Человек в футляре (1939) Оригинальная версия. Название: Человек в футляре. Режиссер: Исидор Анненский Сценарист: Исидор Анненский Оператор: Евгений Шапиро Композитор: Александр Голубенцев Художник: Людмила Путиевская. Страна: СССР Производство: Советская Беларусь Жанр: экранизация Год: 1939. Человек в Футляре фильм 1939. Человек в футляре 1939 год.
Человек в футляре, (Фильм 1939г.)
«Челове́к в футля́ре» — советский художественный фильм режиссёра Исидора Анненского по одноимённому рассказу Антона Чехова. Комедия, драма. Режиссер: Исидор Анненский. В ролях: Николай Хмелев, Михаил Жаров, Ольга Андровская и др. Учитель греческого языка Беликов, работающий в сельской гимназии, любил держать вещи в футлярчиках, всего боялся и сам жил, словно в футляре. На Смотрёшке можно посмотреть фильм Человек в футляре в хорошем качестве. Жанры: Драма,Комедия.
Человек в футляре фильм (1939)
1939, жанр - комедия, драма, режиссер - Исидор Анненский. Скачать фильм Человек в футляре 1939 бесплатно без регистрации на торренте можно на сайте Torrent Land. Смотрите онлайн видео «будущее образование (Человек в футляре.1939)» на канале «Виктор Мирошкин» в хорошем качестве, опубликованное 26 марта 2018 г. 20:15 длительностью 00:02:08 на видеохостинге RUTUBE. «Человек в футляре» — кинофильм 1939 года. Фрау Вурст в фильме «У них есть Родина» (1950) — одна из многих отрицательных персонажей, сыгранных Раневской.
Человек в футляре.1939.(СССР. фильм-драма, комедия)
британский фильм 1939 года, первая совместная работа британских кинематографистов Майкла Пауэлла и Эмерика Прессбургера. «Челове́к в футля́ре» — советский художественный фильм режиссёра Исидора Анненского по одноимённому рассказу Антона Чехова. Драма, экранизация. Режиссер: Исидор Анненский. Учитель греческого языка Беликов, работающий в сельской гимназии, любил держать вещи в футлярчиках, всего боялся и сам жил, словно в футляре, по принципу: "как бы чего не вышло".
Человек в футляре
«Человек в футляре» — советский художественный фильм режиссёра Исидора Анненского по одноимённому рассказу Антона Чехова. Постер фильма Человек в футляре. Учитель греческого языка Беликов, работающий в сельской гимназии, любил держать вещи в футлярчиках, всего боялся и сам жил, словно в футляре, по принципу: «как бы чего не вышло».
Человек в футляре (фильм, 1939)
Название: Человек в футляре. Режиссер: Исидор Анненский Сценарист: Исидор Анненский Оператор: Евгений Шапиро Композитор: Александр Голубенцев Художник: Людмила Путиевская. Страна: СССР Производство: Советская Беларусь Жанр: экранизация Год: 1939. RVISION DİSTRİBUTİON рады представить вашему вниманию фильмы Свердловской киностудии, Беларусьфильма, киностудии имени Александра Довженко, Арменфильма. На Смотрёшке можно посмотреть фильм Человек в футляре в хорошем качестве. Жанры: Драма,Комедия. Художественный фильм «Человек в футляре» снят по одноименному рассказу А.П. Чехова. После «Человек в футляре» обычно посмотрят.
Человек в футляре (1939) смотреть онлайн
Сюжет Учитель греческого языка Беликов, работающий в сельской гимназии, любил держать вещи в футлярчиках, всего боялся и сам жил, словно в футляре, по принципу: «как бы чего не вышло». Этим принципом он буквально «терроризировал» гимназию и жителей села. Надежда появилась, когда в село приехала Варенька — «не девица, а мармелад», хотя уже и в возрасте, и «не прочь была замуж, хотя бы и за учителя греческого языка». Но его смущает «странный образ мыслей» его возможной невесты и ее брата — людей свободолюбивых и непокорных.
