По данным следствия, утром 27 апреля она зарезала двоюродную тетю за то, что та критиковала ее роман с женатым мужчиной. «На момент прибытия пожарных горела баня по всей площади. Дядя и родители этого мальчика поехали туда мой выпил, поэтому они вызвали друга, а у него жена дома со схватками и маленький ребенок с уехали, остались я, Леон, муж, мама и тетя. По данным РИА Новости, конфликт между ней и родственницей произошел из-за того, что та критиковала роман девушки с женатым мужчиной.
Анекдот – Дядя Вася и тетя Таня пошли в баню помыться
Потер спинку в бане. В ходе ссоры обвиняемый поджег домик с находящимися внутри 57-летней тетей и ее 53-летним мужем. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы. Уже они пенсионеры и внуки к них взрослые,но до сих пор переговпривпемся,ртшим друг,другу и в отпуск ездила до короновируса,счастье,что есть родные и у них я единственная из всех родителей дядей и тётей осталась и меня на Вы называют,хотя разница самая большая в 10. Дядя Федор, отчим Иринки, большой любитель бани, точнее просто ею болеет, в молодости он даже где-то работал в банном комплексе. По данным РИА Новости, конфликт между ней и родственницей произошел из-за того, что та критиковала роман девушки с женатым мужчиной.
В Барнауле племянник после ссоры поджег дачный домик с тетей и дядей
После этого она нанесла несколько ударов ножом 69-летнему супругу погибшей, чтобы тот не сообщил об убийстве жены в правоохранительные органы. Пенсионер тоже скончался на месте. Как пишет РИА Новости , потерпевшие были двоюродными дядей и тетей фигурантки.
Бывшая невестка Людмилы, Евгения Скорохватова, утверждает, что свекровь ей просто мстит — Евгения потребовала алименты от бывшего мужа, сына Людмилы. Но при этом Евгения не отрицает, что новый сожитель действительно моется с дочкой в бане, но только потому, что у девочки ДЦП и в одиночку ее сложно мыть. За что был судим новый сожитель Евгении Скорохватовой и что обо всем этом говорят соседи семейной пары?
Это было ошибкой: увидев ее большие груди с напряженными коричневыми сосками, я затрясся как в лихорадке, и, вцепившись пальцами в ее ягодицы, вновь кончил в мокрое от женских выделений и моей спермы влагалище. Следующие двадцать минут Валентина безостановочно трахала меня, изо всех сил двигая задницей и теребя свои соски. Она все больше заводилась, чувствуя, как мой член твердеет внутри нее, и наконец мощные спазмы охватили ее влагалище, Валентина судорожно задергалась, громко закричала и упала мне на грудь, все еще сладострастно двигая тазом. Доведенный до экстаза судорогами ее влагалища, я в третий раз спустил в ее бьющееся на мне в оргазме тело.
С тех пор почти все наши оргазмы стали синхронными. Валентина научила меня всему, что она знала о сексе, и я был способным учеником. Она учила меня целоваться и пользоваться презервативом, хотя презерватив нам ни разу не понадобился. Лишь только представлялась возможность, мы немедленно отдавались друг другу. Стоило мне попросить, и Валентина всегда была готова раздвинуть ноги для своего пылкого племянника, а если у нее были месячные, ее великолепный рот и попка всегда были к моим услугам. Валентина равно любила традиционный, оральный и анальный секс. Количество поз, которым она меня научила, я, пожалуй, не смог бы пересчитать. А то, что она была почти в три раза меня старше, и приходилась мне теткой, лишь еще больше возбуждало нас обоих. А сейчас, в теплом предбаннике, наше с Валентиной совокупление подходило к финалу.
Теперь она вскрикивала всякий раз, когда мой член натирал ее матку; ее широко расставленные ноги начали дрожать. Лицо Валентины покрылось мелкими бисеринками пота. Она с громким шлепком резко положила руки на мои ягодицы и, помогая мне, принялась еще сильнее вколачивать в себя мой член. Вскоре ее влагалище стало бешено сокращаться, и Валентина начала начала спускать, дрожа всем телом и громко охая. В бурном оргазме она исступленно прижимала меня к себе и стонала: «Кон… Ох! Кончай… О-ох! Кончай в меня! Наконец, мы замерли, все еще соединенные в одно целое. Валентина тихо всхлипывала и пыталась выравнять дыхание.
Я целовал ее влажное от пота лицо. Затем мы нежно разъединились и присели на лавку.
Выбранные домены Регистрация доменов Заявка на освобождающийся домен Срок регистрации доменного имени истекает, и Вы можете подать заявку на него через сервис «Освобождающиеся домены». Домен будет переоформлен на Вас при условии, что текущий Администратор домена не продлит его, и Ваша ставка не будет перебита. Домен освобождается: Подать заявку Услуга «Доменный брокер», 2999 р.
В Саратовской области в бане умерли две 14-летние девочки
| Анекдот – Дядя Вася и тетя Таня пошли в баню помыться | Лента новостей. |
| Россиянка зарезала дядю и тетю за критику ее романа с женатым мужчиной | Дядя запер детей в неотапливаемой бане и, судя по всему, забыл про них. |
В Новосибирской области мужчина заживо сжёг тётю и дядю
| Банный день - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора (Начало книги) #1 | — В бане париться любил всегда, но правильно начал только недавно, изучил банную тему, втянулся. |
| Пожар в бане мог спровоцировать взрыв - 168 часов | Ее жертвами стали дядя и тетя, которые приютили племянницу у себя. |
Родной дядя запер троих малышей в холодной бане, чтобы они не мешали ему развлекаться
| Pixel art colors palette #edc13a, #e0c477, #ad0404 - ColorsWall | Родная тётя позвала к себе в баню отдохнуть, пока муж в отъезде. |
| Поход в баню закончился дракой и переломанным лицом для петербуржца | Телеканал Санкт-Петербург | — Тётя Люба ещё с Максимом не мылись, — сказал им дядя Лёша, — крикните их. |
| ТЁТЯ ТАНЯ ПОТРЕБОВАЛА В БАНЕ ОЧВИНДИПЁРИТЬ. Что случилось...Взрослые истории из жизни..... | Видео | Смешные пикантные анекдоты про женщин помогут поднять настроение! Читай уморительные анекдоты и смейся от всей души! |
Дядя заморозил до смерти своих племянников, желая насладиться алкоголем
В ближайшее время следствие выступит с ходатайством в суде об избрании в отношении подозреваемого меры пресечения в виде заключения под стражу. В течение 10 дней подозреваемому будет предъявлено обвинение», - уточнили в пресс-службе. Тела двух малолетних детей обнаружены 2 января в бане в одном из частных домов в Ингодинском районе Читы. По данному факту следствие возбуждено уголовное дело по признакам преступлений, предусмотренных пунктами «а», «в» части 2 статьи 105 УК РФ «Убийство двух малолетних лиц» и частью 3 статьи 30 УК РФ «Покушение на убийство четырёх малолетних». Ранее следствие считало, что родители заперли детей и ушли праздновать Новый год.
