Художнику М. Митуричу за иллюстрации к этой книге присуждена Серебряная медаль на.
Маршак стихи для детей 3 класс
| Стихи Самуила Маршака | 17. Стихи С.Я. Маршака для детей. |
| Стихи Маршака | Учим стихи просто | Дзен | любимые детские стихи и английские песенки, биография писателя. |
Стихи Барто для 3 класса
Самуил Маршак — Разговор с первым классом. любимый детский писатель миллионов детей. Здесь можно слушать онлайн сказки и стихи Маршака бесплатно в хорошем качестве. Стихи Маршака для 3 класса, читать полное собрание творчества автора. Стихотворения Самуила Маршака для детей. Некоторые стихи Маршака про детей у меня вызывают улыбку! Ведь кадый в детстве учил его стихи, а моим любимым был: Вот дом, который построил Джек.
Маршак Самуил Яковлевич
| Стихи Маршака Самуила для детей | Сказки для самых маленьких Сказки для детей 3 лет Сказки для детей 4 лет Сказки для детей 5 лет Сказки для детей 6 лет Сказки для детей 7 лет Сказки для детей 8-11 лет. |
| СБОРНИК | стихи МАРШАКА | Мультики для детей - YouTube | Стихотворения Маршака. Ушки на макушке обновил плейлист 2 ноября 2022 года. |
| Маршак стихи - читать онлайн сборник стихотворений известного детского писателя | Стихи Маршака для 3 класса разнообразны по содержанию и манере изложения. Это захватывающие истории о героях и поучительные пьесы с участием животных, забавные восточные притчи и пейзажные миниатюры, школьные стихотворения и патриотическая лирика. |
| Стихи Маршака для детей — Стихи, картинки и любовь | Слагал Маршак стихи для детей забавные и верил, что сочетание фантазий и свежести чувств помогут малышам понять тонкий юмор, почувствовать недосказанное, но заложенное в ритме и тональности стихотворения. |
Стихи Маршака — детство многих поколений
Всех детей гулять ведут. Маршак не только писал стихи для детей и взрослых, но и переводил поэтов разных стран, участвовал в создании одного из первых детских театров Советского Союза и первого издательства для детей. Стихи Маршака для детей — это море фантазий и художественного вымысла, на страницах своих удивительных произведений он философствует и размышляет о жизни.
Маршак для детей 3 класса
Багаж Стих Маршака - Багаж. переводчик Маршак – один из лучших переводчиков зарубежной поэзии того времени. Стихи Маршака для детей Цветная осень — вечер года — Мне улыбается светло.
Стихи Маршака - Страна сказок
Маршак стихи для детей Стихи. Автор na5club На чтение 111 мин. Опубликовано 21.05.2020 Обновлено 21.05.2020. Самуил Маршак: ТОП-50 детских стихотворений. Сборник стихов Маршака для детей дошкольного возраста и школьников. Стихи из школьной программы по литературе. Стихи про животных. Короткие стихи Маршака. Стихи для детей. стих Маршака про детей, которые прогуливают школу.
Стихотворения Самуила Маршака для детей
Поэзия Самуила Яковлевича воспитывает у детей любовь к Родине, доброту, щедрость и трудолюбие.
Говорит неугомонный: - Не боюсь я Угомона. Посмотрю я, кто кого: Он меня иль я его! Спят и взрослые и дети, Спит и ласточка и слон, Но не спит один Антон. До утра не спит и слышит, Как во сне другие дышат, Тихо тикают часы, За окошком лают псы.
Стал он песни петь от скуки, Взял от скуки книгу в руки. Но раздался громкий стук - Книга выпала из рук. Да и как читать в постели: Лампа светит еле-еле… Начал пальцы он считать: - Раз-два-три-четыре-пять, - Но сбивается со счёта - Не даёт считать дремота… Вдруг он слышит: - Дили-дон! Проскользнул он в дом украдкой, Наклонился над кроваткой, А на нитке над собой Держит шарик голубой. Да как будто и не шарик, А светящийся фонарик.
Синим светом он горит, Тихо-тихо говорит: - Раз. Кто не спит у вас в квартире? Всем на свете нужен сон. Кто не спит, тот выйди вон! Над мальчиком в постели Шумно крылья просвистели.
Просит шёпотом Антон: - Дай мне птичку, Угомон! Ты давно уж крепко спишь… Сладких снов тебе, малыш! Есть и там неугомонный, Непоседливый народ. Где листвою шелестящий Лес в дремоту погружён, Там прошёл лесною чащей Седобровый Угомон. Но и днём бывает нужен Тихий, строгий Угомон.
Что случилось нынче в школе? Нет учительницы, что ли? Расшумелся первый класс И бушует целый час. Поднял шум дежурный Миша. Он сказал: - Ребята, тише!
