Являясь поклонником творчества Алексея Викторовича Иванова, я с нетерпением жду каждый его новый роман. И вот в 2023 году выходит роман " Бронепароходы". Книга Алексея Иванова «Бронепароходы» — скачать в fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн. Алексей Иванов во время встречи поделился с челябинцами подробностями создания произведения. Полная версия книги Бронепароходы, чтобы читать бесплатно онлайн, от автора Алексей Иванов. Писатель Алексей Иванов провел презентацию своей новой книги «Бронепароходы».
Павел Басинский о новом романе Алексея Иванова
Войну вели и люди, и технологии, и капиталы. В кровавой и огненной круговерти речники оказывались то красными, то белыми. Их принуждали стрелять в товарищей по главному делу жизни, принуждали топить пароходы — славу и гордость речного флота. Как сохранить совесть посреди катастрофы?
Из Перми, конечно, просто так не сбежать — ведь в разгаре Гражданская война. Но раз земля горит под ногами, надо идти по воде. Эта предпосылка запускает лавину событий: 700 страниц, десятки линий, десятки героев — реально живших и полностью вымышленных, хотя и те часто имеют своих прототипов.
И Михаил далеко не самый главный и не самый интересный персонаж — главных много, и среди них не только люди. Шестеренки романа прокручивает и человек, и пароход. Даже странно, что никто не брался за такой уникальный сеттинг место и время — частный речной флот Российской империи, передовой и многочисленный, который к 1918 г. Иванову не в новинку открывать золотоносные месторождения, тем более что «золотой лихорадки» в нашей беллетристике, видимо, не предвидится. У Иванова что ни книга — то эксперимент, и каждый раз одно и то же чувство: почему раньше никто до такого не додумался? И почему никто не подхватывает эстафету?
Иванова привлекают закрытые сообщества и субкультуры, под которые он подбирает наиболее адекватный жанровый ключ. Причем никаких тебе эльфов и гномов — ведьмы-оборотни, шаманы, боевые лоси. В «Ненастье» лихие 1990-е объясняются через историю взлета и падения «королевства» одной «афганской» ОПГ.
А вот что предельно однозначно — так это авторская позиция. Красные — варвары, белые — немногим лучше. Пока первые силком затягивают страну в принудительное будущее, а вторые пытаются вернуть прошлое, подлинный завтрашний день — за инженерами и изобретателями вроде Шухова и Алешки Якутова, преображающими мир вокруг не смертью и насилием, а созиданием. Ни к каким усилиям, чтобы все это сформулировать, прибегать не пришлось — Иванов почти все проговаривает прямым текстом. Любую другую книгу такая святая простота похоронила бы — зачем читать семьсот страниц, когда их смысл можно уложить в пару предложений? И дело не в том, что по градусу эпопейности «Бронепароходы» вполне сопоставимы с «Тихим Доном», столько в них утрамбовано судеб — собрать подобную махину, которая нигде не разваливается, само по себе достижение. И не в том, что это попросту очень интересно читать, а некоторые сцены вроде расстрела Троцким дезертировавших петроградцев — однозначная работа мастера. И даже не в том, как много здесь отчаянных параллелей с днем сегодняшним: один «проклятый богом год» зарифмовать с другим таким же — дело почетное, но немудреное. Главное, что Иванову удается в «Бронепароходах» — и удавалось во всех его лучших книгах, включая прорывное «Сердце пармы», — это создать ощущение непрекращающегося времени. Как будто норны не просто тянут пряжу и в нужный момент щелкают ножницами, а ткут из всех наших судеб-ниточек бесконечный гобелен. Когда нитка обрывается, к ней тут же привязывают другую.
В кровавой и огненной круговерти речники оказывались то красными, то белыми. Их принуждали стрелять в товарищей по главному делу жизни, принуждали топить пароходы — славу и гордость речного флота. Как сохранить совесть посреди катастрофы? Как уберечь тех, кого ты любишь, кто тебе доверился?
Вышел новый роман Алексея Иванова «Бронепароходы»
| Эмигрантский истерн с нотками перестроечного маразма | На Букмейте эксклюзивно появился новый роман «Бронепароходы» Алексея Иванова, одного из самых экранизируемых современных российских писателей. |
| Эмигрантский истерн с нотками перестроечного маразма | Сегодня, 24 января, вышла новая книга Алексея Иванова «Бронепароходы» – эпическая сага, события которой разворачиваются во времена Гражданской войны. |
| Алексей Иванов заявил, что не будет проводить презентацию новой книги в Москве | Один из главных столпов отечественной литературы Алексей Иванов выпустил новую книгу "Бронепароходы". |
Алексей Иванов: «Пароходы Гражданской войны оказались жертвами»
Поэтому я сказал, чтобы сняли мое имя с титров фильма и с собой я его не ассоциирую», — сообщил писатель. Кстати, еще до того, как «Бронепароходы» были опубликованы, Алексей Иванов начал получать предложения по экранизации. На данный момент договор о съемках ни с кем не заключен, идет процесс переговоров. Новая книга Сейчас писатель работает над книгой «Речфлот». Сюжет в ней будет развиваться от момента появления первых пароходов до конца Перестройки. Алексей Иванов начал работать над романом до «Бронепароходов», но сделал перерыв на их написание. Сейчас он вновь вернулся к прошлому произведению и планирует завершить работу над ним к лету. В свет книга должна выйти осенью 2023 года.
Я не буду заниматься чем-то, если у меня нет уверенности, что я завершу это дело», — поделился писатель. Екатеринбург Екатеринбург стал первым городом, в котором прошла презентация книги Алексея Иванова. Организаторы презентации сообщили, что в их планах пока нет проведения подобного мероприятия в Москве. Сам Алексей Иванов признался, что хотел бы провести презентацию романа в речном городе. А Екатеринбург — любимый, ему отказать нельзя». После презентации романа со цены «Ельцин Центра» Алексей Иванов спустил к читателям. Все желающие смогли взять автограф, задать личные вопросы, некоторые благодарили автора за творчество, другие желали ему успехов.
Среди гостей, которые пришли на встречу с писателем, были представители разных поклонений — совсем юные, представители молодежи и более зрелые читатели.
Иванов выпал из корневого, якорного жанра, из своего родового паза. И это очень чувствуется. Чтение этого нечто теряет свою обязательность, легитимность, если угодно.
Собственно прикасаться к этому нечто довольно бессмысленно. Этот продукт не для глаз, а для ушей. Надо признать, что написана книга не без проблесков того, старого Иванова. В ней ещё по инерции прорастают звуки, но всё равно появилась та несамодостаточность, та плоскость, которая свойственна служебным, функциональным тестам.
Собственно исчезла мотивация тратить время на чтение и проживание шестисот с чем-то книжных страниц. Во-вторых, понимая, что автор готов к такого рода критике, попробуем посмотреть на продукт как на «контент», как на повод к появлению некого большого контентного проекта, который может быть «размотан» для различных логистических каналов символического аудио-книга, экранизация, компьютерная игра и др. И нельзя не признать, что случилось самое страшное — эта книга не будит воображение. Иванов демонстрирует полную неспособность к тому, что я называю миростроительством, и что очень ценится и является необходимым в сегодняшнем «контенте».