А может, и не грех. Или грех, но не детский. В общем, судить читателям... Сам я родился и вырос в городе, а мои родители родом из деревни, в которой у нас осталась куча родственников, которых мы время от времени навещали.
И как-то в очередной приезд выяснилось, что один из родственников, народный умелец, поставил в огороде небольшую баньку и в один из дней пригласил нас "на баню". Надо заметить, что эта банька была первой на всю деревню, где все традиционно мылись в тазиках и корытах, поэтому считалась по тем временам крутизной неимоверной. Мы собрались и пошли. У них там оказалось что-то типа местного клуба. Родни собралось выше крыши. Мужики резались в карты, изредка прерываясь, чтобы пропустить по стопочке местного озверина. Женщины смотрели по телевизору очередную серию про "красную Марью", бурно обсуждая загибы сюжета, а детвора развлекалась как могла. В баню отправлялись посемейно, вместе со всеми детьми.
Правда, дети были все моложе меня, поэтому всё это не казалось таким уж большим грехом. Мне же в ту пору было 13 лет, ростом я был почти с отца, регулярно вполне "по-взрослому" дрочил других определений этого слова тогда не знал , а член уже был очень даже "мужским". Поэтому я никак не рассчитывал, что родители возьмут меня с собой за компанию. Скорей всего, отправят с кем-нибудь из более старших парней. Каково же было мое удивление, когда мы отправились в баню втроем. Видимо, родители не захотели выпендриваться перед родней и решили соответствовать местным традициям, считая меня если и не маленьким, то не особо и большим. Пока шли к бане, я всё гадал, рискнет ли мать, которой в ту пору было 32 года и которая была в самом женском соку, раздеться полностью или будет мыться в белье. Ну, или хотя бы в трусах, наконец.
Я быстренько разделся в предбаннике и заскочил в парилку, забравшись на полок. Следом зашел отец. Я с нетерпением ждал: рискнет она или нет? Наконец открылась дверь и появилась мать. В чем мать родила! Она слегка настороженно покосилась на меня, не очень уверенно прикрывая рукою лобок. Ну, так ведь в бане особо не поприкрываешься, надо же еще и мыться. И процесс пошел!
Все ее выпуклости, впадинки и округлости в капельках пота, воды и мыльной пены калейдоскопом закрутились у меня перед носом и назойливо лезли в глаза. Больше всего почему-то запомнилась родинка прямо под левым соском. Как-нибудь отодвинуться от нее в этой маленькой баньке не было никакой возможности. Она время от времени касалась меня бедром или грудью. И бушующие подростковые гормоны начали давить на мозги. Член стал предательски припухать. Напрасно я пытался себя убеждать, что это же моя мама, что вот этой вот грудью она меня выкормила, что она в принципе не может быть объектом моего сексуального желания. Ничего не помогало.
Я продолжал видеть перед собой Женщину, красивую и соблазнительную в своей наготе, а гормоны продолжали делать свое подлое дело, поднимая член, пока он не встал во всей красе, горделиво выставив головку. Я от стыда готов был провалиться сквозь землю. На опешивший взгляд матери я что-то промямлил про жару и духоту и, неуклюже прикрываясь, выскочил из парилки в предбанник. Наскоро вытерся, оделся и убежал за огород, к речке. Там долго сидел, чтобы охолонуть и прийти в себя. Да и стыдно было возвращаться, хоть и надо. Когда совсем уже стемнело, я в конце концов пошел обратно, потому как родители должны были давно уже выйти и начать меня искать. В окошке бани горел свет.
Проходя мимо, я заметил, что шторка на окошке прикрыта неплотно. Сразу вспомнилась недавняя картина, и бешено заколотилось сердце. Кто там сейчас мог быть? Я осторожно подкрался к окну и заглянул. Там был мой дядька со своей молодой черноглазой женой. Она стояла ко мне боком, слегка наклонившись и упираясь в стенку руками, а он тер ей спину мочалкой. Со стороны это очень походило на секс сзади, так как он ритмично касался своим передом ее выставленной задницы, а ее груди качались в такт его движениям. Я еще удивился, почему у него не стоит, потому что я бы на его месте кончил, наверное, от одних лишь таких прикосновений.
Член сразу налился пудовой тяжестью, а в голове у меня забухало так, как будто по ней застучали молотком. Ведь никогда раньше я и близко не видел ничего подобного. Стало наплевать, что меня могут застукать. Я достал член и начал лихорадочно дрочить, мысленно представляя себя на месте дядьки. Кончив раз, я тут же пошел на второй. Они уже закончили тереть спину и обмывались. Я сосредоточенно продолжал свое дело. В своих фантазиях "я имел ее стоя, я имел ее лежа и на подоконнике я имел ее тоже", как пела впоследствии группа "Мальчишник".
И только когда они собрались завершать помывку, я кончил во второй раз и, застегнув штаны и немного отдышавшись, вернулся в дом. На вопрос родителей, где меня носило, сказал, что играл с пацанами у речки. Я возбужденно ожидал, когда вернутся те самые дядька с теткой, но они так и не появились, уйдя, видимо, сразу домой... Подсматривать я больше не рисковал, слишком большой была опасность. Насчет того, что я в тот раз маленько облажался, все сделали вид, что ничего не было. Да, по сути, так оно и было. Или я чего-то недопонимаю? Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов.
Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы. Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел. Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами.
По данным следствия, подсудимая жила у родственников в квартире одного из домов на Красногвардейской улице в Кунгуре. Утром 27 апреля прошлого года она во время ссоры взяла нож и зарезала 62-летнюю хозяйку квартиры. После этого она нанесла несколько ударов ножом 69-летнему супругу погибшей, чтобы тот не сообщил об убийстве жены в правоохранительные органы.
