В блокаде Ленинграда участвовали и совершали преступления представители очень многих европейских стран. О блокаде Ленинграда в целом, о проблемах транспорта и снабжения в частности, написано очень много.
Новости и события Российского исторического общества
Из 36,5 тысяч экспонатов осталось всего несколько десятков. Память о блокадных событиях стали постепенно предавать забвению", — рассказал корреспондент. Дорога к истине Возродили экспозицию, посвященную подвигу ленинградцев, только в 89-м году. Но первые попытки восстановить историческую справедливость сделали в начале 60-х Валентин Ковальчук и его коллеги. В Ленинградском отделении института истории он возглавил группу исследователей, занимавшихся анализом боевых действий под Ленинградом в годы Великой Отечественной. Ради этого полковник Ковальчук прервал блестящую военную карьеру и ушел с должности завкафедрой в Военно-Морской академии. Стал простым младшим научным сотрудником, здорово потерял в зарплате, лишился военных привилегий. Зато целиком погрузился в любимую историческую науку. Кроме военных действий, предметом изучения стала и "запретная" блокадная тема. Ну, как бы сам город жил, роль Сталина или роль центра была ослаблена. То есть фон был очень, про блокаду — нет.
Потом все было засекречено абсолютно. И трудно представить, почему папа этим занялся", — поделился сын профессора президент НИЦ "Курчатовский институт" Михаил Ковальчук. Официальные послевоенные данные: от голода, болезней и бомбежек в Ленинграде погибли 632 253 человека. Цензура жестко пресекала любые попытки оспаривать это.
После того как в апреле произошло значительное улучшение условий жизни ленинградцев началось восстановление городского хозяйства, пущен трамвай, организованы столовые повышенного типа и др. А летом, в июле 1942 г. Период максимального голодания ленинградцев продолжался 2-3 месяца. Исходя из физиологии, горожане должны были вымереть чуть ли не поголовно. Это соответствовало планам противника, хорошо знакомого с острым дефицитом питания в осажденном городе. Но Ленинград выжил. По всей видимости, здесь можно говорить о фантастической силе духа людей, боровшихся за жизнь в буквальном смысле до последнего вздоха. Они толпились у ее постели и умоляли не умирать. Как только она закрывала глаза, детские голоса молили: «Мама, не умирай». И неимоверным волевым усилием мать возвращалась к жизни и открывала глаза. Это повторялось несколько раз, пока старшая дочь, острее малышей ощущавшая тяжесть предсмертной борьбы, не велела детям отвернуться, чтобы позволить маме умереть. И мама умерла... Только тогда. Этот скорбный случай убеждает, что даже у роковой черты остаются скрытые резервы противостоять смерти. В детском доме девочка пыталась спасти младшего брата от голодной смерти. Оле было лет 12, Сереже - не более 5. Девочка отдавала всю свою порцию и без того скудной еды медленно угасающему брату. Не приходя в себя, мальчик машинально открывал рот при прикосновении ложки и равнодушно проглатывал свою и Олину порции. Напрасно врач и воспитательница уговаривали Олю поесть, она не слушалась и таяла день ото дня. И все же Сережа умер первым. Оля целовала высохшее личико и долго не соглашалась расстаться с братом.
К этому моменту и командованию вермахта, и всему нацистскому руководству стало понятно, что первоначальная локальная задача плана «Барбаросса» по взятию Ленинграда выполнена не будет. Наступала осень, основной целью все еще являлась Москва, для захвата которой планировалось изъять часть соединений группы армий «Север». Это повлияло и на изменение отношения немцев к роли второго города СССР. Первоначально он оценивался по его военно-стратегическому значению. В Ленинграде был сосредоточен мощнейший промышленный потенциал, находилось большое количество оборонных заводов, располагалась крупная военно-морская база, оккупация которой и параллельное уничтожение флота должна была фактически сделать Балтийское море внутренним для рейха и его союзников. Захват Ленинграда должен был лишить Советский Союз важного экономического центра. Когда стало ясно, что сделать это не получится, было решено блокировать город и оборонявшую его советскую группировку, а первостепенное значение по крайней мере в голове Гитлера приобрела идеологическая роль Ленинграда как места, где произошла большевистская революция. В своей переписке со штабом кригсмарине Гитлер прямо сформулировал задачу: полностью изолировать город и его население, пресекать его эвакуацию и планомерно стирать с лица земли с помощью обстрелов и бомбардировок. В директиве начальника штаба военно-морских сил Германии говорилось: «После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса». Сложно сказать, как Гитлер планировал претворять в жизнь этот свой план по тотальному уничтожению Ленинграда и насколько это было выполнимо само по себе. Несмотря на все обстрелы, город ко дню освобождения не представлял собой выжженную землю, как, например, Сталинград. Физические разрушения были велики, но в основном в пригородах, на линии фронта. Скорее всего, фюрер в очередном своем яростном и беспощадном запале просто не мог трезво оценить масштаб усилий, которые потребуются для полной ликвидации Ленинграда как сущности. Смертное время На 5 тыс. К моменту фактического начала блокады 8 сентября ленинградцы уже больше месяца жили на продовольственные карточки, но пока нормы отпуска продуктов оставались достаточно высокими. Однако после захвата Шлиссельбурга единственными способами снабжения города оказались воздушный мост и водный путь по Ладожскому озеру. Начиная с сентября суточные пайки горожан снижались практически каждые две недели. Все жители города были разделены на несколько категорий: рабочие горячих цехов, рабочие и инженерно-технические работники, служащие, иждивенцы, дети до 12 лет. Минимальное довольствие получали служащие, иждивенцы и дети. На фото ниже этот хлеб — все, что многие тысячи, сотни тысяч ленинградцев могли съесть за целые сутки. Эту страшную зиму 1941—1942 годов назвали «смертным временем». Ощущение постоянного, непрекращающегося, вечного голода стало основным чувством, испытываемым большинством ленинградцев. Упадок сил, слабость, головокружение, потери сознания заканчивались алиментарной дистрофией — состоянием, из которого деградировавший от недоедания организм уже зачастую физически не мог выйти. Потовые и сальные железы у них бездействовали, и тело, казалось, было покрыто шершавым пергаментом. Съеденная пища плохо усваивалась из-за недостатка пищеварительных соков. Скудные обеды и ужины почти не всасывались в кровь и не давали желанного чувства сытости», — писал военный хирург А. Поиск пищи и топлива занял все мысли многих горожан. Хлеб, эту его мизерную полагавшуюся порцию, еще удавалось получить относительно свободно, хотя чем дальше, тем больше в его составе было дополнительных примесей типа гидроцеллюлозы, добавлявшейся для объема. Получить иную еду карточки существовали и на мясо, и на крупы, и на сахар, и на другие продукты было куда сложнее, да и поставлялись продукты в магазины с перебоями. Чтобы «отоварить» такие талоны, требовалось отстоять огромные очереди, которые приходилось занимать зачастую еще ночью, несмотря на действовавший комендантский час. Отчаявшиеся люди устраивали в очередях скандалы, порой дрались, но это было не самое страшное. Ужаснее всего была утеря в том числе и из-за воровства продуктовых карточек — практически всегда это означало смерть. Достать продукты альтернативным образом, особенно для непривилегированных категорий ленинградцев, было практически невозможно. Объявлений с обменом одежды, обуви, мебели, различных ценностей на еду было в достатке, но вот желающих расставаться с пищей найти было сложно. Потеряли свое значение и деньги.
