендер не стал упрямиться. В прошлую пятницу.
Всю ночь снился. И, помнится, рядом с ним еще полицмейстер стоял, в узорных шальварах. Было такое сновиденье. Позвольте, когда же это, ну да, 3 февраля сего года. Государь-император, а рядом с ним, помнится, еще граф Фредерикс стоял, такой, знаете, министр двора? Милости просим ко мне. Простите, вы не социалист? Не партиец? Я беспартийный монархист.
Слуга царю, отец солдатам. В общем, взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать!.. В домике оказалась одна комната с сенями. На бревенчатых стенах висели портреты господ в форменных сюртуках. Судя по петлицам, господа эти служили в свое время по министерству народного просвещения. Постель имела беспорядочный вид и свидетельствовала о том, что хозяин проводил на ней самые беспокойные часы своей жизни. Здесь, думал я, начнется новая жизнь. А ведь что вышло? Вы только поймите!..
Федор Никитич Хворобьев был монархистом и ненавидел советскую власть. Эта власть была ему противна. Он, когда-то попечитель учебного округа, принужден был служить заведующим методологическо-педагогическим сектором местного Пролеткульта. Это вызывало в нем отвращение. До самого конца своей службы он не знал, как расшифровать слово Пролеткульт и от этого презирал его еще больше. Дрожь омерзения вызывали в нем одним своим видом члены месткома, сослуживцы и посетители методологическо-педагогического сектора. Он возненавидел слово сектор. О, этот сектор! Никогда Федор Никитич, ценивший все изящное, а в том числе и геометрию, не предполагал, что это прекрасное математическое понятие, обозначающее часть площади криволинейной фигуры, будет так опошлено.
На службе Хворобьева бесило многое: заседания, стенгазеты, займы. Но и дома он не находил успокоения своей гордой душе. Дома тоже были стенгазеты, займы, заседания. Знакомые говорили исключительно о хамских, по мнению Хворобьева, вещах: о жаловании, которое они называли зарплатой, о месячнике помощи детям и о социальной значимости пьесы «Бронепоезд». Никуда нельзя было уйти от советского строя. Когда огорченный Хворобьев одиноко прогуливался по улицам города, то и здесь из толпы гуляющих вылетали постылые фразы: «... Тогда мы постановили вывести его из состава правления... А я так и сказал: на ваше РКК примкамера есть, примкамера …» И, тоскливо поглядывая на плакаты, призывающие граждан выполнить пятилетку в четыре года, Хворобьев с раздражением повторял: — Вывести! Из состава!
В четыре года! Хамская власть! Когда методологическо-педагогический сектор перешел на непрерывную неделю и, вместо чистого воскресения, днями отдыха Хворобьева стали какие-то фиолетовые пятые числа, он с отвращением исхлопотал себе пенсию и поселился далеко за городом. Он поступил так для того, чтобы уйти от новой власти, которая завладела его жизнью и лишила покоя. По целым дням просиживал монархист-одиночка над обрывом и, глядя на город, старался думать о приятном: о молебнах по случаю тезоименитства какой-нибудь высочайшей особы, о гимназических экзаменах и о родственниках, служивших по министерству народного просвещения. Но, к удивлению, мысли его сейчас же перескакивали на советское, неприятное. После Пролеткульта вспоминались ему совершенно уже возмутительные эпизоды: демонстрации первомайские и октябрьские, клубные семейные вечера с лекциями и пивом, полугодовая смета методологического сектора. Она подменила даже мои мысли! Но есть такая сфера, куда большевикам не проникнуть.
Это сны, ниспосланные человеку богом. Ночь принесет мне успокоение. В своих снах я увижу то, что мне будет приятно увидеть! В первую же после этого ночь бог прислал Федору Никитичу ужасный сон. Снилось ему, что он сидит в учрежденческом коридоре, освещенном керосиновой лампочкой. Сидит и знает, что его с минуты на минуту должны вывести из состава правления. Внезапно открывается железная дверь, и оттуда выбегают служащие с криком: «Хворобьева нужно нагрузить! Федор Никитич проснулся среди ночи. Он помолился богу, указав ему, что, как видно, произошла досадная неувязка, и сон, предназначенный для ответственного, быть может, даже партийного, товарища, попал не по адресу.
Ему, Хворобьеву, хотелось бы увидеть для начала царский выход из Успенского собора. Успокоенный, он снова заснул, но вместо лица обожаемого монарха тотчас же увидел лицо председателя месткома товарища Суржикова. И уже каждую ночь Федора Никитича с непостижимой методичностью посещали одни и те же выдержанные советские сны. Представлялись ему: членские взносы, стенгазеты, МОПРЫ, совхоз «Гигант», торжественное открытие первой фабрики-кухни, председатель общества друзей кремации и большие советские перелеты.
Это ученые, посвятившие свою научную жизнь исследованию творчества И. Ильфа и Е. Уже более 30 лет они изучают работы писателей и являются единственными в мире специалистами по данному вопросу. Вы можете быть уверены, что профессора выполнили свою работу на «отлично», не пропустив ни одного слова или фразы, которые имеют значимость для романа. В тексте полужирным шрифтом выделены небольшие, а знаком перст указующий — объемные разночтения и фрагменты, исключенные из редакций, входивших в ранее издававшиеся собрания сочинений Ильфа и Петрова.
Послесловием к роману стала работа профессоров М.
Если бы состоялся третий том, каким бы он стал? Части романа, кстати, очень разные. Первые две проникнуты общим духом поиска и приключений, а третья отчетлива назидательная хоть и с фирменным юмором.
Меня увлекли сцены в литерном поезде, авторам удалось как-то легко и понятно передать столкновение двух миров. И какие были времена, еще до всех ужасов тридцатых. В нашем советском поезде едет и итальянский фашист, и немецкий корреспондент, и все вокруг обсуждают решение в СССР еврейского вопроса. Даже термин этот потом приобрел столь зловещую окраску благодаря нацистам, что это место в книге смотрится теперь как привет из каких-то невинных времен.
