Ведущими мотивами рассказа Бунина являются.
Великие истории любви. Бунин и его женщины.
Содержание: Это сборник рассказов о любви. Рассказы о любви«Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой. Слово “любовь” в рассказе употребляется тогда, когда Бунин описывает чувства героя с помощью несобственно прямой речи. В рассказе «Темные аллеи» И. Бунин художественно исследует феномен любви как любви-воспоминания, любви-надежды. В основе сюжета произведения лежит история взаимоотношений мужчины и женщины, людей, когда-то близких друг другу. Какое произведение Толстого БОЛЬШЕ всего похоже на рассказ Чехова "Казак"? Достоинства: всегда волнительно читать о любви,тем более у Бунина,строки произведения впечатываются в сердце.
Как читать «Тёмные аллеи» Бунина?
Которую весьма и колоритно описывает так: Графиня была в широком розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, глубоко затягиваясь, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки; затягиваясь и смеясь, она все сводила разговоры на любовь. Однако, графине то похоже Ивлев понравился. И она не прочь бы и замутить с ним… Но, наш герой стоек и нравственно крепок. Его так просто не соблазнить. Из дальнейшего разговора он выяснил, что помер их общий сосед помещик Хвощинский. Который, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодости. По странному и невнятному стечению обстоятельств кучер Ивлева решил завернуть в деревню соседа помещика. Хотя наш герой-путешественник и не против, а наоборот очень даже «За»! Приехав в деревню Ивлев засмущался, нужно чем-то объяснить свой приезд.
Любовь, любовь — загадочное слово, Кто мог бы до конца его понять? Всегда во всем старо ты или ново, Томленье духа ты иль благодать? Невозвратимая себе утрата, Или обогащение без конца? Горячий день, какому нет заката, Иль ночь, опустошившая сердца? А может быть, ты лишь напоминанье О том, что всех нас неизбежно ждет? С природою, с беспамятством слиянье И вечный мировой круговорот? Любовь, любовь, — гласит преданье, Союз души с душой родной Их единенье, сочетанье И роковое их слиянье. И поединок роковой. И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, страстно млея, Оно изноет наконец. Рождественский Слайд 4 Описание слайда: О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
У Галины же в «Грасском дневнике» периодически прорывается сдерживаемое недовольство: «приходится считаться с характером И. Но всё-таки Муромцева-Бунина окончательно свыклась со своим двойственным, не поддающимся логике положением. Она приняла Галину как мать, очень полюбила её, и Галина, долгое время насторожённо относившаяся к жене писателя, вскоре ответила Вере Николаевне тем же. Время стёрло раздражение и насторожённость. Их примирила сама жизнь: двух счастливых женщин, деливших друг с другом одного любимого мужчину, и двух несчастных женщин, которые не могли обладать своим гением полностью. Они подружились. Как отмечают многие исследователи личной жизни русского классика, отношения между Буниным и Кузнецовой были лишь платоническими, а все домыслы о бурной интимной жизни — не что иное, как отсвет накала душевных страстей. Со временем «треугольник» превратился в «квадрат». На вилле поселился литератор Леонид Зуров, которого Вера принялась усиленно опекать. Опека вылилась в преданную влюбленность Зурова в Веру, о чем Бунин, само собой, знал. Обстановка в доме накалилась до предела. Если первое время Галина словно была заколдована Буниным, то напряженные годы в «любовном треугольнике» помогают ей сбросить эти чары. Она, наконец, осмеливается признаться самой себе в том, что Бунин никогда не уйдет от жены. С этого момента она начала думать о будущем: «Нельзя же, правда, жить так без самостоятельности, как бы в "полудетях"». Жить на положении то ли секретаря, то ли ученицы, ловить на себе косые взгляды, преданно смотреть в глаза гению, отказываясь от собственных амбиций, — нет, не об этом она мечтала! В отличие от Веры Галина более решительна. К тому же она поняла, что ей больше не нравится вести затворническую жизнь, на которой настаивал Бунин. Такой образ жизни подпитывал писателя, но полностью лишал сил саму Галину. А тут еще подоспела Нобелевская премия, получать которую Бунин отправился вместе с обеими «женами». Наверное, именно в тот момент Галина осознала, как грустно оставаться в тени великого писателя. Сколько сил ушло на перепечатку рукописей, литературные дискуссии, а в итоге, она даже не может претендовать на роль музы гения. Ведь «официальной музой» всегда будет Вера как жена писателя. После вручения премии, на пути из Швеции во Францию, чета Буниных вместе с Галиной останавливается погостить у писателя Федора Степуна. Там Галина заболела, и Бунины уехали домой, оставив молодую женщину на попечение писателя. Вдали от Бунина Галина окончательно освободилась от своей страсти к нему. Более того, в ее жизни наступает новый период. Что точно происходило в доме Степуна, доподлинно неизвестно, этот эпизод практически не описывается ни в дневниках Галины Кузнецовой, ни в воспоминаниях Веры Николаевны. Но именно там Галина познакомилась с сестрой философа Марго Степун, очень странной, волевой и сильной женщиной. Когда она возвращается в Грасс, Маргарита следует за ней. Судя по всему, переболев тяжелой любовью к Бунину, Галина не хотела и не могла влюбляться в мужчин. В конце мая 1934 года в Грасс приехала Марго Степун. Было в этой женщине что-то порочное, нездоровое. Она была яркой, но некрасивой, а мужеподобный голос и резкие манеры делали её до крайности грубой. Галина на её фоне выглядела робким, беззащитным существом. Она, долгое время молчавшая, вдруг оживилась и расцвела. Всё время проводила с Марго: подруги гуляли, ночевали в одной комнате, постоянно уединялись и, казалось, забывали обо всех. Бунин подшучивал над их неразлучной дружбой, пока однажды его не осенила ужасная догадка. И с каждым днём она подтверждалась всё сильнее: отношения женщин были явно противоестественные. Через два года от растраченной Нобелевской премии не осталось ни копейки, и дом опять погрузился в нищету. Восемь лет Кузнецова и Степун оставались на попечении у Бунина, и жизнь его превратилась в ад.