Это называлось: "Мы готовы к войне". О сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи! Правду о трагическом положении в блокадном Ленинграде власти предпочитали не афишировать. Ещё во время войны открылся Музей обороны и блокады, экспонаты для которого собирали сами ленинградцы. Но в 1952 году музей был закрыт в ходе репрессий по "ленинградскому делу". Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов, невзирая на просьбы ленинградцев, не разрешал вновь открыть экспозицию обороны города. Лишь в 1989 году музей вновь начал принимать посетителей. Недавно я побывал в Музее обороны Ленинграда и осмотрел выставку «В награду — расстрел». Директору музея Сергею Юрьевичу Курносову я задал вопрос: была ли блокада преступлением руководства страны или во всём враги виноваты? Несколько лет я жил на площади им. Чернышевского напротив Парка Победы. В годы войны на этой территории находился кирпичный завод, в печах которого во время блокады сжигали трупы умерших. Сколько было сожжено, до сих пор неизвестно. Большинство из них были беженцы, не имевшие ни жилья, ни карточек, и фактически обречённые на смерть от голода и холода. Напротив меня сидел совершенно белый пожилой человек без шапки — наверное, кто-то её взял. Он готов жевать кожу ремня, вываривать клей из обоев, варить засохшие цветы. Раньше меня ужасало людоедство. На войне я понял, что не любовь, а «война и голод правят миром». Выступая в немецком бундестаге 27 января 2014 года Даниил Гранин сказал: «Блокада была настолько внезапной и неожиданной, как, впрочем, и вся эта война — неожиданной для страны. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия, и вскоре, уже в октябре, началась карточная система. Хлеб выдавали по карточкам. А затем одно за другим начались катастрофические для города явления — прекратилась подача электроэнергии, перестали работать водопровод и канализация, не было отопления. И начались бедствия блокады. Надвигалась зима, и как назло лютая: тридцать — тридцать пять градусов. Огромный город лишился всякого жизнеобеспечения. Его ежедневно нещадно бомбили, обстреливали с воздуха. Учёные-химики в институтах перегоняли олифу. Съедали кошек, собак. С какого-то момента началось людоедство. Она кладёт труп между окон, каждый день отрезает по кусочку, чтобы накормить дочь. Спасала её. Я говорил с этой матерью и с этой дочкой. Дочь не знала подробностей. А мать всё знала, не позволила себе умереть, и не позволила себе сойти с ума, надо было спасти дочь. И спасла. В феврале ежедневно умирало от голода по три с половиной тысячи человек. В дневниках того времени люди писали: «Господи, дожить бы до травы» — когда появится зелёная трава. Всего от голода умерло более одного миллиона человек. Маршал Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерли 1 миллион 200 тысяч человек». Даниил Гранин совместно с Алесем Адамовичем опросили около 200 блокадников и написали «Блокадную книгу». Но всю правду о блокаде, как оказалось, разглашать было нельзя. Нельзя было писать о мародёрстве, о людоедстве, называть подлинное число жертв. Советская цензура предложила 65 изъятий. Тогдашний секретарь Ленинградского обкома партии Романов, вообще запретил печатать книгу. В 1998 году я подарил Даниилу Гранину мой роман-исследование «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак». Во время Петровского конгресса 10 июня 2016 года мне удалось побеседовать с Даниилом Граниным. В 2017 году я проводил Даниила Александровича в последний путь. С 20 ноября ленинградцы стали получать самую низкую норму хлеба за всё время блокады - 250 г по рабочей карточке и 125 г по служащей и детской. Рабочие карточки в ноябре - декабре 1941 года получала только третья часть населения. Но и отоварить карточки было проблемой. С января 1942 года хлебопекарные предприятия города были вынуждены начать применять заменитель из непищевого сырья — гидроцеллюлозу. Применялись и другие заменители: сосновый луб, мука из ветвей берёзы и семян дикорастущих трав. В составе хлеба были мука ржаная обойная, солод ржаной, мука овсяная, жмых подсолнечника, соль и вода. По вкусу существующих сортов хлеба он ближе всего к бородинскому. По решению бюро горкома ВКП б и Ленгорисполкома было организовано дополнительное лечебное питание по повышенным нормам в специальных стационарах, созданных при заводах и фабриках, а также в 105 городских столовых. С 25 апреля по 1 июля 1942 г. В январе 1942 года при гостинице «Астория» начал работать стационар для учёных и творческих работников. В столовой Дома учёных в зимние месяцы питалось от 200 до 300 человек. При вузах открыли свои стационары, где учёные и другие работники вузов в течение 7-14 дней могли отдохнуть и получить усиленное питание. По решению горисполкома с января 1942 года в городе открылись новые детские дома, где усиленно кормили детей. Полная структура снабжения Ленинграда в блокаду до сих пор не рассекречена. В энциклопедии, составленной петербургским историком Игорем Богдановым на основе изучения архивных документов, "Ленинградская блокада от А до Я", указано: «В архивных документах нет ни одного факта голодной смерти среди представителей райкомов, горкома, обкома ВКП б ». Ленинградский инженер-гидролог, побывавший на приёме у первого секретаря горкома А. Жданова, вспоминает: «Был у Жданова по делам водоснабжения. Еле пришёл, шатался от голода... Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные». Даниил Гранин в книге «Человек не отсюда» пишет: «Когда мы с Алесем Адамовичем собирали материал для «Блокадной книги», нам не раз рассказывали о специальных пайках для Смольного: «Там икра, а там крабы, ветчины, рыбы…» — каких только деликатесов не перечислили. Мы мысли не допускали, что среди умирающих от голода горожан, среди трупов на улицах руководители города могут позволить себе роскошную еду. Уже после выхода «Блокадной книги», мне принесли фотографии кондитерского цеха 1941 года. Уверяли, что это самый конец, декабрь, голод уже хозяйничал вовсю в Ленинграде. Весь противень уставлен ромовыми бабами. Снимок неопровержимо подлинный. Но я не верил. Может, это не 41-й год и не блокадное время? Ромовые бабы стояли ряд за рядом, целое подразделение ромовых баб. Два взвода. Меня уверяли, что снимок того времени. На снимке: В.
