Писательница Людмила Улицкая, находясь в Италии, в интервью каналу «112 Украина» заявила, что Россия, как и другие страны.
Регистрация
- Издательство АСТ приостановило выплаты Людмиле Улицкой
- «Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России
- Издательство АСТ приостановило выплаты Улицкой после ее признания в финансировании ВСУ
- Людмила Улицкая — последние новости
Людмила Улицкая откровенно призналась в русофобии пранкерам Вовану и Лексусу
Критики не приемлет, иронии не понимает. Оптимальное амплуа - быть тамадой на свадьбе врага. Там она желает молодоженам не размножаться и поет «Как отвратительны в России вечера». Любимая шарманка Улицкой - про то, что Россия отстала от Европы на 150 лет аргумент: когда в Лондоне открыли метро, у нас только отменили крепостное право ; что россияне - это результат отрицательной селекции, проводимой в сталинские времена. Подчеркивая, что ничего не понимает в политике, Людмила Евгеньевна много и охотно о ней говорит. И все чаще попадает в глупые ситуации.
В интервью украинскому Гордону генетик Улицкая не стала возражать против существования «гена рабства», которым ведущий активно интересовался. А однажды во время выступления на фестивале «Антоновские яблоки» на полном серьезе рассказала, как ее греет мысль, что скоро все закончится. Ведь, как рассчитал один ее знакомый из Израиля, мир в ближайшее время рухнет. Памятен скандал Улицкой со Львом Данилкиным. Выпустив книгу «Зеленый шатер», писательница смертельно разобиделась на критика, посмевшего очень лайтово спросить о передергивании фактов.
Мол, почему в ее романной оптике диссидентское движение важнее полета Гагарина в космос. Если бы в любой другой стране мира она взялась вот так портить праздник - ее бы зафукали. Но наша «отрицательная селекция» воспринимает потоки на ура. Просит подписать книжки. Тема сисек В свое время Самуил Лурье назвал прозу Улицкой сильно декольтированной Токаревой и приводил уморительные примеры вроде: «Провожая любимую женщину в абортарий, он мотал головой, как ужаленный конь».
Тема сисек в творчестве Людмилы Евгеньевны и впрямь раскрыта неплохо. Правда, очень часто все, что касается физической близости, густо полито определенной субстанцией. А то, что было - это «случка», «спаривание», «сношение», зажимание в темном углу и хаотичные телодвижения, - после непременно порождает чувство вины, омерзение и психологическую травму. Некоторое время назад Улицкую обвиняли в пропаганде педофилии. По ее инициативе некий «Институт толерантности» разработал проект «Другой, другие о других».
В книгах, рекомендованных для воспитательной работы с семиклассниками, рассказывалось про традицию гомосексуальных браков в африканских племенах, и сообщалось, что педофилия на Черном континенте - это норма. Тогда по поводу книг покричали и забыли. Хотя, кажется, эта тема в творчестве нашей героини - неслучайная. Минимум треть их посвящена любви между стариком и девочкой. Или мальчиком.
Причем, в отличие от Набокова, осуждавшего это явление, Людмила Евгеньевна свое отношение четко не обозначает.
Все новости » Решение было принято после заявлений писательницы о переводе средств на Украину Издательство АСТ приостановило выплаты по всем договорам писательнице Людмиле Улицкой после ее заявлений о переводе средств на Украину. Об этом сообщили ТАСС в пресс-службе издательства.
Улицкая: - Здесь есть о чем подумать. Я думаю, что скорее будет некая такая иерархическая лестница.
На начальных стадиях будет такое более технизированное обучение, а те, которые удачно, успешно проходят эти стадии, наиболее из них одаренные и талантливые, в конце концов, выйдут на тот уровень, при котором их примет в своей лаборатории замечательный, удающийся ученый и возьмет их в число своих непосредственных учеников. Думаю, что это один из вариантов, одна из версий, причем, вполне уже реализующаяся. Мардан: - То есть классический диплом о высшем образовании, этот советский фетиш, он может окончательно утратить свое значение? Улицкая: - Я не думаю, что он окончательно утратит свое значение, но будут какие-то вещи, кроме этого. Вот диплом — это как входной билет, как трамвайный билет в эту самую ситуацию, когда человек занимается профессией.
Профессией не служебной, не водопроводчик, который тоже нам нужен в мире, и электрик, и все те люди, которые работают в сфере обслуживания, и которых делается все больше и больше. Я сейчас говорю о тех людях, которые находятся на острие науки, техники, которые изобретают и меняют жизнь завтрашнего дня. Вот там все-таки, согласитесь, образование этих людей и образование человека, который обеспечивает нам повседневность, это все-таки разное образование. Мардан: - Вы упомянули сантехника. Мне пришел в голову такой образ.
То есть люди интеллектуального труда в большой части могут оказаться именно на удаленке, общаясь посредством интернета, компьютеров, а вот эти сантехники, у них и останется роскошь живого человеческого общения. То есть они окажутся в более привилегированном положении, чем мы с вами, например. Улицкая: - Знаете, поскольку я нахожусь в большой дружбе с обслугой того дома, скажем, в котором я сама живу, поэтому сантехник, который ко мне приходит, получает ту же часть печенья, которую получают мои друзья. Я с ними дружу, и среди этих людей есть люди яркие, талантливые, интересные. И это их выбор отчасти, а отчасти движение судьбы.
Понимаете, мы все начинаем с разных начальных точек. Один человек родился в семье образованных папы и мамы, докторов наук, и ему гораздо проще проделать этот путь к науке, к технике, к самым передовым рубежам. А другой человек родился в деревне, в маленьком городе, родители его — рабочие на заводе, и ему гораздо труднее совершить этот путь. Но таких людей я тоже знаю. Когда я училась в университете, то там была пара потрясающе талантливых мальчиков, которые были именно из глубинки, из провинции.
Просто талант был большой. Один из них, кстати говоря, стал потом директором института. Писатель — это профессия, это призвание, это общественная функция? Какое место писатель должен занять в этом новом страшном цифровом мире? Улицкая: - Знаете, этот вопрос для меня очень сложный и немножко смешной.
Дело в том, что когда меня называли писателем первые 20 лет, я ухмылялась. Потом я уже привыкла. Когда я была совсем молодой, то я думала: вот сейчас я побуду генетиком, потом я побуду писателем, а потом будет еще что-то третье. Мне хотелось еще выйти из этого. Просто каждый человек проходит разные стадии своей жизни.
Я не уверена в сегодняшнем дне, что выбор профессии — это нечто окончательное, что на всю жизнь определяет занятие человека. Я думаю, что это было бы прекрасно, и есть такие счастливые люди, которые в своей жизни успели позаниматься разным. Это очень хорошая тема для размышления — а чем бы еще я мог позаниматься. Мардан: - А вот чем бы вы еще хотели позаниматься? Улицкая: - Знаете, я вам должна признаться, что я рисую.
Муж надо мной смеется, очень меня поощряет. У меня муж очень хороший художник. Может быть, я от зависти немножко начала… Десятилетиями преодолевая робость, сейчас я немножечко порисовываю. С большим удовольствием. Мардан: - А вы уроки в YouTube смотрите по живописи или нет?
Улицкая: - Нет, не смотрю. У меня дома такой учитель. У меня на стенке висят такие работы, что достаточно посмотреть просто. Вообще круг моих друзей это в основном художники, не писатели. Поэтому я довольно пристально и внимательно смотрела всегда на то, что делают мои друзья, и, конечно, я не совсем необразованный человек в этой области.
Что делает более страшным это занятие, а не более легким. Мардан: - Я надеюсь, что через несколько лет, когда мы будем снова у вас брать интервью, у меня будет возможность сказать, что с нами надеюсь, не по скайпу, а физически Людмила Улицкая, художник и дальше, через запятую , писатель. Улицкая: - Хорошо бы. Я бы приветствовала. Мардан: - Людмила Евгеньевна, хорошо, писатель, художник, общественный деятель, политик.
