На стене – схема объектов радиосвязи блокадного Ленинграда, ее называют еще картой Палладина.
Зачем в блокадном Ленинграде включали метроном в эфире на радио
Трагедия ребёнка и её семьи уместилась всего на 9 страничках маленькой записной книжки. В Ленинградской области расположен курган «Дневник Тани Савичевой». Неровным детским почерком на каменных плитах увековечена память о войне. Письма складывали треугольником и обозначали адрес прямо на нём, чтобы не использовать дефицитные конверты. Чтобы попасть по нужному адресу в блокадный город, письмо сначала должно было преодолеть переправу по Дороге жизни, не потеряться в отделении почты среди множества других писем и дойти до адресата невероятными усилиями почтальонов, которые разносили почту пешком в любую погоду. Письмо-треугольник — символ блокадного Ленинграда, жители которого так нуждались в редких письмах от родных людей.
По ней в осаждённый город подвозили продовольствие, топливо, вооружение, боеприпасы, одежду, медикаменты, промышленное оборудование, культурные ценности, эвакуировали из города на «большую землю» больных, раненых, стариков, женщин, детей. Особыми чувствами ребята прониклись к судьбе маленькой девочки Тани Савичевой. Её дневник стал одним из трагических символов величия, стойкости и патриотизма ленинградцев. С интересом присутствующие выслушали информацию о том, что значил в то время для ленинградцев звук метронома. Ведь именно в блокадном Ленинграде находилась радиостудия, которая круглосуточно посылала в эфир стук метронома — звуки, которые означали, что Ленинград жив, сердце его бьётся, город борется! Никого не оставили равнодушным стихотворения поэтессы Ольги Берггольц, чья судьба неразрывно связана с судьбой её поэтической родины — блокадного Ленинграда. Автор сборников «Стихотворения» 1934 , «Книга песен» 1936 , она вошла в героическую историю Ленинграда с произведениями, отражавшими подвиг ленинградцев в годы блокады.
Он напоминает нам о далеком 1941 годе, когда вокруг города замкнулось вражеское кольцо и начались 872 трагических и героических дня блокады. Многие годы Санкт-Петербургский городской Дворец творчества юных вместе со всем городом посвящает этому дню уроки памяти, становится участником телемостов школьников из городов-героев, а детские общественные объединения выставляют у живого огня Монумента героическим защитникам Ленинграда на площади Победы торжественные вахты памяти. Название «Ленинградский метроном» для видеозарисовки к этому дню мы выбрали не случайно, ведь именно метроном работающего блокадного радио звучал как биение сердца Ленинграда, как символ жизни и надежды. Пока размеренно звучит метроном, отбивая 50 ударов в минуту — все спокойно, можно не волноваться — это, несмотря на все тяготы времени, перерыв на мирную жизнь, на детские игры, на учебу в школе, на занятия творчеством, на работу наравне со взрослыми на заводах, изготавливающих продукцию для фронта и Победы.
Чем же занимались дети блокадного Ленинграда? Малыши продолжали играть в куклы и самолетики.
Помимо вражеской угрозы, бойцы рисковали жизнью, работая с взрывоопасной смесью водорода и воздуха. Так как в городе не оставалось "Свежего" концентрированного водорода, добывать его приходилось устаревшим неэкономичным методом, причем делали это нередко сами бойцы. Во время блокады хлебные карточки отоваривали ежедневно, карточки на другие продукты — раз в десять дней. Нормы питания и для военных и для гражданских снижались. Минимальными они были с 20 ноября по 25 декабря 1941 года, когда служащим, иждивенцам и детям полагалось по 125 граммов хлеба, рабочим и инженерно-техническим работникам — по 250 граммов. Остальные продукты выдавали с перебоями и в гораздо меньшем объеме например, норма крупы для иждивенца — 20 граммов, мяса — 13,2 грамма.
Состав хлеба включал в себя: солод, бобы, отруби, луб сосны и березы, дикорастущие семена, гидроцеллюлозу. А жмых и мучную пыль, которую улавливали в цехах, прессовали в съедобные бруски — дуранду. Люди в Ленинграде были отрезаны от страны. Критическая ситуация, усугубленная тяжелейшим психологическим климатом, требовала ряд мер для ее сдерживания. В первые дни блокады на улицах Ленинграда было установлено около полутора тысяч громкоговорителей. Они оповещали о воздушной тревоге и вражеских налетах. Михаил Меланед — диктор, прозванный ленинградским Левитаном, в прямом радиоэфире объявлял тревогу. Радиотрансляции метронома имели свое психологическое значение.
Работающее радио означало, что город жив и борется, что еще есть надежда. Для людей звук работающего метронома был как биение сердца страны: раз оно еще не утихло, то нужно и дальше бороться. Техническое значение — сигнал метронома подтверждал, что радиоточка включена и радиосеть исправна.
Подвиг блокадного радио
«Освобождение Ленинграда от блокады стало символом беспримерного мужества и отваги, самопожертвования, стойкости и патриотизма советского народа. * В блокадном Ленинграде, когда радио не работало, в эфире стучал метроном: быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой. Блокады нет. Но след блокадный В душах – Как тот Неразорвавшийся снаряд. В блокадном Ленинграде метроном стал символом не только музыкальности, но и выживания.
Для чего использовался метроном в блокадном Ленинграде?
Такие "Светлячки" совершенно незаметны с неба, но отлично видны на земле и помогают прохожим легко избегать столкновений на тесном ночном тротуаре. Если подержать "светлячок" в течение нескольких секунд на солнце, у лампы или горящей спички, он займет у них энергию света, аккумулирует ее, а в темноте в течение пяти-шести часов подряд будет излучать свет. Ни ветер, ни жара, ни холод, ни дождь, ни снег не погасят этот миниатюрный фонарь. Во время блокады хлебные карточки отоваривали ежедневно, карточки на другие продукты — раз в десять дней. Нормы питания и для военных и для гражданских снижались. Минимальными они были с 20 ноября по 25 декабря 1941 года, когда служащим, иждивенцам и детям полагалось по 125 граммов хлеба, рабочим и инженерно-техническим работникам — по 250 граммов. Остальные продукты выдавали с перебоями и в гораздо меньшем объеме например, норма крупы для иждивенца — 20 граммов, мяса — 13,2 грамма. Состав хлеба включал в себя: солод, бобы, отруби, луб сосны и березы, дикорастущие семена, гидроцеллюлозу.