Блокадник: мне страшно рассказывать о тех ужасах, которые происходили в военном Ленинграде
Как выживал Ленинград в последний год блокады. В эфире Радио «Комсомольская правда» писатель и историк Евгений Матонин представляет свою книгу «Ленинград от «Искры» до «Январского грома». Шокирующая правда о блокаде Ленинграда» [6], переведенную на русский язык. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. Военные предприятия в блокадном Ленинграде продолжили свою работу — что интересно, сотни танков, бронемашин, десятки бронепоездов и миллионы снарядов, которые были выпущены в городе во время блокады — спокойно покинули пределы города. Военные предприятия в блокадном Ленинграде продолжили свою работу — что интересно, сотни танков, бронемашин, десятки бронепоездов и миллионы снарядов, которые были выпущены в городе во время блокады — спокойно покинули пределы города. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам.
«Пирожные Жданова – это бред». Правда и мифы о блокаде Ленинграда
Я иду через мост, впереди медленно, шатаясь идет высокий мужчина. Шаг, другой — и он падает. Я тупо прохожу мимо него, мертвого, — мне все равно. Навсегда перед моими глазами сохранилась сцена, когда старый обросший мужчина, качающийся от дистрофии, с обезумевшими глазами, схватил с весов кусочек чужого хлеба и запихнул его в рот.
Он его не жевал, а глотал. Толпа молча била его, но он ел чужой хлеб, хлеб того, кто где-то тоже умирал". Привязала меня к себе и вошла в воду.
Это было в конце сентября, вода была уже очень холодная, я стала сильно кричать, маме стало жаль меня, и она вышла из воды, и решила: будь, что будет". Я поглядела на него и подумала, что он скоро умрет. Не знаю, может, он карточки потерял, может, ему просто не хватало, но он уже дошел до такого".
Таточке одиннадцать месяцев, Льву шесть лет. Кто из них будет жить? Вот так был поставлен вопрос.
И Таточку отправили в детский дом, где она через месяц умерла. Был январь 1942-го, самый трудный месяц года. Плохо было очень — страшные морозы, ни света, ни воды…" "Однажды один из ребят рассказал другу свою заветную мечту — это бочка с супом.
Мама услышала и отвела его на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Повариха разрыдалась и сказала маме: "Не води сюда больше никого... В кастрюле одна вода".
От голода умерли многие дети в нашем саду — из 35 нас осталось только 11". Но, как ни старались это делать, не получалось. Шести- и семилетние детишки, как только просыпались, начинали перечислять, что им варила мама, и как было вкусно".
А я маленькая, худенькая, бывало, чтобы снаряд поднять, сначала укладывала его на живот, потом вставала на цыпочки, на фрезерный станок ставила, потом заверну, проработаю, потом опять на живот и обратно. Норма за смену была 240 снарядов". Помню, как женщина там ходила и просила за бриллиантовое ожерелье буханку хлеба".
И рассказывать правду о блокаде, о том, как она подорвала наше здоровье, о том, как блокада исковеркала наши судьбы. Ни один из нас не может даже сегодня, спустя 60 лет, спокойно говорить о блокаде, мы все плачем".
Место съемки: г. Ленинград С 20 ноября в результате пятого снижения рабочие получали по 250 г хлеба в день, все остальные — по 125 г, с 25 декабря в связи с подвозом по «Дороге жизни» нормы стали увеличиваться. Состояние жителей города ухудшалось — хлеб был сырой, состоял на две пятых из примесей.
Началась цинга и дистрофия. Закончились запасы топлива, кроме того, в жилых домах прекратилась подача электричества. Вышел из строя водопровод, были разрушены 78 км канализационной сети. За сентябрь — ноябрь 1941 года в городе 251 раз раздавалась воздушная тревога. Средняя ежедневная продолжительность артобстрела в ноябре 1941 года достигла 9 часов.
За время блокады от голода и обстрелов умерло более 641 тыс. Таким образом, в результате смертности, эвакуации и дополнительных призывов в армию население Ленинграда за период с сентября 1941 года по сентябрь 1942 года уменьшилось на 1 млн 837 тыс. В тяжелейших условиях блокады трудящиеся города давали фронту вооружение, снаряжение, обмундирование, боеприпасы.
Но что мы помнили? Только то, что нам разрешали помнить. А сейчас, по сути, не помним и того. Мы даже не помним, что День Победы из праздничного выходного Сталин в 1947 году превратил в обычный день в 1965 г. Хотя вышли книги, где история дана в документах и свидетельствах. Но, видимо, читают эти книги мало… Берггольц писала в 1942-м о том, что про Ленинград запрещено говорить правду. А вот цензорские указания на гранках «Блокадной книги».
Это уже 1977 год, журнал «Новый мир»: «Усилить публицистику. Ленинград был не брошенный город. В эти дни вся страна думала, заботилась о Ленинграде». Чиновники лучше знали, что народ должен помнить о блокаде. Вырабатывались какие-то сыворотки, чтобы поддержать людей. К тому же люди продолжали работать. Работали заводы. Выпускали танки для фронта. Город учился выживать в условиях, когда выжить было практически невозможно. Сами ленинградцы называли себя в дневниках «героями поневоле», они избегали слова «героизм», потому что слишком уж хорошо знали ему цену.