Писатель должен подобную роль играть в обществе или нет? Улицкая: - Думаю, что писатель это чрезвычайно разнообразное явление. Есть писатели, которые определяли интеллектуальное направление целых поколений. Есть писатели изысканные, которые имели огромное значение, но для отдельно взятых людей, для отдельно взятых областей культуры. Здесь довольно разнообразно.
Мы же не можем сравнивать, допустим, Льва Толстого и писателя Лажечникова. Тем не менее, и тот и другой были очень известны в свое время и влияли очень сильно на культурный баланс поколения. Надсон был на слуху, один из самых знаменитых поэтов. Кто сейчас знает Надсона? Это такие вещи, которые меняются во времени.
И бывает чрезвычайно интересно, когда писатель, которого два века не читали, вдруг оказывается чрезвычайно важным, его открывают заново. Такие случаи мы тоже знаем. Ну, живая жизнь, она нам много чего предлагает разнообразного, и это большое счастье на самом деле. Мардан: - А у вас внутри хотя бы маленький революционер есть, который хочет изменить действительность, настоящее и будущее? Вы ведь довольно часто и много комментируете какие-то происходящие политические события, не стесняетесь своего взгляда.
Улицкая: - Когда мне задают прямые вопросы, я на них честно отвечаю, безусловно, я никогда не вру. Есть многие вопросы, на которые я не могу ответить. Тогда я так же честно говорю: «Я не знаю». Я думаю, что те наиболее острые вопросы, которые связаны с политикой, с социальной жизнью, на самом деле честно и искренне — не самое для меня важное. Я все-таки человек локального пространства.
И я предполагаю, что каждый человек живет в том мире, который он сам себе выстроил. Мы все живем в разных мирах. Бабушка, которая выходит каждый день у меня под окном кормить кошек, ее мир очень мало похож на мой мир, но, тем не менее, он абсолютно достоин уважения. Потому что я вижу, как она уже еле-еле ходит и, тем не менее, каждый день со своей этой мисочкой для кошек выходит. Это пространство каждого человека.
Каждый человек имеет право выстраивать себе тот мир, который ему нравится. Из моего мира кое-что вычеркнуто. Есть вещи, которыми я не занимаюсь, не интересуюсь. Один какой-то очень проницательный критик мне как-то сказал: «А у вас нет отрицательных героев, у вас все люди хорошие». Я должна вам сказать, что меня отрицательные герои, в общем-то, не интересуют, я злодеев, во-первых, мало встречала, а может быть, вообще не встречала… С.
Мардан: - Людмила Евгеньевна, сейчас будет несколько вопросов. Хочу, чтобы вы успели на все ответить. Улицкая: - Трудный. Для меня он был чрезвычайно трудным. Я думаю, что он был для многих людей трудным.
И кроме того, он еще в некотором смысле оказался годом подготовки. Потому что то, что нас ждет, мы не знаем. Собственно, мы никогда не знаем нашего будущего, но именно в 2020 году мы все дружно поняли, что мы ничего не знаем о нашем будущем. Что непонятного и неизвестного гораздо больше, чем хотелось бы. Мардан: - В вашей личной жизни какое главное событие в этом году произошло?
Или, может быть, еще не произошло? Улицкая: - Вы знаете, в минувшем году мой внук поступил в очень хороший университет. И я очень рада за него. Это такое приятнейшее событие семейное. Мардан: - Надеюсь, он учится не на удаленке?
Дальше приходили расчёсыватели личных травм, мало отличимые друг от друга, страдающие в отечественной огромности, несуразности и атмосфере «насилия», которая давит на них могильной плитой и не даёт раскрыться. Это целая грибница, которая разрослась здесь в предельно комфортных условиях. Эта грибница стремилась к монопольной власти во всех сферах, и особенно духовных, где глушила всё живое, выдворяя любое инакомыслие на маргинальную периферию. Все для того, чтобы кардинально изменить человека, чтобы он мать свою не узнал и родных не помнил. Ничего не помнил, а только насыщался той пылью, которую столбом производила Улицкая и те, кто ей под стать. Народ для разврата собрался. Имя им легион… Что вы думаете по поводу покушения на Прилепина? А про убийство Дарьи Дугиной? Что делать с русскими в Крыму и куда уходят гонорары от ваших книг? Ряд вопросов — и перед нами не аристократ духа, в образ которого усиленно рядили подобных, а обыватель, «раб лампы», находящийся в плену у собственных страстей, ставший предельно зависимым от некритично принятых идеологических установок, догматов, сформировавших оптику.
Та самая пена, про которую недавно сказал российский президент. Возвращённая история её смывает, как и их проект полной разборки отечественного цивилизационного здания. Теперь нам следует самим научиться в дальнейшем не впадать в искушение и не западать на подобных лжеучителей. Знать, понимать и ценить своё. Свою огромность и уникальность. Нам надо заново открыть Россию. Ощущать сопричастность с ней как бесконечный восторг. Включён в список террористов и экстремистов. Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
Забыла свою жизнь
- Людмила Улицкая: я думаю, это мое последнее интервью - YouTube
- Людмила Улицкая - последние новости -
- Регистрация
- Колонка Юлии Зайцевой
- Колонка Юлии Зайцевой
Людмила Улицкая: О блокадниках, феномене советского человека и русском космизме
— Каждый день появляются новости о том, что объединившиеся женщины сворачивают какие-нибудь горы. Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: «Это преступление»: конгресс интеллигенции выступил против участия российских войск в охваченном протестами Казахстане. Людмила Улицкая стала членом жюри в международной премии Яна Михальского. В интервью немецкому изданию писательница Людмила Улицкая рассказала о том, как оценивает протесты в России, чего, по ее мнению, боится Владимир Путин и является ли Алексей Навальный лучшей альтернативой ему. Отрицательная селекция.
Казус Улицкой
Сейчас многие хотят независимости. Я думаю, что затрепещет в следующий раз Казань, татары чувствуют себя обиженными и этого можно ожидать. Совсем не хочу быть пророком и не хочу, чтобы проливалась кровь, но зреют какие-то новые ситуации… — По поводу империй, они ведь все распались, Британия тоже была империей… — Имперский мир закончился. Вот Китай — торговая империя, он ни с кем не воюет, он завоевывает страны с помощью дешевых товаров. Сказать, что это мне нравится — я не могу, но что делать — это тоже реалии мира. Китай совершил колоссальный рывок. Сто лет назад чашка риса была счастливым обедом для китайца, а сегодня, смотрите, китайские туристы заполонили весь мир. Это значит, что они разбогатели.
Это значит, что, несмотря на эту жесткую идеологию, которую они исповедуют, они живут лучше. И Россия стала лучше жить. Чтобы купить два десятка яиц, дедушка брал меня с собой в магазин, и мы с ним стояли в очереди с номерками, написанными на руках чернильным карандашом. Помню, как первый раз из Америки, вначале 90-х, я привезла две сумки продуктов. Сегодня я не вожу из Америки продукты, только сыр, который благодаря идиотизму наших властей попал под санкции. Хотя эти санкции научили нас делать мягкие сыры, а вот твердые пока не получаются. Вот такая жизнь.
Но все-таки сейчас в России ожило гражданское общество, такого 15 лет тому назад не было. Имею в виду волонтерские движения. Все мои подруги и друзья принимают участие в волонтерском движении, и я тоже. А это значит, что те проблемы, которые не хочет брать на себя государство, берет на себя общество. Это очень хороший сигнал. Поэтому я лично концентрирую свое внимание на этой стороне жизни, а не на том, какие бредовые законы пишет наша Госдума. Разве нет?
Их практически не было. Я два или три года работала на государство, еще не будучи писателем. И до сегодняшнего дня я не получала от государства никаких наград, ни копейки денег, никаких, так сказать, пряников и конфет. И если бы оно захотело что-то дать, я бы вряд ли это приняла. Боюсь быть в долгу. Когда тебе что-то дают, то от тебя чего-то и ожидают.