Но Алёнка и тётя Катя ушли в Саранск, а когда вернулись, бабушка, сидящая на скамейке возле дома сообщила им: «Мужики уже попарились, идите в баню и возьмите с собой девочек. Когда вошли в дом, Алёнка увидела, что дедушка, папа, дядя Лёша, сидели за столом раскрасневшиеся и играли в карты.
Папа обернулся и сказал ей. Алёнка, тётя Катя и тётя Лариса собирали чистое бельё себе и малышам, и большеньким уже девочкам, Катюхе и Наташке, - А где Светка, спросила папу Алёнка. Они открыли соседнюю дверь и крикнули: «Люба, пойдём! Максим слушался отца и пошёл бормоча, что он уже большой и с «бабами» не будет ходить, это в последний раз… В бане Нина мыла свою Катюшу, а тётя Надя своего Вовку, она со смехом сказала на то, когда только что вошедшая, Люба со своим Максимом рассказала о том, что Максим не хотел идти «с бабами», - моему Вовику ещё и двух нет, но он туда же, и говорит "Витюха с «мужиками» пошёл и я тоже буду с ними ходить". Тётя Надя осполоснула чистый водой Вовку, и вышла в предбанник его одевать. Алёнка услышала, как она спросила его, - Один дойдёшь? Тут она сказала Алёнке и тёте Кате - Заходите быстрее, а то баня остынет!
Тетя Валя и дядя Леша. Показывают баню
В ходе ссоры обвиняемый поджег домик с находящимися внутри 57-летней тетей и ее 53-летним мужем. Скончались находившиеся в бане девочки 14 лет», — отмечается в сообщении. Скончались находившиеся в бане девочки 14 лет», — отмечается в сообщении. Дядя Федор, отчим Иринки, большой любитель бани, точнее просто ею болеет, в молодости он даже где-то работал в банном комплексе. По данным РИА Новости, конфликт между ней и родственницей произошел из-за того, что та критиковала роман девушки с женатым мужчиной.
Колхозная баня на Марчекане
И вообще, по жизни я интроверт, человек нелюдимый и замкнутый. Дни проводил в основном с книжкой, лежа в гамаке, или рисовал в своей комнате. Я люблю рисовать, и все говорят, что у меня здорово получается. Я рисовал все — котов, собак, лошадей, машины, цветы и деревья.
А еще тайком рисовал обнаженных женщин, но они получались у меня не очень хорошо, поскольку я не был силен в анатомии и никогда голых женщин не видел. Сегодня тетя Оля решила устроить банный день. Я достал из чемодана чистые трусы и полотенце, вышел из дома и направился к бане, небольшому деревянному домику во дворе.
В предбаннике никого не было, я заглянул в помывочную — там тоже никого. Из парной донесся голос тети Оли. Раздевайся и иди сюда.
Я снял шорты и футболку, остался в трусах, и вошел в парилку. Там было очень жарко и влажно. И всё словно в тумане.
Я никогда раньше не был в бане и ни разу не ощущал такой жары. Тетя Оля с Дашей сидели на самом верху и… на них были надеты лишь войлочные шляпы. Их тела были потные и раскрасневшиеся.
Естественно, мне хотелось их рассмотреть, но я стеснялся показать свой интерес, поэтому скромно отвернулся и присел на нижнюю лавку.
И сделать это было непросто. Да и от её вида Мишка слегка остолбенел. Вот уж никогда бы не думал что увидит её голой.
Нет, конечно он видел её в купальнике, они иногда с Пашкой приезжали к ним в посёлок и все вместе, с мамой Миши они ходили на озеро в лес. Татьяна была давней подругой мамы. Соответственно и с Пашкой они дружили с самого детства. И тут вдруг такое!
Татьяна, будто специально давала насладиться своим видом Мишке. Он хоть и пытался отвести глаза, но они предательски возвращались и смотрели на тело. А посмотреть было на что. Да и не видел ещё Мишка голых женских тел.
У Татьяны была небольшая, ещё довольно упругая грудь.
Что думаешь? Подписывайтесь на «Газету. Ru» в Дзен и Telegram.
Конфликт возник на бытовой почве. В ходе ссоры обвиняемый поджег домик с находящимися внутри 57-летней тетей и ее 53-летним мужем.
Он предварительно запер дверь снаружи.
Проверка имени в нескольких зонах
Вся-то ошибка людей, что они сразу начинают что есть силы охаживать себя веником. Надо-сперва почесать себя - походить веником вдоль спины, по бокам, по рукам, по ногам... Чтобы он шепотком, шепотком, шепотком пока. Алеша искусно это делал: он мелко тряс веник возле тела, и листочки его, точно маленькие горячие ладошки, касались кожи, раззадоривали, вызывали неистовое желание сразу исхлестаться. Но Алеша не допускал этого, нет. Он ополоснулся, полежал... Кинул на каменку еще полковша, подержал веник под каменкой, над паром, и поприкладывал его к бокам, под коленки, к пояснице... Спустился с полка, приоткрыл дверь и присел на скамеечку покурить. Сейчас даже малые остатки угарного газа, если они есть, уйдут с первым сырым паром.
Каменка обсохнет, камни снова накалятся, и тогда можно будет париться без опаски и вволю. Так-то, милые люди. Пришел Алеша из бани, когда уже темнеть стало. Был он весь новый, весь парил. Скинул калоши у порога и по свежим половичкам прошел в горницу. И прилег на кровать. Он не слышал своего тела, мир вокруг покачивался согласно сердцу. В горнице сидел старший сын Борис, читал книгу.
С легким паром! Ничего,- ответил Алеша, глядя перед собой. Сейчас пойду. Борис, сын, с некоторых пор стал не то что стыдиться, а как-то неловко ему было, что ли,- стал как-то переживать, что отец его скотник и пастух. Алеша заметил это и молчал. По первости его глубоко обидело такое, но потом он раздумался и не показал даже вида, что заметил перемену в сыне. От молодости это, от больших устремлений. Зато парень вымахал рослый, красивый, может, бог даст, и умишком возьмет.
Хорошо бы. Вишь, стыдится, что отец пастух... Эх, милый! Ну, давай, давай целься повыше, глядишь, куда-нибудь и попадешь. Учится хорошо. Мать говорила, что уж и девчонку какую-то провожает... Все нормально. Удивительно вообще-то, но все нормально.
Иди в баню-то,- сказал Алеша. Жарко там? Да теперь уж какой жар!.. Ну, жарко покажется, открой отдушину. Так и не приучил Алеша сыновей париться: не хотят. В материну породу, в Коростылевых. Он пошел собираться в баню, а Алеша продолжал лежать. Вошла жена, склонилась опять над ящиком - достать белье сыну.