Надо заметить, что авторы-бывшие одесситы не слишком-то хорошо вспоминали о петлюровцах. Этот небольшой скетч Остапа о Вечном жиде выдает крайне негативное отношение к желто-голубым лампасам и куренным атаманам. И юмор, ох уж этот юмор. Сводящая с ума учителя географии халтурная карта без Берингова пролива, советские сны, измучившие противника советской власти одна гигантская профсоюзная книжка чего стоит.
Давно я так легко не смеялся. В целом, как приятно читать стоящие художественные произведения. Когда читаешь академические издания, что-то современное, много переводного, забываешь о прелестях настоящих шедевров. Сильно отдохнул душой.
А как вам эпизод в поезде, когда комсомолка советует Остапу истратить любовную энергию на пилку дров? Мне сразу вспомнился Челентано из «Укрощения строптивого», нещадно машущий топором. BumBull написал а рецензию на книгу 57 Оценка: Безусловно Ильиф и Петров создали книгу, которая трогает до глубины души, заставляет думать, что является важной чертой для любого произведения. Я не воспринимаю «Золотого телёнка» в качестве комедии.
Если комедия, то только очень печальная. На протяжении всей книги меня не покидало ощущение необъяснимой грусти, которая пряталась за юмором. Отдельно хочется выделить героев, потому что характеры настолько живые, что начинаешь их любить, несмотря на все махинации. Всё действие книги связанно с деньгами, как люди зависят от одной мысли богатства, как они не осознают, что за этим скрывается и как с ним жить.
Многие из нас хотели бы иметь миллион в кармане, но не все, получив таковой, станут сразу же благоразумно им распоряжаться. Корейко — отдельный персонаж. Он всю жизнь учился это делать: не пользоваться деньгами, когда они у него были. И такая тактика в итоге спасла его, так как он не был от них зависим.
Книга очень хорошая, поучительная. В ней много идей, над которыми стоит поразмышлять. А цитаты просто прекрасны. Я даже пострадал.
После разговоров с Берлагой, Скумбриевичем и Полыхаевым я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество? От юмора остались крохи, аве сатире. Весёлый ранее и находчивый Остап Бендер гоняется с шайкой советских оборванцев за тайным советским миллионером как оказалось, такие были, но умело себя маскировали под простых советских смертных.
Именно его фигура вызывает ныне больше всего споров, особенно после выхода книги Ирины Амлински «12 стульев от Михаила Булгакова». Основные доводы авторства Булгакова: — Ильф и Петров кроме этих двух книг ничего сильного и не написали. Написаны очень быстро с немыслимой скоростью для любителей; — писать в тандеме труднее, так как это всегда замедляет любой процесс; — отсутствует рукопись, черновики, планы, намётки, варианты романа, есть только намеки на какие-то шутки в записных книжках Ильфа; — у Булгакова после публикации «12 стульев» внезапно появилась 3-х комнатная квартира; — в романе крайне нелицеприятно описаны образы некоторых современников, например Маяковского Никифор Ляпис-Трубецкой и его «Гаврилиада» с которым были личные нелицеприятные отношения у Булгакова, а не у Ильфа с Петровым; — в «12 стульев» и «Золотом теленке» есть множество заимствований из Булгакова; — мелодика фраз Булгакова совпадает с книгами Ильфа и Петрова.
Например, «В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл молодой человек лет двадцати восьми» «12 стульев» и «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…» «Мастер и Маргарита». В нем нарастающее мученье без конца» и «В этом флотском борще плавают обломки кораблекрушения». Если позволите, то конспирологические причины создания дилогии рассматривать не стану.
Аргументы против авторства Булгакова или кого либо еще, кроме Ильфа и Петрова: 1. Ильф и Петров кроме этих двух книг ничего сильного и не написали. Что сильного после или до «Горе от ума» написал Александр Грибоедов?
А Маргарет Митчелл? Джером Сэлинджер? Харпер Ли?
Подобное сплошь и рядом в мировой литературе. Авторов одной знаменитой книги очень много. И это не умоляет их талант.
Писать в тандеме труднее, так как это всегда замедляет любой процесс. Совершенно нелепое утверждение! Анн и Серж Голон пример прекрасного совместного творчества, когда возникает эффект синергии усиливание эффектом взаимодействия.
Соавторы зажигаются друг от друга, подстёгивают творчество и на выходе получается не просто сумма двух творческих единиц, а многократное возрастание.
Ильф Илья, Петров Евгений - Золотой теленок
Смотрите видео онлайн «И. ИЛЬФ и Е. ПЕТРОВ «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК». В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Золотой теленок от автора Илья Ильф, Евгений Петров (ISBN: 978-5-17-134927-1) по низкой цене. Ильф И.А., Петров Е.П. Двенадцать стульев; Золотой теленок. 04: Ильф Илья, Петров Евгений, Ильф и Петров, рассказ, поэма, новелла, повесть, роман, эссе - Глава XIX Универсальный штемпель К двенадцати часам следующего дня по.
Илья Ильф и Евгений Петров «Золотой телёнок» — цитаты из книги
И что это за профессия такая, прости господи! Сын лейтенанта Шмидта! Ну, год ещё, ну, два. А дальше что? Дальше ваши рыжие кудри примелькаются, и вас просто начнут бить.
Вы удовлетворены? Но шофёр-любитель удовлетворён не был. Я читал в газете, что идут два «Паккарда», два «Фиата» и один «Студебеккер». Это ваш родственник Студебеккер?
Папа ваш Студебеккер? Чего вы прилипли к человеку?! Русским языком ему говорят, что «Студебеккер» в последний момент заменён «Лорен-Дитрихом», а он морочит голову! Юношу уже давно оттеснили распорядители, а Остап долго ещё...
Я — свободный художник и холодный философ. Я их заработал, а вы... Я даже пострадал. После разговоров с Берлагой, Скумбриевичем и Полыхаевым я потерял веру в человечество.
Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество? И по возможности сразу, а не частями. Остап внимательно посмотрел на собеседника и совершенно серьёзно ответил: — Я бы взял частями.