Она быстро обняла его за шею и неловко поцеловала в щеку… С тех пор они стали плавать по ночам. На другой день она вызвала его после обеда в сад и спросила: — Ты меня любишь? Он горячо ответил, помня вчерашние поцелуи в лодке: — С первого дня нашей встречи! Но, слава Богу, все это уже прошлое. Нынче вечером, как все улягутся, ступай опять туда и жди меня. Только выйди из дому как можно осторожнее — мама за каждым шагом моим следит, ревнива до безумия. Ночью она пришла на берег с пледом на руке. От радости он встретил ее растерянно, только спросил: — А плед зачем? Нам же будет холодно. Ну, скорей садись и греби к тому берегу… Всю дорогу они молчали. Когда подплыли к лесу на той стороне, она сказала: — Ну вот. Теперь иди ко мне. Где плед? Ах, он подо мной. Прикрой меня, я озябла, и садись. Вот так… Нет, погоди, вчера мы целовались как-то бестолково, теперь я сначала сама поцелую тебя, только тихо, тихо. А ты обними меня… везде… Под сарафаном у нее была только сорочка. Она нежно, едва касаясь, целовала его в края губ. Он, с помутившейся головой, кинул ее на корму. Она исступленно обняла его… Полежав в изнеможении, она приподнялась и с улыбкой счастливой усталости и еще не утихшей боли сказала: — Теперь мы муж с женой. Мама говорит, что она не переживет моего замужества, но я сейчас не хочу об этом думать… Знаешь, я хочу искупаться, страшно люблю по ночам… Через голову она разделась, забелела в сумраке всем своим долгим телом и стала обвязывать голову косой, подняв руки, показывая темные мышки и поднявшиеся груди, не стыдясь своей наготы и темного мыска под животом. Обвязав, быстро поцеловала его, вскочила на ноги, плашмя упала в воду, закинув голову назад, и шумно заколотила ногами. Потом он, спеша, помог ей одеться и закутаться в плед. В сумраке сказочно были видны ее черные глаза и черные волосы, обвязанные косой. Он больше не смел касаться ее, только целовал ее руки и молчал от нестерпимого счастья. Все казалось, что кто-то есть в темноте прибрежного леса, молча тлеющего кое-где светляками, — стоит и слушает. Иногда там что-то осторожно шуршало. Она поднимала голову: — Постой, что это? Или еж в лесу… — А если козерог? Но ты только подумай: выходит из лесу какой-то козерог, стоит и смотрит… Мне так хорошо, мне хочется болтать страшные глупости! И он опять прижимал к губам ее руки, иногда как что-то священное целовал холодную грудь. Каким совсем новым существом стала она для него! И стоял и не гас за чернотой низкого леса зеленоватый полусвет, слабо отражавшийся в плоско белеющей воде вдали, резко, сельдереем, пахли росистые прибрежные растения, таинственно, просительно ныли невидимые комары — и летали, летали с тихим треском над лодкой и дальше, над этой по-ночному светящейся водой, страшные, бессонные стрекозы. И все где-то что-то шуршало, ползло, пробиралось… Через неделю он был безобразно, с позором, ошеломленный ужасом совершенно внезапной разлуки, выгнан из дому. Как-то после обеда они сидели в гостиной и, касаясь головами, смотрели картинки в старых номерах «Нивы». Ужасно глупый! Вдруг послышались мягко бегущие шаги — и на пороге встала в черном шелковом истрепанном халате и истертых сафьяновых туфлях ее полоумная мать. Черные глаза ее трагически сверкали. Она вбежала, как на сцену, и крикнула: — Я все поняла! Я чувствовала, я следила! Негодяй, ей не быть твоею! И, вскинув руку в длинном рукаве, оглушительно выстрелила из старинного пистолета, которым Петя пугал воробьев, заряжая его только порохом. Он, в дыму, бросился к ней, схватил ее цепкую руку. Она вырвалась, ударила его пистолетом в лоб, в кровь рассекла ему бровь, швырнула им в него и, слыша, что по дому бегут на крик и выстрел, стала кричать с пеной на сизых губах еще театральнее: — Только через мой труп перешагнет она к тебе! Если сбежит с тобой, в тот же день повешусь, брошусь с крыши! Негодяй, вон из моего дома! Марья Викторовна, выбирайте: мать или он! Она прошептала: — Вы, вы, мама… Он очнулся, открыл глаза — все так же неуклонно, загадочно, могильно смотрел на него из черной темноты сине-лиловый глазок над дверью, и все с той же неуклонно рвущейся вперед быстротой несся, пружиня, качаясь, вагон. Уже далеко, далеко остался тот печальный полустанок. И уж целых двадцать лет тому назад было все это — перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли… Да, ведь были, еще журавли — как же он забыл о них! Все было странно в то удивительное лето, странна и пара каких-то журавлей, откуда-то прилетавших от времени до времени на прибрежье болота, и то, что они только ее одну подпускали к себе и, выгибая тонкие, длинные шеи, с очень строгим, но благосклонным любопытством смотрели на нее сверху, когда она, мягко и легко разбежавшись к ним в своих разноцветных чуньках, вдруг садилась перед ними на корточки, распустивши на влажной и теплой зелени прибрежья свой желтый сарафан, и с детским задором заглядывала в их прекрасные и грозные черные зрачки, узко схваченные кольцом темно-серого райка. Он смотрел на нее и на них издали, в бинокль, и