Та же Улицкая не только носитель совершенно определённых догм и обладатель специфической оптики, но она формировала здесь новый канон, утверждаясь, совершенно необоснованно, в ранге того самого классика. У неё появлялись последователи и ученики, тут же средствами массированного пиара и продвижения входившие в моду. Они в том числе подвизались на ниве национальных вопросов с расчёсыванием реальных или мнимых травм и обид. Деколонизация и борьба с русскими колониализмом — это вообще сейчас магистральная тема, которая обладает эффектом ржавчины, разъедающей общество. Дальше приходили расчёсыватели личных травм, мало отличимые друг от друга, страдающие в отечественной огромности, несуразности и атмосфере «насилия», которая давит на них могильной плитой и не даёт раскрыться. Это целая грибница, которая разрослась здесь в предельно комфортных условиях. Эта грибница стремилась к монопольной власти во всех сферах, и особенно духовных, где глушила всё живое, выдворяя любое инакомыслие на маргинальную периферию. Все для того, чтобы кардинально изменить человека, чтобы он мать свою не узнал и родных не помнил. Ничего не помнил, а только насыщался той пылью, которую столбом производила Улицкая и те, кто ей под стать. Народ для разврата собрался. Имя им легион… Что вы думаете по поводу покушения на Прилепина? А про убийство Дарьи Дугиной? Что делать с русскими в Крыму и куда уходят гонорары от ваших книг? Ряд вопросов — и перед нами не аристократ духа, в образ которого усиленно рядили подобных, а обыватель, «раб лампы», находящийся в плену у собственных страстей, ставший предельно зависимым от некритично принятых идеологических установок, догматов, сформировавших оптику. Та самая пена, про которую недавно сказал российский президент. Возвращённая история её смывает, как и их проект полной разборки отечественного цивилизационного здания. Теперь нам следует самим научиться в дальнейшем не впадать в искушение и не западать на подобных лжеучителей. Знать, понимать и ценить своё. Свою огромность и уникальность. Нам надо заново открыть Россию.
Писатель, о чем бы ни писал, помещает своих героев в определенное историческое время. Разве «Жизнь Арсеньева» Ивана Бунина не больше рассказывает нам о предреволюционной истории, чем глава учебника? А уж про «Войну и мир» просто упоминать неприлично: это и есть подлинный документ времени с точки зрения человека. Замечу, что историки — современники Толстого предъявили ему огромный список ошибок и погрешностей против исторической науки… Я бы не стал говорить, что Украина как-то особенно расколола нашу интеллигенцию, она расколота давно, но все же — есть какое-то безусловное деление на две партии. Про одну все понятно, она лояльна к Путину и с теми или иными оговорками одобряет все, что он делает. Но вы принадлежите к другой, и хочу спросить про нее. В течение этих полутора лет были ли у вас сомнения по поводу нашего либерального мейнстрима? Вот какие-то совсем прямолинейные вещи — например, Крым. Считаете ли вы, что ситуация с ним описывается какой-то простой формулой вроде «это безусловно украинская земля, Россия ее оккупировала и аннексировала, Крым должен быть возвращен Украине». Или Донбасс: «Сепаратизм — это терроризм, он должен быть подавлен любыми способами, включая военные, украинские власти были правы, начав АТО, территориальная целостность Украины — абсолютная ценность». Согласны ли вы с такими утверждениями? Если да, то почему, если нет, то как их можно отредактировать, чтобы они звучали корректно? Расколотость интеллигенции — это естественно. Каждый думающий человек думает по-своему, поэтому сколько интеллигентов, столько точек зрения. Отсюда и неспособность договориться. Лично я не принадлежу ни к какой партии. Ужасно удобно принадлежать к партии, потому что ты автоматически оказываешься в среде «большинства», даже такого, которое не является большинством в абсолютном смысле. Люди, которые считают, что Крым «безусловно украинская земля», так же далеки от меня, как люди, которые считают, что Крым «безусловно русская земля». Крым — это Крым. Сестры моей бабушки жили в Феодосии. В детстве я гуляла по развалинам Генуэзской крепости. А как раз вчера я гуляла по Генуе, которая когда-то владела прибрежным Крымом. Еще на моей памяти жили в Феодосии женовезы, потомки генуэзцев, владевших когда-то Феодосией. Но я никогда не слышала от современных генуэзцев ни слова о том, что исторически Крым — владение Генуэзской республики. Через Крым, кусочек дальнего Средиземноморья, пролегала цивилизационная дорога, и, как любая такая дорога, она была и военной. Ничего нового в истории не происходит. Меняются правительства — в данном случае одно другого не лучше, что украинское, что российское,— Крымская земля при любом правлении неустроенная, с нехваткой воды, с разоренным сельским хозяйством, о промышленности вообще ни слова. Захват Крыма — а был, несомненно, захват — произвели незаконно, но бескровно, за последнее спасибо. С управлением, насколько я знаю, стало еще хуже. Может, стало и лучше, просто у меня информации не хватает? Снова проблемы с татарским населением, которое, замечу, имеет полные права на проживание в Крыму, поскольку и татарское государство существовало на этой территории. Политические лозунги, которые вы упоминаете, отражают интересы того или иного государства. Что же касается населения Крыма и самой его земли, которую я полюбила с детства, ни одно из существующих правительств не может сегодня обеспечить процветания этой земли. Кто сможет — не знаю. Идеи самоуправления, столь модные в России в конце XIX века, мне лично очень симпатичны, но вряд ли их реализация в наших условиях возможна. Сказать — почему? Потому что со времени Октябрьской революции по сей день шел грандиозный процесс деморализации населения. Помните замечательный разговор Авраама с Ангелом: сколько должно быть праведников, чтобы устоял город? Шла долгая торговля, но в конце концов праведников не нашлось в нужном количестве, Содом и Гоморра были сожжены небесным огнем. Донецк и Луганск горят, а какую идею выкинули люди, жаждущие власти, не так уж важно. Есть о чем подумать. Я вспоминаю в связи с этой историей крымского праведника Максимилиана Волошина. Он был один. Было бы таких десять, страна, может, и устояла бы. Кажется, сегодня нет ни одного. Смогла ли, по-вашему, советская интеллигенция в России в постсоветские годы стать национальной? Если да, то в чем это выражается? Если нет, то нормально ли это? Почему, если сравнивать нас с той же Украиной, между нашими интеллигенциями такая разница — украинский интеллигент может сказать «Слава Украине», российский не скажет «Слава России» а «Слава Украине» скажет? Почему украинский интеллигент повесит у себя дома украинский флаг, а наш российский не повесит? Даже на Болотной было очень мало российских флагов. Считаете ли вы это проблемой? Если нет, то почему, если да, то что с ней делать. Мы живем во времена тотального кризиса, но на поверхности — кризис экономический. Более глубокий — понятийный. Сегодня, прежде чем вести любой разговор, надо заново договариваться о содержании понятий.
