Челкаш — образ и характеристика героя рассказа М. Горького «Челкаш». Челкаш — это персонаж русской народной сказки. Он представляет собой хитрого и ловкого человека, который обманывает и разыгрывает других персонажей сказки. Челкаш часто использует свою хитрость и обман, чтобы выиграть в различных ситуациях. Смотрите видео на тему «Челкаш Горький Краткое Содержание» в TikTok. Когда Челкаш отсчитывал деньги, то его неприятно поразил жадный блеск в глазах деревенского парня.
Почему Челкаш стал вором: история и причины
Пример использования «челкаш» в речи: «Он весь вечер просто челкал без конца, не давая нам возможности высказаться. Челкаш в современной культуре Челкаш, как персонаж комедии А. Грибоедова «Горе от ума», стал неразрывной частью русской литературной и театральной культуры. Его сленговое значение ассоциируется со словами «хитрец», «обманщик» или «вишенка на торте».
В современной культуре термин «челкаш» употребляется, чтобы обозначить человека, который ловко использует язык и обманывает других. Это может быть как положительная, так и отрицательная характеристика, в зависимости от контекста. В литературе и искусстве Челкаш становится символом умного и хитрого персонажа, который умеет выживать в сложных ситуациях и оставаться незамеченным.
Его присутствие в произведениях часто ассоциируется с различными сюрпризами и неожиданными поворотами событий. В современной речи «челкаш» иногда упоминается для обозначения ловкого и хитрого человека, чей главный приоритет — собственные интересы. Такой человек может использовать манипуляции и обман, чтобы достичь желаемого результата.
Также термин «челкаш» может использоваться в шуточной форме, чтобы описать необычное и вызывающее внимание поведение или внешний вид человека. Влияние челкаша на развитие русского языка Челкаш, как символ шутливости и высмеивания, оказал влияние на развитие русского языка и популярную культуру. Сленговое значение этого термина, который олицетворяет некомпетентность и неграмотность, заставляет соотноситься его негативное значение с языковыми проявлениями.
Использование «челкаша» в разговорной речи и литературе может быть рассмотрено как одна из форм языковой игры. Смысловое и стилистическое нарушение в написании слова «челкаш» может быть специально применено для достижения определенного комического эффекта. Из-за своей символичности, термин «челкаш» стал популярным в современной культуре, включая интернет-мемы и социальные сети.
Подобное использование «челкаша» усиливает его негативное значение и придает ему больший размах в разнообразии жанров и форматов. Использование «челкаша» в русском языке помогает выражать недоверие и сомнение в чьих-либо знаниях или умениях. Выражение «делать челкашку» может быть использовано для описания неверного ударения в слове, что ведет к его искажению и изменению значения.
Термин «челкаш» может быть использован для обозначения кого-либо, кто не владеет определенными навыками или знаниями в определенной области. Челкаш влияет на развитие русского языка, поскольку его использование становится все более распространенным и популярным, его значение и коннотации начинают укореняться в сознании носителей языка и становиться частью языковой нормы. Таким образом, «челкаш» продолжает развиваться как символ неграмотности и недостаточной компетентности в современном русском языке.
Челкаш в литературе и искусстве Челкаш, появляющийся в русской литературе и искусстве, зачастую ассоциируется с тем, кто обладает легким ироническим настроем, остротой суждений и нестандартным подходом к жизни или ситуациям. Изначально Челкаш из комедии Грибоедова был примером хитрого, но привлекательного персонажа, который хотел добиться своих целей любой ценой.
Слайд 21 А перед Челкашем быстро неслись картины прошлого, далекого прошлого, отделенного от настоящего целой стеной из одиннадцати лет босяцкой жизни. Он успел посмотреть себя ребенком, свою деревню, свою мать, краснощекую, пухлую женщину, с добрыми серыми глазами, отца - рыжебородого гиганта с суровым лицом; видел себя женихом и видел жену, черноглазую Анфису, с длинной косой, полную, мягкую, веселую, снова себя, красавцем, гвардейским солдатом; снова отца, уже седого и согнутого работой, и мать, морщинистую, осевшую к земле; посмотрел и картину встречи его деревней, когда он возвратился со службы; видел, как гордился перед всей деревней отец своим Григорием, усатым, здоровым солдатом, ловким красавцем... Память, этот бич несчастных, оживляет даже камни прошлого и даже в яд, выпитый некогда, подливает капли меда... Я тоже понимаю толк в этом деле.
Было когда-то свое гнездо... Отец-то был из первых богатеев в селе... Челкаш чувствовал себя овеянным примиряющей, ласковой струёй родного воздуха, донесшего с собой до его слуха и ласковые слова матери, и солидные речи истового крестьянина-отца, много забытых звуков и много сочного запаха матушки-земли, только что оттаявшей, только что вспаханной и только что покрытой изумрудным шелком озими... Он чувствовал себя одиноким, вырванным и выброшенным навсегда из того порядка жизни, в котором выработалась та кровь, что течет в его жилах. Все хищное в его фигуре обмякло, стушеванное приниженной задумчивостью… Слайд 22 Двое людей мечтали, покачиваясь на воде и задумчиво поглядывая вокруг себя. Челкаш начал наводить Гаврилу на мысль о деревне, желая немного ободрить и успокоить его.
Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и вспоминал только теперь, - он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему: - Главное в крестьянской жизни - это, брат, свобода! Хозяин ты есть сам себе. У тебя твой дом - грош ему цена - да он твой. У тебя земля своя - и того ее горсть - да она твоя! Король ты на своей земле!.. У тебя есть лицо...
Ты можешь от всякого требовать уважения к тебе... Так ли? Слайд 24 - Ну, а еще раз поехал бы? Да ведь это - как тебе сказать? Из-за какой корысти?..
Мужчины идут в трактир. Парень представляется Челкашу Гаврилой. Вор понимает, что юноша, словно наивное дитя, угодил в его ловушку. Ему жаль Гаврилу, но он ему нужен прежде всего для дела.
Во второй части с наступлением ночи Челкаш и Гаврила выходят на лодке в открытое море. Парень спрашивает, где снасти, но в ответ Челкаш прикрикивает на него, не желая откровенно лгать о своих планах. Внезапно вдалеке слышатся крики охранников. Перепуганный до смерти Гаврила умоляет Челкаша отпустить его, но продолжает грести, несмотря на рыдания. После дела вор возвращается с добычей. Они отправляются тем же путем обратно. Парень гребёт что есть мочи, чтобы быстрее отделаться от Челкаша. По пути контрабандист говорит Гавриле, что за украденное можно получить хорошие деньги. Парень вспоминает свое убогое деревенское хозяйство.
Челкаш вспоминает свою прошлую жизнь, в которой были деревня, родители, жена и служба. Гаврила даже на время забывает, что перед ним не крестьянин, а бездомный преступник. Так в разговорах сообщники доплывают до барки и ложатся спать прямо на палубе. В третьей части Челкаш просыпается и уходит на время с украденным. Он возвращается в новой одежде и будит Гаврилу.
Рваные, потные, отупевшие от усталости, шума и зноя люди и могучие, блестевшие на солнце дородством машины, созданные этими людьми, — машины, которые в конце концов приводились в движение все-таки не паром, а мускулами и кровью своих творцов, — в этом сопоставлении была целая поэма жестокой иронии. Шум — подавлял, пыль, раздражая ноздри, — слепила глаза, зной — пек тело и изнурял его, и все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым в освеженном им воздухе будет дышаться свободно и легко, на земле воцарится тишина, а этот пыльный шум, оглушительный, раздражающий, доводящий до тоскливого бешенства, исчезнет, и тогда в городе, на море, в небе станет тихо, ясно, славно… Раздалось двенадцать мерных и звонких ударов в колокол. Когда последний медный звук замер, дикая музыка труда уже звучала тише. Через минуту еще она превратилась в глухой недовольный ропот. Теперь голоса людей и плеск моря стали слышней. Это — наступило время обеда. I Когда грузчики, бросив работать, рассыпались по гавани шумными группами, покупая себе у торговок разную снедь и усаживаясь обедать тут же, на мостовой, в тенистых уголках, — появился Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор. Он был бос, в старых, вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом, открывавшим его сухие и угловатые кости, обтянутые коричневой кожей. По всклокоченным черным с проседью волосам и смятому, острому, хищному лицу было видно, что он только что проснулся. В одном буром усе у него торчала соломина, другая соломина запуталась в щетине левой бритой щеки, а за ухо он заткнул себе маленькую, только что сорванную ветку липы.
Горький Максим - Челкаш
| Глава 1 — Челкаш (Горький Максим, 1894) — читать онлайн | челкаш это кто такой Писатель Максим Горький. |
| Челкаш: краткое содержание и анализ рассказа Максима Горького | это имя криминального элемента из рассказа Горького, в котором пропагандируется тема свободы и босячества. |
| Образ и характеристика Челкаша в рассказе «Челкаш» с цитатами | Рассказ «Челкаш», анализ которого представлен в статье, написан в 1894 году. |
| Челкаш: кто это и чем знаменит - подробный обзор | Название сайта | рассказ Максима Горького, относящийся к позднему романтизму в творчестве писателя. |
Челкаш и гаврила кто достоин уважения почему. Анализ произведения «Челкаш» М
Вору стало жалко парня, с которым предстояло идти на дело, но Гаврила нужен Грише. Глава 2. Наступила ночь, напарники вышли в море. Гришка любит море, а Гаврила испытывает страх. Напарник отчаянно греб и подозревал, что отправились мужчины вовсе не на рыбалку, и испугавшись начал просить вора отпустить и помиловать. Но тот не послушал Гаврила и приказал плыть дальше. Челкаш забрал у крестьянина паспорт, чтобы тот не уплыл без него, ушел и сказал ждать. Вернувшись, вор передал груз Гавриле и приказал плыть обратно. Крестьянин выполнял приказы вора, так как чувствовал переполненный страх, и думал только об одном скорее бы сбежать.
Рыбакам удалось миновать кордоны таможни на лодке. Когда опасность стала позади Челкаш сказал, что денег заработали много, и теперь Гаврила может себе позволить многое. Матросы на корабле приняли ворованный товар и уложили мужчин спать. Глава 3. Утром проснувшись Гаврила с трудом узнал Челкаша, вор одет в новую одежду, опрятно выглядел. Мужчины приплыли на берег. Гаврила с жадностью посмотрел на деньги и начал завидовать вору, получив собственную долю, христианин снова захотел поработать с Гришей, крестьянин понял что вору легко достаются деньги, и тоже захотел так зарабатывать. На берегу парень бросился в ноги Грише, мужчина словно сошел с ума, стал просить отдать заработанные деньги за ночь.
