Новости был полдень палило солнце

(Вместо пропусков употребите подходящие по значению наречия). Был полдень,_ палило солнце.

Накануне вечером на Солнце зафиксирована мощная вспышка

Россияне показали фотографии неба в Греции после жуткой песчаной бури - | Новости Был полдень. палило солнце на горизонте появилась черная туча, которая двигалась с запада на восток подул ветер молодая березка затрепетала порывистый ветер усиливался вдали сверкнула молния раздался первый удар грома спеша укрыться, заметались птицы.
Магнитная буря 25 апреля 2024 года: сила геоударов может составить до 4 баллов 1) Был полдень, сильно палило солнце.
После редкого явления на Солнце на Землю обрушились сильные магнитные бури Согласно отчету Лаборатории Солнечной Астрономии, пик магнитной бури ожидается в полдень 25 апреля.

Преобразуй запись Спиши текст Расставь пропущенные знаки препинания вместо пропусков употребите …

"четверной" мегавзрыв. Птички были почти мертвые от палящих лучей солнца. Найди знаки припоминание:был полдень палило солнце на горизонте появилась черная туча которая надвигалась с запада на восток подул ветер молодая береза трепала порывистый ветер усиливался дали сверкнула молния и раздался удар грома спеша укрыться заметались птицей. Летнее солнце уже вовсю пекло голову, и она поспешила надеть кепку. Был полдень, ярко (наречие) палило солнце. На горизонте появилась черная туча, которая быстро (наречие) двигалась с запада на восток.

Россияне показали фотографии неба в Греции после жуткой песчаной бури

  • Будущее для жизни уже сейчас
  • Вопрос школьника по предмету Русский язык
  • Россияне показали фотографии неба в Греции после жуткой песчаной бури
  • Помогите пожалуйста!…

Появишься на горизонте

Как я все-таки могу к Вам, бабушка, обращаться? Чего уж тут. Имя у меня мудреное, не выговоришь. Ты лучше, полезай на печку, да отдохни. Со столом я сама разберусь.

Настя послушалась, по маленькой приставной лестнице забралась на теплую печку и моментально провалилась в сон. Проснулась от громкого треска. Бабушки в доме не было. Она аккуратно спустилась и подошла к окну.

Там горел огромный костёр. Бабушка, приютившая ее, подбрасывала полено за поленом, следом в огонь шли скрутки трав и приговаривая что-то на смешанном русском и неизвестном Насте языке: Прими плоть истерзанную, выпусти дух девичий! У нее закрались большие сомнения, что бабушка так добра, как пытается выглядеть. Но чтобы во всем разобраться, нужно подойти поближе, вряд ли сумасшедшая старуха, окажется сильнее молодой девушки.

Бежать ночью в лес, даже такой лунной, как сегодня, Настя не решилась. Аккуратно открыв дверь, девушка начала спускаться по старой лестнице. Кострище уже полыхало под 2 метра. Старухи не было видно.

Голова кружилась, но Настя не придавала этому значения, тихо она проскользнула под дом. Свай почему-то оказалось не четыре по краям, а две, и посредине. Ей сделалось дурно и пришлось опереться на одну из них, та оказалась приятной на ощупь. Когда глаза привыкли к темноте, она начала двигаться дальше.

Тучи ушли, и луна осветила дом. Сваи были не из дерева, теперь на их месте стояли 2 ноги огромной ящерицы, будто перед ней стоял огромный динозавр. Её лицо больше не прятал мрак избушки, и Настя увидела истинный вид бабушки. Одна половина ее лица была сгнившей.

В глазнице зияла дыра, плоть была вспухшей и имела серо-коричневый цвет. Кое где кожа отсутствовала и можно было увидеть голые мышцы и просвечивающийся сквозь ошметки плоти череп. Левая рука была покрыта струпьями, а из кончиков пальцев торчали кости фаланг, будто из стертых перчаток. Я коли тебе чего плохого сделала?

Чаю с лесными травками напоила, чтобы ты отдохнула, дочка! Ты перепуганная совсем. Дай руку свою! Потом шепнула что-то на ладонь и крепко зажала кулак.

Мало по малу, тело начало поддаваться Насте. Она встала, старуха помогла дойти до костра, усадила ее на бревно, служившее лавкой, и грузно уселась рядом своей приглядной, живой стороной. Страха больше не было, он улетучился вместе с шепотком бабушки. Пришла в твою деревню.

Только ты знаешь, где я. Вспоминай, где ты по-настоящему. Настя посмотрела на костер, огонь терзал дрова, а искры, казалось, поднимаются к самому небу, превращаясь в звезды. Воспоминания начали приходит вспышками.

Она выбежала из машины, но он поймал ее. Ударил чем-то тяжелым по голове. Настя коснулась затылка, на пальцах осталась кровь, грязь и какие —то мелкие кусочки, в свете костра, напоминающие разбитую керамическую чашку Он меня монтировкой ударил, череп пробил. Воспоминания приходили новыми вспышками все быстрее.

Она истекала кровью на сырой земле. Дядя Женя… она чувствовала его противный запах, но не мгла пошевелиться. Ей казалось, что это не она лежит сейчас под отвратительным уродом, с проломленной головой, а кто-то другой какая-то кукла, а она совсем в другом месте. Всё ее внимание занял свет играющих в ветвях лесных деревьев.

Она сама стала светом. Иногда его кулаки вырывали ее из этого состояния на мгновение, но она уходила из тела опять. От накрывших воспоминаний все её тело била дрожь, даже жар от костра не мог согреть. А они все приходили и приходили.