В нашей литературе с этим вообще не очень благополучно. Кстати, в своих «старых» романах Иванов был ближе к этому самому миростроительству. А сейчас произошло нечто странное. Иванов подступился к очень интересной, мало у нас рассказанной теме.
Мир русской уютной, внутренней, не внешней, воды, русский речной мир — это целая вселенная, которая так и просится стать универсумом символическим. Там тем и сюжетов хватит на целую литературу, многолюдную и многоплановую.
А Екатеринбург — он любимый город», — пояснил выбор места проведения первой в России презентации «Бронепароходов» Иванов. События в книге происходят на реках Волга и Кама, а истории разделены на несколько сюжетных линий. Автор затрагивает такие темы, как: взаимодействие иностранцев с большевистским правительством, Гражданская война, роль речного флота в военных действиях, вставшая экономика, нарушение принятого порядка вещей и история людей, которые вынуждены жить в суровые исторические времена.
По словам писателя, в романе много реальных героев, однако есть и выдуманные персонажи, имеющие исторические прототипы. Сама книга упакована в пленку, потому как содержит нецензурную брань, использование которой Иванов объяснил следующим образом.
Алексей Иванов каждый раз удивляет читателей выбором жанра для очередной истории. Социальный роман о 1990-х «Общага-на-крови» 1992 , хоррор о пионерском лагере «Пищеблок» 2018 , замешенная на славянской мифологии историческая сага «Сердце пармы» 2003 — это лишь малая часть писательских экспериментов автора. Его последняя изданная работа «Тени тевтонов» 2021 также исполнена в новом формате: в ней две разные эпохи объединяет древняя тайна крестоносцев. В книге «Бронепароходы», над которой Иванов работал два года, нет ни мистики, ни откровенной фантастики. В ней авторский вымысел сплетается с реальными ужасными фактами о разгаре Гражданской войны на территории разваливающейся Российской империи. В 1918 году по Волге и Каме больше не ходят пассажирские суда, только бронированные пароходы. Свои речные флотилии создали «учредиловцы» в Самаре и повстанцы Ижевска, люди Троцкого в Нижнем Новгороде и чекисты в Перми. Одновременно с гражданской революцией в Россию врывается другая — инженерная.
Вышел новый роман Алексея Иванова «Бронепароходы»
Алексей Иванов. Алексей Иванов написал крайне увлекательный роман, у которого есть как сильные, так и слабые места, а еще есть своя идеология, правда очень глубоко запрятанная. Во-первых, большевики забрали Великого князя Михаила Александровича из пермской гостиницы, где он отбывал свою ссылку, и повезли на расстрел. Но провели казнь крайне халтурно, недоимператор выжил и теперь ему срочно нужно покинуть Пермь. Во-вторых, девушка-бомба Ляля Рейснер мечтает войти в историю валькирией Революции и отправляется на камский театр военных действий за славой и приключениями. В-третьих, мусульманский сверхчеловек Мамедов, личный головорез семейства Нобелей, пытается спасти бизнес шведских нефтяников в России. В-четвертых, юный Алеша мечтает стать новым Шуховым и мечтает о техническом прогрессе. В-пятых, опытнейший речной капитан с плохим характером Иван Диодорыч Нерехтин ничего не хочет, а только исполняет свой долг и пытается спасти близких ему людей. В-шестых, ветеран Цусимы и Моонзунда адмирал Старк не хочет давать генерального сражения, потому что война на реке — это вам не бой на море, где корабли против кораблей. Нет, ничего вы не понимаете в войне на реках, здесь корабли лишь помогают сухопутным силам.
Он пропустит все веселье, зато его дочь — и это в-восьмых — станет главным женским персонажем романа. В-девятых, Горецкий мечтает о теплом месте в каком-нибудь филиале международной нефтяной компании и ради этого готов на любые подлости. В-десятых, Галочка, ты не поверишь, но Ротшильды решили выгнать из России Нобелей. Можно продолжать в том же духе, героев в романе «Бронепароходы» хватит и на в-двадцатых, а если докопаться до совсем уж второплановых, но не менее тщательно прописанных персонажей, то даже и на в-сороковых. Вообще, то, как автор тщательно представляет нам какого-нибудь речника или купца, чтобы почти сразу его расстрелять, вызывает чувство пугливого восторга. Но это неважно. Важно, что все самое интересное будет происходить во время одиссеи и илиады буксира «Лёвшино», который в боях на реке Каме в 1918—1919 годах успеет повоевать и за красных, и за белых, и за зеленых, и сам за себя.
Поэтому я вынужден писать их сам, развлекать себя, как могу смеётся. Драматический сериал — это киношный аналог современного романа.
Современный зритель больше воспринимает сериал, чем полный метр. Дело в том, что полнометражное кино сегодня превратилось в ювенильное зрелище, где обязательно должен быть экшн, спецэффекты, трюки, шоу. Но это не серьезный разговор. К тому же режиссерам уже не очень интересно снимать эти фильмы с бесконечной компьютерной графикой, взрывами, погонями, звездолетами и подобными вещами. Из отечественных я назвал бы сериал «Чики», это очень достойная вещь, хотя непростая и жёсткая. Очень мне понравился сериал про перевал Дятлова, немного даже артхаусный проект получился. Нравятся новые мистические сериалы вроде «Эпидемии» или «Территории». Западные сериалы смотрю все, которые получают премии или на слуху. Самоцветная лихорадка и золотодобытчики — Расскажите про следующую свою книгу?
Но это не роман, это документальная книга. Скажу одно: скоро мы с моим продюсером Юлией Зайцевой отправимся на Магнитогорский металлургический комбинат, это место будущей локации в художественном романе. И не разжимайте мне кулак по пальцам, выясняя, в какое время будут происходить действия, кто герои и тому подобное. Здесь есть и казаки, и горные заводы, и кочевники, и золотодобытчики, и добытчики самоцветов. Поэтому я думаю, что обязательно что-нибудь напишу про Южный Урал. Может быть, даже и не одно! Меня интересуют многие местные истории. Первая такая тема — самоцветная лихорадка в Ильменском заповеднике. Другая — золотодобыча и золотые лихорадки начала XIX века, когда Александр I приезжал на прииски в Миасс, и то, что было после Октябрьской революции.
Ведь, как ни странно, частная золотодобыча в социалистическом Советском Союзе оставалась до 50-х годов!
Ничем не примечательный тип: всё среднее — и рост, и телосложение. Волосы уже редкие, а лицо как у стареющего подпоручика из губернского гарнизона. Ганька проницательно прищурился.
Михаил молча пожал плечами. Конечно, Ганька ничего не стал ему объяснять. И вот теперь заурядный человек Мишка был свергнут незаурядным — Ганькой. Он, Ганька Мясников, словно бы сделался равновелик революции.
Ночевать Ганька остался в Чека. Устроился на стульях, сунув под голову кожаную подушку с кресла. А под утро его грубо растолкал Жужгов. В лесу возле расстрельной поляны Жужгов и его команда нашли только один труп, труп Джонсона, — там, куда его и оттащили.