Челкаш наблюдал за крестьянином и бросил с презрением Гавриле деньги. Гаврило жадно подобрал эти бумажки, сказал что будет по жизни за него молиться.
Челкаш — гордая натура, вспоминает свою прежнюю жизнь, жену, родителей. Его мысли перескакивают на забитого деревенского парня, которому он может помочь. Главный герой безмерно любит море.
В его стихии он чувствует себя свободным, и мысли о прошлом там его не беспокоят. Мы рассматриваем героев рассказа «Челкаш» Горький. Анализ произведения без их характеров не будет полным. Гаврила Не таков Гаврила. Моря, темноты, возможной поимки он безмерно боится.
Он труслив, алчен. Эти качества толкают его на прямое преступление, когда утром он первый раз в жизни увидел большие деньги. Сначала Гаврила падает на колени перед Челкашом, выпрашивая деньги, потому что он всего лишь «подлый раб». Главный герой, испытывая к мелкой душонке брезгливость, жалость и ненависть, бросает ему все деньги. Узнав, что Гаврила хотел его убить, Челкаш приходит в ярость.
Он впервые так сильно зол. Григорий забирает деньги и уходит. Гаврила, не в силах совладать с жадностью, стремится убить подельника, но от этого ничтожной душонке становится страшно. Он снова вымаливает прощение у главного героя — человека широкой души. Челкаш бросает деньги жалкому Гавриле.
Он, пошатываясь, навсегда уходит. Рассмотрев главных героев, можно проанализировать рассказ в целом. Анализ произведения «Челкаш» Максим Горький Вначале идет подробное описание порта и его жизни. Далее появляются герои.
Челкаш показал себя щедрым и щедро угостил Гаврила едой и выпивкой в итоге христианин слишком напился. Вору стало жалко парня, с которым предстояло идти на дело, но Гаврила нужен Грише.
Глава 2. Наступила ночь, напарники вышли в море. Гришка любит море, а Гаврила испытывает страх. Напарник отчаянно греб и подозревал, что отправились мужчины вовсе не на рыбалку, и испугавшись начал просить вора отпустить и помиловать. Но тот не послушал Гаврила и приказал плыть дальше. Челкаш забрал у крестьянина паспорт, чтобы тот не уплыл без него, ушел и сказал ждать.
Вернувшись, вор передал груз Гавриле и приказал плыть обратно. Крестьянин выполнял приказы вора, так как чувствовал переполненный страх, и думал только об одном скорее бы сбежать. Рыбакам удалось миновать кордоны таможни на лодке. Когда опасность стала позади Челкаш сказал, что денег заработали много, и теперь Гаврила может себе позволить многое. Матросы на корабле приняли ворованный товар и уложили мужчин спать. Глава 3.
Утром проснувшись Гаврила с трудом узнал Челкаша, вор одет в новую одежду, опрятно выглядел. Мужчины приплыли на берег. Гаврила с жадностью посмотрел на деньги и начал завидовать вору, получив собственную долю, христианин снова захотел поработать с Гришей, крестьянин понял что вору легко достаются деньги, и тоже захотел так зарабатывать. На берегу парень бросился в ноги Грише, мужчина словно сошел с ума, стал просить отдать заработанные деньги за ночь. Челкаш наблюдал за крестьянином и бросил с презрением Гавриле деньги.
Челкаш является типичным представителем шулеров и мошенников того времени. Челкаша можно рассматривать как символ обмана и провокаций в пьесе. Он отражает темные стороны человеческой натуры и указывает на существование сильных сил, способных манипулировать другими людьми.
Челкаш также вызывает у почитателей таро и предсказаний интерес и восхищение своими удивительными способностями в обмане и манипуляции. Челкаш — городской жулик и обманщик Мистика окружает эту фигуру — Челкаш умело играет на струнах человеческого эгоизма и слабости. Он предлагает свои услуги шулерского характера, предсказывая будущее с помощью колоды карт или таро. При этом, его предсказания всегда переплетаются с обманом и обманом. Челкаш — настоящий мастер манипуляций и маскировки своих истинных намерений. Чаще всего, Челкаш использует свои навыки для развода людей на деньги, уверяя их в том, что с помощью магических карт он может раскрыть все тайны их будущего. К сожалению, многие жители попадаются на его удочку и верят в его способности предсказывать судьбу. Челкаш также известен своими ловкими пальцами и умением незаметно совершать кражи, пользуясь своими обманными и трюковыми навыками.
Он легко маскирует свои преступные действия под искусство или развлечение. Таким образом, челка Челкаша — символ его мастерства в обмане.
«Челкаш» анализ произведения М. Горького
Ты разве любишь свободу? Сам себе хозяин, пошел - куда хошь, делай - что хошь... Еще бы! Коли сумеешь себя в порядке держать, да на шее у тебя камней нет, - первое дело!
Гуляй знай, как хошь, бога только помни... Челкаш презрительно сплюнул и отвернулся от парня. Он кипел и вздрагивал от оскорбления, нанесенного ему этим молоденьким теленком, которого он во время разговора с ним презирал, а теперь сразу возненавидел за то, что у него такие чистые голубые глаза, здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет где-то там деревню, дом в ней, за то, что его приглашает в зятья зажиточный мужик, - за всю его жизнь прошлую и будущую, а больше всего за то, что он, этот ребенок по сравнению с ним, Челкашем, смеет любить свободу, которой не знает цены и которая ему не нужна.
Всегда неприятно видеть, что человек, которого ты считаешь хуже и ниже себя, любит или ненавидит то же, что и ты, и, таким образом, становится похож на тебя. Каково отношение к жизни Челкаша и Гаврилы? Каковы их идеалы?
Что значит для каждого из них свобода? Слайд 19 Как строятся отношения между героями? И они пошли по улице рядом друг с другом, Челкаш - с важной миной хозяина, покручивая усы, парень - с выражением полной готовности подчиниться, но все-таки полный недоверия и боязни.
Он видел перед собою человека, жизнь которого попала в его волчьи лапы. Он, Челкаш, чувствовал себя в силе повернуть ее и так и этак. Он мог разломать ее, как игральную карту, и мог помочь ей установиться в прочные крестьянские рамки.
Чувствуя себя господином другого, он думал о том, что этот парень никогда не изопьет такой чаши, какую судьба дала испить ему, Челкашу... И он завидовал и сожалел об этой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее, представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его... И все чувства в конце концов слились у Челкаша в одно - нечто отеческое и хозяйственное.
Малого было жалко, и малый был нужен. Слайд 20 …вздохнул он, сразу вспомнив деревню, убогое хозяйство, свою мать и все то далекое, родное, ради чего он ходил на работу, ради чего так измучился в эту ночь.
По всклокоченным черным с проседью волосам и смятому, острому, хищному лицу было видно, что он только что проснулся. В одном буром усе у него торчала соломина, другая соломина запуталась в щетине левой бритой щеки, а за ухо он заткнул себе маленькую, только что сорванную ветку липы. Длинный, костлявый, немного сутулый, он медленно шагал по камням и, поводя своим горбатым, хищным носом, кидал вокруг себя острые взгляды, поблескивая холодными серыми глазами и высматривая кого-то среди грузчиков. Его бурые усы, густые и длинные, то и дело вздрагивали, как у кота, а заложенные за спину руки потирали одна другую, нервно перекручиваясь длинными, кривыми и цепкими пальцами. Даже и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал.
Когда он поравнялся с одной из групп босяков-грузчиков, расположившихся в тени под грудой корзин с углем, ему навстречу встал коренастый малый с глупым, в багровых пятнах, лицом и поцарапанной шеей, должно быть, недавно избитый. Он встал и пошел рядом с Челкашом, вполголоса говоря: — Флотские двух мест мануфактуры хватились… Ищут. Ищут, мол. Больше ничего. И Челкаш с улыбкой посмотрел туда, где возвышался пакгауз Добровольного флота. Товарищ повернул назад. Кто это тебя изукрасил?
Ишь как испортили вывеску-то… Мишку не видал здесь? Челкаш шагал дальше, встречаемый всеми, как человек хорошо знакомый. Но он, всегда веселый и едкий, был сегодня, очевидно, не в духе и отвечал на расспросы отрывисто и резко. Откуда-то из-за бунта товара вывернулся таможенный сторож, темно-зеленый, пыльный и воинственно-прямой. Он загородил дорогу Челкашу, встав перед ним в вызывающей позе, схватившись левой рукой за ручку кортика, а правой пытаясь взять Челкаша за ворот. Куда идешь? Челкаш отступил шаг назад, поднял глаза на сторожа и сухо улыбнулся.
Красное, добродушно-хитрое лицо служивого пыталось изобразить грозную мину, для чего надулось, стало круглым, багровым, двигало бровями, таращило глаза и было очень смешно. А ты опять? Иди, иди!.. Но Семеныч все-таки пожал протянутую руку. Никакого Мишки не знаю! Пошел, брат, вон! В больницу его свезли, Мишку твоего, ногу отдавило чугунной штыкой.
Поди, брат, пока честью просят, поди, а то в шею провожу!.. Ты чего же такой сердитый, Семеныч?.. Сторож начал сердиться и, оглядываясь по сторонам, пытался вырвать свою руку из крепкой руки Челкаша. Челкаш спокойно посматривал на него из-под своих густых бровей и, не отпуская его руки, продолжал разговаривать: — Ты не торопи меня. Я вот наговорюсь с тобой вдосталь и уйду. Ну, сказывай, как живешь?.. Ты, — не шути, дьявол костлявый!
Я, брат, в самом деле… Али ты уж по домам, по улицам грабить собираешься? И здесь на наш с тобой век добра хватит. Ей-богу, хватит, Семеныч! Ты, слышь, опять два места мануфактуры слямзил?.. Смотри, Семеныч, осторожней! Возмущенный Семеныч затрясся, брызгая слюной и пытаясь что-то сказать. Челкаш отпустил его руку и спокойно зашагал длинными ногами назад к воротам гавани.