Когда все было кончено. Он поцеловал ее в лоб.

До этого события подобного масштаба происходили в 2010 году. Ранее мы сообщали, что улетевший в межзвездное пространство «Вояджер-1» ожил и начал слать сигналы.

Как уточняется, серия извержений произошла с разницей в несколько минут в четырех участках Солнца. Так, вспышки были зафиксированы в трех солнечных пятнах и одной магнитной нити.

Они состоят из нескольких взрывов, которые происходят почти синхронно, но на разных участках Солнца. Согласно сообщению портала, пока неясно, окажет ли какое-то влияние на Землю солнечный материал, выброшенный в результате произошедших вспышек.

Раздался первый удар грома.

Спеша укрыться, заметались птицы. Дальше я не понял, что делать. Нет комментариев.

Помогите пожалуйста!…

Спеша укрыться, хаотично заметались птицы. Ветер - подлежащее выражено существительным ; Завывал и стонал - сказуемые выражены глаголами ; В трубке - обстоятельство места выражено существительным ; Нагоняя тоску - обстоятельство выражено деепричастием ;Характеристика: повествовательное, невосклицательное, простое, двусоставное, распространенное, осложнено однородными сказуемыми и деепричастным оборотом. Оценить ответ Загрузить картинку Не нравится ответ? Если ответ на твой вопрос отсутствует, или он не полный, то рекомендуем найти информацию через поиск на сайте.

Ответ: 8 орфографических, 2 пунктуационных. Исправьте их. Был полдень, беспощадно палило солнце. Внезапно подул ветер. Порывистый ветер усиливался.

Вдали наречие сверкнула молния, глухо раздался первый удар грома.

Через полминуты этот Павел стоял, несколько даже удивленный, на нашем дворике и смотрел на нас, сильно сконфуженных, своими серьезно выпученными и слегка глуповатыми глазами.

Мы оставались в прежних позах, но это только потому, что нам было слишком совестно, да и некогда уже скрывать от него свой образ действий. В сущности же, с первой минуты появления этой фигуры в нашем мире, мы оба почувствовали с особенной ясностью, что наше занятие кажется Павлу очень глупым, что рыбу в бадьях никто не ловит, что в руках у нас даже и не удочки, а простые ветки тополя, с медными булавками, и что перед нами только старая бадья с загнившей водой. Павел взял из моих рук удочку, осмотрел ее и сказал: — Разве ж это удилище?

Удилища надо делать из орешника. Потом пощупал нитку и сообщил, что нужен тут конский волос, да его еще нужно заплести умеючи; потом обратил внимание на булавочные крючки и объяснил, что над таким крючком, без зазубрины, даже и в пруду рыба только смеется. Стащит червяка и уйдет.

Наконец, подойдя к бадье, он тряхнул ее слегка своей сильной рукой. Неизмеримая глубина нашего зеленого омута колыхнулась, помутнела, фантастические существа жалобно заметались и исчезли, как бы сознавая, что их мир колеблется в самых устоях. Обнажилась часть дна, — простые доски, облипшие какой-то зеленой мутью, — а снизу поднялись пузыри и сильный запах, который на этот раз и нам показался уже не особенно приятным.

Я и до сих пор очень ясно помню эту минуту столкновения наших иллюзий с трезвою действительностью в лице Павла. Мы чувствовали себя совершенными дураками, нам было совестно оставаться на верхушке забора, в позах рыбаков, но совестно также и слезать под серьезным взглядом Павла. Однако делать было нечего.

Мы спустились с забора, бросив удочки как попало, и тихо побрели к дому. Павел еще раз посмотрел удочки, пощупал пальцами размокшие нитки, повел носом около бадьи, в которой вода все еще продолжала бродить и пускать пузыри, и, в довершение всего, толкнул ногой старый кузов. Кузов как-то жалко и беспомощно крякнул, шевельнулся, и еще одна доска вывалилась из него в мусорную кучу… Таковы были обстоятельства, предшествовавшие той минуте, когда нашему юному вниманию предложен был афоризм о назначении жизни и о том, для чего, в сущности, создан человек… III У крыльца нашей квартиры, на мощеном дворе, толпилась куча народа.

На нашем дворе было целых три дома, один большой и два флигеля. В каждом жила особая семья, с соответствующим количеством дворни и прислуги, не считая еще одиноких жильцов, вроде старого холостяка пана Уляницкого, нанимавшего две комнаты в подвальном этаже большого дома. Теперь почти все это население высыпало на двор и стояло на солнопеке, у нашего крыльца.

Мы испуганно переглянулись с братом, разыскивая в своем прошлом какой-нибудь проступок, который подлежал бы такому громкому и публичному разбирательству. Однако отец, сидевший на верхних ступеньках, среди привилегированной публики, по-видимому, находился в самом благодушном настроении. Рядом с отцом вилась струйка синего дыма, что означало, что тут же находится полковник Дударов, военный доктор.

Немолодой, расположенный к полноте, очень молчаливый, он пользовался во дворе репутацией человека необыкновенно ученого, а его молчаливость и бескорыстие снискали ему общее уважение, к которому примешивалась доля страха, как к явлению, для среднего обывателя не вполне понятному… Иногда, среди других фантазий, мы любили воображать себя доктором Дударовым, и если я замечал, что брат сидит на крыльце или на скамейке, с вишневой палочкой в зубах, медленно раздувает щеки и тихо выпускает воображаемый дым, — я знал, что его не следует тревожить. Кроме вишневой палочки, требовалось еще особенным образом наморщить лоб, отчего глаза сами собой немного тускнели, становились задумчивы и как будто печальны. А затем уже можно было сидеть на солнце, затягиваться воображаемым дымом из вишневой ветки и думать что-то такое особенное, что, вероятно, думал про себя добрый и умный доктор, молча подававший помощь больным и молча сидевший с трубкой в свободное время.