Максим Морозов: Homo soveticus. Людмила Улицкая: Да. Это вообще явление очень интересное, это одна из немногих задач советской власти, которая реализовалась: советский человек был создан. Более того, он существует и, думаю, что сильно пережил советскую власть. Какие у него специфические черты? Советский человек ориентируется на середину. Он знает, что не надо высовываться, что лучше быть в середине толпы, а не в начале и в конце. Максим Морозов: Так безопаснее. Людмила Улицкая: Совершенно верно. Спрятаться среди толпы — это был условный рефлекс советского человека. Даже когда люди ходили на демонстрации большими колоннами на Первое мая, большинство людей старалось не нести плакаты, а просто стоять в середине этой колонны, а плакат обычно нёс какой-нибудь очень активный молодой человек или партийный руководитель. Максим Морозов: Почему сейчас происходит война с историей? Неужели история так опасна? Людмила Улицкая: Мне трудно об этом сказать, потому что я не очень это чувствую. Я всю свою жизнь создавала для себя довольно личное пространство. Я очень мало работала на службе. Всего, по-моему, два года честно ходила на службу с девяти до пяти когда закончила школу и работала лаборантом , а вся моя последующая работа, аспирантура, стажировка — это была работа, не связанная с обязаловкой снятия номерка. Вы, наверное, не знаете, что это такое, но в прежнее время люди, входя на работу, вешали номерок на специальной доске. Максим Морозов: Что называется — «по ключам». И, уходя, переворачивали ещё раз. Я так практически никогда не жила. Это не значит, что я не любила работать или мало работала. Я много работала. Работа фрилансера, человека, который на своих хлебах, на самом деле гораздо более ответственная, чем работа человека, который на восемь часов приходит на работу, и не важно, как он работает — потому что свою зарплату он всё равно получал. Работа фрилансер гораздо более ответственна. Ты можешь заработать больше, а можешь не заработать ничего. Поэтому я довольно рано ушла на «свои хлеба» и научилась очень много чего делать. Я писала сценарии для мультфильмов, для радиопередач, делала переводы по подстрочникам, в общем — много разных работ пробовала. До сих пор у меня есть некоторый драйв делать то, чего я раньше никогда не делала. Поэтому иногда я пишу сценарии, иногда пьесы, иногда выхожу за рамки моей обычной работы. Максим Морозов: Вернёмся к «Бумажному театру». К концу книги раскрываются самые важные для вас сценарии, посвящённые русскому космизму и эпидемии. Людмила Улицкая: Меня это безумно увлекало. Вообще, образ Фёдорова и вся эта линия «Циолковский — Фёдоров». Я перечитала всё, что можно, причём не сейчас, а довольно давно, когда об этом совсем ещё и не говорили. Это то, что называется известным термином Достоевского «всемирная отзывчивость». Это классический, сложившийся в середине XIX века интерес к мировой культуре и острое осознание важности русского присутствия в мировой культуре. Это жило очень долгие годы. Действительно, русские внесли в мировую культуру достаточно много. Я думаю, что русский авангард был очень важным событием. Он начался не в России, но, тем не менее, в России получил колоссальное развитие. И один из интеллектуальных взрывов, конечно, связан с космизмом. Это осознание человека в тогда ещё невообразимом пространстве ноосферы, осознание человека не в бытовом мире, который нами освоен, а в космосе. Это, конечно, прорыв Циолковского, прорыв Фёдорова. Я бы с удовольствием сняла о них кино, потому что это одна из гениальных малоизвестных страниц русской истории. Как не смешно говорить, но всё-таки Гагарин — это последствие этого самого движения. Это Циолковский завёл Гагарина. Максим Морозов: Декабристы разбудили Герцена. Циолковский стоял у истоков той самой ракеты, на которой полетел Гагарин. Это всё безумно интересно.
Людмила Улицкая в разговоре с пранкерами оскорбила российских добровольцев на СВО
Интервью. Новости. Людмила Улицкая — живой классик отечественной литературы и одна из лучших писательниц наших дней. Издательство АСТ решило приостановить выплату гонораров писательнице Людмиле Улицкой. Отрицательная селекция.
30 глав АСТ: большое интервью с Людмилой Улицкой
Будьте в курсе последних новостей! Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: «Это преступление»: конгресс интеллигенции выступил против участия российских войск в охваченном протестами Казахстане. Людмила Улицкая сегодня — Издательство АСТ приостановило выплату гонораров писательнице Улицкой.
Людмила Улицкая: «Для осмысления современности надо, чтобы она стала прошлым»
Нынешняя политика превращает Россию в страну варваров, — выдала она в 2014 году после возвращения Крыма в состав России. В 2001 году эту награду получил "Казус Кукоцкого", ставший самым известным романом Улицкой. Сейчас набирает обороты скандал вокруг "Детского проекта Людмилы Улицкой", в рамках которого вышло несколько книг, обучающих самых маленьких толерантности и политкорректности. Некоторые произведения из серии тянут на экстремизм.
Мальчик-жена выполняет в доме все женские функции, а когда достигает взрослости, становится воином и может сам жениться. Если повезёт — на женщине. А нет — так тоже заводит себе мальчика, — это строчки из книги "Семья у нас и у других".
Как выяснил Лайф, даже приостановка выплат не разорит писательницу. У её семьи много недвижимости в Москве, которая, если сдавать, может приносить свыше сотни тысяч рублей в месяц. Решением исполкома его возвели в 60-х годах для проживания 250 членов Союза писателей и Литфонда.
В человеческом обществе немножко поменялись измерения. Сегодня самым сильным человеком может оказаться самый хитрый, самый умный, может быть, самый жестокий. Иногда — самый подлый. Во всяком случае тот, кто имеет такую харизму, что люди ему добровольно подчиняются. Это не ген рабства. В этом есть, если хотите, биологическая предрасположенность. Скажем, в древние времена рабами были те, кого захватили во время военных действий.
Это было вынужденное рабство, они не могли освободиться до смерти. В наше время рабство — это нечто другое. Рабство, безусловно, существует, но не обусловливается одним геном. Почему в России, да и в Украине, да и на всем бывшем постсоветском пространстве большинство так панически боится власти и, боясь, ее презирает? Думаю, что сегодня у каждой страны есть своя собственная, персональная проблема. То, что вы сказали — безусловно, так. Конечно, государство — это инструмент, который общество придумало для обслуживания себя.
Но дело в том, что у государства есть прирожденное качество: оно постоянно начинает расти, укрепляя самое себя. Власть хочет сохраниться, поэтому делает все, чтобы стать вечной, несменяемой. Этот закон, к сожалению, работает во всех странах. Демократические законы — более жесткие и организованные, чем в наших странах... Вопрос, на самом деле, зрелости общества — когда люди делаются гражданами, и это рабское сознание заменяется на сознание гражданина, то общество гораздо лучше реагирует, взаимодействуя с государством. Это наша общая проблема, общая беда. Человек больших энциклопедических знаний.
Он мне когда-то сказал: «Знаешь, все руководители во всех странах мира всегда плохие, хорошие туда не попадают». Хочу спросить вас: почему наверх, во власть в наших странах, да и в мире тоже попадают самые хитрые, пронырливые, менее образованные, менее знающие? Почему хорошие практически никогда не оказываются там, где должны быть — наверху? Наверное, вы помните эксперимент академика Сахарова, который как раз и выступал за то, чтобы страной правили профессионалы. К сожалению, общество оказалось к этому не готово — и в первую очередь оказались не готовы те властные структуры, которые в это время существовали. Я думаю, что это некоторая идеальная ситуация, к которой мы должны стремиться, и которая мало у кого реализуется. Конечно, власть должна принадлежать профессионалам: экономистам, антропологам, педагогам — всем тем, кто работает с общественными проблемами.
Существуют очень мощные фильтры, и эти фильтры мы знаем по своей юности. Как правило секретарем комсомольской организации выбирали не того, кто получше других, а того, кто этого хотел. Хотел этого обычно карьерист, человек, который понимал, что он не может конкурировать в зоне науки, профессии. Думаю, что эта проблема на самом деле — фильтр, который отчасти мы сами и выстраиваем. Я не знаю людей мощных, сильных, честных, не тронутых коррупцией, которым бы очень хотелось идти во власть. Потому что власть — это значит отдать себя на служение. В идеале.
Идея, что государство нужно для того, чтобы служить обществу, развеялась, и ни в коей мере не пользуется популярностью. Скорее, цивилизационный процесс, и связан он с тем, что цивилизация разных культур очень неравномерна.
Умер отец у главного героя. Отец — алкаш, вся семья уже от алкоголизма вымерла, все мужики. И 23-летний парень везет своего мертвого отца, он так решил, что надо похоронить в деревне, на родине.
Он точно знает, что последние 17 км дороги нет. Притом зима, притом не доедешь. Лютый холод. Он садится в автобус с гробом, мамой и сослуживцем и едет на кладбище. Не доехав 17 км, шофер разворачивается, вынимает гроб и дальше они тянут на веревке гроб.