Помнишь,- сказал Алеша,- Маня у нас, когда маленькая была, стишок сочинила: Белая березка Зеленый лопух ее накроет, Будет там березке тепло и хорошо. Жена откачнулась от ящика, посмотрела на Алешу... Какое-то малое время вдумывалась в его слова, ничего не поняла, ничего не сказала, усунулась опять в сундук, откуда тянуло нафталином. Достала белье, пошла в прихожую комнату. На пороге остановилась, повернулась к мужу. Ну и что? Стишок-то сочинила... К чему ты?
Да смешной, мол, стишок-то. Жена хотела было уйти, потому что не считала нужным тратить теперь время на пустые слова, но вспомнила что-то и опять оглянулась. Боровишку-то загнать надо да дать ему - я намешала там. Я пойду ребятишек в баню собирать. Отдохни да сходи приберись. Баня кончилась. Суббота еще не кончилась, но баня уже кончилась. Солнце еще не встало, а Мишка уже был на Барсучьем бору.
Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов. Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы. Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел. Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами. Мишка долго стоял, как зачарованный, любуясь искрящимся зимним миром. На противоположной стороне реки на крутом берегу стояла заснеженная, рубленая в два этажа из отборного леса дача бывшего директора леспромхоза, а ныне крутого бизнесмена —лесопромышленника. Окна ее украшала витиеватая резьба, внизу у реки прилепилась просторная баня.
Дача была еще не обжита. Когда Мишка уезжал в Питер, мастера из города сооружали камин в горнице, занимались отделкой комнат. Теперь тут никого не было. И Мишка даже подумал, что хорошо бы ему пожить на этой даче до весны. Все равно, пока не сойдет снег, хозяевам сюда не пробраться. Но тут же испугался этой мысли, вспомнив, что за ним должна охотиться милиция. Он спустился к реке, прорубил топором лед поперек русла, забил прорубь еловым лапником так, чтобы рыба могла пройти только в одном месте, и вырубил широкую полынью под вершу. Скоро он уже закончил свою работу и пошел в избушку отдохнуть от трудов.
Избушка была маленькой, тесной. Но был в ней особый лесной уют. Мишка набросал на нары лапника и завалился во всей одежде на пахучую смолистую подстилку, радуясь обретенному, наконец, покою. Проснулся Мишка от странных звуков, наполнивших лес. Казалось, в Барсучьем бору высадился десант инопланетян, производящих невероятные, грохочущие, сотрясающие столетние сосны звуки. Мишка свалился с нар, шагнул за двери избушки. Путана, путана, путана! Музыка доносилась со стороны реки.
Мишка осторожно пошел к берегу. У директорской дачи стояли машины, из труб поднимались к небу густые дымы, топилась баня, хлопали двери, на всю катушку гремела музыка, то и дело доносился заливистый девичий смех. У Мишки тревожно забилось сердце. Он спрятался за кустами и, сдерживая подступившее к горлу волнение, стал наблюдать за происходящим... Он видел, как к бане спустилась веселая компания. Впереди грузно шел директор их леспромхоза, следом, оступаясь с пробитой тропы в снег и взвизгивая, шли три длинноногие девицы, за ними еще какие-то крупные, породистые мужики. Скоро баня запыхала паром. Изнутри ее доносилось аханье каменки, приглушенный смех и стенания.
Наконец, распахнулись двери предбанника, и на чистый девственный снег вывалилась нагишом вся развеселая компания. Мишкин директор, тряся отвислым животом, словно кабан пробивал своим распаренным розовым телом пушистый снег, увлекая компанию к реке, прямо в полынью, где стояла Мишкина верша. Три ображенные девицы оказались на льду, как раз напротив Мишкиной ухоронки. Казалось, протяни руку и достанешь каждую. От этой близости и вида обнаженных девичьих тел у Мишки, жившего поневоле в суровом воздержании, закружилась голова, а лицо запылало нестерпимым жаром стыда и неизведанной запретной страсти. Словно пьяный, он встал, и, шатаясь, побрел к своему убогому пристанищу. А сзади дразнил и манил волнующе девичий смех и радостное повизгивание... В избушке смолокуров он снова затопил печь, напился чаю с брусничным листом и лег на нары ничком, горестно вздыхая по своей беспутной никчемной жизни, которая теперь, после утреннего заявления по радио, и вовсе стала лишена всякого смысла.
Мишка рано остался без родителей. Мать утонула на сплаве, отец запился.
Вода чистая, студеная, с голубинкой, сладковатая на вкус. Холода я не почувствовала. Из ванны я выбралась самостоятельно, Саша деликатно вернулся в баню. В предбаннике кое-как набросила на себя простыню и в полном бессилии рухнула на скамейку.
Вытянулась на ней, насколько позволяла длина. Спасибо, жива осталась. Только сейчас обнаружила, что на мне так и красуется банная шапочка. Стянула ее, подсунула под голову. Тело затопила жаркая волна — последствие ледяной ванны. Казалось, я выдыхала огонь.
Из парной доносились хлесткие удары веником — мой банщик взялся теперь за себя. Никакого сравнения с городской баней, с ее толчеёй, холодной раздевалкой и неприятным запахом в душной парилке. Саша выскочил из парной, в два шага миновал моечную и пронесся мимо — бордовый, исходящий паром, с березовым листом на ягодице. С улицы донесся мощный всплеск и молодецкое уханье. Вернулся, спрятав достоинство в горсти, по-пингвиньи ссутулившись. Задвинул зад за дверь моечной и позвал: — Пошли, Ириш!
С распаренного лица капала вода, один глаз мигал, другой вращался. Я вдруг поняла, что стесняюсь наготы, и его, и своей. Удивилась — что это я, ни с того, ни с сего, стеснительной стала? Пей квас и иди мойся, я отдохну пока. Так мы и мылись — по очереди, запоздало стесняясь друг друга. Саша ходил в парилку еще.
Баня настолько меня измотала, что я не знала, как выбраться из моечной, как одеться. Побрела в дачный домик, где и упала на кровать. Ужин я приготовила заранее, перед баней, на летней кухне. Кухонька аккуратная, с нарисованным на всю стену пейзажем, с занавесками. В углу на табурете стояла гитара. Теперь мы с Сашей ужинали и рассказывали друг другу о себе.