А второго трупа не было. Валялись срубленные ветки осины, которыми чекисты забросали тела, но Великий князь Михаил исчез. Лишь чернели пятна крови на траве. В полумраке кабинета белое лицо Жужгова было будто у мертвеца.
В окно светил месяц — ясный, как приговор трибунала. За изразцовой печью тихо трещал сверчок. Ганька принялся бешено скрести кудлатую башку. Обшаривай там всё на десять вёрст!
Ищи на железке и на разъезде, ищи у Нобелей! Убить Мишку нам можно, а выпустить — нельзя! Нерехтин лежал на койке и глядел в потолок. Корабельные часы на стенке нащёлкали девять с четвертью вечера.
По-настоящему же исполнилось десять. На всех пароходах и пристанях Волги, Камы и Оки время было установлено нижегородское. От местного, пермского, оно отличалось на 46 минут. Нерехтину не хотелось идти на разговор.
Ему нечего было сказать. Буксир «Лёвшино» выгрузил в Мотовилихе ящики с деталями прессов и вернулся в Нижнюю Курью — в якутовский затон. Команда желала получить расчёт. А денег у Нерехтина не было.
Биржу в Нижнем упразднили, купцы прекратили все дела, заводы еле дышали, и потому Иван Диодорович сумел добыть в Сормове только дюжину ящиков, хотя даже за них Мотовилиха не выплатила фрахт. Бухгалтер сталепушечного завода пообещал, что заплатит — но в июле; пароходную же кассу Нерехтин давно потратил на мазут и провизию. На корме парохода под буксирными арками собрались обе команды — и верхняя, и нижняя. Старпом, боцман, матросы, буфетчик с посудником — и машинисты с кочегарами и маслёнщиком.
Семнадцать человек. Семнадцать дырявых карманов и пустых животов. Семнадцать голодных семей. Ничего нету.
Павлуха Челубеев, кочегар, задёргался всей своей здоровенной тушей, словно рвался из пут, и обиженно закричал: — Одолжись у Якутова! Ты же с ним обнимался на пристани! Якутов, хозяин огромного пароходства, и вправду потерял всё, что имел, но у большевиков не дотянулись руки до мелких собственников, владеющих каким-нибудь буксиром с баржей или парой пригородных судов. Большевики объявили в феврале, что национализируют весь флот до последнего дырявого баркаса, — и погрязли в зимнем ремонте сотен пароходов.
Они запороли навигацию, поэтому крохотные буржуйчики вроде капитана Нерехтина ещё беззаконно суетились самостоятельно, худо-бедно добывая себе пропитание. Митька, маслёнщик, никогда не знал, что делать. Для руководства захваченным флотом большевики учредили Речной комитет. Работникам там выдавали паёк.
Но Речком с весны никого не брал на довольствие — на мёртвых судах не было работы. К тому же вся Кама знала: Нерехтин — из тех капитанов, которых называют «батей». Он за свою команду жизнь положит. От таких не уходят по доброй воле.
Тем более в какой-то Речком — в казённую контору. Я тут по затону потёрся, и народ говорит, что на пристанях тыщи мешочников сидят. И жратва у них есть, и деньги. А Речком всех нас держит взаперти, вроде как в Елабуге иль бо Сарапуле по реке шастает банда Стахеева на судах.
Ребята прикидывают самовольно угнать пароходы из затона и возить мешочников. Думаю, братцы, надо нам вместе с народом леворюцию делать! Речники, сидевшие на трюмном коробе, оживлённо загудели. Гришка заулыбался ещё шире, довольный своим замыслом: — У откоса две наливные баржи стоят.
Полные под пробку. А на плашкоутном мосту большевики поставили пулемёт. Или не увидел, когда заходили? Осип Саныч Прокофьев — маленький, плешивый и в круглых железных очках — считался лучшим машинистом на Каме.
Он всегда был аккуратным и основательным. Он рассуждал так же, как и работал, прикладывая слово точно к слову, будто собирал из деталей механизм. Боцман Панфёров деликатно откашлялся. Спасение для нас — только мешочники, значит, надо поднимать бунт и прорываться из затона.
Команда как считает? Иван Диодорович знал: социализировать — значит взять в собственность работников, а не государства — как при большевистской национализации. Работники и станут решать, что делать буксиру. Нерехтин угрюмо молчал.
Старпом Зеров был мужиком прямым и справедливым. Он старался для команды. Однако Нерехтин всё равно ощутил горечь, будто его предали. Затон, заставленный буксирами, брандвахтами и пассажирскими судами, освещало багровое закатное солнце.
Пустые дымовые трубы чернели как на пепелище. Тянулась к небу стрела землечерпалки. Колодезными журавлями торчали вдоль берега оцепы — самодельные подъёмные краны. Возле судоямы с поднятым путейским пароходом застыли на огромных воробах два снятых гребных колеса без плиц.
В краснокирпичных мастерских на дамбе звенели молотки кузнецов. Над водой, над судами и над вербами носились и верещали стрижи. Жизнь тихо текла сквозь проклятый богом восемнадцатый год. За ним находились четыре больших деревянных дома на каменных подклетах, сад, разные службы и церковка Иоанна Златоуста с куполом и шатровой колокольней.
Церковка была обшита тёсом и побелена. Весь город знал, что монахи на подворье укрывают офицеров, которые пробираются на юг — в Челябу к восставшим белочехам и в Тургайские степи к атаману Дутову. Облаву устроили утром. По Петропавловской улице, переваливаясь как утка, ехал грузный броневик «Остин» с круглой башней и тонкими колёсами; за ним на пролётках — чекисты Малкова.
Взрыв динамитной шашки распахнул оба прясла могучих ворот. Пулемёт из его башни лупил по стенам и резным крылечкам, сыпалось колотое стекло, летели щепки, носились перепуганные куры из курятника. Офицеры выпрыгивали из окон и разбегались кто куда, лезли на заплоты, прятались за поленницами. Чекисты били по ним из револьверов.
В подклеты и погреба сразу бросали бомбы. Тех, кто сдался, согнали к стене церкви. Офицеры выглядели жалко: рубахи порваны, галифе без ремней обвисли мешками, ноги босые. В башне опять загремел пулемёт.
Офицеры повалились друг на друга. Ганька был доволен. Всё идёт, как он и планировал. Убитые офицеры уже не расскажут, что не имели отношения к исчезновению Великого князя Михаила.
Но куда же этот сукин сын подевался после расстрела?.. До Мотовилихи ему, раненому, не дойти. В Нобелевском посёлке стоит охрана. Может, Мишка приковылял к железной дороге и зацепился за какой-нибудь поезд?..
Но патруль снял бы его в Лёвшино или на Чусовском мосту, где досматривают все эшелоны… Нет, скорее всего, Романов уполз в лес и сдох под валежником, а Жужгов со своими подручными его просто не нашёл. И хрен с ним, с Мишкой. Главное — чтобы Малков об этом не пронюхал. Ганька и сам не очень понимал, почему ему так хотелось убить Великого князя.
Неприязни к Михаилу он не испытывал. Классовой ненависти — тоже. Видимо, дело в том, что Ганька всегда стремился быть особенным. Оказалось, что это сложно.