Ясно, что не дотащат, начинают замерзать. Тут проснулся алкаш в соседней деревне, последний мужик в деревне, накинул шубенку, запряг лошадку и вызволил их. Вы знаете, мне кажется, что это абсолютно идеальный ответ на вопрос о тайне славянской души. Я не знаю, он это делал сознательно или нет? Это очень мощное целеполагание с полным отсутствием здравого смысла.
Теперь меня, конечно, убьют. Я, наверное, не должна была этого говорить. Но этот эпизод очень точно какие-то происходящие ситуации формализует. Хорошая метафора происходящего. Есть понятие «свобода» и есть понятие «воля».
И как мне кажется, свобода предполагает ответственность обязательно, понимание того, что ты делаешь. И, скажем, я могу сказать так, что моя свобода кончается там, где она начинает мешать вашей свободе. И я вообще ни о чем и ни о ком не думаю. Нет ли у вас ощущения, что когда в России говорят «свобода», имеют в виду «волю»? А существует это в других языках, это соотношение понятий и, соответственно, слов?
По-английски воля — это will. И есть свобода. Они гораздо более сильно разведены, как мне представляется. Там воля в смысле… — Желания. Вот, наверное, в этом и есть какой-то ответ.
Потому что в нашей ментальности той культуры, в которой мы присутствуем, воля и свобода между собой не очень разделились. Потому что у воли… Мы ее немножко путаем. Я хочу — воля. И свобода — это достоинство человека, который понимает, что его свобода кончается там, где начинается свобода другого. Я думаю, что этот феномен, следует заходить к нему именно со стороны филологической.
И высветятся какие-то оттенки. Понимаете, ведь не на все вопросы я могу дать ответы и я не под это заточена вообще, чтобы давать ответы на вопросы. Моя проблематика другая. Я вижу проблему, я ее обхожу со всех сторон, думаю, как, а так, а так, а так? И если я приглашаю и, собственно, я это и делаю всегда , я приглашаю в книгах своих подумать вместе со мной об этом.
И, в общем, рецептов я не выдаю никогда. А вы ставите задачу? И задача моя — из нее выйти, пройти этот путь к какой-то точке выхода. Я не всегда знаю точно, где она, но приблизительно знаю. И, скажем, для меня «Казус Кукоцкого» — это была тема границы, границы жизни и смерти, границы здоровья и нездоровья.
И я по ней прошла столько, сколько я смогла. И два треугольника любовных, банальных, как они разрешаются в поколении старшем, и как они разрешаются в поколении сегодняшнем. Конкретный случай — это никакого общего решения. Да, есть, конечно, задачи, которые там разрешаешь. Но я повторяю, я ни одной не разрешила, я только обмяла материал, в этой теме пожила, пригласила туда.
Очень даже. Я как раз буквально… — Можно об этом говорить? С удовольствием, потому что я еще не совсем вынырнула, еще полна. Дело в том, что у меня был маленький-маленький сборничек рассказов, самых первых моих рассказов, который назывался «Детство 49». Там шесть рассказов о послевоенном детстве.
Эта книжечка сейчас второй раз уже вышла, переиздание было. И был издательский проект «После Великой победы», а книжка, которая выйдет в обозримое время, будет называться «Детство 45-53». Это письма людей, переживших послевоенное детство. Это письма моих ровесников, людей чуть меня старше, их детей, которые вспоминают о рассказах, и даже их внуков. Самому старшему корреспонденту — 93, самому младшему — 12.
Это их письма, я их собрала. Я — составитель этого сборника. Они написаны, поскольку был конкурс, и люди написали на конкурс. После выхода моей книжки был объявлен. В октябре был дедлайн.
Там больше тысячи писем пришло. И это фантастически интересная книжка. Она получилась… Просто я, во-первых, не ожидала, что это будет такая работа, при которой я сделала открытие. Например, все акценты переместились. Мои акценты.
Удивительно теплое и любовное отношение к этому времени, как было хорошо. Вспоминают все с любовью и с теплотой. И при этом они пишут такие чудовищные вещи… И как это совмещается между собой? Кроме того, еще одна поразительная вещь — какой потрясающий народ, сколько благородства, сколько великодушия. Какая это роскошь просто невероятная и какая сволочная власть, и как человек, как только он делается сторожем… Этот же человек, как только он делается сторожем, и в руки его вот столько власти попадает, как он преображается.
И это противоречие между качеством людей и качеством тех же самых людей, когда они оказываются обличены небольшой властью. Это мое открытие. Пока я все это составляла, вот несколько вещей, меня совершенно поразивших. Вообще книжка потрясающе интересная. Я ее собрала.
Я разделила на главы. И писала я только ключики, как читать, некоторый путеводитель. Потрясающе получилось. Как-то вы сказали, что Шариков так и не полюбил Преображенского и не полюбит никогда, и не пустит его никогда. Надо ли это так понимать, что, на самом деле, скажем, мы с вами проиграли Шарикову?
Всегда профессор Преображенский проигрывает Шарикову. Но дело в том, что он отличается от Шарикова тем, что он будет до конца профессором Преображенским. Побежденным он не будет. Он будет проигрывать, но побежденным он не будет, потому что он до конца ведет свою линию. И в этом смысле я думаю, что ничего не остается, как, понимая, что надежды на выигрыш нет, тем не менее, все-таки, культуру надо каким-то образом защищать — это самое ценное, что создало человечество.
Он сказал, что сталинизм — это воплощение ожиданий народа. Никакого сталинизма бы не было. Сталин мог быть. Но если бы народ не ждал этого как манны небесной, условно говоря, не было бы никакого сталинизма. Как вы думаете, это так?
Все-таки, у нас в стране очень давняя традиция власти сильной. И это уважение к власти, преклонение перед властью, служение власти. Государев муж — это очень почтенный эпитет. То есть не принадлежность себе, а быть служебным человеком. Такова традиция.
И даже порой она очень бывает и хороша, когда человек ставит идею служения выше, чем идею развлечения, скажем, житейского. Но идея сильной власти — она в современном мире абсолютно себя исчерпала, потому что сегодня это тонтон-макуты, это жестокие тоталитарные государства и правления. В сегодняшнем мире этого быть не может. Так мне представляется. Откуда берется это?
Это имперский миф, который не разрушен, который очень глубоко укоренен в сознании. И Советский Союз очень удачно заменял его. Он и был империей. И эта трехсотлетняя реальная сильная империя создала определенный человеческий психотип с ощущением собственного превосходства, силы, силы государственной и моей, как члена этого сообщества. Мир категорически поменялся, имперские времена закончены.
Планета маленькая. Сегодня империй быть не может. Есть другие формы борьбы — они очень интересны. Мы впадем в область экономики, в которой я ничего не понимаю и боюсь ее, потому что другое устройство. Сегодня уже реально правление планетарное.
Это уже реально. И миром правят деньги и ничто другое. Это довольно отвратительно, но ничего нового пока не придумали. Поэтому империя нашего государства, которое по всем параметрам скатилось к глубоко провинциальным… У нас, может быть, прекрасный балет. Но, понимаете, сегодня никакой… Империя несла культуру.
И у империи были свои некоторые достоинства, потому что она интегрировала человечество и несла культуру.
Это проблема, которой не 10 лет и не 100 лет, а много столетий. И что же? Когда-то Москва отделилась от Киевской Руси, а теперь настало время, когда Киев должен отделиться от московской Руси, вероятно, так». Но я читала только его выступления. Во-первых, мне нравится, что он не политик, что он человек из другой профессии. Мне лично он симпатичен. Посмотрим, как он будет справляться. Положение у него очень сложное.
Я знаю, чтов Украине сильно проблемы с коррупцией. Как он будет с этим справляться, не знаю. Но я очень внимательно слежу за этим, я постоянно читаю все новости. Читаю украинские новости — это первые новости, которые я утром открываю».
Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины
Можно даже до недавнего времени было купить билет и поехать на две недели в Черногорию или в Италию. То есть на самом деле, по каким-то многим параметрам Россия так хорошо, как сейчас, никогда не жила. Никто не пишет на руках номерков для того, чтобы купить какой-нибудь продовольственный заказ. Поэтому это чрезвычайно важная перемена. Для того, чтобы совершаюсь какое-то движение, чтобы была эта «движуха», надо, чтобы была какая-то неудовлетворенностью жизнью. А сегодня слишком много нам выдано.
Это программа «Книжное казино. Истории», веду её я, Никита Василенко, а помогает мне сегодня режиссёр Александр Лукьянов. Напомню, что мы возродили нашу программу на канале «Дилетант», пожалуйста, нам важна ваша поддержка, подписывайтесь, ставьте лайки, это поможет продвигать нашу трансляцию. И, кроме того, не забывайте переходить в наш книжный магазин , где вас ждут интересные исторические книги и другие новинки, которые мы вам представляем в наших эфирах. Убийство Авеля Каином — знаменитый библейский сюжет, который часто используют как сравнение для разных событий из истории человечества. Таких событий много, но знаменатель у них у всех один. Это всеобщее расчеловечивание на фоне большой трагедии. И, надо сказать, что люди, когда их постигает какое-то горе и им становится что-то непонятно, достигают необычайной агрессии, какой-то животной, первобытной агрессии, и готовы поднять руку на самого близкого человека. А перед этим следует неприятие его позиции и другие моменты, которые даже страшно произносить. Об этом и не только мы сегодня поговорим с нашим гостем, писателем Людмилой Улицкой. Людмила Евгеньевна, здравствуйте, слышите ли вы студию? Все наши зрители, которые сегодня прислали мне вопросы заранее, очень за вас беспокоятся. В первую очередь, ваши читатели. И хотели просто узнать, как вы поживаете, как ваши дела. Берлин в послевоенные годы стал одним из самых спокойных европейских городов. И поэтому я сейчас прогуливаюсь по тихому Берлину, постоянно читаю новости. Такая раздвоенная жизнь. Покой Берлина и невероятная тревога и беспокойство о том, что происходит в России, — это фон моей жизни. И это была не просто вынужденная эмиграция, это была высылка за пределы родины. И тут возникает вопрос: а какой исторический урок мы не выучили, что спустя сто лет, по сути, всё повторяется? На днях мы собираемся поехать в Грюнвальд, в Шарлоттенбург — в те места, где осела значительная часть русской эмиграции. И надо сказать, что это явление, которое на самом деле до сих пор не вполне осмысленно. И сейчас настало, на самом деле, время в это вдуматься. Потому что в 1922 году, когда была необычайно благородная со стороны Владимира Ильича Ленина акция — не расстрелять всех инакомыслящих, а их выслать; вот с этого времени прошло сто лет, и сегодня очень интересно подумать о том, что же за эти годы произвела эта самая русская эмиграция. И это чрезвычайно интересно, потому что сменилось несколько поколений. Одно поколение жило ностальгически, мыслью о возвращении в Россию. Следующее поколение, послевоенное уже, начало возвращаться. Таких людей я встречала в 1950—1960-е годы в Москве в основном в 1960-е , которые возвращались. Частично они были высланы в разные отдалённые города, некоторые были посажены, некоторые прижились. Некоторые, их дети, уехали снова на Запад. Это чрезвычайно интересное и разнообразное движение, как раз оно меня очень занимает, я бы хотела его исследовать, если бы хватило у меня на это времени жизни. Но, во всяком случае, русский Берлин 1922 года и русский Берлин 2022 года — это рифма, которую очень интересно исследовать. Она существует и она полна, на самом деле, очень интересных обобщений. Они там существуют. Вот я этим сейчас пытаюсь заняться. И сегодня, когда мы о них говорим, американцы говорят, что это наши ребята; русские, россияне говорят, что это наши выходцы и тоже гордятся тем, что они сделали. Вообще можно ли делить, что это наши, не наши, или все эти достижения, которые были такими эмигрантами достигнуты, — это достижения общечеловеческие? Происходят процессы, которые называются общим словом «глобализация». Сегодня у меня была переписка с моим московским очень давним другом Аликом Варшавским, который бежал из России, по-моему, в 1975 году — могу немножко перепутать год. И вот он стал выдающимся учёным, лауреатом многих крупных биологических премий, претендентом на Нобелевскую премию. Живёт давно уже в Америке, и сделал очень много для биологической науки. Понимаете, для учёного человека отъезд в те годы на Запад как, кстати говоря, и во многих отношениях сегодня — это возможность более эффективно работать. Работа учёного, как и художника, — это работа в наше время планетарная. Культура давно уже стала интернациональной. Наиболее яркие произведения африканского, южноамериканского, китайского автора очень быстро переводятся на многие европейские разнообразные языки, делаются достоянием человечества. Мир никогда не был таким глобализованным, как сегодня, и этот процесс только нарастает. И это чрезвычайно меняет наше восприятие и прошлого тоже. Потому что сегодня мы можем оценивать достижения прежнего времени с точки зрения именно этой глобальной, планетарной пользы. И в этом смысле и учёные, и художники иногда оказываются принадлежностью всего человечества, а иногда остаются в рамках отдельной своей, так сказать, личной культуры. Это чрезвычайно интересно наблюдать, этот процесс идёт как в одну сторону, так и в другую. Есть замыкание на культуре собственной, и мы такое замыкание видим в работах некоторых российских авторов сегодня, фамилии называть не буду. И есть некоторое движение общепланетарное, потому что у человечества чем дальше, тем больше делается общих проблем. Если раньше национальные проблемы, государственные, внутригосударственные проблемы, проблемы слоя и класса были очень существенны, то сегодня на первый план, безусловно, выходят проблемы общечеловеческие. Это, прежде всего, проблема голода, снабжения населения продовольствием, потому что это неравномерный процесс, в разных регионах планеты он по-разному протекает. И, кроме того, конечно, это проблема, связанная с медициной, — в узком смысле с медициной, на самом деле, с целым кругом научных дисциплин, которые с медициной связаны. Они связаны с длительностью жизни, они связаны с рождаемостью, которая в некоторых странах делается чрезвычайно высокой. Такой высокой, что уровень цивилизации в этих странах не обеспечивает нарождающемуся поколению ни образования, ни пристойного образа жизни. Равно как и уменьшение, как демографический спад, который происходит в наиболее развитых, цивилизованных странах. И эти все процессы, они, на самом деле, чрезвычайно интересны, взаимосвязаны, потому что существует огромный поток эмигрантов, который снижает уровень жизни развитой европейской страны, и одновременно даёт шанс людям, условно говоря, третьего мира войти в семью просвещённого человечества. Это чрезвычайно интересный процесс, это процесс, который изучают сегодня социологи, демографы, политологи, отчасти и писатели, потому что мы тоже свидетельствуем о происходящих процессах. Свидетельствуем своим собственным, очень объективным способом, но тем не менее наши свидетельства до некоторой степени тоже имеют значение. ВАСИЛЕНКО: Людмила Евгеньевна, я буду категоричен и соглашусь с вами в том плане, что процесс глобализации необратим, но всё-таки, как мне кажется, мы наблюдали за последние несколько лет, что пандемия закрыла границы, даже в европейских государствах всякие популистские правые партии показывали рост и приобретали свои места — путём выборов, понятно, — в парламентах. Нельзя ли говорить, что всё-таки есть определённый кризис глобализма, идей глобализации? УЛИЦКАЯ: Я думаю, что этот кризис, как и многие другие кризисы, пройдёт, потому что какие-то перегибы, которые мы наблюдаем в глобализации, они пройдут, они исправятся сами собой, потому что этот процесс на самом деле, мне кажется, заложен в самой природе человеческого общества. Если раньше человеческое общество представляло собой чрезвычайно раздробленные сообщества, плохо между собой