Прошлое регистратора загса Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова? Любой образованный человек скажет: «Конечно, читал! Два года назад впервые в истории увидело свет полное издание «Двенадцати стульев».
По мнению критиков, Остап оказался слишком обаятельным персонажем. Авторы, наоборот, подчеркнули, что в их антигероях много хорошего, а мошенниками они стали в силу обстоятельств. Ильф и Петров даже закончили роман свадьбой «командора» с Зосей Синицкой с образованием новой ячейки общества. Писатели всерьез обсуждали третью книгу о Бендере: «Остап мог бы и сейчас пройти всю страну, давая концерты граммофонных пластинок». Но продолжение не появилось. Звонок авторам «с самых верхов» о том, что Бендер среди строителей социализма не нужен, заставил их срочно написать ту концовку романа, которую мы все знаем. Выдумать можно было бы и посмешнее», — отметили в предисловии авторы. У меня лично есть 400 сравнительно честных способов отъема. Но не в способах дело. Дело в том, что сейчас нет богатых людей.
Долой надуманную жизнь, гниющую под светом юпитеров! Я буду обыгрывать вещи! Мне нужна жизнь, как она есть! К работе порывистый Крайних-Взглядов приступил на другой же день. Розовым утром, когда человечество еще спало, новый режиссер выехал на Соборную площадь, вылез из автомобиля, лег животом на мостовую и с аппаратом в руках осторожно, словно боясь спугнуть птицу, стал подползать к урне для окурков. Он установил аппарат у подножия урны и снял ее с таким расчетом, чтобы на экране она как можно больше походила на гигантскую сторожевую башню. После этого Крайних-Взглядов постучался в частную квартиру и, разбудив насмерть перепуганных жильцов, проник на балкон второго этажа. Отсюда он снова снимал ту же самую урну, правильно рассчитывая, что на пленке она приобретет вид жерла сорокадвухсантиметрового орудия. Засим, немного отдохнув, Крайних-Взглядов сел в машину и принялся снимать урну с ходу. Он стремительно наезжал на нее, застигал ее врасплох и крутил ручку аппарата, наклоненного под углом в сорок пять градусов. Борис Древлянин, которого прикомандировали к новому режиссеру, с восхищением следил за обработкой урны. Ему самому тоже удалось принять участие в съемке. Засняв тлеющий окурок папиросы в упор, отчего она приобрела вид пароходной трубы, извергающей дым и пламя, Крайних-Взглядов обратился к живой натуре. Он снова лег на тротуар, — на этот раз на спину, — и велел Древлянину шагать через него взад и вперед. В таком положении ему удалось прекрасно заснять подошвы башмаков Древлянина. При этом он достиг того, что каждый гвоздик подошвы походил на донышко бутылки. Однако все это было мелко по сравнению с кинематографическими эксцессами, которые Крайних-Взглядов учинил на железной дороге. Он считал своей специальностью съемки под колесами поезда. Этим он на несколько часов расстроил работу железнодорожного узла. Завидев тощую фигуру режиссера, лежащего между рельсами в излюбленной позе — на спине, машинисты бледнели от страха и судорожно хватались за тормозные рычаги. Но Крайних-Взглядов подбодрял их криками, приглашая прокатиться над ним. Сам же он медленно вертел ручку аппарата, снимая высокие колеса, проносящиеся по обе стороны его тела. Товарищ Крайних-Взглядов странно понимал свое назначение на земле. Жизнь, как она есть, представлялась ему почему-то в виде падающих зданий, накренившихся набок трамвайных вагонов, приплюснутых или растянутых объективом предметов обихода и совершенно перекореженных на экране людей. Жизнь, которую он так жадно стремился запечатлеть, выходила из его рук настолько помятой, что отказывалась узнавать себя в крайних-взглядовском зеркале. Тем не менее у странного режиссера были поклонники, и он очень этим гордился, забывая, что нет на земле человека, у которого не было бы поклонников. История кинорежиссера Крайних-Взглядова и Бориса Древлянина — это пародия на всевозможные «левые», формалистические увлечения в кинематографе и одновременно на «киноков», — так в середине 20-х годов называли себя некоторые кинодокументалисты. В теории «киноки» энергично выступали против игровых, художественных фильмов, против павильонных съемок и декораций. Художественной кинематографии они противопоставляли документальный «киноглаз». Если бы этот эпизод остался в романе, то он в какой-то мере повторил бы описание событий на черноморской кинофабрике. Исключая его, сатирики, по-видимому, отвергали опасность дублирования сюжетных мотивов. Сатира «Золотого теленка» была исключительно целенаправленной и злободневной. Беспощадная борьба партии против бюрократизма, вдохновившая В. Маяковского на создание «Бани», подсказала Ильфу и Петрову образ «Геркулеса» — цитадели бездельников и чинуш. Нетрудно привести факты, подтверждающие актуальность и действенность сатиры Ильфа и Петрова. Никулин употреблял имя Остапа Бендера в нарицательном значении: «А по поводу деятельности, схожей с творчеством Остапа Бендера, я считаю нужным повторить историю, не так давно опубликованную в газетах и имеющую значение в связи с декретом, направленным против расхитителей общественной собственности, В одно учреждение, проще говоря в ВСНХ, полгода ходил молодой человек, сдавал пальто под номерок, ходил по лабиринту комнат, что-то писал на свободных столах, и все, вплоть до курьерши, считали его сотрудником учреждения. Что же делал этот человек? Иногда не слишком часто он сочинял черновичок требования на дефицитные предметы широкого потребления. От имени зампреда президиума для премирования ударников, скажем. И Соня переписывала под мелодичное журчание молодого человека о своих, им обоим знакомых ведомственных делах. Затем легкокрылый молодой человек уносил с собой переписанное уже на бланке требование и где-нибудь в укромном месте подписывал его фамилией зампреда, более или менее схоже с подлинной подписью. И секретарь, увидев подпись, хлопал печатью. Остап регистрировал бумажку, направлялся куда следует и получал сотню пар обуви и километр мануфактуры. И вскорости реализовал их в свою пользу. Так существовал безбедно этот предприимчивый молодой человек, пока не вздумал дать себе отдых в Гаграх. Поиздержавшись, он решил поправить свои дела ограблением кассира сберкассы. Тут он и попался. Прямо из жизни вошел в книгу один из важнейших эпизодов «Золотого теленка» — рассказ о Восточной Магистрали. Стиль очерка «Осторожно! Прототипы некоторых пассажиров литерного поезда в третьей части «Золотого теленка» могут быть названы по именам. Так, например, поэт Эмиль Кроткий стал прообразом Гаргантюа. Среди черновиков романа есть такая запись: «Эмиль: Ведь верно! Ведь правильно? Многочисленные корреспонденции с Турксиба, появившиеся в нашей печати М. Причем не только в показе энтузиазма строителей или грандиозных преобразований на землях Туркестана, но и в сатирических эпизодах. Собирались ли Ильф и Петров продолжить свою дилогию? Ответить было трудно. Мы сами этого не знали. И уже возникла необходимость писать третий роман, чтобы привести героя к оседлому образу жизни. Мы еще не знали, как это сделать. Останется ли он полубандитом или превратится в полезного члена общества, а если превратится, то поверит ли читатель в такую быструю перестройку? И пока мы обдумывали этот вопрос, оказалось, что роман уже написан, отделан и опубликован. Это произошло на Беломорском канале. Мы увидели своего героя и множество людей, куда более опасных в прошлом, чем он. Талантливые и смелые авторы канала рушат традицию рабского копирования жизни, они делают жизнь заново». Третий роман, задуманный Ильфом и Петровым, должен был называться «Подлец».