Девкам он не нравился — на цыгана похож. Играть на гармошке не получалось. В ремесленной школе он учился хорошо, бойко, но его, неряху, не любили. Ганька поступил на сталепушечный завод слесарем в снарядный цех.
А на заводе особенными людьми считались мастера — из тех, что управляли гигантским паровым Царь-молотом или сваривали металл электрической дугой, как изобрёл инженер Славянов. Однако у Ганьки для вдумчивой и кропотливой работы никогда не хватало терпения. На заводе он познакомился с большевиками — и наконец-то понял, как стать особенным без особенных усилий. Большевики готовили мировую революцию, устраивали стачки, запасались оружием, печатали прокламации, сидели в тюрьмах.
Тюрьма Ганьку не пугала — он везде сумеет поставить себя. А человек, пострадавший за убеждения, неизбежно обретал уважение и славу. С делами подполья Ганька помотался по державе от Перми до Баку, изрядно помыкался по тюрьмам и ссылкам от Тюмени до Ленских приисков. Ко времени революции он уже числился в испытанных бойцах партии.
Однако на многолюдном съезде в Таврическом дворце Ганька понял, что здесь он — опять один из равных. А равенство ему всегда было против шерсти. Как же выделиться из серой толпы депутатов в солдатских шинелях и рабочих тужурках? Изворотливое воображение Ганьки быстро отыскало вполне подходящий способ.
В Перми, в ссылке, маялся от скуки Великий князь Михаил. Надо его расстрелять. Вот такого уж точно никто не делал! И весной Ганька ловко перебрался из мотовилихинского Совета в Губчека.
Он не сомневался, что Свердлов одобрит его дерзость. С ним, с Ганькой, «товарищ Андрей» был одного поля ягода, только сумел выскочить наверх. Облава чекистов на Белогорское подворье растолкует пермским обывателям, как Мишка Романов смылся из-под надзора. Оставалось решить вопросик с архиепископом Андроником.
Умный поп наверняка проведал, что офицерьё тут не при деле: большевики сами без всякого повода шлёпнули Великого князя. Архиепископ мог объявить об этом в храме. Попа надо было заткнуть. Андроник давно уже раздражал Совет заступничествами за арестованных и требованиями не трогать храмы.
По слухам, он призывал паству молиться о возвращении старых порядков. Конечно, он понимал, что за ним придут, и каждый вечер причащался перед сном как перед гибелью. И за ним пришли. Он, гадина, встретил чекистов в облачении странника, в клобуке и с посохом.
Допрашивать попа было, в общем, не о чем — Андроник и без ареста не таил своих деяний. Но Ганьке хотелось поспорить, и он сказал Малкову, что сам проведёт допрос. Андроник сидел у стола в тёмных и длинных одеждах. Ганьку всегда недобро подзуживало чужое превосходство: ему тотчас хотелось стать хоть в чём-то умнее умного и главнее главного.
Ты же против бога! Ты нашему вопросу заклятый враг, а мы строим царство справедливости на земле! Божье царство! Ганька всегда легко ухватывал идеи соперников и говорил с ними на одном языке.
Он был уверен, что переспорит попа. А поп не пожелал спорить. Малков решил не тянуть канитель с архиепископом. Ганька поигрался — и всё, хватит.
Попа надо убирать, пока Совет ещё ничего не знает. Во дворе Губчека Андроника посадили в фаэтон рядом с милиционером и подняли крышу, чтобы случайные прохожие никого не заметили. Правил экипажем Жужгов. С Оханской улицы фаэтон свернул на Екатерининскую, потом на Сибирскую.
Когда проехали Солдатскую слободку и пересыльную тюрьму на тракте, Жужгов оглянулся. Поп, ясное дело, увидел, что его везут вовсе не в тюрьму, — значит, должен испугаться, заёрзать. Но сидел спокойно. Жужгов потихоньку разозлился.
В пяти верстах от города он остановил фаэтон. Попу сунули в руки заступ и приказали копать себе яму на обочине тракта. Андроник был ещё не старым мужиком, крепким. Он выбрасывал землю без спешки, но и не медлил.
Чекисты топтались рядом и курили. Наконец Жужгов не выдержал и отобрал у Андроника лопату. Андроник лёг на дно и перекрестился. Он смотрел на вечереющее небо за кронами сосен, а не на палачей.
Жужгов почувствовал себя уязвлённым и принялся сноровисто закидывать архиепископа комьями суглинка. Андроник закрыл глаза. Суглинок быстро завалил лежащего в могиле человека. Там, под слоем земли, Андроник ещё был жив, но не шевелился, не бился в судорогах или в ужасе, будто взял да и умер сам, лишь бы досадить чекистам своим бесстрашием.
Тогда Жужгов вытащил наган и начал стрелять в могилу. Советская власть от слов не отступает. До революции Демидов был помощником капитана на пароходе «Ярило». Судно принадлежало пароходству «Былина».
Начальство знало, что Демидов — большевик; однажды в Сызрани жандармы взяли его за провоз прокламаций, и Дмитрий Платонович распорядился внести залог для освобождения своего служащего. Якутов считал, что убеждения сотрудников его не касаются. До революции сложные взаимодействия речного флота с промышленностью и торговлей регулировали биржи и сами судокомпании, но большевики смело взвалили всё на плечи государства. Дмитрий Платонович искренне интересовался новой организацией работы, хотя и сомневался в ней.
Коллегия заседала в зале собраний дирекции. В Перми на берегу Камы — прямо над пристанями — Дмитрий Платонович построил настоящий дворец с колоннами и садом. Впрочем, коммерция требовала, чтобы Якутов жил в Петербурге, Москве или Нижнем Новгороде — рядом с банками и биржевыми комитетами, поэтому свой дворец Дмитрий Платонович отдал под контору Соединённого пароходства, а себе оставил только квартиру в мансарде. В зал стащили все стулья, что нашлись.
Зал был забит людьми — бывшими судовладельцами и коммерсантами, капитанами, представителями затонных комитетов и Деловых Советов, которые контролировали работу пароходств. Стоял гомон, к лепным карнизам поднимался табачный дым, на паркете под ногами хрустели мусор и шелуха от семечек. Коллегия помещалась за столом, покрытым красным сукном. Батурин курил, Рогожкин перекладывал бумаги.
В толпе поднялся старик с белой бородой и в картузе. Это как мужику без лошади! Не губи, товарищ! Хоть на старости лет, отец, работай честно, сам, не эксплуатируй чужой труд!
Любая машина нуждается в обслуживающем персонале, то есть хозяин использует наёмных работников. Я про себя и не заикаюсь. У «Лёвшина» машина в пятьсот сил. Дмитрий Платонович присутствовал на заседании коллегии как советник Речкома, а Иван Диодорович приехал из затона, чтобы узнать положение дел.
Дмитрий Платонович не верил в идеи большевиков. Маркс утверждал, что всё зависит от собственности на средства производства, а Якутов по опыту знал, что всё зависит от качества этих самых средств. То есть от прогресса. Чем прогрессивнее технологии, тем богаче компании, а богатые компании заинтересованы в социальной справедливости.