А жмых и мучную пыль, которую улавливали в цехах, прессовали в съедобные бруски — дуранду. Летом переправляли баржи, зимой по льду гнали машины. Везли продовольствие и корреспонденцию, из Ленинграда — эвакуируемых жителей. За время работы с сентября 1941-го по март 1943-го по "Дороге жизни" переправили более 1,6 миллиона тонн грузов и эвакуировали свыше 1,3 миллионов человек. Помимо всем известной трассы по Ладожскому озеру, была еще одна, через Финский залив, начиналась от Лисьего Носа до Кронштадта и Ораниенбаума и далее в сторону островов. Позже ее назвали "Малой дорогой жизни". Свой дневник маленькая Таня вела в телефонной книжке.
На ее глазах погибли мама, бабушка, два дяди, брат и сестра. Из всех родных войну пережили только ее брат Михаил, ушедший в партизаны, и сестра Нина, эвакуированная из Ленинграда вместе с предприятием, на котором работала. В первую блокадную зиму Таня не знала, живы они или нет.
Рыть могилы в промёрзшей земле было тяжело, поэтому команды местной противовоздушной обороны использовали взрывчатку и экскаваторы, и хоронили десятки, а иногда и сотни трупов в братские могилы, не зная имени погребённых [63]. Сохранилось много рассказов о людях, падавших от слабости и умиравших — дома или на работе, в магазинах или на улицах. Жительница блокадного города Елена Скрябина в дневнике записала: Теперь умирают так просто: сначала перестают интересоваться чем бы то ни было, потом ложатся в постель и больше не встают [83].
Скрябина, пятница, 7 ноября 1941 год Смерть хозяйничает в городе. Люди умирают и умирают. Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт.
Тут действительно можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв. Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают.
А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания. Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня — завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать [83]. Скрябина, суббота, 15 ноября 1941 год Д.
Павлов , уполномоченный Государственного Комитета Обороны ГКО по обеспечению продовольствием Ленинграда и Ленинградского фронта, пишет: Период с середины ноября 1941 года до конца января 1942 года был самым тяжёлым за время блокады. Внутренние ресурсы к этому времени оказались полностью исчерпанными, а завоз через Ладожское озеро производился в незначительных размерах. Все свои надежды и чаяния люди возлагали на зимнюю дорогу. Только в декабре умер 52 881 человек, потери же за январь-февраль составили 199 187 человек [84]. Мужская смертность существенно превышала женскую — на каждые 100 смертей приходилось в среднем 63 мужчины и 37 женщин. К концу войны женщины составляли основную часть городского населения.
Вопрос отнюдь не риторический… Ведь, если вдуматься, блокада Ленинграда — уникальна. Ни один город такого масштаба не подвергался столь длительной осаде. Просто не было в истории человечества — ни до, ни после — такого случая. И по всем правилам военной науки, разработанной корифеями стратегии, он должен был пасть не позднее начала весны 1942 года. Но не пал. И это настоящее большое чудо. К слову, чудеса то есть явления, выходящие за рамки физических законов этого мира во время блокады случались не раз. И об одном таком Божьем чуде мы расскажем в одном из материалов нашего цикла. Но Бог, как известно, помогает тем, кто борется изо всех сил.
А ещё тем, которые всегда остаются людьми. И именно в этом, по нашему мнению, корень победы, которую одержали ленинградцы. Наш цикл называется «Город выжил, потому что жил». В голоде и холоде, под постоянными бомбардировками и обстрелами граждане великого города находили в себе силы жить. И не просто выживать, а именно жить. Конечно, то, что враг не прошёл, — заслуга солдат нашей армии и ополченцев. Но огромная часть победы принадлежит простым ленинградцам, которые не ушли со своих постов и занимались обычной, мирной по сути работой, мирными делами. Да, на заводах производили оружие для армии. Да, многое из того, что делали в эти долгие дни и ночи ленинградцы, было, что называется, насущным.
Многое, но не всё. В школах шли уроки, а в институтах — лекции, по городу ходили трамваи, священники не покидали церкви, художники писали картины, композиторы — музыку. О писателях вообще разговор особый. Ленинградские писатели-блокадники овладели второй профессией — журналистикой. И их творчество настолько помогало защите города, что власти считали СМИ стратегическими объектами, а простые русские слова — оружием. Внук-подросток идёт с ним рядом по насыпи. Идут они недолго. Дальше идти некуда и незачем. Рельсы уходят в тёмное пространство, и там — враг...
Другие мечты у архитектора: он мечтает восстановить «всё, что там разрушено». Галерея заканчивается портретами юношей, которые завтра вступают в ряды Красной Армии. Они твёрдо уверены: «В этом году мы решим победу». После следует блестящий финал: «Ленинград затемнён, но весь он полон подземного скрытого света; весь он пронизан той энергией, которая горячит кровь и требует дел великих и славных. Пружина этой энергии сжата, она не развернулась, но, когда она ударит, отпущенная на свободу, — её смертельный свист разобьёт кольцо, сковывающее Ленинград, на мелкие куски». Именно эта энергия, эта пассионарность не дала угаснуть жизни в убиваемом городе, делала его жителей сильными и уверенными в грядущем освобождении. И именно о блокадной журналистике — наш первый очерк. Блокадная журналистика — уникальный культурный феномен. Ленинградские журналисты во время блокады находились в своём городе и делили тяготы и лишения наравне со всеми его жителями.
Газеты, радио — это то, без чего, казалось бы, можно было прожить. Но Ленинград потому и победил, потому и выжил, что не просто выживал, а жил. Полноценной, насколько это возможно, жизнью.
Кажарова и И. Тхакахова — проинформировали аудиторию об полных драматизма днях великого города на Неве, о том, как мужественно сражались жители и защитники осаждённого врагом Ленинграда. Отдельный блок был посвящён "дороге жизни", построенной через Ладожское озеро, которая была единственным связующим звеном города с внешним миром.