Сторож, неистово ругаясь, двинулся за ним. Челкаш повеселел; он тихо посвистывал сквозь зубы и, засунув руки в карманы штанов, шел медленно, отпуская направо и налево колкие смешки и шутки. Ему платили тем же. Подошли к воротам. Два солдата ощупали Челкаша и легонько вытолкнули его на улицу. Челкаш перешел через дорогу и сел на тумбочку против дверей кабака. Из ворот гавани с грохотом выезжала вереница нагруженных телег.
Навстречу им неслись порожние телеги с извозчиками, подпрыгивавшими на них. Гавань изрыгала воющий гром и едкую пыль… В этой бешеной сутолоке Челкаш чувствовал себя прекрасно. Впереди ему улыбался солидный заработок, требуя немного труда и много ловкости. Он был уверен, что ловкости хватит у него, и, щуря глаза, мечтал о том, как загуляет завтра поутру, когда в его кармане явятся кредитные бумажки… Вспомнился товарищ, Мишка, — он очень пригодился бы сегодня ночью, если бы не сломал себе ногу. Челкаш про себя обругался, думая, что одному, без Мишки, пожалуй, и не справиться с делом. Какова-то будет ночь?.. Он посмотрел на небо и вдоль по улице.
Шагах в шести от него, у тротуара, на мостовой, прислонясь спиной к тумбочке, сидел молодой парень в синей пестрядинной рубахе, в таких же штанах, в лаптях и в оборванном рыжем картузе. Около него лежала маленькая котомка и коса без черенка, обернутая в жгут из соломы, аккуратно перекрученный веревочкой. Парень был широкоплеч, коренаст, русый, с загорелым и обветренным лицом и с большими голубыми глазами, смотревшими на Челкаша доверчиво и добродушно. Челкаш оскалил зубы, высунул язык и, сделав страшную рожу, уставился на него вытаращенными глазами. Парень, сначала недоумевая, смигнул, но потом вдруг расхохотался, крикнул сквозь смех: «Ах, чудак! Ему сразу понравился этот здоровый добродушный парень с ребячьими светлыми глазами. Косили версту — выкосили грош.
Плохи дела-то! Нар-роду — уйма! Голодающий этот самый приплелся, — цену сбили, хоть не берись! Шесть гривен в Кубани платили. А раньше-то, говорят, три целковых цена, четыре, пять!.. Раньше-то за одно погляденье на русского человека там трьшну платили. Я вот годов десять тому назад этим самым и промышлял.
Придешь в станицу — русский, мол, я! Сейчас тебя поглядят, пощупают, подивуются и — получи три рубля! Да напоят, накормят. И живи сколько хочешь! Парень, слушая Челкаша, сначала широко открыл рот, выражая на круглой физиономии недоумевающее восхищение, но потом, поняв, что оборванец врет, шлепнул губами и захохотал. Челкаш сохранял серьезную мину, скрывая улыбку в своих усах. Ведь и я говорю, что, мол, там раньше… — Поди ты!..
Али портной?.. Ишь ты! Что же, ловишь рыбу?.. Здешние рыбаки не одну рыбу ловят. Больше утопленников, старые якорья, потонувшие суда — все! Удочки такие есть для этого… — Ври, ври!.. Из тех, может, рыбаков, которые про себя поют: Мы закидывали сети Да по амбарам, по клетям!..
Слыхал… — Нравятся? Как же!.. Ничего ребята, вольные, свободные… — А что тебе — свобода?.. Ты разве любишь свободу? Сам себе хозяин, пошел — куда хошь, делай — что хошь… Еще бы! Коли сумеешь себя в порядке держать, да на шее у тебя камней нет, — первое дело! Гуляй знай, как хошь, бога только помни… Челкаш презрительно сплюнул и отвернулся от парня.
Жить — надо. А как? Пойду я в зятья в хороший дом. Кабы выделили дочь-то!.. Нет ведь — тесть-дьявол не выделит. Ну, и буду я ломать на него… долго… Года! Вишь, какие дела-то!
А кабы мне рублей ста полтора заробить, сейчас бы я на ноги встал и — Антипу-то — на-кося, выкуси! Хошь выделить Марфу? Не надо! Слава богу, девок в деревне не одна она. И был бы я, значит, совсем свободен, сам по себе… Н-да! Думал было я: вот, мол, на Кубань-то пойду, рублев два ста тяпну, — шабаш! АН не выгорело.
Ну и пойдешь в батраки… Своим хозяйством не исправлюсь я, ни в каком разе! Парню сильно не хотелось идти в зятья. У него даже лицо печально потускнело. Он тяжело заерзал на земле. Челкаш спросил: — Да ведь — куда? Сказал тоже!.. В нем этот здоровый деревенский парень что-то будил… Смутно, медленно назревавшее, досадливое чувство копошилось где-то глубоко и мешало ему сосредоточиться и обдумать то, что нужно было сделать в эту ночь.
Обруганный парень бормотал что-то вполголоса, изредка бросая на босяка косые взгляды. У него смешно надулись щеки, оттопырились губы и суженные глаза как-то чересчур часто и смешно помаргивали. Он, очевидно, не ожидал, что его разговор с этим усатым оборванцем кончится так быстро и обидно. Оборванец не обращал больше на него внимания. Он задумчиво посвистывал, сидя на тумбочке и отбивая по ней такт голой грязной пяткой. Парню хотелось поквитаться с ним. Часто это ты запиваешь-то?
Хочешь сегодня ночью работать со мной? Говори скорей! Чего заставлю… Рыбу ловить поедем. Грести будешь… — Так… Что же? Работать можно. Только вот… не влететь бы во что с тобой. Больно ты закомурист… темен ты… Челкаш почувствовал нечто вроде ожога в груди и с холодной злобой вполголоса проговорил: — А ты не болтай, чего не смыслишь.
Я те вот долбану по башке, тогда у тебя в ней просветлеет… Он соскочил с тумбочки, дернул левой рукой свой ус, а правую сжал в твердый жилистый кулак и заблестел глазами. Парень испугался. Он быстро оглянулся вокруг и, робко моргая, тоже вскочил с земли. Меряя друг друга глазами, они молчали. Он кипел и вздрагивал от оскорбления, нанесенного ему этим молоденьким теленком, которого он во время разговора с ним презирал, а теперь сразу возненавидел за то, что у него такие чистые голубые глаза, здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет где-то там деревню, дом в ней, за то, что его приглашает в зятья зажиточный мужик, — за всю его жизнь прошлую и будущую, а больше всего за то, что он, этот ребенок по сравнению с ним, Челкашем, смеет любить свободу, которой не знает цены и которая ему не нужна. Всегда неприятно видеть, что человек, которого ты считаешь хуже и ниже себя, любит или ненавидит то же, что и ты, и, таким образом, становится похож на тебя. Парень смотрел на Челкаша и чувствовал в нем хозяина.
Мне все равно, у кого работать, у тебя или у другого. Я только к тому сказал, что не похож ты на рабочего человека, — больно уж тово… драный. Ну, я ведь знаю, что это со всяким может быть. Господи, рази я не видел пьяниц! Эх, сколько!.. Говори цену. Какая работа будет.
Какой улов, значит… Пятитку можешь получить. Но теперь дело касалось денег, а тут крестьянин хотел быть точным и требовал той же точности от нанимателя. У парня вновь вспыхнуло недоверие и подозрительность. Челкаш вошел в роль: — Не толкуй, погоди! Идем в трактир! И они пошли по улице рядом друг с другом, Челкаш — с важной миной хозяина, покручивая усы, парень — с выражением полной готовности подчиниться, но все-таки полный недоверия и боязни. Когда они пришли в грязный и закоптелый трактир, Челкаш, подойдя к буфету, фамильярным тоном завсегдатая заказал бутылку водки, щей, поджарку из мяса, чаю и, перечислив требуемое, коротко бросил буфетчику: «В долг все!
Тут Гаврила сразу преисполнился уважения к своему хозяину, который, несмотря на свой вид жулика, пользуется такой известностью и доверием. Пока ты посиди, а я схожу кое-куда. Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных.
Он был, очевидно, не русский. Сзади его поместились две молдаванки; оборванные, черноволосые, загорелые, они тоже скрипели песню пьяными голосами.
Волны моря, вспененные от хлама, закованные в гранит гавани, подавляются тяжестью судов, их бортами и остроносыми килями. Пространство заполнено звоном якорных цепей гудящих пароходов, грохотавшими вагонами, дребезжащими телегами, шумом и грохотом, криками портовых людей. Эти звуки сравниваются с гимном богу торговли — Меркурию. Железные чрева огромных торговых судов, которые презрительно шипят и свистят, наполняют товарами ничтожные и пыльные людишки, таскающие на спинах огромные тяжести, чтобы заработать себе небольшой кусок хлеба. Величественные корабли, блестящие на солнце, противопоставлены усталым, оборванным и потным людям. Автор видит в этом жестокую иронию, ибо созданное человеком его же и поработило.
Глава I К полудню, когда уставшие грузчики уже обедали, появляется Гришка Челкаш, который только проснулся. Весь гаванский люд знает этого ловкого вора. Он разыскивает своего подельника Мишку. Таможенного сторожа, который осведомлен о его промыслах, приветствует по-приятельски, но пугает обещанием зайти в «гости», намекая, что тот тоже ворует. Все его побаиваются, но и уважают. Оставшись без напарника, который попал в больницу, Челкашу случайно встретился крестьянский парнишка Гаврила. Тот рассказал, что подрабатывал на покосе, потому что у него умер отец, осталась старуха мать, хозяйство пришло в запустение. Думал в зятья пойти к зажиточному мужику, но тот заставит долго на себя батрачить.
Гавриле нужны деньги, и Челкаш, назвавшись рыбаком, предлагает заработать. Гаврила понял, кто такой Челкаш на самом деле, но согласился. Они заходят в трактир, им подают все в долг. Тот, кто казался жуликом, вызвал у Гаврилы уважением тем, что он известная личность и к нему относятся с доверием. Захмелевшего парня Гришка уложил в тени спать, почувствовав себя господином, думает о том, что в его власти сделать с жизнью этого человека что угодно. Глава II Ночью, украв лодку, они поплыли на дело. Челкаш любил море, в котором отражаются на глади огоньки фонарей. В море ему представлялось, что душа очищается от житейской скверны, и он становится лучше.