Прогрессу Дмитрий Платонович и был обязан своим капиталом. На флот он пришёл тридцать лет назад. Сын разорившегося тверского купца, он служил в товариществе «Самолёт» коммерческим агентом. Товарищество перевело агентов на процент с доходов, и Митя Якутов заработал первые неплохие деньги.
Ему было двадцать лет. Он арендовал буксир, а через год уже выкупил его. Так началось восхождение к славе «пароходного короля» всей Камы. Он не жалел средств, перенимая новое.
Судовладельцы стали переводить паровые машины с дров на мазут — и Митя тоже перевёл. Появились наливные суда — он заказал себе такие же. Коломенский завод начал выпуск дизелей — Якутов был среди первых покупателей. Дмитрий Васильевич Сироткин придумал гигантские баржи — и Якутов последовал его примеру.
Технический прогресс превращал большой расход в огромную прибыль. А прибыль Якутов вкладывал в том числе и в работников своего Соединённого пароходства. Эту политику он заимствовал у Генри Форда, когда съездил в Америку и увидел, как устроен завод Хайленд-парк, на котором потерпели крах профсоюзы. И революцию большевиков Дмитрий Платонович расценивал как ошибочное решение проблем.
Но с историей он не спорил, как не спорил с прогрессом. Что я Главкому доложу? Почему затонные комитеты тянут? Рогожкин, третий член коллегии, поднялся с места.
Если кто не соображает, вышибем из партии! Сгорел амбар — гори и хата. Белочехи, Дутов, бандиты на Каме. В городе окопалось офицерское подполье — похитили Михаила Романова.
Не время для навигации. Занимайтесь ремонтом, доделывайте то, что зимой не успели. А потакать мелкобуржуазным пережиткам советская власть не будет. И наш флот не будет обслуживать спекулянтов.
Проявляйте сознание, товарищи! И мои баламуты с ними хотят. За большими окнами зала заседаний синела мучительно пустая Кама — ни пассажирских пароходов, ни буксиров с баржами или плотами. Дебаркадеры пристаней были заколочены, а сотни судов бессильно ржавели в затонах.
Сквер красиво стоял над крутым откосом камского берега. В густых липах скрывалась старинная деревянная ротонда с колоннами и куполом. Кама синела в темноте тускло и просторно, а поперёк движения реки через небосвод простиралась дымно светящаяся полоса Млечного Пути. Михаила просто расстреляли, но не добили.
Ханс Иванович был управляющим Нобелевским городком. Товарищество братьев Нобель построило на Волге, Каме и Оке около десятка перевалочных пунктов — городков. У Нобелей всё делалось тщательно и вдумчиво. Сутью любого городка были огромные клёпаные баки для нефти и мазута; участок с баками был огорожен противопожарными рвами.
На реке сооружали затон и пирсы, ставили плавучую нефтеперекачку. В стороне от баков располагались кирпичные дома аккуратного посёлка для работников с обязательным садом, клубом, маленькой школой, лазаретом и электростанцией. От ближайшего разъезда подтягивали железнодорожную ветку. Освещённые электричеством игрушечные нобелевские городки казались поселениями из будущего.
Всю навигацию к ним безостановочно шли караваны нефтебарж и наливных судов с продукцией бакинских промыслов и заводов компании «Бранобель». Ему навылет прострелили правое лёгкое и пулей разбили затылок. Однако он дополз до нас после расправы. Анна Бернардовна, конечно, промыла ему раны и перевязала.
Алексей Иванов планирует выйти на международный рынок с помощью Netflix Фото: Наталья Чернохатова Автор известных книг «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Ёбург» презентовал свою новую книгу «Тени тевтонов». На встрече Алексей Иванов поделился планами на будущее. Действие романа «Тени тевтонов» разворачивается в двух временных параллелях — в мае 1945 года и в середине 15 века, на одной территории. Алексей Иванов сумел выстроить захватывающий сюжет, легко объединивший исторические факты и фантазию. По книге уже собираются снять фильм.
Иванов А.: Бронепароходы
Бронепароходы. Постер книги Бронепароходы. Войну вели и люди, и технологии, и капиталы. Роман «Бронепароходы» писателя Алексея Иванова выйдет 24 января в формате электронной и аудиокниги на «Букмейте» для подписчиков «Яндекс Плюса».
Вышел новый роман Алексея Иванова «Бронепароходы»
Вернётся ли прежнее благополучие? Михаил сидел молча и размышлял: куда его отправляют? На восток — в Екатеринбург? Газеты писали, что от Пензы и Самары до Иркутска и Читы восстали эшелоны с военнопленными. А железная дорога, вдоль которой шёл гужевой тракт, вела не только на восток, но и на север. Неужели спецссыльного упекут в глушь, в Соликамск? За деревьями внизу под склоном горы замерцала длинная россыпь острых электрических огней сталепушечного завода — они бессонно горели с начала Великой войны; в цехах что-то устало погромыхивало, курились белые дымы. Фаэтоны, не останавливаясь, устремились вниз и протарахтели колёсами по мощёным улицам Мотовилихи.
Затем грунтовую дорогу обступил лес. Стало жутковато, но Михаил сидел прямо и сохранял бесстрастный вид. Сдержанность давно вошла у него в привычку. Пускай он Великий князь, но его роль и в государстве, и в жизни — подчиняться, а не повелевать. За него всегда всё делали другие, сделают и сейчас. Следует спокойно подождать. Жужгов вытащил из штанов коробку с папиросами и прикурил от серной спички.
Михаил покосился. Дорогой табак Месаксуди. Экспроприированный товар, который прежде простым рабочим был не по карману. Он вспомнил, как от Ники, низложенного императора, в Гатчину пришла телеграмма для брата, адресованная «Его Величеству Михаилу Второму».
Исторический роман о российском речном флоте во время Гражданской войны. Действие книги происходит на Волге и Каме. Красные и белые формируют военные флотилии, бронируют и вооружают мирные речные пароходы. Буксиры становятся канонерками, баржи — плавучими батареями, пассажирские лайнеры — десантными судами.
Ну и все они дерутся. Тема дико интересная, и призма на гражданскую войну необычная — через речной флот. Да только вот большой русский писатель решил сыграть в старую добрую игру в плохих красных и прекрасных белых. Красным он вставил гнилые зубы, скривил их рожи, вложил в рты подзаборную лексику и иначе как последним быдлом не представил. С белыми же по классике обстоит все иначе: чистенькие, красивенькие, свеженькие, добренькие, доблестненькие.
Перешёл — и возглавил вооружённые силы Комитета. Три дня назад его маленькая армия отбила у красных Сызрань. Это был жестокий удар для большевиков.
А вчера Лёлю вызвали в Губчека. Там, на допросе, Лёля и услышала от чекистов о делах своего мужа. Он талантлив и будет побеждать. А большевики возьмут Лёлю в заложницы. Пока не поздно, я обязан увезти её отсюда в Самару — к Володе. Нам нужно добраться всего лишь до Чистополя, оттуда до Самары меньше трёхсот вёрст. Там я найму лодочника или экипаж. Деньги у меня есть.