сообщающиеся, с разными установками жизненными, с разными религиями, с разными нравами, то сегодня мир всё-таки делается гораздо более единым. Я знаю, что, скажем, в городе Москва, где я, в общем, прожила значительную часть своей жизни, огромное количество приехавших из Средней Азии людей, которые очень успешно вписываются в современную жизнь. Не только в качестве дворников, замечу, хотя дворников достаточное количество. Когда я училась в университете в начале 1960-х годов, этот процесс был особенно заметен. Дело в том, что тогда в университете, на биофаке, где я училась, было очень много ребят, присланных из союзных республик. И надо сказать, что взаимоотношения между нами были прекрасными. Мы были интересны им, они были интересны нам. И в результате, к счастью, часть этих ребят женилась на местных жителях и на студентах-москвичах, некоторые сделали большую карьеру, один из таких молодых людей стал директором института сегодня. В общем, здесь играет роль личный талант и личная харизма человека. И то, что современный мир даёт возможность людям из провинции выйти на какой-то простор планетарный, это замечательно. Это мы постоянно наблюдаем, и это чрезвычайно положительный фактор нашей жизни. Часто того, что сейчас происходит, сравнивают с вводом советских войск в Чехословакию в 1968 году , а некоторые сравнивают свои настроения с тем, что они испытали, когда пошли первые гробы из Афганистана. Афганская кампания, которая началась в 1979 году. Вы какие-то параллели видите? Потому что всё-таки между Россией и Украиной в течение веков были отношения достаточно добрососедские, не говоря уже о том, что Русь как таковая вышла из Киевской Руси. В общем, Россия в историческом таком пространстве, — она, конечно, дитя Украины. Хотя Украины как таковой тогда ещё не существовало, но вся Россия пришла оттуда, из Киева. Поэтому я думаю, что как бы сегодня не рассматривалась эта ситуация, Украина сегодня находится в становлении своей национальности. Украинская нация ещё недоразвившаяся. Возможно, что сегодня она как раз находится на стартовой площадке, и через сто лет между русскими и украинцами будет гораздо большая разница, чем, скажем, она существовала 50 лет тому назад. Это покажет история, и здесь, конечно, политика имеет очень большое значение, но одной только политике нельзя придавать значение, потому что политика — это вещь ежеминутная, а история и само развитие цивилизации — оно не ежеминутное, оно гораздо более во времени, так сказать, протяжённо, и в меньшей степени зависит от воли одного правителя, одного правительства и каких-то сегодня действующих политических партий. Цивилизационный процесс — он гораздо более обширный, гораздо более отвлечённый, чем любая политическая игра, которую мы сегодня наблюдаем. ВАСИЛЕНКО: Обращаясь к истории, когда мы рассматриваем сюжеты гибели империй, то там чаще всего историки указывают такие сюжеты, как равнодушное молчание большинства и раболепие элит. А на ваш взгляд, что из этого страшнее? Дело в том, что я вообще считаю, что время империй просто закончилось. И в этом смысле Российская империя — она последняя империя.
Это были годы, когда у меня родился один ребенок, потом другой. Я с ними ходила, варила кашу и вела жизнь домашней хозяйки — нормально. Потом, когда они немного подросли, мне надо было снова идти работать. А профессия моя — генетика — это сфера, которая каждый год по объему увеличивается в тысячи раз. Поэтому я поняла, что уже в генетику не вернусь и, наверное, буду работать в лаборатории, делать анализы крови. Но тут какое-то чудо подвернулось, меня взяли в театр, причем в качестве заведующей литературной частью. И вот эти три года, которые я провела в театре, они меня и перевернули. Потому что, когда ты читаешь чужие пьесы, хорошие и плохие, ты учишься. И вот, когда я уже прошла эту некоторую школу, я поняла, что, в общем-то, тоже могу попробовать. И написали первую пьесу? И надо сказать, что пьеса «Мой внук Вениамин», которую я тогда написала, до сих пор идет в некоторых российских театрах. Очень локальная, очень прямолинейная, очень элементарно написанная, но грамотно. С точки зрения драматургии она была сделана совершенно правильно. Потом я еще написала какое-то количество пьес. И сейчас, кстати говоря, вот именно в последние месяцы, я тоже пишу пьесу, которая никак у меня не получается. О чем она, если не секрет? Это совершенно не секрет, но я с ней так завозилась. Она из области футурологии. Потому что, когда их больше, агрессивная природа мужчин меняет общество так, что оно начинает воевать. Поэтому мир в основном женский, а мужчин держат на развод. Феминистки будут рады. Ну нет, там не так прямолинейно. Пока что мне очень забавно и занятно, и смешно этот сюжет всячески прокручивать. А о чем будет ваша новая книга? Она называется « Бумажный театр. Непроза ». В ней будут не только пьесы, но и эссе, несколько сценариев — все непоставленное. В общем, это будет все то, что я в своей жизни хотела бы, но не напечатала. Вот сейчас я это собрала. В вашей последней книге «О теле души» есть и стихи. Еще были стихи в «Медее и ее детях», написанные от лица героини. Это разовый опыт или вы стихи пишете давно и они где-то в столе лежат? Я стихи пишу всю жизнь, с довольно раннего возраста. И никогда их не публиковала. Я вообще читаю в последние годы больше поэзии, чем прозы. Для меня это очень важная высшая часть литературы. Свои стихи я стесняюсь публиковать, считаю, что они недостаточно хороши для того, чтобы выйти на поверхность. Но как раз вот в последнее время подумала: а может, и соберу сборник.
К сожалению, он падает. Вы, живя в России, чувствуете Россию? Какой вы ее ощущаете сегодня? Даже животные жутко привязаны к месту, где родились. Переселенными они иногда даже не выживают. И человеку очень свойственна эта любовь к месту. Мы любим место, где родились, привыкли к своему окружению. Нам всегда надо делать усилия, чтобы во взрослом состоянии перейти на некую другую площадку. Поэтому Россия — моя страна, моя культура, мой язык. Огромное количество ассоциаций, воспоминаний — мы пронизаны страной насквозь. Нравится она нам или не нравится, хочет она меня иметь в виде гражданина или она хочет меня прогнать, извегнуть — это проблема, которую мы все время решаем. Я бы, на самом деле, осталась в России. Слишком много меня связывает с Москвой, там все друзья, среда, в которой я живу, в конце концов, язык. Это, наверное, так оно и есть. Мы уплываем в какую-то архаику, и если употреблять слово «прогресс» если расценивать его как нечто положительное , то, конечно, мы движемся в обратном направлении. И это очень печально. Но другое дело, что это колебательный процесс, мы его знаем всегда — со времен Петра Первого, который сделал огромный рывок и огромные усилия, чтобы встроить Россию в европейскую структуру. С этого момента мы находимся в колебательном процессе: то ближе к Европе, то дальше от нее. И сама эта идея третьего пути, какого-то особого — не европейского и не азиатского — третьего, своего собственного, оригинального — пока что никак не реализуется. На чем держится сегодняшняя Россия? Россия — страна очень разнообразная. Я живу в Москве, мои друзья, единомышленники примерно одинаково думаем. Но мы люди примерно одного образовательного уровня. Есть люди, которые думают совсем не так, как мы, и это нормально. Россия держится на очень сильной власти. На той самой вертикали, о которой постоянно говорят. Что касается страха, он на самом деле возвращается. Сегодня были какие-то массовые демонстрации — 600 человек забрали с улицы. И этого не может быть в демократическом государстве, поскольку оппозиция — чрезвычайно важная вещь в развитии общества. Уничтожая оппозицию, государство лишает себя возможности развиваться и отвечать на вопросы, которые общество задает государству. Когда нет вопрошающих, оказывается, можно делать все, что угодно. Имперское сознание пронизывает все поры нашей жизни. Оно во многом определяет сегодняшнюю политику. Прежде, чем не перестроится наше сознание, ничего не изменится. Срок жизни человека очень невелик. Исторические процессы идут гораздо медленее. Я считаю, что нам достался фантастически прекрасный кусок жизни.
«Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России
Некоторые вопросы дозревают, дожидаются нужного времени. Каждое утро у меня было ощущение, что я просыпаюсь в сон. Как вы определите, где мы оказались? Должна вам сказать, что обычно я каждое утро просыпаюсь с ощущением "дня сурка". Дело в том, что я человек планирующий.
Я встаю утром, а у меня уже лежит бумажка на компьютере со списком того, что я должна делать. Теперь у меня этой бумажки нет. Я не знаю, что мне преподнесет сегодняшний день. Планирование, в котором мы живем всю жизнь, как будто закончилось.
Потому что ситуация, в которую мы сегодня поставлены, совершенно небывалая. Как я недавно прочитала в одной умной книжке, "все известное кончилось". Мы живем в зоне неизвестного. Мы не знаем, заболеем ли мы завтра, выживем ли мы.
Мы не знаем, кончится ли когда-нибудь эта столь странная, неопределенная и единственная в мире ситуация. Такого, как мы переживаем сейчас, не было никогда. Мир стал такой маленький, что все человечество разом оказалось перед одной и той же проблемой. Даже когда были грандиозные войны, люди разделялись как минимум на два лагеря: за и против.
Сегодня перед каждым человеком стоит одна и та же задача. Мы все надеемся выжить. Все известное закончилось, мы оказались в зоне неизвестного, и это дико интересно. Год тому назад мне стало неинтересно жить.
Я думала, что все большие книжки я написала, писать мне больше не о чем, все стабилизировалось, кто умер, тот уже умер, следующая очередь моя. Я готова. Эта история с эпидемией вернула меня к острому интересу — что будет потом. Как изменится мир, как изменится человек.
Я об этом думаю. Не одна — об этом весь мир думает. Но никаких однозначных решений, никаких рецептов здесь просто быть не может. Что произойдет в мире после этой истории с Великим карантином?
Что поменяется? Я сделаю один малозначительный прогноз: после того как все это кончится, мир станет жить экономнее. Мы живем в чрезвычайной роскоши, у нас колоссальные потребности. Я имею в виду ту цивилизованную часть иудео-христианского мира, к которой мы принадлежим.
Индия, Африка, Китай — у них всегда были другие цивилизационные проблемы. Поэтому в первую очередь сократится уровень потребления. В этой зоне должен произойти какой-то сдвиг сознания. Это позитивный прогноз.
И вторая вещь: мы станем сдержаннее в тактильности, именно напуганные тем, что можно заразить другого, заразиться самому. Рукопожатие, объятие для человека — это определенный язык, причем очень древний. Он дополняет тот язык, которым мы пользуемся обычно. Но насколько глубок будет новый шрам, я не знаю.
Думаю, что поколение, это пережившее, будет очень внимательно относиться к жестикуляциям. Потребление и тактильность — вот две вещи, о которых я могу сказать. Кроме того, границы национального, родового, домашнего, нашего собственного будут размываться со страшной силой, потому что оказалось, что все мы представители одного вида, живем на очень маленькой Земле и друг от друга зависим. Она живет со мной всю жизнь Давайте сделаем внезапный поворот и обратимся к программному вопросу передачи.
Я хочу помереть и сделаться ангелом.
Накануне в СК РФ обратилось движение "Зов народа", которое попросило изучить деятельность вышеупомянутых писателей, так как был зафиксирован факт того, деньги, полученные с их автографов, были отправлены украинским военным. Об этом пишет РБК. Писатели в своем совместном письме заявили, что во время представления нового альманаха "Слово Ново.
И вот все изменилось. Благодаря многочисленным писательским курсам? И все же представление о том, что в сочинении романов много ремесла, рационального знания, этими курсами активно продвигаемое, несомненно, на литературный мир повлияло. Раз можно научить писать романы или рассказы, значит, сочинение художественных текстов может стать таким же занятием, как написание публицистических статей или книг, например. Ждать вдохновения в таком случае не обязательно — садись и работай.
Темы, мотивы? Мы все же застали, пусть и краешком, жизнь в СССР, нам хотя бы отчасти знакомы правила той игры, им нет. И я очень за них волнуюсь, за их выборы, очень им сострадаю. Но верю, что они найдут возможность сохранить «русское слово» «свободным и чистым», как Ахматова писала. Правда, так в основном публикуют жанровую литературу — романтическое фэнтези, любовные романы, фантастику. О чем говорит успех digital-авторов? Но я не специалист. По-моему, там очень много прозы низкого качества, авторам которой не мешало бы поучиться писать. То, что их тем не менее с удовольствием читают, тоже понятно.
Для многих чтение — это не источник тонких эстетических переживаний, а форма эскапизма. Можно сбежать и жить во дворце, но можно и в шалаше, все равно это убежище. Или гораздо вероятнее, что эти сегменты аудитории никогда не пересекутся? И потому, что в нем при некотором усилии можно разглядеть некоторые элементы этого жанра, и потому, что, думаю, как и все нормальные читатели, фанаты ромфэнтези поглощают не только свои любимые блюда, но и что-то другое. Про «Тетю Мотю» трудно сказать. Боюсь, тот, кто читает любовные романы для массового потребления, будет разочарован. Там слишком много отступлений от любовной линии — тут тебе и Ярославль начала XX в. Но вообще, что будет с читателями дальше — не понятно. Последние полтора года с книгами конкурируют не сериалы и не соцсети, а новостные ленты.
Мы все стали зависимы от чтения новостей, хотя и усталость от этих рассказов о смерти, насилии, убийствах, арестах нарастает — и все-таки мы читаем их, не можем оторваться. Интересно думать, что будет потом, что люди захотят читать? Подозреваю, истории, в которых есть надежда на обновление, выздоровление, истории про торжество жизни и счастья. Впрочем, читатели всегда любили счастливые развязки. И в том, чтобы текст был захватывающий, нет ничего обидного для автора. Но дальше все зависит от личной стратегии автора, от того, как писатель отвечает на вопрос: зачем я это делаю? Зачем я пишу? Чтобы высказать то, что мне кажется важным? Чтобы развлечь уставших после работы женщин?
Чтобы заработать на свою Ясную Поляну, дом и сад? Может быть, вы даже что-то читали и вам понравилось? Классиков вроде Роулинг в расчет не берем. У нее уже вышел роман «Фуга», на очереди новые. Это Young Adult, и это тот редкий случай, когда в прозе сочетается изящество стиля, легкость письма и психологическая глубина. Я стала читателем прозы Лены, потому что она поступила, на наше счастье, в нашу магистратуру. И вот два года подряд я была не столько ее учителем, сколько наблюдателем за тем, как красиво и быстро развивается ее литературный талант. В своих романах она создает сложный странный мир, в котором все герои немного без кожи. И все настоящее: эмоции, отношения, боль.
Также Улицкая уверена, что власть обязательно будет стрелять в протестующих, когда их станет очень много: «Знаете, это уже было в 1905 году в России. А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были. Поэтому поверю, легко могу эту картину себе представить».
Улицкая уверена, что в России информацию «даже при большой информационной свободе» граждане получают не всю. Но из России она уезжать не желает, даже несмотря на домик в итальянской деревне. В конце интервью Улицкая вспомнила про Немцова, убитого «под стенами Кремля», и заявила, что Россия должна извиняться перед Украиной.
Казус Улицкой
Писатель Людмила Улицкая дала большое интервью в программе «Гордон» на украинском телеканале 112. Интервью. Новости. Людмила Улицкая — за Украину.
Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины
последние новости на сегодня, февраль 2024 | STARHIT. Писательница Людмила Улицкая охотно дает интервью и высказывается по разным вопросам, но беседа с автором и ведущим передачи "Детский недетский вопрос" (полный вариант доступен на. Людмила Улицкая стала членом жюри в международной премии Яна Михальского. В одном из своих интервью Людмила Улицкая сказала о том, будто на 90 процентов забыла собственную жизнь.