четко видел их маленькие блестящие головки, — даже их костяные ноздри, скважины крепких, больших клювов, которыми они с одного удара убивали ужей. Кургузые туловища их с пушистыми пучками хвостов были туго покрыты стальным опереньем, чешуйчатые трости ног не в меру длинны и тонки — у одного совсем черные, у другого зеленоватые. Иногда они оба целыми часами стояли на одной ноге в непонятной неподвижности, иногда ни с того ни с сего подпрыгивали, раскрывая огромные крылья; а не то важно прогуливались, выступали медленно, мерно поднимали лапы, в комок сжимая три их пальца, а ставили разлато, раздвигая пальцы, как хищные когти, и все время качали головками… Впрочем, когда она подбегала к ним, он уже ни о чем не думал и ничего не видел — видел только ее распустившийся сарафан, смертной истомой содрогаясь при мысли о ее смуглом теле под ним, о темных родинках на нем. А в тот последний их день, в то последнее их свидание рядом в гостиной на диване, над томом старой «Нивы», она тоже держала в руках его картуз, прижимала его к груди, как тогда, в лодке, и говорила, блестя ему в глаза радостными черно-зеркальными глазами: — А я так люблю тебя теперь, что мне нет ничего милее даже вот этого запаха внутри картуза, запаха твоей головы и твоего гадкого одеколона! За Курском, в вагоне-ресторане, когда после завтрака он пил кофе с коньяком, жена сказала ему: — Что это ты столько пьешь? Это уже, кажется, пятая рюмка. Все еще грустишь, вспоминаешь свою дачную девицу с костлявыми ступнями? Что это значит? Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий. Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие? И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его. Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына. И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме. Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью. Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол. И вскоре красавица сказала горничной: — Это безобразие, он весь бархат на диване изотрет. Стелите ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре. И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью, — неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день: смиренно сидит себе в уголке гостиной, рисует на грифельной доске домики или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме, смотрит в окна… Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой. Он сам себе стелет постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук. Там спрятано и все остальное добришко его. Жил он с ней с тех пор все лето и прижил мальчика, который и стал расти при матери в кухне. Дьякон, дьяконица, сам батюшка и весь его дом, вся семья лавочника и урядник с женой, все знали, от кого этот мальчик, и семинарист, приезжая на каникулы, видеть не мог его от злобного стыда за свое прошлое: жил с дурочкой! Когда он кончил курс, — «блестяще! Гости тоже говорили о его блестящей будущности, пили чай, ели разные варенья, и счастливый дьякон завел среди их оживленной беседы зашипевший и потом громко закричавший граммофон. Все смолкли и с улыбками удовольствия стали слушать подмывающие звуки «По улице мостовой», как вдруг в комнату влетел и неловко, не в лад заплясал, затопал кухаркин мальчик, которому мать, думая всех умилить им, сдуру шепнула: «Беги попляши, деточка». Все растерялись от неожиданности, а дьяконов сын, побагровев, кинулся на него подобно тигру и с такой силой швырнул вон из комнаты, что мальчик кубарем покатился в прихожую. На другой день дьякон и дьяконица, по его требованию, кухарку прогнали. Они были люди добрые и жалостливые, очень привыкли к ней, полюбили ее за ее безответность, послушание и всячески просили сына смилостивиться. Но он остался непреклонен, и его не посмели ослушаться. К вечеру кухарка, тихо плача и держа в одной руке свой узелок, а в другой ручку мальчика, ушла со двора. Все лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с дерюжной сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечико, в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших, как те опорки, что валяются где-нибудь в овраге. Он был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил. Студент отбывал эту повинность каждое лето и теперь ехал с покорным спокойствием, не спеша читал в вагоне второго класса, положив молодую круглую ляжку на отвал дивана, новую книжку Аверченки, рассеянно смотрел в окно, как опускались и подымались телеграфные столбы с белыми фарфоровыми чашечками в виде ландышей. Он похож был на молоденького офицера — только белый картуз с голубым околышем был у него студенческий, все прочее на военный образец: белый китель, зеленоватые рейтузы, сапоги с лакированными голенищами, портсигар с зажигательным оранжевым жгутом. Дядя и тетя были богаты. Когда он приезжал из Москвы домой, за ним высылали на станцию тяжелый тарантас, пару рабочих лошадей и не кучера, а работника. А на станции дяди он всегда вступал на некоторое время в жизнь совсем иную, в удовольствие большого достатка, начинал чувствовать себя