От несогласия Костя выпрямился и посмотрел на Якутова с укором: — Нет, не авантюра, Дмитрий Платонович. И я не стал бы обременять вас просьбой, если бы мог сам провести Лёлю на пароход. Но ей не преодолеть столь безумного столпотворения! Костя искренне полагал, что все честные люди должны содействовать правому делу. А спасти от Губчека ни в чём не повинную Лёлю — дело правое. У вас остались некие возможности! А у Лёли остался только я! С шумом завертелись колёса за решётками «сияний», труба задымила гуще, из-под обносов по волнам поползла пена, и судно медленно отодвинулось от дебаркадера.
На берегу гомонила обозлённая толпа — те, кому не хватило места. Вслед пароходу полетели камни и поленья. Дмитрий Платонович поправил белую шляпу. Он выглядел таким же сильным и уверенным, как во времена, когда его называли хозяином Камы. Справа на берегу начиналась Пермь. Катя уже дважды бывала здесь у отца и выучила местную топографию. Там, где баржи и краны, — товарные причалы Заимки, за ними — механический завод и склады, на холме — Слудская церковь, доходные дома по Набережной улице, колокольня Кафедрального собора со шпилем, пристани… В солнечном небе лепились пухлые груды облаков. Не считаясь с Великой войной, Катя каждый год на вакациях приезжала в Россию.
Одна, без матери или гувернантки, — так поступали европейские девушки-эмансипе. Первый раз Катя решилась на это в шестнадцать лет, и отец ничего не возразил. Он был человеком прогрессивных взглядов. Мама на своей вилле в Бель-Оризон, конечно, от ужаса теряла сознание, и над ней хлопотал доктор Ноэль, её любовник; впрочем, мама была хорошей актрисой и быстро освоилась с новой ролью. Катя любила маму снисходительно, без осуждения, и давно уже поняла, что мама — яркая пустышка, не способная на усилия души. Поэтому отец её и оставил. Правда, он оплачивал и расходы бывшей жены, живущей в Каннах, и обучение дочери в Англии на пансионе. В Нижнем Новгороде у отца были новая жена и сын Алёша — Катин единокровный брат.
Для Кати и Алёшки отец каждый год покупал круиз от Нижнего до Астрахани и обратно. С пароходных галерей Катя смотрела на Россию — на поля и перелески, на уездные городишки с церквями и дебаркадерами, на монастыри и фабрики, на старинные кремли и караваны нефтебарж. Алёшка, негодяй, курил, считая себя уже взрослым. Командиры пароходов знали, что везут детей Дмитрия Платоновича Якутова. В ресторанах Катя и Алёшка всегда сидели за столом с капитанами или первыми помощниками. И Роман Горецкий был первым помощником на роскошном «Витязе»… Не потому ли он стал ухаживать за Катей?.. Нет, Роман Андреевич не такой… Где он сейчас? Как им найти друг друга во взорванной стране?..
В мае мама не смогла приехать к дочери на аттестацию в «Шерборн скул гёлс» — у мамы кипели бурные объяснения с Ноэлем, который опять проиграл её деньги в казино и хотел сбежать. И Катя тоже не поехала к маме в Канны. Трудно было добраться до Петрограда, когда вдоль берегов Ютландии Северное море бороздили германские броненосцы, но Катя добралась. Она отправила отцу телеграмму. Отец тотчас телефонировал управляющему своей петроградской конторой, чтобы тот проводил Катю на курьерском до Нижнего. Там её встретил Алёшка. Он посадил сестру на буксир «Лёвшино» к дяде Ване Нерехтину, капитану и папиному другу. Буксир возвращался из Нижнего в Пермь.
В прибрежных сёлах и городах творилось чёрт знает что: стреляли, грабили, захватывали пароходы. Дядя Ваня не рисковал причаливать, и Катя не смогла навестить в Сарапуле тётю Ксению Стахееву, мамину подругу по театру, которая тоже выскочила замуж за состоятельного коммерсанта. Но бог с ней, с тётей Ксенией. Катя стремилась к отцу. Это было важнее всего. Катя стояла у фальшборта в лёгком твидовом пальто и обеими руками, чтобы не сдул ветер, держала за поля шляпку, какую носили в «Шерборн скул гёлс». Дебаркадер приближался. Соединённое коммерческое пароходство Д.
В утробе буксира шумно и мощно, как слон, дышала паровая машина. В рубке дядя Ваня звякал машинным телеграфом и командовал штурвальному: — Ещё на четверть доверни, Гришка, не бойся. За время плавания Катя узнала, что дядя Ваня тихо гордится машинным телеграфом — новым устройством, заменившим старую переговорную трубу, и паровым приводом к штурвалу от малого агрегата — камерона, а деревенский простак Гришка Коногоров не может приноровиться к лёгкости управления. На носу матрос готовился бросать швартовочный конец. Катя увидела отца. В праздничном белом костюме, заметный издали, он спускался к пристани с эстакады от какого-то большого склада. Катя смотрела на Дмитрия Платоновича со странным волнением в душе. Отец, которого не было в её детстве… Сильный и решительный мужчина… А хищная природа мужчин и притягивала её, и отталкивала.
Любит она отца или ненавидит? И то и другое. Это называется ревность. Катя ревновала его — но к кому?.. Уж точно не ко второй жене. И конечно, не к Алёшке. Она ревновала его к жизни. Хотела сделать так, чтобы отцу не хватало её, как ей самой не хватало его.
Подвижная громада буксира мягко сомкнулась с неподвижной тушей дебаркадера, заслонившей солнце. Матросы вытягивали швартовы. Лязгнула дверка фальшборта, брякнул длинный трап. Отец вдруг оказался рядом — такой живой и настоящий, и Катя, зажмурившись, ощутила его поцелуй на щеке. Катя не ответила на поцелуй. Она не терялась с людьми, но поневоле как-то отступала перед отцом. Он всегда словно был больше её и свободнее. Дядя Ваня, капитан Нерехтин, спустился на палубу из рубки.
Нерехтин и Якутов дружески обнялись. Дмитрий Платонович глянул Кате в глаза. Когда ещё наладят пристойное сообщение? На медицинский факультет. Она внимательно следила за реакцией отца. И Дмитрий Платонович, для всех в любое время энергично готовый к действию, будто потеплел изнутри. Возле фальшборта стояли Катины вещи: два чемодана и саквояж. После прекращения пассажирского судоходства носильщики исчезли с пристаней.
Дмитрий Платонович сам подхватил чемоданы. Нерехтин притормозил его, взяв за локоть, и закричал своим матросам, уже перешедшим на дебаркадер: — Скрягин, Краснопёров, пособите донести! Он — заместитель председателя Губчека, и его присутствие насторожило бы Михаила. Ганька поручил дело Жужгову и всю ночь ждал чекистов в Мотовилихе, в отделе милиции. Команда Жужгова вернулась уже утром. Вместо доклада Жужгов чиркнул пальцем по горлу — всё, князя порешили. Чекисты разобрали багаж расстрелянных и поделили вещи; френчи и сапоги покойников сожгли в бурьяне у забора. Вечером, отоспавшись, Ганька отправил Жужгова с его подручными закопать тела, оставленные в лесу, и покатил из Мотовилихи в Пермь.