Золотой Теленок
Для огромной части современной молодежи хотя бы тех, кто родился после 1990 г. И это - вполне естественно. Дело не в Ильфе - Петрове: просто то, что они выпали из ментального кода нового поколения, - один из многих признаков того, что "величайшая культурная катастрофа" совершилась, произошел не только социально-экономический и технологический, но и духовный СКАЧОК, РАЗРЫВ - советская культура умерла, тот Пазл распался. И Советский язык - быстро умирающий - скоро, видно, станет совсем мертвым. Русский Язык - то есть словарь русского языка - естественно, жив, как жива и классическая "вневременная", "общечеловеческая" Русская Литература от Пушкина до Чехова. Ильф и Петров были "эталонными" советскими писателями. Вне СССР их творчество было бы невозможно. Больше того: сам СССР, "советский строй" во многом на них опирался. При этом они не только не были "идейно правильными", но прямо наоборот - вольно или невольно давали довольно злые сатирические формулы, выворачивавшие наизнанку советскую туфту и пропаганду.
Именно поэтому сатира, ирония, юмор были главной формой существования искусства в СССР - и это отлично чувствовали люди, именно поэтому Ильф - Петров, наряду с Булгаковым, Зощенко, а затем - Рязановым, Гайдаем, составляли "иронические скрепы" Советского Пространства. Остап едет в поезде "поезде времени", извините за выражение со своим миллионом в чемоданчике. Пассажиры ласкают языками сладкое слово "миллион" - рупий, рублей, долларов. Понимаете, целый миллион... Это было слишком. Великий комбинатор гневно заглянул вниз.
В «Золотом теленке» вас ждут новые приключения авантюриста, «великого комбинатора», неунывающего «сына лейтенанта Шмитда» на пути к баснословным деньжищам и своей «хрустальной мечте» — Рио-де-Жанейро. Аннотация В погоне за баснословными деньжищами Остап Бендер, возмужавший после опасных приключений "Двенадцати стульев" и не растерявший своего таланта великого комбинатора, расставляет хитроумные сети подпольному миллионеру Корейко вместе со своими компаньонами Паниковским и Шурой Балагановым, вновь оказываясь в вихре приключений, происходящих на фоне картин советской жизни начала 1930-х годов.
Подобно Портищеву, он не ест, а питается, не завтракает, а вводит в организм жиры и углеводы. И всё это во имя того, чтобы дожить до счастливого дня, когда деньги дадут ему славу, власть, почёт [48]. Основная статья: Васисуалий Лоханкин Васисуалий Лоханкин — жилец коммунальной квартиры, именуемой «Воронья слободка». По воспоминаниям Виктора Ардова , дружившего с авторами «Золотого телёнка», это название было придумано Евгением Петровым применительно к своему коммунальному жилищу, находившемуся в Кропоткинском переулке. В число соседей писателя, имевшего в квартире небольшую комнату, входили люди, которые внешностью и повадками напоминали романных обитателей «Вороньей слободки»: «ничья бабушка», «бывший грузинский князь — ныне трудящийся Востока» и другие [49]. Васисуалий Лоханкин, причисляющий себя к русской интеллигенции и много размышляющий о её судьбе, имеет начальное образование он исключён из пятого класса гимназии , нигде не работает и на досуге любит рассматривать картинки из иллюстрированного еженедельника «Родина» за 1899 год [50]. Узнав о том, что жена Варвара уходит от него к инженеру Птибурдукову, Васисуалий внезапно начинает разговаривать не прозой, а «пятистопным ямбом » [комм. Так, фраза «Волчица ты. Тебя я презираю» сопоставима по метрике и синтаксису со строчками «Безумец я.
Чего ж я испугался? Полустишие «Уж дома нет. Сгорел до основанья», произносимое Васисуалием после пожара в «Вороньей слободке», по своей структуре близко предложению из драмы Пушкина «Русалка»: «Вот мельница! Она уж развалилась» [53]. Обращение к новому мужу Варвары «Ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Валентина Грюнзайд, жена Евгения Петрова Литературовед Аркадий Белинков считал, что у Лоханкина было много прототипов; речь идёт прежде всего об окружении соавторов из редакции газеты «Гудок» [55]. Свою версию возможного прообраза предложила внучка Евгения Петрова — Екатерина Катаева. По её словам, в облике персонажа просматриваются черты жены Петрова — Валентины Грюнзайд: «Валентина Леонтьевна была женщиной воздушной и экзальтированной, никогда не работала… Соседи гноили её так, что она рыдала с утра до ночи» [56]. К литературным героям, которые близки Васисуалию по духу, относятся Алексей Спиридонович Тишин из романа Ильи Эренбурга « Необычайные похождения Хулио Хуренито » [57] и Анатолий Эсперович Экипажев из водевиля Валентина Катаева «Миллион терзаний», чья риторика схожа с лоханкинской: «Мученичество за идею», «Вот до чего довели бедную русскую интеллигенцию» [58].
