Особенности саги обусловлены специфическим местом, которое она занимает на грани между фольклором и литературой. Определение саги в литературе состоит в том, что это длинное эпическое произведение в прозе, в котором описываются события и действия героев, связанные с мифологией, историей и культурой народа, к которому принадлежит автор саги. средневековый жанр древнескандинавской литературы; героический эпос, соединяющий стихотворные и прозаические описания деяний древних скандинавов со сказаниями о германских языческих богах и о мифологической картине мира.
Сага - Saga
одна из повествовательные жанры, и это обычно в прозе, хотя есть некоторые саги в стихах. Термин сага происходит от древнескандинавского слова saga, что означает рассказ или повести. Сага — это особый жанр литературы, кино и других форм искусства, который отличается развитым сюжетом, наличием множества персонажей и обширным хронологическим охватом. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. это длинное рассказное произведение, обычно эпического характера, которое рассказывает об истории и приключениях героев на протяжении длительного времени.
Сага это в литературе
Нельзя сказать, что прозаические произведения в стиле саг были популярны в литературе более позднего времени. Термин сага происходит от древнескандинавского слова saga, что означает рассказ или повести. Широко известна «сумеречная сага», представляющая весьма вольную интерпретацию всех человеческих представлений о вампирах. Сага — в широком, не литературоведческом словоупотреблении иногда применяется как синоним сказания.
Литература
О любовной связи между мужчиной и женщиной, не состоящими в браке, вообще говорится только намёками. Часто в сагах выступает и фантастический элемент — эпизоды с привидениями, нежитью, различными знамениями и т. Довольно распространённым мотивом в родовых сагах является победа главного героя над викингом-берсерком во время пребывания в Скандинавии. Разновидности саг Корпус текстов, известных нам как саги, традиционно разделяется на несколько циклов, в соответствии с обобщающей тематикой произведений и временем действия: «Саги о древних временах» — саги, повествующие о легендарной истории Скандинавии, основанные на общих для всех германских народов мифах и героических сказаниях и содержащие ряд сказочных мотивов. Самыми известными из этих саг считаются «Сага о Вёльсунгах», «Сага о Хрольве Жердинке и его витязях», некоторые исследователи относят «Сагу об Инглингах» к сагам о древних временах.
В основе таких саг, видимо, не лежит древняя устная традиция, а сказочные мотивы в них господствуют. К этой категории относятся как отдельные саги о норвежских королях, такие как, например, «Сага о Хаконе Хаконарсоне» или «Сага об Олаве Трюггвасоне», так и сводные произведения, характерным и наиболее известным примером которых является «Хеймскрингла» «Круг земной» Снорри Стурлусона. Также существует исландская сага о королях Дании — «Сага о Кнютлингах».
Этот жанр впервые появился в Скандинавии, где саги служили для передачи и сохранения исторической и мифологической информации. В сагах присутствуют сложные и динамичные сюжетные линии, которые охватывают множество персонажей и их судьбы. Они рассказывают о великих приключениях героев, доблести, предательстве, любви и смерти.
Шведский folksaga означает народная сказка или сказка , а konstsaga - шведский термин для сказки известного автора, например Ганса Христиана Андерсена. В шведской историографии термин сагокунг, «король саг», имеет двусмысленность, поскольку он описывает полулегендарных королей Швеции , которые известны только из ненадежных источников.
Ярким примером является Heimskringla , вероятно, составленный Снорри Стурлусоном. Эти саги часто цитируют стихи, неизменно случайные и восхваляют поэзию в форме скальдических стихов. Они известны тем, что часто демонстрируют реалистичный стиль. Большинство - возможно, две трети средневекового корпуса - похоже, были составлены в тринадцатом веке, а остальные - в четырнадцатом и пятнадцатом веках. Эти саги обычно охватывают несколько поколений и часто показывают обычных людей например, Bandamanna saga и персонажей крупнее жизни например, Egils saga. Ключевые произведения этого жанра рассматриваются в современной науке как саги наивысшего качества. Действие саги происходит в основном в Исландии, но саги повествуют о приключениях их персонажей за границей, например, в других странах Северной Европы , на Британских островах, в северной Франции и Северной Америке. Некоторые известные примеры включают сагу о Ньяле , сагу о Лаксдула и сагу о Греттисе.
Подобно сагам о королях, когда в сагах исландцев цитируются стихи, как это часто бывает, это почти всегда скальдический стих. Стихи, цитируемые в современных сагах, являются скальдическими стихами. Обычно их цель - предложить живое повествование и развлечение.
В «Саге о Гудмунде Арасоне» есть такое наивно откровенное обоснование этого нового вида правды: «Все люди знают, что все то хорошее, что говорится о боге и его святых — это правда, и поэтому хорошо верить хорошему и плохо верить плохому, хотя бы оно и было правдой, и всего хуже верить тому, что плохо солгано».
Другими словами, правда — это то, что выгодно для церкви. Наиболее явное проявление нового вида правды — это так называемые «чудеса» по-исландски jarteikn, буквально «знак, знамение». Перечни их обычно включаются в издания «епископских саг», и они обильно представлены и в самих этих сагах. Рассказы о том, как исполнялись желания всякого, кто обращался за помощью к святому, — слепой прозревал, глухой обретал слух, калека исцелялся от увечья, рана исчезала мгновенно, тяжелобольной выздоравливал, и при этом от него распространялся чудесный аромат, и даже мертвый оживал, — выдавались за правду потому, конечно, что верить в них казалось чем-то хорошим, а не верить — чем-то плохим.