Губчека располагалась в небольшом особняке на углу Петропавловской и Оханской. Во дворе стояли реквизированные телеги спекулянтов с барахлом, туда-сюда ходили чекисты в портупеях и милиционеры с винтовками, к стенам жались какие-то чинно одетые господа — просители за арестованных; в комнатах было многолюдно и накурено, трещали «ундервуды», звенели телефоны. Ганька лихо уселся на стол прямо перед Малковым, председателем ЧК. А я давно заявлял — надо Романова к стенке! Малков прекрасно знал, что Ганька сам устроил ночью расстрел Великого князя. Да и вообще он сучий хвост, от которого одни только напасти. Цельный месяц Ганька кричал на митингах, будто бы рабочие возмущаются, что Великий князь жирует в гостинице, гоняет на авто и плавает за Каму на моцион, да ещё и бабу свою к себе вызвал. Рабочим на князя было начхать, а вот Ганька надоел своими нападками на исполком и Губчека.
Во дворе он отвёл своего заместителя подальше от раскрытых окон. Дать фальшивое объявление в местных «Известиях» придумал тоже Ганька. Расстрел Великого князя он решил держать в тайне — опасался мятежа монархистов. Ганька убедил Малкова представить исчезновение Михаила как похищение: дескать, князя увезли заговорщики из офицеров. По слухам, они укрывались на подворье Белогорского монастыря под крылом архиепископа Андроника. Похищение князя можно использовать как повод для разгрома подворья и ареста архиепископа. А бабы-салопницы — купчихи и мещанки, почитающие Андроника, — не вооружённое офицерьё, они мятеж не поднимут. Прищемим рясу святому отцу.
Малков — кряжистый и медлительный — туповато молчал, размышляя. Быстрый и сообразительный Ганька смотрел на него снисходительно. Мы лучше нарочного к Свердлову пошлём. Ганька был необыкновенно доволен собой. Он совершил то, что хотел, — убил Великого князя, хотя ни ЧК, ни партия его на такое не уполномочили. А тугодум Малков не мог справиться с неукротимым Ганькой и всегда тащился вслед за его выкрутасами, лишь ворчал и бессильно грозился, как старая баба. Дымя папироской, Ганька Мясников отправился прогуляться. Он ощущал себя повелителем города.
Ладный и ловкий, он шёл разболтанной походочкой уголовника. Встречные бабы поневоле косились на него — было что-то лихое и необычное в этом молодом и большеротом мужике с чёрной неряшливой щетиной и хитрыми глазами. Красный свет заката летел вдоль длинных улиц, вдоль сомкнутых фасадов. Над головой у Ганьки проплывали ржавеющие вывески торговых домов, контор, галантерейных магазинов, ресторанов, аптек и фотографических салонов. Большие окна пассажей были заколочены досками. На замусоренных тротуарах лежали тени телеграфных столбов с решётками перекладин. Мимо кирпичных арок катились крестьянские телеги. В театральном сквере паслись козы.
С улиц исчезли чиновники в сюртуках и дамы с белыми зонтиками; возле афишных тумб, заклеенных декретами, бойкие работницы в косынках лузгали семечки и пересмеивались с солдатами. Ганька вспоминал свою единственную встречу с Великим князем. Ганьке любопытно было посмотреть на Романова, и Мишку привезли на допрос. Ничем не примечательный тип: всё среднее — и рост, и телосложение. Волосы уже редкие, а лицо как у стареющего подпоручика из губернского гарнизона. Ганька проницательно прищурился. Михаил молча пожал плечами. Конечно, Ганька ничего не стал ему объяснять.
И вот теперь заурядный человек Мишка был свергнут незаурядным — Ганькой. Он, Ганька Мясников, словно бы сделался равновелик революции. Ночевать Ганька остался в Чека. Устроился на стульях, сунув под голову кожаную подушку с кресла. А под утро его грубо растолкал Жужгов. В лесу возле расстрельной поляны Жужгов и его команда нашли только один труп, труп Джонсона, — там, куда его и оттащили. А второго трупа не было. Валялись срубленные ветки осины, которыми чекисты забросали тела, но Великий князь Михаил исчез.
Лишь чернели пятна крови на траве. В полумраке кабинета белое лицо Жужгова было будто у мертвеца. В окно светил месяц — ясный, как приговор трибунала. За изразцовой печью тихо трещал сверчок. Ганька принялся бешено скрести кудлатую башку. Обшаривай там всё на десять вёрст! Ищи на железке и на разъезде, ищи у Нобелей! Убить Мишку нам можно, а выпустить — нельзя!
Нерехтин лежал на койке и глядел в потолок. Корабельные часы на стенке нащёлкали девять с четвертью вечера. По-настоящему же исполнилось десять. На всех пароходах и пристанях Волги, Камы и Оки время было установлено нижегородское. От местного, пермского, оно отличалось на 46 минут. Нерехтину не хотелось идти на разговор. Ему нечего было сказать. Буксир «Лёвшино» выгрузил в Мотовилихе ящики с деталями прессов и вернулся в Нижнюю Курью — в якутовский затон.
Команда желала получить расчёт. А денег у Нерехтина не было. Биржу в Нижнем упразднили, купцы прекратили все дела, заводы еле дышали, и потому Иван Диодорович сумел добыть в Сормове только дюжину ящиков, хотя даже за них Мотовилиха не выплатила фрахт. Бухгалтер сталепушечного завода пообещал, что заплатит — но в июле; пароходную же кассу Нерехтин давно потратил на мазут и провизию. На корме парохода под буксирными арками собрались обе команды — и верхняя, и нижняя. Старпом, боцман, матросы, буфетчик с посудником — и машинисты с кочегарами и маслёнщиком. Семнадцать человек. Семнадцать дырявых карманов и пустых животов.
Семнадцать голодных семей. Ничего нету. Павлуха Челубеев, кочегар, задёргался всей своей здоровенной тушей, словно рвался из пут, и обиженно закричал: — Одолжись у Якутова! Ты же с ним обнимался на пристани! Якутов, хозяин огромного пароходства, и вправду потерял всё, что имел, но у большевиков не дотянулись руки до мелких собственников, владеющих каким-нибудь буксиром с баржей или парой пригородных судов. Большевики объявили в феврале, что национализируют весь флот до последнего дырявого баркаса, — и погрязли в зимнем ремонте сотен пароходов. Они запороли навигацию, поэтому крохотные буржуйчики вроде капитана Нерехтина ещё беззаконно суетились самостоятельно, худо-бедно добывая себе пропитание. Митька, маслёнщик, никогда не знал, что делать.
Для руководства захваченным флотом большевики учредили Речной комитет. Работникам там выдавали паёк. Но Речком с весны никого не брал на довольствие — на мёртвых судах не было работы. К тому же вся Кама знала: Нерехтин — из тех капитанов, которых называют «батей». Он за свою команду жизнь положит. От таких не уходят по доброй воле. Тем более в какой-то Речком — в казённую контору. Я тут по затону потёрся, и народ говорит, что на пристанях тыщи мешочников сидят.