Эта трасса сыграла исключительную роль в обороне Ленинграда. По ней в осаждённый город подвозили продовольствие, топливо, вооружение, боеприпасы, одежду, медикаменты, промышленное оборудование, культурные ценности, эвакуировали из города на «большую землю» больных, раненых, стариков, женщин, детей. Особыми чувствами ребята прониклись к судьбе маленькой девочки Тани Савичевой. Её дневник стал одним из трагических символов величия, стойкости и патриотизма ленинградцев.
Говорит Ленинград
Выполненную аудиозапись затем можно было воспроизвести на этом же аппарате. Достаточно было заменить иглу-резец на иглу для проигрывания. Но именно благодаря ему мы можем услышать спустя 80 лет звуки блокадного Ленинграда. Тему продолжит Иван Уваров». Вот так сегодня, в 21 веке, можно буквально за 10 минут озвучить немую хронику. И, казалось бы, до конца мы воссоздали и восстановили картину блокадного Ленинграда. Видео, звук — но это неправда. Потому что технологии. А что на самом деле слышали и запомнили те, кто жил в блокадном Ленинграде? Без эмоций.
Сирена, которая означала самое страшное. Начало воздушной тревоги. Для него — это, кажется, привычный, бытовой звук. Своего юношества. Анатолию Федоровичу — 97. Когда началась война, ему было 14. Он отчетливо помнит каждый день жизни в осажденном городе. Одно из самых ярких воспоминаний — это звуки блокадного Ленинграда, которые врезались в память. Которых нет в аудиохронике.
С немецкой пунктуальностью. По часам. Звук отбоя воздушной тревоги. Его называли райской музыкой. Поразительно, но полет вражеского снаряда в сознании и памяти блокадников ассоциируется с мирным звуком — шелеста листьев на ветру. В 21 веке нам не просто сложно, а практически невозможно понять, как на самом деле звучала блокада. Да, мы знаем про звук воздушной тревоги. Метроном — к нему мы вернемся чуть позже. Но мы ничего не знаем.
И даже не подозреваем об этом звуке. Гул вокзалов. Светофоры отсчитывают время. Так звучит Петербург в 21 веке. И сложно нам представить тишину города.
Радио — наша связь с Большой землей, с Москвой. Мы слышали, и слышали нас в грозную блокадную зиму». Накануне войны Ленинград располагал достаточно развитой и разветвленной системой СМИ: газетами, тонкими и толстыми журналами. Начал регулярную работу Опытный Ленинградский телевизионный центр. Действовали театры, киностудии, кинотеатры.
Работала мощная радиотрансляционная сеть с сетевыми радиоточками не только в квартирах, но и на предприятиях, в клубах, красных уголках, в лечебных учреждениях, в домах отдыха, в учреждениях бытового обслуживания и т. Кроме того, мощные радиорупоры размещались как и ныне на перекрестках и площадях, в парках и других местах отдыха. С лета 1941 года в систему СМИ включились развернутые пункты связи воинских частей. Когда гитлеровцы блокировали город, разрушив линии связи, загородное антенное хозяйство, радио Ленинграда стало автономной системой. Передачи на Москву, страну и мир, а также прием других станций осуществлялся только по эфиру. С первого дня войны руководство города и фронта, городские организации помогали перестроить вещание на военный лад, способствовали оснащению студий мощной аппаратурой, из скудных запасов городского фонда выделяли для работников комитета самое необходимое. В Смольном смонтировали устройство с обратной связью, которое в любое время позволяло слушать не только передачи, идущие в эфир и по проводам, но и репетиции в студиях радиокомитета. Свои замечания руководство города и фронта доводило до сведения сотрудников радиокомитета, что позволяло быстро перестраивать работу в соответствии с задачами, выдвигаемыми боевой обстановкой. В труднейшие дни зимы 1941—1942 годов на повестку дня собрания был вынесен вопрос «О политическом и моральном состоянии работников Ленинградского радиокомитета». Журналисты считали важным не делать скидок на трудности блокады, повысить ответственность каждого за свой труд.
И сами ленинградцы оберегали радио, оно было необходимо городу-фронту не меньше, чем хлеб, чем вода, чем оружие и боеприпасы. А когда все-таки из-за недостатка электроэнергии или после бомбардировок и артобстрелов в отдельных районах радио замолкало, в радиокомитет шли письма: «Радио пусть говорит. Без него страшно, без него как в могиле! О значении радио в годы блокады свидетельствует письмо профессоров и преподавателей Кораблестроительного института и Института инженеров железнодорожного транспорта, которое получили в радиокомитете: «Газету «Ленинградскую правду» — прим. Мы стойко переносим холод, голод, бомбежки и артобстрелы и просим одного — дать возможность четко прослушать единственный источник информации, радио, и узнать, что делается на наших фронтах, особенно на Ленинградском, и что делается за границей». Радио приобретает огромнейшее значение. Эти слова в полной мере относятся к Ленрадио. В передаче из блокированного города 12 октября 1941 года, идущей на страну, известный профессор-филолог, в то время редактор радио Георгий Макогоненко рассказывал: «Ленинградское утро начинается рано. В пять часов утра. На улицах и площадях проснувшегося города...
У репродукторов сразу же образуются толпы. Торопящиеся люди останавливаются на несколько минут, чтобы прослушать вести с Ленинградского фронта. Это тоже дело: важное, непременное, входящее в распорядок дня каждого ленинградца». Голос осажденного города слушали в глубоком тылу и на фронте, в оккупированных фашистами городах и селах, в партизанских отрядах. Для ленинградцев же и защитников города радио в блокадные годы стало своего рода первой «дорогой жизни», проложенной не по ладожскому льду, а в эфире. Она так же, как и та, реальная и героическая, поддерживала и спасала людей, сплачивая их, поднимая дух, и давала столь важную возможность связи с борющейся страной. Впервые за время существования радиовещания настолько востребованными и во многом спасительными оказались его природные особенности коммуникации — массовость, вездесущность, оперативность, регулярность. Во многом именно благодаря этим качествам Ленинградское радио сыграло свою историческую роль. Но не только. Важным, даже наиважнейшим в блокадных условиях стал человеческий фактор.