Одно дело — выживать в блокаду. И другое дело — пропагандистская болтовня об этом. Надо сказать, что работа в блокадном городе для блокадного человека была счастьем по двум причинам. Во-первых, работая, человек оставался внутри жизни, когда кругом смерть голод, холод, бомбежки, артобстрелы. Работа даже труд ведения дневника — это из той, мирной, человеческой жизни. Потому что ты не в темной страшной комнате лежишь, парализованный страхом и холодом, превращаясь неизвестно во что, но ты встаешь через силу и идешь, и стоишь у станка, и иногда умираешь около него. Это важно. Но важно и то, что работа — это и рабочая карточка. Это рабочая норма выдачи хлеба, а не та, которую получали служащие, иждивенцы, дети. Во время последнего понижения, 20 ноября 1941 года, это 250 граммов в день для рабочих, а для остальных — 125 граммов.
Это начало «смертного времени». Зачастую никаких других продуктов по карточкам достать было невозможно. Почему-то сейчас многие думают, что хлеб по карточкам ленинградцам «выдавали». За него надо было платить, как в мирное время. Значит, нужны были деньги. А откуда могли быть деньги у неработающего подростка, лишившегося родителей? Дневник шестнадцатилетней Лены Мухиной «Сохрани мою печальную историю. Блокадный дневник Лены Мухиной» СПб. Она считает оставшиеся деньги и ходит на «черный рынок» что-то продавать. Более того, нужно было исправно платить квартплату.
Если у тебя долги по квартплате, то тебя могут не выпустить в эвакуацию. В январе 1942 года в Ленинграде только по данным городского отдела ЗАГС и не считая умерших по дороге в эвакуацию умерло 101 868 человек. То, что воссоздали кстати, трудом горожан в основном , это, к сожалению, не музей, который должен существовать в связи с произошедшей катастрофой, это, простите, сельский клуб. Существуют воспоминания о первом музее тех, кто успел увидеть его. Есть книга экскурсовода первого Музея блокады Нины Нониной «Реквием музею». Недавно я читала воспоминания Лины Короткевич, там сказано так: «Такого музея еще не было, как не бывало никогда столь страшного и героического бытия в судьбе нашего города.
Врач больницы: - « Помню, привезли ребят-близнецов… Вот родители прислали им маленькую передачу: три печеньица, три леденца и три конфетки. Сонечка и Сереженька, - так звали этих ребятишек.
Мальчик себе и ей дал по печенью, потом печенье поделили пополам. Остаются крошки, он отдает крошки сестричке. А сестричка бросает ему такую фразу: «Сереженька, мужчинам тяжело переносить войну, эти крошки съешь ты». Им было по три года. Накал страстей человеческих в блокаду вырос чрезвычайно — от падений тягостных до наивысших проявлений сознания, любви, преданности. Ещё в первой эвакуации говорила: - Мария Ивановна, вы тоже давайте своим деткам козье молоко. Я Игорю беру козье молоко». А мои дети помещались даже в другом бараке, и я им старалась ничего не уделять сверх положенного.
А потом этот Игорь потерял карточки. И вот уже в апреле месяце я иду как-то мимо Елисеевского магазина тут уже стали вылезать на солнышко дистрофики и вижу сидит мальчик, страшный, отечный скелетик. Она мне сказала, что она мне больше ни куска хлеба не даст». Не может этого быть! Он был в тяжелом состоянии. Мы еле взобрались с ним на мой пятый этаж, я его еле втащила. Мои дети к этому времени уже ходили в детский сад и ещё держались. Он был так страшен, так жалок!
И все время говорил: «Я маму не осуждаю. Она поступает правильно. Это я виноват, это я потерял свою карточку». А мой сын шепчет: «Мам, дай ему то, что я принес из детского сада». Я накормила его и пошла с ним на улицу Чехова. В комнате страшная грязь.
Юлия Кантор: Правды о блокаде советские власти боялись всегда
Позднее, однако, историки ФРГ признали, что фактически блокада Ленинграда была геноцидом, то есть войной на уничтожение всех тех, кто в этом городе находился. Но правда о блокаде Ленинграда, рассказанная Людмилой Пожидаевой, способна перевернуть многие представления о том, что было на самом деле. Воспоминания очевидцев о блокаде Ленинграда — пост пикабушника sssr24. Но вывод из этой печальной страницы блокады Ленинграда однозначен: в условиях ужасного бедствия, подавляющее число людей остались людьми, даже, несмотря на угрозу мучительной смерти. 27 января — день снятия блокады Ленинграда. Писать об изнанке войны и тем более о блокаде Ленинграда долго не решался даже участник этих событий Даниил Гранин.
Навсегда вошел в историю: 80-я годовщина прорыва блокады Ленинграда
Оригинал взят у bogomilos в Ленинград в блокаду был забит продовольствием. 1944 год, блокада Ленинграда снята / Фото: Wikimedia Commons. Одним из таких событий явилась блокада Ленинграда, которая длилась долгих 900 дней смерти, голода, холода, бомбежек, отчаянья и мужества жителей Северной столицы. Блокада Ленинграда — одна из самых трагических страниц в истории Второй мировой войны. В России отметили 80-годовщину прорыва блокады Ленинграда — видео и подробности в материале
Правда о блокаде Ленинграда
18 января 2023 года отмечается 80 лет со дня прорыва блокады Ленинграда, ставшей одним из самых трагических этапов Великой Отечественной войны. Ленинградский зоосад, блокада Судьба животных блокадного Ленинграда — это тоже часть трагедии города. Жительница блокадного Ленинграда Галина Хмелева вспоминает всеобщее безумие, когда посреди улицы замертво упал конь. Позднее, однако, историки ФРГ признали, что фактически блокада Ленинграда была геноцидом, то есть войной на уничтожение всех тех, кто в этом городе находился. «18 января – 80-я годовщина прорыва блокады Ленинграда. 872 дня длилась страшная блокада Ленинграда.
Правда о блокаде- далеко не вся...
Несмотря на все обстрелы, город ко дню освобождения не представлял собой выжженную землю, как, например, Сталинград. Физические разрушения были велики, но в основном в пригородах, на линии фронта. Скорее всего, фюрер в очередном своем яростном и беспощадном запале просто не мог трезво оценить масштаб усилий, которые потребуются для полной ликвидации Ленинграда как сущности. Смертное время На 5 тыс.