Гавриле, сидящему на вёслах, в море боязно, он шепчет молитву. Трясущийся от страха, он стал умолять отпустить его. Доплыв до места, Челкаш отбирает у него паспорт, чтобы не сбежал, и исчезает в темноте пристани. Стало еще страшнее одному в темноте и зловещей тишине, и он обрадовался возвращению хозяина, который спустил в лодку какие-то тюки. На обратном пути, проходя возле кордонов, море осветил луч прожектора, показавшийся Гавриле огненным мечом.
Никакого шуму! Надави ее руками крепче, она и войдет себе на место. Оба они тихо возились с лодкой, привязанной к корме одной из целой флотилии парусных барок, нагруженных дубовой клепкой, и больших турецких фелюг, занятых пальмой, сандалом и толстыми кряжами кипариса. Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было покойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь от борта судов о берег, чуть-чуть покачивая лодку Челкаша. На далекое пространство от берега с моря подымались темные остовы судов, вонзая в небо острые мачты с разноцветными фонарями на вершинах. Море отражало огни фонарей и было усеяно массой желтых пятен. Они красиво трепетали на его бархате, мягком, матово-черном. Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день. Ты на-ко вот, нутро помочи, может, скорее очухаешься, — и он протянул Гавриле бутылку. Господи благослови!.. Послышалось тихое бульканье. Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов… Вдруг она вырвалась из их толпы, и море — бесконечное, могучее — развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков — лилово-сизых, с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской воды, и тех скучных, свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени. Облака ползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои цвета и формы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях, величественные и угрюмые… Что-то роковое было в этом медленном движении бездушных масс. Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей — разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск. Только боязно в нем, — ответил Гаврила, ровно и сильно ударяя веслами по воде. Вода чуть слышно звенела и плескалась под ударами длинных весел и все блестела теплым голубым светом фосфора. Экая дура!.. Он, вор, любил море. Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободной и мощной. И ему было обидно слышать такой ответ на вопрос о красоте того, что он любил. Сидя на корме, он резал рулем воду и смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади. На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты… — А снасть-то где? Челкаш вздрогнул. Она у меня на корме. Но ему стало обидно лгать пред этим мальчишкой, и ему было жаль тех дум и чувств, которые уничтожил этот парень своим вопросом. Он рассердился. Знакомое ему острое жжение в груди и у горла передернуло его, он внушительно и жестко сказал Гавриле: — Ты вот что — сидишь, ну и сиди! А не в свое дело носа не суй. Наняли тебя грести, и греби. А коли будешь языком трепать, будет плохо. На минуту лодка дрогнула и остановилась. Весла остались в воде, вспенивая ее, и Гаврила беспокойно завозился на скамье. Резкое ругательство потрясло воздух. Гаврила взмахнул веслами. Лодка точно испугалась и пошла быстрыми, нервными толчками, с шумом разрезая воду. Челкаш привстал с кормы, не выпуская весла из рук и воткнув свои холодные глаза в бледное лицо Гаврилы. Изогнувшийся наклоняясь вперед, он походил на кошку, готовую прыгнуть. Слышно было злое скрипение зубов и робкое пощелкивание какими-то костяшками. Ну же, греби!.. Раз, два! Пикни только!.. Лодка плавно повернулась и пошла назад к гавани, где огни фонарей столпились в разноцветную группу и видны были стволы мачт. Теперь голос был дальше, чем в первый раз. Челкаш успокоился. Кабы эти дьяволы погнались за нами — конец тебе. Я бы тебя сразу — к рыбам!.. Теперь, когда Челкаш говорил спокойно и даже добродушно, Гаврила, все еще дрожащий от страха, взмолился: — Слушай, отпусти ты меня! Христом прошу, отпусти! Высади куда-нибудь! Про-опал я совсем!.. Ну, вспомни бога, отпусти! Что я тебе? Не могу я этого!.. Не бывал я в таких делах… Первый раз… Господи! Пропаду ведь я! Как ты это, брат, обошел меня? Грешно тебе!.. Душу ведь губишь!.. Ну, какие дела? Его забавлял страх парня, и он наслаждался и страхом Гаврилы, и тем, что вот какой он, Челкаш, грозный человек. Что я тебе?.. Милый… — Ну, молчи! Не нужен был бы, так я тебя не брал бы. Но Гаврила теперь уже не мог удержаться и, тихо всхлипывая, плакал, сморкался, ерзал по лавке, но греб сильно, отчаянно. Лодка мчалась стрелой. Снова на дороге встали темные корпуса судов, и лодка потерялась в них, волчком вертясь в узких полосах воды между бортами. Буде спросит кто о чем — молчи, коли жив быть хочешь! Гаврила от этого шепота потерял способность соображать что-либо и помертвел, охваченный холодным предчувствием беды. Он машинально опускал весла в воду, откидывался назад, вынимал их, бросал снова и все время упорно смотрел на свои лапти. Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен. Вот гавань… За ее гранитной стеной слышались людские голоса, плеск воды, песня и тонкие свистки. Упирайся руками в стену! Тише, черт!.. Гаврила, цепляясь руками за скользкий камень, повел лодку вдоль стены. Лодка двигалась без шороха, скользя бортом по наросшей на камне слизи. Дай весла! Дай сюда! А паспорт у тебя где? В котомке? Дай котомку! Ну, давай скорей! Это, мил друг, для того, чтобы ты не удрал… Теперь не удерешь. Без весел-то ты бы кое-как мог удрать, а без паспорта побоишься. Да смотри, коли ты пикнешь — на дне моря найду!.. И вдруг, уцепившись за что-то руками, Челкаш поднялся на воздух и исчез на стене. Гаврила вздрогнул… Это вышло так быстро. Он почувствовал, как с него сваливается, сползает та проклятая тяжесть и страх, который он чувствовал при этом усатом, худом воре… Бежать теперь!.. И он, свободно вздохнув, оглянулся кругом. Слева возвышался черный корпус без мачт, — какой-то огромный гроб, безлюдный и пустой… Каждый удар волны в его бока родил в нем глухое, гулкое эхо, похожее на тяжелый вздох. Справа над водой тянулась сырая каменная стена мола, как холодная, тяжелая змея. Сзади виднелись тоже какие-то черные остовы, а спереди, в отверстие между стеной и бортом этого гроба, видно было море, молчаливое, пустынное, с черными над ним тучами. Они медленно двигались, огромные, тяжелые, источая из тьмы ужас и готовые раздавить человека тяжестью своей. Все было холодно, черно, зловеще. Гавриле стало страшно. Этот страх был хуже страха, навеянного на него Челкашем; он охватил грудь Гаврилы крепким объятием, сжал его в робкий комок и приковал к скамье лодки… А кругом все молчало. Ни звука, кроме вздохов моря. Тучи ползли по небу так же медленно и скучно, как и раньше, но их все больше вздымалось из моря, и можно было, глядя на небо, думать, что и оно тоже море, только море взволнованное и опрокинутое над другим, сонным, покойным и гладким. Тучи походили на волны, ринувшиеся на землю вниз кудрявыми седыми хребтами, и на пропасти, из которых вырваны эти волны ветром, и на зарождавшиеся валы, еще не покрытые зеленоватой пеной бешенства и гнева. Гаврила чувствовал себя раздавленным этой мрачной тишиной и красотой и чувствовал, что он хочет видеть скорее хозяина. А если он там останется?.. Время шло медленно, медленнее, чем ползли тучи по небу… И тишина, от времени, становилась все зловещей… Но вот за стеной мола послышался плеск,рох и что-то похожее на шепот. Гавриле показалось, что он сейчас умрет… — Эй! Со стены спускалось что-то кубическое и тяжелое. Гаврила принял это в лодку. Спустилось еще одно такое же. Затем поперек стены вытянулась длинная фигура Челкаша, откуда-то явились весла, к ногам Гаврилы упала его котомка, и тяжело дышавший Челкаш уселся на корме. Гаврила радостно и робко улыбался, глядя на него. Ну-ка, гребни добре! Дуй во всю силу!.. Хорошо ты, брат, заработал! Полдела сделали. Теперь только у чертей между глаз проплыть, а там — получай денежки и ступай к своей Машке. Машка-то есть у тебя? Эй, дитятко? Вода под лодкой рокотала, и голубая полоса за кормой теперь была шире. Гаврила весь облился потом, но продолжал грести во всю силу. Пережив дважды в эту ночь такой страх, он теперь боялся пережить его в третий раз и желал одного: скорей кончить эту проклятую работу, сойти на землю и бежать от этого человека, пока он в самом деле не убил или не завел его в тюрьму. Он решил не говорить с ним ни о чем, не противоречить ему, делать все, что велит, и, если удастся благополучно развязаться с ним, завтра же отслужить молебен Николаю Чудотворцу. Из его груди готова была вылиться страстная молитва. Но он сдерживался, пыхтел, как паровик, и молчал, исподлобья кидая взгляды на Челкаша. А тот, сухой, длинный, нагнувшийся вперед и похожий на птицу, готовую лететь куда-то, смотрел во тьму вперед лодки ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля, а другой теребил ус, вздрагивавший от улыбок, которые кривили его тонкие губы. Челкаш был доволен своей удачей, собой и этим парнем, так сильно запуганным им и превратившимся в его раба. Он смотрел, как старался Гаврила, и ему стало жалко, захотелось ободрить его. Теперь шабаш. Вот еще только одно бы место пройти… Отдохни-ка… Гаврила послушно приостановился, вытер рукавом рубахи пот с лица и снова опустил весла в воду. Воротца одни надо миновать. Тише, тише… А то, брат, тут народы серьезные… Как раз из ружья пошалить могут. Такую шишку на лбу набьют, что и не охнешь. Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали голубые капли, и когда они падали в море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше. Слева и справа от лодки из черной воды поднялись какие-то здания — баржи, неподвижные, мрачные и тоже черные. На одной из них двигался огонь, кто-то ходил с фонарем. Море, гладя их бока, звучало просительно и глухо, а они отвечали ему эхом, гулким и холодным, точно спорили, не желая уступить ему в чем-то. С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью, голова, заполненная одной мыслью, болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы. Глаза ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!.. Он лег, и в полосу его сияния из мрака выплыли невидимые до той поры суда, черные, молчаливые, обвешанные пышной ночной мглой. Казалось, они долго были на дне моря, увлеченные туда могучей силой бури, и вот теперь поднялись оттуда по велению огненного меча, рожденного морем, — поднялись, чтобы посмотреть на небо и на все, что поверх воды… Их такелаж обнимал собой мачты и казался цепкими водорослями, поднявшимися со дна вместе с этими черными гигантами, опутанными их сетью. И он опять поднялся кверху из глубин моря, этот страшный голубой меч, поднялся, сверкая, снова рассек ночь и снова лег уже в другом направлении. И там, где он лег, снова всплыли остовы судов, невидимых до его появления. Лодка Челкаша остановилась и колебалась на воде, как бы недоумевая. Гаврила лежал на дне, закрыв лицо руками, а Челкаш толкал его ногой и шипел бешено, но тихо: — Дурак, это крейсер таможенный… Это фонарь электрический!.. Вставай, дубина! Ведь на нас свет бросят сейчас!.. Погубишь, черт, и себя и меня! И, наконец, когда один из ударов каблуком сапога сильнее других опустился на спину Гаврилы, он вскочил, все еще боясь открыть глаза, сел на лавку и, ощупью схватив весла, двинул лодку. Убью ведь! Ну, тише!.. Эка дурак, черт тебя возьми!..