Какие это собственно были мысли, сказать трудно; прежде всего они были важны и печальны, а затем, вероятно, все-таки довольно приятны, судя по тому, что им можно было предаваться подолгу… Кроме отца и доктора, среди других лиц, мне бросилось в глаза красивое и выразительное лицо моей матери. Она стояла в белом переднике, с навернутыми рукавами, очевидно, только что оторванная от вечных забот по хозяйству. Нас у нее было шестеро, и на ее лице ясно виднелось сомнение: стоило ли выходить сюда в самый разгар хлопотливого дня.

Однако скептическая улыбка видимо сплывала с ее красивого лица, и в синих глазах уже мелькало какое-то испуганное сожаление, обращенное к предмету, стоявшему среди толпы, у крыльца… Это была небольшая, почти игрушечная телега, в которой как-то странно, странно почти до болезненного ощущения от этого зрелища, — помещался человек. Голова его была большая, лицо бледно, с подвижными, острыми чертами и большими, проницательными бегающими глазами. Туловище было совсем маленькое, плечи узкие, груди и живота не было видно из-под широкой, с сильной проседью бороды, а руки я напрасно разыскивал испуганными глазами, которые, вероятно, были открыты так же широко, как и у моего брата.

Ноги странного существа, длинные и тонкие, как будто не умещались в тележке и стояли на земле, точно длинные лапки паука. Казалось, они принадлежали одинаково этому человеку, как и тележке, и все вместе каким-то беспокойным, раздражающим пятном рисовалось под ярким солнцем, точно в самом деле какое-то паукообразное чудовище, готовое внезапно кинуться на окружившую его толпу. Вы имеете случай увидеть интересную игру природы, — фальшиво-ласкающим-голосом сказал нам пан Уляницкий, проталкиваясь за нами через толпу.

Пан Уляницкий был старый холостяк, появившийся на нашем дворе бог весть откуда. Каждое утро, в известный час и даже в известную минуту, его окно открывалось, и из него появлялась сначала красная ермолка с кисточкой, потом вся фигура в халате… Кинув беспокойный взгляд на соседние окна нет ли где барышень , — он быстро выходил из окна, прикрывая что-то полой халата, и исчезал за углом. В это время мы стремглав кидались к окну, чтобы заглянуть в его таинственную квартирку.

Но это почти никогда не удавалось, так как Уляницкий быстро, как-то крадучись, появлялся из-за угла, мы кидались врассыпную, а он швырял в нас камнем, палкой, что попадало под руку. В полдень он появлялся одетым с иголочки и очень любезно, как ни в чем не бывало, заговаривал с нами, стараясь навести разговор на живших во дворе невест. В это время в голосе его звучала фальшивая ласковость, которая всегда как-то резала нам уши… — Уважаемые господа, обыватели и добрые люди!

Как видите, у него совершенно нет рук и не было от рождения. Он скинул с феномена курточку, в которую легко было бы одеть ребенка, потом расстегнул ворот рубахи. Я зажмурился, — так резко и болезненно ударило мне в глаза обнаженное уродство этих узких плеч, совершенно лишенных даже признаков рук.

Голова у него лучше, чем у многих людей с руками. Кроме того, он может исполнять все, что обыкновенные люди делают с помощью рук.

Spaceweather: На Солнце произошел редчайший "четверной" мегавзрыв

Сейчас вроде нормально, но пыль эта и раньше была — не было пожелтения атмосферы. Мы все тут скорее с удивлением на это смотрели. Жить это не мешает, разве что пыли этой много, часто приходится убирать. Вот когда несколько снежинок зимой выпадет, то это ЧП, школы, детсады закрывают», — добавил он. Как пишет газета Ethnos, появление облаков африканской пыли над Афинами — обычное явление. Однако греческое пульмонологическое общество предупреждает, что это может оказать существенное влияние на здоровье жителей страны, главным образом за счет ухудшения качества воздуха. Ранее жительница Исландии рассказала о «впечатляющем» извержении вулкана. Что думаешь? Подписывайтесь на «Газету. Ru» в Дзен и Telegram.

Кострище уже полыхало под 2 метра. Старухи не было видно. Голова кружилась, но Настя не придавала этому значения, тихо она проскользнула под дом. Свай почему-то оказалось не четыре по краям, а две, и посредине. Ей сделалось дурно и пришлось опереться на одну из них, та оказалась приятной на ощупь. Когда глаза привыкли к темноте, она начала двигаться дальше. Тучи ушли, и луна осветила дом. Сваи были не из дерева, теперь на их месте стояли 2 ноги огромной ящерицы, будто перед ней стоял огромный динозавр. Её лицо больше не прятал мрак избушки, и Настя увидела истинный вид бабушки.

Одна половина ее лица была сгнившей. В глазнице зияла дыра, плоть была вспухшей и имела серо-коричневый цвет. Кое где кожа отсутствовала и можно было увидеть голые мышцы и просвечивающийся сквозь ошметки плоти череп. Левая рука была покрыта струпьями, а из кончиков пальцев торчали кости фаланг, будто из стертых перчаток. Я коли тебе чего плохого сделала? Чаю с лесными травками напоила, чтобы ты отдохнула, дочка! Ты перепуганная совсем. Дай руку свою! Потом шепнула что-то на ладонь и крепко зажала кулак.