Это кинематографическое произведение, которое заслуживает внимания не только любителей старых фильмов, но и всех тех, кто интересуется историей киноискусства. Один из самых интересных фактов о "Человеке в футляре" заключается в том, что этот фильм является экранизацией одноименной...
Один из самых интересных фактов о "Человеке в футляре" заключается в том, что этот фильм является экранизацией одноименной...
Рассказ перечитала. Впечатление тошнотворное.... В фильме, кстати, эти "симпатии" показаны слабо. Любая правда важна ещё и в связи с её конкретными носителями.
Человек в футляре.1939.(СССР. фильм-драма, комедия)
Как скачать видео "Человек в Футляре 1939 Комедийная драма" на телефон? Вы можете скачать видео на свой смартфон с помощью сайта или pwa-приложения UDL Lite. Как сохранить кадр из видео "Человек в Футляре 1939 Комедийная драма"? Эта функция доступна в расширении UDL Helper. Убедитесь, что в настройках отмечен пункт «Отображать кнопку сохранения скриншота из видео». В правом нижнем углу плеера левее иконки «Настройки» должна появиться иконка камеры, по нажатию на которую текущий кадр из видео будет сохранён на ваш компьютер в формате JPEG.
И только так стнешь независимым и сильным. Молодой парень Яссин из Марокко не послушался.
С Эрастом Гариным в фильме «Золушка» 1947. В спектакле «Лисички» по пьесе Л. Фрау Вурст в фильме «У них есть Родина» 1950 — одна из многих отрицательных персонажей, сыгранных Раневской. Автограф Анны Ахматовой. Манька-спекулянтка в пьесе В. Билль-Белоцерковского «Шторм».
Актерский дуэт с Любовью Орловой в пьесе М.
Но все завершилось колоссальным скандалом и по-настоящему "футлярным финалом".
"Человек в футляре", 1939 год
Она очень тосковала в своем Котельническом замке. Правда, ее часто навещали друзья: приходили Твардовский, Рындин, Уланова, приезжала Татьяна Тэсс на своей новой «Волге», над ней жили режиссер Майоров с женой. Но все-таки ей было там неуютно: двор шумный, к булочной, находившейся на первом этаже, беспрестанно подъезжали машины с хлебом, грузчики переругивались, все было слышно. Рядом, в доме на Швивой горке, жила Вероника Витольдовна Полонская Норочка -- последняя любовь Маяковского, самая близкая подруга моей матери. Полонская иногда заходила к Фаине Георгиевне, хотя Раневская не могла забыть и простить легкомыслия Норочки в молодости -- считала, что та должна была понять, кем был Маяковский. Однако на Котельнической набережной у Фаины Георгиевны был период в начале 60-х годов, когда она не чувствовала себя одинокой. Из эмиграции вернулась ее родная сестра -- Изабелла Георгиевна Аллеен. Долгое время она жила в Париже, потом вышла замуж, переехала в Турцию, однако ее муж умер. Оставшись совсем одна, Изабелла Георгиевна прочла однажды о своей сестре, узнала, что та лауреат многих Государственных премий, кинозвезда и крупная театральная актриса и, очевидно, богатый человек. Написала Фаине Георгиевне письмо и приехала по ее приглашению в Россию, в Москву. Приехала окончательно, поменяв у нашего государства 1000 долларов на 900 рублей по курсу, и сестры стали жить вместе на Котельнической, каждая в своей комнате.