Особняком в этом ряду стоит Николай Кавалеров — персонаж романа Юрия Олеши « Зависть », написанного за четыре года до выхода в свет «Золотого телёнка». По мнению Аркадия Белинкова, создание образа Лоханкина было своеобразным ответом Олеше: Васисуалий Лоханкин был опровержением Кавалерова. Ильф и Петров спорили с Юрием Олешей. Они осмеяли: «Васисуалия Лоханкина и его значение», «Лоханкина и трагедию русского либерализма», «Лоханкина и его роль в русской революции». Вместе со значением, трагедией и ролью осмеян лоханский ямб. Авторы осуждали Лоханкина со всей решительностью эпохи, в которую создавались их книги [59]. Другие персонажи[ править править код ] Инженер Птибурдуков, к которому уходит жить Варвара Лоханкина, — это, по мнению исследователей, «мещанин новой формации». В отличие от лежащего на диване Васисуалия он имеет диплом, ходит на службу и свободное время посвящает домашним делам — в частности, выпиливает по дереву миниатюрный нужник. Этот вид досуга в СССР поощрялся; так, в рассказе Владимира Лидина «Мужество», опубликованном в 1930 году, выпиливание относилось к числу увлечений «образцового пионера».
Речь Птибурдукова наполнена штампами ; пытаясь оппонировать ругающемуся Лоханкину, он в качестве аргументов произносит фразы из газет: «Ну подумайте, что вы делаете? На втором году пятилетки …» Литературовед Юрий Щеглов видит определённый символизм в том, что Лоханкин забывает выключать в туалете свет, а Птибурдуков создаёт нужник: «Новый обыватель заимствовал структуру своего быта у прежнего обывателя, лишь слегка перекрашивая её на советский лад» [60]. Дед Зоси Синицкой, занимающийся составлением шарад, также вынужден реагировать на запросы нового времени. В главе «Снова кризис жанра» он сочиняет стихотворную загадку со словом « Индустриализация » [61]. На какой, единственной в СССР, ферме применяется удой коров электрическим способом? Выполнили ли мы в этом году план весенней путины? Увидев девушку в первый раз в газоубежище, великий комбинатор цитирует стихотворение Алексея Константиновича Толстого « Средь шумного бала, случайно… » [63]. Перед их последней встречей Остап рассказывает Адаму Козлевичу о том, что ночью он вслед за Пушкиным написал « Я помню чудное мгновенье… » [64]. Во время свидания, предшествующего окончательному разрыву, герой называет себя «типичным Евгением Онегиным , рыцарем, лишённым наследства советской властью» [65].
Кроме стихотворных мотивов, в этой сюжетной линии использован личный опыт одного из авторов «Золотого телёнка». Так, обращённая к Зосе фраза «Вы нежная и удивительная» позаимствована из писем Ильфа, адресованных одесским знакомым писателя [66].
Работа шла без задержки. Резина отлично заменила человека. Резиновый Полыхаев нисколько не уступал Полыхаеву живому. Уже опустел "Геркулес" и босоногие уборщицы ходили по коридору с грязными ведрами, уже ушла последняя машинистка, задержавшаяся на час, чтобы перепечатать лично для себя строки Есенина: "Влача стихов злаченые рогожи, мне хочется вам нежное сказать", уже Серна Михайловна, которой надоело ждать, поднялась и, перед тем как выйти на улицу, стала массировать веки холодными пальцами, - когда дверь полыхаевского кабинета задрожала, отворилась и оттуда лениво вышел Остап Бендер.
Он сонно посмотрел на Серну Михайловну и пошел прочь, размахивая желтой папкой с ботиночными тесемками. Вслед за ним из-под живительной тени пальм и сикомор вынырнул Полыхаев. Серна взглянула на своего высокого друга и без звука опустилась на квадратный матрасик, смягчавший жесткость ее стула. Как хорошо, что сотрудники уже разошлись и в эту минуту не могли видеть своего начальника! В усах у него, как птичка в ветвях, сидела алмазная слеза. Полыхаев удивительно быстро моргал глазами и так энергично потирал руки, будто бы хотел трением добыть огонь по способу, принятому среди дикарей Океании, Он побежал за Остапом, позорно улыбаясь и выгибая стан.
Ну, скажите же, золотой мой, серебряный, я не погибну? Я могу быть спокоен? Ему хотелось добавить, что у него жена, дети. Серна, дети от Серны и еще от одной женщины, которая живет в Ростове-на-Дону, но в горле его что-то само по себе пикнуло, и он промолчал. Плачевно подвывая, он сопровождал Остапа до самого вестибюля. В опустевшем здании они встретили только двух человек.
В конце коридора стоял Егор Скумбриевич. При виде великого комбинатора он схватился за челюсть и отступил в нишу. Внизу, на лестнице, из-за мраморной девушки с электрическим факелом выглядывал бухгалтер Берлага. Он раболепно поклонился Остапу и даже молвил: "Здравствуйте", но Остап не ответил на приветствие вице-короля. У самого выхода Полыхаев схватил Остапа за рукав и пролепетал: - Я ничего не утаил. Честное слово!
Лично мне вы больше не нужны. Вот государство, оно, вероятно, скоро вами заинтересуется. Глава XX Командор танцует танго В маленьком буфете искусственных минеральных вод, на вывеске которого были намалеваны синие сифоны, сидели за белым столиком Балаганов и Паниковский. Уполномоченный по копытам жевал трубочку, следя за тем, чтобы крем не выдавился с противоположного конца. Этот харч богов он запивал сельтерской водой с зеленым сиропом "Свежее сено". Курьер пил целебный кефир.