Челкаш — образ и характеристика героя рассказа М. Горького «Челкаш»
рассказ Максима Горького, относящийся к позднему романтизму в творчестве писателя. челкаш это кто такой Писатель Максим Горький. Одним из наиболее ранних романтических произведений Горького принято считать его рассказ «Челкаш». Рассказ о том, как опытный контрабандист, преступник и пьяница Челкаш идет «на дело» с молодым крестьянином Гаврилой. Челкаш очень любит море, которое дарит ему ощущение свободы.
«Челкаш» анализ произведения М. Горького
Снова на дороге встали темные корпуса судов, и лодка потерялась в них, волчком вертясь в узких полосах воды между бортами. Буде спросит кто о чем — молчи, коли жив быть хочешь! Гаврила от этого шепота потерял способность соображать что-либо и помертвел, охваченный холодным предчувствием беды. Он машинально опускал весла в воду, откидывался назад, вынимал их, бросал снова и все время упорно смотрел на свои лапти. Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен. Вот гавань… За ее гранитной стеной слышались людские голоса, плеск воды, песня и тонкие свистки. Упирайся руками в стену! Тише, черт!.. Гаврила, цепляясь руками за скользкий камень, повел лодку вдоль стены. Лодка двигалась без шороха, скользя бортом по наросшей на камне слизи.
Дай весла! Дай сюда! А паспорт у тебя где? В котомке? Дай котомку! Ну, давай скорей! Это, мил друг, для того, чтобы ты не удрал… Теперь не удерешь. Без весел-то ты бы кое-как мог удрать, а без паспорта побоишься. Да смотри, коли ты пикнешь — на дне моря найду!..
И вдруг, уцепившись за что-то руками, Челкаш поднялся на воздух и исчез на стене. Гаврила вздрогнул… Это вышло так быстро. Он почувствовал, как с него сваливается, сползает та проклятая тяжесть и страх, который он чувствовал при этом усатом, худом воре… Бежать теперь!.. И он, свободно вздохнув, оглянулся кругом. Слева возвышался черный корпус без мачт, — какой-то огромный гроб, безлюдный и пустой… Каждый удар волны в его бока родил в нем глухое, гулкое эхо, похожее на тяжелый вздох. Справа над водой тянулась сырая каменная стена мола, как холодная, тяжелая змея. Сзади виднелись тоже какие-то черные остовы, а спереди, в отверстие между стеной и бортом этого гроба, видно было море, молчаливое, пустынное, с черными над ним тучами. Они медленно двигались, огромные, тяжелые, источая из тьмы ужас и готовые раздавить человека тяжестью своей. Все было холодно, черно, зловеще.
Гавриле стало страшно. Этот страх был хуже страха, навеянного на него Челкашем; он охватил грудь Гаврилы крепким объятием, сжал его в робкий комок и приковал к скамье лодки… А кругом все молчало. Ни звука, кроме вздохов моря. Тучи ползли по небу так же медленно и скучно, как и раньше, но их все больше вздымалось из моря, и можно было, глядя на небо, думать, что и оно тоже море, только море взволнованное и опрокинутое над другим, сонным, покойным и гладким. Тучи походили на волны, ринувшиеся на землю вниз кудрявыми седыми хребтами, и на пропасти, из которых вырваны эти волны ветром, и на зарождавшиеся валы, еще не покрытые зеленоватой пеной бешенства и гнева. Гаврила чувствовал себя раздавленным этой мрачной тишиной и красотой и чувствовал, что он хочет видеть скорее хозяина. А если он там останется?.. Время шло медленно, медленнее, чем ползли тучи по небу… И тишина, от времени, становилась все зловещей… Но вот за стеной мола послышался плеск, шорох и что-то похожее на шепот. Гавриле показалось, что он сейчас умрет… — Эй!
Со стены спускалось что-то кубическое и тяжелое. Гаврила принял это в лодку. Спустилось еще одно такое же. Затем поперек стены вытянулась длинная фигура Челкаша, откуда-то явились весла, к ногам Гаврилы упала его котомка, и тяжело дышавший Челкаш уселся на корме. Гаврила радостно и робко улыбался, глядя на него. Ну-ка, гребни добре! Дуй во всю силу!.. Хорошо ты, брат, заработал! Полдела сделали.
Теперь только у чертей между глаз проплыть, а там — получай денежки и ступай к своей Машке. Машка-то есть у тебя? Эй, дитятко? Вода под лодкой рокотала, и голубая полоса за кормой теперь была шире. Гаврила весь облился потом, но продолжал грести во всю силу. Пережив дважды в эту ночь такой страх, он теперь боялся пережить его в третий раз и желал одного: скорей кончить эту проклятую работу, сойти на землю и бежать от этого человека, пока он в самом деле не убил или не завел его в тюрьму. Он решил не говорить с ним ни о чем, не противоречить ему, делать все, что велит, и, если удастся благополучно развязаться с ним, завтра же отслужить молебен Николаю Чудотворцу. Из его груди готова была вылиться страстная молитва. Но он сдерживался, пыхтел, как паровик, и молчал, исподлобья кидая взгляды на Челкаша.
А тот, сухой, длинный, нагнувшийся вперед и похожий на птицу, готовую лететь куда-то, смотрел во тьму вперед лодки ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля, а другой теребил ус, вздрагивавший от улыбок, которые кривили его тонкие губы. Челкаш был доволен своей удачей, собой и этим парнем, так сильно запуганным им и превратившимся в его раба. Он смотрел, как старался Гаврила, и ему стало жалко, захотелось ободрить его. Теперь шабаш. Вот еще только одно бы место пройти… Отдохни-ка… Гаврила послушно приостановился, вытер рукавом рубахи пот с лица и снова опустил весла в воду. Воротца одни надо миновать. Тише, тише… А то, брат, тут народы серьезные… Как раз из ружья пошалить могут. Такую шишку на лбу набьют, что и не охнешь. Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно.
Только с весел капали голубые капли, и когда они падали в море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше. Слева и справа от лодки из черной воды поднялись какие-то здания — баржи, неподвижные, мрачные и тоже черные. На одной из них двигался огонь, кто-то ходил с фонарем. Море, гладя их бока, звучало просительно и глухо, а они отвечали ему эхом, гулким и холодным, точно спорили, не желая уступить ему в чем-то. С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью, голова, заполненная одной мыслью, болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы.
Глаза ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!.. Он лег, и в полосу его сияния из мрака выплыли невидимые до той поры суда, черные, молчаливые, обвешанные пышной ночной мглой. Казалось, они долго были на дне моря, увлеченные туда могучей силой бури, и вот теперь поднялись оттуда по велению огненного меча, рожденного морем, — поднялись, чтобы посмотреть на небо и на все, что поверх воды… Их такелаж обнимал собой мачты и казался цепкими водорослями, поднявшимися со дна вместе с этими черными гигантами, опутанными их сетью. И он опять поднялся кверху из глубин моря, этот страшный голубой меч, поднялся, сверкая, снова рассек ночь и снова лег уже в другом направлении. И там, где он лег, снова всплыли остовы судов, невидимых до его появления. Лодка Челкаша остановилась и колебалась на воде, как бы недоумевая. Гаврила лежал на дне, закрыв лицо руками, а Челкаш толкал его ногой и шипел бешено, но тихо: — Дурак, это крейсер таможенный… Это фонарь электрический!.. Вставай, дубина! Ведь на нас свет бросят сейчас!..
Погубишь, черт, и себя и меня! И, наконец, когда один из ударов каблуком сапога сильнее других опустился на спину Гаврилы, он вскочил, все еще боясь открыть глаза, сел на лавку и, ощупью схватив весла, двинул лодку. Убью ведь! Ну, тише!.. Эка дурак, черт тебя возьми!.. Чего ты испугался? Фонарь — только и всего. Тише веслами!.. Кислый черт!..
За контрабандой это следят. Нас не заденут — далеко отплыли они. Не бойся, не заденут. Теперь мы… — Челкаш торжествующе оглянулся кругом. Н-ну, счастлив ты, дубина стоеросовая!.. Гаврила молчал, греб и, тяжело дыша, искоса смотрел туда, где все еще поднимался и опускался этот огненный меч. Он никак не мог поверить Челкашу, что это только фонарь. Холодное голубое сияние, разрубавшее тьму, заставляя море светиться серебряным блеском, имело в себе нечто необъяснимое, и Гаврила опять впал в гипноз тоскливого страха. Он греб, как машина, и все сжимался, точно ожидал удара сверху, и ничего, никакого желания не было уже в нем — он был пуст и бездушен.
Волнения этой ночи выглодали наконец из него все человеческое. А Челкаш торжествовал. Его привычные к потрясениям нервы уже успокоились. У него сладострастно вздрагивали усы и в глазах разгорался огонек. Он чувствовал себя великолепно, посвистывал сквозь зубы, глубоко вдыхал влажный воздух моря, оглядывался кругом и добродушно улыбался, когда его глаза останавливались на Гавриле. Ветер пронесся и разбудил море, вдруг заигравшее частой зыбью. Тучи сделались как бы тоньше и прозрачней, но все небо было обложено ими. Несмотря на то, что ветер, хотя еще легкий, свободно носился над морем, тучи были неподвижны и точно думали какую-то серую, скучную Думу. Ишь тебя как — точно из кожи-то твоей весь дух выдавили, один мешок костей остался!