Личное мужество, патриотизм и обостренное чувство профессиональной ответственности помогали выдерживать напряженный, немыслимый по мирным меркам рабочий ритм. С первых же дней войны, послав на фронт половину своих сотрудников, коллектив Ленрадио работает на оборону города, на победу. Уже в июле 1941 года появляются новые журналы — «Радиохроника» и «Юный патриот», а затем регулярные передачи «Письма на фронт и с фронта». Около 20 тысяч писем фронтовиков и тружеников тыла передало Ленрадио к концу 1942 года. С сентября 1941 года Ленинград стал транслировать ежедневные передачи на Советский Союз. В октябре появилась «Красноармейская газета по радио», дважды в неделю рассказывала она о боевых действиях воинов Ленфронта. В декабре молодежная газета «Смена» из-за недостатка электроэнергии и бумаги стала выходить трижды в неделю и только на двух полосах. А потом и вовсе было решено выпускать «Смену» по радио с привлечением к работе всех сотрудников газеты. Передачи были небольшими — минут пятнадцать, тем не менее мы успевали рассказать о текущих задачах в передовой статье и сообщить информацию о комсомольской жизни».
На оборотной стороне медали изображён Серп и молот.
Под ним текст заглавным шрифтом: «За нашу советскую Родину». На 1985 год медалью «За оборону Ленинграда» награждено около 1470000 человек. Среди награждённых ею 15 тысяч детей и подростков.
И она давала. Потому что думали, что голод — это ненадолго, что это вот-вот кончится.
И потом остались только специи, когда уже все было абсолютно уничтожено. И я помню, как мы ставили самовар, был кипяток. Была у нас в соседях по квартире женщина со своей семьей. Она работала, по рассказам взрослых, на хлебозаводе, и хлеб у нее был. Мама и бабушка у нее хлеб выменивали на различные вещи.
А я играла с ее детьми. Они обедали, а меня сажали в угол на стульчик. И я, чтобы не видеть еду, все время смотрела в потолок. Я боялась опустить голову, чтобы не увидеть, что они там едят. Иногда так даже засыпала.
Ситуация была такая, что даже странно было ожидать, что меня будут сажать за стол. Это была норма: она кормит своих детей, у нее двое было. А я смотрю в потолок, чтобы не видеть этого. Алиса Фрейндлих, актриса У меня был школьный друг Славик. Сын художника, сам на скрипке играл.
Он рядом жил. Папа в его семье первым умер, он с мамой остался. Маме было под 30, очень красивая. А что? Она свой рабочий паек — 250, я свой».
Посидели мы, он ушел. Прошел еще, наверное, месяц, и я просыпаюсь ночью от жуткого крика. И еду привез, ведь на фронте кормили гораздо лучше. И Славик наелся до отвала. Наелся и от еды сошел с ума.
Юрий Александров Когда я ещё не работала, мама меня посылала в магазин занимать очередь за хлебом. Очереди были большими, я стою часа два, прыгаю, чтобы не замерзнуть. Тамара Новикова Однажды хлеба в магазинах не было три дня. Это было жуткое дело. Очереди стояли вот при этом морозе жутком и днем, и ночью.
И я стоял в очереди. Это было очень тяжело. Юрий Александров Самая близкая к нам булочная была на углу 2-ой Советской и Суворовского. Приходишь за хлебом, ждешь. А его нет, и нет, и нет, и нет, и нет.
Холодрыга такая, ой, прямо невозможно. Пойти греться? Боишься очередь потерять. На руке писали номер очереди. И так бегали: то погреемся, то опять в очередь.
А потом объявляют: «Сегодня хлеба не будет! Умерли во дворе все ребята моего возраста. Осталась только одна девочка и я. И вдруг споткнулся, упал и свалился, я подбегаю к нему, говорю: «Дяденька, давайте я вас подниму, давайте я вас подниму, дяденька». Дяденька лежит, глаза открытые.
Подходит ко мне женщина и говорит: «Отойди от него, девочка! Он умер». Как он умер? Вот же у него глаза открытые. Был такой момент, когда я видела — на канале Грибоедова лежит завернутый в одеяльце ребенок.
И я опять кричу: «Ребенок упал, ребенок упал! Папа мне утром говорит: «Доченька, а ты меня угостишь? И мама ушла за этим пайком. Ну вот, мама пришла, говорит: «Сейчас будем чай пить». А он спал на диване так, у него ноги мерзли, у буржуйки.
Вдруг он сбрасывает одеяло, говорит: «Господи, когда это кончится, эта блокада? Я больше не могу». И снова накрылся им. Мама сделала чай — он уже был мертвый. У нас была такая общая комната, там гости приходили, собирались.
И вот в этой комнате мы его поставили. И я каждый день ходила к нему как бы говорить ему: «Доброе утро». Потом мы с мамой приволокли фанеру, и мама сама сделала гроб. И мы похоронили его на Серафимовском кладбище. Евгения Голубева Мой дедушка умер в день, когда в Ленинграде снова пошли трамваи, — 15 апреля 1942 года.
Вот такое совпадение было. И радостный день, и тяжелый день. И хотя к этому времени я видел уже очень много покойников и на улице, и на своей темной лестнице. Но вот в нашей семье это был первый, и поэтому он воспринимался, конечно, особенно тяжело, к тому же я очень любил дедушку. Он был веселый, добрый, выдумщик.
Это была первая потеря, тяжелая потеря. Даже в эту страшную зиму работал трест «Похоронное дело». Он, конечно, не мог обеспечить гробами, но там можно было заказать автобус или машину, чтобы отвезти на кладбище. И вот мама заказала там автобус. И мы отвезли дедушку на большое Охтинское кладбище, похоронили.
Вернулись, и мама сразу же легла на кровать. Сняла пальто, и больше не раздеваясь, легла на кровать, а я сел на диван напротив, взял книгу «Пятнадцатилетний капитан», чтобы читать. Но мне не читалось, перед глазами стояла могила дедушкина. Они тихо отдавали свою жизнь. Но работали и держались до конца.