Познакомились мы два года назад. Точнее, только видели друг друга на судне, где Саша в то время был третьим помощником. Я принесла капитану таможенные декларации. Затем я видела его на корпоративном новогоднем вечере, он как раз списался на берег. Мы даже о чем-то побеседовали. И с тех пор стали здороваться, если видели друг друга в пароходстве или на улице.
Теперь он признался, что боялся подойти. Я удивилась: — Почему? Ты уже второй помощник, и такую ерунду говоришь, — рассмеялась я. Саша — парень видный. На новогоднем вечере девчонки из соседнего отдела «висели» на нем, как собаки на медведе. Не шуми, — шикнул он.
Здесь домовой живет. Как братан приедет с друзьями отдыхать, нашумят, а потом всю ночь слушают, как домовой по даче ходит и всё роняет. Я смеялась, не верила. А вот брат — это уже интересно. Вот эти четыре штучки? Родинки и впрямь совпадали, и это казалось важным.
Улыбчивый такой, как солнце ясное. Парень потянулся за гитарой, но я его остановила: — Саша, я чуть живая после бани. Давай-ка я помою посуду и уже лягу. Завтра споешь мне. Он засмеялся: — Понравилась банька-то? Иди, ложись.
Посуду сам помою. Успеешь еще. Последнее замечание я пропустила мимо ушей и поплелась на второй этаж, где стоял старый-престарый диван, навечно разложенный. Дача мне нравилась. Поселок маленький, тихий, с аккуратными ветхими домиками, в основном двухэтажными. Стояла тишина, только за стенами посвистывала неугомонная птичка да с летней кухни доносилось приглушенное бряцанье посуды.
Саша пришел минут через двадцать. Торопливо разделся в темноте, забрался под одеяло. Я забилась в самый угол, отвернулась от него, испуганная и счастливая. Нашел меня, перехватил рукой поперек живота и потянул к себе. Я барахталась в густой паутине и никак не могла из нее выбраться. Я боюсь паутину до полусмерти, как же меня угораздило в нее залезть?!
Задыхаясь от ужаса, я судорожно размахивала руками. Сзади подошел Саша и выдернул меня из тенёт. Крик ужаса вырвался из моего горла, я услышала его со стороны и не узнала собственный голос — ничего человеческого в крике не было. Села на кровати, тяжело дыша, вся в испарине, холодной и липкой. Саша проснулся, тоже сел, обнял меня. Это моя жена.
Не пугай больше. Какая жена? Он безобидный, пугает только. Сейчас я готова была поверить во что угодно. Один раз, и все. Я же ему сказал.
Я свои кошмары смотрю молча. В первый раз, честное слово! Мы улеглись. Саша тут же уснул, а я лежала без сна, удивляясь, почему он назвал меня женой. Ухаживает за мной всего неделю. Несерьезно все это.
Мне, конечно, пора было уже остепеняться, что-то решать со своей сумбурной, бестолковой жизнью. Я наслаждалась личной свободой и пользовалась ею, как мне заблагорассудится. Жизнь в гражданском браке мне не понравилась. В глубине души я хотела замуж — «по-настоящему», потому как «неофициальный» брак я ни на грош не ценила. С сожителем рассталась, потосковала и забыла. Исполнять обязанности супруги больше не хотелось.
Кухня, посуда, уборка вгоняли меня в тоску. Какая из меня жена? Выйду замуж за Сашу — придется не просто готовить, а готовить вкусно, посуды будет в два раза больше, уборки тоже. Придется стирать его носки и гладить рубашки, приноравливаться к его предпочтениям, недостаткам и многое терпеть. Еще не знаю, что именно. А еще он вчера сказал, что хочет двоих детей.
Это ужасно. От мысли, что несколько лет я не буду принадлежать самой себе, каждая клеточка моего тела запротестовала. Нет, не хочется. Я прислушалась — не бродит ли по даче домовой? Стояла такая тишина, что шумело в ушах. Я приткнулась к горячей Сашиной спине, еще непривычной, и заснула.
Сахалинская июньская ночь выстудила воздух, утро накрыло дачный поселок туманом. Я проснулась рано. Лежала, притихнув под Сашиным боком, слушала птичий щебет и чириканье. Ни о чем не хотелось думать. Распаренные в бане косточки и мышцы до сих пор томились в неге. Проснулся Саша.
Еще глаза не открыл, полез целоваться — Ира, Иришка. Подмял меня под себя. На лице — радостная улыбка. Самое сладостное соитие любви — утреннее, когда тело проснулось только наполовину, слепая страсть за ночь немного притушена, зато не спит зрячая нежность. Утомившись, Саша с неохотой выпустил меня и поднялся: — Печку надо топить. Я откинула одеяло с намерением встать, вякнула от холода и юркнула обратно.
Я лежала в тепле, слушала, как он кочегарит печку. Рядом бродили мысли, толковые и не очень, я лениво отгоняла их прочь. Когда в домике потеплело, я оделась и отправилась умываться. Вышла на порог, постояла. Туман окутал березки и елочки вокруг дачи, прикрыл массивный стол со скамьями и длинные грядки. Серый дым из трубы перемешивался с белесым туманом.
Рядом с крыльцом росли ландыши, чуть подальше — громадный ковер незабудок. Там было тепло и сухо, и я с удовольствием умылась. Расчесаться не удалось. Волосы от родниковой воды стали мягкими, пушистыми и слушаться не желали. Успокоил меня ночью, чтобы я не боялась, только и всего. Да и замуж надо по любви идти.
А сердце молчит». Удовлетворившись этой мыслью и расстроившись окончательно, я побрела на летнюю кухню готовить завтрак. Печка уже топилась и там. Я затеяла гренки. Пришел Саша, собственнически ухватил меня за бока, так, что я пискнула, уселся на рассохшийся табурет. Будто я в ней бултыхаюсь, а ты меня вытащил.
Боюсь ее так, что аж ноги отнимаются. Я вот — смеяться будешь — гусей боюсь. В детстве на меня в деревне гусь напал, страх так и остался. Мы, когда дачу купили, все поначалу страшные сны смотрели. Орали по очереди. Потом перестали.
Сколько гостей у нас ночевало — никому ничего не снилось. Так что, Ир. Когда мне за тобой ухаживать? Через неделю — в море. Ошибся твой домовой. Да и на кой далась тебе гулящая девка?
Мало того, что гулящая, так еще жадюга, выпивоха и показушница». И готовишь вкусно. Саша напился чаю с гренками и забренчал на гитаре. Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода. И я живу у самого восхода.