К моменту фактического начала блокады 8 сентября ленинградцы уже больше месяца жили на продовольственные карточки, но пока нормы отпуска продуктов оставались достаточно высокими. Однако после захвата Шлиссельбурга единственными способами снабжения города оказались воздушный мост и водный путь по Ладожскому озеру. Начиная с сентября суточные пайки горожан снижались практически каждые две недели.
Все жители города были разделены на несколько категорий: рабочие горячих цехов, рабочие и инженерно-технические работники, служащие, иждивенцы, дети до 12 лет. Минимальное довольствие получали служащие, иждивенцы и дети. На фото ниже этот хлеб — все, что многие тысячи, сотни тысяч ленинградцев могли съесть за целые сутки.
Эту страшную зиму 1941—1942 годов назвали «смертным временем». Ощущение постоянного, непрекращающегося, вечного голода стало основным чувством, испытываемым большинством ленинградцев. Упадок сил, слабость, головокружение, потери сознания заканчивались алиментарной дистрофией — состоянием, из которого деградировавший от недоедания организм уже зачастую физически не мог выйти.
Потовые и сальные железы у них бездействовали, и тело, казалось, было покрыто шершавым пергаментом. Съеденная пища плохо усваивалась из-за недостатка пищеварительных соков. Скудные обеды и ужины почти не всасывались в кровь и не давали желанного чувства сытости», — писал военный хирург А.
Поиск пищи и топлива занял все мысли многих горожан. Хлеб, эту его мизерную полагавшуюся порцию, еще удавалось получить относительно свободно, хотя чем дальше, тем больше в его составе было дополнительных примесей типа гидроцеллюлозы, добавлявшейся для объема. Получить иную еду карточки существовали и на мясо, и на крупы, и на сахар, и на другие продукты было куда сложнее, да и поставлялись продукты в магазины с перебоями.
Чтобы «отоварить» такие талоны, требовалось отстоять огромные очереди, которые приходилось занимать зачастую еще ночью, несмотря на действовавший комендантский час. Отчаявшиеся люди устраивали в очередях скандалы, порой дрались, но это было не самое страшное. Ужаснее всего была утеря в том числе и из-за воровства продуктовых карточек — практически всегда это означало смерть.
Достать продукты альтернативным образом, особенно для непривилегированных категорий ленинградцев, было практически невозможно. Объявлений с обменом одежды, обуви, мебели, различных ценностей на еду было в достатке, но вот желающих расставаться с пищей найти было сложно. Потеряли свое значение и деньги.
На рынке стоимость килограмма хлеба на рубеже 1941—1942 годов могла доходить до 500 рублей государственная цена составляла 1,9 рубля, а средняя зарплата большинства служащих находилась в пределах 300 рублей, рабочие получали свыше 600. Именно голод, дистрофия, связанные с ними заболевания хотя масштабных эпидемий и удалось избежать , а вовсе не обстрелы стали основной причиной смерти блокадников, чьи страдания усугублялись необычайно жестокой зимой 1941—1942 годов. Во второй половине декабря 1941-го в Ленинграде остановились трамваи и троллейбусы, а необходимость тратить дополнительные физические усилия для преодоления расстояния до работы, магазина, дома в условиях обильных снегопадов послужили дополнительным фактором истощения горожан.
Привычной картиной стали бредущие по улицам среди сугробов обессилевшие от недоедания, страдающие от мышечной слабости, закутанные в несколько слоев верхней одежды ленинградцы, тащившие за собой санки с нехитрым грузом. Даже упасть было чревато смертью, ведь сил на то, чтобы вновь подняться, могло и не хватить. Апатия, безразличие к окружающим и их страданиям тоже, увы, стали обычным явлением.
Осуждать людей, основной задачей которых стало физическое выживание, сложно. Но даже громкие просьбы о помощи упавших людей могли не найти отклика у прохожих. На затихших же, замерзающих или уже замерзших несчастных и вовсе практически не обращали внимания.
Улицы Ленинграда заполнились трупами застывших порой в немыслимых позах горожан.
Я ещё пытаюсь добывать картошку и овощи по окрестным сёлам взамен на вещи. До чего мучительны эти обмены! Вчера ходила целый день. У меня были папиросы, сапоги мужа и дамские чулки. Чувствуешь себя жалкой попрошайкой.
Всюду надо уговаривать, буквально умолять. Крестьяне уже завалены прекрасными вещами. Они и разговаривать не хотят. За короткий срок вернулся страшный 1918 год. Тогда горожане, как нищие, выпрашивали в деревнях картофель и муку в обмен на ковры, меха, кольца, серьги и прочие ценные вещи. Измученная до последней степени, я, наконец, обменяла весь свой товар на пуд картошки и два литра молока.
Не знаю, как долго я смогу заниматься подобной добычей. Среда, 8 октября 1941 г. Буквально на глазах люди звереют. Кто бы подумал, что Ирина Левицкая, ещё недавно такая спокойная, красивая женщина, способна бить своего мужа, которого всегда обожала? И за что? За то, что он всё время хочет есть, никогда не может насытиться… …почти все люди стали другими в результате голода, блокады, безвыходного положения.
Среда, 12 ноября 1941 г. То, что я могу предложить, не интересует покупателей. А рынки завалены прекрасными вещами: материи высокого качества, отрезы на костюмы и пальто, дорогие платья, меха. Только за подобные вещи можно получить хлеб и постное масло. Уже не по слухам, а по достоверным источникам, то есть по сведениям из районов милиции, известно, что на рынке появилось много колбасы, холодца и тому подобного, изготовленного из человеческого мяса. Рассудок допускает даже эту страшную возможность: люди дошли до предела и способны на всё.
Муж меня предупредил, чтобы я не пускала Юрочку на прогулки далеко от дома даже и с няней. Первыми начали исчезать дети". В этом месяце в Ленинграде начался настоящий голод. После наступления зимы в городе практически закончились запасы топлива. Прекратилось централизованное отопление домов, были отключены водопровод и канализация. Из-за недостатка электроэнергии и разрушений контактных сетей прекратилось движение трамваев и троллейбусов.
Проверялись письма, а многочисленные информаторы докладывали об «антисоветских» разговорах и «отрицательных явлениях». Но у нас почти нет самолётов и танков, а у них много. Где логика? Это безумие. В документах УНКВД сказано, что в ноябре 1941 года увеличилось количество распространявшихся по городу «антисоветских листовок». Много листовок неизвестные лица разбросали ранним утром, под покровом темноты, на территории Московского вокзала.