И жратва у них есть, и деньги. А Речком всех нас держит взаперти, вроде как в Елабуге иль бо Сарапуле по реке шастает банда Стахеева на судах. Ребята прикидывают самовольно угнать пароходы из затона и возить мешочников. Думаю, братцы, надо нам вместе с народом леворюцию делать! Речники, сидевшие на трюмном коробе, оживлённо загудели. Гришка заулыбался ещё шире, довольный своим замыслом: — У откоса две наливные баржи стоят. Полные под пробку. А на плашкоутном мосту большевики поставили пулемёт.
Или не увидел, когда заходили? Осип Саныч Прокофьев — маленький, плешивый и в круглых железных очках — считался лучшим машинистом на Каме. Он всегда был аккуратным и основательным. Он рассуждал так же, как и работал, прикладывая слово точно к слову, будто собирал из деталей механизм. Боцман Панфёров деликатно откашлялся. Спасение для нас — только мешочники, значит, надо поднимать бунт и прорываться из затона. Команда как считает? Иван Диодорович знал: социализировать — значит взять в собственность работников, а не государства — как при большевистской национализации.
Работники и станут решать, что делать буксиру. Нерехтин угрюмо молчал. Старпом Зеров был мужиком прямым и справедливым. Он старался для команды. Однако Нерехтин всё равно ощутил горечь, будто его предали. Затон, заставленный буксирами, брандвахтами и пассажирскими судами, освещало багровое закатное солнце. Пустые дымовые трубы чернели как на пепелище. Тянулась к небу стрела землечерпалки.
Колодезными журавлями торчали вдоль берега оцепы — самодельные подъёмные краны. Возле судоямы с поднятым путейским пароходом застыли на огромных воробах два снятых гребных колеса без плиц. В краснокирпичных мастерских на дамбе звенели молотки кузнецов. Над водой, над судами и над вербами носились и верещали стрижи. Жизнь тихо текла сквозь проклятый богом восемнадцатый год. За ним находились четыре больших деревянных дома на каменных подклетах, сад, разные службы и церковка Иоанна Златоуста с куполом и шатровой колокольней. Церковка была обшита тёсом и побелена. Весь город знал, что монахи на подворье укрывают офицеров, которые пробираются на юг — в Челябу к восставшим белочехам и в Тургайские степи к атаману Дутову.
Облаву устроили утром. По Петропавловской улице, переваливаясь как утка, ехал грузный броневик «Остин» с круглой башней и тонкими колёсами; за ним на пролётках — чекисты Малкова. Взрыв динамитной шашки распахнул оба прясла могучих ворот. Пулемёт из его башни лупил по стенам и резным крылечкам, сыпалось колотое стекло, летели щепки, носились перепуганные куры из курятника. Офицеры выпрыгивали из окон и разбегались кто куда, лезли на заплоты, прятались за поленницами. Чекисты били по ним из револьверов. В подклеты и погреба сразу бросали бомбы. Тех, кто сдался, согнали к стене церкви.
Офицеры выглядели жалко: рубахи порваны, галифе без ремней обвисли мешками, ноги босые. В башне опять загремел пулемёт. Офицеры повалились друг на друга. Ганька был доволен. Всё идёт, как он и планировал. Убитые офицеры уже не расскажут, что не имели отношения к исчезновению Великого князя Михаила. Но куда же этот сукин сын подевался после расстрела?.. До Мотовилихи ему, раненому, не дойти.
В Нобелевском посёлке стоит охрана. Может, Мишка приковылял к железной дороге и зацепился за какой-нибудь поезд?.. Но патруль снял бы его в Лёвшино или на Чусовском мосту, где досматривают все эшелоны… Нет, скорее всего, Романов уполз в лес и сдох под валежником, а Жужгов со своими подручными его просто не нашёл. И хрен с ним, с Мишкой. Главное — чтобы Малков об этом не пронюхал. Ганька и сам не очень понимал, почему ему так хотелось убить Великого князя. Неприязни к Михаилу он не испытывал. Классовой ненависти — тоже.
Видимо, дело в том, что Ганька всегда стремился быть особенным. Оказалось, что это сложно. Девкам он не нравился — на цыгана похож. Играть на гармошке не получалось. В ремесленной школе он учился хорошо, бойко, но его, неряху, не любили. Ганька поступил на сталепушечный завод слесарем в снарядный цех. А на заводе особенными людьми считались мастера — из тех, что управляли гигантским паровым Царь-молотом или сваривали металл электрической дугой, как изобрёл инженер Славянов. Однако у Ганьки для вдумчивой и кропотливой работы никогда не хватало терпения.
За последние два года по его книгам сняли сериал «Пищеблок» и фильм «Сердце пармы». Мы встретились с Алексеем Ивановым и поговорили с ним о том, как живется в современной России, о его страхах, возможной эмиграции и будущем романе, действие которого частично будет разворачиваться на Южном Урале.
От Алексея Иванова до Ханьи Янагихары: 10 лучших книг зимы 2023-го
Роман Алексея Иванова «Бронепароходы» (М.: РИПОЛ классик. «Проза года» и «Электронные издания и аудиокниги». Вышла новая книга Алексея Иванова «Бронепароходы». А в ней Пермь, Кама, 1918 год, великий князь Михаил Романов, злые чекисты, молодые герои, решительная девушка Катя и пароходы на великой реке. ↑ «Бронепароходы»: вышла актуальная книга Алексея Иванова (неопр.). Алексей Иванов.
Алексей Иванов «Бронепароходы»
Алексей Иванов в Челябинске презентовал роман-эпопею «Бронепароходы». Книга Алексея Иванова «Бронепароходы» — скачать в fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн. Алексей Иванов во время встречи поделился с челябинцами подробностями создания произведения. Книгу «Бронепароходы», автор которой — Алексей Викторович Иванов, вы можете почитать на сайте или в приложении для iOS или Android.
От Алексея Иванова до Ханьи Янагихары: 10 лучших книг зимы 2023-го
| Эмигрантский истерн с нотками перестроечного маразма | «Бронепароходы» Алексея Иванова — это новый монументальный роман о людях, которые в самые сложные исторические периоды остаются верны себе. |
| Обзор книги «Бронепароходы» Алексея Иванова | В Челябинске с презентацией своей книги «Бронепароходы» побывал писатель Алексей Иванов — один из самых известных и экранизируемых авторов страны. |
Обзор книги «Бронепароходы» Алексея Иванова
Вышла новая книга Алексея Иванова «Бронепароходы». А в ней Пермь, Кама, 1918 год, великий князь Михаил Романов, злые чекисты, молодые герои, решительная девушка Катя и пароходы на великой реке. Алексей Иванов Бронепароходы. Алексей Иванов — о процессе создания романа. Являясь поклонником творчества Алексея Викторовича Иванова, я с нетерпением жду каждый его новый роман. И вот в 2023 году выходит роман " Бронепароходы". Закажите книгу «Бронепароходы. Роман» от автора Иванов Алексей Викторович ISBN: 978-5-386-14942-0, с доставкой и по низкой цене.