Перед ним стояли уже шесть пустых бутылочек. Из седьмой Паниковский озабоченно вытряхивал в стакан густую жидкость. Сегодня в конторе новая письмоводительница платила жалованье по ведомости, подписанной Бендером, и друзья наслаждались прохладой, шедшей от итальянских каменных плит буфета, от несгораемого шкафа-ледника, где хранилась мокрая брынза, от потемневших цилиндрических баллонов с шипучей водой и от мраморного прилавка. Кусок льда выскользнул из шкафа и лежал на полу, истекая водой. На него приятно было взглянуть после утомительного вида улицы с короткими тенями, с прибитыми жарою прохожими и очумевшими от жажды псами. Это сообщение почему-то рассмешило Балаганова.
Он неосторожно прижал трубочку, из нее выдавилась толстая колбаска крема, которую уполномоченный еле успел подхватить налету. Он что-то не то делает. Я очень уважаю Остапа Ибрагимовича: это такой человек!.. Даже Фунт, - вы знаете, как я уважаю Фунта, - сказал про Бендера, что это - голова. Но я вам скажу, Шура: Фунт - осел! Ей-богу, это такой дурак.
Просто жалкая, ничтожная личность! А против Бендера я ничего не возражаю. Но мне кое-что не нравится. Вам, Шура, я все скажу как родному. Со времени последней беседы с субинспектором Уголовного розыска к Балаганову никто не обращался как к родному. Поэтому он с удовлетворением выслушал слова курьера и легкомысленно разрешил ему продолжать.
Ей-богу, жалкая, ничтожная личность! Вы только подумайте, на что он тратит наши деньги? Вы только вспомните! Зачем нам эта дурацкая контора? Сколько расходов! Одному Фунту мы платим сто двадцать.
А конторщица. Теперь еще каких-то двух прислали, я видел - они сегодня жалованье по ведомости получали. Зачем это все? Он говорит - для легальности. Плевал я на легальность, если она стоит таких денег. А оленьи рога за шестьдесят пять рублей!
А чернильница! А все эти дыросшиватели! Паниковский расстегнул пиджак, и полтинничная манишка, пристегнутая к шее нарушителя конвенции, взвилась вверх, свернувшись, как пергаментный свиток. Но Паниковский так разгорячился, что не обратил на это внимания. Мы с вами получаем мизерный оклад, а он купается в роскоши. И зачем, спрашиваю я, он ездил на Кавказ?
Он говорит - в командировку. Не верю! Паниковский не обязан всему верить! И я бегал для него на пристань за билетом. Заметьте себе, за билетом первого класса. Этот невский франт не может ездить во втором!
Вот куда уходят наши десять тысяч! Он разговаривает по междугородному телефону, рассылает по всему свету телеграммы-молнии. Вы знаете, сколько стоит молния! Сорок копеек слово, А я принужден отказывать себе в кефире, который нужен мне для здоровья. Я старый, больной человек. Скажу вам прямо: Бендер - это не голова.
Вспомните, как в Арбатове вы бежали с гусем. А теперь вы служите, получаете ставку, вы член общества. Затеял эти дурацкие розыски, когда деньги можно сегодня же взять голыми руками. Тут уполномоченный по копытам, не помышляя больше о любимом начальнике, пододвинулся к Паниковскому. И тот, беспрерывно отгибая вниз непослушную манишку, поведал Балаганову о серьезнейшем опыте, который он проделал на свой страх и риск. В тот день когда великий комбинатор и Балаганов гонялись за Скумбриевичем, Паниковский самовольно бросил контору на старого Фунта, тайно проник в комнату Корейко и, пользуясь отсутствием хозяина, произвел в ней внимательный осмотр.
Конечно, никаких денег он в комнате не нашел, но он обнаружил нечто получше - гири, очень большие черные гири, пуда по полтора каждая. Я раскрыл секрет этих гирь. Паниковский поймал, наконец, живой хвостик своей манишки, пристегнул его к пуговице на брюках и торжественно взглянул на Балаганова. Это золотые гири! Гири из чистого золота! Каждая гиря по полтора пуда.
Три пуда чистого золота. Это я сразу понял, меня прямо как ударило. Я стал перед этими гирями и бешено хохотал. Какой подлец этот Корейко! Отлил себе золотые гири, покрасил их в черный цвет и думает, что никто не узнает. Вам, Шура, я скажу как родному, - разве я рассказал бы вам этот секрет, если бы мог унести гири один?
Но я старый, больной человек, а гири тяжелые. И я вас приглашаю как родного. Я не Бендер. Я честный! Смотрите, пожалуйста, старик - и все раскрыл! А Бендер действительно что-то не то делает: пишет бумажки, ездит...
Мы ему все-таки дадим часть, по справедливости, а? Теперь мы замечательно будем жить, Шура, Я вставлю себе золотые зубы и женюсь, ей-богу женюсь, честное, благородное слово! Ценные гири решено было изъять без промедления. Заговорщики вышли из буфета и, ослепленные солнцем, принялись кружить по городу. Их томило нетерпение. Они подолгу стояли на городских мостах и, налегши животами на парапет, безучастно глядели вниз, на крыши домов, на спускавшиеся в гавань улицы, по которым, с осторожностью лошади, съезжали грузовики.
Жирные портовые воробьи долбили клювами мостовую, в то время как из всех подворотен за ними следили грязные кошки. За ржавыми крышами, чердачными фонарями и антеннами виднелись синенькая вода, катерок, бежавший во весь дух, и желтая пароходная труба с большой красной буквой. Время от времени Паниковский поднимал голову и принимался считать. Он переводил пуды на килограммы, килограммы - на старозаветные золотники, и каждый раз получалась такая заманчивая цифра, что нарушитель конвенции даже легонько повизгивал. В одиннадцатом часу вечера молочные братья, кренясь под тяжестью двух больших гирь, шли по направлению к конторе по заготовке рогов и копыт. Паниковский нес свою долю обеими руками, выпятив живот и радостно пыхтя.
Он часто останавливался, ставил гирю на тротуар и бормотал: "Женюсь! Честное, благородное слово, женюсь! Иногда Паниковский никак не мог повернуть за угол, потому что гиря по инерции продолжала тащить его вперед. Тогда Балаганов свободной рукой придерживал Паниковского за шиворот и придавал его телу нужное направление. У дверей конторы они остановились. У меня есть один знакомый часовщик, господин Биберхам.