Конец уж всему. Гавриле все-таки было приятно слышать человеческий голос, хоть это и говорил Челкаш. Мякиш… Ну-ка, садись на руль, а я — на весла, устал, поди! Гаврила машинально переменил место. Когда Челкаш, меняясь с ним местами, взглянул ему в лицо и заметил, что он шатается на дрожащих ногах, ему стало еще больше жаль парня. Он хлопнул его по плечу. Заработал зато хорошо. Я те, брат, награжу богато. Четвертной билет хочешь получить?
Только на берег бы… Челкаш махнул рукой, плюнул и принялся грести, далеко назад забрасывая весла своими длинными руками. Море проснулось. Оно играло маленькими волнами, рождая их, украшая бахромой пены, сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль. Пена, тая, шипела и вздыхала, — и все кругом было заполнено музыкальным шумом и плеском. Тьма как бы стала живее. Много в этом смаку? Кое-где ветер прорывал тучи, и из разрывов смотрели голубые кусочки неба с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя. Работка важная!
Вот видишь как?.. Ночь одна — и полтысячи я тяпнул! Все-то, коли по цене продать, так и за тысячу хватит. Ну, я не дорожусь… Ловко? Его охватила волна воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой горе вниз, к речке, скрытой в роще берез, ветел, рябин, черемухи… — Эх, важно бы!.. Я думаю, ты бы сейчас по чугунке домой… Уж и полюбили бы тебя девки дома, а-ах как!.. Любую бери! Дом бы себе сгрохал — ну, для дома денег, положим, маловато… — Это верно… для дому нехватка. У нас дорог лес-то.
Старый бы поправил. Лошадь как? Она и есть, да больно стара, черт. Ха-арошую лошадь! Корову… Овец… Птицы разной… А? Ох ты, господи! Было когда-то свое гнездо… Отец-то был из первых богатеев в селе… Челкаш греб медленно. Лодка колыхалась на волнах, шаловливо плескавшихся о ее борта, еле двигалась по темному морю, а оно играло все резвей и резвей. Двое людей мечтали, покачиваясь на воде и задумчиво поглядывая вокруг себя.
Челкаш начал наводить Гаврилу на мысль о деревне, желая немного ободрить и успокоить его. Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и вспоминал только теперь, — он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему: — Главное в крестьянской жизни — это, брат, свобода! Хозяин ты есть сам себе. У тебя твой дом — грош ему цена — да он твой. У тебя земля своя — и того ее горсть — да она твоя! Король ты на своей земле!.. У тебя есть лицо… Ты можешь от всякого требовать уважения к тебе… Так ли? Гаврила глядел на него с любопытством и тоже воодушевлялся. Он во время этого разговора успел уже забыть, с кем имеет дело, и видел пред собой такого же крестьянина, как и сам он, прилепленного навеки к земле потом многих поколений, связанного с ней воспоминаниями детства, самовольно отлучившегося от нее и от забот о ней и понесшего за эту отлучку должное наказание.
Автор показывает читателю, что деревенский парень вдруг начинает всхлипывать, а потом и вообще плачет. И это отталкивает читателя от Гаврилы. В этой кульминации рассказа происходит некая смена ролей: Челкаш вдруг совсем неожиданно из отрицательного горьковского персонажа превращается в положительного.
А Гаврила теперь заслуживает лишь только негативную оценку своим поведением. Челкаш открывается для читателя по-новому. Ведь можно увидеть, что у героя есть чувства, он переживает и страдает.
Автор показывает, как ему, вору, было вдруг обидно врать мальчику, наивному и деревенскому. По ходу повествования выясняется, что у него есть не только чувства, как и у любого человека, но, несмотря на то, что он вор, он любит и восхищается морем, его неудержимой стихией, его свободой и независимостью. Обратите внимание Именно море помогало ему пережить все трудности в жизни, в нем он находил не только утешение, но мог часами смотреть на него, размышляя обо всем, даже о том, для чего он живет на этом свете.
Море как бы помогает очиститься главному герою нравственно, стать лучше. Другое дело Гаврила, который к морю был совершенно равнодушен. Оно совсем не волновало его душу.
Он любил совсем другую жизнь: землю, крестьян, которые с утра до вечера работали. Но и Челкаш связан с этой крестьянской жизнью, с землей. Его предки тоже некогда были крестьянами, поэтому все детские воспоминания связаны у героя с устоями и бытом крестьянской жизнью.
Может быть, поэтому и было так жалко Челкашу Гаврилу, сам он стыдился своего чувства, иногда даже сердился на себя из-за этого. Проблема Челкаша состоит в том, что он обладает нравственными качествами. Для вора он слишком добрый, так как он легко отдает Гавриле практически все деньги.
Другой бы вор на месте главного героя мог бы и половины не отдать, обманув наивного и простодушного деревенского парня. А Челкаш отдает все заработанные деньги, хотя и нечестным путем. Но ведь из-за них он рисковал жизнью и своей свободой.
В этом он немного благороден. Да, Гаврила смог задеть самолюбие старого морского волка. Стоит только вспомнить, как в горьковском рассказе деревенский парень называет Челкаша, какие слова для этого использует: ненужный человек, ничтожный.
У вора, несмотря на его профессию, сильно развито самолюбие, поэтому слова его напарника очень сильно задевают его. Учитель проверяет на плагиат? Закажи уникальную работу у нас за 250 рублей!
Более 700 выполненных заказов! Заказать сочинение Важно Но ведь получается, что Челкаш сделал добро для Гаврилы, а благодарности, кроме оскорблений, он от этого парня не получил никаких. Это значит, что Гаврила совсем не умеет ценить то добро, которое ему сделал напарник, он его не уважает.
В конце рассказа в сцене драки читатель видит, как Гаврила дерется из-за денег, и он даже готов, если это нужно, убить Челкаша. Из-за денег он готов на многое. Челкаш другой даже в этом.
Несмотря на то, что он вор, любит вести разгульный образ жизни, не имеет родственных связей, но из-за копейки он не будет убивать человека, он более разумный человек, чем его напарник. У Челкаша есть совесть. И он сам рад, что деньги не имеют над ним сильной власти, не делают его жадным и из-за них он не сможет пасть низко или поступить подло.
Главный идеал для этого горьковского героя — это свобода, которую автор сравнивает с морем. Она широка, мощная и бескрайняя. И к ней так сильно стремится главный герой рассказа «Челкаш».
Главным героем повествования является Гришка Челкаш, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор. Автор крупным планом дает его портрет, в котором совмещаются как романтические, так реалистические черты: романтический ореол придают ему гордый, независимый вид, умение держаться с чувством собственного достоинства, смелость, внешнее сходство с хищной птицей. Совет Он был бос, в старых, вытертых плисовых штанах, без шапки, в рваной рубахе.
Это описание подчёркивает жизненность этого персонажа и принадлежность его к определенному социальному слою. Завязкой конфликта является встреча Челкаша, который ищет замену своему помощнику, гребцу старый и испытанный товарищ Мишка сломал ногу , с деревенским парнем Гаврилой. Портрет Гаврилы контрастирует с портретом Челкаша: у него «загорелое и обветренное лицо, большие голубые глаза, доверчивый и наивный взгляд», Кажется, что именно этот герой будет носителем нравственного начала.
Но Горький показывает полную его несостоятельность. Сначала во время описания воровства, когда Гаврила смертельно напуган, автор подчеркивает его малодушие, неумение держать себя в руках, трусость «он тихо всхлипывал, плакал, сморкался, ерзал на лавке». Гаврила мечтает только об одном: скорее добраться до берега.
Но оправившись от страха, поняв, что дело сделано, Гаврила тут же забывает обо всем, увидев деньги, и в глазах его загорается жадность. Деньги дали бы ему все, о чем он мечтал. И ради достижения своей мелкой, корыстной мечты Гаврила пытается убить Челкаша кульминация.
Ужаснувшись содеянному, Гаврила все-таки просит прощения У своего подельника, и герои навсегда расстаются развязка. Таким образом, носителем нравственного начала оказывается не добродушный деревенский парень, а вор Гришка Челкаш, в итоге поступивший благородно и великодушно в конце концов он отдал деньги напарнику и простил ему его проступок. Следует отметить, что все события, описанные в рассказе, показаны на фоне романтического морского пейзажа.
И пейзаж здесь выполняет не просто фоновую, декоративную функцию, но и является средствам изображения психологии и мировоззрения героев. Вспомним, как относятся к морской стихии персонажи — Челкаш любит море, чувствуя внутреннее родство с ним, а Гаврила панически боится неведомой ему стихии. Пейзаж также выступает в роли третьего героя, соучастника и свидетеля преступления.
Недаром писатель часто прибегает здесь к приему олицетворения: «море спало здоровым, крепким сном работника … », «море проснулось, море выло, швыряло большие, тяжелые волны на прибрежный песок …». Несмотря на явную симпатию автора к герою-босяку, писатель показывает. Горького «Челкаш» — Пересказ содержания Раннее творчество Горького 90 е гг.
Рассказы 1890 х гг. Обратите внимание Горький несколько раз обращает наше внимание на большие голубые глаза, смотрящие доверчиво и добродушно. Челкаш вначале «презирал», а потом, «возненавидел» парня за его молодость, «чистые голубые глаза», здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет свой дом в деревне, что хочет обзавестись семьей, но самое главное, как мне кажется, это то, что Гаврила еще не познал той жизни, которую ведет этот бывалый мужчина, за то, что смеет любить свободу, которой не знает цены, и которая ему не нужна.
Кульминационным моментом рассказа является сцена драки из за денег. Челкаш, бесспорно, является положительным героем, в противовес ему Горький ставит Гаврилу. Чтобы пойти на очередное «дело», он ходил по гавани и искал своего поплечника Мишку, но сторож сказал, что Мишку увезли в больницу.
Но тут Челкашу попадается парень: «широкоплеч, коренаст, русый, с загорелым и обветренным лицом и с большими голубыми глазами». Этого молодого парня звали Гаврила. Поговорив с ним, Челкаш приходит к выводу, что Гаврила сможет заменить Мишку.
Челкаш предлагает Гавриле работу. Но на вопрос «какую? Грести будешь… Важно Гаврила соглашается, ничего не подозревая.
И, оказавшись в море, он, захваченный чисто практическими интересами, «чувствует себя раздавленным этой мрачной тишиной и красотой». Вор Челкаш все еще не потерял светлой «памяти, этого бича несчастных».