Слова Михаила Танича Я остро ощущала тоненькую, призрачную нить, протянувшуюся между нами еще неделю назад, и опасалась шевельнуться, чтобы не порвать ее неосторожным движением, вздохом. А Саша пел, глядя на меня влюбленными глазами — бархат и масло, и его сильный, свободный голос отрывал меня от земли. Спустя год, в мае или июне, я с домовым поговорила. Думала, разговариваю с Андрейкой, восьмилетним Сашиным кузеном. В домике на втором этаже перегорела лампочка. Вечером я в полумраке разбирала белье, кому что стелить, и болтала с Андрейкой, который поднялся вслед за мной.
Вернее, я говорила, а он не отвечал, только хитренько улыбался и бесшумно расхаживал туда-сюда. Как потом оказалось, кузен все это время общался внизу со своей теткой, моей свекровью. А ведь неспроста рожица у домового была такая хитрющая — ведь он оказался прав. Ну, а баня. Никуда она не делась и сладости своей не растеряла. Одна из радостей нелегкой супружеской жизни.
Я возбужденно ожидал, когда вернутся те самые дядька с теткой, но они так и не появились, уйдя, видимо, сразу домой... Подсматривать я больше не рисковал, слишком большой была опасность. Насчет того, что я в тот раз маленько облажался, все сделали вид, что ничего не было. Да, по сути, так оно и было.
Или я чего-то недопонимаю? Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов. Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы. Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел.
Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами. Мишка долго стоял, как зачарованный, любуясь искрящимся зимним миром. На противоположной стороне реки на крутом берегу стояла заснеженная, рубленая в два этажа из отборного леса дача бывшего директора леспромхоза, а ныне крутого бизнесмена — лесопромышленника.
Окна ее украшала витиеватая резьба, внизу у реки прилепилась просторная баня. Дача была еще не обжита. Когда Мишка уезжал в Питер, мастера из города сооружали камин в горнице, занимались отделкой комнат. Теперь тут никого не было.
И Мишка даже подумал, что хорошо бы ему пожить на этой даче до весны. Все равно, пока не сойдет снег, хозяевам сюда не пробраться. Но тут же испугался этой мысли, вспомнив, что за ним должна охотиться милиция. Он спустился к реке, прорубил топором лед поперек русла, забил прорубь еловым лапником так, чтобы рыба могла пройти только в одном месте, и вырубил широкую полынью под вершу.
Скоро он уже закончил свою работу и пошел в избушку отдохнуть от трудов. Избушка была маленькой, тесной. Но был в ней особый лесной уют. Мишка набросал на нары лапника и завалился во всей одежде на пахучую смолистую подстилку, радуясь обретенному, наконец, покою.
Проснулся Мишка от странных звуков, наполнивших лес. Казалось, в Барсучьем бору высадился десант инопланетян, производящих невероятные, грохочущие, сотрясающие столетние сосны звуки. Мишка свалился с нар, шагнул за двери избушки. Путана, путана, путана!
Музыка доносилась со стороны реки. Мишка осторожно пошел к берегу. У директорской дачи стояли машины, из труб поднимались к небу густые дымы, топилась баня, хлопали двери, на всю катушку гремела музыка, то и дело доносился заливистый девичий смех. У Мишки тревожно забилось сердце.
Он спрятался за кустами и, сдерживая подступившее к горлу волнение, стал наблюдать за происходящим… Он видел, как к бане спустилась веселая компания. Впереди грузно шел директор их леспромхоза, следом, оступаясь с пробитой тропы в снег и взвизгивая, шли три длинноногие девицы, за ними еще какие-то крупные, породистые мужики. Скоро баня запыхала паром. Изнутри ее доносилось аханье каменки, приглушенный смех и стенания.
Наконец, распахнулись двери предбанника, и на чистый девственный снег вывалилась нагишом вся развеселая компания. Мишкин директор, тряся отвислым животом, словно кабан пробивал своим распаренным розовым телом пушистый снег, увлекая компанию к реке, прямо в полынью, где стояла Мишкина верша. Три ображенные девицы оказались на льду, как раз напротив Мишкиной ухоронки. Казалось, протяни руку и достанешь каждую.
От этой близости и вида обнаженных девичьих тел у Мишки, жившего поневоле в суровом воздержании, закружилась голова, а лицо запылало нестерпимым жаром стыда и неизведанной запретной страсти. Словно пьяный, он встал, и, шатаясь, побрел к своему убогому пристанищу. А сзади дразнил и манил волнующе девичий смех и радостное повизгивание… В избушке смолокуров он снова затопил печь, напился чаю с брусничным листом и лег на нары ничком, горестно вздыхая по своей беспутной никчемной жизни, которая теперь, после утреннего заявления по радио, и вовсе стала лишена всякого смысла. Мишка рано остался без родителей.
Мать утонула на сплаве, отец запился. Сказывают, что у самогонного аппарата не тот змеевик был поставлен. Надо было из нержавейки, а Варфоломей поставил медный. Оттого самогонка получилась ядовитая.
Никто в этой жизни Мишку не любил. После ремесленного гулял он с девицей и даже целовался, а как ушел в армию, так тут же любовь его выскочила замуж за приезжего с Закарпатья шабашника и укатила с ним навсегда. А после армии была работа в лесу, да пьянка в выходные. Парень он был видный и добрый, а вот девиц рядом не случалось, остались в Выселках одни парни, девки все по городам разъехались.
Тут поневоле запьешь! Уж лучше бы ему родиться бабки Саниным козлом! Сидел бы себе на печи да картошку чищеную ел. Ишь, в кабинете ему студено!
Мишке стало так нестерпимо жалко самого себя, что горючая слеза закипела на глазах и упала в еловый лапник. Луна светила, словно прожектор. В необъятной небесной бездне сияли лучистые звезды, и, ночь была светла, как день. Мишку, будто магнитом, тянуло опять к даче, музыке и веселью.
И он пошел туда под предлогом перепроверить вершу. Ее могли сбить, когда ныряли в прорубь, или вообще вытащить на лед. Директорская дача сверкала огнями. Кто-то танцевал, кто-то уже спал в кресле.
Вдруг двери дачи распахнлись, выплеснув в морозную чистоту ночи шквал музыки и электрического сияния. Мишка увидел, как кто-то выскочил в огненном ореоле на крыльцо, бросился вниз в темноту, заскрипели ступени на угоре, и вот в лунном призрачном свете на льду реки он увидел девушку, одну из тех трех, что были тут днем. Она подбежала к черневшей полынье, в которой свивались студеные струи недремлющей речки, и бросилась перед ней на колени. Мишка еще не видывал в жизни таких красивых девушек.