Мало по малу, тело начало поддаваться Насте. Она встала, старуха помогла дойти до костра, усадила ее на бревно, служившее лавкой, и грузно уселась рядом своей приглядной, живой стороной. Страха больше не было, он улетучился вместе с шепотком бабушки. Пришла в твою деревню. Только ты знаешь, где я. Вспоминай, где ты по-настоящему. Настя посмотрела на костер, огонь терзал дрова, а искры, казалось, поднимаются к самому небу, превращаясь в звезды. Воспоминания начали приходит вспышками. Она выбежала из машины, но он поймал ее.

Ударил чем-то тяжелым по голове. Настя коснулась затылка, на пальцах осталась кровь, грязь и какие —то мелкие кусочки, в свете костра, напоминающие разбитую керамическую чашку Он меня монтировкой ударил, череп пробил. Воспоминания приходили новыми вспышками все быстрее. Она истекала кровью на сырой земле. Дядя Женя… она чувствовала его противный запах, но не мгла пошевелиться. Ей казалось, что это не она лежит сейчас под отвратительным уродом, с проломленной головой, а кто-то другой какая-то кукла, а она совсем в другом месте. Всё ее внимание занял свет играющих в ветвях лесных деревьев. Она сама стала светом. Иногда его кулаки вырывали ее из этого состояния на мгновение, но она уходила из тела опять.

От накрывших воспоминаний все её тело била дрожь, даже жар от костра не мог согреть. А они все приходили и приходили. Когда все было кончено. Он поцеловал ее в лоб. Взял за ноги по потащил в чащу. Настя периодически приходила в сознание, но не понимала, что с ней происходит. Он бросил ее в небольшом овраге, забросал ветками и сухой листвой. А в руку положил шоколадку «Алёнку». Больше не было костра.

Они со старухой стояли у оврага и смотрели на истерзанное тело, которое раньше принадлежало молодой 17-ти летней девушке. Вместе с воспоминаниями, вернулась боль и ощущение оскверненного тела. Насте выворачивало на изнанку от потока физической и моральной боли, который накрыл ее с головой. Выбор за тобой. Вернуться сюда или пойти дальше. Они снова оказались у костра. Боль окутало ее тело и сознание, грозя вот-вот свести сума. Вместе с водой, с ее тела стекала боль, вся та грязь и мерзость, которую она в себе чувствовала. Совсем скоро Насте стало так легко и хорошо.

Старуха надела на нее белую рубаху и венок из полевых цветов.

Порывистый ветер усиливался. Вдали сверкнула молния, шумно раздался первый удар грома. Спеша укрыться, хаотично заметались птицы.

В глубоком молчании сидели мы с братом на заборе под тенью густого серебристого тополя и держали в руках удочки, крючки которых были опущены в огромную бадью с загнившей водой. О назначении жизни, в то время, мы не имели еще даже отдаленного понятия, и, вероятно, по этой причине, вот уже около недели любимым нашим занятием было — сидеть на заборе, над бадьей, с опущенными в нее крючками из простых медных булавок и ждать, что вот-вот, по особой к нам милости судьбы, в этой бадье и на эти удочки клюнет у нас «настоящая», живая рыба. Правда, уголок двора, где помещалась эта волшебная бадья, и сам по себе, даже и без живой рыбы, представлял много привлекательного и заманчивого. Среди садов, огородов, сараев, двориков, домов и флигелей, составлявших совокупность близко известного нам места, этот уголок вырезался как-то так удобно, что никому и ни на что не был нужен; поэтому мы чувствовали себя полными его обладателями, и никто не нарушал здесь нашего одиночества.

Середину этого пространства, ограниченного с двух сторон палисадником и деревьями сада, а с двух других пустыми стенами сараев, оставлявшими узкий проход, занимала большая мусорная куча. Стоптанный лапоть, кем-то перекинутый через крышу сарая, изломанное топорище, побелевший кожаный башмак с отогнувшимся кверху каблуком и безличная масса каких-то истлевших предметов, потерявших уже всякую индивидуальность, — нашли в тихом углу вечный покой после более или менее бурной жизни за его пределами… На вершине мусорной кучи валялся старый-престарый кузов какого-то фантастического экипажа, каких давно уже не бывало в действительности, то есть в каретниках, на дворах и на улицах. Это был какой-то призрачный обломок минувших времен, попавший сюда, быть может, еще до постройки окружающих зданий и теперь лежавший на боку с приподнятой кверху осью, точно рука без кисти, которую калека показывает на паперти, чтобы разжалобить добрых людей. На единственной половинке единственной дверки сохранились еще остатки красок какого-то герба, и единственная рука, закованная в стальные нарамники и державшая меч, высовывалась непонятным образом из тусклого пятна, в котором чуть рисовалось подобие короны. Остальное все распалось, растрескалось, облупилось и облезло в такой степени, что уже не ставило воображению никаких прочных преград; вероятно, поэтому старый скелет легко принимал в наших глазах все формы, всю роскошь и все великолепие настоящей золотой кареты. Когда нам приедались впечатления реальной жизни на больших дворах и в переулке, то мы с братом удалялись в этот уединенный уголок, садились в кузов, — и тогда начинались здесь чудеснейшие приключения, какие только могут постигнуть людей, безрассудно пускающихся в неведомый путь, далекий и опасный, в такой чудесной и такой фантастической карете. Мой брат, по большей части, предпочитал более деятельную роль кучера. Он брал в руки кнут из ременного обрезка, найденного в мусорной куче, затем серьезно и молча вынимал из кузова два деревянных пистолета, перекидывал через плечо деревянное ружье и втыкал за пояс огромную саблю, изготовленную моими руками из кровельного тесу.