Грубый, неумный, нетактичный человек 8. Находясь в равном положении, Челкаш нравственно выше Гаврилы. Он швыряет деньги Гавриле в лицо и "плюёт в его чистые глаза". Гаврила униженно просит прощения, но деньги всё равно отбирает, жадность его давит.
Просьба о прощении уже не воспринимается как нравственный поступок.
Нерусские, смуглые люди забрали товар и уложили подельников спать. III Утром Гаврила не узнал Челкаша — так изменила того другая, немного потёртая, но крепкая ещё одежда. Парень оправился от испуга и был не прочь ещё раз поработать на Челкаша — душу ведь можно и не загубить, а богатым человеком точно станешь. Сев в лодку, они отправились к берегу.
По дороге Челкаш отдал Гавриле его долю, при этом парень увидел, как много денег у того осталось. На берег Гаврила вышел очень возбуждённым. Он упал в ноги Челкашу и стал умолять отдать ему все деньги. Вор их прогуляет, а он, Гаврила, хозяйство справит и станет в деревне уважаемым человеком. Изумлённый и озлобленный Челкаш вынул из кармана купюры и бросил их Гавриле.
И, бросив деньги, он почувствовал себя героем. Челкаш чувствовал, что он, вор и гуляка, «никогда не будет таким жадным, низким, не помнящим себя». Гаврила собрал деньги и признался, что готов был ударить вора веслом, ограбить и утопить в море — всё равно такого пропащего человека никто не хватиться. Услышав это, Челкаш схватил парня за горло, отнял деньги и повернулся, чтобы уйти. И тогда Гаврила сильно запустил большим камнем в голову вора.
Реклама Челкаш упал. Смертельно испуганный Гаврила помчался прочь, забыв о деньгах, но вскоре вернулся и начал приводить вора в чувства. Он целовал руки Челкаша, просил прощения, но тот плюнул парню в глаза, потом презрительно бросил ему деньги и ушёл, пошатываясь, вдоль берега. Вскоре дождь и прилив смыли следы и пятно крови на песке, и уже ничто не напоминало «о маленькой драме, разыгравшейся между двумя людьми». Пересказала Юлия Песковая.
Нашли ошибку? Пожалуйста, отредактируйте этот пересказ в Народном Брифли. Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте?
Научная работа по литературе на тему:>(По рассказу М.Горького >)
Челкаш: образ и характеристика Челкаша Сюжетная линия рассказа построена вокруг судьбы бывшего военного, чья жизнь превратилась в жалкое существование. Кто такой Челкаш? Челкаш — это персонаж фольклора и литературы, часто упоминаемый в русских народных сказках и загадках. Челкаш повеселел; он тихо посвистывал сквозь зубы и, засунув руки в карманы штанов, шел медленно, отпуская направо и налево колкие смешки и шутки. Челкаш характеристика героев кратко | Образовательные документы для учителей, воспитателей, учеников и родителей. Челкаш верует в бога, пытается жить по христианским правилам, несмотря на ТО, что являлся вором.
«Челкаш»: краткое содержание и анализ произведения
Yutaka Sakamoto. Челкаш, Чт. 4. Челкаш верует в бога, пытается жить по христианским правилам, несмотря на ТО, что являлся вором. Челкаш характеристика героев кратко | Образовательные документы для учителей, воспитателей, учеников и родителей. Образ и характеристика Челкаша из рассказа Максима Горького «Челкаш» с цитатами помогут читателю понять, насколько неординарным человеком являлся главный герой произведения.
Челкаш — образ и характеристика героя рассказа М. Горького «Челкаш»
У него появляется мысль убить Челкаша, чтобы завладеть всем награбленным. После получения своей доли, решается на нападение. Позже сильно раскаивается в этом решении, просит прощения у Челкаша. Вор же испытывает к нему презрение, бросает ему деньги. Гаврила тут же их собирает и уходит. Главные герои Челкаша меняют за время повествования. Вор оказывается более благородным, чем тот человек, который изначально казался законопослушным, честным, открытым и добрым.
Второстепенные персонажи Семёныч. Давний мазанковый Челаша, на готовым герой издевается и смеется. Мужчина работает сторожем на таможне. Прекрасно знает, чем промышляет Челках, а потому следит за ним пристально, как тот появляется в поле зрения. Пытается не пускать босяка на охраняемую территорию. Из-за его травмы Челкашу пришлось искать нового напарника.
Главный герой чувствует свое превосходство над миром, освободившись от привязанности к конкретному дому, семье и прочих общечеловеческих ценностей. Его возмущает, что типичный человек, не преодолевший этой системы, может любить или ненавидеть то же, что и он. Главные герои и их характеристика Челкаш — романтизированный бродяга, настоящий романтический герой. У него есть свои моральные принципы, которым он всегда следует. Его идеология выглядит наиболее устойчивой и сформированной, нежели жизненная позиция Гаврилы.
Это молодой крестьянин, который еще не определился, чего хочет добиться. Неопределенность невыгодно отличает его от главного героя. Гаврила, без особого желания согласившийся на «темное дело», выглядит более нелицеприятным героем, чем Челкаш. Этот закоренелый вор вызывает даже некую симпатию у читателя. У него более сложный внутренний мир, за его улыбкой и лёгкостью чувствуется боль воспоминаний о прошлом и тяжесть нужды, преследующей его ежечасно.
Произведение построено на антитезе и парадоксе: здесь противопоставляются друг другу честный вор и лживый крестьянин. Смысл этого противопоставления в том, чтобы по-новому взглянуть на положительные и отрицательные качества человека, как представителя определенной социальной группы, и на различные модели поведения. Бродяга может быть принципиальным и нравственным, а крестьянин — не только смиренным и честным работягой. Темы Смысл жизни. Главные герои рассуждают о смысле жизни.
Челкаш, можно сказать, уже прошёл свой жизненный путь, но Гаврила еще в начале. Таким образом, нам представлены принципиально разные взгляды: молодого человека, и того, кто умудрён опытом. Мысли Гаврилы еще подчинены общепринятой ценностной системе крестьянина: обзавестись домом, создать семью. Это его цель, смысл жизни. Но Челкаш уже хорошо знает, что такое быть мужиком в деревне.
Он сознательно выбрал тропу бродяги, не обременённого долгами, голодающей семьей и прочими бытовыми проблемами. Она представлена как независимая, вольная стихия. Она вечна, она, безусловно, сильнее человека.
Больно ты закомурист... Я те вот долбану по башке, тогда у тебя в ней просветлеет... Он соскочил с тумбочки, дернул левой рукой свой ус, а правую сжал в твердый, жилистый кулак и заблестел глазами. Парень испугался. Он быстро оглянулся вокруг и, робко моргая, тоже вскочил с земли. Меряя друг друга глазами, они молчали. Всегда неприятно видеть, что человек, которого ты считаешь хуже и ниже себя, любит или ненавидит то же, что и ты, и, таким образом, становится похож на тебя. Парень смотрел на Челкаша и чувствовал в нем хозяина. Мне все равно, у кого работать, у тебя или у другого. Ну, я ведь знаю, что это со всяким может быть. Господи, рази я не видел пьяниц! Эх, сколько!.. Говори цену. Какая работа будет. Какой улов, значит... Пятитку можешь получить. Но теперь дело касалось денег, а тут крестьянин хотел быть точным и требовал той же точности от нанимателя. У парня вновь вспыхнуло недоверие и подозрительность. Челкаш вошел в роль. Идем в трактир! Когда они пришли в грязный и закоптелый трактир, Челкаш, подойдя к буфету, фамильярным тоном завсегдатая заказал бутылку водки, щей, поджарку из мяса, чаю и, перечислив требуемое, коротко бросил буфетчику: «В долг все! Тут Гаврила сразу преисполнился уважением к своему хозяину, который, несмотря на свой вид жулика, пользуется такой известностью и доверием. Пока ты посиди, а я схожу кое-куда. Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не русский. Сзади его поместились две молдаванки; оборванные, черноволосые, загорелые, они тоже скрипели песню пьяными голосами. Потом из тьмы выступали еще разные фигуры, все странно растрепанные, все полупьяные, крикливые, беспокойные... Гавриле стало жутко. Ему захотелось, чтобы хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю... Гаврила чувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру... Пришел Челкаш, и они стали есть и пить, разговаривая. С третьей рюмки Гаврила опьянел. Но слова, целыми волнами подливавшиеся ему к горлу, почему-то не сходили с языка, вдруг отяжелевшего. Э-эх, тюря! Я тебе уважу!.. Дай поцелую тебя!.. На, еще клюкни! Гаврила пил и дошел наконец до того, что у него в глазах все стало колебаться ровными, волнообразными движениями. Это было неприятно, и от этого тошнило. Лицо у него сделалось глупо восторженное.