Он даст настоящую цену. Не то что в Черноторге, где никогда настоящей цены не дадут. Но тут заговорщики заметили, что из-под зеленых конторских занавесок пробивается свет. За письменным столом, освещенный боковым светом сильной штепсельной лампы, сидел Остап Бендер и что-то быстро писал. Ей-богу, этот жалкий человек меня смешит. Но где же мы будем пилить?
И, жарко толкуя о необходимости завтра же утром сбыть для начала два кусочка золота часовщику, молочные братья подняли свой груз и пошли в темноту. Между тем великий комбинатор заканчивал жизнеописание Александра Ивановича Корейко. Со всех пяти избушек, составлявших чернильный прибор "Лицом к деревне", были сняты бронзовые крышечки. Остап макал перо без разбору, куда попадет рука, ездил по стулу и шаркал под столом ногами. У него было изнуренное лицо карточного игрока, который всю ночь проигрывали только на рассвете поймал, наконец, талию. Всю ночь не вязались банки и не шла карта.
Игрок менял столы, старался обмануть судьбу и найти везучее место. Но карта упрямо не шла. Уже он начал "выжимать", то есть, посмотрев на первую карту, медленнейшим образом выдвигать из-за ее спины другую, уже клал он карту на край стола и смотрел на нее снизу, уже складывал обе карты рубашками наружу и раскрывал их, как книгу, - словом, проделывал все то, что проделывают люди, когда им не везет в девятку. Но это не помогало. В руки шли по большей части картинки: валеты с веревочными усиками, дамы, нюхающие бумажные цветки, и короли с дворницкими бородами. Очень часто попадались черные и розовые десятки В общем, шла та мерзость, которую официально называют "баккара", а неофициально - "бак" или "жир", И только в тот час, когда люстры желтеют и тухнут, когда под плакатами "спать воспрещается" храпят и захлебываются на стульях неудачники в заношенных воротничках, совершается чудо.
Банки вдруг начинают вязаться, отвратительные фигуры и десятки исчезают, валят восьмерки и девятки. Игрок уже не мечется по залу, не выжимает карту, не заглядывает в нее снизу. Он чувствует в руках счастливую талию. И уже марафоны столпились позади счастливца, дергают его за плечи и подхалимски шепчут: "Дядя Юра, дайте три рубля". А он, бледный и гордый, дерзко переворачивает карты и под крики: "Освобождаются места за девятым столом! И зеленый стол, разграфленный белыми линиями и дугами, становится для него веселым и радостным, как футбольная площадка.
Для Остапа уже не было сомнений. В игре наступил перелом. Все неясное стало ясным. Множество людей с веревочными усиками и королевскими бородами, с которыми пришлось сшибиться Остапу и которые оставили след в желтой папке с ботиночными тесемками, внезапно посыпались в сторону, и на передний план, круша всех и вся, выдвинулось белоглазое ветчинное рыло с пшеничными бровями и глубокими ефрейторскими складками на щеках. Остап поставил точку, промакнул жизнеописание прессом с серебряным медвежонком вместо ручки и стал подшивать документы. Он любил держать дела в порядке.
Последний раз полюбовался он хорошо разглаженными показаниями, телеграммами и различными справками. В папке были даже фотографии и выписки из бухгалтерских книг. Вся жизнь Александра Ивановича Корейко лежала в папке, а вместе с ней находились там пальмы, девушки, синее море, белый пароход, голубые экспрессы, зеркальный автомобиль и Рио-де-Жанейро, волшебный город в глубине бухты, где живут добрые мулаты и подавляющее большинство граждан ходит в белых штанах. Наконец-то великий комбинатор нашел того самого индивида, о котором мечтал всю жизнь. Паниковский - просто вздорный старик. А Козлевич - ангел без крыльев.
Он до сих пор не сомневается в том, что мы заготовляем рога для нужд мундштучной промышленности. Где же мои друзья, мои жены, мои дети? Одна надежда, что уважаемый Александр Иванович оценит мой великий труд и выдаст мне на бедность тысяч пятьсот. Хотя нет! Теперь я меньше миллиона не возьму, иначе добрые мулаты просто не станут меня уважать. Остап вышел из-за стола, взял свою замечательную папку и задумчиво принялся расхаживать по пустой конторе, огибая машинку с турецким акцентом, железнодорожный компостер и почти касаясь головой оленьих рогов.
Белый шрам на горле Остапа порозовел. Постепенно движения великого комбинатора все замедлялись, и его ноги в красных башмаках, купленных по случаю у греческого матроса, начали бесшумно скользить по полу. Незаметно он стал двигаться боком. Правой рукой он нежно, как девушку, прижал к груди папку, а левую вытянул вперед. Над городом явственно послышался канифольный скрип колеса Фортуны. Это был тонкий музыкальный звук, который перешел вдруг в легкий скрипичный унисон...
И хватающая за сердце, давно позабытая мелодия заставила звучать все предметы, находившиеся в Черноморском отделении Арбатовской конторы по заготовке рогов и копыт. Первым начал самовар. Из него внезапно вывалился на поднос охваченный пламенем уголек. И самовар запел: Под знойным небом Аргентины, Где небо южное так сине... Великий комбинатор танцевал танго. Его медальное лицо было повернуто в профиль.
Он становился на одно колено, быстро поднимался, поворачивался и. Невидимые фрачные фалды разлетались при неожиданных поворотах. А мелодию уже перехватила пишущая машинка с турецким акцентом:... Гдэ нэбо южноэ так синэ, Гдэ жэнщины, как на картинэ... И неуклюжий, видавший виды чугунный компостер глухо вздыхал о невозвратном времени:... Где женщины как на картине, Танцуют все танго.