Вид его, вооруженного таким образом с головы до ног, настраивал тотчас же и меня на соответствующий лад, и затем, усевшись каждый на свое место, мы отдавались течению нашей судьбы, не обмениваясь ни словом!.. Это не мешало нам с той же минуты испытывать общие опасности, приключения и победы. Очень может быть, конечно, что события не всегда совпадали с точки зрения кузова и козел, и я предавался упоению победы в то самое время, как кучер чувствовал себя на краю гибели… Но это ничему, в сущности, не мешало. Разве изредка я принимался неистово палить из окон, когда кучер внезапно натягивал вожжи, привязанные к обломку дышла, — и тогда брат говорил с досадой: — Что ты это, ей-богу!.. Ведь это гостиница… Тогда я приостанавливал пальбу, выходил из кузова и извинялся перед гостеприимным трактирщиком в причиненном беспокойстве, между тем как кучер распрягал лошадей, поил их у бадьи, и мы предавались мирному, хотя и короткому отдыху в одинокой гостинице. Однако случаи подобных разногласий бывали тем реже, что я скоро отдавался полету чистой фантазии, не требовавшей от меня внешних проявлений. Должно быть, в щелях старого кузова засели с незапамятных времен, — выражаясь по-нынешнему, — какие-то флюиды старинных происшествий, которые и захватывали нас сразу в такой степени, что мы могли молча, почти не двигаясь и сохраняя созерцательный вид, просидеть на своих местах от утреннего чая до самого обеда. И в этот промежуток от завтрака и до обеда вмещались для нас целые недели путешествий, с остановками в одиноких гостиницах, с ночлегами в поле, с длинными просеками в черном лесу, с дальними огоньками, с угасающим закатом, с ночными грозами в горах, с утренней зарей в открытой степи, с нападениями свирепых бандитов и, наконец, с туманными женскими фигурами, еще ни разу не открывавшими лица из-под густого покрывала, которых мы, с неопределенным замиранием души, спасали из рук мучителей на радость или на горе в будущем… И все это вмещалось в тихом уголке, между садом и сараями, где, кроме бадьи, кузова и мусорной кучи, не было ничего… Впрочем, были еще лучи солнца, пригревавшие зелень сада и расцвечивавшие палисадник яркими, золотистыми пятнами; были еще две доски около бадьи и широкая лужа под ними.

Затем, чуткая тишина, невнятный шопот листьев, сонное чирикание какой-то птицы в кустах и… странные фантазии, которые, вероятно, росли здесь сами по себе, как грибы в тенистом месте, — потому что нигде больше мы не находили их с такой легкостью, в такой полноте и изобилии… Когда, через узкий переулок и через крыши сараев, долетал до нас досадный призыв к обеду или к вечернему чаю, — мы оставляли здесь, вместе с пистолетами и саблями, наше фантастическое настроение, точно скинутое с плеч верхнее платье, в которое наряжались опять тотчас по возвращении. Однако с тех пор как брату пришла оригинальная мысль вырезать кривые и узловатые ветки тополя, навязать на них белые нитки, навесить медные крючки и попробовать запустить удочки в таинственную глубину огромной бадьи, стоявшей в углу дворика, для нас на целую неделю померкли все прелести золотой кареты. Во-первых, мы садились оба, в самых удивительных позах, на верхней перекладине палисадника, углом охватывавшего бадью и у которого мы предварительно обломали верхушки балясин. Во-вторых, над нами качался серебристо-зеленый шатер тополя, переполнявший окружающий воздух зеленоватыми тенями и бродячими солнечными пятнами. В-третьих, от бадьи отделялся какой-то особенный запах, свойственный загнившей воде, в которой уже завелась своя особенная жизнь, в виде множества каких-то странных существ, вроде головастиков, только гораздо меньше… Как ни покажется это странно, но запах этот казался нам, в сущности, приятным и прибавлял, с своей стороны, нечто к прелестям этого угла над бадьей… В то время как мы сидели по целым часам на заборе, вглядываясь в зеленоватую воду, из глубины бадьи то и дело подымались стайками эти странные существа, напоминавшие собой гибкие медные булавки, головки которых так тихо шевелили поверхность воды, между тем как хвостики извивались под ними, точно крошечные змейки. Это был целый особый мирок, под этою зеленою тенью, и, если сказать правду, в нас не было полной уверенности в том, что в один прекрасный миг поплавок нашей удочки не вздрогнет, не пойдет ко дну и что после этого который-нибудь из нас не вытащит на крючке серебристую, трепещущую живую рыбку. Разумеется, рассуждая трезво, мы не могли бы не придти к заключению, что событие это выходит за пределы возможного. Но мы вовсе не рассуждали трезво в те минуты, а просто сидели на заборе, над бадьей, под колыхавшимся и шептавшим зеленым шатром, в соседстве с чудесной каретой, среди зеленоватых теней, в атмосфере полусна и полусказки… Вдобавок мы не имели тогда ни малейшего понятия о назначении жизни… II Однажды, когда мы сидели таким образом, погруженные в созерцание неподвижных поплавков, с глазами, прикованными к зеленой глубине бадьи, — из действительного мира, то есть со стороны нашего дома, проник в наш фантастический уголок неприятный и резкий голос лакея Павла.