Нелегко было пробиться к нему и, главное, безрезультатно. А люди уповают на эти пропуска, как на спасение. Юра Рябинкин «Занятия в школе продолжаются, но мне они что-то не нравятся. Сидим за партами в шубах, многие ребята совершенно уроков не учат. Значит — 3 дня буду сидеть голодом полнейшим. Еле ноги буду таскать, если буду жив-здоров.
Опять перешел на воду. Распухну, ну да что же… Мама заболела. И не на шутку, раз сама признается в своей болезни. Насморк, кашель с рвотой, с хрипом, жар, головная боль… Я тоже, наверное, заболел. Тоже жар, головная боль, насморк. Все из-за того, по всей вероятности, что, бывши на школьном дежурстве, мне пришлось пройти через три двора без пальто и шапки.
А дело было в полночь, мороз… Учеба мне почему-то сейчас в голову не лезет. Совершенно нет желания учиться. Голова одними мыслями о еде да о бомбежках, снарядах занята. Вчера поднял корзину с сором, вынес во двор и еле обратно на свой 2-й этаж взобрался. Устал так, словно 2 пуда волок целых полчаса, как кажется, сел и еле отдышался. Сейчас тревога.
Зенитки бьют вовсю. Бомб несколько также было. На часах — без пяти 5 вечера. Мама приходит в начале 7-го». Юра Рябинкин 9 и 10 ноября 1941 года «Засыпая, каждый день вижу во сне хлеб, масло, пироги, картошку. Да еще перед сном — мысль, что через 12 часов пройдет ночь и съешь кусок хлеба… Мама мне каждый день твердит, что она с Ирой ест по 2 стакана горячего, с сахаром чая, по полтарелки супа в день.
Не больше. Да еще что тарелку супа вечером. А мне они обе твердят, что я питаюсь как рабочий, мотивируя тем, что я ем 2 тарелки супа в столовых да побольше, чем они, хлеба. Весь характер мой почему-то сейчас круто изменился. Стал я вялый, слабый — пишу, а рука дрожит, иду, а в коленках такая слабость: кажется — шаг ступишь, а больше не сможешь и упадешь». Лена Мухина 21 ноября 1941 года «Вот и наступил мой день рождения.
Сегодня мне исполнилось 17 лет. Я лежу в кровати с повышенной температурой и пишу. Когда она придет, неизвестно. Но я и то рада, сегодня утром Ака вручила мне мои 125 гр. Хлеб я уже почти весь съела, что такое 125 гр. Положение нашего города продолжает оставаться очень напряженным.
У нас не хватает хлеба. Надо сказать спасибо Англии, что она нам кое-что присылает. Но хлеба, хлеба, почему нам не присылают муку, ленинградцы должны есть хлеб, иначе понизится их работоспособность. Тогда гроб. Она узнает, что Тамара Одноклассница и подруга Лены. С человеком случилось несчастье, ведь это несчастье, это все равно что если бы у нас украли карточки или еще что-нибудь в этом роде.
Со всяким ведь может случиться несчастье. Уже и задаст нам сегодня Гитлер трепку и за вчера, и за сегодня. Да, так, как и предполагалось, так и случилось. Тетя Саша стояла ближе, получила, а Ака нет. Тетя Саша даже не взглянула на Аку. Какая сволочь!
Не могла поставить старушку перед собой. Боже, нельзя себе представить, как нам не везет. Как будто все боги и дьяволы ополчились против нас. Ужасно хочется есть. В желудке ощущается отвратительная пустота. Я, кажется, все бы сейчас отдала, чтобы наполнить свой желудок.
Ты лежишь в земле, ты умерла. Ведь должно же это когда-нибудь Лена Мухина 22 ноября 1941 года «Вчера я просмотрела свои открытки. И я вспомнила, что когда-то мы с мамой мечтали, да и не так уж давно, еще прошлой зимой, поехать на пароходе по Волге. Я помню, мы с мамой твердо решили поехать куда-нибудь летом путешествовать. И это от нас не уйдет. Мы с мамой сядем еще в мягкий вагон с голубыми занавесочками, с лампочкой под абажуром, и вот наступит тот счастливый момент, когда наш поезд покинет стеклянный купол вокзала и вырвется на свободу и мы помчимся вдаль, далеко, далеко.
Мы будем сидеть у столика, есть что-нибудь вкусное и знать, что впереди нас ждут развлечения, вкусные вещи, незнакомые места, природа с ее голубым небом, с ее зеленью и цветами. Что впереди нас ждут удовольствия, одни лучше другого. Тот город, где мы столько пережили, столько перестрадали, где мы сидели голодные в холодной комнате и прислушивались к грохоту зениток и гулу вражеских самолетов. Вот по этой земле ходили немцы, тогда земля эта была покрыта снегом, испещрена воронками от снарядов, траншеями, окопами, оплетена колючей проволокой, холодный, ледяной ветер свистел в ушах. Этот путь, по которому мы сейчас несемся, был разобран. Это партизаны разобрали его.
Уже уплыли назад и стушевались, покрывшись дымкой, далекий серый Ленинград, те дни, когда мы встречали с победой наших доблестных воинов, истинных героев, покрывших себя славой, какую не сотрут и века. И это новое тоже уже прошло. Мы уже похоронили и почтили вечной памятью славных наших бойцов, погибших в бою. Да, все это уже прошло. И тот день, когда впервые, шипя, зажегся газ в конфорке на кухне и когда появилось первое эскимо». Юра Рябинкин 28 ноября 1941 года «Был в тубдиспансере.
Меня отправили на рентген и на анализы. Что будет дальше — не знаю. Сегодня буду на коленях умолять маму отдать мне Ирину карточку на хлеб. Буду валяться на полу, а если она и тут откажет… Тогда мне уж не будет с чего волочить ноги. Сегодня дневная тревога опять продолжается что-то около трех часов. Магазины закрыты, а где мне достать картофельной муки и повидла?
Насчет эвакуации я потерял надежду. Да и как ей пойти? Мысли о еде, о тепле, об уюте… Дома не только ни куска хлеба хлеба дают теперь на человека 125 г в день , но ни одной хлебной крошки, ничего, что можно съесть. Я очерствел, я… Кем я стал! Разве я похож на того, каким был 3 месяца назад?.. Я чувствую, чтобы стать таким, как прежде, требуется надежда, уверенность, что я с семьей завтра или послезавтра эвакуируюсь, хватило бы для меня, но это не будет.