Правда, у Фаины не оказалось богатства, машины, виллы и всего остального. Белла и в старости оставалась очень красивой женщиной: огромные грустные глаза, правильные черты лица. Обаятельная и даже слегка кокетливая немолодая женщина, она тщательно следила за собой. В ее комнате из украшений стояли лишь медные, безумной красоты, турецкий кувшин и чайник. Изабелла Георгиевна не могла адаптироваться к социалистической действительности. Она постоянно рассказывала о своих прогулках по незнакомой Москве: «Я заказала очки на улице какого-то сентября; где это Фаина? В 1969 году Раневская по настоянию своей подруги Нины Станиславовны Сухоцкой, жившей по соседству, переехала в кирпичную 16-этажную «башню» в Южинском переулке, в «тихий центр». Наверное, это было правильно -- Фаине Георгиевне стало легче жить: театр был рядом, забегали актеры. Дом был построен скучно, но капитально -- «для хороших людей». Раневская с Ниной Станиславовной и со мной ездила в хозяйственные магазины, покупала для дома крючки, лампы, занавески.
Купила Фаина Георгиевна и гостиный гарнитур из карельской березы -- с лебедиными шеями и головами вместо ножек. Надо было устанавливать, прибивать, вешать. Наконец, все устоялось. На стенах -- любимые фотографии с дарственными надписями -- от Рихтера, Пастернака, Шостаковича, Ахматовой, Улановой, Бабановой, Вульф, висели -- рельеф Пьеты и гипсовый контр-рельеф Пастернака, виды Кракова, фотографии собак. На полке стояла белая скульптура Чехова с до неузнаваемости вымытым домработницей Лизой гипсовым лицом. Как всегда было много цветов; потом появился цветной телевизор, соединивший Раневскую с внешним миром. На столе в гостиной и спальне стояли фотографии Павлы Леонтьевны, повсюду -- книги. Раневская не пошла в театр на панихиду. Помню крупные, как град, слезы Юрия Александровича Завадского. Каждую субботу или воскресенье я старался бывать у Фаины Георгиевны, когда уходил, она всегда нагружала меня бананами, отрезала буженины, посылала конфеты Тане.
Она чувствовала мое горе глубже меня. А я спасался работой -- в это время подходило к концу строительство Дворца пионеров в городе Кирове. Раневская поцеловала меня и, помолчав, сказала: «Вот, не дожила Ирина». И самой ей было нелегко: дуло из окон зимой, мы заклеивали, надо было гулять с Мальчиком -- ее домашним другом, собакой самого скверного характера. Она тратила несоразмерные деньги на жизнь, стараясь меньше думать о быте, нанимала домработниц, которые ее раздражали. Но если их долго не было, Раневская волновалась. Подаренный ей телевизор она в конце концов признала -- выуживала оттуда полюбившихся ей актрис и актеров. Марину она пригласила к себе, а потом очень привязалась к ней и искренне полюбила. Фаина Георгиевна пыталась заменить мне мою старую семью, старалась после смерти мамы не дать мне почувствовать пропасть утраты. Какая-то особая нежность, как когда-то в Ташкенте, вновь возникла между нами.
Мне было неимоверно жаль ее, сидящую одну перед телевизором, иногда засыпавшую в кресле, с открытой входной дверью, чтобы не звонили, когда она отдыхает. Если приходила моя Таня, Фаина Георгиевна бодрилась, подтягивалась и меньше грустила. Однажды она потребовала у Тани, инженера по профессии, объяснить ей, почему железные корабли не тонут. Таня пыталась напомнить Раневской закон Архимеда. Истина осталась для нее скрытой. В последние годы Фаина Георгиевна «отдыхала» в Кунцевской больнице.
Независимы от времени. Еще я очень люблю бывать в доме-музее Чехова в Ялте.
Финал не такой, как в рассказе, но вполне реалистичный. Невинномысск 30. Доволен просмотром! Фильм о жизни в царской России!
И не обедал. А под вечер оделся потеплее, хотя на дворе стояла совсем летняя погода, и поплёлся к Коваленкам. Вареньки не было дома, застал он только брата. Беликов посидел молча минут десять и начал: — Я к вам пришёл, чтоб облегчить душу.