Он, очевидно, приближался к нам и кричал: — Панычи, панычи, э-эй! Идить бо до покою! Во-первых, почему это просто «до покою», а не к обеду, который в этот день действительно должен был происходить ранее обыкновенного, так как отец не уезжал на службу. Во-вторых, почему зовет именно Павел, которого посылал только отец в экстренных случаях, — тогда как обыкновенно от имени матери звала нас служанка Килимка. В-третьих, все это было нам очень неприятно, как будто именно этот несвоевременный призыв должен вспугнуть волшебную рыбу, которая как раз в эту минуту, казалось, уже плывет в невидимой глубине к нашим удочкам. Наконец Павел и вообще был человек слишком трезвый, отчасти даже насмешливый, и его излишне серьезные замечания разрушили не одну нашу иллюзию. Через полминуты этот Павел стоял, несколько даже удивленный, на нашем дворике и смотрел на нас, сильно сконфуженных, своими серьезно выпученными и слегка глуповатыми глазами. Мы оставались в прежних позах, но это только потому, что нам было слишком совестно, да и некогда уже скрывать от него свой образ действий.

В сущности же, с первой минуты появления этой фигуры в нашем мире, мы оба почувствовали с особенной ясностью, что наше занятие кажется Павлу очень глупым, что рыбу в бадьях никто не ловит, что в руках у нас даже и не удочки, а простые ветки тополя, с медными булавками, и что перед нами только старая бадья с загнившей водой. Павел взял из моих рук удочку, осмотрел ее и сказал: — Разве ж это удилище? Удилища надо делать из орешника. Потом пощупал нитку и сообщил, что нужен тут конский волос, да его еще нужно заплести умеючи; потом обратил внимание на булавочные крючки и объяснил, что над таким крючком, без зазубрины, даже и в пруду рыба только смеется. Стащит червяка и уйдет. Наконец, подойдя к бадье, он тряхнул ее слегка своей сильной рукой. Неизмеримая глубина нашего зеленого омута колыхнулась, помутнела, фантастические существа жалобно заметались и исчезли, как бы сознавая, что их мир колеблется в самых устоях. Обнажилась часть дна, — простые доски, облипшие какой-то зеленой мутью, — а снизу поднялись пузыри и сильный запах, который на этот раз и нам показался уже не особенно приятным.

Я и до сих пор очень ясно помню эту минуту столкновения наших иллюзий с трезвою действительностью в лице Павла.

Россиянин из Греции сравнил песчаную бурю в Афинах с обычной весной в Петербурге

Новости. Учителю. Международная дистанционная олимпиада «Инфоурок» весенний сезон 2024. Определи главное слово, поставь стрелку к зависимому. Определи разряд наречий. Был полдень,_ палило солнце. Это связано с тем, что накануне на Солнце произошли сразу четыре вспышки.

После редкого явления на Солнце на Землю обрушились сильные магнитные бури

На горизонте, ответ13056444: Был полдень,беспощадно палило солнце. Запад 24. Новости Региона (субтитры). Сделайте синтасический разбор предложений: Быстро растаял под лучами яркого солнца снег. Это связано с тем, что накануне на Солнце произошли сразу четыре вспышки.

Spaceweather: На Солнце произошел редчайший "четверной" мегавзрыв

За достоверность информации в материалах, размещенных на коммерческой основе, несет ответственность рекламодатель. Instagram и Facebook Metа запрещены в РФ за экстремизм. На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии.

Очерк I Для чего собственно создан человек, об этом мы с братом получили некоторое понятие довольно рано.

Мне, если не ошибаюсь, было лет десять, брату около восьми. Сведение это было преподано нам в виде краткого афоризма, или, по обстоятельствам, его сопровождавшим, скорее парадокса. Итак, кроме назначения жизни, мы одновременно обогатили свой лексикон этими двумя греческими словами.

Было это приблизительно около полудня знойного и тихого июньского дня. В глубоком молчании сидели мы с братом на заборе под тенью густого серебристого тополя и держали в руках удочки, крючки которых были опущены в огромную бадью с загнившей водой. О назначении жизни, в то время, мы не имели еще даже отдаленного понятия, и, вероятно, по этой причине, вот уже около недели любимым нашим занятием было — сидеть на заборе, над бадьей, с опущенными в нее крючками из простых медных булавок и ждать, что вот-вот, по особой к нам милости судьбы, в этой бадье и на эти удочки клюнет у нас «настоящая», живая рыба.

Правда, уголок двора, где помещалась эта волшебная бадья, и сам по себе, даже и без живой рыбы, представлял много привлекательного и заманчивого. Среди садов, огородов, сараев, двориков, домов и флигелей, составлявших совокупность близко известного нам места, этот уголок вырезался как-то так удобно, что никому и ни на что не был нужен; поэтому мы чувствовали себя полными его обладателями, и никто не нарушал здесь нашего одиночества. Середину этого пространства, ограниченного с двух сторон палисадником и деревьями сада, а с двух других пустыми стенами сараев, оставлявшими узкий проход, занимала большая мусорная куча.

Стоптанный лапоть, кем-то перекинутый через крышу сарая, изломанное топорище, побелевший кожаный башмак с отогнувшимся кверху каблуком и безличная масса каких-то истлевших предметов, потерявших уже всякую индивидуальность, — нашли в тихом углу вечный покой после более или менее бурной жизни за его пределами… На вершине мусорной кучи валялся старый-престарый кузов какого-то фантастического экипажа, каких давно уже не бывало в действительности, то есть в каретниках, на дворах и на улицах. Это был какой-то призрачный обломок минувших времен, попавший сюда, быть может, еще до постройки окружающих зданий и теперь лежавший на боку с приподнятой кверху осью, точно рука без кисти, которую калека показывает на паперти, чтобы разжалобить добрых людей. На единственной половинке единственной дверки сохранились еще остатки красок какого-то герба, и единственная рука, закованная в стальные нарамники и державшая меч, высовывалась непонятным образом из тусклого пятна, в котором чуть рисовалось подобие короны.