Самое трудное было — дойти до работы. Были такие, которые уставали по дороге. Они садились отдыхать. И все. Если он сядет, он уже не вставал.
Юрий Александров Идешь — лежит покойник, хорошо, если завязан. А бывает и просто лежит. Как заснул. Я помню, что я шла однажды к маме, и на улице умирал мальчик-ремесленник. Смотрю, там несколько человек стоят, одна женщина ему дает кусочек хлеба, видимо с булочной шла.
А у него хлеб изо рта вываливается, понимаете. Я говорю: «А почему он хлеб не съел? Зинаида Томасик У моего мужа умер брат, а его сестра попросила меня сообщить об этом брату, то есть, моему мужу. Он служил на корабле, который стоял на Неве. Этот корабль в лед вмерз.
И вот я пошла по льду, чтобы сообщить об этом. Брела, вся закутанная, а все равно холод пронизывал. Иду, падаю. Потом ползу. А на корабль меня не пустили.
У них были очень строгие правила. Даже погреться не пустили туда. Я говорю: «Мне надо командира корабля. Я его жена». Тогда он спустился, сам подошел ко мне, меня так на корабль и не пустили.
Он поместил меня в доме, в котором уже никто не жил. На лестнице. Я уже почти умирала. Но он меня в свой бушлат закутал, принес поесть. И я обратно пошла.
И снова: то упаду, то поднимусь, то поползу, то опять пойду. Лариса Большакова Хоронить — это фантастика. В ту пору невозможно было. Зима очень холодная была. До 35, даже до 40 градусов мороза доходила температура зимой.
Для чего был нужен метроном в ленинграде. Стук метронома напоминает о скорбной дате
В блокадном Ленинграде действовало распряжение МПВО, запрещающее выключать репродукторы в домах ленинградцев. Предлагаем вашему вниманию видео беседу «Ленинградский метроном», посвященную Дню полного снятия блокады Ленинграда 27 января 1944года. За время блокады в Ленинграде было подано 649 сигналов воздушной тревоги и 3091 сигнал о начале артобстрелов. Вошел в историю ленинградской блокады и является своеобразным символом блокады. блокада ленинграда (1941-1944), подкаст, ленинград, великая отечественная война (1941-1945), обстрелы, адольф гитлер, нацисты, нацистский режим, аудио, социальный навигатор, освобождение. путь к победе. действовало распоряжение, по которому во всех домах должны работать радиоприемники, а на улицах - системы оповещения.
125 граммов, 872 дня, 630 тысяч человек — цифры и символы блокадного Ленинграда
Блокады нет. Но след блокадный В душах – Как тот Неразорвавшийся снаряд. Ведь, если вдуматься, блокада Ленинграда – уникальна. В блокадном Ленинграде метроном стал символом не только музыкальности, но и выживания.
Будет сердце у города биться, коль не смолкнет его метроном
Ботвинник, В. Инбер и других. То, как люди во время войны воспринимали метроном, можно лучше всего описать, приведя строчки В. Азарова: «Во тьме казалось: город пуст; Из громких рупоров — ни слова, Но неустанно бился пульс, Источник Метроном как сердце города: звуковая летопись блокадного Ленинграда Если спросить у жителей блокадного Ленинграда, какой звук того времени навсегда отпечатался в памяти, то многие скажут: «ленинградский метроном». В годы войны он передавался по радио во время пауз между передачами и воздушных тревог. Бесстрастные сухие щелчки метронома, доносящиеся из черных круглых репродукторов, означали, что город — жив и борется. Это как биение сердца Ленинграда, которое учащалось во время воздушных атак.
Звуковую летопись блокадного города составляли журналисты ленинградского радио. Репортер Лазарь Маграчев во время авианалета решил не спускаться в бомбоубежище, а, напротив, подняться на самое опасное место — крышу Дома радио — и записать звук авианалета. Конечно же, звучание блокадного города — это еще и голоса его жителей. Есть среди записей и интервью юной жительницей Ленинграда. Как известно, в блокаду в городе работали предприятия, в том числе военные заводы, где у станков стояли дети. Яркой страницей в звуковой летописи блокадного города стало исполнение VII симфонии Дмитрия Шостаковича.
Концерт через репродукторы слышал весь город. Он транслировался и на всю страну. Перед этим композитор в эфире радио рассказал, как он работал над этим произведением. Блокада Ленинграда продолжалась до 18 января 1943 года — этот день сейчас называют днем прорыва кольца, когда в ходе операции «Искра» советские войска освободили Шлиссельбург от гитлеровцев. Но полное освобождение города от блокады произошло только через год с небольшим — 27 января 1944. Репортаж с празднования ленинградского Дня Победы сделал всё тот же репортер Лазарь Маграчев.
Улучшение техники Использование метронома позволяет улучшить технику игры на инструменте, особенно при скоростной игре. В целом, использование метронома является неотъемлемой частью музыкальной практики и помогает музыкантам достичь более точного и стабильного исполнения. Метроном во время блокады: символ надежды и связи с миром Во время блокады Ленинграда, которая продолжалась с сентября 1941 года по январь 1944 года, метрономы оказались важным символом надежды и связи с миром для жителей города. Во время блокады Ленинграда, город был полностью отрезан от внешнего мира. Жители оказались в ситуации постоянного голода, холода и угрозы бомбежек. Однако, метрономы, которые обычно использовались музыкантами для поддержания ритма и определения скорости исполнения музыкальных произведений, стали символом надежды и связи с миром. Метрономы использовались не только для того, чтобы помочь музыкантам в их практике, но и для передачи сигналов и сообщений между людьми. Жители Ленинграда использовали метрономы, чтобы договориться о встречах, передать информацию о важных событиях или просто напомнить друг другу о том, что они все еще существуют и борются. Также метрономы стали средством поддержания морального духа и психологической устойчивости жителей Ленинграда. Играя на метрономе, люди передавали друг другу чувство ритма, уверенности и надежды.