Не шумите! Тут учительница пенья Просто вышла из терпенья, Убежать хотела вон… Вдруг явился Угомон. И никуда я не иду, Покуда он идёт. Угадай, кто в нём живёт. Дверца узкая под крышей - Не для белки, не для мыши, Не для вешнего жильца, Говорливого скворца.
В эту дверь влетают вести, Полчаса проводят вместе. Вести долго не гостят - Во все стороны летят! Ела, ела Дуб, дуб, Поломала Зуб, зуб. Мы за обедом - под столом, А ночью - под кроватью. Никому его не жалко.
А за что беднягу бьют? А за то, что он надут! По прямым стальным дорожкам Ходят красные дома. Добегают до окраин, А потом бегут назад. Впереди сидит хозяин И ногою бьёт в набат.
Поворачивает ловко Рукоять перед окном. Там, где надпись «Остановка», Останавливает дом. То и дело на площадку Входит с улицы народ. А хозяйка по порядку Всем билетики даёт. Вокруг оси Своей кружусь.
А осенью с бедняжки Сорвали все рубашки. Но зимние метели В меха его одели. На солнце почернела я, И вот теперь я спелая. Держась рукой за тросточку, Тебя давно я жду. Ты съешь меня, а косточку Зарой в своём саду.
Но с каждым днём терял он вес И наконец совсем исчез. Мы бьём исправно Каждый час. А вы, друзья, Не бейте нас! А за ним такая гладь - Ни морщинки не видать! Колочу я что есть мочи День-деньской.
Как завижу лежебоку, Что валяется без проку, Я прижму его к доске Да как стукну по башке! В доску спрячется бедняжка - Чуть видна его фуражка. Смеётесь вы - Он засмеётся тоже. Вы скачете - Он вам навстречу скачет. Заплачете - Он вместе с вами плачет.
Если ты мне строишь рожи, Я гримасничаю тоже. Когда разгневан океан И ты скитаешься во мгле На одиноком корабле, - Зажги фонарь во тьме ночной И посоветуйся со мной: Я закачаюсь, задрожу - И путь на север укажу. Я лучинку зажёг, Положил на порог, Зашумело в избе, Загудело в трубе. Видит пламя народ, А тушить не идёт. Глаза мои - два огня.
Сердце, бензином согретое, Стучит в груди у меня. Я жду терпеливо и молча На улице, у ворот, И снова мой голос волчий Пугает в пути народ. Что за чудо! Кто-то выбежал оттуда На колёсах и с трубой, Хвост волочит за собой. Парень дюжий он и крепкий, Без вреда глотает щепки.
Хоть и ростом не велик, А пыхтит, как паровик. А поддашь его ботинком - Он летит. Вверх и вбок его кидают На лугу. Головой его бодают На бегу. Ты встречал меня нередко В дневнике ученика.
Он зажигает без огня Во всей квартире свет. Он щёлкнет раз - Светло у нас. Он щёлкнет раз - И свет погас. Если этого коня Я к забору не приставлю, Упадёт он без меня. В ночное время под замком Она хранит мой сон.
Она ни в город, ни во двор Не просится гулять. На миг заглянет в коридор - И в комнату опять. Ты старомоден. Вот расплата За то, что в моде был когда-то. Вы, что умеете жить настоящим, В смерть, как бессмертные дети, не верьте.
Миг этот будет всегда предстоящим - Даже за час, за мгновенье до смерти. Сегодня особый - сиреневый - день, Начало цветущего лета. За несколько дней разоделись кусты, Недавно раскрывшие листья, В большие и пышные гроздья-цветы, В густые и влажные кисти. И мы вспоминаем, с какой простотой, С какою надеждой и страстью Искали меж звёздочек в грозди густой Пятилепестковое «счастье». С тех пор столько раз перед нами цвели Кусты этой щедрой сирени.
И если мы счастья ещё не нашли, То, может быть, только от лени. А дальше что? А дальше - ничего… Забудет тело имя и прозванье, - Не существо, а только вещество. Пусть будет так. Не жаль мне плоти тленной, Хотя она седьмой десяток лет Бессменно служит зеркалом вселенной, Свидетелем, что существует свет.
Мне жаль моей любви, моих любимых. Ваш краткий век, ушедшие друзья, Исчезнет без следа в неисчислимых, Несознанных веках небытия. Вам всё равно, взойдёт ли вновь светило, Рождая жизнь бурливую вдали, Иль наше солнце навсегда остыло, И жизни нет, и нет самой земли… Здесь, на земле, вы прожили так мало, Но в глубине открытых ваших глаз Цвела земля, и небо расцветало, И звёздный мир сиял в зрачках у вас. За краткий век страданий и усилий, Тревог, печалей, радостей и дум Вселенную вы сердцем отразили И в музыку преобразили шум. Чуковскому от 70-летнего С.