Остальное все распалось, растрескалось, облупилось и облезло в такой степени, что уже не ставило воображению никаких прочных преград; вероятно, поэтому старый скелет легко принимал в наших глазах все формы, всю роскошь и все великолепие настоящей золотой кареты. Когда нам приедались впечатления реальной жизни на больших дворах и в переулке, то мы с братом удалялись в этот уединенный уголок, садились в кузов, — и тогда начинались здесь чудеснейшие приключения, какие только могут постигнуть людей, безрассудно пускающихся в неведомый путь, далекий и опасный, в такой чудесной и такой фантастической карете. Мой брат, по большей части, предпочитал более деятельную роль кучера.

Он брал в руки кнут из ременного обрезка, найденного в мусорной куче, затем серьезно и молча вынимал из кузова два деревянных пистолета, перекидывал через плечо деревянное ружье и втыкал за пояс огромную саблю, изготовленную моими руками из кровельного тесу. Вид его, вооруженного таким образом с головы до ног, настраивал тотчас же и меня на соответствующий лад, и затем, усевшись каждый на свое место, мы отдавались течению нашей судьбы, не обмениваясь ни словом!.. Это не мешало нам с той же минуты испытывать общие опасности, приключения и победы.

Очень может быть, конечно, что события не всегда совпадали с точки зрения кузова и козел, и я предавался упоению победы в то самое время, как кучер чувствовал себя на краю гибели… Но это ничему, в сущности, не мешало. Разве изредка я принимался неистово палить из окон, когда кучер внезапно натягивал вожжи, привязанные к обломку дышла, — и тогда брат говорил с досадой: — Что ты это, ей-богу!.. Ведь это гостиница… Тогда я приостанавливал пальбу, выходил из кузова и извинялся перед гостеприимным трактирщиком в причиненном беспокойстве, между тем как кучер распрягал лошадей, поил их у бадьи, и мы предавались мирному, хотя и короткому отдыху в одинокой гостинице.

Однако случаи подобных разногласий бывали тем реже, что я скоро отдавался полету чистой фантазии, не требовавшей от меня внешних проявлений. Должно быть, в щелях старого кузова засели с незапамятных времен, — выражаясь по-нынешнему, — какие-то флюиды старинных происшествий, которые и захватывали нас сразу в такой степени, что мы могли молча, почти не двигаясь и сохраняя созерцательный вид, просидеть на своих местах от утреннего чая до самого обеда. И в этот промежуток от завтрака и до обеда вмещались для нас целые недели путешествий, с остановками в одиноких гостиницах, с ночлегами в поле, с длинными просеками в черном лесу, с дальними огоньками, с угасающим закатом, с ночными грозами в горах, с утренней зарей в открытой степи, с нападениями свирепых бандитов и, наконец, с туманными женскими фигурами, еще ни разу не открывавшими лица из-под густого покрывала, которых мы, с неопределенным замиранием души, спасали из рук мучителей на радость или на горе в будущем… И все это вмещалось в тихом уголке, между садом и сараями, где, кроме бадьи, кузова и мусорной кучи, не было ничего… Впрочем, были еще лучи солнца, пригревавшие зелень сада и расцвечивавшие палисадник яркими, золотистыми пятнами; были еще две доски около бадьи и широкая лужа под ними.

Затем, чуткая тишина, невнятный шопот листьев, сонное чирикание какой-то птицы в кустах и… странные фантазии, которые, вероятно, росли здесь сами по себе, как грибы в тенистом месте, — потому что нигде больше мы не находили их с такой легкостью, в такой полноте и изобилии… Когда, через узкий переулок и через крыши сараев, долетал до нас досадный призыв к обеду или к вечернему чаю, — мы оставляли здесь, вместе с пистолетами и саблями, наше фантастическое настроение, точно скинутое с плеч верхнее платье, в которое наряжались опять тотчас по возвращении. Однако с тех пор как брату пришла оригинальная мысль вырезать кривые и узловатые ветки тополя, навязать на них белые нитки, навесить медные крючки и попробовать запустить удочки в таинственную глубину огромной бадьи, стоявшей в углу дворика, для нас на целую неделю померкли все прелести золотой кареты. Во-первых, мы садились оба, в самых удивительных позах, на верхней перекладине палисадника, углом охватывавшего бадью и у которого мы предварительно обломали верхушки балясин.

Во-вторых, над нами качался серебристо-зеленый шатер тополя, переполнявший окружающий воздух зеленоватыми тенями и бродячими солнечными пятнами. В-третьих, от бадьи отделялся какой-то особенный запах, свойственный загнившей воде, в которой уже завелась своя особенная жизнь, в виде множества каких-то странных существ, вроде головастиков, только гораздо меньше… Как ни покажется это странно, но запах этот казался нам, в сущности, приятным и прибавлял, с своей стороны, нечто к прелестям этого угла над бадьей… В то время как мы сидели по целым часам на заборе, вглядываясь в зеленоватую воду, из глубины бадьи то и дело подымались стайками эти странные существа, напоминавшие собой гибкие медные булавки, головки которых так тихо шевелили поверхность воды, между тем как хвостики извивались под ними, точно крошечные змейки. Это был целый особый мирок, под этою зеленою тенью, и, если сказать правду, в нас не было полной уверенности в том, что в один прекрасный миг поплавок нашей удочки не вздрогнет, не пойдет ко дну и что после этого который-нибудь из нас не вытащит на крючке серебристую, трепещущую живую рыбку.