Мне очень, очень тяжело. Какой-то пасквилянт нарисовал в смешном виде меня и ещё одну особу, нам обоим близкую. Считаю долгом уверить вас, что я тут ни при чём… Я не подавал никакого повода к такой насмешке, — напротив же, всё время вёл себя как вполне порядочный человек. Коваленко сидел, надувшись, и молчал. Беликов подождал немного и продолжал тихо, печальным голосом: — И ещё я имею кое-что сказать вам. Я давно служу, вы же только ещё начинаете службу, и я считаю долгом, как старший товарищ, предостеречь вас. Вы катаетесь на велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества. Если учитель едет на велосипеде, то что же остаётся ученикам?
Им остаётся только ходить на головах! И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя. Я вчера ужаснулся! Когда я увидел вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно! Вы — человек молодой, у вас впереди будущее, надо вести себя очень, очень осторожно, вы же так манкируете, ох, как манкируете! Вы ходите в вышитой сорочке, постоянно на улице с какими-то книгами, а теперь вот ещё велосипед. О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на велосипеде, узнает директор, потом дойдёт до попечителя… Что же хорошего?
Беликов побледнел и встал. Вы должны с уважением относиться к властям. Я честный человек и с таким господином, как вы, не желаю разговаривать. Я не люблю фискалов. Беликов нервно засуетился и стал одеваться быстро, с выражением ужаса на лице. Ведь это первый раз в жизни он слышал такие грубости. Я обязан это сделать. Ступай, докладывай!
Коваленко схватил его сзади за воротник и пихнул, и Беликов покатился вниз по лестнице, гремя своими калошами. Лестница была высокая, крутая, но он докатился донизу благополучно; встал и потрогал себя за нос: целы ли очки? Но как раз в то время, когда он катился по лестнице, вошла Варенька и с нею две дамы; они стояли внизу и глядели — и для Беликова это было ужаснее всего. Лучше бы, кажется, сломать себе шею, обе ноги, чем стать посмешищем; ведь теперь узнает весь город, дойдёт до директора, попечителя, — ах, как бы чего не вышло! И этим раскатистым, заливчатым «ха-ха-ха» завершилось всё: и сватовство, и земное существование Беликова. Уже он не слышал, что говорила Варенька, и ничего не видел. Вернувшись к себе домой, он прежде всего убрал со стола портрет, а потом лёг и уже больше не вставал. Дня через три пришёл ко мне Афанасий и спросил, не надо ли послать за доктором, так как-де с барином что-то делается.
Я пошёл к Беликову. Он лежал под пологом, укрытый одеялом, и молчал; спросишь его, а он только да или нет — и больше ни звука. Он лежит, а возле бродит Афанасий, мрачный, нахмуренный, и вздыхает глубоко; а от него водкой, как из кабака. Через месяц Беликов умер. Хоронили мы его все, то есть обе гимназии и семинария. Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже весёлое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала! И как бы в честь его во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами.
Варенька тоже была на похоронах и, когда гроб опускали в могилу, всплакнула. Я заметил, что хохлушки только плачут или хохочут, среднего же настроения у них не бывает. Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия, — чувства, похожего на то, какое мы испытывали давно-давно, ещё в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы бегали по саду час-другой, наслаждаясь полною свободой. Ах, свобода, свобода! Даже намёк, даже слабая надежда на её возможность даёт душе крылья, не правда ли?
Если у Чехова жителями города «владел животный страх перед ничтожеством и трусом», то из-под черных очков Хмелева «смотрели зоркие, сверкающие умом глаза, осторожные движения говорили не о трусости, а о внутренней силе», что, вкупе с текстом из других произведений писателя и «эклектической бездумной режиссурой», нарушало весь замысел. Зрителям запомнилась ее фраза: «Я никогда не была красивой, но была чертовски мила». Фраза придумана самой актрисой, хотя изначально в ее роли не было слов.
Режиссер разрешил вставить эту фразу в фильм, но его согласия Раневской было недостаточно, она очень уважала писателя, поэтому попросила разрешения еще и у его вдовы Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой.