Маршака Корней Иванович Чуковский, Прими привет мой маршаковский. Пять лет, шесть месяцев, три дня Ты пожил в мире без меня, А целых семь десятилетий Мы вместе прожили на свете. Я в первый раз тебя узнал, Какой-то прочитав журнал На берегу столицы невской. Писал в то время Скабичевский, Почтенный, скучный, с бородой. И вдруг явился молодой, Весёлый, буйный, дерзкий критик, - Не прогрессивный паралитик, Что душит грудами цитат, Загромождающих трактат, Не плоских истин проповедник, А умный, острый собеседник, Который, книгу разобрав, Подчас бывает и неправ, Зато высказывает мысли, Что не засохли, не прокисли.
Лукавый, ласковый и злой, Одних колол ты похвалой, Другим готовил хлёсткой бранью Дорогу к новому изданью. Ты строго Чарскую судил. Но вот родился «Крокодил», Задорный, шумный, энергичный, - Не фрукт изнеженный, тепличный, - И этот лютый крокодил Всех ангелочков проглотил В библиотеке детской нашей, Где часто пахло манной кашей. Моё приветствие прими! Со всеми нашими детьми Я кланяюсь тому, чья лира Воспела звучно Мойдодыра.
Пусть пригласительный билет Тебе начислил много лет, Но, поздравляя с годовщиной, Не семь десятков с половиной Тебе я дал бы, друг старинный. Могу я дать тебе - прости! Чуковского для детей 1917 , появление которой было важным событием в истории русской детской поэзии. И ежели вы Вежливы, То вам, товарищ, надо Всегда без опоздания Ходить на сбор отряда. Не тратить же Товарищам, Явившимся заранее, Минуты на собрание, Часы на ожидание!
И ежели вы вежливы, То вы в библиотеке Некрасова и Гоголя Возьмёте не навеки. И ежели вы Вежливы, Вы книжечку вернёте В опрятном, не измазанном И целом переплёте. И ежели вы Вежливы - Тому, кто послабее, Вы будете защитником, Пред сильным не робея. Гулял он с важной нянею. Она давала тонкое Ребёнку Воспитание.
Где каждый камень - памятник героям. Вот на фасаде надпись: «Отстоим! Опубликовано 4 ноября 1952 г. Вот пО двору неторопливым шагом Идёт домой с завода мой отец. Лежу я в старой тачке, и спросонья Я чувствую - отцовская рука Широкою горячею ладонью Моих волос касается слегка.
Заходит солнце. Небо розовато. Фабричной гарью тянет. Но вовек Не будет знать прекраснее заката Лежащий в старой тачке человек. А уж на ниточках жемчужины От ветра каждого дрожат.
Бутонов круглые бубенчики Ещё закрыты и плотны, Но солнце раскрывает венчики У колокольчиков весны. Природой бережно спелёнутый, Завёрнутый в зелёный лист, Растёт цветок в глуши нетронутой, Прохладен, хрупок и душист. Томится лес весною раннею, И всю счастливую тоску И всё своё благоухание Он отдал горькому цветку. Таков обычай был старинный - Чтоб с государственных гербов Грозил соседям лик звериный Оскалом всех своих зубов. То хищный зверь, то птица злая, Подобье потеряв своё, Сжимают в лапах, угрожая, Разящий меч или копьё.
Где львов от века не бывало, С гербов свирепо смотрят львы Или орлы, которым мало Одной орлиной головы! Но не орёл, не лев, не львица Собой украсили наш герб, А золотой венок пшеницы, Могучий молот, острый серп. Мы не грозим другим народам, Но бережём просторный дом, Где место есть под небосводом Всему, живущему трудом. Но если рано или поздно На дом наш недруг посягнёт, Его расплющит молот грозный И острый серп его сожнёт. Не будет недругом расколот Союз народов никогда.
Неразделимы серп и молот, Земля, и колос, и звезда! От градин, падавших с небес, От молнии и грома Ушли ребята под навес - В подъезд чужого дома. Они сидели у дверей В прохладе и смотрели, Как два потока всё быстрей Бежали по панели, Как забурлила в желобах Вода, сбегая с крыши, Как потемнели на столбах Вчерашние афиши… Вошли в подъезд два маляра, Встряхнувшись, точно утки, - Как будто кто-то из ведра Их окатил для шутки. Вошёл старик, очки протёр, Запасся папиросой И начал долгий разговор С короткого вопроса: - Вы, верно, жители Москвы? Который дом?
Другой сказал: - СССР. А третий: - Моссовета. Старик подумал, покурил И не спеша заговорил: - Была владелицей его До вашего рожденья Аделаида Хитрово. Спросили мальчики: - Чего? Что это значит «Хитрово»?
Какое учрежденье? К подъезду не пускали нас, Но, озорные дети, С домовладелицей не раз Катались мы в карете. Не на подушках рядом с ней, А сзади - на запятках. Гонял оттуда нас лакей В цилиндре и в перчатках. У них различье только в том, Что первый был в ливрее, Второй - в мундире золотом, При шпаге, с анненским крестом, С «Владимиром» на шее.
Вот чудак! А были, дедушка, у вас Медали с орденами? Мой дед привёз меня в Москву И здесь пристроил к мастерству. За это не медали, А тумаки давали!.. Тут грозный громовой удар Сорвался с небосвода.
Другой сказал: - Природа!.. Казалось, вечер вдруг настал, И стало холоднее, И дождь сильнее захлестал, Прохожих не жалея. Старик подумал, покурил И, помолчав, заговорил: - Итак, опять же про него, Про господина Хитрово. Он был первейшим богачом И дочери в наследство Оставил свой московский дом, Имения и средства. Этаж сенатор занимал, Этаж - путейский генерал, Два этажа - княгиня.
Ещё повыше - мировой, Полковник с матушкой-вдовой, А у него над головой - Фотограф в мезонине. Для нас, людей, был чёрный ход, А ход парадный - для господ. Хоть нашу братию подчас Людьми не признавали, Но почему-то только нас Людьми и называли. Мой дед арендовал Подвал. Служил он у хозяев.
А в «Гастрономе» торговал Тит Титыч Разуваев. Он приезжал на рысаке К семи часам - не позже, И сам держал в одной руке Натянутые вожжи. Имел он знатный капитал И дом на Маросейке. Но сам за кассою считал Потёртые копейки. Другой ответил: - Точно!
Купец Багров имел затон И рыбные заводы. Гонял до Астрахани он По Волге пароходы. Он не ходил, старик Багров, На этих пароходах, И не ловил он осетров В привольных волжских водах. Его плоты сплавлял народ, Его баржи тянул народ, А он подсчитывал доход От всей своей флотилии И самый крупный пароход Назвал своей фамилией. На белых вёдрах вдоль бортов, На каждой их семёрке, Была фамилия «Багров» - По букве на ведёрке.
Теперь не в моде твёрдый, А был в ходу он при царе, И у Багрова на ведре Он красовался гордо. Была когда-то буква «ять»… Но это - только к слову. Вернуться надо нам опять К покойному Багрову. Скончался он в холерный год, Хоть крепкой был породы, А дети продали завод, Затон и пароходы… - Да что вы, дедушка! Завод Нельзя продать на рынке.
Завод - не кресло, не комод, Не шляпа, не ботинки! Всё продавали господа: Дома, леса, усадьбы, Дороги, рельсы, поезда, - Лишь выгодно продать бы! Не знали мы, рабочий люд, Кому копили средства. Мы знали с детства только труд И не видали детства. Нам в этот сад закрыт был вход.
Цвели в нём розы, лилии. Он был усадьбою господ - Не помню по фамилии… Сад охраняли сторожа. И редко - только летом - В саду гуляла госпожа С племянником-кадетом. Румяный маленький кадет, Как офицерик, был одет. И хвастал перед нами Мундиром с галунами.
Мне нынче вспомнился барчук, Хорошенький кадетик, Когда суворовец - мой внук - Прислал мне свой портретик. Ну, мой скромнее не в пример, Растёт не по-кадетски. Он тоже будет офицер, Но офицер советский. Другой сказал: - Наверно! В сапожной мастерской Сучил я дратву день-деньской И натирал мозоли.
Я проходил свой первый класс, Когда гусей в деревне пас. Второй в столице я кончал, Когда кроил я стельки И дочь хозяйскую качал В скрипучей колыбельке. Потом на фабрику пошёл, А кончил забастовкой, И уж последнюю из школ Прошёл я под винтовкой. Так я учился при царе, Как большинство народа, И сдал экзамен в Октябре Семнадцатого года! Мы прожили недаром.
Хоть нелегко бывало нам, Идём мы к новым временам И не вернёмся к старым! Я не учён. Зато мой внук Проходит полный курс наук. Не забывает он меня И вот что пишет деду: «Пред лагерями на три дня Гостить к тебе приеду. С тобой ловить мы будем щук, Вдвоём поедем в Химки…» Вот он, суворовец - мой внук, - С товарищем на снимке!
Прошибла старика слеза, И словно каплей этой Внезапно кончилась гроза. И солнце хлынуло в глаза Струёй горячей света. В январе, в январе Много снегу на дворе. Снег - на крыше, на крылечке. Солнце в небе голубом.
В нашем доме топят печки. В небо дым идёт столбом. Февраль Дуют ветры в феврале, Воют в трубах громко.
Заключительное предложение в этой цитате, по-моему, в полной мере можно отнести к творческой работе самого Маршака. Вот что говорил Самуил Яковлевич о том, какими он хотел бы видеть хорошие детские стихи и детские книжки: «В детской книжке не должно быть много текста, чтобы легко можно было перечислить все слова от первого до последнего. При такой замечательной краткости каждое слово должно быть взвешено и проверено. Ведь по этим коротеньким стихам и книжкам дети учатся мыслить, чувствовать и говорить. Но такая маленькая книжка никогда не должна быть ничтожной, пустой книжкой». Какие важные слова! Конечно, это не означает, что все детские книжки обязательно должны быть — «книжки-малышки», а все стихотворения должны быть размером в одну-две строфы.
Речь совсем о другом. Не должно быть по своей внутренней сути пустых стихов, рассказов, сказок и т. Не должно быть многословных, пустопорожних пояснений или бессмысленных монологов автора и диалогов персонажей, вредным является приспособление прямой речи героев к псевдосовременной манере, не должно быть вялого развития действия. Ведь на самом деле реальная или сказочная жизнь всегда развивается активно, энергично, как течёт земное или сказочное время. В упомянутой мною статье [1] Самуил Яковлевич пишет: «Слушая сказки Пушкина, мы с малых лет учимся ценить чистое, простое, чуждое преувеличения и напыщенности слово». Но как соответствует их словесный строй требованиям читателя ребёнка, не останавливающегося на описаниях и подробностях и жадно воспринимающего в рассказе действие». У самого Маршака в детских стихотворениях не только выверены все слова, композиция и ритм повествования, но практически всегда образы, фразы, их положение и сочетание, развитие действия, соответствует простоте и лёгкости детского восприятия. Не сложно заметить, что он активно и очень к месту применяет формы детских считалок, прибауток, загадок, озорных высказываний.
Евгения Борисовна была талантливой рассказчицей и умела подбирать красивые рифмы к словам. Короткие стихотворения начинающего поэта были несколько легкомысленны и не несли глубокого смысла.
Он «писал» стихотворение за стихотворением, не особо задумываясь над содержанием. Но с особой теплотой вспоминает годы, проведенные в северной столице. Он часами просиживал в публичной библиотеке, поглощая книгу за книгой. Насыщенной была творческая жизнь Маршака. У него всегда было много идей и творческих планов. Живя в Екатеринбурге, он открыл один из первых детских театров. Вместе с поэтессой Васильевой писал пьесы. На базе театра потом появился целый городок, со своим садиком, школой, библиотекой и ремесленными мастерскими. Первый сборник сочинений «Детки в клетке» увидел свет в 1923 году. Маршак издал его, уже живя в Петрограде.
В этом же году вышел его детский журнал «Воробей», известный больше как «Новый Робинзон».
Самуил Маршак: стихи для детей
Китса, Р. Киплинга и других авторов. За свои переводы баллад и песен Роберта Бернса Маршак стал почетным гражданином Шотландии. Книги стихов Маршака выходили одна за другой, и его сказочные пьесы, такие как «Двенадцать месяцев» и «Кошкин дом», остаются популярными среди детей и по сей день. За свои работы Маршак получил множество наград и премий, а его произведения были переведены на многие языки. Самуил Маршак скончался в 1964 году и был похоронен в Москве.
Его наследие как автора детских книг и талантливого переводчика продолжает жить и вдохновлять молодое поколение.
Четыре лапы и пушистый хвост Ему в полете заменяют крылья. Моя сосна — его укромный дом Иль временный привал среди кочевья. Теперь я знаю: за моим окном Не только мне принадлежат деревья!
Первый день календаря.
Всех, кто ночью гомонит, Угомон угомонит. Он людей зовёт на отдых В деревнях и городах, На высоких пароходах, В длинных скорых поездах. Ночью в сумраке вагона Вы найдёте Угомона. Унимает он ребят, Что улечься не хотят.
Ходит он по всем квартирам. А подчас летит над миром В самолёте Угомон: И воздушным пассажирам Тоже ночью нужен сон. Под спокойный гул моторов, В синем свете ночника Люди спят среди просторов, Пробивая облака. По ночам он спать не хочет, Не ложится на кровать, А хохочет И грохочет И другим мешает спать. Люди просят: - Не шуми, Угомон тебя возьми! Говорит неугомонный: - Не боюсь я Угомона.
Посмотрю я, кто кого: Он меня иль я его! Спят и взрослые и дети, Спит и ласточка и слон, Но не спит один Антон. До утра не спит и слышит, Как во сне другие дышат, Тихо тикают часы, За окошком лают псы. Стал он песни петь от скуки, Взял от скуки книгу в руки. Но раздался громкий стук - Книга выпала из рук. Да и как читать в постели: Лампа светит еле-еле… Начал пальцы он считать: - Раз-два-три-четыре-пять, - Но сбивается со счёта - Не даёт считать дремота… Вдруг он слышит: - Дили-дон!
Проскользнул он в дом украдкой, Наклонился над кроваткой, А на нитке над собой Держит шарик голубой. Да как будто и не шарик, А светящийся фонарик. Синим светом он горит, Тихо-тихо говорит: - Раз. Кто не спит у вас в квартире? Всем на свете нужен сон. Кто не спит, тот выйди вон!
Над мальчиком в постели Шумно крылья просвистели. Просит шёпотом Антон: - Дай мне птичку, Угомон! Ты давно уж крепко спишь… Сладких снов тебе, малыш! Есть и там неугомонный, Непоседливый народ. Где листвою шелестящий Лес в дремоту погружён, Там прошёл лесною чащей Седобровый Угомон. Но и днём бывает нужен Тихий, строгий Угомон.
Что случилось нынче в школе? Нет учительницы, что ли? Расшумелся первый класс И бушует целый час. Поднял шум дежурный Миша. Он сказал: - Ребята, тише! Не шумите!
Тут учительница пенья Просто вышла из терпенья, Убежать хотела вон… Вдруг явился Угомон. И никуда я не иду, Покуда он идёт. Угадай, кто в нём живёт. Дверца узкая под крышей - Не для белки, не для мыши, Не для вешнего жильца, Говорливого скворца. В эту дверь влетают вести, Полчаса проводят вместе. Вести долго не гостят - Во все стороны летят!
Ела, ела Дуб, дуб, Поломала Зуб, зуб. Мы за обедом - под столом, А ночью - под кроватью. Никому его не жалко. А за что беднягу бьют? А за то, что он надут! По прямым стальным дорожкам Ходят красные дома.
Добегают до окраин, А потом бегут назад. Впереди сидит хозяин И ногою бьёт в набат. Поворачивает ловко Рукоять перед окном. Там, где надпись «Остановка», Останавливает дом. То и дело на площадку Входит с улицы народ. А хозяйка по порядку Всем билетики даёт.
Вокруг оси Своей кружусь. А осенью с бедняжки Сорвали все рубашки. Но зимние метели В меха его одели. На солнце почернела я, И вот теперь я спелая. Держась рукой за тросточку, Тебя давно я жду. Ты съешь меня, а косточку Зарой в своём саду.
Но с каждым днём терял он вес И наконец совсем исчез. Мы бьём исправно Каждый час. А вы, друзья, Не бейте нас! А за ним такая гладь - Ни морщинки не видать! Колочу я что есть мочи День-деньской. Как завижу лежебоку, Что валяется без проку, Я прижму его к доске Да как стукну по башке!
В доску спрячется бедняжка - Чуть видна его фуражка. Смеётесь вы - Он засмеётся тоже. Вы скачете - Он вам навстречу скачет. Заплачете - Он вместе с вами плачет. Если ты мне строишь рожи, Я гримасничаю тоже. Когда разгневан океан И ты скитаешься во мгле На одиноком корабле, - Зажги фонарь во тьме ночной И посоветуйся со мной: Я закачаюсь, задрожу - И путь на север укажу.
Я лучинку зажёг, Положил на порог, Зашумело в избе, Загудело в трубе. Видит пламя народ, А тушить не идёт. Глаза мои - два огня. Сердце, бензином согретое, Стучит в груди у меня. Я жду терпеливо и молча На улице, у ворот, И снова мой голос волчий Пугает в пути народ. Что за чудо!
Кто-то выбежал оттуда На колёсах и с трубой, Хвост волочит за собой. Парень дюжий он и крепкий, Без вреда глотает щепки. Хоть и ростом не велик, А пыхтит, как паровик. А поддашь его ботинком - Он летит. Вверх и вбок его кидают На лугу. Головой его бодают На бегу.
Ты встречал меня нередко В дневнике ученика. Он зажигает без огня Во всей квартире свет. Он щёлкнет раз - Светло у нас. Он щёлкнет раз - И свет погас. Если этого коня Я к забору не приставлю, Упадёт он без меня. В ночное время под замком Она хранит мой сон.
Она ни в город, ни во двор Не просится гулять. На миг заглянет в коридор - И в комнату опять. Ты старомоден. Вот расплата За то, что в моде был когда-то. Вы, что умеете жить настоящим, В смерть, как бессмертные дети, не верьте. Миг этот будет всегда предстоящим - Даже за час, за мгновенье до смерти.
Сегодня особый - сиреневый - день, Начало цветущего лета. За несколько дней разоделись кусты, Недавно раскрывшие листья, В большие и пышные гроздья-цветы, В густые и влажные кисти. И мы вспоминаем, с какой простотой, С какою надеждой и страстью Искали меж звёздочек в грозди густой Пятилепестковое «счастье». С тех пор столько раз перед нами цвели Кусты этой щедрой сирени. И если мы счастья ещё не нашли, То, может быть, только от лени. А дальше что?
А дальше - ничего… Забудет тело имя и прозванье, - Не существо, а только вещество. Пусть будет так. Не жаль мне плоти тленной, Хотя она седьмой десяток лет Бессменно служит зеркалом вселенной, Свидетелем, что существует свет. Мне жаль моей любви, моих любимых. Ваш краткий век, ушедшие друзья, Исчезнет без следа в неисчислимых, Несознанных веках небытия. Вам всё равно, взойдёт ли вновь светило, Рождая жизнь бурливую вдали, Иль наше солнце навсегда остыло, И жизни нет, и нет самой земли… Здесь, на земле, вы прожили так мало, Но в глубине открытых ваших глаз Цвела земля, и небо расцветало, И звёздный мир сиял в зрачках у вас.
За краткий век страданий и усилий, Тревог, печалей, радостей и дум Вселенную вы сердцем отразили И в музыку преобразили шум. Чуковскому от 70-летнего С. Маршака Корней Иванович Чуковский, Прими привет мой маршаковский. Пять лет, шесть месяцев, три дня Ты пожил в мире без меня, А целых семь десятилетий Мы вместе прожили на свете. Я в первый раз тебя узнал, Какой-то прочитав журнал На берегу столицы невской. Писал в то время Скабичевский, Почтенный, скучный, с бородой.
И вдруг явился молодой, Весёлый, буйный, дерзкий критик, - Не прогрессивный паралитик, Что душит грудами цитат, Загромождающих трактат, Не плоских истин проповедник, А умный, острый собеседник, Который, книгу разобрав, Подчас бывает и неправ, Зато высказывает мысли, Что не засохли, не прокисли. Лукавый, ласковый и злой, Одних колол ты похвалой, Другим готовил хлёсткой бранью Дорогу к новому изданью. Ты строго Чарскую судил. Но вот родился «Крокодил», Задорный, шумный, энергичный, - Не фрукт изнеженный, тепличный, - И этот лютый крокодил Всех ангелочков проглотил В библиотеке детской нашей, Где часто пахло манной кашей. Моё приветствие прими! Со всеми нашими детьми Я кланяюсь тому, чья лира Воспела звучно Мойдодыра.
Пусть пригласительный билет Тебе начислил много лет, Но, поздравляя с годовщиной, Не семь десятков с половиной Тебе я дал бы, друг старинный. Могу я дать тебе - прости! Чуковского для детей 1917 , появление которой было важным событием в истории русской детской поэзии. И ежели вы Вежливы, То вам, товарищ, надо Всегда без опоздания Ходить на сбор отряда. Не тратить же Товарищам, Явившимся заранее, Минуты на собрание, Часы на ожидание! И ежели вы вежливы, То вы в библиотеке Некрасова и Гоголя Возьмёте не навеки.
И ежели вы Вежливы, Вы книжечку вернёте В опрятном, не измазанном И целом переплёте. И ежели вы Вежливы - Тому, кто послабее, Вы будете защитником, Пред сильным не робея. Гулял он с важной нянею. Она давала тонкое Ребёнку Воспитание. Где каждый камень - памятник героям. Вот на фасаде надпись: «Отстоим!
Опубликовано 4 ноября 1952 г. Вот пО двору неторопливым шагом Идёт домой с завода мой отец. Лежу я в старой тачке, и спросонья Я чувствую - отцовская рука Широкою горячею ладонью Моих волос касается слегка. Заходит солнце. Небо розовато. Фабричной гарью тянет.
Но вовек Не будет знать прекраснее заката Лежащий в старой тачке человек. А уж на ниточках жемчужины От ветра каждого дрожат. Бутонов круглые бубенчики Ещё закрыты и плотны, Но солнце раскрывает венчики У колокольчиков весны. Природой бережно спелёнутый, Завёрнутый в зелёный лист, Растёт цветок в глуши нетронутой, Прохладен, хрупок и душист. Томится лес весною раннею, И всю счастливую тоску И всё своё благоухание Он отдал горькому цветку. Таков обычай был старинный - Чтоб с государственных гербов Грозил соседям лик звериный Оскалом всех своих зубов.
То хищный зверь, то птица злая, Подобье потеряв своё, Сжимают в лапах, угрожая, Разящий меч или копьё. Где львов от века не бывало, С гербов свирепо смотрят львы Или орлы, которым мало Одной орлиной головы! Но не орёл, не лев, не львица Собой украсили наш герб, А золотой венок пшеницы, Могучий молот, острый серп. Мы не грозим другим народам, Но бережём просторный дом, Где место есть под небосводом Всему, живущему трудом. Но если рано или поздно На дом наш недруг посягнёт, Его расплющит молот грозный И острый серп его сожнёт. Не будет недругом расколот Союз народов никогда.
Неразделимы серп и молот, Земля, и колос, и звезда! От градин, падавших с небес, От молнии и грома Ушли ребята под навес - В подъезд чужого дома. Они сидели у дверей В прохладе и смотрели, Как два потока всё быстрей Бежали по панели, Как забурлила в желобах Вода, сбегая с крыши, Как потемнели на столбах Вчерашние афиши… Вошли в подъезд два маляра, Встряхнувшись, точно утки, - Как будто кто-то из ведра Их окатил для шутки. Вошёл старик, очки протёр, Запасся папиросой И начал долгий разговор С короткого вопроса: - Вы, верно, жители Москвы? Который дом? Другой сказал: - СССР.
А третий: - Моссовета. Старик подумал, покурил И не спеша заговорил: - Была владелицей его До вашего рожденья Аделаида Хитрово. Спросили мальчики: - Чего? Что это значит «Хитрово»? Какое учрежденье? К подъезду не пускали нас, Но, озорные дети, С домовладелицей не раз Катались мы в карете.
Не на подушках рядом с ней, А сзади - на запятках. Гонял оттуда нас лакей В цилиндре и в перчатках. У них различье только в том, Что первый был в ливрее, Второй - в мундире золотом, При шпаге, с анненским крестом, С «Владимиром» на шее. Вот чудак! А были, дедушка, у вас Медали с орденами? Мой дед привёз меня в Москву И здесь пристроил к мастерству.
За это не медали, А тумаки давали!.. Тут грозный громовой удар Сорвался с небосвода. Другой сказал: - Природа!.. Казалось, вечер вдруг настал, И стало холоднее, И дождь сильнее захлестал, Прохожих не жалея. Старик подумал, покурил И, помолчав, заговорил: - Итак, опять же про него, Про господина Хитрово. Он был первейшим богачом И дочери в наследство Оставил свой московский дом, Имения и средства.
Этаж сенатор занимал, Этаж - путейский генерал, Два этажа - княгиня. Ещё повыше - мировой, Полковник с матушкой-вдовой, А у него над головой - Фотограф в мезонине. Для нас, людей, был чёрный ход, А ход парадный - для господ. Хоть нашу братию подчас Людьми не признавали, Но почему-то только нас Людьми и называли. Мой дед арендовал Подвал. Служил он у хозяев.
А в «Гастрономе» торговал Тит Титыч Разуваев. Он приезжал на рысаке К семи часам - не позже, И сам держал в одной руке Натянутые вожжи. Имел он знатный капитал И дом на Маросейке. Но сам за кассою считал Потёртые копейки. Другой ответил: - Точно! Купец Багров имел затон И рыбные заводы.
Гонял до Астрахани он По Волге пароходы. Он не ходил, старик Багров, На этих пароходах, И не ловил он осетров В привольных волжских водах. Его плоты сплавлял народ, Его баржи тянул народ, А он подсчитывал доход От всей своей флотилии И самый крупный пароход Назвал своей фамилией. На белых вёдрах вдоль бортов, На каждой их семёрке, Была фамилия «Багров» - По букве на ведёрке. Теперь не в моде твёрдый, А был в ходу он при царе, И у Багрова на ведре Он красовался гордо. Была когда-то буква «ять»… Но это - только к слову.
Вернуться надо нам опять К покойному Багрову. Скончался он в холерный год, Хоть крепкой был породы, А дети продали завод, Затон и пароходы… - Да что вы, дедушка! Завод Нельзя продать на рынке. Завод - не кресло, не комод, Не шляпа, не ботинки! Всё продавали господа: Дома, леса, усадьбы, Дороги, рельсы, поезда, - Лишь выгодно продать бы! Не знали мы, рабочий люд, Кому копили средства.
Мы знали с детства только труд И не видали детства. Нам в этот сад закрыт был вход. Цвели в нём розы, лилии. Он был усадьбою господ - Не помню по фамилии… Сад охраняли сторожа. И редко - только летом - В саду гуляла госпожа С племянником-кадетом. Румяный маленький кадет, Как офицерик, был одет.
И хвастал перед нами Мундиром с галунами. Мне нынче вспомнился барчук, Хорошенький кадетик, Когда суворовец - мой внук - Прислал мне свой портретик. Ну, мой скромнее не в пример, Растёт не по-кадетски. Он тоже будет офицер, Но офицер советский. Другой сказал: - Наверно! В сапожной мастерской Сучил я дратву день-деньской И натирал мозоли.
Я проходил свой первый класс, Когда гусей в деревне пас. Второй в столице я кончал, Когда кроил я стельки И дочь хозяйскую качал В скрипучей колыбельке. Потом на фабрику пошёл, А кончил забастовкой, И уж последнюю из школ Прошёл я под винтовкой. Так я учился при царе, Как большинство народа, И сдал экзамен в Октябре Семнадцатого года! Мы прожили недаром. Хоть нелегко бывало нам, Идём мы к новым временам И не вернёмся к старым!
Я не учён. Зато мой внук Проходит полный курс наук. Не забывает он меня И вот что пишет деду: «Пред лагерями на три дня Гостить к тебе приеду.
И эхо вторило ему в горах На всех гортанных горских языках. И выстрелами озарялась высь: В теснинах гор за Ленина дрались. И Ленин сам — с машины грузовой — Смотрел на этот партизанский бой. III Проснулись утром люди в городке, И вышли дети первыми к реке.
Они пошли взглянуть на пьедестал, Где Ленин столько лет и зим стоял.