Не будет эвакуации, и все же какая-то тайная надежда в глубине моей души. Если бы не она, я бы воровал, грабил, я не знаю, до чего дошел бы. Это я знаю твердо. Юра Рябинкин 2 декабря 1941 года «Что за пытку устраивают мне по вечерам мама с Ирой?.. При дележке хлеба Ира поднимает слезы, если мой кусочек на полграмма весит больше ее. Ира всегда с мамой.
Я с мамой бываю лишь вечером и вижусь утром. Но я помню, как был дружен с Вовкой Шмайловым, как тогда я не разбирался, что его, а что мое, и как тогда мама, на этот раз мама сама, была эгоисткой. Она не давала Вовке книг, которых у меня было по две и т. Почему же с тех пор она хотела так направить мой характер? Кроме того, вода. Вода под названием чай, кофе, суп, просто вода.
Вот мое меню. А насчет эвакуации опять все заглохло. Мама боится уже ехать. Юра Рябинкин 7 декабря 1941 года «…Эта декада будет решающей для нашей судьбы… Главнейшие задачи, которые следует разрешить, это в чем ехать и с кем ехать. Эх, если бы я хоть раза два подряд покушал досыта! А то откуда мне взять энергию и силу для всех тех трудностей, что предстоят впереди… Мама опять больна.
Сегодня спала всего-навсего три часа, с трех до шести утра. Мне просто было бы необходимо сейчас съездить к Тураносовой за обещанной теплой одеждой. Но такой мороз на улице, такая усталость в теле, что я боюсь даже выйти из дома. Начал вести я дневник в начале лета, а уже зима. Ну разве я ожидал, что из моего дневника выйдет что-либо подобное? А я начинаю поднакоплять деньжонки.
Сейчас уже обладаю 56 рублями наличности, о наличии которых у меня ведаю один лишь я. Плита затухла, и в кухне мало-помалу воцаряется холод. Надо надевать пальто, чтобы не замерзнуть. А еще хочу ехать в Сибирь! Быть может, еще меньше, но тогда уже за счет чрезмерного потребления воды. Когда-то раньше мне хватало полтора стакана чая утром, но сейчас не хватает шести».
Ирина Зеленская 7 декабря 1941 года «Наступили морозы. Сегодня до 22 градусов с ветром. Утренняя сводка дала несколько отрадных моментов — под Ростовом, у Калинина, у Наро-Фоминска как будто инициатива переходит в наши руки. Наташа с Борисом вчера и сегодня были у меня, т. Мы топили печку, ставили самовар. Все это нам показалось невероятно вкусно, но маловато, особенно Борису.
У Бориса отекло лицо. Я прямо с болью разглядывала его нездорово припухшие щеки. Наташа то беспечна, то впадает в уныние. С этой стороны ей труднее, чем Борису и мне». Миша Тихомиров 8 декабря 1941 года «Начинаю этот дневник вечером 8 декабря. Порог настоящей зимы.
До этого времени было еще малоснежие и морозы были слабые, но вчера, после 15-й подготовки, утром ударил мороз в минус 23. Сегодня держится на 16, сильно метет весь день. Снег мелкий, неприятный и частый, пути замело, трамваи из-за этого не ходят.
Сейчас в это трудно сейчас поверить, но до середины 60-х годов тема блокады почти не поднималась в отечественной исторической науке. Она была табуирована партийной верхушкой, не желающей вспоминать о страданиях, что выпали на долю жителей города. Здесь собирали оружие, наше и трофейное, а также дневники, письма и вещи ленинградцев.
Большую часть коллекции уничтожили в конце 40-х годов после так называемого "Ленинградского дела". Музей тоже попал под репрессии. Из 36,5 тысяч экспонатов осталось всего несколько десятков. Память о блокадных событиях стали постепенно предавать забвению", — рассказал корреспондент. Дорога к истине Возродили экспозицию, посвященную подвигу ленинградцев, только в 89-м году. Но первые попытки восстановить историческую справедливость сделали в начале 60-х Валентин Ковальчук и его коллеги.
В Ленинградском отделении института истории он возглавил группу исследователей, занимавшихся анализом боевых действий под Ленинградом в годы Великой Отечественной. Ради этого полковник Ковальчук прервал блестящую военную карьеру и ушел с должности завкафедрой в Военно-Морской академии. Стал простым младшим научным сотрудником, здорово потерял в зарплате, лишился военных привилегий. Зато целиком погрузился в любимую историческую науку. Кроме военных действий, предметом изучения стала и "запретная" блокадная тема. Ну, как бы сам город жил, роль Сталина или роль центра была ослаблена.
5 спорных фактов о блокаде Ленинграда, которым мы верим. И очень напрасно
И мы идём вместе с подружкой — и вдруг я иду, а её нет. Она к забору отошла, я подхожу, а она висит на нём мёртвая. Какие-то люди помогли её отнести домой... Дивизии и корпуса, которыми... Мы рыли окопы. В них жили, прятались по ночам, потому что там немцы-разведчики ходили. До войны сажали огород в Иликах, местечко такое под Ломоносовом. Урожай собирали, капусту... Но с начала войны они срезали всё это, а кочерыжки оставались. И мы пошли их собирать, режем — и вдруг летит самолёт низко-низко. Лётчик смотрит, пулемёт выставил.
Мы видим: он смеётся весело, пулемёт держит, но не стреляет. А здесь канава. И мы в эту канаву прыгнули и пришли домой все мокрые. Зато принесли кочерыжки домой. Папа с мамой — они всё разделили... Я не помню, чтобы они вообще когда-то ели. Вот какую-то из муки похлёбку делали жиденькую. Они нас кормили всех. Как всё происходило? Предлагали: заберите, но все как-то смеялись.
Их закапывали в верхнем парке, а когда началось это всё, их стали выкапывать. И очередь стояла, чтобы взять кусочек мяса от этих уже выкопанных лошадей, которые пролежали в яме какой-то срок. Я помню, что мой папа тоже выкапывал их. Спасибо соседу — он сделал гроб, на тачку поставил, и повезли мы его на кладбище — это в Ломоносове, там, где Катальная горка... Там часовня была. Мёртвых тел было выше её крыши. До сих пор, когда я приезжаю туда, я вижу этих людей. Я вижу мёртвые тела. Туда, оказывается, всех свозили, кого не успевали хоронить. Потом я удивлялась, как же папу всё-таки похоронили.