красивым, бодрым, манерным. Так было и теперь. Он с невольным фатовством сел в легкую коляску на резиновом ходу, запряженную резвой караковой тройкой, которой правил молодой кучер в синей поддевке-безрукавке и шелковой желтой рубахе. Через четверть часа тройка влетела, мягко играя россыпью бубенчиков и шипя по песку вокруг цветника шинами, на круглый двор обширной усадьбы, к перрону просторного нового дома в два этажа. На перрон вышел взять вещи рослый слуга в полубачках, в красном с черными полосами жилете и штиблетах. Студент сделал ловкий и невероятно широкий прыжок из коляски: улыбаясь и раскачиваясь на ходу, на пороге вестибюля показалась тетя — широкий чесучовый балахон на большом дряблом теле, крупное обвисшее лицо, нос якорем и под коричневыми глазами желтые подпалины. Она родственно расцеловала его в щеки, он с притворной радостью припал к ее мягкой темной руке, быстро подумав: целых три дня врать вот так, а в свободное время не знать, что с собой делать! Притворно и поспешно отвечая на ее притворно-заботливые расспросы о маме, он вошел за ней в большой вестибюль, с веселой ненавистью взглянул на несколько сгорбленное чучело бурого медведя с блестящими стеклянными глазами, косолапо стоявшего во весь рост у входа на широкую лестницу в верхний этаж и услужливо державшего в когтистых передних лапах бронзовое блюдо для визитных карточек, и вдруг даже приостановился от отрадного удивления: кресло с полным, бледным, голубоглазым генералом ровно катила навстречу к нему высокая, статная красавица в сером холстинковом платье, в белом переднике и белой косынке, с большими серыми глазами, вся сияющая молодостью, крепостью, чистотой, блеском холеных рук, матовой белизной лица. Целуя руку дяди, он успел взглянуть на необыкновенную стройность ее платья, ног. Генерал пошутил: — А вот это моя Антигона, моя добрая путеводительница, хотя я и не слеп, как Эдип, и особенно на хорошеньких женщин. Познакомьтесь, молодые люди. Она слегка улыбнулась, только поклоном ответила на поклон студента. Рослый слуга в полубачках и в красном жилете провел его мимо медведя наверх, по блестящей темно-желтым деревом лестнице с красным ковром посредине и по такому же коридору, ввел в большую спальню с мраморной туалетной комнатой рядом — на этот раз в какую-то другую, чем прежде, и окнами в парк, а не во двор. Но он шел, ничего не видя. В голове все еще вертелась веселая чепуха, с которой он въехал в усадьбу, — «мой дядя самых честных правил», — но стояло уже и другое: вот так женщина! Напевая, он стал бриться, мыться и переодеваться, надел штаны со штрипками, думая: «Бывают же такие женщины! И что можно отдать за любовь такой женщины! И как же это при такой красоте катать стариков и старух в креслах на колесиках! Мама, тетя, дядя, их изумление, когда я заявлю им о нашей любви и нашем решении соединить наши жизни, их негодование, потом уговоры, крики, слезы, проклятия, лишение наследства — все для меня ничто ради вас… Сбегая с лестницы к тете и дяде, — их покои были внизу, — он думал: «Какой, однако, вздор лезет мне в голову! Остаться тут под каким-нибудь предлогом, разумеется, можно… можно начать незаметно ухаживать, прикинуться безумно влюбленным… Но добьешься ли чего-нибудь? А если и добьешься, что дальше? Как развязаться с этой историей? Правда, что ли, жениться? Ужасно будет жаль уезжать. Живи себе, покуда не наскучит. Сидя и беседуя, он непрестанно ждал: вот-вот войдет она — объявит горничная, что готов чай в столовой, и она придет катить дядю. Но чай подали в кабинет — вкатили стол с серебряным чайником на спиртовке, и тетя разливала сама. Потом он все надеялся, что она принесет какое-нибудь лекарство дяде… Но она так и не пришла. В семь с половиной в вестибюле завыл гонг. Он первый вошел в празднично сверкающую люстрой столовую, где уже стояли возле столика у стены жирный бритый повар во всем белом и подкрахмаленном, худощекий лакей во фраке и белых вязаных перчатках и маленькая горничная, по-французски субтильная. Через минуту молочно-седой королевой, покачиваясь, вошла тетя в палевом шелковом платье с кремовыми кружевами, с наплывами на щиколках, над тесными шелковыми туфлями, и наконец-то она. Но, подкатив дядю к столу, она тотчас, не оборачиваясь, плавно вышла — студент успел только заметить странность ее глаз: они не моргали. Дядя покрестил грудь светло-серой генеральской тужурки мелкими крестиками, тетя и студент истово перекрестились стоя, потом именинно сели, развернули блестящие салфетки. Размытый, бледный, с причесанными мокрыми жидкими волосами, дядя особенно явно показывал свою безнадежную болезнь, но говорил и ел много и со вкусом, пожимал плечами, говоря о войне, — это было время русско-японской войны: за коим чертом мы затеяли ее! Лакей служил оскорбительно-безучастно, горничная, помогая ему, семенила изящными ножками, повар отпускал блюда с важностью истукана. Ели горячую, как огонь, налимью уху, кровавый ростбиф, молодой картофель, посыпанный укропом. Пили белое и красное вино князя Голицына, старого друга дяди.