Это помогало им выживать в условиях полного отчуждения и лишений. Метрономы во время блокады Ленинграда были не просто музыкальными инструментами, они стали символом выживания, надежды и связи с миром. Они напоминали людям о том, что жизнь продолжается, несмотря на тяжелейшие условия блокады, и что соединяют их с другими испытывающими такие же трудности людьми. Организация музыкальных выступлений во время блокады Во время блокады Ленинграда, когда город находился под осадой в течение 900 дней, организация музыкальных выступлений стала важной частью борьбы за выживание и поддержку морального духа жителей. Несмотря на трудности и лишения, музыкальные выступления были проведены в разных частях города, их организацией занимались как профессиональные музыканты, так и люди, не имеющие отношения к музыкальной сфере. Воспроизведение музыки во время блокады помогало людям выразить свои чувства, восстановить частично нормальную жизнь и продемонстрировать свою сопротивляемость врагу. Музыканты играли на различных инструментах, от классической музыки до народных песен и гимнов, поднимая моральный дух и поддерживая единение всего города. Музыкальные выступления во время блокады стали не только символом надежды, но и показали настойчивость и силу духа ленинградцев в лице жестокой осады.
Тексты популярных песен и арий не печатать». Из приказа по Радиокомитету. Из письма председателя Ленинградского комитета начальнику горторга. Работу продолжает». Состояние здоровья неудовлетворительное, но работу оставить не может, так как некем заменить». Командир Лужского партизанского отряда Н. Панов: «Немцы изо дня в день печатали в своих газетах, что Ленинград сдан и Балтийский флот уничтожен. Население подавлено известием, у нас в отряде настроение тяжелое. Как быть? Собираем партийную группу отряда, на повестке дня один вопрос — сдан Ленинград или нет? Постановили — не сдан! Да, да, постановили: считать Ленинград несданным. Но сердце болит... И вот идем лесом и натыкаемся на оредежских партизан. Первые слова, конечно: «Не слышали, как Ленинград? А вот, говорят, попробуем, послушаем... И надо же, такая удача, не прошло и часа — ловим: «Слушай нас, родная страна. Говорит Ленинград... Ну, что тут с нами было, мне не рассказать! Жив Ленинград и флот! Значит, правильно партсобрание решило. Мы тотчас же наших агитаторов в села — рассказывать, что не сдан Ленинград и не сдается. Это нам очень помогало». Лев Мархасев, ветеран радио, о своих коллегах: «Им всем было присуще чувство особой миссии — благородной, бескорыстной и ответственной, чувство, что их слово в эфире, даже если это «обычный» репортаж с передовой или с уборки улиц весной, так же важно, как сводки Совинформбюро. При этом они не задумывались, что со временем их повседневная работа обретет исторический смысл. Палладии, начальник Радиовещания узла Дома радио: «Работники Радиокомитета получали продовольствие по карточкам служащих, то есть практически ничего, кроме хлеба. Держались на дрожжевом супе и других заменителях... Люди двигались как тени, и все-таки передачи делались каждый день. В ледяных, с инеем на стенах студиях читали дикторы, играли актеры и музыканты. Декабрь 1941 года: Рушились здания, обрывалась радиопроводка, воздушная взрывная волна нередко спутывала провода. И все же обрывы устранялись, аварийные бригады шли в зону обстрела, порой сутками не уходя с поста. Случалось, бомбы и снаряды вновь разрушали радиомагистраль, и снова радисты уходили на свою вахту... Для перевозки оборудования не всегда удавалось получить автомашину, и нередко техники группы трансляции... Весна 1944 года: Трансляционную группу пополнили трое ребят, совсем еще мальчишек, настоящих ленинградцев-блокадников, переживших все трудности, тушивших зажигалки и знавших почем фунт лиха. Им было лет по 15—16. Леша Бардин, Валя Пузыня и Витя Игнатьев работали хорошо — тянули линии, носили аппаратуру, устанавливали микрофоны... Работали мальчишки со старанием, никогда не отказывались от любого задания. Любовь Самойловна Спектор, звукооператор радио: «Радиокомитет жил как все. Мы почти все были на казарменном положении. Мы были в командах МПВО. Нам приходилось и тушить зажигалки, и кормиться так, как все кормились. Мы много потеряли людей, к сожалению, не могли спасти их, у нас было холодно, голодно, но мы работали, и работали хорошо... Радио было для людей. Мы делали репортажи не только в частях фронта или на аэродромах...
Он пример несгибаемого духа и стратегии выживания в нечеловеческих условиях холода, голода и постоянных бомбёжек. По подсчётам специалистов, в те годы от голодной смерти умерли от 800 тысяч до 1 миллиона ленинградцев. Эти цифры историки сопоставляют с общими потерями США во Второй мировой войне. Обвинение в массовой гибели от голода было предъявлено верховному командованию вермахта в одном из судебных процессов 1947 года. Но упомянутому выше генералу-фельдмаршалу фон Лееб благодаря работе адвокатов удалось избежать наказания. Однако по итогам процесса нормы международного гуманитарного права были пересмотрены. Одно из положений запрещает использовать голод среди мирного населения как средства ведения войны. Блокадные карточки, пайка хлеба, рыбка-спасительница колюшка, полторы тысячи громкоговорителей и метроном, ускоренным ритмом оповещающий горожан об очередной воздушной атаке. Всё это символы человеческого терпения и мужества.
Подвиг блокадного радио
В большинстве домов не работала канализация, водопровод в январе 1942 года действовал лишь в 85 домах [91]. Хлебозаводы перестали получать воду и на сутки прекратили работу [92]. Водопроводные магистрали в ряде мест замёрзли; общая длина замороженных уличных водопроводов составила 36 км [93]. Несмотря на низкие температуры в городе, часть водопроводной сети действовала; большая часть рабочих «Водоканала» была переведена на казарменное положение и были открыты десятки водоразборных колонок, из которых жители окрестных домов могли брать воду, но жителям приходилось также брать воду и из повреждённых труб и прорубей [94] [95]. В январе были закрыты все городские бани за исключением двух, с конца февраля 1942 года они вновь стали открываться [96]. Ещё 13 сентября 1941 года была отключена телефонная связь в квартирах. Постепенно возвращать телефонию стали с апреля 1943 года [97]. Главным отопительным средством для большинства обитаемых квартир стали особые маленькие печки- буржуйки. В них жгли всё, что могло гореть, в том числе мебель и книги. По решению Ленгорсвета от 8 декабря 1941 года, промышленность города должна была начать выпуск железных временных печек «буржуек» и отпускать их Ленжилуправлению.