Иначе говоря, назначение этих рассказов заключалось в прославлении церкви и ее святых. Этот новый вид правды — так сказать, «церковная правда», или, поскольку в Исландии церковь была зарождающимся государством, «государственная правда», — был, конечно, большим регрессом по сравнению с синкретической правдой «родовых саг». В этих сагах гораздо более неправдоподобного, чем в «родовых», в них много сказочной фантастики, и это, очевидно, объясняется тем, что события, описываемые в саге, тем меньше подчинялись требованиям правдоподобия, чем больше они были удалены от настоящего. Характерно, что в «сагах о древних временах» встречаются заверения авторов в том, что рассказ, несмотря на кажущееся неправдоподобие, правдив, так как в далекие времена люди были крупнее и сильнее и вообще жизнь подчинялась другим законам.
В романе — будь то роман из современной жизни, исторический роман из жизни любой эпохи или даже фантастический роман из жизни будущего — события могут трактоваться в принципе в одной и той же манере, т. Между тем для древнеисландских саг характерно, что определенная трактовка того, о чем повествуется, полностью обусловлена тем, когда произошло то, о чем повествуется. С точки зрения современного литературоведения «саги о древних временах», «родовые саги» и «Сага о Стурлунгах» — это три различных жанра. Для каждой из этих трех разновидностей характерна специфическая манера, грубо говоря, — авантюрно-сказочная, драматико-реалистическая и протокольно-натуралистическая.
Но с точки зрения исландца XIII в. Различным осознавалось только время, когда произошли события в этих сагах, — далекое, менее далекое и недалекое прошлое. Время, таким образом, было хотя и единым, но неоднородным на своем протяжении. Далекое прошлое, или периферийное время, было временем, когда неправдоподобное было возможным.
Но именно в силу этого нет четкой границы между «сагами о древних временах» и так называемыми «лживыми сагами», обширной группой, которая объединяется только тем, что входящие в ее состав произведения не претендуют на то, что они — правда. Название «лживые саги» распространяют нередко и на «саги о древних временах» или, во всяком случае, на большинство из них. Те из этих саг, в которых находят какое-то отражение походы викингов, называются также «викингскими», а те из них, которые всего ближе к иноземным рыцарским романам, — «рыцарскими». Все эти саги вместе называются также «мифогероическими».
Можно их назвать также «романическими», и, пожалуй, это последнее название всего лучше передает их сущность. Наиболее знаменитые из «саг о древних временах» и, по-видимому, отражающие наиболее раннюю стадию их развития основаны на древних героических сказаниях или древних героических песнях. Но героические сказания, как и героические песни, — это хранившаяся в устной традиции синкретическая правда о далеком прошлом. Поэтому и саги, основанные на них, вероятно, тоже в какой-то мере принимались за правду.
Самая знаменитая из саг этого рода — «Сага о Вёльсунгах». Она возникла, по-видимому, в середине XIII в. В большей своей части она — прозаический пересказ героических песней, совершенно аналогичных тем, которые представлены в рукописи «Старшей Эдды», т. Сага эта позволяет восстановить предположительно, правда содержание и тех героических песней, которые были в рукописи «Старшей Эдды» на месте лакуны см.
Поэтому «Сагу о Тидреке» относят обычно к «переводной литературе», а не к «сагам о древних временах». Изобилующая сказочными мотивами «Сага о Хрольве Жердинке», несомненно, в какой-то мере основана на древних датских героических сказаниях. На героических песнях и сказаниях разного происхождения основана в значительной своей части «Сага о Хейдреке» она называется также «Сагой о Хервёр и конунге Хейдреке». Эта возникшая в середине XIII в.
Исследователи, как правило, относят эту песнь к самому древнему слою эддической поэзии, и поэтому она обычно включается в издания «Старшей Эдды». Другие стихотворные вставки в этой саге — «Загадки Хейдрека», «Предсмертная песнь Хьяльмара» и «Песнь Хервёр» — считаются подражаниями эддическим песням. Такие эддические стихи есть и в некоторых других «сагах о древних временах», и это свидетельствует о том, что «саги о древних временах» считались в чем-то аналогичными древней героической поэзии. Однако в большинстве «саг о древних временах» никакая основа из синкретической правды не прощупывается.
Сказочная фантастика в них господствует. Герой сражается с великанами и прочими сверхъестественными существами, добывает клад из могильного кургана, прибегает к помощи волшебного меча или других заколдованных предметов, всегда одерживает победу, несмотря на превосходство его врагов, и в конце концов, несмотря на козни злой мачехи или других злых существ, в жены ему достается «королевская дочь. Однако что касается тех «саг о древних временах», которые называются «викингскими», то сказочная фантастика, не связанная ни с какой определенной эпохой или страной, как правило, все же не исчерпывает их содержания. Нередко в них находит отражение, хотя и преломленное сквозь призму волшебной сказки, скандинавская действительность эпохи, непосредственно предшествовавшей заселению Исландии, — походы и быт викингов, скандинавское язычество, родовые и племенные распри.
Действие в этих сагах обычно локализовано в реальном мире — Норвегии, Швеции, Дании, Англии или на каком-то неопределенном «востоке». Обычно в них упоминается значительно больше имен и названий, чем это необходимо в волшебной сказке, и многие из героев — реальные исторические лица. Вообще в «викингских сагах» есть кое-что общее с «родовыми сагами». В них немало генеалогий фантастических, правда, и распри играют в них немалую роль.
Саги эти, как правило, и по рыхлости своей композиции ближе к «родовым сагам», чем к волшебной сказке с ее композиционной стройностью: они обычно состоят из механически нанизанных трафаретных эпизодов, таких как битва с великаном, встреча с мужелюбивой великаншей, сражение с викингами, поединок с берсерком и т. Характерно также, что когда в «родовой саге» действие переносится в эпоху, предшествующую заселению Исландии, то она тем самым превращается в «сагу о древних временах»: появляются сказочные мотивы, правдоподобие исчезает, масштабы делаются фантастическими, и даже стиль меняется — предложения становятся более округленными, но менее содержательными. Таким образом, «родовая сага» и «сага о древних временах» — это как бы результат наложения одной и той же сетки на две различные действительности — прошлое в Исландии и далекое прошлое вне Исландии. К «сагам о древних временах», в которых не прощупывается никакой исторической основы, относятся «Сага о Хрольве Пешеходе» ее герой носит имя знаменитого викингского вождя, завоевавшего Нормандию, т.