Разумеется, рассуждая трезво, мы не могли бы не придти к заключению, что событие это выходит за пределы возможного. Но мы вовсе не рассуждали трезво в те минуты, а просто сидели на заборе, над бадьей, под колыхавшимся и шептавшим зеленым шатром, в соседстве с чудесной каретой, среди зеленоватых теней, в атмосфере полусна и полусказки… Вдобавок мы не имели тогда ни малейшего понятия о назначении жизни… II Однажды, когда мы сидели таким образом, погруженные в созерцание неподвижных поплавков, с глазами, прикованными к зеленой глубине бадьи, — из действительного мира, то есть со стороны нашего дома, проник в наш фантастический уголок неприятный и резкий голос лакея Павла. Он, очевидно, приближался к нам и кричал: — Панычи, панычи, э-эй!

Идить бо до покою! Во-первых, почему это просто «до покою», а не к обеду, который в этот день действительно должен был происходить ранее обыкновенного, так как отец не уезжал на службу. Во-вторых, почему зовет именно Павел, которого посылал только отец в экстренных случаях, — тогда как обыкновенно от имени матери звала нас служанка Килимка.

В-третьих, все это было нам очень неприятно, как будто именно этот несвоевременный призыв должен вспугнуть волшебную рыбу, которая как раз в эту минуту, казалось, уже плывет в невидимой глубине к нашим удочкам. Наконец Павел и вообще был человек слишком трезвый, отчасти даже насмешливый, и его излишне серьезные замечания разрушили не одну нашу иллюзию. Через полминуты этот Павел стоял, несколько даже удивленный, на нашем дворике и смотрел на нас, сильно сконфуженных, своими серьезно выпученными и слегка глуповатыми глазами.

Мы оставались в прежних позах, но это только потому, что нам было слишком совестно, да и некогда уже скрывать от него свой образ действий. В сущности же, с первой минуты появления этой фигуры в нашем мире, мы оба почувствовали с особенной ясностью, что наше занятие кажется Павлу очень глупым, что рыбу в бадьях никто не ловит, что в руках у нас даже и не удочки, а простые ветки тополя, с медными булавками, и что перед нами только старая бадья с загнившей водой. Павел взял из моих рук удочку, осмотрел ее и сказал: — Разве ж это удилище?

Удилища надо делать из орешника. Потом пощупал нитку и сообщил, что нужен тут конский волос, да его еще нужно заплести умеючи; потом обратил внимание на булавочные крючки и объяснил, что над таким крючком, без зазубрины, даже и в пруду рыба только смеется.

Спеша укрыться, хаотично заметались птицы. Ветер - подлежащее выражено существительным ; Завывал и стонал - сказуемые выражены глаголами ; В трубке - обстоятельство места выражено существительным ; Нагоняя тоску - обстоятельство выражено деепричастием ;Характеристика: повествовательное, невосклицательное, простое, двусоставное, распространенное, осложнено однородными сказуемыми и деепричастным оборотом.

Оценить ответ Загрузить картинку Не нравится ответ? Если ответ на твой вопрос отсутствует, или он не полный, то рекомендуем найти информацию через поиск на сайте.

Сколько орфографических и пунктуационных ошибок допущено в тексте? Исправьте их. Был полдень,

Был полдень,беспощадно палило солнце. На горизонте появилась чёрная туча, которая неторопливо двигалась с запада на восток. Внезапно подул ветер.

На горизонте появилась чёрная туча, которая неторопливо двигалась с запада на восток. Внезапно подул ветер. Молодая берёзка испуганно затрепетала. Порывистый ветер усиливался.

Словарная работа: В соседн… д…ревню, на праз…ник, полд…нь, по пыльн… дорог…, з…вяли от зноя, вдру… увид…л, от п…лящих лучей со…нца, на …бочине д…рог…, бер…жн… взяли, …тн…сли в тень, может, не выж…вут, наст…ящи… друз…я пр…роды. Напиши изложение, ответив на вопросы: - Куда шли мальчики? Задание 1: ответить на вопросы - В какое время года произошло событие? Задание 2: закончить предложения.

На горизонте появилась чёрная туча, которая двигалась с запада на восток. Молодая берёзка затрепетала.

Порывистый ветер усиливался. Вдали сверкнула молния, раздался первый удар грома.

Появишься на горизонте

Россияне показали фотографии неба в Греции после жуткой песчаной бури - | Новости Летнее солнце уже вовсю пекло голову, и она поспешила надеть кепку.
Был полдень. Солнце светило горячо, как в мае. Я надея...➤ MyBook Их густые кроны в будущем будут защищать прохожих от палящего солнца и шума движущегося транспорта.

Почасовой прогноз

  • Комментарии
  • На Солнце произошло редчайшее явление — геомагнитное поле Земли возмутилось
  • Будущее для жизни уже сейчас
  • Был полдень. Солнце светило горячо, как в мае. Я надея...➤ MyBook
  • Список предметов

Глухо раздавались

7 В СТАВЬТЕ НАРЕЧИЯ Был полдень,палило солнце. 31. В знойный полдень. Мы сидели в тени, но и в тени было душно. Тяжёлый, знойный воздух словно замер. Горячее лицо с тоской искало ветра, да ветра-то не было. Солнце так и било с синего, потемневшего неба. Был полдень _палило солнце.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий