В советскую эпоху было множество слов, которые использовала молодёжь, стремясь выделиться и быть непонятой старшим поколением. советскую эпоху, а 63% сожалеют о.
Эпоха ответственности: 5 самых советских норм, исчезнувших в наше время
Ностальгируем по Советскому Союзу на информационно-развлекательном портале новости онлайн, события, происшествия в СССР, ЧП, ДТП. Теперь они независимы, но их тиражи по России стали меньше в разы, если сравнивать с советской эпохой и началом 1990-х. "Ювентус" стал первым финалистом Кубка Италии. В этот период главными в работе средств массовой информации стали вопросы экономики, борьба с последствиями культа личности, с беззаконием. Правовая идея, ставшая стержнем всей диссидентской активности в СССР, здесь уже присутствует, хотя пока еще четко не сформулирована. В дальнейшем “Известия” стали уважаемым печатным изданием, которое широко освещало жизнь как за рубежом, так и в границах Советского Союза.
Коммуникация по-советски: телефон, почта и телеграф в СССР
А Повторяется ежегодно День российского парламентаризма День российского парламентаризма был учрежден 27 июня 2012 года, когда были внесены изменения в Федеральный закон «О днях воинской славы и памятных датах России». Установление новой памятной даты России «призвано способствовать привлечению в Повторяется ежегодно День соединений и воинских частей по охране важных государственных объектов и специальных грузов Росгвардии 27 апреля в России отмечается День соединений и воинских частей по охране важных государственных объектов и специальных грузов Войск национальной гвардии Российской Федерации, которые ранее до 2016 года входили в состав Внутренних войск МВД Росс.
А в 1912 году главным печатным органом большевиков стала «Правда». В январе 1912 года в Праге состоялась 6-я Всероссийская конференция РСДРП, на которой было решено издавать ежедневную газету для рабочих. Первый номер «Правды» вышел в Петербурге 22 апреля 5 мая 1912 года с 1922 года 5 мая отмечался как День печати. Стоила газета 2 копейки, в номере описывались Ленские события расстрел рабочих на якутских приисках , освещалось рабочее движение в России и мире, были опубликованы телеграммы и письма с мест. Центральным органом РСДРП с 1908 по 1917 год была газета «Социал-демократ», издававшаяся за границей и распространявшаяся в России нелегально.
Но фактически главной газетой большевиков была «Правда». Газета издавалась легально, хотя в период с 1912 года до начала Первой мировой войны правительство 8 раз закрывало издание. Однако газета продолжала выходить, только под другим названиями: в 1913 году — «Рабочая правда», «Северная правда», «Правда труда», «За правду», в 1914-м — «Пролетарская правда», «Путь правды», «Рабочий», «Трудовая правда». А несколькими днями ранее представители различных социалистических партий, рабочие, члены социал-демократической меньшевистской и трудовой фракций Государственной думы учредили Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. С названием особо не мудрствовали: на первой странице ровными прямыми буквами, без всяких изысков было отпечатано: «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов». Хотя большевики и входили в состав Петросовета, но главенствующую роль в нём играли эсеры и меньшевики, так что «Известия» до поры до времени оставались меньшевистской газетой.
После прихода к власти большевики попытались полностью подчинить себе прессу. В «Декрете о печати», вышедшем в тот же день, указывалось на необходимость подобных мероприятий против «контрреволюционных» газет. Однако в том же Декрете говорилось, что «как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для неё будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону». Да и в резолюции I Всероссийского съезда советских журналистов, состоявшемся о ноябре 1918 года, подчёркивалась недопустимость политической цензуры, отстаивалось право печати на свободную критику деятельности как местных, так и центральных органов власти. Однако эти «золотые слова», к сожалению, так и остались словами. Партийно-советская печать постепенно становилась неотъемлемой частью новой политической системы, а она, как известно, инакомыслие не слишком приветствовала.
К концу 1918 года на территории Советской России практически не осталось оппозиционных газет и журналов. Зато тиражи советских газет росли с каждым годом: если в начале 1918 года тираж «Правды» составлял 85 тысяч, то через год — уже более 150 тысяч экземпляров. Тираж «Известий ВЦИК» после Октябрьской революции газета стала печатным органом новой власти в 1919 году превысил 400 тысяч экземпляров.
Половинчатая и непоследовательная политика хрущевского руководства привела к тому, что разлад между интеллигенцией и властью во второй половине 1950-х не исчез, а, наоборот, все больше обострялся. Какую-то роль здесь сыграли и процессы, происходившие в странах «социалистического лагеря»: польский Октябрь, венгерская революция и ее кровавое подавление советскими танками, соблазнительный пример югославских социально-экономических реформ. Вновь появилось множество подпольных кружков и групп.
В Украине, балтийских и закавказских республиках это, конечно, были по большей части группы националистической ориентации, в метрополии подпольщики объединялись вокруг общеполитических платформ. В дальнейшем, с появлением открытой коллективной активности «диссидентского типа», политическое подполье, вопреки распространенному мнению, не исчезло, оно лишь отодвинулось на периферию социума, географическую и медийную. Но говорить о нем как о «контексте диссидентства», наверное, было бы не совсем верно: с точки зрения самих диссидентов его можно скорее охарактеризовать как осознанную и отвергнутую альтернативу. Характерно название мемуаров Петра Григоренко — бывшего убежденного партийца, ставшего в 1963 году подпольщиком, а во второй половине 1960-х одним из самых известных диссидентов: «В подполье можно встретить только крыс…». Диссиденты решительно порывают с одним из базовых мифов российской истории — мифом о конспиративном движении, приводящем к всеочистительной и все преображающей Революции. В диссидентском мейнстриме постоянно подчеркивалось, что их деятельность не тайная, а демонстративно публичная, что она осуществляется в рамках действующих законов и не направлена на революционный переворот.
Тем не менее с точки зрения «внешнего» исследователя, возможно, правильнее всего было бы рассматривать политическое подполье 1950—1980-х не в качестве «контекста» диссидентской деятельности и не как альтернативу этой деятельности, а как особый вид диссидентства, сопряженный с отказом от диссидентского легализма и диссидентской публичности. Интереснейший пример «переходного звена» между подпольем и открытой диссидентской деятельностью представляет группа скорее, политический семинар , созданная в 1956—1957 годах Револьтом Пименовым. Семинар Пименова функционировал как подпольный кружок, с соблюдением всех правил конспирации; но в это же самое время лидер группы обращался к депутатам Верховного Совета СССР с письмами протеста против использования Советской армии для подавления революции в Венгрии, подписывая их своим полным именем, с указанием обратного адреса! В целом в соревновании с открытым диссидентством подпольщики проигрывали: разрозненные кружки и группы, создававшиеся ими, действовали изолированно друг от друга, более того — друг о друге, как правило, и не слыхали. Их знакомство обычно происходило уже в лагерях. Революционное сообщество, которое могло бы стать значимым общественно-политическим фактором, в СССР так никогда и не возникло.
Впрочем, в некоторых республиках — в Армении, Азербайджане, Молдове, отчасти в Грузии и Эстонии — именно подпольные кружки националистического толка так до конца и остались наиболее распространенной формой конфронтации с государственной властью. Оппозиционная политическая активность проявлялась не только в деятельности подпольных кружков. Еще в 1950-е, задолго до того, как открытое диссидентское поведение стало нормой общественной жизни для относительно больших групп людей, кое-кто решался и на публичные выступления политического характера см. Основная конфронтация мыслящей части советского общества с властью разворачивалась совсем в другой плоскости. Для тех людей, которым удалось пройти школу послевоенного вольномыслия, доклад Хрущева был не откровением, а лишь неполным и робким признанием того, что они, интуитивно или путем логического анализа, а иные и на собственной шкуре, поняли еще при жизни Сталина. Именно эти люди составили костяк свободомыслящей интеллигенции следующих десятилетий.
Именно они были впоследствии прилежными читателями самиздата. И именно из них вкупе с более молодым поколением, «детьми XX съезда», чья юность пришлась на период хрущевских разоблачений рекрутировались первые диссиденты. Другие же стали внимательными и сочувственными слушателями диссидентской проповеди, той вмещающей социальной средой, без которой любое общественное движение обречено на исчезновение или вырождение в обособленную секту. Это было поколение детей Большого террора 1937—1938 годов, даже если репрессии не затронули их семьи непосредственно. Их юность пришлось на военные годы, а многие, те, кто постарше, прошли через страшный опыт фронтов Великой Отечественной. Некоторым случалось своими глазами увидеть катастрофические последствия «раскрестьянивания» деревни.
Их душило выпадение из мирового исторического процесса, «железный занавес», изолировавший СССР от внешнего мира и отъединивший отечественную интеллигенцию от европейской культуры. Само слово «политика» вызывало у этого поколения тяжелую изжогу, ибо оно не знало другой политики, кроме той, что привела человечество к мясорубке Второй мировой войны, а их страну — к кровавому маразму позднего сталинизма. Это были люди, недоверчиво и враждебно относившиеся к любой идеологии, ибо единственная известная им идеология оказалась грандиозным блефом, который многим из них удалось раскусить раньше других.
Хотя лидер коллектива Виктор Цой отрицал революционность песен и старался в текстах уходить от политической составляющей, больше времени уделяя внутренней свободе и поиску себя в мире, часто в песнях слышатся отголоски бунтарского духа перестройки. К примеру, хит « Мама- А нархия » можно назвать гимном всех вольнолюбивых людей той эпохи. А вот без песни «Хочу перемен», звучавшей в каждом дворе, перестройка не была бы перестройкой: припев этой композиции отразил взгляды и устремления людей, мечтавших уйти от застоя и увидеть развитие во всём, что их окружало: Перемен! Требуют наши сердца. В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен, Перемен! Мы ждём перемен!
Группа «Кино». Источник: sova. Именно во время перестройки Егор Летов собрал группу «Гражданская оборона», посвятившую свой главный хит «Всё идёт по плану» годам ожидания изменений: А перестройка всё идёт и идёт по плану, А вся грязь превратилась в голый лёд, И всё идёт по плану… Подавляющую часть творческого пути Летов протестовал: то против коммунизма, то против сложившейся после распада СССР власти. Он был бунтарём, выразившим в текстах гнев народа, не желавшего мириться с деградацией «верхов». Группа «Гражданская оборона». Источник: rg. Они были законодателями моды. Чёрные кожаные куртки, браслеты со стальными шипами, джинсы и рваные штаны, волосы самых разных цветов — всё это стало модным во многом благодаря образам артистов, игравших тяжёлую музыку. Также во время перестройки заявили о себе такие коллективы, как «Ария», «Агата Кристи», «Наив», «Король и шут», «Сектор газа» и многие другие.
Сейчас многие группы, образовавшиеся в годы правления Михаила Горбачёва, уже распались.
Советские газеты
| Почему в СССР был дефицит и как жили в этот период? | 8 апреля 1987, «Литературная газета» По словам молодого московского инженера, «культ силы становится нормой для подростков». |
| Самые популярные газеты в СССР | Первое мая давно стало символом весны, но мало кто знает, почему важная дата празднуется именно в этот день. |
| Советские новости 40 лет назад. Что было в журналах и по телевидению - YouTube | Обзор теленовостей, журналов и газет за май 1979 года в СССР. |
| Почему в СССР был дефицит и как жили в этот период? / Оффтопик / iXBT Live | В эпоху отсутствия e-mail, чатов, мессенджеров простое бумажное письмо было единственным средством письменного общения. |
Развитие структуры советских СМИ в 50-70 гг
А 80 лет назад советские газеты поместили небольшую новость о произошедшем в разделы международной хроники. Книга Иова 6:29 Информирование советских граждан в эпохи СССР. Товарищеские суды появились в СССР в хрущёвские времена и стали весьма заметной частью советского быта. уверяют нас со страниц газет, интернет сайтов и в телевизионном эфире граждане с.
Почему в СССР был дефицит и как жили в этот период?
Информационная программа "Время" Программы за 1975-1985 годы Советские новости Новостные передачи в СССР 26.03.15. 22 апреля) стал Днём советской печати. На протяжении всего периода правления Николая I значение цензуры возрастало, а положение продвигавших оппозиционные идеи изданий становилось все более шатким. советскую эпоху, а 63% сожалеют о.
Вы точно человек?
Первый путь — это упорное и ожесточенное противостояние идеологическим инстанциям, настойчивые и зачастую успешные попытки расширить пределы дозволенного, пробивание через цензуру произведений, «сомнительных» с точки зрения ревнителей идеологии, постоянное стремление либеральных литераторов и редакторов официально, то есть с помощью публикаций, прошедших Главлит, ввести в культурный оборот запрещенные или полузапрещенные темы и имена. Одновременно некоторые группы художников пытаются «легализовать» своими выставками художественные методы, не вписывающиеся в каноны социалистического реализма одна из таких попыток закончилась в 1962 году катастрофой в Манеже. Значение этой работы для советской культуры а преодоление цензурных барьеров было именно работой, иногда даже особым искусством , да и для становления гражданского сознания в СССР, невозможно переоценить. Несколько поколений интеллигенции выросло на альманахах «Литературная Москва» и «Тарусские страницы», на публикациях «Нового мира» и, отчасти, «Юности», на переводах из Кафки, Хемингуэя или Сартра, на статьях Аверинцева, на спектаклях «Таганки» и «Современника», на поэзии Давида Самойлова, Арсения Тарковского, Марии Петровых, на мемуарах Ильи Эренбурга, на произведениях Аксенова, раннего Солженицына, Домбровского, Белова, Айтматова, Искандера, Трифонова и десятков других. В отечественной критике, литературоведении и публицистике устоялся специальный термин для свободомыслящей советской интеллигенции 1960-х — «шестидесятники». При этом диссидентов иногда включают в число шестидесятников, а иногда, наоборот, первых резко противопоставляют вторым. Это, разумеется, не более чем вопрос дефиниций; несомненно, однако, что шестидесятничество — один из самых важных социокультурных контекстов, в котором возникла и развивалась диссидентская активность. В чем состояла разница между «диссидентством» и «шестидесятничеством» или, если угодно, что выделяло диссидентов первого призыва среди прочих шестидесятников? Определенно не мировоззрение и тем более не идеология. Разделительной чертой стал выбор жизненной стратегии и типа социального поведения. Представляется неверным определять границы между «системным» и «внесистемным» инакомыслием исходя из уровня радикализма художественных или политических воззрений — это не так.
В подцензурной печати не раз появлялись публикации, более чем радикально отходившие от идеологических установок; в то же время в самиздате мы найдем много текстов, практически лояльных этим установкам. Во всяком случае, в культуре границы диссидентства определялись не столько дистанцией между содержанием культурного акта и официальными требованиями, сколько независимостью от этих требований. И главное отличие диссидентского типа культурной активности от «подцензурного инакомыслия» состоит в том, что он реализовывался в формах, вовсе не предполагавших какое бы то ни было взаимодействие с властью. Вывешивая картины в своих мастерских а в случае неимения оных — в собственных квартирах и открывая эти мастерские и квартиры в определенный день недели для всех желающих, перепечатывая свои стихи на собственной пишущей машинке и раздаривая их друзьям и знакомым, художники и поэты отказывались от «посредничества» государства в презентации своего творчества публике, объявляя его как бы своим частным делом. И действительно, ведь нигде не записано, что нельзя дарить стихи или показывать людям свои картины. Конечно, существовала и вовсю действовала статья Уголовного кодекса об «антисоветской пропаганде», но подогнать под эту статью внешне аполитичное творчество Владимира Бурича, Александра Аронова, Булата Окуджавы или Юло Соостера составляло правовую проблему даже для более чем гибкой хрущевской юстиции. Этот способ творческого существования обеспечивал не только определенный иммунитет к наиболее жестким видам преследования иммунитет, к слову сказать, весьма зыбкий и неустойчивый — ведь власть, со своей стороны, искала и находила новые репрессивные инструменты против инакомыслия. Гораздо более важным с точки зрения развития диссидентского мировоззрения было то, что деятельность этого содружества вполне вписывалась в тот тип общественной активности, которую много позже Андрей Амальрик охарактеризует как освоение «серой зоны», лежащей в промежутке между безусловно одобряемыми и абсолютно запрещаемыми властью нормами общественного поведения. Это и был второй путь решения вопроса. Вскоре выяснилось, что на этом пути возможно существование независимой инициативы не только в культуре, но и в сферах, далеких от литературы и искусства.
Но сначала он был все-таки опробован творческой интеллигенцией. Читайте также «Маяковцы», отказники и диссиденты. Кто и зачем выходил на протесты в Советском Союзе Оказалось, что открытое игнорирование негласно ведь не существует законодательного запрета на свободу творчества! Правовая идея, ставшая стержнем всей диссидентской активности в СССР, здесь уже присутствует, хотя пока еще четко не сформулирована. Вероятно, художники и литераторы, искавшие и находившие новые способы презентации своего творчества, независимые от идеологических инстанций и государственных структур, контролировавших культуру, немало удивились бы, если бы им сказали, что они — провозвестники нового правового мышления, зарождающегося в советском обществе. Но они, возможно, согласились бы примерить на себя определение, данное Андреем Амальриком диссидентам, которые, по его словам, «сделали гениально простую вещь — в несвободной стране начали вести себя как свободные люди». Мысль эта носилась в воздухе и порождала немало примеров индивидуального и коллективного «протодиссидентского» поведения; некоторые из них будут упомянуты в последнем разделе этой статьи, посвященном «второй культуре». Но наиболее полно идея культурной а вскоре и гражданской активности, независимой от государственной власти, воплотилась в стихийно, вне всяких коллективных инициатив сложившемся общественном механизме — самиздате.
Журналы данного периода по содержанию различаются как: 1 общественно-политические и теоретические «Большевик», с 1952 г. Характер издания, состав его материалов, принципы их отбора во многом зависели от издателя. По этому признаку можно выделить: 1 партийную печать газеты «Правда», с 1912 г. Менделеева» ; 5 газеты-«многотиражки» - печать отдельных предприятий, учреждений и т. Первая из таких газет появилась в 1927 г. Выросшие из стенгазет, «многотиражки» освещают повседневную жизнь и работу трудовых коллективов и важны для изучения на микроуровне различных аспектов социальной и экономической истории; 6 нелегальную самиздатскую прессу.
Основная конфронтация мыслящей части советского общества с властью разворачивалась совсем в другой плоскости. Для тех людей, которым удалось пройти школу послевоенного вольномыслия, доклад Хрущева был не откровением, а лишь неполным и робким признанием того, что они, интуитивно или путем логического анализа, а иные и на собственной шкуре, поняли еще при жизни Сталина. Именно эти люди составили костяк свободомыслящей интеллигенции следующих десятилетий. Именно они были впоследствии прилежными читателями самиздата. И именно из них вкупе с более молодым поколением, «детьми XX съезда», чья юность пришлась на период хрущевских разоблачений рекрутировались первые диссиденты. Другие же стали внимательными и сочувственными слушателями диссидентской проповеди, той вмещающей социальной средой, без которой любое общественное движение обречено на исчезновение или вырождение в обособленную секту. Это было поколение детей Большого террора 1937—1938 годов, даже если репрессии не затронули их семьи непосредственно. Их юность пришлось на военные годы, а многие, те, кто постарше, прошли через страшный опыт фронтов Великой Отечественной. Некоторым случалось своими глазами увидеть катастрофические последствия «раскрестьянивания» деревни. Их душило выпадение из мирового исторического процесса, «железный занавес», изолировавший СССР от внешнего мира и отъединивший отечественную интеллигенцию от европейской культуры. Само слово «политика» вызывало у этого поколения тяжелую изжогу, ибо оно не знало другой политики, кроме той, что привела человечество к мясорубке Второй мировой войны, а их страну — к кровавому маразму позднего сталинизма. Это были люди, недоверчиво и враждебно относившиеся к любой идеологии, ибо единственная известная им идеология оказалась грандиозным блефом, который многим из них удалось раскусить раньше других. Это были интеллектуалы, которые, независимо от того, были они гуманитариями или естественниками, еще в юности выучили, что только три вещи имеют непреходящую ценность и оставляют надежду на спасение в страшном и враждебном человеку мире: человеческая солидарность, не осложненная никакими концепциями, внеположенными человеку; внутренняя свобода, «самостоянье человека»; творчество. Существовала лишь одна область социальной активности, в которой все эти ценности могли быть реализованы одновременно, — культура. Прежде всего литература. Не случайно во второй половине 1950-х и в начале 1960-х общественное внимание сосредоточивалось не на политических событиях — таких, как победа Хрущева над «антипартийной группой» Молотова, Кагановича и прочих, или даже таких, как подавление венгерской революции. В гораздо большей мере оно было приковано к публичным дискуссиям вокруг романа Дудинцева «Не хлебом единым», травле Бориса Пастернака, появлению и закрытию литературных альманахов, полемике между журналами «Новый мир» и «Октябрь», скандалам вокруг выставок художников-авангардистов и к тому подобным вещам. Иными словами, внимание общества сосредоточилось на культурной жизни, а оппозиционный пафос был направлен против попыток власти восстановить жесткий идеологический контроль над культурой. Основной общественной проблемой, вокруг которой развернулись ожесточенные бои, стал вопрос о свободе творчества в условиях социализма. И здесь вскоре наметились два пути решения этого вопроса. Первый путь — это упорное и ожесточенное противостояние идеологическим инстанциям, настойчивые и зачастую успешные попытки расширить пределы дозволенного, пробивание через цензуру произведений, «сомнительных» с точки зрения ревнителей идеологии, постоянное стремление либеральных литераторов и редакторов официально, то есть с помощью публикаций, прошедших Главлит, ввести в культурный оборот запрещенные или полузапрещенные темы и имена. Одновременно некоторые группы художников пытаются «легализовать» своими выставками художественные методы, не вписывающиеся в каноны социалистического реализма одна из таких попыток закончилась в 1962 году катастрофой в Манеже. Значение этой работы для советской культуры а преодоление цензурных барьеров было именно работой, иногда даже особым искусством , да и для становления гражданского сознания в СССР, невозможно переоценить. Несколько поколений интеллигенции выросло на альманахах «Литературная Москва» и «Тарусские страницы», на публикациях «Нового мира» и, отчасти, «Юности», на переводах из Кафки, Хемингуэя или Сартра, на статьях Аверинцева, на спектаклях «Таганки» и «Современника», на поэзии Давида Самойлова, Арсения Тарковского, Марии Петровых, на мемуарах Ильи Эренбурга, на произведениях Аксенова, раннего Солженицына, Домбровского, Белова, Айтматова, Искандера, Трифонова и десятков других. В отечественной критике, литературоведении и публицистике устоялся специальный термин для свободомыслящей советской интеллигенции 1960-х — «шестидесятники». При этом диссидентов иногда включают в число шестидесятников, а иногда, наоборот, первых резко противопоставляют вторым. Это, разумеется, не более чем вопрос дефиниций; несомненно, однако, что шестидесятничество — один из самых важных социокультурных контекстов, в котором возникла и развивалась диссидентская активность. В чем состояла разница между «диссидентством» и «шестидесятничеством» или, если угодно, что выделяло диссидентов первого призыва среди прочих шестидесятников? Определенно не мировоззрение и тем более не идеология. Разделительной чертой стал выбор жизненной стратегии и типа социального поведения.
Замечание 2 В 1960-е годы в России выходило примерно 3 тыс. Печатная пресса находилась в постоянном развитии. В 1970- году в стране издавалось 7250 газет, тираж которых составлял 140 миллионов экземпляров. Такие огромные тиражи печатной периодики в СССР свидетельствовали о том, что население любит читать. Это справедливо, если говорить о массовых изданиях , публикации которых были популярны в читательской среде. Продолжала действовать директива об обязательной подписке каждым гражданином на партийный журнал и партийную газету. Это говорит о том, что высокие тиражи партийных журналов и газет свидетельствует об уровне дисциплинированности и материальной поддержки коммунистов, но не являются критерием интереса читательской аудитории. Агентство с самых первых шагов деятельности развернуло грандиозную информационную работу.