Дядя Федя сказал, что для этого он взорвал могилу.
В тот же день мама отправила Галю к женщине, которая хотела купить у нее беличью шубку. За шубку Галя получила вязанку дров, два килограмма пшена, бутылку оливкового масла. Это нас спасло.
Больше у нас ничего не осталось ценного, чтобы обменять на продукты. В феврале умер Толик. Он рассказал сон, что ел картошку печеную. Оля умирала весной.
Она болела. Какая она была красивая! Анечка сидела рядом и плакала… Из Ленинграда в Чаны Город готовился к уличным боям. На углу нашей линии стояла башня, вокруг нее лежали мешки с песком.
Нас эвакуировали из города. Когда на барже переправлялись через Ладожское озеро, а оно большое, как море, налетел немецкий самолет и сбросил бомбы. Они упали в воду, взрывной волной смыло нашу сумку. Там были ложки, вилки и фотоальбом довоенных лет.
К составу были прицеплены два пассажирских вагона с тяжелоранеными. В наш вагон зашел военный врач и попросил помочь ухаживать за ними. Пошла наша Галина. Ей уже шел шестнадцатый год — она была взрослая.
На остановке она принесла целую наволочку окровавленных бинтов — стирать. Тетя Наташа грела воду. Мама стирала и просушивала, мы с Зоей сидели на нарах и скручивали бинты в рулончики. Приехали на Урал.
На остановке к нам в вагон пришел военврач. Он принес котелок с гороховым супом. Мы трое сидели рядышком, свесив ноги. Наверное, Галя что-то рассказала ему.
Я подняла вверх руку. Рука тонкая, а кисть, как у боксера перчатка — цвета молочной сыворотки. Лицо без мышечной ткани. Щеки впалые, в складках кожи.
Он заплакал. Человек, который видел людей умирающих, искалеченных. Значит, я была страшнее страшного. Мы ехали в Алтайский край, но в Чанах в наш состав стали грузить лошадей, сено и новобранцев.
Подъехали грузовые машины с солдатами. В эвакуации тоже жилось несладко, но не было войны.
Много свидетельств об этом тяжелейшем быте приводит профессор Сергей Яров в книге «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда», — говорит Асташкин.
Он отмечает, что в современных фильмах о блокаде, например, актеры двигаются как сытые, а тогда люди скупо расходовали движения: «организм таким образом старался выжить». Еще по теме Какие мероприятия пройдут в Петербурге в честь 80-летия прорыва блокады Ленинграда «Электричество было отключено, в городе не работала канализация. И некоторые горожане постепенно опускались в бытовом отношении: выливали отходы из окон, справляли свои потребности в кровать.
Люди подолгу не мылись, потому что в немногие бани приходилось стоять во многочасовых очередях. Все это провоцировало самые неприятные запахи, о чем много сказано в дневниках. Жители не мылись не только из-за невозможности, но и из-за нежелания — ведь у многих просто опускались руки», — рассказывает исследователь.
Дневники, мемуары, партийные документы, по словам Асташкина, фиксируют, что во время блокады в городе развелось множество крыс. Грызуны объедали людей, погибающих от холода и голода в квартирах. Порой крысы нападали на живых людей, которые не могли пошевелиться.
Жители, которые могли сопротивляться, пытались обезопасить свои пайки от грызунов. А те, кто не мог — просто доверялись судьбе, говорит историк. Если в квартире было несколько комнат, то ленинградцы старались минимизировать свое жизненное пространство и жить в одной — где стояла буржуйка, утверждает Дмитрий Асташкин.
Как правило, эти печки были самодельными, что, естественно, провоцировало пожары, угарный газ. Ведь сколько на себя одежды ни надевай, а без буржуйки организм все равно остывает», — замечает кандидат исторических наук. Из-за голода у многих ленинградцев возникла цинга, по телу пошли фурункулы, незаживающие язвы.
Но в воспоминаниях чаще всего доминирует голод. Жители искали все, что можно съесть: клей, завалявшуюся в углу двухлетнюю корочку хлеба», — говорит доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института истории обороны и блокады Ленинграда Борис Ковалев. Соцучреждения во время блокады: борьба с дистрофией, детские дома В блокадном Ленинграде в приоритете была военная медицина, замечает Дмитрий Асташкин.
Из-за битвы за город росло количество раненых, обмороженных, которые нуждались в медицинской помощи. Они открывались при предприятиях и городских учреждениях.
Например, у трупа матери находили грудничков, которые пытались что-то высосать из груди мертвого тела», — рассказывает Дмитрий Асташкин. Работа в блокадном города: заводы, холодные театры, кино о мире Ленинград был одним из крупнейших промышленных центров СССР, поэтому даже во время блокады он продолжал снабжать фронт боеприпасами и техникой, замечает Асташкин. При этом предприятиям не хватало деталей и ресурсов, поэтому приветствовались рационализаторские предложения. Жители блокадного города, несмотря на тяжелейшие бытовые условия, продолжали трудиться на заводах. Этот аспект, подчеркивает Асташкин, историки активно исследовали как в советское время, так и сейчас. Однако журналисты, по его словам, все больше занимаются темой работы других учреждений в блокадном Ленинграде, в том числе — культурных. В городе работали театры, филармонии, кинотеатры.
Но дневники жителей показывают, что горожан культурная жизнь интересовала мало, говорит исследователь. Стихи Берггольц, седьмая симфония Шостаковича и так далее — это, несомненно, яркие события. Но для человека гораздо важнее было получить что-то из продовольствия. Поэтому в дневниках очень скупо писали про культуру», — отмечает Дмитрий Асташкин. При этом большинство театров из Ленинграда эвакуировали к августу 1941 года. Осенью многие вовсе закрылись. Он был практически единственным, который существовал во время блокады. И он был далек от тех ассоциаций к слову «театр», которые у нас есть сейчас. Это было затемненное холодное место, где люди сидели в верхней одежде.
Спектакли часто прерывались на воздушную тревогу, все бежали в бомбоубежище. Актеры падали в голодные обмороки», — рассказывает исследователь. Многие кинотеатры во время блокады закрылись, потому что не могли работать без электричества. Некоторые открылись весной 1942 года. К осени того же года в городе работал 21 кинотеатр.