«Человек в футляре», 1939. Чеховская классика
Во дворе находился огромный подземный гараж для машин жильцов. Одно неудобство -- далеко от театра, от Хорошевки. У Раневской никогда не было ни дачи, ни машины. И она решила нанять на время шофера с машиной, некоего Завьялова, человека хмурого и необаятельного. Однако с его помощью Фаина Георгиевна часто приезжала на Хорошевку, ночевала, оставалась на праздники, ездила с П. Вульф в Серебряный бор. Она очень тосковала в своем Котельническом замке. Правда, ее часто навещали друзья: приходили Твардовский, Рындин, Уланова, приезжала Татьяна Тэсс на своей новой «Волге», над ней жили режиссер Майоров с женой. Но все-таки ей было там неуютно: двор шумный, к булочной, находившейся на первом этаже, беспрестанно подъезжали машины с хлебом, грузчики переругивались, все было слышно. Рядом, в доме на Швивой горке, жила Вероника Витольдовна Полонская Норочка -- последняя любовь Маяковского, самая близкая подруга моей матери. Полонская иногда заходила к Фаине Георгиевне, хотя Раневская не могла забыть и простить легкомыслия Норочки в молодости -- считала, что та должна была понять, кем был Маяковский.
Однако на Котельнической набережной у Фаины Георгиевны был период в начале 60-х годов, когда она не чувствовала себя одинокой. Из эмиграции вернулась ее родная сестра -- Изабелла Георгиевна Аллеен. Долгое время она жила в Париже, потом вышла замуж, переехала в Турцию, однако ее муж умер. Оставшись совсем одна, Изабелла Георгиевна прочла однажды о своей сестре, узнала, что та лауреат многих Государственных премий, кинозвезда и крупная театральная актриса и, очевидно, богатый человек. Написала Фаине Георгиевне письмо и приехала по ее приглашению в Россию, в Москву. Приехала окончательно, поменяв у нашего государства 1000 долларов на 900 рублей по курсу, и сестры стали жить вместе на Котельнической, каждая в своей комнате. Правда, у Фаины не оказалось богатства, машины, виллы и всего остального. Белла и в старости оставалась очень красивой женщиной: огромные грустные глаза, правильные черты лица. Обаятельная и даже слегка кокетливая немолодая женщина, она тщательно следила за собой. В ее комнате из украшений стояли лишь медные, безумной красоты, турецкий кувшин и чайник.
Изабелла Георгиевна не могла адаптироваться к социалистической действительности. Она постоянно рассказывала о своих прогулках по незнакомой Москве: «Я заказала очки на улице какого-то сентября; где это Фаина? В 1969 году Раневская по настоянию своей подруги Нины Станиславовны Сухоцкой, жившей по соседству, переехала в кирпичную 16-этажную «башню» в Южинском переулке, в «тихий центр». Наверное, это было правильно -- Фаине Георгиевне стало легче жить: театр был рядом, забегали актеры. Дом был построен скучно, но капитально -- «для хороших людей». Раневская с Ниной Станиславовной и со мной ездила в хозяйственные магазины, покупала для дома крючки, лампы, занавески. Купила Фаина Георгиевна и гостиный гарнитур из карельской березы -- с лебедиными шеями и головами вместо ножек. Надо было устанавливать, прибивать, вешать. Наконец, все устоялось. На стенах -- любимые фотографии с дарственными надписями -- от Рихтера, Пастернака, Шостаковича, Ахматовой, Улановой, Бабановой, Вульф, висели -- рельеф Пьеты и гипсовый контр-рельеф Пастернака, виды Кракова, фотографии собак.