Волосы ее были распущены по плечам, высокая грудь тяжело вздымалась, и по прекрасному лицу текли слезы. Вновь распахнулись дачные двери, и на крыльцо вышел мужчина: Марго! Видимо, он звал девушку, стоявшую сейчас на коленях перед полыньей. Забирайся домой.
Ее смелый шаг, чтобы пригласить рассказчика в баню, на следующий день стал притчей во языцех в деревне. Многие жители деревни были шокированы и выражали неодобрение, но другие шептались о том, что могло произойти. Последствия На следующее утро рассказчика встретили враждебными взглядами некоторые жители деревни, узнавшие о его позднем свидании с Фатимой. Деревня была в смятении, ходили слухи, что Фатима не та, за кого себя выдавала, и что ее сестра Мадина не была ее настоящей сестрой. Рассказчика вызвал на допрос сельский староста, который потребовал рассказать, что произошло в бане. Рассказчик хранил молчание о событиях ночи, но слухи о бурной встрече между ним и Фатимой уже распространились по деревне. Шли дни, манящее обаяние Фатимы угасало, и жители деревни начали видеть в ней соблазнительницу, пришедшую в деревню, чтобы разрушить ее моральную основу.
Несмотря на ее заявления о невиновности, Фатиму в конце концов выгнали из деревни и заставили вернуться в город.
Дядя заморозил до смерти своих племянников, желая насладиться алкоголем
Зачем Кузьмовне деньги-то понадобились? Не знаю. Да кончились - от и понадобились. Хлеба небось не на что купить. Много они картошки-то сдали? Воза два отвезли... Кулей двадцать. Огребут деньжат!
Огребут, Все колют... Думаешь, у них на книжке нету? Как так нету! У Соловьевых да нету! Кальсоны-то потеплей дать? Или бумажные пока?.. Давай бумажные, пока еще не так нижет.
Алеша принял свежее белье, положил на колени, посидел еще несколько, думая, как там сейчас, в бане. Ну ладно. У Кольки ангина опять. Зачем же в школу отпустила? И так-то учится через пень колоду. Просто как-то не приходила эта мысль. И ни один, слава богу, не помер.
Но зато как хотел Алеша, чтоб дети его выучились, уехали бы в большой город и возвысились там до почета и уважения. А уж летом приезжали бы сюда, в деревню, Алеша суетился бы возле них - возле их жен, мужей, детишек ихних... Ведь никто же не знает, какой Алеша добрый человек , заботливый, а вот те, городские-то, сразу бы это заметили. Внучатки бы тут бегали по ограде... Нет, жить, конечно, имеет смысл. Другое дело, что мы не всегда умеем. И особенно это касается деревенских долбаков - вот уж упрямый народишко!
И возьми даже своих ученых людей - агрономов, учителей: нет зазнавитее человека, чем свой, деревенский же, но который выучился в городе и опять приехал сюда. Ведь она же идет, она же никого не видит! Какого бы она малого росточка ни была, а все норовит выше людей глядеть. Городские, те как-то умеют, собаки, и культуру свою показать, и никого не унизить. Он с тобой, наоборот, первый поздоровается. Ну ладно,- сказал Алеша. И Алеша пошел в баню.
Очень любил он пройти из дома в баню как раз при такой погоде, когда холодно и сыро. Ходил всегда в одном белье, нарочно шел медленно, чтоб озябнуть. Еще находил какое-нибудь заделье по пути: собачью цепь распутает, пойдет воротца хорошенько прикроет. Это чтоб покрепче озябнуть. В предбаннике Алеша разделся донага, мельком оглядел себя ничего, крепкий еще мужик. А уж сердце заныло - в баню хочет. Алеша усмехнулся на свое нетерпение.
Еще побыл маленько в предбаннике... Кожа покрылась пупырышками, как тот самый крепдешин, хэх... Язви тебя в душу, чего только в жизни не бывает! Вот за что и любил Алеша субботу: в субботу он так много размышлял, вспоминал, думал, как ни в какой другой день. Так за какие же такие великие ценности отдавать вам эту субботу? Догоню, догоню, догоню, Хабибу догоню!.. Эх, жизнь!..
Была в селе общая баня, и Алеша сходил туда разок для ощущения. Смех и грех! Там как раз цыгане мылись. Они не мылись, а в основном пиво пили. Мужики ворчат на них, а они тоже ругаются: "Вы не понимаете, что такое баня! Хоть, впрочем, в такой-то бане, как общая-то, только пиво и пить сидеть. Не баня, а недоразумение какое-то.
Хорошо еще не в субботу ходил; в субботу истопил свою и смыл к чертовой матери все воспоминания об общественной бане. И пошла тут жизнь-вполне конкретная, но и вполне тоже необъяснимая-до краев дорогая и родная. Пошел Алеша двигать тазы, ведра... Всякое вредное напряжение совсем отпустило Алешу, мелкие мысли покинули голову, вселилась в душу некая цельность, крупность, ясность - жизнь стала понятной. То есть она была рядом, за окошечком бани, но Алеша стал недосягаем для нее, для ее суетни и злости, он стал большой и снисходительный. И любил Алеша - от полноты и покоя - попеть пока, пока еще не наладился париться. Наливал в тазик воду, слушал небесно-чистый звук струи и незаметно для себя пел негромко.
Песен он не знал: помнил только кое-какие деревенские частушки да обрывки песен, которые пели дети дома. В бане он любил помурлыкать частушки. Погляжу я по народу спел Алеша, зачерпнул еще воды. Кучерявый чуб большой, И еще зачерпнул, еще спел: Истопила мама баню, Мне, мамаша, не до бани Миленький венчается. Навел Алеша воды в тазике... А в другой таз, с кипятком, положил пока веник - распаривать. Стал мыться...
Мылся долго, с остановками. Сидел на теплом полу, на ветках, плескался и мурлыкал себе: Я сама иду дорогой, Рано, милый, похвалился, Что я буду за тобой. И точно плывет он по речке - плавной и теплой, а плывет как-то странно и хорошо - сидя. И струи теплые прямо где-то у сердца. Потом Алеша полежал на полке - просто так. И вдруг подумал: а что, вытянусь вот так вот когда-нибудь... Алеша даже и руки сложил на груди и полежал так малое время.