Самые знаменитые из «саг о древних временах», не имеющих исторической основы, это «Сага об Одде Стреле» и «Сага о Фритьофе». Сюжет первой очень похож на сказание о вещем Олеге. Вёльва предсказала Одду, что он погибнет от своего коня, и, хотя Одд сразу же убивает его и глубоко зарывает в землю, когда через триста лет Одд возвращается на родину, он умирает от укуса змеи, выползшей из черепа его коня. Этот странствующий сюжет представлен и в других литературах в частности, в английской.
Сюжет этой саги — сентиментальная история любви доблестного Фритьофа к добродетельной Ингибьёрг, с которой Фритьоф после преодоления всех препятствий в конце концов благополучно соединяется. Уже в самом сюжете «Саги о Фритьофе» очевидно влияние рыцарских романов с характерной для многих из них сентиментальной трактовкой романических отношений. Влияние куртуазной идеологии заметно и во многих других «сагах о древних временах», даже в тех, которые основаны на древних героических песнях. Герои в таких сагах нередко являют пример рыцарского служения даме и куртуазного обхождения.
Но влияние куртуазной идеологии всего сильнее в тех «лживых сагах», в которых персонажи носят не скандинавские, а различные иноземные имена, и в которых скандинавская действительность не находит никакого отражения. Эти саги называются также «рыцарскими». В сущности, эти саги и есть своего рода рыцарские романы. Многие из них еще не изданы, и даже самые подробные истории исландской литературы не перечисляют их всех.
Общее в них, по-видимому, только то, что в противоположность «родовым сагам» они осознавались как вымысел, а не как правда. Это не значит, однако, что в них был оригинальный вымысел. Напротив, все они, как правило, целиком состоят из заимствованных мотивов и заимствованных сюжетных схем, источники которых — самые разнообразные, и как иноземные, так и исландские более старые саги , но всего чаще — иноземные рыцарские романы. В этих сагах изобилуют сказочные существа — великаны, карлики, драконы и т.
Но вся эта сказочная фантастика обильно представлена и в рыцарских романах, так что в «лживых сагах» она, очевидно, появилась не непосредственно из волшебных сказок. Нередко эти саги следуют сюжетной схеме античного романа: разлученные подвергаются во время их странствий всевозможным испытаниям и в конце концов встречаются, рассказывают о своей жизни, узнают друг друга, и все кончается их счастливым воссоединением. Но эта сюжетная схема представлена и в рыцарских романах. Так что в «рыцарские саги» она едва ли непосредственно пришла из античного романа.
Самое большое влияние на «рыцарские саги» оказали французские рыцарские романы, многие из которых были тогда известны в исландском переводе. Исландские тексты таких переводов в ряде случаев например, в случае «Саги о Тристраме и Исёнд» — списки с переводов, сделанных в Норвегии, где иноземные рыцарские романы стали переводить раньше, чем в Исландии см. Впрочем, нет четкой границы между переводами рыцарских романов и «рыцарскими сагами», так как, с одной стороны, переводчики очень свободно обходились с оригиналами всего чаще расширяя описания битв и подвигов и сокращая монологи, в которых анализируются психологические переживания , а с другой стороны, авторы «рыцарских саг» многое заимствовали из французских рыцарских романов. Так что оригинальные «рыцарские саги» были, в сущности, не более оригинальны, чем переводы.
Между тем все классические «родовые саги» были написаны в течение XIII в. Таким образом, получается, что «саги о древних временах», или «лживые саги», как бы пришли на смену «родовым сагам» с их реализмом правды, и это обычно толкуется как результат потери чувства реальности и исторического чутья или во всяком случае как упадок, обусловленный то ли политическими, экономическими или климатическими причинами, то ли этими причинами в сочетании с влияниями иноземной литературы, которая стала доступна исландцам в результате христианизации, введения латинской письменности и появления переводов на исландский язык а уже в XIII в. Дело, однако, обстоит, по-видимому, более сложно. Есть свидетельства о том, что «саги о древних временах» существовали в устной традиции еще в XII в.
Как явствует из «Саги о Стурлунгах» точнее, из «Саги о Торгильсе и Хавлиди», первой части «Саги о Стурлунгах» , на свадебном торжестве в Рейкьяхоларе, которое происходило в 1119 г. В «Саге о Стурлунгах» добавляется: «Эту сагу рассказывали королю Сверриру, и он говорил, что такие лживые саги всего забавнее. Однако есть люди, которые могут возвести свой род к Хромунду сыну Грипа». Это и есть то единственное место в древнеисландской литературе, в котором говорится о «лживых сагах».
Нет основания сомневаться в том, что суждение норвежского короля Сверрира 1177—1202 приведено точно. Таким образом, отношение к «сагам о древних временах» было в ту эпоху двойственным: с одной стороны, их «лживость» т. Впрочем, едва ли «лживость» этих саг была для всех очевидна. Ведь вера в сверхъестественное в то время общераспространенна.
По-видимому, устные саги, которые Саксон Грамматик слышал от исландцев см. Позднее появление «саг о древних временах» в письменности свидетельствует поэтому скорее всего не о том, что они — более поздняя ступень развития по сравнению с другими сагами, но только об их меньшей важности в глазах современников в силу «лживости», т. Естественно, что в эпоху, когда господствовала синкретическая правда, сказочная фантастика считалась пустой выдумкой, вздорной небылицей, чем-то не заслуживающим серьезного внимания, как это выражено в известных словах «Саги об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда: «Лучше слушать себе на забаву это [т. Сказочная фантастика была характерна для «саг о древних временах» искони.