К 150–летию Ивана Алексеевича Бунина
- Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи»
- Эротичный Бунин: 5 произведений великого писателя, которые учат детей любить | Вести образования
- Рассказы Бунина о любви: список, анализ, краткое содержание. Особенности рассказов Бунина о любви
- Недоумение счастья». (Тема любви в рассказах И. А. Бунина.) ? | Сочинения по литературе
- Любовь в произведениях Бунина.
- Книги из этой статьи
Оглавление
- ВЕЛИКИЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ. БУНИН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ
- Как читать «Тёмные аллеи» Бунина?
- Иван Бунин: «Время моей любви, несчастной, обманутой…»
- От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина
Содержание
- История создания и время написания
- Тема любви, красоты и памяти в рассказах И. А. Бунина - Литература и русский язык -
- Любовь в понимании Бунина
- Любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи»)
- Ранние годы и образование
Великие истории любви. Бунин и его женщины.
| Тема любви, красоты и памяти в рассказах И. А. Бунина | Рассказы о любви «Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!». |
| Исследовательская работа "Поэтика любви в новеллах И.А.Бунина" - литература, прочее | Рассказы о любви «Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!». |
| Великие истории любви. Бунин и его женщины. | Почему же Бунин никогда не рассказывает о счастливой любви, соединяющей влюбленных? |
| "Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина | Наверное, не случайно появляется рассказ «Легкое дыхание», где Бунин создает необыкновенно очаровательный, воздушный и легкомысленный образ Оли Мещерской. |
Раскрываем все тайны знаменитого рассказа Ивана Бунина «Темные аллеи»
Сборник рассказов «Темные аллеи», написанный Иваном Буниным – это классика русской прозы о любви. Любовь в бунинских рассказах может вести к разрушению и горю, потому что она возникает не только тогда, когда человек “имеет право” полюбить (“Руся”, “Кавказ”). Над знаменитым циклом рассказов о любви Бунин работал в основном в годы Второй мировой войны во Франции, оккупированной фашистскими войсками. Своеобразие темы любви в творчестве Бунина: Трагедийная концепция любви. Под впечатлением от рассказов Бунина, как просто и искренне он пишет, признаваясь через своего героя, что днями, годами ждешь любви (рассказ "В Париже"). Стихотворение «Встреча» о неутоленной любви Ивана Бунина стало ярким началом мероприятия.
ВЕЛИКИЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ. БУНИН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ - Статья из Альманаха "Бунинские Озерки" 2019
Картины природы, созданные Буниным, восхищали читателей и критиков. Особенной его любовью пользовалась природа русской деревни, во многом этому способствовало детство писателя, прошедшее в имении под Орлом. Стихотворение «Листопад», давшее название сборнику, он написал в 1900-м году и посвятил его Максиму Горькому. А за сам сборник в 1903 году ему присудили Пушкинскую премию. Это был дебют 30-летнего Бунина как прозаика, вынесшего на суд читателей свой лирический монолог-воспоминание. Язык и стиль изложения настолько поэтичны и легки, что уже с первых строк ты невольно погружается в атмосферу ранней осени, пьянящего запаха созревающих яблок и прохладной свежести. Он писал его трудно, отталкиваясь от событий Первой русской революции, пытаясь найти ответ на вопрос, что же такое загадочная «русская душа», при этом на первый план им были выведены простые мужики, братья Красовы, Тихон и Кузьма. Произведение поначалу вызвало шквал критики у читающей публики, обвинения в непатриотизме. А вот Горький прочитал «Деревню» с волнением и радостью за ее автора.
Как показало будущее, Бунин в своих неутешительных прогнозах грядущего был абсолютно прав. Иван Алексеевич справедливо полагал, что его популярность в России как писателя началась именно с «Деревни». В ней Бунин продолжает рисовать незавидную картину обнищания и вырождения русского народа. И теперь он пристально исследует столбовых дворян. Повесть полна драматизма и боли, ведь в судьбах ее героев — потомственных аристократов Хрущевых угадываются факты подлинной семейной истории рода Буниных. Писатель стремиться понять, почему после отмены крепостного права так быстро разорилось и исчезло целое сословие? Ведь происходящее в Суходоле было характерно для всей России того периода. И опять предчувствия его тревожны, полны горьких ожиданий и фатальной обреченности.
Как писал сам Бунин, «Суходол» относится к произведениям, «резко рисовавшим русскую душу, ее светлые и темные, но почти всегда трагические основы».
Только вот супруга изменяла ему постоянно, а сын оказался настоящим подлецом. Вот и наказала жизнь Николая Алексеевича за содеянное предательство молодости.