В декабре должны были изготовить 10 тыс. К 1 февралю 1942 года в городе было 135 тыс. Буржуйки были востребованы и в следующую зиму с 1942 на 1943 год, ибо центральное отопление жилых домов в городе также не работало [100]. Добыча топлива стала важнейшей частью быта ленинградцев. Недостаток электричества и массовые разрушения контактной сети остановили движение городского электротранспорта. Подвижной состав троллейбусного депо был рассредоточен по улицам из-за того, что депо уже находилось в непосредственной близости от фронта. Занесённые снегом троллейбусы простояли на улицах всю зиму. Более 60 машин были разбиты, сгорели или получили серьёзные повреждения. На следующий день по решению горисполкома были упразднены восемь трамвайных маршрутов.
Часть вагонов ещё двигалась по ленинградским улицам, окончательно остановившись 3 января 1942 года после того, как полностью прекратилась подача электроэнергии; 52 трамвая так и замерли на заснеженных улицах [90]. Это стало ещё одной причиной увеличения смертности. По свидетельству Д. Лихачёва , … когда остановка трамвайного движения добавила к обычной, ежедневной трудовой нагрузке ещё два-три часа пешеходного марша от места жительства к месту работы и обратно, это обусловливало дополнительное расходование калорий. Очень часто люди умирали от внезапной остановки сердца, потери сознания и замерзания в пути. Организация стационаров и столовых усиленного питания[ править править код ] По решению бюро горкома ВКП б и Ленгорисполкома было организовано дополнительное лечебное питание по повышенным нормам в специальных стационарах, созданных при заводах и фабриках, а также в 105 городских столовых. Стационары функционировали с 1 января до 1 мая 1942 года и обслужили 60 тыс. В них вводили сердечно-сосудистые препараты, делали внутривенное вливание глюкозы, давали немного горячего вина, что спасло жизнь многим [63].
Быстрый ритм метронома — 160-180 тактов минуту — воздушная тревога, а медленный — отбой. Почему метроном, а не сирена? Он был выбран, чтобы не травмировать воем сирен и без того обессилевших граждан Ленинграда. Его звук означал, что ты еще жив.
Страшной зимой 1942 года, когда катастрофически не хватало электроэнергии, выпуск газеты был приостановлен. Редакция перешла на выпуск «Смены» по радио. Через месяц «Смена» вновь наладила выпуск на бумаге. В 1942 году было возобновлено издание 29 многотиражных газет на заводах и фабриках, 22 журналов. С того же года выпускались однодневные газеты городских районов тиражом 800—1200 экземпляров. Газета «На защиту Ленинграда» обслуживала 110-тысячное войско ополченцев. Кроме того, выходили газеты для заготовителей леса и торфа, строителей. Для населения оккупированных районов и партизан выпускались специальные номера «Ленправды». На фронте особой популярностью пользовались сатирические выпуски «Боевого карандаша», готовившиеся ленинградскими художниками. Выходили и газеты всех трёх фронтов. Даже на оккупированных территориях Северо-Запада выходили 53 партизанские газеты, часть из них издавалась в самом Ленинграде и доставлялась на места. Нередко их распространители принимали героическую смерть. Радио было настоящей «нитью жизни» для горожан, партизан и населения оккупированных районов области, воинов фронта и моряков Балтики. Сохранилось даже детское вещание — об этом просили сами оставшиеся в блокадном городе дети, и власти пошли им навстречу. Передачи шли не только на осаждённый Ленинград, но и на Большую землю и даже на весь мир. Александр Ильич рассказал «НВ», как создавалась эта книга. Мой дядя, директор асфальтобетонного завода, человек, далёкий от всякой поэзии, прислал нам книжку стихов Ольги Берггольц. Я был потрясён ими. Через военные годы я пронёс два имени — Берггольц и Эренбург. Потом я лично знал и Ольгу Фёдоровну, и Илью Григорьевича. Вообще, вокруг меня всегда были блокадники и люди, связанные с войной, я буквально пропитался этой темой. Это было потрясением. Однако тогда этим никто не хотел заниматься — после двух волн репрессий против работников Ленинградского радио. Эта книга вообще тяжело проходила через многочисленные инстанции, было целых пять внутренних рецензий! Главные претензии рецензентов из числа партийных работников заключались в том, что недостаточно освещена «руководящая роль КПСС», упомянуты фамилии репрессированных руководителей и сотрудников радио, мало написано о политвещании. На это я отвечал, что во время блокады всё, что шло в эфир, — стихи, музыка — было политвещанием, потому что поддерживало дух защитников города. Одним из них был нужен проникновенный голос Ольги Берггольц, другим — ораторский приём Всеволода Вишневского. Там были передачи, подобных которым на современном радио нет, например «Радиохроника» — уникальный сплав информации, заметок, интервью и стихов. В советское время меня держали за рукав, да и я сам себя держал: мол, её вели только патриотические, а не романтические чувства. Однако поэзия не агитка... Но в книге есть и эпизоды, диссонирующие с сегодняшними взглядами. Например, когда работники радио резко отзываются о Маннергейме. Сейчас публикации об этом политическом деятеле выдержаны совсем в других тонах, но тогда он был главой враждебной армии, которая принимала участие в блокаде... У населения все приёмники были изъяты, информация к нему шла только по проводам. В редакции приёмники были, но, разумеется, обнародовалась отнюдь не вся информация, которая была у руководства радио, она дозировалась, часто намеренно искажалась, чтобы ввести врага в заблуждение. При этом цензуры было мало, люди сами понимали, что можно говорить, а что нельзя. Например, когда осенью 1942 года возникла опасность прорыва немцев, радио, конечно, ничего об этом не сказало, но выпустило в эфир несколько передач о тактике уличных боёв... Они жили в редакции. И часто умирали там...
Прошел еще, наверное, месяц, и я просыпаюсь ночью от жуткого крика. И еду привез, ведь на фронте кормили гораздо лучше. И Славик наелся до отвала. Наелся и от еды сошел с ума. Юрий Александров Когда я ещё не работала, мама меня посылала в магазин занимать очередь за хлебом. Очереди были большими, я стою часа два, прыгаю, чтобы не замерзнуть. Тамара Новикова Однажды хлеба в магазинах не было три дня. Это было жуткое дело. Очереди стояли вот при этом морозе жутком и днем, и ночью. И я стоял в очереди. Это было очень тяжело. Юрий Александров Самая близкая к нам булочная была на углу 2-ой Советской и Суворовского. Приходишь за хлебом, ждешь. А его нет, и нет, и нет, и нет, и нет. Холодрыга такая, ой, прямо невозможно. Пойти греться? Боишься очередь потерять. На руке писали номер очереди. И так бегали: то погреемся, то опять в очередь. А потом объявляют: «Сегодня хлеба не будет! Умерли во дворе все ребята моего возраста. Осталась только одна девочка и я. И вдруг споткнулся, упал и свалился, я подбегаю к нему, говорю: «Дяденька, давайте я вас подниму, давайте я вас подниму, дяденька». Дяденька лежит, глаза открытые. Подходит ко мне женщина и говорит: «Отойди от него, девочка! Он умер». Как он умер? Вот же у него глаза открытые. Был такой момент, когда я видела — на канале Грибоедова лежит завернутый в одеяльце ребенок. И я опять кричу: «Ребенок упал, ребенок упал! Папа мне утром говорит: «Доченька, а ты меня угостишь? И мама ушла за этим пайком. Ну вот, мама пришла, говорит: «Сейчас будем чай пить». А он спал на диване так, у него ноги мерзли, у буржуйки. Вдруг он сбрасывает одеяло, говорит: «Господи, когда это кончится, эта блокада? Я больше не могу». И снова накрылся им. Мама сделала чай — он уже был мертвый. У нас была такая общая комната, там гости приходили, собирались. И вот в этой комнате мы его поставили. И я каждый день ходила к нему как бы говорить ему: «Доброе утро». Потом мы с мамой приволокли фанеру, и мама сама сделала гроб. И мы похоронили его на Серафимовском кладбище. Евгения Голубева Мой дедушка умер в день, когда в Ленинграде снова пошли трамваи, — 15 апреля 1942 года. Вот такое совпадение было. И радостный день, и тяжелый день. И хотя к этому времени я видел уже очень много покойников и на улице, и на своей темной лестнице. Но вот в нашей семье это был первый, и поэтому он воспринимался, конечно, особенно тяжело, к тому же я очень любил дедушку. Он был веселый, добрый, выдумщик. Это была первая потеря, тяжелая потеря. Даже в эту страшную зиму работал трест «Похоронное дело». Он, конечно, не мог обеспечить гробами, но там можно было заказать автобус или машину, чтобы отвезти на кладбище. И вот мама заказала там автобус. И мы отвезли дедушку на большое Охтинское кладбище, похоронили. Вернулись, и мама сразу же легла на кровать. Сняла пальто, и больше не раздеваясь, легла на кровать, а я сел на диван напротив, взял книгу «Пятнадцатилетний капитан», чтобы читать. Но мне не читалось, перед глазами стояла могила дедушкина. Они тихо отдавали свою жизнь. Но работали и держались до конца. Самое трудное было — дойти до работы. Были такие, которые уставали по дороге. Они садились отдыхать. И все. Если он сядет, он уже не вставал. Юрий Александров Идешь — лежит покойник, хорошо, если завязан. А бывает и просто лежит. Как заснул. Я помню, что я шла однажды к маме, и на улице умирал мальчик-ремесленник. Смотрю, там несколько человек стоят, одна женщина ему дает кусочек хлеба, видимо с булочной шла. А у него хлеб изо рта вываливается, понимаете. Я говорю: «А почему он хлеб не съел? Зинаида Томасик У моего мужа умер брат, а его сестра попросила меня сообщить об этом брату, то есть, моему мужу. Он служил на корабле, который стоял на Неве. Этот корабль в лед вмерз. И вот я пошла по льду, чтобы сообщить об этом. Брела, вся закутанная, а все равно холод пронизывал. Иду, падаю. Потом ползу. А на корабль меня не пустили. У них были очень строгие правила. Даже погреться не пустили туда. Я говорю: «Мне надо командира корабля. Я его жена». Тогда он спустился, сам подошел ко мне, меня так на корабль и не пустили. Он поместил меня в доме, в котором уже никто не жил. На лестнице. Я уже почти умирала. Но он меня в свой бушлат закутал, принес поесть. И я обратно пошла. И снова: то упаду, то поднимусь, то поползу, то опять пойду. Лариса Большакова Хоронить — это фантастика. В ту пору невозможно было. Зима очень холодная была. До 35, даже до 40 градусов мороза доходила температура зимой. Когда умерли папа и брат, их отвезли в морг. Там собирали трупы. Мама говорит: «Папа очень любил белый цвет, чистый». Ну вот, его зашили в покрывало такое — и на саночках. Еще была женщина, жила в нашем доме, которая маме помогла папу отвезти туда. Сначала всякую плохую мебель жгли, потом и книги. Печки-буржуйки все устанавливали. В комнате они стояли, а трубы на улицу через окна выводили. Но морозы в первую зиму и снегопады были жуткие. Наш Кировский проспект превратился в огромный сугроб. Метра полтора-два в высоту, и две тропинки. По одной люди на работу идут, по другой — с работы. Юрий Александров Было очень холодно. Но бабушка очень строго следила за тем, чтобы в квартире поддерживалась чистота. Это было очень важно. Мы с бабушкой ходили, поскольку я старшая внучка, мне было уже 6—7 лет, и приносили снег. Разгребали грязный снег сверху, оттуда чистенький выгребали, насыпали его в ведро, несли домой. Там топили, грели на буржуечке и мылись. Алиса Фрейндлих, актриса Мама лежала в больнице с дистрофией. Я топила дома печь. И вот я вспоминаю, скольких трудов стоило поднять, принести дрова, чтобы натопить хотя бы комнату. На второй этаж нужно было подняться. Сидела и плакала на лестнице, потому что не было сил поднять эти дрова.