Но не в результате потери чувства реальности или исторического чутья, а в силу того, что, как было сказано выше, время представлялось неоднородным и далекое прошлое — сказочным временем. Но сказочное время — это примитивная форма фиктивного, литературного времени, так же как волшебная сказка — это зачаточная форма художественной правды, т. Поэтому вытеснение «родовых саг» с их синкретической правдой «лживыми сагами» с их зачаточной художественной правдой — а такое вытеснение действительно имело место к концу XIII в. В этом смысле «лживые саги» ближе к роману нового времени, чем «родовые саги».
Ведь с точки зрения исландца той эпохи, когда в литературе еще господствовала синкретическая правда, любой роман нового времени, в той мере, в какой он не претендует на то, что он правда в собственном смысле слова, показался бы «лживой сагой». Однако, поскольку и в «лживых сагах» авторство было, по-видимому, неосознанным нигде в древнеисландской литературе не говорится, что они сочинялись кем-то , завоевание новых возможностей для литературы происходило не в силу оригинального творчества, а в силу использования уже наличных схем, т. Правда, персонажи «лживых саг», как правило, совершенно бесцветны, абсолютно не индивидуализированы и всегда четко делятся на «злых» и «добрых», причем последние всегда торжествуют. Однако четкое деление персонажей на «злых» и «добрых», как и торжество последних, было, хотя и примитивным, но все-таки идейным содержанием, т.
Ведь объективность «родовых саг» была, в сущности, неумением сочетать правдоподобие с идейным содержанием! Есть сведения, что еще Сэмунд Мудрый 1056—1133 , ученый, прослывший впоследствии чернокнижником и колдуном, перехитрившим самого черта, написал краткую историю норвежских королей, включавшую и факты по истории Исландии. Это произведение, которое, вероятно, было написано на латинском языке, не сохранилось. В ряде саг есть ссылки на него как на источник исторических и генеалогических сведений.
Вопрос о том, что он написал, очень много дискутировался. По-видимому, он был автором какого-то произведения о норвежских королях. Из его произведений сохранилась только совсем коротенькая «Книга об исландцах», написанная по-исландски и содержащая, краткие сведения о заселении Исландии, учреждении альтинга, упорядочении летосчисления, разделении страны на четверти, заселении Гренландии выходцами из Исландии, введении христианства и первых исландских епископах. Древнейшая «королевская сага», о которой есть точные сведения, — это жизнеописание королей Сигурда 1136—1155 и Инги 1136—1161 , сыновей Харальда Гилли, написанное в 1150—1170 гг.
Это произведение не сохранилось. Древнейшая «королевская сага», которая дошла до наших дней в семи отрывках , — жизнеописание норвежского национального патрона, короля Олава Святого 1013—1028 , написанное в конце XII в. Это произведение принято называть «Древнейшей сагой об Олаве Святом». В начале XIII в.
В ней были использованы более ранние письменные источники. Она сохранилась только в норвежской рукописи. А в 1210—1225 гг. Стюрмир Карасон, приор одного исландского монастыря, написал еще одну сагу об Олаве Святом.
Эта сага не сохранилась, но части ее вошли в позднейшие саги. В царствование короля Сверрира 1184—1202 была написана «Сага о Сверрире», причем, как говорится в этой саге, ее писал Карл Йонссон в Исландии он был аббатом монастыря в Тингейрар , а сам Сверрир говорил ему, что писать. Около 1190 г. Одд Сноррасон, монах Тингейрарского монастыря, написал жизнеописание Олава Трюггвасона 994—1000 , норвежского короля, при котором в Исландии было введено христианство.
Это произведение — оно было написано на латинском языке, его принято называть «Сагой об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда — сохранилось только в переводе на исландский язык, сделанном в начале XIII в. Около 1200 г. Гуннлауг Лейвссон, другой монах того же монастыря, написал, тоже на латинском языке, другое жизнеописание Олава Трюггвасона. Оно не сохранилось как целое произведение.
Но значительные куски из него вошли в позднейшие произведения. Около 1300 г. В ней были использованы многие более ранние произведения. Наконец, в 1220—1230 гг.
Считается, что эту сагу написал Снорри Стурлусон о нем см. Однако единственное основание этой атрибуции — то, что Снорри назван автором саги в предисловии к ее переводу XVI в. Нигде в сохранившихся древнеисландских памятниках не говорится, что он ее автор. Последние «королевские саги» были написаны в конце XIII в.
В 1264—1265 гг. Хаконе Старом 1217—1263 , а в 1280 г. Магнусе Исправителе Законов 1263—1280. От нее сохранились только два отрывка.
К «королевским сагам» относится также «Сага о Йомсвикингах» центральный момент в ней — битва в Хьёрунгаваге между йомсвикингами и норвежским ярлом Хаконом, которая произошла в 986 т. Все эти произведения были написаны не раньше XIII в. В «королевских сагах» обнаруживается та же закономерность в распределении вымысла, что и в «сагах о древних временах», «родовых сагах» и «Саге о Стурлунгах», т. К «королевским сагам» о недавнем прошлом относятся «Сага о Сверрире» и саги Стурлы Тордарсона, т.
Во всех этих сагах ведется повествование так же подробно, обстоятельно и, так сказать, протокольно, как и в «Саге о Стурлунгах» кстати сказать, одна из саг, входящих в состав «Саги о Стурлунгах», а именно «Сага об исландцах», была написана тоже Стурлой Тордарсоном. К «королевским сагам» о далеком прошлом относится прежде всего «Сага об Инглингах», образующая начало «Круга Земного». В ней шведский королевский род Инглингов, от которого произошли норвежские короли, возводится к его мифическим предкам — языческим богам. Правда, боги в этой саге трактуются как колдуны, т.
Но такая эвгемеристическая трактовка языческих богов не устраняет фантастику в повествовании. Сказочные мотивы есть и в том, что рассказывается в этой саге о младших поколениях Инглингов. Сказочные мотивы встречаются и в «королевских сагах» о менее далеком прошлом. Так, много их в «Саге о Йомсвикингах».