Он решил не говорить с ним ни о чем, не противоречить ему, делать все, что велит, и, если удастся благополучно развязаться с ним, завтра же отслужить молебен Николаю Чудотворцу. Из его груди готова была вылиться страстная молитва. Но он сдерживался, пыхтел, как паровик, и молчал, исподлобья кидая взгляды на Челкаша. А тот, сухой, длинный, нагнувшийся вперед и похожий на птицу, готовую лететь куда-то, смотрел во тьму вперед лодки ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля, а другой теребил ус, вздрагивавший от улыбок, которые кривили его тонкие губы. Челкаш был доволен своей удачей, собой и этим парнем, так сильно запуганным им и превратившимся в его раба. Он смотрел, как старался Гаврила, и ему стало жалко, захотелось ободрить его. Теперь шабаш. Вот еще только одно бы место пройти… Отдохни-ка… Гаврила послушно приостановился, вытер рукавом рубахи пот с лица и снова опустил весла в воду. Воротца одни надо миновать. Тише, тише… А то, брат, тут народы серьезные… Как раз из ружья пошалить могут. Такую шишку на лбу набьют, что и не охнешь. Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали голубые капли, и когда они падали в море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше. Слева и справа от лодки из черной воды поднялись какие-то здания — баржи, неподвижные, мрачные и тоже черные. На одной из них двигался огонь, кто-то ходил с фонарем. Море, гладя их бока, звучало просительно и глухо, а они отвечали ему эхом, гулким и холодным, точно спорили, не желая уступить ему в чем-то. С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью, голова, заполненная одной мыслью, болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы. Глаза ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!.. Он лег, и в полосу его сияния из мрака выплыли невидимые до той поры суда, черные, молчаливые, обвешанные пышной ночной мглой. Казалось, они долго были на дне моря, увлеченные туда могучей силой бури, и вот теперь поднялись оттуда по велению огненного меча, рожденного морем, — поднялись, чтобы посмотреть на небо и на все, что поверх воды… Их такелаж обнимал собой мачты и казался цепкими водорослями, поднявшимися со дна вместе с этими черными гигантами, опутанными их сетью. И он опять поднялся кверху из глубин моря, этот страшный голубой меч, поднялся, сверкая, снова рассек ночь и снова лег уже в другом направлении. И там, где он лег, снова всплыли остовы судов, невидимых до его появления. Лодка Челкаша остановилась и колебалась на воде, как бы недоумевая. Гаврила лежал на дне, закрыв лицо руками, а Челкаш толкал его ногой и шипел бешено, но тихо: — Дурак, это крейсер таможенный… Это фонарь электрический!.. Вставай, дубина! Ведь на нас свет бросят сейчас!.. Погубишь, черт, и себя и меня! И, наконец, когда один из ударов каблуком сапога сильнее других опустился на спину Гаврилы, он вскочил, все еще боясь открыть глаза, сел на лавку и, ощупью схватив весла, двинул лодку. Убью ведь! Ну, тише!.. Эка дурак, черт тебя возьми!.. Чего ты испугался? Фонарь — только и всего. Тише веслами!.. Кислый черт!.. За контрабандой это следят. Нас не заденут — далеко отплыли они. Не бойся, не заденут. Теперь мы… — Челкаш торжествующе оглянулся кругом. Н-ну, счастлив ты, дубина стоеросовая!.. Гаврила молчал, греб и, тяжело дыша, искоса смотрел туда, где все еще поднимался и опускался этот огненный меч. Он никак не мог поверить Челкашу, что это только фонарь. Холодное голубое сияние, разрубавшее тьму, заставляя море светиться серебряным блеском, имело в себе нечто необъяснимое, и Гаврила опять впал в гипноз тоскливого страха. Он греб, как машина, и все сжимался, точно ожидал удара сверху, и ничего, никакого желания не было уже в нем — он был пуст и бездушен. Волнения этой ночи выглодали наконец из него все человеческое. А Челкаш торжествовал. Его привычные к потрясениям нервы уже успокоились. У него сладострастно вздрагивали усы и в глазах разгорался огонек. Он чувствовал себя великолепно, посвистывал сквозь зубы, глубоко вдыхал влажный воздух моря, оглядывался кругом и добродушно улыбался, когда его глаза останавливались на Гавриле. Ветер пронесся и разбудил море, вдруг заигравшее частой зыбью. Тучи сделались как бы тоньше и прозрачней, но все небо было обложено ими. Несмотря на то, что ветер, хотя еще легкий, свободно носился над морем, тучи были неподвижны и точно думали какую-то серую, скучную Думу. Ишь тебя как — точно из кожи-то твоей весь дух выдавили, один мешок костей остался! Конец уж всему. Гавриле все-таки было приятно слышать человеческий голос, хоть это и говорил Челкаш. Мякиш… Ну-ка, садись на руль, а я — на весла, устал, поди! Гаврила машинально переменил место. Когда Челкаш, меняясь с ним местами, взглянул ему в лицо и заметил, что он шатается на дрожащих ногах, ему стало еще больше жаль парня. Он хлопнул его по плечу. Заработал зато хорошо. Я те, брат, награжу богато. Четвертной билет хочешь получить? Только на берег бы… Челкаш махнул рукой, плюнул и принялся грести, далеко назад забрасывая весла своими длинными руками. Море проснулось. Оно играло маленькими волнами, рождая их, украшая бахромой пены, сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль. Пена, тая, шипела и вздыхала, — и все кругом было заполнено музыкальным шумом и плеском. Тьма как бы стала живее. Много в этом смаку? Кое-где ветер прорывал тучи, и из разрывов смотрели голубые кусочки неба с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя. Работка важная! Вот видишь как?.. Ночь одна — и полтысячи я тяпнул! Все-то, коли по цене продать, так и за тысячу хватит. Ну, я не дорожусь… Ловко? Его охватила волна воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой горе вниз, к речке, скрытой в роще берез, ветел, рябин, черемухи… — Эх, важно бы!.. Я думаю, ты бы сейчас по чугунке домой… Уж и полюбили бы тебя девки дома, а-ах как!.. Любую бери! Дом бы себе сгрохал — ну, для дома денег, положим, маловато… — Это верно… для дому нехватка. У нас дорог лес-то. Старый бы поправил. Лошадь как? Она и есть, да больно стара, черт. Ха-арошую лошадь! Корову… Овец… Птицы разной… А? Ох ты, господи! Было когда-то свое гнездо… Отец-то был из первых богатеев в селе… Челкаш греб медленно. Лодка колыхалась на волнах, шаловливо плескавшихся о ее борта, еле двигалась по темному морю, а оно играло все резвей и резвей. Двое людей мечтали, покачиваясь на воде и задумчиво поглядывая вокруг себя. Челкаш начал наводить Гаврилу на мысль о деревне, желая немного ободрить и успокоить его. Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и вспоминал только теперь, — он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему: — Главное в крестьянской жизни — это, брат, свобода! Хозяин ты есть сам себе. У тебя твой дом — грош ему цена — да он твой. У тебя земля своя — и того ее горсть — да она твоя! Король ты на своей земле!.. У тебя есть лицо… Ты можешь от всякого требовать уважения к тебе… Так ли? Гаврила глядел на него с любопытством и тоже воодушевлялся. Он во время этого разговора успел уже забыть, с кем имеет дело, и видел пред собой такого же крестьянина, как и сам он, прилепленного навеки к земле потом многих поколений, связанного с ней воспоминаниями детства, самовольно отлучившегося от нее и от забот о ней и понесшего за эту отлучку должное наказание. Ах, как верно! Вот гляди-ка на себя, что ты теперь такое без земли? Землю, брат, как мать, не забудешь надолго. Челкаш одумался… Он почувствовал это раздражающее жжение в груди, являвшееся всегда, чуть только его самолюбие — самолюбие бесшабашного удальца — бывало задето кем-либо, и особенно тем, кто не имел цены в его глазах. Чай, таких-то, как ты, — много! Эх, сколько несчастного народу на свете!.. Шатающих… — Садись, тюлень, в весла! Они опять переменились местами, причем Челкаш, перелезая на корму через тюки, ощутил в себе острое желание дать Гавриле пинка, чтобы он слетел в воду. Короткий разговор смолк, но теперь даже от молчания Гаврилы на Челкаша веяло деревней… Он вспоминал прошлое, забывая править лодкой, повернутой волнением и плывшей куда-то в море. Волны точно понимали, что эта лодка потеряла цель, и, все выше подбрасывая ее, легко играли ею, вспыхивая под веслами своим ласковым голубым огнем. А перед Челкашем быстро неслись картины прошлого, далекого прошлого, отделенного от настоящего целой стеной из одиннадцати лет босяцкой жизни. Челкаш дрогнул и оглянулся тревожным взором хищника. Гребни-ка погуще… — Задумался? Сейчас вот сдам и денежки получу… Н-да! Кабы мне, горюну!.. Эх, и сыграл бы я песенку с ними!.. Сейчас бы… И Гаврила полетел на крыльях мечты. А Челкаш молчал. Усы у него обвисли, правый бок, захлестанный волнами, был мокр, глаза ввалились и потеряли блеск. Все хищное в его фигуре обмякло, стушеванное приниженной задумчивостью, смотревшей даже из складок его грязной рубахи. Он круто повернул лодку и направил ее к чему-то черному, высовывавшемуся из воды. Небо снова все покрылось тучами, и посыпался дождь, мелкий, теплый, весело звякавший, падая на хребты волн. Лодка стукнулась носом о корпус барки. Дождь пошел еще, не мог раньше-то! Эй вы, губки!.. В минуту они были на палубе, где три темных бородатых фигуры, оживленно болтая друг с другом на странном сюсюкающем языке, смотрели за борт в лодку Челкаша. Четвертый, завернутый в длинную хламиду, подошел к нему и молча пожал ему руку, потом подозрительно оглянул Гаврилу. Гаврила, идем! Есть хочешь? Потом он вытянулся рядом с Гаврилой, заложив руки под голову, поводя усами. Барка тихо покачивалась на игравшей воде, где-то поскрипывало дерево жалобным звуком, дождь мягко сыпался на палубу, и плескались волны о борта… Все было грустно и звучало, как колыбельная песнь матери, не имеющей надежд на счастье своего сына… Челкаш, оскалив зубы, приподнял голову, огляделся вокруг и, прошептав что-то, снова улегся… Раскинув ноги, он стал похож на большие ножницы. III[ править ] Он проснулся первым, тревожно оглянулся вокруг, сразу успокоился и посмотрел на Гаврилу, еще спавшего. Тот сладко всхрапывал и во сне улыбался чему-то всем своим детским, здоровым, загорелым лицом. Челкаш вздохнул и полез вверх по узкой веревочной лестнице. В отверстие трюма смотрел свинцовый кусок неба. Было светло, но по-осеннему скучно и серо. Челкаш вернулся часа через два. Лицо у него было красно, усы лихо закручены кверху. Он был одет в длинные крепкие сапоги, в куртку, в кожаные штаны и походил на охотника. Весь его костюм был потерт, но крепок, и очень шел к нему, делая его фигуру шире, скрадывая его костлявость и придавая ему воинственный вид. Тот вскочил и, не узнавая его со сна, испуганно уставился на него мутными глазами. Челкаш захохотал. Ну и пуглив же ты! Сколько раз умирать-то вчера ночью собирался? Ведь можно было душу загубить на всю жизнь! Да ведь это — как тебе сказать? Из-за какой корысти?.. Ничего… Это можно… — Стой! А как душу-то загубишь?.. Челкаш весело хохотал. Едем на берег… И вот они снова в лодке. Челкаш на руле, Гаврила на веслах.
Образы героев в рассказе “Челкаш” М. Горького
это история о бывалом воре, поданная на фоне будней прибрежного города и размышлений о превратностях человеческой судьбы. персонаж из пьесы М. Горького "На дне", представляющий собой жулика и хитреца. Особенностью образа Челкаша является его полярные, отличительные черты характера, ярко выраженные в тяжелой жизненной ситуации. Несмотря на досадную новость, разговор со сторожем развеселил вора.