Бывший военный задумался о том, смогла бы любовь его молодых лет стать ему хорошей и верной женой, но предрассудки и прожитое время взяли свое и он так и не понял, что Надежда любила его одного всю жизнь. Мы можем прийти к выводу, что любовь для писателя — это всегда и трагедия. Бунин не верит в долгие и счастливые отношения, для него любовь скоротечна, за первыми радостями всегда стоят либо привыкание, либо разочарование.
Бывает и так, что непреодолимые обстоятельства вынуждают героев расстаться. Поэтому герои его произведений изменяют друг другу, расходятся или умирают. Но, несмотря на всё это, продолжают искать любовь.
Вспомним ещё одно яркое произведение Бунина о любви «Солнечный удар». Оно повествует о неожиданном чувстве, которое вспыхнуло между главными героями — поручиком и прекрасной незнакомкой. Писатель не дает им имена, наверное, для того, чтобы показать, что они — обычные люди, а история совсем не уникальна, обыденна.
Пара не готова к большому и светлому чувству, и у них совершенно нет времени разбираться в нем, так как у них есть всего одна ночь, которую они проводят, наслаждаясь друг другом. Когда наступает время прощаться, поручик не задумывается о том, какая нападет на него смертельная тоска после того, как его возлюбленная навсегда покинет корабль. А любовь, которую он осознаёт слишком поздно, почти губит его, лишает радости жизни; он чувствует себя «постаревшим на десять лет».
Точно ища спасения от нахлынувшей нежности, он бросается в город, бродит по рынку, проходит мимо людей и чувствует себя страшно одиноким. Это горько-сладкое чувство мешает ему думать и трезво смотреть на мир. Ведь, он точно знает, что больше никогда не встретится со своей незнакомкой.
Перед отъездом в Пиренеи в начале июня 1940 года он записал: «Страшно подумать — 17 лет прошло с тех пор, как мы поселились в Грассе, в этом удивительном поместье Villa Montfleuri, где тогда как раз вскоре расцвели лилии! Думал ли я, что в каком-то Грассе протечет чуть не четверть всей моей жизни! И как я тогда был еще молод! И вот исчезла и эта часть моей жизни — точно ее и не бывало». Так что уже тогда у него было такое чувство, что прошлое распадается на куски, летящие затем в пасть времени, а он перепрыгивает с одного на другой, будто с одной льдины на другую во время ледохода, но темп становится все яростней, и твердая поверхность уходит из-под ног все быстрее и быстрее, и он уже не поспевает за этим движением, пока, наконец, у него не остается сил скакать с одного куска на другой и вновь еще на один, потому что он уже стар, печален и устал, и он все сильнее чувствует, что на какой-то из этих льдин ему придется остаться, исчезнув вместе с ней. После возвращения из неудачного побега в Пиренеи это чувство, должно быть, в нем возросло, и, вероятно, именно тогда он осознал, скорее осознал, чем решил, что больше бежать уже не будет, что бы ни произошло. Он осознал, что еще одной эмиграции в его жизни не будет. Наблюдая за тем, как друзья и знакомые один за другим уезжают в Америку, он даже разрешил кому-то оформить для него и Веры очень сложные в получении американские визы, но об отъезде в другую страну, где ему пришлось бы начинать все сначала, он уже серьезно не думал. Июль 1940 года застал его все в том же месте, что он был и в июне, но сам он уже не был прежним — то, что ранее надломилось в нем, теперь окончательно треснуло. Вилла «Жаннет», в отличие от более скромных и расположенных ниже вилл «Монфлери» и «Бельведер», которые Бунины снимали в предыдущие годы и с радостью снимали бы и дальше, если бы кто-то их не надоумил, была окруженным высокими стенами огромным в стиле средиземноморского Юга поместьем.
Она принадлежала англичанке, некой миссис Юльбер, которая поспешно уехала в Англию во время войны и именно из-за этой поспешности взяла плату только в двенадцать тысяч франков в год. Когда французская кампания закончилась, миссис Юльбер — Бунин назвал ее в связи с этим «старой дурой» — подумала, что могла бы заработать больше на «Жаннете», но «наши» сумели объяснить ей, что это была идея, далекая от реальности, не учитывающая положение русских эмигрантов во Франции. Художница Татьяна Логинова , находившаяся в то время на «Жаннете», вспоминает: «Хорошая, барская обстановка, изумительный вид на Грасс — все это подбодрило Буниных. Вилла была одной из последних по Наполеоновской дороге, почти при выезде из Грасса. Над ней в саду возвышалась каменная часовня, а за часовней сразу начинался хвойный лес. Нужно было полчаса, чтобы подняться из Грасса по сокращенной дороге: по крутым тропинкам и лестницам мимо кактусов и запущенных огородов». Горное расположение виллы «Жаннет» и самого городка заслуживает немного большего внимания, чем ему посвятила Логинова, которая пишет об этом подъеме, высоте и крутых склонах так, что это можно было бы воспринять как риторическое преувеличение. Между тем Грасс, особенно если добираться до него с побережья, со стороны Канн , а не с севера или по кружному далекому от моря пути, не столько кажется холмистым, сколько обрывистым и вообще непригодным для проживания. Дома всех оттенков охры возвышаются вдоль извивающейся и уходящей резко вверх дороги, на уступах, вырубленных в скалах, и у непривыкшего к таким высотам гостя с равнин постоянно кружится голова и возникает ощущение, что, задержись он на мгновение, попытайся остановиться и оглянуться назад, то потеряет точку опоры и соскользнет на двадцать километров вниз — прямо в море. Думаю, когда Бунин приехал в Грасс, он был, как и я, гостем с равнин.