По-видимому, исторические события, лежащие в основе этой саги, обросли сказаниями еще в устной традиции, и эти сказания были широко использованы в саге.
Что такое САГА простыми словами
Транслитерация: saga Задом наперед читается как: агас Сага состоит из 4 букв. Значение семейных саг в современной литературе и культуре Семейные саги занимают особое место в современной литературе и культуре, так как отражают распространенные и важные жизненные темы и проблемы. Сага представляет собой одну из форм эпической литературы, которая имеет корни в древности. Понять, что такое сага, невозможно без знакомства с древнеисландскими памятниками литературы.
Сага в литературе: сущность и особенности
Примером саги является известная «Сага о Гретти Сильном» Grettis saga , которая рассказывает о приключениях отважного викинга Гретти. В этой саге описываются его битвы с монстрами, поединки с врагами и его собственную внутреннюю борьбу, которая закончится его гибелью. Эта сага является ярким примером северной эпической литературы и демонстрирует все главные особенности жанра. Определение саги Термин «сага» происходит от древнеисландского слова «saga», которое означает «рассказ» или «история». Саги были важной частью устной традиции древних северных народов, и передавались от поколения к поколению. Одной из особенностей саги является ее эпический стиль. Саги обычно сконцентрированы на отдельных персонажах и их судьбах, характеризуются глубиной описаний и проникновенностью. Они обычно имеют сложную и запутанную сюжетную линию, с большим количеством пересекающихся историй и персонажей. В современной литературе и кино также существуют отдельные работы, которые следуют структуре и стилю саги.
В современности термин «сага» часто использовали для обозначения не только эпических произведений, но и длительных серий книг или фильмов, в которых рассказывается об эпических приключениях и событиях.
Заключающийся в них исторический, бытовой и литературный материал далеко еще не исчерпан научно. Он относится отчасти к древнейшему, доваряжскому периоду русской жизни: такова, напр.
Большей частью содержание этих С. Рядом с легендарными мотивами мы находим здесь рассказы, производящие впечатление исторической правды и могущие до известной степени дополнить повествование русской летописи. Orvar-Oddssaga дает любопытную параллель к летописному рассказу о смерти Олега последн.
Boer, Галле, 1892 ; сага об Эймунде "Eymundorsaga", пер. Сеньковского в "Библ. Энциклопедический словарь.
Брокгауз Ф.
Бог Один и другие персонажи саг Среди саг можно выделить несколько основных разновидностей. Рассказывали саги о древних временах — то есть о ранних периодах исландской и скандинавской истории. Эти правдивые повествования включали довольно значительное количество мифов и легенд, впрочем, и другие типы саг не были освобождены от некоторого вымысла. Нередко персонажем сказания становился бог Один, главный из пантеона богов германо-скандинавской мифологии. Появляясь в повествовании в облике почтенного старца, он часто помогает героям.
Инсталляция Музея саги в Рейкъявике Составляли «саги об исландцах», родовые саги — те подробно описывали истории распрей, случаи кровной мести, которая определяла жизнь многих поколений враждующих семейств. Саги вообще отличаются подробным, обстоятельным описанием всех действующих лиц и их генеалогии. Неспешный рассказ о том, как звали родителей героя, а затем его жену и прочих членов семьи, а потом все те же описания в отношении следующего героя младшего поколения, и так много раз — сейчас это могло бы показаться скучным, поскольку удаляет слушателя-читателя от поворотов сюжета, но для исландцев обойтись без этой составляющей было немыслимо. Его называли владыкой шведов, и он брал с них дань. При нем были такие же урожайные годы, как и при его отце, и его так же любили. Фрейр воздвиг в Уппсале большое капище, и там была его столица.
Туда шла дань со всех его земель, и там было все его богатство. Отсюда пошло Уппсальское богатство и всегда с тех пор существует. При Фрейре начался мир Фроди Тогда были урожайные годы во всех странах. Шведы приписывали их Фрейру. Его почитали больше, чем других богов, потому что при нем народ стал богаче, чем был раньше, благодаря миру и урожайным годам. Его женой была Герд дочь Гюмира.
Их сына звали Фьёльнир.
Идея судьбы, играющая немалую роль в историческом мышлении автора саг о конунгах, имеет особую структуру. Перейдем к ближайшему ее рассмотрению. Чем определяются их поступки? Саги дают ответ и на эти вопросы. Деяния и самая жизнь людей управляются судьбой. Судьба — всеобщая детерминированность социальной жизни, настолько недифференцированная, что она распространяется и на природу, от которой жизнь людей не отделена достаточно четко, которой она, во всяком случае, еще не противопоставлена. Но судьба, в представлении скандинава, не безличная сила, стоящая над миром, не слепой рок; до какой-то степени она — внутреннее предназначение человека. Термины, употребляемые в сагах в этой связи, — hamingja, gaefa, heill — выражают разные оттенки понятия: «судьба», «счастье», «удача», «участь», «доля».
Они обозначают качества отдельного человека или его семьи, рода у каждого индивида или рода своя судьба, своя удача. Hamingja в этом отношении — термин наиболее показательный: это и личная удача, везение и дух — охранитель отдельного человека, покидающий его в момент смерти и переходящий к потомку или близкому сородичу умершего. Удача выявляется в поступках человека, поэтому активное, решительное действие — императив его поведения. Нерешительность и излишняя рефлективность расцениваются как признаки отсутствия счастья и осуждаются. Кроме того, и это очень важно, «счастье», «удача» у скандинавов не нечто столь неотъемлемое и постоянно сопутствующее индивиду, чтобы он мог позволить себе не подкреплять их систематически своими поступками, не испытывать их в действии. От степени, характера счастья, везения человека зависит благоприятный исход его поступков, но лишь при постоянном напряжении всех моральных и физических сил он может добиться обнаружения своей удачи. В этом смысле представления скандинавов о судьбе далеки от фатализма; здесь нет и следа пассивной покорности и смирения перед высшей силой. Напротив, знание своей судьбы из предсказаний, гаданий, вещих снов побуждает человека с наибольшей энергией и честью выполнить положенное, не страшиться даже неблагоприятной участи, не пытаться от нее уклониться, но гордо и мужественно ее принять. С наибольшей силой эти героические установки выражены в песнях «Старшей Эдды».
Но они явственно видны и в сагах. Один из героев «Саги о Гисли Сурссоне», возвращаясь домой, узнает о грозящей ему опасности, но не сворачивает с пути: «Отсюда реки текут к югу в Дюрафьорд, и я тоже туда поеду». Поэтому нужно смело идти ей навстречу. В сагах не слепой детерминизм, а именно отношение к судьбе героев саги, их решимость встретить достойно то, что им предназначено. Разумеется, перед нами не суверенные личности, напоминающие людей Возрождения, — они коренным образом от них отличаются. Человек в средневековой Скандинавии, по-видимому, вообще слабо осознавал свою индивидуальность. Его личность не создана им самим, она принадлежит роду, семье, воплощая определенные коллективные качества. Поэтому, как явствует из саг об исландцах и из «Круга Земного», от благородного и рожденного в браке человека ожидают такого поведения и образа мыслей, какого нелепо было бы ожидать от низкорожденного или внебрачного сына. Личные склонности отступали на задний план перед требованиями родовой морали, и привязанность к кровным родственникам обязательнее и сильнее, чем любовь к жене или мужу.
В человеке действует некая сила, судьба, но она индивидуализирована столь же мало, как и его собственное «я», — это судьба рода, коллектива. Но вопрос о личности однозначно не решается. Достаточно вчитаться в «Сагу о Сверрире», чтобы увидеть яркую и своеобычную личность этого конунга-узурпатора. Сверриру, выходцу из низов, к тому же аутсайдеру-фарерцу, было легче, чем многим другим, осознать свою нестандартность и обособленность. Над телом повергнутого врага, ярла Эрлинга, Сверрир отчетливо выражает как необычность переживаемого исторического момента, так и собственную исключительность: «Произошла удивительная смена времен, когда один человек заступил место трех — конунга, ярла и архиепископа, — и человек этот — я» 51, гл. Подобное утверждение своей личной самобытности и неповторимости, значимости уникально. Сверрир и на практике выступал в роли новатора: смело заменял знатных противников своими приверженцами из простолюдинов — биркебейнерами «березовоногими» — они обертывали берестой ноги, так как износили обувь , ввел важные изменения в боевом строе войска, предоставив больше самостоятельности отдельным отрядам, и во флоте боевые корабли, которые по традиции связывали один с другим, теперь могли действовать более маневренно и эффективно ; Сверрир пошел на прямой разрыв с католическими прелатами и с самим папой, не побоявшись ни интердикта, ни отлучения. Однако вместе с тем и Сверрир, типичный средневековый человек, сливает свое «я» с историческими прототипами — с королем Олавом Святым, мистическим сыном и подопечным которого он себя изображает см. Таким образом, и эта незаурядная личность не может не искать собственного обоснования вовне — в религиозной и исторической традиции — и, уподобляя себя высшим авторитетам, стремится растворить себя в них.
Впредставлениях скандинавов о судьбе и удаче отражается их отношение к человеческой личности и, следовательно, их самосознание: сознавая необходимость активного действия, человек вместе с тем видит в его результатах проявление силы, с ним связанной, но все же не идентичной его личности. Эта сила поэтому нередко представляется персонализованной в облике девы — хранительницы удачи такие девы — fylgja, hamingja — фигурируют в скандинавской мифологии и в сагах об исландцах. Для древних скандинавов вообще характерна форма самосознания, при которой источником поступков, мыслей, речей оказывается не сама человеческая личность, а качества, существующие отчасти как бы помимо нее. Так, человек не думает, но «ему думается», не он говорит, а «ему говорится», не он завоевывает свое счастье или достигает победы, но «ему посчастливилось», «ему выпала удача», «ему досталась победа» и т. Разумеется, было бы опрометчиво буквально толковать соответствующие обороты языка как непосредственное выражение человеческой мысли и психологии — с такими же оборотами мы встречаемся и в современных языках. Тем не менее частота и постоянство, с какими в древнескандинавских текстах встречаются безличные обороты, заставляют предположить, что они вэпоху саг еще не превратились окончательно в простые формы выражения, лишенные специфического оттенка. В этом убеждает анализ понятия «судьба»: судьба именно происходит, «случается» с человеком, а не свободно им творится. В«Саге о Гуннлауге Змеином Языке» рассказано о том, как дочь знатного человека Торстейна, который перед ее рождением велел матери «вынести» ее, то есть обречь на смерть потому что он видел вещий сон, предрекавший большие несчастья из-за девочки, когда она подрастет , была спасена. Тот сказал жене, что не винит ее в нарушении его приказа: «Видно, чему быть, того не миновать» буквально: «По большей части катится туда, куда хочет».
Далее в саге повествуется о ссоре между двумя молодыми людьми из-за этой девушки, — ссора грозила перерасти в смертельный поединок между ними который и был возвещен сном, предшествовавшим ее рождению. Родичи обоих молодых людей считали столкновение большим несчастьем, но «что суждено, то должно случиться» буквально: «Так должно было произойти, как складывалось». Люди не могут уклониться от судьбы, события, в которые они вовлечены «катятся», «складываются», свершаются с неумолимой неизбежностью. Однако не всякое событие в жизни человека предопределено, и для его свободной воли остается достаточный простор; судьба обнаруживается в критические, решающие моменты жизни, и тогда требуется предельное напряжение всех его сил. Саги как раз и рисуют людей преимущественно в подобные поворотные моменты. Вкоролевских сагах удача, счастье — качества, присущие прежде всего конунгу, вождю. Вообще, чем знатнее и благороднее человек, тем большей удачей он наделен, тем легче ему достаются победы и богатства, ему везет на верных друзей и дружинников. Каждый конунг обладает своей личной «удачей», «долей», но вместе с тем он наследник «удачи» всех своих предков. Интерес к генеалогиям, столь живой у скандинавов, помимо других причин вызывался стремлением выяснить, от каких славных и «богатых удачей» предков они происходят, и тем самым понять размеры их собственной «удачи».
В«Круге Земном» неоднократно повторяется мотив бессилия простонародья в столкновении с конунгом: бонды еще могут держаться против него, пока у них есть удачливый вождь, но достаточно ему погибнуть, как даже обладающее значительным численным перевесом войско бондов, совершенно деморализованное, немедленно рассыпается. Поэтому мысль об удаче конунга является существенным фактором, влияющим на ход событий и на принятие тех или иных решений. Когда Олав Харальдссон обратился к мелким конунгам Уппланда с просьбой поддержать его в борьбе за освобождение Норвегии от чужеземного господства, один из них сказал: «Что касается этого человека, Олава, то его судьба и удача должны решить, добьется ли он власти». Один из них советует не рисковать и «не тягаться в удаче с Олавом» 40, гл. Низкорослый и горбатый конунг Инги Харальдссон едва мог самостоятельно передвигаться из-за того, что одна нога у него была сухая. Эти физические недостатки, как передают, он приобрел в двухлетнем возрасте, когда один из предводителей взял Инги в битву: стоя в разгар боя близ боевого стяга, этот предводитель держал в руках младенца, подвергая его большой опасности. Сага сообщает, что противники Инги, хотя и обладали численным превосходством, тем не менее потерпели поражение. Участие в бою малютки конунга могло иметь только один смысл: в особе конунга заключена «удача», необходимая для достижения победы. При избрании на престол Магнуса Эрлингссона его сторонники высказались за то, чтобы советником конунга стал его отец, Эрлинг Кривой, обладавший для этого необходимыми достоинствами.
Счастье, благополучие, везение — принадлежность вождя, тем не менее, по тогдашним убеждениям, к ним можно приобщиться, если вступить в контакт с конунгом: служить ему, получать от него подарки, — ибо и в вещах удачливого вождя воплощается его везение. Поэтому дружинниками, домогавшимися у конунгов даров, владели более сложные чувства, нежели простая жадность: они стремились при посредстве его подарков разделить с ним его удачу. Но удачу можно получить и не через вещи, а непосредственно, в силу выраженного конунгом благого пожелания, как своего рода благословение. Один из приближенных Олава Харальдссона, отправляясь в Швецию с миссией, сопряженной с немалой опасностью, просил у конунга его «удачи» для этой поездки: «Чтобы ты вложил свою hamingja в эту поездку». И конунг отвечал, что удача посланца во время его миссии может подвергнуться большим испытаниям и поскольку он близко к сердцу принимает это дело, то посылает вместе с ним и его людьми собственную hamingja. Посланец выражает надежду, что удача конунга поможет и в данном случае, поскольку до этого удавались все его начинания 40, гл. Но удача может и покидать вождя. Большой популярностью пользовались рассказы о его подвигах в викингских экспедициях и на службе при византийском дворе. Воинская удача этого конунга вознаграждалась огромными богатствами, а обладание драгоценностями служило залогом верности вождю его дружинников.
И тем не менее во время похода на Англию 1066 г. Снорри пишет, что перед битвой при Стэмфордбридже, в которой решился исход этого предприятия войско Харальда было разбито, и он пал на поле боя , под Харальдом неожиданно упал конь. Конунг, вставая на ноги, сказал: «Падение — знак удачи в поездке! Датский конунг Свейн, потерпев поражение в битве с норвежцами, явился под чужим именем он назвал себя Vandrar — Находящийся в беде к ярлу Хакону и просил помочь ему спастись. Ярл послал его к своему другу, бонду Карлу, и тот хорошо его принял. Карл узнал конунга, но не подал вида, жена же его, не ведая, кого она принимает, стала распространяться о том, что у них, дескать, несчастливый конунг, хромой и трус к тому же. Vandrar возразил ей: если конунг невезучий в битвах, это не значит, что он трус. Трусость — личное качество, тогда как везение, счастье не зависят от одного человека и могут ему изменить, несмотря на волю и мужество. Трус достоин лишь презрения, а человек, от которого отвернулась судьба, заслуживает сочувствия и может рассчитывать на помощь, ибо утрата удачи ставит его в трудное положение на что и указывает принятое Свейном прозвище.
Счастье может еще и вернуться. Когда жена Карла отняла у гостя полотенце, серединою которого он вытирал руки, обвинив его в грубых манерах, конунг воскликнул: «Я еще возвращусь туда, где смогу вытирать руки серединою полотенца! Остается добавить, что, когда Свейн вновь утвердился на датском престоле, он наградил Карла и сделал его «большим человеком», но отказал в просьбе оставить при нем прежнюю жену, сказав, что даст ему лучшую и более умную. Везение достойного человека никого не удивляет, но иногда оно выпадает на долю недостойного. Так, во всяком случае, рассуждает Олав Харальдссон в сцене крещения своего сына. Ребенок родился у служанки, но приближенные конунга знали, кто мог быть его отцом. Наутро конунг упрекал Сигхвата, что он окрестил ребенка без его ведома, выбрав имя, не принадлежавшее к числу родовых имен королевской семьи. А именам скандинавы придавали огромное значение. Сигхват возразил: он назвал мальчика в память Карла Великого, которого считают величайшим в мире человеком.