Остап танцевал классическое провинциальное танго, которое исполняли в театрах миниатюр двадцать лет тому назад, когда бухгалтер Берлага носил свой первый котелок, Скумбриевич служил в канцелярии градоначальника, Полыхаев держал экзамен на первый гражданский чин, а зицпредседатель Фунт был еще бодрым семидесятилетним человеком и вместе с другими пикейными жилетами сидел в кафе "Флорида", обсуждая ужасный факт закрытия Дарданелл в связи с итало-турецкой войной. И пикейные жилеты, в те времена еще румяные и гладкие, перебирали политических деятелей той эпохи. Юан Ши-кай - это голова. Пуришкевич - все-таки тоже голова! Остап танцевал. Над его головой трещали пальмы и проносились цветные птички.
Океанские пароходы терлись бортами о пристани Рио-де-Жанейро. Сметливые бразильские купчины на глазах у всех занимались кофейным демпингом, и в открытых ресторанах местные молодые люди развлекались спиртными напитками. Потушив свет, он вышел из комнаты и кратчайшим путем направился на Малую Касательную улицу. Бледные циркульные ноги прожекторов раздвигались по небу, спускались вниз, внезапно срезали кусок дома, открывая балкон или стеклянную арнаутскую галерею с остолбеневшей от неожиданности парочкой. Из-за угла навстречу Остапу, раскачиваясь и стуча гусеничными лентами, выехали два маленьких танка с круглыми грибными шляпками. Кавалерист, нагнувшись с седла, расспрашивал прохожего, как ближе проехать к Старому рынку.
В одном месте Остапу преградила путь артиллерия. Он проскочил путь в интервале между двумя батареями. В другом - милиционеры торопливо прибивали к воротам дома доску с черной надписью: "Газоубежище". Остап торопился. Его подгоняло аргентинское танго. Не обращая внимания на окружающее, он вошел в дом Корейко и постучал в знакомую дверь.
Дверь открылась, и он вошел, зацепившись папкой за дверной косяк. На рассвете далеко за городом сидели в овраге уполномоченный и курьер. Они пилили гири. Носы их были перепачканы чугунной пылью. Рядом с Паниковским лежала на траве манишка. Он ее снял: она мешала работать.
Под гирями предусмотрительный нарушитель конвенции разостлал газетный лист, дабы ни одна пылинка драгоценного металла не пропала зря. Молочные братья изредка важно переглядывались и принимались пилить с новой силой. В утренней тишине слышались только посвистывание сусликов и скрежетание нагревшихся ножовок. Паниковский не ответил. Он уже все понял и последние полчаса водил ножовкой только для виду. Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину Балаганова.
Но Балаганов, держа в каждой руке по чугунному полушарию, стал медленно подходить к нарушителю конвенции. Но тут Шура размахнулся и, застонав от натуги, метнул в интригана обломок гири. Услышав над своей головой свист снаряда, интриган лег на землю. Схватка уполномоченного с курьером была непродолжительна. Разозлившийся Балаганов сперва с наслаждением топтал манишку, а потом приступил к ее собственнику. Нанося удары, Шура приговаривал: - Кто выдумал эти гири?
Кто растратил казенные деньги? Кто Бендера ругал? Кроме того, первенец лейтенанта вспомнил о нарушении сухаревской конвенции, что обошлось Паниковскому в несколько лишних тумаков. Теперь таких манишек нет в продаже! В заключение Балаганов отобрал у противника ветхий кошелечек с тридцатью восемью рублями. В город возвращались без радости.
Впереди шел рассерженный Шура, а за ним, припадая на одну ножку и громко плача, тащился Паниковский. Отдайте мне мои деньги. Сидя за круглым столом, она обводила взором свое хозяйство. В комнате Птибурдуковых стояло много мебели, так что свободного места почти не было. Но и той площади, которая оставалась, было достаточно для счастья. Лампа посылала свет за окно, где, как дамская брошь, дрожала маленькая зеленая ветка.
На столе лежали печенье, конфеты и маринованный судак в круглой железной коробочке. Штепсельный чайник собрал на своей кривой поверхности весь уют птибурдуковского гнезда. В нем отражались и кровать, и белые занавески, и ночная тумбочка. Отражался и сам Птибурдуков, сидевший напротив жены в синей пижаме со шнурками. Он тоже был счастлив. Пропуская сквозь усы папиросный дым, он выпиливал лобзиком из фанеры игрушечный дачный нужник.
Работа была кропотливая. Необходимо было выпилить стенки, наложить косую крышку, устроить внутреннее оборудование, застеклить окошечко и приделать к дверям микроскопический крючок. Птибурдуков работал со страстью; он считал выпиливание по дереву лучшим отдыхом. Окончив работу, инженер радостно засмеялся, похлопал жену по толстой теплой спине и придвинул к себе коробочку с судаком. Но в эту минуту послышался сильный стук в дверь, мигнула лампа, и чайник сдвинулся с проволочной подставки. На лестнице стоял Васисуалий Лоханкин - Он по самую бороду был завернут в белое марсельское одеяло, из-под которого виднелись волосатые ноги.
К груди он прижимал книгу "Мужчина и женщина", толстую и раззолоченную, как икона. Глаза Васисуалия блуждали. На площадку выбежала Варвара, - Сашук! Посмотри, он голый! Да войди же, войдите. Лоханкин переступил порог босыми ногами и, бормоча: "Несчастье, несчастье", начал метаться по комнате.
Концом одеяла он сразу смахнул на пол тонкую столярную работу Птибурдукова. Инженер отошел в угол, чувствуя, что ничего хорошего уже не предвидится. Его желтая барабанная пятка выбивала по чистому восковому полу тревожную дробь. Уходи отсюда! Иди, иди домой! Пожар, пожар погнал меня сюда.
Спасти успел я только одеяло и книгу спас любимую притом.
Золотой телёнок
04: Ильф Илья, Петров Евгений, Ильф и Петров, рассказ, поэма, новелла, повесть, роман, эссе - Глава XIX Универсальный штемпель К двенадцати часам следующего дня по. Щеглов Юрий Романы Ильфа И Петрова. Т. 2. Золотой Теленок. Золотой телёнок — увлекательный сатирический роман, созданный в соавторстве Ильёй Ильфом и Евгением Петровым.