Однако плодородная степь Орловской губернии, где у его родителей было имение и где он сам вырос, простиралась широко и полого до самого горизонта, и больше всего Бунина пугала в детстве именно эта огромная горизонтальная бесконечность соединения земли и неба. Полное отсутствие вертикальных объектов — даже холмов и лесов, — которые ограничивали бы эту горизонтальность, или даже просто преград, которые оказывали бы любое вертикальное сопротивление ее горизонтальным просторам и позволяли бы преодолеть страх поглощения одновременно имманентной и трансцендентной бесконечностью. Вот почему подавляющему простору средней полосы Бунин предпочел крестьянско-дворянский быт, который он наблюдал в Белоруссии и Украине, где местность была более разнообразной, приятно холмистой и местами лесной. В большей степени подходящей человеку. Может быть, именно поэтому грасские крутые склоны не внушали ему страха?
Октябрьскую революцию Бунин воспринял как социальную драму.
В 1920 году эмигрировал во Францию. Там он продолжает свою творческую деятельность, создает автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», рассказы «Косцы», «Лапти», пишет цикл новелл «Темные аллеи». В сборнике «Темные аллеи» главная тема — любовь. Бунин показывает нам не только светлые, но и темные стороны любви, что символизирует и само название сборника. Возьмем для примера открывающий его одноименный рассказ. Сюжет его прост.
Старик-генерал приезжает на почтовую станцию в Тульскую губернию и встречает свою возлюбленную, с которой не виделся тридцать пять лет. Он не сразу узнает Надежду, ныне — хозяйку постоялого двора, где когда-то произошла их встреча. А узнав, внезапно выясняет, что все эти годы она любила его одного. Генерал Николай Алексеевич пытается оправдаться перед Надеждой, что столько лет не навещал ее: «Все проходит, мой друг… Любовь, молодость — все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит.
Как это сказано в книге Иова? Но больно уж неуклюжи, неискренни эти объяснения. Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело». Бунинский герой не верит: «Ведь не могла же ты любить меня весь век! И Надежда «с недоброй улыбкой» укоряет своего возлюбленного: «Очень бессердечно вы меня бросили, сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всем прочем», хотя и сознает, что «поздно теперь укорять». Генерал как будто не испытывает раскаяния: «А!
Все проходит. Но на самом деле Надежда права: «все проходит, да не все забывается». И Николай Алексеевич так и не смог забыть свою первую любовь. Напрасно молил он: «Уходи… Уходи, пожалуйста». И неожиданно проговаривается: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила».
Выясняется, что не простила.
Недоумение счастья». (Тема любви в рассказах И. А. Бунина.)
Чуть что — ах! И она вешается, или он стреляется, или убивает её. Я говорю ему Бунину — прим. Он сердито пожимает плечами: — Вот как?
По-вашему, незрело, романтично? Ну, значит, вы никогда не любили по-настоящему. Понятия о любви у вас нет.
Неужели вы ещё не знаете, что в семнадцать и семьдесят лет любят одинаково? Неужели вы ещё не поняли, что любовь и смерть связаны неразрывно? Каждый раз, когда я переживал любовную катастрофу — а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее почти каждая моя любовь была катастрофой, — я был близок к самоубийству.
Даже когда никакой катастрофы не было, а просто очередная размолвка или разлука. Я хотел покончить с собой из-за Варвары Пащенко. Из-за Ани, моей первой жены, тоже, хотя я её по-настоящему и не любил.
Но когда она меня бросила, я буквально сходил с ума. Днем и ночью думал о смерти. Даже с Верой Николаевной… Ведь я был всё ещё женат, и моя первая жена мне назло не желала со мной разводиться.
Я боялся, что Вера Николаевна откажется. Не решится соединить свою жизнь со мной. Ведь это было ещё до первой мировой войны.
Светские условности и предрассудки «Анны Карениной» были ещё живы. А она — Муромцева, дочь известного профессора, племянница председателя I Думы. Но жизнь без неё я себе не представлял.
Если бы она не решилась, отказала мне, я бы непременно… — он замолкает на минуту, глядя в окно. Вы же знаете…». И герои Бунина — такие же.
И именно слова самого писателя следует брать за основу, а не субъективные впечатления читателей, основанные на личном опыте. Санкт-Петербург Список использованной литературы: Бабореко А. Собрание сочинений.
В 6-ти т. Жизнь Арсеньева. Темные аллеи; Рассказы 1932-1952.
Затем она стала расцветать, развиваться не по дням, а по часам. Без всяких ее забот и усилий и как-то незаметно пришло к ней все то, что так отличало ее в последние два года из всей гимназии,- изящество, нарядность, ловкость, ясный блеск глаз… Последнюю свою зиму Оля Мещерская совсем сошла с ума от веселья, как говорили в гимназии. Однажды, на большой перемене, когда она вихрем носилась по соборному залу от гонявшихся за ней и блаженно визжавших первоклассниц, ее неожиданно вызвали к начальнице. Начальница, моложавая, но седая, спокойно сидела с вязаньем в руках за письменным столом, под царским портретом. Это женская прическа! Но, повторяю Вам, Вы совершенно упускаете из виду, что вы пока только гимназистка…. И тут Мещерская, не теряя простоты и спокойствия, вдруг вежливо перебила ее: — Простите, madame, вы ошибаетесь: я женщина. И виноват в этом — знаете кто?