Конунг сказал: «Ты удачливый человек, и неудивительно, когда удаче сопутствует мудрость. Странно, однако, что иногда удача сопутствует глупцам и неумные советы оборачиваются удачными». Конунг был очень доволен, ибо имя, которое носил такой человек, как Карл Великий, сулило ребенку удачу, и Сигхват остался в милости 40, гл. Ярл Хакон, одно время правивший Норвегией в конце Х в. Видимо, существовали средства воздействия на судьбу, или, лучше сказать, средства, способствовавшие ее выявлению. Но впоследствии ярлу перестало везти, и он погиб жалкой смертью от руки собственного раба, который зарезал его в яме в свинарнике, куда они вместе спрятались от конунга Олава Трюггвасона. Ярл Хакон вызвал ненависть бондов и утратил всякую популярность из-за своей развращенности, толкавшей его на захват чужих жен и дочерей. Однако главную причину «не-счастья» Хакона сага приписывает тому, что «наступило время, когда язычество и идолопоклонство были осуждены и на их место шли святая вера и правильные обычаи» 41, гл. Судьба, всесильная, по мнению Снорри Стурлусона, в эпоху язычества, утрачивает свое могущество перед лицом христианства.
Как видим, ему известны и «субъективные» и «объективные» условия действия судьбы, но, признавая превосходство христианского божественного провидения над языческой судьбой, удачей, он по-прежнему придает ей самое серьезное значение. Новые оттенки в понимании судьбы мы встречаем в «Саге об Олаве Святом». Удачи этого конунга в первый период его правления контрастируют с неудачами последних лет жизни. Как пишет Снорри, во время пребывания в изгнании Олаву приходило в голову, что в течение первых десяти лет правления все ему удавалось и шло хорошо, а потом все стало трудно и пошло плохо. С этими сомнениями пребывавший в нерешительности конунг часто обращался к Богу. Здесь дана обобщенная характеристика отношений Олава с судьбой и, как это часто встречается в тексте «Саги об Олаве Святом», идея судьбы упомянута в связи с именем Бога, — тем самым ей придается до известной степени новое истолкование. Hamingja отчасти утрачивает свое самостоятельное значение, превращается в божье благословение, в функцию провидения. Но подобная интерпретация удачи не так уж характерна для «Круга Земного». Сам Снорри не очень-то четко различает удачу в языческом понимании и удачу, ниспосылаемую богом христиан.
Глубокой трансформации это понятие не переживает. Однако поскольку понимание судьбы до некоторой степени видоизменено под влиянием христианской идеологии, удача уже не является чем-то не нуждающимся в дальнейшем объяснении и обосновании, — она оказывается зависящей от воли божьей даже в тех случаях, когда ее нехристианская природа достаточно очевидна. Решение спора о принадлежности пограничных территорий метанием игральных костей именно так уладили распрю государи Швеции и Норвегии не имеет ничего общего с христианством. Тем не менее Олав Харальдссон бросил кости со словами: «Для моего Господа Бога пустяк повернуть кости» — и выиграл! Максимально сближены понятия удачи и божьей воли и в речи Олава Харальдссона перед своим войском перед битвой при Стикластадире. Приведенных данных достаточно для того, чтобы не оставалось сомнений: эти понятия — судьба, удача, счастье — играют огромную роль в сознании скандинавов и в большой мере определяют их отношение к действительности, их поведение и этику. Несмотря на христианское влияние, затронувшее и представления о судьбе, по сути своей эти представления мало изменились. Христианизация не сопровождалась радикальной перестройкой языческого миропонимания. Вера в судьбу, управляющую как миром в целом, так и жизнью каждого человека в отдельности, коренилась слишком глубоко в сознании, для того чтобы легко и безболезненно уступить место новым воззрениям.
Скорее, эти последние сливались, переплетались с языческими представлениями. Средневековые скандинавы проводили различие между древними и новыми временами, когда от саг о современности то есть о событиях конца XII и XIII вв. Сагам о норвежских конунгах предшествует «Сага об Инглингах», посвященная древнейшим легендарным правителям скандинавского Севера. В «Саге об Инглингах», основывающейся преимущественно на поэме исландского скальда Тьодольва «Ynglingatal», переплетаются миф и реальность, следы которой могут быть вычленены лишь отчасти и с большим трудом. Но это различие между легендой, мифом, эпосом, с одной стороны, и действительной историей, фактами — с другой, далеко не ясно средневековому сознанию.
Значение саги (что это такое, понятие и определение)
| Что такое сага в литературе определение кратко | Семейная сага или семейная хроника — жанр литературы, предметом которого является изображение жизни нескольких (как правило, от двух до четырёх) поколений одного семейства. |
| От эпического фэнтези до научпопа: гид по литературным жанрам | это один из видов былинного эпоса, который имеет особое значение в русской литературе и культуре. |
| От эпического фэнтези до научпопа: гид по литературным жанрам | Как семейные саги отражают социальные изменения Семейные саги, в качестве типичного жанра литературы и кино, часто используются для отражения социальных изменений в обществе. |
Семейная сага для неспешного чтения
| Исландская сага и современная сага | Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. |
| Литература | Пояснения к написанию саг. Исландцы выпустили большой объем литературы в зависимости от численности населения. |
| Что такое сага? Известные литературные и кинематографические саги — УкроСМИ | Определение саги в литературе состоит в том, что это длинное эпическое произведение в прозе, в котором описываются события и действия героев, связанные с мифологией, историей и культурой народа, к которому принадлежит автор саги. |
| Значение слова «сага» | Саги оказались ценным вкладом исландцев в европейскую литературу и в изучение средневековой истории. |
Сага как литературное произведение
- Сага — Рувики: Интернет-энциклопедия
- Сага в литературе: сущность и особенности
- Происхождение и история саги
- Литературный ликбез 8 (Сергей Мельников) / Проза.ру
- От эпического фэнтези до научпопа: гид по литературным жанрам
- Особенности саги
Определение саги
- Исландские саги: основные разновидности и художественная специфика
- М.И. Стеблин-Каменский. «Мир саги. Становление литературы» :: Мир саги :: Что такое правда?
- Мир саги - Вопросы литературы
- Навигация по записям
- Что такое САГА простыми словами
- Как возникали старинные саги и что помогло их сохранить