На полке стояла белая скульптура Чехова с до неузнаваемости вымытым домработницей Лизой гипсовым лицом. Как всегда было много цветов; потом появился цветной телевизор, соединивший Раневскую с внешним миром. На столе в гостиной и спальне стояли фотографии Павлы Леонтьевны, повсюду -- книги. Раневская не пошла в театр на панихиду. Помню крупные, как град, слезы Юрия Александровича Завадского. Каждую субботу или воскресенье я старался бывать у Фаины Георгиевны, когда уходил, она всегда нагружала меня бананами, отрезала буженины, посылала конфеты Тане. Она чувствовала мое горе глубже меня. А я спасался работой -- в это время подходило к концу строительство Дворца пионеров в городе Кирове. Раневская поцеловала меня и, помолчав, сказала: «Вот, не дожила Ирина». И самой ей было нелегко: дуло из окон зимой, мы заклеивали, надо было гулять с Мальчиком -- ее домашним другом, собакой самого скверного характера.
Она тратила несоразмерные деньги на жизнь, стараясь меньше думать о быте, нанимала домработниц, которые ее раздражали. Но если их долго не было, Раневская волновалась. Подаренный ей телевизор она в конце концов признала -- выуживала оттуда полюбившихся ей актрис и актеров. Марину она пригласила к себе, а потом очень привязалась к ней и искренне полюбила. Фаина Георгиевна пыталась заменить мне мою старую семью, старалась после смерти мамы не дать мне почувствовать пропасть утраты. Какая-то особая нежность, как когда-то в Ташкенте, вновь возникла между нами.
Основных женских героев в фильме исполнили актрисы Фаина Раневская , исполнившая роль "жена начальника школы", Ольга Андровская , исполнившая роль "Варвара Александровна Коваленко". Создатели и авторы фильма: режиссер - Исидор Анненский. Списки других фильмов и проектов всех актрис, актеров и создателей фильма Человек в футляре 1939 достпны по соответствующим ссылкам фото персоны.
Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, своё отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни. И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определённо; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо: — Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло. Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело? Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло. А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчёт того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодёжь ведёт себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвёртого — Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьём, своими тёмными очками на бледном, маленьком лице, — знаете, маленьком лице, как у хорька, — он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова. Было у него странное обыкновение — ходить по нашим квартирам. Придёт к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдёт. Это называлось у него «поддерживать добрые отношения с товарищами», и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью. Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нём кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять — пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте… Иван Иваныч, желая что-то сказать, кашлянул, но сначала закурил трубку, поглядел на луну и потом уже сказал с расстановкой: — Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели… То-то вот оно и есть. И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и — ах, как бы чего не вышло! Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле, — пища не постная, но и нельзя сказать, чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нём не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же, с глубоким вздохом: — Много уж их нынче развелось! Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие… И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шёл, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко. И этот учитель греческого языка, этот человек в футляре, можете себе представить, едва не женился. Иван Иваныч быстро оглянулся в сарай и сказал: — Шутите! Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу… А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, всё поёт малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальётся голосистым смехом: ха-ха-ха! Первое, основательное знакомство с Коваленками у нас, помню, произошло на именинах у директора. Среди суровых, напряжённо скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поёт, пляшет… Она спела с чувством «Виют витры», потом ещё романс, и ещё, и всех нас очаровала, — всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь: — Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий. Это польстило ей, и она стала рассказывать ему с чувством и убедительно, что в Гадячском уезде у неё есть хутор, а на хуторе живёт мамочка, и там такие груши, такие дыни, такие кабаки! У хохлов тыквы называются кабаками, а кабаки шинками, и варят у них борщ с красненькими и с синенькими «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас! Мы все почему-то вспомнили, что наш Беликов не женат, и нам теперь казалось странным, что мы до сих пор как-то не замечали, совершенно упускали из виду такую важную подробность в его жизни. Как вообще он относится к женщине, как он решает для себя этот насущный вопрос? Раньше это не интересовало нас вовсе; быть может, мы не допускали даже и мысли, что человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить. Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что нужно. Ну вот к чему нам вдруг понадобилось женить этого Беликова, которого даже и вообразить нельзя было женатым? Директорша, инспекторша и все наши гимназические дамы ожили, даже похорошели, точно вдруг увидели цель жизни.
А в остальном согласна. Рассказ перечитала. Впечатление тошнотворное.... В фильме, кстати, эти "симпатии" показаны слабо.