С тех пор она скиталась по улицам с сыном, прося милостыню «Христа ради». Лицемерие и жестокость главного персонажа приобретают особенно сильный эффект оттого, что он обладает духовным саном, является служителем церкви. История незамысловата, но благодаря неповторимому стилю Ивана Бунина вызывает у читателя сильные чувства. Скитания молодой матери не дополнены слезливыми эмоциями, а описаны очень кратко и лаконично. О ребенке автор говорит лишь несколько слов: «Он был урод, но когда улыбался, был очень мил». Молодой студент гостит у своих близких родственников. Дядя — генерал, прикованный к инвалидной коляске. В его доме молодому человеку скучно и тоскливо. От скуки он предается фантазиям, сравнивает себя с пушкинским Онегиным. Но подушки он генералу не поправляет и лекарства не подносит. Эти обязанности лежат на сиделке — прекрасной молодой особе. С первого взгляда рождается страсть. Но студент не может встретиться с девушкой. Она где-то близко, ее комната за стеной, но все же девушка пока недоступна. В один прекрасный день она появляется в его комнате, и следующее утро генеральский племянник встречает уже в ее постели. Связь мгновенно обнаруживается, и молодой женщине ничего не остается, как покинуть имение. Чем стали для нее эти мимолетные отношения? Особенности рассказов Бунина о любви — это, прежде всего, недосказанность и загадка. На некоторые вопросы читателю приходится самому находить ответы. Список любовных историй включают повествования и о судьбоносном чувстве, и об эгоистичной страсти, и о быстротечном влечении. Об отношениях со случайными спутницами идет речь в рассказе «Визитные карточки». Он - известный писатель. Она — бедная простосердечная девушка. Ее муж, по ее же словам, человек добрый и совсем неинтересный. Ощущение того, что жизнь проходит впустую, подталкивает молодую женщину на любовные приключения. Ее наивность и неопытность трогают и влекут писателя. Жизнь этой женщины настолько однообразна и сера, что после знакомства и недолгого общения с красивым и знаменитым человеком она готова предаться простому, неромантичному разврату, дабы придать своему существованию хотя бы какие-то яркие краски. Что и происходит в ее каюте. В конце истории она предстает перед читателем в ином виде: "тихая, с опущенными ресницами". Список персонажей «Темных аллей» непросто составить, так как многие из них безлики. На первом плане в рассказах этого цикла — не человек с характерной внешностью и привычками, а чувство, которое правит его действиями. Жорж Левицкий — один из немногих персонажей, который не лишен имени и внешнего облика. Он задумчив, меланхоличен, неряшлив. Любовь приходит к нему не с появлением избранницы, а значительно раньше. Он ждет этого чувства, но к кому оно будет обращено, в начале истории он еще не знает. То ли это будет дочь коллеги Жоржа, то ли дальняя родственница, неважно.
Которую весьма и колоритно описывает так: Графиня была в широком розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, глубоко затягиваясь, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки; затягиваясь и смеясь, она все сводила разговоры на любовь. Однако, графине то похоже Ивлев понравился. И она не прочь бы и замутить с ним… Но, наш герой стоек и нравственно крепок. Его так просто не соблазнить. Из дальнейшего разговора он выяснил, что помер их общий сосед помещик Хвощинский. Который, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодости. По странному и невнятному стечению обстоятельств кучер Ивлева решил завернуть в деревню соседа помещика. Хотя наш герой-путешественник и не против, а наоборот очень даже «За»! Приехав в деревню Ивлев засмущался, нужно чем-то объяснить свой приезд.
Любовь в рассказах Бунина, цикл «Темные аллеи»
| Тёмные аллеи | Материал на тему: О случайных связях в искусстве: эротика в творчестве Бунина. |
| Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи» | Новости и СМИ. Обучение. |
| Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи» | Каждый рассказ — это отдельное повествование о любви, любви реалистической, такой, какая она есть в жизни. |
| «Есть нечто большее даже России. Это — мой Бог и моя душа» / | Все рассказы этой книги только о любви. |
| Рассказы Бунина о любви: список, анализ, краткое содержание. Особенности рассказов Бунина о любви | Бунин сходил с ума, потому что ему был нанесен удар, по силе сопоставимый с новостью о Нобелевской премии, но только с обратным знаком: сразу после большой удачи пришло такое же большое несчастье, и он не мог не думать об этом как о мести судьбы. |
Анализ «Тёмные аллеи» Бунин
В статье рассматривается изображение любви в знаменитом цикле рассказов «Темные аллеи» Ивана Бунина на примере некоторых произведений из цикла: «Грамматика любви», «Мадрид». Ведущими мотивами рассказа Бунина являются. Каждый рассказ — это отдельное повествование о любви, любви реалистической, такой, какая она есть в жизни.