Напрягся было, чтоб увидеть себя, подобного, в гробу. И уже что-то такое начало мерещиться - подушка вдавленная, новый пиджак... Но душа воспротивилась дальше, Алеша встал и, испытывая некое брезгливое чувство, окатил себя водой, И для бодрости еще спел: Эх, догоню, догоню, догоню, Хабибу до-го-ню! Ну ее к черту! Придет-придет, чей раньше времени тренироваться! Странно, однако же: на войне Алеша совсем не думал про смерть - не боялся. Нет, конечно, укрывался от нее как мог, но в такие вот подробности не входил.
Ну ее к лешему! Придет - придет, никуда не денешься. Дело не в этом. Дело в том, что этот праздник на земле - это вообще не праздник, не надо его и понимать как праздник, не надо его и ждать, а надо спокойно все принимать и "не суетиться перед клиентом". Алеша недавно услышал анекдот о том, как опытная сводня учила в бардаке своих девок: "Главное, не суетиться перед клиентом". Долго Алеша смеялся и думал: "Верно, суетимся много перед клиентом". Хорошо на земле, правда, но и прыгать козлом - чего же?
Между прочим, куда радостнее бывает, когда радость эту не ждешь, не готовишься к ней. Суббота - это другое дело, субботу он как раз ждет всю неделю. Но вот бывает; плохо с утра, вот что-то противно, а выйдешь с коровами за село, выглянет солнышко, загорится какойнибудь куст тихим огнем сверху... И так вдруг обогреет тебя нежданная радость, так хорошо сделается, что станешь и стоишь, и не заметишь, что стоишь и улыбаешься. Последнее время Алеша стал замечать, что он вполне осознанно лг"бит. Любит степь за селом, зарю, летний день... То есть он вполне понимал, что он - любит.
Стал стучаться покой в душе - стал любить. Людей труднее любить, но вот детей и степь, например, он любил все больше и больше. Так думал Алеша, а пока он так думал, руки делали. Он вынул распаренный душистый веник из таза, сполоснул тот таз, навел в нем воды попрохладней... Дальше зачерпнул ковш горячей воды из котла и кинул на каменку - первый, пробный. Каменка ахнула и пошла шипеть и клубиться. Жар вцепился в уши, полез в горло...
Алеша присел, переждал первый натиск и потом только взобрался на полок. Чтобы доски полка не поджигали бока и спину, окатил их водой из тазика. И зашуршал веничком по телу. Вся-то ошибка людей, что они сразу начинают что есть силы охаживать себя веником. Надо-сперва почесать себя - походить веником вдоль спины, по бокам, по рукам, по ногам... Чтобы он шепотком, шепотком, шепотком пока. Алеша искусно это делал: он мелко тряс веник возле тела, и листочки его, точно маленькие горячие ладошки, касались кожи, раззадоривали, вызывали неистовое желание сразу исхлестаться.
Но Алеша не допускал этого, нет. Он ополоснулся, полежал... Кинул на каменку еще полковша, подержал веник под каменкой, над паром, и поприкладывал его к бокам, под коленки, к пояснице... Спустился с полка, приоткрыл дверь и присел на скамеечку покурить. Сейчас даже малые остатки угарного газа , если они есть, уйдут с первым сырым паром. Каменка обсохнет, камни снова накалятся, и тогда можно будет париться без опаски и вволю. Так-то, милые люди.
Пришел Алеша из бани, когда уже темнеть стало. Был он весь новый, весь парил. Скинул калоши у порога и по свежим половичкам прошел в горницу. И прилег на кровать. Он не слышал своего тела, мир вокруг покачивался согласно сердцу.
Доведенный до экстаза судорогами ее влагалища, я в третий раз спустил в ее бьющееся на мне в оргазме тело.
С тех пор почти все наши оргазмы стали синхронными. Валентина научила меня всему, что она знала о сексе, и я был способным учеником. Она учила меня целоваться и пользоваться презервативом, хотя презерватив нам ни разу не понадобился. Лишь только представлялась возможность, мы немедленно отдавались друг другу. Стоило мне попросить, и Валентина всегда была готова раздвинуть ноги для своего пылкого племянника, а если у нее были месячные, ее великолепный рот и попка всегда были к моим услугам. Валентина равно любила традиционный, оральный и анальный секс.
Количество поз, которым она меня научила, я, пожалуй, не смог бы пересчитать. А то, что она была почти в три раза меня старше, и приходилась мне теткой, лишь еще больше возбуждало нас обоих. А сейчас, в теплом предбаннике, наше с Валентиной совокупление подходило к финалу. Теперь она вскрикивала всякий раз, когда мой член натирал ее матку; ее широко расставленные ноги начали дрожать. Лицо Валентины покрылось мелкими бисеринками пота. Она с громким шлепком резко положила руки на мои ягодицы и, помогая мне, принялась еще сильнее вколачивать в себя мой член.
Вскоре ее влагалище стало бешено сокращаться, и Валентина начала начала спускать, дрожа всем телом и громко охая. В бурном оргазме она исступленно прижимала меня к себе и стонала: «Кон… Ох! Кончай… О-ох! Кончай в меня! Наконец, мы замерли, все еще соединенные в одно целое. Валентина тихо всхлипывала и пыталась выравнять дыхание.
Я целовал ее влажное от пота лицо. Затем мы нежно разъединились и присели на лавку. Из истерзанной щели Валентины тут же хлынул тонкий ручеек моей спермы: — Я так соскучилась, — сказала она, тяжело дыша. Я трахал твои трусики каждую ночь. Я как-то упросил ее подарить мне ее белье.
Соблюдение авторских прав: Все права на материалы, опубликованные на сайте ufa. Использование материалов, опубликованных на сайте ufa.
Гиперссылка должна размещаться непосредственно в тексте, воспроизводящем оригинальный материал ufa.
Гарантируем анонимность источника согласно законодательству РФ. Автор: Редакция.
«А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане…»
Скончались находившиеся в бане девочки 14 лет», — отмечается в сообщении. «На момент прибытия пожарных горела баня по всей площади. кошмар моего детства Мое детство было всяким интересным, увлекательным, разнообразным, веселым. Истории из жизни - новое видео: ТЁТЯ ТАНЯ ПОТРЕБОВАЛА В БАНЕ ОЧВИНДИПЁРИТЬ. Пока стояли в очереди, успевали все новости узнать, все злободневные проблемы обсудить. Иногда такой поход в баню занимал большую часть дня. Сначала дети скрыли историю с посещением сауны, так как опасались гнева родителей, поэтому соврали, что отравились дома во время уборки полов с чистящим средством.